«Тому беда, кто жаждет разрушенья,
Кто ищет в трупах славу и забвенье.
Его молитвы не услышит Бог,
И своего не даст благословенья!» —
Так пел певец, и в золотой чертог
Влетела песнь, и шах пришел в смятенье.
— Кто там поет? — в волненьи шах изрек,
И мигом стражники пришли в движенье.
И пал певец во прах у шахских ног.
Что скажет он для своего спасенья?
— Ни в чем я не повинен, видит Бог,
Дар песнопенья — Божье озаренье!
— Я властен над тобой, — промолвил шах, —
И проклянешь ты, раб, свое рожденье!
— Ну что ж, — сказал поэт, — велик Аллах!
Чтоб делать зло, не надобно уменья.
Вершит убийство и зверье в лесах
И даже мертвый камень в миг паденья.
Погасло пламя гневное в глазах,
Правитель погрузился в размышленье.
Он поднял знаком павшего во прах:
— Ступай и не пытай мое терпенье!
С тех пор владыка, говорят, зачах,
С тех пор он смерти ждал, как искупленья,
До самого конца в его ушах
Звучала песня, словно осужденье.
И слышал царь, внушавший миру страх:
«Тому беда, кто жаждет разрушенья,
Того к себе не призовет Аллах,
И своего не даст благословенья».