Свами Вивекананда
Сердце йоги

Карма-йога

Глава I. Влияние кармы на характер

Слово карма происходит от санскритского корня кри – делать; любое действие есть карма. Это слово также означает результаты действий. В связи с метафизическими соображениями оно означает иногда результаты, причинами которых были наши прежние действия. Но в карма-йоге мы имеем дело с понятием кармы в смысле работы. Цель человечества есть знание, т. е. это единственный идеал, поставленный перед нами восточной философией. Не удовольствия, а знание есть цель человека. Наслаждение и счастье быстро кончаются. Ошибка предполагать, что наслаждение есть цель. Причина всех несчастий в мире заключается в том, что люди по своему неразумию считают получение удовольствий идеалом, к которому следует стремиться. Но через некоторое время человек находит, что то, к чему он идет, это не счастье, а знание и что как удовольствие, так и страдание – одинаково великие учителя. Человек понимает, что он столько же учится от страданий, как и от благополучия. Позитивные и негативные впечатления, полученные его душой, оставляют на ней различные отпечатки, и результатом этих впечатлений является то, что называется характером человека. Если мы рассмотрим его характер, то увидим, что он в действительности является лишь соединением наклонностей, итогом общего склада его ума и что горе и радость являются равноценными факторами в образовании характера. Зло и добро в разной мере формируют характер, и во многих случаях горе лучший учитель, чем счастье. Изучая характеры великих деятелей, которых когда-либо знал мир, мы отметим, что в огромном большинстве случаев горе учило их больше, чем радость, бедность учила лучше, чем богатство, и удары лучше возбуждали внутренний огонь, чем похвалы.
Знание факта об истинной жизненной цели человека заложено в самой его природе, да и вообще никакое знание не приходит извне – все оно находится внутри. Вместо того чтобы говорить, что человек узнает что-нибудь, мы, выражаясь строго психологически, должны были бы сказать, что он открывает или «раскрывает» это. То, что человек изучает, он в действительности открывает, снимая покров с собственной души, которая заключает в себе сокровищницу основного знания. Мы говорим, что Ньютон открыл закон тяготения. Разве закон этот сидел где-нибудь в углу, ожидая Ньютона? Знание этого закона было в собственном уме Ньютона; пришло время, и он нашел его. Все знание, которое когда-либо получал мир, приходило из ума; бесконечная библиотека Вселенной находится в нашем собственном уме. Внешний мир дает лишь толчок, возбуждение, заставляющее вас изучать собственный ум; предметом вашего изучения всегда будет ваш собственный ум. Падение яблока дало толчок мысли Ньютона, и он принялся изучать собственный ум. Он перестроил все прежние звенья мысли в своем уме и открыл среди них новое звено, которое мы называем законом тяготения. Закон этот не содержался ни в яблоке, ни в чем бы то ни было в центре земли. Итак, всякое знание, как временное, так и духовное, заключается в человеческом уме. Во многих случаях оно не открыто и остается скрытым, но, когда покров медленно снимается, мы говорим, что мы учимся, и успехи в знании измеряются быстротой процесса этого раскрытия. Человек, с которого снимается этот покров, более знающий; человек, на котором этот покров лежит толстым слоем, незнающий, и человек, с которого этот покров совершенно снят, всезнающ, всеведущ. Бывали всеведущие люди и будут еще; а в грядущих циклах времени их, наверное, будет множество. Знание скрыто в уме, как огонь в кремне; внешние впечатления и есть удары, высекающие огонь. Так и с нашими чувствами и действиями, с нашими слезами и улыбками, с радостью и горем, с рыданием и со смехом, с нашими проклятиями и благословениями, с похвалами и порицаниями – если мы беспристрастно изучим самих себя, то окажется, что все это было высечено из нас самих соответственными ударами. В результате и получается то, что мы из себя представляем. Все эти удары, взятые вместе, называются кармой – трудом, действием. Каждый умственный и физический удар, наносимый душе, и которым, так сказать, из нее высекается огонь и обнаруживается ее сила и значение, есть карма в самом широком значении этого слова. Мы все время создаем карму. Говорю я с вами – это карма; вы слушаете – это карма. Мы дышим – карма, прогуливаемся – карма. Все, что мы делаем, умственно ли или физически, есть карма, и она оставляет на нас свой след.
Некоторые вещи, которые делает человек, состоят из множества мелких действий. Большое дело, в сущности, состоит из тысячи маленьких. Когда мы стоим на морском берегу и слышим шум разбивающихся волн, мы думаем: какой это большой шум; и однако, мы знаем, что каждая волна в действительности состоит из миллионов и миллионов маленьких волн, и каждая из них производит шум, но мы не улавливаем его. Только когда эти маленькие шумы соединяются в один большой, мы слышим их. Подобным образом каждое биение сердца есть совершаемое нами действие; некоторые виды действия мы сознаем, и они становятся ощутимы для нас только тогда, когда соединяется вместе множество мелких действий. Если вы действительно хотите судить о характере человека, не смотрите на его великие дела. Даже глупец может раз в жизни стать героем. Наблюдайте за тем, как человек исполняет самые обыкновенные дела, это именно и даст вам указание относительно истинного его характера. Исключительные случаи возносят и самое низкое человеческое существо до некоторого величия, но лишь тот человек действительно велик, чей характер велик и неизменен во всех обстоятельствах жизни.
Карма в своем влиянии на характер является одной из могущественнейших сил, с которой человеку приходится иметь дело. Человек представляет собой, так сказать, центр, привлекающий к себе все силы Вселенной; в этом центре он соединяет их воедино и направляет дальше одним большим потоком. Такой центр и есть истинный человек, всемогущий, всеведущий, и он влечет к себе всю Вселенную; добро и зло, горе и радость – все стремится и льнет к нему; из них он образует мощный поток наклонностей, именуемый характером, и выбрасывает его из себя; имея силу втягивать в себя все, он имеет силу и выбрасывать.
Все действия, которые мы видим в мире, все движения в человеческом обществе, все виды деятельности вокруг нас – это просто результат мысли, проявление воли человека. Машины, орудия, города, корабли, броненосцы – все это просто проявления воли человека. Воля эта имеет свой источник в характере, а характер создается кармой. Какова карма, таково и проявление воли. Все люди большой воли были необыкновенно трудолюбивы – исполинские души, обладавшие волей настолько сильной, что она могла переворачивать миры, волей, приобретенной упорным трудом на протяжении многих веков. Гигантская воля, подобная воле Будды или Иисуса, не могла быть приобретена за одну жизнь, потому что мы знаем, кто были их отцы. Отцы их, насколько нам известно, ни одного слова не произнесли на благо человечества. Миллионы и миллионы плотников, подобных Иосифу, жили и умерли. Миллионы их живут и ныне. В мире жило много миллионов маленьких царей, вроде отца Будды. Если бы весь вопрос заключался лишь в наследственной передаче качеств, как объяснить, что этот ничтожный царек, которому, может быть, и собственные слуги не повиновались, имел сына, которому поклоняется полмира? Как объяснить бездну, отделяющую плотника от Сына, которого миллионы людей почитают за Бога? Эта загадка не может быть разрешена одной теорией наследственности. Гигантская воля, которую Будда и Иисус бросили в мир, откуда она явилась? Откуда пришло это скопление силы? Оно должно было существовать веками и веками, разрастаясь все больше и больше, пока не вылилось на людей через Будду и Иисуса, продолжая литься и до настоящего дня.
Все это обусловливается кармой, трудом, работой. Никто ничего не может получить, если того не заслужил. Таков вечный закон. Иногда мы склонны думать, что это не так, но в конце концов мы убеждаемся в незыблемости этого. Человек может всю жизнь бороться за приобретение богатства. Он может обманывать тысячи людей, но наконец он убеждается, что не заслужил богатства, и жизнь становится ему в тягость. Мы можем приобретать вещи ради физического удовольствия, но лишь то, что мы заслужили, действительно нам принадлежит. Глупец может купить все книги в мире, и они будут стоять в его библиотеке, но прочесть он сможет лишь то, что заслужил, и эта заслуга дается кармой. Наша карма определяет, чего мы заслуживаем, что мы можем усвоить. Мы ответственны за то, что мы есть, и мы имеем в себе силу сделать себя тем, чем хотим быть. Если мы, каковы мы теперь, являемся результатом наших прежних действий, то из этого, конечно, следует, что наш будущий облик может быть создан нашими настоящими действиями; следовательно, мы должны знать, как нам поступить в разных случаях жизни. Вы скажете: «Зачем учиться работать? Каждый человек несет ту или другую работу в мире». Но ведь бывает и напрасная трата сил. Относительно карма-йоги Бхагавадгита говорит, что эта йога учит умелому и правильному исполнению работы: умением работать можно достигнуть больших результатов. Не забудьте, что любой труд существует для выявления сил, уже существующих в уме, для пробуждения души. Силы эти скрыты в каждом человеке, как сокрыто в нем и знание; различные виды труда подобны ударам, выводящим эти силы наружу, заставляющим исполинов проснуться.
Человек работает, руководствуясь различными мотивами; без мотива не может быть и работы. Некоторые люди жаждут славы, и они работают ради славы. Одни хотят иметь деньги, и они работают ради денег. Другие жаждут власти, и они работают ради власти. Иные хотят попасть на небо, и они трудятся, чтобы достичь своего. Иные хотят оставить после себя имя, как, например, в Китае, где человек получает титул лишь после смерти, что, пожалуй, и правильно. Если кто-нибудь совершит что-нибудь очень хорошее в Китае, то титул дается его умершему отцу или деду. Иные люди и для этого трудятся. Некоторые последователи Магомета всю жизнь работают для того, чтобы соорудить себе гробницу. В иных сектах, как только ребенок родится, для него уже сооружается гробница, для членов этой секты это самое важное дело в жизни, и чем красивее усыпальница, тем человек считается богаче. Иные трудятся, имея в виду покаяние; сначала они совершают всевозможные дурные поступки, затем строят храм или дают деньги священникам, чтобы откупиться и получить право попасть на небо. Они думают, что такого рода щедрость очистит их и они избегнут наказания, несмотря на свою греховность. Таковы различные побуждения к труду.
Но нужно работать ради самой работы. В каждой стране есть люди, являющиеся лучшей частью человечества и работающие ради самого труда, не желая для себя ни громкого имени, ни славы, ни даже небесного блаженства. Они работают только ради пользы, приносимой их трудом. Иные помогают бедным и служат человечеству из еще более высоких побуждений, потому что они верят в добро и любят добро. Жажда известности и славы редко дает немедленные результаты: и то и другое приходит обычно в пожилые годы, когда мы готовы уйти из жизни. Если же человек работает бескорыстно, разве он ничего не приобретает? Нет, он приобретает высшее, что существует. Бескорыстие выгодно. Но у людей не хватает терпения его осуществлять. Любовь, правда и бескорыстие являются не только нравственными прописями и риторическими украшениями речи; они составляют высочайший идеал, заключая в себе могучее проявление силы. Прежде всего человек, способный работать пять дней или даже пять минут без всякой корыстной цели, не думая о будущем, о небе, о наказании или о чем бы то ни было в этом роде, благодаря этой работе получает возможность вырасти в подлинного нравственного исполина. Трудно это сделать, но в глубине сердца мы понимаем все значение подобной работы и пользу, приносимую ею. Огромное самообладание, требуемое бескорыстной работой, есть большее проявление силы, чем всякое иное. Экипаж, запряженный четверкой, может безудержно катиться с горы, но кучер может и удержать лошадей. А что составляет большее проявление силы – удержать лошадей или дать им волю? Снаряд летит в воздухе на большое пространство и падает. Другой снаряд ударяется по пути о стену, и толчок порождает сильную теплоту. Всякая устремленная наружу сила, следующая за корыстным побуждением, тут же и исчерпывается; она не вызовет возврата к вам силы; будучи же сдержана, она даст в результате развитие силы. Это самообладание выковывает сильную волю, мощный характер, который даст в свое время Христа или Будду. Неразумные люди не знают этой тайны, тем не менее они стремятся властвовать над человечеством. Впрочем, даже глупец может приобрести владычество над всем миром, если он сумеет трудиться и ждать. Пусть он выждет несколько лет и избавится от неразумной жажды власти; и когда эта мысль совершенно исчезнет из его ума, он станет силой в мире. Большинство из нас не может видеть далее нескольких лет, подобно тому, как многие животные не могут видеть далее нескольких шагов.
Мир наш – узкий круг. Мы не имеем терпения заглянуть за его пределы и, таким образом, становимся безнравственными и порочными. Это свидетельствует о наших слабости и бессилии.
Однако не следует презирать и низшие виды труда. Пусть человек, не видящий пред собой лучшего, работает с эгоистической целью, ради приобретения известности и славы, но каждый из нас должен всегда стремиться к высшим побуждениям и стремиться понять их суть. «Мы имеем право работать, но не имеем права на плоды работы». Оставьте плоды. Зачем думать о результатах? Если вы помогаете человеку, не думайте об отношении этого человека к вам. Если вы хотите сделать великое или хорошее дело, не думайте о результатах его для вас самих.
В связи с этим идеалом работы возникает один трудный вопрос. Интенсивная деятельность необходима. Мы должны всегда работать. Мы не можем и минуты прожить без труда. Как же быть с отдыхом? Перед нами одна сторона жизненной борьбы – работа, увлекающая нас в своем водовороте. Но тут же стоит и другое – тихое, безвестное самоотвержение: все кругом мирно, нет шума и внешней деятельности – лишь природа с ее животными и цветами, и горами. Но ни та, ни другая картина не совершенны. Человек, привыкший к уединению, будет уничтожен водоворотом жизни, придя в соприкосновение с ним, подобно тому, как рыба, жившая в глубоких водах, а потом вытащенная на поверхность, погибнет, лишенная того давления воды, под которым создалось ее тело. Может ли, с другой стороны, человек, привыкший к шуму и суете жизни, чувствовать себя хорошо в тихом месте? Он будет страдать и даже может сойти с ума. Тот человек идеален, который среди величайшей тишины и уединения находит самую напряженную деятельность и среди напряженной деятельности находит тишину и уединение пустыни. Он обрел тайну самообладания: он имеет власть над собой. Он идет по улицам большого города с его шумным движением, но ум его покоен, как будто он находится в пещере, куда ни один звук не долетает, и все время ум его напряженно работает. Таков идеал карма-йоги, и, достигнув его, вы действительно обретете тайну труда.
Но начинать нам следует постепенно; надо приниматься за работу, ставшую основной в нашей жизни, и стараться делаться все более бескорыстными. Работая, мы должны анализировать мотивы, побуждающие нас к труду, и в первые годы мы почти неизменно будем убеждаться в том, что побуждения наши эгоистичны. Но настойчивость постепенно растворит этот эгоизм, пока, наконец, не наступит время, когда мы способны будем воистину бескорыстно работать. Все мы можем надеяться на то, что наступит время, когда на определенном этапе жизненного пути мы наконец приобретем полное бескорыстие. В ту минуту, когда мы этого достигнем, все силы наши будут сосредоточены, и знание, присущее нашему высшему «Я», проявится в нашем сознании.

Глава II. Каждый велик на своем месте

Согласно философии санкхьи, Природа состоит из трех сил, именуемых на санскрите раджас, тамас, саттва. Появление их в физическом мире мы можем назвать активностью, инертностью и равновесием. Тамас олицетворяется темнотой и бездействием, раджас – деятельностью, выражающейся в притяжении и отталкивании, а саттва есть равновесие между ними.
В каждом человеке кроются эти три силы. Иногда преобладает тамас: мы становимся ленивыми, не можем двигаться, мы бездеятельны, потому что нас связывают или какие-нибудь идеи, или простая притупленность чувств. В других случаях преобладает активность, а в иные минуты – спокойное равновесие между тамасом и раджасом. В разных людях преобладает та или другая сила. Один человек отличается бездеятельностью, тупостью и ленью, другой – активностью, силой, проявлением энергии; в третьем мы видим мягкость, спокойствие, кротость, порождаемые равновесием между деятельностью и бездействием. Так и во всем мире – в животных, в растениях, в людях – мы наблюдаем более или менее яркие проявления этих трех сил.
Карма-йога имеет преимущественное отношение к этим трем факторам нашей жизни. Понимание их природы и способов их применения помогает нам правильнее работать. Человеческое общество представляет собой организацию, построенную на принципе постепенности. Мы все имеем понятие о нравственности, о долге, но вместе с тем мы знаем, что в различных странах представления о нравственности значительно разнятся между собой. Что считается нравственным в одной стране, иногда совершенно безнравственно в другой. Например, в одной стране двоюродные братья и сестры могут вступать в брак, в другой такие браки считаются безнравственными; в одной стране мужчины могут жениться на своих невестках, в другой такие браки не допускаются; в одной стране можно вступить в брак лишь один раз, в другой – много раз и т. д. Так и в других областях понятия о нравственности весьма различны; несмотря на это, мы все же сознаем, что должен существовать однородный всемирный идеал нравственности.
То же самое можно сказать и о долге. Понятия о долге чрезвычайно разнообразны у различных народов: в одной стране, если человек не проделывает известных вещей, его за это осуждают; если он в другой стране будет делать именно эти самые вещи, то скажут, что он неправильно поступает. Вместе с тем мы все же сознаем, что должно существовать определенное всемирное представление о долге. Точно так же один класс общества думает, что некоторые вещи входят в круг его обязанностей, тогда как другой слой думает совершенно противоположное и был бы в отчаянии, если бы его заставили так поступать. Перед нами лежат две дороги: дорога людей незнающих, уверенных в том, что путь к истине один и что вне его все ошибочно, и дорога мудрых, признающих, что долг и нравственность меняются сообразно с нашим менталитетом или с различными планами нашего существования. Важно знать, что существуют различные ступени долга и нравственности, что долг одной ступени не может быть долгом другой.
Поясним это примером. Все великие учителя говорили: «Не противься злу». Они учили, что непротивление есть высший нравственный идеал. Мы все знаем, что если бы некоторые из нас стали осуществлять этот идеал на практике, то все общественное здание рухнуло бы: порочные люди завладели бы нашей собственностью и нашей жизнью и поступали бы с нами по своему усмотрению. Если бы был осуществлен хотя бы в течение одного дня идеал непротивления, то он привел бы нас к катастрофе. Однако интуитивно – в глубине сердца – мы чувствуем истину учения: «Не противься злу». Оно представляется нам высочайшим идеалом. Однако проповедь лишь одной этой доктрины равносильна была бы обречению на гибель значительной части человечества. К тому же она заставила бы людей чувствовать, что они всегда поступают плохо, и вызвала бы в них угрызения совести за все их поступки; это ослабило бы их, и постоянное самоосуждение породило бы больше зла, чем всякая другая слабость. Перед человеком, начинающим ненавидеть себя самого, раскрываются двери вырождения. То же самое можно сказать о целом народе.
Первая наша обязанность состоит в том, чтобы не ненавидеть себя. Для того чтобы продвигаться вперед, нам надо верить сначала в себя, а потом в Бога. Тот, кто не верит в себя, не может верить и в Бога. Поэтому нам необходимо ясно понять, что долг и нравственность меняются при различных обстоятельствах. Нельзя сказать, что человек, который противится злу, делает то, что всегда и само по себе неправильно. Наоборот, в известных обстоятельствах, в которых он может оказаться, противиться злу может быть его прямой обязанностью.
Многие из западных читателей, читая Бхагавадгиту, изумлялись, находя во второй главе слова Кришны, обращенные к Арджуне, в которых Кришна называет Арджуну лицемером и трусом за его отказ вступать в бой или сопротивляться неприятелю на том основании, что его противниками оказались его друзья и родственники, а также потому, что непротивление есть величайший идеал любви. Великий урок, который мы все должны выучить, заключается в том, что крайности всегда похожи друг на друга; когда вибрации света слишком медленны, мы их не видим и точно так же не видим их, когда они слишком быстры. То же самое относительно звука. Мы не слышим его, когда он слишком низок или когда он слишком высок. Аналогично этому и различие между противлением и непротивлением. Один человек не противится, потому что он слаб, ленив и не то что не хочет, а не может бороться. Другой человек знает, что, если он захочет, он сумеет нанести сокрушительный удар, однако он не только не наносит удара врагам, но и благословляет врагов. Тот, кто не противится по слабости, совершает грех и в силу этого не может получить никакой пользы от непротивления, тогда как другой человек совершил бы грех, сопротивляясь. Будда отдал свой царский престол и отрекся от власти и положения – это было истинное отречение. Но не может быть речи об отречении, когда дело идет о нищем, которому не от чего отрекаться! Итак, мы должны всегда тщательно взвешивать смысл наших слов, когда говорим о непротивлении или о противлении. Если мы, обладая силой, отказываемся ею пользоваться и не противимся, мы совершаем великий акт любви; но если мы не можем противиться и вместе с тем стараемся уверить самих себя, что мы движимы побуждениями высшей любви, то мы тем самым делаем противоположное. Арджуна испугался, увидев перед собой сильного противника; его «любовь» заставила его забыть свой долг перед страной и перед правителем. Потому-то Шри Кришна и назвал его лицемером: «Ты говоришь как мудрец, но твои действия обнаруживают в тебе труса, поэтому встань и иди в бой!»
Такова главная идея карма-йоги. Тот человек – карма-йог, который понимает, что высочайший идеал есть непротивление, знает, что это непротивление составляет высшее проявление силы, находящейся в его действительном обладании, и знает, что так называемое противление злу есть только путь к проявлению этой высшей силы, а именно: непротивления. Прежде чем достичь высшего идеала непротивления, человек должен исполнить свой долг и противиться злу; пусть он работает, борется, рубит сплеча. Но непротивление станет добродетелью, только когда он приобретет силы для сопротивления.
Я встретил у себя на родине одного человека, которого я раньше считал явным глупцом, который ничего не знал и не желал знать и вел растительный образ жизни. Однажды он спросил меня, что ему делать, чтобы познать Бога, как ему достигнуть освобождения. «Можешь ли ты солгать?» – спросил я его. «Нет», – ответил он. – «Тогда научись лгать. Лучше лгать, чем жить как животное или бревно; ты ничего не делаешь; ты, несомненно, не достиг состояния совершенства, спокойного и ясного, которое лежит выше всех действий, ты еще слишком туп даже для того, чтобы сделать что-нибудь злое». Это был исключительный случай, и я, конечно, шутил, но я хотел сказать этим, что человек должен быть деятельным для того, чтобы перейти через деятельность к полному покою.
Бездеятельности следует всеми мерами избегать. Деятельность всегда означает сопротивление. Противьтесь всякому злу, ментальному и физическому, и когда вы достигнете успеха в сопротивлении, тогда придет покой. Очень легко сказать: «Не ненавидь никого, злу не противься!» – но мы знаем, к чему это обычно приводит на практике. Когда внимание общества обращено на нас, мы выказываем наше непротивление, но сердце наше все время точит червь. Мы ощущаем полное отсутствие того мира, который должен дать непротивление, и чувствуем, что лучше нам было бы противиться. Если вы желаете богатства и вместе с тем знаете, что весь мир считает человека, стремящегося к богатству, порочным, то вы, может быть, и не посмеете броситься в борьбу за богатство, однако сознание ваше будет день и ночь направлено к деньгам. Это – лицемерие, и оно ни к чему не приведет. Окунитесь в жизнь мира, и только по истечении некоторого времени, когда вы выстрадаете и насладитесь всем тем, что он в себе содержит, придет отречение, а с отречением—и покой. Утолите вашу жажду власти и всего остального, и после того, как вы ее удовлетворите, настанет время, когда вы увидите, что все это очень маловажно; но пока вы не удовлетворили этого желания, пока вы не испытали эту деятельность, вы не сможете достичь состояния покоя, ясности и самоотречения. Ясность и самоотречение составляли предмет проповедей в течение многих тысяч лет; все мы слышали о них с детства; однако не многих людей видим мы в мире достигшими этих состояний. Сомневаюсь, встретил ли я хотя бы двадцать человек в моей жизни в самом деле спокойных и не противящихся злу, между тем я объездил полмира.
Каждый человек должен создать себе идеал и стремиться провести его в жизнь; этот способ – более верный путь внутреннего прогресса, чем принятие чужих идеалов, осуществить которые человек никогда не может надеяться. Например, если мы прикажем ребенку сразу пройти двадцать верст пешком, он просто не вынесет этого. Если один ребенок из тысячи и сможет это сделать, то он приползет к концу пути, измучившись до полусмерти. Подобные вещи мы и пытаемся делать. Люди, которых мы встречаем в обществе, мужчины и женщины, имеют разный интеллектуальный уровень, разные способности и силы. Они должны иметь и разные идеалы, и мы не имеем права смеяться над их идеалами, каковы бы они ни были. Пусть каждый делает все, что может, чтобы осуществить свой собственный идеал. Но совершенно неправильно судить мои стремления с точки зрения вашего идеала или ваши идеалы – с моей точки зрения. Нельзя судить о яблоне, сравнивая ее с дубом, и нельзя судить о дубе, сравнивая его с яблоней. Для яблони есть своя мерка суждения и для дуба – своя.
Единство в разнообразии есть закон мироздания. Люди могут сильно различаться между собой, но в основе их лежит единство. Различие индивидуальных характеров и различные типы мужчин и женщин являются естественными разновидностями в творении. Поэтому не следует подходить к ним с одинаковыми мерками или ставить перед ними одинаковые идеалы. Такой образ действия порождает лишь неестественную борьбу, в результате человек начинает ненавидеть себя, что мешает ему стать духовнее и добрее. Наш долг заключается в том, чтобы поощрять каждого в его борьбе и стремлении жить сообразно его высшему идеалу и в стараниях в то же время сделать этот идеал как можно более близким к истине.
В индусской этике этот факт был признан с самых древних времен. И в священных писаниях, и в моральных кодексах индуизма приводятся различные правила для разных классов людей: для мирского человека (главы семьи), саньяси (человека, отказавшегося от мира) и ученика.
Жизнь каждого человека, согласно индусским писаниям, имеет свои особые обязанности помимо тех, что свойственны вообще всему человечеству. Индус начинает жизнь учеником; затем он женится и становится домохозяином; в старости он оставляет дела и, наконец, отказывается от мира и становится саньяси. На каждой из этих стадий жизни человек имеет разные обязанности. Ни одна из этих стадий по внутреннему содержанию не выше другой. Жизнь женатого человека так же высока, как и жизнь отрекшегося от мира человека, посвятившего себя религии. Подметальщик на улице столь же велик и славен, как король на своем троне. Сведите короля с его престола, заставьте его мести улицу и посмотрите, как он будет себя чувствовать. Сделайте дворника правителем и посмотрите, как он будет управлять государством. Бесполезно говорить, что человек, живущий вдали от мира, выше человека, живущего в мире. Наоборот, гораздо труднее жить в мире и служить Богу, чем уйти от мира и вести свободную, легкую жизнь. Четыре стадии жизни в Индии в позднейшие времена свелись к двум – к жизни домохозяина и к жизни монаха. Мирской человек женится и несет свои обязанности гражданина. Обязанности монаха заключаются в том, чтобы отдать всю энергию религии, проповедовать и молиться Богу. Я приведу вам несколько отрывков из Маха-Нирваны-Тантры, говорящей об этом предмете, и вы увидите, как трудно исполнять все обязанности мирского человека согласно понятиям индусов.
«Мирской человек (домохозяин) должен быть предан Богу. Познание Бога должно быть целью его жизни, и однако он должен постоянно работать, исполнять все свои обязанности, отдавать Богу плоды всех своих действий. Это самая трудная вещь на свете: работать и не думать о результатах, помогать человеку и не ждать в ответ благодарности, делать какое-нибудь доброе дело, не помышляя о том, принесет ли оно громкое имя или славу или ровно ничего. Даже самый явный трус становится храбрым, когда люди восхваляют его. Глупец может совершить геройский поступок, когда окружающие его одобряют и поддерживают. Но непрерывно делать добро, не заботясь об одобрении окружающих, – это на самом деле высшая жертва, какую может принести человек. Главная обязанность домохозяина – мирского человека состоит в том, чтобы зарабатывать средства к существованию для себя и семьи, но он должен при этом не лгать, не обманывать и не обкрадывать других и должен помнить, что жизнь его посвящена Богу и бедным.
Зная, что отец и мать являются видимыми представителями Бога, мирской человек всегда и во всех случаях жизни должен угождать им. Если отец и мать довольны им, то доволен им и Бог. Тот человек действительно хорош, который никогда не скажет резкого слова своим родителям.
В присутствии родителей не следует проявлять суетливость, гнев или дурное настроение. Отцу и матери сын должен низко поклониться, оставаться стоять в их присутствии и не садиться, пока они ему того не позволят.
Если мирской человек пользуется всеми благами, не позаботившись прежде всего о том, чтобы его мать и отец, дети, жена и бедные люди имели достаток во всем, необходимом для жизни, он совершает грех. Мать и отец являются началами, создавшими его тело, и поэтому человек должен пройти хотя бы через тысячу неприятностей для того, чтобы сделать для них добро. Таковы же и его обязанности по отношению к жене; он никогда не должен осуждать ее и должен содержать ее, как родную мать. И даже в случае самых больших жизненных затруднений и несчастий он не должен гневаться на жену.
Кто думает о другой женщине, помимо своей жены, прикасаясь к ней хотя бы только в уме своем, – уделом того станет ад.
При женщинах семьянин не должен произносить ругательства. Он не должен также хвастаться и перечислять свои заслуги.
Мирской человек всегда должен быть добрым с женой, радуя ее подарками, любовью, доверием и ласковыми словами, и не должен никогда расстраивать ее. Человек, сумевший приобрести любовь целомудренной женщины, преуспел в своей религии и в добродетельности».
Обязанности по отношению к детям следующие: сын должен быть с любовью оберегаем до четырех лет; воспитывать его следует до шестнадцати лет. Когда ему минет двадцать лет, он должен начать работать; отец должен с ним тогда ласково обращаться как с равным. Точно так же дочь должна быть воспитана с величайшей тщательностью. При выходе ее замуж отец должен дать ей приданое.
Человек имеет обязанности и по отношению к своим братьям, сестрам и к детям братьев и сестер, если они бедны, а кроме того, и к другим родственникам, к друзьям и к прислуге. Он имеет обязанности также по отношению к жителям одного с ним города или села, к бедным людям и ко всякому, приходящему к нему за помощью.
Если мирской человек имеет достаточные средства и не уделяет часть их родственникам и бедным, он – не человеческое существо, а животное.
Следует избегать чрезмерной привязанности к пище, к одежде и к уходу за телом. Мирской человек должен быть чист сердцем, аккуратен, всегда деятелен и всегда готов к работе.
Мирской человек должен быть бесстрашным со своими врагами. Он должен бороться с ними и сопротивляться им. Это обязанность домохозяина. Он не должен сидеть в углу, плакать и говорить о непротивлении. Если он не показывает себя героем в борьбе со своими врагами, значит, он не исполнил своих обязанностей. С друзьями же и родственниками он должен быть кроток, как агнец.
Мирской человек обязан не преклоняться перед порочными людьми, потому что, преклоняясь перед ними, он потворствует злу. Но будет большой ошибкой, если он будет пренебрегать людьми, достойными уважения. Он не должен быть слишком поспешен в своей дружбе; он не должен искать дружбы со всеми без разбора. Он должен сначала наблюдать за поведением людей, с которыми он хочет подружиться, за их поступками в отношении других людей, обдумать все это и только после этого вступать с людьми в дружбу.
О трех вещах он не должен говорить во всеуслышание: он не должен рекламировать своей известности; не должен восхвалять свое имя, силы или богатство; не должен рассказывать другим о том, что было доверено ему по секрету.
Человек не должен говорить, что он беден или богат, ни в каком случае не должен хвастаться своим богатством. Он должен быть уравновешенным и благоразумным – это его религиозная обязанность. Это не просто житейская мудрость: если человек не будет благоразумным, его могут счесть безнравственным.
Домохозяин является опорой всего общества; он – главный кормилец. Бедные, слабые, дети и женщины, которые не работают, – все зависят от его заработка. Поэтому есть некоторые обязанности, которые домохозяин должен выполнять, и, выполняя их, он должен чувствовать себя сильным, а не думать, что он делает вещи ниже своего идеала. Поэтому, если он допустил какую-нибудь слабость или совершил какую-нибудь ошибку, он не должен говорить об этом публично или, если он участвует в каком-нибудь предприятии и знает, что предприятие должно кончиться неудачей, не должен говорить об этом. Такая откровенность не только не нужна, но она ослабляет человека и мешает исполнению им его обязанностей.
В то же время мирской человек должен энергично бороться, чтобы приобрести две вещи: сначала знание, потом богатство. Это его долг, и если он не исполнит своего долга, он – ничтожество. Мирской человек, который не стремится к приобретению благосостояния, действует безнравственно. Если он ленив и довольствуется праздной жизнью, он живет безнравственно, потому что от него зависят, может быть, сотни людей. Если же он приобретает богатство, то сотни других людей находят в нем свою поддержку.
Если бы в этом городе не было многих людей, стремившихся к богатству и приобретших его, не было бы здесь и различных культурных и благотворительных учреждений.
В данном случае погоня за богатством не предосудительна, так как она имеет целью дальнейшее достойное распределение его. Для мирского человека приобретение богатства и благородное использование его составляет религиозный долг: домохозяин, стремящийся разбогатеть праведными путями и для правильных целей, в действительности делает то же самое для достижения спасения, что и отшельник, молящийся в своей келье, так как в них мы наблюдаем лишь различные проявления той же добродетели – самоотречения и самопожертвования, вызываемых преданностью Богу и всем Его созданиям.
Мирской человек должен всеми силами стараться приобрести доброе имя; он не должен играть в азартные игры, общаться с дурными людьми и быть причиной горя для других.
Нередко люди берутся за то, что они не могут сделать, и в результате обманывают других для достижения своих целей. Во всех случаях надо принимать во внимание время, привходящее как фактор во все. Кроме того, что один раз может быть неудачей, другой раз может стать большим успехом.
Домохозяин должен быть правдивым, говорить мягко, употреблять выражения, приятные для других и могущие принести им пользу, он не должен также говорить о чужих делах.
Вырывая пруды, обсаживая дороги деревьями, устраивая убежища для людей и животных, прокладывая дороги и наводя мосты, мирской человек идет к той же цели, что и величайший йог.
Итак, деятельность и обязанности мирского человека составляют часть учения карма-йоги.
Дальше говорится, что «если человек умирает на поле битвы, сражаясь за свою страну или за свою веру, он приходит к той же цели, к которой йог приходит путем медитации». Это показывает, что обязанность одного человека не является обязанностью для другого; и в то же время нельзя сказать, что одна обязанность принижает, а другая возвышает. Каждому долгу принадлежит свое место в жизни, и мы должны исполнять свои обязанности сообразно с теми условиями, в какие мы поставлены.
Из всего этого вытекает одна идея: осуждение всякой слабости. Эта мысль сквозит во всех индийских учениях, в философии и в религии. В Ведах постоянно повторяется слово «бесстрашие»: «Не страшитесь ничего!» Страх – признак слабости. Человек должен исполнять свой долг, не обращая внимания на насмешки или презрение хотя бы всего общества.
Уходя из мира для служения Богу, человек не должен думать, что все, остающиеся в мире и работающие на благо мира, не служат Ему; точно так же и люди, живущие в мире для жены и детей, не должны считать людей, отрекшихся от мира, праздными бродягами. Каждый человек велик на своем месте. Эту мысль можно пояснить следующим примером.
Некий царь имел привычку спрашивать всех саньяси, приходивших в его страну: «Кто больше: тот ли, кто, отрекшись от мира, становится саньяси, или тот, кто живет в мире и исполняет свои обязанности мирского человека?» Многие мудрецы пытались разрешить эту задачу. Некоторые утверждали, что саньяси выше; тогда царь требовал, чтобы они доказали свое утверждение. И если они не могли этого сделать, он приказывал им жениться и жить в мире. Затем приходили другие и говорили: «Семьянин, исполняющий свои обязанности, выше». И от них тоже царь требовал доказательств. И когда они не могли дать их, он также заставлял их начать жить жизнью домохозяев. Наконец пришел один молодой саньяси, и царь задал и ему тот же вопрос. Саньяси отвечал: «О царь, каждый велик на своем месте». – «Докажи это мне», – сказал царь. «Я докажу это тебе, – сказал саньяси, – но для этого ты должен пойти со мной и пожить некоторое время так же, как я, чтобы я мог доказать тебе то, что я говорю». Царь согласился, последовал за саньяси, покинув на время свое царство. Пройдя много других стран, они дошли до одного большого царства. В столице, куда они пришли, происходила торжественная церемония. Царь и саньяси услышали бой барабанов, музыку и крики глашатаев; народ толпился на улицах в праздничных одеждах, и везде глашатаи возвещали о том, что должно было произойти. Царь и саньяси стояли и смотрели на происходившее. Глашатай возвещал народу, что дочь царя той страны собирается выбрать себе мужа из числа собравшихся. Согласно старинному обычаю, царевны в Индии выбирали себе мужей таким образом. Каждая царевна имела свое представление о том, какой ей нужен муж; некоторые желали иметь мужем самого красивого человека, другие – самого ученого, третьи – самого богатого и т. д. И каждая выбирала того, кто ей нравился. Так было и здесь. Все соседние царевичи нарядились в лучшие одежды и явились в город. Некоторые из них имели своих собственных глашатаев, провозглашавших их достоинства и объяснявших, почему они надеялись, что царевна выберет их. Царевну в роскошном, сверкающем одеянии носили в паланкине, и она могла всех видеть и слышать. Если ей не нравились претенденты, она говорила слугам, несшим ее: «Дальше!» – и не обращала больше внимания на отверженных женихов. Если же царевне понравился бы кто-нибудь из них, она по традиции набросила бы ему на шею гирлянду из цветов, и он стал бы ее супругом.
Царевна была прекрасна, как заря, и ее супруг должен был получить все царство после смерти ее отца. Царевна хотела иметь мужем самого красивого человека, но она не могла найти такого, который бы понравился ей.
Уже много раз происходили подобные собрания, но царевна все не могла выбрать себе супруга. Это собрание было самым блестящим из всех; народу собралось больше, чем когда-либо. Царевна появилась в роскошном паланкине, и носильщики носили ее с места на место. Но ей, по-видимому, опять никто не понравился, и присутствующие с разочарованием думали, что собрание и на этот раз кончится ничем. Как раз в это время явился молодой человек, саньяси, прекрасный, как солнце, сошедшее на землю; он стал в стороне, наблюдая за происходившим. Паланкин с царевной приблизился к нему, и как только царевна увидела прекрасного саньяси, она остановилась и набросила на него гирлянду цветов. Молодой саньяси схватил гирлянду и, сбросив ее с себя, воскликнул: «Что за глупость! Я – саньяси. Какой для меня может быть брак?» Царь, думая, что он слишком беден и поэтому не смеет жениться на царевне, сказал: «За моей дочерью я даю половину царства сейчас и все царство после смерти», – и снова возложил гирлянду на саньяси. Но молодой человек снова сбросил гирлянду, говоря: «Глупости! Я не хочу жениться», – и быстро ушел.
Но царевна так полюбила молодого человека, что сказала: «Я должна выйти за него замуж или я умру», – и она последовала за ним, желая его вернуть.
Тогда тот саньяси, который привел в эту страну царя, сказал ему: «Пойдем за ними», – и они последовали за ними, но на значительном расстоянии. Молодой саньяси, отказавшийся жениться на царевне, вышел из города, и, когда он дошел до леса в нескольких милях от города, царевна последовала за ним, и двое наших путешественников – тоже. Молодой саньяси хорошо знал этот лес и все запутанные тропинки в нем; он неожиданно свернул на одну из незаметных тропинок и скрылся, так что царевна не смогла найти его. После долгих и бесполезных попыток найти его она села под деревом и заплакала, потому что не знала, как выйти из леса. Тогда царь и другой саньяси, подойдя к ней, сказали: «Не плачь, мы покажем тебе, как выйти из леса. Сейчас слишком поздно и темно, и мы не найдем дороги. Вот большое дерево, отдохни под ним, и рано утром мы покажем тебе дорогу».
На этом дереве жила в гнезде семья птиц: самец, самка и три их птенца. Самец взглянул вниз и, увидев трех людей под деревом, сказал своей жене: «Милая, что нам делать? В нашем доме гости; теперь зима, а у нас нет огня». Самец вылетел из гнезда, достал горящую щепку, принес ее в клюве и бросил ее гостям; те собрали топлива и развели большой костер. Но самец все не был этим доволен. Он опять сказал своей жене: «Милая, как нам быть? Нам нечем накормить этих людей, а они голодны! Мы хозяева, и наш долг кормить всех, кто приходит к нашему дому. Я сделаю, что могу: отдам им свое тело». И с этими словами самец бросился в огонь и сгорел. Люди видели, как он упал в огонь, и попытались спасти его, но было поздно.
Самка видела, что сделал ее супруг, и сказала: «Их трое, и на всех троих у них только одна маленькая птичка. Этого мало; я не могу допустить, чтобы поступок моего супруга оказался напрасным, отдам я им и свое тело». С этими словами она сама бросилась в огонь и тоже сгорела.
Тогда трое птенцов, видевших происшедшее и заметивших, что все-таки мало было пищи для гостей, сказали: «Наши родители сделали что могли, и все же этого недостаточно. Наш долг – продолжать дела наших родителей; отдадим и мы наши тела». И все они бросились в огонь.
Трое людей, изумленные тем, что они видели, не могли, разумеется, есть этих птиц. Они провели ночь без пищи, а утром царь и саньяси показали дорогу домой царевне, и она вернулась к отцу.
Когда они возвращались домой, саньяси сказал царю: «Царь, ты видел, что каждый велик на своем месте. Если ты хочешь жить среди мирских людей, живи, как бросившиеся в костер птички, и будь готов в любой момент пожертвовать собой ради других. Если ты хочешь отречься от мира, будь подобен тому молодому человеку, для которого самая прекрасная женщина и целое царство были ничто. Если хочешь быть мирским человеком, пусть вся твоя жизнь будет жертвой для других. Каждый велик на своем месте, но долг одного не может быть долгом другого».

