1 2 3 

Александр Александрович Зиновьев
Планируемая история (Сборник)

Запад

Вступление

После Второй мировой войны начался величайший перелом в социальной эволюции человечества. В основных чертах он завершился к концу XX столетия. Уже завершился! Человечество уже вступило в качественно новое социальное состояние. Процесс жизни человечества уже протекает в качественно новом эволюционном направлении. Сущность этого перелома еще не понята на уровне некоей объективной науки. Такое понимание еще даже не началось. Было бы по меньшей мере наивно принимать за попытки такого понимания беспомощный лепет социологов о «постиндустриальном» и «информационном» обществе и бредовые сочинения футурологов, неизмеримо превосходящие по интеллектуальному убожеству и явной глупости сочинения специалистов по «научному коммунизму» недавнего прошлого, когда коммунизм воспринимался как реальная угроза стать «светлым будущим человечества».
Я употребляю выражение «социальный перелом» или «эволюционный перелом» (для краткости – просто «перелом»), а не «революция» по следующим соображениям. Во-первых, речь идет о явлении такого огромного масштаба и значения, что слово «революция» тут кажется слишком слабым и односторонним. Этот перелом охватывает все аспекты жизни человечества и в каждом из них включает в себя десятки и сотни разнообразных революций. Он не имеет себе равных в истории человечества. Даже эволюционный перелом, который растянулся на несколько столетий и в результате которого возникли человеческие объединения типа современных обществ («национальных государств»), не идет ни в какое сравнение с ним. Во-вторых, со словом «революция» («социальная революция») ассоциируется какой-то переворот. А тут, если взять процесс в целом, имело место нечто иное, более общее и глубокое, – возникновение качественно новой, более высокой ступени в эволюции социальной материи.
Есть много препятствий на пути познания сущности перелома, о котором идет речь. Это не так-то просто сделать даже при самых благоприятных условиях. Для этого нужно время. Нужны усилия многих профессионально подготовленных исследователей. А главное препятствие – всеобщее состояние умов людей, вовлеченных в происходящий эволюционный процесс, привычные социальные концепции, бесчисленные предрассудки и мощнейший поток дезинформации, обрушивающийся на сознание людей из современных средств массовой информации и культуры. К тому же сам перелом вступил в противоречие с достижениями западноевропейской цивилизации, которые считались и до сих пор еще признаются величайшими достижениями прогресса человечества, так что познание сущности перелома становится одним из сильнейших табу современности.
Об этом переломе я писал в целом ряде работ, в их числе – в книгах «Запад» («Западнизм»), «Русский эксперимент» и «Глобальный человейник». В этом очерке я излагаю краткое резюме моих размышлений на эту тему.

Запад

Рассматриваемый эволюционный перелом произошел не в некоем абстрактном человечестве вообще, а прежде всего в конкретном западном мире (на Западе). На прочее человечество он распространился как мировая активность Запада. Что такое современный Запад, какова его фактическая социальная структура, какими чертами он характеризуется как целое, какова его фактическая роль в современном человечестве и каким мне представляется его будущее – эти проблемы займут наше внимание в последующем изложении.
Современный Запад не есть всего лишь сумма стран США, Англии, Германии, Франции и других подобных им в социальном отношении западных обществ («национальных государств»). Это есть социальное образование более сложное и более высокого уровня социальной организации. Оно включает в себя в качестве основы и структурных компонентов упомянутые «национальные государства» западного мира, но не сводится к ним. Оно является молодым с исторической точки зрения человеческим объединением: оно начало складываться после Второй мировой войны и еще находится в состоянии формирования. Оно не есть идиллически гармоничное целое братство народов. Формирование его происходит в острой борьбе в самых различных измерениях бытия. Внутри его имеют место конфликты и дезинтеграционные тенденции. Однако интеграционный процесс доминирует, и «национальные государства» все более и более утрачивают автономию и суверенитет.
Как назвать это человеческое объединение, дабы избежать терминологических споров, затемняющих суть проблем? А такие споры часто возникали, когда я употреблял слово «Запад». Мои оппоненты, которые не хотели видеть факт существования такого социального явления, утверждали, будто никакого Запада как целостного социального объединения нет, а есть лишь множество разрозненных стран, условно объединяемых словом «Запад». Они при этом игнорировали очевидные факты объединения стран Западной Европы, присутствия США в Европе и американизации европейских стран, НАТО, совместные действия стран западного мира после Второй мировой войны, бесчисленные наднациональные предприятия и организации и т. п. Социальный феномен, объединяющий страны и народы западного мира в единое целое, уже существует как объективная реальность. И для ориентировочного обозначения его выражение «западный мир» или слово «Запад» вполне достаточны. Тем более они в широком словесном обиходе употребляются именно в таком смысле.
Современный Запад сложился на основе западноевропейской цивилизации. Слово «цивилизация» является многосмысленным, как вообще вся фундаментальная терминология сферы социальных явлений. Ниже я изложу мое понимание цивилизации. Но предварительно уточню ряд других понятий.

Человейник

Человейником я называю объединение людей, обладающее следующим комплексом признаков. Члены человейника живут совместно исторической жизнью, то есть из поколения в поколение, воспроизводя себе подобных людей. Они живут как целое, вступая в регулярные связи с другими членами человейника. Между ними имеет место разделение функций, они занимают в человейнике различные позиции. Причем эти различия лишь отчасти наследуются биологически (различие полов и возрастов), а главным образом они приобретаются в результате условий человейника. Члены человейника совместными усилиями обеспечивают самосохранение человейника. Человейник занимает и использует определенное пространство (территорию), обладает относительной автономией в своей внутренней жизни, производит или добывает средства существования, защищает себя от внешних явлений, угрожающих его существованию. Он обладает внутренней идентификацией, то есть его члены осознают себя в качестве таковых, а другие его члены признают их в качестве своих. Он обладает также внешней идентификацией, то есть люди, не принадлежащие к нему, но как-то сталкивающиеся с ним, признают его в качестве объединения, к которому они не принадлежат, а члены человейника осознают их как чужих.
Во всяком человейнике надо различать материал (вещество, материю) и его организацию. Материал человейника образуют люди и все то, что создается и используется ими для поддержания их жизни, – орудия труда, жилища, одежда, средства транспорта, технические сооружения, домашние животные, культурные растения и прочие материальные предметы. Назовем это материальной культурой.
Социальной организацией человейника я называю то в его организации, что в ней складывается исключительно в силу объективных социальных законов. Это – система власти и управления, органы внутреннего порядка, хозяйственная сфера, система воспитания и обучения, религиозные учения и учреждения и т. д. Эти компоненты социальной организации как единое целое образуют «базис» (основу) человейника, а не какой-то из них по отдельности.
Самым фундаментальным фактором социальной организации человейника является следующий закон. Человейник состоит из людей. Человек обладает телом и органом управления телом – мозгом и нервной системой. Чтобы объединение из нескольких человек могло существовать и действовать как единое целое, в нем должен образоваться управляющий орган. Это происходит так, что какая-то часть членов объединения (один человек или более) берет на себя функции органа управления объединением, – происходит разделение членов объединения на управляющих и управляемых, на власть и подвластных. Этот закон сохраняет силу для всех человейников, начиная от примитивных (одноклеточных) из небольшого числа людей и кончая человейниками из десятков и сотен миллионов человек, а в наше время – глобальными человейниками вплоть до тенденции к объединению всего человечества в один человейник из нескольких миллиардов человек.
Система власти и управления человейника (управляющий орган) зависит от человеческого материала и материальной культуры человейника. Но определяющая роль тут принадлежит специфическим законам самой этой системы. Эти законы не определяются ничем другим, кроме необходимости управления человейником как единым целым. В отношении объективных законов явлений бытия вообще логически бессмысленно говорить о их причинах или определяющих их факторах.
История человечества есть история возникновения, изменения, развития, борьбы, гибели, объединения, распада, эволюции и т. д. человейников. Нас в этом очерке интересует лишь один аспект этого процесса, а именно эволюционный. Я различаю три эволюционных уровня человейников – предобщества, общества и сверхобщества. Отношение между ними характеризуется в общем виде понятием диалектического отрицания или снятия: возникновение более высокого уровня социальной организации человейника означает, что некоторые признаки более низкого уровня организации исчезают («отрицаются»), а некоторые другие сохраняются в новом состоянии в «снятом» виде, то есть в виде, «очищенном» от их исторических форм, преобразованном применительно к новым условиям и «подчиненном» признакам нового состояния. Общество появляется как диалектическое отрицание предобщества, сохраняя его в себе в снятом виде. Аналогично отношение сверхобщества и общества. Сверхобщество выступает по отношению к предобществу как отрицание отрицания или снятие снятия и по ряду признаков является «возвратом» к предобществу.
Переход от эпохи обществ к эпохе сверхобществ образует самую глубокую основу эволюционного перелома, о котором здесь идет речь. Чтобы установить, что такой переход на самом деле имеет место, или, наоборот, что ничего подобного нет, мы должны определить, что мы называем сверхобществом. А для этого нужно знать, что мы называем обществом.
Слово «общество» многосмысленно, как вообще вся фундаментальная терминология сферы социальных явлений. Наша задача заключается не в том, чтобы из имеющихся словоупотреблений его выбрать наиболее подходящее (такового вообще нет, на мой взгляд), а в том, чтобы установить нижнюю эволюционную границу человейника интересующего нас типа. Другими словами, мы должны описать тип социальной организации человейника, который намерены называть обществом. При этом мы вправе в качестве конкретных образцов общества выбрать наиболее развитые его экземпляры, относительно которых нет сомнений в том, что они суть общества.

Общество

Общество образуется тогда, когда в каком-то ограниченном пространстве скапливается достаточно большое число людей и вынуждается на постоянную совместную жизнь в течение многих поколений не в силу родственных отношений (хотя они не исключаются), как это имеет место в предобществах, а по каким-то другим причинам. Например, это может быть скопление в одном регионе множества разноплеменных людей для защиты от врагов или в силу природных условий. Эти люди по крайней мере в значительной части являются чужими друг другу, а то и вообще враждебными, как это имеет место, например, при завоевании одних человейников другими. Среди людей в рассматриваемом скоплении могут быть и связанные родственными узами, что очевидно, поскольку тут имеются и образуются семьи. Но в данных условиях чуждость людей друг другу приобретает решающее значение. Для общества необходим некоторый минимум людей, не связанных родственными отношениями, хотя бы для того, чтобы родственные связи утратили прежнее значение.
Скопление людей, образующих общество, состоит не непосредственно из отдельных людей. Это не толпа. Оно состоит из множества устойчивых групп. Эти группы сравнительно невелики по размерам. Если даже какие-то из них состоят из родственников (небольшая семья, например), основу их образуют не родственные связи, а интересы какого-то общего (совместного) дела. Они до известной степени автономны в своей жизнедеятельности. Каждая из них имеет свои частные интересы. Последние могут совпадать для некоторых из них, могут различаться для других и быть даже противоположными, могут совпадать в одних отношениях и различаться в других. Но всем им свойственно одно общее: эти частные интересы различных групп могут быть удовлетворены только в составе объединения этих групп в единое целое. Общество возникает как общее для разнородных людей и их групп с различными интересами условие удовлетворения их частных интересов.
Это условие выполняется путем создания специфически общественной социальной организации. В дальнейшем я буду употреблять для обозначения ее основных компонентов выражения «сфера государственности» («государственность», «государство»), «сфера экономики» («экономика»), «идеологическая сфера» («идеосфера», «идеология»).
В какой последовательности рассматривать компоненты социальной организации общества? В реальности имеют место разнообразные варианты взаимоотношений между ними. Причем эти отношения меняются со временем. Но независимо от того, как они складываются исторически и какой вид принимают в тех или иных конкретных обществах, имеются логические правила на этот счет. Если, например, в некотором виде обществ в социальной организации доминирует религия, из этого не следует, что научное описание этих обществ должно начаться с религии. Логично начинать с такого компонента, благодаря которому прочие компоненты становятся специфическими компонентами социальной организации именно общества и могут быть определены в этом качестве со ссылкой на него, независимо от того, в каких отношениях они находились с иной точки зрения.
Рассмотрев все логически возможные варианты, я пришел к выводу, что для описания социальной организации общества исходным должно быть признание четкой дифференциации основных сфер общества и оформление сферы власти и управления в качестве особой сферы (сферы государственности), и описание надо начинать именно с нее. Определение прочих сфер как специфичных обществу предполагает государство и не может быть логически корректно определено без ссылки на них. При этом, повторяю, не следует смешивать логические отношения понятий с эмпирическими отношениями определяемых объектов.
Государство есть управляющий орган общества как единого целого. Причем дело обстоит не так, будто сначала возникает общество и затем в нем формируется государство. И не так, будто сначала возникает государство и затем оно создает общество. Государство формируется как орган формирующегося общества, а общество формируется как человейник с таким управляющим органом, каким является государство. Это единый процесс.
С этой точки зрения марксистская концепция государства как надстройки над экономическим базисом есть чисто идеологическое (а не научное!) обобщение той роли, какую экономика приобрела в то время в западном мире. Если в каких-то обществах государственная власть находится в руках богатеев, военных или попов и эти конкретные общества держатся на этом, из этого не следует, будто экономика, армия или церковь образуют основу общества как особого типа социальной организации человейников вообще. В чьих бы руках ни находилась государственная власть, какой бы вид она ни имела и в каком бы состоянии ни находилась, что бы ни служило основой сохранения того или иного конкретного общества, неизменным остается одно: если в человейнике нет государственности, этот человейник не есть общество, а если в человейнике в каком-то виде возникла государственность, то тут можно констатировать зарождение общества. Наличие государственности в этом случае есть показатель (признак) того, что человейник зародился именно как общество.
Основная функция государства – обеспечить жизнь и самосохранение общества как единого целого. Она детализируется в сложную систему функций – установление правового порядка и охрана его, защита от внешних нападений и т. д. В число этих функций попадает и забота о частных интересах каких-то категорий граждан, слоев, классов, а также примирение вражды между ними. Но ошибочно сводить к этому сущность государства и его основную функцию. Ошибочна как концепция, согласно которой государство есть орган господства каких-то классов, так и концепция, согласно которой государство есть орган примирения классов.
Власть является государственной лишь при том условии, что она легитимная, то есть признана обществом как законная. Власть может силой заставить население признать ее, покориться ей, примириться с ней. Но для государственности этого мало. Для нее требуется именно законность как в ее установлении, так и в воспроизводстве. Потребность власти в узаконивании возникает не всегда, а лишь в определенных условиях, а именно тогда, когда человейник разрастается, усложняется и разбрасывается в пространстве настолько, что одними лишь средствами насилия удержать власть над ним и сохранить единство самой власти становится невозможным. Требуется изобрести и вбить в головы людей идею, будто власть исходит от неких сверхчеловеческих сил или по крайней мере от сил вне данного человейника (бог, древние правители), а в случае выборной власти – исходит от некоего народа, будучи воплощением его свободной воли. Этим силам придают роль учредителей некоего закона, а в случае выборной власти изображают народ, стоящий над каждым человеком в отдельности как высшая сила, творцом такого закона. Благодаря этому изобретению невыполнение распоряжений власти и всякие покушения на нее стали рассматриваться как выступления не против конкретных лиц во власти и конкретных проявлений власти, а против обезличенного и сверхчеловеческого закона. Замена идеи божественности власти на идею народа как на источник власти была лишь сменой формы легитимации власти. В конкретной истории это был длительный процесс борьбы и социального творчества людей.
Государственность суверенна. Это значит, что она законно (формально!) не признает в рамках своего подвластного общества никакой другой власти над собой и не делит власть ни с кем, кто (и что) находится вне государственности. Опять-таки это – лишь в идеале, лишь абстрактный социальный закон. В реальности этот закон постоянно нарушается. Я имею в виду борьбу за власть, интриги, расколы, посторонние влияния, околоправительственные круги, лобби, коррупцию, родственные связи и т. п. Все это имеет место и процветает. Но это происходит в рамках одной государственности, около нее, с ней, за ее счет. И все это не устраняет ее формальный суверенитет. Глава правительства может быть под каблуком жены или любовницы, но они от этого не становятся явлением, подчиняющим себе государственность страны.
Государственность возникает в такой тесной связи с правовым (юридическим) аспектом человейника, что они образуют одно целое. Говоря о государстве, мы должны говорить о правовых (юридических) законах, а говоря о праве – должны говорить о государстве. Уже легитимация государственной власти в конце концов принимает форму правовой операции.
Государственность действует в рамках правовых норм и в соответствии с ними. Даже в случае абсолютистских и диктаторских систем государственности это так или иначе в той или иной мере имеет место. Бывают диктатуры как формы государственности и диктатуры как негосударственные формы власти. Так называемая абсолютная власть абсолютна не во всем, но лишь в некоторых отношениях, и это – выход за рамки государственности.
Задача государства – управление обществом как целым. Специфическими средствами этого являются законодательство и принудительный аппарат исполнения законов. Законодательство есть введение в жизнь общества правовых норм (юридических законов), регулирующих взаимоотношения между членами общества, между управляемыми членами общества и управляющей властью, между членами самой системы государственности, а также контроль за соблюдением этих норм, принуждение граждан к их соблюдению и наказание за их нарушения. Будучи узаконено (легитимировано), государство само становится органом легитимирования других феноменов общества.
Одновременно с формированием особой сферы государственности в обществе происходит формирование других компонентов социальной организации. Все они имеют свои специфические свойства, свою историю, свои закономерности. Но в составе социальной организации общества они так или иначе подпадают под влияние и власть государства. Так, например, клеточная структура человейников зарождается уже в предобществах. Но лишь в высокоразвитых обществах она становится всеобъемлющей структурой микроуровня. Здесь колоссально увеличивается число клеточек, образуются их многочисленные различные виды. Государство вынуждается на то, чтобы их упорядочивать и стандартизировать, создавать юридические нормы их образования, функционирования и взаимоотношений друг с другом, государством и прочим обществом. Собственно говоря, разрастание клеточной структуры становится возможным в значительной мере (если не главным образом) благодаря государству. Государство дает им защиту и стандартные (формальные) правила существования.
К сфере экономики я отношу сферу хозяйства в том ее виде, какой она принимает в условиях общества, то есть при наличии государства и права. Экономика предполагает ряд предпосылок. Среди них следует назвать, во-первых, разделение членов человейника на сравнительно большое число однородных деловых групп, способных действовать более или менее самостоятельно, автономно. Назову это атомарностью хозяйства. Во-вторых, следует назвать достаточно высокую производительность труда деловых групп, благодаря которой они могут регулярно отдавать часть своего труда и продуктов труда кому-то и после этого продолжать жить и осуществлять свою производительную деятельность. И в-третьих, следует назвать наличие внешних этим деловым группам сил, которые более или менее регулярно отбирают у этих групп часть продуктов их труда (в виде дани, поборов, грабежей) и принуждают работать на них. Но это именно предпосылки экономики, но еще не экономика. Хозяйство становится экономикой тогда, когда функцию охраны упомянутых групп и поборов с них (в качестве вознаграждения за охрану) берет на себя государство. Государство узаконивает эти группы и поборы с них (налоги), осуществляя при этом социальную стандартизацию хозяйства.
Именно государство организует хозяйство человейника в особую стандартизированную сферу, которая «кормит» не только себя, но и весь прочий человейник. Организует, узаконивая хозяйственные клеточки и вводя правовые нормы, в рамках которых должна протекать жизнь хозяйственной сферы. Благодаря государству образуется внутренне связанное в некоторое целое общечеловейниковое хозяйство (с единой денежной системой, обменом, разделением функций).
Государство поддерживает, охраняет, организует и даже в какой-то мере создает экономику не для экономики самой по себе, а для себя, как источник своего существования и как арену своей жизнедеятельности. Оно служит экономике, поскольку экономика служит ему самому. Государство не есть прислуга неких хозяев экономики. Люди, образующие государственность (работающие в ней), могут быть марионетками людей, образующих экономическую сферу, могут быть у них на содержании, могут быть их ставленниками. Но это не означает, будто государственность по своей социальной сущности есть слуга экономики как сферы производства и распределения жизненных благ общества.
Аналогично обстоит дело с идеологической сферой: лишь государственность придает менталитетной сфере человейника статус идеосферы.
Отношения между различными компонентами в различных обществах могут быть различными. В одних может доминировать государственность, в других – экономика, в третьих – идеосфера. Могут быть смешанные варианты. Эти отношения могут меняться в одном и том же обществе со временем. Но это не отменяет рассмотренную выше субординацию компонентов социальной организации общества.
Верхняя эволюционная граница всякого социального объекта есть предел развития явлений, образующих его нижнюю границу, то есть предел развития того, что изначально образует качество объекта. Этот эволюционный закон имеет полную силу в отношении общества. Верхнюю границу общества образует предельное развитие потенций человейника на основе его социальной организации в качестве общества. Человейники далеко не всегда достигают этой границы (потолка развития). Как правило, они ее не достигают, подобно тому, как ничтожная часть людей доживает до предела биологических возможностей. Жизнь общества может быть оборвана искусственно, какими-то внешними факторами, например, в результате поражения в войне. Общество может оказаться в русле эволюции иного типа и подвергаться его влиянию. Общество может по одним линиям достигать верхней границы и даже преодолевать ее, а по другим линиям не достигать ее. В обществе может начаться попятный процесс, деградация. Лишь в идеале можно сказать, что общество достигло верхней границы (потолка), когда все основные компоненты его социальной организации полностью исчерпали свои потенции.
Наличие верхней границы общества не означает, будто невозможна социальная организация иного типа, на основе которой может происходить дальнейшая эволюция человейников. Наоборот, я утверждаю, что возможен качественно новый, более высокий уровень социальной организации человейников сравнительно с обществом – уровень сверхобщества. Более того, он не просто возможен, он является реальностью.

Цивилизация

Общества возникают, организуются и эволюционируют не изолированно друг от друга, а в более обширной среде миров, которую я называю цивилизацией. Возникновение цивилизаций связано с возникновением обществ. Становясь доминирующим фактором в тех или иных мирах человейников, общества преобразовывали эти миры в цивилизации. А цивилизации, со своей стороны, становились колыбелью и средой жизни обществ – тут зависимость взаимная.
Цивилизация есть мир, основными компонентами которого являются человейники типа обществ. Цивилизация состоит из обществ, но сама как целое не есть общество.
Общества, входящие в одну цивилизацию, существуют одни одновременно, другие – в разное время. Но время жизни каждого из них по крайней мере частично совпадает со временем жизни по крайней мере одного или другого члена множества, так что суммарное время жизни множества в целом (цивилизации) есть непрерывный исторический интервал, имеющий начало, продолжительность и конец. Без этого невозможна совместная жизнь обществ, образующих цивилизацию. Продолжительность интервала – века, если не тысячелетия.
Аналогично общества, входящие в цивилизацию, должны иметь пространственные связи. Каждое из них должно иметь пространственные контакты (соприкасаться, регулярно общаться) по крайней мере с одним-другим, так что образуется жизненное пространство цивилизации в целом. В исходном пункте пространство должно быть единым. Если цивилизация сложилась, возможны разрывы пространства. Но так или иначе должны сохраняться возможности для регулярных коммуникаций по крайней мере для определяющей части членов цивилизации (так составляли часть западноевропейской цивилизации США, Канада, Австралия).
Между входящими в цивилизацию обществами имеют место различного рода контакты, взаимодействия, связи. Какая-то часть из них живет совместной исторической жизнью. Эта часть меняется – одни объединения исчезают, другие появляются, между какими-то обрываются связи и т. п. Но во все периоды имеет место какая-то совместность и преемственность – историческая совместность. Взаимоотношения в этой совместности разнообразны: союзы, слияния, разделения, войны, покорение одних другими, поглощение, разрушение, короче говоря, все то, что образует их конкретную историю. В результате совместной жизни они оказывают влияние друг на друга, одни что-то заимствуют у других или навязывают им что-то свое. Таким путем они совместными усилиями создают нечто общее, что в тех или иных формах и размерах развивается у них по отдельности, делает их сходными в этих отношениях – социально родственными. Эти сходные черты суть именно результат совместной жизни, они не могли бы у них появиться, если бы они жили изолированно друг от друга. Эти сходные черты охватывают все основные аспекты объединений – власть, хозяйство, идеологию, культуру.
Результаты совместных усилий обществ закрепляются в какой-то части из них, в каждом по отдельности, вынуждая их уподобляться друг другу и обогащая каждое из них этими социальными изобретениями, а не откладываются где-то вне их. Подчеркиваю, результатом совместных усилий обществ рассматриваемого множества является определенный эволюционный процесс человеческих объединений – социальный прогресс. Достигнув достаточно высокого уровня, достижения этого прогресса становятся фактором, определяющим характер обществ. Они складываются в социальную систему, которая становится основой социальной системы обществ по отдельности. Эти общества становятся социально однотипными и воспроизводятся в этом качестве. Но цивилизация в целом не имеет устойчивой социальной структуры, аналогичной структуре образующих ее обществ.
Самой развитой в истории человечества была западноевропейская (западная) цивилизация. Но и она как целое не имела строгой и явной социальной структуры, в том числе – не имела единой системы власти и управления, какая была свойственна входившим в нее обществам. Христианская церковь, отдельные экономические связи, соглашения на уровне государственной власти и даже империи не превращали ее в структурно организованное социальное целое. Эти явления не могли помешать процессам дезорганизации и бесчисленным войнам в рамках самой западной цивилизации, включая самые значительные – Первую и Вторую мировые войны. И это не было нарушением каких-то норм. Наоборот, всякого рода конфликты между обществами, распад одних обществ и образование других и т. д. суть закономерные явления в рамках социального феномена такого типа, каким (согласно нашему определению!) является цивилизация. Попытки строгого социального структурирования цивилизации означали попытки образования социальных феноменов, отличных от цивилизации, – гигантских сложных обществ, союзов обществ, империй.
Цивилизация есть явление историческое – возникает, живет, совершенствуется, изменяется и погибает. Она возникает и живет при определенных условиях, в число которых включаются размеры объединений, степень их сложности, состояние материальной культуры, характер человеческого материала, возможности автономного существования сравнительно больших регионов длительное время и многое другое. Тут есть свои границы. Эти условия выполнялись далеко не всегда и не везде. Так что возникновение цивилизаций в прошлом не было абсолютной необходимостью. Далеко не любые скопления людей были способны создать или сохранять цивилизацию. Цивилизации возникали и жили в более обширной социальной среде. В этой среде люди создавали и другие формы социального бытия, отличные от цивилизации, – союзы племен, государственно организованные общества, империи с иерархией народов и другие. Такого рода явления и тенденции захватывали и регионы цивилизаций. Так что абсолютно «чистых» форм цивилизаций никогда не было. Все конкретные цивилизации возникали и жили как смешения черт различных форм человеческих объединений. Различные признаки цивилизаций «растворялись» в массе других социальных явлений, модифицировались под их воздействием, принимали чуждые их природе формы и порождали имитации. Так что выделение цивилизаций в «чистом» виде есть довольно сложная абстракция, требующая профессиональных усилий и умения исследователей.
Условия возникновения и существования цивилизации суть точно так же явления исторические. С изменением условий происходит приспособление стран и народов, образующих данную цивилизацию, к новым условиям с целью выживания. По мере роста числа людей в обществах, усложнения их хозяйства, системы управления, культуры и т. д., усиления угрозы извне, усовершенствования системы коммуникации и изменения других факторов исчезали условия для возникновения новых цивилизаций. И в наше время они, на мой взгляд, исчезли полностью. Сохранившиеся в какой-то мере цивилизации, включая западноевропейскую, обречены на исчезновение. На их место приходят социальные образования иного рода, более адекватные современным условиям на планете. В наше время во всех аспектах человеческой жизни уже не осталось никаких возможностей для автономной эволюции множеств обществ в форме особой цивилизации. Цивилизация есть часть человечества, а не все человечество. А в наше время возникновение таких достаточно больших регионов и их самосохранение в течение исторического времени исключено. В наше время возникли социальные гиганты более высокого уровня социальной организации, чем цивилизации, которые стали играть доминирующую роль в эволюции человечества. Они достаточно сильны, чтобы разрушать сохранившиеся цивилизации и не допускать появления новых.

Основные аспекты перелома

Величайшей в истории человечества является западноевропейская, или, короче говоря, западная, цивилизация. Не берусь судить о ее начале – я не историк. Во всяком случае, в эпоху Ренессанса можно констатировать ее существование. С социологической точки зрения ее началом явилось возникновение обществ особого типа, размножение этих обществ и завоевание ими доминирующего положения в западном мире. Она достигла расцвета в XIX–XX веках. Вершиной ее развития явилось возникновение «национальных государств» Западной Европы (Англии, Франции, Италии, Германии и других), а также в бывших колониях западных стран (США, Канада, Австралия). Нет надобности описывать ее достоинства и недостатки и говорить о том, какой вклад она внесла в прогресс человечества, – это общеизвестно.
Но, как говорят философы, все течет, все изменяется. В начале XX столетия на самом Западе возникло убеждение, будто западная цивилизация исчерпала себя и дни ее сочтены. В этом убеждении была доля истины. Западная цивилизация действительно заканчивает свое историческое бытие в качестве социального феномена такого типа, как мы определили выше. Но происходит это не на пути деградации западных обществ и не на пути распада западного мира на независимые части, а, наоборот, на пути социального прогресса. Западная цивилизация сходит с исторической сцены, порождая феномен более высокого уровня социальной организации.
В истории западной цивилизации имели место самые разнообразные виды обществ как с точки зрения различных компонентов социальной организации, так и с точки зрения их комплексов. Тут имели место также самые разнообразные формы взаимоотношений обществ, начиная от дружеских связей и кончая кровопролитными войнами, завершавшимися уничтожением одних обществ и образованием других. Тут возникали сложнейшие общества и колониальные империи глобального масштаба.
В рамках западноевропейской цивилизации зародились и развились две тенденции, сыгравшие определяющую роль в социальной эволюции человечества. Одна из них достигла наивысшего уровня в США. Буду называть эту тенденцию и линию эволюции западнистской (или американистской). Она оказала затем сильное влияние на Западную Европу, а после Второй мировой войны фактически овладела всем западным миром. Вторая реализовалась впервые в истории человечества в России. Она реализовалась в виде образования объединения коммунистического типа – Советского Союза. Последний оказал огромное влияние на весь ход мировой истории, стал образцом для значительной части человечества. Назову эту линию эволюции коммунистической (или советской, или русской).
Западнизм и коммунизм возникли как антиподы и вместе с тем как конкурирующие варианты эволюции человечества. Они оба шли в одном и том же направлении эволюции, во многом уподобляясь друг другу настолько, что целый ряд западных теоретиков выдвинул концепцию их сближения. Каждый из них содержал в себе какие-то элементы и потенции другого. Но в силу их противостояния в них получили преимущественное развитие противоположные черты.
После Второй мировой войны на планете сложились два лагеря, или мира, – коммунистический и западнистский (западный). Они стали «точками роста» в эволюции человечества. Между ними шла непримиримая борьба за роль лидеров мирового эволюционного процесса и за мировую гегемонию. Эта борьба образовала основное содержание социальной жизни человечества в XX веке, особенно во второй его половине. Еще не так давно на роль лидера мировой истории претендовал коммунистический мир, возглавлявшийся Советским Союзом. И не без оснований. Лозунг «Да здравствует коммунизм – светлое будущее человечества» выглядел совсем не утопически. Огромная часть человечества верила в то, что дни западнизма (капитализма) сочтены и что будущее принадлежит коммунизму.
Коммунистическая тенденция на короткое (с исторической точки зрения) время опередила западнистскую, породив в реальности человейники более высокого уровня социальной организации, чем общества, – породив сверхобщества коммунистического типа. На этом пути предпринята была также попытка создания сверхцивилизации и построения глобального человейника, объединяющего все человечество в единое целое на коммунистической основе.
После победы Запада в «холодной войне» против советского блока положение в мире коренным образом изменилось. Историческую инициативу и лидерство в эволюционном процессе на планете захватил западный мир, возглавляемый США. Западнистский вариант эволюции человечества стал выглядеть как более перспективный, чем вариант коммунистический. Убеждение, что будущее человечества не коммунизм, а западнизм (причем в американском варианте, как американизм), стало центральной идеей западнистской идеологии. Победоносное (для Запада) окончание «холодной войны», распад советского коммунистического блока и Советского Союза, крах советского коммунизма и превращение США в единственную сверхдержаву планеты, безраздельно доминирующую над западным миром и, опираясь на его мощь, определяющую характер социальной эволюции всего человечества, можно считать решающим пунктом эволюционного перелома, о котором идет речь.
Этот перелом идет по трем линиям (в трех аспектах и на трех уровнях) одновременно: 1) образования человейников более высокого уровня социальной организации, чем западнистские общества, – сверхобществ западнистского типа; 2) интеграции западных сверхобществ в единое целое, которое по отношению к западной цивилизации выступает как западнистская сверхцивилизация; 3) установления мирового порядка под эгидой западного мира и объединения человечества в единый глобальный человейник на основе западнизма.
Упомянутые линии суть стороны единого мирового процесса. Эволюция западной цивилизации, порождая сверхобщества, вынуждает их на объединение в сверхцивилизацию. Последняя со своей стороны способствует образованию и развитию сверхобществ и даже вынуждает западные страны становиться на этот путь в интересах их выживания на достигнутом ими жизненном уровне. И та же необходимость вынуждает западный мир на борьбу за господство над прочим человечеством. Запад стремится к объединению человечества в единый глобальный человейник не ради каких-то абстрактных идеалов, а как необходимое средство формирования и выживания западной сверхцивилизации. Для выживания на достигнутом ею уровне ей необходима вся планета как среда существования, необходимы все ресурсы человечества.
Самую глубокую основу эволюционного перелома образует возникновение сверхобществ и завоевание ими доминирующей роли в эволюции человечества.

Сверхобщество

Социальный объект А будем называть сверхобъектом по отношению к социальному объекту Б и употреблять выражение «сверх-Б», если, и только если, объект А содержит в себе в снятом виде основные (определяющие) признаки объекта Б. В сверхобъекте можно различить две части – базисную и надстроечную. В первую входят свойства объекта Б, содержащиеся в А в снятом виде, во вторую входит то, что вырастает на основе первой и образует новое эволюционное качество А.
Сверхобщество по определению есть человейник, который является диалектическим отрицанием общества, содержит в себе общество в снятом виде, является человейником более высокого уровня организации, чем общество. Отношение сверхобщества к предобществу, таким образом, характеризуется как отрицание отрицания. Неизбежным следствием отрицания общества является утрата ряда достижений эпохи обществ – никакой прогресс в одних отношениях не происходит без регресса в других. А неизбежным следствием отрицания отрицания является «возврат» человейников по ряду признаков к предобществу, причем не по второстепенным признакам, а по признакам, определяющим нижнюю границу сверхобщества.
Сверхобщества возникают в среде из обществ, на их основе, с использованием их материала и опыта. Тут возможны различные варианты. В Советском Союзе сверхобщество формировалось в условиях военной, предвоенной и послевоенной разрухи, нищеты, голода, хаоса, безграмотности населения, дефицита культуры, одним словом, в условиях, образно говоря, социальной пустыни. Коммунистическое сверхобщество складывалось сверху, по инициативе высшей революционной власти и благодаря ее усилиям. Власть мобилизовала и организовала на это массы населения, заручившись их поддержкой. Сверхобщество тут складывалось в постоянной борьбе с внешними и внутренними врагами, складывалось как средство физического выживания народа. Оно тут возникало в условиях ослабленной и даже разрушенной социальной организации общества. Последняя тут создавалась заново усилиями высшей власти, которая, создавая государственность, сама превращалась в надстроечную часть сверхгосударственности. Власть создавала сверхэкономику, сверхидеологию, сверхкультуру.
Западнистский путь к сверхобществу является прямой противоположностью советско-коммунистическому. Он является другой крайностью эволюционного процесса. Он имеет место в условиях баснословного богатства и изобилия, процветания всех сфер общества, сказочного прогресса материальной культуры, благоприятных природных условий, высокой концентрации населения, всесторонних связей различных регионов, богатейшего опыта гражданской демократии, одним словом, в условиях «социальных джунглей». Сверхобщество вырастает тут не по инициативе сверху, а снизу, из всех основ жизни общества, во всех сферах его социальной организации. Общество тут не было ослаблено и разрушено, а, наоборот, достигло всестороннего развития и высочайшего уровня. Сверхобщество тут формируется в условиях триумфальных побед западного мира над своим эпохальным противником (над советским коммунизмом) и побед в борьбе за мировое господство. Тут нет насилия и жестокости, какие имели место в случае советского варианта. Тут функции этих мер выполняют меры западной демократии и экономического принуждения, не уступающие по социальной эффективности мерам коммунистическим и более адекватные условиям западного мира и его человеческому материалу. Потому тут процесс формирования сверхобщества остается неявным, скрытым, трансформированным массой обстоятельств конкретной истории. Таковыми являются и черты самого строящегося человейника нового типа.
Несмотря на эти различия, социальная организация западнистского сверхобщества складывается по тем же объективным социальным законам. Схематично это выглядит так. В компонентах социальной организации общества вырастают надстроечные части, так что образуются сверхгосударство, сверхэкономика, сверхидеология, сверхправо, сверхкультура, сверхклеточные объединения и т. д. Они объединяются в надстроечную часть социальной организации в целом.
Надстроечная часть социальной организации коммунистического сверхобщества обнаруживается сравнительно просто, если, конечно, вы располагаете социологической теорией, удовлетворяющей критериям логики и методологии науки. Ее образуют партийный аппарат, системы власти и управления различных сфер общества (экономики, культуры, образования и т. д.), правящая элита, привилегированные части различных подразделений общества («общество второго уровня») и т. д. Доминирующую роль в ней играет партийный аппарат. Гораздо сложнее обстоит дело с социальной организацией западнистского сверхобщества. Я не могу в этом очерке изложить достаточно аргументированную теорию этого феномена. Ограничусь лишь тем, что назову в качестве примера некоторые источники формирования его.

Сверхгосударство

Государственность западнистского общества состоит из демократической и недемократической частей. Для первой характерны выборность представительной власти, разделение властей, гласность, наличие официальной оппозиции, многопартийность. Во вторую часть входят административно-бюрократический аппарат, полиция, суды, тюрьмы, армия, секретные службы и т. д. Первая составляет лишь ничтожную часть государственности и ничто без второй.
Западнистское сверхгосударство вырастает на основе демократии и как ее развитие, на основе недемократической части государственности как отрицание демократии, из негосударственных источников и как явление негосударственное. Это прежде всего разрастание самого государства сверх всякой меры. В сфере государственного занято от пятнадцати до двадцати процентов работающих членов западного общества. Это больше, чем общее число людей, занятых физическим трудом в сельском хозяйстве и в промышленности. Представительная часть власти обросла огромным числом «подсобных» учреждений, комитетов, комиссий, министерств, департаментов и т. п. Они не являются узаконенными на уровне фундаментального права. Они введены, можно сказать, явочным или «рабочим» порядком. Во всех них занято огромное число профессиональных и высокопрофессиональных работников. Они не избираются снизу, а отбираются сверху. Они работают и делают карьеру по тем же принципам, что и в административно-бюрократическом аппарате государства. И кто бы ни избирался на выборные должности, какая бы политическая линия ни проводилась, эти упомянутые выше явления уже играют более важную роль во власти, чем преходящие фигуры «избранников народа».
Военная сфера, секретные службы, внешнеполитическая сфера приобрели такие размеры и влияние, что сами конкурируют с центральной властью в борьбе за реальную власть. Все эти мощные и в значительной мере автономные сферы нуждаются в координации. Непомерно разросшаяся государственность сама нуждается в управлении, можно сказать, в своей внутренней власти. Последняя не конституируется формально, то есть как официально признанный орган государственной власти. Она складывается из людей самого различного рода – представителей администрации, сотрудников личных канцелярий, сотрудников секретных служб, родственников представителей высшей власти, советников и т. п. Сюда входит совокупность секретных учреждений официальной власти и вообще всех тех, кто организует и осуществляет скрытый аспект деятельности государственной власти. Каковы масштабы этого аспекта и какими средствами он оперирует, невозможно узнать. Публичная власть не делает важных шагов без его ведома. Сюда входит также множество людей, состоящее из представителей частных интересов, лоббистов, мафиозных групп, личных друзей. Это «кухня власти». Она является постоянно действующим элементом власти, стоящим над государством и отнимающим у него часть суверенитета. Наряду с «кухней власти» сложилась среда из активных и влиятельных личностей, занимающих высокое положение на иерархической лестнице социальных позиций. Она получила название правящей элиты.
Вопреки официальному статусу государство само становится явлением в сфере экономики. Это выражается в том, что государство удерживает за собою эмиссию денег и вообще контроль за денежной системой, которая сама по себе есть важнейший фактор экономики. Государство может предоставить это право какому-либо банку, но все равно при этом оно сохраняет контроль за ним. Огромные суммы денег, поступающие государству в виде налогов, суть капитал со всеми атрибутами капитала, а не просто пачки ассигнаций. Государство является крупнейшим банкиром страны. В отличие от обычных банкиров оно использует деньги не столько как капитал, сколько тратит их. Причем тратит, как правило, больше, чем получает дохода, – отсюда рост государственного долга. Тем не менее оно в качестве банкира предоставляет кредиты частным фирмам.
Второе обстоятельство, вынуждающее государство на экономическую роль, образует набор общественных нужд, которые не в состоянии удовлетворить частный сектор (рынок). Для этого складывается так называемый общественный сектор, в который попадают предприятия, отрасли промышленности и мероприятия, которые имеют значение для страны, но не по силам отдельным частным фирмам. Это – энергетика, транспорт, связь, защита от эпидемий и стихийных бедствий, дороги, почта, образование, информационная служба, безопасность, социальное страхование, забота о стариках и инвалидах и многое другое.
Достаточно перечислить явления огромного масштаба, ставшие обычными в современном западном мире и в мире вообще вследствие активности Запада, чтобы отбросить всякие сомнения насчет ограниченности традиционных средств власти. Махинации гигантских предприятий в сфере экономики, укрывательство от налогов, порча природной среды и продуктов питания, организованная преступность, научно-технические проекты неслыханных ранее масштабов, грандиозные стройки, военные операции, международные финансовые проблемы, демографические проблемы, миграция миллионов людей, безработица и т. д. и т. п. Список таких явлений, требующих усилий власти в больших масштабах и постоянно, можно продолжать и продолжать. Теперь очевидно для всех, что власти западных стран уже занимаются со всем этим как со своим повседневным делом.
Вследствие разрастания и усложнения человейников, усложнения их взаимоотношений, усложнения задач, которые должна решать власть, разрастания и усложнения самой сферы власти и других перемен произошло разделение задач и деятельности власти на обычные и стратегические. Возник стратегический уровень – уровень задач, ресурсов и действий власти, превосходящий обычные по масштабам, значимости и продолжительности. Возникли задачи и операции власти, рассчитанные на многие годы, стоящие колоссальных затрат средств, вовлекающие огромные массы людей, использующие новейшие научные открытия и технические изобретения, использующие всю интеллектуальную мощь общества и блоков обществ. Такими были, например, пятилетние планы в Советском Союзе, мероприятия гитлеровской Германии в подготовке к войне и ее проведении, операции антигитлеровской западной коалиции во Второй мировой войне, план Маршалла, «холодная война» со стороны Запада. Такими являются действия западных властей в манипулировании огромными суммами денег, космические программы, война США против Ирака, операция по дезинтеграции Югославии и Советского Союза.
Короче говоря, возникли задачи и операции властей, качественно, а не только количественно отличные от традиционных задач и операций власти государственной. Причем это стало регулярным и повседневным в жизнедеятельности власти, а не редким исключением, как это бывало в прошлом (например, большие войны). Сейчас перед западными странами встали проблемы, для решения которых нужны десятки лет (если не века), ресурсы астрономических масштабов, высочайший интеллектуальный потенциал многих тысяч специальных учреждений и миллионов квалифицированных сотрудников. Уже сейчас эта сфера в значительной мере обособилась от привычной сферы государственности и становится доминирующей над ней.
Выработалась и тактика решения стратегических задач. Сложился особый аппарат для этого. Тут мы видим совсем иное измерение власти сравнительно с тем, в котором произошло разделение функций законодательной и исполнительной власти. Пока аспект стратегической власти еще спутан с аспектом обычной государственности. Но уже сейчас можно заметить в правительствах и в политике западных стран две тенденции. Стратегическая постепенно берет верх. Наиболее сильные фигуры во власти (в США и Франции – президент, в Англии – премьер-министр, в Германии – канцлер), как правило, выражают стратегическую тенденцию власти, а парламенты – традиционную.
Другим источником западнистского сверхгосударства является сверхвласть, вырастающая в сфере экономики. Она не афиширует себя. Но дает о себе знать настолько ощутимо, что некоторые теоретики считают ее главной властью западного общества, а государство ее марионеткой. Но суть дела тут серьезнее: в западных странах складывается новый уровень власти, который уже не есть ни государство, ни экономика, а качественно новое явление, поглощающее то и другое.
Следующая линия формирования сверхгосударства связана со взаимоотношениями западных стран между собою, со взаимоотношениями западного мира с другими частями человечества, с проблемами мирового масштаба. По этой линии в период «холодной войны» (а она длилась почти полвека!) сложились бесчисленные учреждения и организации, которые даже формально возвышаются над государствами отдельных стран. Сферой их деятельности являются блоки и союзы западных стран, весь западный мир и даже вся планета. В их деятельность вовлечены сотни тысяч людей. Они распоряжаются колоссальными материальными, интеллектуальными, идеологическими, пропагандистскими, культурными, психологическими и военными ресурсами.
Сфера сверхгосударственности не содержит в себе ни крупицы демократической власти. Тут нет никаких политических партий, нет никакого разделения властей, публичность сведена к минимуму или исключена совсем, преобладает принцип секретности, кастовости, личных контактов и сговоров. Тут вырабатывается особая «культура управления», которая со временем обещает стать самой деспотичной властью в истории человечества. По объективным законам управления огромными человеческими объединениями и даже всем человечеством, на что претендует западный мир во главе с США, демократия в том виде, как ее изображает западная идеология и пропаганда, абсолютно непригодна.
Надстроечные явления сверхгосударственности не обладают законодательными функциями. Последние были и остаются функциями государственности. Если надстроечной части требуется что-то в отношении законодательства, она для этой цели имеет в своем распоряжении государственность, которая при этом фактически утрачивает статус суверенности. Надстроечная часть обладает негосударственными средствами принуждать государственность поступать так, как это требуется сверхгосударственности. Эти средства, например, личные связи, проведение своих людей на ответственные должности, лобби, манипулирование финансами и средствами массовой информации, манипулирование партиями и массами, подкуп и т. п. Они все хорошо известны из скандальной информации, литературы, кино.

