1 2 3 4 5
Свами Вивекананда
ЧЕТЫРЕ ЙОГИ
К РУССКОМУ ЧИТАТЕЛЮ
Находясь между Востоком и Западом и вбирая в себя характерные особенности восточной и европейской культур, Россия самой судьбой избрана для того, чтобы служить своего рода мостом между этими двумя цивилизациями. Вполне естественен поэтому тот значительный интерес, который проявляют в России к индийской культуре. Понять же индийскую культуру — и это отнюдь не преувеличение — можно лучше всего, изучая жизнь и деятельность Свами Вивекананды. Великий индийский поэт Рабиндранат Тагор говорил: «Если вы хотите узнать Индию — читайте Вивекананду».
Свами Вивекананда стремился донести людям свое послание и осуществить свою миссию в жизни. И то, и другое имело национальный и универсальный аспекты. Он видел, что на Западе требуют своего решения проблемы духовной жизни, в то время как в Индии первостепенное значение имеют социально-экономические вопросы. На Западе ему приходилось играть роль посланника или духовного учителя и мыслителя, в то время как в Индии ему нужно было выступать в роли основателя и проповедника новой школы мысли, законодателя и патриота. Этот широкий спектр стоящих перед ним социальных задач предопределил многоплановый характер его миссии. И тем не менее в основе этой многоплановости лежало внутреннее единство и гармония мысли. Как отмечал великий писатель Ромен Роллан, «творческий гений Вивекананды в двух словах заключался в уравновешенности и синтезе».
Какое же единство лежало в основе учения Свами Вивекананды? Не что иное, как Истина. Находясь на Западе или на Востоке, имея дело с проблемами духовной жизни или с социально-экономическими вопросами, Вивекананда всегда стремился к Истине. Он постоянно рассеивал иллюзии, срывал покровы, разрушал преграды, скрывающие реальность. «Будьте мужественны и смотрите Истине в лицо» — одно из известных его изречений.
Духовные истины, по мнению Вивекананды, можно использовать для решения как духовных, так и социально-экономических проблем. Это было величайшим открытием Вивекананды. Оно представляет собой суть его послания современному миру.
Теория внутренней неотъемлемой чистоты подлинной души каждого человека служит надежной основой морального поведения. Согласно этой теории, человек должен быть нравственным и добродетельным потому, что непорочность и добродетельность являются его истинной природой. Теория единства всей жизни объясняет, почему человек должен любить своего ближнего как себя самого: так нужно поступать потому, что я и мой собрат по сути едины. Разъясняя смысл этих концепций, Свами Вивекананда заложил основы универсальной этики, не зависимой от авторитета священных текстов и основывающейся не на страхе или принуждении, а на свободе и человеческом достоинстве.
Свами Вивекананда не просто акцентировал внимание на таких характерных особенностях индийской культуры, как терпимость, открытость и гармония, а наглядно показал, что они основываются на ведантистском положении о том, что Истина едина, но идти к ней или выражать ее можно по-разному. Взяв это за основу, он наметил новые принципы Универсальной Религии, согласно которой каждая из существующих религий сохраняет свои особенности, но при этом вбирает в себя все лучшее, что могут представить другие религии.
Хотя Свами Вивекананда думал прежде всего обо всем человечестве в целом, он, конечно, никогда не забывал о своей родине. Свами Вивекананда указывал, что основной причиной ухудшения положения в Индии является забвение интересов масс. Он, конечно, говорил и о других причинах, таких, как ущемление прав женщин, слабые связи с другими странами и т. д. Но при этом он подчеркивал: «Забвение интересов масс я считаю величайшим национальным грехом». Те способы разрешения проблем страны, которые предлагал Свами Вивекананда, отличались от всего того, что предлагали другие реформаторы тех лет. Они основывались на трех уникальных по своей глубине выводах.
Первым выводом Свами Вивекананды было то, что каждая культура имеет своего рода жизненный центр, основной элемент, а применительно к индийской культуре это религия. Возрождение Индии возможно только через религию. Второй вывод заключался в том, что подлинную религию необходимо отделить от социальных институтов (таких, как каста, обычаи и т. д.). Под религией Вивекананда подразумевал духовность, иными словами, комплекс принципов и законов духовной жизни. Третий вывод состоял в том, что в упадке Индии повинна не религия, а то, что фундаментальные духовные принципы религии не получили воплощения в практической жизни.
«Материальная цивилизация, более того, даже роскошь необходимы для того, чтобы дать работу бедным», — говорил он. «Хлеба! Хлеба! Я не верю в Бога, который вместо того, чтобы накормить меня, обещает вечное блаженство в раю».
Свами Вивекананда принадлежал своей культуре, но он не хотел замыкаться в ее рамках. Он был разносторонне одаренной личностью, и универсализм — его главная отличительная черта. Его нельзя назвать просто гуманистом, индусским монахом или еще как-нибудь. Он был всем этим, вместе взятым, и одновременно неизмеримо большим. Его личность не имела границ.
Нас не может не радовать та работа по изучению творческого наследия Свами Вивекананды, которая ведется учеными России. Мы высоко ценим их эрудицию и готовность к восприятию Истины. Учреждение в Москве ведущими исследователями Общества Свами Вивекананды является значительным событием. Наследство Свами Вивекананды, несомненно, окажется особенно привлекательным для молодежи и будет вдохновлять ее на создание новой жизни России.
Свами Гаханананда,
Генеральный секретарь
Матха Рамакришны и
Миссии Рамакришны
СВАМИ ВИВЕКАНАНДА: ЖИЗНЬ И НАСЛЕДИЕ
Свами Вивекананда — величайший индийский мыслитель Нового времени, человек, имя которого сотни миллионов индийцев знают с детского возраста, как и имя «отца нации» Махатмы Ганди. И его личная судьба, и судьба его идей удивительны. Малоизвестный в самой Индии и совершенно неизвестный за ее пределами в первые тридцать лет своей жизни, в последнее ее десятилетие — после блистательного выступления на Всемирном конгрессе религий (1893) — он становится живым воплощением надежд и чаяний многомиллионного народа, предметом национальной гордости своих соотечественников, их «путеводной звездой».
Его дела — образец для подражания, его слова ценятся на вес золота, его мысли оказывают воздействие на самые разные стороны индийской жизни, да и за пределами Индии находят отклик в умах и сердцах многих представителей мировой культуры. Не будучи профессиональным философом, он, как никто другой, определил судьбы современной индийской философии, главные направления ее развития; не создав специальных трудов по истории индийской культуры, он стал одним из самых полномочных представителей этой культуры в диалоге Восток — Запад; не являясь профессиональным политиком и даже относясь к политике чаще всего отчужденно и иронически, он оказал громадное влияние на процесс пробуждения национального самосознания в своей стране, что с благодарностью отмечали лидеры национально-освободительного движения в XX в. Быть может, секрет уникальной значимости жизни Вивекананды и его наследия в том, что в этом человеке органически сочетались глубокое знание национальных религиозно-философских традиций, открытость по отношению к традициям иных культур, чувство сопричастности судьбам не только Индии, но и всего человечества и высокая духовность.
При всей нетрадиционности многих своих высказываний (нередко крайне враждебно воспринимавшихся представителями индуистской ортодоксии) Вивекананда вполне традиционен как воплощение лучших качеств столь ценимого в Индии во все времена учителя жизни, гуру, для которого непреложный закон — единство мысли, слова и дела, предельная искренность, бескорыстность и самоотверженность. Главные идеи Вивекананды всегда связаны не только с тем, что продумано, но и с тем, что пережито и прочувствовано им.
* * *
Нарендранатх Датта (получивший впоследствии имя Свами Вивекананда) родился 12 января 1863 г. в семье зажиточного калькуттского адвоката Вишванатха Датты.
Юный Нарен — любимый сын Вишванатха Датты, которому отец уделял особое внимание и дома, и во время поездок по стране, получает воспитание, побуждающее его думать, а не слепо следовать тем или иным авторитетам, проявлять терпимость, быть чуждым фанатизму, лицемерию, обскурантизму. Впоследствии представители ортодоксии, обвиняя Вивекананду в «модернизме», будут писать: «Каков отец, таков и сын».[1]
В 1879 г. шестнадцатилетний Нарендранатх Датта поступает в колледж. Студенческие годы — годы сомнений, поисков, надежд. Нарендранатх много читает, в особенности по любимым предметам: литературе, истории, философии. Среди прочитанных книг — произведения Канта и Шопенгауэра (впоследствии Вивекананда будет неоднократно ссылаться на них — ему будет импонировать сопоставление идей веданты и Канта, произведенное учеником Шопенгауэра Дейссеном). Но наибольший интерес вызывают у него в этот период работы английских позитивистов (Дж. Ст. Милля, Г.Спенсера), а также их предшественника Д.Юма (впоследствии его отношение к ним резко изменится — он сделает позитивистские и утилитаристские идеи одной из главных мишеней своей критики).
Но пока — он сомневается в наличии Бога, однако, не будучи в силах ни окончательно отказаться от этой идеи, ни принять ее, ищет убежище в философском агностицизме. Его неприятие индуистской ортодоксии сказывается и в присоединении к религиозно-реформаторскому «брахмоистскому» движению. Впрочем, одобряя программу реформ, предложенную брахмоистами, он мечтает о большем. Как вспоминает один из его друзей этих лет, Бражендранатх Сил, молодой Нарендра считает своим «евангелием» идеалы Великой французской революции. Не случайно любимой книгой Нарендранатха на многие годы становится книга Карлейля, содержащая мастерски написанную хронику этой революции. Таковы были умонастроения молодого индийского студента в столь знаменательном для него 1881 г. — году, когда произошла его встреча с человеком, коренным образом изменившим течение его жизни, — Рамакришной Парамахамсой (1836–1886).
Впервые Вивекананда услышал о нем в колледже. Одним из предметов увлечений Нарендранатха была английская поэзия: Уордсворт, Теннисон, Шелли. Читая написанные в романтическом духе предисловия Уордсворта к сборникам его стихов, Нарендранатх наталкивается на места, в которых говорится о таинственной связи всего существующего, о единстве поэта и мира, о возвышенном чувстве слияния с мировым бытием в минуты вдохновения. Он просит преподавателя прокомментировать соответствующие места, тот отвечает, что лучше всего это смог бы сделать такой человек, как Рамакришна.
Ответ звучит удивительно, даже парадоксально, ибо Рамакришна в высшей степени далек от колледжа, ученых диспутов и тем более — от английской литературы. Это всего лишь полуграмотный жрец при храме богини Кали в Дакшинешваре, в окрестностях Калькутты.
Впоследствии ученики Рамакришны сделают его имя известным всему миру, появится множество его биографий, будут расцвечены самыми яркими красками мельчайшие детали его жизни. Напишет о Рамакришне и Вивекананда. В чем же состояло учение этого человека? Оно никогда не было изложено им систематически, в письменном виде, и его можно лишь реконструировать, исходя из тематики его поучений и притч.
Постоянная тема этих притч — единство; един Бог, предстающий перед сторонниками разных вероисповеданий в изменяющихся формах, подобно хамелеону на дереве, едины в сущности своей все виды религиозного поклонения, подобные разным способам приготовления одной и той же рыбы, едины, наконец, и философские основы религий — так, сторонники разных видов веданты, спорящие о соотношении Бога и мира, подобны человеку, который не понимает, что во фрукте равным образом реальны и важны все его составные части, от семечек до кожуры.
Другая тема — бедствия «железного века» (кали-юга), вызванные господством в душах людей мировой иллюзии — майи. При этом о майе идет речь у Рамакришны отнюдь не для уточнения средневековых различений относительно соотношения бытия и небытия, для него это психологическая реальность, определяемая через такие ее «приманки», как «женщины и деньги», иногда дается и более развернутая формула: «женщины, деньги, земля». И сама эта формула, и примеры, поясняющие ее (прежде всего речь идет о бедствиях многодетных и малоимущих, но постоянно увеличивающихся семей), прямо связаны с тем простирающимся вокруг Рамакришны морем нищеты, бедствий, отчаяния разоряющихся ремесленников и крестьян, которое было столь характерно для Индии XIX в.
И наконец, третья постоянная тема бесед Рамакришны — поиск путей освобождения от бедствий кали-юги. Он отнюдь не считает необходимым для этого уход от мира. С его точки зрения, следует лишь умело сочетать бхукти и мукти — наслаждение и свободу, жить в мире, но не быть привязанным к нему (излюбленный пример Рамакришны, обычно приводимый в качестве иллюстрации к этому положению, — как живет служанка в доме своих господ, будучи далека от него мысленно), бескорыстно выполнять свои обязанности. И наконец, самое главное, самое необходимое в «железный век» — любовь (бхакти), видящая Бога во всех людях, независимо от его положения в обществе. Характерны его высказывания об относительности кастовых различий, о стирании их для достигшего совершенства человека. И это не были лишь слова, это была норма поведения самого Рамакришны; всю Индию облетел рассказ об одном из его самых необычных поступков: ночью, пробравшись в хижину неприкасаемого, он подмел пол хижины своими длинными волосами.
Рамакришна выступает с проповедью единого Бога (в качестве высшей реальности), считает относительными кастовые различия, отстаивает идею упрощения и удешевления обрядов: подобно тому как рыбу удобнее есть, удалив хвост и голову, так и поклоняться Богу лучше, по его словам, в самых простых формах.
И вот этого-то человека встречает Нарен в один из ноябрьских вечеров 1881 г. Нарен, обладавший прекрасным слухом и довольно сильным голосом, исполняет для присутствующих на вечере несколько песен. Пение молодого студента приводит в восторг Рамакришну, тот выводит его на балкон, кланяется ему, называя его Нараяной (одно из имен Вишну), и просит посетить его в Дакшинешваре. «Жестокий! Как ты мог не приходить так долго! Именно тебя я ждал все эти долгие годы!» — восклицает он патетически. Нарен смущен и озадачен, в голове его мелькает мысль, что перед ним — сумасшедший. И все же в декабре он приходит — главным образом из любопытства — в Дакшинешвар. Во время визита Рамакришна легким прикосновением погружает его в состояние транса (у Нарендранатха это вызывает ужас — ему кажется, что он умирает). Нечто подобное происходит и во время второго визита Нарена в Дакшинешвар (причем на этот раз Рамакришна беседует с погруженным в транс Нареном и узнает от него разные детали его жизни). Впрочем, хотя все это и производит известное впечатление на молодого студента, вначале он далеко не склонен к мистическому объяснению происшедшего: он объясняет его вполне рационалистически — как гипнотическое внушение. Это стремление к естественному объяснению событий, которые расценивались окружающими как сверхъестественные, сохранилось у Нарендранатха и в последующие годы. В этом смысле его продолжавшиеся более 5 лет (1881–1886) посещения Рамакришны наполнены беспрерывной внутренней (с самим собой) и внешней (с учителем и его окружением) полемикой. Но Нарендранатх не уходит от Рамакришны, а остается — несмотря на все свои сомнения — возле него и становится в конце концов одним из самых преданных его учеников.
Окончательный поворот Нарендранатха к учению Рамакришны происходит в трагическом для него 1884 г., когда от сердечного приступа умирает его отец и он становится единственным кормильцем большой семьи. Имущественные дела отца оказываются в запущенном состоянии, семью осаждают кредиторы, дом угрожают продать с молотка, а Нарендранатх тщетно пытается что-то исправить и наладить, найти хоть какой-то заработок. Вот как он описывает свое состояние в те дни: «Я умирал с голоду. Босой я ходил из конторы в контору, и повсюду мне отказывали. Я узнал на опыте, что такое человеческое сочувствие. Это было мое первое соприкосновение с действительной жизнью. Я открыл, что в ней нет места слабым, бедным, покинутым… Свет казался мне порождением дьявола. В знойный день, держась с трудом на ногах, я присел на площади под тенью какого-то памятника. Тут же было несколько моих друзей. Один из них пел гимн в честь безграничной милости Божьей. Это был для меня как бы удар дубиной по голове. Я подумал о плачевном состоянии моей матери и моих братьев. Я закричал: „Прекратите эту песнь! Подобные фантазии могут быть приятны только тем, кто родился с серебряной ложкой во рту…“»[2] Такого рода речи становятся достоянием гласности, Нарендранатх приобретает дурную славу «атеиста», пускаются в обращение слухи о его аморальном поведении, посещении мест, пользующихся сомнительной репутацией, «разгуле». Когда некоторые из его знакомых пересказывают ему содержание слухов, он в гневе заявляет, что в этом злосчастном мире человек может себе позволить утешаться, как найдет нужным, а ханжи-моралисты просто трусы. Все это подливает масла в огонь. И только у одного человека — Рамакришны — дурные слова о Нарене вызывают гнев. Впоследствии Вивекананда напишет: «Шри Рамакришна был единственным, кто полностью и неизменно сохранял веру в меня, даже мать и братья не сохранили ее. Именно его незыблемое доверие и любовь привязали меня к нему навсегда».[3] В этих условиях многое, что раньше представлялось Нарендранатху достойным предметом жизненных устремлений — диплом юриста, карьера, положение в обществе, — становится глубоко чуждым ему. В новом свете предстают перед ним слова Рамакришны о майе, мир кажется жестоким, бесчеловечным, и он ищет убежища возле учителя. Его настроения в этот период ярко выразились в следующем эпизоде: готовясь однажды дома к экзамену в колледже, он вдруг почувствовал такой ужас и отвращение к своему будущему ремеслу, что бросил книги и побежал к Рамакришне, потеряв по дороге сандалии. Нарендранатх принимает решение стать саньяси и вскоре после смерти Рамакришны, наступившей 16 августа 1886 г., реализует свое намерение. Вместе с другими учениками Рамакришны он поселяется в заброшенном полуразрушенном доме в Баранагоре (вблизи Дакшинешвара). В доме почти никогда не бывает вдоволь ни еды, ни одежды, по стенам ползают ящерицы, скорпионы и змеи, но зато есть обширная библиотека, и молодые саньяси проводят дни в бесконечных спорах — речь идет отнюдь не только о религиозных сюжетах, но и о литературе, искусстве, философии и истории.
Вскоре начинаются странствия Нарендранатха по стране, вначале сравнительно непродолжительные, прерываемые возвращениями в Баранагор. Но в июле 1890 г. он уходит из Баранагора навсегда (он вернется к своим верным соученикам лишь после поездки в США, и местом их совместного проживания будет уже не Баранагор). В течение примерно трех лет Нарендранатх, постоянно сменяя имена, проходит, большей частью пешком, всю Индию от Гималаев до мыса Коморин. Это путешествие становится его вторым «университетом», именно здесь он приобретает столь удивлявшие потом его современников своей обширностью познания из области быта различных слоев индийского общества, этнографии, лингвистики, фольклора и т. д. В1892 г., достигнув самой южной точки Индии — мыса Коморин, он мысленно дает клятву посвятить свою жизнь возрождению Индии посредством улучшения условий жизни и пробуждения национального самосознания индийского народа. В 1893 г. он принимает решение отправиться на открывающийся в Чикаго Всемирный конгресс религий с целью не столько религиозного, сколько светского характера — привлечь внимание мировой общественности к бедствиям миллионов индийцев и побудить ее оказать им действенную помощь.
Через полтора месяца после отплытия из Бомбея он прибывает в Ванкувер. В конце июля Вивекананда уже в Чикаго. Здесь его ждет неприятный сюрприз: открытие конгресса состоится лишь в сентябре. Между тем имеющиеся у него средства уже на исходе, а жизнь в Чикаго дорога. Вивекананда принимает решение отправиться в Бостон (где, по слухам, стоимость жизни дешевле) и пробыть там до открытия конгресса. В поезде он знакомится с богатой американкой, решившей оказать ему покровительство, — некой Кэтрин Эббот Санборн, и отправляется в ее поместье с романтическим названием «Луга, овеянные ветром». Здесь случай сводит его с профессором Гарвардского университета Генри Райтом, который в свою очередь приглашает его погостить.
К началу сентября Вивекананда возвращается в Чикаго. На сей раз у него в руках рекомендательное письмо профессора Райта в адрес оргкомитета конгресса. Письмо составлено в самых восторженных выражениях: Райт характеризует Вивекананду как человека «более ученого, чем все наши профессора, вместе взятые». 11 сентября он выступает на открытии конгресса и вскоре привлекает к себе всеобщее внимание, его выступления и доклады на различных секциях конгресса неизменно становятся «гвоздем программы».
На десятый день работы конгресса Вивекананда выступает со своим знаменитым (и получившим немало откликов в его собственной стране) докладом, озаглавленным «Религия не является насущной нуждой Индии». Он заявляет: «Вы воздвигаете храмы в Индии, но вопиющее зло на Востоке не недостаток религии — религии там достаточно. Хлеб — вот о чем вопиют миллионы страдающих индийцев… они просят хлеба, но им дают камень».[4]
После закрытия конгресса Вивекананда заключает контракт с лекционным бюро и совершает ряд поездок по стране, во время которых выступает с многочисленными лекциями (порой число их доходит до 14 в неделю). Поездки (нередко ночные) изнурительны, публика разношерстна, обстановка, в которой приходится читать лекции, мягко говоря, не вполне академическая — так, на одной из лекций (в небольшом городке на «диком Западе») слушатели «развлекаются» стрельбой, стараясь, чтобы пули пролетали как можно ближе к Вивекананде, дабы можно было «испытать» его восточную невозмутимость (последний, впрочем, с честью выходит из подобного рода испытаний). Все это Вивекананда стоически переносит ради того, чтобы собрать деньги в фонд помощи голодающим в Индии.
В течение 1894 г. Вивекананда выступает с лекциями в ряде американских городов, в том числе и самых крупных. Темы его лекций весьма разнообразны; они посвящены не только религиозным и философским вопросам — индуизму и веданте, но и истории, искусству, литературе Индии, обычаям индийцев, их образу жизни. Вивекананде приходится постоянно бороться с двоякого рода искаженными представлениями о своей стране. Во-первых, он сталкивается с мнениями, возникшими под влиянием деятельности теософов и их учения («блаватскософии», как впоследствии иронически будет говорить Вивекананда). Это мнения, согласно которым «индийское» приравнивается к «чудесному», «сверхъестественному», «оккультному». Но больше всего хлопот доставляет Вивекананде тот односторонний и во многом искаженный образ Индии, который в течение многих лет создавался усилиями миссионеров. Миссионеры всячески стремились (в целях вящего самовозвеличения) изобразить индийских «язычников» в самых мрачных красках — как людей глубоко аморальных, практикующих преимущественно изуверские обряды и т. д.
Под влиянием миссионерской пропаганды его засыпают после лекций записками с весьма типичными вопросами: правда ли, что в Индии мужья сжигают жен; правда ли, что в Индии детей приносят в жертву крокодилам и хищным птицам и т. д.
Но не все американцы были настроены по отношению к Индии так, как того хотели бы миссионеры. Уже в начале века многие из них с большой симпатией к индийцам, вспоминая о недавно отгремевших в собственной стране сражениях с англичанами, следят за борьбой индийских княжеств с Англией. Популярности индийской философии и индийской культуры в целом в демократически настроенных кругах американской интеллигенции способствовала деятельность так называемых трансценденталистов — философской школы, наиболее видными представителями которой были Ралф Уолдо Эмерсон (1803–1882) и Генри Дэйвид Торо (1817–1862). Выступая с романтических позиций против господства принципа «чистогана» в человеческих взаимоотношениях, против иссушающего души утилитаризма и сгибающего их конформизма, трансценденталисты считали ряд важнейших идей индийской философии созвучными собственным идеям. Им импонировали мысли Бхагавад-Гиты о необходимости бескорыстной деятельности (в противовес утилитаризму!), равно как и мысли Упанишад о Брахмане и Атмане (наличие общей духовной основы мира и людей трактовалось как подтверждение тезисов о всеобщем братстве и единении с природой), а также о мировой иллюзии — майе, понимаемой в данном случае как начало, разъединяющее людей, заставляющее их углубляться в собственные, узкие, искусственно созданные «мирки».
К концу 1894 г. Вивекананде окончательно становится ясно, что его попытка создать денежный фонд для помощи индийцам не удалась. У него зреет другой план — «духовно завоевать» западные страны, распространяя в них идеи веданты, и тем самым изменить их отношение к Индии. С этой целью он преподает в 1895–1896 гг. веданту и йогу группе учеников в Нью-Йорке, а также совершает две поездки в Англию и ряд стран Европейского континента. «Британская империя со всеми ее недостатками — самая мощная машина для распространения идей, которая когда-либо существовала. Я собираюсь поместить свои идеи, — говорит он, — в центр этой машины, и они распространятся по всему миру… Духовные идеалы всегда являлись человечеству от тех народов, которые были попраны ногами…».[5]
В декабре 1896 г. Вивекананда отплывает в Индию. Каковы же были итоги его пребывания за океаном? Разумеется, оказалась во многом утопической идея «духовного завоевания» Запада: основанное Вивеканандой «ведантистское общество», хотя и просуществовало до наших дней и включало в свой состав таких людей, как Лютер Бербанк, Иегуди Менухин, Бэтт Дэвис, Кристофер Ишервуд, никогда не было многочисленным (любопытно, что в 1968 г. в США было 100 тысяч буддистов и лишь тысяча ведантистов). И все же деятельность Вивекананды была отнюдь не безрезультатной. Прежде всего именно в этот период он впервые делает достоянием широкой общественности собственные взгляды. Его многочисленные лекции, доклады, выступления появляются в печати — вначале на страницах газет, а впоследствии преимущественно в записи учеников (в особенности Дж. Гудвина) и отдельными изданиями (наибольшую известность получают его лекции о йоге — «Раджа-йога», «Карма-йога», «Бхакти-йога» и «Джняна-йога»). Во многих отношениях его взгляды представляют собой концептуализацию и систематизацию того, что в художественной форме было высказано в притчах Рамакришны (это относится, например, к концепции «универсальной религии» и синтеза различных видов веданты). Но его учение не просто «рамакришнаизм». Во-первых, Вивекананда выступает как ярчайший выразитель основных, наиболее влиятельных прогрессивных тенденций в индийской философии прошлого века. Некоторые из них почти не прослеживаются у Рамакришны, но весьма ярко выражены у его талантливого ученика. Такова просветительская тенденция: борьба Вивекананды с оккультизмом, равно как и с традиционными предрассудками и суевериями, высокая оценка роли наук, светского образования.
Во-вторых, Вивекананда разрабатывает ряд проблем, которыми попросту не мог заниматься Рамакришна, не получивший соответствующего образования. Таково сопоставление ряда аспектов исторического развития культуры в Индии и Европе (постоянно проводимое Вивеканандой с целью критики европоцентризма).
Наконец, в-третьих (и это, пожалуй, самое главное), у Вивекананды произошло весьма характерное изменение акцентов по сравнению с Рамакришной: социальные вопросы все более выдвигаются у него на первый план.
Другим существенным результатом выступлений Вивекананды в Америке было то влияние, которое они оказали на пробуждение национального самосознания в Индии. Десятки индийских газет разнесли слова Вивекананды по всему Индостанскому полуострову, отчеты о его выступлениях читались повсюду жадно, с постоянным интересом, хотя отношение к ним было разным. Деятельность Вивекананды вызвала ожесточение у ряда сторонников индуистского традиционализма. С целью опорочить молодого саньяси о нем распространяют различного рода слухи и измышления, пишут о его действительных (пересечение океана, нарушение традиционных запретов, связанных с питанием) и выдуманных «прегрешениях» против индуизма (бросаются нелепые упреки в употреблении сигар, вина и даже в «приверженности к роскоши»). Но клевета не возымела желанного действия. Популярность Вивекананды растет. По всей Индии прокатывается волна митингов в его поддержку, ему посылают многочисленные приветственные адреса.
И не случайно возвращение Вивекананды в Индию (15 января 1897 г.) стало событием общенационального значения, подлинным триумфом. По словам «Индиан нейшн», он оставил Индию как нищий, а вернулся как принц. И даже это яркое сравнение лишь весьма относительно передает то, что произошло на самом деле. По воспоминаниям одного из очевидцев этого события, «никакой принц, магараджа или даже вице-король Индии никогда не встречали такого сердечного приема и не получали столь искренних свидетельств любви, уважения, благодарности и преклонения…».[6]
Люди ложатся на железнодорожные пути, по которым следует его поезд, чтобы хоть ненадолго задержать его и выслушать от него несколько слов, раджи впрягаются вместо лошадей в колесницу, в которой он едет, на пути его следования воздвигаются десятки триумфальных арок.
По приезде в Индию Вивекананда развертывает самую активную деятельность: основывает Миссию Рамакришны (1 мая 1897 г.) и «обители» в Белуре (январь 1899 г.) и затем вместе с учениками, супругами Севье, — в Альморе (1899 г.), выпускает ряд газет. Наиболее важное из этих начинаний — Миссия Рамакришны, в уставе которой записаны следующие цели: 1) «приготовлять людей к преподаванию знаний и наук, могущих служить увеличению материального и духовного благосостояния масс»; 2) «поощрять искусства и ремесла и оказывать им поддержку». И наконец, 3) «внедрять и распространять в массах ведантистские и иные религиозные идеи в том виде, как они были разъяснены в жизни Рамакришны».[7] Миссия открывает ряд школ и больниц, а в 1898–1899 гг. играет активную роль в борьбе с эпидемиями холеры и чумы (что весьма способствовало росту ее популярности).
И все же самым важным, самым весомым в большой исторической перспективе были не организационные начинания Вивекананды (хотя он и говорил порой о своем увлечении «мисс организацией»), а его многочисленные выступления, в которых он резко осуждал систему кастовых привилегий, отстаивал необходимость всеобщего образования, призывал к прекращению религиозной розни, к национальному единству, к широкому участию масс в общественной жизни, к гражданскому мужеству и, если необходимо, самопожертвованию. Вивекананда более чем кто-либо иной в эти годы способствовал тому преобразованию традиционного религиозного идеала, которое так ярко проявилось в начале XX в. в колоритных фигурах ряда радикальных общественных деятелей Индии — мужественных политических борцов, выступавших в то же время со всеми атрибутами религиозных подвижников. Это хорошо уловила одна из популярных индийских газет «Махратта», давшая ему такую характеристику: «Вивекананда — саньяси, но это не аскет старого типа, для которого мир — ничто, а саньяси нового типа, следующий Бхагавад-Гите, для которого мир — все и кому его страна и народ дороже, чем все остальное. Главный, ключевой мотив его философии — духовность не созерцательная, а практическая. „Чтобы наводнить страну социальными и политическими идеями, наводните ее идеями духовными“, — говорит Свами. И это дает нам — в двух словах — суть его философии и его патриотических устремлений».[8]
Здоровье Вивекананды постепенно ухудшается, и 4 июля 1902 г. в возрасте 39 лет (еще в 90-е годы он предсказывал, что не доживет до 40) он умирает. Смерть его овеяна легендами, его ученики не хотели верить в естественность этого события и постарались окружить его ореолом таинственности. Но сам Вивекананда в последние годы своей жизни более чем когда-либо был склонен к реалистическим взглядам. Он заявляет: «Чем старше я становлюсь, тем глубже я понимаю смысл индийской идеи, что самое высшее из существ — это человек!».[9] Таково было завещание Вивекананды.
* * *
В теоретическом наследии Вивекананды центральное место, несомненно, занимают его четыре работы о йоге. Именно здесь излагается ряд духовных установок, внедрение и распространение которых составляет одну из самых важных задач созданной им Миссии Рамакришны.
Все издания, выпускаемые в свет Миссией Рамакришны, снабжены причудливой эмблемой, идея которой принадлежит Вивекананде: подернутую рябью поверхность озера освещают косые лучи восходящего солнца, в этих лучах ясно видны цветок лотоса и белый лебедь, картину в целом завершают обрамляющие ее контуры гигантского змея. Лебедь в центре — символ «высшего Я».
Все остальные элементы символизируют различные виды йоги: подернутые рябью воды озера — карма-йогу (йогу действия), лотос — бхакти-йогу (йогу любви), восходящее солнце — джняна-йогу (йогу знания) и, наконец, гигантский змей — раджа-йогу («царственную йогу» Патанджали, о которой иногда говорят просто как о «йоге», имея в виду ее особую значимость — это и весьма детально разработанная система психофизических упражнений, и одновременно одна из шести ортодоксальных философских школ Древней Индии). То, что Вивекананда придает столь большое значение йогической практике, далеко не случайно. Здесь он опирается на одну из самых важных традиций классической индийской философии. Все главные системы этой философии — и ортодоксальные, и неортодоксальные (за исключением лишь одной, а именно локаяты) — строятся так, что центральное место в них занимает учение о соотношении «высшего» и «низшего», «подлинного» и «неподлинного», «свободного» и «зависимого» «Я». Соответственно кардинальное значение приобретает вопрос о путях духовного совершенствования, преодоления «неподлинности», обретения свободы. Эти пути и указывает йога в широком смысле слова (и в этом смысле мы можем говорить о ведантистских видах йоги, «йогической практике» в джайнской или буддийской традициях и т. д.). И тут не так-то просто дать всеобъемлющую классификацию, если учесть, что порою с одной религиозно-философской традицией в ходе ее развития связывалось несколько видов упомянутой «практики» (и наоборот, один вид последней использовался в нескольких традициях). Характерно, что Вивекананда даже пишет иногда о «бесконечном» числе путей йоги. И в самом деле, йога как центральный феномен индийской культуры не менее многообразна, чем сама эта культура.
Почему же Вивекананда избрал именно четыре упомянутые выше йоги? Тут сыграли роль несколько обстоятельств. Во-первых, о трех из них (йогах действия, знания и любви) речь идет в Бхагавад-Гите, этой Библии индуизма, поэме, с которой миллионы индийцев, отнюдь не только из числа принадлежащих к высшим кастам или отличающихся особой ученостью, сверяются как с одним из важнейших жизненных ориентиров. Вивекананда же, равно как и созданная им Миссия, обращается прежде всего именно к массам, а не к элите индийского общества. Да и за пределами Индии легче было популяризировать идеи этой поэмы, нежели идеи более эзотерических памятников (хотя Вивекананда, как сможет убедиться читатель, умел блестяще справляться и с этой последней задачей). Во-вторых, три упомянутые йоги связаны с ведантистской традицией, на которую преимущественно и опирается Вивекананда, четвертая же (раджа-йога) развивает ряд идей, которые используются и другими ортодоксальными школами Древней Индии (исключая пурва-мимансу). В-третьих, Вивекананда постоянно подчеркивает, что основные «йогические пути» соответствуют особенностям главных психологических типов людей, характеризующихся преобладанием познания, эмоций или волевых импульсов в общей динамике их психической жизни. Добавим, что к первому из перечисленных типов обращена не только джняна-йога, но и раджа-йога, особенность которой состоит в устремленности на познание не только сознательных, но и подсознательных состояний психики (что и сделало ее в нашем веке предметом особого внимания в различных школах психоанализа).
В самом деле, эмоции, воля, разум — важнейшие компоненты психики в традиционной индийской психологии (впрочем, существенно не отличающейся в этом пункте и от психологии европейской). А значит, система воздействий на волевую, эмоциональную и познавательную стороны личностных установок исчерпывает возможные средства переориентации индивидов; сущность же такой переориентации, с точки зрения Вивекананды, должна состоять в достижении «духовного равновесия» (самата) и «непричастности страстям» (вайрагья). Каждая из йог достигает этой переориентации по-своему, то побуждая волю к отказу от эгоистических и эгоцентрических устремлений (карма-йога), то направляя все эмоции на один высший объект (бхакти-йога), то показывая разуму незначительность преходящего по сравнению с вечным (джняна-йога). Как отмечал впоследствии Ауробиндо Гхош в своих трудах по йоге, можно провести любопытную параллель между данными методами «самоконтроля» и методами достижения «бесстрастия» в трех основных школах эллинистической философии, также ориентированных на познавательный (скептики), волевой (стоики), эмоциональный (эпикурейцы) компоненты личностных установок. Коренное различие заключается, конечно, в том, что индийские методы самоконтроля прямо связаны с религией.
Но единство основных йог состоит, по Вивекананде, не только в общности их конечной цели (достижение свободы) и одинаковости производимой ими духовной переориентации. Они переплетаются друг с другом, помогают друг другу; совместное действие основных йог сравнивается Вивеканандой с координацией двух крыльев и хвоста при полете птицы — здесь уже намечается, по существу (правда, именно только намечается), идея единой и «полной» йоги — пурна-йоги, которая была развита впоследствии в трудах Ауробиндо Гхоша.
В связи с такого рода «синтетическим» подходом Вивекананде в общем чуждо характерное для средневековых ведантистских комментаторов стремление построить незыблемую «иерархию» йог (в которой обычно отдавалось предпочтение то ли «йоге знания», то ли «йоге любви»). Это, конечно, не означает и полного «уравнивания» значимости йог: в разных плоскостях рассмотрения то одна, то другая из них может иметь определенные преимущества. Так, «йога любви», по Вивекананде, — самый легкий путь, а «йога действия» — путь, наиболее пригодный для настоящего времени. Характерно, что в отличие от иных путей Вивекананда считает его вполне приемлемым также и для атеистов. Характерно также, что свои лекции по йоге перед американской аудиторией он начинает именно с карма-йоги.
Работы Вивекананды, посвященные четырем йогам, дают возможность читателю познакомиться не только с классическими представлениями о главных путях «йогического совершенствования», не только с идеями преимущественно связанных с ними древних систем философии, но и с философскими убеждениями самого автора этих работ. Истоки этих убеждений многообразны. Подобно крупнейшим представителям классической ведантистской традиции — Шанкаре, Раманудже, Мадхве — Вивекананда ассимилирует и взгляды отличных от веданты систем (в особенности санкхьи). Более того, он стремится примирить и согласовать друг с другом главные направления в самой веданте (адвайта, вишишта-адвайта, двайта). К вековым спорам их сторонников, с новой силой вспыхнувшим в XIX в., он нередко относится иронически (в одной из своих работ даже называя такого рода диспуты пандитов «регулярно устраиваемыми боями быков в Бенаресе»). И все же он не скрывает своих симпатий преимущественно к одному из этих направлений. «Я — Шанкара!» — заявляет он с гордостью.[10] И в самом деле, Вивекананда, несомненно, исходит прежде всего из основоположений адвайтистской философии, хотя интерпретация их у него весьма своеобразна и отражает все главные тенденции развития индийской философии в Новое время (не случайно уже современники Вивекананды называли его философию неоведантой). Но чтобы понять специфику этой интерпретации, надо прежде всего обратиться к классическим истокам.
Итак, что же представляла собой философская доктрина адвайты? Предельно сжатым образом суть ее выражена в очень популярном и простом афоризме: «Брахман подлинен, мир — неподлинен, Душа — не что иное, как Брахман». Перед нами совершенно последовательный и доведенный до логического предела абсолютный идеализм, в рамках которого все многообразие вещей материального мира и индивидуальных психических проявлений сведено к безличному мировому сознанию. Однако при всей ясности и очевидности главной тенденции адвайты простота ее во многом кажущаяся. Адвайта признает подлинную природу Брахмана неописуемой, лишенной атрибутов, природный мир и «эмпирическое» «Я» человека — не обладающими подлинной реальностью — порождением мировой иллюзии (майи). В качестве же наивысшего «пути освобождения» принимается путь «знания», понимаемого как средство обесценивания и снятия указанных иллюзорных дифференциаций. При этом упомянутое «знание» оказывается во многом противопоставленным обычному, «профаническому», поскольку при достижении его исчезает необходимая для осуществления «профанического» познания триада: субъект — средство знания — объект (всякая множественность «неподлинна»!).
Подобные утверждения, несомненно, представлялись в высшей степени парадоксальными не только с точки зрения «обыденного» здравого смысла, но и с точки зрения философии (включая и противников адвайты в рамках ведантистской традиции). В самом деле, вполне очевидный видимый и осязаемый мир представал здесь как нечто эфемерное и «бесплотное», а лишенный плоти дух приобретал статус единственно очевидного; знание мира, достигаемое рациональными средствами, объявлялось «незнанием», а неописуемое и невыразимое — достоянием «знания»! Ясно, что обоснование и защита подобного рода парадоксальных утверждений были отнюдь не легким делом, и в этой связи представители адвайты выдвинули целый ряд весьма тщательно и тонко разработанных теорий. Разработка этих теорий связана с именами родоначальника адвайты — Гаудапады (VII–VIII вв.) и ее главного представителя Шанкары (VIII–IX вв.). Особенно важны такие узловые моменты его системы, как учение об особой роли ведийского канона — шрути в познании, об уровнях познания и существования, о многоаспектной структуре мировой иллюзии — майи — и мира, рассматриваемого через призму этой иллюзии.
Согласно первому из этих учений, шрути является единственным источником постижения Брахмана, отличающимся к тому же такими свойствами, как вечность и непогрешимость (другие источники познания, включая умозаключение, могут играть лишь вспомогательную роль). Развивая это учение, Шанкара стремился, с одной стороны, подчеркнуть ценность символического познания, «прорывающегося» через многочисленные образы к скрытому за ними и не поддающемуся адекватной концептуализации содержанию, а с другой — жестко закреплял монополию высших каст на духовное знание, поддерживая исторически сложившийся запрет на изучение шрути представителями низших каст.
Согласно второму учению, следует различать высший (парамартхика) уровень существования и знания, на котором нет никакой множественности, а есть лишь уже упоминавшийся недифференцированный абсолют, от профанического (вьявахарика) уровня, к которому относится вся «житейская» (лаукика) и ведийская (вайдика) практика. Последний отличается от неупорядоченного мира иллюзий и сновидений (или от уровня пратибхасика, по терминологии учеников Шанкары) и тем самым имеет некоторый «срединный» статус. Отсюда его пусть и временная и относительная, но все же ценность и значимость, а значит и ценность традиционных ведийских предписаний.
Но наибольшую известность получило третье из упомянутых учений, а именно майя-вада — учение о мировой иллюзии (майе). Сам термин «майя» зарождается уже в гимнах Ригведы и означает здесь некую чудесную и «ослепляющую» силу богов. Преимущественно в этом же смысле он употребляется и в Упанишадах. В адвайте майя — космическая иллюзия, скрывающая единство подлинной реальности и развертывающая мнимое многообразие (посредством своего рода «наложения» — адхьяса — неподлинных характеристик на подлинные, наподобие того, как это происходит при иллюзорном восприятии змеи, за которую принимают веревку). По отношению к индивиду майя выступает как незнание (авидья). По отношению к божественному первоначалу мира — Ишваре майя выступает как его сила (шакти). Однако само подразделение на души, мир, его созидателя является неподлинным, допустимым лишь на упомянутом выше «профаническом» (вьявахарика) уровне познания. В конечном же счете майя оказывается неописуемой (анирвачания) — ни реальной (caт), ни нереальной (асат). Выявляющуюся здесь иррационалистическую тенденцию адвайты резко критиковали ее противники, в том числе в рамках ведантистской традиции.