Глава III. Тайна труда

Помогать другим физически, удовлетворяя физические нужды, – дело действительно великое, но помощь тем ценнее, чем больше нужда и чем, следовательно, больше значения имеет помощь. Если потребности человека могут быть удовлетворены на один час, то этим ему действительно оказывается помощь; если его потребности будут удовлетворены на целый год, то оказанная помощь окажется еще значительнее, но если его потребности могут быть удовлетворены на всю жизнь, это, конечно, будет самой большой помощью, какая только может быть ему дана. Духовное знание – это единственное, что может уничтожить наши несчастья навсегда. Всякое другое знание удовлетворяет наши нужды лишь временно. Только с приобретением духовного знания уничтожается навсегда сама способность нуждаться. Поэтому духовная помощь человеку – это самая большая помощь, какая только может быть ему оказана. Тот, кто передает людям духовное знание, в действительности является благодетелем человечества. И мы видим, что самыми могущественными людьми были именно те, которые помогали человеку в его духовных нуждах, потому что духовность есть истинная основа всей нашей жизни. Духовно сильный и здоровый человек будет успешен и во всех других отношениях, если он того пожелает. Пока человек не обладает духовной силой, даже его физические потребности не могут быть надлежащим образом удовлетворены. Вслед за духовной помощью идет интеллектуальная помощь: дар знания гораздо выше дара пищи или одежды, он даже выше дара жизни ввиду того, что истинная жизнь человека состоит в знании; незнание – смерть, знание – жизнь. Но жизнь имеет очень малую ценность, если она проходит во тьме, в невежестве и скорби. Следующей по порядку идет, конечно, физическая помощь человеку. Следовательно, рассматривая вопрос об оказании помощи другим, мы всегда должны остерегаться ошибки думать, что физическая помощь – единственная, которую можно оказать; она не только последняя, но и самая незначительная, так как не может дать длительного удовлетворения. Страдание, испытываемое при голоде, проходит, как только я его удовлетворяю, но чувство голода потом все равно возвращается. Страдания прекратятся только тогда, когда удовлетворение освободит от самой потребности. Тогда и голод не сделает меня несчастным; никакое страдание или горе не способны будут меня расстроить. Таким образом, наивысшая помощь есть та, которая укрепляет нас духовно; за ней идет помощь интеллектуальная, а уже затем физическая.
Страдания мира не могут быть устранены одной лишь физической помощью; пока не изменится человеческая природа, физические потребности будут все время возникать, и от их неудовлетворения люди всегда будут чувствовать себя несчастными, и никакое количество физической помощи им не поможет. Единственное решение этой проблемы заключается в том, чтобы сделать людей чище. Невежество – мать всех зол и всех несчастий, которые мы видим. Когда люди увидят свет, когда они станут чистыми и духовно сильными и знающими, только тогда несчастье исчезнет из мира, но не раньше. Мы можем превратить каждый дом в стране в богадельню, покрыть ее больницами, но горе человеческое все же будет продолжать существовать, пока не изменится характер человека.
В Бхагавадгите постоянно повторяется, что все мы должны неустанно работать. Всякий труд по природе своей состоит из добра и зла. Нет работы, которая где-нибудь не принесла бы пользы; нет работы, которая кому-нибудь не принесла бы вреда. Всякая работа неизбежно является соединением добра и зла; однако мы должны работать непрерывно. И добро, и зло, заключенные в работе, дадут свои результаты, создадут свою карму. Доброе действие отразится на нас добром; злое действие отразится злом. Но и добро, и зло – цепи для души. Решение, которого достигает Бхагавадгита по отношению к этой, создающей оковы природе труда, заключается в том, что мы не должны привязывать себя к работе, которую мы делаем. Тогда она не свяжет нашу душу. Мы должны стараться понять, что значит эта непривязанность к работе.
Такова главная идея, проходящая через всю Бхагавадгиту: работайте неустанно, но не будьте привязаны к труду. Слово «самскара» можно довольно точно передать выражением «врожденная склонность». Пользуясь сравнением ума с озером, можно сказать, что в уме всякое волнение, затихая, не проходит совершенно, а оставляет след и возможность в будущем снова появиться. Этот след и возможность нового появления волн, прошедших в уме, и есть то, что называется самскара. Каждая работа, которую мы делаем, каждое движение тела, каждая мысль оставляют свое впечатление в уме, и, даже когда такие впечатления не видны, они всегда достаточно сильны, чтобы действовать в глубине ума, подсознательно. То, что мы представляем собой в каждую данную минуту, обусловливается общим итогом этих впечатлений ума. То, что я представляю собой в настоящий момент, есть результат общего действия всех впечатлений моей прошлой жизни. Этот результат и называется характером; характер каждого человека определяется общим итогом всех его предыдущих впечатлений. Если преобладают хорошие впечатления, характер становится хорошим; при преобладании дурных – он становится дурным. Если человек постоянно слышит дурные слова, имеет негативные мысли, совершает дурные поступки, то ум его будет полон отрицательных впечатлений, и они будут влиять на мысли и дела человека без осознания им этого факта. Дурные впечатления всегда деятельны, и влияние их всегда приводит ко злу. Человек, склонный к отрицательным впечатлениям, будет порочным помимо своей воли. Общая сумма его впечатлений создаст в нем сильное побуждение к совершению дурных поступков; он будет как бы орудием этих впечатлений, и они будут принуждать его делать зло. Подобным же образом, если человек склонен к позитивным мыслям и делает хорошие дела, общая сумма оставляемых этими делами и мыслями впечатлений будет положительной. Она будет заставлять его делать добро даже помимо его собственной воли. Если человек имел столько хороших мыслей и сделал столько добрых дел, что в нем появилось непреодолимое стремление делать добро, то его ум, как общая сумма этих стремлений, не позволит ему сделать зло, если бы даже он захотел этого. Внутренние склонности человека остановят его; он будет уже полностью под властью позитивных наклонностей. В таких случаях говорят, что у человека сформировался хороший характер.
Как черепаха прячет голову и лапы под свой панцирь, и можно ее убить или разбить на куски, но она все-таки не высунется наружу, так характер человека, властвующего над своими побуждениями и чувствами, устанавливается навсегда. Он управляет своими внутренними силами, и ничто не может заставить его поступать против его воли. Путем этого постоянного отражения хороших мыслей, хороших впечатлений на поверхности ума склонность к совершению добра крепнет, и в результате мы чувствуем себя в силах держать под контролем все проявления наших органов чувств и нервных центров. Таким только образом устанавливается характер; таким только путем человек достигает истины, тогда человек навеки в безопасности; он не может делать зло; он может быть в каком угодно обществе, и для него не будет в этом опасности. Существует стадия еще выше этой склонности к добру: это – желание освобождения. Вы должны помнить, что свобода души есть цель всех учений йоги, и каждая йога одинаково ведет к этому результату. Одним трудом человек может достигнуть того, чего Будда достиг главным образом медитацией, а Христос – молитвой. Будда был джнани; Христос был бхакта, но оба они достигли той же цели.
Духовное освобождение означает полную свободу – свободу от оков добра также, как и от оков зла. Золотая цепь не менее крепка, чем железная. В моем пальце сидит колючка терна, и я беру другую колючку, стараясь второю вытащить первую, затем выбрасываю обе: мне незачем хранить вторую колючку, потому что обе они только колючки. Так и дурные склонности следует вытеснять добрыми, и дурные впечатления ума следует удалять свежими волнами хороших, пока все дурное не исчезнет или не будет подавлено и поставлено под строгий контроль в дальней части ума. Таким образом, человек «привязанный» становится непривязанным. Работайте, но не позволяйте делу или мысли производить глубокое впечатление на ум; пусть эти впечатления, как волны, приходят и уходят. Пусть огромные результаты получаются от работы мускулов и мозга, но не позволяйте им производить глубокое впечатление на душу.
Как это сделать? Мы ведь видим, что отпечаток всякого действия, к которому мы привязаны, сохраняется. Я могу встретить сотни людей в течение дня и среди них одного человека, которого я люблю. Предположим, что, ложась спать, я стараюсь вспомнить все виденные мною лица, но лишь одно лицо встает передо мною – то лицо, которое я видел, может быть, лишь одну минуту, но то, которое я люблю. Все же остальные лица исчезли. Моя привязанность к этому человеку создала более сильные впечатления от встречи с ним, чем все остальное. Физиологически все впечатления были одинаковы, каждое лицо, виденное мною, отразилось на сетчатке глаза, и мозг воспринял все образы, однако однородности впечатлений не получилось. Большинство лиц были, может быть, совершенно незнакомы, о них я никогда не думал, но одно-единственное лицо, лишь мельком увиденное мной, нашло во мне определенные ассоциации. Может быть, я годами представлял его себе, зная многое о нем, и, когда его увидел, оно пробудило тысячу дремлющих воспоминаний в моем уме; и одно это впечатление произвело более сильное воздействие на ум.
Поэтому не будьте привязаны ни к чему; предоставьте всему идти своим порядком. Пусть ваши мозговые центры действуют; работайте непрерывно, но не позволяйте впечатлениям, получаемым от работы, порабощать ваш ум. Трудитесь так, как будто вы чужие люди в этой стране, пришедшие сюда только на время; работайте, но ничем не связывайте себя – любое порабощение ужасно. Этот мир не является нашим подлинным местом существования; это только один из этапов, через которые мы должны пройти. Помните великое изречение философии санкхьи: «Вся природа для души, а не душа для природы». Природа и существует только для воспитания души, иного смысла в ней нет; она существует, потому что душа должна обладать знанием и через знание освобождаться. Если мы всегда это будем помнить, мы никогда не станем привязанными к природе; мы будем знать, что природа – это книга, которую мы должны прочесть, и что, когда мы приобретем настоящее знание, книга потеряет для нас свое значение. Вместо этого, однако, мы отождествляем себя с природой; мы думаем, что душа существует для природы и дух для тела, и, как говорит распространенное выражение, мы думаем, что человек живет для того, чтобы есть, а не ест для того, чтобы жить. Мы постоянно впадаем в эту ошибку; мы смотрим на природу как на самих себя и привязываемся к ней, а это пристрастие производит глубокое впечатление на душу, связывающее нас и заставляющее нас работать не для свободы, а для рабства.
Вся суть учения санкхьи состоит в том, чтобы мы работали как свободные хозяева, а не как рабы. Работайте непрерывно, но пусть ваша работа не будет трудом рабов. Разве вы не видите, как все работают? Никто не может быть совершенно бездеятелен. 99 % человечества работает как рабы, и результаты такой работы ничтожны, потому что их труд корыстен и эгоистичен. Работайте свободно. Работайте в любви. Трудно понять словолюбов – она никогда не приходит туда, где нет свободы. В рабе не может быть истинной любви. Если вы купите раба, закуете его в цепи и заставите его работать на вас, он будет трудиться как машина, но любви в нем не будет. Так и мы, когда трудимся для приобретения мирских благ как рабы, то любви в нас быть не может, и наш труд – не истинный труд. Это одинаково правильно как относительно работы, которую вы выполняете для родственников и друзей, так и относительно работы, выполняемой вами для себя. Эгоистическая работа – работа рабская; и вот пробный камень ее. Всякое деяние любви приносит счастье; нет того акта любви, который не приносил бы с собой мира и внутреннего довольства. Реальное бытие, реальное знание и реальная любовь вечно соединены одно с другим – три составляют одно. Где есть одно, там должны быть также и другие. Это три проявления аспекта единого Бытия-Знания-Блаженства. Когда это бытие становится относительным, мы видим его как мир. Это знание в свою очередь видоизменяется в знание мирских вещей. Это блаженство составляет основу всякой истинной любви, испытываемой сердцем человеческим. Поэтому истинная любовь никогда не может причинить страдания ни тому, кто любит, ни тому, кого любят. Предположим, что мужчина любит женщину. Он желает обладать ею как своей исключительной собственностью и ревниво относится к каждому ее движению; он хочет, чтобы она все время сидела около него, стояла рядом с ним, ела и двигалась по его желанию. Он – ее раб и хочет, чтобы и она стала его рабыней. Это не любовь, а нечто вроде тяжелой рабской привязанности, маскирующейся под любовь. Это чувство не может быть любовью, потому что оно тягостно. Если женщина не делает того, чего он хочет, это приносит ему страдание. Но в настоящей любви нет тяжелых переживаний; любовь приносит лишь блаженство; в противном случае это не любовь, а что-то другое, ошибочно принимаемое за любовь. Когда вы сможете любить близких людей и весь мир, всю Вселенную таким образом, чтобы в вас не возникало ревности или страдания, вы будете близки к состоянию непривязанности.
Кришна говорил: «Посмотри на меня, Арджуна. Если Я хоть на один миг прекращу свою деятельность, вся Вселенная должна будет умереть. Моя работа ничего мне не приносит; Я – Единый Господь; почему же Я тружусь? Потому что Я люблю мир». Бог ни к чему не привязан, потому что Он любит; истинная любовь делает нас непривязанными. Где есть привязанность, прикрепленность к земным вещам, вы должны знать, что это просто физическое влечение одних частиц материи к другим. Это есть нечто, что притягивает два тела одно к другому и создает в обоих страдание, если они не могут сблизиться. Но истинная любовь не зависит от физической привязанности. Люди могут любить друг друга, находясь на расстоянии тысячи миль. Любовь их не изменяется; она не умирает и никогда не вызывает страданий.
Для того чтобы достигнуть состояния «непривязанности», потребуется, может быть, целая жизнь; но, достигнув этой высоты, мы достигнем и цели любви и станем свободными. Рабская зависимость от природы больше не будет тяготить нас, и мы увидим природу такой, какая она есть. Она больше не закует нас в цепи. Мы станем совершенно свободными и, трудясь, не будем думать о результатах труда лично для себя. Кто тогда будет думать о результатах?
Требуете ли вы чего-нибудь от ваших детей взамен того, что вы им дали? Ваш долг трудиться для них и только. Когда вы делаете что-нибудь для другого человека, для города, в котором живете, для государства, старайтесь занять такое же положение, как по отношению к своим детям, и ничего не ожидайте взамен. Если вы будете неизменно занимать положение дающего, и все, что вы даете, будет свободно по отношению к миру, без всякой мысли о награде, тогда ваша работа не создает вам привязанности. Привязанность к результатам работы является только у того, кто ожидает награды.
Если труд, подобный труду рабов, дает в результате эгоизм и привязанность, то труд господина своего разума создает блаженство непривязанности. Мы часто говорим о праве и справедливости, но при этом находим, что в реальной жизни право и справедливость – это только детский лепет. Есть две вещи, которые управляют действиями людей: сила (власть) и милосердие. Проявление власти есть неизменно проявление эгоизма. Все люди стараются извлечь возможно больше пользы из той власти, которой они обладают. Милосердие – это само небо; чтобы быть хорошими, мы все должны быть милосердными. Даже право и правосудие должны основываться на милосердии. Всякий помысел о награде за труд препятствует нашему духовному развитию и в конце концов приносит страдание. Эта идея бескорыстного милосердия может быть осуществлена еще и иным путем: при условии веры в Личностного Бога каждая работа может быть совершаема как молитва. В этом случае мы как бы кладем к ногам Господним все плоды нашей работы, и, служа Ему таким образом, мы уже не имеем права ожидать чего-либо от людей в качестве воздаяния за наш труд. Сам Господь трудится непрерывно и не имеет ни к чему личной привязанности. Как вода не может намочить лист лотоса, так и труд не может привязать к себе бескорыстного человека, заставив его стремиться к преследованию эгоистических целей. Бескорыстный и ни чему не привязанный человек может жить среди густонаселенного города, погрязшего в грехе, и грех не коснется его.
Эта идея полного самоотречения проиллюстрирована в следующем рассказе. После битвы на Курукшетре пять братьев Пандавов1 совершили большое жертвоприношение и принесли очень большие дары для бедных. Все выражали изумление по поводу величины и богатства жертвы, говоря, что мир не видывал никогда ничего подобного. Но по окончании обряда появился маленький мангуст – животное вроде кошки. Одна половина его тела была золотая, а другая – обычная, темная. Он начал кататься по полу в жертвенном зале, а потом сказал присутствующим: «Все вы лжете – это не жертва». – «Как, – воскликнули те, – разве ты не знаешь, сколько денег и драгоценностей отдано бедным и сколько людей стало богатыми и счастливыми? Эта самое удивительное жертвоприношение из всех, которые когда-либо совершались». Но мангуст сказал: «В одной деревушке жил бедный брамин со своей женой, сыном и женой сына. Они были очень бедны, жили скудными дарами, приносимыми им за проповеди и учение. В стране этой настал трехлетний голод, и бедный брамин страдал более чем когда-либо. Семья голодала уже несколько дней, когда наконец отец принес в одно прекрасное утро немного муки, которую ему посчастливилось достать. И он разделил ее на четыре части между членами семьи. Не успели они сесть за еду, как кто-то постучался в дверь. Отец открыл дверь; за ней стоял гость. В Индии гость – священное лицо, он считается как бы богом, и с ним обращаются как с таковым. Поэтому бедный брамин сказал: «Войди, господин, мы тебя приветствуем». Он поставил перед гостем свою часть пищи; гость быстро ее съел и сказал: «О, господин, ты убил меня, я голодал уже десять дней, и это маленькое количество пищи только увеличило мой голод». Тогда жена сказала мужу: «Отдай ему и мою часть», но муж ответил: «Нет, не дам». Жена настаивала, говоря: «Он – бедный человек, и наш долг, как хозяев, позаботиться, чтобы он был сыт. Раз у тебя больше нет, то моя обязанность – как твоей жены – отдать ему свою часть». И она отдала свою часть гостю. Он съел, что ему дали, и сказал, что его по-прежнему мучает голод. Тогда сын сказал: «Возьми и мою часть; сын обязан помогать отцу в исполнении его долга». Гость съел и его часть, но голод его все же не был утолен; тогда и жена сына уступила ему свою часть. Гость насытился и ушел, благословляя их. В ту же ночь эти четверо людей умерли от голода. Несколько пылинок этой муки упали на пол, и когда я покатался по полу, я стал наполовину золотым, как вы видите. С тех пор я хожу по всему свету, надеясь найти другую такую же жертву, но нигде не нахожу, поэтому другая половина моего тела не превращается в золотую. Потому-то я и говорю, что это не жертва».
Такое представление о милосердии уже исчезает в Индии; великие люди встречаются все реже и реже. Когда я учился английскому языку, я прочел в одной книге рассказ о мальчике, который пошел работать и часть заработанных денег отдал матери. И за это его хвалили на четырех страницах. В чем здесь дело? Ни один индийский мальчик никогда не понял бы морали этой истории. Теперь я понимаю ее, зная западную точку зрения! Каждый человек – сам за себя, а их отцы и матери, жены и дети могут делать что хотят.
Теперь вы видите, что такое карма-йога: помогать, не рассуждая, глядя даже смерти в лицо. Хотя бы вас обманывали миллионы раз, не спрашивайте ничего и не думайте о том, что вы делаете. Не хвалитесь своей щедростью к бедным и не ждите от них благодарности; скорей будьте им благодарны за то, что они дают вам случай проявить на них свое милосердие. Совершенно ясно, что быть идеальным человеком, живя в миру, гораздо более трудная задача, чем быть идеальным саньяси. Истинная жизнь труда так же тяжела, если не тяжелее, чем истинная жизнь отречения.

