1 2 
     

     

     

Царь с царицею простился,    

В путь-дорогу снарядился,    

И царица у окна    

Села ждать его одна.    

Ждет-пождет с утра до ночи,    

Смотрит в поле, инда очи    

Разболелись глядючи    

С белой зори до ночи;    

Не видать милого друга!    

Только видит: вьется вьюга,    

Снег валится на поля,    

Вся белешенька земля.    

Девять месяцев проходит,    

С поля глаз она не сводит.    

Вот в сочельник в самый, в ночь    

Бог дает царице дочь.    

Рано утром гость желанный,    

День и ночь так долго жданный,    

Издалеча наконец    

Воротился царь-отец.    

На него она взглянула,    

Тяжелешенько вздохнула,    

Восхищенья не снесла,    

И к обедне умерла.    

Долго царь был неутешен,    

Но как быть? и он был грешен;    

Год прошел как сон пустой,    

Царь женился на другой.    

Правду молвить, молодица    

Уж и впрямь была царица:    

Высока, стройна, бела,    

И умом и всем взяла;    

Но зато горда, ломлива,    

Своенравна и ревнива.    

Ей в приданое дано    

Было зеркальце одно;    

Свойство зеркальце имело:    

Говорить оно умело.    

С ним одним она была    

Добродушна, весела,    

С ним приветливо шутила    

И, красуясь, говорила:    

"Свет мой, зеркальце! скажи    

Да всю правду доложи:    

Я ль на свете всех милее,    

Всех румяней и белее?"    

И ей зеркальце в ответ:    

"Ты, конечно, спору нет;    

Ты, царица, всех милее,    

Всех румяней и белее".    

И царица хохотать,    

И плечами пожимать,    

И подмигивать глазами,    

И прищелкивать перстами,    

И вертеться подбочась,    

Гордо в зеркальце глядясь.    

Но царевна молодая,    

Тихомолком расцветая,    

Между тем росла, росла,    

Поднялась – и расцвела,    

Белолица, черноброва,    

Нраву кроткого такого.    

И жених сыскался ей,    

Королевич Елисей.    

Сват приехал, царь дал слово,    

А приданое готово:    

Семь торговых городов    

Да сто сорок теремов.    

На девичник собираясь,    

Вот царица, наряжаясь    

Перед зеркальцем своим,    

Перемолвилася с ним:    

"Я ль, скажи мне, всех милее,    

Всех румяней и белее?"    

Что же зеркальце в ответ?    

"Ты прекрасна, спору нет;    

Но царевна всех милее,    

Всех румяней и белее".    

Как царица отпрыгнет,    

Да как ручку замахнет,    

Да по зеркальцу как хлопнет,    

Каблучком-то как притопнет!..    

"Ах ты, мерзкое стекло!    

Это врешь ты мне на зло.    

Как тягаться ей со мною?    

Я в ней дурь-то успокою.    

Вишь какая подросла!    

И не диво, что бела:    

Мать брюхатая сидела    

Да на снег лишь и глядела!    

Но скажи: как можно ей    

Быть во всем меня милей?    

Признавайся: всех я краше.    

Обойди все царство наше,    

Хоть весь мир; мне ровной нет.    

Так ли?" Зеркальце в ответ:    

"А царевна все ж милее,    

Все ж румяней и белее".    

Делать нечего. Она,    

Черной зависти полна,    

Бросив зеркальце под лавку,    

Позвала к себе Чернавку    

И наказывает ей,    

Сенной девушке своей,    

Весть царевну в глушь лесную    

И, связав ее, живую    

Под сосной оставить там    

На съедение волкам.    

Черт ли сладит с бабой гневной?    

Спорить нечего. С царевной    

Вот Чернавка в лес пошла    

И в такую даль свела,    

Что царевна догадалась,    

И до смерти испугалась,    

И взмолилась: "Жизнь моя!    

В чем, скажи, виновна я?    

Не губи меня, девица!    

А как буду я царица,    

Я пожалую тебя".    

Та, в душе ее любя,    

Не убила, не связала,    

Отпустила и сказала:    

«Не кручинься, бог с тобой».    

А сама пришла домой.    

