1 2 3 

  
   
    
Джон Стейнбек
    
•
    
О МЫШАХ И ЛЮДЯХ
    
Повесть
   
   
В нескольких милях к югу от Соледада река Салинас подступает вплотную к горам. Вода здесь глубокая, зеленая и теплая, потому что река эта долго текла по желтым пескам, поблескивая на солнце, прежде чем образовать небольшую заводь. На одном берегу золотистые предгорья круто поднимаются к могучему скалистому хребту Габилан, а на другом, равнинном, берегу растут деревья — ивы, которые покрываются каждую весну молодой зеленью и сохраняют на нижних листьях следы зимнего разлива, и сикоморы с пятнистыми, беловатыми кривыми сучьями и ветвями, которые склоняются над заводью. Земля под деревьями устлана толстым ковром листьев, таких хрустких, что даже ящерица пробежит — и то слышно. По вечерам из кустов вылезают зайцы и сидят на песке, а ночью по сырому и ровному берегу снуют еноты, да на песке остаются следы широких лап собак с окрестных ранчо и острых раздвоенных копыт оленей, которые приходят в темноте на водопой.
   
Меж ив и сикоморов вьется тропа, протоптанная местными мальчишками, прибегающими купаться в глубокой заводи, и бродягами, которые по вечерам, свернув с шоссе, плетутся сюда переночевать у воды. Под низким прямым суком огромного сикомора скопилась куча золы от костров, а сам сук гладко отшлифован многим множеством людей, сидевших на нем.
   * * *
   
К вечеру, после жаркого дня, поднялся ветерок и тихо шелестел в листве. Вверх по склонам гор поползли тени. Кролики сидели на песке неподвижно, словно серые изваяния. А потом со стороны шоссе раздались шаги — кто-то шел по хрустким палым листьям сикоморов. Зайцы бесшумно попрятались. Горделивая цапля тяжело поднялась в воздух и полетела над водой к низовьям. На миг все замерло, а потом по тропе на поляну с заводи вышли двое мужчин, один — позади другого, и здесь, на поляне, он тоже держался позади. Оба были в холщовых штанах и таких же куртках с медными пуговицами. На обоих — черные измятые шляпы, а через плечо перекинуты туго свернутые одеяла. Первый — маленький, живой, смуглолицый, с беспокойными глазами и строгим решительным лицом. Все в нем было выразительно: маленькие сильные руки, узкие плечи, тонкий прямой нос. А второй, шедший позади, — большой, рослый, с плоским лицом и пустыми глазами; шагал он косолапо, как медведь, тяжело волоча ноги. Руками на ходу не размахивал, они висели вдоль тела.
   
Первый так резко остановился на поляне, что второй чуть не наскочил на него. Первый снял шляпу, указательным пальцем вытер кожаную ленту внутри и стряхнул капельки пота. Его дюжий спутник сбросил свернутые одеяла, опустился на землю, припал к зеленоватой воде и стал пить; он пил большими глотками, фыркая в воду, как лошадь. Маленький забеспокоился и подошел к нему сзади.
   
– Ленни! — сказал он. — Ленни, бога ради, не пей столько.
   
Ленни продолжал фыркать. Маленький нагнулся и тряхнул его за плечо.
   
– Ленни, тебе же опять будет плохо, как вчера вечером.
   
Ленни окунул голову в реку, уселся на берегу, и струйки воды, стекая со шляпы на голубую куртку, бежали у него по спине.
   
– Эх, славно, — сказал он. — Попей и ты, Джордж. Вволю попей.
   
И он блаженно улыбнулся.
   
Джордж снял одеяла с плеча и осторожно положил их на землю.
   
– Вода небось грязная, — сказал он. — Больно много пены.
   
Ленни шлепнул по воде огромной ручищей и пошевелил пальцами, так что вода пошла мелкой рябью; круги, расширяясь, побежали по заводи к другому берегу и снова назад. Ленни смотрел на них не отрываясь.
   
– Гляди, Джордж. Гляди, как я умею!
   
Джордж встал на колени и быстро напился, черпая воду горстями.
   
– На вкус вроде бы ничего, — сказал он. — Только, кажись, непроточная. Всегда пей только проточную воду, Ленни, — сказал он со вздохом. — А ведь ты, ежели пить захочешь, хоть из вонючей канавы напьешься.
   
Плеснул пригоршню воды в лицо, вытер рукой лоб и шею. Потом снова надел шляпу, отошел от воды и сел, обхватив колени руками. Ленни, не сводивший с него глаз, в точности последовал его примеру. Он отошел от воды, обхватил руками колени и поглядел на Джорджа, желая убедиться, что все сделал правильно. После этого он поправил шляпу, слегка надвинув ее на лоб, как у Джорджа.
   
Джордж, насупившись, глядел на реку. От яркого солнца у него покраснели глаза. Он сказал сердито:
   
– Могли бы доехать до самого ранчо, если б этот сукин сын, шофер автобуса, не сбил нас с толку. Это, говорит, в двух шагах по шоссе, всего в двух шагах. Куда там к черту, ведь получилось добрых четыре мили, не меньше! Просто ему неохота было останавливаться у ранчо, вот и все. Лень ему, видите ли, притормозить. Небось ему и в Соледаде остановиться неохота. Высадил нас и говорит: «Тут в двух шагах по шоссе». Наверняка мы прошли даже больше четырех миль. Да еще по такой адской жарище!
   
Ленни робко посмотрел на него.
   
– Слышь, Джордж?
   
– Чего тебе?
   
– А куда мы идем?
   
Джордж рывком надвинул шляпу еще ниже на лоб и злобно уставился на Ленни.
   
– Стало быть, уже все позабыл? Стало быть, начинай все сначала втолковывать? Господи боже, что за дубина!
   
– Я позабыл, — тихо сказал Ленни. — Но я старался не позабыть. Ей-богу, старался, Джордж.
   
– Ну ладно, ладно. Слушай. Ничего не поделаешь. Тебе хоть всю жизнь толкуй, ты все одно позабудешь.
   
– Я старался, очень старался, — сказал Ленни, — да ничего не вышло. Зато я про кроликов помню, Джордж.
   
– Какие, к черту, кролики! Ты только про кроликов и помнишь. Так вот. Слушай и на этот раз запомни крепко, чтоб нам не попасть в беду. Помнишь, как мы сидели в этой дыре на Говард-стрит и глядели на черную доску?
   
Лицо Ленни расплылось в радостной улыбке.
   
– Конечно, Джордж. Помню… Но… что мы тогда сделали? Я помню, мимо шли какие-то девушки, и ты сказал… сказал…
   
– Плевать, что я там такое сказал. Помнишь, как мы пришли в контору Марри и Реди и нам дали расчетные книжки и билеты на автобус?
   
– Конечно, Джордж. Теперь помню. — Он быстро сунул обе руки в карманы. Потом сказал тихо: — Джордж, у меня нет книжки. Я, наверно, ее потерял.
   
Он в отчаянье потупился.
   
– У тебя ее и не было, болван. Обе у меня. Так я и отдам тебе твою книжку, жди.
   
Ленни вздохнул с облегчением и улыбнулся.
   
– А я… я думал, она здесь.
   
И снова полез в карман.
   
Джордж подозрительно взглянул на него.
   
– Что это у тебя в кармане?
   
– В кармане — ничего, — схитрил Ленни.
   
– Знаю, что в кармане ничего. Теперь это у тебя в руке.
   
