Негде, в тридевятом царстве,    

В тридесятом государстве,    

Жил-был славный царь Дадон.    

С молоду был грозен он    

И соседям то и дело    

Наносил обиды смело,    

Но под старость захотел    

Отдохнуть от ратных дел    

И покой себе устроить;    

Тут соседи беспокоить    

Стали старого царя,    

Страшный вред ему творя.    

Чтоб концы своих владений    

Охранять от нападений,    

Должен был он содержать    

Многочисленную рать.    

Воеводы не дремали,    

Но никак не успевали:    

Ждут, бывало, с юга, глядь, –    

Ан с востока лезет рать.    

Справят здесь, – лихие гости    

Идут от моря. Со злости    

Инда плакал царь Дадон,    

Инда забывал и сон,    

Что и жизнь в такой тревоге!    

Вот он с просьбой о подмоге    

Обратился к мудрецу,    

Звездочету и скопцу –    

Шлет за ним гонца с поколоном.    

Вот мудрец перед Дадоном    

Стал и вынул из мешка    

Золотого петушка.    

"Посади ты эту птицу, –    

Молвил он царю, – на спицу;    

Петушок мой золотой    

Будет верный сторож твой:    

Коль кругом все будет мирно,    

Так сидеть он будет смирно;    

Но лишь чуть со стороны    

Ожидать тебе войны,    

Иль набега силы бранной,    

Иль другой беды незванной,    

В миг тогда мой петушок    

Приподымет гребешок,    

Закричит и встрепенется,    

И в то место обернется".    

Царь скопца благодарит,    

Горы золота сулит:    

"За такое одолженье, –    

Говорит он в восхищенье, –    

Волю первую твою    

Я исполню, как мою".    

Петушок с высокой спицы    

Стал стеречь его границы.    

Чуть опасность где видна,    

Верный сторож, как со сна,    

Шевельнется, встрепенется,    

К той сторонке обернется    

И кричит: "Кири-ку-ку!    

Царствуй, лежа на боку!"    

И соседи присмирели,    

Воевать уже не смели:    

Таковой им царь Дадон    

Дал отпор со всех сторон!    

Год, другой проходит мирно,    

Петушок сидит все смирно;    

Вот однажды царь Дадон    

Страшным шумом пробужден:    

"Царь ты наш! Отец  народа! –    

Возглашает воевода, –    

Государь! проснись! беда!" –    

– "Что такое, господа? –    

Говорит Дадон, зевая, –    

А?.. Кто там?.. беда какая?"    

Воевода говорит:    

"Петушок опять кричит,    

Страх и шум во всей столице".    

Царь к окошку, – ан на спице,    

Видит, бъется петушок,    

Обратившись на восток.    

Медлить нечего: "Скорее!    

Люди, на конь! Эй, живее!"    

Царь к востоку войско шлет,    

Старший сын его ведет.    

Петушок угомонился,    

Шум утих, и царь забылся.    

Вот проходит восемь дней,    

А от войска нет вестей:    

Было ль, не было ль сраженья –    

Нет Дадону донесенья.    

Петушок кричит опять.    

Кличит царь вторую рать.    

Сына он теперь меньшого    

Шлет на выручку большого;    

Петушок опять утих.    

Снова вести нет от них,    

Снова восемь дней проходит;    

Люди в страхе дни проводят,    

Петушок кричит опять,    

Царь скликает третью рать    

И ведет ее к востоку,    

Сам не зная, быть ли проку.    

Войска идут день и ночь;    

Им становится невмочь.    

Ни побоища, ни стана,    

Ни надгробного кургана    

Не встречает царь Дадон.    

«Что за чудо?» – мыслит он.    

Вот осьмой уж день проходит,    

Войско в горы царь приводит    

И промеж высоких гор    

Видит шелковый шатер.    

Все в безмолвии чудесном    

Вкруг шатра; в ущелье тесном    

Рать побитая лежит.    

Царь Дадон к шатру спешит...    

Что за страшная картина!    

Перед ним его два сына    

Без шеломов и без лат    

Оба мертвые лежат,    

Меч вонзивши друг во друга.    

Бродят кони их средь луга,    

По протоптанной траве,    

По кровавой мураве...    

Царь завыл: "Ох, дети, дети!    

Горе мне! попались в сети    

Оба наши сокола!    

Горе! смерть моя пришла".    

Все завыли за Дадоном,    

Застонала тяжким стоном    

Глубь долин, и сердце гор    

Потряслося. Вдруг шатер    

Распахнулся... и девица,    

Шамаханская царица,    

Вся сияя, как заря,    

Тихо встретила царя.    

Как пред солнцем птица ночи,    

Царь умолк, ей глядя в очи,    

И забыл он перед ней    

Смарть обоих сыновей.    

И она перед Дадоном    

Улыбнулась – и с поклоном    

Его за руку взяла    

И в шатер свой увела.    

Там за стол его сажала,    

Всяким яством угощала,    

Уложила отдыхать    

На парчовую кровать.    

И потом, неделю ровно,    

Покорясь ей безусловно,    

Околдован, восхищен,    

Пировал у ней Дадон.    

Наконец и в путь обратный    

Со своею силой ратной    

И с девицей молодой    

Царь отправился домой.    

Перед ним молва бежала.    

Быль и небыль разглашала.    

Под столицей, близ ворот    

С шумом встретил их народ, –    

Все бегут за колесницей,    

За Дадоном и царицей;    

Всех приветствует Дадон...    

Вдруг в толпе увидел он:    

В сарачинской шапке белой,    

Весь, как лебедь, поседелый    

Старый лруг его, скопец.    

"А, здорово, мой отец, –    

Молвил царь ему, – что скажешь?    

Подь поближе. Что прикажешь?"    

– "Царь! – ответствует  мудрец, –    

Разочтемся наконец.    

Помнишь? за мою услугу    

Обещался мне, как другу,    

Волю первую мою    

Ты исполнить, как свою.    

Подари ж ты мне девицу,    

Шамаханскую царицу".    

Крайне царь был изумлен.    

"Что ты? – старцу молвил  он, –    

Или бес в тебя ввернулся,    

Или ты с ума рехнулся.    

Что ты в голову забрал?    

Я, конечно, обещал,    

Но всему же есть граница.    

И зачем тебе девица?    

Полно, знаешь ли, кто я?    

Попроси ты от меня    

Хоть казну, хоть чин боярский,    

Хоть коня с конюшни царской,    

Хоть полцарства моего".    

– Не хочу я ничего!    

Подари ты мне девицу,    

Шамаханскую царицу", –    

Говорит мудрец в ответ.    

Плюнул царь: "Так лих же: нет!    

Ничего ты не получишь.    

Сам себя ты, грешник, мучишь;    

Убирайся, цел пока;    

Оттащите старика!"    

Старичок хотел заспорить,    

Но с иным накладно вздорить;    

Царь схватил его жезлом    

По лбу; тот упал ничком,    

Да и дух вон. – Вся столица    

Содрогнулась, а девица –    

Хи-хи-хи да ха-ха-ха!    

Не боится, знать, греха.    

Царь, хоть был встревожен сильно,    

Усмехнулся ей умильно.    

Вот – въезжает в город он...    

Вдруг раздался легкий звон,    

И в глазах у всей столицы    

Петушок спорхнул со спицы,    

К колеснице полетел    

И царю на темя сел,    

Встрепенулся, клюнул в темя    

И взвился... и в то же время    

С колесницы пал Дадон –    

Охнул раз, – и умер он.    

А царица вдруг пропала,    

Будто вовсе не бывало.    

Сказка ложь, да в ней намек!    

Добрым молодцам урок.