1 2 3 4 

  
   
Константин Симонов
   
Парень из нашего города
  
  
   Пьеса в трех действиях, девяти картинах
  
  
   
    
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
   
   
Сергей Луконин.
   
Аркадий Бурмин.
   
Варя — его сестра.
   
Петька — их двоюродный брат.
   
Анна Ивановна — тетка Бурмина.
   
Женя — практикантка в клинике Бурмина.
   
Володя Гуляев.
   
Алексей Петрович Васнецов.
   
Гулиашвили.
   
Севастьянов.
   
Сафонов — шофер такси.
   
Полина Францевна Сюлли — преподавательница иностранных языков в военной части.
   
Врач.
   
Помощник режиссера.
   
Командир роты.
   
Телефонист.
   
Связной.
   
Офицер.
   
Переводчик.
   
Командиры, танкисты, санитары.
   
   
Действие происходит в годы 1932–1939.
  
  
   
    
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
   
   
    
     
КАРТИНА ПЕРВАЯ
    
    
1932 год. Конец лета. Волжский город. Старая докторская квартира. Столовая. Двери во внутренние комнаты. Большое окно, за ним дерево. По нему видно, что это второй этаж. В глубине за круглым столом Анна Ивановна раскладывает пасьянс.
    
    
Анна Ивановна. Опять не сходится. К чему бы это? (Задумывается.)
    
    
В окне появляется голова Петьки.
    
    
Петька (глядя вниз, тихо). Нет ее. Только тетка.
    
    
Анна Ивановна поворачивается. Голова Петьки исчезает, а немедленно появляется голова Сергея.
    
    
Сергей. Анна Ивановна!
    
Анна Ивановна (вздрогнув). Да. Что вы? Вы с ума сошли! Вы упадете!
    
Сергей. Ничего. Я на пожарной лестнице. Анна Ивановна! Вари нет?
    
Анна Ивановна. Нет, нет еще. Слезьте, ради бога!
    
Сергей. Ну, я потом зайду.
    
Анна Ивановна. Только уж, пожалуйста, с парадного.
    
Сергей. Хорошо. (Скрывается.)
    
Анна Ивановна (задумчиво). Увезет он Варвару. И глазом моргнуть не успеем. (Смотрит на карты.) Оттого и не сходится.
    
    
Входят Аркадий и Женя.
    
    
Аркадий. Здравствуйте, тетушка!
    
Женя. Анна Ивановна, здравствуйте!
    
Аркадий. Где наша сестра?
    
Анна Ивановна. Не пришла еще.
    
Аркадий. Где наш уважаемый двоюродный брат?
    
Анна Ивановна. Петя опять пропал с утра. Он берет пример с тебя. Мне это надоело. Три раза подогревала тебе обед.
    
Аркадий. Обед? Сейчас пообедаю. Хотя погодите, я ведь, кажется, уже обедал.
    
Анна Ивановна. Где ты обедал?
    
Аркадий. Вы не помните, где я обедал, Женечка?
    
Женя. Вы, Аркадий Андреевич, обедали в клинике. И я с вами обедала.
    
Аркадий. Верно. И я еще пиво опрокинул. (Анне Ивановне.) Оказывается, я обедал в клинике. Будем чай пить. Видите, Женечка, я вас не только подбирать препараты сюда вожу, а еще и чай пить. С вареньем. Вы любите варенье?
    
Женя. Да. Вы меня уже раз сорок спрашивали об этом.
    
Аркадий. Сорок раз? Вот видите, какой я заботливый. Тетя, дайте ей побольше варенья. В детстве все любят варенье.
    
Анна Ивановна. А сегодня были пельмени.
    
Аркадий. Были пельмени? Ужасно! Но я был занят.
    
Анна Ивановна. Меня это не интересует.
    
Аркадий. Вот видите, Женечка, меня в этом доме в грош не ставят ни тетя, ни сестра, и вообще никто. А я доцент. Ведь я доцент, Женечка?
    
Женя. Анна Ивановна, Аркадий Андреевич правда был занят. У него сегодня была очень трудная операция.
    
Анна Ивановна (значительно). А у меня тут была Любовь Сергеевна.
    
Аркадий. Все равно, тетя, я не женюсь на вашей Любовь Сергеевне.
    
Анна Ивановна. И очень глупо сделаешь.
    
Аркадий. Может быть. Но жениться… Как, по-вашему, Женечка, жениться мне на Любовь Сергеевне?
    
Женя. Не знаю.
    
Аркадий. Как мой практикант и друг, вы могли бы в такую трудную минуту дать мне совет.
    
Женя. Не знаю. Как хотите, Аркадий Андреевич.
    
Аркадий. Нет, не женюсь. Она слишком красивая. А я видите какой? Нос — и вообще. Выйдет замуж, а потом скажет: будь благодарен. Не хочу я ей быть благодарным. Не женюсь. Верно, Женечка?
    
Женя. Верно. Нос.
    
Аркадий. Что — нос?
    
Женя. Неважный у вас нос. Длинный.
    