– Ничего, Джордж, честное слово.
   
– А ну, давай сюда.
   
Ленни спрятал сжатый кулак.
   
– Это просто мышь, Джордж.
   
– Мышь? Живая?
   
– Ну да, мышь. Дохлая мышь, Джордж. Но я ее не убивал. Честное слово! Я ее нашел. Так и нашел дохлую.
   
– Дай сюда! — приказал Джордж.
   
– Пожалуйста, Джордж, не отбирай.
   
– Дай сюда!
   
Ленни неохотно разжал кулак. Джордж взял мышь и швырнул ее далеко через заводь, на другой берег, в кусты.
   
– И на что тебе сдалась дохлая мышь?
   
– Я гладил ее пальцем, когда мы шли, — ответил Ленни.
   
– Не смей этого делать, когда ходишь со мной. Так ты запомнил, куда мы идем?
   
Ленни в растерянности уткнулся лицом в колени.
   
– Я опять позабыл.
   
– Вот наказание, — сказал Джордж со смирением. — Слушай же. Мы будем работать на ранчо, как там, на севере.
   
– На севере?
   
– В Уиде.
   
– Ах да. Помню. В Уиде.
   
– Ранчо вон там, четверть мили отсюда. Мы придем туда и спросим хозяина. Слушай внимательно: я отдам ему наши расчетные книжки, а ты помалкивай. Стой себе и молчи. Ежели он узнает, какой ты полоумный дурак, мы останемся без работы, а ежели сперва увидит, как ты работаешь, наше дело в шляпе. Понял?
   
– Конечно, Джордж. Конечно, понял.
   
– Ладно. Так вот, стало быть, когда придем к хозяину, что ты должен делать?
   
– Я… я… — Ленни задумался. Лицо его стало напряженным. — Я… должен молчать. Стоять и молчать.
   
– Молодец. Очень хорошо. Повтори два, три раза, чтобы получше запомнить.
   
– Я должен молчать… Я должен молчать… Я должен молчать…
   
– Ладно, — сказал Джордж. — Да гляди не натвори чего-нибудь, как в Уиде.
   
На лице Ленни появилось недоумение.
   
– А что я натворил в Уиде?
   
– Так ты и это забыл? Ну уж нет, не буду напоминать, а то, чего доброго, опять такую же штуку выкинешь.
   
Лицо Ленни вдруг стало осмысленным.
   
– Нас выгнали из Уида! — выпалил он с торжеством.
   
– Выгнали, как бы не так! — возмутился Джордж. — Мы сбежали сами. Нас разыскивали, но — ищи ветра в поле.
   
Ленни радостно хихикнул.
   
– Вот видишь, я не позабыл.
   
Джордж лег навзничь на песок и закинул руку за голову. Ленни тоже лег, подражая ему, потом приподнялся, желая убедиться, что все сделал правильно.
   
– О господи! От тебя, Ленни, одни сплошные неприятности, — сказал Джордж. — Я бы горя не знал, ежели б ты не висел у меня на шее. Как бы мне хорошо жилось. И, может, у меня была бы девчонка.
   
Мгновение Ленни лежал молча, потом сказал робко:
   
– Мы будем работать на ранчо, Джордж.
   
– Ладно. Это ты запомнил. А вот ночевать нынче будем здесь, у меня на это свои причины.
   
Быстро смеркалось. Долина утонула в тени, и лишь вершины гор были освещены солнцем. По заводи скользнула водяная змейка, выставив голову, словно крошечный перископ. Камыш колыхался, волнуемый течением. Где-то далеко, близ шоссе, послышался мужской голос и ему откликнулся другой. Чуть шелохнулись и сразу замерли ветки сикоморов.
   
– Джордж, а отчего бы нам не пойти на ранчо сейчас, к ужину? На ранчо ведь дают ужин.
   
Джордж повернулся на бок.
   
– Не твоего ума дело. Мне здесь нравится. А работать начнем завтра. Я видел, как туда везли молотилки. Стало быть, придется ссыпать зерно в мешки, надрываться. А нынче я хочу лежать здесь и глядеть в небо. Хочу, и все тут.
   
Ленни привстал и поглядел на Джорджа.
   
– Так у нас не будет ужина?
   
– Нет, будет, ежели ты насобираешь хворосту. У меня есть три банки фасоли. Разложи костер. Когда соберешь хворост, я дам тебе спичку. Подогреем фасоль и поужинаем.
   
– Но я люблю фасоль с кетчупом, — сказал Ленни.
   
– Нет у нас кетчупа. Собирай хворост. Да пошевеливайся, а то скоро совсем стемнеет.
   
Ленни неуклюже встал и исчез в кустах. Джордж лежал, тихонько посвистывая. В той стороне, куда ушел Ленни, послышался плеск. Джордж перестал свистеть и прислушался.
   
– Дурак полоумный, — сказал он тихо и снова засвистал.
   
Вскоре вернулся Ленни. Он вышел из кустов, неся в руке одну-единственную ивовую ветку. Джордж сел.
   
– Ну-ка, — сказал он сурово. — Давай сюда мышь!
   
Но Ленни довольно убедительно изобразил на лице недоумение.
   
– Какую мышь, Джордж? У меня нету никакой мыши.
   
Джордж протянул руку.
   
– Давай сюда. Меня ведь не проведешь.
   
Ленни попятился и бросил отчаянный взгляд на кусты, словно думал убежать. Джордж сказал сурово:
   
– Дай мне эту мышь, или я тебя сейчас вздую.
   
– Что тебе дать, Джордж?
   
– Сам отлично знаешь, черт тебя возьми. Дай мне мышь.
   
Ленни неохотно полез в карман. Голос у него дрогнул.
   
– А почему мне нельзя ее оставить? Она ведь ничья. Я ее не украл. Просто нашел на дороге.
   
Джордж по-прежнему решительно протянул руку. Медленно, как собачонка, которая несет хозяину палку, Ленни подошел, потом попятился, потом подошел снова. Джордж щелкнул пальцами, и Ленни торопливо положил мышь ему в руку.
   
– Но я ведь ничего плохого не сделал, Джордж. Я просто ее гладил.
   
Джордж встал и зашвырнул мышь далеко, в темнеющий кустарник, потом подошел к реке и тщательно вымыл руки.
   
– Дурак полоумный. Думаешь, я не вижу, что у тебя ноги мокрые — ты ж через реку за ней ходил.
   
Он услышал, что Ленни заскулил, и обернулся.
   
– Нюни распустил, как маленький? Ох ты, господи! Такой здоровенный детина — и плачет. — Губы Ленни кривились, глаза были полны слез. — Ну же, Ленни! — Джордж положил руку ему на плечо. — Я отобрал ее у тебя не по злобе. Ведь эта мышь давным-давно уже издохла, и потом, ты ее совсем раздавил, когда гладил. Ну ничего, найдешь другую, живехонькую, так уж и быть, оставишь ее ненадолго.
   
Ленни сел на землю и понурил голову.
   
– Тут больше мышей не найдешь. Помню, одна женщина отдавала мне мышей, как поймает. Но ее ведь здесь нету.
   
Джордж усмехнулся.
   
– Одна женщина? И ты не помнишь даже, кто она такая. А ведь это была твоя тетка Клара. Она потом перестала тебе их давать. Ты же всегда их убивал.
   
Ленни поднял глаза и печально поглядел на Джорджа.
   