"Что? – сказала ей  царица, –    

Где красавица девица?"    

– Там, в лесу, стоит одна, –    

Отвечает ей она. –    

Крепко связаны ей локти;    

Попадется зверю в когти,    

Меньше будет ей терпеть,    

Легче будет умереть.    

И молва трезвонить стала:    

Дочка царская пропала!    

Тужит бедный царь по ней.    

Королевич Елисей,    

Помолясь усердно богу,    

Отправляется в дорогу    

За красавицей душой,    

За невестой молодой.    

Но невеста молодая,    

До зари в лесу блуждая,    

Между тем все шла да шла    

И на терем набрела.    

Ей на встречу пес, залая,    

Прибежал и смолк, играя;    

В ворота вошла она,    

На подворье тишина.    

Пес бежит за ней, ласкаясь,    

А царевна, подбираясь,    

Поднялася на крыльцо    

И взялася за кольцо;    

Дверь тихонько отворилась,    

И царевна очутилась    

В светлой горнице; кругом    

Лавки, крытые ковром,    

Под святыми стол дубовый,    

Печь с лежанкой изразцовой.    

Видит девица, что тут    

Люди добрые живут;    

Знать, не будет ей обидно!    

Никого меж тем не видно.    

Дом царевна обошла,    

Все порядком убрала,    

Засветила богу свечку,    

Затопила жарко печку,    

На полати взобралась    

И тихонько улеглась.    

Час обеда приближался,    

Топот по двору раздался:    

Входят семь богатырей,    

Семь румяных усачей.    

Старший молвил: "Что за диво!    

Все так чисто и красиво.    

Кто-то терем прибирал    

Да хозяев поджидал.    

Кто же? Выдь и покажися,    

С нами честно подружися.    

Коль ты старый человек,    

Дядей будешь нам навек.    

Коли парень ты румяный,    

Братец будешь нам названый.    

Коль старушка, будь нам мать,    

Так и станем величать.    

Коли красная девица,    

Будь нам милая сестрица".    

И царевна к ним сошла,    

Честь хозяям отдала,    

В пояс низко поклонилась;    

Закрасневшись, извинилась,    

Что-де в гости к ним зашла,    

Хоть звана и не была.    

Вмиг по речи те спознали,    

Что царевну принимали;    

Усадили в уголок,    

Подносили пирожок;    

Рюмку полну наливали,    

На подносе подавали.    

От зеленого вина    

Отрекалася она;    

Пирожок лишь разломила,    

Да кусочек прикусила,    

И с дороги отдыхать    

Отпросилась на кровать.    

Отвели они девицу    

Вверх во светлую светлицу    

И оставили одну,    

Отходящую ко сну.    

День за днем идет, мелькая,    

А царевна молодая    

Все в лесу, не скучно ей    

У семи богатырей.    

Перед утренней зарею    

Братья дружною толпою    

Выезжают погулять,    

Серых уток пострелять,    

Руку правую потешить,    

Сорочина в поле спешить,    

Иль башку с широких плеч    

У татарина отсечь,    

Или вытравить из леса    

Пятигорского черкеса.    

А хозяюшкой она    

В терему меж тем одна    

Приберет и приготовит.    

Им она не прекословит,    

Не перечут ей они.    

Так идут за днями дни.    

Братья милую девицу    

Полюбили. К ней в светлицу    

Раз, лишь только рассвело,    

Всех их семеро вошло.    

Старший молвил ей: "Девица,    

Знаешь: всем ты нам сестрица,    

Всех нас семеро, тебя    

Все мы любим, за себя    

Взять тебя мы все бы ради,    

Да нельзя, так бога ради    

Помири нас как-нибудь:    

Одному женою будь,    

Прочим ласковой сестрою.    

Что ж качаешь головою?    

Аль отказываешь нам?    

Аль товар не по купцам?"    

"Ой вы, молодцы честные,    

Братцы вы мои родные, –    

Им царевна говорит, –    

Коли лгу, пусть бог велит    

Не сойти живой мне с места.    

Как мне быть? ведь я невеста.    

