1 2 3 4 5 6 7 8 

  
   
    
Кир Булычев
    
Великий Гусляр
   
   
    
    
    
   
   
    
     
Вступление
    
    
Иногда приходится слышать: почему пришельцы из космоса, избравшие Землю целью своего путешествия, опускаются не в Тихом океане, не на горах Памира, не в пустыне Такламакан, наконец не в Осаке и Конотопе, а в городе Великий Гусляр? Почему некоторые странные происшествия, научного истолкования которым до сих пор не удалось найти, имеют место в Великом Гусляре?
    
Этот вопрос задавали себе многочисленные ученые и любители астрономии, о нем говорили участники симпозиума в Аддис-Абебе, об этом прошла дискуссия в «Литературной газете».
    
Недавно с новой гипотезой выступил академик Спичкин. Наблюдая за траекториями метеорологических спутников Земли, он пришел к выводу, что город Великий Гусляр стоит на земной выпуклости, совершенно незаметной для окружающих, но очевидной при взгляде на Землю с соседних звезд. Эту выпуклость никак нельзя путать с горами, холмами и другими геологическими образованиями, потому что ничего подобного в окрестностях Гусляра нет. Появление действующего вулкана у озера Копенгаген относится к 1982 году и к ранним появлениям пришельцев отношения не имеет.
    
Город Великий Гусляр расположен на равнине. Он окружен колхозными полями и густыми лесами. Реки, текущие в тех краях, отличаются чистой водой и медленным течением. Весной случаются наводнения, спадающие нескоро и оставляющие на берегах ил и коряги. Зимой бывают снежные заносы, отрезающие город от соседних населенных пунктов. Летом стоит умеренная жара и часты грозы. Осень здесь ласковая, многоцветная, к концу октября начинаются холодные дожди. В 1876 году старожилы наблюдали северное сияние, а за тринадцать лет до того — тройное солнце. Самая низкая температура января достигала сорока восьми градусов ниже нуля (18 января 1923 года).
    
Раньше в лесах водились медведи, косули, кабаны, еноты, бобры, лисицы, росомахи и волки. Они встречаются в лесах и сегодня. В 1952 году была сделана попытка акклиматизировать под Великим Гусляром зубробизона. Зубробизоны расплодились в Воробьевском заказнике, естественным образом скрестились с лосями и приобрели в дополнение к грозному облику могучие рога и спокойный, миролюбивый нрав. Реки и озера богаты дичью. Не так давно в реку Гусь завезены гамбузия и белый амур. Неизвестно как за последние годы там же расплодился рак бразильский, ближайший родственник омара. Рыбаки по достоинству оценили его вкусовые качества. В местной печати сообщалось о появлении в окрестностях города мухи цеце, однако случаев сонной болезни не отмечено.
    
Население Великого Гусляра достигает восемнадцати тысяч человек. В нем проживают люди шестнадцати национальностей. В деревне Морошки обитают четыре семьи кожухов. Кожухи — малый лесной народ угро-финской группы, говорящий на своеобразном, до сих пор не до конца разгаданном наукой языке. Письменность кожухов на основе латинской была разработана в 1926 году гуслярским учителем Ивановым, который составил букварь. В наши дни лишь три кожуха — Иван Семенов, Иван Мудрик и Александра Филипповна Малова — владеют кожухским языком.
    
История города Великий Гусляр насчитывает семьсот пятьдесят лет. Впервые упоминание о нем встречается в Андриановской летописи, где говорится, что потемкинский князь Гавриил Незлобивый «пришех и истребих» непокорных обитателей городка Гусляр. Это случилось в 1222 году.
    
Город быстро рос, будучи удобно расположен на перекрестке торговых путей, ведущих на Урал и в Сибирь, а также в южные и западные области Руси. Его пощадило монгольское иго, так как испуганные густотой и дикостью северных лесов татарские баскаки ограничивались присылкой списка требуемой дани, однако жители города эту дань платили редко и нерегулярно. Возникшее в XIV веке соперничество за Гусляр между Москвой и Новгородом закончилось окончательной победой Москвы лишь к середине XV века. В ходе соперничества город был трижды сожжен и дважды разграблен. Один раз новгородская дружина воеводы Лепехи сровняла город с землей. В последующие годы Гусляр подвергался чуме, наводнению, мору и гладу. Ежегодно бушевали пожары. После каждой эпидемии и пожара город вновь отстраивался и украшался белокаменными соборами, живописно раскинувшимися по берегу реки Гусь.
    
Из числа землепроходцев, пустившихся навстречу солнцу, более трети оказались уроженцами Великого Гусляра, который в шестнадцатом веке превратился в процветающий город, стал соперником Вологде, Устюгу и Нижнему Новгороду. Достаточно вспомнить Тимофея Бархатова, открывшего Аляску, Симона Tpycoва, с пятьюдесятью казаками вышедшего к реке Камчатке, Федьку Меркартова, первым добравшегося до Новой Земли, открывателей Курил, Калифорнии и Антарктиды. Все они возвращались на старости лет в родной город и строили двухэтажные каменные дома на Торговой улице, в Синем переулке и на Говяжьем спуске. Именно в те годы Гусляр стал зваться Великим.
    
Кстати, по сей день среди ученых не выработалось единого мнения: почему Гусляр зовется Гусляром? Если профессор Третьяковский в своей монографии «Освоение Севера» полагает, что источником слова служит «гусляр» или даже «гусли» (гипотеза Райзмана), ибо производство этих музыкальных инструментов было широко развито в этих краях, то Илонен и другие зарубежные, историки склоняются к мысли, что название городу дала река Гусь, на берегу которой он расположен. Однако существует версия Тихонравовой, полагающей, что в этих лесных краях нашли убежище бежавшие от габсбургского ига сподвижники чешского реформатора Яна Гуса. Наконец, нельзя не упомянуть о точке зрения Иванова, выводящего слово Гусляр от кожухского «хус-ля», означающего «задняя нога большого медведя, живущего на горе». Среди кожухов и поныне бытует легенда о богатыре Деме, убившем в этих местах медведя и съевшем его заднюю ногу.
    
В конце XIX века в связи с тем, что железная дорога прошла стороной, Великий Гусляр перестал играть важную роль в торговле и превратился в заштатный уездный город и пристань на реке Гусь.
    
За последние годы в Гусляре развивается местная промышленность. Работает пивоваренный завод, освоено производство пуговиц и канцелярских кнопок на фабрике «Заря». Также имеется лесопилка, молочный комбинат и бондарные мастерские. В городе работает речной техникум, несколько средних и неполных средних школ, три библиотеки, два кинотеатра, клуб речников и музей. В число памятников архитектуры, охраняемых государством, входят Спасо-Трофимовский монастырь, церковь Параскевы Пятницы (XVI век) и Дмитровский собор. Гостиный двор и несколько церквей были снесены в 1930 году при разбивке сквера имени Землепроходцев.
    
Великий Гусляр — город областного подчинения и является центром Великогуслярского района, где выращивается лен, рожь, гречиха, имеется скотоводство и лесной промысел. В распоряжении туристов, облюбовавших город в летние месяцы, находится гостиница «Великий Гусляр» с рестораном «Гусь», дом колхозника и баржа-общежитие. В городе за последние годы снимался ряд исторических фильмов, в частности «Стенька Разин», «Землепроходец Бархатов», «Садко» и «Гуслярская баллада».
    
Главная улица, Пушкинская, тянется вдоль реки. На ней расположен универмаг, книжный и зоомагазин. Одним концом улица упирается в мост через реку Грязнуху, делящую город на традиционные город и слободу, другой конец улицы заканчивается у городского парка, где находятся эстрада, тир и карусель, а также летняя читальня.
    
Сообщение с Вологдой автобусом (шесть часов) или самолетом (один час). С Архангельском самолетом (полтора часа) или пароходом (через Устюг и Котлас) — четверо суток.
    
Космические пришельцы начали появляться в городе начиная с 1967 года. Более ранние следы их не обнаружены.
   