– Они такие малюсенькие, — сказал он виновато. — Я их гладил, а потом они кусали меня за палец, и чуть только им голову прижмешь, они сразу дохнут, потому что они такие малюсенькие. Поскорей бы у нас были кролики, Джордж. Они не такие малюсенькие.
   
– К черту кроликов. Тебе нельзя давать живых мышей. Тетка Клара купила тебе резиновую мышь, но ее ты не захотел взять.
   
– Ее не так приятно гладить, — сказал Ленни.
   
Багрянец заката слинял с горных вершин, и сумерки сползли в долину, а меж ив и сикоморов уже царил полумрак. Крупный карп всплыл на поверхность заводи, глотнул воздуха и снова погрузился в таинственную темную воду, оставив на ее глади разбегающиеся круги. Листва снова зашелестела, и с ив в воду слетел белый пух.
   
– Принесешь ты наконец хворост? — спросил Джордж. — Вон у того сикомора целая куча сучьев, после разлива остались. Тащи скорей.
   
Ленни пошел к дереву и принес охапку сухих сучьев и листьев. Он бросил ее на старое кострище, сходил к дереву еще раз, потом еще. Была уже почти ночь. Над водой с шумом пролетел лесной голубь. Джордж подошел к куче и поджег листья. Сучья затрещали и занялись. Джордж развернул одеяло и вынул три банки фасоли. Он поставил их у самого костра, но так, чтобы огонь их не касался.
   
– Этой фасоли хватило бы на четверых, — сказал он.
   
Ленни смотрел на него, стоя по другую сторону костра. Он сказал упрямо:
   
– Я люблю фасоль с кетчупом.
   
– Но у нас нет кетчупа! — рассердился Джордж. — Вечно ты хочешь того, чего нету. Боже праведный, будь я один, я бы и горя не знал. Работал бы себе спокойно. Никаких забот, получал бы каждый месяц свои пятьдесят монет, ехал в город и покупал, чего хотел. А ночь проводил бы с девчонками. И обедал бы, где хотел, в гостинице или еще где, и заказывал бы, чего только в голову взбредет. Каждый месяц. Брал бы целый галлон виски да играл бы в карты или на бильярде.
   
Ленни присел на корточки и глядел поверх костра на рассерженного Джорджа. Лицо у него перекосилось от страха.
   
– А так, что у меня есть? — продолжал Джордж все яростней. — У меня есть ты. И через тебя я все время теряю работу. Через тебя я все время мыкаюсь по стране. И это еще не самое худшее. Ты то и дело попадаешь в беду. Натворишь чего-нибудь, а я тебя вызволяй.
   
Голос его возвысился почти до крика.
   
– Ты полоумный сучий сын. Через тебя я все время как на иголках!
   
И он передразнил Ленни, как передразнивают друг друга маленькие девчонки:
   
– «Я только хотел потрогать ее платье, только хотел погладить, как мышку…» Но откуда ей, к чертовой матери знать, что только потрогать? Она — вырываться, но ты ухватил ее, как мышь. Она — в крик… Вот и просидели мы в канаве цельный день, а стемнело, мы дали деру, помнишь? И так всегда, всегда! Посадить бы тебя в клетку да напустить туда этих самых мышей, радуйся тогда сколько влезет!
   
И вдруг злоба схлынула. Он глянул поверх костра на страдальческое лицо Ленни, а потом, устыдясь, стал смотреть на огонь.
   
Совсем стемнело, лишь костер освещал стволы и кривые ветки деревьев. Ленни медленно и осторожно пополз на четвереньках вокруг костра, пока не очутился рядом с Джорджем. Он присел на корточки. Джордж повернул банки другим боком к огню. Ленни он будто и не замечал.
   
– Джордж, — окликнул его тот едва слышно. Ответа не было. — Джордж.
   
– Ну, чего тебе?
   
– Я просто пошутил, Джордж. Я не хочу кетчупа. Я бы не стал есть кетчуп, даже ежели б он был вот здесь, прямо передо мной.
   
– Но ведь ты его любишь.
   
– Все равно не хочу, Джордж. Тебе бы отдал. Сам к нему и не притронулся.
   
Джордж все так же угрюмо смотрел в огонь.
   
– Подумать только! До чего хорошо мне жилось бы без тебя! Рехнуться можно! А с тобой ни минуты покоя.
   
Ленни все еще сидел на корточках. Он поглядывал в темную даль за рекой.
   
– Джордж, ты хочешь, чтоб я ушел?
   
– Куда ты, на хрен, пойдешь?
   
– Вон туда, в горы. Найду какую-нибудь пещеру.
   
– Да? А жрать чего будешь? У тебя ведь не хватит соображения, даже чтоб раздобыть себе жратву.
   
– Что-нибудь раздобуду, Джордж. Мне ведь не нужна вкусная еда с кетчупом. Буду лежать на солнышке, и никто меня не тронет. А найду мышь, оставлю себе. И никто ее не отнимет.
   
Джордж бросил на него быстрый испытующий взгляд.
   
– Обиделся, да?
   
– Ежели я тебе не нужен, пойду в горы да сыщу пещеру. Могу хоть сейчас уйти.
   
– Нет… Послушай, Ленни, я просто пошутил. Конечно, я хочу, чтоб ты остался со мной. Вся беда в том, что ты всегда давишь этих мышей. — Он помолчал. — Знаешь, что, Ленни, как выпадет случай, подарю тебе щенка. Может, его не задавишь. Щенок лучше, чем мышь. И гладить его можно крепче.
   
Но Ленни не попался на удочку. Он знал, чем пронять Джорджа.
   
– Ежели я тебе не нужен, ты скажи, я уйду прямо в горы и буду жить один. И никто не отнимет у меня мышь.
   
Джордж сказал:
   
– Я хочу, чтоб ты остался со мной, Ленни. Господи, если я тебя брошу, ведь тебя же кто-нибудь примет за койота да подстрелит. Нет уж, оставайся. Твоя тетка Клара, покойница, огорчилась бы, узнай она, что ты убежал.
   
Ленни вкрадчиво попросил:
   
– Расскажи мне… как тогда…
   
– Про что рассказать?
   
– Про кроликов.
   
– Не морочь мне голову, — огрызнулся Джордж.
   
– Ну, Джордж, расскажи. Пожалуйста, Джордж. Как тогда! — взмолился Ленни.
   
– Стало быть, нравится? Ну ладно, слушай, а уж потом поужинаем…
   
Голос Джорджа потеплел, смягчился. Он произносил слова чуть нараспев, но быстро, видимо, рассказывал об этом не в первый раз.
   
– Люди, которые батрачат на чужих ранчо, самые одинокие на свете. У них нет семьи. Нет дома. Придут на ранчо, отработают свое, а потом — в город, денежки проматывать, и глядишь, уж снова на другое ранчо подались. И в будущем у них ничего нет.
   
Ленни ловил каждое слово.
   
– Во-во, правильно. А теперь расскажи про нас.
   
Джордж продолжал:
   
– Но мы совсем не то, что они. У нас есть будущее. И тебе и мне есть с кем поговорить, о ком позаботиться. Нам незачем сидеть в баре и накачиваться виски только потому, что больше некуда деваться. Иной человек попадает в тюрьму и может сгнить там — никто и пальцем не шевельнет. Другое дело — мы.
   
