1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 
Вот уж вечер. Роса    

     

     

Вот уж вечер. Роса    

Блестит на крапиве.    

Я стою у дороги,    

Прислонившись к иве.    

     

От луны свет большой    

Прямо на нашу крышу.    

Где‑то песнь соловья    

Вдалеке я слышу.    

     

Хорошо и тепло,    

Как зимой у печки.    

И березы стоят,    

Как большие свечки.    

     

И вдали за рекой,    

Видно, за опушкой,    

Сонный сторож стучит    

Мертвой колотушкой.    

     

1910    

     

Там, где капустные  грядки    

     

     

Там, где капустные грядки    

Красной водой поливает восход,    

Клененочек маленький матке    

Зеленое вымя сосет.    

     

1910    

     

Поет зима – аукает    

     

     

Поет зима – аукает,    

Мохнатый лес баюкает    

Стозвоном сосняка.    

Кругом с тоской глубокою    

Плывут в страну далекую    

Седые облака.    

     

А по двору метелица    

Ковром шелковым стелется,    

Но больно холодна.    

Воробышки игривые,    

Как детки сиротливые,    

Прижались у окна.    

     

Озябли пташки малые,    

Голодные, усталые,    

И жмутся поплотней.    

А вьюга с ревом бешеным    

Стучит по ставням свешенным    

И злится все сильней.    

     

И дремлют пташки нежные    

Под эти вихри снежные    

У мерзлого окна.    

И снится им прекрасная,    

В улыбках солнца ясная    

Красавица весна.    

     

1910    

 Под венком лесной  ромашки    

     

     

Под венком лесной ромашки    

Я строгал, чинил челны,    

Уронил кольцо милашки    

В струи пенистой волны.    

     

Лиходейная разлука,    

Как коварная свекровь.    

Унесла колечко щука,    

С ним – милашкину любовь.    

     

Не нашлось мое колечко,    

Я пошел с тоски на луг,    

Мне вдогон смеялась речка:    

«У милашки новый друг».    

     

Не пойду я к хороводу:    

Там смеются надо мной,    

Повенчаюсь в непогоду    

С перезвонною волной.    

     

1911    

     

Темна ноченька, не  спится    

     

     

Темна ноченька, не спится,    

Выйду к речке на лужок.    

Распоясала зарница    

В пенных струях поясок.    

     

На бугре береза‑свечка    

В лунных перьях серебра.    

Выходи, мое сердечко,    

Слушать песни гусляра.    

     

Залюбуюсь, загляжусь ли    

На девичью красоту,    

А пойду плясать под гусли,    

Так сорву твою фату.    

     

В терем темный, в лес зеленый,    

На шелковы купыри,    

Уведу тебя под склоны    

Вплоть до маковой зари.    

     

1911    

 Хороша была Танюша,  краше не было в селе,    

     

     

Хороша была Танюша, краше не было в селе,    

Красной рюшкою по белу сарафан на подоле.    

У оврага за плетнями ходит Таня ввечеру.    

Месяц в облачном тумане водит с тучами игру.    

     

Вышел парень, поклонился кучерявой головой:    

«Ты прощай ли, моя радость, я женюся на другой».    

Побледнела, словно саван, схолодела, как роса.    

Душегубкою‑змеею развилась ее коса.    

     

"Ой ты, парень синеглазый, не в обиду я скажу,    

Я пришла тебе сказаться: за другого выхожу".    

Не заутренние звоны, а венчальный переклик,    

Скачет свадьба на телегах, верховые прячут лик.    

     

Не кукушки загрустили – плачет Танина родня,    

На виске у Тани рана от лихого кистеня.    

Алым венчиком кровинки запеклися на челе, ‑    

Хороша была Танюша, краше не было в селе.    

     

1911    

     

За горами, за желтыми  долами    

     

     

За горами, за желтыми долами    

Протянулась тропа деревень.    

Вижу лес и вечернее полымя,    

И обвитый крапивой плетень.    

     

Там с утра над церковными главами    

Голубеет небесный песок,    

И звенит придорожными травами    

От озер водяной ветерок.    

     

Не за песни весны над равниною    

Дорога мне зеленая ширь ‑    

Полюбил я тоской журавлиною    

На высокой горе монастырь.    

     

Каждый вечер, как синь затуманится,    

Как повиснет заря на мосту,    

Ты идешь, моя бедная странница,    

Поклониться любви и кресту.    

     

Кроток дух монастырского жителя,    

Жадно слушаешь ты ектенью,    

Помолись перед ликом спасителя    

За погибшую душу мою.    