Аркадий. Ну вот видите, тетя. Все против моей женитьбы. Даже Женечка.
    
Анна Ивановна. Ну, конечно, тебе чей угодно совет дороже моего. Ты бы еще у Сергея Ильича спросил совета.
    
Аркадий. А что вы так сердито? Опять Сережка что-нибудь натворил?
    
Анна Ивановна. Натворил? Нет, он просто сел вчера против Любовь Сергеевны и спросил ее, зачем она сюда ходит, все равно он не разрешит тебе на ней жениться.
    
Аркадий. Так и сказал?
    
Анна Ивановна. Так и сказал.
    
Аркадий. Молодец! Вот что значит — друг!
    
Анна Ивановна. Я боюсь, что скоро этот твой друг увезет из этого дома твою сестру.
    
Аркадий. А что, разве есть какие-нибудь тревожные симптомы?
    
Анна Ивановна. Не знаю, может быть, у вас так принято. Сегодня, чтобы спросить, дома ли она, он забрался в окно. Теперь, чтобы сделать предложение, он, должно быть, влезет через трубу, а чтобы жениться, он просто разберет стену и увезет Варвару. Бог знает что!
    
Аркадий. А вы не делайте вид, что возмущены. В глубине души вам же все это правится.
    
Анна Ивановна. Мне?
    
Аркадий. Вам. Вас же самих в тысяча восемьсот девяносто восьмом году, когда вы были актрисой, гусар через окно похитил. Не спорьте, сами рассказывали. Видите, я даже год запомнил. И Сережка вам нравится. Он вам напоминает того гусара. Ну вот, вы даже покраснели.
    
Анна Ивановна. Влезать в окно только для того, чтобы спросить, дома ли? Нет, я тревожусь за Варю.
    
    
Вбегает Варя.
    
    
Варя. Что тут говорят о Варе? Наверное, опять говорят, что она душечка, да?
    
Аркадий. Нет.
    
Варя. А что еще можно сказать о Варе?
    
Аркадий. Очень многое. Во-первых, что она ленивая девчонка и сегодня опять проспала и, наверно, опоздала в свой театральный техникум.
    
Варя. Да, но она так бежала.
    
Анна Ивановна. Во-вторых, что она сегодня опять не поздоровалась со своей теткой.
    
Варя. Я утром поздоровалась.
    
Анна Ивановна. Не заметила.
    
Варя. Когда вы еще спали.
    
Анна Ивановна. Когда я спала?
    
Варя. Нет, когда я спала… То есть… Ну, в общем, запуталась. (С реверансом.) Здравствуйте, тетя! Ну, в чем я еще виновата?
    
Женя. Я видела, как ты сегодня опять вела за собой по улице сразу четверых молодых людей. Один нес твой портфель, другой — косынку, третий — берет, четвертый — сумочку.
    
Анна Ивановна. Сразу четверо? Нехорошо!
    
Варя. Я не виновата, они сами шли. Я предпочла бы идти с одним.
    
Аркадий. А с кем, позвольте спросить?
    
Варя. С принцем. Как все хорошие девочки, я придумала себе принца. И очень люблю его.
    
Аркадий. Между прочим, этот твой принц сегодня влез в окно и спрашивал, дома ли ты.
    
Варя. Правда? Молодец! (Спохватившись.) Постоите, а о ком вы говорите, кто влез в окно?
    
Аркадий. Сережка.
    
Варя. А… А я думала — принц.
    
    
Пауза.
    
    
Тетя, а я вам что достала!
    
Анна Ивановна. Что?
    
Варя. Дюма. «Еще десять лет спустя, или Виконт де Бражелон». Здорово, а?
    
Анна Ивановна (с деланным равнодушием). Спасибо.
    
Варя. Тетя, не делайте при гостях вид, что вы больше любите Льва Толстого. Все же знают; Дюма, шпаги, плащи — это же ваша стихия.
    
Анна Ивановна. Вечно ты, Варвара… Где книга?
    
Варя. Нет, я сначала посажу вас в кресло, дам вам ваше пенсне, и тогда… «Еще десять лет спустя, или Виконт де Бражелон». (Делает воображаемый выпад и, взяв Анну Ивановну под руку, уводит ее в другую комнату. Через секунду возвращается.) Вот что значит уметь обращаться с детьми. Теперь могу сообщить вам потрясающую новость.
    
Аркадий. Непременно потрясающую?
    
Варя. Непременно. Иван Григорьевич переходит в Москву в Малый театр, и знаешь, что он обещал? Он обещал зимой или весной меня и Зойку Петрову, как самых способных, перевести туда в театральное училище. Это будет великолепно. Варя соберет весь свой роскошный гардероб, а ее длинный брат понесет ее большой чемодан к московскому поезду. А через десять лет по городу развесят афиши — гастроли В. Бурминой или даже В. А. Бурминой. И все будут спрашивать, какая же она из себя, эта В. А. Бурмина, и вдруг увидят Варю…
    
Аркадий. Ты так радуешься, как будто уезжаешь завтра, а не через полгода.
    