– «Другое дело — мы! — подхватил Ленни. — А почему? Да потому… потому, что у меня есть ты, а у тебя есть я, вот почему». — Он радостно засмеялся. — Говори же, Джордж, говори!
   
– Но ведь ты и так все знаешь наизусть. Можешь и сам рассказать.
   
– Нет, ты. Вдруг я чего-нибудь позабуду. Расскажи, как оно будет.
   
– Ну уж ладно. Когда-нибудь мы подкопим деньжат да купим маленький домик, несколько акров земли, корову, свиней и…
   
– «И будем сами себе хозяева! — воскликнул Ленни. — И заведем кроликов». Говори дальше, Джордж! Про наш сад, и про кроликов в клетках, и про дожди зимой, и про печь, и какие густые сливки мы будем снимать с молока — хоть ножом режь. Расскажи, Джордж.
   
– Отчего ж не сам? Ведь ты все знаешь.
   
– Нет… лучше ты. У меня так не выходит… Говори, Джордж. Про то, как я буду кормить кроликов.
   
– Так вот, — сказал Джордж. — У нас будет большой огород, и кролики, и цыплята. А зимой, в дождь, мы плюнем на работу, затопим печь, станем сидеть себе около нее да слушать, как дождь стучит по крыше… А, черт! — Он вынул из кармана перочинный нож. — Дальше некогда рассказывать. — Он вскрыл ножом одну жестянку и передал ее Ленни. Потом вскрыл вторую. Из бокового кармана он достал две ложки и одну дал Ленни.
   
Они уселись у костра и стали дружно жевать, набивая рты бобами. Несколько бобов выпали у Ленни изо рта.
   
Джордж ткнул в его сторону ложкой.
   
– Что ты скажешь завтра, когда хозяин спросит тебя о чем-нибудь?
   
Ленни перестал жевать, сглотнул. Лицо его стало сосредоточенным.
   
– Я… я… буду молчать.
   
– Молодец! Вот это здорово, Ленни. Никак, ты поумнел. Заведем ранчо, и, так и быть, присматривай за кроликами. Только больше ничего не забывай.
   
У Ленни дух захватило от радости.
   
– Я буду помнить, — сказал он.
   
Джордж снова взмахнул ложкой.
   
– Послушай, Ленни. Оглядись хорошенько. Можешь ты запомнить это место? Ранчо вот там, в четверти мили отсюда. Нужно все время идти вдоль реки.
   
– Конечно, — сказал Ленни. — Я могу запомнить. Ведь я запомнил, что нужно молчать.
   
– Конечно, запомнил. Так вот, Ленни, если ты чего натворишь, как раньше, сразу же бегом сюда и затаись в кустах.
   
– Затаись в кустах, — медленно повторил Ленни.
   
– Да, затаись в кустах и жди меня. Запомнишь?
   
– Конечно, Джордж. Затаиться в кустах и ждать тебя.
   
– Но гляди, если что натворишь, не позволю тебе кормить кроликов.
   
Он швырнул пустую жестянку в кусты.
   
– Я ничего не натворю, Джордж. Я буду молчать.
   
– Ладно. Тащи свое одеяло к костру. Здесь хорошо спать. Видны небо и листья. Не подбрасывай больше хворосту. Пускай костер помаленьку угасает.
   
Они расстелили одеяла на песке. Костер догорал, и круг света суживался; кроны деревьев исчезли в темноте, и проступали лишь толстые стволы, Ленни спросил:
   
– Джордж, ты спишь?
   
– Нет. Чего тебе?
   
– Давай заведем кроликов разных мастей.
   
– Само собой, — отозвался Джордж сонно. — Красных, и синих, и зеленых кроликов, Ленни. Мильоны всяких кроликов.
   
– И чтоб пушистые, Джордж, такие, как на ярмарке в Сакраменто.
   
– Да, пушистые, само собой.
   
– Но ведь я могу и уйти, Джордж, буду жить в пещере.
   
– И к черту тоже можешь уйти, — сказал Джордж. — А теперь заткнись.
   
Раскаленные уголья постепенно угасали. За рекой, в горах, завыл койот, с другого берега отозвалась собака. Легкий ночной ветерок шевелил листья сикоморов.
   * * *
   
Длинный, прямоугольником, барак. Стены внутри побеленные, пол некрашеный. В трех стенах — маленькие квадратные оконца, а в четвертой — тяжелая дверь с деревянной щеколдой. По стенам восемь коек, пять из них застелены одеялами, а на трех — лишь холстинные тюфяки. Над каждой койкой прибит ящик из-под яблок, нечто вроде полки для вещей постояльца. И полки эти завалены всякой всячиной — мылом и пачками талька, бритвами и ковбойскими журналами; на ранчо их так любят читать, и хотя смеются над ними, но втайне верят каждому слову. А еще на полках лекарства в пузырьках и гребни; кое-где на гвоздях, вбитых рядом, висят галстуки. В углу — черная чугунная печь, труба ее выходит наружу прямо через потолок. Посреди комнаты большой квадратный стол, на нем валяются истрепанные карты, а вокруг вместо стульев расставлены ящики.
   
Около десяти часов утра солнце заглянуло в одно из оконцев, бросив на пол пыльный сноп света, и в этом свете, словно яркие искры, закружились мухи.
   
Стукнула деревянная щеколда. Дверь отворилась, и вошел высокий сутулый старик в синих джинсах; в левой руке он держал большую швабру. За ним вошел Джордж, а за Джорджем Ленни.
   
– Хозяин ждал вас вчера вечером, — сказал старик. — Он здорово разозлился, когда вы не пришли, хотел поставить вас на работу еще нынче утром.
   
Он вытянул правую руку, и из рукава высунулась круглая, как палка, культя.
   
– Занимайте вон те две, — сказал он, указывая на койки возле печи.
   
Джордж шагнул вперед и бросил одеяла на мешок с соломой, служивший тюфяком. Он оглядел полку и взял с нее маленькую желтую баночку:
   
– Послушай, а это что такое?
   
– Не знаю, — ответил старик.
   
– Здесь написано «Лучшее лекарство от вшей, тараканов и других паразитов». Куда ты нас привел? Нам этакая живность ни к чему.
   
Старый уборщик сунул швабру под мышку, протянул руку и взял баночку.
   
– Вот какое дело, — сказал он, помолчав. — Последним здесь спал один кузнец, славный малый, и чистюля, каких поискать. Мыл руки даже после еды.
   
– Так где ж он вшей-то набрался? — Джордж постепенно закипал злобой. Ленни положил свои одеяла на соседнюю койку и сел. Он глядел на Джорджа, открыв рот.
   
– Понимаешь, — сказал старик. — Этот самый кузнец, Уайти, был такой чудак, что сыпал порошок, даже ежели клопов не было — просто так, для верности. И еще вот что делал… Всегда чистил за столом вареную картошку и каждое пятнышко соскребал, прежде чем съесть. И ежели на крутом яйце красные пятнышки, он их тоже соскребал. Он и ушел-то из-за харчей. Вот он какой был чистюля и наряжался каждое воскресенье, галстук и то наденет, а потом сиднем сидит здесь, в бараке, никуда не идет.
   
– Что-то не верится, — сказал Джордж подозрительно. — Из-за чего, говоришь, он ушел?
   
Старик положил баночку в карман и поскреб костяшками пальцев свои щетинистые щеки.
   