   
    
     
Рассказы
    
    
    
     
      
Поступили в продажу золотые рыбки
     
     
Зоомагазин в городе Великий Гусляр делит скромное помещение с магазином канцпринадлежностей. На двух прилавках под стеклом лежат шариковые авторучки, ученические тетради в клетку, альбом с белой чайкой на синей обложке, кисти щетинковые, охра темная в тюбиках, точилки для карандашей и контурные карты. Третий прилавок, слева от двери, деревянный. На нем пакеты с расфасованным по полкило кормом для канареек, клетка с колесом для белки и небольшие сооружения из камней и цемента с вкрапленными ракушками. Эти сооружения имеют отдаленное сходство с развалинами средневековых замков и ставятся в аквариум, чтобы рыбки чувствовали себя в своей стихии.
     
Магазин канцпринадлежностей всегда выполняет план. Особенно во время учебного года. Зоомагазину хуже. Зоомагазин живет надеждой на цыплят, инкубаторных цыплят, которых привозят раз в квартал, и тогда очередь за ними выстраивается до самого рынка. В остальные дни у прилавка пусто. И если приходят мальчишки поглазеть на гуппи и мечехвостов в освещенном лампочкой аквариуме в углу, то они этих мечехвостов здесь не покупают. Они покупают их у Кольки длинного, который по субботам дежурит у входа и раскачивает на длинной веревке литровую банку с мальками. В другой руке у него кулек с мотылем.
     
— Опять он здесь, — говорит Зиночка Вере Яковлевне, продавщице в канцелярском магазине, и пишет требование в область, чтобы прислали мотыля и породистых голубей.
     
Нельзя сказать, что у Зиночки совсем нет покупателей. Есть несколько человек. Провизор Савич держит канарейку и приходит раз в неделю в конце дня, по пути домой из аптеки. Покупает полкило корма. Забегает иногда Грубин, изобретатель и неудавшийся человек. Он интересуется всякой живностью и лелеет надежду, что рано или поздно в магазин поступит амазонский попугай ара, которого нетрудно научить человеческой речи.
     
Есть еще один человек, не покупатель, совсем особый случай. Бывший пожарник, инвалид Эрик. Он приходит тихо, встает в углу за аквариумом, пустой рукав заткнут за пояс, обожженная сторона лица отвернута к стенке. Эрика все в городе знают. В позапрошлом году одна бабушка утюг забыла выключить, спать легла. Эрик первым в дом успел, тащил бабушку на свежий воздух, но опоздал — балка сверху рухнула. Вот и стал инвалидом. В двадцать три года. Много было сочувствия со стороны граждан, пенсию Эрику дали по инвалидности, но старую работу пришлось бросить. Он, правда, остался в пожарной команде, сторожем при гараже. Учится левой рукой писать, но слабость у него большая и стеснительность. Даже на улицу выходить не любит.
     
Эрик приходит в магазин после работы, чаще если плохая погода, прихрамывает (нога у него тоже повреждена), забивается в уголок за аквариум и глядит на Зиночку, в которую он влюблен без взаимности. Да и какая может быть взаимность, если Зиночка хороша собой, пользуется вниманием многих ребят в речном техникуме и сама вздыхает по учителю биологии в первой средней школе. Но Зиночка никогда Эрику плохого слова не скажет.
     
Третий квартал кончался. Осень на дворе. Зиночка очень надеялась получить хороший товар, потому что в области тоже должны понимать — план сорвется, по головке не погладят.
     
Зина угадала. 26 сентября день выдался ровный, безветренный. От магазина виден спуск к реке, даже лес на том берегу. По реке, лазурной, в цвет неба, но гуще, тянутся баржи, плоты, катера. Облака медленно плывут по небу, чтобы каждым в отдельности можно полюбоваться. Зиночка товар с ночи получила, самолетом прислали, «Ан-2», пришла на работу пораньше, полюбовалась облаками и вывесила объявление у двери:
     
      
ПОСТУПИЛИ В ПРОДАЖУ ЗОЛОТЫЕ РЫБКИ.
     
     
Вернулась в магазин. Рыбки за ночь в большом аквариуме ожили, плавали важно, чуть шевелили хвостами. Было их много, десятка два, и они собой являли исключительное зрелище. Ростом невелики, сантиметров десять-пятнадцать, спинки ярко-золотые, а к брюшку розовеют, словно начищенные самоварчики. Глаза крупные, черного цвета, плавники ярко-красные.
     
И еще прислали из области бидон с мотылем. Зиночка выложила его в ванночку для фотопечати. Мотыль кишел темно-красной массой и все норовил выползти наверх по скользкой белой эмали.
     
— Ах, — сказала Вера Яковлевна, придя на работу и увидев рыбок. — Такое чудо, даже жалко продавать. Я бы оставила их как инвентарь.
     
— Все двадцать?
     
— Ну не все, а половину. Сегодня у тебя большой день намечается.
     
И тут хлопнула дверь и вошел старик Ложкин, любящий всех поучать. Он прошел прямо к прилавку, постоял, пошевелил губами, взял двумя пальцами щепоть мотыля и сказал:
     
— Мотыль столичный. Достойный мотыль.
     
— А как рыбки? — спросила Зиночка.
     
— Обыкновенный товар, — ответил Ложкин, сохраняя гордую позу. — Китайского происхождения. В Китае эти рыбки в любом бассейне содержатся из декоративных соображений. Миллионами.
     
— Ну уж не говорите, — обиделась Вера Яковлевна. — Миллионами!
     
— Литературу специальную надо читать, — сказал старик Ложкин. — Погляди в накладную. Там все сказано.
     
Зиночка достала накладную.
     
— Смотрите сами, — сказала она. — Я уж проверяла. Не сказано там ничего про китайское их происхождение. Наши рыбки. Два сорок штука.
     
— Дороговато, — определил Ложкин, надевая старинное пенсне. — Дай самому убедиться.
     
Вошел Грубин. Был он высок ростом, растрепан, стремителен и быстр в суждениях.
     
— Доброе утро, Зиночка, — сказал он. — Доброе утро, Вера Яковлевна. У вас новости?
     
— Да, — сказала Зиночка.
     
— А как насчет попугая? Не выполнили моего заказа?
     
— Нет еще — ищут, наверное.
     
По правде говоря, Зиночка бразильского попугая ара и не заказывала. Подозревала, что засмеют ее в области с таким заказом.
     
— Любопытные рыбки, — сказал Грубин. — Характерный золотистый оттенок.
     
— Для чего характерный? — строго спросил старик Ложкин.
     
— Для этих, — ответил Грубин. — Ну, я пошел.
     
— Пустяковый человек, — сказал ему вслед Ложкин. — Нет в накладной их латинского названия.
     
В магазин заглянул Колька Длинный. Длинным его прозвали, наверное, в насмешку. Был он маленького роста, волосы на лице, несмотря на сорокалетний возраст, у него не росли, и был он похож на большого грудного младенца. В обычные дни Зиночка его в магазин не допускала, выгоняла криком и угрозами. Но сегодня, как увидала в дверях, восторжествовала и громко поизнесла:
     
— Заходи, частный сектор.
     
Коля подходил к прилавку осторожно, чувствуя подвох. Пакет с мотылем он зажал под мышкой, а банку с мальками спрятал за спину.
     
— Я на золотых рыбок только посмотреть, — проговорил он тихо.
     
— Смотри, жалко, что ли?
     
Но Коля смотрел не на рыбок. Он смотрел на ванночку с мотылем. Ложкин этот взгляд заметил и сказал:
     
— Вчетверо меньше государственная цена, чем у кровососов. И мотыль качественнее.
     
— Ну насчет качественнее — это мы посмотрим, — ответил Коля. И стал пятиться к двери, где налетел спиной на депутацию школьников, сбежавших с урока, лишь слух о золотых рыбках разнесся по городу.
     
Старик Ложкин покинул магазин через пять минут, сходил домой за банкой и тремя рублями, купил золотую рыбку, а на остальные деньги мотыля. К этому времени приковылял и Эрик. Принес букетик астр и подложил под аквариум — боялся, что Зиночка заметит дар и засмеет. Школьники глазели на рыбок, переговаривались и планировали купить одну рыбку на всех — для живого уголка. Зиночка закинула в аквариум сачок, и Ложкин, пригнувшись, прижав пенсне к стеклу, управлял ее действиями, выбирая лучшую из рыбок.
     