Для меня вы все равны,    

Все удалы, все умны,    

Всех я вас люблю сердечно;    

Но другому я навечно    

Отдана. Мне всех милей    

Королевич Елисей".    

Братья молча постояли    

Да в затылке почесали.    

"Спрос не грех. Прости ты  нас, –    

Старший молвил поклонясь, –    

Коли так, не заикнуся    

Уж о том". – "Я не  сержуся, –    

Тихо молвила она, –    

И отказ мой не вина".    

Женихи ей поклонились,    

Потихоньку удалились,    

И согласно все опять    

Стали жить да поживать.    

Между тем царица злая,    

Про царевну вспоминая,    

Не могла простить ее,    

А на зеркальце свое    

Долго дулась и сердилась;    

Наконец об нем хватилась    

И пошла за ним, и, сев    

Перед ним, забыла гнев,    

Красоваться снова стала    

И с улыбкою сказала:    

"Здравствуй, зеркальце! скажи    

Да всю правду доложи:    

Я ль на свете всех милее,    

Всех румяней и белее?"    

И ей зеркальце в ответ:    

"Ты прекрасна, спору нет;    

Но живет без всякой славы,    

Средь зеленыя дубравы,    

У семи богатырей    

Та, что все ж тебя милей".    

И царица налетела    

На Чернавку: "Как ты смела    

Обмануть меня? и в чем!.."    

Та призналася во всем:    

Так и так. Царица злая,    

Ей рогаткой угрожая,    

Положила иль не жить,    

Иль царевну погубить.    

Раз царевна молодая,    

Милых братьев поджидая,    

Пряла, сидя под окном.    

Вдруг сердито под крыльцом    

Пес залаял, и девица    

Видит: нищая черница    

Ходит по двору, клюкой    

Отгоняя пса. "Постой,    

Бабушка, постой немножко, –    

Ей кричит она в окошко, –    

Пригрожу сама я псу    

И кой-что тебе снесу".    

Отвечает ей черница:    

"Ох ты, дитятко девица!    

Пес проклятый одолел,    

Чуть до смерти не заел.    

Посмотри, как он хлопочет!    

Выдь ко мне". – Царевна хочет    

Выйти к ней и хлеб взяла,    

Но с крылечка лишь сошла,    

Пес ей под ноги – и лает,    

И к старухе не пускает;    

Лишь пойдет старуха к ней,    

Он, лесного зверя злей,    

На старуху. "Что за чудо?    

Видно, выспался он худо, –    

Ей царевна говорит: –    

На ж, лови!" – и хлеб летит.    

Старушонка хлеб поймала:    

"Благодарствую, –  сказала. –    

Бог тебя благослови;    

Вот за то тебе, лови!"    

И к царевне наливное,    

Молодое, золотое,    

Прямо яблочко летит...    

Пес как прыгнет, завизжит...    

Но царевна в обе руки    

Хвать – поймала. "Ради скуки    

Кушай яблочко, мой свет.    

Благодарствуй за обед".    

Старушоночка сказала,    

Поклонилась и пропала...    

И с царевной на крыльцо    

Пес бежит и ей в лицо    

Жалко смотрит, грозно воет,    

Словно сердце песье ноет,    

Словно хочет ей сказать:    

Брось! – Она его ласкать,    

Треплет нежною рукою;    

"Что, Соколко, что с тобою?    

Ляг!" – и в комнату вошла,    

Дверь тихонько заперла,    

Под окно за пряжу села    

Ждать хозяев, а глядела    

Все на яблоко. Оно    

Соку спелого полно,    

Так свежо и так душисто,    

Так румяно-золотисто,    

Будто медом налилось!    

Видны семечки насквозь...    

Подождать она хотела    

До обеда; не стерпела,    

В руки яблочко взяла,    

К алым губкам поднесла,    

Потихоньку прокусила    

И кусочек проглотила...    

Вдруг она, моя душа,    

Пошатнулась не дыша,    

Белы руки опустила,    

Плод румяный уронила,    

Закатилися глаза,    

И она под образа    

Головой на лавку пала    

И тиха, недвижна стала...    

Братья в ту пору домой    

Возвращалися толпой    

С молодецкого разбоя.    