Варя (задумчиво). Когда мне чего-нибудь очень хочется, мне всегда кажется, что это будет завтра. (Прохаживается.) Женька! У меня тут с Аркадием мужской разговор будет.
    
Женя. Хорошо, я сейчас уйду.
    
Аркадий. Женечка, вы пока достаньте препараты. Я сейчас тоже приду.
    
    
Женя выходит в кабинет.
    
    
Ну, что за страшную тайну ты имеешь мне сообщить?
    
Варя (обнимает его), Аркаша, я его так люблю. Тебе больно, да?
    
Аркадий (с трудом поводя шеей). Нет, ничего. Если я выживу, то потом расскажу ему, как ты его любишь.
    
Варя. А все-таки мне хочется ехать учиться в Москву, в театр, даже если он не поедет. Значит, я его не люблю?
    
Аркадий. Нет. Это просто значит, что ты становишься большой, Варька! Если веришь в себя, надо ехать в Москву и ни о чем не думать и не жалеть.
    
Варя. Мне очень хочется объяснить это Сереже, но я боюсь, что вдруг он не поймет и обидится.
    
Аркадий. Поймет. И потом, если он тебя и вправду любит, ты можешь уезжать хоть за тридевять земель, расставаться хоть на пять лет, он все равно до тебя доберется.
    
Варя. Вечно ты его хвалишь. Если бы мы жили на Востоке, ты бы уже давно ему меня в жены продал!
    
Аркадий. Конечно. Я и так удивляюсь: что он тебя не увозит? Нанял бы карету, а ты бы связала простыни и к нему вниз через окно. И венчаться. А я бы, как брат, в погоню. Но только так, для виду, догонять бы не стал: шут с вами, венчайтесь. (Уходит в кабинет.)
    
    
Стук в дверь. Входит Володя Гуляев.
    
    
Варя. А, Володенька! Володя. Здравствуй.
    
Варя. Что ты? Ты же собирался зайти завтра?
    
Володя. Да, но видишь ли… Я хотел с тобой поговорить.
    
Варя. О чем?
    
Володя. О Сергее. Только ты можешь на него повлиять. Он сегодня опять черт знает что натворил в институте.
    
Варя. Опять?
    
Володя. Да. И на этот раз его собираются выгнать.
    
Варя. Что же он сделал?
    
Володя. Ну, он, как всегда, конечно, считает, что ничего особенного.
    
Варя. Ну, а все-таки?
    
Володя. Его послали для практики читать литературу в девятую группу. Ну, он один час почитал им о Достоевском, а в начале второго вдруг сказал: «Знаете что, ребята? Достоевский, конечно, гениальный писатель, но лично я его не люблю. Поговорили о нем — и хватит. Пойдемте лучше до перемены в волейбол погоняем. Только никому ни звука!»
    
Варя. Ну?
    
Володя. Ну и гоняли до перемены. Потом, конечно, все узнали. Ты скажи ему, а то ведь этому просто конца нет. Его выгонят — и все.
    
Варя. Да, я скажу. Ну, что еще?
    
    
Пауза.
    
    
Володя. Я шел мимо кино. Там идет новый, звуковой фильм «Путевка в жизнь». Я взял билеты.
    
Варя. Что-то не хочется, Володенька…
    
Володя. Почему?
    
    
Стук в дверь. Входит Сергей.
    
    
Сергей (подойдя к Варе). Здравствуй, Варя. (Смотрит на Володю, потом медленно подходит к нему и говорит что-то на ухо.)
    
    
Володя отрицательно качает головой.
    
    
Варя. Что ты ему сказал?
    
Сергей. Так, ничего, пустяки. (Опять что-то шепчет на ухо Володе.)
    
    
Володя, покраснев, снова отрицательно качает головой.
    
    
Варя. Сейчас же скажи, что ты там шепчешь?
    
Сергей. Я хотел ему тихо, а он… В общем, я ему говорю, чтоб он шел. Чего он тут сидит?
    
Варя. С ума ты сошел, уходи сейчас же!
    
Сергей. Видишь, говорят тебе — уходи, ну и уходи!
    
Варя. Я не ему.
    
Сергей. Ему, ему. Ну, что же ты, иди, иди, потом объяснимся. (Решительно выпроводив Володю за дверь, возвращается.)
    
Варя. Сейчас же убирайся вон, я не позволю, чтоб у меня дома…
    
Сергей. Чего ты не позволишь? Ты что, хочешь, чтоб он тут сидел? Так я сейчас побегу, верну его. Только правда хочешь?
    
Варя (нерешительно). Нет…
    
Сергей. Ну так в чем же дело? Я его уже три раза предупреждал, чтоб не ходил. Нечего ему тут делать. Что он, в самом деле, ходит?
    
Варя. Дружит со мной — вот и ходит.
    
Сергей. Дружит? Это он только так из трусости говорит. А на самом деле ухаживает за тобой. Да, да.
    
Варя. Но ведь ты тоже ходишь?
    
Сергей. Я? Я — другое дело. Я так прямо и говорю, что ухаживаю, а потом возьму и женюсь.
    