Выявить подлинное отношение Вивекананды к традиционной майя-ваде нелегко. На первый взгляд может даже показаться, что в этом вопросе у него вообще нет никаких разногласий с адвайтистской традицией. И в самом деле. Вот один из его любимых образов, образ мира как гигантского театра: «Перед нами занавес, а за ним какая-то прекрасная сцена. В занавесе небольшое отверстие, через которое мы можем лишь мельком увидеть то, что находится за ним. Предположим, что это отверстие начинает увеличиваться, и по мере того, как оно растет, все большая часть сцены становится доступной взору, когда же занавес исчезает, мы видим ее всю. Сцена за занавесом — это душа, а занавес между нами и сценой — это майя, пространство — время — причинность. Существует небольшое отверстие, через которое я могу мельком увидеть душу. Когда она становится больше, моему взору открывается нечто большее, а когда занавес исчезает полностью, я убеждаюсь, что я и есть душа. Итак, изменения во вселенной не есть изменения Абсолюта, они имеют место в природе. Природа развертывается все более и более, а за ней обнаруживается Абсолют». Другой излюбленный образ Вивекананды — это образ призмы, глядя через которую мы видим однородный, в сущности, Абсолют множественным и разнородным. Эта призма — майя — время, пространство, причинность.[11]
Подобного рода образы вполне в духе традиционной адвайты. И все же, чтобы понять отношение Вивекананды к традиционной майя-ваде и ее импликациям, надо учесть три обстоятельства.
Во-первых, в некоторых своих сочинениях Вивекананда довольно категорично настаивает на том, что майя не должна переводиться как иллюзия, что само по себе ее признание не связано ни с идеализмом, ни с реализмом, что в идеалистической интерпретации майи повинны буддисты и что вообще майя не теория, а констатация определенных фактов, связанных с положением человека. Именно такова его позиция в ряде лекций, вошедших в «Джняна-йогу» («Майя и иллюзия», «Майя и эволюция понятия Бога», «Майя и свобода»). В дальнейшем он поясняет свою мысль, анализируя экзистенциальную ситуацию человека. Эта ситуация представляется ему парадоксальной и связанной с неадекватностью устремлений (по отношению к своему же благу), неосознанностью противоречий в собственной мотивации, привязанностью к тому, что обедняет человеческое существование, а то и прямо губит его, невыявленностью своих подлинных интересов, слепотой по отношению к незаметным изменениям в привычных жизненных обстоятельствах, в конце концов радикально меняющим последние, отсутствием понимания подлинных истоков и подлинных последствий своих и чужих действий в сколько-нибудь отдаленной перспективе, забвением самого важного, «глубинного» измерения в жизни и абсолютизацией ее «горизонтали», забвением эфемерности и кратковременности самого человеческого существования.
Все это ярко иллюстрируется соответствующими примерами. Вот одна из таких иллюстраций — индийская легенда (нашедшая свое отражение и в европейской литературе). Согласно легенде, Нарада, ученик Кришны, попросил его показать ему майю. Вскоре он был послан учителем, находящимся в пустынном месте, за водой. Придя в близлежащую деревню, он встретил красивую девушку, забыл об учителе, влюбился, женился, создал семью, потерял ее во время наводнения… И очутился у ног учителя, спрашивающего, где же вода, которую он ждет уже полчаса. «И это — майя!» — вот рефрен, который сопровождает подобного рода иллюстрации в лекциях Вивекананды. Вот это преимущественно экзистенциальное, а не абстрактно-логическое осмысление ведантистских понятий вообще чрезвычайно характерно для него.
Когда же Вивекананда все-таки обращается к теоретическому истолкованию майи, то он трактует ее весьма неоднозначно. В одном из своих интервью (1897) он анализирует четыре возможные трактовки майи: (1) «неистинность» конкретных вещей («оформленного и наименованного») ввиду их непостоянства и изменчивости по сравнению с вечно сущим; (2) «неистинность» космоса по сравнению с тем же вечно сущим ввиду его периодического созидания и разрушения; (3) «обманчивость» мира, в котором подлинно сущее предстает в форме иного (подобно тому как раковина кажется серебром, а веревка — змеей); (4) полная иллюзорность мира, который подобен «сыну бесплодной женщины» или «рогам зайца».[12] В другом месте к этим традиционным сравнениям Вивекананда добавляет и такое (вполне в духе Льюиса Кэрролла), как «головная боль без головы».[13]
Четвертый вариант трактовки майи Вивекананда категорически отрицает, считая его результатом нечеткости мышления. Третий вариант Вивекананда оценивает как адекватное выражение взглядов Шанкары и в общем относится к нему положительно.
Любопытно, однако, что и первый, и второй варианты он считает вполне адвайтистскими. Как подчеркивают индийские исследователи неоведанты, и в частности такой видный историк философии, как С.Чаттерджи, сам Вивекананда в своих работах нередко придерживается трактовки майи именно в смысле признания непостоянства и изменчивости (а не нереальности) мира.
Интересно отметить в этой связи, что вместо традиционного адвайтистского понимания майи как того, что ни реально, ни нереально («невыразимо»), у Вивекананды в более поздний период его творчества все чаще встречается определение майи как сочетания реального и нереального, бытия и небытия (ср. платоновский «мир вещей»).
Но дело не только в этой «расширительной» трактовке майи. Третье — и самое важное — обстоятельство, которое мы должны иметь в виду, говоря об отношении Вивекананды к традиционной адвайтистской майя-ваде, — это его иное по сравнению с Шанкарой понимание значимости действия вообще и карма-йоги в частности. Для Шанкары с его безоговорочным утверждением возможности освобождения лишь с помощью знания (и отрицанием синтеза знания и действия в этих целях) «путь знания» имеет безусловный приоритет на все времена. Но Вивекананда выдвигает карма-йогу как наиболее подходящую для своей эпохи! Хотя Вивекананда постоянно обращается к ведантистским понятиям, говоря о силе незнания (авидья), о необходимости освобождения (мокша) от власти этой силы, его рассуждения не сводятся лишь к индивидуально-психологической трактовке карма-йоги. Дело в том, что само понятие мокши, равно как и связанное с ним понятие кармы глубоко переосмысливаются им.
Он выступает против фаталистической трактовки кармы, в особенности против признания предопределенности бедственного положения индийского народа. О карме Вивекананда пишет прежде всего как о законе связи не столько настоящего с прошлым, сколько настоящего с будущим: «Карма — это то, что предполагает способность и силу преобразовать сложившееся».[14] Подчеркивание значимости человеческих проектов (и притом не только личных, но и общественных) — самая характерная черта понимания кармы в неоведантизме Вивекананды. Не менее характерные изменения претерпевает и понятие мокши, которое трактуется у Вивекананды не только как индивидуальное, но и как коллективное «освобождение», достигаемое на определенной стадии эволюции общества. Это позволяло Вивекананде поставить вопрос о необходимости не только «внутренних», но и «внешних», не только индивидуальных, но и социальных предпосылок осуществления намеченного им идеала. В число их было включено и создание минимума материальных условий, позволяющих массам избежать голода, нищеты и болезней и тем самым способствующих пробуждению в них духовных интересов. По словам Вивекананды при слишком бедственном положении «нет ни бхоги (удовлетворения потребностей), ни йоги. Когда кто-то насытится бхогой, тогда он поймет и полюбит практику йоги».[15]
Но не только в своем понимании майя-вады и ее импликаций Вивекананда отходит от позиций жесткой ортодоксии. В ряде других случаев он также выходит за рамки барьеров, поставленных еще в средневековье на пути к возможным неортодоксальным трактовкам адвайтистских идей.
Первым (и главным) из этих барьеров было учение о Ведах как уникальном, вечном, безошибочном источнике познания реальности, право пользования которым жестко закреплено лишь за представителями высших сословий. В сущности, все основные аспекты этого учения оспариваются Вивеканандой.
Начать с того, что Вивекананда дает такое толкование ортодоксальному тезису о вечности шрути, что от первоначального смысла этого тезиса фактически ничего не остается. По его мнению, Веды «вечны» лишь в том смысле, что в той части их содержания, которая верна, изложены законы, действовавшие и до создания данного памятника — в этом же смысле «вечны», скажем, произведения Ньютона. Отметим, что речь идет лишь о части содержания ведийского канона, а отнюдь не о каноне в целом. Дело в том, что Веды, с точки зрения Вивекананды, отнюдь не непогрешимы. Он находит ряд представлений, содержащихся в Ведах и их философской части — Упанишадах, «грубыми» и заявляет: «Лично я приемлю в Ведах лишь то, что согласуется с разумом».[16] Но ведь с точки зрения ортодоксии (в том числе и адвайтистской) ошибочны могут быть лишь интерпретации Вед, а отнюдь не они сами! Но разум играет у Вивекананды принципиально иную роль, чем в построениях ортодоксов. У последних эта роль в полном смысле слова служебная. Для Вивекананды же разум обладает приоритетом по сравнению с верой: «Если религия рушится, когда ее исследуют с помощью разума, то, значит, она всегда была бесполезным, лишенным ценности суеверием и чем скорее она исчезнет, тем лучше. Я полностью убежден в том, что абсолютное уничтожение ее в этом случае — лучшее, что может случиться».[17]
Рассматривая содержание Вед с этих позиций, Вивекананда не только отбрасывает тезисы о их «несотворенности» и безошибочности, но и прямо пишет об эволюции представлений Вед, о постепенной выработке в них учения монистического идеализма.
В свете сказанного ясно, что ортодоксальные представления об уникальности шрути как источника знания вступают в глубокий конфликт с идеями Вивекананды.
Но, пожалуй, самый острый конфликт между Вивеканандой и сторонниками адвайтистской ортодоксии возникает в связи с его протестом против монополии высших каст на изучение шрути. С негодованием пишет он о предписании, поддерживаемом Шанкарой, относительно заливания ушей шудр, услышавших чтение Вед, раскаленным оловом — «это дьявольское проявление старинного варварства». С сожалением отмечает «узость сердца» Шанкары, выступавшего за традиционные запреты и ограничения в том, что касается изучения ведийского канона. С презрением говорит о «фарисеях индуизма».
И здесь мы сталкиваемся еще с одним «выходом» Вивекананды за пределы барьеров, воздвигнутых Шанкарой на пути к возможному неортодоксальному истолкованию адвайты. Речь идет об учении относительно разных уровней познания и существования. Социальные импликации этой доктрины состояли в том, чтобы санкционировать систему кастовых различий и привилегий (включая привилегию на изучение Вед) как неизбежную и необходимую для «среднего» уровня. И вот против этих-то социальных импликаций учения об «уровнях» и восстает Вивекананда, усматривая в них проявление фарисейства. С его точки зрения, познание относительности и в конечном счете нереальности кастовых различий между людьми должно неизбежно сказываться и на уровне обыденного, повседневного их поведения, а не быть скрытой, эзотерической истиной.
Критическое размежевание с рядом аспектов традиционной адвайты в неоведантизме Вивекананды было прямо связано с позитивным использованием адвайтистских идей, разумеется, в переосмысленном и приспособленном для задач новой эпохи виде. Это ясно на примере таких выдвинутых Вивеканандой концепций, как концепция универсальной религии, ведантистской философии как «научной» основы этой религии и, наконец, практического ведантизма. Здесь выявляются те же три мотива, что и в ходе размежевания с наследием Шанкары. Это — мотив реформации (включая «очищение» религии от суеверий, предрассудков, фанатической нетерпимости к чужим мнениям), мотив просвещения (включая переосмысление традиционного соотношения веры и разума, признание высокого статуса науки и образования, подрывающих косные формы социального бытия) и, наконец, мотив гуманизма (включая признание прав людей на свободное развитие их способностей и отрицание средневековой системы привилегий и законов, принижающих человеческое достоинство членов «низших» каст). Упомянутые мотивы, в сущности, характерны для творчества большинства прогрессивных мыслителей Индии Нового времени.
Имея все это в виду, рассмотрим подробнее упомянутые концепции Вивекананды. С первой из этих концепций связано его учение об «универсальной религии». По мнению Вивекананды, все существующие в мире религии состоят из трех частей: философии, которая охватывает их основные принципы и характеризует их цели, мифологии, которая стремится представить эти принципы в более наглядной и конкретной форме, и, наконец, ритуала — части самой конкретной и наглядной и в то же время самой удаленной от философского ядра. Именно на «периферии» религий, как полагает Вивекананда, выступают бесчисленные различия, связанные как с особенностями психологического склада людей, так и со спецификой конкретно-исторических условий. Что касается упомянутого выше «философского ядра», то здесь различия оказываются значительно менее многочисленными и сводятся к трем главным — к осмыслению отношения человека к Богу как «внешнего», «внутреннего» и приводящего к идее тождества сущности обоих. Поскольку идея этого тождества выражена в адвайте, то она и становится у Вивекананды своего рода воображаемым идеальным «центром» совокупности религий, а другие виды веданты (двайта, вишишта-адвайта) — ступеньками на пути к нему. По этим ступенькам и располагаются у него существующие религии, в том числе мировые. Представляя все религии «включенными» в упомянутую устремленную к единой конечной цели цепь и в этом смысле выдвигая проект объединения их, Вивекананда в то же время отнюдь не призывает к унификации их мифологии и ритуала. Суть проекта Вивекананды отчетливо выявляется при сопоставлении его учения с реформаторскими идеями Рам Мохан Рая и Даянанды. Если у первого — своего рода «дистилляция» религиозных представлений и отказ от большинства специфических черт индуизма, а у второго «воинствующий индуизм», то у Вивекананды — попытка выделить общую основу религии с сохранением (но одновременно и релятивизацией!) конкретных форм религиозного поклонения. А это соответствовало, с одной стороны, потребностям борьбы с религиозной нетерпимостью и межобщинной рознью, а с другой — стремлением опираться на отечественные, а не «импортированные» религиозные традиции.
Конечно, выдвинутый Вивеканандой проект объединения религий далеко не бесспорен (так, вряд ли с его помощью можно преодолеть типологические различия между мистико-пантеистическими и креационистскими доктринами). И все же он и во время его выдвижения, и в XX веке (материализовавшись в одном из главных направлений деятельности Миссии Рамакришны) немало послужил целям преодоления межрелигиозных (а в Индии и межконфессиональных) конфликтов.
Многие из мыслей Вивекананды были подхвачены крупнейшими ведантистами первой половины XX в., такими, как Ауробиндо Гхош и С.Радхакришнан.
Впрочем, в концепцию Вивекананды были внесены и некоторые коррективы. Так, характерно, что Радхакришнан отказывается от иерархического расположения религий (сообразно видам веданты). С его точки зрения, осознание невыразимости Абсолюта (достигнутое не только Шанкарой, но и Плотином) ведет к своего рода равноправию всех попыток «выразить невыразимое», а значит, и всех религий, ни одна из которых не может претендовать на безусловное преимущество перед другими. Подобно Николаю Кузанскому и флорентийским платоникам, Радхакришнан считает различные религии скорее бесконечными лучами, сходящимися в одной «солнцеобразной» точке, нежели ступенями духовной пирамиды.
С другой, просветительской тенденцией в творчестве Вивекананды связана предпринятая им попытка продемонстрировать принципиальное соответствие как выводов, так и методологических принципов адвайты и современной науки. При этом уже в самой постановке проблемы четко выявлялась нетрадиционность неоведантистской ориентации. Ведь именно ограничение компетентности разума, подчинение его авторитету, спор со сторонниками самостоятельного значения не основанных на шрути логических построений при истолковании мира в целом были показательны для Шанкары. И это было, по существу, методологическим размежеванием не только со свободным от авторитета исследованием в философии, но и с возможной ориентацией такого исследования на научные образцы. Поэтому знаменитая формула Вивекананды о веданте как «научной религии» при всей ее апологетичности была в то же время глубоко нетрадиционной, генетически связанной с просветительскими установками.
Наконец, третья, гуманистическая тенденция также нашла свое яркое (а пожалуй, и ярчайшее) выражение в работах Вивекананды. Как известно, Вивекананда выдвинул концепцию так называемой «практической веданты».
Более того, он придавал ей совершенно особое значение, нередко связывая именно с ней специфику своего собственного учения или по крайней мере усматривая в ней его наиболее важный аспект.
Что же конкретно имел в виду Вивекананда, говоря о «практической веданте»? Во-первых, снятие всех запретов и ограничении на право ознакомления с адвайтистским учением, равно как и с его истоками (включая Упанишады как часть ведийского канона). Иными словами, открытие свободного доступа к адвайтистскому наследию для членов различных каст, в том числе и самых низших. Во-вторых, популяризацию этого наследия, изложение его идей на простом и доступном широким массам языке (как известно, это было сделано в многочисленных выступлениях и лекциях Вивекананды, а затем и в работах его учеников). И наконец, в-третьих, и это пожалуй самое важное, — преодоление «разрыва» между конечными итогами этого учения и поведением его сторонников в обыденной жизни, переосмысление жизненных реалий с точки зрения высших идеалов адвайты.
Эти установки, несомненно, реализованы в работах Вивекананды, и в особенности в работах по йоге. Характерно его постоянное, настойчивое напоминание о внутреннем достоинстве всех людей, о том, что каждый «велик на своем месте» (как называется одна из глав «Карма-йоги»). И в самом деле, любое, даже наиболее «низкое» в социальном отношении место для «практического ведантиста» — лишь отправная точка в духовном совершенствовании, предел которого для всех один! Не менее характерно отношение Вивекананды к всемирным идеалам свободы, равенства и братства. Будучи настроен достаточно иронично к попыткам реализовать эти идеалы посредством социальных нововведений, построить «рай на земле», он в то же время относится вполне серьезно к самим этим идеалам. Для него они находят прочное основание в адвайтистских принципах. Единство духовной природы всех людей для него — опора идеи братства, совпадение глубинной основы любого «Я» с основой мира — опора идеи свободы. Но, пожалуй, особенно показательны его выступления в пользу адвайтистски обоснованной идеи равенства (как равенства возможностей). Отметим, кстати, что абсолютное равенство в смысле «уравнивания» материального положения, статуса, сферы занятий и т. д. Вивекананда считает невозможным, а представления о нем — пародирующими идеал подлинного равенства. При всем том «никто не может быть ведантистом и в то же время признавать право на привилегии в умственном, физическом или духовном отношении… Откуда эти претензии на привилегии? Все знание скрыто в каждой душе, даже в душе самого невежественного человека. Если же там оно не проявилось, значит, у данного человека не было возможности для этого, окружение этому не благоприятствовало. При благоприятных обстоятельствах знание обнаружится и у него. Идея, состоящая в том, что какой-то человек от рождения выше другого, лишена смысла в веданте».[18]
Как полагает Вивекананда, успешное продвижение к высшим человеческим идеалам лучше всего может быть достигнуто лишь при соединении характерного для Запада контроля над «внешней» природой и характерного для Востока контроля над природой «внутренней». Этому и служат все четыре йоги в его истолковании. Показывая узость эгоистических установок (гедонистических и утилитаристских — направленных на достижение удовольствия и пользы для себя либо для «своей» группы людей), они должны вести к расширению горизонтов людей, к их постоянному выходу за рамки своего ограниченного способа существования посредством бескорыстного действия, бесстрашного познания, самозабвенной любви. И это, как полагает Вивекананда, позволяет сохранять оптимизм даже при самых неблагоприятных внешних обстоятельствах.
Впрочем, и к улучшению последних (пусть и относительному, и не являющемуся самоцелью) Вивекананда — и духе своего учения о соединении «йоги» и «бхоги», контроля над «внутренней» и «внешней» природой — относится далеко не безразлично. Улучшение условий жизни людей, ликвидация нищеты, голода и болезней, всеобщее образование, справедливое (не ущемляющее интересов тех, кто создает материальные и духовные блага) распределение — а Вивекананда проявляет, хотя и с оговорками, симпатии к социалистическим идеалам — и, наконец, свободное самоопределение наций, вносящих свой вклад в сокровищницу мировой культуры, — вот его главные социальные ориентиры, неразрывно связанные с уже упомянутыми ориентирами духовными.
* * *
Идеи Вивекананды оказали громадное воздействие на развитие философской и общественной мысли в Индии XX в. Б.Г.Тилак, Ауробиндо Гхош, С.Радхакришнан, М.К.Ганди, Д.Неру — все эти властители индийских (да и не только индийских) дум в той или иной мере испытали его влияние. За пределами Индии его имя и идеи также известны достаточно широко, чему способствовали и упоминавшиеся выше работы Р.Роллана, и деятельность Миссии Рамакришны. Теперь, когда его сочинения впервые выходят в свет на русском языке (кроме четырех йог, будут опубликованы и другие произведения Вивекананды), они остаются актуальными. Так пусть же психологические прозрения, которыми так богаты работы Вивекананды, помогут их русскоязычным читателям в наше столь трудное время обрести более гармонические отношения с другими людьми, окружающим миром и собственным «Я».
Доктор философских наук
В.С.Костюченко
Рамакришна (1836–1886)
Вивекананда в одеянии странствующего монаха
КАРМА-ЙОГА[19]
Глава I
КАРМА В ЕЕ ВОЗДЕЙСТВИИ НА ХАРАКТЕР ЧЕЛОВЕКА
Слово карма происходит от санскритского корня кри — действовать. Любое действие есть карма. Практически значение этого слова включает в себя и последствия действий. В философском отношении под кармой иногда понимаются следствия, которые были вызваны нашими действиями в прошлом. Но в карма-йоге нам достаточно рассматривать карму просто как работу. Человечество стремится к знанию. Это единственный идеал, утверждаемый восточной философией. Человечество стремится не к удовольствию, но к знанию. И удовольствие, и счастье ограниченно, поэтому было бы ошибкой превращать удовольствие в цель. Причиной всех бед мира является глупое желание человека представить удовольствие как цель, к которой следует стремиться. Проходит время, и человек обнаруживает, что движется он не к счастью, но к знанию, что и удовольствие, и страдание — великие учителя, что он познает столько же через зло, сколько и через добро. Удовольствие и страдание, проходя пред его душой, оставляют в ней различные отпечатки, которые все вместе складываются в то, что мы зовем «характером» человека. Что такое характер человека, как не сочетание тенденций, не сумма его склонностей. Нетрудно убедиться, что несчастье и счастье играют равную роль в формировании характера. Добро и зло равно влияют на становление характера, в иных же случаях несчастье учит большему, нежели счастье. Исследуя характеры великих людей, обнаруживаешь, на мой взгляд, что чаще всего они больше почерпнули из бед, чем из счастья, из бедности, чем из благоденствия, что удары судьбы сильнее разожгли в них внутренний огонь, чем хвала.
Но ведь знание изначально присуще человеку. Человек не может получить знание извне, оно в нем самом. Когда мы говорим, что человек «знает», в строго психологическом смысле это означает, что он «открывает», «раскрывает», что он познал, «открыл», снял завесу с собственной души, которая есть кладезь беспредельного знания.
Ньютон, говорим мы, открыл закон всемирного тяготения. Может быть, этот закон прятался где-то в углу, ожидая Ньютона? Нет, он был в уме Ньютона; пришло время, и он его обнаружил. Все знание, каким располагает мир, — из человеческого ума, вся библиотека вселенной находится в вашем собственном уме. Внешний мир может служить лишь побуждением, указанием, толчком к тому, чтобы вы начали исследовать ваш ум, только он является объектом исследования. Падающее яблоко послужило толчком для Ньютона, побудило его изучить свой собственный ум, заново упорядочить все предшествующие цепи мыслей и обнаружить новую связь, которую мы теперь называем законом всемирного тяготения. Этот закон был не в яблоке и не где-нибудь в центре Земли.
Таким образом, все знание — светское или духовное — в уме человека. Оно зачастую остается скрытым под завесой, а когда завеса понемногу приподнимается, говорится, что «мы познаем», и процесс познания идет все больше по мере того, как все сильнее идет процесс раскрытия себя. Человек, освобождающийся от завес, знает много, человек под плотной завесой невежествен, человек, свободный от завес, знает все, он всеведущ. На свете были всеведущие люди, я уверен, что будут еще, а в грядущих циклах времени таких людей будут мириады. Знание существует в уме, как огонь в кремне, а побуждение есть удар, высекающий искру. Спокойно наблюдая за собой, мы увидим, что все наши чувства и действия — слезы и улыбки, радости и горести, плач и смех, проклятия и благословения, хвала и хула — высечены ударами из нас самих. В результате мы становимся тем, что мы есть. Удары же эти, вместе взятые, и есть карма — работа, действие. Каждый умственный или физический удар, наносимый душе, удар, высекающий из нее огонь, который раскрывает силу и знание души, есть, в широком смысле слова, карма. Иными словами, мы постоянно творим карму. Я обращаюсь к вам — это карма. Вы меня слушаете — это карма. Мы дышим — это карма. Мы ходим — это карма. Все, что мы делаем физически или духовно, есть карма, оставляющая свои отпечатки в нас.
Есть действия, которые вбирают в себя, суммируют множество действий более мелких. Когда стоишь на морском берегу, о который разбиваются с ревом волны, то ведь знаешь, что каждая из волн состоит из маленьких волн, из миллионов крохотных волн. Самая крохотная волна тоже производит шум, но мы его не улавливаем. Мы слышим их тогда, когда они сливаются в одну большую. Подобным же образом каждый удар нашего сердца есть работа. Существуют действия, которые мы сознаем, и они становятся ощутимы для нас, однако состоят они из множества мелких действий. Если вы хотите реально судить о характере человека, то обращайте внимание не на его большие дела — каждый глупец может случайно стать героем. Понаблюдайте за самыми обыкновенными поступками человека, ибо именно в них проявляется настоящее величие. Великие события способны и самого низкого из людей поднять до своего уровня, но по-настоящему велик лишь тот, чье величие проявляется постоянно, кто всегда остается собой.
Воздействие кармы на человеческий характер есть могущественнейшая из сил, с которой сталкивается человек. Человек представляет собой, так сказать, некий центр, сосредоточивающий вокруг себя все силы вселенной. В этом центре они сливаются воедино и расходятся мощным излучением. Таким центром является подлинный человек, всемогущий и всеведущий, и он притягивает к себе всю вселенную. Добро и зло, счастье и несчастье — все стекается и льнет к нему, а он формирует могучую тенденцию, называемую характером, и излучает ее. Он обладает и силой притяжения, и силой излучения.
Все действия, наблюдаемые нами в мире, все общественные движения, все поступки людей — это всего лишь наглядное проявление мысли, проявление человеческой воли. Машины, инструменты, города, корабли и крейсера — проявление человеческой воли; воля же формируется характером, а характер — производное кармы. Какова карма, таково проявление воли. Все люди могучей воли, которых знал мир, были люди великого труда, гигантские души, наделенные волей, достаточной, чтобы перевернуть миры, волей, выработанной неустанным трудом в течение веков. Гигантскую волю Будды или Иисуса невозможно наработать за одну жизнь, а тем более нам известно, кем были их отцы. Их отцы ни словом не обмолвились о благе человечества. Сколько было таких плотников, как Иосиф, сколько их сейчас? А сколько мелких князьков типа отца Будды? Если бы дело было только в передаче наследственности, чем объяснить, что князек, которого едва ли слушались его же слуги, дал жизнь сыну, почитаемому половиной мира? Чем объяснить пропасть между плотником и его сыном, которому миллионы поклоняются, как Богу? Теория наследственности здесь ничего не объясняет. Откуда взялась колоссальная воля, которую излучили в мир Будда и Иисус? Как образовалась эта концентрация энергии? Она должна была накапливаться веками, постоянно усиливаясь, чтобы потом излиться на человечество в Будде или Иисусе, распространяться все шире, достигнув и наших дней.
Все это было результатом кармы, работы. Невозможно обладать тем, что не заработано. Таков вечный закон. Нам может иной раз казаться, будто это не так, но в конечном счете мы убеждаемся в его непреложности. Бывает, что человек всю жизнь стремится разбогатеть, обманывает ради этого тысячи людей, но потом обнаруживает, что богатство он не заслужил, и это начинает отягощать его жизнь. Мы можем обзаводиться вещами, доставляющими нам физическое наслаждение, но по-настоящему принадлежит нам лишь то, что мы заработали. Глупец может скупить все книги на свете и держать их в своей библиотеке, но прочесть он сумеет только те, которых он достоин, а каких он достоин, определяется кармой. Наша карма определяет, чего мы заслуживаем и что мы способны впитать в себя. Мы сами делаем себя такими, какие мы есть, и кем бы мы ни пожелали стать, у нас достаточно сил для этого. Если то, что мы собою представляем, есть результат наших собственных прошлых действий, значит, то, кем мы станем в будущем, зависит от наших нынешних действий, следовательно, нам нужно знать, как действовать. Вы скажете — чего ради учиться тому, как действовать? И без того всякий действует, как умеет! Но ведь существует и опасность распыления энергии. В Бхагавад-Гите[20]{1} сказано, что карма-йога — это умелая работа, наука; зная, как трудиться, можно достичь наивысших результатов. Надо помнить, что смысл труда в том, чтобы использовать энергию, заключенную в уме, для пробуждения души. Эта энергия, как и знание, — внутри нас, и разного рода действия проявляют их, подобно ударам по кремню, высекающим огонь, пробуждают эти могучие силы.
Существуют различные мотивации, побуждающие человека трудиться. Нет труда без мотивации. Иные стремятся к славе и трудятся ради нее. Другие стремятся к деньгам и трудятся из-за денег. Кто-то жаждет власти и трудится, чтобы добиться власти. Кому-то хочется попасть на небеса, и он трудится во имя этого. Еще кому-то хочется, чтобы имя его не было забыто, когда он умрет, как это делается в Китае, где почетные титулы даются только посмертно, что, по сути, лучше, чем то, что происходит у нас. В Китае, если человек составит себе доброе имя, почетный титул дается его покойному отцу или же деду. Некоторые трудятся ради этого. Последователи ряда школ ислама работают всю жизнь ради сооружения пышного надгробия после смерти. Я знаю даже такие секты, где при рождении ребенка ему сразу начинают готовить надгробие, и считается, что это важнейшее дело жизни, причем надгробие тем пышнее и больше, чем богаче был человек. Бывает покаянный труд: сначала человек творит всяческие безобразия, а потом строит храм или откупается, давая деньги священнослужителям, чтобы они выправили ему паспорт в рай. Ему кажется, что благотворительность такого рода очищает его, освобождает от грехов. Таковы некоторые мотивации труда.
Трудитесь ради труда. Есть такие люди в каждой стране — поистине, соль земли, которые трудятся ради того, чтобы трудиться, не заботясь ни о добром имени, ни о славе, ни даже о том, чтобы попасть на небеса. Они трудятся потому, что знают — это хорошо. Есть и другие, кто помогает бедным или из самых высоких побуждений творит добро для человечества, потому что верит в добрые дела и любит добро. Стремление к известности, как правило, не приносит плодов немедленно, слава приходит к нам, когда мы стары и готовы проститься с жизнью. Но разве человек ничего не получает от бескорыстного труда? Он получает наивысшую награду. Больше всего получает человек от бескорыстия, но людям недостает терпения следовать ему постоянно. Бескорыстие и для здоровья полезней всего. Любовь, правдивость, бескорыстие — это не просто моральные риторические фигуры, но наивысший идеал, ибо через них проявляется огромная энергия. Человек, способный совершенно бескорыстно трудиться пять дней или хоть пять минут, не думая о будущем, о небесах, о каре и прочих вещах, обладает потенциалом нравственного колосса. Это очень трудно, но в глубине души мы знаем, как это ценно и сколько в этом доброго. Это огромное самообладание; в самоконтроле, умении владеть собой проявляется больше силы, чем в любом внешнем действии. Колесница, запряженная четверкой коней, может безудержно мчать под гору, но возничий может и сдержать бег коней. В чем больше проявилось силы: в том, чтобы отпустить вожжи, или в том, чтобы натянуть их? Одно пушечное ядро летит далеко и падает, другое летит недалеко и ударяется в стену, испуская много тепла. Вся внешняя энергия, затрачиваемая на корыстное действие, уходит впустую и уже не возвратится к вам, энергия сдержанная — увеличится, придавая вам сил. Этот самоконтроль вырабатывает могучую волю, характер, которым обладали Будда и Иисус. Глупец не знает эту тайну, но именно глупцы и желают править человечеством. Но и глупец способен править целым миром, если ему достанет трудолюбия и терпения. Пусть подождет он несколько лет, удерживаясь от глупой мысли править, и, когда он полностью освободится от нее, он обретет силу в мире. Как есть животные, которые могут видеть лишь на несколько шагов вперед, так большинство из нас может лишь на несколько лет видеть свое будущее. Маленький кружок — вот и весь наш мир. Нам не хватает терпения взглянуть за его пределы, поэтому мы становимся безнравственными и злыми. В этом наша слабость, наше бессилие.
Даже самую черную работу не следует презирать. Пускай тот, кто не знает ничего лучшего, трудится из корыстных соображений, ради известности и славы, но нужно постоянно стараться приблизиться ко все более высоким целям и стараться понять, в чем они. «Только на труд имеем мы право, но не на плоды его».[21] Оставим эти плоды. Зачем думать о результатах действий? Если хотите помочь человеку, никогда не думайте о том, как он отнесется к вам. Если хотите творить великое или доброе, не занимайте себя мыслями о результатах.
Однако возникает нелегкий вопрос об идеале труда. Постоянная деятельность нам необходима, мы должны все время что-то делать, нам и минуты не прожить без работы. А что же отдых? Одна сторона жизненной борьбы — труд, который нас захватывает. Но есть и другая ее сторона — спокойствие, уход, отрешение от суеты: все вокруг дышит покоем, шум и грохот почти не слышны, кругом одни лишь животные, цветы, горы… Ни та, ни другая сторона не дает совершенной картины жизни. Привыкший к одиночеству не выдержит жизненной суеты, он надломится, соприкоснувшись с ней: как глубоководная рыба, вытащенная на поверхность, разрывается, лишенная привычной для нее тяжести.
А может ли человек, приученный к суете и шуму жизни, спокойно жить в уединенном уголке? Ему будет очень тяжко, он даже может лишиться ума. Идеальный человек тот, кто интенсивно активен в тиши и одиночестве и кто в разгар напряженнейшей деятельности способен ощутить тишину и одиночество пустыни. Он познал тайну сдержанности, он контролирует себя. Он шагает по улицам большого города, запруженным транспортом, а ум его так спокоен, как если бы его окружало безмолвие горной пещеры, но в то же время он напряженно трудится. Вот идеал карма-йоги, и если вы достигли его, вы действительно познали тайну труда.
Но начинать надо с начала, по мере необходимости совершая поступок за поступком и постепенно, день ото дня делая себя все более бескорыстным. Работая, нужно находить мотивы своих побуждений. В первое время мы почти неизбежно обнаруживаем, что все наши мотивы корыстны, однако настойчивость может понемногу преодолеть корыстность мотиваций, пока не наступит час, когда мы научимся бескорыстному труду. Для всякого есть надежда, что день придет и он начнет трудиться совершенно бескорыстно. В тот миг, когда это происходит, происходит и концентрация всей нашей энергии, тогда обнаруживает себя все знание, которое было скрыто в нас.
Глава II
КАЖДЫЙ ВЕЛИК НА СВОЕМ МЕСТЕ
В соответствии с философией санкхья[22] природа есть взаимодействие трех сил, которые на санскрите называются саттва, раджас и тамас. Их проявления в физическом мире можно назвать равновесием, действием и инертностью. Тамас — темнота и бездействие, раджас — действие, выраженное через притяжение или отталкивание, а саттва — равновесие между тем и другим.
Три силы взаимодействуют в каждом человеке. По временам тамас берет верх — мы становимся ленивыми, нам не хочется двигаться, мы теряем активность, нас сковывают какие-то мысли или просто вялость. В другое время в нас преобладает активное начало или же мы испытываем состояние равновесия. Обычно в человеке доминирует одна из трех сил: для одного характерна леность и вялость, для другого — активность и энергичность, некоторые же проявляют нежность, мягкость и спокойствие, свидетельствующие о равновесии активного и инертного начала. Это относится ко всему живому — в животных, растениях, человеке более или менее типически сочетаются три силы.
Карма-йога уделяет особое внимание взаимодействию этих трех факторов. Помогая нам учиться использовать их, она помогает нам лучше делать наше дело. Человеческое сообщество — сложная организация. Мы все знаем о морали, мы все знаем о долге, но в различных странах мораль имеет разное значение. Что считается моральным в одной стране, может быть совершенно аморальным в другой. Например, в одной стране разрешены браки между двоюродными братьями и сестрами, в другой — они считаются недопустимыми; в одной стране мужчина может жениться на своей невестке, в другой это невозможно; где-то узаконен только один брак, еще где-то их может быть несколько и так далее. Это относится и к другим моральным нормам — они сильно различаются. Тем не менее мы считаем, что должны быть и какие-то всеобщие моральные нормы.
То же можно сказать и о долге. У разных народов разные представления о том, что такое долг. В одной стране человека могут обвинить в том, что он поступил неправильно, если он не делает определенных вещей, в другой же — его осудят за то, что он именно эти вещи и делает; и все же мы знаем, что должно существовать всеобщее представление о долге. Аналогичным образом даже в одном обществе какая-то социальная группа считает определенные действия своим долгом, а другая — стоит на противоположной точке зрения и была бы шокирована, если бы эти действия пришлось совершать ей. Перед нами два пути — путь людей невежественных, которые считают, что существует лишь один способ постижения истины, а все остальные ошибочны, и путь людей мудрых, которые признают, что могут существовать различные толкования долга и морали, зависящие от склада нашего ума и образа жизни. Важно понимать, что существуют градации долга и морали; и то, что есть долг в одних обстоятельствах, может не быть таковым в других.
Например, все великие учителя учат: не противься злу, непротивление есть высочайший моральный идеал. Мы прекрасно понимаем, что если бы значительное число людей попыталось полностью осуществить этот завет на практике, то общественная структура распалась бы, дурные люди предъявили бы права на наше имущество и жизни и делали бы с нами все, что захотели бы. Если бы такого рода непротивление практиковалось даже в течение одного дня, он закончился бы катастрофой. И все же интуитивно, в глубине души, мы приемлем истинность завета — не противься злу. Он кажется нам высочайшим идеалом, и в то же время мы понимаем, что проповедь этой доктрины равнозначна приговору для большей части человечества. И не только это, каждый будет постоянно чувствовать себя виноватым, каждый станет без конца проверять всякое свое действие, что приведет к слабости, а вечное недовольство собой породит больше пороков, чем любая другая слабость. Человек, начав ненавидеть себя, распахивает врата к своей гибели, это справедливо и в отношении народов.
Наш первейший долг — не ненавидеть себя, ибо, чтобы идти вперед, нам нужно прежде всего верить в себя, а затем в Бога. Кто не верит в себя, тот не может верить и в Бога. Поэтому нам остается только одно — признать, что долг и мораль могут разниться в зависимости от обстоятельств; не считать, что человек, противящийся злу, всегда и в принципе не прав, а помнить, что возможны обстоятельства, при которых сопротивление злу может быть его долгом.
При чтении Бхагавад-Гиты у западного читателя может вызвать удивление то, что Кришна во второй главе называет Арджуну ханжой и трусом за его отказ сражаться, то есть оказывать сопротивление, на том основании, что армия противника состоит из друзей и родных Арджуны, а непротивление есть высший идеал любви. Это великий урок для всех нас, который показывает нам, что крайности всегда схожи. Крайность в положительном и крайность в отрицательном всегда походят друг на друга. Если колебания световых волн чересчур медленны, наш глаз не воспринимает свет, как не воспринимает он его и тогда, когда они чересчур быстры. Так же и звук — мы не воспринимаем ни очень низкие, ни очень высокие частоты. Такова же и природа отличия между сопротивлением и непротивлением. Один не противится злу не потому, что считает это правильным, а потому, что он чересчур ленив, слаб и не в силах противиться; другой же знает, что при желании способен нанести сокрушительный удар, однако не наносит его, а благословляет своих врагов. Кто не оказывает сопротивления из слабости, совершает грех, и для него непротивление не будет благотворным, другой же совершил бы грех, если бы оказал сопротивление. Будда отказался от трона и от своего положения, и это был истинный отказ, однако незачем и говорить об отказе нищего, которому не от чего отказываться. Поэтому нам следует проявлять осторожность в отношении того, что мы имеем в виду, когда начинаем говорить о непротивлении и идеальной любви. Прежде всего необходимо быть уверенными, в силах ли мы оказывать сопротивление или нет. Если мы достаточно сильны, но отказываемся от сопротивления и не оказываем его, то в этом случае мы совершаем великий акт любви. Но если мы не в силах противиться, а обманом внушаем себе, что нами движет мысль о высокой любви, тогда наш поступок приобретает противоположный смысл. Увидев могучее войско, Арджуна испугался; предмет его «любви» заставил его забыть о долге перед страной и царем. Вот почему Кришна назвал его ханжой: ты говоришь как мудрый, но действия твои выдают труса, поэтому иди и сражайся!
Такова главная мысль карма-йоги. Человек, усвоивший ее, понимает, что непротивление есть высочайший идеал, что непротивление есть проявление огромной реальной силы, а также что сопротивление злу есть только шаг к настоящему проявлению силы, то есть к непротивлению. Прежде чем достичь высочайшего идеала, человек должен сопротивляться злу, пусть он работает, борется, бьет сплеча. И лишь после того, как он найдет в себе силы противиться злу, непротивление станет добродетелью.
У себя на родине я знал одного человека, человека очень глупого и скучного, ничего не понимавшего и понимать не желавшего, который жил, как животное. Однажды он спросил меня, что ему нужно делать, чтобы познать Бога и достичь внутренней свободы. «Вы умеете врать?» — задал я ему вопрос. Он ответил, что не умеет. «Тогда вам надо научиться, — сказал я. — Лучше говорить неправду, чем быть скотиной или бревном. Вы — вялый человек, вы, конечно, далеки от возвышенного состояния уравновешенности и покоя, которое находится по ту сторону всех действий, вы настолько ленивы, что неспособны даже на дурной поступок». Это был случай экстремальный, и я, разумеется, пошутил, но я хотел, чтобы он понял — человеку необходимо действовать и только через деятельность может он прийти к состоянию уравновешенности.
Следует всячески избегать бездействия. Деятельность, активность непременно означают сопротивление. Противьтесь всякому злу в помыслах и в поступках, и, когда вы научитесь сопротивляться, тогда наступит состояние равновесия. Очень легко сказать: никого не ненавидьте, не противьтесь никакому злу, но мы же знаем, к чему это приводит на практике. На глазах у людей можно изобразить непротивление злу, но сердце при этом может полниться злобой. Нам недостает спокойствия, необходимого для непротивления, в душе нам хочется сопротивляться. Если вам хочется разбогатеть, но вы знаете, что общественное мнение против погони за богатством, вы, возможно, и не посмеете дать волю своим желаниям, но в душе вы будете день и ночь мечтать о деньгах. В таком случае это ханжество, не более. Окунитесь в мир, мирские заботы, страдайте и наслаждайтесь всем тем, что есть в нем, и со временем вы придете к отказу от всего, и тогда наступит покой. Так утолите ваше желание власти или еще что-то, а после того, как страсть ваша будет утолена, придет время, и вы поймете ничтожность того, что вы желали; но пока не будет утолено ваше желание, пока не сделаете вы все, что хотели, вам не достичь состояния покоя, уравновешенности, самоотречения. Душевный покой и самоотречение проповедуются тысячи лет, каждый с детства слышал о них, но мы видим, что только немногим удалось достичь этого. Я объездил полмира, но не уверен, встретилось ли мне два десятка людей, которые действительно обладали душевным покоем и способностью к непротивлению.