— Не ту, — говорил он. — Мне такой товар не подсовывайте. Я в рыбах крайне начитан. Левее заноси, левее… Дай-ка я сам.
     
— Нет уж, — сказала Зиночка. Сегодня она была полной хозяйкой положения. — Вы мне говорите, а я найду, выловлю.
     
— Нет уж, я сам, — отвечал на это старик Ложкин и тянул к себе сачок за проволочную ручку.
     
— Перестаньте, гражданин, — вмешался Эрик. — Для вас же стараются.
     
— Молчать! — обиделся Ложкин. — От больно умного слышу. Кому бы учить, да не тебе.
     
Старик был несправедлив и говорил обидно. Эрик хотел было возразить, но раздумал и отвернулся к стене.
     
— Такому человеку я бы вообще рыбок не давала, — возмутилась с другого конца помещения Вера Яковлевна.
     
Вера Яковлевна держала в руке рейсшину, занеся ее словно для удара наотмашь.
     
Старик сник, больше не спорил, подставил банку, рыбка осторожно соскользнула в нее с сачка и уткнулась золотым рылом в стекло.
     
Зиночка отвешивала Ложкину мотыля в молчании, в молчании же приняла деньги и выдала две копейки сдачи, которые старик попытался было оставить на прилавке, но был возвращен от двери громким голосом, подобрал сдачу и еще более сник.
     
Когда Ложкин вышел на улицу и солнечный луч попал в банку с рыбкой, из банки вылетел встречный луч, еще более яркий, заиграл зайчиками по стеклам домов, и окна стали открываться, и люди стали выглядывать наружу, спрашивая, что случилось. Рыбка плеснула хвостом, водяные брызги полетели на тротуар, и каждая капля тоже сверкала.
     
Резко затормозил рядом автобус, водитель высунулся наружу и крикнул:
     
— Что дают, дед?
     
Ложкин погладил пакетиком мотыля выбритый морщинистый подбородок и ответил с достоинством:
     
— Только для любителей, для тех, кто понимает.
     
Ложкин шел домой, смущала его некоторая неловкость от грубости, учиненной им в магазине, но неловкость понемногу исчезала, потому что за Ложкиным шли, сами того не замечая, взволнованные люди, перебрасывались удивленными словами и восхищались золотой красавицей в банке.
     
— Принес чего? — спросила супруга Ложкина из кухни, не замечая, как светло стало в комнате у нее за спиной. — Небось пол-литра принес?
     
— Пол-литра чистой воды, — согласился старик. — Пол-литра в банке, и вам того же желаю.
     
— Нет, — сказала старуха, не оборачиваясь. — Там, на улице, и принял.
     
— Почему это?
     
— Чушь несешь.
     
Старик спорить не стал, раздвинул кактусы на подоконнике, подмигнул канарейкам, которые защебетали ошеломленно, увидев банку, достал запасной аквариум и понес его к крану, на кухню.
     
— Подвинься, — сказал он супруге. — Дай воды набрать.
     
Тут супруга поняла, что муж ее не пьяный, и, вытерев руки передником, заглянула в комнату.
     
— Батюшки! — воскликнула она. — Нам еще золотой рыбки не хватало!
     
Супруга нагнулась над банкой, а рыбка высунула ей навстречу острое рыльце, приоткрыла рот, будто задыхалась, и сказала негромко:
     
— Отпустили бы вы меня, товарищи, в речку.
     
— Чего? — спросила супруга.
     
— Воздействуйте на мужа, — объяснила рыбка почти шепотом. — Он меня без вашего влияния никогда не отпустит.
     
— Чего-чего? — спросила супруга.
     
— Ты с кем это? — удивился старик, возвращаясь в комнату с полным аквариумом.
     
— И не знаю, — сказала жена. — Не знаю.
     
— Красивая? — спросил Ложкин.
     
— Даже и не знаю, — повторила жена. Подумала чуть-чуть и добавила: — Отпустил бы ты ее в речку. Беды не оберешься.
     
— Ты чего, с ума сошла? Ей же цена два рубля сорок копеек в государственном магазине.
     
— В государственном? — спросила жена. — Уже дают?
     
— Дают, да никто не берет. Не понимают. Цена велика. Да разве два сорок для такого сказочного чуда большая цена?
     
— Коля, — сказала супруга, — я тебе три рубля дам. Четыре и закуски куплю. Ты только отпусти ее. Боюсь я.
     
— Сумасшедшая баба, — уверился старик. — Сейчас мы ее в аквариум пересадим.
     
— Отпусти.
     
— И не подумаю. Я, может быть, ее всю жизнь жду. С Москвой переписывался. Два сорок уплатил.
     
— Ну как хочешь. — Старуха заплакала и пошла на кухню.
     
В этот момент нервы у рыбки не выдержали.
     
— Не уходи! — крикнула она пронзительно. — Еще не все аргументы исчерпаны. Если отпустите, три желания выполню.
     
Старик был человек крепкий, сухой, но аквариум при этих словах уронил, разбил и стоял по щиколотку в воде.
     
— Не надо нам ничего! — ответила старуха из кухни. — Ничего не надо. Убирайся в свою реку! От тебя одни неприятности.
     
— Не-ет, — сказал старик медленно. — Не-е-ет. Это что же получается, разговоры?
     
— Это я говорю, — ответила рыбка. — И мое слово твердое.
     
— А как же это может быть? — спросил старик, поджимая промокшую ногу. — Рыбы не говорят.
     
— Я гибридная, — сообщила рыбка. — Долго рассказывать.
     
— Изотопы?
     
— И изотопы тоже.
     
— Выкинь ее, — настаивала старуха.
     
— Погоди. Мы сейчас испытаем. Ну-ка, восстанови аквариум в прежнем виде, и чтобы на окне стоял, а в комнате сухо.
     
— А отпустишь, не обманешь?
     
— Честное слово, отпущу. Тебя на три желания хватает?
     
— На три.
     
— Тогда ты мне аквариум восстанови — если получится, сбегаю в магазин, еще десяток таких куплю. Или, может, ты одна говорящая?
     
— Нет, все, — призналась рыбка.
     
— Тогда ставь аквариум.
     
В комнате произошло мгновенное помутнение воздуха, шум, будто от пролетевшей мимо большой птицы, и тут же на окне возник целый, небитый, полный воды аквариум.
     
— Идет, — сказал старик. — Нормально.
     
— Два желания осталось, — напомнила рыбка.
     
— Тогда мне этот аквариум мал. Приказать, что ли, новый изобразить? Столитровый, с водорослями, а?
     
Старуха подошла между тем к старику, все еще находясь в состоянии смятения. Теперь же к смятению прибавился новый страх — старик легкомысленный, истратит все желания рыбки, а что, если врет она? Если она такая единственная?
     
— Стой! — сказала она старику. — Ты сначала других испытай. Других рыбок. Они и в малом аквариуме проживут. Ей же аквариумы строить плевое дело. Нам новый дом с палисадником куда нужнее.
     
— Ага, — согласился старик. — Это дело, доставай деньги из шкафа, ведро неси. Пока я буду в отлучке, глаз с нее не спускай.
     
— Так большой аквариум делать или как? — спросила рыбка без особой надежды.
     
— И не мечтай! — озлился старик. — Хитра больно. В коллективе работать будешь. У меня желаний много — не смотри, что пожилой человек.
     
Ксения Удалова, соседка сверху, зашла за пять минут до этих слов к Ложкиным за солью. Соль вышла вся. Дверь открыта, соседи — свои люди, чего ж не зайти. И незамеченная весь тот разговор услышала. Старики к ней спиной стояли, а рыбка если ее и заметила, то виду не подала. Ксения Удалова, мать двоих детей, жена начальника стройконторы, отличалась живым умом и ничему не удивлялась. Как тихо вошла, так тихо и ушла, подсчитала, что Ложкиным время понадобится, чтобы ведро с водой взять, деньги достать, выбежала на двор, где Корнелий Удалов, ее муж, по случаю субботы в домино играл под опадающей липой, и крикнула ему командирским голосом:
     
— Корнелий, ко мне!
     