Сверхэкономика

Экономика западных стран считается капиталистической. Так это или нет? Ответ на вопрос зависит от определения понятий. А их десятки. С точки зрения одних определений западное общество будет оцениваться как капиталистическое, с точки зрения других – как некапиталистическое. Но оставим в стороне терминологический разнобой и примем такие определения.
Не всякий частный предприниматель есть капиталист. Капиталистом я буду называть частного предпринимателя, который за деньги приобретает средства труда, нанимает работников для их использования, организует производство вещей или услуг, сбывает их за деньги. Он это делает с таким расчетом, чтобы после покрытия всех расходов иметь прирост денег – прибыль. Причем он должен это делать в течение длительного времени и регулярно – это должно стать его постоянной работой. Короче говоря, капиталист есть человек (объединение людей), который живет за счет прибыли от организации какого-то дела путем покупки средств труда и найма рабочей силы. Источником его дохода является эксплуатация наемного труда. И делает он это на свой страх и риск. Капиталом я буду называть сумму денег, используемую для приобретения прибыли. Капитализмом я буду называть совокупность явлений данного общества, которые касаются деятельности капиталистов и функционирования капиталов. Общество является капиталистическим, если в его экономике доминирует капитализм.
Капитализм не есть нечто раз и навсегда данное. В западном обществе произошли изменения, причем противоречивые с точки зрения судьбы капитализма. Различают период «старого» и «нового» капитализма. Я их различие вижу в следующем.
«Старый» капитализм был по преимуществу множеством индивидуальных капиталов, вкрапленных в общество некапиталистическое по общему типу. Хотя капиталисты хозяйничали в обществе, последнее еще не было тотально капиталистическим, поскольку степень вовлеченности населения в денежные отношения по законам капитала еще не была всеобъемлющей. Лишь в XX веке западное общество стало превращаться в тотально капиталистическое, то есть в западнистское. После Второй мировой войны отчетливо обнаружилась тенденция к превращению больших территорий и целых стран в объединения, функционирующие как огромные денежные системы и капиталы. Дело тут не в концентрации капиталов, хотя и это имело место, а в организации жизни большинства населения этих объединений таким образом, будто оно стало средством функционирования одного капитала. Новое качество в эволюции капитализма возникло по линии вовлечения масс населения в денежные операции по законам капитала, увеличения множества таких операций и усиления их роли в жизни людей. Этот процесс был связан с усилением роли государства в денежных операциях, с разрастанием денежного законодательства, с упорядочиванием и регламентированием отношений между работодателями и наемными лицами, со структурированием предпринимательства, с ограничением конкуренции и свободы ценообразования, короче говоря, с социальной организацией и регулированием всей системы жизни общества по законам функционирования денег в качестве капитала.
В результате этого процесса подавляющее большинство членов западного общества, имеющих какие-то источники дохода, оказались соучастниками деятельности банков как капиталистов, предоставляя в их распоряжение свои деньги, то есть осуществляя основную часть денежных дел через банки.
Сделав всех людей, получающих или имеющих какие-то деньги, в той или иной мере частичными капиталистами, не говоря уж об акционерах, западное общество стало почти что абсолютно капиталистическим. Капитализм стал тотальным.
Но это был лишь один аспект эволюции капитализма. По другой линии происходил процесс в некотором роде (с точки зрения нашей проблемы) противоположный.
В XX веке, особенно после Второй мировой войны, произошли радикальные перемены в сфере частного предпринимательства. Назову основные из них. Подавляющее большинство частных предпринимателей начинает теперь дело не на свои деньги, а на деньги, взятые в банке в кредит, разумеется, под проценты. Тем не менее, взяв деньги в кредит и начав дело, человек становится частным собственником. Становится формально, юридически. Фактическим собственником данного в кредит начального капитала является банк, причем тоже юридически. Взявший в кредит деньги предприниматель фактически выступает тут в роли служащего банка, который сам является частным предпринимателем. Таким образом, тут происходит разделение частных предпринимателей на две группы – кредиторов и должников. Они совместно затевают дело, деля прибыль между собою.
Большинство мелких и даже средних предпринимателей становятся таковыми не из врожденного стремления к наживе (таковое не существует), а просто будучи вынужденными на это обстоятельствами. Для них это способ заработать на жизнь, зачастую соответствующий их навыкам и профессиональной подготовке, но не менее часто не требующий особого обучения. Обычно они еле сводят концы с концами. Главная их цель – выплатить проценты на кредит и сам кредит в банк, оставить себе и своей семье что-то на жизнь и поддерживать ход дела. Так что они в большинстве вынуждены довольствоваться минимальной (а не максимальной, как считали марксисты) прибылью. Да и то это далеко не всегда удается. Большой процент их разоряется довольно скоро. Разорение одних и появление других – это нормальное явление в обществе частного предпринимательства. Некоторая часть добивается средней прибыли, позволяющей расширять дело, на что уходят годы каторжного труда. Ничтожное меньшинство ухитряется преуспеть. Их приводят в качестве пропагандистского примера достоинств частного предпринимательства. Какую роль тут играет криминальный элемент, я не рассматриваю. Скажу лишь одно: роль огромную.
Частное предпринимательство в рассматриваемом случае есть форма принуждения людей к труду, и к труду не такому уж легкому. Даже в тех случаях, когда дело процветает, частные предприниматели на этом уровне посвящают жизнь в основном работе. Обычно они работают больше своих наемных работников. Этот вид труда связан с нервотрепкой и с постоянной тревогой за будущее. Условия труда лиц соответствующих категорий в коммунистическом обществе (заведующих, директоров предприятий) неизмеримо легче.
Обратимся к банку, у которого наш предприниматель берет деньги в кредит. Юридическим субъектом его может быть группа лиц (директоров, членов совета) во главе с избираемым ими президентом. Они все являются наемными работниками. Ни один из них не является собственником капитала банка. Собственником или собственниками являются другие лица. Так что юридический субъект предприятия, не являющийся собственником его капитала, распоряжается чужой собственностью и при этом считается частным предпринимателем. И одновременно он является кредитором (то есть собственником!) по отношению к предпринимателю-должнику. Имеют место и другие варианты, которые выглядят нелепостью с точки зрения образцового частного предпринимателя-капиталиста. Но эти курьезные на первый взгляд варианты имеют место в современной реальности западного мира.
Важнейшим следствием усложнения и укрупнения предприятий, концентрации капиталов и усложнения ситуации рынка явились развитие класса управляющих и дифференциация функций предпринимателей на функции собственников и функции управляющих делом. В результате собственники утратили часть своей власти над делом, разделили ее с несобственниками, а порою уступили ее последним полностью.
Большинство крупных фирм управляется не теми, кто ими владеет, а профессиональными менеджерами. Однако многие менеджеры являются собственниками значительной части своих фирм и имеют долю в других. Значительная доля в больших фирмах принадлежит другим крупным корпорациям, обычно банкам, страховым обществам и другим финансовым организациям. Они контролируют соответствующие фирмы и их менеджеров. Образуется сеть руководства бизнесом, которая принимает решения не только внутри отдельных фирм, но и вне их – в других фирмах, поскольку корпорация владеет в них определенной долей. Лидеры различных корпораций сотрудничают друг с другом. Таким путем владельцы долей капиталов фирм контролируют менеджеров внутри фирм. Одним словом, складывается сложная, многомерная и многоступенчатая сеть отношений собственности и управления предприятиями.
Таким образом, в современном западном обществе за частными предпринимателями сохраняются лишь два признака, определяющие их как особую социальную категорию: они суть юридические субъекты дела и ведут дело на свой страх и риск, не подчиняются в этой функции государству.
С точки зрения характера юридических субъектов предприятия экономики западнизма разделяются на две группы. К одной группе относятся предприятия, юридические субъекты которых суть индивидуальные лица, а ко второй – такие, юридические субъекты которых суть организации из многих лиц. В обоих случаях юридические субъекты предприятий не являются капиталистами в смысле XIX и первой половины XX века. Таким образом, частное предпринимательство фактически перестало быть неразрывно связанным с отношением частной собственности и с персональными собственниками. Капиталист либо рассеялся в массе людей, каждый из которых по отдельности не есть капиталист, либо превратился в организацию наемных лиц, либо стал подчиненным лицом денежного механизма. Понятия «капиталист» и «капитализм» потеряли социологический смысл. С ними уже нельзя адекватно описать специфику западного общества.
Экономика функционирует по своим специфическим законам, но в рамках государственных законов. Ее нижняя граница фиксируется законодательством, устанавливающим статус хозяйственных единиц с точки зрения уплаты налогов и их права и обязанности по отношению к государству и друг к другу. Верхнюю границу (потолок) экономики характеризует такое состояние, которое исчерпывает возможности правовых отношений участников экономической сферы, а также возможности решения важнейших экономических проблем специфически экономическими средствами. Общеизвестно, что в западной экономике крупные предприятия содержат целые штаты юристов для решения своих проблем, причем их цель состоит не столько в том, чтобы следить за юридическими границами деятельности подопечных, сколько в том, чтобы лавировать на грани законности и даже за ее пределами, избегая наказания. А судьба многих крупных предприятий и подразделений экономики зависит в большой степени (а порою решающим образом) от неэкономических действий властей.
Укрывательство от уплаты налогов и обман финансовых органов стали всеобщим явлением. Это произошло не из-за особой склонности к преступлениям и корысти (хотя и это не исключено), а главным образом из-за правовых норм. Если педантично им следовать, то большинство предприятий просто обанкротится. Я уж не говорю о том, каких масштабов достиг преступный бизнес. Одним словом, западное хозяйство уже не укладывается в юридические рамки экономики.
Точно так же обстоит дело с социальными законами экономики как делового аспекта человейника. Определяющую роль в экономике стали играть предприятия и целые отрасли с наивысшим технологическим уровнем, с максимальным использованием результатов научно-технического прогресса. Они имеют более высокую сравнительно с другими предприятиями прибыль за этот счет, а не за счет эксплуатации наемных работников по законам экономики. С другой стороны, многие крупные предприятия работают в убыток и спасаются за счет всякого рода неэкономических махинаций. Другие требуют таких затрат, которые окупаются в течение времени, выходящего за пределы долговременных инвестиций по законам экономики или не окупаются совсем. Такие предприятия существуют лишь постольку, поскольку жизненно необходимы или поскольку выгодны каким-то людям, наживающимся именно на убытках и банкротствах предприятий. У этих предприятий нет хозяев, для которых убытки предприятий суть их личные потери.
Если бы можно было получить точные данные о том, какими путями в наше время наживают состояния на самом деле, я думаю, что доля таких, которые делают это по законам экономики («честный труд» и «честный бизнес»), оказалась бы поразительно низкой (это – мое предположение). Во всяком случае, она имеет тенденцию к снижению.
Фундаментальная функция экономики – снабжать общество средствами существования – отошла на задний план или перешла в значительной мере к явлениям неэкономическим. Тон в экономике задают не фундаментальные уровни, а вторые и более высокие – производство сверх необходимого, инвестиции с целью извлечения доходов из экономики низших уровней, паразитарные предприятия, предприятия, обслуживающие сверхпотребности высших слоев общества, символическая экономика и т. п. Экономика в гораздо большей мере обслуживает самое себя, чем общество вне ее. Глобализация экономики позволяет западному миру эксплуатировать всю планету методами, которые по форме выглядят как экономические (эквивалентный обмен, свобода предпринимательства, свободный рынок и т. п.), а по сути дела не являются таковыми. Например, вынос предприятий в страну, где сырье и рабочая сила в десятки раз дешевле, чем дома, не есть операция чисто экономическая. Она невозможна без политической, идеологической и военной защиты. Здесь политика, армия, полиция, специальные службы, средства массовой информации являются не обычными средствами защиты экономики, а завоевательными средствами насилия в чужой стране. Ограбление европейскими завоевателями аборигенов Америки не было экономической операцией. Так и теперь.
В основе западнистской экономики лежат принципы эквивалентного обмена. Использование преимуществ положения и конкретной ситуации с целью приобретения прибыли есть нарушение этих принципов. Это не эквивалентный обмен, подобно тому, как таковым не является «обмен» сена на молоко в отношениях с коровами, «обмен» виски на Манхэттен в отношениях с индейцами, «обмен» финансовых подачек на разорение страны в отношениях с Россией. Не являются экономическими и операции, называемые словами «экономическая помощь» в отношениях стран Запада с незападными народами, находящимися в тяжелом положении.
Экономические гиганты внутри западных стран организуются как своего рода автономные объединения со своей социальной структурой, подобной структуре коммунистической страны. А выйдя за пределы «национальных государств» на мировую арену, они стали вести себя во многом не как подвластные своего государства, а как равные ему партнеры. Еще дальше в этом направлении пошли наднациональные экономические гиганты. Они вообще ведут себя как суверенные человейники. Если они кому-то и в какой-то мере подчиняются, так это глобальному денежному механизму. Наднациональные и глобальные экономические империи и организации приобрели такую силу, что теперь от них решающим образом зависит судьба экономики «национальных государств» Запада, не говоря уж о прочем мире. Они властвуют над экономикой в ее традиционном смысле. В их деятельности все большую роль играют политическое давление и вооруженные силы стран Запада.
Одним словом, в хозяйственном аспекте западных стран произошли такие грандиозные перемены, что прежние представления об экономике утратили смысл. Требуется научный (а не идеологический!) анализ реальности, чтобы прийти к какой-то ясности в ее понимании.
В системе власти западных стран фактически происходит разделение функций в вертикальном аспекте: часть государственности, возглавляемая обычно главой исполнительной власти (президентом, канцлером, премьер-министром), выполняет функции участников и представителей денежного механизма. Фактическая система власти и хозяйства западного мира такова, что государственность и экономика отдельно взятых стран все более превращаются в их частицы, причем в «снятом» виде.
Считается, будто некая «невидимая рука» рынка управляет западной экономикой. Фактически и рынком, и экономикой, и государством, и обществом в целом уже управляет вполне видимая, хотя и прячущаяся рука сверхэкономики-сверхгосударства, исполнительным органом которого является денежный механизм.

Денежный тоталитаризм

Механизм денежного тоталитаризма образует гигантская финансовая система общества, которая теперь обусловлена прежде всего необъятным числом денежных операций, охватывающих все аспекты жизни людей и общества в целом, в том числе и все то, что связано с капитализмом. Этот механизм есть механизм особого подразделения делового аспекта общества – денежного дела. Но в силу особой роли этого подразделения общества он превратился в механизм общества в целом. Он включает в себя два рода учреждений и предприятий: 1) банки и другие финансовые предприятия, которые называются другими словами, но выполняют ту же роль или разделяют с банками отдельные функции денежного дела (сберегательные кассы, страховые компании, кредитные учреждения и т. д.), а также крупные фирмы и концерны, обладающие большими суммами денег и выполняющие функции, аналогичные отдельным функциям банков; 2) государственные финансовые учреждения.
Число денежных предприятий огромно. Имеет место сложнейшее разделение их функций (специализация), а также разделение ими территорий действия и сфер общества. Есть банки частные и общественные, отдельные и объединенные в группы, личные и акционерные, универсальные и отраслевые, кредитные, ипотечные, коммерческие, национальные, международные. Сами они имеют сложную структуру – иерархию подразделений, начинающуюся центральным отделением и доходящую до местных отделений, непосредственно имеющих дело с клиентами. В их деятельности заняты миллионы людей. Используется самая современная технология, без которой вообще уже невозможно функционирование денежного механизма.
Денежный механизм почти полностью укомплектован наемными работниками, каждый из которых по отдельности есть лишь его слуга. Внутри его господствуют отношения начальствования и подчинения, сговоры, согласования, принуждение и прочие явления, не имеющие ничего общего с отношениями чисто экономическими. Он антидемократичен. В каждом его подразделении господствует беспощадная, роботообразная дисциплина. Он деспотичен по отношению к прочему обществу. Никакая диктаторская власть в мире не может сравниться с ним в этом качестве.
В современном западном мире денежный механизм из средства экономики (из ее слуги) превратился в ее доминирующий фактор (в господина над ней). Благодаря этому в сферу экономики включились сферы культуры, образования, развлечения, спорта и все другие, ранее таковыми не являвшиеся. Изменилось само понятие экономики.
Произошло вертикальное структурирование экономики: над экономикой, создающей ценности, выросла экономика, использующая упомянутую (скажем, экономику первого уровня) в качестве источника доходов для занятых в ней (в экономике второго уровня) лиц. Она разрослась и усилилась настолько, что стала играть не менее важную роль в обществе, чем экономика первого уровня. И над всем этим выросла сфера экономики на уровне механизма условных, или символических, денег – символическая экономика, то есть экономика огромных символических капиталов.
В настоящее время реальная и символическая экономики существуют в значительной мере независимо друг от друга. Сумма условных (символических) денег, циркулирующих на уровне символической экономики, во много десятков раз превосходит ту, какая достаточна для экономики реальной.
Наконец, денежный механизм вышел в своей власти над обществом за пределы экономики, став частью механизма сверхгосударственности. Тут неверно утверждать, будто экономика стала властителем общества. Тут произошло нечто более значительное, а именно сложился уровень сверхэкономики и сверхгосударственности, подчинивший себе и государственность, и экономику. Возник качественно новый социальный феномен в структуре человейника, выходящий за рамки социальной организации общества «сверху».
Обычно акцентируют внимание на денежной форме и специфических правилах функционирования денежного механизма, а не на его социальном содержании. А последнее состоит в том, что в обществе сложился новый феномен, овладевший денежным механизмом и использующий его в качестве средства власти над обществом, а не только и не столько в качестве капитала. Лишь отчасти этот механизм функционирует как капитал. В большей мере и в основном он превратился в сверхкапитал. Функция капитала стала одной из его функций, подчиненных функции власти. Он руководствуется прежде всего не экономическими, а иными расчетами, а именно расчетами организации и удержания своей сверхобщественной власти над обществом.
Денежный механизм имеет доходы не за счет эксплуатации наемных работников – вовлеченные в его работу люди получают заработную плату, не производя никакой прибыли. Они суть служащие аппарата власти, подобного государственному. Этот аппарат берет дань с подвластного человейника в виде платы за услуги и процентов за кредиты. Это похоже на извлечение прибыли путем инвестиции денег. Но только похоже, поскольку этот аппарат оперирует деньгами, и это путает. На самом же деле он имеет доходы подобно тому, как их имеет государство, не производящее ничего. Он берет дань с тех, кого он обслуживает, то есть эксплуатирует.
Государство оперирует огромными суммами денег. Но оно делает это не по законам экономики. Оно не инвестирует их с целью получения прибыли (нечто подобное бывает лишь в порядке исключения). Оно их тратит на свои нужды, распределяет по различным подразделениям общества, тратит как средство своих политических целей. То же самое делает денежный механизм. В нем есть части, функционирующие по законам экономики, то есть как капиталы. И это затемняет те его части, которые стали феноменами сверхэкономики и сверхгосударства. Не все банки и не все функции банков одинаково входят в эту сферу. Тут переплетаются феномены экономики и власти. И это переплетение вполне нормально, так как власть такого рода вырастает из экономики и над ней.
Денежный механизм в его высшей функции власти над экономикой и над человейником вообще определяет судьбы социальных феноменов огромного масштаба – экономических империй, отраслей экономики, слоев населения, народов и даже целых регионов планеты. Он определяет социальную стратегию большого исторического масштаба. Очевидно, например, что планирование и руководство крупнейшей в истории операцией Запада, именуемой «холодная война», и финансирование ее (то есть траты на нее) было делом рук денежного механизма Запада. Теперь он стал явлением глобального масштаба.

«Ватикан» западнизма

Выражением «массмедиа» или просто «медиа» принято обозначать совокупность таких явлений современного западного мира, как радио, телевидение, газеты, журналы, различные периодические, спорадические и одноразовые издания типа газет и журналов, а также другие средства, выполняющие аналогичные функции.
После Второй мировой войны в эволюции западной медиа произошел грандиозный качественный «скачок» – она оформилась в одну из важнейших сфер общества. Так что ее теперь следует рассматривать не просто как множество разрозненных явлений со сходными свойствами, а как единое целое со сложной структурой, с разнообразными частями и функциями. Исторические условия этого «скачка» суть следующие: 1) колоссальный количественный рост составных элементов медиа; 2) их техническое усовершенствование; 3) изобретение новых средств; 4) усовершенствование их работы; 5) возникновение разнообразных связей между ними; 6) расширение сферы их деятельности и усиление их роли в общественной жизни.
Конечно, медиа есть одна из сфер приложения и активности капиталов и интересов государства. Но сводить ее к этому ошибочно. Она есть нечто большее, выходящее за рамки бизнеса и политики. Это, можно сказать, есть «третья сила» западнизма. Это – и информация, и дезинформация, и апологетика, и критика, и услуги властям и бизнесу, и оппозиция власти и бизнесу, и проповедь морали, и проповедь разврата, и просвещение, и оглупление, и борьба идей и интересов, и отражение жизни, и искажение реальности, и делание жизни, короче говоря, квинтэссенция общественной жизни во всех проявлениях ее субъективного фактора. Медиа есть арена общественной жизни, ставшая сама одним из важнейших факторов этой жизни. Она состоит из десятков тысяч учреждений, организаций, предприятий. В ее работу вовлечены в качестве сотрудников сотни тысяч людей. Она привлекает для участия в своей работе миллионы людей всех социальных категорий. Медиа – это могущественный инструмент формирования сознания, чувств и вкусов огромных масс людей и инструмент воздействия на них в желаемом для кого-то духе. Но это такой инструмент, который сам осознает себя в качестве силы, использующей всех прочих и все остальное в качестве инструмента своей власти над обществом.
Формально не существует единый центр управления медиа. Но фактически она функционирует так, как будто получает инструкции из некоего руководящего центра наподобие ЦК КПСС. Тут есть своя «невидимая рука». Она почти совсем не изучена научно. Данные о ней редко попадают в печать. Ее образует сравнительно небольшое число лиц, которые санкционируют рекомендации, выработанные более широким кругом политиков, бизнесменов, политологов, журналистов, советников и т. д., и подают сигнал к согласованной деятельности медиа по определенным проблемам. Имеется большое число опытных сотрудников учреждений медиа, которые сразу угадывают новую установку и даже опережают «высшую инстанцию». И в дело немедленно вступает огромная армия исполнителей, готовых выполнить любые задания в духе новой установки. Между людьми, образующими этот механизм, имеют место бесчисленные личные контакты.
Медиа стала не орудием сбора и распространения информации, производимой кем-то другим, а производителем, контролем и властителем информации. Она имеет свои мощные и профессионально обученные кадры для этого. В ее распоряжении фактически все силы общества, как-то связанные с информацией. Она формирует информацию по своим правилам, придает информации вид, отвечающий ее интересам. Информационный поток, минующий ее, ничтожен сравнительно с тем, какой проходит через нее, а роль его еще ничтожнее. Она сконцентрировала в себе основные и наиболее влиятельные информационные потоки и силы общества.
Медиа вторгается во все сферы общества – в политику, экономику, культуру, науку, спорт, бытовую жизнь. Ей до всего есть дело. Она не просто влияет на умы и чувства людей. Она проявляет власть над ними, причем власть диктаторскую. Эта власть осуществляется по многим каналам. Назову основные из них.
Медиа буквально приковывает к себе внимание подавляющего большинства населения западных стран, снабжая людей в изобилии практически любой нужной им информацией, сплетнями, развлечениями, сенсациями. Она обладает для этого неограниченными средствами, самой совершенной технологией и отработанными приемами. Невозможно подсчитать, сколько времени и сил тратят люди, просиживая перед телевизорами, читая газеты и журналы, слушая радио. Никакая церковь не может с этой точки зрения сравниться с «церковью» западнизма. Она удобна и с точки зрения способа вовлечения людей в ее деятельность. Человек может потреблять продукцию медиа в одиночку, сидя дома, находясь в транспорте, даже во время работы.
Вторым важнейшим каналом всевластия медиа является то, что она контролирует и направляет всю интеллектуальную и творческую деятельность общества, создавая паблисити творцам произведений культуры, давая им оценку, отбирая их, показывая их. Медиа присвоила себе функции публичного судьи того, что производит культура, предопределяя само это производство с точки зрения тематики, идейной ориентации и эстетических вкусов. Она определяет то, какой круг людей выпускается на арену культуры, какие произведения, какие идеи, какие моды. Не гений и ум творцов произведений культуры определяют их судьбу, а отношение к ним массмедиа. Она в состоянии возвеличить ничтожное и бездарное, если оно соответствует ее интересам и конъюнктуре, и не допустить к жизни великое и талантливое, если такого соответствия нет.
Третьим важнейшим каналом всевластия медиа является то, что она дает трибуну политикам и арену для политических спектаклей. Она раздувает и использует непомерное тщеславие политиков. Она влияет на их успехи и неудачи, порою роковым образом. Без нее немыслимы никакие выборные кампании, парламентские баталии, встречи, визиты, выступления, демонстрации, массовые движения, партийные мероприятия и вообще все важнейшие явления общественно-политической жизни западных стран.
Наконец, медиа сконцентрировала в себе общественное мнение и гражданское общество, став их рупором и одновременно лишив их самостоятельности. Они нашли в медиа свою организующую силу, отчуждая ей свою собственную независимость и власть. Медиа стала чем-то вроде «государства» для внегосударственной жизни общества.
Средства медиа могут принадлежать частным лицам, государству, общественным организациям, корпорациям, банкам. Ее могут использовать крупный капитал, правительство, какие-то клики и группы. Но все это не лишает ее той роли, какую она играет в обществе, и ее положения в системе прочих социальных феноменов. Она занимает такое положение и играет такую роль в обществе, которые позволяют ей со своей стороны диктовать свою волю всем тем, кто в какой-то мере манипулирует ею, и своим формальным хозяевам. Все те, кто считается ее хозяевами и манипуляторами, вынуждены сами подчиняться тем условиям, благодаря которым они хозяйничают и манипулируют медиа. Тут скорее имеют место сговор и дележ власти между более или менее равными по силе сообщниками, чем отношение господства и подчинения. Хозяин газеты, например, влияет на политическую линию газеты. Но одновременно он сам подвластен своей газете как феномену, играющему особую роль в обществе.
Медиа есть безликое божество западного общества, которому поклоняются и все те, кто считается или воображает себя ее хозяевами и начальниками. Самое большее, что на самом деле эти люди делают, – это прислуживание своему божеству в качестве его жрецов, разумеется, за хорошую плату и за прибыли. Медиа есть социальный феномен, концентрирующий и фокусирующий в себе силу безликих единичек общественного целого – зрителей, читателей, ученых, артистов, идеологов, политиков, спортсменов и прочих граждан. Это их коллективная власть, выступающая по отношению к каждому из них по отдельности как власть абсолютная. Это есть превосходно организованный и функционирующий механизм сверхидеологии западнизма.

Социальная организация в целом

Как я уже отметил, социальная организация западнистского сверхобщества как целое разделяется на надстроечную и базисную части. Чтобы описать ее строение и свойства, мы должны, естественно, обратиться именно к ее надстроечной части, уделяя внимание базисной в том свете, какой на нее бросает надстроечная часть.
Надстроечная часть, о которой идет речь, не есть всего лишь сумма надстроечных явлений сверхгосударства, сверхэкономики, сверхидеологии и других компонентов западнистского человейника. Ошибочно также представлять себе положение так, будто надстроечные части компонентов социальной организации общества превращаются в соответствующие компоненты социальной организации сверхобщества. Упомянутые надстроечные явления общества суть лишь отдельные потоки эволюционного процесса, которые сливаются в нечто единое и перемешиваются в этом единстве. Тут происходят взаимное проникновение надстроечных явлений, взаимное влияние, обмен свойствами и функциями, возникновение новых явлений как средства единства и как следствия его. Сюда включаются результаты изменения ориентации эволюционного потока. Вносят свою долю новые органы, возникающие в силу закона порождения особых органов для исполнения постоянных функций. В результате на этом уровне теряет смысл разделение частей и функций, имеющее место на уровне общества и в снятом виде в базисной части. Надстроечная часть социальной организации сверхобщества как целое выступает как сверхгосударственность по отношению к государственности, как сверхэкономика по отношению к экономике, как сверхидеология по отношению к идеологии и т. д., а не отдельными ее подразделениями с упомянутым разделением функций. Она образует высшее подразделение системы власти и управления сверхобщества. Потому для краткости будем называть ее сверхвластью.
Сверхвласть не является не только выборной, но и вообще узаконенной. Чтобы она сложилась, необходимо достаточно большое число людей, обладающих следующими признаками. Эти люди имеют настолько высокий социальный статус, что являются фактически независимыми от государственной власти, а также от политической и экономической конъюнктуры. Они регулярно воспроизводятся в этом состоянии, в значительной мере наследуют свой статус. Они имеют влияние на правящие круги человейника и на привилегированные слои, являются известными личностями в человейнике, связаны личными знакомствами и в значительной мере родственными отношениями. Они образуют иерархию позиций как с точки зрения их социального статуса, так и с точки зрения ролей в рамках сверхвласти. Они образуют основной компонент человеческого материала сверхвласти. Кроме них, в рассматриваемое множество входят обслуживающие их лица, исполнители их решений и другие категории.
Рассматриваемое множество людей группируется в множество разнообразных объединений в различных измерениях. Эти объединения образуют сложную и иерархизированную сеть, так что образуется плотная, связная среда. Положение людей в этих объединениях зависит от их положения в базисной части сверхобщества. Но и последнее зависит от первого. Эти объединения не узаконены юридически. Они складываются по социальным законам объединения людей, а также в силу условий их функционирования в системе власти и управления, личных и деловых отношений, взаимных услуг и т. д. Они разнообразны по степени организованности, начиная от случайных и аморфных и кончая постоянными с установленной структурой правилами, разделением функций и т. д. Они формально добровольны, но фактически обладают достаточно прочными нитями, связывающими их в целое. Тут связи аналогичны связям в объединениях на дообщественном уровне, только тут это имеет место на сверхобщественном уровне. Члены таких объединений обладают способностью опознавать «своих» и «чужих», идентифицировать себя в качестве членов тех или иных объединений.
Объединения, из которых состоит сверхвласть, возникают и действуют в рамках юридических законов, но они не являются юридически узаконенными в качестве органов власти. Они присваивают себе функции власти, используя средства и возможности, выходящие за рамки государственности и подчиняющие ее себе. Они позволяют надстроечной части социальной организации управлять самой системой власти и выполнять функции стратегического управления, непосильные для государственности. Эти функции охватывают многолетние планы и особо важные проблемы, для выполнения которых и решения которых требуются усилия всей страны, положение страны в окружающем мире, направление эволюции страны вообще.
Сверхвласть сверхобщества состоит из двух частей. В первую из них входит все то (люди, объединения, учреждения, предприятия), что занято выработкой и принятием решений, – скажем, решающая часть. Она есть аналог законодательной части власти общества. Вторая часть включает в себя то, что осуществляет исполнение решений первой части. Это – исполнительная часть.
Хотя решения первой части не являются юридически законными, они имеют принудительную силу для тех, кто их исполняет. Им подчиняются те, кого они касаются. Исполнители подчиняются, поскольку от этого зависит их вознаграждение и вообще положение в человейнике (успех, карьера, общение, судьба детей). Прочие люди подчиняются, поскольку в распоряжении сверхвласти находятся все средства принуждения базисной части сверхобщества, – администрация, суды, полиция, денежный механизм, средства массовой информации.
Исполнительная часть сверхвласти образуется из надстроечных элементов социальной организации общества. Она включает в себя также государственную бюрократию, армейское командование, органы государственной безопасности, аппараты партий и т. д. Тут имеет место, можно сказать, аппаратный плюрализм. Чтобы понять, что это такое, надо выделить различные подразделения аппарата коммунистической сверхвласти и представить их себе как различные аппараты, объединяющиеся в единое целое благодаря упомянутым выше объединениям «правящей элиты». Роль, аналогичную партийному аппарату в коммунистической системе власти, здесь выполняет совокупность людей и организаций, которые держат в своих руках денежный механизм человейника.

Западнистская сверхцивилизация

Как было сказано выше (в разделе «Основные аспекты перелома»), эволюционный перелом идет на трех уровнях организации человейников: 1) на уровне образования сверхобществ; 2) на уровне объединения западных сверхобществ в единый человейник, являющийся сверхцивилизацией по отношению к западной цивилизации; 3) на уровне образования глобального человейника вследствие усилий западной сверхцивилизации и под ее господством. Мы рассмотрели первый уровень. Рассмотрим кратко второй.
Тенденция к интеграции западной цивилизации в единый человейник имела место всегда. Она принимала различные формы: взаимное проникновение, культурное влияние, экономические связи, кровопролитные войны. Не была на этот счет исключением и Вторая мировая война. Она была многосторонним явлением. В составе ее шла война западного мира против мира коммунистического, война внутри самого западного мира за доминирование в нем и за ослабление и даже уничтожение конкурентов и война за создание насильственным путем хотя бы частичной западной сверхцивилизации, то есть за объединение западноевропейских стран в единое целое под эгидой гитлеровской Германии.
Обращаю внимание читателя на то, что объединение нескольких обществ в единый человейник в этом случае предполагало следующие условия. Во-первых, человейник, осуществляющий объединение и находящийся на пути к сверхобществу, каким была гитлеровская Германия. Таким был и Советский Союз в коммунистическом мире. Во-вторых, вертикальное структурирование объединяемых стран. На высшем уровне предполагалась Германия, уровнем ниже – Италия, еще ниже – прочие европейские страны. Нечто подобное имело место и в отношениях Советского Союза с другими коммунистическими странами Европы после войны. И в-третьих, навязывание объединяющим человейником прочим странам социального строя, аналогичного своему. Это же делал Советский Союз после победы над Германией в отношении ряда других завоеванных стран. Так что тут имела место общая социальная закономерность.
После Второй мировой войны тенденция к интеграции западного мира не оборвалась, а усилилась. Она лишь приняла другую форму. Историческую инициативу в этом процессе захватили США. Они вступили в войну в Европе в качестве спасителей западноевропейских стран от гитлеризма и от угрозы советского коммунизма. Нисколько не пострадав в этой войне, США без особых усилий стали лидерами западного мира. Сразу же по окончании войны началась «холодная война» Запада, возглавленного США, против коммунистического мира, возглавлявшегося Советским Союзом. Она в сильнейшей степени способствовала интеграции западных стран. Это была первая в истории операция глобального масштаба Запада как единого целого. Возвышение США над странами Западной Европы и американизация ее явились одним из аспектов этого процесса. В какие бы идеологические одежды ни рядилась эта историческая роль США, это было фактически покорением Западной Европы внешней для нее силой. США делали то, что пыталась сделать гитлеровская Германия. Но другими средствами – гуманными, демократическими, экономическими, политическими, идеологическими, культурными. И не как блицкриг, а как длительный и терпеливый исторический период.
Но не следует при этом забывать о том, что все эти средства опирались на военную мощь США, которая неуклонно наращивалась. «Холодная война» США против Советского Союза была одновременно «холодной колонизацией» американцами стран самого западного мира. Напоминаю, что после распада советского блока и Варшавского Договора сохранился блок НАТО и фактическое подчинение его США, а вооруженные силы США стали принимать непосредственное участие в европейских делах (агрессия в Сербию). Факт военного доминирования США над Западной Европой не подлежит сомнению. И доминирование это нарастает, приближая лидерство США в западном мире к наполеоновски-гитлеровскому образцу, – общие социальные законы человеческих объединений действуют и тут с неумолимой силой.
Второй аспект рассматриваемого процесса – образование объединения европейских стран, близкого по структуре к единому человейнику. Конечно, оно еще не завершилось. В нем есть нечто антиамериканское, во всяком случае, стремление к независимости от США и к образованию сообщества, сопоставимого по мощи с США. Но остановить этот процесс европейской интеграции уже вряд ли возможно. Факт образования сверхцивилизации, поглощающей западноевропейскую цивилизацию, несомненен и в этом аспекте.
И третий аспект интеграции западного мира заключается в образовании бесчисленных и разнообразных организаций, учреждений и предприятий общезападного (наднационального) характера. Их уже сейчас насчитываются десятки (если не сотни) тысяч. Они не принадлежат ни к какой отдельной стране. Они возвышаются над ними. В их деятельность уже сейчас вовлечены многие миллионы людей. Они организуются и функционируют по социальным законам (правилам), отличным от тех, по каким организуются и функционируют компоненты привычных (традиционных) «национальных государств» Запада. Они образуют своего рода надстройку над странами западного мира («общество второго уровня»), придающую всей западной цивилизации характер гигантского сверхобщества. По моим подсчетам, эта надстройка уже включает в себя десятки миллионов людей, причем самой активной части населения западных стран. Она фактически контролирует более половины всех мировых ресурсов. Она фактически подчиняет себе «базисную» часть западного мира как единого человейника.
Сейчас трудно сказать, насколько жизнеспособен этот социальный монстр. Не исключено, что он со временем расколется на два – на американский и европейский. Но пока в перспективе необходимость борьбы с азиатским коммунизмом, арабским миром и другими частями человечества, пока есть угроза бунтов в покоренной части и в своих странах, объединяющая тенденция остается доминирующей. Тем более она еще не сработала до определенного предела, после которого, как говорится, можно было бы почить на лаврах.
Ареной деятельности рассмотренной надстроечной части западной сверхцивилизации является весь западный мир, включая и США. Верхушка ее находится в США. Последние суть главная резиденция ее, но подразделения ее имеются во всех странах западного мира. Эта верхушка есть фактическая сверхвласть западной сверхцивилизации.

Глобальный человейник

Выражение «глобальное общество» стало привычным в сочинениях и речах на социальные темы. При этом «глобальное общество» понимается как объединение всего человечества в единое целое, подобное привычным обществам (их часто называют «национальными государствами»), с единым мировым правительством и прочими учреждениями современных стран, только большего размера. Обоснование такого мирового социального монстра (около шести миллиардов человек, а футурологи обещают в будущем десять миллиардов и более!) идет по многим линиям. Перечисляются проблемы, которые якобы можно решить лишь совместными усилиями всех стран и народов планеты (демографические, экологические, голода, преступности, болезней и т. п.). Ссылаются на то, что складывается мировая экономика, ломающая границы «национальных государств» и решительным образом влияющая на их экономику. Ссылаются, наконец, на то, что мир уже пронизан сетью международных объединений, учреждений и организаций, сплотивших человечество в единое целое. В мире не осталось ни одного уголка, где какая-либо более или менее значительная человеческая группа вела изолированную жизнь. Жизнь людей все более и более находится под влиянием событий, происходящих далеко от тех мест, где они живут. Осуществилась глобализация средств массовой информации. Сложилась международная система производства, распределения и потребления информации. Благодаря ей разбросанное по всей планете человечество ощущает себя живущим в одном мировом объединении. Складывается единая мировая культура.
Тут все вроде бы верно. Но при этом все говорящие и пишущие на эту тему, за редким исключением, отодвигают на задний план или совсем игнорируют тот факт, что сама идея «глобального общества» есть идея западная, а не всеобщемировая. Инициатива и усилия движения к такому объединению человечества исходят от Запада. В основе его лежит не стремление различных стран и народов планеты к объединению – такое стремление появляется чрезвычайно редко, – а стремление определенных сил Запада занять господствующее положение на планете, организовать все человечество в своих конкретных интересах, а отнюдь не в интересах некоего абстрактного человечества. Мировая экономика есть прежде всего завоевание планеты транснациональными компаниями Запада, причем в интересах этих компаний, а не в интересах прочих народов планеты. Некоммерческие международные организации в подавляющем большинстве суть организации западные, контролируемые силами Запада и так или иначе поддерживаемые и используемые ими. Мировой информационный порядок есть порядок, устанавливаемый странами Запада, и прежде всего США. Фирмы и правительство США осуществляют контроль глобальной коммуникации. Западные медиа господствуют в мире. Мировая культура есть прежде всего американизация культуры народов планеты. Одним словом, идея «глобального общества» есть лишь идеологически замаскированная установка западного мира, возглавляемого США, на покорение всей планеты и на установление своего господства над всем прочим человечеством.
Идея «глобального общества» есть идея прежде всего американская. После краха советского блока и самого Советского Союза США остались единственной сверхдержавой с претензией диктовать свой порядок всей планете. Однако она есть идея не только американская, а общезападная. Чтобы установить желаемый мировой порядок, США должны мобилизовать усилия всего западного мира. В одиночку им эту задачу не решить. С другой стороны, западные страны по отдельности не в состоянии сохранить свое положение в мире. Они могут удержаться на достигнутом ими уровне лишь совместными усилиями. А США уже заняли место лидера в их совместном движении к мировой гегемонии.
Единое человечество возможно, но не как мирное сосуществование равноправных стран и народов, а как структурированное социальное целое с иерархией стран и народов. В этой иерархии неизбежны отношения господства и подчинения, лидерства, руководства, то есть отношения социального, экономического и культурного неравенства. Дело тут не в каких-то биологических причинах и не в плохих расистских идеях, а в объективных социальных законах организации больших масс людей.
Я говорю именно о вертикальном структурировании, а не просто о разделении человечества на регионы. Причем я это представляю себе не как одну иерархическую линию, а как переплетение многих линий, в котором единая мировая иерархия проступает лишь как тенденция. И среди этих линий следует в первую очередь назвать разделение человечества на западную и прочую (незападную) части. Отношения между ними являются совсем не братскими. Ни о каком их равенстве и равноправии и речи быть не может. Западная часть возвышается над незападной. В значительной мере первая уже господствует над второй и имеет тенденцию к полному мировому господству. Каждая из упомянутых частей имеет иерархическую структуру в самых различных измерениях. Об организации западной части мы уже говорили. Скажем коротко о том, что она намерена делать и делает в отношении прочего человечества.
Во второй половине XX века произошел перелом в самом типе эволюционного процесса: степень и масштабы сознательности исторических событий достигли такого уровня, что стихийный эволюционный процесс уступил место проектируемой и управляемой эволюции. Это, напоминаю, не означает, будто все в эволюции человечества стало планироваться и ход эволюции стал управляться в соответствии с планами. Это означает, что целенаправленный, планируемый и управляемый компонент эволюционного процесса стал играть определяющую роль в конкретной истории человечества. Цели при этом не обязательно благородные, они могут быть (и являются таковыми на самом деле) эгоистичными, гнусными, коварными и т. д. Планы не обязательно целесообразные и разумные, они могут быть нелепыми и даже безумными. Управление не обязательно по правилам разумного управления и не обязательно эффективно, оно может быть дилетантским, неэффективным. Но это не влияет на сам тип эволюции подобно тому, как плохая государственность не меняет тип власти как государственной, плохая экономика не меняет тип хозяйства как экономический.
Принципиально важно здесь то, что в западном мире сложилась социальная структура, в которой имеются компоненты, ставящие цели эволюционного характера и глобального масштаба, вырабатывающие планы достижения этих целей, обладающие способностью и средствами управлять огромными массами людей, принуждая их к деятельности по реализации этих планов, распоряжающиеся колоссальными материальными ресурсами, достаточными для того, чтобы исторические процессы, ранее бывшие стихийными, сделать сознательными.
Инициатива эволюции нового типа исходит из той надстроечной части западной сверхцивилизации, о которой говорилось выше. Она является и высшим органом управления эволюционным процессом, а также сверхвластью над образующимся глобальным человейником. Именно она правит человечеством в наше время, а не какая-то небольшая кучка богатеев. Она включает в себя, конечно, денежный механизм западного мира и использует его как средство управления Западом и прочим человечеством. Но для управления одним Западом, в котором живет до миллиарда человек, этого мало. А для удержания под своим контролем около пяти миллиардов прочего человечества – тем более. Нужны мощные вооруженные силы, политический аппарат, секретные службы, средства массовой информации. Нужно иметь возможность распоряжаться ресурсами «национальных государств» Запада, принуждая к этому систему власти и управления.
В этом аспекте все западные страны, включая США, являются ареной деятельности этого глобального монстра. Верхушка его находится в США. Последние суть главная резиденция этого «мирового правительства», поставщик мировых вооруженных полицейских сил, место расположения «штабов» для управления различными рычагами мировой власти, кузница командных, карательных и идеологических кадров и исполнителей воли хозяев планеты. Но подразделения его имеются во всех частях западного мира и других частях человечества, уже находящегося в зоне его влияния и контроля.
Западные страны сформировались исторически в «национальные государства» как социальные объединения более высокого уровня социальной организации сравнительно с другими странами, как своего рода надстройка над прочим человечеством. Они развили в себе силы и способности доминировать над другими народами, покорять их. А историческое стечение обстоятельств дало им возможность использовать свои преимущества в своих интересах. Воздействие этого явления на судьбы человечества было и остается противоречивым. Оно было могучим источником прогресса. И оно же было не менее могучим источником несчастий. Оно явилось причиной бесчисленных кровопролитных войн, включая две мировые, а также причиной гибели многих народов и целых цивилизаций. Оно не только не исчезло со временем, но усилилось. Оно лишь приняло новые формы и масштабы. Теперь западные страны покоряют планету не поодиночке, а совместно. Теперь они стремятся покорить все человечество и организовать его так, чтобы они могли удержать свою мировую гегемонию за собой навечно и чтобы могли эксплуатировать всю планету в своих интересах наивыгоднейшим для себя образом.
Стремление западных стран к овладению окружающим миром не есть всего лишь злой умысел каких-то кругов этих стран – «империалистов». Оно обусловлено объективными законами социального бытия. Всем ходом исторического развития Запад вынуждается на то, чтобы установить мировой порядок, отвечающий его интересам. Он не просто имеет возможности и силы для этого, он уже не может уклониться от этой эпохальной задачи.
В ходе «холодной войны» была выработана стратегия установления нового мирового порядка – стратегия создания реального «глобального общества». Я называю ее словом «западнизация».
Сущность западнизации состоит в навязывании незападным народам и странам социального строя, экономики, политической системы, идеологии, культуры и образа жизни, подобных таковым (или имитирующих таковые), что существуют в западных странах. Идеологически и в пропаганде это изображается как гуманная, бескорыстная и освободительная миссия Запада, который при этом изображается средоточием всех мыслимых добродетелей. Мы свободны, богаты и счастливы, – так или иначе внушает западная идеология и пропаганда западнизируемым народам, – и мы хотим помочь вам стать такими же свободными, богатыми и счастливыми, как мы. Но для этого вы должны сделать у себя, в своих странах, то, что мы вам посоветуем.
Это на словах. А на деле западнизация (в рассматриваемом здесь смысле!) имеет реальной целью довести намеченные жертвы до такого состояния, чтобы они потеряли способность к самостоятельному существованию и развитию, включить их в сферу влияния и эксплуатации западных стран, присоединить их к западному миру не в роли равноправных и равномощных партнеров, а в роли зоны колонизации.
Западнизация не исключает добровольность со стороны западнизируемой страны и даже страстное желание пойти этим путем. Запад именно к этому и стремится, чтобы намеченная жертва сама полезла ему в пасть да еще при этом испытывала бы благодарность. Для этого и существует мощная система соблазнов и идеологическая обработка. Но при всех обстоятельствах западнизация есть активная операция со стороны Запада, не исключающая и насилие. Добровольность со стороны западнизируемой страны еще не означает, что все население ее единодушно принимает этот путь своей эволюции. Внутри страны происходит борьба между различными категориями граждан за и против западнизации.
Была разработана также и тактика западнизации. В нее вошли меры такого рода. Дискредитировать все основные атрибуты общественного устройства страны, которую предстоит западнизировать. Дестабилизировать ее. Способствовать кризису экономики, государственного аппарата и идеологии. Раскалывать население страны на враждующие группы, атомизировать ее, поддерживать любые оппозиционные движения, подкупать интеллектуальную элиту и привилегированные слои. Одновременно вести пропаганду достоинств западного образа жизни. Возбуждать у населения западнизируемой страны зависть к западному изобилию. Создавать иллюзию, будто это изобилие достижимо и для них в кратчайшие сроки, если их страна встанет на путь преобразований по западным образцам. Заражать их пороками западного общества, изображая пороки как добродетели, как проявление подлинной свободы личности. Оказывать экономическую помощь западнизируемой стране в той мере, в какой это способствует разрушению ее экономики, порождает паразитизм в стране и создает Западу репутацию бескорыстного спасителя западнизируемой страны от язв ее прежнего образа жизни.
Одной из черт западнизации является мирное решение проблем. Но эти мирные методы обладают одной особенностью: они принудительно мирные. Запад обладает огромной экономической, идеологической и политической мощью, достаточной, чтобы заставить строптивых мирным путем сделать то, что нужно Западу. Но мирные средства ничто, если они не базируются на мощи военной. И в случае надобности Запад, как показывает опыт, не остановится перед применением оружия, будучи уверен в своем подавляющем превосходстве.
Западнизация есть особая форма колонизации, в результате которой в колонизируемой стране принудительно создается социально-политический строй колониальной демократии. По ряду признаков это есть продолжение прежней колониальной стратегии западноевропейских стран. Но в целом это есть новое явление. Назову характерные признаки его.
Колониальная демократия не есть результат естественной эволюции данной страны в силу ее внутренних условий и закономерностей ее исторически сложившегося социально-политического строя. Она есть нечто искусственное, навязанное этой стране извне и вопреки ее исторически сложившимся возможностям и тенденциям эволюции. Она поддерживается мерами колониализма. При этом колонизируемая страна вырывается из ее прежних международных связей. Это достигается путем разрушения блоков стран, а также путем дезинтеграции больших стран, как это имело место с советским блоком, Советским Союзом и Югославией. Иногда это делается как освобождение данного народа от гнета со стороны других народов. Но чаще и главным образом идея освобождения и национальной независимости есть идеологическое средство манипулирования людьми.
За вырванной из прежних связей страной сохраняется видимость суверенитета. С ней устанавливаются отношения как с якобы равноправным партнером. В стране в той или иной мере сохраняются предшествующие формы жизни для значительной части населения. Создаются очаги экономики западного образца под контролем западных банков и концернов, а в значительной мере как явно западные или совместные предприятия. Внешние атрибуты западной демократии используются как средства совсем не демократического режима и как средства манипулирования массами. Эксплуатация страны в интересах Запада осуществляется силами незначительной части населения колонизируемой страны, наживающейся за счет этой ее функции и имеющей высокий жизненный стандарт, сопоставимый с таковым высших слоев Запада.
Колонизируемая страна во всех отношениях доводится до такого состояния, что становится неспособной на самостоятельное существование. В военном отношении она демилитаризируется настолько, что ни о каком ее сопротивлении и речи быть не может. Вооруженные силы выполняют роль сдерживания протестов населения и подавления возможных бунтов. До жалкого уровня низводится национальная культура. Место ее занимает культура, а скорее – псевдокультура западнизма.
Массам населения предоставляются суррогат демократии в виде распущенности, ослабленного контроля со стороны власти, доступные развлечения, предоставленность самим себе, система ценностей, избавляющая людей от усилий над собой и моральных ограничений.
Западнизация планеты ведет к тому, что в мире не остается никаких «точек роста», из которых могло бы вырасти что-то, способное к новой форме эволюции, отличной от эволюции на базе западнизма. Запад, завоевывая мир для себя, истребляет все возможные конкурентоспособные зародыши эволюции иного рода.