Варя (растерянно). То есть как это? Возьмешь и женишься? А я вот возьму и не пойду за тебя замуж.
    
Сергей. А я подожду.
    
Варя. А я и потом все равно не выйду.
    
Сергей. А я еще подожду.
    
Варя. Никогда не выйду.
    
Сергей. Выйдешь.
    
    
Пауза.
    
    
Я тебя знаешь как люблю? Я для тебя что угодно могу сделать. Даже глупость. Хочешь, сейчас со второго этажа прыгну?
    
Варя. Нет, не хочу.
    
Сергей. Жаль, а то бы прыгнул.
    
Варя. Вечный ты хвастун. Женюсь, прыгну!
    
Сергей. Хвастун? Ну что ж, пожалуй, верно. (Подходит к окну.) До скорого свидания. (Помахав рукой, прыгает.)
    
Варя (подбегает к окну). Сумасшедший! (Смотрит в окно, потом быстро идет к двери.)
    
    
В дверях появляется Сергей.
    
    
Сейчас же убирайся вон отсюда. Сумасшедший.
    
    
Пауза.
    
    
Ты не ушибся?
    
Сергей. Нет. Во-первых, не так уж высоко. А во-вторых, две недели предварительной тренировки тоже что-нибудь да значат.
    
    
Пауза.
    
    
Ничего, не бойся, каждый день не буду прыгать. Скоро уеду.
    
Варя. Куда уедешь?
    
Сергей. Куда? Ну, ладно, семь бед — один ответ. На, читай. (Протягивает ей бумажку.)
    
Варя (читая). Танковая школа. Омск… Ой, как, далеко. Сережа, зачем, когда ты это решил?
    
Сергей. Давно, Варенька, еще месяц назад.
    
Варя. И все время молчал!
    
Сергей. Так я же не знал, примут ли. Опять бы вы все кричали, что я хвастаюсь.
    
Варя. Но тебе еще не скоро ехать, да?
    
Сергей. Завтра.
    
Варя. А как же я? (Спохватившись.) Так вдруг и так далеко… Ты же говорил… Как же ты можешь…
    
Сергей. Могу, Варенька. И уехать могу, и потом приехать за тобой, увезти тебя к себе. Все могу.
    
Варя. Сережа…
    
Сергей. Что?
    
Варя. Останься.
    
Сергей. Нет. Поеду. Я давно этого хочу.
    
Варя. Мне трудно здесь будет без тебя.
    
Сергей. Хорошо.
    
Варя. Что ж хорошего?
    
Сергей. Хорошо, что трудно, — значит, любишь меня.
    
Варя. Уезжай куда хочешь. Мне все равно. Я тоже уеду.
    
Сергей. Куда?
    
Варя. В Москву. В театр… учиться. Уеду и думать о тебе забуду!
    
Сергей. Значит, в Москву? Ну, что ж, кончу школу и приеду за тобой в Москву.
    
Варя. Никуда ты не приедешь.
    
Сергей. Приеду. Приеду и увезу тебя.
    
Варя. Сережа, уйди, скорей уйди, а то я в тебя чем-нибудь брошу.
    
Сергей. Бросай, все равно приеду и увезу.
    
Варя. Сейчас же уходи, слышишь? Или ты завтра никуда не едешь, или сейчас же отсюда уходишь.
    
Сергей. Все наоборот. Завтра я уеду, а сейчас не уйду.
    
Варя. Ну, так я уйду. (Выбегает в наружную дверь.)
    
Сергей (кричит ей вдогонку). Варя! (Снова садится в кресло.)
    
    
Вбегает Петька.
    
    
Петька. Что с Варькой? Она, как ненормальная, прямо по перилам, чуть меня не сшибла.
    
Сергей (после паузы). Где у вас бумага и конверты? Быстро.
    
    
Петька, порывшись на этажерке, подает бумагу и конверт. Сергей, присев к столу, пишет.
    
    
Петька. Что, поссорились?
    
    
Сергей кивает.
    
    
А ты когда едешь, завтра?
    
    
Сергей кивает.
    
    
Здорово!
    
Сергей. Как ты думаешь, придет она меня проводить, а?
    
Петька. Придет! Покажи бумажку.
    
    
Сергей протягивает бумажку.
    
    
Здорово. Печать со звездой. Это всегда так, печать со звездой?
    
Сергей. Да.
    
Петька. А на сколько едешь?
    
Сергей. На два года.
    
Петька. А потом?
    
Сергей. Командиром буду.
    
Петька. А чего командиром?
    
Сергей. Бригады.
    
Петька. Сразу бригады?
    
Сергей. Ну, не сразу. Но скоро.
    
Петька. А как же Варя?
    
Сергей. Кончу школу, приеду и женюсь.
    
Петька. А она вдруг возьмет и тут за другого выйдет?
    
Сергей. Не выйдет.
    
Петька. А если тут к ней опять Володька Гуляев ходить будет, мы с ребятами ему ноги переломаем. Ты только слово скажи.
    
Сергей. Не надо. Сама прогонит.
    
Петька. А если не прогонит, мы переломаем, ладно?
    