Каждый должен избрать себе собственный идеал и стремиться к его достижению. Это более верный путь прогресса, чем стремиться к идеалу, избранному другими, но для нас недостижимому. Например, если взять маленького ребенка и поставить перед ним задачу — прошагать двадцать миль, то малыш либо не выдержит, либо — один на тысячу — приползет к концу пути полумертвым от усталости. А мы именно это и пытаемся проделать. В любом обществе люди различаются по уму, способностям, энергии, с которой они действуют, поэтому они и будут стремиться к разным идеалам, и мы не вправе насмехаться ни над одним. Пусть каждый приложит все силы к достижению собственного идеала. Несправедливо судить меня по вашей мерке, а вас — по моей. Нельзя от яблони требовать того же, что от дуба, а от дуба — того, что от яблони. О яблоне и судить надо по яблоневой мерке, о дубе — по его собственной.
Единство в разнообразии — закон мироздания. Как бы ни отличался один человек от другого, в конечном счете все люди едины в своей основе. Различия в характерах отдельных людей или различия между разными типами людей — это естественные варианты. Значит, и судить мы их не можем по единой мерке, как и ожидать, что все будут стремиться к единому идеалу. Это создало бы противоестественную напряженность, в результате которой человек начинает ненавидеть себя и становится менее религиозным и добрым. Наш долг заключается в том, чтобы каждого человека поощрять в его борьбе за наибольшее приближение к его собственному идеалу, стараясь в то же время приблизить его идеал к истине.
Индусская система моральных ценностей с древнейших времен строилась как раз на этом — в священных книгах и трактатах по этике излагаются различные правила поведения для различных групп людей:[23] для семьянина, для саньяси (человека, отрекшегося от мира), для того, кто познает жизнь.
В соответствии с индусскими священными книгами каждый человек на протяжении своей жизни помимо общечеловеческих обязанностей выполняет и специфические обязанности, долг. Индус начинает жизнь с обучения, приобретения знания, затем он обзаводится семьей, к старости он удаляется от дел и, наконец, отрекается от мира, становится саньяси. Для каждой из этих стадий характерны свои обязанности. По сути, ни одна из стадий не выше остальных. Жизнь в семье столь же благородна, как жизнь того, кто принял обет безбрачия, посвятив себя религиозной деятельности. Мусорщик на улице так же велик и славен, как царь на троне. Пусть последний сойдет со ступеней трона и возьмется за уборку улиц — надо еще посмотреть, как он справится. Возведите мусорщика на трон и посмотрим, как он будет править. Бесполезно говорить, будто человек вне мирской суеты выше того, кто живет в миру, — гораздо труднее жить в миру и чтить Бога, чем отречься от мира и вести свободный и легкий образ жизни. С течением времени четыре стадии человеческой жизни свелись в Индии к двум — жизни семьянина и жизни монаха. Один женится и выполняет обязанности гражданина, долг другого — посвятить всего себя религии, молиться и почитать Бога. Я приведу вам отрывок из Маха-Нирвана-Тантры[24] с тем, чтобы вы получили представление о том, как трудно быть семьянином и в совершенстве выполнять его обязанности:
«Семьянину надлежит быть преданным Богу, познание Бога должно быть целью его жизни. Однако ему надлежит и неустанно трудиться, выполняя все свои обязанности, плоды же его трудов должны принадлежать Богу.
Нет ничего труднее, чем работать, не думая о результатах, помогать людям и никогда не вспоминать, что они должны быть благодарны тебе, совершать добрые дела и не заботиться о том, принесут ли они тебе доброе имя или ничего не дадут. Даже самый большой трус становится храбрецом, когда мир восторгается им. Глупец способен на героизм, когда чувствует одобрение окружающих, но постоянно делать добро, не ожидая ничьего одобрения, — это поистине самая большая жертва, на какую способен человек. Первейшая обязанность семьянина — зарабатывать на жизнь, но он не может при этом лгать, обманывать, грабить других и обязан помнить, что смысл его жизни в служении Богу и бедным.
Зная, что мать и отец есть зримые воплощения Бога, семьянин обязан всегда и всячески угождать им. Если человеком довольны его мать и его отец, Бог доволен им. Доброе дитя никогда не скажет резкого слова родителям.
В присутствии родителей не должно шутить, выказывать нетерпение, проявлять дурное настроение или характер. При появлении матери или отца следует поклониться и ожидать стоя, пока они не сядут и не попросят сесть.
Семьянин совершит грех, если, имея пищу, питье и одежду, не удостоверится прежде всего, есть ли они у его матери и отца, у его детей и жены, у бедных. Мать и отец дали ему его тело, поэтому семьянин не должен щадить сил, чтобы отплатить им за него.
И он должен помнить о долге по отношению к жене. Муж должен не бранить жену, но относиться к ней так, как если бы она была его матерью. Какие бы беды или трудности ни осаждали его, он никогда не должен сердиться на жену.
В мрачный ад попадет тот, кто думает о другой женщине, кроме своей жены, если даже только в мыслях коснется он ее.
Семьянин никогда не должен употреблять при женщинах бранные слова и никогда не должен хвалиться своей силой. Не должно ему говорить: я сделал то, я сделал другое.
Семьянин должен угождать своей жене деньгами, одеждой, любовью, верой и словами, сладкими, как нектар, никогда не должен делать ничего, что огорчает ее. Семьянин, который добился любви благонравной жены, преуспел и в вере своей, и в добродетели».
Затем следуют обязанности семьянина по отношению к детям:
«Он должен с любовью воспитывать сына до четырех лет; должен обучать его до шестнадцати лет. Когда исполнится сыну двадцать, он должен начать работать, отец же должен тепло относиться к нему, как к равному. Так же должна воспитываться и дочь, обучать которую следует с великим тщанием. Когда же будет она выходить замуж, отец должен одарить ее драгоценностями и богатством.
Семьянин обязан заботиться и о своих братьях и сестрах, а также о детях своих братьев и сестер, если они бедны; он обязан заботиться и о других родственниках, о друзьях и о слугах. Есть у него обязанности и по отношению к односельчанам, к беднякам и к любому, кто попросит у него помощи. Если семьянин зажиточен, но живет, не заботясь о близких и бедных, он не может считаться человеком, ибо живет, как животное.
Следует избегать излишеств в пище, в одежде, в уходе за телом и волосами. Семьянин должен быть чист сердцем, опрятен телесно, постоянно активен и готов к работе.
Он должен быть героем по отношению к своим врагам. Им он обязан оказывать сопротивление — таков долг семьянина. Он не может обливаться слезами, забившись в дальний угол, и болтать глупости о непротивлении. Если он не проявит героизма в борьбе против врагов, он не выполнит свой долг. По отношению же к родственникам и друзьям он обязан быть кротким, как агнец.
Долг семьянина — не склоняться перед дурными людьми, ибо склоняясь перед такими людьми, он споспешествует злу; и будет ошибкой с его стороны, если он не обратит внимания на людей, заслуживающих его уважение, на добрых. Семьянину не следует проявлять неразборчивость в установлении дружеских связей, заводить друзей повсюду; он должен сначала понаблюдать за поступками тех, с кем желал бы подружиться, посмотреть, как они ведут себя с другими, и, только все хорошенько обдумав, вступать с ними в дружбу.
Есть три вещи, о которых семьянин не должен говорить: он не должен прилюдно упоминать свою известность, не должен распространять истории о своей влиятельности и силе, не должен рассказывать о своем богатстве, а также о том, о чем ему сообщили доверительно.
Человек не должен говорить, что он беден, как не должен говорить, что богат, — не нужно хвастаться богатством. Человек должен полагаться на самого себя — в этом его религиозный долг, а не просто житейская мудрость, и если он не следует своему долгу, то может быть сочтен безнравственным.
Семьянин — основа и опора общества. Он главный его кормилец. Бедные, слабые, дети и женщины, которые не работают, — все живут от его трудов, поэтому и есть у него обязанности. Эти обязанности должны придавать ему силу для их выполнения, чтобы он не думал, будто делает работу, не соответствующую его идеалу. А потому, если проявит он слабость или допустит ошибку, то не должен говорить об этом прилюдно, как не должен он говорить о своих делах, если знает, что не преуспел в них. Такого рода покаяние не только никому не нужно, оно и самого человека лишает уверенности в себе и мешает выполнению им долга. В то же время семьянин обязан прилагать все силы для умножения прежде всего знания жизни, а затем и богатства. Это его долг, и если он его не выполняет — он никто. Семьянин ведет себя безнравственно, если не трудится, а хочет разбогатеть. Он безнравственен, если ленится и стремится к безделью. Ведь сотни других зависят от него, и, если он разбогатеет, они получат необходимую им поддержку.
Не будь в этом городе сотен людей, которые стремились разбогатеть и разбогатели, что сталось бы с цивилизацией, с приютами для бедных, с нарядными дворцами?
В этом случае нет ничего плохого в стремлении к богатству, ибо это богатство предназначено для распределения, а семьянин есть центральная фигура жизни и общества. Это его форма служения Богу — зарабатывать деньги и праведно расходовать их, ибо семьянин, старающийся разбогатеть достойными средствами и во имя достойной цели, практически так же освобождает свою душу, как отшельник, который произносит молитвы в своей келье. Мы видим здесь лишь различные стороны одного и того же: самоотречения и жертвенности из любви к Богу и всему, что ему принадлежит.
Конечно, семьянин должен заботиться и о своем добром имени. Он должен не играть в азартные игры, не бывать в обществе дурных людей, не говорить неправду и не причинять неприятностей окружающим.
Нередко бывает, что человек затевает дела, которые не в силах завершить, и, чтобы все-таки добиться своего, прибегает к обману. В любом деле нужно учитывать и фактор времени: то, что заканчивается неудачей в один отрезок времени, вполне может привести к успеху позднее.
Семьянин должен говорить правду и говорить мягко, выбирая слова, которые приятны людям и выражают доброе к ним отношение. И никогда не следует обсуждать дела других.
Семьянин, копая пруды, сажая деревья по обочинам дорог, строя жилища для людей и для животных, прокладывая дороги и возводя мосты, движется к той же цели, что и самый великий Йог».
Это — одна часть доктрины карма-йоги: деятельность и обязанности семьянина. Далее, там говорится еще, что «если семьянин падет на поле боя, защищая свою страну или веру, он достигнет той же цели, какой достигает йог медитацией»,[25] иными словами: то, что есть долг для одного, для другого не является долгом, и это не означает, будто один долг может быть выше другого. Всякому долгу свое место, и каждый из нас должен выполнять свой — в зависимости от обстоятельств.
Однако из всего этого вытекает еще одна идея — осуждение всякого рода слабостей. Эта особая идея нашего учения очень дорога мне, будь то в философии, в религии или в работе. Читая Веды,[26] вы обнаружите, как часто употребляется в них слово «бесстрашие». Не страшитесь ничего. Страх — признак слабости. Человек обязан выполнять свои обязанности, не обращая внимания на презрение или насмешки мира.
Если человек уходит от мира, чтобы проводить время в молитве, он не должен думать, будто те, кто живет в миру и трудится на благо мира, не заняты той же молитвой. Равным образом живущие в миру с женой и детьми не должны считать удалившихся от мира ничтожными бродягами. Всякий велик на своем месте. Я хотел бы пояснить эту мысль одной историей.
Жил однажды царь, который всем саньяси, прибывавшим в его царство, задавал один и тот же вопрос: «Кто выше — тот, кто отрекся от мира и сделался саньяси, или семьянин, исполняющий свой долг в миру?»
Множество мудрых людей ломало себе голову над этим вопросом. Иные утверждали, что саньяси выше, но тогда царь требовал доказательств, а поскольку доказать они ничего не могли, царь приказывал женить их. Другие говорили — семьянин выше, но доказательств не было и у них, и царь распоряжался, чтобы и они обзавелись семьями.
Наконец, предстал перед царем молодой отшельник, который на царский вопрос ответил: «Каждый велик на своем месте!» «Есть ли у тебя доказательства?» — спросил царь. «Я могу доказать тебе правоту моих слов, — заявил саньяси, — но для этого ты должен хоть несколько дней пожить, как я». Царь согласился и вместе с отшельником покинул свое царство. Они долго бродили по свету, пока не пришли в столицу некоего великого царства, где как раз шла подготовка к большому торжеству. Царь и отшельник услышали грохот барабанов, музыку, крики глашатаев. Люди собрались на улицах в нарядных платьях, чтобы услышать высочайшее объявление. Царь и саньяси приблизились, чтобы посмотреть, что происходит. Глашатай объявил, что принцесса, дочь тамошнего царя, собирается выбрать себе мужа среди собравшихся перед ней.
Был в Индии такой древний обычай — царская дочь имела право выбрать себе супруга на собственный вкус:[27] одна выбирала самого красивого, другая — самого ученого, третья — самого богатого и так далее. Все окрестные принцы собрались в тот день в столице. Некоторые приехали со своими глашатаями, и последние громко перечисляли достоинства принцев и причины, в силу которых они надеялись быть избранными принцессой. Разодетую принцессу носили по улицам прямо на троне, чтобы она могла всех видеть и всех слышать. Если ей не нравился жених, она просто приказывала нести себя дальше, не обращая больше внимания на отвергнутого. Тому, кто ей придется по сердцу, принцесса должна была набросить цветочную гирлянду на шею, и он становился ее супругом.
Дочь царя страны, куда пришли наши путники, была самая прекрасная принцесса в мире, а супруг ее должен был унаследовать все царство отца после его кончины. Эта принцесса мечтала о красавце-женихе, но никак не решалась на ком-нибудь остановить свой выбор. Уже несколько раз устраивались смотрины, а принцесса все не находила себе мужа. Нынешнее празднество было самым многолюдным из всех. Принцесса восседала в тронном паланкине, который носили по всему городу, но она не подавала никакого знака. А тем временем на улице появился молодой отшельник, прекрасный, как солнце, сошедшее на землю, который остановился на углу и стал смотреть на происходящее. Едва только взор принцессы упал на красивого отшельника, как она сразу набросила на его шею цветочную гирлянду. Отшельник же, сорвав с себя цветы, воскликнул: «Да мыслимо ли это! Я отрекся от мира, что мне до женитьбы?» Царь этой страны подумал, что юноша нищ и потому не может и помыслить о том, чтобы взять в жены царскую дочь. «Я отдаю за дочерью полцарства, — сказал он, — когда же я умру, мой зять унаследует все!» С этими словами царь попытался было снова надеть на юношу гирлянду, но тот отпрянул. «Я не намерен жениться!» — повторил он и быстро зашагал прочь.
Принцесса с первого взгляда полюбила молодого отшельника и объявила во всеуслышание, что умрет, если не станет его женой, и последовала за ним. «Последуем и мы за этой парой», — предложил наш отшельник своему царю, которого привел сюда. Держась на расстоянии, они пошли вслед. Юноша удалялся от города в лес. Принцесса не отставала, а за ними в отдалении следовали отшельник и царь. Юноша чувствовал себя в лесу, как дома, он скоро скрылся из виду, а принцесса, поняв, что заблудилась, села под дерево и стала плакать. «Не плачь, — сказали царь с отшельником, приблизившись к ней, — мы выведем тебя из лесу, но сейчас уже поздно и темно. Переночуем под этим деревом и наутро отправимся в путь».
А на дереве свила себе гнездо птичья семья: самец, самка и три птенца. Увидев, что под деревом расположились люди, самец спросил самку: «Как нам быть, дорогая? В нашем доме сегодня гости, ночь холодна, а огонь нечем развести». Слетав в деревню, он принес в клюве головешку, бросил ее под дерево, добавил топлива, и там вскоре запылал жаркий костер. Но маленькую птицу это не удовлетворило. «Как нам быть, дорогая? — спросил он снова у самки. — Наши гости голодны, а нам нечем их угостить. Мы семьянины, и наш долг дать пищу всякому, кто пришел в дом. Раз ничего другого нет, я отдам им собственную плоть». Он слетел с дерева прямо в костер, да так стремительно, что люди не успели перехватить его.
Самка увидела, что сделал самец, и сказала себе: «Гостей трое, и одной маленькой птичкой им не насытиться. Мой долг жены — довести до конца начатое мужем, поэтому я должна отдать им и свою плоть тоже». Маленькая птичка последовала примеру мужа.
Тогда птенцы поняли, что все равно людям мало еды. И сказали они друг другу: «Наши родители сделали все, что было в их силах. Но этого оказалось недостаточно, наш долг — довести до конца начатое родителями». И они один за другим тоже бросились в огонь.
Конечно, потрясенные люди и помыслить не могли съесть этих птиц. Они провели ночь без пищи. А утром царь и саньяси указали принцессе путь, и она отправилась домой, к отцу.
И тут отшельник объяснил царю: «Ты сам видел — всякий велик на своем месте. Если человек живет в миру, он должен жить, как эти птицы: быть готовым в любую минуту пожертвовать собою ради других. Если человек желает отречься от мира, пусть живет, как этот юноша, которому дела нет ни до прекрасной принцессы, ни до трона. Если ты решил быть семьянином, жертвуй своей жизнью ради блага других. Если влечет тебя одиночество, забудь о красоте, о деньгах и о власти. Всяк велик на своем месте, но то, что долг для одного, может не быть таковым для другого».
Глава III
ТАЙНА ТРУДА
Великое дело — помочь человеку физическим путем, освобождая его от материальных нужд. Однако помощь изменяется и измеряется в зависимости от объема и величины нужды. Если возможно освободить человека от нужды на час — это, безусловно, значит оказать ему помощь, еще большей помощью будет освобождение его от нужды на год, но самой большой помощью было бы освобождение от нужды навсегда. Освободить нас от невзгод может только духовное знание, любое другое знание способно лишь на время помочь нам. Лишь духовное познание навсегда уничтожает саму способность испытывать нужду; поэтому оказание человеку духовной поддержки и есть самая большая помощь, которая может быть оказана ему. Дающий духовное знание есть поистине величайший благодетель человечества, именно такие люди всегда обладали наибольшей властью над миром, помогая человечеству в его духовной нужде, ибо духовность составляет настоящую основу всей деятельности человека. Духовно сильный и здоровый человек будет силен во всех отношениях, если он захочет этого. При отсутствии же в человеке духовной силы не поддаются удовлетворению даже его физические потребности. За духовной помощью следует помощь интеллектуальная. Обладание знанием гораздо выше, чем обладание пищей и одеждой; получение знания даже выше, чем рождение человека, потому что подлинная жизнь человека состоит из знания. Невежество — смерть, а знание — жизнь. Невелика ценность жизни, если это существование во тьме, барахтанье в невежестве и страдании. Следующая в порядке очередности идет помощь материальная. Поэтому, размышляя над тем, чем можем мы быть полезны другим, надо всячески избегать ошибочного представления, будто материальная помощь есть единственный вид помощи, на который мы способны. На самом же деле она стоит на последнем месте не только по порядку, но и по значению, ибо эта помощь не может принести постоянного удовлетворения. Когда я голоден, пища утоляет голод, но со временем он снова возвращается; избавление наступит только тогда, когда удовлетворение освободит меня от потребности. Даже испытывая голод, я не буду чувствовать себя несчастным, никакое страдание, никакая печаль не заденут меня. Таким образом, выше всего та помощь, которая укрепляет меня духовно, за ней следует помощь интеллектуальная, а потом уже материальная.
Одной лишь материальной помощью мир не освободить от страданий. Пока не переменится природа человека, будут возникать материальные потребности и никакой материальной помощью их целиком не удовлетворить. Единственный выход из этого положения — сделать человечество чистым. Невежество есть мать всех зол и всех страданий, которые существуют. Пусть человек увидит свет, пусть он будет чистым, духовно сильным и образованным, и тогда мир освободится от страданий, не ранее того. Можно превратить каждый дом в стране в приют милосердия, можно застроить страну больницами, и все же несчастья человека будут существовать, пока не изменится его природа.
Мы снова читаем в Бхагавад-Гите, что следует трудиться не покладая рук. Но работа по своей природе состоит из доброго и дурного. Не существует труда, который не послужил бы чьему-нибудь добру, как не существует труда, который не повредил бы кому-то. Всякий труд есть смешение доброго и дурного, но тем не менее нам предписано трудиться не покладая рук. И добро, и зло будут иметь свои последствия, свою карму. Доброе дело оставит нам хороший результат, дурное — плохой. Однако и добро, и зло — это узы души, поэтому, чтобы освободить душу от порабощения плодами труда, в Бхагавад-Гите речь идет о труде без «привязанности» к нему.
Сейчас мы постараемся понять, что это означает.
Это главная идея Бхагавад-Гиты: непрестанный труд, но без привязанности к нему. Слово самскара можно, весьма условно, перевести как «унаследованная склонность». Уподобляя ум озеру, можно сказать, что всякая зыбь, каждая волна, пробегающая в уме, даже успокоившись, не исчезает совершенно, но оставляет след и возможность нового появления. Вот этот след, свидетельствующий о том, что зыбь или волна могут появиться снова, и носит название самскары. Всякий поступок, совершаемый нами, всякое движение тела, всякая мысль, приходящая в голову, оставляют след, и даже если след этот незаметен на поверхности, он всегда бывает достаточно четок, чтобы подсознательно воздействовать на нас. То, что мы собою представляем в каждый отдельно взятый миг, есть сумма всех этих отпечатков, впечатлений ума. То, что я собою представляю сию минуту, есть следствие всех впечатлений от моих прежних существований. Это и есть так называемый характер. Характер каждого человека определяется суммой всего, что в нем оставило следы. Если хороших впечатлений больше, то и характер становится хорошим, если дурных — характер ухудшается. Если человек постоянно слышит дурные речи, думает о дурных вещах, совершает дурные поступки, он наполняется дурными впечатлениями, которые скажутся на его мыслях и работе незаметно для него. В действительности дурные впечатления постоянно сказываются на человеке и обязательно приводят ко злу, такой человек станет плохим, это неизбежно. Сумма отрицательных впечатлений станет сильным побудительным мотивом к совершению дурных поступков. Человек превратится в машину, управляемую злом и направляемую на зло. Равным образом, думая о добром и совершая добрые дела, человек накапливает в себе добрые впечатления, которые будут подталкивать его к добру даже вопреки его воле. Совершивший множество добрых дел и много размышлявший о добре воспитает в себе непреоборимую склонность к добру, так что, если он даже пожелает сделать дурное, его ум, его склонности уже не допустят этого, остановят его, ибо он уже целиком во власти добра. В этом случае можно сказать, что в человеке выработался хороший характер.
Черепаху, втянувшую лапы и голову в панцирь, вы можете убить и разбить на куски, но она ни за что не высунется из панциря. Так и человек, чей характер тверд и властвует над органами своего тела и над мотивами своих поступков, непоколебим. Он контролирует свои внутренние силы, и ничто не может заставить его действовать против его воли. Добрые мысли стали характерны для него, добрые впечатления являются выражением его ума, склонность к добру у него все крепнет, и в результате мы обладаем способностью контролировать наши индрии (органы чувств, нервные центры). Только таким путем вырабатывается характер, только таким путем продвигается человек к истине. Такой человек навечно в безопасности, он уже не способен на дурной поступок. Его можно поместить в любое окружение, ему ничто не опасно. Есть и более высокое состояние, чем развитие в себе склонности к добру, — это желание освободиться. Следует помнить, что свобода духа есть цель всех йог,[28] любая из которых в равной мере способствует достижению этой цели. Можно трудом достичь того, что Будда достиг преимущественно путем медитации или Христос — путем молитвы. Будда был джняни, Христос — бхакта,[29] но оба достигли одной и той же цели. Трудность же заключается в следующем: освобождение означает свободу от уз добра, как и от уз зла. Цепи остаются цепями, сделаны ли они из золота или из железа. Если я занозил палец колючкой и взял другую, чтобы выковырять занозу, то я потом выбрасываю обе, мне нет нужды сохранять вторую колючку — она ведь просто колючка, как и моя заноза. Дурные склонности должны преодолеваться при помощи добрых, дурные впечатления должны вытесняться хорошими до тех пор, пока зло почти совсем не исчезнет или не будет загнано в дальний угол и находиться под контролем, но после этого нужно научиться властвовать и над склонностями к добру. Таким образом, «привязанность» уступает место свободе. Трудитесь, но так, чтобы работа мысли не оставляла глубоких впечатлений в уме. Пусть зыбь набегает и проходит, пусть мышцы и мозг напряженно действуют, но пусть они не оставляют глубоких впечатлений в душе.
Но как это сделать? Мы же видим, что любое действие, от которого мы ждем результатов, оставляет в нас впечатления. Я могу за день увидеть сотню лиц, но среди них будет только одно любимое, и, ложась спать, вспоминая перед сном всех, кого я повидал, я вспомню только это, пусть даже я увидел его на одну минуту, а все остальные размыты в памяти. Моя привязанность к человеку оставила более глубокое впечатление от встречи с ним, чем все другие лица. Физиологически, для механизмов памяти, все увиденные мной лица одинаковы: каждое запечатлелось на сетчатке, откуда образ поступил в мозг, но последствия процесса оказались разными. Возможно, большинство лиц были чужими, я никогда прежде не думал о них, одно же, увиденное всего на минуту, соединилось с моими прежними внутренними ассоциациями. Может быть, я годами вызывал в памяти этот образ, знал многое об этом человеке, и теперь его вид сразу пробудил дремавшие воспоминания, так что образ как бы повторился в сто раз больше, чем промелькнувшие случайные лица, и оставил более глубокий след в уме.
А потому будьте «независимыми», пускай работают мозговые центры, работают неустанно, но так, чтобы зыбь от работы не подчинила себе ум. Трудитесь, как если бы вы были чужеземцем на этой земле, путником, трудитесь не покладая рук, но не связывайте себя, ибо зависимость, рабство ужасны. Этот мир не есть место нашего обитания, он только одна из фаз, через которые мы проходим. Помните великую мысль санкхьи: «Вся природа для духа, а не дух для природы».[30] Сама основа существования природы направлена на воспитание духа. Она не имеет иного смысла, ибо душе необходимо знание, а через знание душа освобождается. Если мы будем всегда помнить об этом, мы никогда не будем ощущать зависимость от природы, а будем знать: природа — это книга, которую мы должны читать, когда же книга дала нам достаточно знаний, нам больше нет нужды в ней. Мы же вместо этого отождествляем себя с природой, думаем, что душа существует ради природы, что дух предназначен для плоти, что, как говорится, человек «живет, чтобы есть», а не «ест, чтобы жить». Мы все время совершаем эту ошибку. Мы рассматриваем природу как самих себя и привязываемся к ней, а как только возникает привязанность, она оставляет глубокое впечатление в душе, которое сковывает нас, и мы уже трудимся не свободно, а как рабы.
Суть же этого учения в том, что человек должен трудиться как хозяин, а не как раб, он должен работать не покладая рук, но не по-рабски. Разве вы не видите, как все работают? Ни у кого ни минуты покоя, девяносто девять процентов человечества трудятся как рабы, и результаты их деятельности жалки, потому что все это себялюбивый и корыстный труд. Трудитесь свободно! Трудитесь с любовью! Слово «любовь» с трудом поддается пониманию, потому что любовь приходит только тогда, когда человек свободен. Раб не может по-настоящему любить. Если вы приобретаете раба, заковываете его в цепи и заставляете работать на вас, он будет работать подобно ослу, но в нем не будет любви. Так же и у нас, если мы работаем ради мирских вещей, как рабы, не может быть любви, а значит, и труд наш не есть настоящий труд. Это справедливо и в отношении работы, которую мы выполняем ради наших близких и друзей, и в отношении того, что делаем для себя. Себялюбивый труд — труд рабский, и тому есть доказательство. Акт любви приносит счастье, нет любви, которая не давала бы счастья. Подлинное существование, подлинное знание и подлинная любовь извечно связаны между собой, образуя триединство, и где есть одно, там также должны быть и два других; это три аспекта Единого: существование — знание — блаженство. Когда существование становится относительным, мы видим это как мир; в свою очередь знание модифицируется в знание вещей мира, и это блаженство образует всю истинную любовь, известную человеческому сердцу. Подлинная любовь не может своими проявлениями причинить боль ни тому, кто любит, ни тому, на кого обращена любовь. Предположим, мужчина любит женщину, он желает обладать ею целиком и чрезвычайно ревниво относится к каждому ее поступку; он хотел бы, чтобы она и сидела рядом с ним, и стояла рядом с ним, и во всем исполняла его волю. Мужчина порабощен ею и хотел бы поработить ее. Это — не любовь, а своего рода болезненная привязанность к рабыне, выдающая себя за любовь. Любовью это чувство быть не может, поскольку оно причиняет боль; если женщина не соглашается делать то, чего желает мужчина, он от этого страдает. Любовь не причиняет боли, она дает только блаженство, если появляется боль, то это другое чувство, ошибочно принимаемое за любовь. Когда вы сумели полюбить своего мужа или свою жену, своих детей, весь мир, всю вселенную, не испытывая ни боли, ни ревности, ни себялюбивых чувств, тогда вы готовы к бескорыстию.
Кришна говорит: «Посмотри на меня, Арджуна! Если я хоть на миг перестану трудиться, вселенная погибнет. Я ничего не выигрываю от работы, я единственный властелин мира, зачем же я тружусь? Я тружусь потому, что люблю мир».[31] Бог свободен, ибо он любит. Подлинная любовь делает нас независимыми. Всякая прикрепленность к мирским вещам имеет характер физического притяжения между рядами частиц материи, это то, что притягивает два тела друг к другу все время и что вызывает боль, если это невозможно сделать. Там же, где существует подлинная любовь, нет зависимости от физического притяжения. Любящие могут быть разделены тысячью миль, но их любовь будет той же самой, она не умирает и никогда не причиняет страданий.
Достичь этой независимости можно лишь чуть ли не в течение целой жизни, но достижение этой точки означает, что мы достигли цели любви и стали свободными, мы освобождаемся от господства природы и мы прозреваем природу такой, какова она есть; природа больше не кует нам цепи, мы совершенно свободны и не испытываем привязанности к результатам наших трудов. В таком случае, что нам беспокоиться об этих результатах?
Разве вы чего-то ожидаете от своих детей взамен того, что вы им дали? Трудиться на их благо — ваш долг, и этим все сказано. Что бы вы ни делали ради определенного человека, или города, или государства, делайте это так же, как вы бы это делали для своих детей, ничего не ожидая. Если вы способны неизменно быть дающим, рассматривая свои даяния как добровольное жертвоприношение миру, без помысла о воздаянии за свои дела, тогда ваш труд не будет вас привязывать к себе. Привязанность появляется от ожидания воздаяния.
Рабский труд ведет к корысти и зависимости, труд же человека, владеющего собой, дает ему счастье независимости. Мы часто говорим о праве и справедливости, но мы понимаем, что на деле все это детский лепет. Две вещи руководят поведением людей: сила и милосердие. Применение силы есть неизменно проявление себялюбия. Человек всегда старается извлечь как можно больше из силы и власти, которыми он располагает. Милосердие же само по себе блаженство. Чтобы быть добрыми, мы должны все быть милосердными. Даже право и справедливость должны основываться на милосердии. Помыслы о воздаянии за наш труд мешают нашему духовному развитию и в конечном счете ведут к страданиям. Есть и еще один путь воплотить на практике идеи милосердия и бескорыстного труда — рассматривать труд как «богослужение», если вы веруете в Личного Бога. Богу мы приносим все плоды нашего труда, и, таким образом служа ему, мы не можем ожидать ничего от людей за наш труд. Сам Бог тоже трудится непрестанно, и труд его независим. Как вода не может намочить лепесток лотоса, так труд не может привязать к себе бескорыстного человека. Бескорыстный и независимый человек способен жить в самом сердце густонаселенного и грешного города: грех его не коснется.
Представление о полном самоотречении дает следующая история. После битвы на Курукшетре[32] пятеро братьев-пандавов[33] совершили великое жертвоприношение и щедро одарили бедняков. Народ поражался величию и богатству жертвоприношения, говорил, что мир не видывал ничего подобного. Но после церемонии прибежал маленький мангуст, наполовину золотистый, наполовину коричневый, и, катаясь по полу зала жертвоприношения, закричал: «Вы все лжецы! Это совсем не жертвоприношение!» «Как? — изумились люди. — Как же так? Разве ты не знаешь, сколько золота и драгоценностей раздали бедным, разве ты не видишь, что все теперь богаты и счастливы? Это величайшее из жертвоприношений, когда-либо совершавшихся!» Но мангуст сказал: «В одной деревне жил когда-то бедный брахман с женой, сыном и невесткой. Жила семья на то, что могла заработать проповедями и поучениями. Но три года подряд в тех краях был неурожай, и семья брахмана перестала сводить концы с концами. Однажды, когда семье несколько дней нечего было есть, отец раздобыл горсточку ячменной муки и разделил ее на четыре части, каждому понемножку. Только приготовились поесть, как в дверь постучали. Отец отворил дверь — на пороге стоял гость. Гость в Индии священен, его полагается принять, как Бога, почтившего своим приходом дом. „Входите, прошу вас“, — пригласил брахман и поставил перед гостем свою порцию. Гость быстро съел все и воскликнул: „Что вы со мной сделали! Я не ел десять дней, и предложенное вами только распалило мой аппетит“. „Предложи ему и мою долю“, — шепнула жена. „Не могу!“ — сказал брахман, но жена настаивала, говоря: „Он несчастный человек, наш долг накормить его, и, раз тебе больше нечего дать ему, я должна отдать мою долю“. Затем она отдала свою долю еды гостю, он ее съел и сказал, что все еще чувствует голод. Тогда сын сказал: „Возьмите и мою долю пищи. Долг сына — помочь своему отцу выполнить его обязанности“. Гость и это съел, но остался все еще голодным. Тогда и жена сына отдала свою долю еды. Этого оказалось достаточным, и гость ушел, благословляя их. Этой же ночью все четверо умерли от голода. Несколько мучных пылинок остались на полу хижины, и когда я покатался по полу, то, как видите, часть моей шкурки стала золотистой. Я с тех пор путешествую по всему свету в поисках подобного жертвоприношения, но ничего не нашел, и другой бок у меня так и остается коричневым. Вот почему я утверждаю, что ваше жертвоприношение не настоящее».
Эта идея жертвенности покидает Индию, все реже и реже встречаются великие люди. Когда я начал учить английский, я прочитал рассказ о мальчике, который пошел работать, а часть заработанных денег отдал старушке матери. Так вот, на трех или четырех страницах восхвалялся поступок доброго сына. Ну что это такое? Ни один маленький индус не поймет мораль этой истории. Я ее понимаю теперь, когда слышу, что принцип Запада — каждый за себя. Иные считают, что можно все взять себе, не заботясь об отцах, матерях, женах, детях. Нигде и никогда не может это быть идеалом семьянина.
Карма-йога[34] учит нас: надо помогать нуждающемуся в помощи, даже перед лицом смерти, не задавая никаких вопросов. Пускай вас обманут миллион раз, все равно не задавайте вопросов и не думайте о том, что вы делаете. Никогда не похваляйтесь своими дарами бедным и не ждите их благодарности; скорее вы должны быть благодарны тем, кто дал вам случай проявить милосердие. Отсюда следует, что быть идеальным семьянином труднее, чем быть идеальным саньяси; настоящая трудовая жизнь так же тяжела, если не тяжелее, чем подлинное отречение от мира.
Глава IV
ЧТО ЕСТЬ ДОЛГ?
Изучая карма-йогу, необходимо понять, что такое долг. Если мне предстоит какое-то дело, я должен сначала знать, в чем состоят мои обязанности, а потом я это дело сделаю. Опять-таки у разных народов разное представление о долге. Мусульманин скажет, что его долг — следовать тому, что написано в Коране, индус — что его долг следовать Ведам, христианин — что его долг следовать Библии. Представления о том, что есть долг, различны на разных стадиях жизни человека в различных исторических периодах и у разных народов. Термину «долг», как всякому универсальному абстрактному термину, невозможно дать точное определение, можно только составить себе представление о нем через его практическое функционирование и результаты. Попадая в определенную ситуацию, мы действуем в соответствии с врожденным или выработанным побуждением, которое и подсказывает уму образ действий. В одном случае мы считаем, что в данной ситуации правильно сделать то-то и то-то, в другом — нам кажется, что так поступать нельзя, даже в той же ситуации. Принято считать, что хороший человек выполняет свой долг, когда поступает по велению совести. Но что все-таки превращает поступок в акт выполнения долга? Если христианин отказывается от куска говядины, который мог бы спасти его жизнь, или если он не дает этот кусок другому для спасения жизни того человека, христианин не будет чувствовать, что выполняет свой долг. Однако, если индус осмелится съесть этот кусок говядины[35] или предложит его другому индусу, он также будет считать, что нарушил свой долг — ему это подскажет индусский образ мыслей и воспитание. В прошлом веке в Индии получили большую известность банды грабителей, называемые разбойниками-тугами.[36] Эти головорезы считали своим долгом убивать и грабить любого попавшегося им человека, и чем больше людей убил разбойник, тем лучше он о себе думал. Если обыкновенный человек совершит убийство, то он, скорее всего, пожалеет о содеянном, считая, что плохо поступил. Однако тот же самый человек, надев военную форму, будет рад, если убьет не одного, а двадцать человек, считая, что он отлично выполнил свой долг. Таким образом, не деянием определяется долг. Совершенно невозможно дать объективное определение тому, что есть долг. Оно определяется с субъективной стороны. Любое действие, приближающее нас к Богу, есть доброе дело, а потому оно — наш долг; действие, влекущее нас вниз, есть дурное дело, и наш долг — избегать его. Субъективно мы ощущаем, что одни действия делают нас выше и чище, в то время как другие принижают и огрубляют нас, но сказать с уверенностью, что одни и те же действия одинаково воздействуют на разных людей, нельзя. Тем не менее существует одна-единственная идея долга, приемлемая для всех людей, независимо от их веры, независимо от того, где они живут; ее смысл прекрасно выражен санскритским афоризмом: «Не причиняй вреда живому — непричинение вреда живому есть благое дело, причинение вреда живому есть грех».[37]
В Бхагавад-Гите много говорится о связи обязанностей с происхождением человека и его положением в обществе. Происхождение и место, занимаемое человеком в общественной жизни, в значительной степени определяют его психологию и моральную позицию в отношении очень многого. Поэтому наш долг — делать возвышающие и очищающие нас вещи в соответствии с нравственными нормами общества, в котором мы живем. Но при этом никак нельзя забывать, что не все общества живут по одним и тем же нормам, забвение этого и составляет главную причину ненависти одного народа к другому. Американец считает, что американский образ жизни является наилучшим из возможных, а всякий, кто живет по-другому, должен быть очень плохим человеком. Индус считает, что единственно правилен его образ жизни, его обычаи лучше всех других, поэтому всякий, кто живет не так, должен быть очень плохим человеком. Заблуждение это естественно, и все мы поддаемся ему. Однако оно чрезвычайно вредно, в нем причина половины жестокостей, творимых в мире. Когда я приехал в Америку и шел по Чикагской выставке,[38] кто-то сзади дернул меня за тюрбан. Оглянувшись, я увидел вполне достойно выглядевшего, опрятно одетого человека. Я заговорил с ним, и он смутился, обнаружив, что я знаю английский. В другой раз на той же выставке меня толкнули. Когда я спросил толкнувшего, зачем он это сделал, он тоже смутился и извиняющимся тоном пробормотал: «Для чего вы так одеваетесь?» Оба были способны относиться с симпатией только к тем, кто говорил на их языке и был одет на их лад. Предрассудки такого рода есть причина угнетения сильными народами народов более слабых, и это иссушает их человечность. Спросивший меня, почему я одет не так, как он, и готовый плохо отнестись ко мне в силу этого мог быть очень хорошим человеком, отцом и гражданином, однако его природная доброта мгновенно исчезла при виде непривычно одетого иностранца. Во всех странах злоупотребляют неспособностью чужеземцев постоять за себя, в результате чего у них формируется искаженное представление о народах, с которыми столкнулись. Моряки, солдаты, купцы в чужих странах ведут себя совсем не так, как на родине; возможно поэтому китайцы зовут европейцев и американцев «чужеземными дьяволами». Они не могли бы выдумать эту кличку, если бы сталкивались с положительными сторонами западного образа жизни.
Не следует забывать, что мы должны постоянно стараться видеть поведение других их глазами и никогда не судить об обычаях других народов, подходя к ним с собственными мерками. Я не есть мера вселенной. Это я обязан приспособиться к миру, а не мир ко мне. Итак, мы видим, что обстоятельства меняют природу нашего долга, а потому лучшее, что мы можем сделать в мире, — выполнять наш собственный долг в конкретных обстоятельствах. Давайте выполнять долг, связанный с нашим происхождением, а выполнив его, возьмемся за тот, который вытекает из нашего положения в жизни и в обществе. Существует и серьезная опасность, заложенная в самой природе человека, а именно: человек никогда не исследует свои возможности. Человек полагает, что может занять место на троне с тем же успехом, что и царь. Даже если это так, ему нужно сначала доказать, что он выполняет тот долг, который пришелся на его долю, а уж потом думать о более высоком долге. Вступая в мир и начиная серьезно работать, мы справа и слева получаем удары от природы, которая скоро помогает нам уяснить себе наше настоящее место. Никто не может удовлетворительно делать дело, на которое он не способен, и нет смысла спорить с законами природы. Делающий низкую работу не является низким человеком. О человеке судят не по характеру его обязанностей, но по тому, каким образом он выполняет их.
Позднее мы увидим, что и эта идея долга претерпевает изменения и что труд становится действительно великим, когда побуждением к нему перестают служить себялюбивые мотивы. И все же именно труд во имя долга приводит нас к труду, где отсутствует и идея долга; когда труд станет богослужением, чем-то более возвышенным, тогда он превратится в самоцель. Мы убедимся, что философия долга в форме ли этики или любви одна и та же, что и в каждой йоге: преодоление низкого в человеке, с тем чтобы полнее проявлялось подлинно высокое «Я», меньшая растрата энергии по мелочам на низком уровне существования, с тем чтобы душа могла раскрыться на более высоком уровне. Это достигается постоянным отказом от низменных желаний, чего настойчиво требует долг. Сознательно или неосознанно таким путем и шло развитие общественных структур, связанное со сферами действия и опыта, где, ограничивая эгоизм, мы открываем возможности для неограниченного расширения подлинной природы человека.
Выполнение долга редко бывает приятным. Оно проходит гладко, только если все колесики жизни смазаны любовью, а без этого все время мешает трение. Как без любви смогли бы родители выполнять свой долг по отношению к детям, супруги — по отношению друг к другу? Разве не наблюдаем мы ежечасно примеров трения в нашей жизни? Выполнение долга дает радость лишь тогда, когда есть любовь, а любовь расцветает только на свободе. Но можно ли считать свободой порабощенность чувствами, злостью, ревностью и тысячью других пустых вещей, которые неизбежны в повседневной жизни? Терпимость — вот высшее проявление свободы. Женщины, рабыни собственной раздражительности и ревнивого характера, склонны во всех бедах винить мужей, самоутверждаться в своей собственной «свободе», как им кажется, не подозревая, что они тем самым доказывают только свою несвободу. Это же относится и к мужьям, постоянно выискивающим недостатки у своих жен.