— Прости, — сказал Корнелий напарнику. — Отзывают.
     
— Это конечно, — ответил напарник. — Ты побыстрей только.
     
— Я сейчас!
     
Ксения Удалова протянула мужу плохо отмытую банку с наклейкой «Баклажаны», пятерку денег и сказала громким шепотом:
     
— Беги со всех ног в зоомагазин, покупай двух золотых рыбок!
     
— Кого покупать? — переспросил Корнелий, послушно беря банку.
     
— Зо-ло-тых рыбок. И бери покрупнее.
     
— Зачем?
     
— Не спрашивать! Бегом — одна нога здесь, другая там, никому ни слова. Воду не расплескай. Ну! А я их задержу.
     
— Кого?
     
— Ложкиных.
     
— Ксаночка, я ровным счетом ничего не понимаю, — сказал Корнелий, и его носик-пуговка сразу вспотел.
     
— Потом поймешь!
     
Ксения услышала шаги внутри дома и метнулась туда.
     
— Куда это тебя? — спросил Саша Грубин, сосед. — Проводить, дружище?
     
— Проводи, — ответил Удалов все еще в смятении. — Проводи до зоомагазина. Золотых рыбок пойду покупать.
     
— Быть того не может, — сказал Погосян, партнер по домино. — Твоя Ксения в жизни ничего подобного не совершала. Если только пожарить.
     
— А ведь и вправду, может, пожарить, — несколько успокоился Удалов. — Пошли.
     
Они покинули с Грубиным двор, а игроки весело рассмеялись, потому что хорошо знали и Ксению, и мужа ее Корнелия.
     
Не успели шаги друзей затихнуть в переулке, как в дверях дома вновь показалась Ксения Удалова. Выходила она из них спиной вперед, объемистая спина колыхалась, выдерживала большой напор. И уже видно было, что напор этот производят супруги Ложкины. Ложкин тащил ведро с водой, а старуха помогала ему толкать Ксению.
     
— И куда это вы так спешите, соседи дорогие? — распевала, ворковала Ксения.
     
— Пусти, — настаивал старик. — По воду иду.
     
— По какую же по воду, когда дома водопровод провели?
     
— Пусти! — кричал старик. — За квасом иду!
     
— С полным-то ведром? А я хотела у вас соли одолжить.
     
— И одалживай, меня только пропусти.
     
— А уж не в зоомагазин ли спешите? — спросила ехидно Ксения.
     
— Хоть и в зоомагазин, — ответила старуха. — Только нет у тебя права нас задерживать.
     
— Откуда знаешь? — возмутился старик. — Откуда знаешь? Подслушивала?
     
— А что подслушивала? Чего подслушивать?
     
Старик извернулся, чуть не сшиб Ксению и бросился к воротам. Старуха повисла на Удаловой, чтобы остановить ее, метнувшуюся было вслед.
     
— Ой-ой, — произнес Погосян. — Он тоже за золотой рыбкой побежал. Зачем побежал?
     
— Жили без золотых рыбок, — ответил ему Кац, — и проживем, мешай кости.
     
— Ой-ой, — сказал Погосян. — Ксения Удалова настолько хитрая баба, что ужас иногда берет. Смотри-ка, тоже побежала. И старуха Ложкина за ней. Играйте без меня. Я, пожалуй, понимаешь, пойду по городу погуляю.
     
— Валентин! — крикнула Кацу жена со второго этажа. Она услышала шум на дворе и внимательно к нему прислушивалась. — Валентин, у тебя есть деньги? Дойди до зоомагазина и посмотри, что дают. Может, нам уже не достанется.
     
Через полторы минуты весь дом в составе тридцати-сорока человек бежал по Пушкинской улице к зоомагазину, кто с банками, кто с бутылками, кто с пластиковыми пакетами, кто просто так, полюбопытствовать.
     
Когда первые из них подбежали к зоомагазину, перед дверью с надписью «Поступили в продажу золотые рыбки» стояла толпа.
     
Город Великий Гусляр невелик, и жизнь в нем движется по привычным и установившимся путям. Люди ходят в кино, на работу, в техникум, в библиотеку, и в том нет ничего удивительного. Но стоит случиться чему-то необычайному, как по городу прокатывается волна тревоги и возбуждения. Совсем как в муравейнике, где вести проносятся по всем ходам за долю секунды, потому что у муравьев есть на этот счет шестое чувство. Так вот, Великий Гусляр тоже пронизан шестым чувством. Шестое чувство привело многочисленных любопытных поглядеть на золотых рыбок. Шестое же чувство разрешило их сомнения — покупать или не покупать. Покупать, поняли граждане Гусляра в тот момент, когда в магазин влетели, не совсем еще понимая, зачем они это делают, Удалов с Грубиным и Удалов, запыхавшись, сунул Зиночке пять рублей и сказал:
     
— Две рыбки золотые заверните, пожалуйста.
     
— Это вы, Корнелий Иванович? — удивилась Зиночка, которая жила на той же улице, что и Удалов. — Вам Ложкин посоветовал? Вам самца с самочкой?
     
— Зиночка, не продавай им рыбок, — сказал из-за аквариума инвалид Эрик, который все никак не мог собраться с силами, чтобы покинуть магазин.
     
— Молодой человек, — прервал его Грубин. — Только из уважения к вашему героическому прошлому я воздерживаюсь от ответа. Зиночка, вот банка, кладите товар.
     
У Зиночки на глазах были слезы. Она взяла сачок и сунула его в аквариум. Рыбки бросились от него врассыпную.
     
— Тоже понимают, — проговорил кто-то.
     
В дверях возникло шевеление — старик Ложкин пытался с ведром пробиться поближе к прилавку.
     
— Вы не церемоньтесь с ними, — сказал Удалов. — Все равно поджарим.
     
— Мне дайте, мне! — кричал от двери Ложкин. — Я любитель. Я их жарить не буду!
     
В общем шуме потонули отдельные возгласы. К Зиночке тянулись руки с зажатыми рублями, и, желая оградить ее от мятежа, Эрик приподнял костыль, стукнул им об пол и крикнул:
     
— Тишина! Соблюдайте порядок!
     
И наступила тишина.
     
И в этой тишине все услышали, что рыбка, высунувшая голову из аквариума, сказала:
     
— Это совершенное безумие нас жарить. Все равно что уничтожать куриц, несущих золотые яйца. Мы будем жаловаться.
     
Тишина завладела магазином.
     
Вторая рыбка подплыла к первой и произнесла:
     
— Мы должны получить гарантии.
     
— Какие? — спросил Грубин тонким голосом.
     
— Три желания на каждую. И ни слова больше. Потом — на свободу.
     
Наступила пауза.
     
Потом медленное движение к прилавку, ибо любопытство — сильное чувство и желание посмотреть на настоящих говорящих рыбок влекло людей, как магнит.
     
Через пять минут все было окончено. В пустом магазине на пустом прилавке стоял пустой аквариум. Вода в нем еще покачивалась. Зиночка тихо плакала, пересчитывая выручку. Эрик все так же стоял в углу и потирал здоровой рукой помятый бок. Потом нагнулся, поднял с пола почти не пострадавший букетик цветов и вновь положил на прилавок.
     
— Не расстраивайтесь, Зиночка. Может, в следующем квартале снова пришлют. Я только жалею, что мне не досталось. Я бы вам свою отдал.
     
— Я не об этом, — всхлипнула Зиночка. — Какая-то жадность в людях проснулась. Даже стыдно. И старик Ложкин кричит — мне десять штук, и вообще.
     
— Я очень жалею, что не смог для вас взять, — повторил Эрик. — До свидания.
     
Он ушел. Вера Яковлевна, дожидавшаяся, пока никого в магазине не останется, подошла к Зиночке, держа в руке палехскую шкатулку. В шкатулке еле умещались две рыбки.
     
— Я все-таки купила, — сообщила она. — Ты ведь и не заметила. Я поняла, что, если стоять и ждать, пока это столпотворение продолжается, ничего не достанется. Ведь ты не догадалась хотя бы две-три штуки отложить.
     
— Куда там, — сказала Зиночка. — Я очень рада, что вы успели. А я и не заметила. Такая свалка — я только деньги принимала и рыбок вылавливала.
     