– Ну… просто ушел… как все люди уходят… Сказал, что из-за харчей. Наверно, хотел место переменить. Ни об чем другом не сказал, только об харчах. Просто однажды вечером говорит: «Давайте расчет», — как и все люди.
   
Джордж поднял тюфяк и заглянул под него. Наклонился, внимательно осмотрел холстину. Ленни тотчас встал и сделал то же самое. Джордж наконец как будто успокоился. Он развернул одеяла и положил на полку бритву, кусочек мыла, гребень, пузырек с пилюлями, мазь и ремень. Потом аккуратно застелил койку одеялом. Старик сказал:
   
– Хозяин, наверно, сейчас придет. Ну и разозлился же он нынче утром, когда узнал, что вас нет. Мы как раз завтракали, а он приходит и говорит: «Где же эти новые, черт бы их взял?» И конюху от него крепко досталось.
   
Джордж расправил складку на одеяле и сел.
   
– Конюху досталось? — переспросил он.
   
– Ну да. Понимаешь, конюх у них негр.
   
– Негр?
   
– Ну да. Славный малый. С тех пор, как его лошадь лягнула, он горбатый. Хозяин всегда на нем зло срывает. А ему плевать. Все читает книжки. У него пропасть книжек.
   
– А ваш хозяин что за человек? — спросил Джордж.
   
– Славный малый. Иногда, правда, зверь зверем, а так ничего, славный малый. Знаешь, что он сделал на Рождество? Принес ведро виски и говорит: «Пей, ребята, вволю. Рождество бывает раз в году».
   
– Вот это здорово! Неужто ведро?
   
– Да, брат. Ну и потеха пошла. Негра тоже позвали. А один погонщик, Кузнечик по прозванию, хилый такой, стал задирать его. Вот дело было! Ребята не позволили Кузнечику драться ногами, и негр ему всыпал. Кузнечик говорит, что убил бы негра, ежели б разрешили бить ногами. Но ребята сказали, что раз негр горбатый, ногами не бить. — Он замолчал, припоминая. — А потом они поехали в Соледад и здорово там повеселились. Я не поехал. Где уж мне на старости лет.
   
Ленни тем временем застелил свою койку. Снова поднялась деревянная щеколда, и дверь отворилась. Вошел маленький, коренастый человек, остановился на пороге. На нем были синие джинсы, шерстяная рубашка, черный незастегнутый жилет и такой же черный пиджак. Большие пальцы он заткнул за пояс с квадратной стальной пряжкой. На голове у него была засаленная широкополая шляпа, на ногах — башмаки на высоких каблуках и со шпорами, которые он носил, чтобы выделиться среди простых работяг.
   
Старик, увидев его, шаркая попятился к двери, потирая на ходу щеку.
   
– Эти двое только что пришли, — сказал он и проскользнул мимо хозяина за дверь.
   
Хозяин вошел в комнату, мелко перебирая толстыми ногами.
   
– Я написал Марри и Реди, что мне нужны два человека сегодня с утра. Документы при вас?
   
Джордж полез в карман, достал два листка и протянул их хозяину.
   
– Выходит, Марри и Реди не виноваты. Здесь написано, что вы должны выйти на работу сегодня с утра.
   
Джордж глядел себе под ноги.
   
– Шофер автобуса завез нас не в ту сторону, — сказал он. — Пришлось тащиться пешком десять миль. Он сказал, что до ранчо рукой подать, а оказывается, вон как далеко. И попутных машин все утро не было.
   
Хозяин прищурился.
   
– А мне пришлось послать в поле на двух человек меньше. Теперь уж до обеда вам нету смысла идти.
   
Он достал из кармана записную книжку и открыл ее там, где она была заложена карандашом. Джордж бросил на Ленни многозначительный взгляд, и Ленни кивнул, показывая, что понял. Хозяин послюнил карандаш.
   
– Имя, фамилия?
   
– Джордж Милтон.
   
– А ты?
   
– Он — Ленни Хили.
   
Хозяин записал обоих в книжку.
   
– Так вот, сегодня у нас двадцатое число, полдень. — Он закрыл книжку. — А раньше вы где работали?
   
– Неподалеку от Уида.
   
– И ты тоже? — спросил хозяин, обращаясь к Ленни.
   
– Да, и он тоже, — сказал Джордж.
   
Хозяин с усмешкой указал на Ленни.
   
– Он, кажется, не очень-то разговорчивый?
   
– Не очень, зато работящий. И силен как бык.
   
Ленни улыбнулся.
   
– Силен как бык, — повторил он.
   
Джордж бросил на него свирепый взгляд, и Ленни пристыженно понурил голову.
   
Вдруг хозяин сказал:
   
– Послушай-ка, Хили. — Ленни поднял голову. — Что ты умеешь делать?
   
Ленни испуганно поглядел на Джорджа, ожидая помощи.
   
– Он умеет делать все, что ему велят, — сказал Джордж. — Хорошо управляется с лошадьми. Может ссыпать зерно в мешки, пахать и боронить землю. Словом, он все умеет. Вы его только испробуйте.
   
Хозяин повернулся к Джорджу.
   
– Так чего ж ты ему не даешь самому сказать? С разъяснениями лезешь!..
   
Джордж громко перебил его:
   
– Я же не говорю, что у него ума палата. Нет. Я говорю только, что он работник, каких днем с огнем не сыщешь. Может поднять кипу хлопка весом в добрых четыреста фунтов.
   
Хозяин нарочито равнодушно спрятал записную книжку в карман. Он засунул большие пальцы рук за пояс и прищурил один глаз.
   
– Слышь, чего это ты его расхваливаешь?
   
– А?
   
– Я спрашиваю, что тебе за дело до этого малого. Ты небось прикарманиваешь его денежки?
   
– Да нет, что вы. С чего вы взяли, что я его расхваливаю?
   
– Сроду не видал такой заботы. Я просто хочу знать, какая тебе от этого выгода?
   
– Он мой… мой двоюродный брат, — сказал Джордж. — Я обещал его мамаше за ним присматривать. Его в детстве лошадь лягнула в голову. Но он малый ничего, хоть и не семи пядей во лбу. Может делать все, что ему велят.
   
Хозяин уже повернулся к двери.
   
– Ну что ж, видит бог, не надобно большого ума, чтоб ссыпать ячмень в мешки. Но смотри, не вздумай морочить меня, Милтон. Я вижу, за тобой нужен глаз да глаз. Отчего вы ушли из Уида?
   
– Работа кончилась, — поспешно ответил Джордж.
   
– Какая работа?
   
– Мы… мы рыли сточную яму.
   
– Ладно. Только не вздумай меня морочить, тебе это даром не пройдет. Видал я таких умников. После обеда выйдете на работу вместе со всеми, будете ссыпать ячмень в мешки у молотилки. Под началом у Рослого.
   
– У Рослого?
   
– Да. Такой высокий, здоровенный детина. Увидите его за обедом.
   
Он снова повернулся и пошел к двери, но, прежде чем выйти, оглянулся и долго смотрел на обоих.
   
Шаги его замерли, и Джордж напустился на Ленни:
   
– Ты должен был молчать! Не разевай пасть! Я б обо всем договорился. Через тебя мы чуть работу не потеряли!
   
Ленни уныло смотрел в пол.
   
– Я позабыл, Джордж.
   
– Позабыл! Ты всегда все забываешь, а я тебя вызволяй. — Джордж плюхнулся на койку. — А теперь он с нас глаз не спустит! Не дай бог проштрафимся. Теперь уж не смей и рта раскрыть.
   