Глава IV. Что такое долг

Изучая карма-йогу, необходимо определить, что такое долг. Если мне предстоит что-нибудь сделать, я прежде всего должен знать, что это мой долг, и тогда я могу делать это. Идея долга различна у разных народов. Магометанин говорит, что его долг – это то, что написано в Коране; индус говорит, что его долг то, что написано в Ведах; и христианин говорит, что его долг то, что сказано в Евангелии. Мы находим, что существуют различные идеи долга, меняющиеся соответственно различным положениям в жизни, историческим периодам и национальностям. Дать точное определение термину «долг», подобно всякому другому отвлеченному понятию, невозможно. Мы можем составить себе идею долга, только зная его практическое действие и результаты. Когда с нами случается что-либо, в нас возникает естественный или воспитанный импульс действовать в данной ситуации определенным образом. Когда этот импульс приходит, ум начинает обдумывать положение. Иногда он находит, что в данных условиях можно действовать именно так, а не иначе. В других случаях он находит, что действовать так будет неправильным при каких бы то ни было обстоятельствах. Обычная идея долга везде состоит в том, чтобы следовать велениям своей совести. Но что делает известный поступок исполнением долга? Если христианин, умирая с голоду и имея кусок говядины, не съест его для спасения своей жизни или если он не отдаст этот кусок голодному, чтобы спасти его жизнь, он, конечно, будет чувствовать, что не исполнил своего долга. Но если индус в таком же положении осмелится съесть кусок говядины или отдаст его другому индусу, он одинаково будет чувствовать, что нарушил свой долг: все воспитание индуса заставляет его думать так1. В прошлом столетии в Индии были знаменитые шайки разбойников, именуемые тутами; они считали своим долгом убивать каждого встречного человека и отнимать у него деньги2. Чем большее количество людей они убивали, тем добродетельнее они себя считали. Если обычный человек выйдет на улицу и совершит убийство, его будут мучить угрызения совести. Но если тот же самый человек станет солдатом и убьет не одного человека, а двадцать, он будет удовлетворен, считая, что особенно хорошо исполнил свой долг. Из этих примеров мы видим, что долг определяется не тем, что сделано. И объективно определить, что такое долг, совершенно невозможно. Что такое долг, ясно только с субъективной точки зрения. Каждое действие, которое возвышает нас и приближает к Богу, есть хорошее действие и наш долг. Всякое неблаговидное действие отрицательно по своим результатам и не является нашим долгом. С субъективной точки зрения мы видим, что некоторые поступки унижают нас и делают более грубыми. Но невозможно сказать, что одни и те же поступки имеют одинаковое значение для людей, находящихся в разных условиях и положениях. Существует только одна идея долга, которая была принята всем человечеством и которая выражается в одном афоризме на санскритском языке: «Не причиняй вреда ни одному существу: это – добродетель; нанесение вреда – грех».
Бхагавадгита часто говорит об обязанностях, связанных с положением в обществе и в жизни. Условия, в которых человек родится, и положение, которое он занимает, в значительной степени определяют его умственное и моральное отношение к различным формам деятельности. Поэтому долг каждого заключается в том, чтобы делать то дело, которое будет возвышать и облагораживать его в соответствии с идеалами того народа или общественного слоя, к которому он принадлежит. Но не надо забывать, что в разных обществах и странах господствуют неодинаковые идеалы. Постоянное игнорирование этого факта является главной причиной ненависти между народами. Американец полагает, что то, что делают американцы согласно обычаю своей страны, есть самое лучшее и что тот, кто не следует этим обычаям, – плохой человек. Индус думает, что его обычаи – единственно правильные и лучшие в мире и что тот, кто не исполняет их, – человек порочный. Это совершенно естественная ошибка, которую все склонны делать. Но эта ошибка приносит много вреда. Она является причиной недружелюбия и жестокости, существующих в мире. Когда я приехал в Америку и осматривал Чикагскую выставку, какой-то человек дернул меня сзади за тюрбан. Я обернулся и, увидев, что это был хорошо одетый, приличного вида господин, спросил его, что ему нужно. Увидя, что я говорю по-английски, он очень смутился. В следующий раз на той же выставке другой человек толкнул меня. Когда я спросил его, зачем он это делает, он также был очень сконфужен и, извиняясь, пробормотал: «А зачем вы так одеваетесь?» Отношение к другим у этих людей заключено было в рамки собственного языка и собственных обычаев. Давление сильных наций на более слабые в значительной мере обусловлено этим предрассудком, уничтожающим братское отношение к ближнему. Человек, спросивший меня, почему я одеваюсь не так как он, и вследствие этого грубо со мной обошедшийся, был, может быть, неплохим человеком, хорошим отцом и прекрасным гражданином, но добродушие его исчезло, как только он увидел человека, одетого другим образом. Иностранцев эксплуатируют во всех странах, потому что они не умеют себя защитить; вследствие этого они уносят с собой неверные впечатления о тех народах, среди которых они были. Матросы, солдаты и купцы держат себя очень странно в чужих краях, хотя им и в голову не пришло бы вести себя таким же образом на родине потому, может быть, китайцы и называют американцев и европейцев «заморскими дьяволами», они не делали бы этого, если бы видели хорошие стороны западной жизни.
Следовательно, нам надо запомнить, что мы должны всегда стараться видеть обязанности других с их точки зрения и никогда не судить об обычаях народов по нашей собственной мерке. Необходимо помнить, что мои обычаи не могут быть мерилом для обычаев всей Вселенной. Я должен приспосабливаться к миру, а не мир ко мне. Итак, мы видим, что внешние условия изменяют природу наших обязанностей, и лучшее, что мы можем сделать в мире, это исполнить долг, налагаемый на нас в конкретных обстоятельствах. Нам следует исполнять долг, вменяемый нам нашим рождением, а затем – долг, налагаемый на нас нашим положением в жизни и в обществе. В человеческой природе кроется, однако, одна большая опасность, а именно: человек никогда самого себя не изучает. Он полагает, что также способен занимать престол, как и король. Даже если он действительно на это способен, он все же сначала должен доказать, что хорошо исполняет свой долг на своем месте, – тогда к нему могут прийти более высокие обязанности. Как только мы принимаемся за серьезную работу в обществе, судьба повторными ударами заставляет нас быстро найти свое подлинное место. Ни один человек не может долгое время без вреда для себя и окружающих занимать положение, к которому он не приспособлен. Бесполезно роптать на природу, указывающую нам наше место. Человек, выполняющий примитивную работу, сам вследствие этого не делается низким. Нельзя судить о человеке по природе и свойствам его обязанностей, но можно судить по тому, как он их исполняет.
Впоследствии мы увидим, что и это понятие о долге подлежит изменению и что самая великая работа совершается только тогда, когда за ней не стоят никакие эгоистические мотивы. Тем не менее, работа, основанная на чувстве долга, приводит нас к работе, которая перестает быть долгом. Тогда всякая работа делается служением тому Богу, в которого человек верит, и совершается как бы сама для себя, а не ради посторонних результатов.
Мы находим, что философия долга, как в форме этики, так и в чисто эмоциональных проявлениях, одинакова во всех учениях йоги. Ее цель заключается в жертвовании низшим «Я» для того, чтобы могло проявиться реальное, высшее «Я». Философия долга стремится уменьшить бесполезную трату энергии на низшей плоскости бытия для того, чтобы душа могла проявляться на высших планах. Это достигается благодаря уничтожению низших желаний, чего строго требует философия долга. Таким путем, сознательно или бессознательно, развивался весь строй общества в областях деятельности и опыта, где, ограничивая эгоизм, мы открываем путь к беспредельному расширению истинной природы человека.
Исполнение долга редко бывает приятным. Оно бывает гармоничным, лишь когда человек движим любовью, при отсутствии же ее получается постоянное трение. Иначе как могли бы родители исполнять свой долг по отношению к детям, мужья – по отношению к женам и наоборот? Разве мы не встречаемся со случаями такого трения каждый день. Долг приятен, лишь когда ему сопутствует любовь, а любовь сияет лишь в свободе. Но разве можно назвать свободой рабство, в котором мы часто находимся у гнева, у ревности и у сотен других мелочей, занимающих наше внимание в течение дня? Высшее выражение свободы заключается в том, чтобы не реагировать на мелкие неувязки и шероховатости, встречаемые нами в каждодневной жизни. Очень часто женщины, находящиеся в рабстве у своего раздражительного и ревнивого характера, склонны обвинять своих мужей и стремиться к тому, что им кажется свободой. Но они не понимают, что этим они только подчеркивают свое рабство. В таком же положении находятся мужья, вечно находящие недостатки у своих жен.
Целомудрие – первая добродетель в мужчине и женщине, и редко можно найти человека, который не мог бы быть возвращен на правый путь кроткой, любящей и целомудренной женой, как бы далеко он от него ни уклонился. Мир еще не настолько испорчен. Мы много слышим о грубых мужьях и о развращенности мужчин, но разве нет столь же грубых и развращенных женщин? Если бы все женщины были так добры и чисты, как можно было бы предполагать, судя по их собственным постоянным утверждениям, то я убежден, что не было бы ни одного развращенного мужчины в мире. Нет той грубости, которая не могла бы быть побеждена кротостью и целомудрием. Добрая и целомудренная женщина, взирающая на каждого мужчину, кроме своего мужа, как на своего ребенка и проявляющая к нему материнское отношение, приобрела бы такую огромную силу благодаря своей чистоте, что не существовало бы ни одного мужчины, как бы примитивен он ни был, который бы в ее присутствии не почувствовал атмосферу святости. Точно так же и каждый мужчина должен смотреть на всех женщин, кроме своей жены, как на мать, дочь или сестру. И человек, стремящийся быть религиозным учителем, должен смотреть на каждую женщину как на свою мать и относиться к ней соответствующим образом.
Положение матери – высшее в мире, так как это место, на котором можно научиться высшему бескорыстию и проявлять его. Любовь к Богу – единственная любовь, которая выше материнской любви; все остальные виды любви ниже. Долг матери думать сначала о своих детях, а затем о себе. Но если вместо этого родители всегда думают сначала о себе, то результатом будет то, что отношения между родителями и детьми станут такими же, какими бывают между птицами и их птенцами, не узнающими своих родителей, как только немного подрастут. Благословен мужчина, способный смотреть на женщину как на представительницу Божественного материнства, и благословенна женщина, для которой мужчина представляет собой Божественное отцовство. Благословенны дети, которые смотрят на своих родителей, как на проявление Бога на земле.
Единственный способ восхождения состоит в исполнении ближайшего, очередного долга. Приобретая таким образом силу, мы постепенно достигаем наивысшего состояния. Один молодой саньяси удалился в лес; там он медитировал, молился и занимался йогой. Прошло много лет упорного труда и суровой жизни. Однажды, когда он сидел под деревом, несколько сухих листьев упали ему на голову. Подняв глаза, он увидел ворона и журавля, вступивших в драку на верхушке дерева. Это его очень рассердило. Он сказал: «Как вы смеете бросать сухие листья мне на голову!» Когда он при этих словах с гневом взглянул на птиц, из его глаз вырвался как бы язык пламени, который сжег их обеих, превратив в пепел. Он был в восторге от этого проявления своей силы: он мог испепелять одним взглядом! Некоторое время спустя ему пришлось пойти в город просить милостыню. Он подошел к одной двери и сказал: «Мать, дай мне пищи». Голос изнутри ответил: «Подожди немного, сын мой». Молодой человек подумал: «Ах ты, скверная женщина! Как ты смеешь заставлять меня ждать? Ты не знаешь еще моей силы». Но тут снова послышался тот же голос: «Молодой человек, не превозносись! Здесь нет ворон и журавлей». Саньяси очень удивился. Подождать ему, однако, еще пришлось. Наконец женщина вышла; он бросился к ее ногам и сказал: «Мать, как ты это узнала?» Она ответила: «Сын мой, я не знаю вашей йоги и твоих упражнений. Я самая заурядная женщина. Я заставила тебя ждать потому, что муж мой болен и я ухаживала за ним. Всю мою жизнь я всеми силами старалась исполнять свой долг. Когда я была девушкой, я исполняла свои обязанности по отношению к родителям; выйдя замуж, я исполняю свой долг по отношению к мужу, вот и вся моя йога. Но по мере того, как я исполняла свой долг, на меня сходило просветление, поэтому я и могла прочесть твои мысли и знала, что ты сделал в лесу. Если ты хочешь узнать нечто еще более высокое, пойди на площадь, которую я тебе укажу; ты увидишь там одного вьядху,[1] и он тебе скажет нечто, что ты рад будешь узнать». Саньяси подумал: «Зачем мне идти в этот город и к вьядху?» Но после того, что он услышал, ум его несколько просветлел. Он пошел в указанный город, нашел площадь и издали увидел высокого, толстого вьядху, который, разговаривая и торгуясь с народом, резал мясо большими ножами. Молодой человек сказал: «Помоги мне, Господи! Неужели я могу чему-нибудь научиться у этого человека? Он не что иное, как воплощение дьявола». Между тем тот человек повернулся к нему и сказал: «О Свами, тебя послала эта женщина. Присядь, пока я закончу свое дело». Саньяси подумал: «Что это значит?» Он сел, а мясник продолжал свое дело и, закончив его, собрал деньги и сказал саньяси: «Пойдем со мной домой». Дойдя до дома, вьядха предложил ему сесть, сказав: «Подожди здесь», а сам вошел в дом. Затем он вымыл своих старых родителей, накормил их и сделал все возможное, чтобы удовлетворить их, после чего он пришел к саньяси и сказал: «Ты пришел ко мне. Чем я могу быть тебе полезен?» Саньяси предложил ему несколько вопросов, касающихся души и Бога, а вьядха прочел ему лекцию, составляющую часть Махабхараты, именуемую Вьядхагита. Она содержит одно из высочайших учений веданты. Когда вьядха закончил, саньяси был безмерно удивлен. Он спросил: «Почему ты находишься в таком теле? Почему, обладая таким знанием, ты являешься вьядхой и занимаешься таким грязным, скверным ремеслом?» – «Сын мой, – отвечал вьядха, – не существует грязных и скверных обязанностей. По своему рождению я поставлен в эти условия. В детстве я научился этому ремеслу; я не привязан к нему, но стараюсь выполнять его хорошо. Я стараюсь исполнить свои обязанности семьянина и стараюсь сделать отца и мать счастливыми, насколько могу. Я не знаю твоей йоги и не сделался саньяси; не удалился я также из мира в леса; тем не менее все, что ты видел и слышал, пришло ко мне в силу бесстрастного исполнения мной обязанностей, присущих моему положению».
В Индии живет мудрец, великий йог, один из самых замечательных людей, когда-либо виденных мною. Он человек странный: на вопросы он не отвечает и не занимается учительством. Если вы предложите ему вопрос и подождете несколько дней, он в разговоре коснется этой темы и прольет на нее необычайный свет. Он сказал мне однажды, в чем состоит тайна труда: «Соедини цель и средства воедино. Когда ты делаешь какую-нибудь работу, не думай ни о чем, кроме нее. Твори ее, как высшую молитву, и посвящай ей всю свою жизнь, пока ты ее делаешь». Так, в предшествующем рассказе вьядха и женщина исполняли свой долг безупречно и радостно; в результате они стали просветленными, что ясно доказывает, что правильное исполнение своих обязанностей, в чем бы они ни состояли, при отсутствии привязанности к результатам труда приводит нас к осуществлению высшего совершенства души. Только работник, привязанный к плодам своей деятельности, ропщет на обязанности, выпавшие на его долю в жизни; для работника, достигшего бесстрастия, все обязанности одинаково хороши и являются средством, с помощью которого можно преодолеть эгоизм и низшие желания и достигнуть свободы души. Мы все склонны иметь слишком высокое мнение о себе. Наши обязанности определяются нашими заслугами в гораздо большей мере, чем мы готовы признать. Соперничество порождает зависть и убивает благожелательность сердца. Для человека, вечно недовольного жизнью, все обязанности неприятны, ничто его не удовлетворяет, и вся его жизнь обречена быть неудачной. Будем же трудиться, исполняя свой долг во всем, и будем всегда готовы к выполнению любой работы. Тогда, несомненно, мы узрим Свет и обретем духовную свободу.

Глава V. Мы помогаем себе, а не миру

Прежде чем обратиться к рассмотрению того, каким образом долг способствует нашему духовному росту, позвольте вкратце описать другой аспект того, что мы в Индии называем кармой. Во всякой религии есть три части: философия, мифология и обрядность. Само собой разумеется, что философия является сущностью всякой религии; мифология разъясняет и иллюстрирует ее более или менее легендарными жизнеописаниями великих людей, рассказами о чудесных событиях и т. п.; обрядность придает этой философии еще более конкретную форму, низводя ее до общего понимания, – собственно говоря, обрядность есть конкретизированная философия. Обрядность – это карма; она необходима в каждой религии, потому что большинство из нас не способны еще воспринять духовные отвлеченности. Люди готовы думать, что они поймут все, что угодно, но, дойдя до практического опыта, они видят, что иногда очень трудно уразуметь отвлеченные духовные мысли. Поэтому символы являются для нас большой помощью, и мы не можем обойтись без символического отображения идей. С незапамятных времен символы использовались всеми религиями. В известном смысле мы не можем думать иначе как символами, сами слова являются символами. С другой стороны, все в мире можно рассматривать как символ. Вся Вселенная – символ, и Бог есть та Сущность, Которая скрывается за ним. Этот род символизма – не только создание человека; нельзя сказать, что некоторые люди, принадлежащие к одной и той же религии, совместно выдумывают определенные символы и вызывают их к жизни из собственного сознания.
Религиозные символы подвержены естественному развитию. Как объяснить, что известные символы слиты с определенными идеями почти у всех народов? Некоторые из них распространены почти повсеместно. Многие из вас, может быть, полагают, что крест как символ впервые появился в связи с христианской религией. В действительности же он существовал до христианства и до рождения Моисея, до появления Вед, в доисторические времена. Крест существовал еще у ацтеков и у финикийцев; каждая раса, по-видимому, знала этот символ. Точно так же символ Спасителя – человека, распятого на кресте, – был, оказывается, известен почти каждому народу. Круг был всегда великим символом во всем мире. Существует самый распространенный из всех символов – свастика. Одно время считалось, что это буддисты распространили ее по всему миру, но впоследствии выяснилось, что этот символ был известен многим народам мира за века до возникновения буддизма. В частности, свастика существовала в Древнем Вавилоне и в Древнем Египте. Что это доказывает? То, что все эти символы не могли быть чисто условными. Должна была существовать какая-либо причина их возникновения, какая-то естественная связь между ними и человеческим умом. Язык не есть результат условности. Люди не договаривались между собой выражать определенные идеи конкретными понятиями. Никогда не существовало идеи без соответственного слова и слова – без соответственной идеи; идеи и слова по природе своей нераздельны. Символы, изображающие идеи, могут быть красочными или звуковыми. Глухонемым приходится думать особыми, незвуковыми, символами; каждая мысль в уме имеет противовесом своим какую-нибудь форму, это называется в санскритской философии намарупа – название и форма. Так же невозможно создать условно систему символов, как невозможно искусственно создать язык. В мировых обрядовых символах мы имеем выражение религиозной мысли человечества. Легко утверждать, что не нужны обряды и храмы, и все тому подобное, каждый младенец лепечет это в наши дни, но несложно также и понять, что те люди, которые молятся в храмах, во многих отношениях отличны от людей, которые храмов не посещают. Связь известных храмов, обрядов и культов с определенными религиями ведет к тому, что последователям этих религий передаются мысли, символизируемые данными конкретными формами. Совсем не мудро отвергать обряды и символы: изучение и пользование их также составляют часть карма-йоги.
Существует много других аспектов науки труда. Один из них есть знание отношения между мыслью и словом, именно знание того, что может быть достигнуто силою слова. Каждая религия признает силу слова, и даже в такой мере, что в некоторых из них само творение приписывается силе слова. Внешний аспект мысли Бога есть слово, ввиду того, что Бог, прежде чем творить, думал и хотел; поэтому творение началось со слова. Среди суеты и натиска нашей материалистической жизни нервы теряют чувствительность и притупляются; чем старше мы становимся, тем больше притупляется наш ум и тем больше мы склонны пренебрегать явлениями, упорно и неизменно повторяющимися вокруг нас. Однако человеческая природа иногда заявляет о себе, и мы начинаем удивляться некоторым обыденным событиям и принимаемся изучать их; таким образом, удивление является первым шагом к обретению света. Мы видим, что звуковые символы, помимо высшего философского и религиозного значения слова, играют выдающуюся роль в человеческой жизни. Я говорю с вами, не трогая вас, но колебания воздуха, произведенные моей речью, проникают в ваше ухо, действуют на ваши нервы и производят определенное воздействие на ваш мозг. Вы не можете противиться этому. Что чудеснее этого? Один человек назовет другого глупцом; тот вскакивает с места и наносит обидчику удар по лицу. Такова сила слова. Женщина плачет и горюет; другая женщина подходит к ней и произносит несколько ободряющих слов. Прежде плакавшая женщина приободряется, горе уже не столь сильно подавляет ее, и она даже начинает улыбаться. Какова опять-таки сила слов! Они составляют великую силу как в высшей философии, так и в заурядной жизни. День и ночь мы пользуемся этой силой, не останавливаясь мыслью на ней. Знание этой силы и умение владеть ею также составляет часть карма-йоги.
Наша обязанность к ближним заключается в том, чтобы делать добро миру. Зачем же нам делать добро? Может казаться, что это нужно для того, чтобы помогать миру, но в действительности это необходимо для помощи самим себе. Мы всегда должны стараться помогать миру; таково должно быть наше высшее побуждение; но при тщательном рассмотрении мы видим, что мир вовсе не нуждается в нашей помощи. Наш мир не был создан для того, чтобы мы с вами ему помогали. Я как-то читал одну проповедь, в которой было сказано: «Этот прекрасный мир очень хорош, потому что он предоставляет нам время и возможность помогать другим». Это, несомненно, прекрасное чувство, но не кощунством ли является мысль, что мир нуждается в наших благодеяниях? Мы не можем отрицать того, что в нем много горя, поэтому приходить на помощь другим – лучшее, что мы можем сделать, хотя в конце концов мы увидим, что помощь другим является лишь помощью самим себе.
В детстве у меня были белые мыши. Я их держал в коробке с вделанными в нее колесами, и, когда мыши наступали на колеса, они вертелись все время так, что мыши не могли убежать. Так и с миром, и с нашей помощью ему. Вся помощь состоит в том, что мы сами развиваем свою нравственность. Этот мир не хорош и не плох; каждый человек сам создает себе свой мир. Слепой, думая о мире, представляет его себе мягким или твердым, холодным или жарким. Мы представляем собой совокупность счастья или горя; сотни раз в течение жизни мы убеждаемся в этом. Чаще всего молодые люди бывают оптимистами, старики – пессимистами. У молодых вся жизнь впереди; старики жалуются на то, что миновали их лучшие дни, и сотни неудовлетворенных желаний кипят в их сердцах. Однако и те и другие не объективны. Жизнь кажется хорошей или плохой соответственно тому состоянию ума, которое бывает нам свойственно; сама по себе жизнь – ни то ни другое. Огонь сам по себе ни хорош, ни плох. Когда он нас согревает, мы говорим: «Как прекрасен огонь». Когда он обжигает нам пальцы, мы его браним. Он кажется нам плохим или хорошим, смотря по тому, как мы им пользуемся. Точно так же и мир. Он совершенен, т. е, он в совершенстве приспособлен для предназначенной ему цели. Мы можем быть уверены в том, что он прекрасно будет существовать и без нас, и нам нечего ломать себе голову, как бы его облагодетельствовать.
Все же мы должны делать добро; желание делать добро является высочайшим мотивом в нас, если мы сознаем, что помощь другим дает большое преимущество. Не становитесь на пьедестал с грошом в руке и не говорите нищему: «Возьми, бедняга», но будьте благодарны за то, что бедняк этот существует, и вы, подавая ему, можете помочь самому себе. Благословен не дающий, а получающий! Будьте благодарны за то, что вы можете проявлять в мире свою щедрость и свое милосердие и благодаря этому становиться чище и совершеннее. Каждый хороший поступок способствует нашему очищению и усовершенствованию. Что можем мы сделать в лучшем случае? Мы можем выстроить больницу, проложить дорогу или основать благотворительное учреждение. Мы можем организовать комитет, собрать два или три миллиона долларов, на один миллион построить больницу, на второй – давать балы и пить шампанское, половину третьего позволить служащим разворовать, а остальную половину раздать бедным. Но какую ценность имеет все это? Один сильный порыв ветра может в пять минут разрушить все ваши здания. Одно вулканическое извержение сметет все ваши дороги и больницы, и города, и дома. Оставим нелепые разговоры об облагодетельствовании мира. Он не требует ни ваших, ни моих благодеяний. Однако мы все же должны работать и неустанно делать добро, потому что это является благословенным для нас самих. Это единственное средство стать совершенным. Ни один нищий, получивший подаяние от нас, не должен нам ни одной копейки; мы обязаны ему всем, потому что он дал нам возможность проявить на нем свое милосердие. Совершенно неправильно думать, что мы можем облагодетельствовать мир или что мы помогли людям; идея эта неверна, а всякая ложная идея приносит несчастье. Мы полагаем, что облагодетельствовали человека, и ждем от него благодарности; благодарности между тем нет – и мы несчастны. Зачем нам ждать чего-либо в обмен за то, что мы делаем? Будем благодарны человеку, которому мы можем помочь, взирайте на него, как на Бога. Не великое ли это преимущество – получать возможность поклоняться Богу путем оказания помощи ближнему? Если бы мы были совершенно бесстрастными, мы избежали бы скорби тщетного ожидания и могли бы бодро совершать наше дело в мире. Работа, сделанная бесстрастно, никогда не может принести несчастья или горя. Мир вечно будет жить, утопая в счастье или в несчастье.
Жил один бедный человек, нуждавшийся в деньгах. Он как-то слышал, что, если бы он умел вызывать духов, он мог бы приказать ему принести и деньги, и все, что угодно. Поэтому ему очень хотелось научиться управлять духами. Он все искал человека, который мог бы дать ему в подчинение духа; наконец он нашел мудреца, обладавшего большими силами, и попросил его помочь ему в этом. Мудрец спросил его, зачем ему нужен дух. «Я хочу, чтобы дух работал на меня; научи меня, как мне вызвать его – мне очень хочется иметь в своей власти духа», – ответил тот. Мудрец сказал: «Не беспокойся, иди домой». На следующей день тот человек опять пошел к мудрецу и стал плакать и просить: «Вызови мне духа! Я должен иметь в подчинении духа, чтобы он мне помогал». Наконец мудрецу это надоело, и он сказал: «Возьми этот талисман, повторяй волшебное слово, и дух придет, и что ты ни прикажешь ему, он все исполнит. Но берегись: он – страшное создание и должен быть всегда занят какой-либо работой. Если ты когда-нибудь не сможешь дать ему работы, он лишит тебя жизни». Человек ответил: «Это очень легко: я могу дать ему работы на всю жизнь». Затем он пошел в лес и долго повторял волшебное слово; наконец перед ним предстал дух. «Я дух, – сказал он, – я побежден твоим волшебством, но ты должен постоянно давать мне занятие; в ту минуту, как ты мне не сможешь дать его, я убью тебя». Человек сказал: «Выстрой мне дворец», и дух ответил: «Готово, я выстроил тебе дворец». – «Дай мне денег», – сказал человек. «Вот тебе деньги», – ответил дух. «Сруби этот лес и сделай вместо него огород». – «Сделано, – сказал дух, – что еще?» Человек испугался и понял, что не может больше придумать никакого дела для духа, потому что он все исполняет в один миг. Дух сказал: «Дай мне какое-нибудь дело или я съем тебя». Бедняк не мог больше придумать никакого занятия, испугался и бросился бежать, пока не добежал до мудреца и сказал ему: «О мудрец, защити меня!» Мудрец спросил его, в чем дело, и человек ответил: «У меня нет больше работы для духа. Все, что я ему приказываю сделать, он исполняет в один миг и грозит меня съесть, если я не дам ему работы». В эту минуту появился дух и, сказав: «Я съем тебя», приготовился проглотить человека. Тот, дрожа от страха, стал умолять мудреца спасти его. Мудрец сказал: «Я знаю, что делать. Посмотри на эту собаку с загнутым хвостом. Возьми скорей меч, отсеки ей хвост и прикажи духу выпрямить его». Человек отрубил хвост у собаки и дал его духу, приказав выпрямить его. Дух взял хвост и стал медленно и старательно его выпрямлять, но как только он отпустил хвост, тот снова свился. Дух снова бережно выпрямил его, но как только он его отпустил, хвост снова загнулся. Опять терпеливо дух выпрямил его, но хвост все свивался, как только он его отпускал. Так дух работал много-много дней, пока совсем не утомился. «Никогда в жизни я не был в таком затруднении. Я старый, опытный дух, но никогда я не находился в таком трудном положении. Я пойду с тобой на соглашение, – сказал он человеку. – Ты меня отпусти, а я оставлю тебе все, что я тебе дал, и обещаю больше не вредить тебе». Человек очень обрадовался и с готовностью принял это предложение.
Вспомним главные пункты того, что мы сказали. Во-первых, мы не должны забывать, что все мы должники и что мир не обязан нам ничем. Для всех нас составляет большое преимущество то, что нам дана возможность что-либо сделать для мира. Помогая миру, мы в действительности помогаем себе.
Второй пункт тот, что во Вселенной существует Бог. Вселенная не гибнет и не нуждается в вашей или моей помощи. Бог всегда в ней присутствует. Он не умирает, вечно деятелен и бесконечно бдителен. Когда вся Вселенная находится в состоянии покоя, Он продолжает свою деятельность. Он трудится непрестанно; все изменения и проявления мира исходят от Него.
В-третьих, мы не должны ненавидеть. Мир наш всегда будет сочетанием добра и зла. Мы обязаны сочувствовать слабому и любить даже грешника. Мир является большой нравственной школой, в которой мы все должны учиться для того, чтобы развиваться духовно.
В-четвертых, мы не должны ни в коем случае быть фанатиками, потому что фанатизм противоположен любви. Фанатики часто говорят: «Я ненавижу не грешника, а ненавижу грех», но я готов пройти какое угодно расстояние, чтобы увидеть человека, действительно способного отделить грех от грешника. Легко это сказать. Если мы умеем делать различие между качеством и сущностью, то мы близки к совершенству. Нелегко достичь этого. А кроме того, чем спокойнее мы будем и чем менее будут раздражены наши нервы, тем более мы будем любить и тем лучше мы будем исполнять нашу работу.