— Одна твоя. Деньги мне с получки отдашь.
     
— Не надо мне, — отказалась Зиночка. — Я и права не имею их взять.
     
— Тогда я тебе дарю. На день рождения. И не сходи с ума. Кто от счастья отказывается? У тебя даже шубки нет, а зима на носу.
     
— Нет, нет, ни за что! — И Зиночка заплакала еще горше.
     
— Чего уж там, — сказала из шкатулки рыбка. — Все равно одному человеку больше трех желаний нельзя загадать. Хоть бы у него сто рыбок было. А шубу тебе надо — я сделаю. Ты какую хочешь — норковую или каракуль?
     
— Вот и отлично, — проговорила Вера Яковлевна. — Где сачок? Мы ее тебе пересадим. Я очень рада.
     
— Ну как же можно, — сопротивлялась Зиночка.
     
В дверь заглянула незнакомая женщина и спросила:
     
— Рыбки еще остались?
     
— Кончились, — ответила Вера Яковлевна, прикрывая крышку палехской шкатулки. — Теперь они будут приходить. Закроем магазин? Все равно — какая сегодня торговля?
     
— Я должна в область, в управление торговли отчет написать, — сказала Зиночка. — Я очень боюсь, что нам товар по ошибке отгрузили.
     
— Вот и напишешь дома. Пошли.
     
Зиночка послушалась. Сняла объявление с двери, заперла ее, спрятала выручку. Вера Яковлевна достала еще одну шкатулку и отсадила в нее рыбку для Зиночки. Продавщицы вышли из магазина через заднюю дверь.
     
— А ты хоть помнишь кого-нибудь, кто рыбок покупал? — спросила Вера Яковлевна.
     
— Мало кого помню. Ну, сначала, еще до всей этой истории, Ложкин был. И кружок юннатов из средней школы. Потом снова Ложкин. И Савич. И этот длинный из горздрава, и Удалов с Грубиным по штуке. А остальных разве припомнишь?
     
— Боюсь, — сказала на это Вера Яковлевна, — боюсь, что поздно гадать — результаты скоро будут налицо.
     
— То есть как так?
     
— Ты думаешь, что за желания будут?
     
— Не знаю. Разные. Ну, может, денег попросят…
     
— Денег нельзя. Только ограниченные суммы, — вмешалась из коробочки рыбка. Голос ее был глух и с трудом проникал сквозь лаковую крышку.
     
— Ой! — вскрикнула Зиночка.
     
Они вышли в переулок, утром еще пыльный и неровный. Переулок был покрыт сверкающим ровным бетоном. Бетон расстилался во всю его ширину, лишь по обочинам вместо утренних канав тянулись аккуратные полосы тротуара. Заборы вдоль переулка были выкрашены в приятный глазу зеленый цвет, а в палисадниках благоухали герани.
     
— Ничего особенного, — сказала Вера Яковлевна, морально готовая к чудесам. — Наверно, кто-то из горсовета рыбку купил. Вот и выполнил годовой план по благоустройству.
     
— Что же будет?.. — сказала Зиночка, осторожно ступая на тротуар.
     
— Я так полагаю, — ответила Вера Яковлевна, по-солдатски печатая шаг по асфальту, — я так полагаю, что надо получить отдельную квартиру. Впрочем, ты, рыбка, не спеши, я еще подумаю…
     
Дома Зиночка достала большую банку. Выплеснула туда рыбку из шкатулки и понесла на кухню, чтобы долить водой.
     
— Сейчас будет тебе чистая вода, — сказала она. — Потерпи минутку.
     
Зиночка открыла кран, и прозрачная жидкость хлынула в банку.
     
— Стой! — крикнула рыбка. — Стой, ты с ума сошла! Ты меня погубить хочешь? Закрой кран! Вынь меня сейчас же! Ой-ой-ой!
     
Зиночка испугалась, выхватила рыбку, сжала в кулаке… По кухне распространялся волнами едкий запах водки.
     
— Что такое? — удивилась Зиночка. — Что случилось?
     
— Воды! — прошептала рыбка. — Воды… умираю…
     
Зиночка метнулась по кухне, нашла чайник. На счастье, в нем была вода. Рыбка ожила. Струйка водки все текла из крана, дурманом заполняя кухню.
     
— Откуда же водка? — поразилась Зиночка.
     
— Понимать надо, — сказала рыбка. — Какой-то идиот проверить захотел — приказал, чтобы вместо воды в водопроводе водка текла. Видно, на молодую рыбку попал, на неопытную. Я бы на ее месте отказалась. Категорически. Это не желание, а вредительство и головотяпство.
     
— А где же вода теперь?
     
— Я так полагаю, что водка скоро кончится. Кто-нибудь другой обратное желание загадает.
     
— А если нет?
     
— Если нет — терпи. А вообще-то это безобразие! Водка попадает в трубы канализации. Оттуда, возможно, в водоемы — так всю живность перевести можно. Вот что, Зиночка, у меня к тебе личная просьба. Преврати водку в воду. Используй желание. Мы тебе за это уникальную шубу придумаем.
     
— Мне уникальной не нужно, — сказала Зиночка. — На что мне уникальная. Я бы очень хотела дубленку. Болгарскую. У моей тетки в Вологде такая есть.
     
— Значит, тратим сразу два желания, да?
     
— Тратим, — согласилась Зиночка и немного пожалела, что останется лишь одно.
     
Шуба материализовалась на спинке стула. Шуба была светло-коричневого, нежного, теплого цвета. Ее украшал меховой белый воротник.
     
— Прости, но я ее подбила норкой, — призналась рыбка. — Приятно услужить хорошему человеку. Третье желание будем сейчас делать или подождем?
     
— Можно подождать немного? — попросила Зиночка. — Я подумаю.
     
— Думай, думай. Пообедай пока. И мне крошек насыпь. Ведь я как-никак живое существо.
     
— Простите, рада бога. Я совсем забыла.
     
Удалов с Ложкиным вместе вошли в дом. Грубин во дворе задержался, чтобы поделиться впечатлениями с соседями. Удалов с Ложкиным по лестнице поднимались вместе, были недовольны друг другом. Удалов укорял Ложкина:
     
— Хотели по секрету все сделать? Все себе?
     
Ложкин не отвечал.
     
— Чтобы, значит, весь город как раньше, один вы будете жить, как миллионер Рокфеллер? Стыдно просто ужасно.
     
— А твоя жена шпионила, — сказал Ложкин резко и юркнул в дверь, за которой уже стояла, приложив к ней ухо, его супруга.
     
Удалов хотел было ответить нечто обидное, но и его супруга выбежала из комнаты, выхватила из рук банку и огорчилась:
     
— Почему только одна? Я же на две деньги давала.
     
— Вторую Грубин взял, — ответил Удалов. — Мы с ним вместе ходили.
     
— Сам бы покупал себе, — обиделась Ксения. — У тебя же дети. А он холостой.
     
— Ну ладно уж. Тебе что, трех желаний не хватит?
     
— Было бы шесть. У Ложкиных-то шесть.
     
— Не огорчайтесь, гражданка, — успокоила золотая рыбка. — Больше трех все равно нельзя, сколько бы рыбок ни было.
     
— На человека?
     
— На человека, или на семью, или на коллектив — все равно.
     
— Так, значит, Ложкин зря за второй рыбкой бегал? Зря хотел десяток купить?
     
— Зря. Вы не могли бы поспешить с желаниями? И отпустили бы меня подобру-поздорову.
     
— Потерпишь, — решительно произнесла Ксения. — А ты, Корнелий, иди руки мой и обедать садись. Все остыло.
     
Корнелий подчинился, хотя и опасался, что жена в его отсутствие загадает всякую чепуху.
     
У умывальника Удалова ждал приятный сюрприз. Кто-то догадался заменить воду в водопроводе водкой. Удалов не стал поднимать шума. Умылся водкой, хоть и щипало глаза, потом напился из ладошек, без закуски, и еще налил полную кастрюлю.
     
— Ты куда пропал? — нетерпеливо крикнула жена из комнаты.
     