Сергей (улыбнувшись). Ладно. Вот что. (Вкладывает листок в конверт.) Если завтра я Варю не увижу, в общем, если она не придет меня проводить, ты ей это послезавтра отдай. Понял?
    
Петька. Понял. А ты запечатать-то забыл?
    
Сергей. Это принято так, не запечатывать. Правило хорошего тона. Значит, доверяешь тому, кто письмо передает — и не запечатано, а все равно не прочтет. А если прочтешь — убью, понял?
    
Петька. Понял.
    
    
Пауза.
    
    
А ты еще не уходишь?
    
Сергей. Нет еще. А что?
    
Петька. Так просто спросил.
    
Сергей. Насколько я понимаю, господина дипломата интересует мой велосипед. Он стоит в передней. В вашем распоряжении есть десять минут.
    
Петька. Я только три круга по двору. (Исчезает.)
    
Сергей (сидит задумчиво, потом подходит к двери кабинета, стучит и приоткрывает дверь). Аркаша! На минуту.
    
    
Входит Аркадий.
    
    
Аркадий. Ну, что слышно?
    
Сергей. Получил. Завтра еду.
    
Аркадий. Значит, это уже не тайна. Целый месяц хранил ее честно и притом бесплатно. Цени меня!
    
Сергей. Ценю. Хотя, судя по сегодняшнему, кажется, лучше было сказать ей это заранее. Она тут мне такое устроило…
    
Аркадий. Кстати, где она?
    
Сергей. Убежала.
    
Аркадий. Ей-богу, хоть бы увез ты ее с собой. И тебе хорошо, и мне легче.
    
Сергей. Она мне тут наговорила… Ничего, Аркаша, не горюй, еще увезу когда-нибудь.
    
    
Пауза.
    
    
Ну, вот я и уезжаю. Да, все хорошо. Только время, время…
    
Аркадий. Что — время?
    
Сергей. Уходит. Двадцать два года — не шутка! «Товарищ Луконин, в порядке комсомольской дисциплины. Стране нужны педагоги!» Дисциплина дисциплиной, а в институт пошел все-таки зря. Не повезло. Двадцать два, а к тридцати человек — или уже человек, или нет. Одно из двух. Суворов, знаешь, к тридцати годам кем был? Хотя нет, Суворов как раз нет, он к тридцати годам даже полковником не был. Но это не важно, он не был, а я буду.
    
Аркадий. Опять хвастаешься?
    
Сергей. Нет. Просто верю. Знаешь, Аркаша, когда на параде знамена проносят, красные, обожженные, пулями простреленные, у меня слезы к горлу подступают. Мне тогда кажется, что за этими знаменами можно всю землю пройти и нигде не остановиться.
    
    
Пауза.
    
    
Говорят, многие мечтают на родине умереть, а я нет. Я, если придется, хотел бы на чужой земле, чтоб люди на своем языке — на китайском, на французском, испанском, на каком там будет, — сказали: «Вот русский парень, он умер за нашу свободу». И спели бы не похоронный марш, а «Интернационал». Он на всех языках одинаково поется.
    
    
Пауза.
    
    
Ты только не смейся, Аркаша. Я понимаю, — конечно, смешно. Еще формы не надел, а уже и полководец, и если погибну…
    
Аркадий. Я не смеюсь. Я верю. Только боюсь, что трудно тебе будет в армии.
    
Сергей. Почему?
    
Аркадий. Так. Школьные воспоминания. Нелепый ты человек. По старой привычке натворишь там бог знает чего, а ведь в армии этого не прощают.
    
Сергей. В армии… Нет, в армии я… В общем, усидишь!
    
Аркадий. Ну, что же, тем лучше. Когда поезд, вечером?
    
Сергей. Вечером. Придешь?
    
Аркадий. Конечно.
    
    
Пауза.
    
    
Придем, придем, помирю вас еще раз, так и быть.
    
Сергей. Думаешь, придет?
    
Аркадий. Думаю? Я все-таки как-никак старший брат.
    
    
Входит Варя.
    
    
Варя. Ты еще здесь? Уходи сейчас же, или я опять уйду.
    
Сергей (молча поглядев на нее). До свидания, Аркаша. Значит, завтра. (Остановившись в дверях, Варе.) Завтра проводить придешь, два года ждать будешь, а потоп замуж за меня выйдешь, а иначе…
    
Варя (резко). Что иначе?
    
Сергей. А иначе… Очень плохо мне будет жить, Варя. Не делай иначе. (Быстро выходит.)
    Занавес
   
   
    
     
КАРТИНА ВТОРАЯ
    
    
Через два года. Осенние маневры в танковой школе. Задняя стена избы. Палисадник, завалинка. Начальник танковой школы Васнецов, командир роты и курсант Гулиашвили, все в кожанках, в походном снаряжении.
    
    
Васнецов. Значит, вы приказали искать брод, а Луконин повел машину напрямик, через мостик, в результате чего произошла авария?
    
Командир. Да, я приказал искать брод, потому что считаю, товарищ начальник школы, что такие временные мостики непригодны для прохода танков.
    