Заключение

После Второй мировой войны начался стремительный (с точки зрения исторических временных масштабов) процесс интеграции западного мира – процесс превращения западной цивилизации в сверхцивилизацию западнистского типа. К концу «холодной войны» социальная структура западного мира (интегрирующегося в единое целое Запада, западнистской сверхцивилизации) приняла такой вид.
В рамках западных стран («национальных государств») сформировались своего рода надстройки над компонентами их социальной организации – сверхгосударство, сверхэкономика, сверхидеология и т. д. Из их взаимодействия образовались надстроечные объединения наднационального и межнационального масштаба, а также объединение, охватывающее весь западный мир, скажем, глобальное сверхобщество. Поскольку основной территорией расположения его подразделений стали США и поскольку оно тесно переплелось с надстроечной частью сверхобщества самих США, то выражения «США», «Америка» и «Вашингтон» стали двусмысленными: стали обозначать то, что касается США как одной из западных стран, и то, что касается общезападного и глобального сверхобщества.
Эволюционный процесс человечества принял такой вид, который характеризуется в целом понятиями «западнизация», «американизация» и «глобализация». Все эти понятия обозначают один и тот же процесс, лишь рассматриваемый с различных точек зрения. Этот процесс является в реальности покорением всего человечества западным миром как единым целым. С этой точки зрения он может быть назван процессом западнизации человечества. Поскольку в западном мире доминируют США, поскольку они распоряжаются большинством ресурсов Запада и планеты, этот процесс может быть назван американизацией человечества. Поскольку над США и над всеми западными странами господствуют сверхобщественные явления, объединяющиеся в той или иной мере в общезападном сверхобществе, зоной активности которого становится вся планета, этот процесс может быть назван глобализацией человечества. Этот процесс еще только начался. Им будет заполнена вся история человечества в XXI веке. Похоже на то, что это будет история, которая по своей трагичности намного превзойдет все трагедии прошлого.
Июнь 1999
Посткоммунистическая Россия

Куда мы идем

МОЕ НАМЕРЕНИЕ. Я не собираюсь предлагать вниманию читателей свой план обновления (обустройства) нашей страны. Умников, которые знают, как это делать, и без меня более чем достаточно. К тому же у меня такого плана вообще нет. Я его отвергаю в принципе, исходя из соображений, о которых скажу ниже. В этой статье я хочу ограничиться тем, что изложу мои взгляды на самую главную, с моей точки зрения, проблему сегодняшней ситуации в нашей стране. Я знаю заранее, что в теперешней советской смуте мои взгляды не могут рассчитывать на широкое публичное одобрение. Тем не менее я решился их высказать. Я это сделал по долгу русского и советского человека. Над нашей страной нависла смертельная опасность, опасность гораздо более серьезная, чем в 1941 году. И оставаться в положении постороннего наблюдателя было бы недостойно моих моральных принципов. Дефекты советской истории и советского образа жизни мне хорошо известны. Книги о них я начал печатать задолго до перестройки. И не хочу здесь повторяться. К тому же в сложившихся условиях гораздо важнее и честнее не участие в оргии разоблачительства, а объективный анализ реальности.
ПРОБЛЕМА. Советский Союз и другие коммунистические (социалистические) страны переживают глубокий и всесторонний кризис. На мой взгляд, это первый в истории специфический коммунистический кризис, то есть кризис коммунизма как особого типа общественного устройства. В чем заключается сущность этого кризиса, каковы его причины и перспективы – вот вопросы, на которые я хочу дать мой ответ в этой статье.
Само слово «коммунизм» приобрело сугубо негативное значение. От него поспешили отказаться многочисленные предатели и дезертиры коммунизма. Я, однако, настаиваю на его употреблении. Оно оправдано исторически и ориентирует внимание именно на тот предмет, судьба которого сейчас занимает умы человечества. Ведь и западные пророки считают эти кризисные годы началом посткоммунистической, а не пост-какой-нибудь другой эпохи. Я словом «коммунизм» называю тот тип общественного устройства, который впервые в истории возник в Советском Союзе в сталинские годы, достиг классической зрелости в брежневские годы и стал заразительным образцом для многих народов мира.
НОРМАЛЬНЫЙ КОММУНИЗМ. Кризисное состояние общества есть отклонение от его нормального (здорового) состояния. Естественно, и наше понимание кризиса коммунизма зависит от того, как мы понимаем его нормальное состояние.
Говоря о нормальном (здоровом) состоянии общественного организма, я не вкладываю в слово «нормальное» («здоровое») никакого оценочного смысла. Это такое состояние, которое обусловлено специфическими закономерностями или нормами данного общества, причем независимо от того, нравятся кому-то эти закономерности (нормы) или нет. Например, наличие безработных и нищих есть нормальное явление здорового капитализма, хотя множество людей негодует по этому поводу. Ниже я приведу в качестве характерных примеров некоторые черты нормального коммунизма.
СОЦИАЛЬНАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ. Основу коммунизма образует стандартная социальная организация населения. Все взрослые и трудоспособные граждане объединяются в стандартные деловые коллективы – клеточки общества. Через них граждане отдают свои силы и способности обществу, получая взамен соответствующее вознаграждение. По идее они не имеют иных источников существования и иных путей жизненного успеха. Поэтому коллектив здесь властвует над индивидом, что осуществляется как власть лиц, представляющих коллектив в его целостности.
Все члены коллектива социально не различаются по отношению к средствам деятельности, как это имеет место в обществе феодальном или капиталистическом. Они различаются лишь в системе организации деятельности. Если одной фразой определить, что такое коммунизм с этой точки зрения, то это – общество, в котором все люди суть служащие государства.
Базисными социальными отношениями коммунизма являются не отношения собственности, а отношения коммунальные. Главные среди них – отношения между индивидом и коллективом, между начальниками и подчиненными, а также между лицами, соподчиненными одному и тому же начальству. Вследствие разделения людей на начальников и подчиненных, а также вследствие образования иерархии клеточек образуется иерархия социальных позиций людей, которая становится неустранимым источником социального неравенства. Это закон природы, а не злой умысел сталинистов, брежневистов, консерваторов и бюрократов.
Все то, о чем я сказал выше, существует и в странах Запада. Число людей, являющихся служащими государства и получающих постоянную гарантированную зарплату, огромно. Стремление занять такое положение в обществе является очень сильным. И отношения субординации (начальствования и подчинения) тут обычное дело. Так что западный плюрализм есть прежде всего сосуществование в одном социальном пространстве явлений коммунизма и капитализма. На Западе поносят коммунизм, поскольку его видят в России, но считают его нормой жизни, поскольку имеют его у себя.
Официально считается, что граждане коммунистического общества вознаграждаются соответственно их труду. Но принцип вознаграждения по труду имеет очень узкую сферу приложения. В силу разнообразия видов деятельности единственным универсальным критерием сравнения трудовых вкладов людей в общественное благосостояние становится сравнение людей по их социальным позициям и по их социальной ценности (значимости) вообще. Так что фактически действующим принципом вознаграждения за труд здесь является принцип «Каждому – по его социальному положению». Даже самое педантичное следование этому принципу порождает неравенство в распределении жизненных благ. Неизбежным следствием рассматриваемого принципа является также система социальных привилегий, то есть тех преимуществ, которые человек в данной социальной позиции имеет сравнительно с нижестоящими.
УПРАВЛЕНИЕ. Клеточки объединяются в единое органическое целое благодаря образованию системы управляющих клеточек. Складывается грандиозная иерархия таких клеточек. Общеизвестны и обычны жалобы на непомерное разрастание управленческого аппарата и бюрократизм. Советский строй даже стали именовать бюрократическим социализмом (коммунизмом). Но управленческий аппарат разрастается здесь не по злому умыслу диктаторов, не по недосмотру властей и не в качестве отклонения от неких хороших норм, а вполне естественно, в силу закономерностей самой социальной организации коммунизма. Управленческая система и бюрократизм достигают огромных размеров и на Западе. Надежды на то, что отказ от коммунизма избавит людей от этого, являются абсолютно беспочвенными.
Имеются два аспекта во взаимоотношениях системы коммунистического управления и управляемого ею общества:
1) система управления приспосабливается к управляемому обществу; 2) общество приспосабливается к своей системе управления. В коммунистическом обществе доминирует второй аспект. Здесь интересы управляемости становятся в конечном счете главным фактором в жизни общественного организма. Они лимитируют все основные аспекты ее, становятся одним из внутренних ограничителей сил и возможностей коммунизма. И это опять-таки не зло и не уклонение от норм, а объективная закономерность.
ГОСУДАРСТВО. Система власти коммунистического общества (государство) вырастает как часть системы управления. Здесь государство объединяет различные отраслевые органы управления в единое целое, а также осуществляет управление территориальными единицами общества как единым целым. Иначе говоря, здесь государство вырастает из явлений коммунальности и само становится их развитием в масштабах целой страны. Коммунистическое общество без государства в такой же мере возможно, в какой возможен сложный и развитой биологический организм без центральной нервной системы.
В сферу внимания коммунистического государства в принципе входят все аспекты жизни страны, включая внешнюю политику, внешнюю торговлю, промышленность, сельское хозяйство, культуру, спорт, быт и отдых людей, воспитание детей и т. д. Здесь государство присвоило себе все те функции, какие в западных странах выполняют частные предприниматели и их конторы, банки и всякого рода негосударственные механизмы самоорганизации. И опять-таки это не есть всего лишь узурпация. Это закономерность, нарушение которой ведет социальный организм к гибели.
ПАРТИЯ. Стержень коммунистического государства в том виде, как оно сложилось в Советском Союзе, образует то, что называют словом «партия». Это слово вводит в заблуждение. Партия в коммунистической стране, стоящая у власти, не есть политическая партия в собственном смысле слова или по крайней мере в смысле политических партий Запада. Она распадается на множество независимых друг от друга партийных организаций в первичных коллективах и практически независимый от них партийный аппарат. Первые суть элемент социальной организации населения в самом базисе общества, второй же есть часть государственного механизма, причем стержневая в рассматриваемом здесь варианте. Работа людей в партийном аппарате есть их работа в системе государственной власти.
Так что включение в Конституцию при Брежневе статьи о руководящей роли КПСС отражало фактическое строение коммунистического государства. Нападки же на эту статью и ее отмена означают, хотят того или нет, либо демагогическую уловку, либо стремление разрушить коммунистическое государство.
Вся система власти и управления обществом находится под контролем партийного аппарата, является фактически продолжением и разветвлением этого аппарата. В обратном направлении она так или иначе сходится в партийном аппарате и отражается в нем. Жаловаться на то, что партийный аппарат «вмешивается» во все аспекты деятельности системы управления, равносильно тому, как если бы мы стали жаловаться на непомерное вмешательство центральной нервной системы нашего тела в остальные части нервной системы.
Коммунистическое общество есть не однопартийное, а беспартийное. Настаивать всерьез на ликвидации некоей монополии коммунистической партии на власть и на многопартийности – значит, хотят того или нет, в такой извращенной форме настаивать на раздроблении системы государственности и социальной структуры на конфликтующие части. Если лишить КПСС той роли, какую она играет, и если при этом страна уцелеет, то все равно сложится какая-то стержневая часть власти, а в коллективах все равно образуется социально активная часть. Возродится то же самое под другими названиями. И вряд ли это будет лучше.
Возможно, что Советы по видимости и даже отчасти реально станут стержнем системы власти, а партийный аппарат отойдет на задний план. Но по сути, это будет лишь переименованием подразделений власти. Возможно такое соотношение Советов и партийного аппарата, при котором образуется единый стержневой аппарат, имеющий «парламентскую» оболочку и совсем непарламентскую коммунистическую суть.
ОТБОР И ВЫБОРЫ. Коммунистическая власть по самой своей сути является не выборной, а профессиональной. Выборы играют свою роль, но второстепенную, подсобную или фиктивную. Люди в систему власти отбираются соответствующими органами и лицами власти в соответствии с критериями, которые определяются объективными условиями функционирования власти. Отбираются из многих кандидатов, по многим признакам и довольно тщательно.
В случае так называемых свободных выборов гражданам все равно навязываются кандидаты, которых они, как правило, не знают лично и о которых получают весьма поверхностные сведения, ничего не говорящие об их деловых качествах. Кроме того, будучи избраны в систему власти, эти люди так или иначе вынуждаются к поведению согласно условиям и правилам работы власти. И всякие преимущества выборности (если они вообще были) скоро испаряются. Выборная власть на Западе имеет преимущества лишь постольку, поскольку она на самом деле есть власть второстепенная, показная или фиктивная. Основная власть там тоже остается профессиональной и невыборной. Стремление Запада навязать коммунистическим странам выборную власть своего типа имеет целью разрушение коммунистической государственности.
ИДЕОЛОГИЯ. На Западе самым ожесточенным нападкам наряду с КГБ подвергается советская идеология. При этом замалчивается тот факт, что западные люди подвергаются неизмеримо более мощному идеологическому оболваниванию, чем советские. Только на Западе эта работа не бросается в глаза, замаскирована и распылена. А сами оболваниваемые люди не замечают ее и оболваниваются с удовольствием.
Никакое общество не может долго существовать без идеологической обработки населения, а коммунистическое – особенно. Эта обработка не сводится к зубрежке надоевших всем и потерявших смысл марксистских текстов. Идеологический аспект жизни общества по объему и важности не уступает всем прочим. Задача гигантского идеологического механизма – управлять этим аспектом жизни людей. Из того, что этот механизм работает плохо, не следует, что он вообще не нужен. Кстати сказать, он не всегда работал плохо. В сталинские годы он работал превосходно.
До начала кризиса советская идеология служила своего рода инструкцией для высших властей. Когда советские вожди говорили, что они действовали в соответствии с учением марксизма-ленинизма, они не лицемерили. Марксизм-ленинизм на самом деле был для них руководством к действию. В нем на самом деле содержались идеи, которые позволяли давать оценку исторического процесса, подтверждавшуюся в основных чертах на практике.
Идеология ставила перед советским обществом эпохальную цель – построение коммунистического земного рая. То, что цель недостижима, играло роль второстепенную. Страна жила с сознанием великой исторической миссии, что оправдывало все трудности и несчастья, обрушившиеся на ее население. Важнейшим элементом советской идеологии была идея внешнего эпохального врага. Таким эпохальным врагом с первых же лет существования советского общества стало капиталистическое «окружение», и в первую очередь капиталистические страны Запада. И опыт истории, казалось, полностью подтверждал эту идею.
Короче говоря, ошибочно судить о явлениях коммунизма, исходя из их кризисного (болезненного) состояния. В состоянии болезни и богатырь выглядит немощным карликом.
ЭКОНОМИКА. Слово «экономика» многосмысленно. Я здесь буду употреблять его как обозначение хозяйственного аспекта жизни общества. В этом смысле экономика существует во всяком обществе, но ни в одном она не характеризует его социальный строй специфически, то есть не является базисом. Марксизм, объявив экономику базисом общества, совершил подмену понятий, причем неоднократную, и внес невероятную путаницу в самые основы социологии.
Сейчас очевидны два подхода к организации экономики (хозяйства). Один из них основывается на соотношении затрат на какое-то дело, выражаемых в деньгах, и его результатов. Главным здесь является рентабельность предприятий, то есть определенный уровень прибыли. Второй подход основывается на соотношении деятельности отдельных предприятий и интересов некоторого целого, в конечном итоге – целого общества. Главным здесь является то, в какой мере отдельные предприятия или их объединения служат интересам целого. Я называю первый подход экономическим (или капиталистическим), а второй – социальным (или коммунистическим).
Соответственно надо различать два типа хозяйственной эффективности – экономическую и социальную. Они не совпадают. Коммунизм имеет более высокую степень социальной эффективности сравнительно с капитализмом, но более низкую степень экономической эффективности. Социальная эффективность хозяйства характеризуется многими факторами. Среди них способность существовать без безработицы и без ликвидации экономически нерентабельных предприятий, сравнительно легкие условия труда, способность ограничивать и вообще не допускать избыточные предприятия и сферы производства, не являющиеся абсолютно необходимыми, способность сосредоточивать большие средства и силы на решении исторически важной задачи.
Общество не может выгадать во всех отношениях. Выгадывая в одном отношении, оно теряет что-то в другом. В принципе невозможно сохранить высокую степень социальной эффективности, поднимая хозяйство коммунистической страны на уровень передовых капиталистических стран. Неизбежным следствием этого будут безработица, повышение степени эксплуатации и другие явления, которые отчетливо можно видеть в странах Восточной Европы, переходящих на путь капиталистической экономики.
ДОСТОИНСТВА И НЕДОСТАТКИ КОММУНИЗМА. Достоинства и недостатки коммунизма имеют одни и те же источники. Их невозможно разделить. Нельзя избавиться от недостатков, не потеряв достоинств. К сожалению, достоинства коммунизма не замечаются, когда живешь с ними постоянно. Они становятся ощутимыми лишь после того, как на своей шкуре испытаешь все прелести капитализма. Для широких масс населения невозможно проделать эксперимент – дать им возможность пожить при настоящем, а не рекламном капитализме. Если такой эксперимент проделать в своей стране, то потом уйдут столетия новой жестокой борьбы за коммунизм, причем без гарантии, что борьба увенчается успехом.
Я не хочу здесь касаться карательных органов и мер. Их роль общеизвестна. Замечу лишь то, что никакое общество не может долго существовать, не борясь против тех, кто посягает на его социальный строй, систему власти и идеологию. Наивно думать, будто ничего подобного нет на Западе. А коммунистическая страна без этого обречена на скорую гибель. Поэтому карательные меры против антикоммунистических явлений точно так же суть норма коммунизма.
КРИЗИС. Кризисы суть закономерные явления в жизни всякого социального организма. Коммунистическое общество не является на этот счет исключением. Однако в советской идеологии до последнего времени считалось, что коммунистическое общество является бескризисным. Кризис произошел фактически неожиданно для советского руководства, специалистов и широких слоев населения. Его осознали как кризис лишь после того, как он начал свирепствовать во всю мощь, да и то в извращенной форме. И Горбачев, придя к высшей власти в 1985 году, начал свою реформаторскую деятельность, будучи уверен в том, что советское общество покорно подчинится его воле и призывам.
Кризис есть уклонение от норм существования общественного организма. Но не всякое уклонение от норм есть кризис. Уклонение от норм может быть следствием природной катастрофы, эпидемии, нападения внешнего врага. В 1941–1942 годах Советский Союз был близок к гибели. Но это не было кризисом коммунизма как социального строя. Наоборот, именно в эти тяжелые годы коммунизм обнаружил свою жизнеспособность. Кризис является таким уклонением от норм, которое возникает в результате действия внутренних закономерностей социального организма, причем в условиях нормальной и даже успешной жизнедеятельности этого организма.
Ставя вопрос о причинах кризиса, надо различать по крайней мере такие факторы, играющие различную роль в его возникновении: 1) механизм потенциального кризиса, 2) условия, в которых возможность кризиса превращается в реальность, 3) толчок к кризису.
МЕХАНИЗМ КРИЗИСА. К. Маркс блестяще показал, что механизм кризиса образуют те же самые факторы, которые обеспечивают нормальную жизнедеятельность общества. Они органически присущи данному типу общественного устройства и остаются с ним навсегда. Поразительным в сложившейся ситуации является то, что бесчисленные советские специалисты, которые, как говорится, собаку съели на марксизме, и советские руководители, которые сдавали марксизм в университетах и партийных школах на отлично, вдруг позабыли азбучные истины марксизма и стали искать причины кризиса не в самих реальных закономерностях коммунистического строя, а в воображаемых ошибках брежневского и даже сталинского руководства.
Именно следование нормам коммунизма с необходимостью порождает отклонения от этих норм. Отдельные ручейки таких отклонений постепенно сливаются в реки, а последние – в мощный поток, неумолимо влекущий общество к всестороннему и глубокому кризису.
УСЛОВИЯ КРИЗИСА. Но чтобы механизм кризиса сработал во всю силу, необходимы подходящие условия. Условия кризиса суть нечто внешнее по отношению к закономерностям общественного устройства. Это суть исторически сложившиеся конкретные обстоятельства. Они исчезают со временем, сменяются другими. Кризис как таковой не связан с ними необходимым образом. Кризис мог произойти и в иных условиях. В аналогичных условиях кризиса могло и не быть.
Среди условий рассматриваемого кризиса следует назвать, например, тот факт, что человечество пропустило очередную мировую войну. Вследствие непомерно затянувшегося мирного времени внутренние закономерности коммунистического социального строя получили тот минимум времени, который был необходим для превращения возможности кризиса в действительность.
Затянувшийся мирный период включил в себя «холодную войну», которая по своей силе и ожесточенности может быть поставлена в один ряд с войнами «горячими». Первая половина ее прошла явно с преимуществами для коммунистического мира. Но постепенно стали сказываться преимущества Запада, и прежде всего в экономике, науке и технике. Советский Союз истощил свои силы в расточительной международной активности, в безудержной гонке вооружений и в безнадежном соревновании с Западом в сфере экономики и технологии. Баланс сил качнулся в пользу стран Запада. К началу 80-х годов можно было констатировать как факт, что «холодная война» закончилась в основном в пользу Запада.
В совокупности условий кризиса свою роль сыграла и политическая стратегия советского руководства, приносившая в свое время успех. В ее осуществлении были, естественно, и ошибки. Но это – дело второстепенное. В сложном историческом процессе невозможно предвидеть все последствия принятых решений. Брежневское руководство несет ответственность за кризис не больше, чем горбачевское.
В послевоенные, в хрущевские и в еще большей мере в брежневские годы в стране произошел колоссальный прогресс сравнительно со сталинскими годами. Было построено огромное число новых предприятий. Необычайно усложнились хозяйство, культура и быт населения. Вырос образовательный уровень населения. Улучшились бытовые условия. Были достигнуты успехи в науке и технике. Достаточно здесь назвать успехи в космосе и в военной промышленности. Возросло число ученых и деятелей культуры вообще. Был ликвидирован «железный занавес», необычайно расширились контакты с Западом. Короче говоря, как это принято теперь считать, одной из важнейших причин кризиса явился как раз не застой, а чрезмерный для коммунизма прогресс. Тот факт, что одновременно в стране происходило наращивание экономических и бытовых трудностей, а также усиление морального и идейного разложения общества, нисколько не противоречит сказанному выше. Это свидетельствует лишь о сложности (о диалектичности!!!) исторического процесса.
ТОЛЧОК К КРИЗИСУ. Надо различать политику руководства страной и то состояние, которое является следствием этой политики. Политика перестройки есть осуществление замыслов руководства, а перестройка образа жизни есть реакция страны на эту политику, совсем неадекватная ей. В брежневские годы накопились предпосылки для кризиса – созрел потенциальный кризис. Но актуальным он стал лишь с началом политики перестройки. Именно политика горбачевского руководства дала толчок к превращению возможности кризиса в действительность. Власть начала проводить определенную политику, будучи уверенной в том, что общество будет продолжать жить под ее контролем и следовать ее предначертаниям. Но общество, созревшее для кризиса, реагировало на политику власти неожиданным и нежелаемым для нее образом.
ПЕРЕСТРОЙКА. Послужив толчком к развязыванию кризиса, политика перестройки существенным образом повлияла на его форму, ход и силу. Она стала главным источником кризиса, оттеснив на задний план все прочие причины и условия. Перестройка как реакция страны на политику руководства и стала реальностью кризиса как такового. Именно маниакальные планы реформаторов придали кризису масштабы эпохальной катастрофы.
Напомню читателю мое обещание, данное в начале статьи, сказать о причине моей неприязни к планам переустройства нашей страны. В предкризисной и кризисной ситуации любой план преобразования, как бы он прекрасно ни выглядел на словах, может лишь способствовать развязыванию и усилению кризиса. В сложившейся в нашей стране ситуации планы ее переустройства были не только не нужны, они были вообще противопоказаны. В том виде, в каком советское общество сложилось до перестройки, оно ни в каком обновлении не нуждалось. Оно нуждалось в усовершенствовании, но теми методами и средствами, какими оно располагало в силу своей природы. Оно не нуждалось ни в какой революции сверху. И тем более оно не нуждалось ни в возвращении к дореволюционному состоянию, ни в переходе к капитализму. Нужны были не маниакальные планы, а повседневная и терпеливая работа, не вызывающая сенсаций на Западе.
СУЩНОСТЬ КРИЗИСА. Начавшись с самых верхних «этажей» общества – с идеологии и морального состояния, кризис углубился до самых его основ, охватив социальную организацию страны и систему власти и управления.
Был нарушен фундаментальный принцип владения. Поощрение форм владения, приближающихся к форме частной собственности, в огромной степени способствовало разрушению коллективистских оснований коммунизма. Нарушилась стабильность социальной структуры населения и механизма ее воспроизводства. Произошла та самая дестабилизация общества, о которой так долго мечтали на Западе. Усилилась сверх меры ненадежность социального положения людей, ослабли гарантии удовлетворения минимальных потребностей. Ослабла заинтересованность массы людей в делах и интимной жизни их деловых коллективов. Произошло ослабление и порою даже разрушение прикрепленности граждан к деловым коллективам, а также ослабление власти коллектива над индивидом. Произошло вопиющее нарушение принципов вознаграждения за труд и распределения жизненных благ.
Система власти и управления утратила прежний контроль над обществом и сама разрегулировалась. Это произошло не потому, что система управления или управляемое общество (или оба) стали хуже. Суть дела в том, что нарушилось сверх меры соответствие между управляющей системой общества и управляемым телом общества, нарушились принципы и нормы управления и управляемости. Я выше уже говорил о том, что в брежневские «застойные» годы советское общество настолько усложнилось структурно и функционально, что управлять им так же успешно, как это было ранее, и теми же методами стало невозможно.
Кризис власти (государства) проявился прежде всего в том, что стало невозможно сохранять ее как единое и слаженное целое. Теперь она раскололась на всеобщее обозрение, и внутренние конфликты стали предметом всеобщего достояния. Группировки проявили непримиримую вражду по отношению друг к другу. Высшая власть утратила прежний контроль над нижестоящими подразделениями. Стержневая часть утратила прежний контроль над прочими разветвлениями власти. Органы порядка перестали выполнять свои функции на должном уровне. Милиция оказалась неспособной бороться с ростом преступности. Органы государственной безопасности оказались бессильными бороться против нарастающих антигосударственных и антикоммунистических умонастроений и действий.
Власть сама усилила этот аспект кризиса, реабилитировав прежних диссидентов и присвоив себе разоблачительские функции диссидентов. Заигрывания с Западом породили серию либеральных жестов, поощрив тем самым бунтарские, антигосударственные, антипартийные и антикоммунистические силы в стране. В том же направлении действовали разоблачения сталинизма и брежневизма. Расчеты власти на завоевание популярности не оправдались. Наоборот, она потеряла авторитет в глазах населения. Разоблачения сталинистов и брежневистов фактически наносили удар по власти вообще. Начались такие массовые нападки на власть, каких не было за всю советскую историю. Они приняли откровенно антикоммунистический характер.
Кризис охватил все сферы жизни общества, включая идеологию, экономику, культуру, интеллектуальное и психологическое состояние населения. Произошла дезорганизация всего общественного организма.
КРИЗИС ПАРТИИ. В самой сильной степени кризис власти затронул ее стержневую часть – партийный аппарат. Он утратил былой контроль за системой власти и оказался изолированным от управляемого общества. На него взвалили главную ответственность за то, в каком положении оказалась страна. Все нападки на представителей власти, обвинения их в коррупции, бюрократизме и консерватизме относились прежде всего к работникам партийного аппарата. Антипартийные и фракционные выступления членов партии и даже представителей органов власти стали обычным делом. За них никто не наказывался ощутимым образом. Многие стали демонстративно выходить из партии. Антикоммунистические выступления и неподчинение властям перестали даже удивлять. На выборах в Советы кандидаты партийных органов стали терпеть сокрушительное поражение. Допущение формы выборности в отношении невыборной, по существу, власти поставило всю профессиональную власть на грань катастрофы.
ИДЕОЛОГИЧЕСКИЙ КРИЗИС. Уже в хрущевские и брежневские годы стало осознаваться резкое расхождение между идеологической картиной реальности и самой реальностью, между идеалами коммунизма и объективными тенденциями эволюции реального коммунизма, между интеллектуальным уровнем образованной части общества и идеологией. Идеология фактически перестала быть руководством к действию для властей. Она все более становилась предметом насмешек. Миллионы людей изучали ее, но сугубо формально.
Политика гласности углубила и расширила идеологический кризис. Начались безудержное и бесконтрольное словоблудие, мазохистское саморазоблачение, оплевывание всех святынь советской истории, очернение советской реальности. Все истины марксизма-ленинизма были подвергнуты осмеянию. Всякая защита даже бесспорных истин его рассматривалась как признак реакционности и отсталости. Короче говоря, с марксизмом-ленинизмом обошлись чуть ли не как с враждебным идеологическим учением. Одновременно началось столь же безудержное заимствование идей из западной идеологии.
Неверие в марксистские идеалы и отказ от марксизма-ленинизма как от руководства к действию захватил самые верхи правящего слоя. Дискредитация идеологии стала стимулироваться сверху. И это несмотря на то, что многие положения марксизма-ленинизма могли бы как никогда послужить путеводной звездой в современной запутанной ситуации в мире. Коммунисты предали марксизм-ленинизм именно тогда, когда на нем стоило настаивать особенно упорно.
Была потеряна эпохальная цель общества – его ориентация на «полный коммунизм». Доминирующим стало состояние беспросветности. Идейные интересы заглохли или оттеснились куда-то на задворки человеческих душ. Разрушилось также сознание исторической миссии советского народа и сознание внешнего эпохального врага. Советские люди стали видеть коммунистический идеал на Западе. Все то, что советская идеология и пропаганда с полным основанием утверждали о реальном капитализме и о Западе, стало восприниматься как идеологическая ложь, а идеологическая ложь и дезинформация, идущая с Запада, – как святая правда.
КРИЗИС ЭКОНОМИКИ. Социальный кризис особенно ощутимо проявился в сфере экономики. Подчеркиваю, это не экономический кризис, а именно проявление социального кризиса в экономике. В основе его лежат сами принципы организации общества: системность, плановость, единое и централизованное управление, социальная организация людей. Внешними проявлениями кризиса является усиление обычных экономических трудностей сверх всякой меры. Но сущность его заключается в отступлении от коммунистических методов в экономике и в стремлении преодолеть экономические трудности капиталистическими методами. Нет надобности перечислять эти отступления, они общеизвестны.
СМУТА. Образовалось огромное число людей, вообще не прикрепленных ни к каким коллективам, но способных при этом как-то существовать, порою лучше, чем если бы они работали в коллективах. Образовалось еще большее число людей, прикрепленных к коллективам, но практически не подчиняющихся воле коллектива. Возник особый слой, который стал ядром, опорой и ударной силой всякого рода оппозиционных умонастроений, восстаний, демонстраций, митингов. Он стал угрозой существованию коммунизма вообще. Он легко поддается манипулированию со стороны всякого рода демагогов, наживающих себе известность и репутацию на критике всего и вся. Он заражен антикоммунистическими идеями. Его лозунги и идеалы лишь по видимости позитивны. На самом деле они разрушительны для социального строя страны и негативны по своим последствиям для масс населения.
Такие массы вышли на улицы и заявили о себе. Это произошло отчасти стихийно, отчасти вследствие провокаций реформаторов, отчасти благодаря действиям активных оппозиционеров. Массы пошли дальше того, на что рассчитывали реформаторы. Массы пришли в движение с лозунгами фактически антикоммунистическими. И они вынудили реформаторов на реформаторскую демагогию, соответствующую ее умонастроениям.
Особенность нынешней ситуации состоит в том, что взбунтовавшиеся массы населения оказались в своего рода исторической ловушке. В обществе сложилась ситуация, которую можно было бы назвать революционной, если бы в реальности назрели предпосылки для настоящего революционного переворота. Но таких предпосылок не было. И массы устремились не вперед, не в будущее, а назад, в прошлое. Псевдореволюционная ситуация могла породить только одно: попытку контрреволюции по отношению к революции, в результате которой возникло коммунистическое общество. С точки зрения эволюции коммунизма массы выступили как сила глубоко реакционная. Естественно, и вожди масс, отражающие их умонастроения, выступили с лозунгами, которые нисколько не считались с внутренними закономерностями и возможностями страны. Все идеалы ими были заимствованы на Западе и даже в дореволюционном прошлом России. Общий кризис в стране породил и кризисную оппозицию, то есть оппозицию разрушительную и иррациональную.
ВЫХОД ИЗ КРИЗИСА. Кризис не может длиться вечно. Он рано или поздно и так или иначе окончится. Те, кто считает нынешнее состояние коммунистического мира началом посткоммунистической эры, уверены в том, что это будет полный исторический крах коммунизма и исчезновение его с лица земли. Более умеренные мыслители видят выход из нынешней ситуации в эволюции коммунизма в направлении западной демократии и рыночной экономики, то есть в направлении капитализма и в образовании некоего гибрида коммунизма и капитализма. Но мыслима еще и третья возможность, а именно восстановление нормального состояния коммунизма.
ОТКАЗ ОТ КОММУНИЗМА. Разрушение коммунистического социального строя и переход к социальному строю иного типа в отдельных странах возможен, как показал опыт стран Восточной Европы. И как показал тот же опыт, этот отказ возможен не в силу внутреннего развития, а в силу вмешательства извне, а именно со стороны западных стран. В отношении Восточной Германии произошла самая циничная аннексия ее Западной Германией. А какие усилия вложил Запад в разрушение коммунизма в других странах?!
Отказ от коммунизма, далее, на практике означает то, что этим странам навязывается капитализм. Именно навязывается, так как в этих странах до «революции» (до мятежей) никакой капитализм не созревал и никакой потребности в буржуазной революции не было. Идеи капитализма были привнесены извне, причем не явно, а под маркой «демократии», «парламентаризма», «многопартийности», «рыночной экономики», а также в форме экономической помощи.
Словечко «помощь» здесь прикрывает еще один аспект процесса, а именно включение этих стран в сферу экономики Запада. Эти страны нужны Западу не в виде процветающих независимых стран, способных конкурировать с передовыми капиталистическими странами на мировом рынке, а лишь в виде сфер приложения капиталов, рынков сбыта товаров и поставщиков дешевой рабочей силы, то есть в виде колоний нового образца со всеми вытекающими отсюда следствиями.
ГИБРИД КАПИТАЛИЗМА И КОММУНИЗМА. О второй возможности много говорили и продолжают говорить в такой фразеологии, как «третий путь», «коммунизм с человеческим лицом», «гуманный социализм», «демократический социализм». О таком «гуманном, демократическом социализме» говорят и в России, боясь употреблять скомпрометированное слово «коммунизм».
Сейчас Советскому Союзу пытаются навязать «третий путь» по линии экономики путем внедрения рыночной экономики, а по линии системы власти – путем ликвидации некоей монополии КПСС на власть, допущения многопартийной системы и перемещения стержневой власти в Советы, во всяком случае, путем лишения партийного аппарата прежнего статуса. Трудно сказать, чего здесь больше – игры, рассчитанной на впечатление на Западе с целью получения «помощи», или реальной попытки поправить таким путем дела в стране. Но при всех вариантах не мешало бы принять во внимание реальность рыночной экономики и демократии Запада.
ДЕМОКРАТИЯ. Парламентаризм и многопартийность суть политические формы капитализма, а не нечто пригодное для всех времен и народов. В коммунистическом обществе возможна лишь имитация этих форм, маскирующая нечто иное или играющая совсем иную роль, чем на Западе. Парламентаризм имеет смысл лишь при том условии, что в обществе имеется независимый от этой части власти механизм самоорганизации, то есть постоянно действующая невыборная система управления и самоуправления, какой нет в обществе коммунистическом. Парламентаризм есть лишь частичка механизма управления, причем не главная. В коммунистическом обществе он излишен, поскольку все его функции выполняет государственная непарламентарная власть. Более того, он станет помехой в системе управления, внося в нее чуждый коммунизму элемент раздробления единой власти. Склок и конфликтов в системе власти и управления хватает и без него.
Политические партии суть явление специфически капиталистическое. В коммунистическом обществе для них вообще нет условий хотя бы в силу положения и интересов его социальных слоев. Пройдет немного времени, и многопартийность окажется лишь внешней раздробленностью былой «однопартийности», а точнее, беспартийности. Партии, отличные от КПСС, превратятся в марионеток последней или будут ликвидированы, если не отомрут сами собой в силу бессмысленности и ненадобности, а также в силу превращения их в организации мафиозного типа. Не исключено, что их будут сохранять искусственно, подобно тому как искусственно сохраняется бессмысленный аппарат профсоюзов и еще более бессмысленные профсоюзные организации.
РЫНОЧНАЯ ЭКОНОМИКА. Выражение «рыночная экономика» («свободный рынок») в нынешнем словоупотреблении двусмысленно. В одном смысле при этом имеется в виду капиталистическая экономика с независимыми частными предпринимателями, конкурирующими на свободном рынке, определяющем цены на их товары. Такой рынок имел место на Западе в прошлом. Он сохранился и сейчас, но роль его уже не та. Во втором смысле под рыночной экономикой имеют в виду современное капиталистическое общество с социально регулируемой и организованной экономикой. Это новый этап в развитии капитализма. Он предполагает в качестве основы и условия предшествующую стадию капитализма, которую Ленин называл империализмом и ошибочно считал последней стадией капитализма. Чтобы в Советском Союзе ввести рыночную экономику в этом смысле, нужно до основания разрушить коммунизм, осуществить стопроцентную приватизацию хозяйства, допустить процесс формирования капитализма до состояния, предшествовавшего современной экономике Запада, и лишь на этой основе постепенно втягиваться в современную мировую экономическую систему. На это нужно не пятьсот дней, а по крайней мере пятьдесят лет при самых благоприятных обстоятельствах. И при том условии, конечно, что советские люди покорно пойдут на этот шаг.
В советских условиях возможна не рыночная экономика в современном смысле слова, а лишь ее имитация. Но имитация далеко не безобидная для страны. Имитаторы рыночной экономики уверяют, что без введения ее советская экономика развалится совсем. Это ложь. Советская экономика переживает кризис. Но кризис еще не есть развал. Советская экономика может развалиться полностью лишь вследствие насильственного навязывания стране имитации рыночной экономики. И неизбежным следствием этого будет развал социальный.
Не мешало бы принять во внимание еще одно немаловажное обстоятельство. Западные газеты пестрят сообщениями, которые невольно наводят на мысль об угрозе экономического спада и даже кризиса на Западе, причем спада и кризиса, являющихся следствием именно рыночной экономики. В Советском Союзе о явлениях такого рода умалчивают, дабы не дискредитировать маниакальный замысел перевода страны на путь капитализма. Но не исключено, что, пока Советский Союз догоняет Запад, там положение радикально изменится и советские экономисты и политики вспомнят об обруганных достоинствах экономики коммунистической.
КОНТРПЕРЕСТРОЙКА. Третья возможность выхода из кризиса – восстановление нормального состояния коммунизма, то есть контрперестройка. Эта возможность опирается на объективные условия жизни подавляющего большинства советского населения. Она опирается прежде всего на такие постоянно действующие факторы коммунистического образа жизни, которых перестройка не коснулась совсем или коснулась в ничтожной мере. Эти факторы суть условия повседневной жизнедеятельности людей, условия их работы, быта, обучения, делания карьеры, отдыха. Для подавляющего большинства населения мало что изменилось с этой точки зрения, а если изменилось, то к худшему. От перестройки выгадала ничтожная часть населения. Массы населения заинтересованы прежде всего в восстановлении их обычного стандарта жизни, а не в том, чтобы помогать тщеславным вождям осуществлять их маниакальные замыслы.
Коммунизм имеет не только недостатки, но и достоинства. В период кризиса они отошли на задний план. На первый план вышли недостатки. А эпидемия саморазоблачения и очернения всей прошлой советской истории вообще придала мрачные очертания всему коммунистическому образу жизни. Перестройка поставила под угрозу все лучшие завоевания коммунизма, которые стали привычными для масс населения. Именно угроза потери их вынуждает людей осознавать эти привычные формы жизни как достоинства коммунизма и думать об их сохранении.
Важнейший источник контрперестройки – восстановление норм социальной организации, нарушенных кризисом. В результате этого будет сокращено число людей, вышедших из-под контроля коллективов, усилен контроль коллективов за своими членами, усилены меры наказания тех, кто не считается с требованиями своего окружения. Это немедленно сократит число участников митингов, демонстраций, неформальных организаций и движений. А как только начнется улучшение бытовых условий (а это неизбежно, причем не благодаря политике перестройки, а вопреки ей), массы пассивного до сих пор населения сами прикончат смуту, оказав всемерную поддержку властям и карательным органам в восстановлении общественного порядка. Кризис всемерно усилил преступность в стране и расшатал стабильность жизненных линий для основной массы населения – для «молчаливого и пассивного большинства». Восстановление же общественного порядка и стабильности быта может быть достигнуто только вследствие суровых и решительных мер государства.
Сейчас многими людьми овладели иллюзии, будто в считанные дни можно перестроить общество в соответствии с их желаниями. Но пройдет еще немного времени, и они почувствуют, что в основах жизни лежит нечто такое, что не поддается никаким переменам и возвращает людей к тому, против чего затевались реформы и бунты. Естественно, в сознание масс будет закрадываться сомнение: а не сыграли ли они роль марионеток в чьей-то чужой для них игре? Наступит прозрение.
И люди с удивлением начнут смотреть на то, как они могли попасться на удочку нелепых, бессмысленных и бесперспективных лозунгов и программ.
Возможны два варианта контрперестройки. Первый – ее осуществят сами реформаторы во главе с Горбачевым. При этом они изобразят ее как победу политики перестройки, признав кое-какие ошибки и перегибы. Второй вариант может произойти как верхушечный переворот. В этом случае политика перестройки может быть признана ошибочной и даже преступной. Но при всех обстоятельствах контрперестройка неизбежна как единственный реальный путь выхода из кризиса и выживания страны. Кризис является коммунистическим. И преодолен он может быть лишь методами, органически присущими обществу коммунистическому.
ПОВОРОТНЫЙ ПУНКТ. Я не призываю к контрперестройке. Я ее лишь предсказываю. Я думаю, что поворотным пунктом к открытой контрперестройке послужат практические меры по переводу страны на путь рыночной экономики, то есть на путь капитализма. Эти меры породят такие последствия, которые вызовут протесты широких слоев населения. Чем радикальнее будут эти меры, тем сильнее будет протест. И тем скорее и решительнее начнется контрперестройка. Если же горбачевское руководство образумится и само будет саботировать переход к рыночной экономике, это будет воспринято как сигнал к контрперестройке сверху. Так что любой ход событий будет означать конец смуты и начало выхода из кризиса на пути коммунизма.
Мюнхен, октябрь 1990 года. Журналист. 1991. № 1
Посткоммунистическая эпоха

Считается, что после распада советского блока и Советского Союза и после краха коммунистических режимов в этих странах наступила посткоммунистическая эпоха в истории человечества. Это мнение выглядит несколько комично в том смысле, что на самом Западе еще не было никакой коммунистической эпохи. Впрочем, коммунистической можно посчитать эпоху, когда на Западе тряслись в страхе перед мировым коммунизмом, и освобождение от этого страха можно объявить эпохой посткоммунистической.
Но пусть наступившая эпоха называется посткоммунистической. Дело в конце концов не в названии. Важно, какими чертами характеризуется эта эпоха. Я здесь хочу сказать о некоторых ее чертах, которые, как правило, игнорируются или интерпретируются в определенном идеологическом духе, а именно в антикоммунистическом, что так же далеко от истины, как и прежняя коммунистическая пропаганда. Следует различать коммунизм как особую идеологию (идеологический коммунизм) и коммунизм как особую организацию общества (реальный коммунизм). В идеологическом коммунизме надо, в свою очередь, различать то, какой вид он приобрел в марксизме и под его влиянием, и то, какой вид он имел и имеет независимо от марксизма.
Идеологический коммунизм возник задолго до марксизма. Родоначальники его – Томас Мор (1478–1535) и Томмазо Кампанелла (1568–1639). Можно констатировать упадок и даже крах марксизма. Но это не означает конец коммунистической идеологии вообще.
Часть идей коммунистов присвоили всякого рода рабочие, народные, социалистические и т. п. партии, массовые движения (вроде «зеленых» и «альтернативных»), профсоюзы и даже религиозные секты (например, в США). Коммунистические идеи «растворились» в идейном болоте современности. Они не исчезли насовсем и не исчезнут до тех пор, пока существуют порождающие их причины, а именно негативные явления капитализма. Они суть идеи антикапиталистические.
Крах коммунистической идеологии в ее марксистском варианте был обусловлен комплексом причин большого исторического масштаба. Главные из этих причин следующие. Превращение марксизма в государственную идеологию Советского Союза и других коммунистических стран резко снизило его интеллектуальный уровень, сделало его объектом ненависти и насмешек, привело к отрыву его от реальности и к превращению в насильно навязываемую апологетику реального коммунизма. Негативные явления практики реального коммунизма в том виде, в каком он существовал в Советском Союзе и других странах, стали объектом внимания грандиозной антикоммунистической пропаганды на Западе и со стороны Запада, надолго отбив охоту к коммунизму во всем мире. Капитализм не сошел со сцены истории, как предрекал Маркс, а укрепился и на данном отрезке истории как будто бы выигрывал соревнование с коммунизмом. А пролетариат, в котором марксисты видели могильщика капитализма, сократился численно (относительно других социальных категорий), стал играть роль второстепенную, переродился и перестал быть опорой и носителем коммунистических идей.
Поражение коммунистического мира в «холодной войне» надолго (если не насовсем) похоронило возможность и даже идею социалистической революции в марксистском духе, то есть как революции пролетарской, в результате которой должны быть уничтожены капитализм и частная собственность вообще и установлена диктатура пролетариата. Категорически исключать возможность установления в странах Запада некапиталистического («социалистического») социального строя нельзя. Но если это и произойдет, то скорее всего путем разгрома Запада внешними силами или путем решений власть имущих сверху. Но такая вероятность ничтожно мала пока. В этом смысле можно согласиться с теми теоретиками, которые утверждают, что наступила постреволюционная эпоха.
Обычно в проповедях посткоммунистической эпохи фигурируют такие два аргумента: негативный опыт реального коммунизма и отсутствие в западных странах достаточно мощного слоя, заинтересованного в смене социального строя. К этим аргументам я бы добавил еще такие три. Во-первых, на Западе научились предотвращать опасные массовые движения, а также манипулировать ими так, что попытки повторить коммунистические движения недавнего прошлого априори обречены на провал. Во-вторых, чтобы организовать любое устойчивое массовое движение, необходимы средства, причем немалые. Кто-то должен финансировать эти движения. Кто? Раньше коммунистические страны могли поддерживать коммунистические партии Запада и других стран. Теперь нет ни коммунистических стран, способных на такие траты, ни коммунистических партий, готовых бороться за свержение капитализма. И в-третьих, Запад сам перехватил инициативу коммунистов в отношении преобразования общества. Идеи конвергенции социальных систем (коммунизма и капитализма) изобрели не коммунисты, а западные идеологи. Они при этом опирались на очевидные факты эволюции Запада в «восточном направлении».
В сложившихся условиях коммунистическая идеология в ее марксистско-ленинской форме не имеет шансов на массовый успех и на действенную силу в странах Запада и в бывших коммунистических. А родится ли коммунистическая идеология такого масштаба, как марксистская, которая будет отвечать требованиям времени и интересам сильных социальных слоев, на этот вопрос сейчас вряд ли можно дать более или менее убедительный ответ.
Вся история реального коммунизма до сих пор преподносится в форме идеологической фальсификации (в ту или другую, противоположную сторону) и в системе предрассудков. Нет надобности говорить о том, какой вид учение о коммунистическом общественном устройстве имело в советской идеологии. Его презирали, причем заслуженно. На роль правдивого понимания претендовали критическая и разоблачительная литература и публицистика. Но и они не выходили за рамки идеологического способа мышления. За истину выдавался сам факт критичности. Чем больше чернилось все советское, тем истиннее это казалось или истолковывалось так умышленно.
На Западе положение было не лучше. Хотя сочинения западных авторов по форме выглядели более наукообразно, чем советских, по сути дела, они были еще дальше от истины, чем советские. Если советская идеология боялась обнаружения закономерности дефектов реального коммунизма, то западная идеология боялась признания достоинств его. С одной стороны, создавался апологетически ложный, а с другой – критически ложный образы коммунизма. Например, в советской идеологии утверждалось, будто советское общество построено в соответствии с гениальными предначертаниями «научного коммунизма» Маркса, Энгельса и Ленина. В западной идеологии утверждалось, будто в основе советского общества лежит вздорная утопия глупого Маркса и кровожадного Ленина. В советской идеологии утверждалось, будто коммунистические социальные отношения стали складываться только после социалистической революции. В западной идеологии утверждалось, будто эти отношения навязаны массам советского населения силой и обманом после революции. Такой параллелизм можно было видеть почти по всем важнейшим вопросам, касающимся понимания советского общества и реального коммунизма вообще.
Коммунистическое общество есть социальная организация большого числа людей в единое целое, а не просто высосанный из пальца политический режим. В Советском Союзе оно сложилось не по марксистскому проекту и не по воле марксистских идеологов, а в силу объективных социальных законов. Люди, строившие его, либо вообще не имели никакого понятия о марксизме, либо знали его весьма смутно и интерпретировали его на свой лад. То, что получилось на деле, лишь по некоторым признакам и с большой натяжкой похоже на марксистский проект. Реальный коммунизм является не менее естественным социальным образованием, чем любое другое общественное устройство, включая западное.
Принято считать, будто все то, что произошло с Советским Союзом и странами советского блока в последнее десятилетие, доказало несостоятельность коммунистического социального строя (реального коммунизма) и преимущество строя капиталистического. Я считаю это мнение ложным. Поражение коммунистических стран обусловлено сложным комплексом причин, среди которых сыграли свою роль и недостатки коммунистического строя. Но это еще не есть доказательство нежизнеспособности и несостоятельности этого строя. Победа капиталистического Запада точно так же имеет комплекс причин, среди которых сыграли роль и достоинства капитализма. Но это еще не есть доказательство преимуществ последнего.
Победа Запада над Советским Союзом и его союзниками не была победой капитализма над коммунизмом. «Холодная война» была войной конкретных народов и стран, а не абстрактных социальных систем. Можно привести любое число примеров, которые при желании можно истолковать как доказательство преимуществ коммунизма перед капитализмом. Например: молниеносная индустриализация Советского Союза в тридцатые годы, реорганизация промышленности в ходе войны с Германией и победа над ней, необычайный подъем культуры и образования, гарантии основных жизненных потребностей (труд, образование, медицинское обслуживание и т. д.) и многое другое. Кстати сказать, на Западе в свое время именно перечисление достоинств советского социального строя породило тревогу, поскольку для многих народов мира это послужило заразительным примером.
Реальное коммунистическое общество существовало слишком короткое с исторической точки зрения время, чтобы делать категорические выводы о его несостоятельности. К тому же оно жило в крайне неблагоприятных условиях. Чтобы сделать вывод о том, кто победил – капитализм или коммунизм, – нужно, чтобы противники были хотя бы примерно одинаковы во всем, кроме социального строя. Ничего подобного в реальности не было. Запад превосходил Советский Союз во всех отношениях, включая исторический опыт, накопленные богатства, человеческий материал и вообще человеческие ресурсы, экономическую мощь, уровень технологии и т. д. Поразительно не то, что Советский Союз в конце концов был разбит в «холодной войне» с Западом, а то, что он выстоял во Второй мировой войне и так долго держался в непосильной для населяющих его народов «холодной войне». И он еще мог бы выстоять, если бы высшее руководство страны не совершило беспрецедентное в истории человечества предательство.
Развитие событий в годы по окончании «холодной войны» показало, что понимание сущности исторического процесса в прошедший период как борьбы двух социальных систем – капитализма и коммунизма – было поверхностным и в конечном счете ошибочным. За сущность процесса принимали его историческую форму. По сути дела, это была борьба Запада за господство на планете против врага, который стал препятствием на этом пути и сам заявил претензии на мировое лидерство. Коммунистическая система в Советском Союзе и других странах была не источником мирового столкновения, а лишь средством защититься от мировых претензий Запада. Коммунистические страны сами переходили к нападению. И на Западе их воспринимали не только как угрозу в военном отношении, но и как конкурентов в организации всех основных сторон жизни общества и в воздействии на прочее человечество. Коммунизм стал основным объектом атаки со стороны Запада потому, что сопротивляющийся ему и даже атакующий его мир принял коммунистическую форму. Этот мир мог сопротивляться и даже временами побеждать лишь в такой форме. Именно поэтому на коммунистической форме сосредоточилось внимание. К тому же борьба против коммунизма давала Западу оправдание во всем том, что он предпринимал на планете в эти годы. Поражение коммунистических стран в «холодной войне», распад их и крах коммунистических систем в них лишали Запад этого прикрытия его истинных намерений и идейно-психологического стимулятора.
Коммунистический мир в лице Советского Союза и его сателлитов потерпел жестокое историческое поражение. Но это еще не означает, что с коммунизмом покончено навсегда. Еще жив коммунистический Китай. Западу еще потребуются титанические усилия для того, чтобы сделать с ним нечто аналогичное тому, что было сделано с Югославией, странами Восточной Европы и Советским Союзом. Да и в бывших коммунистических странах история еще не сказала свое последнее слово.
Началась посткоммунистическая эпоха с эйфории по поводу краха советского блока, Советского Союза и коммунистических режимов в этих странах. Началась повсеместно, не только на Западе, где этот момент готовили и страстно ожидали чуть ли не полвека, но и в самих коммунистических странах, жители которых завидовали распропагандированному изобилию на Западе и восторгались от вида того, как их страны превращаются в барахолки западного тряпья и арену для поощряемого Западом разврата. Теперь эта эйфория окончилась. В бывших коммунистических странах наступили не успокоение и уверенность в лучшем будущем, как ожидалось, а нечто противоположное – уныние, растерянность, страх еще худшего будущего. Да и на Западе положение в этом отношении не лучше. И здесь ощущается пока еще смутная тревога по поводу того, что произошло нечто незапланированное и нежелательное. Исчез или по крайней мере низведен до жалкого состояния феномен, выглядевший в сознании западных людей источником всех мировых зол и дававший западным людям основание думать, будто они живут чуть ли не в раю. Общий спад деловой активности, рост безработицы, удорожание жизни, рост налогов и другие неприятные явления невольно порождают подозрение, а не есть ли это плата за победу над коммунизмом. Если это на самом деле так, то стоила ли игра свеч?!
Хотя коммунизм потерпел жестокое поражение, суда истории над ним, какой стремились навязать человечеству, не получилось. Как бы ни пытались антикоммунисты отождествить коммунизм с национал-социализмом гитлеровской Германии, мир отнесся к этому без особого энтузиазма. Слишком уж грубой является тут фальсификация реальной истории. Показательна в этом отношении ситуация в Германии, где антикоммунистическая истерия раздувалась и до сих пор раздувается особенно усердно. Причем она подкрепляется расправами не только над одиозными личностями, но и над рядовыми гражданами, как-то причастными к прошлому режиму. Получился не суд добра над злом, а фарс в стиле времен нацизма. Этот фарс не смог заслонить тяжкие последствия процесса приобщения Восточной Германии к благам западной цивилизации, причем тяжкие последствия не только для восточных, но и для западных немцев.
Еще более показательна в этом отношении ситуация в России. Коммунистическая партия разгромлена. Критика всего того, что связано с коммунизмом и советским периодом русской истории, превзошла все известные образцы фальсификации предшествовавшего периода и брани по его адресу.
Важнейшим результатом поражения коммунистического мира является идея нового мирового порядка по западным образцам и под эгидой Запада. При этом начисто игнорируется тот факт, что западный социально-экономический и политический строй не является универсальным благом для всего человечества. Он дал хорошие результаты только для незначительной части человечества, а именно для народов западных стран. Для подавляющего большинства народов планеты он был и является чужеродным. Не являются на этот счет исключением и народы России. Здесь ко времени начала горбачевских и затем ельцинских реформ не созрело никаких предпосылок для экономического и социально-политического переустройства общества по западным образцам, то есть предпосылок для капитализма и демократии. Не созрела также потребность в таких преобразованиях в широких слоях населения, не созрели и слои населения, способные превратить эти преобразования в свой нормальный образ жизни. Идеи этих преобразований возникли в высшем руководстве страны, то есть в высшем слое партийного аппарата и идеологической элиты. Они возникли не как отражение внутренней эволюции советского общества, не снизу и не изнутри общества, а под влиянием и даже под давлением со стороны Запада, то есть сверху и извне. И осуществляться они стали как насильственные реформы сверху, как распоряжения начальства, чуждые природе и возможностям советского общества.
Положение тут сложилось прямо противоположное тому, какое имело место при становлении западного социально-политического строя. Западные буржуазные революции создали политические институты и закрепили законодательно те социально-экономические отношения, которые уже сложились в реальности. «Революция» 1985–1991 годов началась по инициативе верхушки коммунистической власти, которая использовала всю мощь государства, коммунистические методы управления и современные средства идеологического оболванивания масс, чтобы навязать свою волю привычно послушному обществу.
Результаты этой «революции» не замедлили сказаться. Российские власти потерпели банкротство во всех своих делах в смысле созидания нового социального строя. Они преуспели лишь в разрушении того, что было создано усилиями многих поколений российских людей в необычайно трудных исторических условиях.
Рядовые граждане России сами почувствовали, что они, отказавшись от коммунизма, потеряли множество жизненных благ, а на пути «западнизации» приобрели лишь пороки капитализма и демократии. Они еще не осознали того, что оказались в исторической ловушке, причем добровольно. Они боятся признаться себе в этом. Но рано или поздно придется это сделать.
После разгрома Советского Союза в «холодной войне» в мире наступило состояние, подобное тому, какое наступило в Европе после разгрома наполеоновской Франции, а именно состояние мировой реакции. В данном случае оно приняло форму злобного и мстительного антикоммунизма. Так что наступившую эпоху с большим основанием можно назвать антикоммунистической.
Весь период «холодной войны» прошел под лозунгом борьбы за права человека и демократические свободы. Одним из самых важных последствий крушения коммунистических «режимов» явилось то, что эти права и свободы потеряли прежнее значение. В чем тут дело? А в том, что в коммунистических странах был сравнительно высокий уровень жизни. Люди были сыты, имели работу. Их основные жизненные потребности были удовлетворены, причем с гарантиями. Считалось, что они не имели прав человека и демократических свобод, которые в западной пропаганде раздувались как наивысшие ценности человеческого бытия. Гражданам коммунистических стран казалось, будто они сохранят все те блага, какие имели, лишь присоединив к ним еще и блага западной демократии – права человека и демократические свободы. В результате краха коммунистической системы, однако, они прежде всего потеряли все то, что имели благодаря этой системе. Наступили разруха экономики, инфляция, развал системы образования и культуры, идейный хаос, моральная деградация, рост преступности и т. д. Главными проблемами стали проблемы выживания в этих чрезвычайно трудных условиях. Людям стало не до прав человека и демократических свобод – эти блага демократии просто потеряли практический смысл.
И на Западе идеи прав человека и демократических свобод отошли куда-то на задний план. Как орудие идеологии и пропаганды они стали уже ни к чему. Начались стремительное ухудшение экономического положения, удорожание жизни, рост безработицы, рост налогов и т. д. Началось наступление власть имущих на социальные права людей. Началось сильное забастовочное движение. Средства массовой информации стали дружно замалчивать все то, что связано с нарушениями прав человека и демократических свобод. На этот идеологический товар резко упал спрос. Стало очевидно, что не эти непомерно раздувшиеся в недавнем прошлом элементы демократии суть самые фундаментальные факторы жизни многомиллионных масс людей, а гарантии удовлетворения минимальных жизненных потребностей – работа, образование, медицинское обслуживание, уверенность в будущем детей, обеспеченная старость, человечные отношения между людьми, короче говоря, все то, что было в значительной мере привычным образом жизни в коммунистических странах.
Начавшуюся эпоху стали называть посткоммунистической. Но главным в той или иной эпохе является не то, с чем покончили, а то, что приобрели. С этой точки зрения наступившую эпоху с большим основанием можно назвать постдемократической.
Мюнхен, декабрь 1993 года. Политическая мысль. 1994. № 2
Под личиной «Запада»