— Сейчас, — ответил Удалов, язык которого уже чуть заплетался.
     
На кухню, полотенце через плечо, пришел Ложкин. Смотрел волком. Потянул носом и зыркнул глазом на кастрюлю с водкой. Удалов прижал кастрюлю к животу и быстро ушел в комнату.
     
— Вот, — сказал он жене. — Готовь закуску. Не мое желание, чужое.
     
Ксения сразу поняла, разлила по пустым бутылкам и закупорила.
     
— Какой человек! Какая государственная голова! — хвалил неизвестного доброжелателя Удалов. — Нет чтобы себе только заказать. Всему городу радость. То-то Ложкин удивится, на меня подумает!
     
— А вдруг он сам!
     
— Никогда. Он эгоист.
     
— А если он на тебя подумает и сообщит куда следует, что отравляешь воду в городе, — по головке не погладят.
     
— Пусть докажут. То ведь не я, а золотая рыбка.
     
Со двора грянула песня.
     
— Вот, — сказал Удалов. — Слышишь? Народ уже использует.
     
А Ложкин тем временем принялся умываться водкой, удивился, отплевался, потом сообразил, в чем дело, побежал с женой советоваться, а когда та пришла с посудой, вместо водки текла уже вода — результат Зиночкиного пожелания. Старуха изругала Ложкина за неповоротливость, и они стали думать, как им использовать пять желаний — два от первой рыбки да три от второй.
     
Грубин основное желание выполнил тут же, во дворе.
     
— Мне, — сказал он в присутствии многочисленных свидетелей, — желательно от тебя, золотая рыбка, получить бразильского попугая ара, который может научиться человеческой речи.
     
— Это несложно, — оценила рыбка. — Я сама обладаю человеческой речью.
     
— Согласен. — Грубин поставил банку с рыбкой на скамейку, вынул гребешок и пригладил в ожидании торжественного момента густые непослушные вихры. — Чего же ты мешкаешь?
     
— Одну минутку. Из Бразилии путь долог… Три, четыре, пять.
     
Роскошный, громадный, многоцветный, гордый попугай ара сидел на ветке дерева над головой Грубина и, чуть склонив набок голову, смотрел на собравшихся внизу обитателей двора.
     
Грубин задрал голову и позвал:
     
— Цып-цып, иди сюда, дорогая птица.
     
Попугай раздумывал, спуститься или нет к протянутой руке Грубина, и в этот момент во двор вышли, обнявшись и распевая громкую песню, Погосян с Кацем, также обладатели золотых рыбок. Как потом выяснилось, именно они независимо друг от друга превратили всю питьевую воду в городе в водку и, довольные результатами опыта и сходством желаний, шли теперь к людям возвестить о начале новой эры.
     
— Каррамба! — проговорил попугай, тяжело снялся с ветки дерева и взлетел выше крыш. Там он сделал круг, распугивая ворон, и крылья его переливались радугой. — Каррамба! — крикнул он снова и взял курс на запад, в родную Бразилию.
     
— Верни его! — крикнул Грубин. — Верни его немедленно!
     
— Это второе желание? — спросила ехидно рыбка.
     
— Первое! Ты же его не выполнила!
     
— Ты заказывал попугая, товарищ Грубин?
     
— Заказывал. Так где же он, золотая рыбка?
     
— Улетел.
     
— Вот я и говорю.
     
— Но он был.
     
— И улетел. Почему не в клетке?
     
— Потому что ты, товарищ Грубин, клетку не заказывал.
     
Грубин задумался. Он был человеком в принципе справедливым. Рыбка была права. Клетки он не заказывал.
     
— Хорошо, — согласился он. Попугая ему очень хотелось. — Пусть будет попугай ара в клетке.
     
Так Грубин истратил второе желание и потому, взяв клетку в одну руку, банку с рыбкой в другую, пошел к дому. И тут-то во двор вошел инвалид Эрик.
     
Эрик обошел уже полгорода. Он искал рыбку для Зиночки, не подозревая, что та получила ее в подарок от Веры Яковлевны.
     
— Здравствуйте, — сказал он. — Нет ли у кого-нибудь лишней золотой рыбки?
     
Грубин сгорбился и тихо пошел к двери со своей ношей. У него оставалось всего одно желание и множество потребностей. Погосян помог Кацу повернуть обратно к двери. У них рыбки были также частично использованы.
     
Окна в комнатах Удалова и Ложкина захлопнулись.
     
— Я не для себя! — крикнул в пустоту Эрик.
     
Никто не ответил.
     
Эрик поправил пустой рукав и поплелся, хромая, со двора.
     
— Нам необходимо тщательно продумать, что будем просить, — говорила в это время Ксения Удалова мужу.
     
— Мне велосипед надо, — сказал их сын Максимка.
     
— Молчать! — повторила Ксения. — Иди погуляй. Без тебя найдем, чего пожелать.
     
— Вы бы там поскорее, — поторопила золотая рыбка. — К вечеру нам бы хотелось в реке уже быть. До холодов нужно попасть в Саргассово море.
     
— Смотри-ка, — удивился Удалов. — Тоже ведь на родину тянутся.
     
— Икру метать, — объяснила рыбка.
     
— Хочу велосипед! — крикнул со двора Максимка.
     
— Ну угодили бы парнишке, в самом деле хочет велосипед, — сказала рыбка.
     
— А может, и в самом деле? — спросил Удалов.
     
— Я больше не могу! — возмутилась Ксения. — Все подсказывают, все мешают, все чего-то требуют…
     
Грубин поставил клетку с попугаем на стол и залюбовался птицей.
     
— Ты чудо, — сказал он ей.
     
Попугай не ответил.
     
— Так он что, не умеет, что ли? — спросил Грубин.
     
— Не умеет, — ответила рыбка.
     
— Так чего же? Ведь вроде только что «каррамба» говорил.
     
— Это другой был, ручной, из бразильской состоятельной семьи. А второго пришлось дикого брать.
     
— И чего же делать?
     
— Хочешь — третье желание загадай. Я его мигом обучу.
     
— Да? — Грубин подумал немного. — Нет уж. Сам обучу.
     
— Может, ты и прав, — согласилась рыбка. — И что же дальше делать будем? Хочешь электронный микроскоп?
     
     
Первым своим желанием члены биологического кружка первой средней школы — коллективный владелец одной из рыбок — создали на заднем дворе школы зоопарк с тигрятами, моржом и множеством кроликов.
     
Вторым желанием сделали так, чтобы им целую неделю не задавали ничего на дом.
     
С третьим желанием вышла заминка, споры, сильный шум. Споры затянулись почти до вечера.
     
     
Провизор Савич дошел до самого своего дома, перебирая в мыслях множество вариантов. У самых ворот его догнал незнакомый человек в очень большой плоской кепке.
     
— Послушай, — сказал ему человек, — ты десять тысяч хочешь?
     
— Почему? — спросил Савич.
     
— Десять тысяч даю — рыбка моя, деньги твои. Мне, понимаешь, не досталось. На базаре стоял, фруктами торговал, опоздал, понимаешь.
     
— А зачем вам рыбка? — спросил провизор.
     
— Не твое дело. Хочешь деньги? Сегодня же телеграфом.
     
— Так вы объясните, в конце концов, — повторил Савич, — зачем вам рыбка? Ведь я тоже, наверное, могу с ее помощью получить много денег.
     
— Нет, — объяснил человек в кепке. — Рыбка много денег не может.
     
— Он прав, — подтвердила рыбка. — Много денег я не могу сделать.
     
— Пятнадцать тысяч, — сказал человек в кепке и протянул руку к банке с рыбкой. — Больше никто не даст.
     
— Нет, — произнес Савич твердо.
     
Человек шел за ним, тянул руку и набавлял по тысяче. Когда он добрался до двадцати, Савич совсем озлился.
     
— Это безобразие! — воскликнул он. — Я иду домой, никому не мешаю. Ко мне пристают, предлагают какую-то сомнительную сделку. Рыбка-то стоит два рубля сорок копеек.
     
— Я тебе и два рубля тоже дам, — обрадовался человек в кепке. — И еще двадцать тысяч дам. Двадцать одну!
     
— Так скажите, зачем вам?
     
