1 2 3 4 5 6 7 
Драгоценной  для россиян памяти    

Николая  Михайловича Карамзина    

сей труд,  гением его вдохновенный, с благоговением и благодарностию посвящает    

Александр  Пушкин    

     

КРЕМЛЕВСКИЕ ПАЛАТЫ    

(1598  года, 20 февраля)    

     

Князья  Ш у й с к и й и  В о р о т ы н с к и й.    

В о р о т ы н с к и й    

     

Наряжены  мы вместе город ведать,    

Но,  кажется, нам не за кем смотреть:    

Москва  пуста; вослед за патриархом    

К  монастырю пошел и весь народ.    

Как  думаешь, чем кончится тревога?    

     

Ш у й с к и й    

     

Чем  кончится? Узнать не мудрено:    

Народ  еще повоет да поплачет,    

Борис  еще поморщится немного,    

Что  пьяница пред чаркою вина,    

И  наконец по милости своей    

Принять  венец смиренно согласится;    

А  там – а там он будет нами править    

По-прежнему.    

     

В о р о т ы н с к и й    

     

Но  месяц уж протек,    

Как,  затворясь в монастыре с сестрою,    

Он,  кажется, покинул все мирское.    

Ни  патриарх, ни думные бояре    

Склонить  его доселе не могли;    

Не  внемлет он ни слезным увещаньям,    

Ни  их мольбам, ни воплю всей Москвы,    

Ни  голосу Великого Собора[1].    

Его  сестру напрасно умоляли    

Благословить  Бориса на державу;    

Печальная  монахиня-царица    

Как  он тверда, как он неумолима.    

Знать,  сам Борис сей дух в нее вселил;    

Что,  ежели правитель в самом деле    

Державными  заботами наскучил    

И  на престол безвластный не взойдет?    

Что  скажешь ты?    

     

Ш у й с к и й    

     

Скажу,  что понапрасну    

Лилася  кровь царевича-младенца;    

Что  если так, Димитрий мог бы жить.    

     

В о р о т ы н с к и й    

     

Ужасное  злодейство! Полно, точно ль    

Царевича  сгубил Борис?    

     

Ш у й с к и й    

     

А  кто же?    

Кто  подкупал напрасно Чепчугова?    

Кто  подослал обоих Битяговских    

С  Качаловым? Я в Углич послан был    

Исследовать  на месте это дело:    

Наехал  я на свежие следы;    

Весь  город был свидетель злодеянья;    

Все  граждане согласно показали;    

И,  возвратясь, я мог единым словом    

Изобличить  сокрытого злодея.    

     

В о р о т ы н с к и й    

     

Зачем  же ты его не уничтожил?    

     

Ш  у й с к и й    

     

Он,  признаюсь, тогда меня смутил    

Спокойствием,  бесстыдностью нежданной,    

Он  мне в глаза смотрел, как будто правый:    

Расспрашивал,  в подробности входил –    

И  перед ним я повторил нелепость,    

Которую  мне сам он нашептал.    

     

В о р о т ы н с к и й    

     

Не  чисто, князь.    

     

Ш у й с к и й    

     

А  что мне было делать?    

Все  объявить Феодору? Но царь    

На  все глядел очами Годунова,    

Всему  внимал ушами Годунова:    

Пускай  его б уверил я во всем,    

Борис  тотчас его бы разуверил,    

А  там меня ж сослали б в заточенье,    

Да  в добрый час, как дядю моего,    

В  глухой тюрьме тихонько б задавили.    

Не  хвастаюсь, а в случае, конечно,    

Никая  казнь меня не устрашит.    

Я  сам не трус, но также не глупец    

И  в петлю лезть не соглашуся даром.    

     

В о р о т ы н с к и й    

     

Ужасное  злодейство! Слушай, верно,    

Губителя  раскаянье тревожит:    

Конечно,  кровь невинного младенца    

Ему  ступить мешает на престол.    

     

Ш у й с к и й    

     

Перешагнет;  Борис не так-то робок!    

Какая  честь для нас, для всей Руси!    

Вчерашний  раб, татарин, зять Малюты,    

Зять  палача и сам в душе палач,    

Возьмет  венец и бармы Мономаха...    

     

В о р о т ы н с к и й    

     

Так,  родом он незнатен; мы знатнее.    

     

Ш у й с к и й    

     

Да,  кажется.    

     

В о р о т ы н с к и й    

     

Ведь  Шуйский, Воротынский...    

Легко  сказать, природные князья.    

     

Ш у й с к и й    

     

Природные,  и Рюриковой крови.    

     

В о р о т ы н с к и й    

     

А  слушай, князь, ведь мы б имели право    

Наследовать  Феодору.    

     

Ш у й с к и й    

     

Да,  боле,    

Чем  Годунов.    

     

В о р о т ы н с к и й    

     

Ведь  в самом деле!    

     

Ш у й с к и й    

     

Что  ж?    

Когда  Борис хитрить не перестанет,    

Давай  народ искусно волновать,    

Пускай  они оставят Годунова,    

Своих  князей у них довольно, пусть    

Себе  в цари любого изберут.    