Супружеская верность — главная добродетель и мужчин, и женщин; редко найдешь супруга, сколь бы легкомысленным он ни был, которого не могла бы вернуть на путь истинный нежная, любящая и преданная супруга. Много разговоров о жестокости и непорядочности мужчин, но разве не правда, что на свете не меньше жестоких и непорядочных женщин? Будь все женщины так добры и чисты, как им хотелось бы внушить миру, на свете, я уверен, не осталось бы ни одного вероломного мужчины. Существует ли жестокость, которую нельзя одолеть преданностью и чистотой? Добрая, преданная жена, относящаяся ко всем мужчинам, кроме мужа, как мать относится к детям, обретает своей чистотой такую силу и величие, что едва ли найдется мужчина, сколь жестоким бы он ни был, который не ощутит в ее присутствии атмосферу святости. Таким же образом женатый мужчина должен воспринимать всякую женщину, кроме жены, как собственную мать, дочь или сестру. Как к родной матери должен относиться к женщине и тот, кто намерен избрать для себя путь учителя веры.
На свете нет никого выше матери, ибо материнство учит величайшей жертвенности. Выше материнской любви только любовь божественная, все же другие ее формы стоят ниже. Долг матери — думать о детях, прежде чем подумать о себе. Если родители постоянно думают о себе, их взаимоотношения с детьми становятся такими же, что у птиц, где птенцы, оперившись, не узнают родителей. Поистине благословен мужчина, который видит в женщине-матери проявление божественной любви. Поистине благословенна женщина, которая видит в мужчине-отце бога. И благословенны дети, которые относятся к родителям, как к божествам, живущим земной жизнью.
Есть лишь один способ достичь высокого уровня развития — нужно выполнять свой непосредственный долг и тем накапливать в себе силы для дальнейшего продвижения.
Молодой отшельник ушел в лес. Он провел много времени в медитации, богослужении и занятиях йогой. Однажды с дерева, под которым он расположился, ему на голову посыпались сухие листья. Он взглянул вверх и, увидев, что в ветвях дерутся ворона и журавль, страшно рассердился. «Как вы смеете осыпать листву мне на голову?» — воскликнул отшельник. Он метнул яростный взгляд на птиц, и так велика была его йогическая сила, что из глаз его ударил огонь и испепелил ворону и журавля. Отшельник обрадовался, он был счастлив от того, что убедился в мощи своего взгляда. Спустя некоторое время он отправился в город просить себе пропитание. Подойдя к двери дома, отшельник позвал: «Матушка, подай пищи отшельнику». «Подожди немного, сынок», — ответил ему голос. «Как смеет заставлять меня ждать эта несчастная женщина! — подумал отшельник. — Ей еще неизвестна моя сила». «Ты слишком высокого мнения о себе, — послышался тот же голос. — Здесь ведь нет ни ворон, ни журавлей». Отшельник был поражен, и, когда наконец из дома вышла женщина, он пал ей в ноги и спросил: «Матушка, как ты могла узнать об этом?». «Мальчик мой, — ответила женщина, — я не знаю ни твою йогу, ни твои молитвы. Я женщина простая. Я заставила тебя ждать, потому что мой муж болен и я за ним ухаживала. Я всю жизнь стараюсь выполнять мой долг. До замужества — по отношению к родителям, теперь же — по отношению к мужу, это и есть моя йога. Но, выполняя долг, я достигла просветления, поэтому я прочитала твои мысли и узнала, что ты сделал в лесу. Если ты желаешь достичь высокого уровня развития, отправляйся на базарную площадь такого-то и такого-то города к мяснику из низкой касты вьядха,[39] и он научит тебя тому, что ты будешь счастлив познать». «Почему я должен идти к какому-то вьядхе?» — подумал было отшельник, но теперь его ум уже немного просветлел, и он пошел, куда ему сказали. Придя в город, отшельник отыскал базарную площадь и издалека увидел громадного, толстого мясника, который орудовал огромными ножами и торговался с покупателями. «Боже мой, — подумал отшельник. — И у этого человека я должен учиться? Да он же похож на демона!» Но тут вьядха поднял на него глаза и воскликнул: «О господин, вас прислала ко мне та женщина? Посидите около меня, пока я не закончу свои дела». Отшельник подумал: «Что меня здесь ждет?» Он сел. Вьядха распродал мясо, получил деньги и пригласил отшельника к себе домой. Когда они пришли, мясник усадил отшельника, а сам отправился в комнату престарелых родителей. Он умыл и накормил их, сделал все, что нужно было старикам, и только затем снова вышел к отшельнику и спросил: «Что я могу сделать для вас?» Отшельник задал ему несколько вопросов о душе и Боге, в ответ на которые вьядха прочел целую лекцию, она называется Вьядха-Гита и составляет часть Махабхараты.[40] Она содержит в себе очень тонкий анализ веданты.[41] Когда вьядха закончил поучение, отшельник с изумлением спросил: «Как могло получиться, что человек с такими знаниями рожден в столь непривлекательной плотской оболочке и занят такой грязной и мерзкой работой?» «Сын мой, — ответил вьядха, — долг не может быть мерзким, труд не может быть грязным. Я с рождения оказался в таких обстоятельствах. С детства научился своему делу. Я свободен от привязанности и стараюсь хорошо выполнять мой долг. Я стараюсь жить, как подобает хорошему семьянину, стараюсь сделать все, что в моих силах, чтобы были счастливы мои родители. Я не знаю йогу, которой занимаетесь вы, я не отрекся от мира и не ушел в леса, но тем не менее все то, что вы услышали, дано мне через выполнение моего долга, который предписан мне моим местом в жизни».
Есть в Индии мудрец, великий йог, один из самых удивительных людей, какие мне встречались в жизни. Он человек со странностями, он никого не хочет учить, если задать ему вопрос, он не ответит. Он считает, что роль учителя чересчур высока для него. Если ему все же задать вопрос и подождать несколько дней, он даст ответ в разговоре, и его ответы очень глубоки по смыслу. Так вот, этот человек как-то сказал мне, в чем секрет работы: «Цель и средства должны быть едины в ней». Когда чем-то занимаешься, не нужно больше ни о чем думать. Работать надо, как совершать богослужение, самое высокое богослужение, отдавая работе всего себя. В рассказанной истории и вьядха, и женщина выполняли свой долг радостно, вкладывая всю душу в него, а в результате они достигли высшего прозрения. Отсюда совершенно ясно, что правильное выполнение долга, в чем бы он ни заключался, без привязанности к плодам его, ведет человека к наивысшему совершенству души.[42]
Кто привязан к результатам своего труда, тот недоволен своим уделом. Для человека, свободного от этой привязанности, все занятия равноценны, каждое есть прекрасное средство избавиться от себялюбия и подчинения страстям и добиться свободы для души. Мы все склонны переоценивать себя, но наши достоинства определяют наш долг в большей степени, чем нам хочется думать. Соперничество вызывает зависть, а зависть уничтожает доброту сердца. Вечно недовольному человеку противен любой долг, он никогда не будет удовлетворен, и его жизнь обречена на то, чтобы быть неудачной. Давайте же трудиться, выполняя долг, который выпал на долю каждого, будем всегда готовы энергично взяться за работу, и мы обязательно увидим Свет!
Глава V
МЫ ПОМОГАЕМ НЕ МИРУ, А САМИМ СЕБЕ
Прежде чем продолжить наши размышления о том, как приверженность долгу способствует духовному развитию, я хотел бы кратко изложить еще один аспект того, что мы в Индии зовем кармой. В каждой религии есть три компонента: философия, мифология и ритуал. Философия, конечно, составляет суть любой религии; мифология поясняет и иллюстрирует ее примерами из более или менее легендарных житий великих людей, преданиями и притчами и т. д. Ритуал же придает философии еще более конкретную форму, делая ее доступной пониманию каждого, — собственно говоря, ритуал есть конкретизированная философия. Ритуал есть карма, он необходим для любой религии, поскольку большинство из нас неспособны усвоить духовные абстракции, пока мы не достигнем высокой степени зрелости духа. Человек охотно думает, будто может все понять, однако, когда дело доходит до практического опыта, он обнаруживает часто, как тяжело восприятие абстрактных идей. Здесь очень помогает символика, и мы не можем отказаться от познания с ее помощью. Все религии прибегали к символике с незапамятных времен. Можно сказать, что человек вообще способен мыслить только символами — слова тоже являются символами мысли. В более широком смысле можно считать символами все, что существует во вселенной. Сама вселенная есть символ, символ Бога. Символы не являются творением человека, нельзя представлять себе, будто какие-то люди — единоверцы — придумывают определенные символы, а потом пускают их в обращение. Религиозные символы возникают естественным путем. Иначе как можно было бы объяснить всеобщую соединенность определенных символов с определенными идеями? Существуют символы универсального значения. Многие, возможно, полагают, будто крест приобрел свое символическое значение вместе с возникновением христианства. На самом деле он существовал до того, как появилось христианство, как родился Моисей,[43] как появились Веды,[44] до начала писаной истории человечества. Может быть, символ креста знали ацтеки и финикияне, по-видимому, он был известен всем народам. И символ Спасителя, распятого на кресте, был почти повсеместно распространен. Великим универсальным символом был и круг. Есть еще один символ, самый универсальный, — свастика.[45] Одно время считалось, что этот символ распространили по миру буддисты, но впоследствии было установлено: он был известен многим народам за века до возникновения буддизма. Этот символ обнаружен в Древнем Вавилоне и в Египте. О чем это говорит? О том, что все эти символы не могут быть чисто условными. Должна существовать причина их возникновения, какая-то естественная связь между ними и человеческой мыслью. Язык тоже не есть результат общественного договора; дело не обстоит так, что некогда люди, собравшись вместе, договорились обозначать определенными словами определенные идеи; никогда не было идеи без соответствующего ей слова, как нет слова, которому не отвечала бы идея; мысль и слово неразрывны по природе. Символика, через которую выражается мысль, может быть звуковой, может быть цветовой. Глухонемым приходится мыслить вне звуковой символики. Всякой мысли соответствует какая-то форма. В санскритской философии это явление носит название намарупа, то есть имя и форма. Невозможно создать систему символов путем общественного договора, как невозможно создать таким путем язык. В мировой ритуальной символике мы находим выражение религиозной мысли человечества. Очень легко заявлять, что в обрядах, храмах и прочем нет никакой нужды, в наши дни это повторяет каждый ребенок. Однако так же легко понять, что люди, собирающиеся на богослужение в храм, во многих отношениях отличаются от тех, кто там не молится. Связь храмов, обрядов и иных конкретных воплощений с определенной религией ведет к тому, что умы верующих наполняются мыслями, символами которых и являются эти конкретные формы. А потому неразумно полностью игнорировать ритуалы и символику. Их изучение и применение, естественно, составляют часть карма-йоги.
У этой науки труда есть множество других аспектов. Один из них — познание взаимосвязи мысли и слова, а также того, что может быть достигнуто силой слова. Силу слова признают все религии, иные из них в такой мере, что даже считают слово началом сотворения мира. Слово есть внешний аспект мысли Бога, а поскольку, прежде чем сотворить мир, Бог думал и имел желание, мир был сотворен словом. Напряжение и суета нашей жизни, ориентированной на материальные ценности, притупляют наши нервы, утрачивающие остроту восприятий. Чем старше мы становимся, чем больше подвергаемся ударам судьбы, тем более черствыми мы делаемся, переставая обращать внимание на явления, происходящие вокруг нас. И все же временами человеческая природа берет свое, заставляет нас вдуматься в эти явления и изумиться им, изумление же становится первым шагом по пути к свету. Помимо своих возвышенных философских и религиозных качеств, слово, звуковой символ, играет огромную роль в драме человеческой жизни. Так, я с вами говорю. Я не дотрагиваюсь до вас, колебания воздуха, вызванные моей речью, достигают ваших ушей, приводят в действие ваши нервы и воздействуют на мозг. А вы не можете этому противиться. Что может быть поразительнее? Один называет другого дураком, тот вскакивает, сжимает кулаки и бьет первого — вот вам и сила слова! Плачет женщина, скорчилась в отчаянии и сотрясается от рыданий, к ней подходит другая, говорит утешающие слова — и вот женщина уже распрямилась, рыдания затихли, на губах готова появиться улыбка. Только подумайте, какой силой обладают слова! Возвышенный философский аспект слова обладает такой же силой, что и его повседневное употребление. Днем и ночью мы прибегаем к этой силе, не задумываясь ни над тем, что мы делаем, ни над ее природой. Познание природы этой силы и обучение ее правильному использованию тоже составляют часть карма-йоги.
Наш долг по отношению к другим заключается в том, чтобы оказывать им помощь, творить добро окружающему миру. А почему мы должны делать добро окружающему миру? Нам кажется, что это делается для того, чтобы помочь другим, на самом же деле — чтобы помочь самим себе. Мы должны стремиться помогать миру, это главный мотив нашей деятельности, однако, хорошенько подумав, мы поймем, что мир не нуждается в нашей помощи. Не так он устроен, что вы или я должны прийти ему на помощь. Я читал однажды проповедь, в которой говорилось: этот прекрасный мир хорош тем, что дает нам время и возможность помогать другим людям. Чувство это кажется весьма благородным, но нет ли богохульства в предположении, будто мир нуждается в нашей помощи? Невозможно отрицать, что в мире много страданий, поэтому помощь страждущим — лучшее из возможных деяний для нас, хотя в конечном счете мы неизменно убеждаемся: помогая другим, мы помогаем самим себе. Когда я был ребенком, у меня была белая мышь. Она жила в небольшом ящике, в котором были маленькие колесики. И когда мышь влезала на колесо, оно крутилось и крутилось, а мышь оставалась на месте. Так же и с миром и нашей помощью ему. Единственная помощь состоит в моральных поступках. Настоящий мир сам по себе ни добр, ни зол; каждый человек сотворяет свой мир для себя. Слепому мир должен представляться либо мягким, либо твердым, либо холодным, либо горячим. Мы либо счастливы, либо несчастливы. И это мы могли наблюдать много раз в жизни. Как правило, молодые бывают оптимистами, старые — пессимистами. Перед молодыми — вся жизнь, старики сетуют на то, что их жизнь прошла, а сотни желаний по-прежнему кипят в их сердцах. И то и другое одинаково глупо. Жизнь прекрасна или ужасна не сама по себе, а в зависимости от того, с каким состоянием души мы подходим к ней. Сам по себе огонь не может быть ни добрым, ни злым. Когда он нас согревает, мы ему радуемся, когда он обжигает нам пальцы, браним, но огонь-то здесь ни при чем. Хорош он или плох, зависит от того, как мы его используем. Так же и мир. Мир совершенен. Он совершенен потому, что совершенно приспособлен для собственного существования. Нам незачем сомневаться в том, что он останется совершенным и без нас, поэтому нам нет надобности ломать себе головы над тем, как бы помочь ему.
И все же мы должны творить добро, желание творить добро является наивысшим побудительным мотивом наших поступков, при условии что мы ни на миг не забываем, что помогать другим есть привилегия. Не взбирайтесь на пьедестал с пятью центами в руке, чтобы подать их бедному, будьте благодарны бедняку за то, что он, предоставив вам возможность одарить его, позволил вам помочь себе. Благословен не получающий, но дающий. Будьте благодарны за то, что вам дано проявить силу вашего доброжелательства и милосердия, став от этого совершеннее и чище. Ну что мы можем сделать в самом лучшем случае? Построить больницу, проложить дорогу, открыть благотворительный приют. Можем начать сбор средств на благотворительность, собрать два или три миллиона долларов, на один миллион построить больницу, еще миллион истратить на балы с шампанским, дать разворовать половину оставшейся суммы, а уж если что-то еще останется, использовать на бедных. Ну и что? Могучий ураган в пять минут может разрушить все построенное, и что тогда? Вулканическое извержение может уничтожить все наши больницы, дороги и целые города. Прекратим глупые разговоры о помощи миру, он не ждет помощи от вас или от меня, но все равно мы обязаны непрестанно трудиться и творить добро, потому что это благо для нас самих. Это и есть наш путь к совершенству, единственный путь. Ни один нищий, которому мы помогли, не должен нам ни цента, это мы в долгу перед ним, потому что он дал нам возможность проявить милосердие. Совершеннейшая ошибка полагать, будто мы сделали или можем сделать доброе дело миру, равно как и считать, будто мы помогли тому или другому человеку. Это глупая мысль, а все глупые мысли несут страдание. Мы думаем, что кому-то помогли, ожидаем его благодарности и, если нас не благодарят, чувствуем себя несчастными. Зачем ожидать воздаяния за сделанное нами? Будьте благодарны тому, кому вы помогли, думайте о нем как о Боге. Разве это не великая привилегия — иметь возможность почитать Бога, помогая людям? Если мы по-настоящему свободны от привязанности к плодам наших деяний, нам не грозит и страдание от несбывшихся ожиданий и мы можем с прежней радостью продолжать делать добрые дела. Труд, от которого мы ничего не ожидаем для себя, никогда не заставит нас мучиться и страдать. В мире же вечно будет существовать и счастье, и несчастье.
Жил-был однажды бедняк, которому сильно хотелось разбогатеть. Он прослышал, что если поймать привидение, то привидение можно заставить добыть и денег, и чего пожелаешь. Стал бедняк думать, где найти привидение, и вспомнил про мудреца, обладавшего большим могуществом. Пошел он к мудрецу просить о помощи. Мудрец спросил, зачем ему потребовалось привидение. «Хочу, чтоб привидение работало на меня, мне это очень нужно», — упрашивал мудреца бедняк. Но мудрец пожал плечами и велел ему возвращаться домой. На другой день человек явился снова со своей просьбой и наконец добился своего. Мудрец сказал: «Хорошо же, я дам тебе заклинание, и, как только ты произнесешь его, перед тобой встанет привидение и будет исполнять все твои приказы. Но учти, привидение страшное существо, оно должно быть постоянно чем-то занято, и, если ты не займешь его работой, оно тебя убьет!» «Не беспокойтесь, оно будет всегда при деле!» — ответил человек.
Он бросился в лес и повторял заклинание, пока не появилось перед ним громадное привидение. «Ты подчинил меня себе, — сказало привидение, — но у меня все время должна быть работа. Если мне нечего будет делать, я тебя убью». — «Построй мне дворец!» «Готово!» — ответило привидение. «Хочу кучу денег!» — «Вот они!» — «Выруби лес и выстрой здесь город!» — «Готово! Что еще?» Человек струсил — он никак не ожидал, что все его желания будут мгновенно исполняться. А привидение потребовало: «Найди мне дело, или я тебя съем!» Несчастный больше ничего не мог придумать и бросился со всех ног обратно к мудрецу. «Спаси меня!» — взмолился он. «А что случилось?» — «Мне больше нечем занять привидение, и оно грозится съесть меня!» «И съем!» — прорычало привидение, появляясь рядом. «Я спасу тебя, — сказал мудрец. — Видишь, вон там собака, у которой хвост крючком. Скорее отруби собачий хвост и прикажи привидению распрямить его!» Человек сделал, как было сказано, и приказал привидению: «Расправь собачий хвост!»
Привидение медленно и старательно расправило хвост, но он тут же снова согнулся. День и ночь старалось привидение, но собачий хвост расправить не могло. Привидение изнемогло и предложило человеку: «Давай договариваться. Ни разу не доставалась мне такая работенка! Отпусти меня на волю, а я оставлю тебе все, что ты у меня попросил». Человек с радостью согласился.
Мир похож на этот собачий хвост крючком;[46] люди веками старались расправить его, а он опять сгибался по-своему. Да и могло ли быть иначе? Сначала надо научиться работать, ничего не ожидая взамен, тогда перестанешь быть фанатиком. Зная, что мир похож на собачий изогнутый хвост, который все равно не разогнешь, вы не сделаетесь фанатиком. Если бы в мире не было фанатизма, он бы гораздо дальше прошел по пути прогресса. Ошибочно считать, что фанатизм способствует прогрессу человечества. Напротив, это тормоз, ибо фанатизм порождает ненависть и злобу, сеет раздоры и недружелюбие. Мы начинаем думать, будто то, что мы делаем или имеем, — это лучшее на свете, а что мы не делаем или не имеем, не обладает никакой ценностью. Поэтому, если чувствуешь, что готов занять фанатическую позицию в отношении чего-либо, вспомни о собачьем хвосте крючком. Не нужно тревожиться и не спать ночами из-за мира, он и без нас будет существовать. Надо избегать фанатизма, тогда, и только тогда, вы будете хорошо работать. Хорошо работает и приносит себе пользу человек разумный, спокойный, с трезвыми суждениями и хорошими нервами, исполненный доброжелательства и любви. Фанатик глуп и недоброжелателен, но он и мир не исправит и сам не станет совершенным и чистым.
Итак, возвращаясь к основным положениям сегодняшней лекции, во-первых, мы обязаны помнить, что все являемся должниками мира, мир же нам ничего не задолжал. Возможность что-либо сделать для людей — огромная привилегия. Помогая другим, на самом деле мы помогаем себе. Во-вторых, есть Бог во вселенной. Неправда, будто она предоставлена самой себе и ждет помощи от вас или от меня. Бог постоянно присутствует во вселенной, Он бессмертен, Он вечно активен и беспредельно внимателен. Когда вся вселенная спит, Он бодрствует, Он непрестанно трудится, все перемены во вселенной, все проявления жизни есть плоды Его труда. В-третьих, мы не должны никого ненавидеть. Добро и зло перемешаны в этом мире, и так будет всегда. Наш долг сочувствовать слабому и любить даже того, кто поступает плохо. Мир можно рассматривать как великую школу нравственности, где все мы должны брать уроки духовного самосовершенствования. И в-четвертых, фанатизм недопустим ни в чем, ибо он противоположен любви. Но все слышали хитроумное оправдание фанатиков, когда в оправдание своих действий они говорят: я не грешника ненавижу, а сам грех. Много бы я отдал, чтобы увидеть человека, способного действительно сделать различие между грешником и грехом. Легко так говорить. Умей мы различать качество и субстанцию, мы были бы совершенными людьми, но это не так-то просто. И наконец, чем мы уравновешеннее, чем спокойней наши нервы, тем больше в нас любви и тем лучше мы трудимся.
Глава VI
НЕЗАВИСИМОСТЬ ЕСТЬ ПОЛНОЕ САМООТРЕЧЕНИЕ
Всякое действие, совершаемое нами, возвращается к нам же в виде противодействия; точно таким же образом наши действия сказываются на других людях, а их — на нас. Вы наверняка все замечали, что человек, позволивший себе плохой поступок, постепенно становится все хуже и хуже, человек же, начавший творить добро, делается все сильнее и привыкает поступать хорошо. Это возрастающее воздействие поступка невозможно объяснить ничем иным, кроме факта нашей подверженности влиянию друг на друга. Возьмем пример из области физических явлений: когда я совершаю определенный поступок, мой ум работает на определенной волне, испускает определенные колебания. Они сказываются на умах других людей, находящихся в сходных обстоятельствах. Если в помещении находится несколько различных, но одинаково настроенных музыкальных инструментов, то звук одного вызовет резонанс остальных. Так и люди, настроенные, так сказать, на одну волну, испытают на себе резонанс близкой им мысли. Конечно, здесь будут играть роль и расстояние, и другие факторы, но важно отметить, что ум всегда восприимчив к воздействиям. Допустим, я делаю что-то плохое, мой ум испускает при этом определенные колебания, тогда все остальные умы во вселенной, пребывающие в подобном состоянии, могут быть затронутыми моими колебаниями, вибрациями. Соответственно, если я делаю доброе дело и ум мой находится в другом состоянии, тогда все, что настроено на близкую мне волну, может испытать мое влияние; сила же воздействия одного ума на другой зависит от силы импульса.
Продолжая сравнение, можно предположить, что как световые волны путешествуют миллионы лет, прежде чем входят в соприкосновение с определенным объектом, так и вибрации мысли могут путешествовать сотни лет, прежде чем достигнут объекта, который завибрирует в унисон. Поэтому можно предположить, что вся земная атмосфера наполнена вибрациями мысли — и добрыми, и дурными. Любая мысль, рожденная любым мозгом, живет в вибрациях, пока не входит в соприкосновение с воспринимающим объектом. Ум, открытый воздействиям тех или иных импульсов, немедленно воспринимает их. Таким образом, когда человек совершает плохой поступок, он настраивается на определенную волну, и все волны, соответствующие его состоянию, которые предположительно оказались раньше в атмосфере, начинают усиленно воздействовать на него. Именно поэтому человек, совершив один дурной поступок, как правило, продолжает в том же духе. Его действия интенсифицируются. Тот же процесс мы увидим при совершении доброго дела. Сделавший добро распахнется навстречу положительным вибрациям в атмосфере, и его добрые дела будут становиться интенсивней. Следовательно, поступая плохо, мы подвергаемся двойной опасности: во-первых, мы открываемся для всех плохих влияний вокруг, а во-вторых, мы сами творим зло, которое повлияет на других, может быть, и через сотни лет. Творя зло, мы причиняем вред себе и другим. Творя добро, мы делаем добрые дела и себе, и другим; как все, что есть в человеке, внутренние силы добра и зла получают поддержку извне.
В соответствии с карма-йогой любое действие человека необратимо продолжается, пока не даст плодов, и никакая сила в природе не может помешать проявиться его результатам. Если я совершаю дурной поступок, я за него поплачусь, нет силы в природе, способной остановить этот процесс. Равно как ничто не помешает доброму делу дать добрые плоды. Причина должна иметь следствие, этот закон непреложен. Здесь перед изучающим карма-йогу встает очень сложный и серьезный вопрос: все человеческие действия, добрые и дурные, тесно связаны между собой. Невозможно провести разграничительную линию и сказать — вот целиком доброе дело, а вот целиком дурное. Нет действия, которое не принесло бы и хорошие, и дурные плоды одновременно. Возьмем такой пример: я с вами говорю, и, наверное, кто-то из вас считает, что я занят добрым делом. Но в то же самое время я, возможно, убиваю тысячи микробов в воздухе, творя таким образом и зло. О происходящем рядом с нами и имеющем положительный эффект на тех, кого мы знаем, мы говорим, что произошло нечто хорошее. Вы можете сказать, что мое выступление перед вами — хорошо, однако микробы так бы «не сказали». Микробов вы не видите, а себя видите. Вам ясно, как мое выступление действует на вас, но менее ясно, как оно действует на микробов. Аналогичным образом, если мы проанализируем свои дурные поступки, мы вполне можем обнаружить, что в них есть и нечто хорошее. Кто в добром поступке способен увидеть и дурное, кто в самом злом деянии может найти и нечто положительное, тот познал тайну действия.
Что же из этого вытекает? А то, что, сколько бы мы ни старались, мы не отыщем действия, которое было бы совершенно чистым или, наоборот, совсем лишенным чистоты, подразумевая под чистотой или ее отсутствием причинение или непричинение вреда. Мы не можем ни дышать, ни жить, не причиняя кому-то вреда, каждый кусочек, съедаемый нами, отнят у кого-то. Сама наша жизнь теснит другие жизни, животных или микробов, кого-то мы постоянно ущемляем. Но в таком случае, сколько бы мы ни трудились, нам не достигнуть совершенства. Трудись мы хоть целую вечность, все равно мы не выйдем из этого противоречия, ибо не будет конца неизбежной соединенности добра и зла в результатах наших действий.
Но тут нужно задуматься и спросить себя: ради чего трудится человек? Великое множество людей в разных странах верят, что наступит время, когда мир придет к совершенству и не будет в нем ни болезней, ни смерти, ни несчастья, ни злобы. Это очень привлекательная мысль и прекрасный стимул, способный вдохновлять и возвышать невежественных, но стоит нам поглубже вникнуть, и мы сразу поймем, насколько это невозможно. Разве возможно это, если добро и зло суть лишь разные стороны одной медали? Как можно творить добро, не творя вместе с этим и зло? И что такое совершенство? Само выражение «совершенная жизнь» несет в себе терминологическое противоречие: жизнь есть непрекращающееся противоборство между нами и внешним миром. В самом деле, ведь мы каждый миг ведем борьбу с природой вне нас, и, если мы терпим поражение, это означает конец нашей жизни. Мы, например, постоянно боремся за пищу и воздух, если их нет, мы погибаем. Жизнь не просто и плавно протекающий процесс, а сложное борение между тем, что внутри нас, и внешним миром. Ясно одно: прекращение этой борьбы и есть конец жизни.
Идеал счастья есть прекращение борьбы, но тогда мы и жить перестанем, поскольку борьба кончается только вместе с жизнью. Мы убедились, что, помогая миру, мы на самом деле помогаем себе. Главный результат труда на благо других заключен в том, что он очищает нас. Трудясь не покладая рук на благо других, мы стараемся забыть о себе, и это самозабвение есть самый великий урок, который мы должны усвоить в жизни. Человек наивно полагает, будто может сделать себя счастливым, и только после долгих лет борьбы приходит к выводу, что подлинное счастье состоит в том, чтобы избавиться от эгоизма, а этого счастья может добиться только он сам. Каждый милосердный поступок, каждая сочувственная мысль, каждое движение помощи, каждое доброе дело уменьшает наше представление о собственной значимости, приучает нас смотреть на себя как на существа малозначительные, думать о себе в последнюю очередь, и поэтому все это — добро. На этом сходятся и джняна, и бхакти, и карма. Высочайший идеал — это постоянное и полное самопожертвование, при котором «Я» исчезает, уступая место «Ты». К этому идеалу и ведет человека карма-йога, независимо от того, сознает или нет это человек. Религиозного проповедника мысль о безличном Боге может привести в ужас, он может настаивать на существовании личностного Бога и стремиться сохранить свое «Я», свою индивидуальность, что бы он под этим ни имел в виду. Но если он честный человек, его этический идеал не может не зиждиться на высочайшей жертвенности. Жертвенность — основа всей моральности, которая может распространяться на людей, животных или ангелов; это фундаментальный принцип, проходящий через все этические системы.
В мире есть люди разных категорий. Прежде всего, люди Бога, для которых полная жертвенность абсолютна, которые способны только на добро во имя других, даже ценой собственных жизней. Эти люди духовно выше всех других. Если найдется в стране сотня таких людей, этой стране не нужно отчаиваться никогда. Можно лишь пожалеть о том, как мало бывает таких. Затем, есть хорошие люди, которые готовы делать добро другим, если оно не во вред себе. Есть третья категория людей, думающих о собственном благе, но не заботящихся о том, чтобы не повредить другим. И наконец, как сказал санскритский поэт, есть четвертая, безымянная категория людей,[47] которые получают удовольствие, причиняя страдания другим. Существуют как бы два полюса: на одном те, кто творит добро ради самого добра, на другом — творящие зло ради самого зла. Они ничего при этом не выигрывают, зло присуще самой их природе.
Есть два санскритских термина: правритти и нивритти. Первый означает вращение с приближением к объекту, второй — вращение с удалением от него. «Вращение с приближением» и есть то, что мы зовем миром, все это «Я и мое», обогащение «Я» деньгами, властью, славой, стремление стянуть все возможное к единому центру, подразумевая под центром, конечно же, свое «Я». Правритти — естественная склонность всякого человека собрать все отовсюду и сосредоточить все вокруг любимого «Я». Когда эта тенденция начинает нарушаться, то есть когда возникает нивритти, «вращение с удалением», тогда появляется моральность и религиозность. Труд неизбежно связан с правритти и с нивритти: преобладание первого делает труд злым, а второго — добрым. Нивритти составляет основу всех нравственных установлений и всех религий, ибо в полном своем выражении это и есть совершенная жертвенность, готовность пожертвовать и душой, и телом ради других. Человек, достигший этого состояния, достиг совершенства, о котором говорится в карма-йоге. Это высочайший результат добрых деяний. Пускай он не знаком ни с одной из философских систем, пускай не верит и никогда не верил в Бога, ни единой молитвы в жизни своей не прочитал, но если просто силой добрых деяний он достиг готовности пожертвовать всем ради других, он достиг того же, что верующий своими молитвами, а философ своими знаниями. Человек мысли, человек веры и человек труда приходят к одному и тому же — к самоотречению. Люди могут придерживаться различных философских взглядов и верить в разных богов, но все человечество преклоняется перед тем, кто жертвует собой ради других. Это не вопрос веры или убеждений, даже те, кто настроен против религии как таковой, не могут не преклоняться перед безоговорочным самопожертвованием. Ну разве не попадались вам фанатичные христиане, которые, прочтя «Свет Азии» Эдвина Арнольда,[48] склоняли головы перед образом Будды, не чтившего Бога, но чтившего самопожертвование? Единственное, чего фанатику не понять, так это то, что он в своей жизни преследует те же цели, что и не признаваемые им иноверцы. Верующий, постоянно помнящий Бога и стремящийся к добру, рано или поздно приходит к тому же и со словами «Да будет воля твоя» отказывается от всего. Это и есть самоотречение. Философ, изучая мир, приходит к выводу о том, что видимое «я» — самообман, и с легкостью отказывается от него. Это и есть самоотрицание. Тут сходятся карма, джняна и бхакти. Это имели в виду законоучители древности, утверждая, что Бог не есть мир. Мир — это одно, а Бог — нечто совсем другое, и различие здесь явно. Мир — это эгоизм, а Бог — это отсутствие эгоизма. Можно жить во дворце, сидеть на троне и быть свободным от эгоизма — тогда человек един с Богом. Можно жить в хижине, одеваться в лохмотья, ничего не иметь, но быть эгоистичным, а значит, быть единым с миром.
Возвратимся к очень важному положению: мы говорим, что невозможно творить добро, не делая в то же время и зла; как невозможно делать зло, не совершая добра. Как можно работать, зная, что это так? В поисках ответа на этот вопрос на свете возникли секты, проповедовавшие в качестве выхода поразительное постепенное самоубийство — человек ведь не может жить, не убивая бедных маленьких животных или растения, совсем не причиняя никому вреда. Следовательно, смерть есть единственный выход. Джайны[49] провозгласили эту доктрину своим высочайшим идеалом. Их учение на первый взгляд весьма логичное. Однако не оно, а Бхагавад-Гита предлагает настоящий ответ на вопрос. Суть в том, чтобы, делая свое дело, не ожидать воздаяния за него. Надо помнить, что, хотя вы живете в мире, вы совершенно отделены от него и, что бы вы ни делали, вы делаете это не ради себя, а ради других. Любое действие, совершенное вами ради себя, скажется на вас же. Если это доброе дело, вы ощутите воздействие добра, если дурное — оно отразится на вас злом, однако действие, совершенное ради других, каким бы оно ни было, не окажет воздействия на вас. В древних книгах есть очень емкое объяснение: «Если он даже погубит всю вселенную, не будет он ни погубителем, ни погубленным, коли знает, что действовал отнюдь не ради себя».[50]
Потому и учит карма-йога: «Не отрекайся от мира, живи в миру, впитывая его влияние, сколько возможно, но если делаешь что-то ради собственного удовольствия, лучше не делай этого совсем». Не собственное удовлетворение должно быть целью. Сначала отрешитесь от своего «Я» и научитесь воспринимать весь мир как часть себя. Ранние христиане говорили,[51] что «старый человек должен умереть»: старый человек — это эгоистическое представление о том, что мир сотворен для нашего удовольствия. Неумные родители учат детей молиться: «О Боже, ты создал это солнце для меня и эту луну для меня». Будто Богу больше нечего было делать, как создавать и солнце, и луну для малышей! Не учите детей этим глупостям. Так же неумно утверждать, что животные созданы для того, чтобы мы их убивали и питались их мясом, и что мир предназначен для наших удовольствий. С таким же успехом тигр может утверждать, что человек создан для него, и молиться: «Боже, как порочны люди, которые не приходят и не отдаются мне на съедение, нарушая твой закон».
Если мир сотворен для нас, то и мы сотворены для мира. Представление, будто мир существует ради нашего удовольствия, есть порочнейшая мысль, которая мешает нашему развитию. Мир существует не для нас. Миллионы из нас покидают его каждый год, но мир этого не замечает, их заменяют другие миллионы. Как мир существует ради нас, так и мы существуем ради мира.
Поэтому, чтобы научиться настоящему труду, нужно, во-первых, освободиться от идеи зависимости. Во-вторых, не вмешивайтесь в «драку», будьте наблюдателями и продолжайте делать свое дело. Мой учитель обычно говорил:[52] относитесь к собственным детям, как относится к ним няня. Няня и ухаживает за вашим ребенком, и ласкает его, и играет с ним так нежно, как если бы это был ее ребенок, но как только вы решите рассчитать няню, она соберется и оставит ваш дом. Она уйдет к другим детям, безболезненно расставшись с вашим ребенком. Вот так же и вы должны относиться ко всему, что считаете своим. Если вы человек верующий, то считайте, что все, принадлежащее вам, на самом деле принадлежит Богу. Самые большие наши слабости часто маскируются под сильные и добрые стороны нашего характера. Думать, будто кто-то зависит от меня, а я могу сделать ему добро, — это слабость. Именно такие мысли лежат в основе наших привязанностей, а привязанности и есть источник всех наших страданий. Нужно научиться понимать, что во всей вселенной никто от нас не зависит, что ни один нищий не зависит от нашего подаяния, никакая живая душа не зависит от нашей доброты, ни одно живое существо — от нашей помощи. Всем вам помогает природа и будет помогать всегда, пусть даже миллионы покинут этот мир. Природа вещей для таких, как вы и я, не изменится. Мы уже говорили о том, что наша с вами священная привилегия — совершенствоваться, помогая друг другу. Это великий урок жизни, усвоив который мы никогда не будем несчастливы, мы получим возможность свободно общаться со всеми безо всякого вреда. Вы, возможно, имеете мужей и жен, у вас могут быть множество слуг или целые царства, но, если вы действуете по принципу, что мир существует не для вас и может обойтись без вас, вы не причините никому вреда. Может быть, в этом году умер кто-то из ваших друзей. Разве мир остановился из-за того, что его не стало? Разве застыло течение жизни? Нет, все продолжается. А потому выбросьте из головы мысль о том, что вы обязаны что-то делать ради мира, мир не нуждается в вашей помощи. Чистейшая глупость полагать, будто кто-то из нас родился помогать миру; это просто гордыня, эгоизм, маскирующийся под добродетель. Если вы приучите свой ум и свой характер к мысли о том, что мир ни от вас, ни от кого другого не зависит, то ваш труд никогда не принесет вам боли. Если вы даете другому, ничего не ожидая взамен, даже простой благодарности, неблагодарность не заставит вас страдать, раз вы ничего и не ожидали, раз вам и мысль в голову не пришла, будто вы имеете право на воздаяние. Вы дали человеку то, что он заслужил, это его собственная карма помогла ему, а ваша карма сделала вас подающим. Чем же тут гордиться? Вы посланец, вручивший деньги или другой дар, который мир заслужил своей кармой. Гордиться совершенно нечем. Нет ничего особенного в том, что вы вручили миру. Когда вы проникнетесь духом отрешенности, не станет для вас ни добра, ни зла. Разницу между добром и злом вносит ваш эгоизм. Это очень трудно уяснить себе, но со временем вы поймете, что ничто во всей вселенной не имеет власти над вами, пока вы сами не допустите власти над собой. Ничто не властно над человеческим «Я», пока «Я» не сделает глупость и не утратит независимость. Освободившись от привязанностей, вы освободитесь и от власти чего бы то ни было над собой. Очень легко сказать, что ничего не имеет власти над нами, пока мы сами не допустим этого. Но что является истинным признаком человека, который действительно не позволяет воздействовать на себя, который ни счастлив, ни несчастлив от воздействий внешнего мира? Таким признаком является то, что удача или неудача не влияют на него: в любой ситуации он остается одним и тем же.
В Индии жил великий мудрец по имени Вьяса.[53] Он, известный как автор многих афоризмов веданты, был святым человеком. Отец Вьясы стремился достичь совершенства, но не сумел, как и дед его, а еще раньше и прадед. Сам Вьяса тоже не во всем преуспел, но зато сын его Шука был совершенен от рождения. Вьяса научил своего сына мудрости, а после того, как он обучил познанию самой истины, отправил его ко двору великого царя Джанаки. Царя называли Джанака Видеха[54] («видеха» означает «бестелесный»). Хотя он и был царем, но забыл о плоти и жил чистым духом. Юный Шука отправился к царю учиться. Царь знал, что к нему едет сын Вьясы учиться мудрости, и заранее приготовился. Когда юноша явился к дворцовым вратам, стража не обратила на него никакого внимания. Ему только предложили сесть, он просидел в ожидании три дня и три ночи, и с ним никто так и не заговорил, не спросил, кто он такой и откуда. А Шука был сыном великого мудреца, чтимого всем народом, да и сам был человеком уважаемым, но грубые, невоспитанные стражи даже не смотрели в его сторону. По истечении трех дней вдруг вышли к воротам царские придворные и приняли Шуку с большим почетом. Его провели во дворец, поместили в великолепных покоях, омыли водой с благовониями, одели в дорогие одежды и восемь дней всячески ублажали юношу. Но спокойное лицо Шуки не изменилось от перемены в обращении, в роскошных покоях он вел себя так же, как на скамеечке у ворот. Тогда привели Шуку к царю. Тот восседал на троне, играла музыка, танцевали прекрасные танцовщицы. Царь протянул Шуке чашу, до самых краев наполненную молоком, и велел ему семь раз обойти зал, но не пролить ни капли. Юноша взял чашу и, не обращая внимания на музыку и танцы, семь раз обошел зал, не пролив ни капли, — ничто на свете не могло отвлечь его ум, если только он сам не желал этого. Когда он вернул чашу царю Джанаке, царь сказал: «Чему научил тебя отец и чему ты научился сам, я могу только повторить. Ты познал Истину, отправляйся обратно домой».
Человек, владеющий собой, не испытывает воздействий извне, он более не раб. Его ум свободен. Только такой человек способен хорошо жить в мире. Обычно же люди держатся двух разных подходов к миру. Одни пессимисты и говорят: как ужасен этот мир, как он порочен! Другие оптимисты и утверждают, что мир прекрасен и удивителен. Кто не научился властвовать над своим умом, для того мир либо полон зла, либо в лучшем случае представляет собой смешение добра и зла. Этот же мир станет для нас таким, каким его видит оптимист, если мы научимся владеть своим умом. Ничто нам не покажется ни хорошим, ни дурным, мы увидим гармонию во всем. Те же люди, которым мир казался адом, называли его раем, научившись контролировать себя. Если мы подлинные карма-йоги и стремимся к достижению самоконтроля, с чего бы мы ни начинали, мы все равно придем к полному самоотречению, и, как только исчезнет наше иллюзорное «я», мир, казавшийся нам таким порочным, покажется нам благословенным раем и мы увидим Бога в лице каждого человека. Такова цель и назначение карма-йоги, таково ее завершение на практике.