Человек в кепке приблизил губы к уху Савича.
     
— Машину «Волга» покупать буду.
     
— Так покупайте, если у вас столько денег.
     
— Нетрудовые доходы, — признался человек в кепке. — А так фининспектор придет, я ему рыбку покажу, вот, пожалуйста. Вы только мне квитанцию дайте, расписку, что два сорок уплатил.
     
— Уходите немедленно! — возмутился Савич. — Вы жулик!
     
— Зачем так грубо? Двадцать три тысячи даю. Хорошие деньги. Голый по миру пойду.
     
— Гони его, — сказала рыбка. — Он мне тоже неприятен.
     
— Вот видите, — сказал Савич.
     
— Двадцать четыре тысячи!
     
— Вот что, — решил Савич. — Чтобы этот человек немедленно улетел отсюда к себе домой. Чтобы и следа его не было. Я больше не могу.
     
— Исполнять? — спросила рыбка.
     
— Немедленно!
     
И человек закрутился в смерчике и пропал. Лишь кепка осталась на мостовой.
     
— Спасибо, — сказал Савич рыбке. — Вы не представляете, как он мне надоел. Теперь пойдемте ко мне домой, и мы с честью используем оставшиеся желания.
     
В тот день в городе произошло еще много чудес. Некоторые остались достоянием частных лиц и их семей, некоторые стали известны всему Великому Гусляру. Тут и детский зоопарк, который поныне одна из достопримечательностей города, и история с водкой в водопроводе, и замощенный переулок, и появление в универмаге большого количества французских духов, загадочное и необъясненное, и грузовик, полный белых грибов, виденный многими у дома Сенькиных, и даже типун на языке одной скандальной особы, три свадьбы, неожиданные для окружающих, и еще, и еще, и еще…
     
К вечеру, к сроку, когда рыбок надо было нести к реке, большинство желаний было исчерпано.
     
По Пушкинской, по направлению к набережной, двигался народ. Это были и владельцы рыбок, и просто любопытные.
     
Шли Удаловы всем семейством. Впереди Максим на велосипеде. За ним остальная семья. Ксения сжимала в руке тряпочку, которой незадолго перед тем стирала пыль с нового рояля фирмы «Беккер».
     
Шел Грубин. Нес не только банку с рыбкой, но и клетку с попугаем. Хотел, чтобы все видели — мечта его сбылась.
     
Шли Ложкины. Был старик в новом костюме из шевиота, и еще восемь неплохих костюмов осталось в шкафу.
     
Шли, обнявшись, Погосян с Кацем. Несли вдвоем бутыль. Чтобы не оставлять на завтра.
     
Шла Зиночка.
     
Шел Савич.
     
Шли все другие.
     
Остановились на берегу.
     
— Минутку, — сказала одна из золотых рыбок. — Мы благодарны вам, обитатели этого чудесного города. Желания ваши, хоть и были зачастую скороспелы, порадовали нас разнообразием.
     
— Не все, — возразили ей рыбки из банки Погосяна — Каца.
     
— Не все, — согласилась рыбка. — Завтра многие из вас начнут мучиться. Корить себя за то, что не потребовали золотых чертогов. Не надо. Мы говорим вам: завтра никто не почувствует разочарования. Так мы хотим, и это наше коллективное рыбье желание. Понятно?
     
— Понятно, — ответили жители города.
     
— Дурраки, — сказал попугай ара, который оказался способным к обучению и уже знал несколько слов.
     
— Теперь нас можно опускать в воду, — произнесла рыбка.
     
— Стойте! — раздался крик сверху.
     
Все обернулись в сторону города и оцепенели от ужаса. Ибо зрелище, представшее глазам, было необычайно и трагично.
     
К берегу бежал человек о десяти ногах, о множестве рук, и он махал этими руками одновременно.
     
И когда человек подбежал ближе, его узнали.
     
— Эрик! — сказал кто-то.
     
— Эрик, — повторяли люди, расступаясь.
     
— Что со мной случилось? — кричал Эрик. — Что со мной случилось? Кто виноват? Зачем это?
     
Лицо его было чистым, без следов ожога, волосы встрепаны.
     
— Я по городу бегал, рыбку просил, — продолжал страшный Эрик, жестикулируя двадцатью руками, из которых одна была слева, а остальные справа. — Я отдохнуть прилег, а проснулся — и вот что со мной случилось!
     
— Ой, — сказала Зиночка. — Я во всем виновата. Что я наделала. Но я хотела как лучше, я загадала, чтобы у Эрика новая рука была, чтобы новая нога стала и лицо вылечилось. Я думала как лучше — ведь у меня желание оставалось.
     
— Я виноват, — добавил Ложкин. — Я подумал — зря человека обижаем. Я ему тоже руку пожелал.
     
— И я, — произнес Грубин.
     
— И я, — сказал Савич.
     
И всего в этом созналось восемнадцать человек. Кто-то нервно хихикнул в наступившей тишине. И Савич спросил свою рыбку:
     
— Вы нам помочь не можете?
     
— Нет, к сожалению, — ответила рыбка. — Все желания исчерпаны. Придется его в Москву везти, отрезать лишние конечности.
     
— Да, история, — сказал Грубин. — В общем, если нужно, то берите обратно моего чертова попугая.
     
— Дуррак, — сказал попугай.
     
— Не поможет, — ответила рыбка. — Обратной силы желания не имеют.
     
И тут на сцене появились юннаты из первой средней школы.
     
— Кому нужно лишнее желание? — спросил один из них. — Мы два использовали, а на одном не сговорились.
     
Тут дети увидели Эрика и испугались.
     
— Не бойтесь, дети, — успокоила их золотая рыбка. — Если вы не возражаете, мы приведем в человеческий вид пожарника Эрика.
     
— Мы не возражаем, — сказали юннаты.
     
— А вы, жители города?
     
— Нет, — ответили люди рыбкам.
     
В тот же момент произошло помутнение воздуха, и Эрик вернулся в свое естественное, здоровое состояние. И оказался, кстати, вполне красивым и привлекательным парнем.
     
— Оп-ля! — воскликнули рыбки хором, выпрыгнули из банок, аквариумов и прочей посуды и золотыми молниями исчезли в реке.
     
Они очень спешили в Саргассово море метать икру.
    
    
     
      
Ленечка-Леонардо
     
     
— Ты чего так поздно? Опять у Щеглов была? — Всем своим видом Ложкин изображал покинутого, неухоженного мужа.
     
— Что ж поделаешь, — вздохнула его жена, спеша на кухню поставить чайник. — Надо помочь. Больше у них родственников нету. А сегодня — профсоюзное собрание. Боря — член месткома, а Клара — в кассе взаимопомощи. Кому с Ленечкой сидеть?
     
— И все, конечно, тебе. В конце концов, родили ребенка, должны были осознавать ответственность.
     
— Ты чего пирожки не ел? Я тебе на буфете оставила.
     
— Не хотелось.
     
Жена Ложкина быстро собирала на стол, разговаривала оживленно, чувствовала вину перед мужем, которого бросила ради чужого ребенка.
     
— А Ленечка такой веселенький. Такой милый, улыбается… Садись за стол, все готово. Сегодня увидел меня и лепечет: «Баба, баба!»
     
— Сколько ему?
     
— Третий месяц пошел.
     
— Преувеличиваешь. В три месяца они еще не разговаривают.
     
— Я и сама удивилась. Говорю Кларе: «Слышишь?», а Клара не слышала.
     
— Ну вот, не слышала…
     
— Возьми пирожок, ты любишь с капустой. А он вообще мальчик очень продвинутый. Мать сегодня в спешке кофту наизнанку надела, а он мне подмигнул — разве не смешно, тетя Даша?
     
— Воображение, — сказал Ложкин. — Пустое женское воображение.
     
— Не веришь? Пойди погляди. Всего два квартала до этого чуда природы.
     
— И пойду, — согласился Ложкин. — Завтра же пойду. Чтобы изгнать дурь из твоей головы.
     
В четверг Ложкин, сдержав слово, пошел к Щеглам. Щеглы, дальние родственники по материнской линии, как раз собирались в кино.
     