Интервью журналу «Пресса России»
В. Бондаренко. Александр Александрович, мы знаем вас как прекрасного русского человека, выдающегося философа, писателя, патриота. Давайте поговорим о Западе, который вы за восемнадцать лет жизни в эмиграции изучили достаточно хорошо. Что же такое Запад сегодня?
А. Зиновьев. Тема Запада для русских людей должна стать одной из самых главных. Ведь горе-реформаторы – от горбачевской до ельцинской клики – решили перестроить Россию на западный манер, начав эту перестройку, не имея ни малейшего понятия о том, что такое Запад. Они знали о Западе то, что им навязала западная пропаганда. Представление о Западе, господствующее в России до сих пор, и у демократов, и даже у патриотов, – идеологически ложное. Оно имеет с реальным Западом так же мало общего, как в свое время советская идеология – с реальным советским обществом.
Я знаю Запад не хуже, чем знал и знаю Советский Союз и Россию. Но все мои познания о советском обществе не затребованы и до сих пор не опубликованы. И все мои познания о западном обществе также не затребованы Россией. Похоже, что просто не хотят знать, что такое Запад и что может получиться из России, если она пойдет в этом направлении.
В.Б. Как заместитель главного редактора газеты «Завтра» обещаю рубрику «Западное общество» и приглашаю вас к постоянному сотрудничеству с газетой. Сегодня нам в России это крайне необходимо.
А.З. В нашей беседе я постараюсь прояснить самые фундаментальные вопросы.
До сих пор принято рассматривать западное общество как капиталистическое с экономической точки зрения и демократическое с политической. Считается, что никакой особой идеологии на Западе нет и западное общество в отличие от советского не является идеологическим. Эти представления устаревшие. И дело не в том, что на Западе нет демократии как таковой. Демократия есть, но появились новые явления, позволяющие рассматривать западное общество как некапиталистическое и недемократическое.
Западное общество – это прежде всего общество денежного тоталитаризма. Осуществляет этот денежный тоталитаризм особый денежный механизм. Это грандиозное и сложное явление. В него включаются банки, предприятия, выполняющие функции банков, кредитные общества, страховые компании и т. д.
Те же функции отчасти выполняют крупнейшие фирмы. В этот же механизм входит и государство, которое охраняет всю финансовую систему. Оно само крупнейший владелец денег, крупнейший кредитор, финансирующий компании.
Денежный механизм пронизывает все общество от президента до рядовых граждан, охватывая все жизненные процессы. Вся жизнь идет через банки – от зарплаты до пенсий и страховок. Банки дают кредиты, а подавляющее большинство западных предприятий без кредитов существовать не может, по сути, они – подчиненные банков. Этот денежный механизм осуществляет тотальную диктатуру над современным обществом. Можно протестовать против правительства, против различных партий. Против денежного механизма протестовать невозможно.
На Западе сложилась сверхэкономика: это экономика второго уровня. В нее входят весь денежный механизм, все мировые экономические империи. Вы могли замечать по прессе: постоянно встречаются главы правительств, представители различных банков, Международный валютный фонд и т. д. Это работает современная денежная сверхвласть! Капиталистов старого классического типа теперь вы уже не найдете. Западное общество перестало быть капиталистическим. Денежный механизм подавляет все. Современное общество сверхкапиталистическое.
В.Б. Наши представления о Западе создавались по фильмам. Западный человек, особенно богатый, проводит время в любви, забавах, удовольствиях. А на самом-то деле у него нет времени даже в театр сходить. Вся массовая культура Запада – это сказка о несостоявшихся возможностях. Это более усовершенствованный, включенный в денежный механизм наш родной «соцреализм».
А.З. Денежный тоталитаризм создал и сверхэкономику. Сюда входят крупнейшие корпорации – наднациональные и глобальные. Они уже контролируют всю мировую экономику. В русской экономической литературе (а ранее в советской) вопросы о сверхэкономике, о том, какие корпорации складываются, какого рода продукцию выпускают, какими финансовыми операциями занимаются, абсолютно не освещены. Эксперты по нынешней русской экономике тотально не знают современной экономики Запада. Ни о какой демократии отношений там и речи быть не может. Диктатура труда такая, по сравнению с которой сталинская диктатура выглядит светлой демократией. Там уже не ослушаешься никаких приказаний.
Эти экономические империи управляются уже не экономическими методами. Это явление в сверхполитике: возникает система сверхгосударственности. Я обозначаю главные направления. Сейчас это важно.
В.Б. Да, главное – рассказать о принципах западнизации. Кто заинтересуется глубже, прочтет потом вашу книгу. А есть ли национальный фактор в этой сверхэкономике и сверхгосударственности?
А.З. Сначала я хотел бы сказать пару слов о так называемой рыночной экономике, которую в России выставляют панацеей от всех бед. Совсем недавно один из авторов авантюрного плана «500 дней», Шаталин, сказал, что в России не понимали и не понимают, что такое рыночная экономика. Он, оказывается, только сейчас узнал, что в западной рыночной экономике элемент плановости и командности гораздо сильнее, чем это было в Советском Союзе.
Представляете: эти шарлатаны и негодяи начали ломать нормально работающую экономику, чтобы угодить своим западным хозяевам! Той рыночной экономике, которую Запад навязывал Советскому Союзу и навязывает России, в природе никогда и нигде не существовало. Это идеологический миф. В действительности взяли отдельные черты современной западной экономики, выделили их, абсолютизировали, идеализировали и представили русским, будто это и есть западная экономика…
А в современной западной экономике этого в любом варианте уже не существует. Современная рыночная экономика – социально организованная, регулируемая, управляемая. Она вся плановая, и не пятилетний план, а десятилетний, как минимум. Все крупные фирмы работают по плану! Тут действительно командные методы.
В.Б. Для нас планы были неким идеалом, генеральным направлением, куда надо стремиться. Наши планы – идеологические мифы для Запада, такие же, как для нас их свободная рыночная экономика. Они утверждали, что у них якобы полная свобода в экономике, чего не было. А мы утверждали, что у нас все организовано и запланировано, что, увы, никак не соответствовало истине.
А.З. Да, планы играли у нас организующую роль, поскольку в экономике не было механизма принуждения, какой существует на Западе. А якобы свободная конкуренция? Каждый старается подставить ножку другому! Вот что такое реальная конкуренция. Или механизм ценообразования. Я ни разу не видел, чтобы вдруг стали выпускать более дешевые товары. Это не относится к распродажам завалявшихся товаров. Любая новая модель всегда дороже предыдущей! И почти никто не пишет, что за пятнадцать лет жизнь на Западе подорожала по крайней мере вдвое.
Это и на Западе, и у нас стараются утаивать. Современный механизм ценообразования не подчиняется свободному рынку! Он тоталитарен, подчиняя себе все. Сотни тысяч людей заняты в этом механизме.
В.Б. Что же делает «свободная личность» на Западе, и есть ли она? Или это привилегия бедных стран, как наша? Ведь индивидуализм – изобретение Запада – на Западе же сегодня почти невозможен. Свободная личностная инициатива или свободная национальная инициатива невозможны, если ты внутри этой системы. Я в полной мере ощутил это в кабинетах радиостанции «Свобода». Бедный Юрий Львович Гендлер, руководитель русской службы, повязан больше и крепче денежным тоталитарным механизмом, чем был повязан, скажем, идеолог марксизма Юрий Карякин, работая завотделом главной коммунистической газеты «Правда». Он смог вырваться, а Гендлер не может. Потерял свое дело, оброс долгами, оказался банкротом – и уже живешь изгоем этого общества. Какое место в денежном тоталитаризме занимают западные интеллектуалы?
А.З. Сначала скажу о политической системе общества, об идеологии, а потом уже будем говорить о культуре. Политическая система Запада. Создается еще один ложный миф. Опять берутся отдельные черты системы, вырываются из контекста, идеализируются, и дело изображается так, будто, кроме этого, больше ничего нет. Называют эту мифическую систему демократией и подсовывают российским дуракам. Если перенести вырванную из естественной системы на Западе и идеализированную демократию в другую среду, где нет реальной западной политической системы, эта демократия становится средством уничтожения местной политической системы. Во всех странах, куда так называемая демократия переносилась, убивалась система государственности! Это произошло и в России. Как изображают демократию? Многопартийная система, свободные выборы, разделение властей – это якобы и есть волеизъявление народа. Должен сказать, что сами западные идеологи жесточайшим образом разгромили систему демократии. Реальная политическая система имеет очень мало общего с ее сусальным изображением. Тут действительно есть и многопартийность, и разделение властей, но это малюсенькая частичка огромной системы западной государственности. Советский Союз всегда критиковали за то, что в нем гигантский бюрократический аппарат. В США же лет пять назад в системе государства работало в общей сложности 15,5 миллиона одних только гражданских лиц! В Советском Союзе же, по моим подсчетам, в системе государства работало намного меньше…
Система государственности – это гигантское количество бюрократических организаций. В любой западной стране сегодня процент бюрократов гораздо больше, чем был в странах социализма. А ведь в систему государственности входят также армия, полиция, многочисленные секретные службы. Вся совокупность предприятий и учреждений, обслуживающих систему государственности, не поддается учету. Это одно из табу западного общества, о чем не принято писать. А если напишешь – не опубликуют. А если опубликуют – не продадут. А если продадут – не напишут ни одной рецензии в газетах.
Скажем, в Италии правительственный кризис каждый год, а система живет, будто с ней ничего не происходило. Система не зависит от атрибутов демократии!
В.Б. Подтверждением этой супергосударственности служит и Япония. Сколько скандалов с министрами и премьер-министрами: их обвиняют в жульничестве, коррупции, взятках, судят, выгоняют из правительства, даже убивают. А страна будто не реагирует, богатеет, развивается независимо от всей этой псевдодемократической мишуры.
А.З. В Италии вообще предали суду почти всех парламентариев, всех глав политических партий. Казалось бы, общество залихорадит, это затронет всех итальянцев, как затрагивали всех русских политические перемены в России. Вроде вся политическая система – жулики, а приезжаешь туда: никакой паники, никакой лихорадки. Значит, стабильность политического общества на Западе не в многопартийности или в выборах, а в супергосударственном бюрократизме.
Кроме этой бюрократической системы, политикой руководит и сверхэкономика, о которой мы говорили. Она фактически правит всеми правительствами, определяя, кого выберут президентом, кто пойдет в сенат и т. д. Подобно сверхэкономике, на Западе сложилась система сверхгосударственности.
Что это такое? Сама государственность огромная – миллионы людей. Ими самими надо управлять. И складывается система сверхвласти, властвующая над самой властью. Я называю ее внутренней властью. Образуется кухня власти.
Другую линию образует совокупность секретных учреждений, тех, кто осуществляет скрытый аспект деятельности государственной власти. На Западе он в десятки раз сильнее, чем тот, который был в Советском Союзе. Каковы его масштабы, узнать невозможно. Публичная власть ни шагу не делает без этого скрытого аспекта.
Третья линия – образование всякого рода объединений из множества активных личностей, занимающих высокое положение на иерархической лестнице. По своему положению, статусу, известности это личности, наиболее влиятельные в обществе: ведущие бизнесмены, крупные землевладельцы, издатели журналов и газет, профсоюзные лидеры. Эта среда получила название «правящая элита». Факт ее существования общепризнан. Правит страной она, а не президенты или депутаты.
Четвертая линия – образование бесчисленных учреждений, блоков и союзов западных стран. Существуют тысячи самых разных общественных организаций, союзов, товариществ, фондов. Туда входят сотни тысяч людей, но все они подчинены денежному тоталитаризму…
В.Б. Может быть, человек, боясь своего одиночества, своей индивидуальности, чувствуя опасность любой свободе перед лицом гигантского денежно-государственного механизма, сам ищет противодействие, ищет защиту и попадает в еще одну ловушку. Да, я был удивлен: «клуб любителей насекомых», «общество одиноких», «фонд древнекритской письменности»… Хоть что-то, чтобы не быть одиноким в мире денежного тоталитаризма.
А.З. Но эти общества тоже образуют уровень реальной власти. Они контролируются сверхгосударством, там факт образования сначала горбачевской клики, а затем ельцинской, вся их деятельность может служить классическим примером мощи и принципов работы сверхгосударственности Запада. Они появились не в результате некоего имманентного развития советского общества, а в результате планомерной, целенаправленной деятельности системы сверхгосударственности Запада.
В.Б. Увы, наша сверхгосударственность оказалась слабее и не столь надежной?
А.З. Она оказалась ничтожной, поразительно слабой. В Советском Союзе я не знал, что такое Запад. Я судил о нем так, как вас учили в университетах. Это примитивное представление, не имеющее ничего общего с реальностью.
В.Б. Так примитивно, не зная Запада, судили о нем и академик Сахаров, и писатель Солженицын, и почти все диссиденты.
А.З. Только здесь, на Западе, можно узнать, что это такое. Надо прикоснуться к этому обществу, чтобы понять его. Ранее я думал: на Западе демократия, свобода предпринимательства и все такое. Но теперь-то я вижу, что здесь я раб, а на Родине был свободным человеком. Я – раб средств массовой информации, раб банковской системы. В Советском Союзе система государственности не была столь тоталитарной, как на Западе. Вся критика нашего государства была организована Западом, и организована потрясающе: били, били, били… и добили.
На Западе тысячи разных идеологических учений. То, что мы в Советском Союзе привыкли считать наукой, – здесь это идеология. Все эти попперы, пайпсы, хайеки и т. д. – не ученые, а идеологи. Здесь в десятки раз больше учреждений, занимающихся идеологическими проблемами общества: в университетах, журналах, специальных бесчисленных исследовательских службах. Школьное образование, университетское – насквозь идеологическое. Кино, литература – не искусство, а идеология. Вы включаете телевизор – и вы уже в сфере влияния идеологии. Секс, насилие, американский шовинизм, полная фальсификация истории – это не идеология? Вся масскультура – прямая идеология.
В.Б. К сожалению, в своей масскультуре соцреализма мы не смогли так воспеть наших Рэмбо и наши звездные войны. Кто так критиковал соцреализм за идеологичность – от Аксенова до Евтушенко, – сейчас верно служат самой примитивной западной идеологии. Андрон Михалков-Кончаловский в России творил высокое искусство, а на Западе легко снизошел до идеологизированных боевичков. Почему мы не верим нашему официозу и так верим чужестранному, чужебесному?
А.З. Мы в России жили и знали: это идеология, и мы над этим смеялись, мы ее высмеивали. Мы не были так оболванены. Может быть, слабость советского общества в том, что мы все были плохо оболванены, мало оболванены… Теперь-то я знаю, какой ежедневной многочасовой обработке подвергается любой западный человек. Западные люди оболванены от мала до велика, от безработного до президента. Они все – штампованные. Мы не знали наших реальных преимуществ перед Западом и не верили в них.
Западные средства информации на все реагируют одинаково, где бы что ни случилось. Пошла команда: вот так оценивать Сербию, и все набросились на нее. Поражает однообразие оценок.
В.Б. То же самое с информацией об октябрьских событиях 1993 года в Москве. Абсолютно разные страны, партии, религии, но во всех газетах шел один набор лживых слов: коммуно-фашисты, «красно-коричневые» против демократа Ельцина.
А.З. На Западе затыкают рот всякому, кто идет своим путем. Нужно обязательно примыкать к каким-то группам, кастам, чтобы пробиться. Посторонним входа нет. А если ты русский, от тебя требуется двойная лояльность. Не умеешь предавать Родину, хочешь остаться патриотом или просто объективным человеком – никогда не пустят на порог. Русские на Западе – враг № 1.
Это неприятие заложено исторически. Россия всегда была могучей державой. Весь советский период тоже ассоциировали только с русскими. Опорой державы всегда было этническое русское население. Все плохое, идущее от нас, было лишь русское – вплоть до «русской мафии» без единого русского человека. А если что хорошее, обязательно укажут: это еврей, это грузин, это украинец. На Западе перед этническими русскими всегда был испуг, не военная конкуренция, не экономическая. Испуг один – русские якобы несли и несут в себе антизападные начала.
Кроме того, огромный творческий потенциал. Больше всего боялись прорыва на Запад русской культуры. Способности русских людей всем известны: в математике, физике, литературе. И главная цель – не допускать русских. Мог произойти прорыв в мировую культуру этнических русских.
Сужу об этом по себе. Не будь я русским, мне были бы открыты двери всех университетов. Все издательства приглашали бы наперебой. Сначала я «проскочил» и прославился по ошибке. Во-первых, меня приняли за нерусского, во-вторых, за диссидента. А я оказался и русским, и не диссидентом. И сразу – испуг! Хорошо, что я уже к тому времени успел набрать определенный вес в мире западной науки и в литературе. Но с тех пор меня задвигают и задвигают. Пусть это знают все, кто хочет ехать на Запад. Здесь нет шанса прорваться, если ты собираешься оставаться русским и независимым.
В.Б. С точки зрения описанного вами денежного тоталитаризма Запад, очевидно, не решился вовлечь всю структуру СССР в свою систему. Это не по зубам даже им. Они предпочли разрушить единое государство, а потом уже по кусочкам отдельно начали вовлекать Эстонию, Грузию в свою сверхгосударственность, отгораживая от России.
А.З. Это принцип. В статье «Колониальная демократия», опубликованной в «Дне», я описываю этот принцип, с помощью которого Запад завоевывает мир. Он имеет макроструктуру: это вся планета. Это сам Запад, как метрополия, и вся планета, как колония. Один из принципов западнизации – навязывание колонизируемым странам строя, желательного Западу. Сначала разрушить, дезинтегрировать, а потом уже соединять так, как ему хочется.
Но Россия не может превратиться в страну западного типа! Она может быть лишь превращена в колонию. Включить Россию со всей ее мощью в механизм западного общества просто невозможно. Россия – автономная социальная система.
В.Б. Только в сугубо атеистически-машинном западном обществе могут решить, что для включения в свой денежный механизм ни религия, ни этнос роли не играют. Вот и накололись на арабах, на мусульманах. Не пройдет их денежный механизм и в России.
А.З. Западное общество – общество не абстрактных индивидуумов. Его создали люди определенного генотипа, совсем иного типа, чем, скажем, русские. Эти генотипы несовместимы. Эволюция западного человека дошла до состояния, когда они превратились в полуроботов. Расчетливые, холодные, с ослабленной эмоциональностью, упрощенной психикой. Это прямая противоположность русскому типу. Мы – люди рефлексии, внутренний мир играет огромную роль, даже более важную, чем внешний мир.
Западу чужд наш мир, и потому они якобы боролись с царизмом, самодержавием, коммунизмом, но объект уничтожения всегда был один – русский народ. Борьба с коммунизмом целых полвека была тщательной маскировкой. Под видом борьбы с коммунизмом боролись с русскими…
В.Б. Думаю, с потерями, но Россия победит. Как нам вести себя с Западом? Уйти в изоляционизм или налаживать корректные отношения с теми, кто помогал разваливать нашу страну?
А.З. Скажем, удалось сбросить оккупационное правительство и освободить страну. Сама эта задача – эпохальная. Но на это теперь нужно время. Это не десяток человек сбросить. Подкупили дочти всю интеллигенцию, армейскую верхушку, дипломатический корпус и т. д. Вся капээсэсовская партноменклатура куда-то приткнулась, приспособилась.
Запад так легко с восстановлением России не смирится. Запад обладает огромной экономической мощью, держит в своих руках все мировые организации, он обладает огромной военной мощью, а нашей российской армии фактически не существует.
Перед Западом сейчас стоит задача – уничтожить русский атомный потенциал, то есть то, что могло бы спасти Россию, а после этого демилитаризировать страну. Если Запад почувствует, что Россию можно уничтожить военным путем, из России устроят второй большой Ирак. Они не остановятся ни перед чем…
Западные птицы выманили русских рыб на берег, соблазнив тем, что на берегу лучше жить. И мы сейчас умираем на песке. Запад создает свою цивилизацию. Россия же обречена идти другим путем. Это не значит, что надо изолироваться от Запада. Все равно будет складываться другая экономическая и политическая зона. Уцелеет Китай, уцелеет Россия, тогда этот регион сложится иначе. Будут создаваться автономные от Запада регионы.
С Россией счеты у Запада особые: она явила собою угрозу его мировому господству. Установка на «холодную войну» остается навечно. И дело не в коммунизме. На Западе этого коммунизма своего в избытке. Прежде всего взята установка на уничтожение русскости, и она неуклонно проводится в жизнь. Первое: не допустить русских в мировую культуру. Занизить достижения русской культуры. Все русское стирается. Второе: уничтожить сам русский человеческий материал. Народ развращается не случайно. Продумана целая программа его развращения. С нами поступают так, как американцы поступили с индейцами Северной Америки.
Чтобы уничтожить народ, не обязательно убивать все 100 процентов. Можно срезать лишь точки роста. Убить лучшего «гоя». Это делалось и делается по отношению к России. Уничтожить русский народ как великое историческое явление, а он-де потом сам испарится.
В.Б. А не сумеем ли мы в противостоянии «новому мировому порядку» опереться на других непокорных? Раз уж мы с вами разговариваем в Баварии, не может ли оказаться важным русско-немецкий союз как противодействие мировому негодяйству?
А.З. Не надейтесь ни на кого. В этой ситуации русские должны рассчитывать только на себя. Если русские будут мобилизованы и решат стоять, не хватит всех сил мира, чтобы их добить. Все дело в том, решит народ отстоять Родину или не решит.
Теперь насчет Германии. Сейчас страны Западной Европы нельзя рассматривать по отдельности. Существует Европейское сообщество. Это единое целое. Это даже больше, чем районы и земли этих стран внутри страны. Сейчас Германия рвется в нем на роль лидера. Она сильнее всех, экономически. Она играет первую скрипку, но не как самостоятельное национальное государство, как это было при Гитлере, а как лидер Европейского сообщества. Отколоть ее от этого сообщества не сможет никакая дипломатия в мире: тогда придется разорвать тело.
Помните, что я говорил о сверхэкономике, сверхобществе, сверхгосударстве? Тайна еще и в следующем: возьмите любую крупную немецкую фирму и посмотрите, кому она принадлежит, с кем имеет контакты, какой они национальности? Примите во внимание и «американский» фактор в европейской жизни. Они, закулисники, задаром отсюда не уйдут. Существует мировое единство. И если Германия предпримет хоть какие-то шаги, ведущие к конфликту с США, она долго не просуществует… Опять будет разбита…
В.Б. Выходит, что сегодня всей мировой закулисе может противостоять лишь Россия?
А.З. Да. Россия и наша собственная решимость. Русский, а вместе с ним и все российские народы надо поднять. Надо, чтобы они увидели, откуда исходит настоящая опасность… Вот тогда прозревшую Россию не победить никому…
Пресса России. 1994. № 7—8
«Я считаю, что страну убили»

…Я всего лишь наблюдатель, но иногда полезно кому-то, глядящему со стороны, высказать свои суждения. Изнутри не всегда видно все происходящее.
Как я оцениваю сегодняшнее состояние России? Я оцениваю его – говорю об этом с болью в душе, для меня это, может быть, самая страшная трагедия в моей жизни, – я считаю, что страну убили. Просто убили. Я категорически протестую против оценки этой ситуации как некоего естественного процесса, обычно так говорят в западной пропаганде: система себя исчерпала и все такое прочее… Ничего подобного! Было убийство, спланированное сразу после окончания Второй мировой войны. Осуществленное планомерно, педантично. Была разработана стратегия убийства, причем до мельчайших деталей. Это убийство извне, и убийцы нашли сообщников внутри страны, и этими убийцами стали высшие руководители страны, определенные слои интеллектуальной элиты и высших слоев советского общества. Они просто предали интересы своего народа, интересы нашей страны. Я употребляю слово «предательство» не в каком-то моральном смысле, а как точный научный термин.
Произошло беспрецедентное явление в истории человечества. Ничего подобного не было. Представьте себе, что две армии выстроились одна против другой и командующие армией, весь генеральный штаб, все прибежали в стан противника и стали противника учить, как бить свою собственную армию. Вот что произошло с нашей страной. Когда я писал вторую часть книги «Кризис коммунизма», которая сейчас вышла, у меня уже сложилось в сознании это определение, но я, понимая разумом, чувством все же не мог воспринять надвигающуюся беду. Я говорил о кризисе, а уже тогда нужно было говорить о катастрофе, страшнейшей катастрофе в истории человечества. Иногда мне кажется, что я живу в каком-то кошмарном сне.
В каком положении оказалась убитая, растерзанная, изнасилованная, оплеванная, оскорбленная Россия по отношению к прочему человечеству? Я всегда предупреждаю, что я не политик, не сочинитель проектов будущего, я всего лишь исследователь, и не больше. На этом задачи мои кончаются. Я всегда в своих исследованиях руководствовался простым, банальным принципом: истина любой ценой, чего бы мне это ни стоило. Я могу ошибаться, меня можно обвинять в том, что я чего-то не знаю, не изучил какой-то вопрос, но приписывать мне какие-то намерения – это нечестно. У меня единственное намерение: в том океане лжи, которым сейчас опутано человечество, лжи идеологической любыми путями высказать хотя бы крупицу истины.
Поймите, это сделать необычайно трудно. Практически мир не хочет знать правду о России и делает все, чтобы эту правду заглушить, а если не удается заглушить, то локализовать ее, а если не удается локализовать, то ее фальсифицировать. Я не знаю в истории такого периода, такой физиологической ненависти к истине, и к истине не вообще, а вполне определенного свойства – истине о положении и судьбе России.
Как будто все сговорились. Представьте себе, где-то в Австралии убили немецкого туриста. Весь мир гудит: ТВ, пресса месяц за месяцем в течение полугода не утихают… В России расстреляли людей на глазах у всего человечества в так называемом Белом доме – и ничего! А если говорят, то оправдывая: это, дескать, было необходимо ради демократии…
Такого лицемерия я не припомню. Это что-то не имеющее себе равного… Я думаю, что борьба за истину есть задача номер один. Довести правду о событиях в России с первого дня, когда началось убийство, до последнего. Я считаю, что события 3–4 октября 1993 года – это последний удар ножом в сердце России.
Теперь оценка объективного положения страны. Я читаю бесчисленное количество публикаций на эту тему. Выдвигаются всякого рода проекты, и характерная черта их состоит в том, что Россию рассматривают изолированно. Берут и смотрят: что возможно, что будет происходить. Когда я высказываю свои суждения, мне говорят: «Да ну, брось ты, не впадай в такой пессимизм, было же татаро-монгольское иго, но выжили же. Была Смута в начале XVII века – выстояли. Как трудно было во время Великой Отечественной войны, но победили же!» Я на это отвечаю: «Враг был не тот, время было не то!»
У нас нет времени ждать. Мир стал таким, что игнорировать Россию, рассматривать ее как нечто автономное – это значит уходить от главного.
Дело в том, что уже стало складываться или даже сложилось глобальное общество. Глобальный мир существует не как серия автономных регионов, а как единое общество. Единое – не обязательно гармоничное. В семье дерутся, ссорятся, воюют иногда больше, чем с соседями, но это единое общество. Сотни тысяч международных организаций пронизывают планету в самых различных направлениях. Существуют мировые экономические империи, которые запустили щупальца во все уголки планеты, идеологическая сеть, проникающая в душу каждого отдельного человека, информационная и т. д. Это глобальное общество существует, но это не братство равноправных партнеров, как пытается изобразить западная идеология и пропаганда.
Нет такого братства!
Это глобальное общество уже имеет четкую иерархическую структуру, сетчатую, это очень сложная система, опутывающая все человечество. Мировым гегемоном является Запад, он интегрируется, он уже образует единое целое. Но Запад опять-таки не есть братство равноправных народов. Он имеет свою структуру: США – лидер, рангом пониже – Европейское сообщество, в котором на роль гегемона уже вылезла Германия; уровнем ниже располагаются зависимые страны, скажем, Восточной Европы. Или, скажем, одно дело Франция, Италия, Англия, другое дело – Испания, Португалия… Они тоже неравноправные партнеры, а еще ниже идут зависимые страны, и они зависимы в различной степени… Дальше идут полуколониальные страны, колониальные. Так вот, где спланировано место нашей России в этом глобальном обществе? И куда нас заталкивают и затолкали уже весьма успешно?
Пусть пыжатся наши руководители: «Великая держава, великая держава», а сами при этом ползут на коленках. Нет! Мы уже не великая держава! Нас растоптали и затоптали в грязь, на самый нижний уровень этого мирового глобального общества. Это было запланировано с самого начала, это делалось последовательно из десятилетия в десятилетие. И честно говоря, я не вижу, как этому насилию можно противостоять.
Не думайте, что мне легко произносить эти слова. Я констатирую фактическое положение вещей, и встает дальше вопрос: каковы возможности у России выбраться из этого состояния? На мой взгляд, эти возможности ничтожны, если они вообще существуют. Разрушена государственная система, то, что создается, – это ублюдочная система колониального режима. Разрушена идеология, разрушено моральное и идейное состояние населения, разрушена культура, деморализована молодежь, растлевается следующее поколение… Такого тотального разрушения страны мы еще не знали, даже когда мы разгромили Германию во время Великой Отечественной войны, – ничего подобного не было. Из той войны мы вышли морально укрепленными. А сейчас? Существует ли русская армия? О том, что она будет стрелять в своих, я сказал в одном из интервью в «Правде» накануне расстрела Белого дома.
Я изложил мой в высшей степени пессимистический взгляд на проблему, поставленную в начале дискуссии. Может быть, я сгущаю краски. Иногда бывает это полезно – обратить внимание на серьезность положения, чтобы не обманывать людей оптимистическими обещаниями. Я думаю, что с русскими людьми важнее разговаривать сейчас именно так.
У меня же лично позиция такая: мы обречены, и поэтому я, как русский человек, буду драться до конца, пусть я останусь один против шести миллиардов.
Советская Россия. 1994. 9 июня
Я считаю советский период вершиной русской истории

Беседа В. Кожемяко с А. Зиновьевым
– Итак, новое московское издательство «Центрполиграф» выпустило вашу книгу. Вернее, даже две книги в одной – «Коммунизм как реальность» и «Кризис коммунизма». Написаны они с десятилетним разрывом: первая – в 1980 году, вторая – в 1990-м. На Западе достаточно широко известны, а в России издаются впервые. Скажите, Александр Александрович, что значит для вас это событие?
– Честно говоря, я не надеялся, что мои работы о коммунизме будут опубликованы в России. Очень забавная ситуация получается. В прежние годы эти работы считались антисоветскими, антикоммунистическими. Теперь коммунизм вроде бы разрушен – и те же самые книги стали считаться прокоммунистическими, просоветскими.
– Парадокс. Величайший парадокс!
– Никакого парадокса, если присмотреться, нет. Просто отношение к моим работам идет в русле идеологии и политики. А я не идеолог и не политик. Моя жизненная установка, которая определилась еще в 1939 году, звучит так: я есть суверенное государство.
– Значит, когда вас арестовали в 39-м как антисталиниста, у вас уже была эта формула? В семнадцать лет?
– Приблизительно. Ну может, тогда в несколько ином словесном виде, но суть такова. А вот как я определил свою позицию ученого-обществоведа. Идеального общества никогда не было и не будет. Я принимаю то общество, в котором родился, как реальность и ставлю перед собой задачу понять, что оно собой представляет. Я думал, что этот социальный строй, при котором собирался прожить до конца, пришел навечно, и это повлияло на характер моих размышлений и исследований.
– А как же ваш протест против Сталина?
– Одно другому не мешало. Психологически я был антисталинистом. Потом взрослел, приходило более глубокое понимание, происходили естественные переоценки. Конечно, сейчас отношение ко многому в том времени у меня уже иное, нежели у семнадцатилетнего мальчишки. Тем не менее всю жизнь я болел коммунизмом и продолжаю болеть.
– В смысле стремления понять, что это такое?
– Разумеется. Вначале все это делал для себя. У меня была вполне официально допущенная профессия – я занимался логикой. И поначалу даже не намеревался предавать гласности мои взгляды на коммунизм. А потом, когда книга «Коммунизм как реальность» вышла на Западе, в Союзе ее оценили как остро враждебную коммунизму.
– Хотя задачу разоблачения вы не ставили перед собой? Ставили задачу понимания?
– Да. И в этом плане у меня расхождение со всеми идеологами – и прокоммунистическими, и антикоммунистическими. Идеологи – они в общем-то собратья. Они на одном уровне. А я – вне идеологии, и все, что я делаю, – вне идеологии.
– То, что вы делаете, – это наука?
– Это научная ориентация. Точнее, неидеологическая ориентация. Можно быть идеологически неориентированным писателем, каким я и был, но литература – это ведь не наука.
Сначала не разобрались в моих работах. Как говорили на Западе, «Зиновьев проскочил по ошибке». Меня приняли там за антикоммуниста, антисоветчика, а когда выяснилось, что я ни то, ни другое, начали кричать: «Зиновьев без маски! Зиновьев – агент КГБ!»
– Даже так?
– Представьте. Словом, они воспринимают меня враждебно, потому что все они находятся на уровне идеологического мышления. А я, занимаясь проблемами логики, одновременно много сил отдал разработке формального аппарата для социологических исследований. И уже общества – на уровне точной теории, формализованной теории. Вводил точные определения, формулы, необходимый математический аппарат разрабатывал.
– Для исследования наших общественных процессов?
– Именно. Опять-таки не было надежды, что смогу все это опубликовать. Тем более у меня был определенный урок в логике. Я думаю, что немало сделал в этой науке, мои работы высоко оценивались и дома, и на Западе, а потом мои ученики меня предали, и меня выбросили из советской, российской логики. Не хотелось, чтоб то же самое повторилось в социологии. Потому эти занятия были для меня хобби, можно сказать.
Когда же на Родине я оказался в изоляции, не мог уже печатать и книги по своей основной специальности – по логике, философии, тогда я написал «Зияющие высоты» – первую книгу из тех, которые называю социологическими романами. То есть это изложенные в литературной форме социологические идеи.
– «Зияющие высоты», «Светлое будущее», «Катастройка», «Смута», опубликованная в прошлом году в «Нашем современнике», – это да, социологические романы. Но ведь «Коммунизм как реальность» и «Кризис коммунизма» – нечто другое.
– Согласен. Я не думал, что буду писать такие эссе. Об этом меня попросили читатели. Хотя мои идеи в корне расходились с тем, что было принято на Западе, и отношение ко мне там вскоре изменилось, у меня успело появиться какое-то число поклонников. Среди них оказались всемирно известные писатели Борхес, Ионеско, крупнейший французский социолог Раймон Арон, благодаря которому я получил престижную премию Алексиса де Токвиля. Кстати, Арон же, неоднократно ссылавшийся на мои работы, написал, что моя книга о коммунизме – первая попытка создать современную научную теорию коммунизма. С такой рекомендацией эти книги выходили потом и на других языках.
Я достаточно поживший, зрелый человек, чтобы не впадать в иллюзии и эйфорию от подобных оценок. Как логик, тоже прекрасно понимал: мне нужно время, чтобы довести мои идеи до состояния настоящей научной теории. Ведь для этого надо решить очень сложные математические проблемы! Возможности такой, к сожалению, я так и не получил. Теперь же, в мои 72 года, мне уже трудно в одиночку это сделать, а отдавать свои наработки другим – не хочу.
– Давайте вернемся к вашей книге. Чем все-таки дорого вам ее издание на Родине?
– Я писал для западного читателя. Оказавшись за рубежом, убедился, что представления людей о советском обществе там чудовищно нелепы. Вот я и постарался на уровне научной ориентации объяснить им, как это общество понимаю.
На публикацию в России, повторюсь, никогда не рассчитывал. И конечно, рад, что книга вышла у нас. По крайней мере хоть кто-то здесь узнает, что был русский человек, который еще в 70-е годы, задолго до того, как в стране началась обвальная критика коммунизма, без оглядки на конъюнктуру трезво анализировал это общество. Сейчас-то ругать коммунизм легко. А где были тогда те мудрые и смелые, которые сегодня поносят меня как апологета коммунизма?
Ну вот, книга все же появилась. Но к сожалению, в скверной ситуации. Если бы мне сейчас предложили выбирать: ни одна строчка моя не будет опубликована в России, но зато сохранится существовавший в нашей стране социальный строй, – или наоборот, я предпочел бы первое. Пусть книги мои не выходили бы, но социальный строй сохранился!
– Это перекликается с вашей мыслью, которую недавно я цитировал в беседе с Владимиром Максимовым: если бы вы знали, к чему приведет «раскачивание советской лодки», в том числе с помощью ваших книг, вы не стали бы их писать.
– Не стал бы. Но раз уж случилось, ставлю для себя теперь такие задачи. Рассказать русским людям и всему миру, во-первых, что представлял собой социальный строй России до этой «перестройки», то есть что в результате ее мы потеряли. Во-вторых, почему это произошло. И в-третьих, каково состояние нашей страны сегодня и что ждет ее в будущем. Так понимаю нынче свой главный гражданский долг перед Россией.
– Может, рассмотрим все это по порядку?
– Хорошо. Итак, что представлял собой советский строй. Вся западная советология, политология, социология, вся их идеология и пропаганда, как и сегодняшняя антисоветская, антикоммунистическая идеология и пропаганда здесь, в России, все они оценивают наш советский период как черный провал в истории. Все смотрят на советское общество так, будто марксисты что-то выдумали, а большевики силой и обманом навязали.
Я категорически это отвергаю. Я считаю советский период вершиной российской истории. Не будучи апологетом коммунизма, я считаю этот период поистине удивительным. Пройдут века, и потомки будут с изумлением, с восхищением изучать это время, поражаться, как за удивительно короткий срок в стране, жившей в кошмарно трудных условиях, было сделано так много. Да, было и много плохого, были преступления, ошибки, разочарования. Но все равно это была величайшая эпоха в истории России и один из величайших феноменов в истории человечества.
Я считаю нашу революцию великой революцией. Даже один тот факт, что мы разгромили сильнейшую армию мира – германскую, убедительно свидетельствует, какое это было великое явление. Хотя на Западе сейчас и тщатся доказывать, будто победу одержали американцы и англичане (а мы как бы сбоку припека) и даже будто Сталин, а не Гитлер развязал войну…
– Вы знаете эту версию Резуна-Суворова?
– Конечно. Чудовищная клевета! Вот она, идеология, социальный заказ.
Перед западной и прозападной пропагандой стоит задача – всячески дискредитировать эту нашу эпоху, занизить ее, любыми способами лишить привлекательного образа. Между тем она была великим результатом человеческой истории.
– Но она была и продолжением российской истории?
– Безусловно. Я считаю, что разрыв русской истории наступил не в 1917 году, а сейчас. Именно сейчас порвалась связь времен! А после 17-го года было закономерное продолжение российской истории. Ведь российское общество с самого начала принадлежало к типу организации больших масс людей в единое целое сверху – силами государства, силами власти и управления. Это было продиктовано такими особенностями нашей страны, как ее огромные территориальные размеры, природные условия, разбросанность населения, многонациональность, характер человеческого материала, исторические традиции и т. д. Коммунистическое общество развило эту концепцию, что в конкретных условиях Советского Союза было вполне оправдано. Конечно, организуя людей, всякая власть ограничивает личность.
– Какие же достоинства советского общества вы считаете особенно ценными?
– Я не выставляю оценок. Просто отмечаю какие-то характерные черты. А ценность их определяется опять-таки конкретными условиями страны.
Например, все население было объединено в коллективы. У русского и других народов, составлявших Советский Союз, склонность к коллективной жизни, к доминированию «мы» над «я» большая. И вот развивалась эта коллективная жизнь.
Никакой безработицы. Гарантированный труд, гарантированное образование, медицинское обслуживание… Разве этого мало? Наша революция открыла людям фантастические перспективы. И одна из самых грандиозных – нам была открыта культура. С самых низов общества мы совершили колоссальный рывок к высотам мировой культуры! Ликвидация безграмотности – невероятный скачок. Культуру, образованность нашим поколениям давали щедро, как никогда.
Приведу пример, так сказать, на бытовом уровне. Вот наша семья, многодетная семья из глухой костромской провинции. Один брат стал инженером, директором завода, другой – полковником, я – профессором, все остальные стали мастерами своего дела.
Пройдут годы, и русские люди ощутят, что они потеряли. Не хлебом единым жив человек. Джинсами и жевательной резинкой счастлив не будешь. Те ценности, которые мы утратили, неизмеримо выше тех, которые приобрели. Главное – наш строй обеспечивал ясность жизненных целей и уверенность в будущем. Эти его черты, собственно, и стали соблазнительным примером для народов всего мира.
– Под влиянием нашей революции трудящиеся разных стран многого добились.
– Когда-то это был, по-моему, общеизвестный, а сегодня – тщательно замалчиваемый факт. Именно после Октября на Западе впервые по-настоящему заговорили о социальных правах…
В общем, если брать интересы широких слоев населения на территории Советского Союза, то сделано было для них неимоверно много. Ни одно общество, ни один социальный строй в истории человечества столько для широких масс не сделали.
– Причем это действительно за кратчайший срок, да еще учитывая величайшую войну.
– Так что был у нас не черный провал, не навязанное силой «нечто», а вполне естественный социальный строй, имеющий глубокие исторические и человеческие корни. Его достоинства нам предстоит осмысливать и осмысливать.
– Это все к вопросу о том, что мы потеряли. Теперь второй вопрос: почему такое произошло?
– Существует известное мнение, что коммунистическая система рухнула вследствие внутренних слабостей, противоречий, несостоятельности. Такова основная установка западной пропаганды, которая принята нынче в России. Я считаю это грубой идеологической ложью.
Ничего подобного! Что было на самом деле? В Советском Союзе назрел кризис, о котором, кстати, я первым тогда заговорил. Кризисы вообще-то обычное явление для любого общества. Запад переживал периодические кризисы. Маркс об этом писал. Я не принимаю полностью его теорию кризиса, но общая идея совершенно справедлива. Диалектическая идея: порождаются кризисы теми же причинами, благодаря которым общество укрепляется и богатеет.
Так вот, я утверждаю: кризис этот можно было преодолеть. Теми средствами, которыми советское общество располагало. С 85-го года я твердил: в ситуации назревающего кризиса – никаких реформ! Никаких резких движений! Есть азбука политики, азбука руководства большими массами людей. Если армия в панике бежит, ни один умный полководец не будет проводить ее реорганизацию. Он должен сначала остановить панику.
И моя мысль была такая. Переживите кризис. Перетерпите. Реформы нужны, но – потом, когда вы будете уверены, что живете более или менее стабильно. Мало того, кризис можно было сгладить, ослабить, заглушить. Так поступают на Западе.
Но конечно, меня никто не слушал. И я утверждаю теперь: процесс жизни коммунистической системы был прерван искусственно. Подчеркиваю: не естественным путем эта жизнь кончилась, а была искусственно прервана!
– Каковы же основные факторы, которые способствовали этому?
Первый фактор: перевес Запада в «холодной войне» – он был огромный. Второе, о чем мы уже говорили: советское руководство не вовремя начало курс реформ, проявив тем самым феноменальную историческую глупость, настоящий государственный кретинизм. И наконец, фактор предательства. В 1985 году, когда Горбачев еще только замаячил на исторической арене, в одном своем выступлении я сказал: наступает эпоха великого предательства.
– Уже в 85-м году?
– Да, в 85-м. Правда, я еще думал, что люди опомнятся. Напрасно. Предательство приняло масштабы эпидемии. На Западе никто не надеялся на такой подарок со стороны советского руководства.
– Ну кто-то, может, и надеялся.
– Хотели, но не верили!.. Предательство вызревало постепенно. Когда стало ясно, что вся эта перестройка провалилась, правители, спасая свою шкуру и стараясь любой ценой удержаться у власти, стали на путь предательства. И все, что последовало дальше, это было уже сознательное предательство.
Самое главное – они довели дело до разрушения нашей государственности и ее основы – КПСС. Она ведь не была обычной парламентской партией. Вступая в 1954 году в ее ряды, я написал в заявлении примерно так: считал и считаю, что Коммунистическая партия Советского Союза является основой всего советского социального строя, основой государственности и решающей силой в стране, которая способна обеспечить ее выживание и прогресс. Тогда надо мной смеялись: надо же было клятвы писать. А по существу-то речь шла о главном предназначении партии. Это было гениальное изобретение большевиков послереволюционного периода. Гениальное! И вот ее, эту партию, разрушили.
– Говоря о предательстве со стороны нашего руководства, вы имеете в виду смыкание с интересами Запада?
– В конечном счете – да. Без поддержки Запада они у власти не удержались бы. И они стали коллаборационистами, «пятой колонной». Не забывайте: «холодная война» была ведь самой настоящей войной нового типа. Идеологи ее давно поняли, что победить Советский Союз в обычной войне невозможно. Потому и начали необычную новую войну, планы которой были разработаны детально. В результате даже материальные потери Советского Союза значительно превысили то, что он потерял в годы Великой Отечественной войны, не говоря уж о потерях идеологических и духовных.
Советские люди, казалось бы, могли надеяться, что стоящие во главе партии руководители будут отстаивать ее. А что получилось? Партию бросили. Высшее руководство страны, интеллектуальная элита, художественная интеллигенция – все они перебежали в стан противника. Предав заветы своих предков, предав тех, кто жизни положил, защищая Родину.
– Запад боролся против коммунизма или против России?
– Тут все переплетается. Ясно одно: в нынешнем единоборстве с Западом, как и во время Великой Отечественной войны, Россия могла победить только как коммунистическая держава. Голову даю на отсечение, что это так. Не будь коммунистической партии, русские давно бы уже получали три класса образования и пасли свиней. Или еще хуже – были бы стерты с лица земли.
– Многие забывают об этом сегодня. Дескать, пили бы баварское пиво, если бы немцы победили. И евреи забывают, что стало бы с ними.
– Из евреев не осталось бы ни одного. А русские были бы уничтожены в лучшем случае на две трети…
Резюмирую. Коммунистическое общество, возникшее в нашей стране естественным путем, как органическое продолжение и развитие всей российской истории, было разрушено искусственно, целенаправленным соединением ряда факторов и сил.
– Мы говорили с вами, Александр Александрович, о том, как вы оцениваете наше советское прошлое. О том, что нами потеряно и почему это произошло. Следующий вопрос не менее важный: и что же теперь? Каков ваш взгляд на сегодняшнее наше состояние?
– Россия убита. Исторически убита. Мне кричат: вот как ты плохо относишься к России, раз так говоришь! Я-то всей душой болею за Россию. Но истина дороже. Не хочу присоединяться к хору лжецов, которые заливаются на тему о мнимом, якобы происходящем возрождении нашей страны. Какое возрождение? То, что мы имеем сегодня в лице России, – исторический полутруп. И его будут энергично, интенсивно доводить до состояния трупа.
– Кажется, вы первый, говоря о возможных перспективах Советского Союза в случае его поражения, ввели термин «колониальная демократия», который ныне широко используется.
– Да, года три-четыре назад, еще до августовских событий.
– В вашей книге «Кризис коммунизма», вышедшей на Западе в 1990 году, уже есть глава под таким названием.
– Ну вот, а раньше я употреблял этот термин в нескольких выступлениях.
– Стало быть, вы предвидели колониальную демократию как результат катастройки?
– Совершенно верно. То, что происходит у нас сегодня, вполне скажется, может, не завтра, а через два-три поколения. Это – процесс убийства русского народа. У других народов, входивших в Советский Союз, будут разные, но тоже, конечно, незавидные судьбы. Запад будет их как-то поддерживать на примитивном уровне – полуфеодальном, родовом. К какому некоторые сейчас уже скатились: посмотрите на Грузию или Чечню.
А Россия… О ее нынешнем состоянии скажу так: преданная правящей верхушкой и интеллектуальной элитой, Россия разгромлена, и ее превращают в страну колониальной демократии. Невыносимо тяжело переживать то, что сделали с моей Родиной. Ее же превратили в посмешище для всего света! Живя на Западе, это очень хорошо видишь. Как холуйствуют там наши вожди, генералы, интеллектуалы, как унижаются, угодничают – невозможно смотреть. И это представители бывшей второй великой державы мира, бывшей великой армии, победившей фашизм!
Путь, на который повернули Россию, не есть прогресс. Этот путь означает деградацию и распад, стремление вернуть страну в период мракобесия. Для меня зловещим символом стала визитная карточка одного бывшего коммуниста, на которой увидел недавно двуглавого орла. Подумал: все, конец!
– Но другие считают это как раз многообещающим началом.
– Все чудовищно извращено! Настоящие патриоты изображаются врагами страны, лжецы и лицемеры представляются поборниками правды. А таким, как я, неохотно предоставляют трибуну, потому что многие чувствуют в моих словах тревожную, беспощадную истину.
– Да, не в лучезарном свете видится вам сегодняшний наш день. Ну а завтрашний?
– Вы же знаете: еще мрачнее. Это – развитие, углубление и усугубление той колониальной демократии, до жалкого состояния которой Россию доводят. Конечно, в истории возможны всякие отклонения и случайности. Вот мы живем – и, представьте, падает завтра какая-нибудь комета…
Всякое может произойти. Но как исследователь, учитывая ту ситуацию, которая сложилась, те тенденции, которые имеют место, и те закономерности социальной эволюции, которые мне известны, я должен обратить внимание прежде всего на следующее.
Нельзя будущее России вырывать из общего международного контекста. Иногда говорят: ведь было же татаро-монгольское иго – выстояли! Но мир-то был другим. Надо обязательно принимать во внимание, что представляет собой современный мир. А он эволюционирует в сторону глобального общества. Оно уже создается – можно сказать, мы уже живем в глобальном обществе. Ничто значительное в мире не происходит изолированно: серьезное событие в одном уголке земного шара непременно отдается в другом. Посмотрите, сколько существует международных организаций, международных экономических империй. Все перепутано. Запад интегрируется. И судьбу России надо рассматривать с такой точки зрения: какое место она займет в этом глобальном обществе?
Россия потеряла возможность самостоятельной исторической эволюции. Только коммунизм давал ей этот шанс. Уникальный шанс! Теперь он утрачен – и, может быть, навеки. Может быть, в истории человечества такая возможность не появится больше никогда.
Говорят: а Китай? Он ведь держится. Помяните мое слово: то же самое Запад сделает и с Китаем. Расправились с Югославией, добивают Россию, примутся за Китай.
Говорят: но есть же и тенденция к объединению бывших советских республик. Правильно. Однако последующее объединение тоже входит в программу колонизации и «западнизации». Сначала разъединить, расчленить в целях покорения, а потом соединять по частям, чтобы легче было этой колонией управлять. И будут соединять. И в Югославии будут создавать какую-нибудь пародию на федерацию или там конфедерацию, и в России. Но – предварительно добив коммунистические потенции. А если до конца вытравить коммунизм в нашей стране невозможно, все равно русские остаются склонными к такому образу жизни, – то во всяком случае придать коммунистической тенденции ублюдочную форму.
– Какое же место, на ваш взгляд, уготовано России в мировом обществе?
– Можно твердо сказать: она никогда не станет страной такого типа, как Германия или Англия, Франция или Соединенные Штаты. По многим причинам. А первая и главная – Запад просто не позволит ей занять место на их уровне. Сами ведущие западные страны этого не допустят! В глобальном обществе – каждому свое место. Ведь и на Западе нет равноправных партнеров. Там своя иерархия существует. Германия, скажем, это нечто другое, нежели Испания.
Да и по природным условиям, по климату, по человеческому материалу Россия иная. В Германии я живу на окраине города. Здесь у нас в таком доме зимой замерзнешь, а там – нормально: теплая зима. И на земле можно собирать три урожая в год: опять же тепло, почва плодородная, структурирована камешками – не то что в моей Чухломе, где на суглинке ничего, кроме ржи, не растет. А дороги? Можно восхищаться шикарными немецкими дорогами и говорить, что мы сильно отстали, но нельзя забывать при этом, что у нас и совсем другие расстояния, и другой грунт. Один километр такой дороги обойдется, наверное, в сто раз дороже.
Люди там тоже другие – расчетливые и холодные. Полуроботы. Я их называю западоидами. Остальные способны только подражать. Даже японцы – имитаторы. Не говорю, что лучше, а что хуже, но наши люди в массе своей вряд ли станут такими. Может, и слава Богу.
В общем, примите во внимание множество факторов, и вы поймете, что России отведена в этом мире второстепенная, третьестепенная роль, место задворок западной цивилизации. Наше будущее – это колониальная или в лучшем случае полуколониальная страна, вымирающее русское население. Ведь русский народ уже поставлен на путь вымирания. Падает рождаемость, растет смертность, поощряется алкоголизм. К тому же Россия все больше распадается на отдельные народы, которые искусственно разобщаются и рознь между которыми разжигается. Как тут не вспомнить, что в Советском Союзе начала складываться новая историческая общность людей – единый советский народ.
– Вы не считаете это пропагандистской фразой?
– Конечно, нет. Я сам жил в таком народе. Для нас, для нашего поколения, не имела значения нация. И скажем, антисемитизм у нас не мог привиться. Это все искусственно было раздуто. Это входило в стратегию «холодной войны».
Сейчас убит дух самого великого народа России – русского народа. То есть Россию лишили фактически и национальной основы. А те явления национализма, которые сегодня в нашей стране стараются пробуждать, честно говоря, для меня неприятны и неприемлемы.
– Значит, вы не согласны с теми, кто утверждает, что русский дух был убит интернационализмом именно в Советском Союзе?
– Нет, не согласен. Тогда русские впервые получили возможность подняться на такой высокий уровень в своем интеллектуальном и духовном развитии. Впрочем, как и другие народы страны.
– Извините, Александр Александрович, но мне кажется, что во взгляде на будущее России вы не только беспросветно мрачны, но и совершенно безысходны. В ваших прогнозах звучит прямо-таки фатальная обреченность: заданный путь безальтернативен и неотвратим. Получается, единственное, что нас может спасти,– это какая-то чистая случайность. Неужели не видите других возможностей изменить к лучшему положение в нашей стране? И как понять тогда ваши заявления о священной народной войне против режима? Ведь российская власть инкриминировала вам даже призывы к такой войне, насильственному свержению существующего строя.
– Это фальсификация. Передергивание. Вытаскивают из контекста интервью то, что нужно для моей дискредитации, – и пошло. Как говорил Плеханов, дайте мне «Отче наш», и я цитатами из него докажу, что его автор был богоотступник.
Я уже объяснял, что никого и ни к чему не призываю. Я не политик, а исследователь. И как исследователь, говорю только о возможных вариантах общественного процесса.
Меня спрашивают: а что будет, если Россия окажется в состоянии войны с правящим режимом? Я отвечаю: по законам военного времени виновные в ее колоссальных потерях и трагическом положении могут быть повешены как предатели. То есть такое может произойти. Это же не значит, что я призываю вешать, Боже упаси. Но ярлык мне уже прилеплен: философ-вешатель.
Меня спрашивают далее: вот, скажем, удалось сбросить оккупационное правительство и освободить страну – а что потом? Как нам потом вести себя с Западом? Отвечаю: так вы сначала сбросьте, переверните такую махину, а уж потом – потом. Сама эта задача, можно сказать, эпохальная.
Спрашивают: а реально ли решить ее в России сегодня? Говорю: не вижу необходимых условий и соответствующих социальных сил. Так вот это опускают, и получается совсем иной смысл.
– Следовательно, нынешние условия, сложившиеся в России, не располагают к каким-либо существенным переменам?
– То состояние, в которое вступила Россия, я называю трясиной. Политическая трясина, интеллектуальная, духовная и всякая иная. Болото. А в болоте бурь не бывает.
– Но как же тогда назвать сентябрьско-октябрьские события прошлого года? Разве это не была буря?
– Нет. Это была большая провокация. Огромного исторического масштаба.
– Чтобы добить тех, кто против режима?
– Чтобы локализовать. Теперь-то всем, по-моему, абсолютно ясно, что никакой надобности в расстреле Белого дома, если иметь в виду захват его, не было. Пошли на провокацию, дабы оправдать расстрел.
– А как оцениваете сегодняшнюю российскую оппозицию? Вы ведь считаетесь одним из ее духовных лидеров.
– Вряд ли меня искренне и всерьез считают таковым. Один из ведущих русских патриотов, разоткровенничавшись, даже упомянул мое имя в списке так называемых плюралистов. Понятно, что это такое.
А насчет характеристики оппозиции… Думаю, не сделаю открытия, если скажу: однородной оппозиции нет. Есть множество всяких партий, групп, течений, слить которые в единое целое, к великому сожалению, сейчас невозможно. И лидеров по-настоящему сильных не вижу.
Появляются отдельные героические личности, которых убивают, как это было возле Белого дома, но они, увы, пока не делают погоды. Люди, способные пойти на смерть во имя высокого и святого, вызывают у меня не только сочувствие, но и горячее восхищение. Очень много думал о них там, на Западе. А сегодня опять всю ночь не спал – не мог отойти от окна этого гостиничного номера, которое, видите, выходит как раз на Белый дом. Если бы тогда я был в Москве, я пошел бы к тем, кого убивали. Чтобы и меня убили тоже. Пошел бы как русский человек, как частица моего народа. Не важно мое отношение к Хасбулатову и Руцкому. Тут мотивы неизмеримо более высокие. Это как во время Великой Отечественной – как бы я ни относился к Сталину, я защищал свою страну, свою Родину.
У меня, кстати, все чаще возникают аналогии между сегодняшним нашим временем и первым периодом той войны. Вспоминаю, в начале ее нас окружили, и многие сказали тогда: «Сопротивление бесполезно, идем сдаваться». Пошли к немцам, а они перебили их всех. Другие же сказали иначе: «Мы обречены, поэтому будем прорываться». И какая-то часть прорвалась – и продолжила эту линию жизни.
Так что капитулировать я вовсе никого не призываю. Даже в безвыходном, казалось бы, положении чудо спасения возможно. Если бы мы не верили в него в 41-м, не победили бы.
– Серьезным обстоятельством, которое в моем представлении может сильно повлиять на изменение положения в стране, видится мне резкое социальное расслоение, небывалая и беспрецедентная имущественная поляризация нашего общества. Не исключено, по-моему, что это приведет к социальному взрыву. Во всяком случае, к усилению антагонизма и обострению классовой борьбы. Тут и Маркса можно вспомнить.
– Это очень большая тема. Социальное расслоение имеет место и на Западе. Но одно существенное различие есть: Запад – метрополия, Россия – колония. В колониях величины другие. И типы классов по-другому выглядят. Господствующий слой в метрополии – это одно, а в колонии – несколько другое.
– Он тоже как бы в подчинении находится?
– Конечно. Это уже колониальный господствующий слой. Каково соотношение социальных слоев в метрополии? Небольшой процент населения – высший слой. Основная масса – средний. И сравнительно небольшой слой – низший. Того пролетариата, о котором писал Маркс, нет, как нет и беднейшего крестьянства, по отношению к которому он мог бы стать гегемоном. Рабочие в западных странах принадлежат к среднему слою, составляющему, по сути, оплот общества. Да и численно их теперь гораздо меньше: во всей промышленности занято 22–23 процента населения, а рабочих в том числе не более половины. Остальные – инженеры, управленцы и пр.
Короче, таких классов, на основе которых выросла теория классовой борьбы, уже нет. Исчезла и сама классовая борьба в Марксовом смысле слова. Борьба-то осталась, но она принимает иные формы.
– Более локальные?
– Очень. Достаточно посмотреть, как рабочий класс на Западе проводит сегодня свои забастовки или демонстрации…
В колонии, какой является Россия, соотношение между социальными слоями другое. Процент верхнего слоя поменьше, среднего – тоже меньше, а процент низшего слоя огромен. При этом высший слой становится проводником политики метрополии. Однако тон в обществе все равно во многом начинает задавать средний слой.
– Но он же у нас мизерный.
– Не скажите. Что такое сегодня в России средний слой? В него входят инженеры, врачи, учителя, профессора и так далее. Определять принадлежность к тому или иному слою лишь по тому, кто сколько получает, – это примитивный подход западной социологии. Я ввожу понятие «социальный статус». Он охватывает много параметров. Такие, например, как социальная позиция, образованность, доступ к образованию, уверенность в положении детей. По таким критериям структуру сегодняшнего российского общества еще никто не исследовал. Я первый начал исследовать ее с этой точки зрения.
– И каков же главный вывод, к которому вы приходите?
– Социальные противоречия и вообще социальные отношения в обществе приняли иной характер.
– А если несколько конкретизировать?
– В России, как и на Западе, социальное расслоение идет сейчас иначе, нежели раньше. Социальные слои организуются по-другому и соответственно по-другому выражают свои классовые интересы. Конфронтация происходит, но тоже совсем по-другому. Она как бы размыта, распылена. Такой конфронтации, когда по одну сторону – хозяева, а по другую – пролетарии, уже нет. Это изменено самой организацией современного общества.
Ведь раньше капиталистическое предприятие – что это такое? Тысячи людей, согнанных вместе и живущих примерно одинаково. Они образовывали класс. В марксистском понимании класс – это не просто множество людей. Это люди, объединенные внутренне. Потому и протест их обретал такую силу. Если же налицо просто нищета…
– Но разве обнищание массы людей, которое прямо-таки стремительно у нас происходит (пусть это и не пролетариат в классическом смысле), не рождает чувство несправедливости, порыв к протесту?
– Недовольные есть всегда и везде. В любом обществе. Но чтобы чувство протеста суммировалось, надо, чтобы люди объединялись. Этого нет. Профессора у нас получают мало, учителя и врачи – тоже. Однако они все стараются по-своему приспособиться. А чтобы объединились и пошли свергать правительство… Да не будут они его свергать! Это их правительство. Как бы плохо ни жила нынешняя интеллигенция, эту систему она создавала своими руками, и это ее система.
– Хотя многие и ахнули при виде того, что получилось, но не восстанут против этого?
– По крайней мере на ближайшие десятилетия такие классовые битвы, о которых говорил марксизм, думается, исключены. Ведь ко всему прочему в колониях, к коим принадлежит теперь и Россия, идет двойной нажим на любые оппозиционные силы. Свои давят, и метрополия давит.
– Мне хотелось бы, Александр Александрович, уточнить ваше отношение к марксизму. Не раз читал ваши заявления, что вы не марксист. Между тем первая ваша диссертация была, кажется, по Марксу, и позже вы писали о его гениальности.
– Марксизм – великое явление в человеческой культуре. Считаю, Маркс был одним из самых гениальных людей в истории человечества. Я всегда высоко его ценил. Но я действительно не марксист.
– Что же вы вкладываете в эту формулу?
– Я не принимаю Марксово учение об обществе. Думаю, что моя социальная концепция, то есть теория общества вообще, теория коммунистического и западного общества точнее, чем марксистская.
И точнее не потому, что я гениальнее, а по одной простой причине: я – человек конца двадцатого века, а не середины девятнадцатого. И я обладал достаточным гражданским мужеством, чтобы отбросить всякие предрассудки и посмотреть на сегодняшний мир прямо, увидеть его таким, каков он есть.
– После смерти Маркса прошло более ста лет. Если бы вы были его современником, наверное, иначе бы к нему отнеслись?
– Бесспорно. Марксизм вырос на основе той культуры и той социальной реальности, которые существовали тогда. Кто мог предвидеть, что появятся компьютеры, начнутся космические полеты, что рабочий класс в прежнем смысле будет исчезать.
– И еще один вопрос. Вы говорили, что получаете на Западе широкую информацию о делах у нас в стране. Из каких источников? Знание языков помогает?
– И это. Но кроме того, на Западе есть много учреждений и организаций, которые внимательнейшим образом следят за ходом дел в России. Буквально отслеживают все, что здесь происходит. У меня есть доступ к таким материалам.
– А нашу российскую прессу читаете?
– Стараюсь многое читать.
– Скажите, как воспринимаете грубейшие оскорбления, которые изобильно звучат в последнее время по вашему адресу со страниц так называемых демократических изданий? Я понял, что статью «Философ-вешатель» в «Независимой газете» вы читали. Ведь там вас сделали не просто вешателем, а фашистом.
– Я-то пока никого не повесил. Меня всю жизнь вешают. Причем как раз те самые люди, которые изображают из себя сейчас великих гуманистов. Они при всех режимах озабочены лишь одним: чтобы им было хорошо.
– Автор статьи в «Независимой», кажется, был вашим однокурсником в МГУ.
– Да мало ли их, выдающихся посредственностей. Читать такое, конечно, противно, но я стараюсь следовать известной мудрости: собака лает, а караван идет. Работаю, пишу, выпускаю книгу за книгой.
– Кстати, рад сообщить, что ваша книга о коммунизме, изданная «Центрполиграфом», – среди бестселлеров Москвы. Быстро расходится, пользуется успехом. Так что желаю вам, Александр Александрович, еще много-много интересных книг.
– Спасибо и за приятную весть, и за доброе пожелание.
Правда. 1994. 1 и 2 июля
Модель из вечной мечты