Глава VI. Непристрастие есть полное самоотречение

Подобно тому, как каждый акт, исходящий от нас, возвращается к нам в виде реакции, так наши действия могут влиять и на других людей, а их поступки на нас. Вы, вероятно, заметили, что чем больше плохих поступков совершают люди, тем хуже они становятся и, напротив, по мере того как люди делают добро, они совершенствуются и научаются делать только добро. Это растущее влияние поступков на характер человека можно объяснить лишь взаимодействием между людьми. Приведу пример из физики: при известном действии мой ум находится в определенном вибрационном состоянии; все умы, находящиеся в тождественных условиях, склонны будут подпасть под влияние волн, или вибраций, моего ума. Если в одной комнате находятся разные музыкальные инструменты, настроенные на один лад, то, если взять ноту на одном из них, все остальные будут звучать на той же ноте. Так и все умы, находящиеся в состоянии одинакового настроя, одинаково отзовутся на ту же мысль. Конечно, влияние мысли на сознание будет различно, в зависимости от расстояния и других причин, но ум всегда открыт какому-нибудь влиянию. Предположим, что я совершаю дурной поступок; ум мой находится в состоянии определенных вибраций, или колебаний, и сознания всех других людей мира, находящиеся в том же состоянии, могут подвергнуться влиянию вибраций моего ума. Это взаимное влияние сознаний более или менее существенно, смотря по степени силы вибраций каждого из них.
Развивая далее это сравнение, можно предположить, что подобно тому, как волны света иногда бегут миллионы лет, прежде чем встретят какой-нибудь предмет, так и мысленные волны также бегут сотни лет, прежде чем натолкнутся на предмет, с которым они могут звучать в унисон. Весьма возможно поэтому, что наша атмосфера полна подобных мысленных колебаний, как позитивных, так и негативных. Каждая мысль, исходящая из каждого мозга, продолжает, так сказать, пульсировать, пока она не встретит подходящий предмет, способный воспринять ее. Каждый ум, раскрытый для восприятия этих вибраций, отзывается на них немедленно. Так и человек, поступая плохо, приводит свой ум в определенное состояние напряжения, и все волны, соответствующие этому состоянию напряжения и уже как бы существующие в атмосфере, будут стараться проникнуть в его ум. Потому-то порочный человек обычно продолжает делать все больше и больше зла. Поступки его приобретают все большую напряженность. В силу этого, поступая плохо, мы подвергаемся двойной опасности: во-первых, мы раскрываем себя для всевозможных дурных влияний, окружающих нас, во-вторых, мы творим зло, которое может повлиять на других, может быть, даже через сотню лет. Делая зло, мы вредим и себе, и другим. Делая добро, мы приносим пользу и себе, и другим; и так как все силы в человеке, эти силы добра и зла черпают свою жизнеспособность из окружающего мира.
Согласно карме-йоге, однажды совершенное действие не может быть уничтожено, пока оно не принесет своего плода; нет силы в природе, могущей помешать ему дать свой результат. Если я поступаю дурно, я должен за это пострадать – ничто в мире не может это изменить. Точно так же, если я совершил хороший поступок, никакая сила в мире не может воспрепятствовать ему дать хорошие плоды. Причина должна иметь свое следствие; ничто не может изменить этого закона. Тут возникает очень тонкий и глубокий вопрос, относящийся к карме-йоге, – вопрос о тесной связи, существующей между всеми действиями, как хорошими, так и дурными. Нет поступка, не дающего одновременно и дурных, и хороших плодов. Возьмем ближайший пример: я с вами говорю, и некоторые из вас, может быть, думают, что я делаю хорошо, вместе с тем я, может быть, убиваю тысячи микробов в воздухе, значит, я делаю зло кому-то другому. Когда какое-нибудь действие влияет хорошо на тех, кого мы знаем, мы говорим, что оно хорошо. Например, вы назовете мою речь к вам хорошим поступком, но микроб не найдет его таковым; микробов вы не видите, а себя самих видите. Влияние моей речи ощутимо для вас, но действие ее на микробов для вас незаметно. Если мы станем анализировать наши дурные поступки, мы, пожалуй, найдем, что и они приносят какие-нибудь хорошие результаты. Тот, кто в хорошем способен распознать и дурное, а в дурном хорошее, познал тайну труда.
Что же из этого следует? То, что, как бы мы ни старались, мы не можем совершить абсолютно позитивного или абсолютно негативного поступка, понимая то и другое в смысле пользы и вреда. Мы не можем дышать и жить, не нанося вреда другим, и каждый кусок пищи, употребляемой нами, взят из чьего-нибудь рта: одна жизнь вытесняет собой другие жизни. Из этого следует, что совершенство никогда не может быть достигнуто одним лишь трудом. Мы можем работать всю вечность, но выхода из этого сложного лабиринта не найдем. Можно работать и работать без конца, и все же никогда не прекратится это неизбежное сочетание добра и зла в результатах работы.
Далее следует рассмотреть, какова цель труда. Мы видим, что значительное большинство людей во всех странах думают, что настанет время, когда мир будет совершенен и исчезнут болезни, смерть, несчастья и зло. Это прекрасная идея и отличная побудительная сила для вдохновения; но, вникнув в дело, мы сразу увидим, что осуществление этой мечты невозможно, раз добро и зло составляют лицевую и оборотную стороны одной и той же монеты. Как можно иметь добро, не имея одновременно и зла? Что подразумевается под совершенством? Выражение «совершенная жизнь» противоречит самому себе. Жизнь есть состояние беспрестанной борьбы между нами и всем, что вне нас. Каждую минуту мы фактически сражаемся с внешней природой, и если мы оказываемся побежденными, то жизнь нас покидает. Происходит, например, постоянная борьба из-за пищи и из-за воздуха. Если не хватает того или другого, мы умираем. Жизнь протекает не просто и не ясно, она очень сложна. Эта сложная борьба между чем-то внутри нас и внешней жизнью и есть то, что мы называем бытием.
Итак, с прекращением этой борьбы прекратится и жизнь.
Под идеальным счастьем подразумевается окончание этой борьбы. Но тогда и жизнь кончится, так как борьба может прекратиться только с прекращением жизни. Мы уже видели, что, помогая миру, мы помогаем самим себе. Главная польза работы для других состоит в совершенствовании самих себя. Путем постоянных усилий, делая добро другим, мы стараемся забыть о себе; это забвение себя и есть урок, который нам надлежит усвоить в жизни. Человек после многих лет борьбы наконец понимает, что истинное счастье состоит в искоренении эгоизма и что никто не может сделать его счастливым, кроме него самого. Каждый милосердный поступок, каждое сострадательное чувство, каждый акт помощи, каждое хорошее дело лишают нас большой дозы самомнения и открывают нам глаза на наше собственное ничтожество. Мы видим, что джнана-, бхакти– и карма-йоги – все сходятся в одной точке. Высочайший идеал состоит в вечном и всецелом самоотречении, в котором нет уже больше «себя», а все лишь «ты»; и, сознательно ли или бессознательно, карма-йога ведет нас к этой цели. Религиозный проповедник, может быть, ужаснется идее о Безличном Боге; он может настаивать на существовании Личного Бога и может также желать сохранить свою личность и индивидуальность, что бы он под этим ни подразумевал, но его этические идеалы, если они действительно прекрасны, могут быть основаны лишь на самоотречении. Это основа всякой нравственности; ее можно распространить на людей, животных или ангелов, она является единой основной идеей, единственным основным принципом, проникающим все этические системы.
В мире существуют разные по уровню духовного развития типы людей. Во-первых, богочеловеческие существа, чье самоотречение совершенно и которые только делают добро другим, жертвуя при этом даже собственной жизнью. Это самые совершенные люди. Если их найдется хотя бы сотня в какой-нибудь стране, то стране этой нечего приходить в отчаяние. Но, к сожалению, таких людей слишком мало. Кроме того, есть хорошие люди, делающие добро другим до тех пор, пока это не вредит им самим. Наконец, есть третий тип людей, которые вредят другим, чтобы себе сделать добро. Один санскритский поэт говорит, что есть и четвертый тип людей, которому он не подыщет названия, – людей, наносящих вред другим ради удовольствия вредить. Подобно тому, как на одном полюсе бытия находятся высочайшие в духовном отношении люди, делающие добро ради добра, так на другом полюсе находятся люди, делающие зло ради зла. Они никакой выгоды не получают от того, что делают зло, но зло лежит в самой их природе.
Существует два санскритских слова: «правритти», означающее движение по направлению к чему-нибудь, и «нивритти» – движение прочь от чего-нибудь. Правритти олицетворяется тем, что мы называем миром «Я» и «мое»; оно включает все то, что обогащает это «Я» посредством денег, власти, славы и что по природе стремится захватить, собрать все в один центр, и центр этот есть «Я». Когда стремление это начинает ослабевать и наступает нивритти, или отдаление, отхождение, тогда вступают в свои права нравственность и религия. Как правритти, так и нивритти суть разные виды труда; правритти – негативная деятельность, нивритти – позитивная. Нивритти является основой всякой нравственности и религии, и конечное совершенство ее выражается в полном самоотречении, в готовности пожертвовать умом и телом, и всем для другого существа. Когда человек дошел до этого состояния, он достиг совершенства в карма-йоге. Это наивысший результат добрых дел. Хотя бы человек не изучил ни одной философской системы, хотя бы он не верил ни в какого Бога, хотя бы он не молился ни разу во всю свою жизнь, если он одной только силой хороших дел пришел к такому состоянию, что готов отдать жизнь для других, то он достиг того же пункта, к которому религиозного человека приводит молитва, а философа – знание. Итак, мы видим, что философ, молящийся и работник – все встречаются в одном пункте, и пункт этот есть самоотречение. Как бы ни разнились друг от друга философские и религиозные системы, все человечество все же преклоняется с благоговением и трепетом перед человеком, готовым пожертвовать собой для других. В данном случае вопрос вовсе не в верованиях или в доктрине – даже люди, очень враждебно относящиеся к всяким религиозным идеям, сталкиваясь с фактами полного самопожертвования, чувствуют, что они должны перед ними преклониться. Разве вы не видели, как даже самый строгий христианин, читая «Свет Азии» сэра Эдвина Арнольда, преклоняется перед Буддой, не проповедовавшим ни о Боге и ни о чем ином, кроме самопожертвования. Единственно, чего не знает узкорелигиозный человек, – это то, что собственная его цель в жизни совершенно тождественна с целью тех, с кем он расходится в убеждениях. Верующий, держа всегда перед собой идею Бога и окружая себя добром, приходит в конце концов к тому же пункту и говорит: «Да будет воля Твоя» – и ничего не сохраняет для себя. Это и есть самоотречение. Философ благодаря всему своему знанию понимает, что все видимое есть иллюзия, и с легкостью от него отказывается. И это – самоотречение. Итак, карма, бхакти и джнана встречаются в этой точке; это и хотели сказать все великие проповедники древних времен, говоря, что Бог не есть мир. Мир – одно, а Бог – другое, и различие это абсолютно справедливо. Под миром подразумевается эгоизм. Бог – это бескорыстие. Можно жить на троне, в золотом дворце, и быть совершенно неэгоистичным – такой человек живет в Боге. Другой человек живет в лачуге, носит лохмотья и ничего на свете не может назвать своим; однако, если он эгоистичен, он глубоко погружен в мирскую суету. Вернемся теперь к одному из главных наших положений. Мы говорим, что не можем творить добра, не делая одновременно какого-нибудь зла, и не можем творить зла, не делая вместе с тем и добра. Как же нам трудиться, зная это? На этом основании и возникали секты, которые, опираясь на то, что человек, живя, должен убивать бедных маленьких животных и растения и чему-нибудь или кому-нибудь вредить, с удивительным самомнением проповедовали медленное самоубийство как единственное средство уйти из мира. Поэтому, согласно их учению, остается только умереть. Джайны проповедовали эту доктрину как высший идеал. Она кажется очень логичной. Но истинное разрешение вопроса содержится в Гите и выражается в теории беспристрастия и полной отрешенности при выполнении своей жизненной задачи. Знайте, что вы совершенно отделены от мира; однако вы живете в мире и, что бы вы в нем ни делали, трудитесь не для себя. Каждый поступок, совершаемый вами для себя, обратит свое действие на вас же самих. Если он хорош, вы получите хорошие последствия; если плох, вы получите негативные результаты. Но всякое действие, совершенное не ради себя, каково бы оно ни было, не обратит на вас своего действия. Эта идея очень ярко выражена в одной фразе в индусском священном писании: «Если он даже уничтожит всю Вселенную (или если его самого убьют), он не будет ни убийцей, ни убитым, если он поймет, что действовал не для себя». Поэтому карма-йога учит: «Не отрекайся от мира, живи в мире, впитывай его влияние, сколько можешь, но лучше вовсе не работай, чем если ты будешь это делать для личного удовольствия. Целью жизни не должно быть получение удовольствий. Сначала убей чувство своего «Я», а затем вбери весь мир, как себя самого». Как говорили древние христиане: «Надо совлечь с себя ветхого человека». Этот «ветхий человек» есть эгоистичное представление о том, что весь мир создан для нашего наслаждения. Неразумные родители учат своих детей молиться: «Господи, Ты создал для меня это солнце и эту луну!» Как будто Господу нечего больше делать, как создавать все для этих младенцев! Не учите ваших детей таким глупостям! Есть люди, неразумные в другом отношении: они учат, что все животные созданы для того, чтобы мы их убивали и ели, что весь мир сотворен ради удовольствия людей. Все это неверно. Тигр, пожалуй, тоже может решить, что человек был создан для него, и будет молиться: «Господи, как скверны эти люди, которые не попадаются на моем пути, чтобы я их съел: они нарушают Твой закон». Если мир создан для нас, мы тоже созданы для мира. Более всего задерживает наше развитие мысль о том, что мир создан ради нашего удовольствия. Мир этот не ради нас сотворен; миллионы людей покидают его каждый год, и мир этого не чувствует, потому что они замещаются миллионами других. Мир в такой же мере создан для нас, как и мы для мира.
Итак, чтобы хорошо работать, надо сначала избавиться от пристрастия. Во-первых, не бросайтесь в гущу сражения, будьте лишь свидетелями его и продолжайте работать. Учитель мой говорил мне: «Относись к своим детям так, как к ним относится их няня». Няня возьмет вашего ребенка и будет ласкать его, и играть с ним, и обходиться с ним так же мягко, как и с собственным ребенком, но, как только вы ее рассчитаете, она соберет свои вещи и сейчас же покинет ваш дом, причем все похожее на привязанность будет ею забыто. У обыкновенной няни при разлуке с вашими детьми не сожмется сердце, и она тотчас примет на свое попечение других питомцев. Так и вы должны относиться ко всему, что вы считаете своим. Вы – няня и, если вы верите в Бога, верьте, что то, что вы считаете своей собственностью, принадлежит в действительности Ему. Величайшая слабость часто принимает личину величайшей добродетели или силы. Думать, что кто-нибудь зависит от меня и что я могу сделать добро другому, является слабостью. Это убеждение вызывает пристрастие, а пристрастие порождает все наши страдания. Мы должны внушить сами себе, что никто во всей Вселенной от нас не зависит: ни один нищий не зависит от нашего милосердия, ни одно живое существо не зависит от нашей поддержки. Все они получают помощь от природы и будут получать ее, хотя бы население мира уменьшилось на много миллионов. Жизнь природы не остановится ради нас с вами; нам дается только благословенное преимущество воспитывать себя, помогая другим. Этот великий урок надо выучить, и, когда мы его вполне усвоим, мы никогда уже не будем несчастны; мы сможем без вреда для себя вращаться в какой угодно среде и где бы то ни было. Вы можете иметь жен и мужей, и целые полки подчиненных и можете владеть целыми царствами; и если в своих действиях вы опираетесь на принцип, что мир не для вас создан и не нуждается непременно в вас, ничто не может вам повредить. В этом году, может быть, умерли ваши друзья. Разве мир остановился, поджидая их возвращения? Нет, он продолжает существовать. Выкиньте поэтому из головы мысль, что вам что-то надо создать для мира; это лишь гордыня и эгоизм, принимающий личину добродетели. Когда вы приучите свой ум к сознанию независимости от вас всего мира или кого бы то ни было из людей, тогда не будет и реакции в виде страдания, порождаемого трудом. Если вы, давая что-нибудь человеку, ничего от него не ждете, даже благодарности, тогда неблагодарность его вас не поразит, так как вы и не предполагали даже, что имеете право получить от него что-либо в обмен. Вы дали ему лишь заслуженное им; его собственная карма доставила ему это, а ваша карма сделала вас при этом посредником. Зачем вам гордиться тем, что вы что-то кому-то отдали? Вы только посыльный, принесший деньги или какой-нибудь другой дар, который заслужен миром, его собственной кармой. К чему же вам в таком случае гордиться? Когда вы приобретете бесстрастие, то для вас не будет существовать ни добра, ни зла. Лишь эгоизм делает разницу между добром и злом. Это очень трудно понять, но вы со временем дойдете до сознания того, что ничто в мире не имеет власти над вами, пока вы сами не дадите ему этой власти. Ничто в мире не имеет власти над индивидуальным «Я» человека, пока оно по собственному неразумию не утратит своей независимости. Таким образом, будучи бесстрастными, вы побеждаете и отрицаете чью бы то ни было власть над вами. Весьма легко сказать, что ничто не имеет права влиять на вас, пока вы того не позволите; но каков истинный признак человека, не позволяющего, чтобы что-нибудь влияло на него – ни счастье, ни несчастье? Признак этот состоит в том, что удача или неудача не вызывают изменения в его уме; при всех условиях он остается одинаково непоколебим.
В Индии жил великий мудрец по имени Вьяса. Он известен как автор афоризмов в Веданте, и он был святой человек. Отец его тоже пытался сделаться святым человеком, но ему это не удалось. Дед также старался стать таковым и не преуспел в этом. Прадед его тоже стремился к святости и также безуспешно. Сам он не совсем достиг цели, но сын его, Шука, родился совершенным. Вьяса научил своего сына мудрости и, преподав ему истину, послал его ко дворцу царя Джанаки. Последний был великим царем и назывался Джанака Видеха. Видеха значит «без тела». Хотя он был царем, он совершенно забыл, что у него было тело, и чувствовал себя все время духом. Мальчик Шука был послан к нему с тем, чтобы научиться у него мудрости. Царь знал, что сын Вьясы идет к нему, и сделал заранее соответственные распоряжения, вследствие которых стражи не обратили на него никакого внимания, когда он явился у ворот дворца. Они только дали ему стул, и он просидел на нем три дня и три ночи; никто не говорил с ним, никто не спрашивал его, кто он и откуда. Он был сыном великого мудреца; отец его был очень выдающейся личностью, и его почитала вся страна. Да и сам Шука был достойным всяческого уважения человеком, однако невежественные, грубые стражи дворца не обращали на него никакого внимания. По истечении трех дней пришли министры короля и знатные вельможи и приняли его с величайшими почестями. Они ввели его в великолепные комнаты, выкупали его в благоуханной ванне, дали чудесную одежду и в течение восьми дней окружали его всевозможной роскошью. Но серьезное и ясное лицо Шуки не изменилось ни в малейшей степени от перемены в обращении с ним; он оставался тем же среди роскоши, как и тогда, когда одиноко ждал у ворот. Наконец его провели к царю. Царь сидел на троне; играла музыка; крутом танцевали и веселились придворные. Царь дал ему чашку молока, полную до краев, и попросил его семь раз обойти с ней зал, не пролив ни капли. Мальчик взял чашку и пошел среди музыки и окружавших его прекрасных лиц. Согласно желанию короля, он семь раз обошел зал, не пролив ни капли молока. Ум его не мог быть привлечен внешним миром, пока он сам не допускал влияния мира на себя. Когда он принес чашку царю, тот сказал: «Я могу лишь повторить то, чему тебя отец научил и чему ты сам научился. Ты познал истину. Иди домой».
Таким образом, человек, достигший самообладания, не может больше попасть под влияние внешнего мира, для него нет более рабства. Ум его освободился. Только такой человек и достоин хорошо жить в мире. Обыкновенно люди придерживаются двух мнений относительно мира. Пессимисты говорят: «Как ужасен этот мир! Как он отвратителен!» Оптимисты же утверждают: «Как прекрасен этот мир, как он чудесен!» Для того, кто не овладел еще собственным умом, мир полон зла или в лучшем случае он является смесью добра и зла. Но тот же самый мир станет для нас радостным, как только мы овладеем нашими умами. Тогда ничто не подействует на нас как добро или зло: мы увидим, что все на своем месте, все гармонично. Люди, сначала утверждавшие, что мир – это ад, при достижении ими самообладания в конце концов нередко находят, что он рай. Если мы истинные карма-йоги и желаем достичь этого состояния, то, чем бы мы ни начали, мы неизменно закончим полным самоотречением. Как только наше призрачное «Я» исчезнет, весь мир, сначала как будто полный зла, покажется нам подлинным раем, полным блаженства.
Сама атмосфера его будет для нас благословенной, каждое человеческое лицо станет прекрасным. Такова цель карма-йоги, и таково совершенство ее в практической жизни.
Различные учения йоги не противоречат друг другу. Каждая из них приводит нас к одной и той же цели и делает нас совершенными. Только каждую из них надо усиленно практиковать. Вся тайна заключается в практике. Сначала надо слушать, затем думать, потом применять на практике. Это верно относительно каждой йоги. Сначала надо изучить ее и осознать, и многое непонятное станет ясным благодаря постоянному изучению и размышлению. Трудно все понять сразу. Объяснение всего лежит в вас же самих. Никто в действительности никогда не научил другого, каждый из нас должен учить сам себя. Внешний учитель дает лишь толчок, побуждающий внутреннего учителя работать над уяснением трудных вопросов. Тогда они станут понятными нам в силу нашего собственного восприятия и мысли, и мы осознаем их в собственной душе; и это осознание разовьется в упорную, мощную силу воли. Сначала появляется чувство, затем стремление, и это стремление порождает огромную работоспособность, пронизывающую каждую жилу, каждый нерв и мускул, пока все тело не обратится в орудие бескорыстной йоги труда, чем и достигается желаемый результат совершенного самоотречения и полного бескорыстия. Достижение это не зависит ни от догмы, ни от доктрины, ни от верования. Безразлично – христианин ли человек, иудей или язычник. Бескорыстны ли вы? Вот в чем вопрос! Если вы бескорыстны, то вы станете совершенным, не прочитав ни одной религиозной книги, не посетив ни одной церкви или храма. Каждая система йоги может сделать человека совершенным и без посторонней помощи, так как все они имеют в виду одну и ту же цель. Йоги труда, мудрости и поклонения – все они могут служить прямыми и самостоятельными средствами к достижению мокши – освобождения. «Одни только глупцы утверждают, что труд и философия – разные вещи, люди знающие этого не говорят». Мудрые понимают, что, разнясь друг от друга по видимости, философия и труд в конце концов приводят к той же цели – к совершенству человека.

Глава VII. Свобода

Слово карма помимо труда означает и причинность. Всякая работа, всякий поступок, всякая мысль, производящая действие, называется кармой. Таким образом, закон кармы есть закон причинности, неизбежно порождающей следствие. Согласно нашей философии, он действует во всей Вселенной. Что бы мы ни видели, ни чувствовали, ни делали, какое бы событие ни происходило во Вселенной, оно, будучи, с одной стороны, результатом прошлых дел, становится, с другой стороны, причиной и производит свое действие. В связи с этим следует установить, что означает слово «закон». Законом называется тенденция целого ряда явлений к повторению. Когда одно явление следует за другим или происходит одновременно с другим, мы ожидаем, что эта последовательность или одновременность явлений повторится. Древние философы школы ньяя называют этот закон въяпти.
Согласно учениям этих философов, все наши представления о законе установились в силу ассоциаций. Целый ряд явлений сочетается в нашем уме с другими явлениями в неизменном порядке, и мы немедленно относим все наши восприятия к определенным фактам в нашем уме. Одна мысль, или, согласно нашей психологии, одна волна, вызванная в мозговой материи, чит-та, должна порождать многие однородные волны. Такова психологическая идея ассоциации, а причинность есть лишь один аспект этого величавого и всеобъемлющего принципа. Это всеобъемлемость ассоциаций называется по-санскритски въяпти. Во внешнем мире идея закона по своей сущности та же самая, что и во внутреннем. А именно – ожидание, что за известным явлением последует другое и что определенный ряд явлений должен повториться. Следовательно, закона нет в природе и, строго говоря, ошибочно утверждать, что притяжение существует в земле или что какой-либо закон объективно находится где-то в природе. Закон – это тот метод, та манера, которыми наш ум воспринимает ряд явлений, весь он содержится в уме. Мы называем законом последовательное или одновременное повторение известных явлений, сопровождаемое убеждением в регулярности их повторения, позволяющим нашему уму обнять общий метод всей серии явлений.
Следующий вопрос, требующий рассмотрения, состоит в выяснении значения всеобщности закона. Вселенная представляет собою ту часть бытия, которая охарактеризована санскритскими психологами термином дзша-шла-нимитта, или тем, что в европейской психологии соответствует понятию времени, пространства и причинности. Она является лишь частью бесконечного бытия, заключенною в определенную форму, состоящую из пространства, времени и причинности. Из этого само собой вытекает, что закон возможен только в пределах этой условной Вселенной, за пределами ее не может быть никакого закона. Под Вселенной мы подразумеваем только часть бытия, ограниченную нашим умом; действию закона подвержен лишь мир чувств, который мы можем видеть, ощущать, трогать, слышать, воспринимать разумом, рисовать себе воображением, но за пределами его бытие не может быть подчинено закону, потому что причинность не простирается за границы мира, созданного нашим разумом. Все, переступающее границы нашего мышления и наших чувств, не связано с законом причинности ввиду того, что в области, находящейся за пределами чувств, нет умственной ассоциации явлений, а без таковой ассоциации не может быть и причинности. Бытие, или существование, повинуется закону причинности и подпадает под власть закона только тогда, когда оно облекается в наименование и в форму, ввиду того что всякий закон сутью своей коренится в причинности. Поэтому свободной воли не может быть. Сами эти слова являются противоречием, потому что волю мы знаем, а все, что мы знаем, находится во Вселенной; все же, находящееся во Вселенной, обусловливается пространством, временем и причинностью. Все, что мы знаем или можем узнать, должно быть подчинено причинности, а то, что повинуется закону причинности, не может быть свободным. Оно подвергается влиянию других факторов и становится в свою очередь причиной. Но все, не бывшее сначала волей, но преобразившееся в волю при падении в форму пространства и времени, свободно, и когда эта воля сбросит с себя форму пространства, времени и причинности, она будет снова свободной. Из свободы она приходит и обращается в рабство, но, сбросив рабство, она снова получает свободу.
Возникал и вопрос о том, откуда появился этот мир, на чем он основывается и куда движется. На это был дан ответ, что из свободы он исходит, находится в зависимости и к свободе возвращается. Следовательно, говоря, что человек есть не что иное, как то бесконечное существо, которое проявляется в мире, мы подразумеваем, что только очень малая часть этого существа становится человеком, видимое тело и ум составляют только одну частицу целого, только крошечную пылинку этого беспредельного существа. Вся Вселенная – лишь маленькая частица бесконечного существа; и все наши законы, наше рабство, наши радости и горести, счастье и надежды заключены лишь в эту небольшую Вселенную, всякий прогресс и всякий упадок содержатся в ее тесных рамках. Из этого ясно, сколь ребячески неразумно ожидать продолжения Вселенной – создания наших умов – и восхождения на небо, которое должно быть лишь повторением знакомого нам мира! Вы сами понимаете, что невозможно и неразумно желать, чтобы все безграничное бытие приспособилось к ограниченному и конечному бытию, известному нам. Когда человек просит того же самого, что он имеет теперь, или, как я иногда выражаюсь, когда он жаждет удобной религии, можно с уверенностью сказать, что он настолько деградировал умственно, что не может представить себя пребывающим в состоянии более высоком, чем то, в котором он находится в настоящее время, он отождествляет себя только с окружающими его мелкими условиями и дальше их ничего не видит. Он забыл свою беспредельную природу, и его мысль вращается в рамках мелких радостей, мелких горестей и минутных сердечных треволнений. Он принимает конечное за бесконечное и к тому же не хочет расстаться с этим безумием. Он отчаянно цепляется за тришну, за жажду жизни, за то, что буддисты называют танха и трисса. Может быть, есть миллионы видов счастья, и существ, и законов, и прогресса, и причинности, действующих вне известной нам Вселенной, и все же это включает лишь одну частицу нашей необъятной природы.
Чтобы приобрести свободу, мы должны переступить границы нашей Вселенной: во Вселенной свободы найти нельзя. Совершенное равновесие – или то, что христиане называют миром, превосходящим всякое представление о нем, – не может быть обретено в нашей Вселенной, ни на небе, ни в каком ином месте, доступном нашему уму и нашей мысли, чувствам или воображению. Никакое подобное место не может нам дать этой свободы, потому что оно находилось бы в границах Вселенной, а Вселенная обусловлена пространством, временем и причинностью. На нашей земле могут быть места, где наслаждения ярче, но и они должны находиться в пределах Вселенной и, следовательно, должны быть под властью закона. Итак, нам надо переступить эти границы, и истинная религия начинается там, где кончается наш крошечный мир. Там заканчиваются мелкие радости и знание вещей и начинается реальность. Пока мы не расстанемся с жаждой жизни, с сильной привязанностью к нашему преходящему, условному существованию, мы не можем надеяться хотя бы мимолетно узреть эту безграничную свободу. Следовательно, само собой разумеется, что есть один только путь к достижению свободы, являющийся целью всех благороднейших стремлений человечества, а именно: путь отречения от этой мелкой жизни, от этой мелкой Вселенной, от земли, от неба, от тела, от ума, от всего, что ограничено и условно. Если мы откажемся от пристрастия к нашей чувственной Вселенной или к нашему уму, мы немедленно станем свободными. Единственное средство освободиться от рабства состоит в том, чтобы перешагнуть пределы закона причинности и очутиться по ту сторону его.
Но отказаться от пристрастия к Вселенной чрезвычайно трудно, не многие этого достигают. В индийских книгах упоминается о двух путях к достижению свободы. Один из них называется нэти, нэти (не то, не то), другой – ити (это); первый – отрицательный путь, второй – положительный. Отрицательный путь наиболее трудный. Он доступен лишь людям очень высокого, исключительного ума и исполинской воли, которые твердо стоят на своей позиции и только повторяют: «Нет, я этого не хочу», и ум, и тело повинуются их воле, и они достигают цели. Но такие люди очень редки. Громадное большинство людей выбирают положительный путь – путь, ведущий через гущу мира и пользующийся самими узами, чтобы их же и расторгнуть. Это тоже своего рода отречение; только оно осуществляется медленно и постепенно, путем познания явлений, наслаждения ими, путем приобретения опыта и изучения природы вещей до тех пор, пока ум наконец всех их не отвергнет и не отрешится от них. Первый путь отрешения связан с рассуждением, второй – с трудом и опытом. Первый путь – путь джнана-йоги и характеризуется отказом от всякой работы, второй путь – путь карма-йоги, и тут работа никогда не прекращается. Каждый человек должен работать во Вселенной. Только те, кто совершенно удовлетворены своей близостью с высшим «Я», чей ум не выходит из «Я», для которых все сосредоточено в «Я», – только тем не обязательно работать. Все остальные должны трудиться. Поток, устремляясь ниже и попадая в углубление, образует водоворот; покружившись в нем некоторое время, он вновь свободно вытекает и беспрепятственно продолжает свой бег. Каждая человеческая жизнь подобна такому потоку. Она попадает в водоворот, кружится в этом мире пространства, времени и причинности и снова вырывается из него, возвращаясь к прежней свободе. Так поступает весь мир. Независимо от того, знаем ли мы это или нет, сознательны ли мы или бессознательны, мы все работаем с целью стряхнуть с себя сновидения этой жизни. Цель жизненного опыта на земле – дать возможность человеку выйти из этого водоворота.
Что такое карма-йога? Это – познание тайны труда. Мы видим, что весь мир работает. Для чего? Для свободы, для спасения; все, начиная с атома и кончая высшим существом, работают для той же цели – для свободы ума, тела, духа. Все неустанно стремится к свободе и убегает от рабства. Солнце, Луна, Земля, планеты стараются вырваться из рабства. Центробежные и центростремительные силы природы типичны для нашей Вселенной. Вместо того чтобы кружиться во Вселенной и после долгой отсрочки и многих уроков познать вещи сами в себе, мы познаем в карма-йоге тайну труда, метод работы, организаторскую ее силу. Если мы не будем знать, как пользоваться энергией, мы рискуем напрасно потратить большое количество сил. Карма-йога создает науку о труде и учит нас, как лучше использовать всякую совершающуюся в мире работу. Труд неизбежен. Так должно быть, но мы должны работать для высшей цели. Карма-йога заставляет нас признать, что мир наш – это явление пяти минут, что это нечто, через что мы должны пройти, что свобода – не в этом мире и что ее можно обрести лишь за пределами мира. Для того чтобы найти дорогу и освободиться от оков мира, мы должны сперва постепенно и крепко опутывать ими себя. Иногда встречаются исключительные люди, о которых я только что говорил, а именно: те, которые могут стать в стороне и отринуть мир подобно тому, как змея сбрасывает свою шкуру, а затем отползает в сторону и смотрит на нее, но остальная часть человечества должна медленно проделать всю работу мира. Карма-йога указывает процесс этой работы, ее тайну и метод, при помощи которого можно пройти этот путь наиболее плодотворно.
Что же говорит карма-йога? «Трудитесь неустанно, но отрешитесь от всякой привязанности к труду. Не отождествляйте себя ни с чем вне вас. Держите ваш ум свободным. Все, что вы видите, – горести и несчастья – есть только необходимые условия жизни мира; бедность, богатство и радость всегда мимолетны; они вовсе не принадлежат истинной нашей природе. Природа наша недоступна ни страданию, ни горю, ни предметам чувств, ни воображению; и все же мы должны продолжать трудиться. Страдание порождается пристрастием, а не трудом». Коль скоро мы отождествляем себя с нашей работой, мы чувствуем себя несчастными; если же мы не отождествляем себя с нею, мы и не страдаем. Если сгорает прекрасная картина, принадлежащая другому, человек обычно не испытывает страдания; если же собственная его картина сгорает, каким несчастным он себя чувствует! Почему? Обе картины были прекрасны; они, может быть, были копиями одного и того же оригинала, но в одном случае горе гораздо острее, чем в другом, потому что в одном случае он отождествил себя с картиной, в другом же случае он этого не сделал. Это «Я» и «мое» и является причиной несчастья. Чувство собственности порождает эгоизм, а эгоизм порождает страдание. Каждый эгоистический акт и эгоистическая мысль привязывают нас к кому-нибудь и тотчас же порабощают нас. Каждая волна в читта, говорящая «Я» и «мое», медленно накладывает на нас цепи и делает нас рабами, и чем чаще мы говорим «Я» и «мое», тем более усиливается страдание. Поэтому карма-йога учит нас наслаждаться красотой всех картин в мире, но не отождествлять себя ни с одной из них. Никогда не говорите: «мое». Как только мы скажем «мое», немедленно явится страдание. Не говорите даже мысленно «мое дитя». Обладайте ребенком, но не говорите «мой». Не говорите «мой» дом или «мое» тело. Все затруднения заключаются в этом. Тело не принадлежит ни мне, ни вам и никому другому. Эти тела приходят и уходят, повинуясь законам природы, но мы свободны, присутствуя при этом лишь как свидетели. Наше тело не менее свободно, чем картина или стена. Зачем нам так привязываться к нему? Художник, написав картину, отходит от нее. Не выпускайте щупальцев эгоизма: – «я должен обладать этим». Как только вы выпустите их, настанет беда.
Итак, карма-йога учит нас сначала подавлять стремление выпускать щупальцы эгоизма. Если вы в силах обуздать эгоизм, то удерживайте его и не позволяйте вашему уму попасть в волну эгоизма. Тогда вы можете спокойно идти в мир и работать сколько угодно. Общайтесь с кем хотите, идите куда хотите, зло вас не заразит. Посмотрите на листья лотоса в воде; вода не может намочить их и пристать к ним; так будет и с вами в мире, когда вы достигнете отрешенности. Такое состояние называется вайрагья – беспристрастие или отрешенность; без отрешенности не может быть никакой йоги; беспристрастие составляет основу всех йог. Человек, отказавшийся от жизни в домах, от ношения богатой одежды и от хорошей пищи и удалившийся в пустыню, может хранить в себе еще много пристрастий. Его единственная собственность – его тело – может приобрести для него огромную ценность, и он будет, может быть, бороться просто ради своего тела. Беспристрастие не имеет никакого отношения к нашей внешней, телесной жизни, все оно содержится в уме. Связывающее звено – «Я» и «мое» – находится в теле. При отсутствии этой связи с телом и с предметами чувств мы будем беспристрастны, где бы мы ни находились и что бы ни делали. Но сначала нам надо достигнуть этого состояния беспристрастия и затем работать непрерывно. Карма-йога указывает нам метод, который поможет нам отрешиться от всякого пристрастия, хотя это действительно чрезвычайно трудно.
Перед нами два пути отрешения от пристрастия. Один из них пригоден для тех, кто не верит в Бога или в какую-либо поддержку, приходящую извне. Такие люди предоставлены собственным силам; им приходится просто действовать собственными волей, умом и распознаванием, говоря: «Я должен быть беспристрастен». Для верующих в Бога есть другой путь, гораздо легче. Они кладут плоды своего труда к ногам своего Бога; они трудятся и вместе с тем никогда не привязаны к результатам. Что бы они ни чувствовали, ни слышали и ни делали, все для Бога. Если мы хотим подражать им, то, какое бы мы ни совершали хорошее дело, не будем требовать за него ни похвалы, ни выгоды. Оно принадлежит Богу. Отдадим же Ему плоды Его. Станем в стороне и будем помнить, что мы только слуги, повинующиеся своему Господину, и что все наши импульсы к деятельности исходят от Него. Поэтому, чему бы вы ни поклонялись, что бы вы ни воспринимали, что бы вы ни делали, все посвящайте Богу и будьте спокойны. Будем пребывать в полном мире с самими собою и предадим наше тело и ум Богу, принося ему беспрерывную жертву. Вместо всяких возлияний на алтари богов приносите одну великую жертву день и ночь – жертвуйте своим маленьким «Я»!
Помните слова: «Я искал богатства в мире, и Ты – единственное богатство, Которое я приобрел. Я искал, кого мне любить, и Ты – единственный возлюбленный, Которого я нашел. Приношу себя в жертву Тебе».
Будем повторять это день и ночь и будем считать: «Нет ничего для меня: ни дурного, ни хорошего, ни безличного. Я ни к чему не привязан. Все жертвую я Тебе». Будем день и ночь отказываться от нашего призрачного «Я», пока это не превратится в привычку, не проникнет в кровь, в нервы и в мозг, пока все тело не станет ежеминутно повиноваться идее самоотречения. Тогда бросайтесь в самый пыл сражения, где гремят выстрелы, где люди борются и умирают, и вы увидите, что вы свободны и умиротворены.
Карма-йога учит нас тому, что обыденная идея долга понимается на чересчур низкой плоскости. Тем не менее все мы должны исполнить наш долг. Однако это особое чувство долга может стать источником многих страданий. Долг становится болезнью для нас – он все влечет нас вперед. Он захватывает нас, делая нас несчастными. Это представление о долге подобно полуденному солнцу, сжигающему внутреннюю душу человечества. Взгляните на бедных рабов долга. Долг не позволяет им ни помолиться, ни помыться. Он их вечно подгоняет. Они идут и работают, затем возвращаются домой и думают о работе, предстоящей на следующий день. Долг их подгоняет. Это жизнь раба, в конце концов падающего на улице и умирающего в упряжи, как вьючная лошадь. Так понимается ими долг. В действительности наш единственный долг – быть бесстрастными и, работая как свободные существа, посвящать всю работу Богу. Наши обязанности принадлежат Ему. Благословенны мы, что присланы сюда. Мы отбываем свой срок – хорошо ли или плохо, никто не может сказать. Если хорошо, то плодов труда мы не получаем; если плохо, то и заботы также не имеем. Будьте спокойны, свободны и работайте. Этот вид свободы достигается большим трудом. Как легко истолковывать рабство – как долг, и тягостную привязанность тела к телу – как долг. Люди приходят в мир и борются и сражаются из-за денег или из-за других земных благ. Спросите их, зачем они это делают. Они ответят: «Это наш долг». В действительности же это только нелепая жадность к деньгам и к прибыли, и они стараются приукрасить ее красивыми словами.
Что же такое, в конце концов, долг? В действительности это импульсы, идущие от тела и нашего пристрастия. Когда пристрастие кристаллизируется, мы называем его долгом. Например, в тех странах, где нет брака, нет и обязанностей между мужем и женой. Вступая в брак, муж и жена живут вместе в силу привязанности; и этот вид сожительства прочно устанавливается через несколько поколений и наконец превращается в долг. Он становится, так сказать, хронической болезнью. Острое страдание мы называем болезнью, а хроническое иной раз называем природой. Но оно также болезнь. Точно так же, когда привязанность становится хронической, мы даем ей высокопарное название долга. Мы осыпаем ее цветами, трубим в трубы, читаем над ней священные тексты, и затем весь мир борется, и люди искренне друг друга обкрадывают из-за этого долга. Долг хорош, поскольку он умеряет грубость. Для низших категорий людей, не способных создать себе другой идеал, он полезен; но кто желает сделаться карма-йогом, тот должен выбросить за борт эту идею долга. Для нас с вами не существует долга. Давайте миру все, что у вас есть, но не считайте это долгом. Не думайте о нем. Не принуждайте себя. Зачем вам принуждать себя? Все, что вы делаете под принуждением, создает пристрастие. Зачем вам иметь обязанности?
Предоставьте все Богу. Среди этого огромного огненного горнила, где пламя долга всех обжигает, пейте нектар из сладкой чаши и будьте счастливы. Мы просто исполняем волю Бога, и ни награды, ни наказания нас не касаются. Кто хочет награды, тот должен также получить и наказание; единственная возможность избегнуть наказания состоит в отказе от награды. Единственная возможность избегнуть горя лежит в отрешении от идеи счастья, потому что и счастье, и горе связаны между собой. На одной стороне счастье, на другой – несчастье, с одной стороны жизнь, с другой – смерть. Преступить смерть можно, лишь отказавшись от любви к жизни. Жизнь и смерть – одно и то же явление, только рассматриваемое с разных точек зрения. Представление о счастье без горя, о жизни без смерти прекрасно для школьников и для детей; но мыслящий человек понимает, что это лишь противоречие в терминах, и отказывается и от того, и от другого. Не ищите ни похвалы, ни награды, что бы вы ни делали. Совершив что-нибудь хорошее, мы сейчас же требуем награждения. Отдав деньги на какое-нибудь дело благотворительности, мы хотим, чтобы имена наши были напечатаны в газетах. Такие желания приносят в результате горе. Величайшие в мире люди умерли неведомыми. Известные нам великие люди – это только второстепенные герои в сравнении с величайшими людьми, оставшимися неведомыми миру. Сотни их жили в каждой стране, работая в тишине. Молча они живут и молча уходят; и со временем мысли их находят выражение в умах гениев и талантов, и этих последних мы только и знаем. Высочайшие люди не ищут славы и громкого имени в награду за свое знание. Они оставляют миру свои мысли, но ничего не требуют для себя и не основывают систем и школ своего имени. Природа их чуждается этого. Они принадлежат саттве – гармонии и не могут производить никакого ажиотажа, вместо этого растворяясь в любви. Я видел одного такого йога, живущего в пещере в Индии. Это был один из удивительнейших людей, которых я когда-либо знавал. Он настолько утратил чувство своей индивидуальности, что человек в нем как бы совершенно исчез, оставив лишь всеобъемлющее сознание Божественного. Если животное укусит его в руку, он готов подставить и другую, говоря, что это Господня воля. Все, случающееся с ним, он принимает как исходящее от Господа. Он не показывается людям, являясь, однако, очагом любви и источником истинных и самоотверженных мыслей.
Затем идет разряд людей, имеющих больше раджаса, или активности, – воинствующие натуры, подхватывающие идеи совершенных людей и проповедующие их в миру. Высший разряд людей молчаливо собирает истинные и благородные мысли, а другие – ходят с места на место, проповедуя их и работая ради них. Гаутама Будда все повторял, что он двадцать пятый Будда. Те двадцать четыре, что предшествовали ему, неведомы истории, хотя известный истории Будда строил на основах, заложенных ими. Величайшие люди спокойны, молчаливы и безвестны. Это люди воистину знают силу мысли; они уверены, что даже если они войдут в пещеру, закроют двери и просто осмыслят пять идей, а затем умрут, то эти пять идей будут жить вечно. Такие идеи пронизывают горы, переплывают океаны и обходят весь мир. Они глубоко западают в человеческие сердца и умы и порождают людей, которые дают им практическое применение в человеческой жизни. Люди саттвы слишком близки к Богу, чтобы быть активными, бороться, работать, проповедовать и делать добро, как его понимают здесь, на земле. Активные работники, какими бы совершенными они ни казались, все же имеют в себе остатки незнания. Мы можем заниматься какой-либо деятельностью только до тех пор, пока природа наша содержит в себе некоторые остатки нечистоты. В самой природе труда лежит побуждение к нему, вызванное какой-нибудь причиной или пристрастием. Как можно придавать какое-нибудь значение своей работе в присутствии вечно деятельного Провидения, отмечающего даже смерть воробьев? Не кощунство ли думать о своей заботе, когда мы знаем, что Бог заботится о мельчайших вещах в мире? Нам остается только стоять в благоговейном трепете, говоря: «Да будет воля Твоя». Высочайшие души не могут работать, потому что они бесстрастны. Для всех людей, чьи души ушли в истинное «Я», чьи желания сосредоточены в этом «Я», кто соединился со своим истинным «Я», – для этих людей работы не существует. Они воистину высочайшие люди в мире, но, за исключением их, все должны работать. При этом, трудясь, мы никогда не должны думать, что можем помочь хотя бы мельчайшему существу в мире. Мы этого не можем сделать. Мы помогаем лишь самим себе в этой мировой школе. Таково должно быть настроение при работе. Если мы будем всегда помнить, что возможность работать, таким образом, составляет большое преимущество, дарованное нам, мы никогда ни к чему привязаны не будем. Миллионы людей, подобных нам с вами, считают себя значительными, однако, когда мы умрем, через пять минут мир нас забудет. Но жизнь Бога безгранична. «Кто может прожить хотя бы одну секунду, дышать хотя бы секунду, если Всемогущий того не захочет?» Бог – это вечно деятельное Провидение. Вся сила принадлежит Ему и подчинена Ему. По его приказанию ветры дуют, солнце сияет, земля дышит и смерть ходит по земле. Бог есть ВСЕ, и Он во ВСЕМ. Мы можем только поклоняться Ему. Не стремитесь же присвоить себе плоды вашей работы, делайте добро ради добра. Только тогда вы приобретете совершенное бесстрастие, узы, созданные чувствами, будут расторгнуты, и вы получите совершенную свободу. Эта свобода есть цель карма-йога.