Им на встречу, грозно воя,    

Пес бежит и ко двору    

Путь им кажет. "Не к  добру! –    

Братья молвили: – печали    

Не минуем". Прискакали,    

Входят, ахнули. Вбежав,    

Пес на яблоко стремглав    

С лаем кинулся, озлился,    

Проглотил его, свалился    

И издох. Напоено    

Было ядом, знать, оно.    

Перед мертвою царевной    

Братья в горести душевной    

Все поникли головой,    

И с молитвою святой    

С лавки подняли, одели,    

Хоронить ее хотели    

И раздумали. Она,    

Как под крылышком у сна,    

Так тиха, свежа лежала,    

Что лишь только не дышала.    

Ждали три дня, но она    

Не восстала ото сна.    

Сотворив обряд печальный,    

Вот они во гроб хрустальный    

Труп царевны молодой    

Положили – и толпой    

Понесли в пустую гору,    

И в полуночную пору    

Гроб ее к шести столбам    

На цепях чугунных там    

Осторожно привинтили    

И решеткой оградили;    

И, пред мертвою сестрой    

Сотворив поклон земной,    

Старший молвил: "Спи во гробе;    

Вдруг погасла, жертвой злобе,    

На земле твоя краса;    

Дух твой примут небеса.    

Нами ты была любима    

И для милого хранима –    

Не досталась никому,    

Только гробу одному".    

В тот же день царица злая,    

Доброй вести ожидая,    

Втайне зеркальце взяла    

И вопрос свой задала:    

"Я ль, скажи мне, всех милее,    

Всех румяней и белее?"    

И услышала в ответ:    

"Ты, царица, спору нет,    

Ты на свете всех милее,    

Всех румяней и белее".    

За невестою своей    

Королевич Елисей    

Между тем по свету скачет.    

Нет как нет! Он горько плачет,    

И кого ни спросит он,    

Всем вопрос его мудрен;    

Кто в глаза ему смеется,    

Кто скорее отвернется;    

К красну солнцу наконец    

Обратился молодец.    

"Свет наш солнышко! Ты ходишь    

Круглый год по небу, сводишь    

Зиму с теплою весной,    

Всех нас видишь под собой.    

Аль откажешь мне в ответе?    

Не видало ль где на свете    

Ты царевны молодой?    

Я жених ей". – "Свет  ты мой, –    

Красно солнце отвечало, –    

Я царевны не видало.    

Знать ее в живых уж нет.    

Разве месяц, мой сосед,    

Где-нибудь ее да встретил    

Или след ее заметил".    

Темной ночки Елисей    

Дождался в тоске своей.    

Только месяц показался,    

Он за ним с мольбой погнался.    

"Месяц, месяц, мой дружок,    

Позолоченный рожок!    

Ты встаешь во тьме глубокой,    

Круглолицый, светлоокий,    

И, обычай твой любя,    

Звезды смотрят на тебя.    

Аль откажешь мне в ответе?    

Не видал ли где на свете    

Ты царевны молодой?    

Я жених ей". – "Братец  мой,    

Отвечает месяц ясный, –    

Не видал я девы красной.    

На стороже я стою    

Только в очередь мою.    

Без меня царевна, видно,    

Пробежала". – «Как обидно!»  –    

Королевич отвечал.    

Ясный месяц продолжал:    

"Погоди; об ней, быть может,    

Ветер знает. Он поможет.    

Ты к нему теперь ступай,    

Не печалься же, прощай".    

Елисей, не унывая,    

К ветру кинулся, взывая:    

"Ветер, ветер! Ты могуч,    

Ты гоняешь стаи туч,    

Ты волнуешь сине море,    

Всюду веешь на просторе,    

Не боишься никого,    

Кроме бога одного.    

Аль откажешь мне в ответе?    

Не видал ли где на свете    

Ты царевны молодой?    

Я жених ее". –  "Постой, –    

Отвечает ветер буйный, –    

Там за речкой тихоструйной    

Есть высокая гора,    

В ней глубокая нора;    

В той норе, во тьме печальной,    

Гроб качается хрустальный    

На цепях между столбов.    

Не видать ничьих следов    

Вкруг того пустого места;