Беседа В. Большакова с А. Зиновьевым
– Я наблюдал за тем, как проходило празднование 50-летия со дня высадки союзников в Нормандии, 50-летия освобождения Парижа, за торжествами по случаю 50-й годовщины Варшавского восстания и не мог не прийти к выводу, что западная пропаганда вновь принялась переписывать историю. На этот раз тщательно уничтожается память о Советской Армии как армии-освободительнице. Коммунизм беспардонно уравнивают с фашизмом, годы социализма в странах Восточной Европы и бывших республиках СССР – с оккупацией. При этом поносят не только коммунизм, но и русский народ прежде всего. Чем, по-вашему, обусловлена цель этой кампании по уничтожению исторической памяти о Советском Союзе?
– Я думаю, что на Западе происходит преднамеренное извращение всего, что связано с коммунизмом, Советским Союзом, Россией и русскими, а также преднамеренное унижение и даже оскорбление их. Ничего подобного история человечества еще не знала в таких грандиозных масштабах. Тут переплетаются самые различные мотивы и намерения – и месть за страх от былых угроз со стороны коммунизма и Советского Союза, и желание раздуть свои заслуги за счет умаления и замалчивания вклада России и русских, и стремление скрыть свои собственные дефекты и преступления, и желание добить поверженного противника, и страх возрождения России и коммунизма, и обычная человеческая мелкость и подлость. Но самое страшное, на мой взгляд, заключается в том, что сами наши соотечественники позволяют такое глумление над собою, не реагируют на это достойным образом, унижаются, холуйствуют перед Западом. О стране и о народе судят по тем, кто их представляет. А нашу страну и наш народ представляют теперь такого рода выродки, что ожидать иного отношения не к коммунизму даже, но прежде всего к России, к русским со стороны Запада было бы нелепо. (В Германии, где я живу, мне в этом приходилось убеждаться не раз. Одно последнее публичное исполнение «Калинки» российским «Всенародно Избранным» чего стоит. Я такого позора и стыда никогда в жизни не испытывал.)
– В одной из наших с вами бесед вскоре после событий августа 1991 года вы говорили, что «история еще не сказала своего последнего слова», и выразили уверенность в том, что и коммунизм, и Советский Союз возродятся. Как сейчас у вас с этой уверенностью? Не поколебали ее событии последних трех лет в России, во всем СНГ, в мире?
– Буквально через несколько дней после августовских событий 1991 года я писал, что действия ГКЧП были законной попыткой остановить движение страны к катастрофе, а фактический путч совершили «демократы» во главе с Ельциным. У меня тогда еще не было уверенности в том, что «демократический» переворот завершился. Но уже не было уверенности и в том, что советский (коммунистический) строй возродится. Аналогично в отношении распада и возможности возрождения Советского Союза. Так что мои суждения на этот счет не были категорическими, они были проблематичными. Сейчас же я утверждаю с полной уверенностью, что коммунистический социальный строй в России и Советский Союз не возродятся в течение жизни по крайней мере двух-трех поколений, а скорее всего не возродятся в прежнем виде никогда. Всякие иллюзии на этот счет имеют лишь психологический и идеологический смысл. Уговоры и самоуговоры, что, мол, Россия воспрянет, что и не такое видали и т. п., вовсе не стимулируют людей на активную деятельность и на борьбу. Наоборот, они способствуют пассивности, надежде на то, что все образуется, сделается само собой, на историческое «авось».
– Вопрос еще и в том, кто же может на этот раз «повести народ к коммунизму». С компартиями посткоммунистического, как говорят на Западе, периода происходит много непонятного. Одни из них решительно не хотят ничего менять и практически законсервировались. Другие экспериментируют с социал-демократией, возвращаются к ней, меняя и названия прежних компартий, и свои прежние программы. Третьи остаются только формально, по названию, коммунистическими, а по сути дела трансформировались в партии левонационалистические. Это своего рода гибрид партии деголлевского типа, как во Франции, и партии социалистической. Как вы рассматриваете эти тенденции в коммунистическом движении современности? И прежде всего в России?
– Коммунистическая идеология и коммунистическое движение в той форме, какую им придал марксизм, исчерпали свою историческую роль. Практика реального коммунизма дискредитировала марксистские социальные идеалы в глазах широких масс населения, поскольку они (массы) считали реальный коммунизм воплощением этих идеалов. Марксизм как социальное учение перестал быть адекватным реальности. Достаточно, например, сказать, что радикальным образом изменилась социальная структура населения как западных, так и бывших коммунистических стран, так что рабочий класс утратил ту роль в обществе, какую он играл ранее. Партии с определенной классовой основой теперь просто невозможны. Коммунистические партии утратили свою специфику и прежде всего установку на революционное преобразование общества. А многие пункты их реформаторских программ стали общими местами. Одним словом, имеется достаточно причин для тех явлений, о которых вы говорите.
Что касается России, то коммунистические и коммунистообразные организации там возникли на развалинах КПСС, которая была скорее политико-административным явлением в рамках советской государственности, чем партией в собственном смысле слова (об этом я писал еще в семидесятые годы!). И к тому же они возникли под влиянием образцов партий Запада, как имитация их, то есть как поверхностное обезьянничанье. Все они не имеют идеологии, которая базировалась бы на научном понимании реального коммунизма. Самое большее, на что они способны в качестве именно коммунистических организаций, это на то, чтобы плодить явные или скрытые реставраторские умонастроения. А этого крайне мало для создания сильного и перспективного коммунистического движения. Устаревшая марксистская или дилетантская бесформенная идеология в сочетании с аморфностью социальной структуры населения не могут стать основой для создания серьезной коммунистической партии. А организации для завоевания голосов избирателей с целью избрания своих депутатов в органы, не имеющие фактической власти, – это пошлый фарс, а не серьезная историческая драма.
– Давайте прямо поставим вопрос: есть ли будущее у коммунизма, и если есть, то где? Во всем мире? Только в постиндустриальных высокоразвитых странах либо, наоборот, только в бедных, нищих, с трудом развивающихся? Либо только там, где еще правят, как и правили до горбачевской «перестройки», компартии?
– Чтобы ответить на ваш вопрос, надо точно определить, что такое коммунизм. Попробуйте проведите социологический опрос, и вы получите десятки различных определений. Если понимать под коммунизмом общество всеобщего благоденствия, справедливости, равенства, изобилия и т. п., то это неосуществимая утопия. И Советский Союз не был таким. Если же понимать под коммунизмом тот тип социальной организации, какой имел место в Советском Союзе, то тут требуется научная теория реального коммунизма. Без нее всякие прогнозы насчет будущего коммунизма лишены смысла. Я много работал над такой теорией. Довольно много результатов этих моих поисков приведено в моих книгах. Основываясь на том, что я уже сделал на этом направлении, я утверждаю следующее. Реальный коммунизм уже сыграл свою великую историческую роль, оказав колоссальное влияние на ход эволюции человечества. В этом смысле коммунизм вошел в плоть и кровь цивилизации, завоевав тем самым место в будущем.
Но коммунизм в том чистом, концентрированном виде, какой он имел в России до 1985 года, неповторим. Его следовало бережно хранить именно в том первозданном виде, а не реформировать страну по воле руководящих кретинов и предателей, а также по указке из-за рубежа. Но в России никогда не ценили и не берегли собственные достижения. Тут все рушилось, гнило в историческом болоте и предавалось забвению. Пройдут века, остынут страсти, на Западе потихоньку построят нечто подобное русскому коммунизму, под другими названиями и в другом обличье. Только вспомнят ли о великом историческом творчестве какого-то отсталого русского народа? Да и сохранится ли, если в обозримом будущем в России ничто не изменится, этот народ?
– В свое время вы говорили, что хотите написать «Новый коммунистический манифест». Не передумали? И если не опасаетесь, что и эти ваши идеи, мягко говоря, позаимствуют, то о чем он, к чему зовет?
– Я написал такой текст. Только теперь я сомневаюсь, стоит ли его печатать под таким названием и вообще стоит ли печатать. Но удерживает меня не то, что идеи его разворуют идейные мародеры, расплодившиеся в несметном количестве в России (я к этому давно привык), а то, что я не вижу в России людей, которые ухватились бы за идеи этого «манифеста» и сделали бы их делом своей жизни.
– И наконец, какова, на ваш взгляд, перспектива развития событий в России, ближняя и дальняя. Осень наступает. Будет ли она жаркой, или наше болото так и не всколыхнется?
– Я не политик и не обозреватель текущих событий. Я рассматриваю интересующие меня проблемы с социологической точки зрения. Поэтому для меня не играют роли ни время года, ни погода, в том числе политическая, ни бесчисленные указы и распоряжения президента, ни речи болтливых парламентариев, ни расплодившиеся в великом множестве партии и союзы, ни намерения многочисленных честолюбцев пролезть в президенты и т. д. и т. п. Это все суета сует и всяческая суета. Главное в истории России уже произошло: ее растерзали, изнасиловали, разграбили, опозорили, предали, оплевали и оболгали. Причем сделали это не только ее глупые и тщеславные руководители, не только предатели и сообщники западных завоевателей, но объективно и сами массы населения, ставшие вольно или невольно добровольными помощниками разрушителей страны. Если никакого чуда не произойдет, то впереди у России десятилетия (если не столетия) торжества мракобесия, паранойи, криминальных структур, нищеты, словом, то, что неизбежно в стране колониальной демократии, которую я достаточно подробно и четко описал в моих работах и в наших с вами беседах, опубликованных в «Правде».
Правда. 1994. 7 сентября
Завершение русской контрреволюции

О событиях 3–4 октября 1993 года в России пишут очень мало, а на Западе и вообще ничего. Их замалчивают, игнорируют или занижают до уровня некоего приведения к порядку уголовных преступлений. Зато о событиях августа 1991 года не перестают говорить. Это смещение внимания не случайно. Августовские события 91-го года дают больше оснований изображать эволюцию российского общества после 1985 года как некое освобождение от коммунистического ада и как переход к демократическому раю западного образца. Октябрьские же события 93-го года в любой интерпретации заставляют сомневаться в правдивости официальной информации о них. Что бы о них ни говорили, факт остается фактом: мощные вооруженные силы совместно с частями особого назначения утопили в крови горстку невооруженных людей, а в приступе оплаченного рвения заодно побили множество подвернувшихся под руку случайных граждан. Первые события создают извращенное представление о переломе в русской истории после 1985 года. Вторые же вольно или невольно разоблачают сущность этого перелома, а также неприглядную роль в нем Запада.
Я считаю, что именно события октября 1993 года, а не августа 1991-го заслуживают того, чтобы стать историческим символом, сопоставимым по степени важности с событиями, которые вошли в историю под названиями «выстрел „Авроры“ и „штурм Зимнего“, только с обратным знаком. Октябрьские события 1917 года стали символом великой социальной революции, выдвинувшей Россию на роль знаменосца социального прогресса человечества, а октябрьские события 1993-го имеют шансы стать со временем символом самой грязной разрушительной и предательской контрреволюции, низвергнувшей Россию на позорную роль холуйского придатка и зоны колонизации Запада.
Я не вижу надобности доказывать то, что октябрьские события 93-го завершили перелом в истории России, который является контрреволюцией по отношению к коммунистическому социальному строю, рожденному в результате революции 1917 года. Теперь это уже становится общим местом и даже предметом гордости для тех, кто считает себя активным участником перелома. Последний был подготовлен в 1985–1991 годах. Вполне открыто и явно он начался в августе 1991 года. В течение двух с немногим лет велась колоссальная работа всех сил контрреволюции и оказывалась всемерная поддержка со стороны Запада для доведения его до завершения. События октября 1993 года поставили в нем последнюю точку. Они кровью закрепили фактически сложившееся положение, как бы придав ему тем самым статус законности.
За утверждения такого рода меня нередко обвиняют в чрезмерном пессимизме. Мол, я не оставляю никакой надежды. Надежды кому и какой? То, что я говорю, для многих означает как раз не пессимизм, а крайний оптимизм. Эти люди много лет лелеяли надежду на крах коммунизма в России и самой России. Они делали все от них зависящее, чтобы этот крах произошел. Для них наступило время ликования. И давно ли такому ликованию предавались миллионы рядовых россиян? И многие ли из них хотя бы пальцем шевельнули, чтобы помешать тому, что случилось со страной? Да и сейчас еще миллионы оболваненных россиян именно в крахе коммунизма видят надежду на некое возрождение России.
Если же под оптимизмом и надеждой на лучшее будущее понимать восстановление всего того хорошего, что было достигнуто за годы советского строя, то у меня просто язык не поворачивается сказать какие-то утешительные слова вроде «выстоит Россия, выживет, воспрянет, не впервой, не такое видали» и т. п. Такого не видали. Такое случилось впервые, и надо быть готовым к тому, что впереди у России путь, какому не позавидуешь.
Говорят, будто в России есть силы, способные спасти от полного краха и вновь поднять ее на уровень великой державы, играющей первые роли или по крайней мере одну из первых ролей в мире и в мировой истории. Какие силы? Где они? Дремлют? Так они продремлют еще триста лет. Скрыты? Так они и останутся скрытыми навек. Те силы, которые заявили о себе (а никаких других, которые о себе не заявляют, просто не бывает), ничего и никого спасти и поднять не могут, кроме самих себя. Они способны лишь сохранять сложившееся положение, внося в него мелкие поправки, причем без особого ущерба для себя и даже с выгодой.
Те, кто утверждает, будто в России есть силы, способные вытянуть страну из пучины, в которую ее низвергла контрреволюция 1985–1993 годов при поддержке чуть ли не всего активного населения страны, должны опровергнуть хотя бы следующие мои утверждения.
Когда осуществлялся заключительный акт контрреволюции, массы российского населения оставались пассивными. Миллионы людей смотрели телевизионные передачи о расстреле защитников Белого дома. Миллионы людей видели, как зверски убивали их собратьев, дерзнувших восстать против недругов своего Отечества. Они не бросились на улицы помешать расправе. А ведь выбежало бы несколько сот тысяч человек, они голыми руками раздавили бы палачей. Выбежали только те, кто аплодировал палачам. Контрреволюция завершилась под аплодисменты тех, кто фактически стал хозяином страны!
Можно ли это считать всего лишь результатом обмана народа? Не думаю. Дело в том, что за годы советской истории в стране произошло радикальное переструктурирование населения. Сложились многочисленные влиятельные слои, группы, клики, мафии, категории и т. д., которые и стали опорой и движущей силой контрреволюции. Хотя они были и остаются в меньшинстве, именно они стали задавать тон в жизни страны.
Рассчитывать на какой-то мифический народ бессмысленно. Что такое теперь российский народ? И те, кто отдавал приказ убивать повстанцев, есть часть народа. И повстанцы – часть народа. И убивавшие солдаты и милиционеры – часть народа. И аплодировавшие убийцам новоиспеченные миллионеры – часть народа. И начавшие перестройку руководители КПСС – часть народа. Рабочие и крестьяне – тоже часть народа. А какую роль они сыграли в случившемся? Какую – интеллигентская прослойка? Сразу же после расстрела Белого дома, то есть 5 октября, в газете «Известия» было опубликовано письмо группы известных российских писателей. Авторы письма называли повстанцев убийцами, хотя убивали именно их, этих людей, называли фашистами, хотя настоящие фашисты – их убийцы и т. д. Они благодарили Бога за то, что армия и органы правопорядка расправились с повстанцами. Они призывали президента запретить все виды коммунистических и националистических партий, запретить все оппозиционные газеты и признать нелегитимными съезд народных депутатов и Верховный Совет. И эти писатели – тоже часть народа. Одним словом, контрреволюция в России имела глубокие социальные опоры. В результате контрреволюции эти опоры не ослабли, а, наоборот, укрепились.
В России нет великих социально-политических идей, способных вдохновить значительную часть ее граждан на историческое мужество и подвиги, без чего о новом взлете и думать нечего. Ей уже навязали никчемные, шкурнические, ветхие и чужие идеи, рассчитанные на самую интеллектуально примитивную и деморализованную массу людей, лишенных всякого чувства гражданской ответственности за судьбу страны. И такие великие вдохновляющие идеи по заказу не выдумаешь, если они сами уже не заявили о себе ощутимым образом. А весь мир стал таким, что в нем для таких идей просто нет никакой почвы. Все более или менее значительные идеи, владеющие умами и сердцами мыслящей части человечества, суть идеи асоциальные: спасение окружающей среды, спасение от чрезмерного роста населения, спасение от преступности, устранение атомной угрозы и т. п. Время великих социальных идей прошло. Теперь их просто душат в зародыше, если какие-то идеи такого рода пытаются прорастить. Да и каких идей можно ожидать от бывших профессоров Высшей партийной школы при ЦК КПСС, от бывших работников партийного аппарата, от бывших идеологов марксизма-ленинизма, от бывших полковников и директоров заводов, от продажных перевертышей из сферы гуманитарных наук, от социологически безграмотных писателей и журналистов, от всякого случайного в сфере социальной мысли сброда, заполонившего своими кустарными соображениями страницы бесчисленных газет и журналов? Для рождения великих идей мало несчастья страны. В истории человечества целые цивилизации погибали, не родив даже среднего уровня мыслишки. Для великих идей нужно подходящее время, нужны гениальные умы, нужна достаточно сильная среда, способная по достоинству оценить эти идеи.
У России нет национальной интеллигенции, способной сплотить народ и вдохновить его на новый подъем исторического масштаба. Российские интеллектуалы за редким исключением уже в хрущевские годы сами стали заражаться и заражать соотечественников умонастроениями антипатриотизма, антикоммунизма, антисоветизма и пресмыкательства перед западной идеологией и западным образом жизни, представляя его себе в сильно идеализированном виде. Тот факт, что это не мешало им служить советскому режиму в доперестроечные годы и преуспевать за его счет, ничуть не опровергает сказанное. То двоемыслие, о котором Оруэлл писал еще в 1948 году, было присуще российской интеллигенции в особенно сильной степени. Российская, холуйская по натуре, интеллигенция подготовила население страны к эпидемии предательства, начавшейся в 1985 году, всячески поддерживала процесс разрушения страны и в конце концов оправдала все преступления правящих клик.
Все политическое пространство России уже захватили дилетанты, демагоги, тщеславные болтуны, мракобесы, невежды, перевертыши, предатели, мелочные хитрецы и интриганы, шкурники, хапуги, трусы, приспособленцы, явные дураки и даже просто клинические шизофреники. В качестве идейных наставников и политических лидеров России были извне навязаны всякого рода ничтожества, раздутые в пропаганде до масштабов личностей эпохальных. Поэтому в России в ближайшем будущем вряд ли возможно появление значительных политических лидеров. Карлики, завладевшие ареной истории, не допустят появления великанов. Для спасения России нужны политические стратеги масштаба Ленина и Сталина, способные в течение многих лет терпеливо проводить определенную и перспективную политическую линию, опираясь на профессиональную партию и на поддержку масс населения. А это невозможно хотя бы уже в силу утраты Россией ее именно стратегической роли в истории. Ленины и Сталины появляются не так уж часто, не чаще чем раз в столетие.
В России больше нет той системы воспитания и образования детей и молодежи, которая еще не так давно вызывала всеобщее восхищение. И даже на Западе специалисты считали ее лучшей в мире. Вместо нее новые хозяева России создают систему растления новых поколений с раннего детства и во всех их жизненных проявлениях, прививая им чуждую русским традициям и характеру народа прозападную систему ценностей, которая подвергается жестокой критике даже самими западными специалистами, идеологами и представителями религии. Те поколения, которые теперь подрастают, принадлежат уже к иному миру, к иной цивилизации, вырастающей не из основ русской национальной жизни, а из заимствований чужеродных образцов. Они не имеют исторических корней в делах, идеях, в системе ценностей своих предшественников. Растут поколения людей, являющихся карикатурной имитацией всего худшего, созданного западной цивилизацией. С таким человеческим материалом, считаю, уже невозможны никакие великие свершения.
В России произошел полный разрыв поколений – политический, гражданский, идейный, моральный, психологический. Со сцены сошли поколения, которые совершили Великую революцию, подняли страну из развалин, защитили ее от иностранной интервенции, совершили беспрецедентный скачок в культуре, превратили страну в могучую индустриальную державу, подготовили ее к самой страшной в истории войне, разгромили самую мощную вражескую армию в мире, превратили страну во вторую сверхдержаву планеты. От них остались одиночки, оплеванные всеми, оклеветанные, названные «коммуняками», «красно-коричневыми», «фашистами», «сталинистами» и прочими бранными словами. Им на смену пришли поколения шкурников, перевертышей, предателей, разрушителей, капитулянтов. Они не просто подвергли критике то, что было сделано их отцами и дедами. Они разрушили весь механизм преемственности поколений, благодаря которому народ мог существовать как нечто единое целое в историческом времени. Говоря словами Гамлета, в России распалась связь времен.
Меня упрекают в том, будто я только критикую и не предлагаю никакую позитивную программу. Во-первых, я не критикую, а анализирую реальность по возможности объективно. А во-вторых, я предлагаю фактически нечто большее, чем высосанные из пальца и заимствованные на Западе проекты «обустройства России». А именно – я утверждаю, что мы уже имели наилучшее для условий России и для населяющих ее народов социальное устройство, сложившееся в 1917–1985 годах. Советский социальный строй, политическая система, система воспитания, система образования и просвещения, система жизненных ценностей, тип культуры и т. д. были вершиной русской истории вообще. Это, повторяю и подчеркиваю, был оптимальный вариант «обустройства» России, вершина ее исторического бытия.
Я не хочу этим сказать, будто советская система организации жизни общества вообще является наилучшей и очень хорошей. Ее недостатки мне были хорошо известны с юности, я начал подвергать ее критике еще тогда, когда нынешние перевертыши служили ей с великим усердием. Я хочу сказать лишь следующее: все то, что было в России до советской системы, было неизмеримо хуже. И то, что пришло ей на смену, есть упадок, деградация, умирание.
Говоря таким образом, я вовсе не призываю моих соотечественников просто восстановить то, что было до 1985 года. Я прекрасно понимаю, что это уже невозможно практически (прочти, читатель, еще раз изложенную выше характеристику положения в России). Речь ведь идет о проекте общественного устройства, о программе действий для какой-то категории россиян, которых не устраивают нынешнее состояние России и направление ее эволюции. Я говорю таким россиянам (и только им, а не вообще каким-то неопределенным существам): изучите советское общество, и вы выработаете наилучший из реалистичных проектов общественного устройства для России. Но за реализацию этого проекта придется сражаться по законам серьезной истории, причем с жертвами и без гарантии успеха. Контрреволюция, со слов о которой я начал эту статью, есть свершившийся факт. Постсоветский или посткоммунистический период пришел надолго и всерьез. Не надо строить иллюзии, будто новый режим уже изжил себя и вот-вот рухнет. Никакой режим не рушится сам по себе, его рушат какие-то внешние для него силы. Если ваша борьба против этого режима когда-нибудь увенчается успехом и вы получите возможность осуществить свой проект на деле, то создаваемое вами общественное устройство будет не реставрацией прошлого, а чем-то новым, более адекватным новым условиям.
Контрреволюция в России успешно завершилась в октябре 1993 года. И нам теперь предстоит жить и действовать в условиях посткоммунистической социальной системы. А как действовать, это есть дело желаний, чувств и совести каждого из нас в отдельности.
Правда. 1994. 1 октября
Коммунизм умер. Да здравствует коммунизм!

Коммунистический социальный строй в России (реальный коммунизм) разрушен. Это теперь неоспоримый факт. Конечно, какие-то его черты и обломки сохранились. Они еще долго будут сохраняться, может быть, вечно. Но реальный коммунизм как целостный социальный организм развалился. Разрушены все его основы – коммунистическая организация первичных коллективов, система государственности, партия как основа и ядро государственности, идеологический механизм, общественное сознание, система ценностей, система воспитания и образования, система социальных гарантий и прав. Наступила посткоммунистическая эпоха, о которой мечтали антикоммунисты всех сортов, стран и народов в течение семидесяти лет советской, коммунистической истории.
В нынешней России еще многие считают себя коммунистами. Возникли организации, открыто именующие себя коммунистическими партиями, и такие, которые избегают такого наименования, но фактически считают себя сами и считаются другими коммунистическими. Что они представляют собой, достаточно хорошо известно из российской прессы. Я не собираюсь здесь анализировать их характеристики и давать оценки.
В нынешнем посткоммунистическом российском обществе никто не принуждает граждан принимать коммунистические идеалы. Наоборот, эти идеалы всячески дискредитируются. На коммунизм сваливают всю совокупность зол, в которых он неповинен. У коммунизма отнимают все то, что он внес позитивного в жизнь человечества.
Принятие идеалов коммунизма есть дело сугубо личное и добровольное. Коммунистом в этих условиях может считаться лишь человек, который принимает эти идеалы и делает своей жизненной целью участие в борьбе за их осуществление. Причем он должен делать это бескорыстно, без карьеристских расчетов, с готовностью пойти на жертвы ради коммунистических идеалов, короче говоря, как идеалистический, романтический и психологический коммунист. Лишь организация из таких (скажем, настоящих, подлинных) коммунистов в современную посткоммунистическую эпоху может считаться коммунистической в строгом смысле слова. Вот таким коммунистам и такой их организации адресую я эту статью.
Прежде всего о самих словах «коммунист» и «коммунистический». Как известно, многие партии отреклись от названия коммунистических, мотивируя это конкретными условиями их жизнедеятельности. Аналогичное явление имеет место в России. А людей, отрекшихся от звания коммунистов, не счесть. Но ссылка на условия тут лишена смысла. Она лишь маскирует факт капитуляции и предательства. В лучшем случае – приспособленчества.
Идеи коммунистического общества (коммунистические идеалы) возникли задолго до марксизма и тем более до появления реальных коммунистических стран. Они в той или иной форме существовали независимо от них. И будут возникать вновь и вновь в будущем. Они суть именно идеалы. Ни от каких конкретных условий и изменений этих условий их содержание не зависит.
От конкретных исторических условий зависит их появление на арене истории, распространение, влияние, затухание, забвение. От конкретных условий зависит то, какие пути выбирают те или иные люди, чтобы добиваться их реализации. Но сами по себе они не конъюнктурны, не приспосабливаются к обстоятельствам. Нехитрое дело признать себя коммунистом и называть свою партию коммунистической в условиях, когда эта партия является правящей. Но надо иметь мужество заявлять о себе как о коммунисте и о своей партии как о коммунистической в условиях буйства антикоммунизма, массированной травли всего, что так или иначе связано с коммунизмом. Отрекаться в этих условиях от слов «коммунист» и «коммунистический» значит капитулировать перед всеобщей эпидемией антикоммунизма.
Тут речь идет не просто о перемене названий. Речь идет о гораздо более важном – о великих исторических символах. Эти символы – историческая реальность. Мы живем в цивилизации, в которой символы порою играют более важную роль, чем эмпирически ощутимые вещи и события. Жертвовать этими символами в угоду преходящей конъюнктуре и в порядке уступки ликующему антикоммунизму по меньшей мере постыдно. Но столь же постыдно использовать исторический смысл этих символов, не будучи коммунистами на самом деле.
Впрочем, это явление скоро исчезнет, надо полагать, так как липовые коммунисты перелицуются в более подходящие словесные одежды. Настоящие коммунисты должны первым делом выразить свое отношение к КПСС советского периода. Бесспорно, в той катастрофе, которая случилась с Россией (уже случилась, а не всего лишь угрожает!), сыграли свою роль объективные факторы как внутреннего, так и внешнего порядка. Но они действовали не как некие особые субстанции. Они действовали через факторы субъективные, то есть через волевые решения и поступки людей, организаций, учреждений. Наличие объективных факторов ни в коем случае не снимает с людей, организаций и учреждений ответственности за ход событий, не освобождает от вины за случившуюся катастрофу, не освобождает от ответственности за будущее страны и народа.
Я убежден в том, что основная вина за случившуюся катастрофу лежит на аппарате КПСС, на КПСС в целом, включая рядовых членов партии. Причем вина не только коллективная, но и персональная. Но вина не в том смысле, в каком приписывают КПСС вину антикоммунисты, антисоветчики, критики «режима», реформаторы, демократы и прочие разрушители нашей страны, а в том смысле, что руководители и идеологи партии, партийный аппарат и вся масса членов партии допустили в своих рядах формирование идей и людей, которые, захватив в партии инициативу, влияние и руководство, привели ее к гибели. К гибели, имевшей роковые последствия – гибель всей советской системы государственности, социальной организации и всего общества.
КПСС не оправдала той исторической роли, какую она была обязана сыграть в отношении своей страны, не оправдала надежд народа на нее. Она капитулировала перед силами разрушения, фактически предала доверявший ей народ и самое себя. Предала самым позорным образом. Вновь возникающие партии не имеют морального права называть себя коммунистическими без публичного признания этого исторического факта и выражения осуждения его.
Что касается прошлых заслуг КПСС, то они должны быть учтены при оценке советского периода российской истории, ибо этот период без нее просто немыслим. А сейчас, в чем я глубоко убежден, выступление коммунистических партий в роли обломков и преемниц КПСС препятствует возрождению коммунистического движения в России как в стране посткоммунистической.
Коммунизм в России вернулся из реальности в сферу идеалов, так что коммунистической партии посткоммунистической эпохи предстоит стать партией не просто политической, но партией идеологической. Идеологической прежде всего. И не на день-два, а надолго. Так что проблема идеологии для коммунистов посткоммунистической эпохи становится центральной.
Если коммунистов мало, организация слаба, материальные ресурсы ничтожны, поддержки почти нет, а враги сильны, главной силой коммунистов становятся идеи. А именно в сфере идеологии современное российское общество являет зрелище наиболее ужасающее: полное идейное разложение всех слоев и категорий населения, всех уровней образования, всех профессий, всех политических ориентаций, всех организаций и движений, всех возрастов. И ничего удивительного в этом нет. «Холодная война», в которой Советский Союз потерпел сокрушительное поражение, была войной прежде всего в сфере идеологии. Главным объектом атак со стороны Запада было именно идейное, психологическое и моральное состояние общества. Симптомы идеологического кризиса были заметны еще в хрущевские годы. Никакие меры советской идеологии предотвратить его не помогли. Наоборот, они всячески его усилили и форсировали. Общий кризис советского общества начался именно в сфере идеологии и спустился затем к самым его основам.
Советская интеллигенция сыграла в этом отношении колоссальную роль, подготовив фактически страну к полной идейной капитуляции перед Западом. Идеологическое разложение охватило и высшие слои советского руководства, включая его политических и идеологических лидеров. Две главные черты идеологического маразма нынешней России: во-первых, отмена и разгром государственной идеологии (то есть марксизма-ленинизма) и, во-вторых, наводнение российского идеологического пространства западной идеологией.
В вопросе о марксизме-ленинизме надо различать два аспекта, а именно: то, как с ним обошлись реформаторы российского общества, и то, каким должно быть, на мой взгляд, отношение к нему со стороны коммунистов посткоммунистической эпохи. Реформаторы просто отбросили марксизм-ленинизм, отменили и фактически запретили его как государственную идеологию в угоду антикоммунистическим и антимарксистским западным покровителям, не противопоставив ему более совершенное учение.
Никто из них, включая профессиональных идеологов, толком не понимал марксизм как интеллектуальное явление. Тот поток словесных помоев, какой они на него обрушили, был интеллектуальной деградацией беспрецедентного масштаба. Их отношение к марксизму не есть отношение разума к заблуждению. Они просто предали его, когда сочли это удобным, в своих шкурнических интересах. В истории человечества еще не было предательства подобного уровня и масштаба, не говоря уж о степени морального падения.
Марксизм не есть чепуха, хотя в его текстах много чепухи, не есть ложь, хотя в нем много ложных утверждений, не есть утопия, хотя многие его обещания несбыточны. Он есть явление качественно иное и более значительное. Он родился в гениальных умах и родился как стремление к научному познанию реальности. Он вырос на основе науки и сам внес в нее свой вклад. Но в силу роли, какую ему навязала история, он превратился в нечто отличное от науки и даже во враждебное ей. Он превратился в идеологию. Вот вам один из примеров закона диалектики, отвергнутой предателями марксизма, – закона перехода социальных явлений в свою противоположность в процессе эволюции.
Идеология как социальный феномен, отличный от религии, отделившийся от нее и играющий заметную роль в истории, возникла сравнительно недавно, в прошлом веке. Марксизм представляет собою тип идеологии, выросшей из науки, на основе науки. Он возник с претензией на научность и на самом деле внес много от себя в науку. Но он перерос в идеологию, причем в величайшую идеологию в истории. Это мое утверждение – не порицание и не похвала, а просто констатация того факта, что наука и идеология суть различные явления.
Задача науки – познавать мир. Задача идеологии – не открытие новых истин о природе, обществе и человеке, а организация общественного сознания, приведение сознания людей к некоторому общему стандарту, управление людьми путем воздействия на их сознание. Идеология отбирает в наличном интеллектуальном материале общества (в науке главным образом) некоторую часть по своим критериям и перерабатывает ее по своим правилам, отличным от правил научного познания. Она строится с таким расчетом, чтобы ее могли усвоить широкие слои населения, обладающие некоторым уровнем образования и культуры, независимо от возраста, пола, профессии, социального положения. Хотя идеологию создают особого рода профессионалы, усвоение ее не предполагает особой профессиональной подготовки и очень больших усилий. Она рассчитана на то, чтобы ее могли как-то усвоить даже работники аппарата власти и политики и использовать в своей работе.
Марксизм явил миру самый грандиозный образец идеологии – идеологии глобального и эпохального значения. И именно тот факт, что он питался соками науки, позволял ему свыше ста лет быть более или менее адекватным отражением социальной реальности и давать сотням миллионов людей возможность как-то ориентироваться в окружающем мире, давать им своего рода социальные координаты. Это исторический факт. Я повторяю и подчеркиваю: марксизм был именно адекватен реальности, то есть удовлетворял определенные жизненно важные потребности определенной категории людей, в частности давал лозунги и ориентиры в их социальной борьбе, служил своего рода «руководством к действию». Адекватен – не значит истинен. Понятие истины к идеологии неприменимо, как оно неприменимо и к религии.
Идеология оценивается не критериями истины, а именно критериями адекватности, эффективности, нужности. Доказав научную несостоятельность утверждений и понятий идеологии, вы докажете лишь одно: идеология не есть наука, она есть социальный феномен иного рода. Научная идеология – это логический нонсенс. Доказательство ненаучности идеологии само по себе не колеблет ее социальный статус. Она может быть ослаблена и разрушена только другими силами, а именно репрессивными мерами властей и атаками со стороны враждебной идеологии, использующей аргументы науки в качестве одного из средств борьбы. При этом силы, враждебные данной идеологии, могут добиться успеха лишь при том условии, что носители и охранители этой идеологии по тем или иным причинам теряют способность ее защищать.
Идеология немецкого национал-социализма и итальянского фашизма рухнула потому, что Германия и Италия были разгромлены в войне, а победители просто запретили эту идеологию и разрушили ее механизм. Нечто подобное произошло и с советской идеологией. Только в более грандиозных масштабах. Кроме того, тут присоединились факторы, каких не было в случае разгрома национал-социализма и фашизма.
Марксизм, возникнув и развившись в эпохальную идеологию на основе жизненного и интеллектуального материала XIX и начала XX века, стал неадекватным тем переменам, которые произошли в мире в XX веке, в особенности после Второй мировой войны. Но что означала эта неадекватность? И была ли она достаточным основанием краха марксизма? И в чем заключалась главная причина краха?
Сказать, что марксистское учение о коммунистическом и о западном обществе оказалось ненаучным, что его прогнозы не подтвердились, – значит сказать нечто бессмысленное. Это учение и раньше было ненаучным, а над многими прогнозами смеялись еще в довоенные годы. К тому же и то, что ранее говорилось на эту тему на Западе, было ничуть не научнее марксизма, а во многих отношениях уступало ему.
Дело в том, что мир изменился таким (кстати сказать, непредвиденным!) образом, что критика коммунистического общества и апологетика западного общества оказалась в более выгодном положении, чем апологетика коммунистического общества и критика западного общества. Развились и вышли на первый план одни явления, и сравнительно ослабли и отошли на задний план такие явления, которые позволили западной идеологии и пропаганде получить колоссальные преимущества перед советской. На Западе начался подъем в материальном отношении, а в Советском Союзе уже в начале 70-х годов стал ощутим «застой» и наметилась тенденция к кризису. Сложились, короче говоря, условия, в которых западная идеология и пропаганда начали весьма успешно навязывать всему миру образ Запада как земного рая и образ Советского Союза как «империи зла».
Идеологическая атака со стороны западной идеологии на советское общество оказалась настолько мощной и эффективной, что советская идеология впала в состояние растерянности. Уже в 70-е годы можно было констатировать ее кризис – предвестник надвигающегося общего кризиса коммунизма. Но кризис – еще не крах. Если бы Советский Союз преодолел этот кризис и коммунистический социальный строй тут сохранился бы, никакой крах марксистской идеологии не произошел бы, ее не отбросили бы, не отменили. Она уцелела бы и постепенно стала приспосабливаться к новым обстоятельствам. Она начала такое приспособление уже в послесталинские годы. Очень медленно, робко, но начала. Специалисты по идеологии знают, какие важные и многочисленные коррективы были фактически внесены в марксизм (включая ленинизм). Могу в качестве примера назвать отказ от рассмотрения Советского государства как диктатуры пролетариата и истолкование принципа «по потребности», в котором потребности истолковывались как «разумные», то есть общественно признанные.
Марксистская идеология, как и коммунистический строй в России в целом, была жизнеспособной идеологией, причем более высокого интеллектуального и морального уровня, чем идеология западная. Она не умерла естественной смертью. Она была разрушена искусственно. Она оказалась уязвимой, поскольку средства ее разрушения оказались сильнее, чем средства самозащиты, и поскольку ее предали сами ее «защитники» – те, кто по долгу обязан был ее защищать. Нажив за ее счет степени, звания, славу, материальные богатства и высокие посты, они открыли ворота идеологической крепости врагам и сами возглавили погром.
Хочу особо подчеркнуть следующее обстоятельство. Марксизм-ленинизм был жизнеспособной идеологией – не сам по себе, а в качестве государственной идеологии мощной страны, сохраняемой и используемой мощным идеологическим механизмом и армией профессиональных идеологов. Но это не значит, что он жизнеспособен и в иных условиях. Условия возникновения идеологии и ее формирования в нечто значительное – одно, а условия сохранения сложившейся идеологии – другое. Тут нет совпадения.
На возникновение коммунистической идеологии ушли столетия, а на превращение ее в мощную государственную идеологию – десятилетия. Условия, благодаря которым это произошло, исчезли. И наивно думать, будто это может повториться в новых условиях. Человек тоже возник исторически в условиях, которых уже нет. Уничтожьте всех людей – и в современных условиях на планете вряд ли человечество возникнет вновь. В России не сумели сохранить марксизм в качестве национальной идеологии. Историческая идеологическая битва проиграна. Марксистская идеология как основа и ядро советской идеологии разрушена вместе со всем советским обществом. И возродить ее в прежнем виде, в прежних масштабах и роли в принципе невозможно.
В России стали говорить о некоем идеологическом вакууме. Гадают, чем его заполнить. Но думаю, что никакого идеологического вакуума нет. Наоборот, головы людей с молниеносной быстротой заполнились идеологическим хламом западной идеологии и ветхим тряпьем дореволюционной идеологической свалки, а также кустарными измышлениями дилетантов и шарлатанов. Есть идеологический хаос, распущенность, извращенность сознания. Растерянность. Потеря социальной ориентации. И вместо свободы мысли – повышенная идеологическая внушаемость массовой информации и массовой культуры, как это имеет место в поле воздействия западной идеологии.
В нынешней идеологической смуте в России в большом числе фигурируют и коммунистические идеи. Они фигурируют в самых различных видах. Отчасти это остатки и обломки советской государственной идеологии доперестроечного периода. Отчасти – идеи марксизма-ленинизма ранних, «большевистских» лет. Отчасти – идеи реформистских отклонений в марксизме. Отчасти – идеи домарксистского коммунизма. Отчасти – подделки под западный социализм и социал-демократию. Отчасти – кустарные изобретения, но так или иначе изобретения людей, в какой-то мере знакомых с марксизмом-ленинизмом и с его предшественниками.
В условиях общей российской смуты, отсутствия каких бы то ни было ограничений и внутренних сдерживающих начал коммунистическая идеология приняла чудовищно уродливые формы, превратилась в множество мелких идеологических монстров. Причем это имеет место во всех ее проявлениях и вариантах – как в программах партий, так и в сочинениях одиночек, в сочинениях профессионалов и в сочинениях дилетантов, в словах ортодоксов и в словах новаторов. Это все суть не ростки нового, а продукты распада старого и всякого рода сорняки, вырастающие на заброшенном и захламленном поле или на мусорной свалке общественного сознания.
Коммунистам посткоммунистической России придется жить и действовать в той среде, о которой я говорил выше, – в среде извращения и очернения опыта реального коммунизма и коммунистической идеологии, идеологического хаоса, краха марксизма-ленинизма, неистовства антикоммунистов и предателей коммунизма, сознательного и систематического растления общественного сознания со стороны западной пропаганды и российских средств массового оболванивания населения. Их положение оказывается двойственным. С одной стороны, им придется отвергнуть марксизм-ленинизм как учение, неадекватное современной реальности, утратившее государственную опору и влияние на умы и чувства масс. Но с другой стороны, им предстоит повторить путь своих исторических предшественников марксистов, ибо именно последние дали образец формирования идеологии по законам этого социального феномена. Другого пути просто не существует. Марксизм оставил в наследство идеологам будущего ориентацию на научное понимание реальности. Мир радикально изменился, сделав марксизм неадекватным реальности.
Но без научного подхода к новой реальности никакую серьезную идеологию не построишь. Мало провозглашать коммунистические идеалы. Необходимо найти реалистичные пути движения к ним. А это не высосешь из пальца и из благих пожеланий. Для этого необходимо изучить опыт российского коммунизма, современное западное общество, глобальное общество, общие законы социальной эволюции и многое другое. На это нужны время, усилия, ум, образование. Нужна самоотверженная работа лучших представителей народа в ряде поколений. И ничто не может избавить от всего этого, никакие существующие партии, никакие современные средства массовой информации и коммуникации, никакая армия социологов, политологов, идеологов, писателей и журналистов.
В этой работе придется иметь дело с проблемами, аналогичными тем, с какими имел дело исторический марксизм. Придется так или иначе отталкиваться от марксизма, критиковать какие-то его понятия и утверждения, вводить новые, но сопоставимые с отвергаемыми. Будущие идеологи для себя (то есть субъективно) будут воспринимать это как отрицание марксизма. Но это не должно быть бездумное отбрасывание, забвение или игнорирование марксизма. Это должно стать изобретением нового, более совершенного и более адекватного новой реальности учения. Если этого не случится, то коммунистическая идеология останется на уровне примитивных идей домарксовского коммунизма и примет уродливые, кустарные формы, не имеющие никаких шансов на серьезный исторический успех, или будет влачить жалкое существование в качестве обломков былой идеологической империи Советского Союза.
«Я тем завидую, кто жизнь провел в бою, сражаясь за великую идею», – писал Сергей Есенин. История предоставила молодым русским людям, рожденным психологическими, идеалистическими и романтическими («настоящими») коммунистами, возможность посвятить жизнь выработке таких идей и борьбе за их реализацию – идей коммунизма. Пусть эти идеи неосуществимы в полной мере. Пусть попытка реализации этих идей принесет вновь столь же великие разочарования, как это случилось с нашим, русским, коммунизмом. Во-первых, до такой реализации теперь далеко, может быть, дальше, чем это было для молодых Маркса, Энгельса, Ленина, Сталина и других коммунистов прошлого. Во-вторых, если такая реализация случится, это будет не реставрация прошлого (что невозможно), а нечто новое, какой-то новый шаг вперед в эволюции человечества. И в-третьих, коммунисты прошлого внесли в жизнь человечества нечто такое, без чего оно погрузилось бы во мрак Средневековья. Коммунистам будущего предстоит нечто подобное в новую эпоху, уже обнаружившую сильную тенденцию установить на планете порядок, борьбе против которого посвятили жизнь лучшие представители рода человеческого.
Коммунизм в России умер. Настоящих коммунистов от прошлого осталось ничтожно мало, а новые еще не появились. Но они наверняка появятся – в будущем, причем в качестве существенного фактора истории. И потому я, как один из последних представителей вымирающего поколения идеалистических и романтических (психологических) коммунистов прошлого, хочу сказать: «Коммунизм умер – да здравствует коммунизм!»
Мюнхен. Правда. 1995. 1 марта
Что ждет Россию в новом глобальном обществе