Он угрюмо умолк.
   
– Джордж…
   
– Ну, чего тебе еще?
   
– Меня ведь никакая лошадь не лягала…
   
– И очень жаль, — сказал Джордж со злостью. — Это всех избавило бы от хлопот.
   
– А еще, Джордж, ты сказал, что я твой двоюродный брат.
   
– Конечно, это неправда. К моему счастью. Будь я твоим родичем, я б застрелился. — Он вдруг замолчал, быстро подошел к двери и выглянул наружу. — А ты какого дьявола здесь подслушиваешь?
   
В барак медленно вошел старик. В руке он держал швабру. Следом за ним, ковыляя, вошла овчарка с седой мордой и бельмастыми от старости глазами. Овчарка добрела до стены и улеглась, тихо ворча и вылизывая свою седую, изъеденную блохами шкуру. Старик долго глядел на нее.
   
– Я не подслушивал. Просто остановился на минутку в тени и погладил собаку. Я только что кончил прибирать в умывальной.
   
– Нечего совать нос в наши дела, — сказал Джордж. — Терпеть не могу любопытных.
   
Старик смущенно взглянул на Джорджа, потом на Ленни, потом снова на Джорджа.
   
– Я только что подошел, — сказал он. — Не слышал ни слова, об чем вы тут говорили. Меня это вовсе не интересует. На ранчо не принято подслушивать и задавать вопросы.
   
– И правильно, — сказал Джордж, смягчившись. — А не то и вылететь недолго. — Но, видно, он поверил оправданиям старика. — Сядь, посиди с нами, — сказал он. — Какая старая у тебя собака.
   
– Да. Я взял ее еще щенком. Хорошая была овчарка.
   
Он поставил швабру у стены и тыльной стороной ладони потер белую щетину на щеке.
   
– Ну, как вам хозяин? — спросил он.
   
– Ничего. Хороший человек.
   
– Славный малый, — согласился старик. — Он только с виду такой сердитый.
   
В барак вошел молодой мужчина, худощавый, смуглолицый, с карими глазами и густыми вьющимися волосами. На левой руке — рукавица, а на ногах, как и у хозяина, башмаки с высокими каблуками.
   
– Не видали моего старика? — спросил он.
   
– Он только что был здесь, Кудряш, — сказал уборщик. — Наверно, пошел на кухню.
   
– Пойду догоню, — сказал Кудряш.
   
Тут он заметил незнакомых людей и остановился. Злобно поглядел на Джорджа, потом на Ленни. Руки его медленно согнулись в локтях, кулаки сжались. Он весь набычился и слегка присел. Теперь он бросил на них одновременно оценивающий и вызывающий взгляд. Ленни съежился и робко переминался с ноги на ногу. Кудряш грозно направился к нему.
   
– Вы, стало быть, и есть те новенькие, которых ждал мой старик?
   
– Только что пришли, — ответил Джордж.
   
– Пусть говорит вот этот верзила.
   
Ленни в растерянности съежился еще больше.
   
– А если он не хочет? — сказал Джордж.
   
Кудряш резко повернулся к нему.
   
– Раз спрашиваю, должен отвечать! Ты-то чего суешься?
   
– Мы с ним вместе работаем, — сказал Джордж угрюмо.
   
– Вот как!
   
Джордж весь напрягся, но не шелохнулся.
   
– Да, вот так.
   
Ленни беспомощно поглядел на Джорджа: что делать?
   
– И ты не позволяешь ему говорить, что ли?
   
– Пускай говорит, если хочет чего сказать.
   
– Мы только что пришли, — тихо сказал Ленни.
   
Кудряш смерил его тяжелым взглядом.
   
– Так вот, в другой раз отвечай, когда спрашивают.
   
Он повернулся и пошел. Руки его были все еще слегка согнуты в локтях.
   
Джордж проводил его взглядом, потом посмотрел на старика.
   
– Слушай, какого черта ему надо? Ленни ему ничего не сделал.
   
Старик опасливо покосился на дверь, чтобы убедиться, не подслушивает ли кто.
   
– Это хозяйский сын, — сказал он тихо. — Ловко дерется. Боксом занимался. Выступал в легком весе, ловко дрался.
   
– Ну и пусть, — сказал Джордж. — Нечего ему приставать к Ленни. Ленни ему ничего не сделал. Что он имеет против него?
   
Старик подумал немного.
   
– Ну… вот какое дело… Кудряш, как и все недомерки, терпеть не может здоровяков. Так и лезет в драку. Видно, они его бесят, потому что ростом выше. Ты, наверно, не раз видел таких. Все время задираются.
   
– Конечно, — сказал Джордж. — Я на этих драчунов-недомерков насмотрелся. Но Кудряш пусть не рассчитывает, что Ленни ему спустит. Ленни не очень-то ловкий, но этому сопляку крепко врежет, ежели тот сунется.
   
– Ну, а Кудряш-то ловкач из ловкачей, — возразил старик. — Любого вокруг пальца обведет. Положим, пристанет к здоровяку и вздует его. Тогда всякий скажет: «Молодчина этот Кудряш». Ну, а положим, его самого вздуют. Тогда все скажут: вот связался черт с младенцем, и, может, даже всем скопом вздуют того, здоровенного. И опять Кудряш в выигрыше. Ни с кем-то он по-честному не дерется.
   
Джордж посмотрел на дверь и сказал с угрозой:
   
– Ну, пускай лучше держится от Ленни подальше. Ленни не драчун, но он сильный, хотя хитростей этих всяких не знает.
   
Он подошел к столу и сел на один из ящиков. Собрал карты, стасовал.
   
Старик присел на другой ящик.
   
– Не передавай Кудряшу, что я говорил. Он с меня шкуру спустит. Ему что! Его-то за решетку не посадят. У него отец — шишка.
   
Джордж стасовал колоду и начал переворачивать карты, глядя на каждую и бросая ее в кучу.
   
– Сдается мне, что этот Кудряш — просто сучий сын, — сказал он. — Не люблю злобную мелюзгу.
   
– Он еще хуже стал в последнее время, — сказал старик. — Женился недели две назад. Живет с женой в хозяйском доме. И с тех пор совсем осатанел.
   
– Может, перед женой храбрость свою показать хочет, — проворчал Джордж.
   
Старик обрадовался случаю посплетничать.
   
– Видал рукавицу у него на левой руке?
   
– Да. Видал.
   
– Так вот, она вся пропитана вазелином.
   
– Вазелином? На кой шут?
   
– Вот дело какое… Кудряш говорит, что эту руку он для своей супружницы умягчает.
   
Джордж внимательно рассматривал карты.
   
– И не стыдно ему про это языком трепать?
   
Старик оживился. Он все-таки заставил Джорджа сказать плохое о хозяйском сынке. Теперь ему нечего было опасаться, и он разоткровенничался.
   
– Вот погоди, увидишь его супружницу.
   
Джордж снова стасовал карты и стал медленно, старательно раскладывать пасьянс.
   
– Хорошенькая? — спросил он небрежно.
   
– Да, хорошенькая… Но…
   
Джордж внимательно рассматривал карты.
   
– Что «но»?
   
– Мужчинам глазки строит.
   
– Да ну? Две недели как замужем и уже глазки? Может, поэтому Кудряш и осатанел?
   