Васнецов. Ну, я этого, положим, не считаю. Но, так или иначе, вы ясно и четко приказали искать брод?
    
Командир. Да, точно.
    
Васнецов. Кто видел, как это произошло?
    
Командир. Вот, вызвал курсант Гулиашвили.
    
Васнецов. А Луконина вызвали?
    
Командир. Да, сейчас явится.
    
Васнецов. Ну, расскажите, Гулиашвили. Вы видели?
    
Гулиашвили. Да, товарищ начальник школы. Луконин повел головной танк через мостик у мельницы. Мост обрушился. Глубина два с половиной метра. Луконин и башенный стрелок выскочили, а механик-водитель… Я считаю, товарищ начальник школы, что если бы не Луконин, то водитель погиб бы.
    
Командир. Если бы не Луконин, то водитель вообще бы не попал в воду.
    
Васнецов. Подождите. (Гулиашвили.) Почему водитель мог погибнуть?
    
Гулиашвили. Он внизу захлебнулся. Луконин три раза нырял с опасностью для жизни. Открыл люк и вытащил водителя. Я думаю, товарищ начальник школы, что это подвиг, если человек может такое сделать… Я очень прошу, товарищ начальник школы, чтобы вы учли это…
    
Васнецов. Товарищ Гулиашвили…
    
Гулиашвили. Я не могу не просить за друга… Вы извините, товарищ начальник школы.
    
Васнецов. Товарищ Гулиашвили! Мы с вами не в семилетке, а в военной школе. Я вас вызвал не для того, чтобы вы друзей выгораживали. Понятно вам это?
    
Гулиашвили. Понятно, товарищ начальник школы.
    
Васнецов. Что вы еще можете рассказать?
    
Гулиашвили. Ничего, товарищ начальник школы, я только хотел вам сказать, что такой человек, который с риском для жизни…
    
Васнецов (безнадежно махнув рукой, прерывает его). Вы свободны. Можете идти, отдыхайте.
    
    
Гулиашвили выходит и, встретившись по дороге с Сергеем, делает ему ободряющий жест.
    
    
Сергей (в кожанке, в туго нахлобученном шлеме). Явился по вашему приказанию, товарищ начальник школы.
    
Васнецов. Вы получили от командира роты приказ искать брод?
    
Сергей. Да, товарищ начальник школы.
    
Васнецов. Вы его выполнили?
    
Сергей. Нет, товарищ начальник, школы.
    
Васнецов. А вы знаете, что маневры — это почти война?
    
Сергей. Да, знаю.
    
Васнецов. За невыполнение приказа двадцать суток ареста. В шесть здесь будет адъютант, явитесь к нему, скажете, что я приказал отправить вас на машине в город на гауптвахту! Повторите.
    
Сергей. Явиться к адъютанту, передать, что вы приказали отправить меня на гауптвахту. Разрешите идти?
    
Васнецов. Нет. Теперь объясните, почему вы не выполнили приказа?
    
Сергей. Я думал, товарищ начальник школы, что маневры — это почти воина, а если бы я искал брод, как приказал товарищ командир, то я бы не успел выполнить задачу. Я считаю, что легкие танки могут на большой скорости проскакивать такие мосты.
    
Васнецов. Может быть, но раньше надо было проверить, попробовать.
    
Сергей. Я много раз просил об этом товарища командира, но он не разрешал. (Пошатнувшись.) Я решил на свой страх.
    
Васнецов. Что с вами?
    
Сергей. Ничего, товарищ начальник школы. Волнуюсь. Не рассчитал, не выдержал мост.
    
Васнецов (командиру). Пойдите скажите, чтобы, мне подали машину, — поеду посмотрю.
    
Командир. Есть. (Уходит.)
    
Васнецов. Ну, что еще можете сказать?
    
Сергей. Все, товарищ начальник школы.
    
Васнецов. А почему вы не говорите, как спасли водителя?
    
Сергей. Я считаю, что это не относится к делу.
    
Васнецов. Ну, а как все-таки вы его спасали?
    
Сергей. Сказать по правде, здорово спасал.
    
Васнецов. Ко всему еще и хвастаетесь!
    
Сергей. Я не хвастаюсь, товарищ начальник школы. Так и было. Я первый пловец по всей Волге; если бы не это, никогда бы его не спас. Очень трудно. Люк тяжелый. Три раза нырял. (Опять пошатнувшись.) Могу идти?
    
    
Пауза.
    
    
Васнецов. Слушайте, Луконин, вы все-таки понимаете, что вы наделали?
    
Сергей. Понимаю.
    
Васнецов. Нет, не понимаете. Если вам показалось, что ваш прямой начальник поступает неверно, боится выжать из танка все, что из него можно выжать, вы должны были подать рапорт мне, и я бы с вами сам попробовал — могут проходить наши танки по таким мостам или не могут.
    
Сергей. Могут.
    
Васнецов. Я тоже думаю, что если все рассчитать, то могут. Но это вас никак не оправдывает.
    
Сергей. А я не оправдываюсь.
    