Беседа В. Большакова с А. Зиновьевым
– В последнее время, Александр Александрович, те тенденции мирового развитии, о которых мы с вами говорили прежде, определились со всей четкостью. Речь идет о двойном процессе. С одной стороны, мы наблюдаем дальнейшую маргинализацию и изоляцию России на мировой арене. Это проявляется и в последовательном низведении РФ до уровня «не-державы», в планах расширения НАТО и нового «окружения» России. С другой – идет своеобразная интеграция РФ в мировую экономику, но даже не на правах «не-державы», а некоей территории или колонии. Цель тут, на мой взгляд, очевидна – не допустить возрождения России, превратить ее всеми правдами и неправдами в колонию «большой семерки». Даже те, кто о сути этого процесса не догадывается, не могут не видеть, что идет откровенный грабеж России: выкачивание из ее недр природных богатств, а из ее народа – интеллектуальной элиты (теперь уже инженерных, других кадров, высококвалифицированных специалистов, подготовленных за годы Советской власти). Как вы оцениваете этот процесс?
– Этот процесс действительно происходит, что очевидно. Но сказать это мало. Он очень сложен, и его надо глубоко анализировать. В нем переплетаются самые различные процессы. Для их понимания нужно вводить новую систему понятий.
Я ознакомлю вас с основными аспектами моего анализа. И потом мы можем рассмотреть каждый из них по отдельности более детально.
В самой простой форме аспекты эти следующие:
1. Образование глобального мирового общества. Сущность его и структура.
2. Результаты «холодной войны» и судьба России.
3. Взаимоотношения между новым глобальным обществом и Россией.
Обычно все это рассматривается недифференцированно, и в кучу сваливаются различные вопросы.
– Иначе говоря, общее, как всегда у нас в России, и особенно в среде интеллигенции, путается с частным, и наоборот.
– Вы правы. В результате очень простые вещи запутывают настолько, что понять что-либо становится невозможно. Причем я уверен в том, что запутывание происходит не только в силу дефектов интеллекта и типичного для российских интеллектуалов словоблудия, но и делается умышленно. Мировые силы, управляющие этим процессом, вовсе не заинтересованы в научной логической ясности.
– Давайте, Александр Александрович, начнем с формирования глобального общества, его сути и структуры. Насколько этот процесс нов? Не могли бы вы назвать ту историческую точку отсчета, с которой правомерно говорить об этом процессе?
– Общепринято считать, что имеет место тенденция к образованию глобального общества, но общество это еще якобы не сложилось в полной мере. Я утверждаю, что такое общество уже сложилось. И точка отсчета здесь очевидна – после окончания Второй мировой войны. Это общество есть факт. И оно уже служит главным фактором эволюции человечества. Важно, как понимать его. Общепринято считать, будто глобальное общество есть просто объединение различных стран мира в некое единство. Я считаю такое понимание примитивным. В таком «арифметическом» понимании никакого глобального общества нет и не будет, несмотря ни на что. В моем понимании глобальное общество есть образование нового социального феномена в качестве общества второго, более высокого уровня по отношению к существующим странам мира. Это общество включает в себя огромное количество социальных образований экономического, политического, идеологического, культурного и т. д. порядков. В него уже вовлечены сотни миллионов людей. Это своего рода надстройка над человечеством. Она использует все остальное человечество как зону своего обитания, как базис своего существования.
– Иначе говоря, мы видим некую аналогию описанному Гербертом Уэллсом в «Войне миров» вторжению марсиан на Землю, которые пили человеческую кровь, что составляло единственную их пищу. Только в более «цивилизованной» форме.
– Такую аналогию, конечно, вы можете проводить. Но даже фантазия не могла предвидеть того, что произошло в нашем веке. Во-первых, «марсианское» сверхобщество выросло не из самого человечества, а было привнесено с другой планеты. И во-вторых, наше сверхобщество оказалось в тысячу раз более грандиозным, чем это имело место у Уэллса, во всех отношениях.
Это сверхобщество сложилось по законам социальной эволюции. И я должен заметить, что, как ни странно, эти законы до сих пор остаются неизученными. Более того, они остаются до сих пор для исследователей своего рода табу. Это общество еще не чувствует себя господином планеты в полной мере и потому не хочет еще обнажать механизм своего господства.
– Прежде чем поговорить об этих законах, расскажите: как вы представляете себе структуру этого общества?
– Чтобы описать структуру этого общества, нужно создавать целую новую науку. Я одиночка. Одному человеку это сделать не под силу. Я могу высказать только самые общие соображения на этот счет. Например, это общество, говоря языком Гегеля, содержит в себе в снятом виде важнейшие элементы как западного, так и восточного (коммунистического) общества. В нем нет никакой демократии в том виде, в каком его изображают западная идеология и пропаганда. В нем царствует политическая диктатура, гораздо более мощная, чем диктатура коммунистическая. В нем нет никакой свободной рыночной экономики в том виде, в котором ее представляют себе в России. В нем царствует сверхэкономика – плановая, диктаторская, централизованная, наднациональная, трансконтинентальная. Это именно глобальная экономика, опутавшая всю планету своими щупальцами.
– Вот она, аналогия с марсианами! Щупальца кровососов, только куда более страшных…
– Но вернемся от фантастики к реальности. В новом глобальном обществе уже сложилась своя мощная идеология, использующая колоссальные технотронные средства массовой информации и культуры в качестве средств оболванивания людей, манипулирования ими. Причем не забывайте о том, что на планете уже шесть миллиардов человек, а скоро будет десять, а то и больше. Управлять такими огромными человеческими массивами старыми средствами в принципе невозможно. И чтобы управлять этими массивами, мало создавать международные организации управления. Должно было сложиться именно целое сверхобщество, своего рода метрополия мировой империи.
– Какими же социальными законами эта империя управляется?
– Я на этот счет построил свою теорию. Не могу похвастаться тем, что я ее завершил, довел до такого состояния, чтобы можно было учить людей. Я ее построил в самом первом, грубом, варианте. Какие-то элементы этой теории я уже излагал в моих книгах о коммунизме и в наших с вами беседах. Сейчас я скажу только несколько слов по поводу законов, о которых идет речь. Я их разделяю на две категории: закон делового аспекта и законы коммунального аспекта общества. Не думайте, что это какие-то грандиозные мистические силы. В основе своей это очень простые, даже примитивные феномены. Люди нередко не подозревают о том, что в основе их жизни лежат не какие-то могучие демонические явления, а явления на первый взгляд примитивные до ничтожества. Приведу пару примеров. Первый – из делового аспекта. Всякое общество имеет клеточную структуру. Сами эти клеточки являются сложными образованиями. В интересах дела они должны быть очищены абсолютно от всего, что непосредственно не относится к делу. В этом смысле клеточки коммунистического общества совершенно неприемлемы для того мирового общества, которое формируется на наших глазах. Вы вспомните, какими были в советский период наши первичные коллективы. В них были партийные, комсомольские, профсоюзные, спортивные организации и т. д. В этих коллективах не просто работали. В коллективах у нас жили. А теперь вы можете видеть, что в нынешней России такие коллективы разрушены. С точки зрения законов делового аспекта деловые клеточки должны быть превращены в нечто машинообразное.
– Иначе говоря, сугубо функциональное.
– Каждый коллектив рассматривается как своего рода рабочий блок в отрасли национальной промышленности либо сервиса и т. д., а та, в свою очередь, – как блок глобального организма. И в этих условиях человек сегодня не более чем винтик, а с поправкой на современность не более чем микроэлемент либо робот.
– Да, это фактически и делается на Западе. Если посмотреть, как организованы современные экономические империи, увидишь, что они суть гигантские деловые машины. С беспощадным диктаторским режимом. На примере делового аспекта это весьма очевидно. Теперь о коммунальном аспекте…
– Теория коммунальности у меня разработана более детально. В моих книгах вы сможете найти сотни примеров на этот счет. То, что я сделал, до сих пор игнорируется специалистами, а обычные читатели просто не отдают себе отчета в том, что все это значит. Опять же приведу пример.
Согласно законам коммунальности любое большое человеческое объединение распадается на группы независимо от того дела, которым эти группы заняты. Просто потому, что люди вынуждены жить совместно в течение длительного времени. В группах люди разделяются на начальников и подчиненных, есть законы начальствования, есть законы подчинения, соподчинения. Например, я рассматриваю закон превентации. Суть его заключается в том, что работающие в одной сфере люди стремятся помешать своим более успешным коллегам выделиться, возвыситься над ними благодаря каким-то своим качествам. Или другой пример, из более высокого уровня коммунальности. Всякий орган управления каким-то человеческим объединением, возникающий как средство существования этого объединения, со временем становится господином объединения. Происходит своего рода оборачивание социального отношения. Совокупность такого рода коммунальных правил можно изложить даже как аксиоматическую теорию. Я пришел к такому выводу, что все сложнейшие социальные объединения, включая глобальное сверхобщество, суть результат комбинаторики огромного числа необычайно простых фундаментальных элементов. Но это уже специальные профессиональные вопросы, я не буду сейчас говорить об этом более детально.
– Вы, очевидно, подходите к выработке общих законов современного общества. На первый взгляд мне они напоминают общий закон материи, который пока не сформулирован со всей точностью, но исходит из того, что в основе всей материи – первомикроэлемент, повторяющийся в различных комбинациях от единично-примитивного до сверхсложного. Это так?
– Меня интересует не материя вообще, а материя социальная. Я думаю, что нужно создавать совершенно новую социальную теорию. К необходимости ее создания я пришел из потребности построения теории коммунистического общества. Оказавшись на Западе, я начал изучать западное общество. Я убедился в том, что все известные теории на этот счет являются фактически идеологическими. Я начал вырабатывать свою теорию западного общества. Но увы, я начал это слишком поздно и к тому же в полном одиночестве. У меня нет никаких учеников и последователей. Я думаю, что Россия упустила колоссальный шанс сделать огромный вклад в мировую культуру по этой линии. Впрочем, как и по многим другим. В заключение нашего разговора о первом аспекте глобального общества я добавлю следующее. Это общество сложилось закономерно, а не по злому умыслу каких-то плохих людей.
– То есть ни тебе «еврейского заговора», ни тебе «масонских сценариев развития»?
– Насчет масонов ничего не знаю. А что касается участия евреев в этом сверхобществе, то оно – реальный факт. И я никого за это не осуждаю и не порицаю. Это сверхобщество нуждается в очень высоком интеллектуальном потенциале. И могу лишь заметить, что евреи внесли в это свой огромный вклад. Это бесспорно.
– В публицистике даже западных стран часто пишут о «мировом сверхправительстве», подразумевая под этим то «трехстороннюю комиссию», то аппарат «большой семерки». Есть ли основания говорить о новой власти над планетой после разгрома и распада СССР?
– Глобальное общество уже приобрело огромную власть над планетой в силу, повторяю, объективных законов эволюции человечества. И игнорировать этот фактор при рассмотрении всех крупнейших проблем современности ни в коем случае нельзя.
– Перейдем ко второму аспекту – о следствиях «холодной войны». Вы считаете, что это и есть главный результат поражения России и ее союзников в «холодной войне» либо это результат побочный?
– Исторический процесс – сложный и многосторонний. В нем перепутываются самые различные линии. Во второй половине нашего века произошло совпадение этих линий. Совпадение уникальное. Оно и породило тот результат, который мы сейчас имеем. Вот возьмем «холодную войну». Обращу внимание лишь на следующие свойства этого процесса. Первое – «холодная война» была первой в истории грандиозной операцией Запада глобального масштаба. Она в огромной степени способствовала формированию глобального общества, и вместе с тем глобальное общество формировалось независимо от нее. Она сама явилась проявлением процесса его формирования.
– По крайней мере в ходе «холодной войны» были до совершенства отработаны методы манипулирования сознанием гигантского скопления масс…
– Чрезвычайно важно обратить внимание именно на это. В ходе «холодной войны» была разработана «техника» объединения людей в огромные массы и манипулирования ими. К этому можно только добавить, что одним из этих средств является и дезинтеграция больших человеческих объединений с целью создания из образовавшихся частей объединений другого типа. Как это сделали с Югославией, с советским блоком и с самим Советским Союзом. Я должен признать, что эта техника была доведена до уровня виртуозности.
Отметим также, что существует всеобщее заблуждение, будто «холодная война» была направлена исключительно против коммунизма. На самом деле борьба против коммунизма была лишь предлогом и маскировкой других, куда более далеко идущих целей. Она велась прежде всего для устранения конкурентов в борьбе за мировую гегемонию, за овладение огромным регионом планеты, за контроль над огромными человеческими массами. Я считаю, что победа Запада в «холодной войне» была самым грандиозным результатом в истории западной цивилизации. Я вовсе не восторгаюсь этим, употребляя такие слова, я это просто констатирую как факт.
И наконец, отметим, что победа Запада в «холодной войне» зафиксировала величайший перелом в истории человечества на пути к глобальному обществу. Можно сказать, что планета стала «однопартийной». С эволюционной точки зрения это как переход в эволюции от стадии социального организма к стадии социальной организации, которая перерастает в стадию социального механизма.
Конечно, эти понятия нуждаются в более детальном разъяснении, чего не позволяет сделать газетная площадь. Хочу только подчеркнуть одно обстоятельство. А именно то, что Запад не рассчитывал на такую колоссальную и скорую победу. В этом отношении высшее советское руководство сделало Западу беспрецедентный в истории человечества подарок. Оно совершило уникальный факт эпохального предательства.
– До 1985 года и нашей «катастройки» глобальная ситуация напоминала чем-то революционную сказку А. Гайдара о Мальчише-Кибальчише. Мы сражались с буржуями изо всех сил, а они никак не могли понять, откуда берет силы наша Красная Армия, то есть все мы, советские люди, в борьбе с их экономической и технологической мощью. Ясно, что однопартийность нашей планеты могла бы стать качественно иной в этом противостоянии в исторической перспективе. Но в нашем тылу оказались свои Мальчиши-Плохиши, в том числе – по парадоксу – и внук Гайдара, который из бывшего члена редколлегии «Правды» стал ярым антикоммунистом и проводником политики Международного валютного фонда в России.
– Я еще в 1978–1979 годах неоднократно подчеркивал, что блок коммунистических стран во главе с Советским Союзом не имеет шансов стать мировым гегемоном. И призывал отказаться от этой претензии. Мое убеждение основывалось на сравнении сил того и другого лагеря. Западный лагерь в колоссальной степени превосходил по силам лагерь коммунистический. Не говоря уже о человеческом материале. Но я утверждал также, что двухпартийность планеты могла быть сохранена на благо человечества. И утверждал, что победа одного какого-то полюса стала бы началом мировой катастрофы. В 1985 году, когда Горбачев еще не стал генсеком, я предупреждал, что приближается время эпохального предательства. Я имел в виду предстоящее предательство лидерами коммунистического мира идеалов коммунизма и самой коммунистической системы.
– Я хотел бы здесь напомнить вновь о феномене французского вишизма. Режим Виши, конкретно маршал Петэн, исходил из того, что сопротивление агрессии Гитлера бессмысленно, ибо приведет только к разрушению Франции. Российские вишисты от Горбачева до Ельцина прямо о таких своих соображениях в применении к противостоянию советского блока Североатлантическому блоку никогда не говорили. Но явно подразумевали. Именно это имеет в виду Иуда от коммунизма господин А.Н. Яковлев, утверждая, что история-де его оправдает. Страшно, что в российской печати, в политических дискуссиях, идущих сейчас по телевидению РФ, то и дело слышно – ну и пусть нас завоюют, пусть колонизируют. Жалеют даже, что 50 лет назад была упущена «историческая возможность» – Советский Союз разгромил «третий рейх», а не наоборот. Вы знакомы с этой аргументацией и не раз на нее отвечали в дискуссиях в западной прессе. Ответьте, какова, на ваш взгляд, историческая истина?
– Это идеология и психология предательства. И она сыграла страшную роль в том, что произошло и до сих пор происходит. Наши отечественные вишисты открыли ворота крепости врагу и пошли к нему в услужение. Стратеги «холодной войны» никогда не рассчитывали на такой успех. Они рассчитывали на победу, но не в таких масштабах и не так быстро. Где-то к середине XXI века. Кроме того, рассчитывали на постепенное сближение советского общества с западным. Вспомните теорию конвергенции. Такой катастрофы, которая случилась, можно было избежать и закончить «холодную войну» с достоинством и даже с выгодой для русского народа, который пострадал от поражения в «холодной войне» больше всех других народов. Более того, могу сказать, что он стал единственной трагической жертвой, обреченной теми, кто его предал, на историческую гибель. В общем, можно сказать, что мир закончил «холодную войну» за счет русского народа. И история рано или поздно осудит предателей. Я скажу даже больше того: пройдет еще немного времени, и сами организаторы «холодной войны» предадут гласности факты о той роли, которую сыграли наши отечественные предатели.
– Остается лишь надеяться на то, что это внесет свою лепту в прозрение русского народа и поможет ему отстоять себя как народ.
– Разумеется, я, как русский человек, в этом крайне заинтересован. Аргументация наших отечественных предателей исключает главный фактор нашей истории – сам русский народ. Весьма возможно, что кто-то в конце концов выиграет от нашей катастрофы и будет жить хорошо на территории нашей России, но кто? Что произойдет с тем народом, к которому мы принадлежим и геноцид которого уже идет? Мне вспоминается состоявшийся много лет назад разговор чешского лидера с Мао Цзэдуном. Чешский лидер сказал, что чешский народ маленький и в ядерной войне просто исчезнет. А Мао сказал ему, что китайцы выделят сто миллионов китайцев, которые освоят территорию Чехословакии и сохранят там коммунистическую систему. Ни чехов, ни словаков, ясно, такая перспектива не соблазняла. Почему же мы должны радоваться тому, что на месте русских появятся какие-то другие люди, которые будут жить по-западному, лучше нас, но, увы, вместо нас? А ведь дело идет к этому.
– Что же, на ваш взгляд, уготовано России Западом? Как будут складываться наши отношения с ним?
– На эту тему мы с вами говорили много раз. Поэтому, чтобы не повторяться, я опускаю некоторые детали. Скажу только обобщающие идеи. Я считаю, что сделать это чрезвычайно важно. Я в свое время ввел термин «колониальная демократия». Сейчас я бы слово «демократия» вообще убрал. Поскольку оно все же смягчает суть дела. Сейчас следует говорить просто о колонизации региона бывшего СССР. Она идет по двум направлениям. Первое – колонизация в том смысле, в каком возникли Соединенные Штаты Америки, Австралия и Канада. Я имею в виду образование с центром в Москве особого региона, который я называю Московией.
– Это нечто средневековое уже. Так называли Россию на Западе во времена крестоносцев.
– В наше время это нечто иное. Московия начала складываться уже в советский период. Я писал еще в 1979 году о том, что в выражении «новая человеческая общность – советский народ» брежневского периода был большой смысл. Действительно, это была наднациональная общность, и русские входили в нее наряду с другими народами. Я даже писал в одной статье, что Москва перестала быть национальным русским городом. Эта тенденция не оборвалась, а еще больше усилилась. Только существует новая общность – уже не советский народ, а общность, для которой нужно какое-то другое название. Термин «новые русские» здесь более уместен. Московия складывается таким путем, что в нее, помимо представителей различных народов бывшего СССР, прежде всего кавказского происхождения, устремилось огромное число граждан западных стран.
– Причем легально и нелегально.
– Да. По некоторым данным, число таких людей уже достигает нескольких сот тысяч. Это больше, чем число европейских переселенцев в американских колониях на первых этапах истории США. Московия по своему положению в мире и в регионе бывшего Советского Союза обладает такими преимуществами, что через два-три поколения она станет одним из могущественных государств планеты. Но я думаю, что и Москва по числу жителей станет колоссальным мегаполисом и этот мегаполис будет высасывать соки изо всей огромной территории бывшего СССР. Но дело в том, что Московия уже не будет Россией. Я думаю, что русские в ней, если им дадут уцелеть, будут отброшены на второстепенные роли. Уже в советский период эту тенденцию можно было наблюдать на основе анализа этнического состава правящей элиты. А теперь эта тенденция усилилась многократно.
– Не говоря уже о том, что 87 процентов бывшей партийно-государственной номенклатуры СССР заняли свое место в новых правительственных и коммерческих структурах.
– Ну вот видите, даже нынешняя статистика РФ подтверждает мой анализ. В перспективе Московия станет самым крупным очагом колонизации такого типа. Будут и другие очаги, помельче. Например, Санкт-Петербург, Нижний Новгород, Новосибирск, Владивосток. Но это одна форма колонизации. Другая форма колонизации заключается в том, что целые регионы бывшего Советского Союза становятся колониями западных стран в традиционном смысле, хотя и не столь открыто, как раньше. Например, Германия продолжает ту колониальную политику в отношении бывших территорий СССР, которую разработал еще Гитлер. Я имею в виду стремление Германии в ходе войны с СССР прибрать к рукам грозненскую и азербайджанскую нефть, газ, руду. Замечу, что руководители стран бывшего Советского Союза сами усиленно помогают западным странам на этом направлении колонизации.
Но это сфера экономическая и политическая. Однако, помимо этого, Запад совершил беспрецедентную экспансию в нашу страну в сфере идеологии и культуры, в навязывании западного, точнее, американского образа жизни. Эта экспансия может быть сопоставима только с тем, что сделали европейские колонизаторы на американском континенте в отношении аборигенов. И опять-таки главной жертвой тут становится именно русское население. Возможно, для других народов СССР этот процесс и будет каким-то благом, но не для русских. Русские просто по своему национальному характеру глубоко враждебны той цивилизации, которая им навязывается силой и извне.
– Примерно так же, как цивилизация инков была абсолютно несовместима ни с европейско-католической культурой, ни с англо-протестантской, хотя это и не означало, что она была ниже той и другой. Но она была жестоко уничтожена. И именно в силу этого говорить сегодня о «потомках инков» можно только в этническом смысле, но никак не в социальном и культурном. Развалины – это не наследие, а объект для социальной археологии и палеонтологии.
– Увы, у нас «уничтожение империи инков» задумано в более грандиозных масштабах. Уже потому, что коммунистическая цивилизация ничуть не уступала западной цивилизации. А во многом ее превосходила. Так что в нашем случае произошел не просто разгром – задавлен в корне возможный прогресс всего человечества. В результате, в чем я глубоко убежден, человечество отбрасывается во многих отношениях на много столетий назад.
– То есть к началу «торгашеской цивилизации», как говаривал ранний Маркс?
– Да, и это можно воочию видеть в нынешней России «дикого капитализма».
– Очевидно, все же на Западе понимают, что русский народ – это не стадо баранов, которое даст себя добровольно препроводить на историческую бойню. Не для этого ли сейчас одновременно с колонизацией Запад укрепляет и расширяет НАТО, продолжает гонку вооружений? Иными словами, как говорил ныне покойный Владимир Максимов, «красит авианосцы, в то время как мы заново красим церкви, а свои авианосцы добровольно режем на металлолом».
– Это чрезвычайно важный аспект современного глобального общества. Хотя планета и стала однопартийной, это не значит, что вооруженные силы Запада будут уничтожены. Наоборот, они усиливаются и будут усиливаться. У них теперь новая роль – роль глобального жандарма. Глобальное общество без такого жандарма не просуществует даже нескольких месяцев. Это еще один, дополнительный фактор, свидетельствующий о том, что новое глобальное общество ничего абсолютно не имеет общего с демократией. Несколько лет назад, когда стал входить в употребление термин «посткоммунистическая эпоха», я писал, что эта эпоха будет с необходимостью и «постдемократической». Блок НАТО в своем скоро расширенном составе и должен будет это гарантировать. Без НАТО та колонизация бывшего региона СССР, о которой я говорил, в принципе немыслима.
– А как же ядерное оружие России? Да и помимо этого: ведь существует весьма мощная военная сила у России, все виды вооруженных сил, построенные на достаточно современном уровне. Другое дело, что они, как видно, нынешнему российскому руководству не нужны – слишком огромны для полицейской силы колониального типа. И именно поэтому в таком нелепом положении оказался, например, наш Черноморский флот, который до сих пор ходит под красным советским флагом. Неужели и впрямь дело идет к тому, что Вооруженные силы РФ будут трансформированы так, что впредь будут годиться только для акций, подобных умиротворению Чечни? Или эти силы будут интегрированы в какой-то форме в НАТО и, значит, в новое глобальное общество как один из рычагов его всемирного репрессивного аппарата?
– До 1985 года КПСС и коммунистическая идеология казались незыблемыми. А распались они от одного незначительного прикосновения. Фактически по приказу свыше. Нечто подобное имеет место и в отношении армии. Российская армия в огромной степени есть фикция, и пресловутый атомный потенциал – лишь предлог для укрепления вооруженных сил Запада.
Вспомните, что в одной из наших бесед еще до октября 1993 года я говорил, что нисколько не удивлюсь, если солдаты НАТО будут свободно разгуливать по улицам Москвы. И если войска НАТО направятся на территорию России, то русская армия в них стрелять не будет, а в своих будет стрелять. Я, увы, оказался прав. Есть неумолимая логика исторического процесса, и она действует. Я боюсь, что скоро миф о мощной русской армии развеется и от нее останется одно воспоминание. Хочу подчеркнуть, что главным в современной армии является даже не вооружение, а идейно-моральное состояние армии и всего общества в отношении к армии. А оно таково, что русская армия сейчас просто не способна защищать страну от внешнего нападения. Причем в защите от внешнего нападения сейчас (в старом смысле слова) просто нет надобности. Ведь всю «холодную войну» силы НАТО играли роль прежде всего сил устрашения. И эта роль их неизмеримо усилилась в последние годы.
Ну а что касается перспектив интеграции в НАТО, то в этом тоже нет необходимости. Подчиненная роль России по-своему была подчеркнута президентом США Клинтоном совсем недавно, когда он поставил условием своего присутствия на параде в Москве в честь 50-летия нашей самой великой в истории человечества победы: там не должна быть показана современная военная техника. Такого позора Россия еще не переживала за всю свою историю. Как тут говорить о Великой России!
Париж. Правда. 1995. 12 апреля
Идеологические схватки – на ковре и под ковром

Беседа В. Большакова с А. Зиновьевым
– Как всегда, давайте сразу определим предмет нашей беседы. Существует бесчисленное множество толкований термина «идеология». Как вы его понимаете?
– Слово «идеология» употребляется во многих смыслах. В широком значении слова в идеологию включают религиозные учения, мифы, предания, политические идеи и лозунги, программные заявления партий, философские концепции и т. п. В узком смысле идеологическими считают только такие совокупности идей, учений, концепций и т. п., которые не являются религиозными, исходят из познания реальности, ориентированы на практические (земные) интересы людей, имеют целью манипулирование массами людей и управление ими путем воздействия на их сознание. Идеология в этом смысле есть сравнительно новое явление. Первая в истории сознательная попытка построения систематизированного идеологического учения такого рода была предпринята в начале XIX века. Величайшим образцом идеологии в этом смысле стал марксизм-ленинизм.
Говоря об идеологии, обычно имеют в виду лишь какую-то совокупность идей, то есть слов, фраз, текстов. Но идеи сами по себе еще не есть идеология, какими бы они ни были по содержанию. Верно, что идеи становятся материальной силой, когда овладевают массами. Но они овладевают массами не сами по себе, не своим содержанием как таковым, а благодаря факторам совсем иной природы. Слова Ленина, будто «учение Маркса всесильно, потому что оно верно», есть лишь ни к чему не обязывающая фраза. А те, кто в России тоскует по новой общероссийской идеологии, полностью игнорируют факторы, благодаря которым некоторая совокупность идей становится фактически действующей идеологией. Читая заявления этих людей, можно подумать, что достаточно каким-то мудрецам «пошевелить мозгами» и изобрести идейки, которые будут подхвачены массами россиян, и последние будут приведены в нужное состояние.
– В последнее время в России появилось немало статей и речей о необходимости выработки некоей «объединяющей идеи» для россиян. Одни толкуют о «новом идентитете», то есть, по сути, о новом лице нации, другие – о необходимости выработки некоей «объединительной философской концепции». Чем вы объясняете эти идеологические веяния?
– Идеология – не просто совокупность слов, фраз, текстов, одним словом, идей. Это определенное состояние сознания (менталитета) людей, которое складывается в результате воздействия этих идей. И идеи сами по воздуху не летают и сами в головы людей не заползают. Должны быть особые люди, которые вырабатывают, приспосабливают для обычных людей, сохраняют и вдалбливают эти идеи в головы прочих членов данной человеческой общности. У этих людей (скажем, идеологов, идеологических работников) должны быть подходящие средства для их работы, организации, учреждения. Короче говоря, должен быть идеологический механизм. Последний должен работать систематически. Мало сообщить людям какие-то идеи один раз. Их надо повторять регулярно, подновлять, актуализировать, конкретизировать и т. д. В духе этих идей надо истолковывать текущие события жизни людей.
Чтобы та или иная совокупность идей стала идеологией какой-то категории людей или даже целого общества, она должна быть адекватна условиям жизни, потребностям, интересам этих людей (общества). Она должна в какой-то мере подтверждаться самим ходом жизни. В жизни должны происходить какие-то изменения, которые воспринимались бы как воплощение этих идей и как удовлетворение интересов носителей идеологии. Идеология должна играть какую-то положительную роль в жизни определенной категории людей или общества в целом, и люди должны это как-то осознавать и признавать.
Я не могу здесь касаться многих других аспектов идеологии. Но и того, что я сказал, вполне достаточно, чтобы понять следующее: главным в проблеме идеологии является не какая-то совокупность идей, а те факторы, которые превращают эти идеи в действующую идеологию, навязывают этим идеям роль идеологии. Маркс с презрением относился к идеологии, считая ее ложным отражением реальности. Он считал свои сочинения наукой. Однако помимо его воли обстоятельства навязывали им роль величайшего в истории идеологического учения. А весьма посредственный текст «О диалектическом и историческом материализме», приписываемый Сталину, «возглавил» в силу обстоятельств великую идеологическую революцию в России.
То, о чем я сказал, говоря об идеологии, надо принимать во внимание с самого начала. Но именно это игнорируют те в России и на Западе, кто печется о необходимости новой идеологии для России. Они сводят проблему идеологии к поискам какой-то идеи или концепции, которая могла бы сыграть роль волшебной палочки и одним махом «вправить мозги» российскому населению, впавшему в состояние идеологической опустошенности, разброда, растерянности.
– Сразу же после августа 1991 года на Западе заговорили о вакууме идеологии на всем пространстве бывшего СССР. С голоса своего «хозяина» российский «демократический» хор пропел анафему коммунизму как якобы несостоятельной идеологии и практике. Но как ни проклинали коммунизм, его идеи объективно укрепились в сознании русского и других народов, и одним росчерком пера их не выкорчевать. В чем, на ваш взгляд, сила советской идеологии?
– Советская идеология была, пожалуй, наиболее ярко выраженным и развитым видом идеологии в узком смысле слова. Она была нерелигиозной и даже антирелигиозной. Она не была наукой в строгом смысле слова, но выросла на основе науки, опиралась на науку, использовала науку и сама кое-что привносила в науку. С текстуальной точки зрения это было всеобъемлющее и систематизированное учение, включавшее учение о бытии, познании, о человеке, о человеческом обществе, о коммунистическом и западном обществе, о мировых процессах и вообще обо всем на свете, что представляло (или считалось, что представляло) интерес для советских людей. Она была канонизирована как государственная идеология, была общеобязательной для изучения. Имелся единый иерархически выстроенный идеологический механизм, который был частью общей системы власти и управления (государственности). Идеология пронизывала все сферы жизни общества, являлась ядром, основой и организующей силой для идейной, моральной и психологической (скажем, духовной) сферы общества. Масштабы и роль идеологической сферы были настолько значительны, что ее с полным правом можно считать основной опорой советского общества как общества коммунистического типа наряду со сферами социальной организации масс населения в деловые коллективы и системой государственности.
Принято считать советскую идеологию марксизмом-ленинизмом. Это верно лишь отчасти. Исторический марксизм-ленинизм дал советской идеологии имя, основы, фразеологию и ориентацию. Но она ни в коем случае не сводилась к марксизму-ленинизму. Она сложилась уже после революции 1917 года и даже после смерти Ленина. С точки зрения содержания тексты классиков марксизма и видных марксистов (включая Ленина) вошли в значительную часть советской идеологии, известную лишь специалистам. В актуальную же часть, предназначенную для всеобщего потребления, вошло из марксизма очень немногое, причем в основательно проработанном виде. Более 90 процентов содержания советской идеологии было создано в советский период, причем на основе осмысления послереволюционной реальности и интеллектуального материала XX века.
Целиком и полностью в советский период сложился идеологический механизм, выработались методы и средства идеологической работы, установились каналы, по которым идеология проникала во все сферы жизни людей, как-то связанные с их сознанием.
Хотя идеология навязывалась советским людям принудительным порядком, из этого не следует, что ее роль сводилась к одурачиванию их. Она выполняла колоссальную работу по просвещению масс населения, по организации (упорядочению) сознания людей и выработке у них способности ориентироваться в сложном окружении, по воспитанию в массах высшей системы ценностей и т. д. Когда советские люди имели все это в изобилии и в общем-то с ничтожными усилиями с их стороны, они не ценили это, как не ценили и другие достоинства коммунистической системы. Только теперь, потеряв все это, они начали ощущать страшные последствия потери и искать какую-то замену.
Советская идеология была идеологией всего советского народа как целого, а не только КПСС. И как бы советские люди субъективно ни относились к ней (принимали, отвергали или были безразличны), она так или иначе формировала их именно такими, как это требовалось условиями их жизни. Должен заметить, что благодаря ей советские люди в массе своей стали продолжателями многовековой российской традиции, несмотря ни на что. Советская идеологическая сфера впитала в себя, сохранила, продолжила и усилила многие черты дореволюционной традиции. Многое отбросила и разрушила. Но многое и сохранила. Думаю, что сохранила больше и сохранила лучшее, что было в духовной сфере России. Коммунистическая революция явилась великим переломом в социально-политической сфере, но не была катастрофой в сфере идейного, морального и психологического состояния россиян. Катастрофа наступила лишь теперь, после 1985 года.
– На Западе довольно широко распространено убеждение, что советское общество было основано на марксизме-ленинизме. Между тем мне самому нередко приходилось сталкиваться с тем, что на самом партийном верху этого учения просто не понимали и понимать не хотели, а уж тем более им руководствоваться. Были одни заклинания. Видимо, национальный секретарь Французской компартии Робер Ю во многом прав, когда говорит, что существовавший в СССР «реальный социализм» ни с марксизмом-ленинизмом, ни с подлинным социализмом ничего не имел общего.
– Верно. На мой взгляд, вообще убеждение, согласно которому советское общество было основано на марксизме-ленинизме, – это предрассудок. Идеи играют роль в становлении и сохранении социальных систем, но отнюдь не роль их основы. Марксизм-ленинизм сыграл свою роль в возникновении советского социального строя. Но роль именно идеологии, а не проекта и не базиса его. Базисом этого строя явились социальная организация населения и система государственности, которые сложились без какого бы то ни было проекта, сложились в силу объективно данных условий и по своим объективным социальным законам. Сами создатели марксизма-ленинизма и советской идеологии понятия не имели об этих законах. Кстати сказать, неведомы эти законы и противникам коммунизма, и тем, кто разделяет предрассудок, будто базисом советского общества был марксизм-ленинизм. Так что нелепо рассчитывать на то, что какая-то идеология, по которой сейчас многие тоскуют в России, поможет преодолеть трудности российской жизни, спасти Россию, поднять ее вновь на уровень великой державы.
– У нас в стране, да и не только у нас, многие полагают, что только советское общество было предельно заидеологизированным, а на Западе идеология якобы вообще не внедряется и «промывания мозгов» здесь вовсе не существует. Каково ваше на сей счет мнение?
– Западное общество считается неидеологическим. Существование особой западной идеологии отрицается. Но это на самом деле есть одна из идей западной идеологии. Она существует, причем является более мощной, чем была советская, по всем основным характеристикам – по числу занятых в ней людей, по средствам распространения и вдалбливания ее в головы людей, по пропитанности ею всей сферы общества, касающейся менталитета людей, по силе воздействия на массы и т. д.
Западная идеология не имеет единого для всех и канонизированного учения. Она, можно сказать, плюралистична. Она содержит большое число разнообразных учений, которые, как правило, исключают друг друга и даже враждуют, так что их невозможно соединить в одно целостное учение. Но это не значит, что тут много идеологий. Они суть явления в рамках одной идеологии, подобно тому как наличие конкурирующих фирм не есть наличие многих экономик, а многопартийность не есть многогосударственность. Несмотря на различие, несовместимость и вражду, все эти учения делают совместно одно дело. Они являются однопорядковыми с точки зрения способа мышления и приемов изображения реальности. Сказанное не означает, будто тут признают и допускают любые учения и концепции. Тут есть свои рамки, за которые запрещается выходить. Например, сейчас запрещена проповедь национал-социализма и расизма, не поощряется коммунистическая идеология.
Западная идеология не является антирелигиозной. Она терпима ко всяким формам религии, за исключением тех, к которым враждебны признанные религиозные организации и которые выходят за рамки правовых норм. Идеология сама склонна к изобретению и раздуванию всякого рода бредовых с научной точки зрения идей, аналогичных религиозному мракобесию и срастающихся с ним. Идеологическое мракобесие, вырастающее в западной идеологии, обещает превзойти религиозное мракобесие Средневековья.
Западная идеология не выражена явно именно как идеология, не существует как самостоятельное, отличное от прочих социальных феноменов целое. Тут нельзя без специального исследования различить, что есть элемент идеологии и что нет. Идеология тут спрятана, растворена, рассеяна во всем том, что предназначено для менталитета людей, – в литературных произведениях, фильмах, специальных книгах, научно-популярных и научно-фантастических сочинениях, газетных и журнальных статьях, рекламе и т. д. Она слита с внеидеологическими феноменами настолько, что вторые просто немыслимы без нее. Это делает ее неуязвимой для критики. Она везде и во всем, и потому кажется, будто ее вообще нет.
В западных странах не требуется специального и принудительного изучения идеологии, не требуется слушать специальные лекции, посещать собрания и занятия, сдавать экзамены и зачеты. Люди там даже не замечают, что с рождения и до смерти постоянно находятся в поле действия идеологии. Они потребляют ее вместе со всем тем, что они потребляют для своего ментального питания. Делают они это без всякого усилия, без принуждения, свободно, без сборищ.
Западная идеология выполняет свою функцию по апологетике своего общества и по дискредитации врагов неизмеримо настойчивее и эффективнее, чем это делала советская идеология. То, что делалось в Советском Союзе в этом отношении, мне теперь кажется невинной детской забавой в сравнении с тем, что я наблюдал на Западе за годы эмиграции. А та кампания по восхвалению западного общества и очернению советского, какая началась после 1985 года, превзошла все явления такого рода, имевшие место в истории, по масштабам лжи, цинизму, бессовестности и трюкам.
В Советском Союзе стремились воспитать идеального человека по заранее выдуманному образцу. Этот человек должен был обладать самыми высокими моральными качествами. Советская идеология стремилась привить людям систему высших духовных ценностей. Насколько это было реально и насколько удалось или не удалось, это другой вопрос. Факт остается фактом: идеология стремилась к этому. Западная же идеология апеллирует к тем качествам людей, какие вырабатываются у них в опыте реальной жизни и соответствуют условиям их бытия, объявляя эти качества естественными и прирожденными. Она прививает людям систему земных, практичных, низменных с моральной точки зрения ценностей. Я думаю, что в России уже успели заметить это.
На Западе отсутствует единый, централизованный и для всех очевидный идеологический механизм, какой был виден всем в Советском Союзе. Тут функции такого механизма распределены и рассеяны по самым различным учреждениям, организациям, профессиям, службам и т. д. Он не является полностью хаотичным и неуправляемым. Он объединяется в единое целое и управляется, но методами западной социальной системы.
С первых же дней эмиграции я был поражен тем, как согласованно западные средства массовой информации реагировали на события в мире. «Действуют, как по команде», – думал я на первых порах. Потом я это «как» отбросил, ибо команда существует на самом деле, но не такая примитивная, как в свое время в Советском Союзе. В результате постоянной и всеобъемлющей идеологической обработки менталитета западных людей тут сложился и стал преемственным тип человека, который уже не в состоянии обходиться без той идейной пищи, какая для него изготовляется на западной идеологической кухне, и не способен потреблять пищу иного рода. Такой идеологически обработанный человек является марионеткой незримой идеологической машины, воображая при этом, будто он свободен от всякой идеологии.
– Победа Запада в «холодной войне» – это свершившийся факт. Во многом это была идеологическая война.
– Было бы ошибочно сводить «холодную войну» к войне идеологий. Это война нового типа, охватившая все сферы общества и сделавшая своей ареной всю планету. Характерной ее особенностью, повторяю, было то, что Запад избрал направлением главного удара именно идейно-морально-психологическую (идеологическую) сферу Советского Союза и его союзников, но ничего подобного не было со стороны Советского Союза в отношении Запада. В советской стратегии в отношении Запада в «холодной войне» аналогичная сфера Запада не стала направлением главного удара. Это особый вопрос, почему так случилось. Здесь я хочу подчеркнуть то, что победа Запада над Советским Союзом в «холодной войне» не была победой западной идеологии над идеологией советской. Последняя рухнула вследствие краха советской социально-политической системы. Не случись этот крах, она бы выжила, преодолела кризисные явления и продолжала бы выполнять свои функции, как ранее. Она была разрушена искусственно, разрушена внеидеологическими силами. Аналогичным образом после разгрома Германии в войне 1939–1945 годов была разгромлена и запрещена идеология национал-социализма.
– Официальная пропаганда ельцинского режима оперирует в последнее время такими терминами, как «великая Россия», «единство русской нации», «возрождение русского национального самосознания, культуры» и даже «русский идентитет» (лицо нации). Последнее уже скорее дань моде, западной социологии. В целом же происходит своего рода конвергенция «русской идеи» и западной. При этом господа создают впечатление, будто на русский «дичок» прививают западные «культурные» плоды. Будет ли плодоносить такое идеологическое древо?
– Я думаю, в России до сих пор не отдают себе отчета в том, какая страшная катастрофа произошла тут не столько вследствие разрушения социально-политической, сколько вследствие разрушения идеологической сферы. Зато организаторы «холодной войны» понимали важность именно ее и, как мне кажется, понимают значение ее разгрома. Нынешнее идейное, моральное и психологическое состояние России есть результат этого разгрома. Когда говорят о кризисе русского идентитета, тем самым скрывают суть и масштабы случившегося. Русский идентитет в том смысле, в каком был ранее (то есть в этническом и национальном смысле), таким и остался. Раньше он был в жалком состоянии, а теперь даже несколько усилился. Произошло нечто более серьезное. В советский период сложился советский идентитет. Это было явление не этническое и не национальное, а более высокого уровня – социальное, наднациональное. Он был на самом деле очень сильным, поддерживался государством и идеологией, а также образом жизни советского населения. Разрушен советский идентитет. На самом деле это оказалось явлением гораздо более серьезным, чем это может выразить слово «идентитет»: это оказалось моральным, идейным и психологическим (духовным) крахом России вообще.
Между прочим, для граждан США американский идентитет, всячески раздуваемый американской идеологией, играет роль, сходную с ролью советского идентитета у нас. Разрушьте американский идентитет, и вы увидите, как стремительно начнет разлагаться американское общество. Лидеры американского общества понимают это и прилагают титанические усилия, чтобы не допустить такого. А как повели себя лидеры советского общества?!
В России много говорят об идеологическом вакууме, об идеологическом хаосе, об идейной деградации, о необходимости новых спасительных идей и т. п. Во всем этом я не вижу самого главного – стремления к объективному пониманию реальности. Наоборот, делается все, чтобы запутать простые вещи, замутить мозги людей, разрушить здравый смысл. Ничем не сдерживаемое словоблудие. Дилетантизм. Невежество. Шарлатанство. Буйство глупости и безответственности. Это именно то, что нужно западным победителям в «холодной войне» и их российским коллаборационистам.
Россию в социальном, политическом и экономическом отношении уже загнали в определенные исторические рамки, можно сказать, обуздали. И в обозримом будущем выйти за эти рамки ей не удастся. Не дадут внешние силы (Запад) и внутренние силы, вылезшие на арену истории в этот период и выгадавшие от контрреволюции. Рамки эти определены так. Не допустить реставрации коммунистического социально-политического строя. Придать обломкам прежней системы подобие западной системы в той мере, в какой это возможно в российских условиях. Включить Россию в сферу влияния и колонизации Запада, допустив для видимости в «братство» лидирующих стран планеты, дабы удовлетворить тщеславие правящих верхов России, и подбрасывая ей время от времени подачки. В этих рамках россиянам предоставляется некоторая свобода исторического творчества и суверенитета. Вытворяйте что хотите, но не вылезайте за эти рамки.
Реальная жизнь уже идет (стабилизируется) в этих установленных для нее рамках. Смастерили политическую систему. Создали ее основные, силовые органы. Но этого мало. Чтобы удержать страну надолго (если не насовсем) в этих рамках, нужна еще определенная обработка сознания (менталитета) россиян. Для этого должна быть приведена в порядок и работать систематически идеологическая сфера. Для последней тоже уже установлены определенные рамки. Они таковы. Не поощрять, всячески дискредитировать коммунистическую идеологию. Не допускать возникновения идеологии хотя и некоммунистической, немарксистской, но по ряду черт аналогичной ей, то есть не допускать возникновения систематизированной идеологической концепции, основанной на научном понимании реальности и способной на длительное время привлечь на свою сторону серьезные социальные силы. Вообще ни в коем случае не допускать объективного понимания советского общества, ситуации в мире и характера наступившей эпохи. Такое понимание, в чем убеждены хозяева планеты и их идеологические слуги, опаснее любой коммунистической и прокоммунистической идеологии, ибо она дискредитирована и лишена влияния на массы, тогда как из знания может вырасти нечто подобное марксизму. А главное – насыщать Россию западной идеологией, причем самыми ходкими, массовыми ее продуктами, которые уже доказали свою эффективность в деле разрушения идейного, морального и психологического состояния советского общества.
По моим наблюдениям, идеологическая жизнь России протекает в этих рамках. Как в сфере социально-политической и экономической в России вырастает западообразный ублюдок, так и в сфере идеологической вырастает ублюдок в духе западной идеологии. И было бы странно, если бы тут появилось нечто иное. Я сомневаюсь в том, что тут в ближайшие годы может возникнуть нечто значительное, выходящее за эти рамки.
– Многие политические партии в России, в том числе, увы, и левые, в последнее время носятся с идеей «национального согласия», не разъясняя при этом согласия ради чего. Может быть, мы наблюдаем рождение новой идеологии в России? На безрыбье, как говорят…
– Из идеи национального согласия никакая серьезная идеология вырасти не может. О каком согласии может идти речь между меньшинством населения России, нажившим на ее разгроме баснословные богатства или сделавшим карьеру, и обнищавшим большинством, между колоссально разросшимся преступным миром и его жертвами, между пуритански воспитанными старшими поколениями, между привыкшим жить в коммунистических условиях большинством населения и теми, кто удобно устраивается в жизни за счет разрушения этих условий, между предателями интересов России и теми, кого они предали, между сепаратистами и великодержавниками, между националистами и сторонниками национальной человеческой общности и т. д. и т. д.?! Идея национального согласия в нынешних условиях России имеет целью фактически одно: признать сложившееся положение и примириться с ним. Это – идея капитулянтская.
Возможно ли идеологическое учение, более совершенное, чем марксизм-ленинизм, и более адекватное современности? Абстрактно рассуждая – да. Есть колоссальный опыт Советского Союза и других коммунистических стран. Коренным образом изменилось западное общество, и информация об этом имеется в изобилии. Число высокообразованных специалистов огромно сравнительно с прошлым. Но практически такое учение, если бы оно даже было создано сверхгениальными умами, не имеет почти никаких шансов стать серьезной и признанной идеологией. Чтобы оно стало таковым, нужны понимающие поклонники, последователи, сторонники. Оно должно стать идеологией какой-то достаточно сильной организации и движения. Его надо распространять, пропагандировать и т. п. Чтобы такое случилось с этим учением в России, оно должно появиться на Западе и иметь там успех, ибо в России привыкли холуйствовать перед всем западным. Если бы такое учение пришло с Запада, за него бы ухватились. Но на Западе такое учение вряд ли появится в обозримом будущем, насколько я знаю западные условия. А если нечто подобное сделают россияне, соотечественники не признают ни в коем случае. Идеи, конечно, разворуют и испоганят. А как нечто целостное и оригинальное не допустят. А в сфере политики сами, как говорится, с усами. Они такое учение не в состоянии понять. Да и в самой социальной структуре населения я не вижу слоев, классов и т. п., которым такое учение подошло бы.
Париж. Правда. 1995. 16 августа
Гибель русского коммунизма