     

В о р о т ы н с к и й    

     

Не  мало нас, наследников варяга,    

Да  трудно нам тягаться с Годуновым:    

Народ  отвык в нас видеть древню отрасль    

Воинственных  властителей своих.    

Уже  давно лишились мы уделов,    

Давно  царям подручниками служим,    

А  он умел и страхом, и любовью,    

И  славою народ очаровать.    

     

Ш у й с к и й    

(глядит  в окно)    

     

Он  смел, вот всё – а мы... Но полно. Видишь,    

Народ  идет, рассыпавшись, назад –    

Пойдем  скорей, узнаем, решено ли.    

     

     

 КРАСНАЯ ПЛОЩАДЬ    

НАРОД.    

О д и н    

     

Неумолим!  Он от себя прогнал    

Святителей,  бояр и патриарха.    

Они  пред ним напрасно пали ниц;    

Его  страшит сияние престола.    

     

Д р у г о й    

     

О  боже мой, кто будет нами править?    

О  горе нам!    

     

Т р е т и й    

     

Да  вот верховный дьяк    

Выходит  нам сказать решенье Думы.    

     

Н а р о д    

     

Молчать!  молчать! дьяк думный говорит;    

Ш-ш –  слушайте!    

     

Щ е л к а л о в    

(с  Красного крыльца)    

     

Собором  положили    

В  последний раз отведать силу просьбы    

Над  скорбною правителя душой.    

Заутра  вновь святейший патриарх,    

В  Кремле отпев торжественно молебен,    

Предшествуем  хоругвями святыми,    

С  иконами Владимирской, Донской,    

Воздвижется;  а с ним синклит, бояре,    

Да  сонм дворян, да выборные люди    

И  весь народ московский православный,    

Мы  все пойдем молить царицу вновь,    

Да  сжалится над сирою Москвою    

И  на венец благословит Бориса.    

Идите  же вы с богом по домам,    

Молитеся –  да взыдет к небесам    

Усердная  молитва православных.    

     

Народ  расходится.    

 ДЕВИЧЬЕ ПОЛЕ    

НОВОДЕВИЧИЙ МОНАСТЫРЬ    

     

НАРОД.    

О д и н    

     

Теперь  они пошли к царице в келью,    

Туда  вошли Борис и патриарх    

С  толпой бояр.    

     

Д р у г  о й    

     

Что  слышно?    

     

Т р е т и й    

     

Все  еще    

Упрямится;  однако есть надежда.    

     

Б а б а    

(с  ребенком)    

     

Агу!  не плачь, не плачь; вот бука, бука    

Тебя  возьмет! агу, агу!.. не плачь!    

     

О д и н    

     

Нельзя  ли нам пробраться за ограду?    

     

Д р у г о й    

     

Нельзя.  Куды! и в поле даже тесно,    

Не  только там. Легко ли? Вся Москва    

Сперлася  здесь; смотри: ограда, кровли,    

Все  ярусы соборной колокольни,    

Главы  церквей и самые кресты    

Унизаны  народом.    

     

П е р в ы й    

     

Право,  любо!    

     

О д и н    

     

Что  там за шум?    

     

Д р у г о й    

     

Послушай!  что за шум?    

Народ  завыл, там падают, что волны,    

За  рядом ряд... еще... еще... Ну, брат,    

Дошло  до нас; скорее! на колени!    

     

Н а р о д    

(на  коленах. Вой и плач)    

     

Ах,  смилуйся, отец наш! властвуй нами!    

Будь  наш отец, наш царь!    

     

О д и н    

(тихо)    

     

О  чем там плачут?    

     

Д р у г о й    

     

А  как нам знать? то ведают бояре,    

Не  нам чета.    

     

Б а б а    

(с  ребенком)    

     

Ну,  что ж? как надо плакать,    

Так  и затих! вот я тебя! вот бука!    

Плачь,  баловень!    

     

(Бросает  его об земь. Ребенок пищит.)    

     

Ну,  то-то же.    

     

О д и н    

     

Все  плачут,    

Заплачем,  брат, и мы.    

     

Д р у г о й    

     

Я  силюсь, брат,    

Да  не могу.    

     

П е р в ы й    

     

Я  также. Нет ли луку?    

Потрем  глаза.    

     

В т о р о й    

     

Нет,  я слюнёй помажу.    

Что  там еще?    

     

П е р в ы й    

     

Да  кто их разберет?    

     

Н а р о д    

     

Венец  за ним! он царь! он согласился!    

Борис  наш царь! да здравствует Борис!    

     

 КРЕМЛЕВСКИЕ ПАЛАТЫ    

Б о р и с,  п а т р и а р х,  б о я р е.    

Б о р и с    

     

Ты,  отче патриарх, вы все, бояре,    

Обнажена  моя душа пред вами:    

Вы  видели, что я приемлю власть    

Великую  со страхом и смиреньем.    

Сколь  тяжела обязанность моя!    

Наследую  могущим Иоаннам –    

Наследую  и ангелу-царю!..    

О  праведник! о мой отец державный!    