Различные йоги не противоречат друг другу, они все ведут нас к одной и той же цели и делают нас совершенными. Весь секрет в постоянной практике, упражнении. Сначала надо слушать, потом думать, затем практиковаться. Это справедливо в отношении любой йоги. Сначала нужно услышать о йоге и понять, что это такое; многие вещи, которые сперва покажутся непонятными, прояснятся от постоянного их выслушивания и обдумывания. Трудно понять все сразу. В конечном счете объяснение заключается в вас самих. Никого нельзя научить, каждый познает сам. Внешний учитель может только навести нас на мысль и побудить внутреннего учителя начать работу по пониманию вещей. Мы сами посредством восприятий и мыслей начнем понимать вещи яснее, потом проникнем в это душой, а душа поможет превратить понятое в волю. Сначала чувство, потом оно делается волей, и из этой воли рождается огромная сила и желание трудиться, охватывающее наши нервы и мышцы, пока все тело не станет мощным орудием йоги бескорыстного труда, что и приведет нас к желанному результату — полному самоотречению и бескорыстию. Достижение этого никак не связано ни с догматами, ни с доктринами, ни с верованиями. Христианин ли, иудей или еще кто, это не имеет значения. А вы бескорыстны? В этом заключается вопрос. Если да, то вы достигли совершенства, даже не прочтя ни одной религиозной книги, никогда не побывав в церкви или в храме. Каждая из наших йог предназначена для того, чтобы сделать человека совершенным, даже без помощи других, ибо все они ведут к единой цели. Каждая йога — труда, мудрости или любви — может служить прямым и самостоятельным средством для достижения мокши. «Одни глупцы утверждают, что труд и философия вещи разные, просвещенный человек так не считает».[55] Просвещенный человек знает, что при всех внешних различиях и то и другое в конечном счете ведет к одной и той же цели — к совершенствованию человека.
Глава VII
СВОБОДА
Мы уже установили, что слово карма, кроме труда, психологически означает также причинность. Всякий труд, всякое действие, всякая мысль, имеющая последствия, называется кармой. Таким образом, закон кармы — это закон причинно-следственной связи. Где есть причина, там должно быть следствие, эта связь непреложна; в соответствии с нашей философией этот закон кармы действует во всей вселенной. Все, что мы видим, ощущаем, делаем, любое действие во вселенной, являясь, с одной стороны, следствием, с другой — выступает причиной, которая имеет свое следствие. Здесь необходимо установить, что имеется в виду под словом «закон». Закон есть тенденция явлений к повторяемости. Наблюдая, как одно явление следует за другим или как явления происходят одновременно, мы ожидаем повторения этой последовательности. Логики Древней Индии и философы школы ньяя называли этот закон вьяпти.[56] Они считали, что наши представления о законе построены на ассоциациях. Ряд явлений ассоциируется в нашем уме между собой в неизменном порядке, и все наши восприятия соотносятся с установившейся системой. Любая мысль или в соответствии с нашим психологическим подходом любая вибрация, возникающая в читте, в мозгу, сразу же продуцирует другие, подобные себе. Такова психологическая основа ассоциативности; причинно-следственная связь же составляет лишь часть этого общего принципа. Всеобщий ассоциативный принцип и носит санскритское название вьяпти. Идея закона во внешнем мире та же, что и в нашем внутреннем: ожидание того, что за определенным явлением последует другое, и ожидание повторяемости этого порядка. Таким образом, по сути, законы не существуют в природе. Утверждение, что закон тяготения существует в земле, ошибочно, равно как и утверждение, что законы объективно существуют где бы то ни было в природе. Закон — это метод, это способ восприятия умом серии явлений, и этот процесс происходит в нашем уме. Определенные явления, которые происходят последовательно или в одно и то же время и дают нам уверенность в регулярности своего проявления, что в свою очередь дает нам возможность уяснить себе структуру всей серии явлений, — вот это и называется законом.
Следующий вопрос, в котором нам предстоит разобраться, — что мы имеем в виду, говоря об универсальности закона? Наша вселенная есть та часть бытия, которую санскритские психологи характеризуют как деша-кала-нимитта, а европейские психологи — как пространство, время, причинность. Эта вселенная составляет лишь часть бесконечного бытия, проявляющегося через пространство, время и причинность. Из этого с необходимостью вытекает, что любой закон, который мы зовем универсальным, действует только в пределах обусловленного универсума, за его пределами не может быть никаких законов. Говоря об универсуме, мы имеем в виду часть бытия, ограниченную нашим умом, доступную нашему чувственному восприятию, то, что мы способны увидеть, почувствовать, осязать, слышать, думать, воображать. Эта часть подчинена законам, а вне этого бытие не может быть подчинено закону, ибо закон причинно-следственной связи не простирается за пределы, охватываемые нашим умом. Все, что за пределами радиуса действия нашего ума и наших восприятий, уже не подчинено причинно-следственной связи, ибо там уже нет ассоциативности, а без ассоциативности идей нет и причинности. Лишь принимая имя и форму, «бытие», или существование, подпадает под действие причинности, начинает существовать по закону, ибо причинность лежит в основе всех законов. Отсюда явствует, что свободная воля не существует, что сам этот термин внутренне противоречив, поскольку воля есть то, что мы знаем, а все, что мы знаем, входит в наш универсум, все же, что входит в наш универсум, обусловлено пространством, временем и причинностью. Все, что мы знаем или способны познать, должно быть подчинено причинно-следственной связи, а подчиненное закону причинности свободным быть не может: оно имело свою причину и в свою очередь станет причиной для следствий. Однако то, что было превращено в волю, не будучи волей прежде, но ставшее человеческой волей в условиях пространства, времени и причинности, сохраняет свободу. И снова будет свободным, выйдя из условий пространства, времени и причинности. Из свободы явившееся, попавшее в рабство, от рабства освободившись, станет свободным опять.
Был поднят вопрос: откуда эта вселенная, на чем держится и куда она движется. И ответ состоит в том, что она произошла из свободы, держится на рабстве и движется обратно в эту свободу. Поэтому, когда мы говорим, что человек есть не что иное, как проявление бесконечного существа, мы имеем в виду, что человек составляет тут лишь ничтожную часть; это тело и этот ум, которые мы видим, — лишь часть целого, крохотная частица, пылинка бесконечного существа. И вся эта вселенная — пылинка бесконечного бытия; все наши законы, наше рабство, наши радости и страдания, наше счастье и наши ожидания — все это существует только в рамках тесной вселенной, в ней умещаются и наши обретения, и наши ошибки. Итак, вы видите, как наивно было бы рассчитывать на продолжение этого универсума, который в конечном счете есть порождение нашего ума, и на попадание в рай, что, по сути дела, было бы повторением известного нам мира. Вы видите, насколько и неисполнимо, и наивно это желание подчинить бесконечность бытия тем ограниченным и условным рамкам, которые мы знаем. Когда человек заявляет, что он снова и снова получит то же, что у него есть сейчас, или, как я иногда это называю, просит себе удобную религию, можно не сомневаться, что этот человек опустился до такой степени, что перестал стремиться к чему-либо более высокому: он стал частью своей маленькой нынешней среды, и все. Он позабыл о том, что по природе он бесконечен, и всеми помыслами привязался к маленьким радостям и печалям, к сиюминутным страстишкам. Ему кажется, будто его конечное существование и есть бесконечность, более того, он не желает расставаться со своими глупыми представлениями. Он отчаянно цепляется за тришну, он испытывает жажду жизни, то, что буддисты зовут танха и тисса. А между тем за пределами маленькой вселенной, известной нам, могут существовать миллионы видов радостей, форм жизни, законов, прогресса, причинности, ведь мы живем только в малой части нашей бесконечной природы.
Желая добиться свободы, мы должны выйти за пределы этой вселенной — в ее границах свободы нет. Совершенство равновесия, или то, что христиане зовут неизъяснимым покоем, недостижимо ни в нашем универсуме, ни на небесах, ни в каком-то ином месте, доступном нашему уму, нашим мыслям, нашим чувствам или воображению. Там мы не добьемся свободы, ибо все это входит в нашу вселенную, а она ограничена пространством, временем и причинностью. Возможно, есть места более воздушные, чем наша Земля, где удовольствия будут острее, но ведь все они будут во вселенной, а следовательно, подчинены закону, значит, мы должны двигаться дальше, и настоящая религия начинается там, где кончается наша вселенная. Там перестают существовать все эти маленькие радости и печали, там кончается наше знание, и там начинается настоящая реальность. Пока мы не отрешимся от жажды жизни, от сильной связанности с нашим бренным, ограниченным существованием, у нас нет никакой надежды хоть краешком глаза увидеть ту безграничную свободу. В таком случае резонно предположить, что к этой свободе, идеалу высочайших помыслов человечества, ведет лишь один путь — отказ от этой жалкой жизни, от этой маленькой вселенной, от земли и от небес, от тела и от ума, от всего ограниченного и условного. Если мы откажемся от связанности маленькой вселенной наших чувств и ума, то сразу обретем свободу. Ведь единственный способ вырваться из рабства — это выход за пределы закона, за пределы причинности.
Но это самое трудное — отрешиться от прикованности к этой вселенной; лишь очень немногим удавалось это. В индийских книгах описаны два способа: один называется нети, нети[57] — не то, не то; второй называется ити[58] — это. Первый способ — путь негативный, второй — путь позитивный. Труднее всего идти путем отрицания, негативности. Он доступен лишь людям исключительного ума и гигантской воли, способным заявить: «Нет, я отказываюсь от этого», — и тело, и ум повинуются их воле. Но таких людей мало. Большая часть человечества избирает позитивный путь, путь к миру, на котором рабство используется для освобождения от рабства. По-своему это путь отказа, но отказа постепенного, через познание, наслаждение, приобретение опыта, проникновения в природу вещей, пока наконец не пресытится ум и не освободится от привязанностей. Первый путь ведет к отрешенности через логические построения, второй — через труд и опыт. Первый — это путь джняна-йоги и отказа от всякого действия, второй — карма-йоги и непрерывного труда. В этой вселенной каждый должен трудиться. Не трудятся лишь те, кто полностью удовлетворен Духом, чьи желания устремлены только к Духу, чьи помыслы целиком сосредоточены на Духе, для кого Дух составляет единственный смысл, только они не работают. Остальные должны работать. Поток, текущий по своей воле, катится к низине, низвергаясь, образует водоворот и устремляется дальше. Человеческая жизнь похожа на этот поток: она образует водовороты, кружит в мире пространства, времени и причинности, взывает: «мой отец, мой брат, мое имя, моя слава» и прочее, — но в конце концов возвращается к своей первозданной свободе. Так происходит со всем во вселенной. Зная или нет, сознавая или нет, но все мы трудимся над тем, чтобы стряхнуть с себя сон этого мира. Опыт, который накапливает человек в мире, нужен, чтобы выбраться из водоворота.
Что такое карма-йога? Познание тайны труда. Мы видим, что вся вселенная трудится. Во имя чего? Во имя освобождения, во имя свободы; все, от атома до высочайших созданий, трудится во имя единственной цели: свободы ума, тела, духа. Все стремится к свободе, все бежит от рабства. Солнце, Луна, Земля, планеты — все стремится к освобождению. Для нашей вселенной типичны центробежные и центростремительные силы. Вместо того чтобы наугад нащупывать свой путь в жизни и лишь после многих мытарств понять вселенную как она есть, мы можем понять через карма-йогу тайну труда, метод труда и организующую силу труда. Масса энергии может быть растрачена впустую, если не знать, как ее использовать. Карма-йога превращает труд в науку, она учит, как наилучшим образом использовать устройство этого мира. Труд неизбежен, так и должно быть, но его нужно направить на достижение высочайшей цели. Карма-йога заставляет нас признать, что мир наш недолговечен, что мы должны пройти через него, что в нем нет свободы, а есть она за его пределами. Желая освободиться от разнообразных несвобод мира, мы должны пройти через него медленно и уверенно. Бывают личности исключительные, о которых я только что говорил, способные отойти в сторону и отрешиться от мира, как поступают змеи, сбрасывая кожу и более не обращая на нее внимания. Такие личности существуют, но они исключение, обычные же люди должны шаг за шагом продвигаться в мире труда. Карма-йога учит, как это делать, в чем тайна труда и как его использовать наилучшим образом.
Чему же учит карма-йога? «Трудись непрестанно, но не давай труду поработить тебя».[59] Отделяй себя от всего, что делаешь. Храни свободу ума. Все, что мы видим вокруг себя, все муки и страдания, составляющие неотъемлемые условия нашего мира, нищета, богатство и счастье — мимолетны, они не имеют отношения к нашей подлинной природе. Мы по своей природе больше, чем несчастье и счастье, больше всего, что воспринимаем чувствами, больше того, что способны вообразить, но мы должны неустанно трудиться. «Страдание не от труда, а от порабощенности им».[60] Стоит нам перестать отделять себя от того, что мы делаем, и мы начинаем чувствовать себя несчастными, отделив же себя, мы не испытываем страданий. Если сгорела прекрасная, но чужая картина, мы, как правило, от этого не страдаем, но если сгорела наша! Почему? Прекрасны были обе картины, может быть, это были копии с одного оригинала, но воспринимаем мы их гибель по-разному: в первом случае мы отделяем себя от картины, во втором же — нет. «Я и мое» — вот что причиняет боль. С чувством собственности приходит эгоизм, а эгоизм ведет к страданию. Всякое проявление эгоизма, даже эгоистические помыслы подчиняют нас, и мы превращаемся в рабов. Всякая вибрация читты на тему «я и мое» набрасывает цепь на человека, делая его рабом. Чем чаще мы твердим «я и мое», тем больше на нас цепей, тем сильнее мы страдаем. Поэтому карма-йога учит нас любоваться красотой всех картин на свете, но не терять своей отделенности от любой. Никогда не говорите «мое», в противном случае к вам придет страдание. Даже в мыслях не называйте ребенка своим. Ребенок ваш, но не говорите «мое дитя», ибо, если вы начнете так думать, вы будете страдать. Не говорите «мой дом», «мое тело», как это ни трудно. Это тело не ваше, не мое, ни чье-нибудь еще. Тело рождается и распадается по законам природы, мы же свободны, мы — сторонние наблюдатели. Тело обладает свободой не большей, чем картина на стене. Что же мы так держимся за тело? Художник написал картину и живет дальше. Не выпускайте щупальца эгоизма: «это должно принадлежать мне», ибо, как только вы их выпустите, вы начнете страдать.
Карма-йога учит прежде всего избавляться от привычки выпускать щупальца эгоизма. Когда же вы научитесь этому, крепко держите щупальца и не позволяйте себе эгоистические мысли. После этого вы можете идти в мир и трудиться во всю силу. Общайтесь с кем угодно, отправляйтесь, куда желаете, — зло никогда не коснется вас. Посмотрите, как плавает на воде лист лотоса: вода не может намочить его. Таким будете и вы в миру. Называется это вайрагья — бесстрастие или отрешенность. Я уже говорил, что ни одна из йог невозможна без отрешенности, отрешенность лежит в основе всех йог. Но человек, покидающий свое жилище, отказывающийся от дорогой одежды, от вкусной еды, ушедший отшельником в пустыню, может не быть отрешенным. Он, возможно, поглощен заботой о собственном теле, единственном достоянии, которое он себе оставил. При всех тяготах своей жизни он может просто-напросто заботиться о том, чтобы выжить. Подлинная отрешенность не имеет отношения к тому, что мы делаем со своей внешней оболочкой, — все это внутри нас. Связь «я, мое» — в человеческом уме. Если бы не эти путы, связывающие нас с нашим телом, с чувственными восприятиями, мы были бы не скованы, где бы мы ни находились. Совершенно отрешенным можно быть и находясь на троне; с другой же стороны, даже одетый в отрепья может не знать отрешенности. Итак, прежде всего необходимо достичь состояния отрешенности, а потом браться за работу и трудиться не покладая рук. Карма-йога предлагает нам способ отрешения от всего, что нас связывает, хотя способ этот очень труден.
Существуют два способа отрешенности. Один предназначен для тех, кто не верит в Бога, не верит в какую бы то ни было помощь извне. Эти люди должны полагаться на собственные силы, на свою волю, на свой ум и разборчивость, на то, что они сами скажут себе: я должен быть свободен. Тем, кто верит в Бога, легче, намного легче. Они посвящают Богу плоды своих трудов, они трудятся, не претендуя на полученные результаты. Все, что они видят, чувствуют, слышат или делают, — все ради Него. Если удается совершить доброе дело, нельзя претендовать ни на пользу от него, ни на славу. Все принадлежит Богу, плоды всех трудов — Его. Мы можем лишь отойти в сторонку, памятуя, что мы — не более чем слуги, исполняющие волю нашего Господа, от которого и исходят начала всех трудов. Все, чему ты поклоняешься, все, что чувствуешь, все, что делаешь, — все поручи воле Бога и живи с миром. Будем жить в согласии, в полном согласии с собой и поручим воле Божьей и наши тела, и наш ум, и все остальное. Пусть это будет нашим вечным жертвоприношением Богу. Вместо сжигания в жертвенниках наших даров и приношений будем день и ночь возносить эту великую жертву — жертвоприношение нашей маленькой души. «В поисках богатства в этом мире лишь одно сокровище нашел я — это Ты; Тебе приношу я себя в жертву. В поисках любви в этом мире лишь одну любовь я нашел — это Ты; Тебе приношу я себя в жертву».[61] День и ночь будем твердить эти слова и говорить себе: «Мне ничего не надо, ни хорошего, ни плохого, ничего я не хочу, я все приношу в жертву Тебе».[62] Будем день и ночь отвергать наше кажущееся «я», пока не войдет это в привычку, пока не станет это частью нашей крови, нервов, мозга, всего тела и не станет все тело послушно идее самоотречения. А тогда можно выйти на поле битвы под рев орудий и грохот боя и чувствовать себя свободным и спокойным.
Карма-йога учит нас, что обычное представление о долге относится к низкому уровню существования. Тем не менее каждый из нас обязан выполнять свой долг, хотя все мы видим, как часто чувство долга становится источником мук и страданий. Долг становится чем-то вроде болезни, он вечно подгоняет нас, он не дает нам покоя и превращает жизнь в сплошное мучение. Это проклятие человеческой жизни! Долг, чувство долга, как полуденное солнце, выжигает из человечества всю душу. Вы только посмотрите на несчастных рабов долга — долг не оставляет им времени помолиться, не оставляет им времени помыться. Они вечно что-то должны. Они идут на работу — долг! Возвращаются домой и сразу начинают обдумывать завтрашнюю работу — долг! Они живут рабской жизнью и умирают в упряжке, как лошади. Вот что такое чувство долга, как оно обыкновенно понимается. Но наш подлинный долг заключается в том, чтобы сохранять свободу, свободно трудиться, посвящая труд свой Богу. Это наш единственный долг. По благословению Бога очутились мы в этом мире, мы отбываем здесь положенное нам время, а хорошо мы его используем или плохо, кто знает? Если хорошо, мы все равно не видим плодов, если плохо, не наша это забота. Поэтому будьте свободны, делайте свое дело, живите в мире с собой. Но эта свобода трудно дается человеку. Насколько легче истолковать рабство как долг, истолковать как долг болезненную привязанность плоти к плоти! Люди выходят в мир и бьются ради денег или иного предмета своих желаний. Спросите у них, зачем они это делают. Они скажут — из чувства долга. Но тут перед нами не что иное, как глупая жадность к золоту и стремление к выгоде, которые человек старается прикрыть цветочками.
Так что же такое долг в конце концов? Это стремление плоти, это наши желания, которые, став общепризнанными, получают название долга. Например, у народов, где нет института брака, нет и долга между супругами, они живут вместе по привязанности. Когда возникают брачные формы, привязанность между мужчиной и женщиной принимает форму долга. Это своего рода хроническое заболевание. Когда оно в острой форме, мы называем его болезнью, когда оно в хронической форме, говорим, что человек так устроен. Это болезнь. Когда наши желания носят постоянный характер, мы их облагораживаем высоким именем долга. Теперь мы уже имеем право осыпать их цветами, приветствовать их звуками фанфар, воспевать их в священных текстах, после чего люди идут на бой, убивают и грабят во имя вот этого долга. Долг благороден, когда он помогает нам обуздать животные инстинкты в себе. Для людей, стоящих на низком уровне развития и неспособных следовать иным идеалам, долг по-своему полезен, но кто желает стать карма-йогом, тот должен отречься от чувства долга. Для нас с вами долга не существует. Отдайте людям все, что можете отдать, но не из чувства долга. Откажитесь от всякой мысли о долге. Но не заставляйте себя. Зачем вам заставлять себя? Все, что вы делаете вынужденно, усиливает вашу привязанность. Зачем вам долг? Пусть Бог руководит вами. В пылающем горниле, где пламя долга всех сжигает, пейте из чаши нектар и будьте счастливы. Мы просто исполняем волю Бога, и это никак не связано ни с воздаянием, ни с наказанием. Если вы стремитесь к воздаянию, вы должны быть готовы и к каре, и единственный способ избежать ее есть отказ и от награды. Единственный способ избежать несчастья есть отречение от идеи счастья, ибо они взаимосвязаны. На одной стороне счастье, на другой — несчастье. На одной стороне жизнь, на другой — смерть. Единственный способ выйти за пределы смерти — отречься от жажды жизни. Жизнь и смерть — одно и то же явление, увиденное с разных точек. Мечта о счастье без несчастья, о жизни без смерти хороша для маленьких детей и школьников, мыслитель же улавливает тут терминологическое противоречие и отрекается и от того, и от другого. Не ищите ни похвалы, ни воздаяния за сделанное вами. Не успеем мы сделать доброе дело, как начинаем жаждать признания наших заслуг. Не успеем мы дать деньги на благотворительные цели, как уже ищем свое имя в газетах. Это не может не привести к страданию. Величайшие люди умирали непризнанными. И Будда, и Иисус — второстепенные герои по сравнению с теми великими людьми, о которых мир ничего не знает. Сотни безвестных героев жили в разных странах, тихо делая свое дело. Они тихо живут и тихо умирают, а со временем их помыслы находят свое выражение в таких личностях, как Будда или Иисус, которых мы чтим. Самые возвышенные люди не стремятся получить известность за то, что открылось им, что они познали. Они оставляют свои помыслы миру, самим же им ничего не нужно, они не создают ни школ, ни философских учений. Их природа противится этому — они чистые саттвики,[63] которые не вмешиваются в ход вещей, а тают в любви. Я видел в Индии одного такого йога, живущего в пещере. Это самый поразительный человек, какого привелось мне видеть. Он до такой степени утратил чувство индивидуальности, что можно сказать, будто в нем исчез человек, осталось лишь божественное всепонимание. Если животное укусит его за руку, он готов подставить вторую, говоря, что такова воля Бога. Все, что приходит к нему, — все от Бога. Он не показывается людям, но он подлинное вместилище любви, истинных и нежных помыслов.
За такими людьми следуют по порядку те, в характере которых преобладает раджас, действенность, дух борьбы. Они воспринимают идеи совершенных людей и проповедуют их миру. Возвышеннейшие люди тихо накапливают в себе идеи истины и благородства, другие же, Будды и Иисусы, странствуют по миру, проповедуя эти идеи и трудясь ради них. Из жизнеописания Гаутамы Будды мы знаем, как он постоянно повторял, что является двадцать пятым Буддой. Двадцать четыре живших до него не известны истории, хотя тот, о ком мы говорим, строил на фундаменте, заложенном ими. Величайшие из людей спокойны, молчаливы и неизвестны, им действительно открылась сила мысли, они убеждены, что если даже укроются в пещере, не показываясь людям, и там им в головы придут пять истинных мыслей, то после того, как они умрут, эти пять мыслей будут жить вечно. Такие мысли способны проникать сквозь горные породы, пересекать океаны и распространяться по миру. Они оказывают могучее воздействие на сердца и умы людей, пробуждают к действию мужчин и женщин, которые находят им практическое выражение в житейских делах. Саттвики слишком близки к Богу, чтобы действовать и бороться, чтобы трудиться, сражаться, проповедовать или, как говорится, нести добро человечеству здесь, на земле. Те же, кто обладает активностью, как бы возвышенны они ни были, все-таки не изживают до конца невежество. Человек способен к труду только при условии, что он не обладает совершенной чистотой, ибо сама природа труда предполагает мотивацию и вовлеченность. Перед ликом вечно динамичного Провидения, пекущегося даже о падении воробышка, как может человек придавать какое бы то ни было значение тому, что он делает? Разве не святотатство это, раз нам известно, что Бог заботится обо всем сущем? Нам остается лишь благоговейно склониться перед Ним со словами: «Да свершится воля Твоя». Наиболее возвышенные души не способны трудиться, ибо в них нет привязанности. Не существует труд для тех, чья душа растворилась в самой себе, чьи желания поглощены Абсолютом, кто постоянно ощущает Абсолют. Они выше всех людей, остальные же обязаны трудиться. Но, трудясь, мы не должны и допускать мысли о том, будто способны помочь даже самой малой из форм земной жизни. Нет, не способны. Мы просто помогаем самим себе пройти школу жизни. И это — единственно правильное отношение к работе. Приняв его и ни на миг не забывая, что возможность трудиться есть великий дар, нам данный, мы не испытаем привязанности к тому, что делаем. Миллионы таких, как мы с вами, размышляют о своей большой значимости, но все мы умрем, и через пять минут мир забудет нас. А жизнь Бога не знает пределов. «Кто может хоть миг прожить, хоть раз вздохнуть, если не будет на то воли Всемогущего?»[64] Речь о вечно динамичном Провидении, всесильном и всемогущем. По его воле веют ветры и сияет солнце, живет земля и шествует смерть по земле. Он — все во всем, Он — все и во всем. Мы можем только поклоняться Ему. Отдадим Ему плоды всех наших трудов, а добро будем творить ради самого добра, и лишь тогда наступит полная отрешенность. Распадутся цепи, сковывающие сердце, и мы познаем совершенную свободу. Эта свобода и составляет цель карма-йоги.
Глава VIII
ИДЕАЛ КАРМА-ЙОГИ
Величайшая мысль в религии веданты заключается в том, что различные пути могут привести к одной и той же цели. Я уже говорил, что существует четыре основных пути: пути труда, любви, психологии и знания.[65] Следует, однако, помнить, что это разделение условно и пути никак не исключают друг друга, скорее, каждый сливается со всеми другими. Мы говорим о четырех путях, имея в виду их преимущественные особенности. Не в том дело, что существуют люди, способные только трудиться, как нельзя отыскать людей, для которых нет иного пути, кроме любви, или тех, кто живет одним знанием. Подразумеваются здесь различные наклонности разных типов людей. В конце же все пути сливаются, становясь одним. Все религии, все способы трудиться и почитать Бога ведут к одной и той же цели.
Я уже пытался обрисовать эту цель. Она состоит в свободе, как я понимаю ее. Все вокруг нас стремится к свободе, от атома до человека, от пылинки, лишенной восприятий в жизни, до высочайшего, что есть на свете, — человеческой души. Можно сказать, что вся вселенная есть результат стремления к свободе. В любой комбинации частиц каждая частица стремится вырваться на свободу, но другие удерживают ее. Наша Земля стремится улететь от Солнца, а Луна от Земли. У всего сущего есть стремление к бесконечному рассеянию. Все на свете имеет своей основой стремление вырваться на свободу.
Под воздействием этого импульса возносит молитвы святой и грабит на большой дороге разбойник. Когда эта сила толкает нас на неправедные поступки, мы называем ее злом, когда она проявляется в благородных и возвышенных деяниях — добром. Но импульс один и тот же — стремление к свободе. Святого подавляет сознание своей порабощенности, и, стремясь вырваться на волю, он обращается к Богу. Грабителя мучает мысль о том, что он не имеет доступа к достоянию других, и, желая освободиться от этого чувства, он выходит на большую дорогу. Свобода есть цель, к которой устремлена вся природа, живая и неживая, поэтому сознательно или неосознанно, но все тянется к ней. Для святого свобода означает совсем не то, что для разбойника. Свобода, любимая святым, обещает ему нескончаемое и невыразимое блаженство, разбойник жаждет выполнить свое желание, забывая, что душа его так и останется несвободной.
К освобождению зовут все религии, стремление к свободе составляет основу всей морали, суть самоотречения, для достижения которого необходимо усвоить, что человек есть нечто значительно большее, нежели его маленькое тело. Когда мы видим, что человек занят добрыми делами, помогает другим, это означает невозможность для него замкнуться в ограниченном пространстве «я и мое». Самоотречение беспредельно. Все великие этические нормы требуют от человека полного бескорыстия. Но представим себе, что человек научился отказываться от всякой корысти, — что будет с ним? Он перестанет быть незначительным г-ном Имярек, он утратит свою ограниченность, он больше никогда не поместится в рамки своей маленькой индивидуальности. Теперь он вместил в себя все, и именно к этой цели ведут все религии, вся мораль и философские учения. Персоналист пугается,[66] столкнувшись с философским выражением этой идеи, но если он учит нравственности, то, по сути, он именно эту идею и исповедует, ибо он не выставляет ограничений человеческому бескорыстию. Допустим, что человек стоит на позициях персонализма, но ведет себя при этом совершенно бескорыстно. Чем он отличается от совершенного человека, придерживающегося иных взглядов? Он ведь отождествляет себя со всей вселенной, а все направлено как раз к этой цели, так что бедному персоналисту просто недостает отваги сделать конечный вывод из своих логических построений. Карма-йога есть достижение свободы через труд без корысти, свободы, к которой от природы стремится человек. Поэтому любой корыстный поступок замедляет наше продвижение к цели, и поэтому существует только одно определение того, что такое нравственность: все корыстное — безнравственно, все бескорыстное — нравственно.
Эта формулировка утрачивает простоту, если вникнуть в детали. Прежде всего, как я уже говорил, многое зависит от конкретных условий. Действие, бескорыстное в одних условиях, может оказаться небескорыстным в других. Поэтому дать можно только общее определение, а конкретные детали должны быть приведены в соответствие с различиями времени, места и обстоятельств. Нормы поведения различаются в разных странах: то, что в одной из них считается нравственным, может считаться безнравственным в другой. Свобода есть цель всей природы, но достигаться эта цель может только совершенно бескорыстными методами; любая бескорыстная мысль, слово или дело приближают нас к цели, а потому являются нравственными. Очень легко убедиться в том, что это общее определение не противоречит ни одной религии, ни одной этической системе. Некоторые из этих систем делают мораль производной от высшего существа, от Бога. Если спросить, почему человек должен поступать так, а не по-иному, то ответом будет: потому что такова заповедь Бога. Но на что бы они ни опирались, в их этическом кодексе центральное место займет все тот же завет — не думать о себе, а отказаться от себя. Тем не менее есть люди, которых, несмотря на приверженность нравственным идеям, смущает мысль о необходимости отречения от своего маленького «я». Такого человека можно попросить подумать о том, что происходит с «я» того, кто совершенно бескорыстен, кто совсем не думает о себе, не вымолвит и слова о себе, ничего для себя не станет делать, — где его «я»? Оно же существует, только пока он говорит, думает и хлопочет о себе. Если человек отдает все свои помыслы другим, миру и всему сущему, то где тут его «я»? Оно навеки растворилось.
Таким образом, карма-йога есть религиозно-этическая система, направленная на достижение свободы через самоотречение и добрые дела. Карма-йогу нет нужды ни в какой доктрине. Он может и не верить в Бога, не задаваться вопросом о сущности души, не интересоваться никакими метафизическими спекуляциями. Перед ним стоит определенная цель — стать бескорыстным, а сделать это может только он сам. Этому должен быть посвящен каждый миг его жизни, ибо одним трудом, не опираясь ни на доктрины, ни на теории, предстоит ему разрешить проблемы, которые джняна-йог решает при помощи логики и вдохновения, а бхакта — при помощи возвышенной любви.
Тогда возникает следующий вопрос: а в чем состоит этот труд? Что означает делать добрые дела? Можем ли мы нести миру добро? В абсолютном смысле — нет, но в относительном — да. Невозможно творить долговечные добрые дела. Будь это возможно, мир был бы иным. Можно накормить голодного, но очень скоро он вновь почувствует голод. Какую бы радость мы ни доставили ближнему, она мимолетна. Никто не в силах излечить перемежающуюся лихорадку удовольствия и страдания. Разве можно дать миру вечное счастье? Разве может океан поднять волну, чтобы за ней не образовалась впадина? Во все времена добро одинаково соотносилось с человеческими потребностями и человеческой жадностью. Добра не стало ни больше, ни меньше. Возьмите историю рода человеческого, как мы ее сегодня знаем. Всегда те же горести и радости, те же страдания и наслаждения, те же различия между людьми. Кто богат, кто беден, кто знатен, кто нет, кто здоров, кто хвор. Так было у древних египтян, у греков и римлян, так и в сегодняшней Америке. Сколько бы мы ни углублялись в историю, мы найдем в ней то же самое, но и все время будем видеть борьбу за облегчение человека от неизлечимых зол. В каждый исторический период появлялись тысячи личностей, неустанно трудившихся ради облегчения жизни других. Чего же удалось им достичь? Перед нами — игра, в которой мячик перегоняется с места на место. Избавляем человека от физических страданий, а он испытывает душевные муки. Это походит на картину дантовского ада, где скряги вкатывают ком золота на гору. Они все стараются, а ком все скатывается назад. История прошедших тысячелетий хороша для школьников, не более того. Все народы, мечтающие о счастливой жизни, надеются, что все счастье достанется именно им. Какое уж тут бескорыстие!
Мы не в силах добавить миру счастья. С другой стороны, добавить ему страданий тоже не в наших силах. Сумма энергий удовольствия и страдания, проявляющихся в мире, остается неизменной. Мы можем перераспределять ее, но она останется все той же, ибо такова природа вещей. Приливы и отливы, подъемы и спады — в природе нашего мира, и утверждать обратное было бы столь же логично, как предполагать возможность жизни без смерти. Это полная бессмыслица, так как сама идея жизни предполагает смерть, а сама идея удовольствия предполагает страдание. Светильник постепенно выгорает, и в этом его жизнь. Желая жить, мы должны ежеминутно умирать. Жизнь и смерть — всего лишь разные выражения одного явления или одно явление, увиденное в разных ракурсах, подъем и спад одной волны, две ипостаси единого целого. Просто один наблюдает спад и становится пессимистом, другой — подъем и становится оптимистом. Ребенок ходит в школу, отец с матерью заботятся о нем, и жизнь кажется малышу прекрасной, его потребности просты, и он — великий оптимист. Старик же, повидавший в жизни разное, относится к ней прохладней, и пыл его остыл. Так и древние народы, живущие в окружении руин, меньше бывают склонны к оптимизму, чем юные нации. В Индии есть пословица: тысячу лет город и тысячу лет джунгли. Это превращение города в джунгли и наоборот происходит повсюду, а люди, в них живущие, проявляют оптимизм или пессимизм в зависимости от того, какая фаза пришлась на них.
Теперь нам нужно рассмотреть идею равенства. Эта концепция в течение тысячелетий обладала огромной побудительной силой, и многие религии включают ее в себя: Бог снизойдет на землю, и тогда все люди будут равны. Те, кто верит в эти вещи, — просто фанатики, но фанатики составляют искреннейшую часть человечества. Этот фанатизм способствовал распространению христианства, религии, очень привлекательной для рабов Греции и Рима. Им хотелось верить, что не станет рабства, у всех будет еды и питья в достатке, и они стекались под знамена христианства. Конечно же, они были невежественны и фанатичны, но вера их была искренней. В наши дни мечта о грядущем счастье — это мечта о равенстве, мечта о свободе, равенстве, братстве. Это тоже фанатизм. Настоящего равенства на земле никогда не было и быть не может. Как мы можем все быть равными друг другу здесь? Этот вид равенства немыслим — он означал бы тотальную смерть. Что делает наш мир таким, каков он есть? Утрата равновесия. Совершенное равновесие существовало в начальной форме мироздания, которая именуется хаосом. Какие же силы сформировали вселенную? Борьба, состязание, конфликт. Представьте себе, что все частицы материи удерживаются в полном равновесии. Разве начался бы процесс сотворения мира? Ученые знают, что это невозможно. Стоит потревожить водную гладь, чтобы увидеть, что каждая частица стремится возвратиться к состоянию покоя, сталкиваясь с другими частицами. Точно таким же образом все в том, что мы зовем вселенной, все, что составляет ее, стремится вернуться в состояние полного покоя и равновесия. Новое возмущение — и новое перераспределение, и творение. Неравенство есть основа всякого творения. Но в то же время силы стремления к равенству так же необходимы в этом процессе, как и силы противоположного действия.
Полное равенство, которое означало бы полное равновесие всех противоборствующих сил, невозможно в нашем мире. Оно недостижимо, ибо мир станет непригодным для любой формы жизни, и жизни в нем не останется. Иными словами, все эти тысячелетние идеи об абсолютном равенстве не только неосуществимы, но и попытка их осуществления должна неизбежно вести нас к гибели. Что составляет разницу между одним человеком и другим? В основном это различие в мозговом аппарате. Только сумасшедший может утверждать, будто люди рождаются с одинаковыми мозгами. Мы приходим в этот мир, одаренные в разной степени — одни сильнее, другие слабее, и от этой разницы, предопределенной еще до нашего рождения, никуда не деться. Американские индейцы тысячелетиями жили в вашей стране, пока сюда не переселилась горстка ваших предков. Но как изменили они облик страны! Если все равны, то почему индейцы не освоили эту землю, не настроили на ней города? Ваши предки привезли сюда мозговую энергию другого типа, другие впечатления прошлых жизней, которые и проявили себя здесь. Абсолютное отсутствие различий означает смерть. Пока существует этот мир, будут и должны быть различия, и царство полного равенства наступит лишь тогда, когда придет к концу цикл сотворения. До того момента равенство неосуществимо. Однако стремление к равенству есть великая побудительная сила. Как необходимо для процесса сотворения неравенство, так необходима для него и сила, устремленная к равенству. Если бы не было борьбы за освобождение и за возвращение к Богу, то не было бы и сотворения. Различие между этими противоборствующими силами и определяет природу человеческой мотивации: одних она направляет в сторону порабощения, других — к освобождению.
Колеса внутри колес — вот ужасный механизм нашего мира. Стоит ему зацепить нас, и мы оказываемся вовлеченными. Все мы думаем, что, выполнив определенную работу, мы отдохнем, но как только мы эту работу успеваем сделать, как нас уже ждут новые дела. Всех нас затягивает могучий, сложный механизм мира. Есть лишь два способа избавиться от него. Один состоит в том, что можно перестать заботиться об этом механизме, позволить ему действовать и стать в сторонке, оставив желания. Сказать это легко, а сделать почти невозможно. Не уверен, под силу ли это одному на двадцать миллионов человек. Есть и другой способ — вступить в мир и овладеть тайной труда, это путь карма-йоги. Не избегайте механизма мироздания, но, оставаясь внутри него, учитесь работать. Можно освободиться из колес, правильно трудясь внутри механизма, найти выход через сам механизм.
Вот мы рассмотрели вопрос о том, что такое труд. Он лежит в самой основе природы и продолжается вечно. Верующие лучше понимают это, поскольку им ясно, что Бог не настолько беспомощен, чтобы нуждаться в нашей поддержке. Хотя вселенная будет существовать вечно, наша цель — освобождение, наша цель — самоотречение, а карма-йога учит нас идти к этой цели через труд. Мечта сделать этот мир счастливым местом пребывания для всех может быть прекрасна, как побудительная сила для фанатиков, но следует помнить — фанатизм приносит столько же зла, сколько и добра. Карма-йог спросит: зачем нужно побуждение к труду иное, чем наша природная любовь к свободе? Поднимитесь над повседневными побуждениями. «На труд имеете вы право, но не на плоды его».[67] Человек может научиться понимать этот завет и следовать ему, скажет вам карма-йог. Когда мысль о правильном труде станет частью его естества, он перестанет нуждаться в других побудительных мотивах. Давайте делать добро, потому что это доброе дело — делать добро, а кто делает добро с целью, даже с целью попасть в рай, связывает себя по рукам и ногам, скажет вам карма-йог. Поступок, совершенный с мало-мальски корыстным мотивом, вместо того чтобы освободить нас, опутывает человека новыми цепями.
Итак, единственный путь — отказаться от всех плодов труда, отстранить себя от них. Помните, что этот мир — не мы, мы не есть этот мир, помните, что мы не просто наши тела и что на самом деле мы не трудимся. Мы — частицы Целого, пребывающего в вечном покое. Почему же мы должны быть несвободны? Скованными чем бы то ни было? Конечно, это очень хорошо говорить, что мы должны быть ни к чему не привязаны, но как это осуществить? Всякий поступок, который мы совершаем без задней мысли, не только не опутывает нас новыми цепями, но разбивает звено уже существующих. Всякая добрая мысль, которую мы преподносим миру, не рассчитывая на вознаграждение, останется в мире, разомкнет цепь, сделает нас чище, а потом еще чище, пока не станем мы чистейшими из смертных. Однако все это может показаться донкихотством, философским умствованием, скорее теорией, чем практическим советом. Я знаком со множеством аргументов, направленных против Бхагавад-Гиты, многие утверждают, что труд без мотивации невозможен. Утверждающие это никогда не сталкивались с проявлениями бескорыстия, свободного от воздействия фанатизма, поэтому они так говорят.
В заключение позвольте рассказать вам о человеке, который воплотил на практике учение карма-йоги. Его звали Будда, и он единственный, кто воплотил это учение полностью. Другие пророки и провидцы действовали самоотреченно, под влиянием внешних побудительных сил. За этим единственным исключением, мировых пророков можно разделить на две категории: одни считали себя воплощениями Бога, снизошедшего на землю, другие — только посланцами Бога. И те и другие трудились, направляемые побуждениями извне, и ожидали награды извне, сколь бы возвышенно-духовным ни был язык их посланий. Будда был единственным, кто сказал: меня не волнуют различные теории относительно Бога. Что толку вести ученые споры о душе? Надо творить добро и быть добрым. Это даст вам и свободу, и познание той истины, к которой вы стремитесь. По тому, как прожил он свою жизнь, видно, что он был свободен от всех личных мотивов. А есть ли на свете человек, который трудился бы больше, чем он? Укажите мне другого во всей истории человечества, кто воспарил бы выше, чем Будда. Род человеческий произвел на свет лишь одного такого, чья философия была столь возвышенна, а сострадание столь велико. Этот величайший философ, проповедовавший высочайшую философию, испытывал глубочайшее сочувствие ко всему живому и ничего не требовал для себя. Будда — идеал карма-йоги, действовавший безо всякой мотивации, и история человечества не знает равных ему: он обладал несравненным по величию сочетанием сердца и ума, величайшей духовной энергией, проявлявшейся когда-либо. Он был первым великим реформатором, явившимся миру, первым, кому достало смелости сказать: «Верьте не потому, что это записано в древних книгах, не потому, что весь ваш народ в это верит, не потому, что вы с детства приучены верить во что-то; все поверяйте разумом, а после того, как вы это проанализировали, если убедитесь, что это хорошо для всех и каждого, тогда верьте, живите этой истиной сами и помогайте жить другим». Лучше всех трудится тот, кто трудится без всякой корысти, не ради денег, не ради славы или чего-то еще. Кто сумеет это сделать, станет Буддой, и будет исходить из него энергия, способная преобразить мир. Такой человек и есть наивысший идеал карма-йоги.