Предисловие

В 1985–1999 годы в нашей стране произошел судьбоносный социальный перелом. Как и почему он произошел? Что мы потеряли вследствие его? Что мы приобрели благодаря ему? Что нас ждет на основе его результатов в обозримом будущем? В моих многочисленных публикациях и публичных выступлениях я высказывал мои суждения на эти темы. Упомяну, в частности, мои публикации «Кризис коммунизма» (1990), «Русский эксперимент» (1995), «Посткоммунистическая Россия» (1996), «На пути к сверхобществу» (2000) и «Глобальное общество и Россия» (2000). Но ряд моих работ до сих пор не опубликован в России, другие рассеяны по газетам и журналам, третьи изданы настолько малыми тиражами, что практически недоступны заинтересованным читателям. Многочисленные читатели и слушатели высказывали мне просьбу изложить мои соображения по упомянутым темам по возможности систематично. Будучи не в состоянии выполнить эту просьбу сейчас, я отобрал наиболее важные из уже опубликованных моих работ и поместил их в этот сборник. Сборник состоит из трех частей. В первую часть вошел очерк «Гибель русского коммунизма», написанный в 1994 году и опубликованный в Италии и затем в Испании. Во вторую часть вошли статьи, написанные в 1997–1999 годы, еще до возвращения в Россию из эмиграции. Эти статьи, как и очерк, относятся к горбачевско-ельцинскому периоду. Они публиковались в различных западных и российских газетах и журналах. В третью часть вошли статьи и публичные выступления, относящиеся к путинскому периоду и опубликованные в различных российских газетах, журналах и сборниках уже после возвращения в Россию из эмиграции, причем уже в 2000 году. В связи с тем, что помещенные в сборник работы создавались для различных аудиторий и изданий, но касались одного и того же круга тем, приходилось одни и те же суждения высказывать многократно. Так что читателю придется примириться с неизбежными повторами.
А. ЗиновьевМосква, ноябрь 2000 г.
Часть первая

Диктатура во имя… демократии

На Западе безраздельно господствует убеждение, будто Россия эволюционирует от коммунизма к западной демократии. После того как русские войска в октябре 1993 года по приказу президента Ельцина утопили в крови законодательный орган России – Верховный Совет, восторги на Западе по поводу мнимого приобщения России к благам западной цивилизации несколько снизились. Западные политики весьма робко и в завуалированной форме признали, что Россия идет к некоему «авторитарному режиму», а если быть более откровенным – к диктатуре. Но они тут же успокоили мировое общественное мнение, которое, кстати сказать, проявило поразительное равнодушие к одному из самых кровавых и позорных событий современности и не нуждалось ни в каком успокоении, что это – диктатура, но диктатура во имя… демократии! Даже в нашу эпоху, когда человечество погружено в трясину идеологически-пропагандистской лжи, трудно вообразить более лицемерную оценку одного из самых трагичных событий не только русской, но вообще мировой истории.
Что на самом деле происходит в России, если попытаться пробиться через оболочку идеологической лжи, опутывающей все важнейшие события современности, и углубиться до сущности реального эволюционного процесса, начавшегося в 1985 году? Ответить на этот вопрос не так-то просто даже при искреннем желании говорить правду, только правду и всю правду. События в России суть неотъемлемая часть мирового и эпохального процесса. Но это – такая часть, в которой сконцентрировались, сфокусировались все основные черты этого процесса. Можно сказать, что тут проходила линия фронта глобальной и эпохальной исторической войны, тут происходили основные ее битвы, определившие весь ход последующей эволюции человечества. Объективное и всестороннее исследование этого феномена есть дело будущего, по всей вероятности, отдаленного, когда он перестанет (если, конечно, вообще когда-либо перестанет!) больно затрагивать чувства и интересы людей. Я хочу лишь привлечь внимание читателя к таким его аспектам, о которых во всем мире принято либо умалчивать совсем, либо говорить заведомую ложь и чепуху.

Две линии процесса

В эволюционном процессе в России, о котором пойдет здесь речь, переплелись воедино две взаимоисключающие и вместе с тем взаимообусловливающие линии. Одна из них имеет источники во внутренних условиях советского (российского) общества, а другая – в его взаимоотношениях с Западом. Явления каждой из них нельзя понять, игнорируя явления другой. Тем не менее в интересах анализа полезно рассмотреть их сначала по отдельности и затем обратиться к рассмотрению их совокупного действия.
Главным, на мой взгляд, в эволюции России по первой из упомянутых линий было созревание всестороннего кризиса советского общества и стремление высшего руководства страны перейти от брежневистского типа управления к сталинистскому. Главными в эволюции по второй линии были поражение Советского Союза в «холодной войне» с Западом, капитулянтская и предательская политика высшего руководства страны и насильственная ее западнизация. Результатом совокупного действия этих линий явилось разрушение всех основ советского и затем российского общества и установление в стране режима, который я называю колониальной демократией. Поскольку главный персонаж моего очерка – коммунизм, то я и начну с разговора о том, что это такое. Это нелишне сделать хотя бы уже потому, что ничто другое не было подвергнуто такому идеологическому извращению, как этот вроде бы общеизвестный и грандиознейший феномен XX столетия, причинивший столько хлопот человечеству.

Идеология и реальность коммунизма

Прежде всего надо четко различать коммунизм как идеологию (то есть как совокупность идей) и коммунизм как реальность (то есть как определенный тип организации общества, существующий или существовавший в реальности). Различие их, казалось бы, очевидно. Тем не менее их постоянно смешивают. И происходит это не столько из-за недисциплинированности мышления, сколько в силу идеологического предрассудка, будто реальное коммунистическое общество есть точное воплощение идеологического проекта.
Обычно, говоря о коммунистической идеологии, имеют в виду ее самую развитую и грандиозную форму, а именно марксизм. Но ведь даже школьники знают, что идеи коммунистического общества задолго до Маркса высказал английский мыслитель и государственный деятель Томас Мор. В 1516 году он опубликовал свою знаменитую и, я в этом уверен, бессмертную книгу, которую для краткости стали называть «Утопией». В ней он изложил идеи относительно идеального общества, которые потом вошли в описание «полного коммунизма» Маркса. Через сто лет после Мора (в 1623 году) итальянец Томмазо Кампанелла написал книгу «Город Солнца». В ней он изложил проект идеального общества, близкий по основным идеям проекту Мора. Те же идеи до Маркса развивали французы Мабли, Кабе, Сен-Симон и Фурье, а также англичанин Оуэн.
Маркс придал идеям коммунизма такой вид, что коммунистическая идеология стала первой в истории человечества массовой идеологией в строгом смысле слова и сыграла огромную историческую роль. Марксизм стал идеологией революционных и реформаторских партий, был внесен в массы путем систематической пропаганды. Вплоть до 1917 года идеи коммунистического общества были монополией западных интеллектуалов. В Россию, будущую родину реального коммунизма, они были занесены с Запада. Так что, встав на путь воинствующего антикоммунизма, Запад обрушился на свое собственное детище.
Взаимоотношения между идеологией и реальностью коммунизма ни в коем случае не сводятся к отношению проекта и его реализации. Первая возникла в одних исторических условиях, на базе одного жизненного материала. Она возникла и формировалась по специфическим законам феноменов такого рода. Вторая же возникла в других исторических условиях, на базе другого жизненного материала, не в центре, а на периферии западной цивилизации. Она возникла и сформировалась по объективным социальным законам, ничего общего не имеющим с законами идеологии. В этом расхождении лежало изначальное противоречие, со временем послужившее одной из причин краха марксистской идеологии. Коммунистический социальный строй (реальный коммунизм) сложился в России не в октябре 1917 года, а после него. На его формирование ушло несколько десятилетий, причем в таких по степени трудности условиях, что он так и не успел сложиться полностью и развить все заложенные в нем потенции. Он сложился не по марксистскому проекту. Строго говоря, такого проекта вообще не было в марксизме, за таковой потом стали выдавать хаотичные и, как правило, бессмысленные высказывания классиков марксизма, которые они наверняка воздержались бы делать, если бы всерьез верили в реализуемость их «научного коммунизма». Сам Ленин отрицал возможность социалистической (коммунистической) революции в России за несколько дней до начала революционного кризиса 1917 года.
Реальный коммунизм возник в России вопреки фундаментальным принципам марксизма, в отсталой крестьянской стране со слабо развитыми капиталистическими отношениями, что и послужило одним из условий успеха коммунистического «эксперимента». Он сложился в силу объективных законов организации больших масс населения в единый социальный организм в условиях полного развала всех основ предшествовавшего общественного строя. Он явился не покорным воплощением в жизнь распоряжений вождей и рекомендаций идеологов, как правило, либо бессмысленных, либо заведомо невыполнимых, либо обрекавших миллионы людей на гибель, а результатом великого исторического творчества миллионов людей, которые либо вообще не имели понятия о марксизме, либо знали о нем весьма смутно и истолковывали на свой лад. То, что получилось на деле, лишь по некоторым признакам похоже на марксистский «проект».
Марксизм оказался удобным для России, веками привыкшей к низкопоклонству перед всем западным, как заграничная «штучка», которая как бы освящала творимое неким высшим авторитетом.
Социальный строй, сложившийся в России после 1917 года, в некоторых чертах напоминал марксистский «проект», например, были ликвидированы классы частных собственников, широкие слои населения приобрели гарантии удовлетворения основных жизненных потребностей и т. д. Но во многом другом он резко отличался от этого «проекта», например, государство не отмерло, как обещали марксисты, а, наоборот, расширилось и усилилось сравнительно с государством дореволюционной России. Не исчезли деньги. Не исчезло материальное и социальное неравенство.
Но как бы то ни было, социальный строй Советской России стали называть коммунистическим. Это соответствовало желаниям как западной, так и советской идеологии. Коммунисты-марксисты считали его воплощением своего учения. И во многих других странах мира аналогичный строй устанавливался именно с таким убеждением и назывался коммунистическим. Так что я, говоря о реальном коммунизме (или для краткости просто о коммунизме) или о коммунистическом социальном строе, имею в виду не некое воображаемое идеальное общественное устройство, а вполне реальный тип такого устройства, который можно было видеть во многих странах мира и классическим образцом которого может служить социальный строй в России, возникший после 1917 года и существовавший до начала эпохи реформ.

Что такое коммунизм

Хотя реальный коммунизм существовал в России почти семьдесят лет, научное его понимание в России так и не было создано. Ничего удивительного, однако, в этом нет. Марксистское учение о коммунизме («научный коммунизм») было явлением чисто идеологическим. С наукой оно не имело ничего общего, хотя и претендовало на статус некоей высшей науки. Его презирали даже сами идеологи. Естественно, советские идеологи истребляли всякие попытки развить научный взгляд на коммунизм. Впрочем, серьезных попыток такого рода вообще не было не только из-за идеологических запретов, но и по ряду причин иного рода. На роль правдивого понимания коммунизма претендовала критическая и разоблачительная литература. Но и она не выходила за рамки идеологического способа мышления. Она точно так же создавала идеологически ложную картину коммунистического общества, лишь с иной направленностью. За истину тут воспринимался факт критичности. Чем больше чернилось все советское и вообще коммунистическое, тем истиннее это казалось или истолковывалось так умышленно в интересах антикоммунистической пропаганды.
На Западе положение было не лучше. Если советская идеология боялась обнаружения закономерности дефектов коммунизма и разоблачения абсурдности коммунистического идеала, то западная идеология боялась признания достоинств коммунизма реального. Параллелизм их был удивительный. Например, советская идеология утверждала, будто советское общество построено согласно гениальным предначертаниям «научного коммунизма» Маркса и Ленина. Западная идеология утверждала, будто в основе советского коммунизма лежит вздорная утопия глупого Маркса и кровожадного Ленина. Советская идеология утверждала, будто коммунистические социальные отношения никогда и нигде до 1917 года не существовали, будто они начали складываться только после революции по планам коммунистов. Западная идеология утверждала, будто эти отношения были навязаны массам советского населения силой и обманом советскими властями после революции. Такого рода параллелизм можно увидеть по всем важнейшим проблемам, касающимся понимания коммунизма.
С точки зрения научных критериев утверждения советской и западной идеологии были однопорядковыми. Сходным оказалось и их влияние на умы людей. Если, например, коммунистический социальный строй в Советском Союзе не имеет никаких общечеловеческих корней и никаких предпосылок в прошлой истории России, если он сначала был выдуман в теории и затем как-то навязан населению страны, то его тем же путем можно изменить в желаемом духе или даже отменить совсем. Именно такой идеологический идиотизм владел сознанием будущих советских реформаторов, прошедших школу идеологической обработки в советских учебных заведениях и в партийном аппарате.
Выше я упомянул об обстоятельствах, помимо идеологических запретов, затруднивших научное понимание коммунизма. Понять такой огромный новый социальный феномен не так-то просто, если даже устранить все идеологические препятствия и всячески поощрять его познание. Исторический опыт коммунизма был все-таки слишком коротким. При этом он возник и существовал в чрезвычайно неблагоприятных условиях. Вся его история была непрерывной борьбой за выживание против превосходящих сил Запада. И теперь трудно различить, что следует отнести к преходящим явлениям его созревания и что к существенным, постоянным явлениям зрелости. Например, в системе власти коммунистической России имело место своеобразное двоевластие. Были Советы, выбиравшиеся путем прямых, всеобщих и тайных выборов. И был партийный аппарат, формировавшийся совсем иными путями. Считать это преходящим явлением или зрелой формой коммунистической системы власти? История ответа на этот вопрос не дала, а теоретически тут одинаково допустимы различные варианты.
Чтобы понять коммунизм, надо различать конкретные страны, в которых он появился и существовал, и коммунизм как таковой, то есть как социальный феномен, независимый от особенностей этих стран. Не все, что имело место в этих странах в коммунистический период их истории, связано именно с коммунизмом. И не все, что должно войти в научное описание коммунизма, можно заметить в любой стране, где он имел место. Коммунизм нигде не существовал в «чистом виде», везде был погружен в среду иного рода. Даже в России, где он был ближе всего к «чистому» образцу, практически невозможно отделить то, что шло от особенностей русской истории и характера населения, от того, что шло от коммунизма как такового. Все то плохое, что случилось в советский период русской истории, критики коммунизма и антикоммунисты свалили на коммунизм, хотя с гораздо большими основаниями можно было утверждать, что именно благодаря коммунизму России удалось избежать зол более страшных. И никаких научных критериев для истинных суждений тут нет. И вряд ли они когда-либо появятся.
Чтобы понять сущность коммунизма, надо различать то, что есть проявление универсальных социальных законов, имеющих силу в любом обществе, и то, что относится к действию специфических законов коммунизма. Например, государственно-бюрократический аппарат в западных странах был развит не менее сильно, чем в коммунистических, а то и посильнее. И аппарат этот обладает теми же пороками, что и в коммунистических странах. По степени коррумпированности он даже превосходит советский. А идеологическое оболванивание масс в коммунистических странах выглядит просто детской забавой в сравнении с тем, как это делается на Западе.
Людей во всем мире в течение десятилетий волновало то, что на самом деле существовало в Советском Союзе. И именно это явление они называли коммунизмом, не думая о том, правильно или нет они используют это название. Поэтому на вопрос о том, что такое реальный коммунизм, я отвечал всегда так: это тип общественного устройства, которое в наиболее развитой для нашего времени форме можно наблюдать в Советском Союзе. А что он из себя представляет конкретно, это должен выяснить его анализ по правилам науки, а не идеологии и пропаганды.

Социальные корни коммунизма

Коммунизм не есть чистый продукт человеческой фантазии. Он имеет вполне реальные корни в жизни общества. Причем эти корни существуют в самых различных человеческих объединениях. Существовали они и в дореволюционной России. Существуют они и в странах Запада. Без них вообще невозможно никакое достаточно большое и развитое общество. Что это за корни? Дело в том, что в жизни всякого человеческого общества можно заметить два аспекта – деловой и коммунальный. В первом аспекте люди занимаются каким-то общественно полезным делом, и прежде всего производством жизненных благ. Во втором аспекте люди совершают поступки и вступают во взаимные отношения в зависимости от самого того факта, что их много и что они вынуждены жить совместно из поколения в поколение. К явлениям второго аспекта (к явлениям коммунальности) относятся, например, объединения людей в группы, государственные учреждения, полиция, армия, партии, профсоюзы, преступные организации, религиозные феномены, взаимная вражда и т. п.
Роль этих аспектов в различных обществах может быть различной. Бывает, что один из них подчиняет себе другой и даже заглушает его. Я утверждаю, что именно различие этих аспектов, устойчивые взаимоотношения между ними и доминирование того или иного из них над всеми прочими аспектами жизни людей образует самую глубокую основу различия между западным типом общества и коммунистическим. Западное общество в основе своей организуется по законам делового аспекта, которые оказывают решающее влияние и на аспект коммунальный. Коммунистическое общество организуется прежде всего по законам коммунального аспекта, которые оказывают определяющее влияние и на деловой аспект.
Явления коммунальности разнообразны. И далеко не все они вошли в коммунизм в качестве его элементов. Коммунизм, вырастая из явлений коммунальности одного рода, всю свою короткую историю вел ожесточенную борьбу против явлений коммунальности иного рода. Нельзя все зло приписывать коммунизму. Коммунизм вообще не добро и не зло, а лишь определенный тип организации общества. И если он потерпел поражение, то его осилили именно те явления коммунальности, против которых он боролся, поддержанные внешними врагами.

Историческая преемственность

В антисоветской и антикоммунистической пропаганде распространялось утверждение, будто коммунизм есть уклонение от некоего нормального хода истории. В действительности коммунизм принадлежит к такому типу организации больших масс людей в единое целое, который являлся и является обычным и широко распространенным. При этом типе организации доминирующей является не добровольная самоорганизация масс людей снизу, как это имело место, например, в истории становления США, а принудительная организация сверху, как это имело место, например, в истории России с первых же дней ее существования. Коммунизм развил этот тип организации до предела, обнажив все его достоинства и недостатки.
Организация общества сверху не имеет ничего общего с идеологическим утверждением, будто коммунизм сначала был выдуман кем-то и затем сверху навязан людям. Коммунизм сам есть средство организации общества сверху. При этом типе организации решающая роль в объединении людей в целое принадлежит системе государственности, а не другим факторам, в том числе не экономике. Тут структурирование системы власти и управления образует основу социального структурирования вообще. В России феодальный класс формировался из служащих государства, которые за свою службу получали плату в виде земель и людей, которых тут было в изобилии. А перед революцией 1917 года число государственных чиновников, получивших за службу дворянские звания, превысило число наследственных дворян.
Коммунистическое общество в России возникло не в качестве случайного исключения из общих законов социальной эволюции, а в удивительном соответствии с ними. До революции в России происходило крушение феодальных социальных отношений, уже утративших сколько-нибудь значительную роль в обществе, и формирование капиталистических отношений, которые еще были слишком слабыми. Но одновременно происходило развитие социальных отношений, которые участниками жизненного процесса того времени не воспринимались как основа социальных отношений будущего коммунистического общества, а именно отношения людей к грандиозному государственному аппарату и отношения людей внутри этого аппарата.
В результате Октябрьской революции 1917 года в России были ликвидированы классы частных собственников, исчезли феодальные и капиталистические отношения. Была вроде бы разрушена также система власти царизма. Именно вроде бы! На месте разрушенного государственного аппарата царизма с поразительной быстротой сложился новый государственный аппарат, который, став законным наследником аппарата царизма, превзошел его во всех отношениях, ибо он стал безраздельным властелином общества. И полный простор получили социальные отношения, которые ранее были перемешаны и слитны с отношениями феодализма и капитализма, не выделяясь в качестве специфических отношений будущего коммунизма. Эти отношения, в какой бы форме они ни проявлялись и ни осознавались людьми, были на самом деле привычными для десятков миллионов людей Российской империи. Для них революционный перелом не был на самом деле таким уж радикальным, как это выглядело на поверхности событий и с точки зрения тех, кто сбрасывался с арены истории.
Всякую революцию можно рассматривать с различных точек зрения: с точки зрения причин, приведших к ней, участников революции, ее движущих сил, ее лидеров, ее конкретного хода, ее последствий для различных слоев населения и т. д. Но все это не есть рассмотрение социальной сущности революции. Последняя определяется тем, какие социальные отношения стали господствующими в послереволюционном обществе, какие социальные слои потерпели поражение и какие получили преимущества, стали играть решающую роль, расти и укрепляться.
Сущность русской революции проявлялась не в отдельных ярких событиях, поражавших воображение современников, а в будничной жизни миллионов людей. А то, что для живших в то время людей казалось самым обыденным и заурядным, не привлекало их исторического внимания. Сломали одни конторы и учреждения власти, но тут же создали новые, с точки зрения вовлеченных в их работу людей мало отличавшиеся от прежних. Масса чиновников пристраивалась в новых учреждениях. Многие офицеры стали командирами новой армии. Армия и милиция строились по привычным образцам – в соответствии с универсальными законами феноменов такого рода. В стране был накоплен колоссальный опыт организации общественного порядка, и люди действовали в соответствии с ним. Сфера власти и управления необычайно расширилась. Миллионы людей охотно шли в начальники и исполняли новые для них роли так, как будто были прирожденными начальниками или прошли специальную школу для этого. А между тем они просто заново открывали для себя примитивные правила начальствования, свойственные властям всех времен и народов.
Русская революция по своей социальной сущности была революцией чиновничьей не только в том смысле, что чиновник становился новым господином общества, но и в том смысле, что все граждане превращались в потенциальных и актуальных служащих государства. Хотел бы я знать, что случилось бы с Марксом, доживи он до этих лет, если бы он узнал, что самый огромный вклад в дело подготовки его коммунистического рая сделал русский царь Николай I, до необычайных высот развивший чиновничье-бюрократический строй России, а наиболее адекватным воплощением его идей явилось чиновничье-бюрократическое общество Советской России?!
Нельзя считать чистой случайностью тот факт, что реальный коммунизм впервые в истории появился именно в России, и тот факт, что после революции 1917 года в России сложилось общество именно такого типа. Среди множества факторов, ставших условиями для этого, свою роль сыграл и универсальный социальный закон исторической преемственности, который я формулирую так: если какое-то общество разрушается, но при этом сохраняются человеческий материал и основные условия его выживания, то из остатков этого общества может возникнуть новое, максимально близкое по социальному типу к разрушенному.
Русская история всегда была по преимуществу историей государственности, то есть исходящей от высшей власти и из столицы. Она такой осталась и после революции 1917 года. Более того, она усилилась в этом качестве. Население страны восприняло начало реформ в 1985 году прежде всего как новую установку высшей власти – Москвы, Кремля. И это внесло свою долю в ход событий.

Природные факторы

В российской истории и в рассматриваемых здесь событиях многое останется непонятным, если не принимать во внимание всю совокупность природных факторов России, включая размеры страны, климат, почву, характер и традиции населяющих страну народов и т. д. Поразительно то, что эти факторы всегда игнорировались в суждениях о советском обществе. И вдвойне поразительно то, что советские реформаторы, которые должны были бы знать их назубок и понимать их роль в жизни страны, начисто «позабыли» о них, пускаясь в перестроечную авантюру. Не нужно было быть гением, чтобы заранее знать, что разрушение существовавшего социального строя должно с необходимостью привести большинство регионов страны и народов к примитивному докоммунистическому состоянию, а не к подъему на уровень богатых стран Запада.
Теперь из кошмарного опыта даже круглым дуракам стало ясно, что с природными факторами нельзя не считаться. И тем не менее правители России до сих пор делают вид, как будто таковых вообще нет, а идеологи полностью их игнорируют в оценке сложившейся ситуации и ее причин. Что это такое?! Можно ли это объяснить лишь самоослеплением и помутнением умов?!
Самые элементарные расчеты показывают, что с теми природными факторами, какие имелись в России, достичь больше того, что было достигнуто в советский период, просто невозможно. Для этих природных факторов коммунизм был оптимальным способом их организации.

Человеческий фактор

В истории России тот тип организации общества, частным случаем и вершиной которого явился коммунизм, был, повторяю, изначальным. Русские люди, истощив свои силы в нескончаемых междоусобицах, обратились к иноземным (варяжским) князьям с просьбой прийти к ним и править ими. Так что тут рассматриваемый способ организации не был результатом внешнего завоевания, он был результатом добровольного соглашения. Просто люди убедились на опыте, что они сами не в состоянии установить желаемый общественный порядок, и обратились за помощью к внешней силе, которая могла занять позицию над обществом.
Рассматриваемый тип организации общества для определенного человеческого материала и условий не менее естественен и адекватен, чем западный тип организации – для других. В наше время признание роли человеческого фактора в формировании и сохранении социальных систем стало фактически табу и расценивается как расизм. Смысл этого табу очевиден: западная идеология стремится убедить всех, будто западный социальный строй является наилучшим и годится для всех народов мира. И тем более она не может даже допустить намека на то, что коммунистический строй лучше соответствует природе каких-то народов. Но абсолютно ничего расистского в том, что я сказал выше, нет. Более того, игнорировать качества человеческого материала в исследовании важнейших социальных феноменов современности – значит заведомо закрывать себе путь к их пониманию.
Я утверждаю, что одним из важнейших условий колоссального разрастания системы государственности в Российской империи и преобладания ее над прочими социальными силами был именно человеческий фактор, и прежде всего качества русского народа, подобно тому, как общество западного типа было бы невозможно с иным человеческим материалом, чем тот, какой поставляли народы западных стран.
Не буду приводить те характеристики, какие давали посторонние наблюдатели народам, населявшим территорию будущей Российской империи и будущего Советского Союза со времен Геродота. Многое в них справедливо и выглядит так, будто они наблюдали не наших предков, а наших современников. Далеко не лестную характеристику русскому народу давали Пушкин, Лермонтов, Герцен, Чернышевский, Чаадаев, Гоголь и многие другие известные личности, которые не были врагами русского народа, наоборот, любили его до боли души и страдали, видя его таким.
И я, давая резко критическую оценку русскому народу, делаю это как человек, принадлежащий к нему и страдающий за его судьбу.
Коммунизм имел успех в России в значительной мере благодаря национальному характеру русского народа – вследствие его слабой способности к самоорганизации и самодисциплине, склонности к коллективизму, холуйской покорности перед высшей властью, способности легко поддаваться влиянию всякого рода демагогов и проходимцев, склонности смотреть на жизненные блага как на дар судьбы или свыше, а не как на результат собственных усилий, творчества, инициативы, риска.
Вследствие своего национального характера русский народ не смог воспользоваться плодами своей великой революции и плодами победы в войне над Германией, не смог завоевать привилегированное положение в своей стране, оказался неконкурентоспособным в борьбе с другими народами за лучшие социальные позиции и блага. Русский народ не оказывал поддержку своим наиболее талантливым соплеменникам, а, наоборот, всячески препятствовал их выявлению, продвижению и признанию. Он никогда всерьез не восставал против глумления над ним, исходившего от представителей других народов, позволяя им при этом безбедно жить за его счет.
Коммунизм усилил отрицательные качества русского народа. Но одновременно он придал им в значительной мере конструктивный смысл. Благодаря коммунизму плохой человеческий материал мог функционировать более или менее терпимо в сложившихся исторических условиях – ничуть не хуже того, какой мог бы быть оценен как хороший. Во всяком случае, русский народ смог сохраниться как народ исторический лишь в качестве народа коммунистического. С любым другим строем он обречен на деградацию и гибель. Как показал опыт, удар по коммунизму в России оказался ударом по русскому народу. Впрочем, он и предназначался ему с самого начала, а коммунизм был лишь предлогом и маскировкой истинных намерений.
Но те же самые качества русского народа стали одной из важнейших причин краха коммунистического социального строя в России.
Все попытки привить русским людям наилучшие человеческие качества в течение более чем семидесятилетней советской истории потерпели крах не только и не столько из-за неспособности коммунистической системы осуществить это на деле, сколько из-за неспособности народа стать народом коммунистических ангелов. Ни скачок в культуре и образовании, ни прогресс в материальном и бытовом отношении не смогли улучшить русский национальный характер. Наоборот, произошла во многих отношениях деградация в смысле обострения и огрубления этого характера. Такую массовую эпидемию антипатриотизма, самоуничижения, пораженчества, холуйского низкопоклонства перед Западом, зависти к западным народам, подражания всему западному, особенно порокам двурушничества и прямого предательства, какая началась после 1985 года, не допустил бы ни один европейский народ.
В советский период существовала всеобъемлющая система ограничений на поведение людей – партийная и комсомольская организация, деловой коллектив, карательные органы, школа и высшие учебные заведения, идеологическая обработка, культура, семья. Все эти компоненты контроля за жизнью людей действовали совместно и согласованно. В этих рамках люди с любыми качествами вели себя более или менее терпимо. В постсоветский период все эти ограничения были ликвидированы. Люди были предоставлены сами себе и влиянию развращающей пропаганды. И народ обнаружил в полную силу все свои природные качества, по преимуществу вызывающие гнев, омерзение и презрение.

Основные опоры коммунизма

Коммунизм есть сложная система организации больших масс людей в единое целое. Основные опоры этой системы суть следующие три: 1) организация населения в стандартные первичные коллективы (клеточки); 2) единая, централизованная и иерархическая система власти и управления; 3) единая система воспитания и идеологической обработки населения. В постсоветский период именно они подверглись самым яростным атакам со стороны реформаторов.
Социальная организация населения
Коммунистическое общество имеет сложное строение. Но основу его структуры образует стандартная организация населения. Все взрослые и трудоспособные граждане объединяются в первичные деловые коллективы – в клеточки целого. Это хорошо всем известные заводы, фабрики, институты, фермы, магазины, школы, больницы и другие предприятия и учреждения, в которых граждане принимаются на работу, получают вознаграждение за труд, добиваются успехов, делают карьеру, получают награды и различного рода жизненные блага. Разумеется, структура общества не сводится к клеточному строению. Общество структурируется и во многих других аспектах. Но в любом из них основу образует клеточная структура. Клеточка есть общество в миниатюре, а общество в целом – многократно расчлененная и разросшаяся до гигантских размеров клеточка. Если хочешь понять сущность коммунизма, изучи сначала его клеточку.
Коммунистические клеточки создаются, преобразуются и уничтожаются решениями властей. Их статус устанавливается законодательно. При этом определяются характер и объем их деятельности, число и категории сотрудников, взаимоотношения с другими клеточками и государством. Они функционируют в рамках планов работы. Главный критерий оценки их работы – соблюдение того, что предписано им их статусом, и выполнение планов.
Для выполнения своих функций клеточка получает от общества средства вознаграждения сотрудников за их труд и необходимые средства деятельности. Коллектив владеет этими средствами и эксплуатирует их. Но они не есть его собственность. Все члены коллектива социально не различаются по отношению к средствам деятельности, как это имеет место в обществах иного типа, например, в феодальном и капиталистическом. Они различаются лишь в системе организации работы. Директор фабрики, например, находится в таком же социальном отношении к средствам деятельности, как подчиненные ему рабочие и служащие. Если одной фразой определить коммунизм с этой точки зрения, то можно сказать, что это – общество, в котором все работающие граждане суть служащие государства.
Все сотрудники клеточек суть наемные рабочие или служащие. Они принимаются на постоянную работу по профессии на неограниченный срок и могут быть уволены только в исключительных случаях. Причем и в этих случаях требуется решение суда и согласие профсоюзной организации. Заработная плата устанавливается законом. Размер ее зависит от занимаемой должности, уровня квалификации и заслуг. Сотрудники клеточки получают основную зарплату независимо от реализации результатов деятельности клеточки.
Клеточка, как правило, расчленяется на более мелкие группы, вплоть до минимальных. Помимо деловых групп, в ее структуру входит множество всякого рода общественных организаций и групп. Главные из них суть партийная, профсоюзная и комсомольская организации. Они имеют более или менее сложное строение, имеют свои выборные руководящие органы.
Сотрудники клеточек образуют единые социальные коллективы, имеющие свою структуру и правила жизни независимо от дела, каким они заняты. Основная жизнь работающих граждан проходит в этих коллективах или в зависимости от них. Тут люди не только трудятся, но проводят время в обществе знакомых и друзей, обмениваются неделовой информацией, развлекаются, занимаются спортом и общественной работой, участвуют в самодеятельных творческих группах, получают жилье, места для детей в детских садах, путевки в дома отдыха, пособия и т. п.
Клеточка выполняет функции идейного и морального воспитания граждан. Она вовлекает их в активную общественную жизнь и осуществляет контроль за ними в этом отношении. Государство и идеологический аппарат воздействуют на людей прежде всего через их первичные коллективы. Коллектив несет известную ответственность за своих членов.
Жизнь людей в условиях такой организации формально проста, жизненные линии ясны и определенны. Для большинства имеется возможность добиваться сравнительного благополучия, улучшения бытовых условий и служебного успеха за счет личного труда по профессии и способностей. Всем работоспособным гражданам гарантирована работа. Всем работающим гарантированы оплачиваемый отпуск, оплата времени болезней, бесплатное медицинское обслуживание, образование, обучение профессиям, пенсия по старости и многое другое. Основные жизненные потребности так или иначе удовлетворяются.
Надо сказать, что такая социальная организация вполне устраивала подавляющее большинство советских людей, по своей природе склонных к коллективистскому образу жизни. Они воспринимали все достоинства своей жизни как нечто само собой разумеющееся, как нечто данное от природы и всеобщее. И почти никак не связывали их именно с коммунизмом. Коммунизму же они приписывали все недостатки своей жизни, включая и те, которые не были спецификой коммунизма. Им в голову не приходило, что они могут всего этого лишиться, отказавшись от коммунизма и избрав западный путь дальнейшей эволюции. Они рассчитывали на то, что они при этом избавятся лишь от дефектов коммунизма, присоединив к тем благам, какие они имели, блага западного образа жизни – свободы и изобилие материальных благ, какое им обещали, но не дали коммунисты. Только теперь, когда они потеряли все достоинства прежнего коммунизма и приобрели лишь недостатки навязываемого им капитализма, они начали весьма смутно догадываться о том, какую непростительную глупость совершили, поддавшись западной пропаганде.
Не следует думать, будто рассмотренная социальная организация охватывала все советское общество без исключения. Она доминировала, задавала тон. Но в реальном обществе существовало и многое другое, что было глубоко враждебно ей. Существовали бесчисленные мелкие «частники», в большинстве – нелегально. Существовали уголовные группы, организации и даже предприятия. Существовала «теневая экономика». Государство боролось против этого, но нельзя сказать, что успешно. Работники государственного аппарата и коммунистических коллективов подвергались влиянию этой враждебной коммунизму среды и вовлекались в ее деятельность. Коррупция, хищения, махинации и т. п. явления были обычными в жизни общества и с годами не исчезали, а разрастались. Впоследствии эти враждебные коммунизму явления стали социальной опорой реформаторов, опорой фактически криминальной.
Система власти и управления
Клеточки разделяются на такие, которые заняты каким-то делом и никем не управляют (базисные клеточки), и такие, специальным делом которых является управление другими клеточками. В коммунистическом обществе складывается грандиозная система таких клеточек – система власти и управления. В течение многих десятилетий она служила объектом бесконечных нападок со стороны всякого рода критиков советского общества, а начиная с 1985 года она стала главным направлением атак со стороны реформаторов.
Я различаю два периода в истории коммунистической системы власти и управления в России – сталинский и брежневский. Соответственно различаю и два типа ее. Это различие, насколько мне известно, игнорируют все без исключения. Думаю, что это делается умышленно: изобразить в пропаганде брежневский период и тип власти как продолжение скомпрометированного сталинского и бить советскую систему государственности под этим предлогом как преступную. Я сначала рассмотрю коммунистическую систему власти в ее наиболее развитой форме, то есть в том виде, какой она приняла в брежневские годы. После этого расскажу кратко о различии сталинизма и брежневизма.
В коммунистической системе власти и управления, как и в ее предшественнице – царской системе, не было характерного для Запада разделения властей, которым сам Запад восторгается с неослабевающей силой до сих пор, хотя, по мнению многих специалистов, эти восторги в значительной мере лицемерны и преувеличены. Но если даже признать это разделение властей абсолютной ценностью цивилизации, оно не вошло в коммунистическую систему власти не по злому умыслу марксистов, так как марксисты вообще предрекали полное отмирание государства при коммунизме. Попытки ввести в России западное разделение властей в последние годы потерпели полное банкротство и закончились жестоким и бессмысленным расстрелом законодательной власти России по приказу Ельцина, который под аплодисменты Запада сосредоточил в своих руках практически неограниченную власть. И опять-таки видеть тут козни коммунистов нелепо, так как они поддерживали фактически именно разделение властей. Даже некоторые бывшие яростные реформаторы стали признавать, что принцип разделения властей оказался неадекватным российской психологии, политическим традициям, реальным условиям. Они, правда, умалчивают главную причину краха такого рода попытки, а именно власть клик, пришедших на смену брежневистской власти, которая не терпит никаких разногласий даже в рядах близких сообщников, ибо она есть власть криминальная.
Коммунистическая система власти и управления дифференцировалась в иных многочисленных аспектах – территориальном, отраслевом, функциональном и т. д. Основную часть ее составляла власть в узком смысле слова – система государственности, или, короче, государство. Коммунистическое государство возникло из тех же потребностей общества, как и всякое другое государство, а именно из потребности охраны целостности страны, обеспечения общественного порядка, обороны страны от внешних нападений и т. д. Но в условиях коммунистического общества государство достигло максимума того, на что оно в принципе могло претендовать и рассчитывать, ибо в обществе не оказалось сил, способных конкурировать с ним в борьбе за какие-то социальные роли. Коммунистическое государство не есть некое абсолютно новое изобретение коммунистического общества, это есть государство вообще, принявшее особый вид в условиях этого общества.
В коммунистическом обществе государство превратилось в своего рода сверхобщество, живущее за счет общества, в которое оно было погружено. Здесь уже не государство служило обществу, а, наоборот, общество стало ареной, материалом деятельности государства, сферой приложения его сил, средством удовлетворения его амбиций и потребностей. Государство стало монопольным субъектом истории. В сферу внимания его вошли все аспекты жизни общества, включая экономику, культуру, идеологию, внешнюю политику и торговлю, воспитание детей, образование, спорт, быт и отдых людей, короче говоря, все, что имело хотя бы какое-то значение для жизни людей и общества в целом.
Коммунистическое государство выполняло функции общие ему с государствами другого типа и специфически коммунистические. Последние заключались в обеспечении жизнедеятельности общества как органического целого. В этом отношении государство делало все то, что в западном обществе делают частные предприниматели, банки и другие внегосударственные средства самоорганизации.
Коммунистическому государству принадлежала также функция реформаторства и прогресса. Государство не просто по своей воле стремилось к этому, а вынуждалось на это в интересах самосохранения и сохранения страны, в которой оно занимало господствующее положение. Здесь все значительные преобразования осуществлялись как решения свыше. Здесь борьба против постоянной тенденции к застою и деградации принимала форму насильственных реформ сверху. При этом властям приходилось преодолевать косность и инертность масс населения.
Я обращаю внимание читателя на то, что дело тут не просто в увеличении мощи государства сравнительно с обществами другого типа, а в качественно новой роли государства в организации и функционировании общественного организма. Тут все общество оказалось организованным по принципам организации государственности или применительно к ним. Если не принимать во внимание это обстоятельство в качестве основы для понимания событий в Советском Союзе, то поразительно быстрый и катастрофический крах этого общества останется совершенно непонятным. Крах государственности тут означал с необходимостью и автоматически крах всего общества, ибо никакого общества вне системы государственности тут вообще не существовало!
Важнейшим изобретением коммунистического общества в сфере государственности явился ее структурный элемент, получивший название партии.
Партия
Слово «партия» вводит в заблуждение, поскольку оно вызывает ассоциации с партиями западных стран. В западных странах люди объединяются в партию независимо от того, в каких учреждениях или предприятиях они работают. Должности в партии не являются должностями в государственном аппарате. Если партийные функционеры как-то попадают в государственные учреждения, то они там занимают должности, не совпадающие с их ролью в партии. Пришедшая к власти партия не становится частью государственного устройства. Партийные ячейки не являются элементами социальной структуры предприятий и учреждений (клеточек общества). Партия же в коммунистической стране этим требованиям не удовлетворяла. И вовсе не по тем причинам, какие тут измыслила западная идеология и пропаганда.
Тот социальный феномен, который в Советском Союзе назвали партией, состоял из множества партийных организаций в первичных коллективах и из независимого от них партийного аппарата. Первые были элементами социальной организации населения в самом базисе общества. Они были структурными элементами первичных коллективов, клеточек. Их активность ограничивалась рамками клеточек. Но роль их здесь была огромной. Они вмешивались во все аспекты жизни коллективов, влияли на общую атмосферу в них, на поведение начальства и прочих членов коллективов. Они были важнейшей формой специфически коммунистической демократии. В них добровольно вступали наиболее активные граждане, причем в массе своей далеко не худшие, а скорее лучшие. Многие из них вступали в партию с корыстными и карьеристскими целями, но таких было не большинство. Подавляющее же большинство никакую карьеру не делало и не сделало, никаких преимуществ от своей партийности не имело. Более того, они выполняли безвозмездно огромную общественную работу сверх деловых обязанностей. Для них это само по себе имело ценность фактора их общественной жизни. Не хлебом единым жив человек! Партийный аппарат был частью системы государственности, причем частью особой. Во-первых, он был стержнем, остовом всей системы власти. Во-вторых, он был такой частью власти, которая управляла всей остальной властью, то есть властью над самой властью, властью второго уровня. Вся система власти и управления обществом находилась под контролем партийного аппарата, являлась фактически продолжением и разветвлением его. В обратном направлении она так или иначе сходилась в партийном аппарате и отражалась в нем. Так что включение в Конституцию при Брежневе статьи о руководящей роли КПСС отражало фактическое строение коммунистического государства. Но сделано это было в такой форме, что тем самым была создана лазейка для идеологического оправдания начавшегося разгрома советской государственности под предлогом ликвидации монополии КПСС на власть и введения многопартийности.
Трудно сказать, чего было больше в намерении высшего советского руководства (горбачевского) ввести многопартийную систему вместо однопартийной – обыкновенного интеллектуального кретинизма и невежества или заранее задуманной установки на предательское разрушение основ советской государственности. Настаивать на ликвидации некоей монополии КПСС на власть было равносильно тому, как если бы кто-то стал настаивать на ликвидации монополии головного мозга в управлении нервной системой организма и замены его множеством каких-то эрзацев, к тому же еще не существовавших в природе. Коммунистическое общество вообще не было обществом однопартийным, оно было, по сути дела, беспартийным. Система политических партий западного образца тут вообще не имела никаких оснований. Рассматривать советское общество в понятиях западной демократии вообще было ошибочно, это имело следствием лишь помутнение умов. Поразительно, что во всем гигантском идеологическом аппарате не нашлось ни одного человека, который заявил бы о фактической направленности идей многопартийности на разгром советской государственности. Я на эту тему начиная с 1978 года опубликовал буквально десятки работ, которые были в России истолкованы как антикоммунистические. Лишь после того, как крах советской государственности состоялся, многие российские интеллектуальные мародеры стали высказывать нечто подобное, разумеется, без ссылок на первоисточник.
Такая структура власти сложилась в Советском Союзе вовсе не потому, что будто бы одна партия захватила власть и установила однопартийную систему, как это преподносила западная идеология. КПСС вообще никакую власть не захватывала, она сложилась после захвата власти кем-то другим, сложилась именно как явление государственности, с одной стороны (со стороны аппарата), и как явление социальной структуры клеточек – с другой стороны (со стороны первичных партийных организаций). Сложилась как результат специфически коммунистического, послереволюционного творчества. И надо признать, это было, пожалуй, самым замечательным изобретением в системе государственности.

Сталинизм и брежневизм

Отождествление сталинизма и брежневизма стало одной из догм западной идеологии в ее концепции коммунизма. Полностью игнорируется тот факт, что в послевоенные годы произошла десталинизация советского общества и на место коммунистической диктатуры сталинского периода пришла коммунистическая демократия хрущевского и затем брежневского периода. Я связываю этот период с именем Брежнева, а не Хрущева, поскольку хрущевский период был переходным от сталинизма к брежневизму. Именно второй явился альтернативой первому, причем самой радикальной в рамках коммунизма и, пожалуй, единственно возможной.
Все критики советизма и коммунизма представляют советскую историю так, будто советский коммунизм был со всеми его атрибутами введен большевиками сразу же после октябрьского переворота 1917 года. А между тем это была история в полном смысле слова, история великая, хотя и трагическая, история творческая. И сталинизм не был чем-то раз и навсегда данным, застывшим и структурно однообразным. Коммунизм рождался в стране, которая находилась в состоянии разрухи и хаоса, к тому же во враждебном окружении. Та система власти, которая стала привычной в послесталинские годы, тогда еще только начинала складываться, причем совсем не в адекватном ее сути виде. Человеческий материал, доставшийся от прошлого, не соответствовал ей по психологии, образованию, культуре, профессиональной подготовке и опыту. Большинство были выходцы из низших слоев старого общества, то есть вообще люди малограмотные и имевшие представления о власти самые примитивные. Постоянно складывались мафиозные группки. Склоки. Коррупция. Пьянство. Жульничество. Бесконечные злоупотребления властью. Сама эта нарождающаяся система власти нуждалась в строгом контроле со стороны еще какой-то сверхвласти, независимой от нее и стоящей над ней. Такой системой сверхвласти и явился сталинский тип коммунистической власти.
Сталинская система включала в себя партийно-государственный аппарат управления и всячески поощряла его, но как свое орудие. Этот аппарат играл в ней роль второстепенную, подчиненную. Главным было другое, а именно аппарат личной власти, не связанный никакими законодательными нормами. Он состоял из клики людей, лично обязанных главарю (вождю) своим положением в клике и предоставленной ему долей власти. Такие клики складывались на всех уровнях иерархии, начиная от высшей во главе с самим Сталиным и кончая уровнем районов, частей районов (например, сельских советов) и предприятий. Главными рычагами власти были те, которые сейчас называют «силовыми структурами», – органы государственной безопасности, милиция и вообще силы внутреннего порядка, армейское командование, дипломатический корпус, главы учреждений и предприятий, выполняющих задания особой государственной важности, научная и культурная элита и т. п. Важнейшим элементом сталинизма была система вождизма, которую сейчас рассматривают как пример популизма. При этой системе руководитель обращался непосредственно к народу, игнорируя официальные учреждения власти. Массам эти учреждения представлялись как нечто враждебное им, как помеха их вождю-руководителю. Отсюда волюнтаристские методы руководства. Руководитель мог по своему произволу манипулировать чиновниками нижестоящего аппарата официальной власти, назначать и увольнять их, заменять другими и даже арестовывать. Причем это имело место на всех уровнях, во всех сферах общества, во всех районах страны. Взгляните на ельцинскую организацию власти! Не видите ли вы в ней нечто до мелочей похожее на сталинизм?!
Сыграв свою историческую роль, сталинистский тип власти и управления уступил место тому, который я описал выше и который называю брежневистским. Официально это произошло в 1956 году на XX съезде КПСС. В двух словах: он отличается от сталинистского тем, что роль аппарата сверхвласти в нем берет на себя партийный аппарат, а волюнтаризм уступает место консервативно-бюрократическим методам управления.
Разрушение брежневистского типа власти и переход к сталинистскому в условиях, какие сложились к 1985 году, и без опоры на коммунистическую организацию населения могли привести только к образованию уголовно-мафиозной структуры на высшем уровне власти. Это было очевидно априори. Тем более тенденция к этому отчетливо наметилась уже в конце брежневского правления.