– Я видел, как она с Рослым заигрывала. Рослый у нас — старший возчик. Славный малый. Ему не надобно носить башмаки на высоких каблуках, его и так слушаются. Так вот, я видел, как она с ним заигрывала. А Кудряш не видел. И с Карлсоном тоже.
   
Джордж притворился, будто ему неинтересно.
   
– Кажется, предстоит потеха.
   
Старик встал с ящика.
   
– Знаешь, что мне сдается? — Джордж не ответил. — Сдается мне, что Кудряш женился на… потаскушке.
   
– Не он первый, не он последний, — отозвался Джордж.
   
Старик поплелся к двери. Старая собака подняла голову, огляделась, потом с трудом встала на ноги, собираясь идти за ним.
   
– Надо налить для ребят воду в умывальник. Они скоро придут. Вы ячмень ссыпать будете?
   
– Да.
   
– Смотрите же, не говорите ничего Кудряшу.
   
– Само собой, не скажем.
   
– Так вот, ты приглядись к ней. Сам увидишь, потаскушка она или же нет.
   
Он вышел за дверь на яркий солнечный свет.
   
Джордж задумчиво раскладывал карты по три. Потом прикрыл туза четверкой треф. Сноп солнечных лучей падал теперь на пол, и мухи проносились сквозь него, как искры. Снаружи послышалось позвякивание сбруи и кряхтение тяжело груженных повозок. Издали донесся звонкий крик:
   
– Конюх, эй, конюх! Куда запропастился этот черномазый?
   
Джордж посмотрел на свой пасьянс, потом смешал карты и повернулся к Ленни. Ленни лежал на койке и глядел на него.
   
– Слышь, Ленни! Неладно здесь. Я что-то опасаюсь. Из-за этого Кудряша ты попадешь в беду. Видал я таких. Он вроде бы тебя прощупывал. Решил, что ты испугался, и теперь при первом случае станет бить.
   
Глаза у Ленни расширились от страха.
   
– Не хочу я попасть в беду, — сказал он жалобно. — Не давай ему бить меня, Джордж.
   
Джордж встал, подошел к Ленни и сел на его койку.
   
– Терпеть не могу таких гадов, — сказал он. — Я их много перевидал. Как сказал этот старик, Кудряш ничем не рискует. Он всегда в выигрыше. — Джордж помолчал, размышляя. — Если он будет тебя задирать, Ленни, придется нам отсюда уйти. Это яснее ясного. Он хозяйский сынок. Слышь, Ленни. Постарайся держаться от него подальше, ладно? Никогда с ним не разговаривай. Если он придет сюда, сразу уходи в другой конец барака. Ладно, Ленни?
   
– Не хочу попасть в беду, — скулил Ленни. — Я его не трогал.
   
– Ну, это не поможет, если Кудряш захочет показать свою храбрость. Просто держись от него подальше. Запомнишь?
   
– Конечно, Джордж. Я должен молчать.
   
Шум приближался, нарастал — стучали копыта по твердой земле, скрипели колеса и звякала упряжь. Люди перекликались меж собой. Джордж, сидя на койке подле Ленни, в задумчивости хмурился. Ленни спросил робко:
   
– Ты не сердишься, Джордж?
   
– На тебя — нет. Сержусь на этого подлого Кудряша. Я надеялся, что мы заработаем здесь хоть сотню долларов. — В голосе его зазвучала решимость. — Держись подальше от Кудряша, Ленни.
   
– Конечно, Джордж. Я буду молчать.
   
– Не допускай, чтоб он втравил тебя в драку, но, уж коли этот сучий сын полезет к тебе, дай ему хорошенько.
   
– Что ему дать, Джордж?
   
– Ну ладно, неважно. Я тебе тогда скажу. Не переношу этаких подлецов. Слышь, Ленни, ежели случится беда, ты помнишь, что я тебе говорил?
   
Ленни приподнялся на локте. Лицо напряглось. Потом он печально посмотрел Джорджу в глаза.
   
– Ежели случится беда, ты не позволишь мне кормить кроликов.
   
– Да я не об этом. Помнишь, где мы сегодня ночевали? Ну, возле реки?
   
– Да. Помню. Ну конечно, помню! Я должен побежать туда и спрятаться в кустах.
   
– И сиди там, покуда я за тобой не приду. Только чтоб тебя никто не видал. Спрячешься в кустах у реки. Повтори.
   
– Спрячусь в кустах у реки, в кустах у реки.
   
– Ежели случится беда.
   
– Ежели случится беда.
   
Снаружи заскрипела повозка. Раздался крик:
   
– Ко-о-нюх! Э-э-й, конюх!
   
Джордж сказал:
   
– Повторяй время от времени про себя, Ленни, чтоб не позабыть.
   
Оба подняли головы: прямоугольник света в дверях вдруг померк. На пороге стояла молодая женщина: полные, накрашенные губы и большие, сильно подведенные глаза, ярко-красные ногти. Волосы ниспадали мелкими локонами-колбасками. На ней было бумажное домашнее платье и красные домашние туфли, над которыми торчали пучки красных страусовых перьев.
   
– Я ищу Кудряша, — сказала она.
   
Голос у нее был какой-то ломкий и чуть в нос.
   
Джордж отвернулся, потом снова поглядел на нее.
   
– Он был здесь минуту назад, но куда-то ушел.
   
– А! — Она заложила руки за спину и прислонилась к дверному косяку, слегка пригнув голову. — Вы новенькие. Только что пришли, да?
   
Ленни оглядел ее с головы до ног, и она, хотя, казалось, не смотрела на него, едва заметно приподняла голову. Потом поглядела на свои ногти.
   
– Кудряш иногда заходит сюда, — объяснила она.
   
– Но сейчас его здесь нету, — сказал Джордж решительно.
   
– Если нету, поищу где-нибудь еще, — сказала она игриво.
   
Ленни смотрел на нее, как завороженный.
   
– Увижу его, скажу, что вы его искали, — проговорил Джордж.
   
Она лукаво улыбнулась и качнулась вперед всем телом.
   
– Что ж, мне его уж и поискать нельзя? — сказала она.
   
Позади нее раздались шаги. Она обернулась.
   
– А, Рослый, здравствуй, — сказала она.
   
За дверью послышался голос Рослого:
   
– Здравствуй, красуля.
   
– Я ищу Кудряша.
   
– Плохо ты его ищешь. Я видел, он пошел домой.
   
Она вдруг забеспокоилась.
   
– Пока, ребята, — бросила она через плечо и поспешила прочь.
   
Джордж посмотрел на Ленни.
   
– Господи, ну и штучка, — сказал он. — Так вот какую супружницу выбрал себе Кудряш.
   
– Она хорошенькая, — будто оправдываясь, сказал Ленни.
   
– Да, хоть и строит из себя невесть что. У Кудряша еще будет с ней хлопот полон рот. Провалиться мне, ежели ее не сманят за двадцать долларов.
   
Ленни все смотрел на дверь, возле которой она только что стояла.
   
– Ей-ей, она хорошенькая.
   
Он восторженно улыбнулся.
   
Джордж быстро взглянул на Ленни и сильно дернул его за ухо.
   
– Слышь, ты, дурак полоумный, — сказал он со злобой. — Не смей даже глядеть на эту суку. Что бы она ни сделала и что бы ни сказала! Видал я таких! Через нее живо за решетку угодишь! Держись от нее подальше.
   
Ленни попытался освободить ухо.
   
– Я ничего не сделал, Джордж.
   