Воззри  с небес на слезы верных слуг    

И  ниспошли тому, кого любил ты,    

Кого  ты здесь столь дивно возвеличил,    

Священное  на власть благословенье:    

Да  правлю я во славе свой народ,    

Да  буду благ и праведен, как ты.    

От  вас я жду содействия, бояре,    

Служите  мне, как вы ему служили,    

Когда  труды я ваши разделял,    

Не  избранный еще народной волей.    

     

Б о я р е    

     

Не  изменим присяге, нами данной.    

     

Б о р и с    

     

Теперь  пойдем, поклонимся гробам    

Почиющих  властителей России,    

А  там – сзывать весь наш народ на пир,    

Всех,  от вельмож до нищего слепца;    

Всем  вольный вход, все гости дорогие.    

     

(Уходит,  за ним и бояре.)    

В о р о т ы н с к и й    

(останавливая  Шуйского)    

     

Ты  угадал.    

     

Ш у й с к и й    

     

А  что?    

     

В о р о т ы н с к и й    

     

Да  здесь, намедни,    

Ты  помнишь?    

     

Ш у й с к и й    

     

Нет,  не помню ничего.    

     

В о р о т ы н с к и й    

     

Когда  народ ходил в Девичье поле,    

Ты  говорил...    

     

Ш у й с к и й    

     

Теперь  не время помнить,    

Советую  порой и забывать.    

А  впрочем, я злословием притворным    

Тогда  желал тебя лишь испытать,    

Верней  узнать твой тайный образ мыслей;    

Но  вот – народ приветствует царя –    

Отсутствие  мое заметить могут –    

Иду  за ним.    

     

В о р о т ы н с к и й    

     

Лукавый  царедворец!    

     

НОЧЬ.КЕЛЬЯ В ЧУДОВОМ МОНАСТЫРЕ    

(1603  года)    

О т е ц  П и м е н,  Г р и г о р и й спящий.    

П и м е н    

(пишет  перед лампадой)    

     

Еще  одно, последнее сказанье –    

И  летопись окончена моя,    

Исполнен  долг, завещанный от бога    

Мне,  грешному. Недаром многих лет    

Свидетелем  господь меня поставил    

И  книжному искусству вразумил;    

Когда-нибудь  монах трудолюбивый    

Найдет  мой труд усердный, безымянный,    

Засветит  он, как я, свою лампаду –    

И,  пыль веков от хартий отряхнув,    

Правдивые  сказанья перепишет,    

Да  ведают потомки православных    

Земли  родной минувшую судьбу,    

Своих  царей великих поминают    

За  их труды, за славу, за добро –    

А  за грехи, за темные деянья    

Спасителя  смиренно умоляют.    

На  старости я сызнова живу,    

Минувшее  проходит предо мною –    

Давно  ль оно неслось, событий полно,    

Волнуяся,  как море-окиян?    

Теперь  оно безмолвно и спокойно,    

Не  много лиц мне память сохранила,    

Не  много слов доходят до меня,    

А  прочее погибло невозвратно...    

Но  близок день, лампада догорает –    

Еще  одно, последнее сказанье.    

     

(Пишет.)    

Г р и г о р и й    

(пробуждается)    

     

Все  тот же сон! возможно ль? в третий раз!    

Проклятый  сон!.. А все перед лампадой    

Старик  сидит да пишет – и дремотой,    

Знать,  во всю ночь он не смыкал очей.    

Как  я люблю его спокойный вид,    

Когда,  душой в минувшем погруженный,    

Он  летопись свою ведет; и часто    

Я  угадать хотел, о чем он пишет?    

О  темном ли владычестве татар?    

О  казнях ли свирепых Иоанна?    

О  бурном ли новогородском Вече?    

О  славе ли отечества? напрасно.    

Ни  на челе высоком, ни во взорах    

Нельзя  прочесть его сокрытых дум;    

Все  тот же вид смиренный, величавый.    

Так  точно дьяк, в приказах поседелый,    

Спокойно  зрит на правых и виновных,    

Добру  и злу внимая равнодушно,    

Не  ведая ни жалости, ни гнева.    

     

П и м е н    

     

Проснулся,  брат.    

     

Г р и г о р и й    

     

Благослови  меня,    

Честный  отец.    

     

П и м е н    

     

Благослови  господь    

Тебя  и днесь, и присно, и вовеки.    

     

Г р  и г о р и й    

     

Ты  все писал и сном не позабылся,    

А  мой покой бесовское мечтанье    

Тревожило,  и враг меня мутил.    

Мне  снилося, что лестница крутая    

Меня  вела на башню; с высоты    

Мне  виделась Москва, что муравейник;    

Внизу  народ на площади кипел    

И  на меня указывал со смехом,    

И  стыдно мне и страшно становилось –    

И,  падая стремглав, я пробуждался...    

И  три раза мне снился тот же сон.    

Не  чудно ли?    

     

П и м е н    

     

Младая  кровь играет;    

Смиряй  себя молитвой и постом,    

И  сны твои видений легких будут    

Исполнены.  Доныне – если я,