Воспроизводство власти

Есть два способа и два аспекта воспроизводства системы власти и управления:1) отбор кандидатов и назначение на посты сверху; 2) выборы путем голосования из числа кандидатов, выдвигаемых снизу. Для коммунистического общества характерным является первый способ. Второй играет роль подчиненную, санкционируя предрешенные результаты первого и маскируя его. При отборе кандидатов на посты в соответствующих инстанциях аппарата власти, контролирующих эти посты, рассматривается не один подходящий человек, а многие. И в массе отбираются далеко не худшие граждане. Какими бы качествами ни обладали кандидаты на посты, они, будучи назначены или выбраны на эти посты, должны затем исполнять свои функции по законам власти и управления, а не в соответствии с какими-то лозунгами и прекрасными намерениями. Это особая профессиональная работа. И она не сводится к речам на митингах и собраниях. Если допустить, что на все посты в системе власти в результате подлинно демократических выборов избраны самые честные, самые умные и самые деловые граждане, приступив к работе, они неизбежно превратятся в таких же бюрократов, консерваторов, карьеристов, стяжателей, взяточников, какими изображаются теперь работники аппарата власти в прошлом.
В условиях Советского Союза такой способ воспроизводства власти был наилучшим даже с точки зрения создания своеобразной демократии. Попытки создать демократию западного образца после 1985 года показали, что многопартийная система и свободные выборы представительных органов власти в России могут быть лишь прикрытием для диктаторской власти сталинистского типа. Западная демократия может сохранить свои качества демократии только в естественной среде своего, западного общества. В иной среде она превращается в свою противоположность – в орудие тирании.

Номенклатура

Одним из важнейших средств, с помощью которых партийный аппарат держит в своих руках всю систему власти и управления обществом и включается в нее, является способ назначения начальников всех сортов и рангов на все более или менее важные посты – номенклатуры партийного аппарата. Партийное руководство есть прежде всего подбор руководящих кадров, контроль за ними и руководство ими.
В сталинские годы в номенклатуру включались особо отобранные и надежные с точки зрения центральной власти партийные работники, которые руководили большими массами людей в различных районах страны и в различных сферах общества. Ситуация руководства была сравнительно простой. Общая линия руководства была ясна и более или менее стабильна. Методы управления были примитивны и стандартны, культурный и интеллектуальный уровень руководимых масс был низкий, лозунги для них были простые. Практически любой партийный функционер, включенный в номенклатуру, с одинаковым успехом мог руководить тяжелой индустрией, целой республикой, спортом, сельским хозяйством или литературой. Главная задача руководства заключалась в том, чтобы установить единое и централизованное руководство страной, приучить массы к новым формам руководства и любой ценой выполнить то, что требовалось высшей властью.
В послесталинские годы изменились условия руководства, изменилось руководимое общество, изменился и характер руководителей. От руководителей стали требоваться образование и более или менее узкая профессионализация, а также более высокий уровень компетентности в руководимом деле или районе страны. Номенклатурой стали называть важные должности вне партийного аппарата, назначение на которые контролируется и утверждается партийным аппаратом. Это – посты, а не люди, назначаемые на них. Категория номенклатурных работников, профессия которых – быть в номенклатуре, практически исчезла как элемент структуры власти. Кроме того, в номенклатуру стали включать профессиональных партийных работников и вообще лиц, попавших в высшие привилегированные слои. Слово «номенклатура» стало многосмысленным и неопределенным, утратило смысл социологического понятия.

Власть и подвластные

Советская система власти и управления складывалась в течение многих десятилетий. При этом она опиралась на традиции и опыт многих столетий дореволюционной русской истории. Она сложилась так, что даже самые посредственные, безвольные, безынициативные и т. п. люди, по отдельности не обладающие никакими способностями правителей, могли нормально функционировать в ней, причем ничуть не хуже гениев власти. Разрушив эту систему после 1985 года, русские обнаружили почти полную неспособность к самоорганизации и самоуправлению. Началось нечто подобное тому, что имело место в русской истории перед призванием варягов, перед татаро-монгольским нашествием и в Смутное время в начале XVII века. Невольно приходят на ум слова историка В. Ключевского о том, что благодаря татаро-монгольскому игу русские не истребили друг друга в междоусобной борьбе и создали свою государственность. Так что популярные сейчас в России идеи насчет приглашения американцев и немцев править русскими не лишены оснований.
Замечу между прочим, что династия Романовых, более трехсот лет правившая Россией, на все 100 процентов была немецкой – дед Михаила Романова был чистокровным немцем, поселившимся в России вместе с прочими ее западными колонизаторами. Уже в XV веке 30 процентов правящих слоев России были выходцы с Запада, в основном – немцы. Еще 30 процентов были выходцы из татар. И лишь ничтожное меньшинство были русские, да и то само понятие русскости было неопределенным. Так что справедливости ради обвинения русских во всяких преступлениях против других народов, модные в последнее время, следовало бы адресовать прежде всего немцам, литовцам, шотландцам, французам, татарам и прочим нерусским колонизаторам России.
Недоверие русских к соплеменникам и пресмыкательство перед инородцами не имеет себе равных у других народов. Сталин имел колоссальный успех в значительной мере потому, что был нерусским, грузином. Горбачев и Ельцин в конце концов стали презираемыми отчасти потому, что русские. Анекдотичный случай с успехом Жириновского в значительной мере объясняется тем, что он еврей.

Экономика

Принято различие коммунистической и западной экономики видеть в том, что первая является планово-командной государственной, а вторая – рыночной и по преимуществу частной. Оно поверхностно и идеологизировано. К предприятиям экономики коммунистической страны относится все то, что выше было сказано о коммунистических клеточках. К этому добавлю еще следующие замечания.
Есть два подхода к производственной деятельности людей и предприятий – экономический и социальный. Не всякая организация производства и вообще деловой жизни общества осуществляется в соответствии с экономическими принципами. Экономические критерии основываются на соотношении затрат на какое-то дело и его результатов. Социальные же критерии основываются на том, в какой мере деятельность предприятий соответствует интересам целого общества. При этом предприятиям устанавливаются определенные рамки деятельности, включая источники сырья и сферу сбыта продукции. И эффективность их характеризуется тем, насколько успешно они придерживаются установленных для них норм.
В капиталистическом обществе доминирует экономический подход к производственной деятельности людей, в коммунистическом – социальный. Они не совпадают. Коммунизм имеет более высокую степень социальной эффективности сравнительно с капитализмом, но более низкую степень экономической эффективности. Социальная эффективность экономики характеризуется многими факторами. Среди них – способность существовать без безработицы и без ликвидации экономически нерентабельных предприятий, сравнительно легкие условия труда, способность ограничивать и вообще не допускать избыточные предприятия и сферы производства, не являющиеся абсолютно необходимыми, способность сосредоточивать большие средства и силы на решении исторически важной задачи, милитаризация страны и другие.
Коммунистическим предприятиям нет необходимости быть рентабельными экономически, достаточно быть социально оправданными. Они должны удовлетворять в первую очередь внеэкономическим требованиям. Их судьба зависит от решений управляющих органов. С чисто экономической точки зрения все 100 процентов коммунистических предприятий, взятых по отдельности, являются нерентабельными. И все же они существуют. Какие из них считать экономически нерентабельными, это решают управляющие органы, а не конкуренция.
Коммунистическое общество обладает своими средствами поднимать экономику до некоторого свойственного ему уровня, поддерживать порядок в экономике и даже осуществлять какой-то прогресс. Эти средства суть средства неэкономические. И они уже были неоднократно использованы, причем успешно. Назову основные из них. Это – принудительность труда, тотальный контроль, карательные меры, низкая заработная плата, минимизация средств потребления, минимизация сферы обслуживания, исключение избыточных сфер производства, создание привилегированных условий для особо важных предприятий и программ, хищническое использование природных ресурсов. Плановость коммунистической экономики вызывала особенно сильное раздражение на Западе и подвергалась всяческому осмеянию. А между тем совершенно безосновательно. Коммунистическая экономика имеет свои очевидные недостатки. Но причина их – не плановость как таковая. Наоборот, плановость позволяла хоть в какой-то мере удерживать эти недостатки в терпимых рамках, сдерживать другие негативные тенденции, преодолевать трудности.
В чем состоит суть планирования экономики? Это не субъективный произвол высших властей. Планирующие органы исходят из того, что уже имеется в наличности, каковы возможности существующих предприятий. А при планировании новых затрат они исходят из реальных потребностей страны. Их можно критиковать за то, что они плохо справляются со своими обязанностями. Но это не есть основание для ликвидации самой системы планирования. Последняя есть средство сохранения единства общества, ограничения коммунальной стихии и тенденции к хаосу.
Во всем том, что мне приходилось читать о коммунистической экономике как об экономике государственно-командной и плановой, преобладали абстрактные рассуждения и полностью игнорировалась конкретная ситуация в экономике как Советского Союза, так и западных стран. В западных странах в течение многих десятилетий сложился механизм регулирования (организации) экономики, причем за этим стояли века колоссального экономического опыта. Этот механизм включает в себя также и планирование в качестве одного из необходимых средств. В России такого механизма не было даже в зародышевом состоянии и до революции. Советская экономика почти полностью сложилась уже после революции. Она не имела никакого иного механизма организации, кроме государственного контроля и тотального планирования.
Идеологи коммунизма, не имевшие ни малейшего представления о том, каким будет реальный коммунизм, были искренне убеждены в том, что коммунизм обладает неограниченными способностями к прогрессу и быстро превзойдет капитализм в сфере экономики. С первых же дней существования Советского Союза был выдвинут лозунг догнать и перегнать передовые капиталистические страны в сфере экономики. В сталинские годы этот лозунг казался реальным. Тогда все начинали с нуля, и в процентном выражении успехи страны производили ошеломляющее впечатление. А «железный занавес» позволял создавать такое впечатление о ситуации на Западе, что массы советских людей невольно поверили в пропагандистские лозунги.
В послевоенные годы наступило отрезвление. После идиотских хрущевских экспериментов, предшественников горбачевского безумия, советское руководство фактически отказалось от идеи «догнать и перегнать». Это, однако, не избавило от необходимости так или иначе считаться с Западом. Потребности обороны вынуждали тягаться с Западом в сфере науки и технологий. Это ставило его в невыгодное положение и вынуждало на действия, чуждые природе коммунизма. Требовалось также улучшать жизненные условия населения, А Запад породил в этом отношении колоссальные соблазны, заражая ими население Советского Союза. Это действовало деморализующе.
Но как бы то ни было, советское руководство нашло естественный выход из положения. Во-первых, оно создало свой мировой экономический регион, отношения внутри которого базировались не на принципах западной экономики, а скорее на принципах взаимных услуг. Во-вторых, в самом Советском Союзе отрасли науки, техники и экономики, имевшие особо важное значение, выделились из общей среды, получили особо привилегированные условия и фактически образовали экономику высшего уровня. Это позволило Советскому Союзу во многих отношениях быть на уровне мировых стандартов и даже кое в чем превосходить их. Во всяком случае, Советский Союз стал второй сверхдержавой планеты. Одно это отвергает категорическое утверждение, будто коммунистическая экономика потерпела крах в силу внутренней несостоятельности. Она не могла соревноваться с западной экономикой в чисто экономическом отношении (была неконкурентоспособной), но она вполне справлялась с задачей обеспечения населения страны на некотором уровне (кстати сказать, не таком уж низком!) и с задачей обороноспособности страны.
Разрушение планово-командных принципов управления экономикой в той ситуации, которая сложилась в Советском Союзе к 1985 году, было равносильно полному краху коммунистической экономики и засилью экономики преступной, то есть к экономическому краху страны вообще. Как бы плохо советская экономика ни функционировала с точки зрения критериев западной экономики, она все-таки как-то работала. Если бы она была действительно безнадежна, западные организаторы «холодной войны», заинтересованные в разгроме Советского Союза, ни в коем случае не стали бы вместо нее навязывать некую «рыночную экономику», якобы способную поднять Советский Союз до уровня стран Запада. Не такие же они идиоты, чтобы вытаскивать заклятого врага из пропасти. Они стремились столкнуть его в пропасть, всячески дискредитируя вполне жизнеспособную экономическую систему Советского Союза.

Идеологическая сфера

Третья основная сфера коммунизма – формирование сознания и чувств (менталитета) людей в нужном для самосохранения общества духе и управление людьми путем воздействия на их менталитет. Назову ее идеологической сферой. При описании ее надо принимать во внимание такие ее три элемента: 1) идеологическое учение о том, что в данной человеческой общности считается важным для осознания человеком самого себя и своего природного и социального окружения; 2) идеологическое состояние менталитета людей, которое складывается не только под влиянием идеологического учения, но также под влиянием опыта жизни, общения с другими людьми, литературы, кино, газет, образования и других факторов; 3) совокупность людей, учреждений и организаций, занятых сохранением и разработкой идеологического учения, идеологическим образованием и воспитанием граждан общества, а также вовлечением их в идеологические действия, – идеологический механизм.
Советская идеология имела единое канонизированное идеологическое учение, считавшееся государственной идеологией. Основой его был марксизм-ленинизм. Но оно не сводилось к последнему, было гораздо обширнее. Оно было выражено явно в специальных учебниках и монографиях. Оно навязывалось советским людям принудительным образом как нечто обязательное. Требовалось его специальное изучение, причем не только в учебных заведениях, но и после их окончания. Требовалось слушать специальные лекции, посещать занятия, сдавать зачеты и экзамены. И на все это нужны были усилия и время.
Все это вызывало у людей раздражение, насмешки и даже ненависть к идеологии. Но было бы ошибочно считать идеологическое образование совсем бессмысленным, излишним и даже вредным. Идеологически образованный человек не становился глупее аналогичного ему во всех прочих отношениях человека. Благодаря такому образованию люди приобретали своего рода систему координат, необходимую для ориентации в сложной среде современного общества. Разрушение этой ориентации в постсоветский период стало одной из главных причин массового помутнения умов и панической растерянности масс населения.
Советская идеология имела концепцию будущего идеального общественного устройства. Опять-таки было бы неверно полностью отвергать ту роль, какую эта черта ее сыграла в истории. Конечно, мало кто верил в возможность коммунистического земного рая. Но ведь и в христианский рай вера была не такой уж всеобъемлющей и безусловной. То, что цель была недостижима, играло роль второстепенную. Она играла роль не научного предсказания, а ориентировочную и организующую массовое сознание. Страна жила с сознанием великой исторической миссии, что оправдывало все трудности и несчастья, обрушивавшиеся на нее. Возникновение такой эпохальной цели не являлось случайностью для коммунистического общества. Она была необходимым фактором его жизни как органического целого. Она придавала исторический смысл его существованию.
Тесно связанной с идеей будущего земного рая была идея внешнего эпохального врага. Таким врагом с первых же лет существования советского общества считалось (и было на самом деле!) «капиталистическое окружение», и в первую очередь капиталистические страны Запада. Опыт истории давал очевидные подтверждения на этот счет. Интервенция стран Запада в годы Гражданской войны. В сталинские годы вся ситуация перед Второй мировой войной и война с Германией, которая напала на Советский Союз с благословения Запада, давали убедительные подтверждения правоты идеологии. Союз с антигитлеровской коалицией несколько ослабил эту идею. Но начавшаяся сразу же по окончании Второй мировой войны «холодная война» Запада против Советского Союза полностью восстановила прежнее отношение к Западу как к эпохальному врагу коммунизма. И надо признать, отнюдь не без оснований.
Задача идеологического воспитания заключалась в том, чтобы привить людям качества, желательные с точки зрения признанных норм поведения. Не следует думать, будто идеология стремилась привить людям отрицательные качества: эгоизм, карьеризм, двуличие, продажность, ненадежность и т. п. Идеология стремилась привить людям самые лучшие качества. И это не было лицемерием. Если бы идеология к этому не стремилась и не выполняла это на самом деле, жизнь в обществе превратилась бы в сплошной кошмар и стала бы практически невозможной для масс. Одним из самых страшных следствий разрушения коммунистической системы идеологического воспитания в постсоветский период явилось стремительное моральное разложение общества.
Советская идеология стремилась воспитать идеального, высоконравственного человека в массовых масштабах. Это считалось необходимым условием построения «полного коммунизма». Она исходила из ложной предпосылки, будто человек есть «совокупность общественных отношений» и из любого человека можно воспитать своего рода коммунистического ангела. Этот эксперимент не удался. Природные качества людей и те качества, которые вырабатывались у них в опыте практической жизни и под влиянием всякого рода негативных воздействий, оказались сильнее прививаемых искусственно. Тем не менее прививавшаяся советским людям система высших ценностей и моральных качеств в какой-то мере сдерживала развитие качеств негативных, держала массы людей в некоторых терпимых рамках. После того как эта система ценностей и моральных качеств была заброшена и дискредитирована, начался стремительный идейный и моральный распад общества.
В Советском Союзе был создан единый и централизованный идеологический механизм. Он управлялся партийным аппаратом, входил в него со своими главными учреждениями. Он был огромен. Он контролировал абсолютно все, что так или иначе касалось менталитета людей.
Несмотря на могучий идеологический механизм и беспримерную идеологическую обработку населения, именно идеологическая сфера оказалась самым уязвимым звеном в советском обществе в его противостоянии Западу.
Превращение марксизма в государственную идеологию обнаружило в глазах миллионов людей его вопиющее несоответствие реальности, резко снизило его интеллектуальный уровень, сделало его объектом ненависти и насмешек. Негативные явления реального коммунизма стали объектом грандиозной антикоммунистической пропаганды на Западе и в Советском Союзе со стороны Запада. Капитализм не сошел со сцены истории, как предрекали Маркс и Ленин, а укрепился и на данном отрезке истории вроде бы выиграл соревнование с коммунизмом. В Советском Союзе наметился экономический спад, тогда как на капиталистическом Западе наступило неслыханное процветание. Советские люди стали видеть там обещанный коммунистами земной рай. Система высших духовных и моральных ценностей, которую советская идеология стремилась привить советским людям, оказалась неадекватной реальным качествам людей и условиям их бытия. Система западных ценностей, подкрепляемая соблазнами западного образа жизни, обрушилась с неслыханной силой на человечество, включив в сферу своего воздействия и советских людей. И они из одной крайности бросились в другую, став самым податливым объектом идеологически-психологической атаки со стороны Запада.

Расслоение населения

Коммунисты думали, что, уничтожив классы частных собственников, они построят бесклассовое общество. Реальный коммунизм сложился как общество с разделением людей на различные социальные категории (классы), которые частично сходны с аналогичными категориями в обществах другого типа, а частично отличны от них. Это расслоение населения надо принимать во внимание, если мы хотим понять поведение масс советского населения в перестроечный период.
Коммунизм сгладил материальное неравенство людей, но не уничтожил его. Главные источники его тут суть иерархия социальных позиций, различия в образовании и квалификации, опыт работы и личные способности и заслуги. Кроме того, имеют место всякого рода привилегии. Помимо легальных источников материальных благ, существуют нелегальные, часть которых практически неразоблачима и ненаказуема (например, использование служебного положения и взаимные услуги).
Большинство людей живут, как говорится, «от получки до получки», имея незначительные накопления или не имея их совсем. Но некоторая часть населения накапливает значительные богатства и передает их по наследству. Это представители высших слоев, а также лица, имеющие возможность безнаказанно грабить государственную собственность, спекулянты, деятели «теневой экономики», члены уголовных мафий и т. д. К концу брежневского периода произошло сращивание этого криминального слоя с правящими слоями. Образовавшийся таким путем слой советских богачей сыграл важную роль в преобразованиях после 1985 года, став опорой перестройки.
Накопленные материальные богатства являются при коммунизме личной собственностью. Они проживаются (тратятся), передаются по наследству, используются для карьеры и устройства детей. Но они не используются как средство приобретения новых богатств, то есть как капитал. Это делается в порядке исключения и нелегально. В постсоветский период этот принцип коммунизма был нарушен, уголовный элемент был легализован.
Главными источниками жизненного успеха при коммунизме являются образование, квалификация, личные способности, личные связи (протекция) и карьеристическая ловкость. Со временем все большую роль стало играть социальное положение родителей.
Определяющим для социального расслоения населения является социальный статус. Последний характеризуется такими параметрами: положение на лестнице социальных позиций, престиж профессии, размер зарплаты, наличие или отсутствие привилегий, характер привилегий, возможности использования служебного положения, образование и культурный уровень, бытовые условия, доступ к жизненным благам, сфера общения, перспективы улучшения положения и устройства детей.
Социальная структура населения в Советском Союзе не успела сложиться достаточно четко и стабильно. Плюс к тому в стране живет до сотни различных народов с традиционной, некоммунистической структурой. Тут происходило смешение следствий превращения страны в индустриальное общество с высокоразвитой культурой, наукой и системой образования, с одной стороны, и следствий развития коммунистических социальных отношений – с другой.
Если рассматривать социальную структуру советского населения абстрактно, то для всех ее категорий можно найти соответствующие категории в западных странах. Различие заключается в таких конкретных факторах: 1) содержание и условия деятельности в каждой категории; 2) пропорции различных категорий и их социальный статус; 3) принципы распределения людей по различным категориям. На Западе есть класс частных собственников (капиталистов). Но для советского населения и для этого класса находился аналог в виде криминального класса советских «капиталистов».
Большинство советских людей рассматривали свое социальное положение как нечто такое, что непосредственно не связано с коммунизмом и что должно сохраниться, несмотря ни на какие преобразования. Они не принимали во внимание те три пункта, которые я привел выше, то есть они не понимали того, что перестройка коммунизма в капитализм будет происходить именно по этим направлениям и что именно поэтому она затронет их положение лично самым неожиданным и болезненным образом. И потому они либо вообще никак не реагировали на реформаторскую манию горбачевцев, либо приветствовали ее, полагая, что если и будет кому-то плохо, то это не коснется их лично. Потребовалось много лет (скоро будет десять!), прежде чем широкие слои населения стали догадываться, что история сыграла с ними злую шутку.

Советский период

В западной идеологии и пропаганде после 1985 года советский (коммунистический) период российской истории рассматривается как черный провал, а брежневский период – как застойные годы. Россию даже окрестили «империей зла». Я считаю это не просто заблуждением, а умышленной фальсификацией реальности. Коммунистическое общество, как и всякое другое, имеет свои недостатки – идеальных обществ вообще не существует. Зла человечеству западная цивилизация причинила в тысячи раз больше, чем коммунизм. На Западе в свое время тревогу породил отнюдь не «черный провал» и не «застой» в советской истории, а, наоборот, беспрецедентные успехи Советского Союза во всех сферах жизни и заразительный пример коммунизма для сотен миллионов людей на планете. Нужно быть просто циничным негодяем, чтобы отрицать то, что было достигнуто и сделано в этот период именно благодаря коммунизму. Потомки, которые более справедливо отнесутся к этому времени, будут поражены тем, как много было сделано в эту эпоху, причем в тяжелейших исторических условиях. Уже сейчас миллионы русских людей с тоской вспоминают о том, что они потеряли, став сообщниками разрушения своего социального строя.
Брежневские годы не были годами некоего застоя. Словечко «застой» – идеологическое клише в языке реформаторов и их западных наставников. В эти годы произошли огромные перемены в стране сравнительно с предшествовавшими годами. Было построено огромное число новых предприятий. Необычайно усложнились хозяйство, культура и бытовая жизнь людей. Вырос образовательный уровень населения. Улучшились бытовые условия. Размах жилищного строительства для рядовых граждан превзошел все то, что имело место в странах Запада. Были достигнуты огромные успехи в науке и технике. Достаточно упомянуть об успехах в космосе и в военной промышленности. Были подготовлены в большом числе первоклассные специалисты в самых различных сферах науки и культуры. Обо всем этом еще не так давно писались бесчисленные книги на Западе, авторы которых вовсе не были коммунистами.
Тот факт, что одновременно в стране происходило наращивание экономических и бытовых трудностей, а также усиление морального и идейного разложения общества, ничуть не противоречит сказанному выше. Это свидетельствует лишь о сложности и противоречивости исторического процесса.
Несмотря на пресмыкательство перед Западом, в советский период выработалась вполне реалистичная концепция исторической стратегии. Основные ее пункты таковы. Первый пункт – идти своим самостоятельным путем, не тягаться с Западом в экономике, развивать социальный аспект общества (социальные права и гарантии), прививать людям свою систему ценностей (коммунистическое воспитание). Второй пункт – воздействовать на отсталые и эксплуатируемые народы мира не только своим примером, но и оказывая им помощь в их национально-освободительной борьбе. Третий пункт – развитие военной промышленности, укрепление вооруженных сил, мировая активность с опорой на военную мощь. И вряд ли кто будет оспаривать тот факт, что Советский Союз добился грандиозных успехов, став второй сверхдержавой планеты.
Хочу обратить внимание читателя на одно в высшей степени важное обстоятельство. Коммунистическое общество, сложившееся в советский период, не было случайным нагромождением разнородных и независимых друг от друга явлений. В нем различные его части, органы, ткани, сферы и т. п. были скоординированы, соответствовали друг другу, обусловливали друг друга, короче говоря, находились в органическом единстве, образовывали органическое целое. И как бы мы ни относились к нему, независимо от наших субъективных оценок оно объективно было целостным социобиологическим организмом. Сложилась устойчивая организация многомиллионных масс населения и многих сотен тысяч предприятий и учреждений. Даже маленькие изменения в этом гигантском объединении зависели от бесчисленного множества факторов. А всякое значительное преобразование, которое само по себе (то есть взятое изолированно) казалось разумным и возможным, на деле могло оказаться вообще невозможным или могло привести к негативным и даже катастрофическим последствиям. Советская история давала бесчисленные примеры на этот счет.
Высшее советское руководство доперестроечного периода, опиравшееся на практический опыт проб и ошибок многих десятилетий, отдавало себе отчет в том, о чем я только что сказал. Оно проявляло вполне объяснимую осторожность и даже явный консерватизм в отношении радикальных преобразований. Дело тут было не в субъективных качествах правителей, не в отдельных бюрократах, которые якобы не хотели изменений. Дело тут было в совокупной системе социальных отношений, вынуждавших становиться консервативными бюрократами всех вовлеченных в нее людей. Напомню, что будущие реформаторы сами были членами этого руководства. Они не меньше других, а скорее всего больше других старались в этом духе, ибо усерднее и лучше других служили консерваторам-начальникам. Более того, рассматриваемый консерватизм был вполне естественной самозащитной мерой против изменений, угрожавших самим основам советского общества.
Я думаю, что западные стратеги «холодной войны» в отличие от советских реформаторов понимали сущность и важность консерватизма доперестроечного советского руководства, а именно понимали, что этот консерватизм был важнейшим условием стабильности и живучести советского общества. Западная пропаганда начала педантично вбивать в головы советской правящей и идеологической элиты мысль, будто «дальше так жить нельзя», будто «нужно что-то делать». И она добилась выдающегося успеха. В России до сих пор не могут избавиться от этого наваждения. До сих пор люди не могут признаться себе в том, что эта идейная установка была началом всех последующих бед. В ситуации тех лет надо было набраться терпения и сделать все зависящее от людей, чтобы не делать ничего радикального.
Идеологией «нужно что-то делать» заразились молодые карьеристы из партийного и идеологического аппарата, начавшие успешную карьеру еще в сталинские годы и прошедшие школу сталинского волюнтаризма. Что именно нужно делать, они не знали. Зато это отлично знали их западные наставники и дирижеры. Последним сильно повезло: дорвавшиеся в 1985 году до высшей власти реформаторы сделали неизмеримо больше того, на что рассчитывали на Западе. Как говорится, заставь дураков Богу молиться, они рады лоб расшибить!
Общий жизненный уровень в Советском Союзе в брежневский период был сравнительно высокий, думаю, что самый высокий за всю историю России. А в некоторых районах он был выше, чем даже в западных странах (например, в Грузии). Когда теперь западная и прозападная пропаганда в странах бывшего Советского Союза вопит о том, что будто бы население было нищим, особенно в национальных республиках и областях, то это наглая ложь.
Анализ социальной структуры советского населения и образа жизни различных слоев убедительно говорит о том, что в стране почти никто (за редким исключением) не думал ни о каком переходе от социализма (коммунизма) к капитализму. Даже жулики не думали об этом, поскольку они были советские жулики, то есть имели возможность наживаться нечестным путем именно за счет условий советского общества. Идеи перехода к капитализму пришли позднее, причем сверху и извне, а не из недр общества. Перестройка началась не с них. Горбачев в начале своей деятельности в качестве главы власти клялся в верности социализму и грозился усовершенствовать его.
Бесспорно, в Советском Союзе было много недовольных. Фактически недовольны были все слои. Все мечтали о чем-то своем – о более высокой зарплате, о свободе творчества, о заграничных поездках и заграничных вещах и т. п. Но это, повторяю и подчеркиваю, не означало желания поломать свой социальный строй и установить вместо него капитализм. Идея смены общественного строя пришла уже в ходе перестройки, когда стало ясно, что ее замыслы провалились. Эта идея возникла на высотах власти под давлением Запада и оттуда была спущена в массы как новая установка. И тогда свора советских ловкачей и приспособленцев ринулась выполнять эту установку, стараясь урвать для себя от нее как можно больше. Это была советская, то есть коммунистическая, реакция на распоряжение власти, а не созревшая в глубинах общества потребность. Класс частников начал создаваться искусственно, причем в основном из уголовников и как класс уголовников. Уголовные элементы советского общества стали опорой реформаторов лишь на основе рассматриваемой установки, но они не были значительным социальным слоем, стимулировавшим эту установку.

Назревание кризиса

Советская идеология, настаивая на неизбежности кризисов при капитализме, считала коммунистическое общество бескризисным. Это убеждение разделяли даже критики коммунизма. Не было сделано ни одного исследования, результатом которого явилось бы предсказание кризиса коммунизма или хотя бы вывод о его возможности. Были бесчисленные «предсказания» гибели коммунизма в Советском Союзе и других странах, но они не имели ничего общего с предсказанием именно кризиса. Он произошел неожиданно для политиков, специалистов и масс населения. Его стали осознавать как кризис лишь после того, как он разразился во всю мощь, да и то не в адекватной ему форме.
Хотя кризис назрел уже в брежневские годы, даже Горбачеву еще не приходила в голову мысль о нем. Он начал свои маниакальные реформы в полной уверенности в том, что советское общество покорно подчинится его воле и призывам. Он сам больше, чем кто бы то ни было, способствовал развязыванию кризиса, не ведая о том.
Когда на факт кризиса уже стало невозможно закрывать глаза, его осознали в извращенной форме, а именно как некое обновление и выздоровление общества, как некую «перестройку». В советском руководстве и его интеллектуальном обслуживании не нашлось ни одного человека, кто посмотрел бы на реформоманию как на характерный признак именно кризиса. Вместо выяснения сущности и реальных причин кризиса все бросились искать виновников нарастающих трудностей и козлов отпущения. И нашли их в том, на что указали западные наставники, – в лице Сталина, Брежнева, консерваторов, бюрократов, органов государственной безопасности, в партийном аппарате и, само собой разумеется, в идеологии.
Кризисы суть обычное явление в жизни всякого общества. Переживали кризисы античное, феодальное и капиталистическое общества. Нынешнее состояние западных стран многие специалисты считают кризисным. Кризис общества не есть еще его крах. Кризис есть уклонение от некоторых норм существования общества. Но не всякое уклонение есть кризис. Уклонение от норм может быть результатом природной катастрофы, эпидемии или внешнего нападения. В 1941–1942 годах Советский Союз был на грани гибели. Но это не был кризис коммунизма как социального строя. Наоборот, именно в эти тяжелые годы коммунизм обнаружил свою жизнеспособность. Кризис является таким уклонением от норм, которое возникает в результате действия внутренних закономерностей общества, причем в условиях его нормальной и даже успешной жизнедеятельности.
Каждому типу общества свойственен свой, характерный для него тип кризиса. Для капиталистического общества свойственен так называемый экономический кризис, который проявляется в перепроизводстве товаров, избыточности капиталов и дефиците сфер их приложения. Коммунистический кризис очевидным образом отличается от него. Он заключается, коротко говоря, в дезорганизации всего общественного организма, достигая в конце концов уровня дезорганизации всей системы власти и управления. Он охватывает все части и сферы общества, включая идеологию, экономику, культуру, общественную психологию, нравственное состояние населения. Но ядром его становится кризис системы власти и управления.
Ставя вопрос о причинах кризиса, надо различать по крайней мере такие факторы, играющие различную роль в его возникновении: 1) механизм потенциального кризиса; 2) условия, в которых возможность кризиса превращается в действительность; 3) толчок к кризису. Механизм потенциального кризиса образуют те же самые факторы, которые обеспечивают нормальную жизнедеятельность общества. Они органически присущи коммунистическому социальному строю. Они действуют всегда, порождая тенденции отклонения от его норм. Постепенно накапливаясь и суммируясь, эти отклонения создают предпосылки для кризиса. Чтобы описать механизм кризиса конкретно, нужно по мере описания общества в его нормальном («здоровом», идеальном) состоянии в каждом пункте описания указывать, в чем именно заключается отклонение от нормы и почему оно происходит, то есть закономерность самого нарушения норм. Например, плановая экономика неизбежно порождает элементы хаоса и незапланированности, без которых вообще невозможно осуществление планов. Единство системы власти и управления порождает распад ее на враждующие группировки, причем мафиозного типа. Прогресс экономики, культуры и прочих аспектов общества порождает расхождение между потребностями управления и возможностями их удовлетворения. Тотальное идеологическое оболванивание порождает идеологический цинизм и ослабление иммунитета против влияния враждебной идеологии. Общество вынуждено постоянно принимать меры против таких отклонений от норм, чтобы удерживать их в терпимых пределах. Но это удается лишь частично и до поры до времени.
Условия кризиса суть нечто внешнее для сущности коммунизма как такового. Они способствуют созреванию кризиса и его наступлению, но сами по себе они не порождают его. Кризис мог произойти при других условиях, даже при противоположных. Он мог не произойти и при данных условиях. Условия кризиса не обязательно суть нечто неблагоприятное для общества и неудачи. Это могут быть и успехи, и благоприятные обстоятельства. Среди условий рассматриваемого кризиса следует назвать то, что в послевоенные годы, особенно в годы брежневского правления, в стране произошел колоссальный прогресс сравнительно со сталинским периодом. Это не были годы «черного провала» и «застоя». Среди условий кризиса следует упомянуть прирост населения. Население увеличилось более чем на сто миллионов человек. Никакая западная страна не выдержала бы такую нагрузку, не впав в кризисное состояние из-за одной этой причины. Прирост населения сопровождался возрастанием доли непроизводительного населения и непомерным ростом его аппетитов в отношении материальных благ.
Важнейшую роль в созревании кризиса сыграл тот факт, что человечество пропустило одну очередную мировую войну. Благодаря непомерно затянувшемуся мирному времени внутренние закономерности коммунистического социального строя получили возможность проявить свою неумолимую силу. Но затянувшийся мирный период не был периодом всеобщей любви и дружбы. Он включил в себя «холодную войну», которая по своей силе и ожесточенности может быть поставлена в один ряд с войнами «горячими». Советский Союз вынуждался на непосильные траты и на такие взаимоотношения с окружающим миром, которые истощили его силы и принесли ему репутацию «империи зла». Советское проникновение на Запад было палкой о двух концах: оно непомерно усилило западное проникновение в Советский Союз и страны его блока. Запад стал неотъемлемым фактором внутренней жизни страны, в огромной степени способствовавшим ослаблению защитных механизмов советского общества как общества коммунистического.
Надо, далее, различать возможность кризиса, которая постепенно усиливается в течение многих лет, но до поры до времени остается скрытой, и превращение этой возможности в действительность. Последнее происходит взрывообразно, сравнительно со временем накопления кризиса – внезапно. Те факторы, которые приводят к такому кризисному взрыву, образуют толчок к кризису. В брежневские годы накопились предпосылки для кризиса – созрел потенциальный кризис. Но в действительность он превратился с приходом к высшей власти Горбачева и с началом «перестройки». Горбачевское руководство развязало кризис, дало толчок к нему. Горбачев своей политикой «нажал кнопку», и бомба кризиса взорвалась. Возможно, у горбачевцев было искреннее намерение улучшить положение в стране, но оно реализовалось в таких мерах, которые ускорили и углубили кризис. Процесс вышел из-под контроля властей, превратив их в своих марионеток и навязав им форму поведения, о какой они не помышляли ранее. Дело обстояло не так, будто в обществе начался кризис, вынудивший власть на определенную политику реформ, а, наоборот, власть начала проводить определенную политику, мотивируясь соображениями, ничего общего не имевшими с интересами предотвращения надвигавшегося кризиса (об этом вообще не думали), и будучи уверенной в том, что общество будет продолжать жить под ее контролем и следовать ее предначертаниям. Расчет власти оказался ошибочным. Общество, созревшее для кризиса, реагировало на политику власти неожиданным и нежелательным для нее образом. Превратившись в марионеток неуправляемого процесса, власть сделала хорошую мину при плохой игре: стала изображать роль сознательного реформатора общества.

Исторический враг коммунизма

В западных массмедиа тот процесс, который начался в Советском Союзе в 1985 году, изображается как результат исключительно внутренних советских причин, главным образом – как результат банкротства коммунистического социального строя. Эту позицию усвоили и советские (российские) интеллектуалы и реформаторы, используя ее как оправдание своей роли в этом процессе. Но это вопиющая идеологически-пропагандистская ложь. Можно признать, что в созревании кризиса в Советском Союзе решающую роль сыграли причины внутренние (хотя не одни они), но в развертывании кризиса и в последующем крахе страны решающая роль принадлежит причинам внешним. Советский Союз и Россия были разгромлены в ожесточенной борьбе с превосходящими силами внешнего врага, имя которого – Запад.
Насколько я помню, во все послевоенное время западные политики, идеологи и журналисты постоянно говорили о Западе как о чем-то едином. Но стоит постороннему человеку заговорить о Западе именно как о таком целом, как немедленно следуют возражения, будто никакого единого Запада вообще нет в природе. В качестве аргументов при этом приводятся различия интересов западных стран, конфликты между ними и т. п.
Очевидно, когда говорят о единстве Запада, имеется в виду единство в одном смысле, а когда единство отрицается – в другом. Конечно, Запад как единое национальное государство вроде Франции, Италии и т. д. не существует. Но национальные государства суть не единственная форма человеческих объединений. После Второй мировой войны тенденция к интеграции стран Запада в новое огромное единство стала доминирующей в современной эволюции человечества, так же как и тенденция к образованию глобального общества под эгидой интегрирующегося Запада. Европейское сообщество, немыслимое без участия США, есть реальность, а не вымысел. Возьмите любой справочник по состоянию планеты, и вы в нем увидите бесчисленные организации, учреждения и предприятия общезападного характера. Добавьте к этому бесчисленные сговоры стран, бесчисленные встречи их глав, совместные мероприятия. И это факт, а не вымысел, что уже сложилась экономика второго уровня, сферой действия которой являются все страны Запада и вся планета. И первой совместной западной операцией глобального и эпохального масштаба была «холодная война» Запада против Советского Союза и его блока в Европе.

«Холодная война»

Коммунизм с первых же шагов на исторической арене выступил как явление антикапиталистическое. Естественно, он не мог вызвать симпатий у носителей и апологетов капитализма. А после Октябрьской революции 1917 года в России ненависть к нему и страх перед ним стали непременным элементом западной жизни. Советский Союз стал заразительным примером для многих народов мира. В самих западных странах стало угрожающе расти коммунистическое движение. Реакцией на это явилось возникновение национал-социализма в Германии и фашизма в Италии и Испании, которые на время остановили угрозу внутреннего коммунизма на Западе.
Первая военная атака Запада на коммунизм в России имела место уже в 1918–1920 годах. Она провалилась. Лидерам западных стран удалось в ходе Второй мировой войны направить агрессию Германии против Советского Союза. Но попытка разгромить его военным путем и руками Германии не удалась. В результате победы над Германией Советский Союз навязал свой строй странам Восточной Европы и колоссально усилил свое влияние в мире. Усилились коммунистические партии в Западной Европе. Советский Союз стал превращаться во вторую сверхдержаву планеты с огромным и все растущим военным потенциалом. Угроза мирового коммунизма стала вполне реальной.
Но было бы ошибочно сводить взаимоотношения Запада и коммунистического мира исключительно к противостоянию социальных систем. Россия задолго до революции 1917 года стала сферой колонизации для западных стран. Революция означала, что Запад эту сферу терял. Да и для Гитлера борьба против коммунизма («большевизма») была не столько самоцелью, сколько предлогом для захвата «жизненного пространства» и превращения живущих на нем людей в рабов нового образца. Победа Советского Союза над Германией и расширение сферы его влияния в мире колоссальным образом сократили возможности Запада в отношении колонизации планеты. А в перспективе над Западом нависла угроза вообще быть загнанным в свои национальные границы, что было бы равносильно его упадку и даже исторической гибели.
В этой ситуации идея особого рода войны против наступающего коммунизма – идея «холодной войны» – возникла как нечто само собой разумеющееся.
Обычно выражение «холодная война» употребляют как обозначение конфликта между коммунистическим и западным мирами, особенно между США и Советским Союзом, начавшегося сразу после окончания Второй мировой войны. Его назвали «холодным», поскольку не были вовлечены вооруженные силы во всю мощь и непосредственно в отношениях между противниками. По единодушному признанию политических и идеологических лидеров Запада, «горячая» война с использованием современного оружия была бы безумием. Она привела бы к гибели обоих противников и сделала бы планету вообще непригодной для жизни. К тому же сложилось убеждение, что коммунистические режимы свергнуть военным путем невозможно. Так что «горячая» война ограничилась «малыми» войнами и участием в войнах между другими странами.
Фактически «холодная война» вышла далеко за рамки просто послевоенного конфликта между США и СССР. Она явилась продолжением антисоветской политики лидеров Запада в период между мировыми войнами и войны Германии с ее союзниками против СССР в 1941–1945 годах. По своему размаху она охватила всю планету и все сферы жизни человечества – экономику, политику, дипломатию, идеологию, пропаганду, культуру, спорт, туризм. Использовались все средства воздействия на людей – радио, телевидение, секретные службы, конгрессы, дискуссии, культурный обмен, подкуп, паблисити. Использовались любые поводы, любые уязвимые точки противника, любые человеческие слабости – национальные разногласия, религиозные предрассудки, любопытство, тщеславие, корысть, зависть, критические умонастроения, страх, склонность к приключениям, эгоизм, любовь и т. п. Одним словом, это была, пожалуй, первая в истории человечества глобальная и всеобъемлющая война нового типа.
«Холодная война» не ограничилась сдерживанием советского проникновения в Европу. Она превратилась в борьбу против расползания коммунизма по всей планете. Целью ее стало вообще полное разрушение Советского Союза и всего блока коммунистических стран. Разумеется, это облекалось в идеологическую фразеологию освобождения народов от ига коммунизма, помощи в овладении западными (в первую очередь американскими) ценностями, борьбы за мир и дружбу между народами, за демократические свободы и права человека.
«Холодная война» была войной особого типа, первой в истории человечества «мирной» войной. Хотя противники обладали вооружением, каким ранее не обладала ни одна армия, они не пустили его в ход непосредственно друг против друга. Общепринятое объяснение этого факта – применение современного оружия привело бы к гибели обоих противников и к мировой катастрофе. Но когда это было, чтобы в смертельной схватке опасения последствий останавливали врагов?! Американцы все-таки сбросили две атомные бомбы на Японию! Конечно, страх последствий имел место, и он всячески раздувался искусственно. И это само по себе было оружием «холодной войны». Гонка вооружений и политика на грани «горячей» войны были со стороны Запада войной на истощение противника. Советский Союз и его союзники вынуждались на непосильные траты.
Главным оружием в «холодной войне» были средства идеологии, пропаганды и психологии. Запад бросил колоссальные людские силы и материальные средства на идеологическую и психологическую обработку населения Советского Союза и его сателлитов, причем не с добрыми намерениями, а с целью деморализовать людей, оболванить, пробудить и поощрить в них самые низменные чувства и стремления.
Организаторами и исполнителями «холодной войны» ставилась задача атомизировать советское общество идейно, морально и политически. Расшатывать социальные и политические структуры. Лишать массы способности к сопротивлению. Разрушать идейно-психологический иммунитет населения противника. В качестве средства использовалась мощная пропаганда, отвлекавшая внимание людей от социальных проблем на секс, интимную сферу кинозвезд и гангстеров, на преступность, извращенные формы удовольствия. Провоцировались и раздувались национальные и религиозные чувства, создавались и навязывались ложные мифы и кумиры. В эту работу были вовлечены многие десятки (если не сотни) тысяч специалистов и добровольцев, включая агентов секретных служб, университетских профессоров, журналистов, туристов. Работа велась с учетом опыта прошлого, особенно геббельсовской пропагандистской машины, а также достижений психологии и медицины, особенно психоанализа. Перефразируя слова одного западного социолога, можно сказать, что в «холодной войне» победил не капитализм, а лучшие средства оболванивания людей, действовавшие от его имени.

Некоторые уроки «холодной войны»

Опыт «холодной войны» разрушил целый ряд предрассудков, столетиями владевших умами людей. Считалось, например, что народ надолго обмануть невозможно. «Холодная война» дала блестящий пример тому, что современными средствами идеологической обработки людей и манипулирования массами народ легче обмануть, чем отдельного человека, причем обмануть надолго, на любое время, пока есть смысл и средства для этого.
Педантично используя идеологически-психологическое и экономическое оружие в течение сорока лет, не скупясь на баснословные траты, Запад (и главным образом США) полностью деморализовал советское общество, и прежде всего его правящие и привилегированные слои, а также его идеологическую элиту и интеллигенцию. В результате вторая сверхдержава мира капитулировала в течение поразительно короткого времени.
Принято считать, будто поражение Советского Союза и его сателлитов в «холодной войне» доказало несостоятельность коммунистического социального строя и преимущество строя капиталистического. Я считаю это мнение ложным. Поражение коммунистических стран обусловлено сложным комплексом причин, среди которых сыграли свою роль и недостатки коммунистического строя. Но это еще не есть доказательство нежизнеспособности и несостоятельности коммунистического типа общественного устройства. Победа капиталистического Запада точно так же обусловлена сложным комплексом причин, среди которых сыграли свою роль и достоинства капитализма. Но это еще не есть доказательство преимуществ капитализма.
Запад использовал слабости Советского Союза, в том числе дефекты коммунизма. Он использовал также свои преимущества, в том числе достоинства капитализма. Но победа Запада над Советским Союзом не была победой капитализма над коммунизмом. «Холодная война» была войной конкретных народов и стран, а не абстрактных социальных систем. Легко привести примеры противоположного характера, которые можно истолковать как «доказательство» преимуществ коммунизма перед капитализмом. Это, например, молниеносная индустриализация Советского Союза, реорганизация промышленности в ходе войны с Германией и победа над ней, а также ситуация в коммунистическом Китае сравнительно с капиталистической Индией. Но и эти примеры ничего не доказывают сами по себе.
Реальное коммунистическое общество существовало слишком короткое время, причем в крайне неблагоприятных условиях, чтобы делать категорические выводы о его несостоятельности. «Холодная война» даже отдаленно не отвечает условиям лабораторного эксперимента. Чтобы сделать вывод о том, что тут капитализм победил коммунизм, нужно было, чтобы противники были одинаковы во всем, кроме социального строя. Ничего подобного в реальности не было. Запад просто превосходил Советский Союз по основным факторам, игравшим решающую роль в «холодной войне».
Последующее развитие событий показало, что понимание сущности исторического процесса в период «холодной войны» как борьбы двух социальных систем – капитализма и коммунизма – было поверхностным и в конечном счете ошибочным. Тут за сущность процесса приняли его историческую форму. По сути дела, это была борьба Запада за выживание и за господство на планете как необходимое условие выживания. Коммунистическая система в других странах была средством защититься от этих претензий Запада. Коммунистические страны переходили сами к нападению. Но инициатива истории исходила не от них, а от Запада. Она пряталась в глубинах исторического потока, порою скрывалась умышленно. Историческая инициатива не есть программа партий и правительств. Она редко осознается людьми в адекватной ей форме. Коммунизм стал объектом атаки со стороны Запада, поскольку сопротивляющийся Западу и отчасти атакующий его мир принял коммунистическую форму. Он мог сопротивляться и даже временами побеждать лишь в такой форме. Потому именно на коммунизме сосредоточилось внимание. Кроме того, борьба против коммунизма давала Западу оправдание всему тому, что он предпринимал на планете в эти годы.
Но самый важный, на мой взгляд, урок «холодной войны» состоит в том, что обнаружилась самая глубокая цель Запада в этой войне – разрушение Советского Союза и России с любым социальным строем. Коммунизм был удобным предлогом и прикрытием сути войны. Кроме того, коммунизм был настолько органичен для России, настолько прочно вошел в образ жизни и психологию русских, что разрушение коммунизма было равносильно разрушению России и русского народа как народа исторического. Почти с полной откровенностью об этом было сказано в Законе о порабощенных нациях, принятом конгрессом США в 1959 году: в нем прямо говорилось о борьбе с русским империализмом, причем на территории исторического государства Российского, которое существовало в своей последней форме как Советский Союз. Одним словом, целились в коммунизм, а убивали Россию.

«Теплая» война

С окончанием «холодной войны» не прекратилась борьба Запада против Советского Союза. Наоборот, она усилилась и вступила в новую фазу, которую я назвал «теплой» войной. Она охватила прежде всего сферу идеологии.
Советским людям со стороны государственной идеологии прививалась негативная картина Запада. Ничего преступного и аморального в этом не было. Это – обычное дело в реальной истории. Ведь и на Западе даже без единой государственной идеологии массам населения прививались и прививаются с удвоенной силой теперь идеологически тенденциозные и ложные представления о Советском Союзе и о коммунистическом обществе вообще. Идеологическое оболванивание западных людей не уступает таковому в коммунистических странах, а во многом превосходит последнее.
В Советском Союзе в массе населения всегда процветало низкопоклонство перед Западом. Государственная идеология боролась против него и сдерживала хотя бы формально. С началом кризиса (то есть перестройки) произошел беспрецедентный перелом в отношении к Западу даже в сфере официальной идеологии. Она ринулась в другую крайность, причем с ведома высшей власти страны, по ее примеру и по ее указаниям. Были сняты запреты на преклонение перед Западом. Советским людям стали с неслыханной силой навязывать позитивный образ Запада и западофилию. В идеологическом оболванивании советского населения в прозападном духе приняли активное участие многочисленные перевертыши, ранее ревностно проводившие установку на западофобию; работники идеологического и пропагандистского аппарата; советские средства массовой информации; советские эмигранты на Западе; советские деятели культуры, добивавшиеся популярности на Западе; советские граждане, побывавшие на Западе и привезшие оттуда дефицитные вещи; представители высшего советского руководства. Свой огромный вклад в это внесла западная пропаганда. Ей не только перестали чинить препятствия, но стали всячески помогать. Многие лица, занимавшиеся активной антисоветской и антикоммунистической пропагандой, стали почетными гостями в Советском Союзе. Их стали печатать в советской прессе. На них стали ссылаться как на авторитеты, причем даже высшие лица руководства. К ним стали обращаться за советами, какие меры надо принимать, чтобы быстрее разрушить все советское и уподобиться Западу.
Советская официальная идеология обнаружила полную неспособность отстаивать положительные достижения своего общественного строя и критиковать дефекты западного, оказалась неподготовленной к массированной идеологической атаке со стороны Запада. В стране началась идеологическая паника. Появились идеологические дезертиры, предатели, перевертыши. Идеологические генералы начали перебегать к противнику. Началась беспримерная оргия очернения всего, что касалось советской истории, советского социального строя и коммунизма вообще. Идеологический перелом не ограничился сферой сознания. Новая идеология («новое мышление») стала внедряться в практику. Начав с серии бессмысленных насильственных реформ и потерпев на этом пути банкротство, советское руководство встало в конце концов на путь насильственной западнизации страны, стало насаждать западные политические формы и социальные отношения.