Глава VIII. Идеал карма-йоги

Величайшая идея в религии веданты состоит в том, что мы можем достигнуть цели различными путями. Пути эти можно разделить на четыре категории – путь труда, путь любви, путь изучения себя и путь изучения мира. Но не следует вместе с тем забывать, что эти подразделения не имеют резких границ и не исключают друг друга, нередко сливаясь между собой. Мы даем им название, сообразуясь с преобладающим в каждом из них типом, что вовсе не значит, что нельзя найти человека, не способного ни на что другое, кроме работы или молитвы, или знания. В конце концов все пути сходятся, соединяясь воедино. Все религии и все методы служения и работы приводят нас к одной и той же цели.
Я уже пытался очертить эту цель. Это – свобода, насколько мы ее понимаем. Все, что мы видим вокруг себя, стремится к свободе, от атома до человека, от бесчувственной, безжизненной частицы материи до высшего существа на земле, до человеческой души. Вся Вселенная является результатом этой борьбы за свободу. Во всех сочетаниях каждая частица пытается идти своим путем, оторваться от других частиц, но те удерживают ее. Земля стремится улететь от Солнца, и Луна от Земли. Все в природе стремится к бесконечному рассеянию. Все, что мы видим во Вселенной, имеет основой своей эту жажду свободы; под импульсом этого стремления святой молится, а вор крадет. Когда образ действия при этом неправилен, мы называем его злом; когда же он высок и истинен, мы именуем его добром. Но импульс при этом все тот же – стремление к свободе. Святого гнетет сознание своего рабства, и он хочет от него избавиться, поэтому он молится Богу. Вора гнетет мысль, что он не обладает известными вещами, поэтому он крадет. Свобода есть единственная цель всей природы, как чувствующей, так и лишенной чувства, и сознательно ли или бессознательно все стремится к этой цели. Свобода, которой жаждет святой, отличается от той, что ищет грабитель: свобода, облюбованная святым, приводит его к наслаждению бесконечным, неизреченным блаженством, тогда как та свобода, к которой стремится грабитель, кует лишь новые цепи для его души.
Всякая религия содержит в себе выражение этого стремления к свободе. Оно составляет основу нравственности и бескорыстия, знаменующих собой отрешение от представления о тождественности человека с его ничтожным телом. Когда человек делает добро, помогает другим, он тем доказывает, что не может удовлетвориться тесным кругом «меня» и «моего». Этому освобождению от эгоизма нет границ. Все великие этические системы проповедуют абсолютное бескорыстие как цель. Предположим теперь, что это абсолютное бескорыстие достигнуто человеком; что же с ним тогда происходит? Отныне он уже не отдельная ничтожная личность; он расширился, распространился до бесконечности; его мелкая личность, которой он до тех пор обладал, исчезла навеки. Он стал безграничен; и достижение этого бесконечного распространения является истинной целью всех религий и всех нравственных и философских систем. Индивидуалист испугается, познакомившись с философским изложением этой мысли. Вместе с тем, настаивая на необходимости нравственности, он сам проповедует ту же идею. Он не ставит границ бескорыстию человека. Как отличим мы человека, ставшего совершенно бескорыстным при индивидуалистической системе, от человека, достигшего совершенства по другим линиям? В обоих случаях он слился воедино со Вселенной, а это и есть цель всего; лишь плохой индивидуалист не имеет мужества довести свои собственные рассуждения до конечных выводов. Карма-йога есть достижение через бескорыстную работу той свободы, которая составляет цель человеческой природы. В силу этого каждый эгоистический поступок задерживает достижение этой цели и каждое бескорыстное действие приближает нас к ней; поэтому единственным определением нравственности могут быть следующие слова: «То, что эгоистично, безнравственно; то, что бескорыстно, нравственно».
Но если обратиться к подробностям, то дело оказывается не столь простым. Окружающие обстоятельства изменяют и детали, как я указывал выше. Один и тот же поступок при одних условиях бескорыстен, при других эгоистичен. Поэтому мы можем дать лишь общее определение и предоставить подробностям обрисовываться в каждом отдельном случае в связи с особенностями времени, места и условий. В одной стране одно поведение считается нравственным, в другой – оно безнравственно, в силу того, что условия различны. Цель всей природы – свобода, а свобода может быть достигнута лишь посредством полного бескорыстия; каждая бескорыстная мысль, каждый бескорыстный поступок, каждое бескорыстное слово приближают нас к цели и потому считаются нравственными. Это определение приемлемо для всякой религии, для всякой этической системы. Некоторые системы мысли утверждают, что нравственность исходит от Высшего Существа – Бога. На вопрос, почему человек поступает так, а не иначе, вам ответят: «Так повелел Бог». Но и такие кодексы этики, каково бы ни было их происхождение, все же имеют центральной идеей самопожертвование и самоотречение. Однако некоторые лица, несмотря на все величие этой этической идеи, страшатся той мысли, что они должны отречься от своей ничтожной личности. Предложим человеку, лелеющему свою мелкую личность, поразмыслить над тем, куда девается личное «Я» совершенно бескорыстного человека, вообще не думающего о себе, ничего не делающего для себя, ни слова о себе не говорившего. Это «Я» известно ему, только пока он думает, поступает или говорит о себе. Если же он думает только о других людях, о Вселенной, то куда девается его «Я»? Оно исчезает навсегда.
Следовательно, карма-йога представляет систему этики и религии, имеющую целью достижение свободы посредством бескорыстия и добрых дел. Карма-йог может не следовать никакой доктрине. Он может не верить даже в Бога, может не вопрошать, что такое душа, и не думать ни о каких метафизических умозаключениях. Его главная цель – осуществление бескорыстия, и ему приходится самостоятельно вырабатывать пути, ведущие к этой цели. Каждая минута его жизни должна превратиться в осуществление его идеала ввиду того, что ему приходится разрешить одним только трудом, без помощи доктрины, ту же проблему, к которой джнани прикладывает свой разум и вдохновение, а бхакта – свою любовь.
Возникает следующий вопрос: что такое работа? В чем состоит оказание помощи миру? Можем ли мы вообще помочь миру? В абсолютном смысле – нет; в относительном смысле – да. Миру нельзя сделать постоянное или вечно пребывающее добро; если бы это было возможно, то мир перестал бы быть нашим настоящим миром. Мы можем утолить голод на известное время, но затем человек снова захочет есть. Каждое удовольствие, доставляемое нами человеку, имеет значение только на мгновение. Никто не может радикально изменить вечно перемежающуюся лихорадку радости и страдания. Поэтому можно ли говорить о вечном счастье для мира?
Волна в океане не может подняться, не образовав где-нибудь впадины. Общий итог приятных вещей в мире всегда был известен в своем отношении к человеческим нуждам и к алчности людей. И этот итог не может быть ни увеличен, ни уменьшен. Возьмем историю человеческого рода, поскольку она нам известна. Не те же ли самые страдания и радости видим мы в мире от древнейших времен до наших? Не те же ли самые различия общественного положения? Точно так же одни богаты, другие бедны, одни высокого происхождения, другие – низкого, одни здоровы, другие больны. Все это было и у египтян, и у греков, и у римлян и то же самое происходит у современных европейцев и американцев. Вместе с тем мы видим, что наряду с неустранимым чередованием счастья и горя всегда существовало стремление искоренить страдание. В каждый период истории находились тысячи людей, упорно работавших над облегчением пути своим ближним. А добились ли они успеха? Мы можем только играть, перебрасывая мячик с места на место. Мы устраняем страдание на физическом плане, а оно переносится на ментальный. Это напоминает картину в дантовом аду, где скупые поднимают в гору глыбу золота. Каждый раз, как они ее вкатывают немного, она снова падает вниз. Все наши разговоры о блаженстве хороши лишь как сказки для школьников, и только. Все народы, мечтающие о золотом веке, думают при этом также, что лучшая участь выпадет именно на их долю. Таково необыкновенно бескорыстное представление о блаженном царстве!
Мы не можем прибавить счастья миру, точно так же мы не можем и увеличить его страдания.
Общий итог страданий и радостей на земле останется всегда неизменным, мы лишь перемещаем его с места на место, но он оттого не увеличивается и не уменьшается. Этот прилив и отлив, подъем и падение присущи самой природе мира; думать иначе столь же нелогично, как представлять себе жизнь без смерти. Это совершенная нелепость ввиду того, что сама идея жизни подразумевает смерть и сама идея радости подразумевает страдание. Светильник беспрестанно выгорает, и в этом состоит жизнь. Если вы хотите приобрести жизнь, вы должны каждую минуту умирать за нее. Жизнь и смерть составляют только различные выражения одного и того же явления, рассматриваемого с различных точек зрения; они представляют подъем и падение одной и той же волны и образуют одно целое. Один человек видит аспект падения и становится пессимистом; другой обращает внимание на аспект подъема и становится оптимистом. Пока ребенок ходит в школу и отец и мать заботятся о нем, ему все кажется прекрасным, потребности его просты, он большой оптимист. Но старик с его разнообразным опытом, становится спокойнее, и пыл его, несомненно, охладевает. Так, старые нации, показывающие признаки вырождения, менее оптимистичны, чем молодые народы. Одна индусская пословица говорит: «Тысяча лет – город, тысяча лет – лес». Это превращение города в лес и обратно происходит всюду, делая людей пессимистами и оптимистами, сообразно с той стороной явления, которая к ним обращена.
Рассмотрим теперь вопрос о равенстве. Представление о золотом веке давало сильный стимул к труду. Многие религии учат, что Бог придет управлять миром и уничтожит социальные различия между людьми. Люди, проповедующие эту доктрину, – фанатики, но фанатики – самые искренние представители человечества. Доктрина христианства основывалась на увлечении этим фанатизмом, и это-то и делало его столь привлекательным для греков и римлян. Веря, что при наступлении золотого века не будет рабства и настанет изобилие, древние народы устремлялись к христианскому идеалу. Первые последователи этой идеи были, конечно, людьми невежественными и фанатичными, но при этом очень искренними. В наши дни этот идеал вылился в форму стремления к свободе, равенству и братству. И это тоже фанатизм своего рода. Истинного равенства никогда не было и никогда не будет на земле. Как можем мы быть здесь равными? Такое равенство подразумевает полную смерть. Что именно делает мир тем, что он есть? Утраченное равновесие. В первичном состоянии, именуемом хаосом, царит совершенное равновесие. Таким образом создаются все творческие силы Вселенной – путем борьбы, соревнования, столкновения. Если бы все частицы материи оставались в равновесии, разве мог бы совершиться процесс сотворения мира? Наука нам говорит, что это невозможно. Если нарушить равновесие водной площади, каждая частица ее будет стремиться к покою, сталкиваясь с другими; точно так же явление, именуемое нами Вселенной – все, содержащееся в ней, – стремится вернуться к состоянию совершенного равновесия. Неравенство лежит в основе любого процесса творчества. Тем не менее силы, стремящиеся установить равенство, являются таким же необходимым фактором творчества, как и те, что нарушают его.
Абсолютное равенство, означающее совершенное равновесие всех борющихся сил на всех планах, никогда не может установиться в нашем мире. Задолго до достижения этого состояния мир станет совершенно непригодным для какой бы то ни было жизни и опустеет. Поэтому мечты о золотом веке и об абсолютном равенстве не только несбыточны, но, если бы мы попытались их осуществить, они неминуемо привели бы нас к гибели. В чем состоит различие между одним человеком и другим? Главным образом в интеллекте. В настоящее время никто, кроме безумца, не скажет, что мы все родились с одинаковыми умственными способностями. Мы приходим в мир с неравными дарованиями: одни из нас люди выдающиеся, другие – ничтожные, и нет возможности избежать этой разницы, предопределенной до рождения. Американские индейцы населяли Америку в течение тысяч лет, пока горсть европейцев не пришла в их страну. Какую перемену они произвели во внешнем виде ее! Почему индейцы не вводили улучшений, не строили городов, если все равны? Вместе с европейцами в страну проник и новый интеллектуальный потенциал, принося с собой целый ряд впечатлений, проявивших себя здесь. Полное отсутствие различия равносильно смерти. Пока стоит мир, различие будет иметь место, и совершенное равенство настанет лишь тогда, когда закончится цикл творения. До той минуты равенства быть не может. Однако идея достижения золотого века является большой побудительной силой. Подобно тому, как неравенство необходимо для самого творения, так необходима и борьба за освобождение и возвращение к Богу. Если бы не было борьбы, то не было бы и творчества. Различие между этими двумя силами и обусловливает побуждение людей. Мотивы эти действуют непрерывно, причем одни стремятся к рабству, другие – к свободе.
Это сцепление колес в мире – страшный механизм: если мы вложим в него руку, он нас тотчас же вовлечет, и мы будем вращаться вместе с ним. Все мы думаем, что, исполнив определенный долг, мы успокоимся, но не успеваем мы исполнить и части этого долга, как другой уже ждет нас. Всех нас влечет эта мощная, сложная мировая машина. Только два пути могут вывести нас из нее: один из них – отречься от всякой связи с машиной, отрешиться от нее и стать в стороне, отказавшись от желаний. Сказать это легко, но сделать крайне трудно. Не знаю, может ли один человек из двадцати миллионов совершить этот подвиг. Другой путь – погрузиться в мир и познать тайну, это путь карма-йоги. Не убегайте от колес мировой машины, но станьте в сердце ее и познайте тайну труда. Путь к свободе проложен через саму машину.
Мы знаем теперь, что такое труд. Это одна из основных частей природы, и она вечна. Верующие в Бога лучше понимают это, зная, что Бог не настолько неспособное существо, чтобы нуждаться в нашей помощи. Хотя бы Вселенная жила вечно, наша цель – свобода, наша цель – бескорыстие, и, согласно карма-йоге, этой цели можно достигнуть работой. Все мысли о наступлении на земле полного счастья прекрасны как побудительные мотивы для фанатиков, но мы должны понять, что фанатизм приносит столько же пользы, сколько и вреда. Карма-йог недоумевает: зачем нужны другие побуждения к работе, кроме врожденной любви к свободе? Возвысьтесь над обыденными житейскими мотивами. «Вы имеете право на труд, а не на плоды его», «Человек может воспитывать себя в понимании и осуществлении этой идеи», – говорит карма-йог. Когда мысль о добре станет частью его природы, он не будет искать внешних побуждений к добру. Будем делать добро, потому что это хорошо. «Кто делает хорошие дела хотя бы ради того, чтобы попасть на небо, тот связывает себя», – утверждают карма-йоги. Всякий труд, исполненный с малейшим эгоистичным мотивом, вместо того чтобы освободить нас, кует нам новую цепь.
Итак, единственный путь состоит в том, чтобы отказаться от плодов работы, отрешиться от них. Знайте, что мир – не мы и мы – не мир, что мы – не тело, что мы в действительности не работаем. Мы – наше высшее «Я» – вечно пребываем в мире и покое. Зачем нам связывать себя чем бы то ни было? Каждое бескорыстное дело, совершенное нами, вместо того чтобы выковать новую цепь, разорвет одно звено в оковах, которые уже существуют. Каждая добрая мысль, посылаемая нами в мир без помысла о награде, разорвет одно звено цепи и будет все больше и больше очищать нас, пока мы не станем чистейшими из смертных. Однако все это может показаться слишком восторженно философским, слишком теоретическим и имеющим мало практического значения. Я читал немало возражений против Бхагавадгиты, и многие из возражавших утверждали, что без личных побуждений никакой труд невозможен. Авторы их, по-видимому, не встречали примеров бескорыстного труда, совершаемого не под влиянием фанатизма.
В заключение позвольте сказать несколько слов об одном человеке, в совершенстве осуществившем учение карма-йоги. Человек этот – Будда. Все пророки в мире, за исключением Будды, были побуждаемы к бескорыстному труду внешними мотивами. Мировые пророки, за исключением одного Будды, делятся на две категории: одни из них утверждают, что они – воплощение Бога на земле, другие считают себя лишь посланниками Его; и обе категории заимствуют импульс к труду извне, ждут награды извне, как бы высокодуховен ни был язык их заповедей. Но из всех пророков один только Будда сказал: «Я не хочу знать ваших теорий о Боге. Какая польза в обсуждении тонких доктрин о душе? Будьте добрыми и делайте добро. Это приведет вас к свободе и к истине, какова бы она ни была». В своей жизни он не имел абсолютно никаких личных мотивов, а кто трудился больше его? Укажите во всей истории человечества того, кто поднялся бы выше его. Весь человеческий род воспроизвел лишь один такой характер, одну такую высокую философию, одно такое всеобъемлющее сострадание. Этот великий философ, проповедовавший высочайшую философию, питал, однако, глубокое сострадание к малейшим тварям и никогда ничего не требовал для себя. Он был идеальным карма-йогом, действовавшим всецело без личных мотивов, и история человечества удостоверяет, что он был величайшим из появлявшихся на свете людей. Он представлял собой вне всякого сравнения величайшее сочетание ума и сердца, величайшую духовную силу, когда-либо проявившуюся на земле. Он был первым великим преобразователем в мире. Он первый посмел сказать: «Верьте не потому, что существуют те или иные древние книги, и не потому, что это ваша национальная вера, которой вас учили с детства. Обсудите свою веру, проанализируйте ее и, если вы найдете, что она может приносить добро людям, проводите ее в жизнь сами и помогайте другим жить согласно с нею».
Лучше всего трудится тот, кто делает это без всяких личных мотивов: не из-за денег, не из-за славы, не из-за чего-либо другого. И когда человек сможет работать так, без всяких пристрастий, он станет Буддой, и из него будет исходить такая сила труда, которая сможет изменить весь мир. Такой человек является высшим идеалом карма-йоги.

Бхакти-йога

Определение бхакти

Бхакти-йога – самый естественный и подлинный поиск Божественного, начинающийся, продолжающийся и завершающийся в любви. Одно мгновение безрассудной, пламенной любви к Богу приносит нам вечную свободу. «Бхакти, – говорит Нарада в своем объяснении афоризмов этого учения, – это неудержимая любовь к Богу».
«Когда человек проникается ею, он любит все, всегда чувствует себя довольным и ни к чему не питает ненависти».
«Эта любовь не может сопровождаться мыслью о каких-либо земных выгодах, потому что, пока продолжаются земные желания, такого рода любви не бывает».
«Бхакти выше кармы, выше йоги; последние имеют в виду цель, бхакти же сама и средство, и цель».
Бхакти была единственной постоянной темой обсуждения наших мудрецов; и не только специальные исследователи ее, каковы были великие комментаторы Вьяса-сутр Шандалья и Нарада, но и те, кто посвятил себя исключительно изучению джнана-йоги (йоги знания), были иногда вынуждены говорить о любви. Даже когда такие комментаторы старались почти все тексты сутр объяснять так, чтобы они доказывали преимущества чистого знания, им нелегко удавалось придерживаться этого направления, особенно при разборе главы о молитве. На самом деле различие между знанием (джнана) и любовью (бхакти) вовсе не так велико, как люди иногда воображают. Далее мы увидим, что оба пути направлены к одной и той же цели и встречаются в конце концов в одной точке. К той же цели приходит и раджа-йога, когда применяется как средство освобождения, а не как орудие для обмана простодушных, что, к несчастью, часто случается, когда она попадает в руки шарлатанов или любителей спекулировать на интересе к оккультному.
Огромное преимущество бхакти заключается в том, что она представляет собой самый легкий путь к достижению высочайшей божественной цели – освобождения. Главный же ее недостаток – в том, что в своих низших формах она часто вырождается в отвратительный фанатизм. Толпы фанатиков – будь то индусы, магометане или христиане – состоят почти исключительно из приверженцев низших форм бхакти. Слабые и неразвитые умы во всех религиях и странах любят свой собственный идеал только одним способом, а именно: ненавидя идеалы других людей. Их исключительная привязанность (ништха) к одному предмету, без которой не может развиться вообще истинная любовь, служит причиной объявления войны всему прочему. Вот почему человек, сильно привязанный к своему личному представлению о Боге и преданный своему собственному религиозному идеалу, становится исступленным фанатиком, как только видит или слышит что-нибудь, касающееся чужого идеала. Этот род любви похож на инстинкт собаки, заставляющей ее охранять имущество хозяина. Но подчас инстинкт собаки надежнее человеческого рассудка: в какой бы одежде хозяин ни пришел, собака не примет его за врага; фанатик же лишен всякой способности отличать истину от заблуждения. Личные взгляды имеют для него такой всепоглощающий интерес, что ему важно только, кто говорит, а до того, что говорится, нет никакого дела. Вежливый, добрый и честный по отношению к людям, разделяющим его веру, фанатик не поколеблется обойтись самым недостойным образом с теми, кто не принадлежит к числу его единомышленников.
Такая опасность существует, однако, только в подготовительной бхакти. Когда же бхакти становится зрелой и переходит в высшую форму, то уже нечего бояться проявления низкого фанатизма: душа стала слишком близка к Богу любви, чтобы быть орудием распространения ненависти.
Как птица, чтобы летать, должна иметь два крыла и хвост для управления, так и человеку для приближения к Богу необходимы знание (джнана) и любовь (бхакти) и поддерживающая их равновесие йога. Личность, в которой они гармонично слиты, представляет самый благородный тип, но далеко не каждому из нас дано в этой жизни обладать ими всеми, и тем, кто должен ограничиться одной бхакти, следует помнить, что хотя формы и обряды, безусловно, необходимы для совершенствования души, они имеют лишь то значение, что поддерживают в нас настроение, при котором мы чувствуем наиболее интенсивную любовь к Богу.
Учителя знания и любви несколько расходятся в своих мнениях о бхакти, но те и другие одинаково признают ее силу. Джнана-йог считает бхакти только средством для освобождения, а бхакта[2] видит в ней и средство, и саму цель.
В сущности, здесь нет большой разницы; когда бхакти употребляется только как средство, она представляет собой низшую форму богопочитания, служащую переходом к высшим формам, являющимся после ее полного осуществления, и потому не может быть отделяема от самой цели. Каждый придает значение только своему собственному способу поклонения Богу, забывая, что истинное знание связано с совершенной любовью даже тогда, когда о последней совсем не думают, и что они в действительности всегда неразлучны.
Помня это, познакомимся со взглядами на этот предмет великих комментаторов веданты.
Бхагаван[3] Шанкара[4] говорит: «О человеке, который следует за Гуру, считая это своей единственной целью, люди говорят, что «он предан Гуру[5]», – говорят также, что «любящая жена постоянно думает о своем отсутствующем муже», подразумевая под словом думает (как и под словом предан в первом случае) род постоянного и упорного воспоминания.[6] Это, по мнению Шанкары, тоже вид поклонения.
Бхагаван Рамануджа[7] в своих комментариях о бхакти говорит:[8] «Медитация есть постоянное памятование объекта медитации, протекающее подобно непрерывной струе масла, переливаемого из одного сосуда в другой. Когда этот род памятования (о Боге) достигнут, все оковы разбиты».
Так говорится в шрути[9] о постоянном памятовании как средстве к освобождению. Оно принадлежит к той же форме, как и видение, как видно из слов: «Когда видим Его, Кто далеко и близко, оковы сердца разбиваются, все сомнения прекращаются и исчезают последствия всех действий». Тот, кто близко, может быть видим, но того, кто далеко, можно только помнить. Писание, однако, говорит, что мы должны видеть Того, кто далеко, так же хорошо, как и того, кто близко, ясно указывая на упомянутый выше род памятования, настолько же отчетливый, как и видение. Достигая высшего напряжения, этот род памяти принимает ту же форму, как и видение. Молитва, как видно из самых основных текстов священных книг, не что иное, как постоянное воспоминание; так же определяется и знание. Таким образом, память в той степени ясности, когда она становится как бы непосредственным восприятием, рассматривается в шрути как средство к освобождению. «Атман не может быть достигнут ни науками, ни рассуждениями, ни упорным изучением Вед. Атман достигается теми, кого желает он сам; тем Атман сам открывается». После того как сказано, что простое слушание, размышление и созерцание недостаточны для достижения Атмана, в священных текстах говорится: «Кого желает Атман, тем он достигается». Желаем бывает только чрезвычайно любимый; больше же всего Атман любит того, кто любит Его самого. Такой возлюбленный можег достигнуть Атмана, ему помогает Сам Бог: «Кто постоянно думает обо Мне и молится Мне с любовью, волю тех Я направляю так, что они приходят ко Мне». Здесь, таким образом, сказано, что только тот желателен Высочайшему Атману и приходит к Нему, кому памятование, становящееся прямым восприятием, само по себе очень дорого. Оно дорого и самому объекту такого восприятия – Атману. Это постоянное памятование и называется словом бхакти.
В объяснении сутры Патанджали «Поклонение Всевышнему Господу»[10] Бхойя говорит: «Пранидхана – это тот род бхакти, в котором не преследуется никаких результатов, подобных чувственным удовольствиям, но все дела посвящаются Учителю учителей».[11] Бхагаван Вьяса, объясняя то же, определяет пранидхану так же, как «форму бхакти, посредством которой милость Всевышнего нисходит к йогу и благословляет его исполнением его желаний».[12] По словам Шандильи, «бхакти есть горячая любовь к Богу».[13] Но самое лучшее определение бхакти дано величайшим из бхакт, Прахладой: «Бессмертная любовь, с которой невежда относится к преходящим чувственным предметам и которую я испытываю, созерцая Тебя, не может исчезнуть из моего сердца».[14] Любовь! К кому? К Всевышнему Господу Ишваре. Любовь к другим существам, как бы они ни были высоки, не может быть бхакти, так как Рамануджа в своем «Шри Бхашья», цитируя древнего Ачарья (Великий Учитель), говорит: «Все, живущие в мире, от Брамы до травинки, – рабы рождения и смерти, причина которых карма. Ничто подобное не может быть полезным предметом созерцания, так как все это неразумно и изменчиво». Объясняя слово «ануракти», употребленное Шандильей вместо слов бхакти, комментатор Свапнешвара говорит, что оно состоит из «ану» – «после» и «ракти» – «привязанность», т. е. означает привязанность, являющуюся следствием познания природы и величия Бога;[15] иначе слепая привязанность к чему бы то ни было, вроде жены и детей, была бы тоже бхакти.
Из сказанного ясно, что бхакти есть ряд, или последовательность, умственных усилий к реализации религиозных идеалов, начинающихся с простой молитвы и оканчивающихся самой горячей любовью к Ишваре.