Васнецов. А теперь что я должен: под суд вас отдать, поставить вопрос о вашем пребывании в партии? Вы вели себя как мальчишка. Угробили машину. Чуть не убили людей. Новаторство в нашем деле связано с кровью, зарубите себе это на носу. Тут не место для мальчишеских выходок.
    
Сергей (глухо). Товарищ начальник школы!
    
Васнецов. Ну?
    
Сергей. Я вас очень прошу… Я даже не могу подумать о том, чтобы… Армия для меня — это все. Вся жизнь. Я знаю, я виноват во всем, но если мне будет позволено, я докажу, что это случайность, сто раз рассчитаю и докажу, что танки могут все. У нас даже еще не понимают, что они могут делать! Все. Я не за себя прошу, это очень важно. Потом делайте со мной, что хотите, хоть под суд. Только позвольте мне доказать.
    
Васнецов (задумчиво). Не знаю, что с вами делать.
    
    
Входит командир.
    
    
Командир. Машина готова.
    
Васнецов. Сейчас. Идите.
    
    
Командир уходит.
    
    
И это перед самым выпуском из школы… Мне будет очень жаль, если придется вас отчислить. (Встает.) Но боюсь, что все-таки придется… (Уходит.)
    
    
Сергей в изнеможении опускается на завалинку. Стаскивает шлем и сжимает руками голову. Голова у него забинтована, сквозь бинт проступают пятна крови. Тихо входит Гулиашвили.
    
    
Гулиашвили. Что, дорогой, плохо?
    
    
Молчание.
    
    
Что с тобой, дорогой?
    
Сергей (с трудом подняв голову). Это ничего, пройдет. А вот все остальное плохо, Вано, очень плохо.
    
Гулиашвили. Что, все объяснил начальнику?
    
Сергей. Все. Почти все. Ты понимаешь, какая глупость. Ведь прошел бы танк. Он не потому рухнул, что мост не выдержал, а потому, что застрял посреди моста, бензинопровод засорился. Чертов сын водитель, три раза его спрашивал: «Проверил?» — «Проверил». Убить его мало за это.
    
Гулиашвили. Объяснил начальнику?
    
Сергей. Нет.
    
Гулиашвили. Водителя пожалел?
    
Сергей. Пожалел? Я жалею, что из воды его вытащил. Что его жалеть… Я ему такое устрою, когда с гауптвахты выйду. А начальнику — что ж говорить? «Я не виноват — водитель виноват!» А я где был? Где я был, когда сто раз самому надо было проверить?
    
    
Пауза.
    
    
А танки все равно еще будут через такие мосты перелетать и через рвы будут прыгать. Все будут делать. Только вот я этого, пожалуй, не увижу.
    
Гулиашвили. Почему, дорогой?
    
Сергей. А потому, что выгонят меня из армии, вот почему.
    
    
Молчание.
    
    
Тридцать три несчастья у меня сегодня, Вано.
    
Гулиашвили. Еще несчастье?
    
Сергей (протягивает письмо). На вот, почитай.
    
Гулиашвили. От нее?
    
Сергей. От нее.
    
    
Молчание.
    
    
Гулиашвили (возвращая письмо). Да, скучное письмо. Полную отставку тебе дают, дорогой…
    
Сергей. Да. (Задумчиво.) Да… (Спохватившись.) Почему отставку, кто тебе сказал?
    
Гулиашвили. Русским языком написано.
    
Сергей. Мало ли что написано. Ясно, соскучилась, два года не видала. Письма редко пишу — вот и соскучилась. А я часто писать не люблю. Часто писать — скоро забудет.
    
Гулиашвили. Ну, а редко писать — тоже забудет.
    
Сергей. Не забудет.
    
Гулиашвили. Так вот же, в письме…
    
Сергей. А я тебе говорю, мне все равно, что в письме. Пусть что хочет пишет, все равно приеду в отпуск в Москву и увезу ее.
    
Гулиашвили. Хорошо. Вместе поедем, вместе увозить будем. Возьмешь с собой?
    
Сергей. Возьму.
    
    
Пауза.
    
    
Эх, Вано, чего бы я не дал, чтобы сейчас в Москву попасть хоть на день, хоть бы одним глазком посмотреть, как она там. Театральное училище… Знаешь, она красивая. Наверно, ходят там всякие кругом. Дай письмо. (Проглядывая письмо.) Ничего особенного. Ну, скучает. Ну, письмо как письмо. Обыкновенное письмо.
    
    
Молчание.
    
    
(Смотрит на часы.) Сейчас к адъютанту надо идти.
    
Гулиашвили. Зачем?
    
Сергей. На губу садиться. Двадцать суток. Плохи мои дела, Вано. Как думаешь, отчислят меня из школы, а?
    
Гулиашвили. Что ты, дорогой!
    
Сергей. Да брось ты утешать меня! Правду говори, как думаешь?
    