     

1916    

 Опять раскинулся узорно    

     

     

Опять раскинулся узорно    

Над белым полем багрянец,    

И заливается задорно    

Нижегородский бубенец.    

     

Под затуманенною дымкой    

Ты кажешь девичью красу,    

И треплет ветер под косынкой    

Рыжеволосую косу.    

     

Дуга, раскалываясь, пляшет,    

То выныряя, то пропав,    

Не заворожит, не обмашет    

Твой разукрашенный рукав.    

     

Уже давно мне стала сниться    

Полей малиновая ширь,    

Тебе – высокая светлица,    

А мне – далекий монастырь.    

     

Там синь и полымя воздушней    

И легкодымней пелена.    

Я буду ласковый послушник,    

А ты – разгульная жена.    

     

И знаю я, мы оба станем    

Грустить в упругой тишине:    

Я по тебе – в глухом тумане,    

А ты заплачешь обо мне.    

     

Но и поняв, я не приемлю    

Ни тихих ласк, ни глубины ‑    

Глаза, увидевшие землю,    

В иную землю влюблены.    

     

1916    

 Заиграй, сыграй,  тальяночка, малиновы меха.    

     

     

Заиграй, сыграй, тальяночка, малиновы меха.    

Выходи встречать к околице, красотка, жениха.    

     

Васильками сердце светится, горит в нем бирюза.    

Я играю на тальяночке про синие глаза.    

     

То не зори в струях озера свой выткали узор,    

Твой платок, шитьем украшенный, мелькнул за косогор.    

     

Заиграй, сыграй, тальяночка, малиновы меха.    

Пусть послушает красавица прибаски жениха.    

     

1912    

     

ПОДРАЖАНЬЕ ПЕСНЕ    

     

     

Ты поила коня из горстей в поводу,    

Отражаясь, березы ломались в пруду.    

     

Я смотрел из окошка на синий платок,    

Кудри черные змейно трепал ветерок.    

     

Мне хотелось в мерцании пенистых струй    

С алых губ твоих с болью сорвать поцелуй.    

     

Но с лукавой улыбкой, брызнув на меня,    

Унеслася ты вскачь, удилами звеня.    

     

В пряже солнечных дней время выткало нить.    

Мимо окон тебя понесли хоронить.    

     

И под плач панихид, под кадильный канон,    

Все мне чудился тихий раскованный звон.    

     

1910    

 Выткался на озере алый  свет зари.    

     

     

Выткался на озере алый свет зари.    

На бору со звонами плачут глухари.    

     

Плачет где‑то иволга, схоронясь в дупло.    

Только мне не плачется – на душе светло.    

     

Знаю, выйдешь к вечеру за кольцо дорог,    

Сядем в копны свежие под соседний стог.    

     

Зацелую допьяна, изомну, как цвет,    

Хмельному от радости пересуду нет.    

     

Ты сама под ласками сбросишь шелк фаты,    

Унесу я пьяную до утра в кусты.    

     

И пускай со звонами плачут глухари.    

Есть тоска веселая в алостях зари.    

     

1910    

     

Матушка в Купальницу по  лесу ходила,    

     

     

Матушка в Купальницу по лесу ходила,    

Босая, с подтыками, по росе бродила.    

     

Травы ворожбиные ноги ей кололи,    

Плакала родимая в купырях от боли.    

     

Не дознамо печени судорга схватила,    

Охнула кормилица, тут и породила.    

     

Родился я с песнями в травном одеяле.    

Зори меня вешние в радугу свивали.    

     

Вырос я до зрелости, внук купальской ночи,    

Сутемень колдовная счастье мне пророчит.    

     

Только не по совести счастье наготове,    

Выбираю удалью и глаза и брови.    

     

Как снежинка белая, в просини я таю    

Да к судьбе‑разлучнице след свой заметаю.    

     

1912    

 Зашумели над затоном  тростники.    

     

     

Зашумели над затоном тростники.    

Плачет девушка‑царевна у реки.    

     

Погадала красна девица в семик.    

Расплела волна венок из повилик.    

     

Ах, не выйти в жены девушке весной,    

Запугал ее приметами лесной.    

     

На березке пообъедена кора, ‑    

Выживают мыши девушку с двора.    

     

Бьются кони, грозно машут головой, ‑    

Ой, не любит черны косы домовой.    

     

Запах ладана от рощи ели льют,    

Звонки ветры панихидную поют.    

     

Ходит девушка по бережку грустна,    

Ткет ей саван нежнопенная волна.    

     

1914    

     

Троицыно утро, утренний  канон,    

     

     

Троицыно утро, утренний канон,    

В роще по березкам белый перезвон.    