– Известно, не сделал. Но когда она стояла у двери и выставила напоказ свои ноги, ты не отвернулся.
   
– Я ничего плохого не думал, Джордж. Честное слово, не думал.
   
– Так вот, держись от нее подальше, потому что через нее в два счета пропадешь, а уж я в бабах толк знаю. Пускай Кудряш отдувается. Сам виноват. Перчатка с вазелином! — сказал Джордж презрительно. — Небось он и сырые яйца глотает да выписывает по почте всякие патентованные снадобья.
   
– Мне здесь не нравится, Джордж! — воскликнул вдруг Ленни. — Это плохое место. Я хочу уйти отсюда.
   
– Ничего не поделаешь, Ленни. Надо обождать, покуда денег не заплатят. Мы уйдем, как только можно будет. Мне самому здесь нравится не больше, чем тебе. — Он вернулся к столу и снова принялся за пасьянс. — Нет, не нравится мне здесь, — повторил он. — И я сам убрался бы отсюда с превеликим удовольствием. Вот только накопим малость деньжат и непременно уйдем, доберемся до верховий Миссисипи и станем золото мыть. Может, будем тогда зарабатывать по нескольку долларов в день, вот и накопим.
   
Ленни живо наклонился к нему.
   
– Уйдем, Джордж. Уйдем отсюда. Здесь плохо.
   
– Придется обождать, — обронил Джордж отрывисто. — А теперь помолчи. Сюда идут.
   
Из умывальной послышался плеск воды и звон тазов. Джордж разглядывал карты.
   
– Пожалуй, не мешало бы и нам умыться, — сказал он. — Но мы ведь не пачкались.
   
В дверях появился высокий человек. Под мышкой он держал измятую шляпу, свободной рукой расчесывал длинные черные мокрые волосы. Как и все, он носил синие джинсы и короткую бумажную куртку. Причесавшись, он переступил порог с королевским достоинством, видно, это был не последний человек на ранчо. Служил он старшим возчиком и мог управлять разом десятью, шестнадцатью, а то и двадцатью мулами, мог убить кнутом муху на крупе коренника, не причинив ему ни малейшей боли. Держался он спокойно и величественно; стоило ему заговорить, и все сразу же умолкали. Авторитет его был велик, и ему всегда принадлежало решающее слово, шла ли речь о политике или любовном приключении. Звали старшего возчика Рослый. Моложавого, продолговатого лица, казалось, не коснулись годы. Ему можно было дать и тридцать пять, и все пятьдесят. Он умел угадывать недосказанное, говорил медленно и веско, со знанием дела. Руки его, длинные и тонкие, всегда двигались изящно, как в индийском танце.
   
Он разгладил мятую шляпу, заломил тулью и надел. Потом дружелюбно посмотрел на двоих незнакомцев.
   
– На дворе солнце вовсю светит, — сказал он приветливо. — А здесь ни зги не видать. Вы новые?
   
– Только что пришли, — ответил Джордж.
   
– Будете ссыпать ячмень?
   
– Так велел хозяин.
   
Рослый сел на ящик напротив Джорджа. Он оглядел пасьянс, лежавший к нему вверх ногами.
   
– Давайте ко мне, ребята, — сказал он дружелюбно. — А то у меня есть там несколько молокососов, не отличат мешка с ячменем от воздушного шара. Вы, ребята, когда нибудь ссыпали ячмень?
   
– А как же, — сказал Джордж. — Мне-то, правда, хвастаться нечем, но вот этот малый один может ссыпать больше зерна, чем иные вдвоем.
   
Ленни, который слушал разговор и переводил взгляд с одного на другого, самодовольно улыбнулся, услышав похвалу. Рослый одобрительно посмотрел на Джорджа: ему похвала тоже понравилась. Потом он наклонился над столом и взял за уголок карту, лежавшую в стороне.
   
– Вы, ребята, всегда работаете вместе?
   
Говорил он все так же дружески. Он располагал к откровенности, хоть и не был назойлив.
   
– Ну да, — сказал Джордж. — Помогаем друг другу. — Он указал на Ленни пальцем. — Ленни у меня не шибко-то соображает. Но работает — будь здоров. Славный малый, только вот не соображает. Я его давно знаю.
   
Рослый поглядел куда-то мимо Джорджа.
   
– У нас люди редко друг друга держатся, — сказал он задумчиво. — Не знаю почему. Может, в этом проклятом мире все боятся друг друга.
   
– Вдвоем куда лучше, — сказал Джордж.
   
В комнату вошел пузатый крепыш. С головы его еще стекала вода после умывания.
   
– Привет, Рослый, — сказал он и замолчал, разглядывая Джорджа и Ленни.
   
– Это новенькие, — сказал Рослый, тем самым как бы представив их.
   
– Рад познакомиться, — сказал вошедший. — Я Карлсон.
   
– Я Джордж Милтон. А это вот Ленни Хили.
   
– Рад познакомиться, — повторил Карлсон. — Не такой уж он хилый. — И он тихонько рассмеялся своей шутке. — Совсем не хилый, — сказал он. — Я у тебя вот что хотел спросить, Рослый. Как там твоя собака? Я не видел ее нынче утром под повозкой.
   
– Ощенилась вчерашней ночью, — ответил Рослый. — Девять щенков. Четверых я сразу же утопил. Ей столько не выкормить.
   
– Выходит, осталось пять?
   
– Да, пять. Самые крупные.
   
– А как думаешь, какой породы?
   
– Не знаю, — сказал Рослый. — Наверно, овчарки. Когда у нее была течка, тут вокруг все больше такие кобели вертелись.
   
– Стало быть, у тебя пять щенков, — продолжал Карлсон. — Думаешь всех себе оставить?
   
– Не знаю. Подержу покудова у себя, пускай Лулу их покормит.
   
– Слышь, Рослый, — задумчиво сказал Карлсон. — Я вот чего думаю. Собака у нашего Огрызка совсем старая, еле лапы волочит. Да и воняет от нее до невозможности. Зайдет сюда — потом два, а то и три дня вонь не выветривается. Пущай Огрызок ее пристрелит, и дадим ему щенка, пусть растит. А эту суку я за милю чую. Зубов нету, почти слепая, жрать и то не может. Огрызок ее молоком поит. Молоко жевать не надо.
   
Джордж не сводил глаз с Рослого. На дворе начали бить в железный рельс, сперва медленно, потом все быстрей и быстрей, пока эти удары не слились в сплошной звон. Звон прекратился так же внезапно, как и начался.
   
– Ну, конец, — сказал Карлсон.
   
За дверью раздались громкие голоса, и мимо прошла группа мужчин.
   
Рослый медленно, с достоинством встал.
   
– Пошли, ребята, тут зевать не приходится. Через две минуты не останется ни крошки.
   
Карлсон остановился, пропуская Рослого вперед, и оба вышли во двор.
   
Ленни умоляюще посмотрел на Джорджа. Джордж смешал карты в кучу.
   
– Да, — сказал Джордж. — Я слышал, Ленни. Я его попрошу.
   
– Белого с коричневыми пятнами! — воскликнул Ленни.
   
– Пошли обедать. Не знаю только, есть ли у него белый с коричневыми пятнами.
   
Ленни неподвижно сидел на своей койке.
   
– Попроси сейчас, Джордж, а то он и этих тоже утопит.
   
– Ладно. А теперь пойдем, вставай же наконец.