Философия Ишвары

Кто такой Ишвара? Ишвара – Тот, от Кого исходит рождение, существование и конец Вселенной. Вечный, Чистый, Всегда Свободный, Всемогущий, Всеведущий, Всемилостивый, Учитель всех учителей; и прежде всего Он, Господь, по самой Своей природе – невыразимая Любовь.
Это, конечно, определение личного[16] Бога. Следовательно, существуют два Бога, один – Бытие-Знание-Блаженство философа и другой – Бог Любви бхакты? Нет, оба они – одно и то же; Бытие-Знание-Блаженство также Бог Любви, безличный и личный в одном. Следует постоянно помнить, что личный Бог, которому поклоняется бхакта, не отдельный и не отличный от Брахмана. Все – Брахман, один без другого. Просто Брахман, как единый или абсолютный, слишком абстрактен, чтобы Его можно было любить и поклоняться Ему, и потому бхакта избирает относительный аспект Брахмана, Ишвару – Высшего Правителя. Поясним это сравнением. Брахман – это глина или вещество, из которого сделаны бесконечно разнообразные предметы. Как глина, они все представляют собой одно, но конкретная форма или проявление делает их различными. Прежде чем какой-нибудь из этих предметов был сделан, все они потенциально существовали в глине, следовательно, по составу тождественны. Но, будучи сделаны и заключены в форму, они стали отдельными и различными; глиняная мышь никогда не станет глиняным слоном, потому что форма делает их тем, что они есть в проявлении, т. е. различными, хотя, как бесформенная глина, они все одно и то же. Ишвара – это самое высшее проявление Абсолютной реальности, или, другими словами, самое высшее, возможное для человеческого ума представление Абсолютного. Творчество вечно, и таков же Ишвара.
В четвертой паде[17] четвертой главы своих сутр Вьяса, сказав, что освобожденная душа после достижения мокши[18] приобретает почти бесконечную силу и знание, замечает в одном афоризме, что никто не обладает силой создавать и разрушать Вселенную и управлять ею, так как сила эта принадлежит только Богу.[19] Эту сутру комментаторы-дуалисты истолковывают в том смысле, что для подначальной души, дживы, невозможно иметь когда-либо бесконечную силу и полную независимость, свойственные Богу. Безусловный дуалист, комментатор Мадхвачарья,[20] доказывает это своим обычным способом, цитируя стихи из Вараха-пураны.
Комментатор Рамануджа, объясняя этот афоризм, говорит: «Здесь представляется неясным, обладает ли освобожденная душа кроме других сил и этой, присущей Единому Всевышнему силой создания Вселенной и управления всем или блаженство освобожденной души состоит только в непосредственном восприятии Всевышнего, этой же силы у нее нет». Допустим, что освобожденный получает также и возможность управлять Вселенной. Такое допущение можно сделать на основании слов священных текстов: «Свободный от всякой нечистоты достигает совершенного тождества (с Всевышним)» [Мундака-упанишада, III–3], и «все его желания исполняются». Совершенное тождество и осуществление всех желаний не может быть достигнуто без обладания хотя бы одной способностью Всевышнего, из чего легко прийти к заключению, что освобожденный получает также и силу управлять Вселенной. Но мы утверждаем, что освобожденный получает все силы, кроме этой! Управление Вселенной есть направление различных проявлений форм жизни и стремлений всех разумных и неразумных существ, находящихся во Вселенной, но это не принадлежит освобожденному, с которого сняты все покровы и который наслаждается блаженством беспрепятственного восприятия Брахмана. Это доказывается тем текстом книги, в котором говорится, что управление Вселенной есть свойство только одного Всевышнего Брахмана. «Спроси, кто Тот, Кем рождены все эти существа. Кем все рожденные живут и к Кому они обратно уходят? – Это Брахман». Если бы способность управлять Вселенной принадлежала также и освобожденному, то этот текст был бы неприменим, так как он определяет Брахмана именно свойством управления Вселенной. Для определения же употребляются только необщие свойства, как в следующих текстах Вед: «Возлюбленный сын! Вначале существовал только Один без второго. Тот, Кого я видел и чувствовал, породил многое; Он вызвал вибрации». – «Вначале существовал только один Брахман. Тот, Один, развился и создал блаженную форму, Кшатра. Все боги: Варуна, Сома, Рудра, Парьянья, Яма, Мритью, Ишана – суть Кшатры». – «Атман существовал вначале один; ничто другое не вибрировало. Он видится и чувствуется как создающий миры. Миры он создал потом». – «Существовал один Нараяна, но ни Брахмы, ни Ишаны, ни Дьява-Притхиви, ни звезд, ни воды, ни огня, ни Сомы, ни Солнца не было. Но Его не удовлетворяло одиночество. По Его мысли явилась дочь, или десять Его орудий. – Живущая на земле, но отличная от земли, живущая в Атмане»[21] и т. д. В текстах, подобных приведенным, шрути говорит о Всевышнем как об управляющем Вселенною. Но ни в одном из приведенных описаний управления Вселенною не говорится о какой-либо роли, которая приписывалась бы освобожденной душе, так как управление Вселенной совсем не входит в область ее деятельности».
В объяснении следующей сутры Рамануджа говорит: «Если вы скажете, что это не так, потому что есть прямые тексты в Ведах в доказательство противного, то эти тексты относятся к славе освобожденной души в сферах подчиненных божеств».[22]
Хотя система Рамануджи допускает единство всего, но в этом единстве существования, по его мнению, есть вечные различия. А так как в применении ко всем практическим целям эта система дуалистична, то для Рамануджи было нетрудно признавать ясное различие между личной душой и личным Богом. Посмотрим теперь, что говорит по тому же предмету великий представитель школы адвайта. Система адвайты поддерживает все надежды и стремления прежнего дуализма и в то же время предлагает свое собственное разрешение вопроса в соответствии с высоким предназначением человечества, достигшего состояния божественности. Те, кто жаждет сохранить свой индивидуальный ум даже после достижения освобождения и остаться отдельным от абсолютной реальности, будут иметь возможность осуществить свои желания и наслаждаться блаженством ограниченного Брахмана. Это те, о которых сказано в Бхагават-пуране: «О царь, славные свойства Господа таковы, что мудрецы, единственное наслаждение которых в их подлинном «Я» и с которых спали все оковы, даже они любят Всемогущего ради самой любви».[23]
В санкхье о них говорится, что они «погружены» во время этого цикла в природу и после достижения совершенства могут перейти на следующий цикл властителями мировых систем, но никто из них не будет равен Богу (Ишваре). «Те, кто достиг состояния, при котором нет ни творчества, ни сотворенного, ни творца; ни знающего, ни познаваемого, ни знания; ни я, ни ты, ни он; ни субъекта, ни объекта, ни отношения между ними, – кто из них кем видится там?» Они перешли за пределы всего, куда не может проникнуть ни слово, ни ум; ушли в то блаженное состояние, о котором шрути говорят: «Не то, не это». Но для тех, кто не может или не хочет достигнуть такого состояния, неизбежно остается триединый образ недифференцированного Брахмана, в виде природы, души и проникающего и поддерживающего их Ишвары. Когда Прахлада, вследствие избытка преданности (к Богу), поднялся в высший план сознания и забыл о себе, он не видел ни природы, ни ее причины. Все для него было одним Бесконечным Существом, не обособленным ни именем, ни формой. Но, как только он спустился в область ума и вспомнил о себе как о Прахладе, перед ним опять появилась природа и с ней Бог Вселенной – «вместилище бесконечного числа святых свойств». То же было и со святыми Гопи.[24]
Охваченные горячим порывом любви к Шри Кришне, они утратили сознание своей индивидуальности и сами почувствовали себя Кришнами, а когда снова подумали о нем как о Едином, кому следует поклоняться, стали опять Гопи, и тотчас «перед ними явился воплощенный победитель бога Любви Кришна, с улыбкой на своем лотосообразном лице, одетый в желтые одежды и увенчанный цветами».
Вернемся, однако, к нашему Ачарья Шанкаре. «Ограничено ли или безгранично блаженство тех, – спрашивает он, – кто поклонением наделенному свойствами Брахману достиг единения с Всевышним Правителем, но сохранил свой индивидуальный ум?» – и продолжает: «По этому поводу рассуждаем так: их блаженство должно быть не ограничено, потому что текст Писания говорит: «Они достигли своего собственного царства; им поклоняются все боги; все их желания исполняются во всех мирах». Вьяса прибавляет при этом: «Кроме силы управления Вселенной». Итак, за исключением силы создания, сохранения и разрушения Вселенной, все другие силы, такие, как одухотворение и т. п., приобретаются освобожденными; что же касается управления Вселенной, то оно принадлежит только вечно совершенному Ишваре. Откуда мы знаем это? Это известно потому, что об Ишваре говорится во всех текстах Писания, трактующих о создании, а освобожденная душа совсем не упоминается в них в связи с созданием. Всевышний Господь один управляет Вселенной. Относящиеся к проблеме создания тексты все указывают на Ишвару, называя Его при этом вечно совершенным. А так как Писания говорят, что у других силы оживотворения и т. п. появляются вследствие искания Бога и поклонения Ему, то эти силы имеют начало и конец, откуда следует, что обладателям их нет места в управлении Вселенной. Кроме того, у тех, кто сохранил свои индивидуальности, намерения могут быть разными, и в то время как один из них пожелает создавать, другой может желать разрушать. Единственное средство избежать столкновения таких различных желаний – сделать все воли подчиненными какой-нибудь одной. Из этого следует, что воли освобожденных зависят от воли Всевышнего Управителя».[25]
Итак, бхакти может быть направлена только к личному аспекту Брахмана, и осуществление ее не встречает никаких препятствий со стороны человеческой природы. «Путь же тех, чей ум устремлен к Абсолюту, труднее». Мы не можем иметь никакой идеи о неантропоморфном Брахмане, но не верно ли это и относительно всего, что мы знаем? Величайший психолог, какого когда-либо знал мир, Бхагаван Капила,[26] показал века тому назад, что человеческое сознание является необходимым элементом для составления нашего восприятия и представления обо всех предметах как внутреннего, так и внешнего мира. Начиная с наших собственных тел и до Ишвары, каждый предмет нашего восприятия составляется из сознания плюс чего-то еще, что выше сознания и отлично от него. Соединение обоих и есть то, что мы где бы то ни было видим и о чем думаем как о действительном. В этом состоит и всегда будет состоять вся действительность, какую может познать человеческий ум.
Поэтому чистая нелепость говорить, что Ишвара нереален, потому что неантропоморфен. Это похоже на спор об идеализме и реализме в западной философии, который в основе своей не более чем пустая игра слов. Идея об Ишваре заключает в себе все, что когда бы то ни было обозначалось словом реальный и подразумевалось под ним, и Ишвара так же реален, как и все другое во Вселенной. Таково понятие индусской философии об Ишваре.

Духовное восприятие – цель бхакти-йоги

Предыдущие сухие подробности нужны бхакти только для укрепления его воли. Помимо этого, они не имеют для него никакой цели, так как он идет путем, который быстро выводит его за пределы смутной и тревожной области рассудка, в область прямого восприятия. Скоро, по милости Господа, он достигает сферы, где рассудочное блуждание в темноте уступает место прямому восприятию при дневном свете. Он больше не рассуждает и не верит, но видит; не доказывает себе, но чувствует. Не выше ли такое видение и чувствование Бога, чем любые рассуждения и споры о Нем? Бхакту нет надобности доказывать, что это состояние выше, чем мокша и даже чем освобождение; и оно само в себе заключает самое полное удовлетворение.
Есть люди, и их много на свете, которые убеждены, что полезно и выгодно только то, что доставляет им земные удобства. Религия, Бог, Вечность, Душа – все это для них не имеет значения, потому что не дает денег и материального комфорта. Полезность для каждого обусловливается его желаниями. Поэтому для людей, которые никогда не поднимаются выше того, чтобы есть, пить, производить потомство и умирать, польза заключается только в чувственных удовольствиях; и они должны пройти через огромное число перевоплощений, прежде чем научатся чувствовать хотя бы малейшую потребность в чем-нибудь более высоком. Но те, для кого вечные интересы души гораздо важнее, чем временные интересы мирской жизни, для кого чувственные удовольствия не более чем бессмысленная детская забава, для тех любовь к Богу составляет самое высшее и единственное благо человеческого существования. Благодаря Богу такие люди еще живут в этом слишком суетном мире.
Бхакти-йога, как мы уже говорили, подразделяется на подготовительную и высшую ступени, называемые соответственно гауни и пара. На подготовительной ступени нам необходима помощь многих конкретных представлений, чтобы мы могли сколько-нибудь продвигаться вперед, – и мифологические, и символические части всех религий представляют собой естественные вспомогательные средства, окружающие в самом начале жаждущую света душу и облегчающие ей возможность приближаться к Богу. Замечателен факт, что подлинные гиганты духа появлялись только в лоне тех религий, где существовали развитые мифология и обрядность. Сухие фанатичные формы религии, стремящиеся устранить все поэтическое, прекрасное и величественное, все, что дает твердость детскому уму, колеблющимися шагами идущему по пути к Богу, формы, которые пытаются повалить самые устои духовного здания и в своих невежественных и суеверных понятиях об истине стараются изгнать все, дающее жизнь и доставляющее созидательный материал для духовного роста человеческой души, – такие формы религии скоро приходят к тому, что от них остается только пустая скорлупа, бессодержательный набор слов или, пожалуй, софизмов, с небольшой примесью социального мусора, так называемого духа реформ. Огромная масса тех, чья религия похожа на только что упомянутый ее вид, – это сознательные или бессознательные материалисты, стремления и цель которых как в этой, так и в будущей жизни – одни удовольствия. Вот почему деятельность, направленная на увеличение материального комфорта, для них – альфа и омега, «все и вся» человеческого существования. Чем скорее последователи этой смеси невежества и фанатизма обнаружат свою подлинную сущность и присоединятся, как им подобает, к рядам атеистов и материалистов, тем лучше будет для мира. Одна унция прямодушия в духовном самоосуществлении перевешивает тонны пустых разговоров и бессмысленных изречений. Покажите нам одного, только одного, духовного гиганта, гения, выросшего из этой сухой пыли невежества и фанатизма. А если не можете, закройте ваши уста, откройте сердца яркому свету Истины и сядьте, как дети, у ног тех, кто знает, о чем говорит, – у ног мудрецов Индии! И прислушайтесь к их словам.

Необходимость в Учителе

Каждой душе предопределено быть совершенной, и каждое существо в конце концов достигнет совершенства. То, чем мы являемся теперь, есть результат наших прошлых действий и мыслей; и то, чем станем в будущем, будет результатом того, что мы думаем и делаем теперь. Но это вырабатывание своей судьбы не исключает для нас возможности получать помощь извне. Наоборот, в огромном большинстве случаев такая помощь, безусловно, необходима. Когда она приходит, высшие силы и способности души оживотворяются, пробуждается духовная жизнь, активизируется ее рост, и человек становится наконец святым и совершенным. Оживотворяющий импульс не может быть извлечен из книг. Душа может получать побуждения только от другой души и ниоткуда больше. Мы можем изучать книги всю жизнь, можем сделаться очень развитыми интеллектуально, но в конце концов увидим, что совсем не развились духовно. Неправильно считать, что высокое интеллектуальное развитие идет рука об руку с развитием духовной стороны в человеке. Изучая книги, мы иногда впадаем в заблуждение, думая, что этим помогаем себе духовно. Объективно рассмотрев влияние на нас книжного знания, мы убедимся, что если и есть польза от такого изучения, то только для нашего ума, но не для духа. Недостаточность изучения книг для ускорения духовного роста и есть причина, почему – хотя почти каждый из нас может удивительно хорошо говорить о духовных материях, когда дело доходит до применения, – для того, чтобы жить подлинно духовной жизнью, мы оказываемся столь несостоятельны. Чтобы оживотворить дух, побуждение должно исходить от другой души.
Человек, из души которого исходит такое побуждение, называется гуру – учитель, а тот, душе которого побуждение сообщается, – шишья, ученик. Чтобы сообщить побуждение какой-нибудь душе, необходимо, во-первых, чтобы душа, от которой оно исходит, обладала силой передать его, и, во-вторых, чтобы та душа, которой оно передается, была способна его воспринять. Семя должно быть всхожим и поле вспаханным; и когда оба эти условия выполнены, тогда происходит интенсивный рост подлинной религии. «Истинный учитель религии должен иметь исключительные способности, и его ученик должен быть тоже способным», и ясное духовное пробуждение возникнет только тогда, когда они оба выше обычного уровня. Только такие люди могут быть настоящими учителями и настоящими учениками, стремящимися к духовному развитию. Все остальные лишь развлекаются. У них лишь слегка пробуждается любопытство, возникает интеллектуальное желание познания, но они стоят только у границ истинной религии. Без сомнения, и это уже шаг вперед, так как со временем он можег закончиться пробуждением действительной жажды религии. Есть таинственный закон природы, в силу которого, когда поле готово, семя должно быть посеяно и действительно сеется, и когда душа серьезно желает стать религиозной, учитель религии должен явиться и действительно появляется, чтобы помочь этой душе. Когда жажда души воспринять свет религии велика и энергична, сила, отвечающая на притяжение и посылающая свет, является сама собой.
Но в этом, однако, есть и серьезная опасность. Получающая душа рискует, например, ошибочно принять свой временный интерес за действительное религиозное стремление. Часто мы можем это видеть на себе. Когда кто-нибудь из любимых нами людей умирает, мы испытываем стресс – чувствуем, что мир ускользает от нас, что мы нуждаемся в чем-то непреходящем и возвышенном и должны стать религиозными. Через несколько дней эта волна чувств уходит, а мы остаемся на том же берегу, там же, где были раньше. Все мы принимаем такие побуждения за действительное стремление к религии; но когда подлинного стремления души к религии нет, то мы не находим и вдохновителя. Поэтому, когда нам кажется, что наша жажда истины остается неудовлетворенной, мы, вместо того чтобы жаловаться, должны заглянуть в свою душу и посмотреть, есть ли там действительно эта жажда.
Еще большую опасность представляют собой учителя, выдающие себя за истинных гуру. Есть много людей, погрязших в невежестве, но воображающих, что они знают все. Они не ограничиваются этим, но хотят взять на свои плечи еще и других, и таким образом получается, что слепой ведет слепого, и оба падают в яму.
«Глупцы, живущие в темноте, считающие себя мудрыми, хвастающие своим бесполезным знанием, ходят, шатаясь взад и вперед, подобно слепым, которых ведут слепые».[27] Мир полон таких людей: каждый нищий желает дарить миллионы, каждый невежда хочет быть учителем. Насколько смешны такие нищие, настолько же смешны и эти учителя.

Качества желающего учиться и Учителя

Как же узнать настоящего учителя? Солнцу не нужно факела, чтобы быть видимым, и мы не нуждаемся в свече, чтобы видеть его. Когда Солнце восходит, мы инстинктивно узнаем об этом, и так же, когда подлинный учитель приходит помочь нам, душа инстинктивно чувствует, что истина уже готова сиять ей. Истина свидетельствует о себе сама – она не требует никаких других свидетельств для доказательства, что она истина, так как сама светит. Она проникает в самые потаенные уголки нашей природы, и в ее присутствии вся Вселенная поднимается и говорит: «Это верно». Учителя, мудрость и истина которых сияют, как свет Солнца, – лучшие, каких знал мир, – огромной частью человечества почитаются за богов. Но мы можем получить помощь и от менее совершенных наставников; и так как не обладаем достаточной интуицией, чтобы судить о достоинствах человека, от которого собираемся получить наставление и руководство, то нам необходимо знать условия, которым должен удовлетворять учитель, равно как и ученик.
Условия, необходимые для ученика, – чистота, действительная жажда знания и настойчивость. Нечистая душа не может быть религиозной. Чистота в мыслях, речи и поступках, безусловно, необходима для каждого, стремящегося обрести веру. Что касается жажды знания, то есть старый закон, заключающийся в том, что все мы достигаем того, чего желаем. Никто не может достигнуть ничего, кроме того, к чему стремится его сердце. Страстно желать обретения веры совсем не так легко, как мы воображаем. Разговоры о религии и чтение религиозных книг еще не доказательства действительной потребности сердца. Необходимы постоянное стремление, постоянная борьба, неустанные схватки с нашей низшей природой до тех пор, пока не почувствуется действительно высшая потребность и не достигается победа. Это дело не одного или двух дней или лет, даже не одной или двух жизней; борьба может потребоваться в течение сотен воплощений. Иногда успех может явиться сразу, но мы должны быть готовыми ждать его и в течение времени, которое может показаться бесконечным. Ученик, приступающий с таким родом настойчивости, наверняка достигнет успеха.
Что касается учителя, то мы должны видеть, что он понимает дух учения. Весь мир читает Библию, Веды, Коран, но читает только слова, исследует грамматику, этимологию и филологию – сухие кости религии. Учитель, обращающий большое внимание на слова и позволяющий своему уму увлекаться ими, утрачивает дух учения. Только знание духа писаний создает истинного учителя. Словесная сеть писаний подобна огромному лесу, в котором человеческий ум часто теряется и не находит выхода. «Словесная сеть – это громадный лес, она бывает причиной бесконечных блужданий ума».[28] «Различные способы соединения слов, разные методы чтения и произнесения священных текстов, так же как и споры ученых, могут доставить большое интеллектуальное удовольствие, но они не ведут к развитию духовного совершенства».[29]
Те, кто использует такие способы для передачи религиозных учений другим, желают только высказать свое знание, чтобы добиться общественного признания в качестве выдающихся ученых. Вы можете видеть, что ни один из великих учителей мира никогда не вдавался в объяснения священных текстов; у них не было даже попытки «мучиться над текстами», этой бесконечной возни со словами и их корнями. Они просто учили сути, тогда как другие, которым нечему учить, берут иногда одно слово и пишут трехтомную книгу о его происхождении, о человеке, употребившем его в первый раз, о том, что этот человек ел, как долго спал и т. п. Бхагаван Рамакришна имел обыкновение рассказывать, как несколько человек зашли в манговый сад и занялись счетом листьев, ветвей и сучьев деревьев, исследованием их цвета, сравнением размеров, самым тщательным записыванием всего, а затем научной дискуссией по поводу всего замеченного; все это их в высшей степени интересовало. Но один из них ни на что не обращал внимания, а просто принялся есть манговые плоды. Не был ли он умнее всех остальных? Предоставим же другим считать листья и ветки и записывать это. Для такого занятия есть свое место, но не здесь, не в духовной области. Вы никогда не увидите среди этих «счетчиков листьев» сильного духом человека. Религия – высшая цель, высшее счастье человека – не требует столько труда, как счет листьев. Если вы хотите быть бхактой, вам нет никакой надобности знать, родился ли Кришна в Матуре или Врайе, ни того, что он всю жизнь делал, ни точного знания времени, когда он проповедовал учение Гиты. Вам надо только чувствовать сильное желание получить прекрасные уроки Гиты о долге и любви. Все прочие подробности о ней и ее авторе могут служить только забавой для ученых. Оставим им то, что они желают, будем на их споры говорить: «Шанти, шанти»,[30] а сами будем есть плоды манго.
Второе условие, необходимое для учителя, – праведность. Часто спрашивают: зачем нам обращать внимание на характер и личность учителя? Мы должны судить о том, что он говорит, и принимать только это в соображение. Это неверно. Если человек хочет меня учить физике, химии или другим естественным наукам, он может быть чем ему угодно, так как эти науки требуют только интеллектуального багажа, но что касается духовного знания, то решительно невозможно, чтобы какой-нибудь духовный свет был в нечистой душе. Какой религии может научить нечистый человек? Необходимое условие для приобретения духовной истины для себя или для передачи ее другим – чистота сердца и души. Видение Бога или даже слабый проблеск из высших сфер никогда не явятся, пока душа нечиста. Поэтому в духовном учителе вы должны прежде всего увидеть, что он сам собой представляет, и уже потом – что он говорит. Он должен быть совершенно чист, и только тогда его слова приобретают ценность, так как только тогда он действительный наставник. Что он может передать, если в нем самом нет духовной силы? Сознание учителя должно быть способным к излучению сильных духовных вибраций, чтобы они могли сообщиться уму ученика. Задача учителя состоит в действительной передаче чего-нибудь, а не в простой активизации уже существующих в ученике интеллектуальных или других способностей. Некое действительное и ценное воздействие исходит от учителя и переходит к ученику. Потому учитель должен быть духовно чист. Кроме того, учитель должен учить исключительно вследствие любви, чистой любви к человечеству, а не из-за каких-либо эгоистичных побуждений, вроде денег, известности, славы. Единственный посредник, через которого может быть передана духовная сила, – любовь. Всякое корыстное побуждение, подобное желанию выгоды или известности, разрушает этот посредник передачи. Бог есть Любовь, и только тот, кто познал Бога как Любовь, может быть учителем человека о Божественном и Боге.
Если вы видите, что ваш учитель соответствует этим условиям, вы можете ему доверять, но если нет – неблагоразумно позволить себе учиться у него, так как при этом вам может грозить опасность, что, не будучи в состоянии сообщить вашему сердцу ничего хорошего, он может передать плохое. «Кто сведущ, безгрешен и не развращен вожделениями, тот в совершенстве познал Брахмана».[31]
Из сказанного следует, что мы не можем где угодно и от кого угодно научиться любви, получить и усвоить истинную религию. «Поучение – в скалах, книги – в бегущих ручьях и добро – во всем».[32] Это прекрасная поэтическая фраза, но ни один человек не может передать другому ни единой крупицы истины, если он не вырастил ее семена в себе самом. Кому скалы и ручьи способны сообщать поучения? Человеческой душе, лотосу, внутренний святой алтарь которого уже чувствует движение жизни. И свет, который заставляет этот лотос раскрыться, всегда приходит от доброго и мудрого учителя. Когда сердце открывается таким образом, оно становится способным получать поучения от скал и ручьев, от звезд, солнца, луны и от всего, что существует в этой божественной Вселенной; но нераскрытое сердце не увидит в них ничего, кроме простых камней и простых ручьев. Слепой может пойти в музей, но не извлечет из своего посещения никакой пользы. Сначала надо, чтобы открылись его глаза, и только тогда он будет в состоянии узнать то, чему могут научить находящиеся в музее экспонаты.
Глаза жаждущего религии открывает учитель. С учителем поэтому наша связь столь же значительна, как между отцом и сыном. Без доверия, смирения, покорности и благоговения в сердце к нашему духовному учителю мы не достигнем никакого духовного успеха; и, что важно, только там, где существует такое отношение между учителем и учеником, только там появляются гиганты духа. В тех же странах, в которых пренебрегают поддерживать этот род отношений, учителя религии становятся простыми лекторами – они получают свою плату за передачу учения, а ученики ждут, чтобы их сознание наполнилось словами учителя, а затем все расходятся, каждый своей дорогой. При таких условиях духовная связь становится почти неизвестной величиной; нет никого, чтобы передавать Истину, и никого, чтобы ее воспринимать. Религия у таких людей становится торговой сделкой; они думают, что могут купить ее за свои доллары. Если бы Богу угодно было, чтобы религия доставалась так легко! К несчастью, это невозможно.
Религия, представляющая собой самую вершину знания, не может быть куплена и не может быть приобретена из книг. Вы можете заглянуть во все уголки мира, можете исследовать Гималаи, Альпы и Кавказ, исследовать дно моря и проникнуть во все закоулки Тибета и пустыни Гоби, но нигде не найдете ее до тех пор, пока ваше сердце не будет способно воспринять ее и пока не явится учитель. А когда этот божественно назначенный учитель придет, отнеситесь к нему с детской доверчивостью и скромностью, откройте настежь ваше сердце его влиянию и смотрите на него как на воплощенного Бога. Тем, кто ищет истину в таком духе любви и благоговения, Бог открывает самые чудесные грани истины, добра и красоты.

Воплощенные учителя и воплощение

«Где бы ни было произнесено имя Божие – то место свято». Насколько же больше свят человек, произносящий Его имя, и с каким благоговением мы должны приближаться к тому, кто передает нам духовный свет! Таких учителей духовной истины, без сомнения, очень мало в этом мире, но мир никогда не остается совершенно без них. В момент, когда мир абсолютно лишился бы их, он стал бы отвратительным адом и устремился бы к разрушению. Они всегда – прекрасные цветы человеческой жизни, «океан милосердия без какого бы то ни было личного побуждения».[33]
«Знай, что я Гуру всех»,[34] – сказал Кришна в «Бхагавадгите». Выше и благороднее всех обыкновенных учителей мира стоит особый род их – Аватары[35] Ишвары. Они могут передать духовность одним прикосновением, даже одним желанием. Самые низкие и самые порочные люди становятся по их велению в одну секунду святыми. Они – Учителя всех учителей, самые высшие проявления Бога в человеке. Мы не можем видеть Бога иначе как в них; не можем не поклоняться им, и только им и должны поклоняться.
Ни один человек не может видеть Бога иначе, как в этих человеческих проявлениях. Если бы мы пытались видеть Бога иначе, мы создали бы для себя только нелепую карикатуру Его и верили бы, что карикатура не хуже оригинала. Есть рассказ о глупце, которого попросили нарисовать бога Шиву и который после нескольких дней усердных стараний нарисовал только фигуру обезьяны. Таким образом, когда бы мы ни пытались думать о Боге, как Он есть, в Его абсолютном совершенстве, мы неизбежно потерпим самую полную неудачу, потому что мы люди и не можем представить Его как нечто высшее, чем человек. Настанет время, когда мы станем выше нашей человеческой природы и познаем Его таким, каков Он есть; но пока мы люди, мы должны поклоняться Ему в человеческом облике и как человеку. Рассуждайте сколько хотите, говорите сколько можете, но вы не в состоянии думать о Боге иначе чем как о человеке. Вы можете составить огромное и очень умное рассуждение о Боге, можете сделаться великим рационалистом и доказать для собственного удовольствия, что все рассказы об Аватарах, или Воплощениях Бога в человеке, чистый вздор, но обратимся на минуту к практическому здравому смыслу. Что мы находим за этими разумными рассуждениями – есть ли там сколько-нибудь действительного содержания? Решительно ничего, кроме пустых слов, – чистый ноль. Поэтому, когда вы услышите очень интеллектуальную лекцию о несостоятельности поклонения Аватарам (Воплощениям Бога), остановите лектора и спросите, в чем же состоит его идея о Боге, что он знает о «всемогуществе», «вездесущии» и всех подобных терминах, помимо произнесения этих слов. Вы увидите, что в действительности он ничего под ними не подразумевает, не может составить об их значении никакого понятия, которое бы не вытекало из его собственной человеческой природы, и вообще понимает в этом не больше, чем любой человек с улицы, не прочитавший ни одной книги. Человек с улицы, однако же, ни на что не претендует и не нарушает покоя других, тогда как этот невежественный болтун создает беспокойство и несчастье для других людей. Религия – прежде всего познание действительности, и мы можем провести резкое различие между болтовней и интуитивным опытом. То, что мы испытываем в глубине нашей души, есть познание действительности. Относительно этого предмета ничто так редко не встречается, как здравый смысл!
Мы ограничены самой природой нашего существа и должны смотреть на Бога как на человека. Если бы, например, буйволы захотели молиться Богу, они, соответственно своей природе, смотрели бы на Него как на огромного буйвола; если бы рыба хотела поклоняться Богу, она должна была бы составить о Нем понятие как о громадной рыбе. А человек должен думать о Нем как о человеке. И эти разные понятия происходят не вследствие болезненной деятельности воображения. Человека, буйвола и рыбу – всех их можно представить себе как разные сосуды различной формы и качества. Все эти сосуды наполнены Божественным, словно водой. В человеке вода принимает форму человека, в буйволе – форму буйвола, а в рыбе – форму рыбы. Каждый из этих сосудов, хотя и содержит ту же воду того же самого Божьего моря, кажется имеющим свою собственную форму и свои свойства. Таким образом, человек представляет себе Бога в человеческом облике, а животные, если бы только они оказались способными иметь какое-либо представление о Боге, должны были бы видеть Его как животное. Поэтому мы можем видеть Бога только в человеческом облике и молиться Ему как человеку. Другого способа нет.
Не поклоняются Богу как человеку два рода людей: человек-зверь, не имеющий никакой религии, и освобожденная душа, Парамахамса, поднявшаяся выше человеческих слабостей и перешедшая за тесные рамки своей природы. Для нее вся природа стала ее собственным Я. Только она может поклоняться Богу, каков Он есть. Здесь опять, как и всегда, крайности встречаются. Крайность невежества и крайность знания – обе не молятся. Человек-зверь не молится по своему невежеству, а свободная душа (Дживанмукта) потому, что она познала Бога в самой себе. Если кто-нибудь, занимающий положение между этими двумя полюсами существования, скажет вам, что он не намерен молиться Богу как человеку, пожалейте его – он просто безответственный болтун, если не сказать сильнее. Его представление о религии годится только для больных и пустых мозгов. Бог знает человеческую немощь и, чтобы сделать добро человечеству, проявляется в человеческом облике. «Где добродетель ослабевает, а зло усиливается, Я проявляю Себя. Чтобы укрепить добродетель, уничтожить зло, спасти добро, Я прихожу каждый век».[36] «Глупцы смеются надо Мною, принявшим человеческую форму, не зная истинной природы Властителя Вселенной».[37] Таково заявление в Гите Шри Кришны после его воплощения. «Когда подходит огромная волна прилива, – говорит Бхагаван Шри Рамакришна, – все маленькие ямы и рвы наполняются до краев без всякого усилия или намерения с их стороны. Точно так же, когда приходит воплощение (Бога), волна духовной силы врывается в мир, и люди чувствуют ее в самой атмосфере».