Храм Вивекананды на территории Белурского монастыря вблизи Калькутты
Храм Рамакришны на территории Белурского монастыря вблизи Калькутты
Молитвенный дом Института морального и духовного развития в Майсуре
РАДЖА-ЙОГА[68]
ПРЕДИСЛОВИЕ
Уже на заре истории человек начал отмечать различные необычные явления. В наше время тоже нет недостатка в свидетелях, готовых подтвердить их существование, даже в странах, где расцветает современная наука. Большая часть таких свидетельств недостоверна, поскольку исходит от людей невежественных, суеверных или попросту лживых. Во многих случаях так называемые чудеса — это подделки. Но подделки подо что? Честный научный разум не может отвергнуть факты, не разобравшись в них. Поверхностные ученые, сталкиваясь с необычными ментальными явлениями, которые они не в силах объяснить, стараются закрыть на них глаза. Они даже заслуживают большего осуждения, чем те, кто думает, будто их молитвы находят отклик у некоего существа или существ, находящихся над облаками, и рассчитывает, что их мольбы заставят эти существа изменить ход вселенной. Взгляды этих людей можно оправдать их невежеством или характером образования, которое они получили и которое привело их к зависимости от таких существ, ставшей со временем частью их ослабленной натуры. А у ученого таких оправданий нет.
На протяжении тысячелетий такие явления изучались, классифицировались и обобщались, а также анализировались религиозные способности человека; практическим результатом всего этого стала наука раджа-йоги. В отличие от того, что делают иные современные ученые, раджа-йога не отрицает факты только потому, что их трудно объяснить. С другой стороны, раджа-йога мягко, но довольно определенно показывает суеверным, что чудеса, реакция на молитвы, сила веры — при всей их бесспорности — не могут быть объяснены наличием существа (или существ) над облаками. Раджа-йога учит: человек есть капелька в бесконечном океане знания и силы, который находится вне человечества. Человек во многом нуждается и многого желает, но обладает и средствами для удовлетворения своих нужд, поэтому всякий раз, как исполняется желание, как приходит отклик на молитву, они осуществляются из этой неисчерпаемой сокровищницы, а не с помощью некоего сверхъестественного существа. Мысль о сверхъестественных существах способна подстегнуть человека к действию, но она же ведет и к духовному застою, к зависимости, страху, суеверию и вырождается в ужасающее убеждение, что человек по природе своей слаб. Нет ничего сверхъестественного, говорит последователь раджа-йоги, в природе есть лишь грубые явления и есть тонкие. Тонкие явления — это причины, грубые — следствия. Грубые явления легко воспринимаются органами чувств, тонкие — нет. Практика раджа-йоги помогает человеку усовершенствовать свои восприятия.
Все ортодоксальные системы индийской философии[69] имеют одну цель — освобождение души через ее совершенствование. Этот метод совершенствования есть йога, понятие чрезвычайно емкое, однако в той или иной форме составляющее непременную часть как санкхьи, так и веданты.
Темой настоящей работы является йога в форме, известной как раджа-йога. Наивысшим авторитетом в раджа-йоге был Патанджали,[70] и его афоризмы образуют ее учебники. Все другие философы хоть и расходятся иногда с Патанджали в некоторых тонкостях, тем не менее, как правило, признают его практические методики. Первая часть настоящей книги составлена из лекций, прочитанных автором в Нью-Йорке. Часть вторая есть достаточно свободный перевод афоризмов (сутр) Патанджали с моим комментарием. При этом было сделано все возможное для избежания излишней специальной терминологии и сохранения легкого и непринужденного разговорного стиля. Первая часть содержит в себе ряд простых указаний для желающих практиковать раджа-йогу, однако я считаю необходимым специально и серьезно предупредить таковых, что, за редчайшими исключениями, йогой можно без риска заниматься только в непосредственном контакте с учителем. Если чтение сумеет в ком-то пробудить желание узнать побольше, то учитель непременно найдется.
Система Патанджали построена на санкхье,[71] отличия от нее здесь минимальны. Двумя самыми важными отличиями являются, во-первых, вера Патанджали в Личностного Бога в облике первоучителя, в то время как санкхья допускает существование Бога только как почти совершенного существа, временно творящего циклы мироздания; во-вторых, рассмотрение йогой ума как чего-то столь же всепроникающего, что и душа, или пуруша, последователи же санкхьи с этим не согласны.
* * *
Всякая душа потенциально божественна.
Цель в том, чтобы сделать явной внутреннюю Божественность контролем внутренней и внешней природы.
Добейтесь этого трудом, молитвой, психическим контролем или философией — одним из них, несколькими или всеми вместе. И будьте свободны.
Вот и вся религия. Доктрины, догмы, ритуалы, книги, храмы и т. п. — все это вторично.
Глава I
ВВЕДЕНИЕ
Все наше знание основано на опыте. То, что называется выводным знанием, где мы идем от частного к общему или от более общего к особенному, тоже основано на опыте. В науках, называемых точными, легко найти истину, поскольку она приложима к частному опыту любого человека. Ученый не призывает во что-то верить, но располагает результатами, добытыми из его опыта, так что, когда, основываясь на своих заключениях, он предлагает поверить этим результатам, он обращается к некоему всеобщему опыту человечества. В каждой точной науке есть основа, общая для всего человечества, что позволяет сразу распознать истинность или ложность выводов, делаемых из нее. Вопрос заключается в следующем: располагает или нет религия подобной основой? Я должен ответить на этот вопрос как утвердительно, так и отрицательно.
Во всем мире принято считать, что религия основывается на вере и веровании и по большей части состоит только из различных теорий, в силу чего различные религии не находят согласия одна с другой. Эти теории в свою очередь основаны на вере. Некто утверждает наличие великого Существа, сидящего над облаками и управляющего оттуда вселенной, и требует, чтобы я поверил исключительно на основании его утверждения. Совершенно таким же образом я могу иметь собственные идеи и требовать, чтобы другие поверили в них, но, если меня спросят, почему мне должны верить, мне будет нечего сказать. По этой причине религия и метафизическая философия пользуются сегодня дурной славой. Образованный человек склонен думать, что все эти религии просто набор теорий без критерия для их проверки, так что всякий проповедует свои излюбленные идеи. Тем не менее основа для всеобщей веры в религию существует, и ей подчинено все многообразие теорий и все многообразие идей различных идейных течений разных народов. Исследуя эту общую основу, мы приходим к выводу о том, что и она представляет собой всеобщий опыт.
Начнем с того, что, как показывает исследование религий мира, они делятся на две категории: одни обладают Священным писанием, у других Книги нет.[72] Религии, обладающие Книгой, наиболее сильны и имеют наибольшее число последователей. Религии без Книги, как правило, прекратили свое существование, а немногие из них, возникшие недавно, исповедуются группкой верующих. Общее же у всех религий то, что истины, которые они проповедуют, есть результаты опыта отдельных личностей. Христианин предлагает принять его веру, поверить в Христа, поверить в него как в воплощение Бога, поверить в Бога, в существование души, в ее способность к совершенствованию. Если спросить христианина, на каком основании в это должен поверить я, он ответит — потому что он верует в это. Однако, исследуя истоки христианства, вы придете к выводу, что эта религия основана на опыте. Христос говорил, что видел Бога, его последователи — что чувствуют Бога и так далее. Аналогичным образом буддизм основывается на опыте Будды. Будда познал определенные истины, увидел их, вошел в соприкосновение с ними и поведал о них миру. Это же относится и к индуизму. Авторы Священных книг, называемые риши, или мудрецами, объявляют, что они узнали из опыта определенные истины и теперь проповедуют их. Из сказанного явствует, что все религии мира строятся на универсальном и непреложном принципе всего нашего знания — на непосредственном опыте. Вероучители видели Бога, они видели собственные души, они видели свое будущее, они видели вечность, и что они видели, то и проповедуют. Однако есть и отличие: большинство религий, особенно в современный период, выдвигает странное утверждение о том, что этот опыт невозможен в наши дни, что он был доступен лишь немногим, лишь основоположникам соответствующих религий, которые и носят их имена. В наши дни их опыт устарел, поэтому мы должны принимать религию на веру. Я с этим категорически не согласен. Если в мире, неважно, в какой области знания, был зафиксирован какой-то опыт, то отсюда явно следует, что этот опыт был возможен миллионы раз до этого и будет повторяться до бесконечности. Единообразие — непреложный закон природы, что произошло однажды, может происходить всегда.
Именно поэтому учителя йоги утверждают не только что религия основывается на опыте древних времен, но что человек не способен быть религиозным, если он сам не обладает теми же самыми восприятиями. Йога и есть наука, обучающая нас развивать эти восприятия. Нет смысла рассуждать о религии, пока человек не почувствует, о чем идет речь. Почему на свете столько напряженности, столько драк и ссор во имя Бога? Во имя Бога пролилось больше крови, чем по любой другой причине, и все потому, что люди не обращаются к первоисточнику, а удовлетворяются соблюдением обычаев праотцев и желают, чтобы и другие поступали, как они. Какое право имеет человек заявлять, что у него есть душа, если он ее не ощущает, или что Бог есть, если он Его не видит? Если Бог есть, мы должны Его видеть, если душа есть, мы должны как-то чувствовать ее, иначе лучше не верить. Лучше быть откровенным атеистом, чем ханжой. С другой стороны, современный подход «образованных» людей заключается в том, что религия, метафизика и все поиски Высшего Существа тщетны. Люди же полуобразованные полагают, что у всего этого нет основы и их единственная ценность состоит в том, чтобы служить мотивацией для добродетельной жизни. Когда человек верует, он становится лучше, моральнее, становится хорошим гражданином. За этот подход никого нельзя винить, поскольку людей учат верить просто в пустые слова, не таящие под собой сути. От них требуется жить словами, ну как это можно сделать? Если бы человек мог жить словами, я не испытывал бы ни малейшего уважения к человеческой природе. Человек ищет истину, хочет познать ее с помощью личного опыта, и только если он уловил истину, понял ее, пережил самой глубиной своего существа, только тогда, как сказано в Ведах, исчезнут все сомнения, рассеется тьма и ясным станет то, что казалось запутанным. «О, дети бессмертия, даже те, кто живет в высшей из сфер, путь найден, есть выход из всей этой тьмы, надо воспринять Того, кто превыше всякой тьмы, ибо нет иного пути».[73]
Наука раджа-йоги предлагает человечеству практический, научно разработанный метод постижения этой истины. Каждая наука должна прежде всего иметь свой метод исследования. Если вы намерены стать астрономом, то, сколько бы вы ни сидели и ни произносили «Астрономия! Астрономия!», это ни к чему не приведет. То же самое относится и к химии. Необходим метод. Надо пойти в лабораторию, взять нужные вещества, смешивать их, экспериментировать с ними — так дается знание химии. Желая быть астрономом, человек идет в обсерваторию, обучается пользоваться телескопом, наблюдает звезды и планеты — так он может стать астрономом. Каждая наука пользуется своими приемами. Я могу прочитать вам тысячу проповедей, но они не сделают вас религиозными, пока вы не усвоите метод. Все это истины, познанные мудрецами всех народов, всех времен, людей чистых и бескорыстных, не имевших иной цели, кроме добра для всех. Они все утверждают, что открыли истину более высокую, нежели та, что дается нам через чувственные восприятия. Все это они приглашали проверить. Они просят нас использовать их методы и честно применять их, а если выяснится, что мы не обнаружим эти высшие истины, значит, они не существуют. Однако, прежде чем мы это сделаем, нерационально отвергать утверждения мудрецов. Итак, мы должны честно трудиться, следуя предписанному методу, и мы увидим свет.
Приобретая знание, мы пользуемся обобщениями, а обобщения строятся на наблюдении. Сначала наблюдаются факты, затем они обобщаются, потом из них выводятся заключения или устанавливаются принципы. Невозможно познать ум, внутреннюю природу человека, мысль, если у нас нет способа вести наблюдение за происходящим внутри нас. Сравнительно легко вести наблюдения во внешнем мире, тем более что для этой цели существует множество инструментов, но нет инструментов, с помощью которых мы могли бы наблюдать за собой. Однако подлинная наука строится на наблюдениях. Без анализа наука превращается в чистое теоретизирование. Вот почему с самого начала так ссорятся между собой психологи, за исключением тех, кто нашел метод наблюдения.
Наука раджа-йоги прежде всего дает нам способ наблюдать за нашими внутренними состояниями. Инструментом здесь служит сам ум. Сила внимания, соответственно направленная вовнутрь, помогает изучать ум и проливает свет на факты. Сила ума похожа на рассеянный свет, но собранный в луч, этот свет многое освещает. Это и есть наш единственный инструмент познания. Мы все им пользуемся для изучения внешнего и внутреннего мира, но психологу необходимо детальное исследование мира внутреннего, он тут поступает так же, как ученый при исследовании внешнего мира. Это требует навыка. Нас с самого детства приучают обращать внимание на мир вне нас, не на внутренний мир, и в результате многие из нас почти утрачивают способность наблюдать свой внутренний механизм. Повернуть ум вовнутрь, не давая ему непрестанно обращаться во внешний мир, заставить его напрячь все силы, сосредоточить их на нем самом, с тем чтобы он познал себя, — очень трудное дело. Но это единственный способ научного исследования.
А какая польза от такого рода знания? Прежде всего знание есть само по себе высочайшая награда за усилия, но есть и конкретная польза — избавление человека от страдания. Когда, анализируя собственный внутренний мир, человек как бы лицом к лицу сталкивается с тем, что неуничтожимо, что по природе вечно чистое и совершенное, он больше не может испытывать ни боли, ни страдания. Все страдания — от страха, от неудовлетворенных желаний. Обнаружив, что он никогда не умирает, человек освобождается от страха смерти. Увидев собственное совершенство, он перестает испытывать тщеславные желания. Эти две причины его страдания исчезают — и наступает блаженство, несмотря на то что человек продолжает оставаться в своей телесной оболочке.
Единственный метод, которым достигается это знание, именуется сосредоточением. Химик в лаборатории сосредоточивает всю энергию своего ума, фокусирует ее и направляет на вещества, секреты которого пытается понять. Астроном сосредоточивает всю силу своего ума на звездном небе, и звезды, Солнце и Луна открывают ему свои тайны. Чем сильнее я сосредоточусь на предмете моего разговора с вами, тем лучше я сумею объяснить вам его. И чем сосредоточеннее вы меня слушаете, тем лучше вы меня поймете.
Как было собрано все знание мира, если не через концентрацию мыслительной энергии? Мир готов открыть нам свои тайны, если мы знаем, как постучаться в дверь. Сила ума в его способности сосредоточиваться. Сила человеческого ума не имеет пределов. Секрет в том, что, чем сильнее сосредоточенность, тем острее ум.
Сосредоточиваться на вещах вне нас легче — наш ум, естественно, обращен вовне; но религия, психология или метафизика, где субъект и объект едины, требуют иного. Объект находится внутри нас, сам ум и является объектом, то есть ум исследуется при помощи ума же. Вам известно, что у ума есть свойство, которое называется рефлексией. Вот я сейчас говорю с вами. В это самое время я будто стою в сторонке, как если бы я был собственным двойником, который знает и слышит все, что я говорю. Человек работает и думает в одно и то же время, а частица его ума будто бы со стороны наблюдает за этими размышлениями. Сила ума должна быть сфокусирована и обращена на сам ум, тогда как яркий солнечный луч освещает то, что таится в самых темных уголках. Так и луч ума открывает самые потаенные его секреты. Таким образом, мы приближаемся к основе веры, к подлинной сути религии. Мы сами увидим, есть ли у нас душа, длится ли наша жизнь пять минут или вечность, есть ли Бог во вселенной или за ее пределами. Все откроется нам. Этому и учит раджа-йога. Ее цель — научить, как сосредоточивать силу ума, чтобы затем проникнуть в его самые глубокие слои, как обобщить то, что мы узнаем, и сделать из этого выводы. Не нужен поэтому вопрос о том, что представляет собой наша религия, деисты[74] мы или атеисты, христиане, иудеи или буддисты. Мы все — люди, и этого достаточно. Каждый человек имеет право и обладает силой стремиться к религии. Каждый человек имеет право спрашивать, в чем причина, и сам отвечать на этот вопрос, нужно только захотеть.
Из того, что мы с вами узнали о раджа-йоге, явствует, что не требуется веры или доверия для ее изучения. Не верьте ни во что, пока не убедитесь, — вот принцип раджа-йоги. Истине не нужна подпорка, чтобы устоять. Может быть, вам кажется, будто факты, полученные в пробужденном состоянии, требуют сновидений или выдумок для своего подтверждения? Конечно же, нет. Изучение раджа-йоги требует времени и постоянной практики, отчасти физической, но главным образом психической. В процессе исследования мы увидим, насколько тесно связаны ум и тело. Если считать ум наиболее сложной частью организма, то логично предположить, что организм неизбежно воздействует на ум. В больном организме ум не может быть здоров. В здоровом теле ум здоров и силен. Когда человек сердится, его ум теряет равновесие. Таким же образом, когда теряет равновесие ум, то это сказывается на всей работе организма.
У большинства людей ум столь слабо развит, что он, как правило, находится под контролем тела. Значительная часть человечества недалеко ушла от животных. Более того, во многих случаях способность человека к самоконтролю ненамного превышает эту способность у низших представителей животного мира. Мы плохо умеем управлять своим умом. Требуется определенная физическая помощь в осуществлении контроля своего тела и ума. Когда же мы научаемся в достаточной степени контролировать свое тело, мы можем попробовать взять и ум под контроль, научиться управлять им. Управляя умом, держа его под контролем, понуждая его работать в нужном нам направлении, мы овладеваем способностью концентрировать его силу.
В соответствии с учением раджа-йоги внешний мир есть не что иное, как грубая форма более тонкого, внутреннего мира. Тонкий мир всегда причина; грубый, внешний мир — следствие, а причина — внутренний мир. Точно так же силы, действующие во внешнем мире, есть огрубленный вариант более тонких сил внутреннего мира. Человек, который раскрыл свои внутренние силы и научился ими управлять, способен контролировать всю природу. Йог ставит перед собой задачу быть властелином вселенной, управлять силами природы, ни больше и ни меньше. Он хочет достичь той точки, где то, что мы называем «законами природы», утратит власть над ним выйти за пределы их действия. Он хочет быть властелином всей природы — той, что вовне нас, и той, что внутри. Прогресс и цивилизация рода человеческого по сути означают управление природой.
Различные народы шли разными путями к контролю над природой. Как в обществе один человек стремится преодолеть природу внешнюю, а другой — внутреннюю, так и народы — кто двигался к покорению природы внешней, кто — внутренней. Иные считают, что контроль над внутренней природой обеспечивает контроль надо всем. Обе точки зрения верны в своем крайнем выражении, поскольку в действительности природа на внешнюю и внутреннюю не делится. Это деление условное и в природе не существует. Сторонники обеих точек зрения обязательно сойдутся в одной точке, пройдя весь свой путь. Как физик, продвигаясь к границам своей науки, обнаруживает, что физика растворяется в метафизике, так и метафизик неизбежно увидит, что ум и материя, обладая внешними различиями, по сути составляют Единое.
Цель и задача всех наук заключается в отыскании единства, Единого, из которого производится многообразие, того Единого, что существует в виде множеств. Раджа-йога берет своим началом внутренний мир, исследование внутренней природы, через которую возможен контроль над целым — как внутренним, так и внешним. Это очень древний подход. Он получил особое развитие в Индии, но и другие народы тоже пробовали его. На Западе этот подход считался мистическим, и тех, кто пытался воспользоваться им, сжигали на кострах или убивали как колдунов и ведьм. В Индии в силу различных причин это знание попало в руки людей, которые уничтожили девяносто процентов познанного и постарались сделать большой секрет из оставшихся десяти. В последнее время на Западе появилось множество так называемых «учителей», которые еще хуже, чем индийские, те хоть что-то знали, а нынешние не знают ничего.
Все тайное и мистическое, что связывают с системами йоги, нужно сразу же отринуть. Лучший проводник по жизни — это сила. В религии, как и во всем другом, старайтесь отбросить то, что ослабляет вас, держитесь от этого подальше. Игра в тайны ослабляет человеческий мозг, она почти погубила йогу — величайшую из наук. Со времени своего открытия, почти четыре тысячи лет назад, йога была ясно очерчена, сформулирована и практиковалась в Индии. Поразительное явление: чем более современен комментатор йоги, тем больше нелепостей в его интерпретации, а чем древнее автор — тем он рациональней. Современные истолкователи йоги обожают таинственность. Йога оказывается монополией группки людей, окутывающих ее тайной вместо того, чтобы открыть учение дневному свету и логике. Но группка заинтересована в сохранении своей монополии.
Что касается меня, то в том, чему я учу, нет никакой тайны. Я открою перед вами все то немногое, что известно мне самому. Что можно, я буду подтверждать доказательствами, о том же, чего не знаю, прямо скажу вам, что написано об этом в книгах. Слепая вера не нужна.
Вы должны полагаться на собственный ум и суждение, приобретать навыки и потом смотреть, получится у вас или нет. Ведите себя совершенно так же, как при изучении любой другой науки. В йоге нет ни тайны, ни опасности, в своем чистом виде она может предлагаться на улице, среди бела дня. Привнесение таинственности в йогу — вот что чревато серьезными опасностями.
Прежде чем продолжить, я расскажу в общих чертах о философии санкхьи, на которой основывается вся раджа-йога. В соответствии с этой философией процесс восприятия идет следующим образом: свойства объектов, находящихся вне нас, улавливаются внешними инструментами и передаются в соответствующие центры мозга или органы, оттуда они передаются уму, который как бы сортирует их, затем их получает пуруша — душа, и таким образом возникает восприятие. После этого пуруша отдает нечто вроде приказа моторным центрам, которые выполняют требуемое действие. Все перечисленное — материально, кроме пуруши, однако материя ума значительно тоньше, чем материя внешних инструментов. Из того же, что и ум, состоит и другое тонкое материальное начало, которое называется танматра. Огрубляясь, оно становится внешней материей.
Вот как рассматривает этот вопрос санкхья. Из этого следует, что интеллект отличается только утонченностью от более грубой материи внешнего мира. Пуруша есть единственное, что является нематериальным. Ум играет роль, так сказать, инструмента души, при помощи которого она улавливает внешние объекты. Ум пребывает в состоянии постоянной изменчивости и колебаний, будучи натренирован, он может обслуживать или один орган, или несколько, или ничего. Например, если я внимательно вслушиваюсь в тиканье часов, я могу ничего не видеть, хотя глаза мои открыты, а это значит, что ум не был связан в это время с органом зрения, а только с органом слуха. Ум усовершенствованный способен быть одновременно связанным со всеми органами чувств. Он обладает и рефлексивной силой, может заглянуть в собственные глубины. Йог стремится усовершенствовать это последнее качество ума: сосредоточивая всю силу ума и обращая его на себя самого, он стремится понять, что происходит внутри. Вопрос о вере здесь просто не возникает, речь идет о методе исследования, разработанном некоторыми философами.
Современная физиология установила, что глаз не является органом зрения, что подлинный орган зрения — один из нервных центров нашего мозга, что справедливо и для остальных органов чувств. Нам говорят, что нервные центры состоят из того же материала, что и сам мозг. То же утверждают философы санкхьи. Физиология постулирует это на физическом уровне, санкхья — на психологическом; вывод один и тот же. Но наша область исследования лежит за пределами обоих.
Йог стремится достичь такого состояния, при котором он сумеет следить за всеми ступенями восприятия: как передается ощущение, как принимает его ум, как оно достигнет способности суждения, как передается пуруше. Занятия любой наукой требуют подготовки и освоения методик этой науки, без подготовки ее нельзя понять. Это относится и к раджа-йоге.
Необходимо соблюдать определенные правила питания, надо употреблять в пищу лишь то, что способствует чистоте ума. Сходите в зоопарк, и вы сразу поймете, в чем тут дело. Вы увидите слонов, животных огромных, но спокойных и уравновешенных, и увидите, как мечутся по своим клеткам тигры и львы, — вот что значит разница в пище. Мы черпаем из пищи все наши жизненные силы, это нам известно из повседневного опыта. Когда человек начинает поститься, сначала он ослабевает телесно, ему недостает физических сил, а через несколько дней снижаются и его психические возможности. Вначале слабеет память. Затем наступает момент, когда становится трудно думать, особенно довести мысль до конца. Приступая к практическим занятиям, нужно очень тщательно следить за питанием, позднее, когда приобретаются необходимые навыки и появляется уверенность, можно обращать на пищу меньше внимания. Молодой саженец обносят загородкой, оберегая его, когда он вырастает в дерево, загородка ему больше не нужна.
Йогу следует избегать крайностей: как излишнего комфорта, так и ненужной строгости жизни. Он не должен ни морить себя голодом, ни умерщвлять свою плоть, ибо в таком случае он не может быть йогом. Как сказано в Бхагавад-Гите: «Кто постится, кто лишает себя сна, кто слишком много спит, кто изнуряет себя трудом, кто не трудится — тот не может быть йогом» (VI, 16).
Глава II
ПЕРВЫЕ ШАГИ
Раджа-йога делится на восемь ступеней. Первая из них яма — неубийство, правдивость, непосягательство на чужое, воздержанность, непринятие подарков. Затем идет нияма — чистота, удовлетворенность, аскетизм, прилежание в обучении и предание себя воле Бога. Потом асана — позы, пранаяма — контроль праны, пратьяхара — обуздание чувств, дхарана — сосредоточенность, дхьяна — медитация, самадхи — сверхсознание. Мы видим, что яма и нияма есть развитие в человеке моральных навыков, составляющих ту основу, без которой невозможно изучение йоги. Укрепив в себе эти моральные навыки, йог получает первые плоды своих усилий, без них он ничего не достигнет. Йог не может даже подумать о том, чтобы нанести кому бы то ни было урон мыслью, словом или действием. Речь идет не только о людях, милосердие йога должно охватывать весь мир.
Следующая ступень — это асана. Для достижения более высокого уровня развития необходимо ежедневно проделывать ряд физических и психических упражнений. Очень важно поэтому найти позу, в которой человек мог бы оставаться подолгу. Лучше всего остановиться на той, которая представляется наиболее удобной для каждого. Скажем, поза для размышления, устраивающая одного, другому может показаться неловкой. Мы позднее увидим, что во время исследования психологических проблем наше тело весьма активно работает. Меняется перемещение сигналов по нервам, и им требуются новые каналы. Возникают новые вибрации, и идет, так сказать, перестройка всей конституции. Однако основная работа происходит вдоль позвоночника, поэтому чрезвычайно важно занять позу, освобождающую позвоночник, грудная клетка, шея и голова должны составлять прямую линию. Вся тяжесть тела должна переместиться на ребра, тогда спина распрямится, а поза станет естественной. Легко убедиться в том, что при сжатой грудной клетке высокие мысли не приходят в голову. Эта ступень йоги достаточно схожа с хатха-йогой,[75] предметом которой является только физическое тело, сильно укрепляющееся в результате упражнений. В данном случае нас это не интересует, поскольку эти упражнения бывают весьма трудными, в один день их не освоить, к тому же они не приводят к существенному духовному росту. Нет мышцы в человеческом теле, которая не поддавалась бы контролю. Даже сердце может быть по желанию остановлено и снова запущено, и это относится ко всем органам человеческого тела.
Цель хатха-йоги — дать человеку долгую жизнь, поэтому в центре всего здесь находится физическое здоровье. Йог, избравший этот путь, полон решимости не болеть, и он действительно никогда не болеет. Он долго живет, столетний возраст — пустяк для него, он и к ста пятидесяти свеж, молод, без единого седого волоска. Но этим все и исчерпывается. Баньяновое дерево живет пять тысяч лет, но оно — баньяновое дерево, и ничего более. Человек, ставящий своей целью долгожительство, — просто здоровое животное. Несколько первичных уроков хатха-йоги очень полезны. Например, кто из вас страдает головными болями, может легко излечиться — нужно пить по утрам холодную воду через нос. Ваш мозг весь день будет испытывать приятную прохладу, вы избавитесь и от простуд. Процедура проста: опустите нос в воду, втяните ее ноздрями и сделайте засасывающее движение гортанью.
Но вернемся к позам. После того как человек научился сидеть, распрямив спину, в соответствии с установкой некоторых школ следует проделать упражнение, именуемое очищением нервов. Иные не признают его, утверждая, что оно не имеет отношения к раджа-йоге, но поскольку его рекомендует такой авторитет, как великий комментатор философии Шанкарачарья,[76] то я считаю необходимым упомянуть об этом упражнении. Я процитирую его рекомендации по комментарию к Шветашватаре упанишаде: «Ум, очищенный пранаямой,[77] сосредоточивается на Брахмане, поэтому пранаяма предписана. Вначале нервы должны быть очищены, тогда в них появляется сила, необходимая для пранаямы. Зажав правую ноздрю большим пальцем, вдохните воздух левой ноздрей, насколько возможно, и без задержки выдохните через правую ноздрю, зажимая пальцем левую. Вдохните через правую ноздрю и выдохните через левую, насколько возможно. Проделайте это три-пять раз по четыре раза в сутки: перед рассветом, в полдень, вечером и в полночь. Через пятнадцать дней или через месяц нервы очистятся, тогда начинается пранаяма».
Постоянная практика совершенно необходима. Вы можете каждый день часами слушать меня, но, если вы не будете практиковаться, вы не продвинетесь ни на шаг. Все зависит от практики. Те вещи, о которых я говорю, нельзя понять, не испытав их. Каждый должен сам увидеть и почувствовать, а одни объяснения и теории не помогут. Есть ряд препятствий, которые мешают практике. Во-первых, это нездоровье, поэтому надо следить за своим здоровьем, за тем, что мы едим и пьем, за тем, что мы делаем.
Всегда совершайте умственное усилие типа того, что обыкновенно называют «христианской наукой», чтобы тело было сильным. Впрочем, дальше тела все это не простирается. Мы не должны забывать, что здоровье — только средство, подчиненное цели. Если бы целью было здоровье, мы были бы подобны животным: животные редко хворают.
Во-вторых, сомнение: то, что мы не видим, всегда вызывает у нас сомнение, мы начинаем сомневаться, есть ли истина во всем этом. Даже лучшие из нас порою сомневаются. Но постоянно практикуясь, вы уже через несколько дней увидите первый лучик, достаточный для того, чтобы подбодрить вас и внушить вам надежду. Как говорил один из комментаторов йоги,[78] «если появляется хоть одно доказательство, сколь бы малым оно ни было, оно внушает нам веру во все учение йоги». После первых месяцев практики вы обнаружите, что можете читать чужие мысли: они предстанут перед вами в виде картин. Возможно, вы начнете слышать на большом расстоянии, сосредоточив свой ум на желании услышать. Это будут вначале отдельные проблески, но их будет достаточно, чтобы внушить вам веру, силы и надежду. Например, если сосредоточиться на кончике носа, то через несколько дней практики можно почувствовать восхитительный запах, что докажет вам существование психологических восприятий без контакта с физическими объектами. Однако нельзя забывать, что все это только средства для достижения цели, задача же, сама цель — освобождение души. Цель заключается в полном и абсолютном контроле над природой. Мы должны быть властелинами природы, а не ее рабами, ни тело, ни ум не должны властвовать над нами, и надо всегда помнить: мое тело принадлежит мне, а не я — моему телу.
Однажды бог и демон отправились к великому мудрецу, чтобы узнать, что такое «Я».[79] Они долго учились у мудреца. Наконец он им сказал: вы сами и есть то Существо, которое вы ищете. Оба решили, что мудрец имел в виду их физические тела, и очень довольные возвратились к своим подданным, всем объявив: «Мы узнали все, что хотели знать! Ешьте, пейте и веселитесь, мы и есть „Я“, ничего иного нет». Демон был по натуре невежествен, мыслил туманно, а потому, не задавая больше вопросов, с радостью удовлетворился мыслью, что он и есть бог, а под «Я» имеется в виду его плоть. Бог по натуре был существом более утонченным. И он вначале допустил ошибку, подумав было: «Я, вот эта плоть, и есть Брахман, а потому тело должно быть сильным и здоровым и хорошо одетым и испытывать всевозможные радости!» Однако через несколько дней он усомнился в том, что мудрец, их учитель, именно это хотел сказать, скорее, он говорил о более высоких материях. Бог возвратился к мудрецу с вопросом: «Действительно ли плоть есть „Я“? Как это может быть? Мы же видим, что вся плоть смертна, „Я“ же не умирает никогда!» «Найди ответ сам, — отвечал мудрец, — ты есть То». Тогда бог решил, что мудрец хотел обратить его внимание на жизненные силы, которые одушевляют плоть, однако вскоре обнаружил: силы эти сохраняются, пока он их питает, но если он не ест — силы слабеют.
И снова возвратившись к мудрецу, бог спросил: «Уж не жизненные ли силы есть „Я“?». «Найди ответ сам, — сказал мудрец, — ты есть То».
И снова бог отправился восвояси, размышляя над тем, не ум ли в таком случае есть «Я». Но в мыслях не было порядка, то добрые мысли посещали его, то дурные, разум был так непостоянен, что никак не мог быть его «Я».
Пришлось ему опять идти к мудрецу с вопросом: «Не может быть, чтобы ум был тем, что вы назвали „Я“, так ведь?» «Нет, — ответил мудрец. — Ты есть То и найди ответ сам».
Прошло немало времени, прежде чем бог понял, что он и есть «Я», выходящее за пределы мысли, не знающее ни рождения, ни смерти, то, что меч не пронзит, огонь не спалит, ветер не иссушит, не размоет вода, не знающее ни начала, ни конца, неподвижное, чувствами не воспринимаемое, всеведущее и всемогущее Бытие — не тело и не ум, превосходящее обоих. Поняв, бог был удовлетворен, а бедный демон, так любивший свою плоть, из-за этой любви не смог постичь истину.
На свете много людей, похожих на этого демона, но есть среди нас и боги. Если предложить обучаться науке, которая прибавит чувственных радостей в жизни, от желающих не будет отбоя. Но немногие соберутся слушать того, кто указывает на высший смысл бытия. Очень немногие обладают способностью понять высший смысл, еще меньше тех, кому достает терпения достичь цели. Есть, однако, и такие, кто осознает, что, если даже можно заставить тело прожить тысячу лет, все равно это ни к чему не приведет. Когда жизненная сила покидает тело, оно распадается. Не родился человек, который мог бы хоть на миг остановить изменения в своем теле. Тело — название серии изменений. «Как вода в реке все время меняется на ваших глазах, новая вода занимает место той, что утекла, но река сохраняет неизменную форму, так же и тело человека». Но тело должно быть крепким и здоровым. Это — наилучший инструмент, какой у нас есть.
Человеческое тело — самое великое из тел, существующих во всей вселенной, а человек — величайшее из созданий. Человек выше всех животных, выше всех ангелов, никто с ним несравним. Даже дэвы (боги) вынуждены снова спускаться вниз, с тем чтобы достигнуть освобождения через человеческое тело, даже боги не могут достичь совершенства, только человек. Иудеи и мусульмане верят, что Бог сотворил человека уже после того, как были сотворены ангелы и иные существа, а сотворив человека, повелел ангелам поклониться ему. Один лишь Иблис не подчинился, за что был проклят Богом и стал Сатаной.[80] Есть большая правда в этой аллегории — человек есть наивысшее из воплощений, которые существуют в мире. Творения более низкие, животные, тупы и преимущественно состоят из тамаса. У животных не может быть возвышенных мыслей, ангелы же и боги не могут достичь освобождения, минуя воплощение в человека. Если говорить об обществе, то и здесь большое богатство или большая нужда служат серьезной помехой для развития души. Великие мира сего появляются из среды людей умеренного достатка, где противоположные силы уравновешивают друг друга.
Но возвращаясь к предмету нашего разговора, мы должны теперь коснуться пранаямы — контроля над дыханием. Какое отношение имеет это к способности разума сосредоточиться? Дыхание играет роль маховика в машине, в данном случае в теле. Сначала должен раскрутиться маховик, потом его движение передается на более тонкие колесики, пока не придет в действие самая тонкая часть механизма. Дыхание и есть этот маховик, дающий и регулирующий энергию всего тела.
Жил-был когда-то царь, и был у него министр. Однажды министр прогневил царя, и тот в наказание приказал запереть его на самом верху высокой башни. Царский приказ был исполнен, и министр был обречен на гибель. Но была у него верная жена, которая, прокравшись ночью к башне, стала спрашивать мужа, как помочь ему. Муж велел ей прийти следующей ночью и принести с собой длинную веревку, прочную бечевку, грубую нитку и шелковую нить, а также жука и немного меду. Жена изумилась, но все требуемое принесла. Муж сказал, чтобы она покрепче привязала шелковую нить к жуку, смазала ему усики медом и направила его вверх по башенной стене. Жена повиновалась, и жук отправился в путь. Чуя запах меда перед собой, он медленно полз и полз вперед, пока не поднялся на верх башни. Министр схватил его, отвязал шелковинку, велел жене привязать к ее другому концу грубую нитку, за грубой ниткой последовала бечевка, а затем и веревка. Дальше все было просто: министр спустился по веревке с башни и бежал. В нашем теле дыхательное движение играет роль вот этой «шелковинки», ухватившись за нее и научившись управлять движением, мы подтягиваем к себе нитку погрубее — наши нервные импульсы, затем прочную бечевку мыслей и, наконец, веревку праны, при помощи которой мы вырываемся на свободу.
Мы ничего не знаем о собственном теле и не можем знать. Мы способны только взять мертвое тело и изрезать его на куски; находятся люди, способные изрезать на куски и живое животное, чтобы увидеть, что внутри. И все же к нашему собственному телу это не имеет отношения, о нем мы знаем крайне мало. Почему? Потому что мы не способны уловить едва заметные движения, происходящие внутри нас, уловить же их сможем только тогда, когда отточим свой ум до такой степени, чтобы он как бы проникал в глубины нашего естества. Но оттачивать свои восприятия мы начинаем с восприятий самых простых. Сначала мы беремся за то, что приводит в действие весь механизм, — за прану, наиболее явное выражение которой есть дыхание. Затем вместе с дыханием мы осторожно вступим в наше тело, чтобы отыскать в нем иные, менее заметные силы, нервные импульсы, пробегающие по всему организму. Научившись распознавать и ощущать их, мы начнем брать под контроль и все наше тело. А поскольку наш ум тоже приводится в действие различными нервными импульсами, мы можем постепенно добиться полного контроля и над телом, и над умом, подчинив обоих себе. Знание — сила. Нам нужно добиться этой силы, но начнем мы с самого начала — с пранаямы, со сдерживания праны. Разговор о пранаяме будет долгим, нам потребуется несколько занятий, чтобы хорошенько понять предмет. Разбираться мы в нем будем по частям.
Мы постепенно поймем смысл каждого упражнения и увидим, на какие силы в организме каждое из них воздействует. Мы все поймем, но это потребует постоянных упражнений, и упражнения же послужат нам доказательствами. Что бы я ни говорил вам, это останется недоказанным до той поры, пока вы не убедитесь в моей правоте на собственном опыте. Ваши сомнения рассеются, как только вы ощутите движения нервов во всем организме, но для этого необходима ежедневная настойчивая практика. Упражняться нужно по меньшей мере два раза в сутки, и лучше всего делать это по утрам и вечерам. В часы, когда день сменяет ночь и когда ночь сменяет день, организм находится в состоянии относительного равновесия, поэтому и рекомендуется делать упражнения рано утром и рано вечером. Поскольку организм в это время суток, естественно, склонен к равновесию, можно использовать это обстоятельство, чтобы приступить к упражнениям. Возьмите себе за правило не есть, пока вы не проделаете упражнения, чувство голода поможет вам преодолеть лень. В Индии детей приучают не есть до упражнений или до молитвы, и это скоро входит у них в привычку, ребенок и не хочет есть, пока не совершит омовение и утренний ритуал.
Если у вас есть возможность, то лучше отведите для упражнений отдельную комнату. В ней не надо спать, она должна хранить в себе атмосферу святости. Туда даже не надо входить, прежде чем вы не совершите омовение и не почувствуете, что чисты и телом, и духом. Старайтесь всегда держать в этой комнате свежие цветы, они способствуют занятиям йогой, повесьте там картины, которые вам нравятся. По утрам и вечерам зажигайте курительные палочки и не ссорьтесь, не сердитесь, не допускайте дурных мыслей там. Пусть в той комнате бывают только люди, разделяющие ваш образ мыслей. Постепенно возникнет атмосфера святости, и если вы испытаете чувства печали, огорчения или сомнения или ваш ум будет неспокоен, то, просто войдя в эту комнату, вы начнете приходить в себя. Собственно говоря, в этом состоит смысл храмов и церквей, многие из которых хранят в себе эту атмосферу, хотя по большей части сам смысл уже забыт. Смысл же в том, что место, хранящее чистые вибрации, очищается тоже. Однако те, кто не имеет возможности отвести отдельную комнату для упражнений, могут заниматься где угодно. Сядьте прямо и прежде всего настройте свои мысли на все сущее. Повторяйте в уме: пусть все живое будет счастливо, пусть все живое пребудет в мире, пусть все живое испытает блаженство.[81] Обратите эти мысли на восток, на юг, на север и на запад. И чем больше вы станете это делать, тем лучше почувствуете себя и, наконец, поймете, что наилучший способ быть здоровым — помогать другим быть здоровыми, а самый простой способ быть счастливым — помогать счастью других. Кто верует, должен потом произнести молитву, но молиться не о деньгах, не о здоровье, не о царстве небесном, а о знании и свете, ибо все остальные молитвы корыстны. После этого нужно обратить мысли на собственное тело, подумать о том, что ваш организм крепок и силен и вы располагаете прекрасным инструментом. Думайте о том, что ваше тело исполнено сил и что с его помощью вы пересечете океан жизни. Слабым никогда не достичь свободы. Отбросьте слабость. Скажите своему телу, что оно сильно, скажите своему уму, что он силен, внушите себе безграничную веру в себя и надежду.
Глава III
ПРАНА
Многие полагают, что пранаяма есть нечто имеющее касательство к дыханию; в действительности же дыхание имеет мало общего с ней, если вообще имеет. Дыхание является лишь одним из способов достижения подлинной пранаямы. Пранаяма — это метод контролирования праны. С точки зрения индийских философов, вселенная составлена из двух веществ, одно из которых они называют акаша. Это то, что присутствует всюду и все пронизывает. Все, имеющее форму, все, что представляет собой комбинацию элементов, развилось из акаши. Именно акаша становится воздухом, становится жидкостями, становится твердыми телами, и акаша же становится Солнцем, Землей, Луной, звездами и кометами, акаша становится человеческим телом, животными и растениями, акаша становится всем, что зримо, что может быть воспринято, что существует. Сама по себе акаша настолько тонка, что человеческие органы чувств ее не воспринимают, но, когда она огрубляется и принимает форму, она делается видимой. В начале сотворения мира существовала только эта субстанция; по завершении цикла все твердые тела, все жидкости и газы снова обратятся в акашу, и новый цикл творения опять начнется с нее.