     

Тянется деревня с праздничного сна,    

В благовесте ветра хмельная весна.    

     

На резных окошках ленты и кусты.    

Я пойду к обедне плакать на цветы.    

     

Пойте в чаще, птахи, я вам подпою,    

Похороним вместе молодость мою.    

     

Троицыно утро, утренний канон.    

В роще по березкам белый перезвон.    

     

1914    

 Туча кружево в роще  связала,    

     

     

Туча кружево в роще связала,    

Закурился пахучий туман.    

Еду грязной дорогой с вокзала    

Вдалеке от родимых полян.    

     

Лес застыл без печали и шума,    

Виснет темь, как платок, за сосной.    

Сердце гложет плакучая дума...    

Ой, не весел ты, край мой родной.    

     

Пригорюнились девушки‑ели,    

И поет мой ямщик на‑умяк:    

"Я умру на тюремной постели,    

Похоронят меня кое‑как".    

     

1915    

     

Дымом половодье    

     

     

Дымом половодье    

Зализало ил.    

Желтые поводья    

Месяц уронил.    

     

Еду на баркасе,    

Тычусь в берега.    

Церквами у прясел    

Рыжие стога.    

     

Заунывным карком    

В тишину болот    

Черная глухарка    

К всенощной зовет.    

     

Роща синим мраком    

Кроет голытьбу...    

Помолюсь украдкой    

За твою судьбу.    

     

1910    

 Сыплет черемуха снегом,    

     

     

Сыплет черемуха снегом,    

Зелень в цвету и росе.    

В поле, склоняясь к побегам,    

Ходят грачи в полосе.    

     

Никнут шелковые травы,    

Пахнет смолистой сосной.    

Ой вы, луга и дубравы, ‑    

Я одурманен весной.    

     

Радуют тайные вести,    

Светятся в душу мою.    

Думаю я о невесте,    

Только о ней лишь пою.    

     

Сыпь ты, черемуха, снегом,    

Пойте вы, птахи, в лесу.    

По полю зыбистым бегом    

Пеной я цвет разнесу.    

     

1910    

     

На плетнях висят  баранки,    

     

     

На плетнях висят баранки,    

Хлебной брагой льет теплынь.    

Солнца струганые дранки    

Загораживают синь.    

     

Балаганы, пни и колья,    

Карусельный пересвист.    

От вихлистого приволья    

Гнутся травы, мнется лист.    

     

Дробь копыт и хрип торговок,    

Пьяный пах медовых сот.    

Берегись, коли не ловок:    

Вихорь пылью разметет.    

     

За лещужною сурьмою ‑    

Бабий крик, как поутру.    

Не твоя ли шаль с каймою    

Зеленеет на ветру?    

     

Ой, удал и многосказен    

Лад веселый на пыжну.    

Запевай, как Стенька Разин    

Утопил свою княжну.    

     

Ты ли, Русь, тропой‑дорогой    

Разметала ал наряд?    

Не суди молитвой строгой    

Напоенный сердцем взгляд.    

     

1915    

 КАЛИКИ    

     

     

Проходили калики деревнями,    

Выпивали под окнами квасу,    

У церквей пред затворами древними    

Поклонялись пречистому Спасу.    

     

Пробиралися странники по полю,    

Пели стих о сладчайшем Исусе.    

Мимо клячи с поклажею топали,    

Подпевали горластые гуси.    

     

Ковыляли убогие по стаду,    

Говорили страдальные речи:    

"Все единому служим мы господу,    

Возлагая вериги на плечи".    

     

Вынимали калики поспешливо    

Для коров сбереженные крохи.    

И кричали пастушки насмешливо:    

«Девки, в пляску! Идут скоморохи!»    

     

1910    

     

Задымился вечер,  дремлет кот на брусе,    

     

     

Задымился вечер, дремлет кот на брусе,    

Кто‑то помолился: «Господи Исусе».    

     

Полыхают зори, круятся туманы,    

Над резным окошком занавес багряный.    

     

Вьются паутины с золотой повети.    

Где‑то мышь скребется в затворенной клети...    

     

У лесной поляны – в свяслах копны хлеба,    

Ели, словно копья, уперлися в небо.    

     

Закадили дымом под росою рощи...    

В сердце почивают тишина и мощи.    

     

1912    

 Край любимый! Сердцу  снятся    

     

     

Край любимый! Сердцу снятся    

Скирды солнца в водах лонных.    

Я хотел бы затеряться    

В зеленях твоих стозвонных.    

     

По меже, на переметке,    

Резеда и риза кашки.    

И вызванивают в четки    

Ивы – кроткие монашки.