Мантра «Ом»: Слово и Мудрость

Теперь мы рассмотрим не Махапуруши, или великие воплощения Бога, а только сиддха-гуру, учителей, достигших цели (т. е. духовного освобождения. – Прим. ред.). Они, как общее правило, должны передавать ученику основы духовной мудрости посредством слов (мантр), о которых следует поразмыслить. Что такое эти мантры? Согласно индийской философии, условий проявления всей нашей Вселенной два – имя и форма. В человеческом макрокосме не может быть ни одной волны умственной материи, не одаренной именем и формой. Если верно, что вся природа построена по одному и тому же плану, то это условие имени и формы должно заключаться также и в плане организации всего космоса. «Если вы вполне изучили один кусок глины, то вам известна и вся глина»,[38] так и знание микрокосма должно вести за собой знание макрокосма. Форма есть наружная кора, внутренняя сущность, или ядро которой есть имя или идея. В микрокосме тело есть форма, а мысль, или антахкарана, – имя; и звуковые символы всегда связаны с этим именем у всех существ, имеющих способность речи. Другими словами, в индивидуальном человеке мысленные волны, поднимающиеся в ограниченном махате (умственной материи), должны проявляться сначала как слова или мысли, а потом в более конкретных формах: речи и действии.
Во Вселенной также Брахма, или Хираньягарбха (космический Махат, или мировой ум), прежде проявляется как имя и затем как форма, или внешняя природа. Вся проявленная чувственная природа есть форма, за которой стоит вечный невыразимый спхота, или проявитель, как Логос, или Слово. Этот вечный спхота, основной вечный материал всех идей, или имен, есть сила, посредством которой Бог творил Вселенную. Бог сначала принял состояние спхота и тогда развернулся как еще более конкретная разумная Вселенная. Единственно возможный символ спхота есть слово, и это слово есть Ом. А так как нет никаких способов анализа, которыми мы могли бы отделить звуковой символ от выражаемого им понятия, то Ом и вечный спхота нераздельны. Поэтому следует думать, что вся Вселенная сотворена этим самым святым из всех святых слов, матерью всех имен и форм, вечным Ом. Но можно сказать, что хотя идеи и звуковые символы неразделимы, но для одной и той же идеи могут существовать разные звуковые символы, и потому нет необходимости, чтобы именно слово Ом было звуковым выразителем мысли, которой проявлена Вселенная. На это возражение мы ответим, что Он – единственно возможный символ, обнимающий всю область всех возможных идей, а не какая-либо определенная идея во вполне выраженном состоянии. То есть если устранить все частности, которые отличают одну идею от другой, тогда то, что останется, и будет спхота. Но так как каждый звуковой символ, назначенный для выражения невыразимого спхота, придает ему более частное значение, так что он не будет больше спхота, то этот символ, который менее всего лишает его общего значения и в то же время наиболее близко выражает его природу, и будет самым верным его символом. Это и есть Ом, и только Ом. Три буквы А, У, М, произнесенные вместе как Ом, вполне могут быть обобщенным символом всех возможных звуков. Посмотрим, как это может быть. Буква А из всех букв наименее раздельная, поэтому Кришна говорит в Гите: «Я – А среди букв».[39] Все членораздельные звуки протекают в полости рта, начинаясь от корня языка и кончаясь в губах. Гортанный звук есть А, М – последний губной звук, а усилие, употребляемое для произнесения звука У, точно представляет прохождение импульса, начинающегося у корня языка и кончающегося в губах. Таким образом, правильно произнесенное слово Ом (АОУМ) представит все явление производства звука, и никакое другое слово не может сделать это. Оно поэтому есть самый подходящий символ для выражения спхота, и идея, выражаемая словом спхота, есть действительное значение слова Ом. А так как символ никогда не может быть отделен от обозначенной им вещи, то Ом и спхота – одно. Поэтому спхота называется Нада-Брахма или Звук-Брахман. А так как спхота, будучи более тонкой стороной проявленной Вселенной, ближе к Богу и есть первое проявление Божественной Мудрости, то Ом и есть истинный Символ Бога. Так как лишь один Брахман, Акханда-Сатчитананда – Неразделимое Существование – Знание – Блаженство – может быть понимаем несовершенной душой человека только с личной и ограниченной точки зрения и всегда будет соединяем с какими-либо особенными свойствами, то Вселенная в целом, тело Божие, будет мыслима ею аналогичным образом. Но личный взгляд на Бога и Вселенную каждого отдельного человека будет всегда определяться преобладающими в его сознании элементами, или татласом; в результате получится, что на того же самого Бога разные люди будут смотреть как на обладателя различных и нередко противоположных свойств; и та же самая природа будет казаться им полной многочисленных и несвязных форм. Как в случае наименее дифференцированного и наиболее общего символа Ом, мы видели, что идея и звуковой символ нераздельно связаны друг с другом, совершенно так же закон нераздельной связи идеи со звуковыми символами применим и ко многим дифференцированным взглядам на Бога и Вселенную. Каждый из таких взглядов будет и должен иметь особый звуковой символ для своего выражения. Эти слова – символы, извлеченные из глубочайших духовных восприятий мудрецов, символизируют и выражают их личные взгляды на Бога и Вселенную. И как Ом представляет Акханду, или недифференцированного Брахмана, так другие звуковые символы представляют дифференцированные взгляды на то же самое Существо. И все они полезны для божественного размышления и приобретения истинного знания молящимися, имеющими разные взгляды на Бога и Вселенную.

Поклонение символам Бога и Его изображениям

Следующим предметом нашего обсуждения будет поклонение пратикам, или предметам, служащим более или менее удовлетворительными символами (заместителями) Бога, и поклонение пратимам, или Его изображениям. Что такое поклонение Богу через пратику? Это «молитвенное направление ума к тому, что принимается за Брахмана, но не является им самим». Бхагаван Рамануджа говорит: «Поклонение уму как Брахману – это поклонение внутреннее, а поклонение Акаше как Брахману – внешнее». Ум – это внутренняя пратика, а материя – внешняя; но обе могут служить предметом поклонения как предметы, символизирующие Бога. Так же Шанкара говорит: «Солнце есть Брахман, это закон». «Тот, кто почитает Имя как Брахмана…» Эти изречения указывают на поклонение пратикам. Слово пратика значит движение к, и поклонение пратике означает поклонение какому-нибудь предмету как символу, или заместителю, в том или другом отношении, Брахмана, но не самому Брахману. Кроме упоминаемых в шрути пратик, есть другие, которые можно найти в пуранах и тантрах. К поклонению пратикам можно отнести также все формы поклонения предкам (Питри), ангелам и Дэвам (высшим светлым Существам).
Поклоняющийся Ишваре, и только Ему, есть бхакта; поклоняющийся же каким-либо другим Высшим Существам – Дэвам, Питри или иным – не может быть назван бхакти. Разные виды поклонения Дэвам должны быть отнесены к обрядовой карме, дающей поклоняющемуся только какие-либо небесные наслаждения, но не возвышают его до Бхакти, или высшей преданности Богу, и не ведут к мукти, освобождению от всех оков. Поэтому надо особенно помнить одно: если, как бывает в некоторых случаях, самое возвышенное, философское представление о высочайшем Брахмане низводится до уровня пратики, или заместителя, и сама пратика принимается поклоняющимся за свое внутреннее Я, за центрального управителя всего (Антарайямин), то поклоняющийся впадает в крайнее заблуждение, так как никакая пратика не может быть для поклоняющегося Амманом.
Но если предметом поклонения является Сам Брахман, а пратика служит только символом Его или напоминанием о Нем, то есть если вездесущий Брахман славословится через пратику, а пратика представляется причиной Вселенной лишь как средство для достижения Брахмана, тогда поклонение пратикам приносит действительную пользу. Более того, оно, безусловно, необходимо для большинства людей, пока они не поняли смысл первичного, или подготовительного состояния ума относительно богопочитания. Таким образом, поклонение каким-нибудь богам или другим существам во имя их самих является только обрядовой кармой; поклонение во имя видьи (знания) дает результаты лишь в одной какой-либо области знания; но когда в Дэвах или других существах видят Брахмана и поклоняются им как Брахману, результат получается тот же, что и от поклонения Ишваре, Верховному Правителю. Этим объясняется то, что во многих случаях, как в шрути, так и в смрити,[40] берется какой-нибудь бог или другое высшее существо, его личной природе придаются постепенно все более и более высокие свойства, и, идеализировав его наконец до высшей степени, ему поклоняются как Брахману. Объясняя это, последователь адвайты говорит: «Разве не Брахман все, когда от него отнять имя и форму?» Представители вишишта-двайты[41] считают: «Разве самое внутреннее Я всего – не Он, не Господь?» Шанкара утверждал: «Сам Брахман одаряет милостью даже поклонение адитье и т. п., потому что Он – Правитель всего». Здесь, таким образом, Брахман становится предметом поклонений, потому что он подразумевается под пратикой, совершенно так же, как Вишну и другие боги подразумеваются под их изображениями.[42]
Те же идеи, которые связываются с поклонением пратикам, применяются и к поклонению пратимам, или изображениям Бога. Если изображение заменяет только какого-нибудь конкретного бога или святого, поклонение ему не дает бхакти и не ведет к освобождению, но если оно заменяет единого Бога, то такое поклонение приносит как бхакти, так и мукти. Из главных мировых религий ведантизм, буддизм и некоторые формы христианства широко пользуются изображениями, чтобы помогать молящемуся, и только две религии – магометанство и протестантизм – отвергают такую помощь. Но магометане все-таки пользуются могилами своих святых и мучеников почти как изображениями. Протестантизм же, отвергая помощь обрядовой стороны религии, с каждым годом все больше и больше отдаляется от духовности, и в настоящее время едва ли есть какая-либо разница между передовыми протестантами и последователями Огюста Конта или агностиками, проповедующими только нравственность. Но и в христианстве, и магометанстве все, что представляет собой поклонение самим изображениям, без понимания того, что именно они выражают, должно быть отнесено к той категории, при которой пратикам и пратимам поклоняются как таковым, а не пользуются лишь «помощью к видению» Бога. Поэтому такое поклонение в лучшем случае имеет характер обрядовой кармы и не может привести ни к бхакти, ни к мукти. В этой форме почитания священных изображений преданность души относится не к Ишваре, а к другим предметам, и потому такое использование изображений или могил, храмов или гробниц является чистым идолопоклонством. Но все же и оно само по себе не грешно и не вредно; оно – обряд, карма, и молящиеся должны извлекать и действительно извлекают из него пользу.

Избранный идеал

Следующее, что мы должны рассмотреть, – это то, что мы называем Ишта Ништха, или поклонение избранному идеалу. Тот, кто может быть бхактой, или посвященным, должен знать, что в поклонении Богу – «сколько мнений, столько способов».[43] Он должен знать, что все секты различных религий суть различные проявления славы одного и того же Бога. «Тебя называют таким множеством имен; Тебя как бы делят между собой; но в каждом из этих имен слышится Твое всемогущество, и Ты приходишь к молящемуся, каким бы именем он Тебя ни призывал! Нет особой необходимости призывать Твое имя все время, если душа полна страстной любви к Тебе. Путь к Тебе так легок! О Господи, какое несчастье, что я не могу любить Тебя!»[44] Бхакта должен стараться не только не ненавидеть, но даже не критиковать тех лучезарных Сынов Света, которые были основателями разных религий. Он не должен даже слушать, когда о них говорят плохо.
Очень мало таких, кто в одно и то же время способен и симпатизировать, и понимать, и любить. Мы видим, как общее правило, что либеральные и проповедующие сочувствие к людям секты теряют силу религиозного чувства, и в их руках религия способна выродиться в вид политико-социального клуба. С другой стороны, крайне узкие сектанты, обнаруживая преданную любовь к своим собственным идеалам, по-видимому, каждую частицу этой любви приобретают ценой ненависти ко всем, кто не вполне того же мнения, как они. Дай Бог, чтобы этот мир был полон людьми, сильными в любви и широкими, как мир, в симпатии. Но таких очень мало. И все же мы знаем, что можно воспитать огромное число человеческих существ в идеале удивительного соединения широты мышления и силы любви, и способ для этого – Ишта Ништха, или преданность избранному идеалу. Любая секта любой религии предлагает человечеству только один идеал – свой собственный. Но вечная религия веданты открывает бесконечное число дверей для входа во внутренний алтарь Божественности и предлагает человечеству почти неистощимый перечень идеалов, из которых проявляется Вечный Единый. С благосклонной заботливостью веданта указывает жаждущим множество путей, высеченных в прежнее и в настоящее время в твердой скале действительности человеческой жизни Славными Сынами, или человеческими проявлениями Бога, и с распростертыми объятиями приглашает всех – даже еще не родившихся – в Обитель Истины и тот Океан Блаженства, в который человеческая душа, освобожденная от сети майи, может перенестись совершенно свободной и вечно радостной.
Бхакти-йога поэтому налагает на нас повелительный долг не ненавидеть и не отрицать ни один из различных путей, ведущих к спасению. Нежное растение духовности умрет, если его слишком рано подвергать постоянным переменам идей и идеалов. Многие люди во имя того, что может быть названо религиозным либерализмом, удовлетворяют свое любопытство постоянной сменой различных идеалов. У них слушание новых учений вырастает в род болезни, своеобразное религиозное пьянство, им нужно слышать новые идеи только для того, чтобы испытать временное нервное возбуждение, а после того как такое возбуждающее влияние произвело на них свое действие, они уже готовы для другого увлечения. Религия для таких людей – это своего рода интеллектуальный опиум. На этом она и кончается. Но есть другой сорт людей, говорит Бхагаван Рамакришна, которые похожи на жемчужницу из старинной притчи. Жемчужница живет на дне моря и поднимается на поверхность, чтобы схватить каплю дождевой воды, когда восходит звезда Свати. Она плавает на поверхности моря, широко раскрыв свою раковину, пока ей не удается схватить каплю дождя, а затем погружается вниз до своего морского ложа и там остается, пока не выработает из той капли великолепную жемчужину. Это самое поэтичное и сильное изложение теории Ишта Ништха, которое когда-либо было сделано. Эка-Ншитха, или поклонение одному идеалу, безусловно, необходимо для начинающего упражняться в религиозном почитании. Он должен говорить вместе с Хануманом в «Рамаяне»: «Хотя я знаю, что Бог Шри и Бог Янаки оба – проявления одного и того же Верховного Существа и, следовательно, одно и то же, а все-таки лотосоокий Рама для меня выше всех». Или же, как было сказано в другом месте мудрецом Тулсидасом: «Бери приятное от всех, беседуй со всеми, называй имена всех и говори каждому: «Да, да», но держись твердо своего идеала». И тогда, если ты искренно жаждешь религиозного просвещения, из маленького семени, посеянного тобой, вырастет гигантское дерево, подобно индийскому баньяну, и будет посылать во все страны ветви за ветвями и корни за корнями, пока не покроет всего поля религии. Таким образом, истинно религиозный человек увидит, что тот, Кто был его собственным идеалом в жизни, почитается во всех идеалах любой веры, под разными именами и всевозможными формами.

Метод и средства

Относительно метода и средств бхакти-йоги мы читаем в комментарии Бхагавана Рамануджи к «Веданта-сутрам»: «Достижение Того (Брахмана) становится возможным благодаря распознаванию, управлению страстями, упражнению, жертвенному труду, чистоте, силе и подавлению чрезмерной радости». Вивека, или распознавание, согласно Раманудже, есть различение, кроме других вещей, также чистой пищи от нечистой. По его объяснению, пища бывает нечиста по трем причинам: 1) вследствие самой природы пищи, как, например, чеснок[45] и т. п.; 2) в случае, если она приходит от злых и порочных людей и 3) от физической нечистоты, такой, как грязь, шерсть и т. п. Шрути говорят: «Чистой пищей очищается саттва, и оттого память становится твердой».[46] Рамануджа цитирует это из Чхандогья-упанишады.
Вопрос о пище всегда живо интересовал бхакт, или религиозных людей. Несмотря на преувеличения, в которые впадали некоторые секты бхакт, в основании их взглядов много верного. Мы должны помнить, что, согласно философии санкхьи, саттва, раджас и тамас, которые, действуя в одном направлении, образуют пракрити, а действуя в противоположных направлениях, нарушают состояние формы Вселенной, – представляют собой как вещество, так и качество пракрити, или созидающего принципа. Как таковые, они составляют материал, из которого вырабатывается всякая человеческая форма, и для духовного развития, безусловно, необходимо преобладание саттвы. Вещества, входящие в наше тело в виде пищи, играют огромную роль в определении нашего умственного строения, и потому на пищу, которую мы едим, следует обращать особенно заботливое внимание. Однако в этом, как и в других отношениях, преувеличение, в которое постоянно впадают ученики, не ведет к достижению ими положения учителя. Разборчивость в пище играет второстепенную роль.
Приведенные выше тексты объясняются Шанкарой в его бхашье об Упанишаде иначе; он придает слову ахара, переводимому обычно словом «пища», совершенно другое значение. По его мнению, ахара есть то, что принимается внутрь. Знание, получаемое посредством разных ощущений, как свет, звук и т. п., собирается в уме пользующимся им («Я»). Очищение знания, накопленного путем чувственных ощущений, есть очищение пищи (ахары). Очищение пищи поэтому значит приобретение познания обо всех сторонах жизни – познания, не испорченного привязанностью, отвращением или заблуждением. Откуда следует, что если знание, или ахара, очищено, саттва – материя ума, или антахкарана, – внутренний орган, в котором накоплено это знание, – тоже очищается, а раз саттва очищена, в результате получается непрерывная память о полученном из Писаний познании истинной природы бесконечного Единого.
Объяснения слова ахара, данные Шанкарой и Рамануджей, по-видимому, противоречат одно другому, но на самом деле оба верны и необходимы. Пользование и управление тем, что называется тонким телом,[47] – это функции, без сомнения, более высокие, чем управление плотным физическим телом. Но управление плотноматериальным, безусловно необходимо, чтобы сделаться способным достичь управления более тонким. Начинающий поэтому должен обращать особое внимание на все правила диеты, которые исходят из учения признанных учителей бхакти. Но встречающийся у многих наших школ нелепый фанатизм, совсем обративший религию в кухню и не оставляющий никакой надежды, чтобы благородная истина когда-либо выбилась у них на свет, представляет собой особый вид абсолютного материализма. Это не Джнана, не Бхакти и не Карма. Это особый род сумасшествия; и те, кто разделяет его всей душой, скорее попадут в дом умалишенных, чем в Брахма-локу или самую высшую сферу мироздания. Тем не менее надо признать, что разборчивость в пище необходима для достижения высшего ментального состояния, которое иначе трудно достигается.
Управление страстями – следующая вещь, которую надо выработать. Сдерживание индрий (органов) от их стремления к чувственным предметам, управление ими и приведение их к подчинению воле – самые главные добродетели в религиозном воспитании.
Потом идет управление в самообуздании и самоотречении. Все бесконечные возможности души достигнуть непосредственного восприятия Бога не могут быть осуществлены без борьбы и упражнения этих способностей. Следует постоянно думать о Боге. Сначала очень трудно приучить к этому наш ум, но с каждым новым усилием его способность в этом отношении становится все сильнее и сильнее. Шри Кришна говорит в Гите: «Упражнением и непривязанностью, о сын Кунти, достигается управление умом».[48]
Поэтому человек религиозный должен вырабатывать в себе эти способности, самые существенные для достижения высшего Богопочитания, и не исполнять предписываемых некоторыми Писаниями ритуальных жертвоприношений, единственная цель которых состоит в получении чувственных удовольствий в этом или в будущем мире и которые ведут ко все большему рабству и все дальше и дальше от Бога. Есть только пять великих жертвоприношений. Основная скала, фундамент, на котором покоится все здание бхакти, есть чистота. Очищение внешнего тела и разборчивость в пище легки, но без внутреннего очищения и внутренней чистоты вся эта внешняя заботливость решительно не имеет никакой цены. В данном Рамануджей-списке качеств, ведущих к чистоте, перечислены сатья, правдивость; арджава, искренность; дайя, делание добра другим, не ожидая для себя никакой пользы; ахимса, непричинение вреда другим мыслью, словом или делом, и анабхидья – нежелание чужого добра, неимение тщетных мыслей и забвение обид.
Одно условие, указанное в этом перечне, а именно ахимса – непричинение обиды – заслуживает особого внимания. Этот долг непричинения обиды обязателен для религиозного человека относительно всех существ. Многие неправильно понимают этот принцип. Некоторые считают, что не следует обижать только людей, но можно быть безжалостным к животным. Другие, наоборот, полагают, что следует покровительствовать кошкам и собакам и кормить сахаром муравьев, а своего брата, человека, можно унижать и обижать самым ужасным образом. Замечательно, что почти всякая хорошая идея в этом мире может быть доведена до отвратительной крайности. Точное применение буквы закона, доведенное до крайних пределов, становится положительным злом, и очень жаль, что правило о непричинении обид не составляет в этом отношении исключения. Смрадные монахи некоторых религиозных сект, не моющиеся, чтобы не умертвить на своем теле насекомых, никогда не думают о беспокойстве и болезнях, которые они приносят своим братьям – людям. Утешительно, по крайней мере, то, что они не принадлежат к религии Вед.
Признаком ахимсы служит отсутствие зависти. Каждый человек может сделать доброе дело или крупное пожертвование под влиянием настроения, вследствие суеверия или под давлением духовенства, но действительно любит человечество тот, кто никому и ни в чем не завидует. Мы видим, что все так называемые великие люди мира завидуют друг другу в известности, славе или деньгах. Пока эта зависть гнездится в сердце человека, он далек от совершенства ахимсы, хотя бы и был вегетарианцем. Корова не ест мяса, овца тоже, но разве они станут от этого великими йогами, великими необидчиками? Всякий глупец может воздержаться от мясной пищи, но это составляет для него не большую заслугу, чем для травоядного животного. Человек, который безжалостно грабит вдову или сироту и совершает самые подлые дела ради денег, хуже дикого зверя, даже если он питается только травой. Человек же, который никогда не питает в сердце даже мысли кого-нибудь обидеть и радуется благосостоянию даже своего величайшего врага, – это подлинный бхакта, йог. Он учитель всех, хотя бы всю свою жизнь постоянно питался свининой. Мы всегда должны помнить, что внешние упражнения и воздержанность имеют цену только как помощь к достижению внутренней чистоты. Лучше заботиться об одной внутренней чистоте, если нельзя тщательно соблюдать внешнюю. Но горе человеку и горе народу, который забывает действительную, внутреннюю, духовную сущность религии и, механически цепляясь за внешние формы, никогда от них не отступает. Формы имеют цену только как выражение внутренней жизни. Если они перестают выражать ее, разбивайте их без всякой жалости.
Следующее средство для достижения идеала бхакти-йоги – сила. «Атман не может быть достигнут слабым»,[49] – говорит шрути. Под этим понимается как умственная, так и физическая слабость. Сильный, смелый только и годен быть учеником. Что могут сделать слабые, маленькие, ничтожные существа? Они будут разбиты вдребезги, как только в результате упражнений в каком-либо из учений йоги начнут пробуждаться таинственные силы ума и тела. Только молодой, здоровый, сильный может иметь успех. Физическая сила тоже, безусловно, необходима. Только сильное тело может вынести удар реакции, которая следует за попыткой управлять телом. Тот, кто хочет быть бхактой, должен быть сильным и здоровым. Когда слабые и больные люди пробуют упражняться в одной из йог, они рискуют получить какую-нибудь неизлечимую болезнь и ослабить свой ум; ослаблять же намеренно тело – вовсе не путь к духовному просветлению.
Недалекие в интеллектуальном отношении люди также не могут иметь успеха в достижении Атмана. Человек, желающий быть бхактой, должен быть радостным. Для многих идеальным образом религиозного человека является тот, кто никогда не улыбается; по их мнению, лицо его должно быть мрачным и вытянугым, с почти судорожно сжатыми челюстями. По моему мнению, такие люди с истощенными телами и вытянутыми лицами годны только для докторов в качестве пациентов. Они никогда не могут быть йогами. Только живой, жизнерадостный ум настойчив. Только сильный ум может прорубить себе дорогу через сети майи – работа самая трудная и под силу только гигантам воли.
Но чрезмерные жизнерадостность и веселость должны быть также избегаемы (умеренность в проявлении радостных чувств называется ануддхарша). Излишняя живость делает нас неспособными к серьезной мысли, при ней энергия ума растрачивается. Чем сильнее воля, тем меньше уступчивость власти страстей. Чрезмерная веселость так же недопустима, как и слишком печальная серьезность. Полное осуществление религии возможно только тогда, когда ум находится в твердом, спокойном состоянии гармоничного равновесия.
Вот каким образом следует начинать учиться любить Бога, и это то, что известно как подготовительная бхакти.

Пара-Бхакти, или Высшее Богопочитание

Подготовительное отречение

Мы окончили рассмотрение так называемой подготовительной бхакти, и, чтобы приступить к изучению Пара-Бхакти, или Высшего Богопочитания, нам остается только сказать о заключительном этапе подготовки к нему. Такая подготовка, заключающаяся в повторении священных имен, в обрядах, формах, символах, имеет целью только очищение души. Из всех же средств очищения самое главное, без которого никто не может достигнуть Высшего Богопочитания (Пара-Бхакти), – отречение. Многим оно кажется ужасным, но без него невозможно никакое духовное развитие. Отречение необходимо во всех йогах. Оно представляет собой краеугольный камень, центр и главный стимул всякого духовного совершенствования, настоящую сущность религии. Когда человеческая душа отрешается от мирских проблем и пытается углубиться в сущность; когда человек как духовное существо поймет, что, погружаясь в материю, он приближается к гибели, он отвернется от материи, и тогда начнется отречение, а с ним и действительный его духовный рост. Отречение карма-йога – это отказ от всех плодов своих действий, от всякого интереса к результатам своей работы, от забот о награде, как теперь, так и потом. Раджа-йог, исследуя природу, узнает, что все ее назначение в том, чтобы душа узнала о своей вечной отделенности от природы, поняла и убедилась, что она – дух, а не материя и что ее соединение с материей может быть только временным. Отречение раджа-йога является результатом исследования природы. Джнана-йог уже с самого начала должен знать, что природа, кажущаяся такой безграничной, на самом деле не более чем иллюзия. Он должен понимать, что все проявления сил в природе производятся Душой, а не природой, что все знание и все испытываемое нами находится в Душе, а не в природе. Он должен просто силой своего убеждения вырваться из всех оков природы, предоставляя ей и всему, что к ней принадлежит, идти своим путем, а самому стараясь стать самостоятельным. Его отречение самое суровое и трудное.
Отречение бхакти-йога, наоборот, самое естественное и легкое; в нем нет никакого насилия. Бхакта ни от чего не отказывается, ничего насильно от себя не отрывает. Проявления этого отречения, хотя бы и в более или менее утрированном виде, мы видим вокруг нас каждый день. Мужчина любит одну женщину, а затем через некоторое время влюбляется в другую и первую оставляет. Образ ее легко и свободно исчезает из его сознания, совсем не оставляя в нем чувства утраты. Женщина влюбляется в одного мужчину, потом – в другого, и первый совершенно естественно забывается ею. Человек любит свой город, затем начинает любить свою страну, и сильная любовь к маленькому городу легко, естественно пропадает. Потом он научается любить весь мир, и его любовь к своей стране, его патриотизм исчезает без всякого насилия, не причиняя ему никакого беспокойства. Характер того, к чему человек чувствует наибольшую привязанность, что доставляет самое сильное удовольствие, зависит от степени его развития. Ни один человек не может есть с таким же удовольствием, как это делают собака или волк; наслаждений же, которые доставляют человеку интеллектуальные занятия и их результаты, ни волк, ни собака испытывать не могут. У человека удовольствия сначала тоже связаны с низшими чувствами, и чем он ближе к животному, тем сильнее его чувственные наслаждения. По мере же его развития примитивные удовольствия становятся все слабее, и сильнее постепенно становятся те, которые связаны с интеллектуальной деятельностью. Достигая же еще более высокого плана, чем умственный, – плана божественного вдохновения, – человек испытывает состояние блаженства, по сравнению с которым все чувственные и даже интеллектуальные удовольствия теряют всякое значение. Когда ярко светит луна, звезды кажутся тусклыми, а когда сияет солнце, сама луна меркнет. Отречение, необходимое для достижения бхакти, получается не посредством подавления чего бы то ни было, а приходит просто, естественно, подобно тому, как в присутствии необыкновенно сильного света менее сильный свет становится все слабее и слабее, пока не исчезнет совсем. Так всякая любовь, чувственная или интеллектуальная, вследствие любви к Богу становится слабой и гаснет; любовь же к Богу растет и принимает форму, называемую Пара-Бхакти, или Высшее Богопочитание. Формы исчезают, ритуалы отбрасываются, книги становятся ненужными, изображения, храмы, церкви, религии, секты, страны и национальности – все эти маленькие ограничения сами собой спадают с того, кто познал любовь к Богу. Не остается ничего, что бы связывало или сковывало его свободу. Корабль подходит к магнитной скале, и его железные болты и скрепы притягиваются и вырываются, а деревянные части освобождаются и свободно плавают по воде. Так Божественная благодать освобождает душу от болтов и скреп, ее связывающих, и она становится свободной. В этом помогающем богопочитанию отречении нет ничего трудного и сурового, никакой борьбы, никакого насилия. Бхакти не подавляет ни одной из своих страстей; он только старается усиливать их и направлять к Богу.

Отречение бхакты – результат любви

Везде в природе мы видим любовь. Все прекрасное в обществе, великое, возвышенное – все происходит от любви; все негативное в нем – даже дьявольское – также представляет собой лишь неверно направленное проявление той же любви. Одна и та же страсть производит как чистую и святую супружескую любовь, так и тот род любви, который ищет удовлетворения в самых низких, животных формах. Страсть та же, но проявление ее в различных случаях различно. Одно и то же чувство, будучи хорошо направлено, побуждает человека делать добро и отдавать все, что он имеет, нуждающимся. Направленное же порочно, это чувство заставляет другого перерезать горло своим братьям и отнимать все их достояние. Первый любит других так же сильно, как второй себя. Тот же огонь, на котором мы готовим себе еду, может обжечь ребенка. Но в этом нет вины огня; разница в том, как им пользуются. Поэтому любовь, напряженное стремление к соединению, сильное желание двух частей стать одним и даже погрузиться и исчезнуть в одном проявляется везде, в высшей или низшей форме. Бхакти-йога – наука Высшей Любви, она указывает, как управлять и пользоваться силой любви, как давать ей высшую цель и получать от нее самые блестящие результаты, одним словом, как заставить ее вести нас к духовному блаженству. Бхакти-йога не говорит: откажись; но говорит только: люби, люби Самое Высшее. Все же низкое само спадает с того, предметом любви которого станет Высочайшее.
«Я не могу о Тебе говорить ничего, кроме того, что Ты моя любовь, Ты прекрасен. О, Ты несравненен. Ты – сама красота». Все, что требует от нас эта йога, это чтобы наша жажда прекрасного была направлена к Богу. Что такое красота человеческого лица, неба, звезд, луны? Все это только слабое отражение истинной, всеобъемлющей Божественной Красоты. «Он, светозарный, озаряет все. Его светом все сияет».[50] Достигните этого высокого состояния бхакти, и оно заставит вас сразу забыть ваши маленькие личности. Отрешитесь от ничтожных мирских эгоистических привязанностей. Не смотрите на человечество как на предмет ваших высших интересов. Будьте как зритель, как исследователь и наблюдайте явления природы; смотрите, как могущественное чувство любви проявляется в мире. Иногда это может казаться вам трудным; вы встретите препятствия, испытаете неудачи. Но они будут незначительными, временными и только тогда, когда вы еще на пути к достижению высшей, истинной любви. Не обращайте на них внимания; они чувствительны, только пока находишься в мирском водовороте; выйдя же из него и стоя вне его, как зритель или ученик, вы сразу увидите миллионы миллионов путей, какими Бог проявляет себя как Любовь.
«Везде, где есть какое-либо благополучие, даже в чувственных вещах, там есть и искра того Вечного Блаженства, которое есть Сам Бог». Даже в самых примитивных формах привязанности таится зародыш божественной любви. Одно из имен Бога на санскритском языке – Хари – означает, что Он привлекает к Себе все. Только Его влечение достойно человеческого сердца. Кто на самом деле может привлечь душу? Только Он. Не думаете ли, что душу может привлечь мертвая материя? Этого никогда не было и никогда не будет. Видя человека, увлекающегося прекрасной внешностью, не думаете ли вы, что его привлекает горсть расположенных определенным образом материальных частиц? Ни в коем случае. За этими материальными частицами должно быть и есть действие божественного влияния и божественной любви. Невежественный человек не знает этого, но сознательно или бессознательно привлекается им и только им одним. Даже самые низкие формы привязанности получают свою силу от Самого Господа. «Никто, о возлюбленный, никогда не любил мужа ради самого мужа; муж любим ради Атмана, Господа, Который внутри его».[51] Любящие жены могут знать это или не знать, но это тем не менее верно. «Никто, о возлюбленный, никогда не любил жену ради самой жены, но внутри жены нахожусь Я, Которого любят». «Таким же образом никто не любит ребенка или что-нибудь другое в мире иначе, как ради Него, Который внутри». Бог – это громадный магнит, а все мы – частички железа; мы постоянно привлекаемся Им и стремимся приблизиться к Нему. Вся наша борьба в этом мире преследует не эгоистичные цели. Глупцы не знают, что делать, но весь труд их жизни состоит в приближении к этому великому магниту. Да, все ужасные условия и борьба в жизни имеют целью заставить нас прийти в конце концов к Нему и составить с Ним одно.
Бхакти-йог знает смысл жизненной борьбы, понимает ее значение. Он выдержал длинный ряд схваток, испытал их тяжесть и страстно желает освободиться от них. Он хочет избежать столкновений и идет прямо к всепривлекающему центру, к великому Хари. Могущественное притяжение к Нему уничтожает все другие привязанности бхакты, так как входящая в его сердце бесконечная любовь к Богу не оставляет там места ни для какой другой любви. Да иначе и быть не может. Бхакти наполняет его сердце океаном любви; этот океан – Сам Бог, и там не остается места для маленьких привязанностей. Это отречение бхакты называется вайрага, или непривязанность ко всему, что не Бог, и происходит от анурага, или сильной привязанности к Богу. Когда такое идеальное отречение, служащее приготовлением к высшей форме бхакти, наступает, для души открывается дверь к достижению полных величия областей Высшего Богопочитания, или Пара-Бхакти, и только человек, вошедший во внутренний алтарь ее, имеет право сказать, что все формы и символы, как помощь к религиозной самореализации, ему не нужны. Только он достиг того высшего состояния любви, которое обыкновенно называется братством людей; остальные могут только рассуждать об этом. Он один не видит различий. Огромный океан любви влился в него, и он не замечает ни людей, ни животных, ни растений, ни солнца, ни луны, ни звезд, но везде и во всем видит своего Возлюбленного. Во всех лицах ему сияет его Возлюбленный. Свет солнца и луны – Его проявления. Везде, где есть красота или величие, для него – это красота и величие Его. Такие бхакты еще есть на свете – мир никогда не бывает без них. Такой, даже когда его укусит змея, скажет, что это к нему пришел посланный от его Возлюбленного. Только такие люди имеют право говорить о всеобщем братстве. Они не знают злобы; их ум никогда не реагирует в виде ненависти или зависти. Все внешнее, чувственное в них исчезло навсегда. Как могут они сердиться, когда благодаря своей любви они всегда за всем кажущимся видят Истину.