Какая же энергия производит акашу во вселенной? Прана. Точно так же, как акаша есть бесконечное, вездесущее вещество вселенной, прана есть бесконечная, вездесущая энергия, проявляемая вселенной. В начале и в конце каждого цикла все сущее становится акашей, а все формы энергии обращаются в прану, с тем чтобы в следующем цикле стать всем, что мы называем энергией, всем, что мы называем силами. Прана проявляет себя через движение, она проявляет себя через гравитацию, через магнетизм. Прана проявляет себя через жизнь организма, через нервные импульсы, через психическую энергию. Начиная с психической энергии и кончая самой примитивной силой, все есть не что иное, как проявления праны. Вся суммарная энергия вселенной, как духовная, так и физическая, возвращенная в свое первичное состояние, называется праной. «Когда не существовало ни нечто, ни ничто, когда мрак был покрыт мраком, что существовало тогда? Существовала акаша без движения».[82] Физическое движение праны прекратилось, но не ее существование.
В конце каждого цикла все формы энергии, действующие во вселенной, замирают, превращаясь в потенциальные. В начале следующего цикла они приходят в движение, приводят в движение акашу, акаша начинает принимать различные формы, по мере того как видоизменяется акаша, видоизменяется и прана, проявляясь в виде различных сил. Понимание того, что собой представляет прана, и умение контролировать ее и есть пранаяма.
Следовательно, нам открывается доступ к почти неограниченной власти. Представим себе человека, который досконально понял природу праны и научился владеть праной, будет ли предел его возможностям? Он мог бы передвигать по своей воле Солнце и звезды, он получил бы власть над всей вселенной — от атома до самых больших солнц, — потому что он управлял бы праной. В этом и заключается конечная цель пранаямы.
Нет в природе предела власти йога, достигшего совершенства. Если он призовет к себе богов или души умерших, они явятся по его велению. Все силы природы будут повиноваться ему, как рабы. Невежды, видя проявления возможностей йога, называют их чудесами. Есть интересная особенность в индусском подходе к познанию: постоянное стремление к максимальной обобщенности, оставляя проработку деталей напоследок. В Ведах содержится вопрос: «Что есть то, познав что, мы будем знать все?»[83] Смысл всех философских концепций, записанных в книгах, заключался в одном: доказать то, знание чего есть знание всего. Если человек задался целью познать вселенную шаг за шагом, он должен познать каждую песчинку, для чего ему потребовалась бы вечность. Человек не в силах все познать. Но как тогда возможно знание? Может ли человек познать общее через частность? Йоги говорят, что за всяким частным проявлением стоит нечто общее, абстрактный принцип, познав его, человек познал все. Как Веды обобщают все многообразие вселенной в Единое Абсолютное Существование и познавший это Единство познает всю вселенную, так все проявления энергии обобщены в пране и познавший прану познал все силы вселенной, духовные и физические. Человек, способный контролировать прану, контролирует свой ум, а значит, и ум как таковой. Человек, способный контролировать прану, контролирует свое тело, а значит, и всякое тело вообще, поскольку прана есть обобщенное проявление энергии.
Как контролировать прану — вот единственный смысл пранаямы, достижению этой цели подчинены все методики и упражнения. Каждый должен начать с умения управлять тем, что ближе ему. Ближе всего — наше тело, это самое близкое из всего внешнего мира, а наиближайшее — это наш ум. Соответственно прана, приводящая в действие наше тело и ум, тоже ближе нам, чем вся остальная прана вселенной. Крохотная волна праны, наша собственная духовная и физическая энергия нам ближе, чем весь ее безбрежный океан. Если мы сумеем ею управлять, этой маленькой волной, то тогда мы можем надеяться, что будем управлять и всей праной. Научившийся этому йог достигает совершенства, он больше не подвластен ничему, он становится почти всемогущим, почти всезнающим. Попытки овладеть праной делаются повсюду, в Америке тоже есть представители различных школ: целители, которые лечат внушением, духовные целители, спиритуалисты,[84] христианские врачеватели, гипнотизеры, проповедники христианской науки и т. д. Но если мы разберемся во всех этих доктринах, то увидим, что суть любой из них составляет управление праной, вне зависимости от того, понимают ли это сами люди или нет. Все они воздействуют на организм через все ту же единственную энергию, зачастую не подозревая этого. Они эту энергию открыли случайно и используют ее, не зная, что это такое, хотя в принципе делают то же, что йоги.
Прана — это жизненная сила всего живого. Мысль — самое высокое и утонченное проявление праны, но мысль, как нам известно, — это еще не все, существуют инстинкты, через которые прана проявляется в менее высоком плане. Когда нас кусает комар, мы автоматически, инстинктивно пытаемся прихлопнуть его. Есть другой уровень, уровень сознательного мышления. Я рассуждаю, выношу суждение, я думаю, я выступаю за и против определенных фактов. Но и это не все. Мы знаем ограниченность своего рассудка. Пределы, в которых рассудок действует, очень невелики, но и в эти пределы попадают факты, которые могли попасть только извне, то есть оттуда, куда рассудок проникнуть не в состоянии. Ум способен действовать на более высоком уровне, на уровне сверхсознания. Когда ум достигает этого состояния, которое называется самадхи — совершенной сосредоточенности или сверхсознания, — он выходит в сферы, недоступные рассудку, и познает то, что ни инстинктам, ни рассудку просто не дано знать. Воздействием на тонкие силы, на различные проявления праны можно при умелом подходе поднять ум на более высокий уровень, привести его к состоянию сверхсознания, где он действует уже по-иному.
Во вселенной есть одна субстанция, охватывающая все уровни существования. В физическом смысле вселенная едина, и нет разницы между солнцем и вами. Любой ученый подтвердит, что нам только кажется, будто это не так. На самом деле нет разницы между столом и мною: стол — одна точка в массе вещества, я — другая. Всякая форма представляет собой как бы водоворот в бесконечном океане вещества, где все изменчиво. Как в проточной воде может быть миллион водоворотов, вода которых ни на миг не остается прежней, но покружившись несколько мгновений, убегает, сменяясь новой, так и вселенная представляет собой постоянно изменяющуюся массу вещества, в котором формы жизни — нечто подобное водоворотам. Масса вещества вливается в один водоворот, например человеческое тело, пробыв в нем некоторое время, изменяется и вливается в другой, допустим в животный организм, по прошествии нескольких лет переливается в минерал. Идут непрестанные перемены, ни одна форма не является постоянной. Не существует моего тела или вашего тела, это только слова. Одна точка в колоссальной массе вещества называется Солнце, другая — Луна, третья — человек, следующая — Земля, еще какая-то — растение или минерал. Ничто не является постоянным, все изменчиво, вещество то сгущается, то распадается, и так без конца. Это относится и к уму. Вещество представлено эфиром, когда прана действует самым трудноразличимым образом, этот же эфир, в состоянии тончайших колебаний, представляет уже ум, но это все та же масса вещества. Если человек способен просто ощутить эти тончайшие колебания, то он видит и чувствует, что из них состоит вся вселенная. Существуют препараты, под воздействием которых человек, оставаясь в чувствах, может испытать это. Многие из вас, наверное, помнят знаменитый эксперимент сэра Хэмфри Дэви,[85] когда под воздействием веселящего газа он прервал лекцию, застыл в некотором подобии транса, а затем провозгласил, что вселенная состоит из идей. Что с ним произошло? Прекратилось действие низких колебаний, и он ощущал одни тонкие колебания, которые назвал «идеями». Дэви воспринимал одни тонкие колебания, все приняло форму мысли, вселенная предстала в виде океана мысли, в котором и он сам, и все остальные выглядели мыслительными водоворотами.
Таким образом, мы обнаруживаем единство и в универсуме мысли, и наконец, придя к «Я», мы убеждаемся, что это «Я» может быть только Единым. За колебаниями вещества в его воспринимаемых и невоспринимаемых аспектах, за движением существует только Единство. Единство существует и в явленных формах движения. Это неопровержимые факты. Современная физика тоже доказала, что энергия равномерно распределена по всей вселенной. Доказано, что энергия существует в двух формах. Она становится потенциальной, затухает, успокаивается, затем проявляется в виде различных сил, потом возвращается к состоянию покоя и проявляется опять. Она вечно проходит фазы эволюции и инволюции. Так вот, как уже говорилось ранее, контроль над этой праной и есть то, что называется пранаямой.
В человеческом теле прана проявляет себя наиболее наглядным образом в движении легких. Если это движение прекращается, то, как правило, немедленно прекращается и действие всех остальных сил. Есть, однако, люди, способные обучиться тому, чтобы их тело продолжало жить и по прекращении движения легких. Есть люди, которые могут жить без дыхания по нескольку дней, будучи зарытыми в землю. Достичь высокого мы можем лишь с помощью примитивного, постепенно поднимаясь все выше и выше, пока не придем к цели. Практически пранаяма означает контроль над движением легких, над движением, связанным с дыханием. Не дыхание производит прану, это она вызывает дыхание. Движением легких втягивается воздух. Прана движет легкими, движение легких втягивает воздух. Следовательно, пранаяма — это не дыхание, а контроль над усилиями мышц, которые приводят в движение легкие. Сила мускулов, идущая от нервов к мышцам, а от них к легким, заставляя их двигаться определенным образом, есть прана. Ее-то мы и должны контролировать методом пранаямы. Стоит пране оказаться под контролем, как мы обнаруживаем, что постепенно попадают под контроль все ее действия в нашем теле. Я своими глазами видел людей, которые умели управлять чуть ли не каждой мышцей тела, а почему бы и нет? Если я могу управлять определенными мышцами, то почему не всеми мышцами и нервами? Что тут невозможного? В обычном состоянии контроль над ними утрачен, и они действуют автоматически. Мы не умеем шевелить ушами, но знаем, что животные делают это. Мы не управляем движением ушей, потому что не упражняем в себе эту способность. Это и есть то, что называется атавизмом.
Нам известно и другое, что способность, ставшая латентной, может быть восстановлена. Любая дремлющая способность нашего тела может быть активизирована путем настойчивых упражнений. Рассуждая таким образом, мы видим, что нет ничего невозможного, напротив, весьма вероятна возможность подчинить своей воле собственный организм. Йог добивается этого методами пранаямы. Наверное, многие из вас читали, что, делая упражнения пранаямы, при вдохе вы должны наполнить тело праной. Слово «прана» на английский часто переводят как «дыхание», в результате чего начинают спрашивать, а как это делается. Беда тут в переводе. Праной, жизненной энергией, можно наполнить каждую частицу тела, и, научившись делать это, вы сможете управлять этой частицей. Вы можете подчинить себе любую болезнь, любое неприятное ощущение; более того, вы сможете контролировать не только собственное тело. В этом мире все передается — и хорошее, и дурное. Если ваше тело напряжено, то напряженность может передаваться и другим. Если же вы сильны и здоровы, то и окружающие вас станут сильнее и здоровее, но если вы больны и слабы, то это может затронуть других. Когда один пытается вылечить другого, то прежде всего делается попытка поделиться собственным здоровьем. Но это самый примитивный способ лечения. Здоровье действительно можно передать другому, сознательно или неосознанно. Человек очень сильный, живя бок о бок со слабым, сделает последнего чуточку сильнее, независимо от того, понимает он это или нет. Когда это делается сознательно, процесс идет быстрее и лучше. Процесс таков: более сильный лучше владеет своей праной и способен как бы усилить ее колебания, с тем чтобы их воспринял другой.
Известны случаи, когда этот процесс происходил и на расстоянии, хотя на самом деле расстояния — в смысле разрыва — не существует. Какое расстояние дает разрыв? Есть ли разрыв между вами и Солнцем? Ведь речь идет о единой массе вещества, в котором Солнце — одна точка, вы — другая. Можно найти разрыв между одной точкой в течении реки и другой? В таком случае, что мешает энергии передаваться? Бессмысленное предположение. Случаи исцеления на расстоянии вполне правдивы. Прана может передаваться на огромном расстоянии, беда лишь в том, что на каждый подлинный случай приходятся сотни выдумок. Процесс целительства не так легок, как принято думать. Во многих случаях оказывается, что целители попросту используют способность организма к самоисцелению. Приходит аллопат к холерному больному и дает ему свои лекарства. Приходит гомеопат и дает свои, которые, возможно, действуют успешней, потому что гомеопат меньше вторгается в организм больного и не мешает природе делать свое дело. Еще лучше получается у целителя, применяющего внушение или молитву (faith-healer), поскольку он использует энергию своего ума и, внушая больному веру, пробуждает его дремлющую прану.
Духовные целители постоянно совершают одну и ту же ошибку: им все кажется, будто больного непосредственно исцеляет вера. Но вера сама по себе не в состоянии все исцелить. Существуют болезни, самым страшным симптомом которых является то, что больной не думает, будто он болен вообще. Сильная вера такого больного есть симптом болезни, который, как правило, указывает на его скорую смерть. В этих случаях принцип «вера исцеляет» несостоятелен. Если бы вера могла исцелять сама по себе, то выздоравливали бы и такие больные. На самом деле больного излечивает прана. Человек чистый, который научился управлять своей праной, может вызвать колебания праны, а те, передаваясь другим, вызовут у них резонансные колебания. Это происходит буквально на каждом шагу в повседневной жизни. Например, я с вами говорю. Что я стараюсь сделать? Можно сказать, что я создаю определенные колебания своего ума, и чем лучше я это делаю, тем сильнее воздействуют на вас мои слова. Вы все знаете, что в те дни, когда я испытываю большой энтузиазм, вас больше увлекают мои лекции, когда я не в форме, то вы теряете к ним интерес.
Люди, которые вели за собой мир, люди, являющиеся очагами громадной энергии, — это те, кто умеет вызывать сильные колебания своей праны. Колебания такой мощи мгновенно захватывают других, и тысячи людей увлечены или полмира думает так же, как и они. Все великие пророки мира были людьми, умевшими поразительным образом контролировать свою прану, что дало им огромную силу воли. Такие люди приводят прану в состояние сильнейшего движения, что и дает им власть над душами людей. Вся их сила проистекает из этого, хотя они могут и не знать об этом, но только такое возможно объяснение. Бывает так, что прана в вашем теле в большей или меньшей степени сосредоточивается в каком-то одном органе, происходит нарушение равновесия, а нарушенное равновесие праны и есть то, что мы называем болезнью. Исцеление состоит в том, чтобы либо удалить избыточную прану, либо добавить недостающую. Опять-таки методиками пранаямы можно уточнить, в какой части организма слишком много или слишком мало праны. Со временем чувства могут обостриться настолько, что мозг будет улавливать нехватку праны в пальце ноги или руки и сумеет исправить положение дел. Это одна из многочисленных функций пранаямы. Овладевать ими надо не спеша и постепенно. Как видите, весь смысл раджа-йоги заключается в том, чтобы научиться управлять праной на ее различных уровнях. Сконцентрировав всю свою энергию, человек подчиняет себе прану своего тела. Погружаясь в медитацию, человек тоже концентрирует прану.
В океане разные волны — громадные, как горы, небольшие, совсем крохотные, едва различимые, но все они составляют безбрежный океан. Еле заметная рябь — одно проявление океана, гороподобный вал — другое. Так и люди — один громаден, другой совсем мал, но оба соединены с океаном энергии, которая питает собой все живое. За всякой формой жизни скрывается неисчерпаемый запас энергии. Жизнь может вначале проявиться как грибок, как крохотный, микроскопический всплеск, но, постоянно питаясь от этого неисчерпаемого источника энергии, она будет изменять свою форму, медленно, но неуклонно, пока с течением времени не проявится в виде растения, потом животного, потом человека и, наконец, йога. На это уйдут миллиарды миллиардов лет, но что такое время? Увеличение скорости, усиление борьбы может преодолеть пропасть времен. Йог скажет вам, что процесс, нормально требующий очень много времени, может быть ускорен усилением действия. Человек может жить, неспешно черпая энергию из бесконечной массы, существующей во вселенной, и у него уйдут сотни тысяч лет на то, чтобы стать дэвом,[86] потом еще сотни тысяч лет, чтобы подняться выше этого, и, может быть, миллионы лет, чтобы достичь совершенства. Но при быстром развитии время может и сократиться. Разве нельзя — при достаточном усилии — достичь такого же совершенства в шесть месяцев или в шесть лет? Здравый смысл показывает, что тут нет ограничений. Если паровоз на определенном количестве угля проходит две мили в час, он способен двигаться и быстрее при увеличении сжигания угля. Таким же образом отчего не может душа напряженным трудом достичь совершенства в течение жизни? Нам ведь известно, что все живое в конечном счете придет к этой цели, но обязательно ли ждать миллионы лет? Отчего не достичь совершенства сразу, в этой плотской оболочке, в человеческом облике? Что мешает мне получить немедленно и беспредельное знание, и беспредельные силы?
Это и есть идеал, к которому стремится йог, идеал всей йоги как науки — научить человека усилением его восприятий сокращать время, необходимое для совершенствования, вместо того чтобы медленно, шаг за шагом брести к нему, ожидая, пока достигнет совершенства весь род человеческий. Великие пророки, святые, провидцы всего мира, что они делали? Они за одну жизнь проживали всю историю человечества, все то время, которое обыкновенно требуется для достижения совершенства. За одну жизнь они становились совершенными, они больше ни о чем не думали, ни одну минуту не жили ради другой цели, и, таким образом, их путь оказался короче. Вот что имеется в виду под сосредоточением, развитием силы восприятия, сокращением времени. Раджа-йога учит нас, как добиться силы сосредоточения.
Как соотносится пранаяма со спиритизмом? Спиритизм — это тоже проявление пранаямы. Если это правда, будто духи существуют, только мы не можем их увидеть, то, по всей вероятности, вокруг нас сотни и миллионы духов умерших, но мы их не видим, не чувствуем, не можем коснуться их. Возможно, мы постоянно проходим сквозь их тела, а они нас не видят и не чувствуют. Это — окружность в окружности, вселенная во вселенной. Мы обладаем пятью органами чувств, и мы представляем собой прану в определенном диапазоне колебаний. Все существа того же диапазона видят друг друга, но, если существуют иные, представляющие собой прану в колебаниях более тонких, они будут невидимы для нас. Можно так усилить интенсивность освещения, что мы перестанем видеть свет, но могут быть существа с глазами более сильными, и те его будут видеть. Или наоборот, при низких световых колебаниях мы не видим, а кошки и совы видят, наше зрение действует только на одном уровне колебаний праны. Или возьмите атмосферу: она состоит из слоев, слои плотные расположены ближе к земле, а чем выше, тем более разреженной становится атмосфера. Или океан: на глубине давление воды больше, и глубоководные рыбы не могут подняться на поверхность, их разорвет.
Представьте себе вселенную в виде эфирного океана, который состоит из слоев, по-разному колеблющихся под воздействием праны. Чем дальше от центра, тем слабее колебания, с приближением к центру колебания делаются все чаще и чаще, а каждый слой — это один диапазон колебаний. Теперь представьте себе, что слои отделены один от другого: столько-то миллионов миль — одни колебания, столько-то миллионов миль — другие и так далее. Тогда вполне можно предположить, что все, живущее в слое одних колебаний, воспринимает свое окружение, но не обитателей других слоев. Но точно так же, как при помощи телескопа и микроскопа человек расширяет поле своего зрения, при помощи йоги мы можем вызвать у себя колебания другого диапазона и таким образом увидеть происходящее там. Предположим, эта комната полна невидимых существ. Они — частые колебания, а мы с вами — медленные, но и они, и мы — это прана. И все мы — частицы единого океана праны, отличные только по своим колебаниям. Если я сумею вызвать у себя частые колебания, я немедленно окажусь в ином слое существования, вас я перестану видеть, вы исчезнете, а те, другие, появятся. Кое-кто из вас, возможно, знает, что это так. Весь процесс перехода ума в слой более тонких колебаний в йоге называется одним словом — самадхи. Это слово означает все уровни высоких колебаний, сверхсознательное состояние ума. Более низкие состояния самадхи позволяют нам увидеть эти существа. Наивысшая же степень самадхи позволяет увидеть подлинную вещь, материал, из которого состоит все, включая и различные формы жизни. Познав комок глины, мы познаем всю глину во вселенной.
Таким образом, пранаяма имеет касательство даже к тому истинному, что есть в спиритизме. Нетрудно убедиться в том, что любая секта или вообще любая группа людей, занятая поисками оккультного или мистического, по сути дела, использует методы йоги — попытки управлять все той же праной. Всякое неординарное проявление силы есть свидетельство существования праны. Прана объемлет собой даже физические явления. Что движет паровоз? Прана, действующая через пар. Что такое электричество и прочие силы, если не прана? Что такое физика как наука? Та же пранаяма, изучаемая во внешних проявлениях. Но праной, проявляющейся как духовная сила, можно управлять только духовными средствами. Часть пранаямы, направленная на управление ее физических проявлений с помощью физических средств, называется физикой, часть же, направленная на управление праной как ментальной силой с помощью психических средств, называется раджа-йогой.
Глава IV
ПСИХИЧЕСКАЯ ПРАНА
Йоги считают, что по позвоночному столбу проходят два нервных течения: питала и ида, а вдоль спинного мозга идет полый канал под названием сушумна, который заканчивается тем, что йоги именуют «лотосом Кундалини». По описанию он выглядит как треугольник, в который уложена, выражаясь символическим языком йогов, сила Кундалини. Когда Кундалини пробуждается, она пытается проложить себе путь через канал, и, по мере того как она поднимается все выше и выше, как бы слой за слоем очищается от помех, йог получает доступ к различным видениям и удивительным возможностям. В тот миг, как Кундалини касается мозга, йог полностью освобождается от ума и тела — его душа совершенно свободна.
Мы знаем, что спинной мозг имеет специфическую структуру. Если мы представим себе число восемь, расположенное горизонтально (∞), то там будут две части, связанные в середине. Допустим, что вы добавляете восьмерку за восьмеркой, укладывая их друг на друга, это и даст вам представления о спинном мозге. Слева расположена ида, справа — пингала, а полый канал, проходящий через середину спинного мозга, — это сушумна. Там, где спинной мозг заканчивается, есть тонкая ткань, идущая вниз, и канал проходит через эту ткань, становясь, правда, значительно тоньше. Канал закрыт снизу, вблизи так называемого Sacral plexus (имеющего треугольную форму, как свидетельствует современная физиология). Различные нервные узлы, центры которых расположены в спинном мозгу, могут быть достаточно хорошо соотнесены с «лотосами» йогов.
Йоги также считают, что вдоль спинного мозга расположен ряд центров, начиная с базового — муладхары и кончая сахасрарой, тысячелепестковым лотосом, раскрывающимся в мозгу. Если принять нервные узлы спинного мозга за лотосы, о которых говорят йоги, то представления йогов легко поддадутся переводу на язык современной физиологии. Нам известно, что нервы способны на афферентные и эфферентные действия, что есть чувствительные и двигательные импульсы, равно как импульсы центробежные и центростремительные, но все импульсы в конечном счете связаны с мозгом. Для дальнейших истолкований нам нужно вспомнить еще ряд фактов. В головном мозгу спинной мозг заканчивается медуллой, которая свободно плавает в жидкости, так что при ударе по голове она имеет шанс остаться в целости. Нам важно помнить об этом. Затем нам следует помнить, что из всех нервных центров, или лотосов, особенно значительную роль играют три: муладхара, сахасрара — тысячелепестковый лотос в мозгу, и манипура — лотос в области пупка.
Перейдем теперь к фактам, известным нам из физики. Никто не знает, что такое электричество, но можно сказать, что это — одна из форм движения. Но форм движения во вселенной много, чем же отличается электричество от других? Молекулы, составляющие этот стол, движутся хаотически, если бы удалось двинуть их в одном направлении, то это движение стало бы электричеством, электричество заставляет молекулы тела двигаться в одном направлении. Если бы молекулы воздуха в комнате получили направленное движение, комната превратилась бы в гигантскую батарею. Из физиологии известно, что центр, регулирующий респираторную систему, отчасти контролирует и систему нервных импульсов.
Теперь мы видим, зачем нам нужны дыхательные упражнения. Прежде всего ритмическое дыхание вызывает в молекулах тела тенденцию к направленному движению. Когда ум превращается в волю, нервные импульсы приобретают характер электрического тока. Доказано, что нервы под действием электрического тока обнаруживают полярность. Иными словами, когда воля преобразуется в нервные импульсы, она становится подобной электричеству. Когда же все движения тела приходят в состояние полной ритмичности, тело становится чем-то вроде огромной батареи воли. Как раз к этому и стремится йог, а изложенное мною есть физиологическое объяснение смысла дыхательных упражнений. Ритмическое дыхание ритмизирует все движения тела и помогает нам, через респираторный центр, управлять и другими центрами. В этом случае цель пранаямы заключается в том, чтобы привести в движение силу Кундалини, уложенную в свернутом виде в муладхаре.
Все, что мы видим наяву или во сне, все, что мы воображаем, воспринимается нами пространственно. Речь идет об обычном пространстве, о первичном пространстве, которое носит название махакаша. Когда йог читает мысли других людей или воспринимает сверхчувственные объекты, он их видит в ином пространстве, в пространстве психическом, или читтакаше. А когда из восприятия исчезают объекты и душа сияет в своем природном виде, то ее пространство — это уже чидакаша — пространство знания. При пробуждении Кундалини и ее начальном продвижении по каналу сушумны все восприятия находятся в психическом пространстве, а по достижении ею мозга и исчезновении объектов восприятие переходит в пространство знания. По аналогии с электричеством можно сказать, что человек способен передавать энергию только по проводам, природе же для передачи ее колоссальных энергий не требуются провода, мы пользуемся проводами только из-за нашего неумения обойтись без них.
Таким же образом все чувствительные и двигательные импульсы посылаются в мозг и исходят из него по нервным волокнам. Стволы чувствительных и двигательных нервов в спинном мозгу и есть то, что йоги зовут пингала и ида — главные каналы для передачи афферентных и эфферентных импульсов. А не может ли мозг рассылать свои команды без волокон и реагировать на их исполнение тоже без помощи волокон? Мы видим, что в природе это происходит. Йог говорит, что, если вы этому научились, вы больше не раб материи. Как же это делается? Если вы сумеете направить импульсы через сушумну, канал посредине спинного мозга, то проблема решена. Мозг, создавший систему нервных волокон, теперь должен отказаться от нее и действовать без них. Только тогда к нам придет истинное знание, освобожденное от плотского порабощения, вот почему так важно научиться управлять сушумной. Йоги утверждают, что все дело в том, чтобы посылать психические импульсы через узкий канал, минуя нервную ткань, действующую как провода, и уверяют, что это возможно. И тогда проблема решена.
У обычного человека сушумна закрыта в своем нижнем конце и потому бездействует. Йоги предлагают способ открыть ее и пропускать через сушумну нервные импульсы. Когда ощущение достигает центра, центр реагирует. Если эта реакция автоматическая, то она сопровождается движением. Если она осознанна, то она сначала сопровождается восприятием, а затем движением. Всякое восприятие есть реакция на внешний раздражитель. Как же в таком случае возникает оно во снах? Во снах ведь внешние раздражители не действуют, значит, чувственные восприятия таятся где-то в нас самих. Например, я вижу город, я его воспринимаю через реакции на раздражения от внешних объектов, составляющих этот город. Внешние объекты воздействовали на мои нервы, а те в свою очередь привели в движение молекулы мозга. Я могу вспомнить этот город даже через длительный промежуток времени: память есть повторение того же процесса, но в более мягкой форме. Однако колебания в моем мозгу уже не вызваны первоначальными раздражениями. Значит, эти восприятия таились где-то во мне, и это они вызвали ту смягченную реакцию, которую мы называем сновидением.
Центр, где хранятся все эти остаточные восприятия, и называется муладхара, основное хранилище, а свернутая в кольца энергия действия есть Кундалини. Вполне вероятно, что в этом же центре хранится и запасная двигательная энергия, поскольку после периода глубокой сосредоточенности, или медитации, на внешних объектах часть тела, где расположена муладхара, разогревается.
Если можно возбудить и активизировать эту свернутую в кольца энергию, сознательным усилием заставить ее подниматься по сушумне, то, по мере того как, проходя через различные нервные узлы, она будет приводить и их в действие, наступит реакция огромной силы. При прохождении крохотной частицы энергии по нервным волокнам и раздражении узлов возникающие восприятия — это либо сновидения, либо мечты. Когда же путем долгой внутренней медитации возбуждается огромная масса энергии и она поднимается по сушумне, сильно активизируя центры, тогда реакция значительно превосходит сновидения или мечтания, становится куда более интенсивной, чем ощущения и восприятия. Это уже сверхчувственное восприятие. Достигнув же метрополии всех ощущений, мозга, она заставляет его реагировать целиком, и в результате мы видим ничем не затемненный свет, мы воспринимаем «Я». По мере того как Кундалини поднимается от одного центра к другому, ум раскрывается, слой за слоем, и йог воспринимает вселенную в ее чистой, причинной форме. Только тогда познаются причины вселенной, и как ощущения, и как реакции на них, и приходит полнота знания. Если же познаны причины, то за этим, естественно, следует познание следствий.
Таким образом, пробуждение Кундалини есть единственный способ постижения Божественной Мудрости, восприятие сверхсознанием, реализация духа. К пробуждению можно идти разными путями — через любовь к Богу, через благость мудрецов, достигших совершенства, или через мощь аналитической воли философов. Но любое проявление того, что обыкновенно зовется сверхъестественными силами, или мудростью, есть свидетельство прохода Кундалини через сушумну. Правда, в большинстве случаев человек в своем невежестве нечаянно нашел способ высвободить малую часть энергии свернутой в кольца Кундалини. Сознательно или неосознанно, но любое поклонение божеству ведет именно к этому. Кто думает, что получил ответ на свои молитвы, не знает, что обрел удовлетворение от собственной своей природы, что состояние, в которое он привел себя молитвой, способствовало частичному пробуждению той огромной энергии, что есть в нем самом. То, чему люди невежественно поклоняются под разными именами, страшась и страдая, йог объявляет реальной силой, находящейся во всем живом, — матерью вечного блаженства, к которой нужно только знать, как обратиться. И раджа-йога — это религиозная наука, разумное объяснение всех культов, молитв, форм почитания, церемониалов и чудес.
Глава V
УПРАВЛЕНИЕ ПСИХИЧЕСКОЙ ПРАНОЙ
Теперь пора перейти к упражнениям пранаямы. Мы уже знаем, что первым шагом йоги считают управление дыхательной системой. От нас требуется ощутить неприметнейшие движения, происходящие в нашем теле: мы приучили свой ум наблюдать происходящее вовне нас, не замечая того, что происходит внутри. Чтобы управлять этими неприметными движениями, нужно прежде всего заметить их. Нервные импульсы идут через весь организм, наполняя жизнью и активностью каждую мышцу, но мы ничего не чувствуем. Йоги же утверждают, что можно научиться следить за ними. Каким образом? Контролируя движения легких. Если достаточно долго делать это, то можно начать контролировать и менее заметные движения.
Что нужно для упражнений пранаямы: сядьте прямо, тело должно быть распрямлено. Хотя спинной мозг не прикреплен к позвонкам, он все же находится внутри них. Не распрямившись, вы не даете распрямиться и освободиться и спинному мозгу. Всякий раз, когда вы пытаетесь медитировать, не выпрямив позвоночника, вы наносите себе вред. Три части тела — грудь, шея и голова — должны постоянно составлять прямую линию, и вы скоро обнаружите, что научиться держаться прямо не труднее, чем дышать. Затем нужно взять под контроль нервы. Мы уже говорили, что нервный узел, управляющий дыханием, в известной степени оказывает воздействие на нервную систему в целом, поэтому так важно приучить себя дышать ритмично. Наше обычное дыхание вообще не имеет права именоваться так, оно чрезвычайно неравномерно, не говоря уже о естественных различиях в том, как дышат мужчины и женщины.
Итак, первое упражнение заключается в том, чтобы просто-напросто размеренно вдыхать и выдыхать. Это гармонизирует организм. Через некоторое время полезно будет прибавить к этому повторение священных слов, таких, как «Ом» или других.[87] В Индии вместо счета раз-два-три-четыре употребляются символические слова, поэтому я и советую повторять в уме «Ом» или другое священное слово. Пусть слово «Ом» входит в вас или выходит из вас вместе с дыханием, ритмично, гармонично, и вы скоро почувствуете, как ритм охватывает все ваше тело. Только тогда вы поймете, что такое настоящий отдых. По сравнению с этим ощущением даже сон не дает такого отдыха. Успокоятся самые истрепанные нервы, и вы почувствуете, что никогда раньше не отдыхали так хорошо.
Первые результаты упражнений скажутся на выражении лица — исчезнут резкие складки и, по мере того как успокаиваются мысли, спокойствие проступит и на лице. Затем изменится голос, он станет красивее. Мне не приходилось встречаться с йогом, чей голос не был бы приятен. Но до этих изменений должно пройти несколько месяцев, однако, после того как в течение нескольких дней вы проделывали простые дыхательные упражнения, вам нужно перейти к более сложным. Медленно наполните легкие через ида, левую ноздрю, сосредоточенно следя за сопутствующими нервными импульсами. Следите за тем, как вы направляете нервный импульс вниз по позвоночному столбу, где импульс сильно и резко раздражает последний нервный узел, основной лотос, треугольный по форме, в котором и находится Кундалини. Задержите там импульс. Представьте себе, что вместе с медленным выдохом вы направляете этот нервный импульс вправо и через пингалу выводите его сквозь правую ноздрю. Это упражнение покажется вам немного трудней; для облегчения лучше всего закрыть правую ноздрю большим пальцем и медленно втягивать воздух через левую, затем, зажав обе ноздри большим и указательным пальцами, представить себе, как вы направляете нервный импульс вниз по сушумне и он ударяет по ее основе, а потом отнять палец от правой ноздри и выдохнуть воздух. Теперь медленно вдохните через эту ноздрю, держа левую закрытой указательным пальцем, и снова закройте обе ноздри. Людям, выросшим не в Индии, где к этим упражнениям приучают с детства и у детей разрабатываются легкие, такое дыхание дается с трудом, поэтому лучше начинать с четырех секунд, постепенно увеличивая время: четыре секунды на вдох, шестнадцать — на задержку дыхания и восемь — на медленный выдох. Это и составляет пранаяму. Одновременно нужно думать о базовом лотосе, треугольном по форме, сосредоточить внимание на этом нервном центре. Воображение может оказать здесь большую помощь. Следующий вдох делается медленно, но за ним сразу следует выдох, также медленно, затем идет задержка дыхания на тот самый счет, что и раньше. Разница в том, что в первом случае дыхание задерживается на вдохе, во втором — на выдохе. Второй вариант легче. Упражнение с задержкой дыхания на вдохе нельзя делать больше чем четыре раза утром и четыре раза вечером. Со временем можно наращивать и число упражнений, и время задержки дыхания. Вы сами почувствуете, когда у вас появятся силы для этого, кроме того, упражнения должны доставлять вам удовольствие. Постепенно и осторожно наращивайте счет от четырех до шести, если чувствуете, что в силах сделать это, но помните, что нерегулярные упражнения могут принести вред здоровью.
Из трех вышеперечисленных процессов очищения нервов первый и последний не составляют ни труда, ни опасности. Чем дольше вы делаете первое упражнение, тем спокойнее вы становитесь, пока наконец вы не сможете просто произнести слово «Ом», даже во время работы, и оно успокоит вас. Если серьезно заниматься упражнениями, то наступит день, когда пробудится Кундалини. Кто просто делает упражнения дважды в день, скоро испытает некоторое успокоение тела и духа, а также обретет приятный голос, но лишь те, кто пойдет дальше этого и испытает пробуждение Кундалини, те начнут преображаться, и книга знания откроется перед ними. Собственно говоря, вам больше не потребуется обращаться к книгам за знанием, ваш ум станет книгой, содержащей в себе все знание. Я уже рассказывал о токах ида и пингала, струящихся по обе стороны позвоночного столба, и о сушумне, расположенной внутри него. Они есть у каждого животного, у всех позвоночных, но йоги считают, что даже у обычного человека сушумна закрыта и, в то время как ида и пингала распределяют энергию по организму, ее действие не ощущается.
Сушумна открыта только у йогов. Когда она открывается и энергия поднимается по ней, мы выходим за пределы чувственных восприятий, обретаем сверхчувственные, сверхсознательные качества, выходим из границ интеллекта в пределы, недосягаемые для логических построений. Главная цель йоги — открытие сушумны, вдоль которой расположены нервные центры, или, выражаясь метафорически, лотосы. Ниже всех помещается муладхара, ею заканчивается спинной мозг, затем выше идет свадхистхана, третий лотос — манипура, четвертый — анахата, пятый — вишудха, шестой — аджна, и седьмой, тысячелепестковый лотос сахасрара, помещается в головном мозгу. Пока что нас будут интересовать только два лотоса, нижний и верхний — муладхара и сахасрара, потому что энергия должна быть высвобождена из муладхары и доставлена в сахасрару. Йоги утверждают, что из всех видов энергии человеческого организма наивысшей является та, которую они называют оджас. Оджас находится в мозгу, и чем его больше, тем сильнее, умнее и духовно крепче человек. Вот два человека: один излагает прекрасным языком прекрасные мысли, но они не волнуют сердца, у другого — ни мыслей, ни слов, но он завораживает людей, и каждое его движение исполнено силы. Это и есть проявление оджаса.
Оджас присутствует в каждом человеке, но в разной степени. В принципе все силы организма становятся оджасом в своем наивысшем проявлении. Надо помнить, что это только вопрос трансформации. Энергия, действующая вне нас в виде электричества или магнетизма, преобразуется во внутреннюю энергию организма, точно таким же образом мускульная сила может преобразовываться в оджас. Йоги считают, что та часть человеческой энергии, которая выражается через сексуальную деятельность или сексуальные помыслы, легко преобразуется в оджас, при условии что ею управляют. Поскольку же преобразование происходит через муладхару, то йоги уделяют особое внимание именно этому центру. Йог старается собрать всю свою сексуальную энергию и обратить ее в оджас. Поднять оджас и накопить его в мозгу может только воздержанный мужчина или женщина, поэтому воздержание и считается высшей добродетелью. Человек и сам чувствует, что от невоздержания сникает его духовность, он утрачивает и силу ума, и моральную стойкость. Вот почему все мировые религии, давшие человечеству гигантов духа, утверждают принцип строгого воздержания, вот почему существуют монашеские ордена, для вступления в которые необходим обет безбрачия. Необходимо соблюдать строгую чистоту мысли, слова и дела, без этого раджа-йога становится весьма опасной и может привести к безумию. Как может человек надеяться стать йогом, если, выполняя предписания, он все же ведет недостаточно чистый образ жизни?
Глава VI
ПРАТЬЯХАРА И ДХАРАНА
Следующий шаг носит название пратьяхара. Что это такое? Вам известен процесс возникновения восприятий: в нем прежде всего участвуют внешние средства, а затем внутренние органы, действующие по команде мозговых центров, и уже потом ум. В результате их совместного действия мы воспринимаем объект, находящийся вне нас. Однако уму бывает очень трудно сосредоточиться на действии одного какого-то органа, наш ум раб.
Весь мир учит человека: будь добрым, добрым, добрым. Едва ли существует на свете ребенок, которому не говорили бы: не воруй, не говори неправду, — но никто никогда не объясняет ребенку, что ему делать, чтобы удержаться от этого. Разговорами тут делу не поможешь. Ну почему бы ребенку не воровать? Мы же его не учим, как не воровать, просто говорим — не надо! Ребенку можно помочь, если его научить управлять своими помыслами. Все действия, внутренние и внешние, происходят, когда ум вступает в связь с различными центрами, которые мы называем органами. Вольно или невольно ум влечет к центрам, поэтому и совершают люди нелепые поступки и чувствуют себя несчастными, чего не произошло бы, умей они управлять собственным умом. Что было бы, если бы человек управлял собой? Ум не влекло бы к центрам восприятий, и, естественно, ощущения и желания оказались бы под контролем. Это ясно. Но возможно ли? Вполне возможно. И в этом можно убедиться даже в наше время: целители посредством внушения учат своих больных отрицать страдание, боль и зло. Их философские объяснения бывают достаточно путаными, но их действия — часть йоги, которую они случайно для себя открыли. Когда же они облегчают страдания больного, заставляя его отрицать боль, они прибегают к пратьяхаре: делают ум больного настолько сильным, что он игнорирует чувственные восприятия. Нечто похожее делают и гипнотизеры, которые своими внушениями вызывают у больного на время нездоровую пратьяхару. Но так называемое гипнотическое внушение воздействует только на слабый ум, кроме того, внушение вообще не оказывает воздействия, если гипнотизер не приведет ум больного в состояние нездоровой пассивности.
Временный контроль над центрами, который устанавливает гипнотизер или целитель внушением, должен быть осужден, ибо в конечном счете он губителен. В этом случае не больной силой собственной воли начинает управлять мозговыми центрами, а, наоборот, чужая воля оглушает мозг больного неожиданными ударами. Не поводья, натягиваемые сильной рукой, останавливают бешеный бег огневой упряжки, а посторонняя рука бьет коней, заставляя их смириться на время. Если сеансы лечения повторяются, то человек начинает утрачивать внутреннюю энергию; его ум, вместо того чтобы набраться сил для управления собой, превращается в обессиленную бесформенную массу, а больного ждет одна только психиатрическая клиника.
Любая попытка управлять человеком, которая не исходит добровольно от самого человека, губительна для человека, более того, она опровергает самое себя. Каждая душа устремлена к свободе — к свободе от порабощения материей и мыслью, к овладению внешней и внутренней природой. Посторонняя воля в любой форме — или непосредственно воздействующая на органы чувств, или подчиняющая их себе через подавленное состояние мозга — лишь добавляет звено к и без того тяжелой цепи, приковывающей человека к прошлым мыслям, к прошлым предрассудкам. Будьте осторожны, когда позволяете подчинять себя, и будьте осторожны, навязывая свое влияние, — вы рискуете погубить другого человека. Правда, иным удается сделать на какое-то время добро множеству людей, помогая развиться их собственным качествам. Но и в этом случае они губят миллионы других своими внушениями, подсознательными внушениями, вызывающими у миллионов то нездоровое, пассивное, гипнотическое состояние, которое в конечном счете почти лишает их души. А потому любой, кто требует слепой веры в себя или увлекает своей могущественной волей, причиняет человечеству вред, желает он того или нет.
Полагайтесь на собственный ум, сами управляйте и телом, и душой, помните, пока вы не выздоровеете, ничья чужая воля не поможет вам, избегайте всякого, как бы он ни был добр или велик, кто потребует от вас слепой веры. По всему миру рассеяны секты пляшущих, прыгающих и завывающих, их влияние распространяется со скоростью инфекции, ибо и это есть форма гипноза. Они с удивительной легкостью подчиняют себе на время чувствительных людей, но увы! Иной раз в результате этого подчинения вырождаются целые народы. Лучше человеку или народу погрязнуть в пороках, чем прийти к поверхностной добродетели под болезненным воздействием чужой воли. Сердце щемит от мысли о том, сколько вреда причинили человечеству религиозные фанатики, исходящие из лучших побуждений, но безответственные. Не знают они, что ум, испытавший внезапный духовный взлет под воздействием внушения, подкрепленного музыкой и молитвой, обрекает себя на пассивность, болезненность и бессилие, открывает себя иным внушениям, даже самым злым. Не знают эти невежественные, заблудшие люди, когда поздравляют себя с чудодейственной силой, помогающей им преображать сердца, с силой, по их предположениям изливающейся с небес от некоего заоблачного Существа, что сеют они семена грядущего упадка, преступлений, безумия и смерти. Остерегайтесь всего, что лишает вас свободы, помните — это опасно, и избегайте этого, как только можете.