Гулиашвили. Правду? Не знаю, дорогой, боюсь, что отчислят.
    Занавес
   
   
    
     
КАРТИНА ТРЕТЬЯ
    
    
Лето 1936 года. Военный городок где-то в Средней Азии. Квартира Сергея. Двери прямо в переднюю и на веранду. За столом Сергей в форме старшего лейтенанта и Полина Францевна Сюлли. На стене большая карта Европы.
    
    
Сергей (читает). «Ces plaines désertiques ne permettent pas Pavancement rapide des troupes. Vu d’absence complète d’arbres naturels celles-ci sont toujours à la merci d’une attaque imprèvue de l’adversaire». (Захлопывает книгу.) На сегодня довольно. Хорошо?
    
Полина Францевна. Хорошо.
    
Сергей. Как ни говорите, Полина Францевна, а я, по-моему, делаю огромные успехи.
    
Полина Францевна. Вы бы подождали, пока я это скажу.
    
Сергей. Нет, правда, я, ей-богу, молодец.
    
Полина Францевна. Ну, если считать, что это первый урок после вашего отпуска…
    
Сергей. Вы только подумайте, какое прилежание! Человек два года не был в отпуску — и что он берет с собой в московский поезд?! Он берет с собой учебник французского языка, и, вместо того чтобы спокойно пить пиво в вагоне-ресторане, он с тоской смотрит в окно и зубрит неправильные глаголы: je fais, tu fais, il fait, nous faisons, vous faites, il font.
    
Полина Францевна. Меня очень растрогало, когда вы захотели брать уроки французского. Все занимаются английским, говорят — нужнее.
    
Сергей. И правильно говорят, я тоже занимаюсь английским.
    
Полина Францевна. Да, но вы и французским.
    
Сергей. А мне все нужно, Полина Францевна. Иностранные языки — все еще может случиться, они еще могут перестать быть иностранными. Вы знаете, когда я смотрю на карту, мне почему-то нравится только та часть ее, которая покрыта красным цветом.
    
    
Пауза.
    
    
Вы не скучаете по родине, Полина Францевна?
    
Полина Францевна. Скучаю? Нет, я ее вспоминаю. Далеко. Очень далеко. Я ведь родилась в Тулузе.
    
Сергей. Тулуза — ну, что ж, это хороший город.
    
Полина Францевна. Да, узкие улочки, старые дома с черепичными кровлями.
    
Сергей. Металлургические заводы, железнодорожный узел. Что еще? Да, аэродром Трансъевропейской компании.
    
Полина Францевна. Аэродром?
    
Сергей. Когда вы там жили, его еще не было. Он с тридцатого года.
    
Полина Францевна. Вы все знаете!
    
Сергей. География входит в число предметов, которыми я интересуюсь. Впрочем, это не тайна, все это можно прочесть в любом справочнике. А вот какие там дома… Вы говорите, с черепичными кровлями?
    
Полина Францевна. Да.
    
Сергей. Красивые?
    
Полина Францевна. Да, очень.
    
Сергей. Это недалеко от испанской границы.
    
Полина Францевна. Да, близко.
    
Сергей. А вы никогда не бывали в Испании?
    
Полина Францевна. Нет. Только много раз хотела. Но у меня ни разу не было достаточно денег. Говорят, Мадрид очень красив…
    
Сергей. Был. Сейчас там бои.
    
Полина Францевна. Да, я сегодня опять читала в «Правде». Его бомбят почти каждый день. Опять война. Какой это ужас! Хорошо хоть, что она достаточно далеко от нас.
    
Сергей. Война никогда не бывает достаточно далеко от нас.
    
Полина Францевна. Что вы этим хотите сказать?
    
Сергей. Пока ничего.
    
    
Пауза.
    
    
А все-таки тоскуете по родным местам?
    
Полина Францевна. Не знаю. Это было так давно, слишком давно, Сергей Ильич. Если бы мне тогда было хорошо, я бы не уехала в чужую страну гувернанткой. Боже мой, сколько богатых и холодных домов, сколько чужих и скучных людей. А если люди были немножко лучше, то они старались для меня это сделать немножко похожим на настоящий дом, — и тогда бывало еще хуже…
    
Сергей. А сейчас?
    
Полина Францевна. Сейчас? Сейчас нет. В этом военном городке никто не старается сделать вид, что здесь мой дом. И, может быть, поэтому я сама все больше чувствую, что я дома. Мне приятно, что меня вызывает полковник и говорит: «Товарищ Сюлли, доложите командованию о вашем плане командирской учебы». И я докладываю ему о своем плане командирской учебы. А вы… только не сердитесь, Сергей Ильич…
    
Сергей. Что мы?
    
Полина Францевна. Вы все очень хорошие, хотя у всех у вас ужасное произношение, и я не знаю; может быть, там где-нибудь на маневрах вы суровые командиры, но у меня на уроках вы, наверно, вспоминаете школу и ведете себя как дети. «Полина Францевна, а можно — мы лучше будем десятый параграф, там с картинками, интересней». Как дети. Было даже несколько случаев, когда мне поверяли свои сердечные тайны.
    
Сергей. Вот как?
    
     
      
L’absence est à l’amour
      
Ce qu’au feu le vent:
      
Il éteint le petit