— Мы уж решили, что вы обманете, — с укором сказала Клара. Она умела и любила принимать одолжения.
     
— Сегодня Николай Иванович с Ленечкой посидит, — сообщила баба Даша. — Мне по дому дел много.
     
— Не с Ленечкой, а с Леонардо, — поправил Борис Щегол, завязывая галстук. — А у вас, Николай Иванович, есть опыт общения с грудными детьми?
     
— Троим высшее образование дал, — произнес Ложкин. — Разлетелись мои птенцы.
     
— Высшее образование — не аргумент, — сказал Щегол. — Клара, помоги узел завязать. Высшее образование дает государство. Грудной ребенок — иная проблема. Почитайте книгу «Ваш ребенок», вон на полке стоит. Вы, наверное, ничего не слыхали о научном обращении с детьми.
     
Ложкин не слушал. Он смотрел на ребенка, лежавшего в кроватке. Ребенок осмысленно разглядывал погремушку, крутил в руках, думал.
     
— Агу, — проговорил Ложкин, — агусеньки.
     
— Агу, — откликнулся ребенок, как бы отвечая на приветствие.
     
— Боря, осталось десять минут, — напомнила Клара. — Где сахарная водичка, найдете? Пеленки в комоде на верхней полке.
     
Николай Иванович остался с ребенком один на один.
     
Он постоял у постельки, любуясь мальчиком, потом, неожиданно для самого себя, произнес:
     
— Тебе почитать чего-нибудь?
     
— Да, — сказал младенец.
     
— А что почитать-то?
     
— Селебляные коньки, — ответил Ленечка. — Баба читала.
     
Язык еще не полностью повиновался мальчику.
     
Ленечка-Леонардо протянул ручонку к шкафу, показывая, где стоит книжка.
     
— Может, про репку почитаем? — спросил Ложкин, но ребенок отрицательно подвигал головкой и отложил погремушку в сторону.
     
Ложкин читал книжку более часа, утомился, сам выпил всю сахарную водичку, а ребенок ни разу не намочил пеленок, не ныл, не спал, увлеченно слушал, лишь иногда прерывал чтение конкретными вопросами: «А что такое коньки? А что такое Амстелдам? А что такое опухоль головного мозга?»
     
Ложкин как мог удовлетворял любопытство младенца, все более попадая под очарование его открытой яркой личности.
     
К тому времени, когда родители вернулись из кино, дед с мальчиком подружились, на прощание Леонардик махал деду ручкой и лепетал:
     
— Сколей плиходи, завтла плиходи, деда.
     
Родители не прислушивались к щебетанию крошки. С этого дня Ложкин старался почаще подменять жену. Фактически превратился в сиделку у мальчика. Щеглы не возражали. Они были молодыми активными людьми, любили кататься на коньках и лыжах, ходить в туристские походы, посещать кино и общаться с друзьями.
     
Месяца через два Ленечка научился садиться в постельке, язык его слушался, запас слов значительно вырос. Ленечка не раз выражал деду сожаление, что неокрепшие ножки не позволяют ему выйти на улицу и побывать в интересующих его местах.
     
Порой Ложкин вывозил Ленечку в коляске, тот жадно крутил головкой по сторонам и непрестанно задавал вопросы: почему идет снег, что делает собачка у столба, почему у женщин усы не растут и так далее. Ложкин как мог удовлетворял его любопытство. Дома они вновь принимались за чтение или Ложкин рассказывал младенцу о своей долгой жизни, об интересных людях, с которыми встречался, о редких местах и необычных профессиях. Как-то Ленечка сказал деду:
     
— Попроси маму Клару, пусть разрешит мне учиться читать. Ведь шестой месяц уже пошел. Я полагаю, что в моем возрасте Лев Толстой не только читал, но и начал замышлять сюжет «Войны и мира».
     
— Сомневаюсь, — ответил Ложкин, имея в виду и Льва Толстого, и маму Клару. — Но попробую.
     
Он прошел на кухню, где Клара, только что вернувшись из гостей, готовила на утро сырники.
     
— Клара, — начал он, — что будем с Ленечкой делать?
     
— А что? Плохо себя чувствует? Лобик горячий?
     
Клара была неплохой матерью. Сына она любила, переживала за него, сама укачивала перед сном, что, правда, ребенку не нравилось, потому что отвлекало от серьезных мыслей.
     
— Лобик у него хороший. Только мы с ним думали, не пора ли научиться читать. В его возрасте Лев Толстой, возможно, уже и писал.
     
— Что старый, что малый, — усмехнулась Клара. — Шли бы вы домой, дядя Коля. Завтра не придете? А то я должна на службе задержаться. Да, и зайдите с утра на питательный пункт, за молоком и кефиром.
     
Ребенка Клара не кормила, да Ленечка и не настаивал на этом. Ему было бы неловко кормиться таким первобытным способом.
     
Как-то Ленечку отнесли к врачу, сдать анализы и проверить здоровье. Все оказалось в порядке, Ленечка, по совету Ложкина, держал язык за зубами, но заинтересовался медициной — на него произвели впечатление обстановка в больнице и медицинская аппаратура.
     
— Знаешь, дедушка, — сообщил он Ложкину по возвращении, — мне захотелось стать врачом. Это благородная профессия. Я понимаю, что придется упорно учиться, но я к этому готов.
     
В последующие недели Ленечка все-таки научился читать, и Ложкин подарил ему электрический фонарик, чтобы читать под одеялом, когда родители уснут.
     
Возникает естественный вопрос: а как же родители? Неужели они были так слепы и проглядели то, что было очевидно приходящему старику, который повторял своей жене: «Я углядываю знак судьбы в том, что ребенка назвали Леонардо Борисовичем. Полтысячи лет Земля ждала своего следующего универсального гения. И вот дождалась». Нет, родители оставались в слепом убеждении, что произвели на свет обычного ребенка.
     
За примерами недалеко ходить. В день Ленечкина девятимесячного юбилея Борис Щегол пришел к нему в комнату с новой погремушкой. Ленечка в это время сидел в кроватке и слушал, как Ложкин читает ему вслух «Опыты» Монтеня.
     
— Гляди, какая игрушечка, — показал Борис. Он, как всегда, спешил и поэтому собирался тут же покинуть сына, но Леонардик сказал вслух:
     
— Любопытно, что эта игрушка напоминает мне пространственную модель Солнечной системы.
     
Борис возмутился:
     
— Дядя Коля, что за чепуху вы ребенку читаете? Как будто нет хороших детских книг. Про курочку и яичко, например, я сам покупал. Куда вы ее задевали?
     
Ложкин не ответил, потому что Ленечка из книжки про курочку делал бумажных голубей, чтобы выяснить принципы планирующего полета.
     
Борис Щегол отобрал «Опыты» Монтеня и унес книжку из комнаты.
     
Еще через несколько дней произошла сцена с участием Клары Щегол. Она принесла Ленечке тарелочку с протертым супом, и, для того чтобы поставить ее, ей пришлось смахнуть со столика несколько свежих медицинских журналов и словарей.
     
— Вы о чем здесь бормочете? — спросила она миролюбиво у Ложкина.
     
— Шведским языком занимаемся, — откровенно ответил Николай Иванович.
     
— Ну ладно, бормочите, — разрешила Клара.
     
Ленечка положил ручку на ладонь старику: не обращай, мол, внимания.
     
Тут же они услышали, как в соседней комнате Клара рассказывает приятельнице:
     
— Мой-то кроха, сейчас захожу в комнату, а он бормочет на птичьем языке.
     
— Он у тебя уже разговаривает?
     
— Скоро начнет. Он развитой. И что удивительно, к нам один старичок ходит, по хозяйству помогает, так он этот птичий язык понимает.
     
— Старики часто впадают в детство, — произнесла подруга.
     
Леонардик вздохнул и прошептал Ложкину:
     
— Не обижайся. В сущности, мои родители добрые, милые люди. Но как я порой от них устаю!
     
В комнату вошла Клара с приятельницей. Приятельница принялась ахать и повторять, какой крохотулечка и тютютенька этот ребенок, и умоляла:
     
— Скажи: ма-ма.
     
— Мам-ма, — послушно ответил Ленечка.