Человек, умеющий соединять свой ум с органами чувств или отъединить его по собственной воле, овладел пратьяхарой (что означает «собирание вместе»), взял под контроль импульсы ума, высвободив его из суеты чувствований. Сделавший этот шаг действительно обретает характер и уже может совершить следующее движение в направлении свободы, ибо без этого все мы не более чем машины.
Но как же трудно управлять умом! Правильно сравнивают это занятие с ловлей разбушевавшейся обезьяны. Жила-была обезьяна, непоседливая, как все ее племя. А тут еще угостили обезьяну вином, от которого она совсем пришла в неистовство. Мало того, ее ужалил скорпион. Человек от скорпионьего укуса целый день места себе не находит, а уж обезьяна! Металась она, металась, и вошел в нее бес. Где найти слова, чтобы описать состояние обезьяны? Она подобна человеческому уму, который и по природе своей не знает покоя, когда же опьяняет его вино желаний, он неистовствует. Тут и жалит его скорпион ревности к успехам других, и бес гордыни входит в него, нашептывает ему, будто нет ничего важнее на свете, чем он. Как же трудно держать такой ум в узде!
Поэтому прежде всего нужно спокойно сесть и позволить уму нестись в любом направлении, пусть ведет себя как обезьяна, прыгающая с ветки на ветку. Пускай себе скачет, а вы просто сидите и наблюдайте. «Знание — сила», — гласит пословица, и это действительно так. Пока вы не поймете, что происходит с умом, вам не овладеть им. Отпустите поводья: чудовищные мысли могут прийти в голову, вы поразитесь тому, что способны на такие мысли. Но скоро вы убедитесь, что с каждым днем затихают метания ума, что с каждым днем он становится все спокойнее. В первые месяцы вас будет удивлять количество мыслей, проносящихся в голове, постепенно их будет меньше, потом еще меньше, пока наконец ум не окажется под контролем, но для этого нужно терпеливо работать изо дня в день. Стоит включить машину, и она приходит в действие; попадая в окружение объектов, мы их сразу начинаем воспринимать, а потому, если человек желает доказать свое отличие от машины, он должен утвердить свою независимость от внешних воздействий. Управление умом, способность отделить его от чувственных восприятий и есть пратьяхара. Как научиться ей? Это огромный труд, в котором можно преуспеть только в течение многолетней терпеливой, непрерывной борьбы.
После того как в течение некоторого времени вы занимались пратьяхарой, вы можете сделать следующий шаг, перейти к дхаране, способности удерживать ум в определенной точке. Что под этим имеется в виду? Заставьте ум воспринимать определенные части тела, и только их. Например, попробуйте сосредоточиться на ощущении только руки, больше ничего не чувствуя. Дхарана наступает, когда умчитта сконцентрирован в одной точке. Здесь возможны различные упражнения и нужна игра воображения. Например, если вы пожелаете сосредоточиться на точке в вашем сердце, вы убедитесь, что сделать это трудно, гораздо легче представить себе маленький лотос в этой точке. Это светящийся лотос, полный трепетного света. Пусть ваш ум пребывает там. Или думайте о светоносном лотосе в мозгу или о том, что происходит в сушумне.
Йог должен постоянно упражняться, поэтому предпочтительно, чтобы он жил в одиночестве: общение с людьми разного рода отвлекает его от мыслей; он не должен много говорить, потому что речь тоже отвлекает, он не должен много работать, потому что работа также отвлекает от мыслей, а после целого дня тяжелого труда невозможно контролировать ум. Йогом и называется человек, соблюдающий эти правила. Но столь велика сила йоги, что даже частичное соблюдение ее правил приносит большую пользу. Йога никому не вредна, но полезна всем.
Желающие овладеть йогой и готовые регулярно выполнять упражнения должны начать с диеты. Люди, намеренные продолжать прежний образ жизни, к которому они добавят некоторые упражнения, могут есть что хотят, но должны уменьшить свой рацион. Те же, кто стремится к быстрому продвижению и совершенствованию, должны соблюдать строгие диетические ограничения. Им лучше несколько месяцев питаться исключительно молоком и крупами. Вначале, когда организм только начнет перестраиваться, они обнаружат, что болезненно переносят любое отклонение от диеты. Буквально один глоток чужеродной пищи расстроит всю систему. Но так будет продолжаться лишь до того, как человек научится управлять системой, после этого он может есть что пожелает.
В начале упражнений на концентрацию внимания упавшая булавка может показаться ударом грома. По мере же совершенствования органов и восприятия делаются тоньше. Это фазы, через которые необходимо пройти, но все, кто проявит настойчивость, непременно добьются успеха. Оставьте на это время споры и все другое, что отвлекает вас. Что толку в сухой интеллектуальной эквилибристике? Она лишь выводит ум из равновесия и тревожит его. Вам же предстоит осознать более возвышенные вещи. Помогут ли этому разговоры? Лучше оставьте их. Читайте только то, что написано людьми, уже достигшими высших уровней сознания.
Ведите себя как раковина-жемчужница. Существует прелестная индийская притча: если идет дождь в то время, как восходит звезда Свати, дождевая капелька, упавшая в раковину, превращается в жемчужину.[88] Раковины знают это и потому всплывают на поверхность, когда засияет звезда, и ждут бесценную капельку. Как только капелька упадет, раковина закрывает створки, опускается на дно морское и терпеливо растит в себе жемчужину.
Так и мы должны вести себя. Услышать, понять, а затем, отрешаясь от всего отвлекающего, закрыть ум от внешних воздействий и целиком отдаться взращиванию истины в себе. Всегда существует опасность впустую растратить энергию на идею, которая кажется привлекательной только своей новизной, но потом может появиться и другая, еще новее. Возьмитесь за что-то одно и доведите это до конца, а пока не доведете до конца, не отвлекайтесь ни на что другое. Только тот увидит свет, кто поглощен одной мыслью, а не тот, кого влечет множество разных мыслей, ибо он так и останется рабом природы и никогда не выйдет за пределы чувственных восприятий.
Кто действительно желает стать йогом, тот должен раз и навсегда отказаться от верхоглядства. Сосредоточьтесь на одной идее. Пусть она станет вашей жизнью — думайте о ней, мечтайте о ней, живите ею. Отрешитесь от всего другого, и пусть одна эта идея заполнит собой ваш мозг, мышцы, нервы, все клетки вашего тела. Это — путь к успеху, и этим путем шли все великаны духа. Остальные — не более чем говорящие машины. Если мы хотим быть благословенны и дать благословение другим, нам следует проникнуть в глубь вещей. И первый шаг на этом пути заключается в том, чтобы не тревожить ум и не общаться с теми, чьи мысли тревожат. Каждый испытал это, есть люди, места или пища, которые вызывают у нас неприятные ощущения. Так вот, избегайте их. Тем же, кто решился достичь высших пределов, следует избегать общения вообще — и хорошего, и дурного. Трудитесь упорно: не имеет значения, живы вы или умрете. Вы должны с головой уйти в работу, не задумываясь о ее плодах. Если хватит у вас мужества, вы можете стать йогом через полгода. У тех же, кому хочется взять чуточку отсюда, а чуточку откуда-то еще, понемногу ото всего, никогда ничего не выйдет. Дело ведь не в том, чтобы просто пройти курс обучения. Для тех, кто исполнен тамаса, для людей невежественных и вялых, чей ум не в силах сосредоточиться на чем-то одном и вечно тянется к забавам, для них религия и философия тоже развлечение. Они не могут быть настойчивыми: прослушав беседу, они думают, что узнали что-то любопытное, придя же домой, забывают ее. Нужна несгибаемая настойчивость, огромная сила воли, чтобы достичь результатов. Настойчивость говорит: я выпью океан и горы обрушатся по моей воле. Найдите в себе такую энергию, такую волю, трудитесь неустанно, и вы достигнете цели.
Глава VII
ДХЬЯНА И САМАДХИ
Мы уже составили себе общее представление о различных разделах раджа-йоги, но еще не коснулись наиважнейших и сложнейших — обучения сосредоточению, которое является целью и смыслом раджа-йоги. Мы знаем, что все человеческое знание, называемое рациональным, относится к области сознания. Мое сознательное восприятие вот этого стола и вашего присутствия дает мне знание того, что вы и стол находитесь здесь. В то же время я не осознаю значительную часть моего бытия. Я имею в виду внутренние органы моего тела, разные области мозга, человек не сознает их присутствия.
Я принимаю пищу сознательно, но я перевариваю пищу неосознанно, как неосознанно проходит и процесс превращения пищи, скажем, в кровь. Когда кровь питает собой различные части моего тела, я это не осознаю. И все же все это проделываю я, не двадцать же человек живут в моем теле. А как я могу знать, что все это проделываю я, а не кто-то еще? Разве нельзя предположить, что моя функция заключается в принятии пищи и ее переваривании, а питает мое тело усвоенной пищей кто-то другой? Нельзя, так как почти всякое неосознанное действие организма можно вывести на уровень сознания. Мы видим, что сердце бьется без вмешательства с нашей стороны, мы не можем управлять им, оно делает свое дело. Однако человек способен научиться регулировать его ритм, замедлять, ускорять, почти останавливать. Управлять можно почти всеми органами тела. О чем это говорит? О том, что и действия, совершаемые неосознанно, все равно совершаются нами, только безотчетно. Итак, есть два уровня, на которых действует человеческий ум: уровень сознательный, где любое действие связано с чувством эгоизма, и уровень неосознанный, где отсутствует это чувство. У низших существ, животных, это называется инстинктом. У высших существ, включая наивысшее — человека, преобладают осознанные действия.
Но это еще не все. Существует и более высокий уровень, на котором способен действовать ум, — сверхсознание. В то время как неосознанность находится на уровне ниже сознания, эта деятельность ума находится над сознанием, и она свободна от чувства эгоизма. Эгоизм есть чувство, присущее только среднему уровню. Когда ум поднимается над ним или опускается ниже него, чувство «Я» исчезает, однако ум продолжает действовать. Состояние, при котором ум выходит за линию самосознания, называется самадхи, или сверхсознание. Например, как определить, соскользнул ли человек, находящийся в самадхи, на более низкий уровень или поднялся выше? Ведь в обоих случаях исчезает чувство «Я». Ответ состоит в том, что по результату можно судить о том, был ли ум погружен в низший слой или поднимался ввысь. Когда человек спит, он все равно управляет телом, он дышит, он совершает движения во сне, хотя себя не ощущает, возвращается же в бодрствование таким же, как заснул. Это тот же человек, с прежней суммой знания, которая не выросла за время сна. Человек не испытал никакого прозрения. Иное дело самадхи: человек входит в это состояние глупцом, а выходит мудрецом. Откуда эта разница? Если последствия различны, то различны и причины. Поскольку прозрение, полученное через самадхи, гораздо выше того, что могло бы дать подсознание, гораздо выше того, что он мог бы получить путем логических умозаключений, то следует признать, что это — сверхсознание, что самадхи есть состояние сверхсознания.
Вот что такое самадхи вкратце. А для чего стремиться к нему? Сфера действия разума, осознанной работы ума, узка и ограниченна, она похожа на небольшую окружность, в пределах которой вынужден оставаться разум. Он не может выйти наружу, сколько бы ни пытался. Но как раз за пределами круга и находится все то, что дорого человечеству. Разум не в состоянии ответить на вопросы о том, существует ли бессмертие души, есть ли Бог, управляет ли вселенной некий высший разум и т. д. Наш разум говорит: я агностик и не могу ответить утвердительно или отрицательно. Но эти вопросы так важны для нас! Без ответов на них обессмысливается человеческая жизнь. Если жизнь просто коротенькая пьеска, если вселенная просто «случайная комбинация атомов»,[89] то почему я должен делать добро другому? Какой тогда смысл в милосердии, справедливости, чувстве близости к людям? Все наши этические доктрины, все моральные установки, все, что величественно и прекрасно в человеческой природе, строится на ответах на эти вопросы.
Не лучше ли каждому ковать железо, пока горячо, не оглядываясь на окружающих? Раз нет никакой надежды, почему я должен любить брата моего, а не перерезать ему глотку? Если ничего другого нет, значит, нет и свободы, есть только жесткие мертвые законы, и я могу только наслаждаться жизнью, пока жив. Многие сейчас утверждают, будто существуют утилитарные основы моральности.[90] Что это за основы? Дать наибольшее возможное счастье наиболее возможному числу людей. А зачем мне это? Почему бы мне не делать людей несчастными, если это отвечает моим намерениям? Какой ответ дадут сторонники утилитарного подхода? Откуда известно, что хорошо, а что плохо? Меня побуждает страсть к наслаждениям, я ее удовлетворяю, такова моя природа, и я больше ничего не знаю. У меня есть желания, я их удовлетворяю, должен удовлетворять, какие могут быть ко мне претензии? И при чем тут все эти проповеди о смысле жизни, о нравственности, о бессмертной душе, о Боге, о любви и сострадании, о том, что нужно быть добрым и, более того, бескорыстно добрым?
Все этические нормы, все человеческие действия и помыслы покоятся на идее бескорыстия. Бескорыстие — это слово вбирает в себя весь смысл жизни человека. Но почему нужно быть бескорыстным? В чем необходимость, в чем побудительная сила моего стремления быть бескорыстным? Вы за утилитарный подход к жизни, вы зовете себя рациональным человеком, но, если вы не обоснуете эту утилитарность, я заподозрю вас в иррациональности. В таком случае объясните мне, почему я не должен быть эгоистом? Бескорыстие может быть весьма поэтическим качеством, но поэзия — не основание. А мне нужно обоснование, в силу которого я буду бескорыстен и добр. Потому что так говорит Имярек? Это меня не убеждает. Какая мне польза от бескорыстия? Гораздо полезнее быть эгоистом, если под пользой имеется в виду удовлетворение желаний. Где же ответ? Его нет у сторонников утилитарной моральности. А ответ в том, что наш мир — капля в безбрежном океане, звено бесконечной цепи. Откуда об этом узнали те, кто поднялся над эгоизмом и призывал человечество следовать их примеру? Не инстинктивно, ибо животные, наделенные инстинктами, этого не знают. Не логически, ибо разуму неизвестны эти вещи. Так откуда же?
Изучая историю, мы обнаруживаем нечто общее во всех религиях мира. Их учителя утверждают, что истины, проповедуемые ими, явились откуда-то извне, и многие не могут объяснить, откуда именно. Одни рассказывали, что им явился ангел в образе крылатого человека и провозгласил послание истины, другой описывает дэва, светоносное существо, третий — прародителя, который явился ему во сне и поведал различные вещи. Общее здесь то, что все говорят об истине, явившейся им, никто не говорит, будто пришел к ней путем логических умозаключений. Чему учит йога? Тому, что они справедливо полагали, что знание пришло к ним из-за пределов разума, но находилось оно в них.
Йога учит, что у ума есть более высокий уровень действия, что он способен переходить в сверхсознательное состояние, что истины, находящиеся за пределами разума, открываются человеку, когда ум переходит в это состояние. Перед человеком открывается путь к метафизическому и трансцендентальному знанию. Бывает, что человек выходит за пределы разума, за пределы обычной человеческой природы совершенно случайно, даже не понимая происходящего с ним, он как бы наталкивается на это знание. Случайно натолкнувшись на знание, человек, как правило, истолковывает его как знание, пришедшее извне. Этим и объясняется, почему его смысл всегда един, но в одной стране его носителем предстает ангел, в другой — дэв, в третьей — Бог. О чем это говорит? О том, что ум собственными силами открыл это знание, человек же, которому оно открылось, истолковал его в соответствии со своей верой и образованностью. На самом деле все эти люди случайно побывали в сверхсознательном состоянии.
Йоги утверждают, что случайность такого рода чревата опасностью. Известно много примеров, когда неожиданный переход в состояние сверхсознания повреждал мозг и люди, не понимая, что с ними происходит, и как бы спотыкаясь во тьме, вместе со знанием приобретали страннейшие суеверия и становились жертвами галлюцинаций. Мухаммед говорил, что однажды к нему в пещеру явился архангел Джабраил и увез его в рай на небесном коне Хараке.[91] Но наряду с этим Мухаммед изрекал поразительные истины. Читая Коран, вы обнаружите поразительные прозрения вперемежку с суевериями. Как это можно объяснить? Мухаммед, без сомнения, пережил озарение, но озарение случайное. Он не был йогом, не знал причин того, что сам же делал. Подумать только о том, сколько доброго сделал он человечеству, и подумать только, как много зла он причинил своим фанатизмом! Вспомните о миллионах людей, убитых из-за его учения, о матерях, потерявших детей, об осиротевших детях, о разоренных странах![92]
Изучая жизнеописания великих учителей, подобных Мухаммеду, мы видим эту опасность. Но мы видим и другое — вдохновенность учителей. И все же всякий раз, когда один из пророков благодаря своей эмоциональности достигал состояния сверхсознания, он выносил из него не только понимание истины, но и фанатизм и суеверия, причинявшие миру столько же вреда, сколько приносили добра их великие учения. Чтобы дойти до сути массы несуразностей, которую мы зовем человеческой жизнью, необходимо подняться над разумом, но это надо делать методично, постепенно, постоянно упражняясь и отбрасывая все предрассудки. Сверхсознательное состояние требует такого же научного изучения, как все остальное. Нашей основой должен быть разум, мы должны следовать разуму до предела, далее которого он неспособен действовать, а там он сам подскажет нам путь к высшему уровню. Если случится вам встретить человека, утверждающего, будто он испытал прозрение, но рассуждающего иррационально, отвернитесь от него. Почему? Да потому, что все три состояния — инстинкт, разум и сверхсознание, или: бессознательное, сознательное, сверхсознательное, — это разные состояния одного и того же ума. Не три ума одного человека, а один, в котором одно состояние, развиваясь, становится другим. Инстинкт развивается в сознание, а сознание выходит за собственные пределы, поэтому ни одно из состояний не противоречит остальным. Подлинное озарение не входит в противоречие с разумом, но реализует его. Как великий пророк провозглашает: не разрушать пришел я, а исполнить,[93] так и озарение всегда реализует собой разум и находится в гармонии с ним.
Цель всех стадий йоги есть научно обоснованное приближение к самадхи, к переходу в сверхсознание. Более того, и это очень важно, сверхсознание является природным свойством всякого человека в такой же степени, в какой оно было присуще пророкам древности. Пророки не были людьми уникальными, они были такими же, как мы с вами. Они были великими йогами, они привели себя к состоянию сверхсознания, и мы с вами тоже можем сделать это. Сам факт достижения сверхсознания одним человеком говорит о том, что это возможно и для других. Не просто возможно, каждый должен в конечном счете достичь этого состояния — оно и есть религия. Наш единственный учитель — опыт. Можно всю жизнь говорить и рассуждать, но так и не произнести ни слова истины, ее нужно пережить. Нельзя выучить хирурга, просто дав ему в руки стопку книг. Нельзя удовлетворить мою тягу к чужой стране, показав ее на карте, мне необходимо подлинное восприятие. Карты могут лишь вызвать любознательность, но в этом их единственная ценность. Цепляние за книги только разлагает ум человека. Можно ли вообразить богохульство более ужасное, чем заявление, будто в той или иной книге содержится познание Бога? Как смеет человек провозглашать бесконечность Бога и пытаться втиснуть Его между обложек тощей книжонки! Миллионы людей погибли, потому что не верили написанному в книгах, потому что отказывались видеть Бога на книжных страницах. Конечно, сейчас из-за этого уже не убивают, но мир и по сей день прикован к книжной вере.
Итак, чтобы перейти в состояние сверхсознания при помощи научных методик, необходимо пройти все стадии раджа-йоги, которую я старался вам объяснить. После пратьяхары и дхараны мы приходим к дхьяне, к медитации. Ум, приученный к сосредоточению на определенной точке вне или внутри нас, постепенно обретает силу, позволяющую ему как бы непрерывно течь к этой точке. Это состояние называется дхьяна. Когда сосредоточенность, сила дхьяны, возрастает до такой степени, что внешние восприятия становятся незаметными и остается только внутренний смысл, тогда и наступает самадхи. Три состояния, вместе взятые, — дхарана, дхьяна и самадхи — называются самьяма. Иными словами: если ум способен сначала сосредоточиться на объекте, сохранять сосредоточенность в течение некоторого периода времени, а затем, не теряя сосредоточенности, обратиться только на внутренние восприятия, следствием которых был объект, такой ум способен управлять всем.
Пребывание в медитации есть высочайшее состояние бытия. Подлинное счастье недоступно до тех пор, пока существует желание. Только отстраненное наблюдение за объектами дает нам подлинное блаженство и счастье. Счастье животного в его восприятиях, человека — в интеллекте, божественное счастье — в погружении в духовность. Лишь душе, научившейся этому, раскрывает мир свою красоту. Для того, кто свободен от желаний, многообразные перемены в природе есть единая панорама красоты и возвышенности.
Понять все это можно через дхьяну, или медитацию. Мы слышим звук. Вначале это внешние колебания, затем нервный импульс доносит их до ума, ум реагирует на импульс, и тут появляется проблеск знания того объекта, который послужил внешней причиной цепи перемен — от колебаний эфира до реакции мозга. Йоги назовут их шабда — звук, артха — смысл и джняна — знание. На языке физики и физиологии это колебания эфира, передача нервного импульса и реакция мозга. И хотя процесс состоит из трех отдельных фаз, человек не в состоянии различить их. Мы воспринимаем только общий результат — то, что мы называем внешним объектом. Однако, поскольку каждый акт восприятия включает в себя все три фазы, нет причины, которая помешала бы нам научиться распознавать их.
Приступать к медитации можно, когда ум подготовлен к ней упражнениями, полон сил и способен управлять собой, когда он умеет улавливать тончайшие ощущения. Медитация должна начинаться с сосредоточения на грубых материальных объектах и, постепенно переходя к объектам все более тонким, стать наконец беспредметной. Ум должен вначале воспринимать внешние причины восприятий, затем процесс их передачи в мозг, а затем — собственную реакцию. Обучившись воспринимать внешние причины ощущений отдельно от всего остального, ум приобретает способность воспринимать чрезвычайно тонкие материальные образования и формы. Обучившись выделять движение нервных импульсов, он приобретает способность управлять всеми психическими колебаниями, как в себе, так и в других, прежде чем они перейдут в физическую энергию. Когда же йог обретает способность воспринимать одну только реакцию ума, он получает доступ ко всему знанию, ибо все это есть результат реакции. Йог дошел до самой основы своего ума и отныне может полностью управлять им. Этот человек сможет подчинить себе все, что пожелает, однако, поддавшись соблазну, он тут же утратит способность к дальнейшему развитию. Потворство желаниям есть великое зло. Но если он найдет в себе силы отрешиться и от этих поразительных возможностей, он достигнет цели йоги, успокоит волны в океане ума. И здесь величие души, не тревожимой долее ни умом, ни телом, засияет ярчайшим светом, здесь йог познает, что он есть и вечно был средоточием бессмертного, всеобъемлющего знания.
Самадхи — природное свойство каждого человека, да и каждого животного тоже. Все живое, от неприметнейшей твари до прекраснейшего ангела, рано или поздно должно испытать самадхи, ибо лишь тогда раскрывается перед нами истинная религия. Все, что этому предшествует, — не более, чем трудное продвижение к этому состоянию. Пока мы не пришли к нему, нет разницы между верующим и неверующим. Зачем упражнять себя в сосредоточении, если не ради вот этого познания, с обретением которого исчезают все скорби, отлетают все страдания, сами семена понуждения к поступкам сгорают и душа пребывает свободной навеки.
Глава VIII
КРАТКОЕ ИЗЛОЖЕНИЕ РАДЖА-ЙОГИ
Излагаемое ниже есть вольный пересказ учения раджа-йоги из Курма-Пураны.
Человек обитает в клетке греха, огонь же йоги сжигает ее. Знание становится чистым, и открывается прямой путь к нирване. Йога дает знание, а знание помогает йогу. Тот радует Бога, кто сочетает в себе йогу и знание. Люди, совершающие махайогу каждый день или на дню дважды, трижды или неоднократно, знайте, что вы боги. Две ступени есть в йоге — абхава и махайога. Когда проводят медитацию на собственной душе начиная с нуля, без всякого качества, — это абхава. Когда некто способен видеть свою душу исполненной блаженства и ничем не загрязненной, единой с Богом, это махайога. Йог идет многими путями к пониманию Единства, но множество йог, о которых мы слышим и читаем, не могут сравниться с великой махайогой, когда йог прозревает и себя, и вселенную как Бога. Это есть наивысшее постижение.
Яма, нияма, асана, пранаяма, пратьяхара, дхарана, дхьяна и самадхи — ступени раджа-йоги, где яма означает непричинение никому вреда, правдивость, бескорыстие, воздержание, отказ от любых даров. Соблюдение этих обетов очищает ум-читту. Непричинение страдания ничему и никому, ни помыслом, ни словом, ни делом, называется ахимса, ненасилие. Нет добродетели выше ненасилия, как нет счастья, более великого, нежели то, что испытывает человек, не совершающий насилия ни над чем живым. Правдивость — вот плод наших трудов, и правдивостью может человек добиться всего. Астея — это освобождение от жадности, от желания силой или хитростью присвоить себе принадлежащее другим. Чистота помыслов, слов и дел, чистота всегда и при всех обстоятельствах — это брахмачарья. Апариграха — это отказ от принятия даров, какой бы острой ни была в них нужда. Смысл апариграхи в том, что, принимая дары, человек рискует загрязнить свою душу, он утрачивает свободу, попадает в кабалу привязанностей.
Затем следует перечень навыков, которые должен вырабатывать в себе желающий постижения йоги. Постоянное соблюдение этих правил жизни называется нияма. Тапас — аскетизм, свадхьяя — прилежание, сантоша — удовлетворенность, шауча — чистота, ишвара-пранидхана — почитание Бога. Посты и иные способы ограничения телесных потребностей — это физический тапас. Под свадхьяей имеется в виду повторение стихов из Вед или других мантр, которые помогают накоплению саттва-гуны и тем очищают тело. Существуют три способа повторения мантр:[94] их можно читать вслух, проговаривать про себя или просто сосредоточиваться на них помыслами. Чтение вслух — самый примитивный способ, сосредоточение помыслами на их сути — наивысший.
Мудрые люди утверждают, что есть два способа очищения: внешний и внутренний. Очищение тела водой, землей или иными вещами есть внешнее очищение. Очищение ума истиной и иными добродетелями есть очищение внутреннее. Однако человеку необходимы оба способа, ибо недостаточно быть внутренне чистым, но грязным телесно. При невозможности соблюдения чистоты обоих родов следует отдать предпочтение внутреннему очищению, но стать йогом возможно, только очищая себя и внутренне, и наружно.
Почитать Бога можно восхвалением, помыслом и любовью.
Мы говорили о том, что такое яма и нияма, теперь мы перейдем к асанам — позам. Их легко выполнять, нужно только расслабить тело, распрямив спину и плечи и держа шею прямо. Затем — упражнения пранаямы. Прана — это жизненная сила, аяма означает управление ею. Дыхательные упражнения состоят из трех частей: вдоха, задержки дыхания и выдоха. Простейшая пранаяма делается на счет двенадцать, упражнение средней трудности — на счет двадцать четыре, но лучше всего делать дыхательные упражнения на счет тридцать шесть. Первый способ вызывает потение, второй — подрагивания всего тела, третий же дает ощущение невесомости тела и невыразимого блаженства. Существует мантра, называемая гаятри-мантра.[95] Это одна из самых святых в Ведах: мы погружаемся в величие Того, кто сотворил вселенную, да осветит Он собою наш ум. В начале и в конце мантры произносится звук «Ом». Попробуйте трижды прочитать эту мантру за время одного упражнения, включающего в себя речаку — выдох, пураку — вдох, кумбхаку — задержку дыхания.
Действия органов чувств, которые называются индрии, направлены вовне, устремлены к контакту с внешними объектами. Управление органами чувств с тем, чтобы обратить их действие вовнутрь, называется пратьяхара, что означает «собирание вместе, вбирание». Сосредоточение сил ума на лотосе сердца или на лотосе, расположенном в голове, — это дхарана. Когда ум сосредоточен на одной точке, эта точка начинает испускать психические колебания особого типа, которые не поглощаются другими колебаниями, а постепенно усиливаются, в то время как другие волны ослабевают, пока не исчезнут полностью. Множественность колебаний уступает место единству, ум подчинен единому ритму. Это — медитация, или дхьяна. Когда же отпадает необходимость в каком-либо основании, ум становится одной волной, — это самадхи. Остается лишь суть мысли, больше не нуждающейся в опоре на точки и центры. Если ум может сосредоточиться на точке в течение двенадцати секунд, то это дхарана, двенадцать дхаран составят дхьяну, двенадцать дхьян — это уже самадхи.
Йогой нельзя заниматься там, где горит огонь, нельзя заниматься в воде или на земле, усыпанной сухой листвой, нельзя заниматься там, где много муравейников, где есть дикие животные или иная опасность, на перекрестке четырех улиц, в местах, где очень шумно, в окружении недобрых людей. Не делайте упражнений, когда вы ощущаете вялость или нездоровье, когда ваш ум подавлен или угнетен. Отправьтесь в укромное место, где вас никто не потревожит, но только не в такое, где грязно. Лучше всего упражняться в красивом природном окружении, если же вы дома, то в красиво убранной комнате. Прежде чем приступить, воздайте почтение всем йогам древности, вашему гуру, Богу — и начинайте.
Говоря о дхьяне, можно дать несколько советов, как это лучше делать. Сядьте прямо и посмотрите на кончик собственного носа. Позднее мы рассмотрим причины, в силу которых это помогает концентрации сознания, каким образом управление двумя оптическими нервами приближает нас к способности регулировать дугу реакции и таким образом достигать направленного волевого усилия.
Есть много способов медитации. Можно представлять себе лотос над собственной головой, сердцевина которого — добродетель, а стебель — знание. Восемь лепестков лотоса — это восемь качеств йога, тычинки и пестики — это отрешенность, ведь йог придет к совершенству, только если отрешится от приобретенных им качеств. А внутри лотоса представим себе Златоцветного, Всемогущего, Формы не имеющего, Того, чье имя Ом, Того, чье сияние невыразимо. Пусть Он будет объектом медитации.
Или — представьте себе пространство в вашем сердце, пространство, где горит огонь. Этот огонь — ваша душа, а сияние, которое он излучает, — это Душа вашей души, Бог. Пусть Он будет объектом медитации в вашем сердце.
Воздержание, ненасилие, способность простить даже злейшего врага, правдивость, вера в Бога — все это различные вритти. Не нужно тревожиться из-за того, что они не сразу дадутся вам, трудитесь, и все будет хорошо. Кто освободился от всех привязанностей, всех страхов, от ярости, кто всей душой предан Богу, кто в Нем ищет защиты, чье сердце исполнилось чистоты, тот будет всегда услышан, с какой бы просьбой он ни обратился к Богу. А потому чтите Бога через знание, любовь или отрешение.
«Кто свободен от ненависти, кто каждому друг, кто милосерден ко всему, кто ничем не владеет, кто не знает своекорыстия, кто ровен в радости и в горе, кто не помнит зла, кто всегда доволен, кто постоянно стремится познать йогу, кто справлялся с собой, чья воля тверда, чей ум и интеллект отдан Мне — он Мой возлюбленный бхакта. Кто пребывает всегда в равновесии, кого не могут растревожить, кто свободен от радости, злобы, страха и тревог — он Мой возлюбленный. Кто не знает зависимости, кто чист и деятелен, кто не задумывается над тем, добро или зло станет плодом его поступка, кто не бывает несчастлив, кто ничего не желает для себя, кто безразличен к хвале и к хуле, чей разум глубок и несуетен, кто доволен малым, кто бездомен, ибо весь мир его жилище, кто тверд в добродетели — он Мой возлюбленный бхакта».[96] Только тот становится йогом.
* * *
Был некогда великий бог-мудрец по имени Нарада. Как среди людей встречаются мудрецы, великие йоги, так встречаются великие йоги и среди богов. Нарада был величайшим йогом. Он много путешествовал и однажды в лесу увидел человека, столь долго и глубоко погруженного в медитацию, что белым муравьям достало времени построить муравейник на его теле.
«Куда путь держишь?» — обратился он к Нараде. «На небеса», — ответил Нарада. «Спроси у Бога, когда проявит Он милость ко мне, когда достигну я освобождения?»
Вскорости Нарада увидел еще одного человека, который приплясывал и припевал без остановки. «Куда путь держишь?» — спросил он Нараду. И голос его, и движения поражали дикостью.
«На небеса», — ответил мудрец. — «Узнай там, когда же я освобожусь?»
Прошло время, и Нарада двинулся в обратный путь через тот же лес. При виде его человек, на теле которого вырос муравейник, спросил: «О Нарада, спрашивал ли ты Бога обо мне?» — «Спрашивал». — «Что же сказал Он?» — «Он сказал, что тебе нужно прожить еще четыре жизни, прежде чем достигнешь ты освобождения».
«Еще четыре жизни? — возопил отшельник. — Но я так долго пробыл в медитации, что муравьи успели выстроить на мне свое жилище!»
Нарада пошел дальше и вскоре встретил другого человека. «Узнал у Бога?» — «Видишь ли ты тамариндовое дерево? Мне было сказано передать тебе, что сколько листьев на дереве, столько жизней должен ты прожить, прежде чем достигнешь освобождения». Человек заплясал от счастья: «Как близко мое освобождение!»
И тут раздался голос: «Дитя мое, ты уже свободен».
Таково было вознаграждение за настойчивость: ведь человек готов был трудиться из жизни в жизнь, невзирая ни на что. Другому же казалось, что и четыре жизни — срок слишком долгий.
Только настойчивость приносит плоды.
АФОРИЗМЫ ПАТАНДЖАЛИ
ВВЕДЕНИЕ
Прежде всего я хотел бы коснуться великого вопроса, на котором покоится вся теория религии йоги. Великие умы человечества сходятся на мысли, получившей подкрепление и со стороны современных научных исследований: человек есть плод и проявление некоего абсолютного состояния, которое предшествовало нашему нынешнему относительному состоянию, и наше движение вперед является возвращением к Абсолюту. Если это так, то неизбежно возникает вопрос: что лучше, Абсолют или состояние относительности? Многие стоят на позиции утверждения того, что наше наличное состояние и есть высшее состояние человека. Крупнейшие мыслители придерживаются мнения, что личность есть проявление нерасчлененного бытия и что индивидуальное существование выше Абсолюта. В их представлении Абсолют лишен всяких качеств, это — нечто бесчувственное, монотонное, безжизненное; испытывать счастье человек может только в этой жизни, а потому должен дорожить ею.
Сначала давайте рассмотрим другие представления. Существует древнее убеждение, что человек и после смерти остается неизменным, но его добрые качества сохраняются во веки веков, а дурные исчезают. Логически это означает, что окружающий мир и является целью для человека: перенесенный на более высокий уровень и освобожденный от зла, этот мир получает наименование рая. Абсурдность и инфантильность этой теории самоочевидны, равно как и ее полная несостоятельность. Не может быть добра без зла, как не может быть зла без добра.
Ряд философских школ нашего времени выдвинули другую теорию: человеку суждено постоянно совершенствоваться, постоянно стремиться вперед, никогда не достигая конечной цели. Абсурдна и эта теория вопреки ее кажущейся стройности: не существует движения по прямой, движение всегда циклично. Если вы бросите камень в пространство, где он не встретит никаких препятствий, то — при условии, что вы достаточно долго проживете, — камень возвратится прямо к вам в руки. Прямая, проложенная в бесконечность, должна превратиться в окружность. Вот почему абсурдна идея о том, что человек будет вечно идти все вперед и вперед и никогда не остановится.
Отступая от темы, хочу заметить, что теория циркулярности лежит в основе этического постулата, согласно которому человек не должен ненавидеть, но должен любить. Подобно тому как, согласно современной теории электричества, энергия, выходя из динамо-машины, в ней же завершает свой цикл, так же циклично действуют любовь и ненависть: неизменно возвращаются к источнику. А потому воздержитесь от ненависти, ибо ненависть, исходящая от вас, в конечном счете должна к вам же и возвратиться. Если же вы излучаете любовь, то любовь вернется к вам, завершив свой круг. Действие это непреложно: вся ненависть, зародившаяся в сердце человека, рано или поздно обязательно возвращается к нему, как и всякий импульс любви.
Можно доказать несостоятельность теории вечного прогресса и на более практических примерах, ибо все земное в конце концов приходит к разрушению. К чему приводят все наши старания и надежды, наши страхи и радости? Ведь все заканчивается смертью. Нет ничего более непреложного, чем смерть. Что означает в таком случае вечное движение по прямой, нескончаемый прогресс? Лишь на определенное расстояние можно продвинуться, потом же начинается возвращение к исходной точке. Из небесных туманностей рождаются солнца, луны и звезды и снова обращаются в небесные туманности. Растение тянет соки из земли, чтобы потом возвратить их земле. Все сущее в этом мире возникает из атомов и в атомы превращается опять. Закон един, в этом нет сомнения, и нельзя предположить, что закон природы неприменим к мыслительной деятельности человека. Мысль тает и возвращается к своим истокам. Желаем мы того или нет, нам предстоит возвращение к началу, а оно именуется Богом, или Абсолютом. Мы все вышли из Бога, и мы должны возвратиться к Богу, и не имеет значения, как мы называем его: Бог, Абсолют или Природа. «Из кого вышла вся вселенная, в ком все рожденное живет, к Нему все возвращается».[97] Это — непреложный факт. Природа действует по единым законам: происходящее в одной сфере повторяется в миллионах сфер. Что происходит с планетами, то же произойдет с Землей, с людьми, со всем живым. Огромная волна есть могучее сочетание малых волн, возможно миллионов малых волн; жизнь вселенной — сочетание миллионов крохотных жизней, а смерть вселенной — сочетание множества смертей миллионов крохотных существ.
Но все же, следует ли считать возвращение к Богу более высокой ступенью или нет? Философия йоги твердо дает утвердительный ответ на этот вопрос. Йоги утверждают, что земная жизнь человека — это ухудшение. Не существует на свете религии, которая бы рассматривала земную жизнь как улучшение, все говорят, что вначале человек был совершенен и чист, затем он становится все хуже и хуже, и так будет продолжаться до тех пор, пока ухудшение не достигнет предела, после чего человек, завершая круг, снова устремится к совершенству. Как бы низко ни пал человек, он должен в конечном счете опять возвыситься и возвратиться к исходной точке, которая есть Бог. Вначале человек вышел из Бога, на промежуточной стадии он был человеком, в конце он опять возвращается к Богу. Таково дуалистическое объяснение цикла.[98] С монистической точки зрения человек есть Бог и к Богу он движется. Если наша земная жизнь лучше, то почему в ней столько бед и ужасов и почему она конечна? Если земная жизнь — возвышенная форма существования, почему она кончается? Как может быть высшим состоянием состояние разложения и вырождения? Почему состояние должно быть столь дьявольским, столь неудовлетворительным? Его можно оправдать, если рассматривать как промежуточное, как ступень к более высокому уровню существования, как неизбежный путь к возрождению. Заройте в землю семя, оно в ней распадется, чтобы из распада родилось прекрасное дерево. Душа должна пройти через распад, чтобы стать Богом. Из этого следует, что чем скорее завершится состояние, которое мы зовем «человеческим», тем лучше. Почему же не сократить его самоубийством? О нет, это лишь испортит дело. Терзая себя и проклиная мир, мы не найдем выхода. Мы не можем миновать болото отчаяния, но чем скорее мы его пройдем, тем лучше. Надо постоянно помнить, что земная жизнь человека не является его высшим состоянием.
Труднее всего понять, что высшее состояние, Абсолют, не есть, вопреки опасениям многих, существование, подобное жизни простейших или минералов. Иные полагают, будто существуют лишь два состояния жизни: минеральное и мыслительное. Но с чего они взяли, что бытие ограничено двумя состояниями? Нет ли чего-то еще, намного превосходящего мысль? Мы не можем видеть световые волны низких колебаний, но с увеличением интенсивности они делаются видимыми для нас. Когда эта интенсивность еще более возрастает, они опять исчезают для нас, и мы воспринимаем тьму. Но равнозначны ли они — тьма вначале и тьма в конце? Конечно, нет, они так же различны, как два полюса. Равнозначно ли безмыслие камня безмыслию Бога? Конечно, нет. Бог не мыслит; Он не рассуждает. Зачем? Разве есть нечто не известное Ему, о чем Он должен бы рассуждать? Камень не может мыслить, Бог не мыслит. В этом разница. Философы, ужасающиеся перед лицом перспективы выхода за пределы мысли, не видят ничего за этими пределами.
Существуют состояния бытия за пределами мысли, намного превосходящие ее. Начатки религиозной жизни появляются за пределами интеллекта. Оставив позади и мысль, и интеллект, вы делаете первый шаг к Богу, а это — начало жизни. То, что мы обычно называем жизнью, является ее эмбриональной стадией.
Но тут возникает следующий вопрос: где доказательства, что состояние за пределами мысли и разума превосходит их? Во-первых, все великие люди мира, куда более великие, чем те, кто знаменит своим красноречием, люди, изменявшие мир и никогда не помышлявшие о корысти, — все они утверждают, что земная жизнь есть лишь маленький отрезок пути к Бесконечности вне ее. Во-вторых, великие люди не просто рассказали миру об этом, но и указали путь, так что каждый может последовать за ними. В-третьих, иного пути просто нет. Нет иных объяснений. Само собой разумеется, что не существует более высоких состояний, поэтому зачем мы бесконечно ходим по кругу? Как объяснить мир? Наше знание в таком случае будет ограничено чувственным миром, если мы не можем двигаться дальше, если нам не о чем больше спрашивать. Именно это называется агностицизмом. Но какие у нас основания доверять свидетельству наших чувств? Я бы счел настоящим агностиком человека, который остановился бы посреди улицы и умер. Если разум — единственное, что существует, то почему не быть нигилистом? Человек, объявляющий себя агностиком во всем, кроме денег и славы, — не настоящий человек. Кант убедительнейшим образом доказал, что мы не в силах заглянуть за мощную стену, именуемую разумом. Однако индийская философская мысль начинает именно с этой точки, отваживается на поиск и отыскивает нечто, превосходящее разум, в чем содержится и единственное объяснение смысла земной жизни. Вот в чем ценность изучения того, что выведет нас за границу нашего мира.
«Ты Отец наш, и ты перенесешь нас через океан невежества».[99] Вот это — и ничто иное — есть наука религии.
|
The script ran 0.05 seconds.