Естественность бхакти-йоги и ее главный секрет

«Какие йоги выше, те ли, что с постоянным почтением всегда молятся Тебе, или те, которые поклоняются Недифференцированному, Абсолюту?»[52] – спросил Арджуна Шри Кришну. Ответ был такой: «Кто сосредоточивает свой ум на Мне и молится Мне с вечным постоянством и самой глубокой верой – те Мои лучшие поклонники; они величайшие йоги. Кто подчинением своего тела и уверенностью в тождестве всех вещей поклоняется Абсолюту, Неописуемому, Непроявленному, Вездесущему, Немыслимому, Всеведущему, Неизменяемому и Вечному, тот деланием добра всем существам также приходит ко Мне Одному. Но для тех, чей ум посвящен непроявленному Абсолюту, трудность борьбы на пути к достижению цели значительно больше, так как для воплощенного существа путь к непроявленному Абсолюту гораздо труднее. Кто весь свой труд предлагает Мне, кто с беззаветной надеждой думает обо Мне, молится Мне и не имеет привязанности ни к чему, кроме Меня, тех Я скоро подниму из океана вечно повторяющихся рождений и смертей, так как их ум вполне предан Мне».
Это одинаково относится к джнана-йоге и бхакти-йоге. Можно сказать, что обе определяются этим изречением. Джнана-йога – великая наука; это высшая философия.
Как это ни странно, но почти каждый думает, что может легко выполнить все, что от него требуют философские доктрины. На самом деле следовать философии в реальной жизни очень трудно, и часто, пробуя руководствоваться ею в жизни, мы подвергаемся серьезной опасности. Этот мир делится на людей с демонической природой, думающих, что забота о теле составляет сущность и цель существования, и людей хороших, которые знают, что тело – только средство для достижения целей, орудие, назначенное для воспитания души. Дьявол может также цитировать писание и на самом деле цитирует, толкуя его сообразно со своими целями; так что знание, служа для доброго человека побудительной причиной к деланию добра, предлагается также и в оправдание того, что делают порочные люди. В этом большая опасность джнана-йоги. Бхакти-йога же естественна, приятна и легка. Бхакти-йог не взлетает на такие высоты, как джнана-йог, и поэтому для него нет и риска таких жестоких падений. Но пока с души не спали оковы, она, конечно, не может быть свободна, какой бы религиозный путь ни избрала.
Есть рассказ об одной благословенной Гони, которая смогла разбить связывающие душу оковы как хороших, так и дурных поступков. «Душевный восторг, испытываемый ею при размышлении о Боге, снял с нее связывающее действие ее добрых дел, а сильная скорбь души от неспособности постигнуть Его омыла ее от всех греховных наклонностей, и, освободясь таким образом от всех оков, она стала свободной».[53] Поэтому главный секрет бхакти-йога заключается в знании, что различные страсти, чувства и наклонности человеческого сердца сами по себе не бывают дурны, следует только заботливо управлять ими и давать им все более и более высокое направление, пока они не достигнут самого полного совершенства. Самое высшее направление – то, которое ведет нас к Богу; всякое другое ниже его. Мы видим, что наслаждение и страдание очень обыкновенны и часто повторяются в нашей жизни. Когда человек страдает от того, что не достиг богатства или чего-либо другого мирского, он, значит, неверно направил свое чувство, и страдание не принесет ему пользы. Если же он страдает потому, что не достиг Высочайшего, не приблизился к Богу, страдание послужит к его спасению. Когда вы радуетесь, что получили горсть монет, вы дали вашей способности радоваться ложное направление; ее нужно было направить выше, заставить служить Высочайшему идеалу, достижение которого должно быть самой сильной нашей радостью. Это верно относительно всех наших чувств. Бхакта говорит, что ни одно из них не плохо само по себе; он пользуется каждым из них, направляя все без исключения к Богу.

Формы проявления любви

Есть несколько форм, в которых любовь проявляется. На первом месте стоит почитание. Почему люди оказывают почтение храмам и святым местам? Потому что там поклоняются Богу, и Его присутствие связывается в понятии людей с такими местами. Почему во всех странах почитают учителей религии? Для человеческого сердца естественно так поступать, потому что учителя религии проповедуют о Боге. В основе своей почитание есть результат любви; никто из нас не может почитать того, кого не любит. Дальше идет прити – наслаждение в Боге. Какое огромное удовольствие люди испытывают от чувственных предметов! Они идут куда угодно, подвергаются любым опасностям, чтобы получить вещь, которая им нравится. Бхакта желает того же самого рода сильной любви, но только направленной к Богу. Есть прелесть и в страдании, вирахе, – сильном страдании от отсутствия любимого. Когда человек чувствует сильную печаль, потому что не достиг Бога, не узнал того, что лишь одно достойно познания, и вследствие этого неудовлетворен и печален, тогда говорят, что у него вираха – то состояние ума, которое заставляет чувствовать недовольство в присутствии всего, что нелюбимо. Мы видим, как часто бывает вираха при земной любви. Когда мужчина сильно любит женщину или женщина мужчину, они чувствуют род невольной досады в окружении тех, кого не любит. Совершенно то же состояние нетерпения относительно нелюбимых вещей испытывает ум, когда Пара-Бхакти приобрела власть над ним; даже говорить о чем-нибудь, кроме Бога, ему становится противно. «Думай о Нем, о Нем одном и откажись от всех пустых мыслей».[54]
Еще выше такая любовь, когда сама жизнь поддерживается только ради идеала любви, когда жизнь находят прекрасной и стоящей того, чтобы жить только из-за любви, когда без любви жизнь не продолжалась бы и мгновения. Жизнь приятна потому, что она полна мыслью о Возлюбленном. Тадията (принадлежность Ему) наступает, когда человек стал совершенным в бхакти. Когда он делается совершенным, достигает Бога, прикасается к ногам своего Господа, тогда вся его сущность очищается и совершенно меняется, и все назначение его жизни становится выполненным. Но, достигнув такого состояния, многие бхакты продолжают жить исключительно для того, чтобы благословлять Его. Это составляет их единственное блаженство в жизни, с которым они не хотят расстаться. «О царь, таково блаженное свойство Хари, что даже те, кто стал удовлетворенным всем и чье сердце освободилось от всех уз, даже они любят Бога ради самой любви».[55] Господа, «Которому поклоняются все боги, все любящие свободу и все познавшие Брахмана».[56] Такова сила любви. Когда человек совершенно забыл себя и чувствует, что ему ничто не принадлежит, только тогда он приобретает состояние тадияты. Все становится для него священным, потому что все принадлежит Возлюбленному. Даже при земной любви любящий считает священным и дорогим для себя все, принадлежащее любимому. Как влюбленный любит даже клочок одежды своей возлюбленной, совершенно так же, когда человек любит Бога, все во Вселенной становится для него дорогим потому, что все принадлежит Ему.

Всеобъемлющая любовь, ведущая к самопожертвованию

Как мы можем любить вьяшти, частное, не любя раньше самашти, всеобщее? Бог есть самашти, обобщенное и абстрактное всеобщее целое, а природа, которую мы видим, вьяшти, отдельная вещь. Любить всю Вселенную можно только любовью к самашти – всеобщему, которая есть простая единица, заключающая в себе миллионы миллионов меньших частиц. Философы Индии не останавливаются на частностях. Они бросают беглый взгляд на частное и тотчас начинают искать обобщенную форму, заключающую в себе все частности. Поиски всеобщего составляют, таким образом, предмет индийской философии, как и религии. Джнана-йог ищет обобщения, того одного абсолютного и обобщенного Существа, зная Которое, он будет знать природу всего сущего. Бхакта хочет узнать то обобщенное, абстрактное Существо, любя Которое он будет любить всю Вселенную. Таким образом, индийский ум на протяжении всей истории направлялся к этому замечательному исканию общего во всем – в науке, в психологии, в любви и в философии.
Поиски бхакты приводят его к заключению, что, если кто-либо постоянно меняет предмет своей любви, обращая его то на один, то на другой объект, он может любить их таким образом бесконечно, при этом будучи абсолютно не в состоянии любить мир как целое. Поэтому следует прийти к основной мысли, что сумма всей любви – Бог, что сумма желаний всех душ во Вселенной, свободны ли они, или нет, или идут по пути к освобождению, – Бог. Только осознав это, человек может проявлять всеобщую любовь. Бхакты поэтому говорят, что Бог есть самашти и что видимая природа – тот же Бог, но дифференцировавшийся и проявленный. Если мы любим сумму, мы любим все ее составляющие. Тогда будет легка любовь к миру и способность делать добро, но эта способность достигается только посредством любви к Богу; иначе делать добро миру нельзя. «Все принадлежит Ему, и Он любит меня, а я люблю Его», – говорит бхакта. При такой любви все становится священным, потому что все принадлежит Ему, все – Его дети. Все сущее – Его тело, Его проявление. Как можем мы тогда кого-нибудь обидеть? Как можем кого-нибудь не любить? С любовью к Богу придет, несомненно, любовь ко всему во Вселенной. Чем более мы приблизимся к Богу, тем яснее увидим, что все вещи – в Нем. Когда душа успеет приобрести блаженство этой высшей любви, она начнет видеть Его везде. Наше сердце станет тогда вечным источником любви. А когда мы достигнем посредством этой любви высшего состояния, все маленькие различия между вещами этого мира исчезнут: человек будет казаться не человеком, но Богом, животное – не животным, но Богом; даже в тигре мы будем видеть не тигра, но проявление Бога. Таким образом, в этом высшем состоянии бхакти поклонение обращается к любому проявлению жизни и ко всякому существу. «Зная, что Хари, Господь, есть во всякой вещи, мудрый должен проявлять неуклонную любовь ко всем существам».
Результатом этого рода интенсивной, всепоглощающей любви является чувство совершенного самопожертвования и убеждение, что ничто не враждебно нам. Любящая душа, даже испытывая боль, способна сказать: «Приветствую тебя, боль», и при несчастье: «Добро пожаловать, несчастье, – вы также от Возлюбленного». Приползшей к ней змее она скажет: «Добро пожаловать, змея». Даже если придет смерть, такой бхакта будет приветствовать и ее улыбкой. Он скажет: «Счастлив я, что они все пришли ко мне, все мои желанные». Бхакта в этом состоянии совершенного отречения, происходящего благодаря сильной любви к Богу и всему, что принадлежит Ему, перестает отличать удовольствие от страдания, насколько они касаются его. Он теперь не знает, что значит жаловаться на боль или страдание, и этот род безропотной покорности воле Бога, Который весь – любовь, – более ценное приобретение, чем всякая слава великих и геройских подвигов.
Для большинства человечества тело составляет все. Для них вся Вселенная – тело, и телесные удовольствия важнее всего. Этот демон поклонения телу и всему, что имеет к нему отношение, вселился во всех нас. Мы можем пускаться в возвышенные разговоры и очень высоко заноситься в область рассудка, но все же остаемся похожими на ястреба, ум которого направлен вниз, на кусок падали. Зачем, например, спасать наше тело от тигра? Почему бы не отдать его? Тигр останется очень доволен, и это будет своего рода самопожертвование и богопочитание. Дойти до такого полного осуществления идеи самоотречения, когда чувство своего «Я» совершенно утрачено, – значит, подняться на такую головокружительную высоту религии любви, до которой только немногие в этом мире когда-либо добирались. Но, пока человек не достиг этой высшей степени всегда готового и всегда желаемого самопожертвования, он не может быть совершенным бхактой. Как бы мы ни заботились о сохранении наших тел, они все-таки в конце концов разрушатся; между ними нет вечных. Так пусть же они погибнут на служении другим. «Богатство и даже самую жизнь мудрый всегда держит наготове для служения другим. В этом мире верно одно – смерть, и гораздо лучше, чтобы тело умерло ради хорошего дела, чем ради плохого». Мы можем влачить нашу жизнь пятьдесят или сто лет, но что будет дальше? Все, что представляет собой результат соединения, должно распасться и умереть, и для нашего тела настанет время, когда оно разложится. Ведь умерли даже Будда и Магомет и все им подобные. Бхакта говорит: «В этом эфемерном мире, где все рассыпается в прах, мы должны употребить наше время с наибольшей пользой, а действительно высшая польза заключается в служении всем существам». Ужасное заблуждение, что человек – это только тело, и должен стараться всеми возможными средствами сохранить его и доставлять ему наслаждения, порождает весь эгоизм мира. Если бы вы знали, что вы – нечто отдельное от вашего тела, вам не из-за чего было бы бороться и кому-либо противодействовать; вы были бы глухи ко всем эгоистичным побуждениям. Поэтому бхакты и говорят, что вы должны вести себя так, как если бы были мертвы для всех мирских идей. Это и есть самопожертвование. Предоставьте всему идти своей дорогой – в этом истинный смысл слов «Да будет воля Твоя» – и не старайтесь о чем-нибудь беспокоиться и из-за чего-нибудь бороться, думая, что Богу нужны наши слабости и самолюбие. Правда, может случиться, что даже из наших эгоистических хлопот выйдет что-нибудь хорошее, но это Божие произволение, и в этом нет никакой нашей заслуги. Совершенный бхакта находит, что никогда не должно ничего желать или делать для себя. «Боже, они строят во имя Твое высокие храмы; они приносят богатые жертвы! Я же беден, у меня ничего нет; так возьми это тело и положи у Своих ног. Не отвергни меня, о Господи!» Такая молитва исходит из глубины сердца бхакты. Для того, кто испытывал это вечное принесение себя в жертву Возлюбленному Господу, оно гораздо дороже богатства, славы, власти и всяких удовольствий. Спокойная покорность бхакты – это «мир, превосходящий всякое понимание», блаженство ни с чем не сравнимое. Его апратикулья – такое состояние, при котором ум не имеет решительно никаких интересов в этом мире, и потому, естественно, не знает ничего, что противоречит таким интересам. В этом состоянии высокого отречения все, имеющее форму привязанности, исчезло вполне, за исключением одной всепоглощающей любви к Тому, в Ком все живет, движется и имеет бытие. Эта же привязанность, выражающаяся в любви к Богу, конечно, такова, что не связывает души, но разбивает все ее оковы.

Высшее знание и высшая любовь для истинно любящего – одно и то же

Упанишады различают высшее знание и низшее. Между высшим знанием Упанишад и высшей любовью Бхакти (Пара-Бхакти) нет никакой разницы. «Мундака-упанишада» говорит: «Познавшие Брахмана утверждают, что есть два рода знания, достойных того, чтобы стремиться к обладанию ими, а именно высшее (пара) и низшее (апара). Низшее состоит из Ригведы, Яджурведы, Самаведы, Атхарваведы, Шикши, или умения произносить слова и пользоваться ударениями, Кальпы, или жертвенного богослужения, грамматики, Нирукты, или этимологии, и астрономии; высшее – в познании Неизменного».[57] Здесь, таким образом, ясно указывается, что высшее знание есть познание Брахмана. Дэви-Бхагавата дает нам следующее определение высшей любви (Пара-Бхакти): «Когда непрерывный поток мысли о Боге, подобно маслу, переливаемому из одного сосуда в другой, течет непрерывной струей, это и есть Пара-Бхакти, высшая любовь». Этот род постоянного, непрерывного и неуклонного направления ума и сердца к Богу есть высшее проявление любви к Нему человека. Все другие формы Бхакти только подготовка к достижению высшей ее формы – Пара-Бхакти, называемой также любовью, приходящей после привязанности (рагануга). Когда эта высшая любовь водворится в сердце человека, его ум будет постоянно думать о Боге и ни о чем другом. Он не будет думать ни о чем, кроме Бога, и его душа, будучи безусловно чиста, разобьет все оковы ума и материи и станет просветленной и свободной. Только он может поклоняться Господу в своем сердце, и для него все формы, символы, книги и учения становятся ненужными и бесполезными. Достичь такой любви к Богу нелегко!
Обыкновенная человеческая любовь расцветает только там, где на нее отвечают, а где любовь не встречает ответа, там в результате обычно получается холодное равнодушие. Бывают, однако, редкие случаи человеческой любви, где можно заметить, что любовь продолжается даже тогда, когда на нее не отвечают. Мы можем сравнить ради иллюстрации этот род любви с любовью ночной бабочки к огню. Это насекомое любит огонь, стремится к нему, потому что в его природе любить огонь, и, попадая в него, умирает. Любить, потому что сама природа этого требует, без сомнения, самое высшее и наиболее бескорыстное проявление любви, какое только может видеть мир. Такая любовь, вырабатываемая в духовном плане, необходимо ведет к достижению Пара-Бхакти.

Треугольник любви

Мы можем представить любовь в виде треугольника, каждый угол которого соответствует одному из неотделимых ее свойств. Не может быть треугольник без трех углов и не может быть истинной любви без трех следующих свойств. Первый угол треугольника любви то, что любовь не стремится к получению выгод. Где есть желание получить что-нибудь взамен, там не может быть настоящей любви; она становится простой торговлей. Пока в нас есть какая-либо мысль получить от Бога ту или другую милость взамен нашего почитания и преданности Ему, до тех пор не может быть никакой любви в нашем сердце. Те, кто поклоняются Богу, потому что хотят, чтобы Он даровал им что-либо, наверняка не будут поклоняться Ему, если не получат от Него милостей. Бхакта любит Бога просто потому, что любит. Нет другой причины, порождающей и направляющей это божественное чувство истинно религиозного человека. Есть притча о том, что некий царь однажды встретил в лесу мудреца. Он беседовал с мудрецом, был поражен его праведностью и мудростью и выразил желание, чтобы тот сделал ему одолжение, принял от него подарок. Мудрец отказался, сказав: «Плоды этого леса – достаточная для меня пища, чистые потоки, бегущие с гор, дают мне воду для питья, кора деревьев доставляет мне покров, горные пещеры служат мне убежищем; зачем же я стану брать подарки от тебя или кого бы то ни было?» Король отвечал: «Просто чтобы доставить мне удовольствие. Пожалуйста, пойдем со мною в город, в мой дворец, и возьми от меня что-нибудь». Он убеждал его долго, и наконец мудрец согласился исполнить желание короля и пошел с ним в его дворец. Прежде чем предложить подарок мудрецу, король начал молиться: «Господи, дай мне еще детей, дай мне богатства; Господи, дай еще земель; Господи, сохрани мое тело в добром здоровье» и т. д. Прежде чем король окончил свою молитву, мудрец встал и спокойно вышел из комнаты. Видя это, царь смутился и побежал следом за ним, громко крича: «Ты уходишь, не взяв моих подарков!» Мудрец обернулся и сказал: «Я не беру даров от попрошаек. Ты сам нищий; как же ты можешь мне что-нибудь дать? Я не настолько глуп, чтобы ожидать получить что-нибудь от подобного тебе нищего. Уходи, не следуй за мной!» Этот рассказ ясно показывает разницу между нищими в вере и действительно любящими Бога. Поклоняться Богу ради какой-нибудь награды, даже ради спасения своей жизни – значит, унижать высокий идеал любви. Истинная любовь не знает никаких наград. Любовь бывает всегда только ради самой любви. Бхакта любит потому, что не может не любить. Когда вы видите прекрасный вид и любуетесь им, вы не требуете от вида никакой награды, и он тоже ничего не ждет от вас. Но, глядя на него, вы приходите в радостное настроение, смягчающее тревоги вашей души. Он почти возвышает вас временно над вашей смертной природой и приводит в состояние почти божественного экстаза. Такова природа настоящей любви, и это первый угол нашего треугольника. Не просите ничего взамен вашей любви. Посвящайте вашу любовь Богу, но не просите за нее ничего, даже от Него.
Второй угол треугольника любви – то, что любовь не знает страха. Те, кто любит Бога из страха, самые низкие из человеческих существ; они недоразвились до состояния человека. Они молятся Богу из страха наказания. Для них Он великое Существо с кнутом в одной руке и скипетром в другой, и они боятся, что если не будут повиноваться ему, то подвергнутся бичеванию. Поклоняться Богу из страха наказания – разврат. Такое поклонение – если его можно так назвать – самая грубая форма поклонения Богу Любви. Пока в сердце есть хоть сколько-нибудь страха, как может быть там любовь? Любовь побеждает всякий страх. Представьте себе на улице молодую женщину-мать. Если на нее залает собака, она, возможно, испугается и бросится в ближайший дом. Но вообразите, что та же мать оказалась на улице с ребенком, и лев бросается на ребенка. Где окажется в таком случае мать? Несомненно, перед пастью льва, чтобы спасти свое дитя. Любовь побеждает всякий страх. Страх появляется от эгоистичной мысли об отделении себя от природы. Чем ничтожнее я себя считаю и чем больший я эгоист, тем больше мой страх. Если человек считает себя маленьким и ничтожным, страх обязательно будет свойственен ему. А чем меньше вы думаете о себе как о незначительной личности, тем у вас меньше будет страха. Пока в вас есть хоть тень страха, любви у вас быть не может; любовь и страх несовместимы. Бога никогда не боятся те, кто любит Его. Заповедь «Не произноси имени Господа Бога твоего напрасно» может только рассмешить истинно любящего Его. Какое богохульство может быть в религии любви? Чем более вы повторяете имя Божие, тем лучше для вас, когда бы вы это ни делали. Вы повторяете Его имя только потому, что любите Его.
Третий угол треугольника любви то, что любовь не знает соперничества, потому что в ней всегда воплощается высший идеал любящего. Истинной любви никогда не бывает, пока предмет нашей любви не стал для нас нашим высшим идеалом. Часто случается, что человеческая любовь ложно направлена и выражена, но для того, кто любит, предмет его любви – всегда его высший идеал. Один человек может видеть свой идеал в самом низком существе, другой – в самом высоком, и тем не менее обоими может быть истинно и сильно любим только его идеал. Высочайший идеал всякого человека – Бог. Для невежды и мудреца, святого и грешника, образованного и необразованного, воспитанного и невоспитанного – для всех людей высший идеал – их Бог. Совокупность всех высших идеалов красоты, величия и силы дает нам полное представление о любящем и любимом Боге. Эти идеалы существуют в каждом уме, в той или другой форме, и составляют части и совокупность частей всех наших умов. Все активные проявления человеческой природы, которые мы видим в окружающем нас обществе, производятся в разных душах разными идеалами, стремящимися обнаружиться и стать конкретными, потому что все, находящееся внутри, стремится выйти наружу. Вечно господствующее влияние идеала – это сила, одна из побудительных причин, которую постоянно можно видеть действующею в человечестве. Может быть, только после сотен рождений, после борьбы в течение тысячелетий человек увидит, что напрасно стараться свой внутренний идеал приспосабливать к внешним условиям и сообразовывать с ними, но, придя к такому заключению, он не будет больше пытаться проводить свой идеал во внешнем мире, а станет поклоняться самому идеалу как идеалу с точки зрения высшей любви.
Этот бесконечно совершенный идеал обнимает все низшие идеалы. Каждый находит верным изречение, что любящий видит образ Елены даже в эфиопке. Посторонний человек находит, что в этом случае идеал видится совсем не там, где следует; но влюбленный все равно видит свою Елену и не видит эфиопки. Потому что предмет нашей любви – будь то Елена, или эфиопка – это настоящий центр, около которого кристаллизовались наши идеалы. Чему же мир обыкновенно поклоняется? Конечно, не всеобъемлющему, бесконечно совершенному идеалу высшей преданности и любви. Идеал, которому обычно поклоняются все: и мужчины, и женщины, – это то, что имеется в них самих, и каждый проектирует свой идеал во внешний мир и преклоняет перед ним колена. Вот почему жестокие люди считают Бога кровожадным; они воплощают в нем свой собственный высший идеал. По той же причине добрые люди имеют очень высокое представление о Боге; их идеал, конечно, противоположен идеалу первых.

Бог Любви Сам доказывает Свое существование

Что составляет идеал любящего, который совсем отрешился от всякой мысли об эгоизме, искании выгод и не знает страха? Такой человек самому Богу скажет: «У меня нет ничего, что я мог бы назвать своим. Все свое я отдал Тебе и ничего не хочу от Тебя взамен». Когда человек достигает такого состояния, его идеалом становится совершенная, бесстрашная любовь. Высший идеал такого человека не имеет в себе ничего узкого, ничего личного.
Это всеобщая любовь, любовь без границ и оков, сама Любовь, совершенная и безусловная. Великому идеалу религии любви поклоняются абсолютно, как таковому, без помощи каких-либо символов или побуждений. Высшая форма бхакти есть поклонение всеми признанному идеалу как своему собственному, избранному самим собой; прочие формы бхакти – только ступени на пути к достижению этой высшей формы. Все наши неудачи и успехи в исполнении требований религии любви лежат на пути к осуществлению этого одного идеала. Бхакта может пытаться обращать свою любовь на разные объекты. При этом он увидит, что все они не могут воплощать в себе его всеобъемлющий идеал, и один за другим он отбросит их всех.
Постепенно он начнет понимать, что напрасно старался видеть свой идеал во внешних предметах, что все внешние предметы – ничто в сравнении с самим идеалом. Со временем он приобретает способность реализации самого высокого и обобщенного отвлеченного идеала – чистую абстракцию, которая становится для него совершенно живой и реальной. Когда подвижник достигает этого состояния, ему не нужно больше спрашивать, существуют ли доказательства существования Бога или нет, всемогущ ли Он и вездесущ ли. Для него Он только Бог любви. Он высочайший идеал любви, и этого для него довольно. Бог как любовь для бхакты видим непосредственно, так как для любящего существование любимого не требует никаких доказательств. Боги-судьи других форм религии могут требовать массы доказательств, чтобы установить свое существование, но бхакта не может думать и совсем не думает о таких богах. Для него Бог существует только как любовь, и, находя Его, внутреннюю суть, душу всего, он в экстазе восклицает: «Никто, о возлюбленный, не любит мужа ради мужа, но муж любим ради Господа, который в муже; никто, о возлюбленный, не любит жену ради жены, но жену любят ради Господа, который в жене».
Говорят, что эгоизм – единственная побудительная причина всей человеческой деятельности. По моему же мнению, побуждением к этой деятельности служит тоже любовь, только ослабленная разменом на частности. Если я буду считать себя частью всеобщего целого и любить это целое, моя любовь станет всеобъемлющей, и во мне наверняка не останется ни малейшего эгоизма. Но когда я ошибочно считаю себя чем-то маленьким, отдельным от целого, моя любовь останавливается на частностях и суживается.
Большая ошибка – суживать и сокращать область любви, потому что все во Вселенной божественного происхождения и заслуживает того, чтобы быть любимым. Следует, однако, помнить, что любовь ко всему заключает в себе любовь к частям. Это всеобщее Целое есть Бог бхакт, а все другие Боги – Небесные Отцы, Вседержители, Творцы – и все теории, и учения, и книги не имеют для них никакого значения и смысла, так как они своей высшей любовью и преданностью совершенно поднялись над всем этим. Когда сердце очищено и наполнено до краев божественным нектаром любви, все идеи о Боге, кроме той, что весь Он Любовь, становятся детскими и отбрасываются как несоответственные и недостойные. Такова сила Пара-Бхакти, или Высшей Любви. Совершенный бхакта не пойдет больше искать Бога в храмах и церквах; он не знает места, где бы не нашел Его. Он находит Его в храме, так же как и вне храма; находит Его в святости Святого, так же как и в безнравственности грешника, потому что он уже поместил Его в славе в своем собственном сердце, как всемогущий, неугасимый свет любви, всегда сияющий и вечно присутствующий.

Человеческие представления о божественном идеале любви

На человеческом языке невозможно выразить природу высшего и безусловного идеала любви. Даже самый высокий полет человеческой фантазии не в состоянии представить его во всем его бесконечном совершенстве и красоте. Несмотря на это, последователи религии любви, как в ее высших, так и в низших формах, всегда и во всех странах употребляли несовершенный человеческий язык, чтобы выразить свой собственный идеал любви. Даже больше, сама человеческая любовь во всех ее различных формах употреблялась для образного представления этой невыразимой божественной любви. Человек может думать о божественных вещах только в своем, человеческом, масштабе. Для нас Абсолют может быть выражен только на нашем относительном языке. Вся Вселенная для нас не что иное, как письменное изложение о бесконечном на языке конечного. Поэтому бхакты употребляют в применении к Богу и к поклонению Ему любовью самые обычные выражения, связываемые человечеством с обыкновенной любовью.
Некоторые великие писатели, пишущие о Пара-Бхакти, пробовали понять и выразить эту божественную любовь следующим образом. Самая примитивная форма, в которой проявляется эта любовь, та, которую они называют спокойной, – шанта. Когда человек молится Богу без огня любви в сердце, когда его любовь обыкновенная, спокойная, только немногим более возвышенная, чем простые обряд или символ, и совсем не отличается безумием напряженной, деятельной любви, это называется шанта. Есть тип людей медлительных и есть, наоборот, стремительных, приходящих и уходящих, подобно вихрю. Шанта-Бхакти похожа на первых – спокойна, мирна и умеренна. Следующий, высший тип, – дасья, или служение. Она подобна привязанности верного слуги к своему господину.
Следующий тип – сакхья, или дружба. «Ты наш возлюбленный друг», – восклицает придерживающийся этого идеала. Дружбой между людьми называется такая любовь, при которой человек открывает свое сердце другому и знает, что тот никогда не станет осуждать его за ошибки, но всегда постарается помочь ему, причем в его уме всегда будет присутствовать мысль о равенстве между ним и его другом. Совершенно такой же род любви к Богу исходит из сердца молящегося, если этот тип любви составляет его идеал. Таким образом, Бог становится нашим близким другом, которому мы можем свободно рассказывать обо всем в нашей жизни. Самые интимные тайны нашего сердца мы можем доверить ему с величайшею уверенностью в безопасности и помощи. Он наш друг, к которому мы относимся как к равному, как к товарищу наших детских игр. И в самом деле, рассуждают бхакты, разве нельзя сказать, что Бог играет в этой Вселенной? Как дети играют в свои игры, так и Сам Возлюбленный Бог играет, создавая эту Вселенную. Он совершенен, ни в чем не нуждается; зачем же ему творить? Деятельность у нас всегда имеет целью выполнение какой-нибудь потребности, а потребность всегда предполагает несовершенство. Бог совершенен. Он не имеет потребностей. Почему же Он вечно деятелен и продолжает свое творчество? Какую цель имеет Он при этом в виду? Истории о сотворении Богом этого мира для той или иной воображаемой нами цели хороши как рассказы, но не более того. Поэтому у Него не может быть другой цели, кроме простой забавы; и Вселенная – Его продолжающаяся игра. Вся Вселенная должна быть в конце концов частью приятной для Него игры. Бхакта говорит: «Люби Господа твоего, Товарища по игре, и наслаждайся этой игрой. Если ты беден – забавляйся игрой в бедность. Если ты богат, радуйся игре в богатство. Если подвергаешься опасностям – это тоже хорошая игра. Если пришло счастье, это еще лучшая забава. Мир – это театр, в котором все мы играем свои роли, и Бог все время играет с нами. Вечный товарищ по игре – как прекрасно Он играет! Игра оканчивается, когда цикл приходит к концу, и тогда наступает отдых на более или менее продолжительное время. Затем опять начинается игра, опять появляется Вселенная и играет с Ним, и так продолжается до бесконечности. Несчастья и страдания приходят только тогда, когда вы забываете, что все это – игра и что вы также принимаете в ней участие. Тогда на сердце становится тяжело, и мир гнетет вас с ужасной силой. Но как только вы отбросите свойственную всем нам мысль о серьезной реальности изменчивых случайностей этой мимолетной жизни и поймете, что это только сцена, на которой вы играете и помогаете играть Богу, страдания тотчас прекратятся для вас. Итак, смотрите на Него как на играющего в каждом атоме, играющего, когда Он создает земли, солнца и луны, играющего с человеческими сердцами, с животными и растениями. Смотрите на себя только как на Его партнера. Он устраивает нашу жизнь сначала так, потом иначе, и мы сознательно или бессознательно помогаем Ему в игре. И, о блаженство! Мы – Его партнеры!»
Следующий тип известен как ватсалья, или любовь к Богу не как к нашему Отцу, но как к нашему ребенку. Это может показаться странным, но есть взгляд, делающий нас способными отделить от понятия Бога все идеи о силе. Идея о силе приносит с собой страх; в любви же не должно быть страха. Идеи почтения и повиновения необходимы для образования характера. Но, когда характер сформирован, когда любящий испытал не только спокойную любовь, но также и безумие любви, тогда он не нуждается больше в нравственных поучениях и повиновении букве священных писаний. Любящий говорит, что ему нет надобности смотреть на Бога как на могущественного, величественного и славного Господа Вселенной или как на Бога богов. Чтобы избежать соединения понятия Бога с понятием Силы, которая вызывает страх, он служит Богу как своему собственному ребенку. Отец и мать не чувствуют страха перед своим ребенком; о них нельзя сказать, чтобы они имели к нему какое-либо почтение. Они и не подумают просить от ребенка какой-нибудь милости. Положение ребенка относительно своих родителей всегда положение получающего, и из любви к ребенку родители сто раз пожертвуют собой, тысячу жизней отдадут для него. Поэтому и Бога любят как ребенка. Эта идея о любви к Богу как к ребенку появляется и, естественно, разрабатывается в тех религиозных учениях, в которых присутствует идея о воплощении Бога. Для магометан невозможно понятие о Боге как о ребенке, они отбросят его с ужасом, но христианин и индус легко могут понять ее; у них ведь есть младенец Иисус и младенец Кришна. Женщинам-христианкам также может прийти мысль, что они матери Христа, и это даст им понятие божественности материнства, в котором Запад так нуждается. Таким образом, суеверный страх как форма почитания Бога уничтожится силой любви. Но иногда требуются долгие годы, чтобы идеи о почтении, благоговении и страхе к Богу и о Его величии и славе совершенно утонули в любви к Нему.
Есть еще одно человеческое представление о божественном идеале любви. Оно известно как мадхура, или нежность, – самое высокое из всех таких представлений. Оно основано на высочайшем и самом сильном из известных человеку проявлений любви в этом мире. Какая любовь потрясает всю природу человека и проникает в каждую клетку его существа, делает его безумным, заставляет забыть самого себя, преображает, делает богом или демоном? Какая, как не любовь между мужчиной и женщиной? В этом трепетном представлении о божественной любви на Бога смотрят как на возлюбленного и Ему поклоняются как мужу. Бхакты говорят: «Мы все, подобно женщинам, зависим от Бога, и в мире нет мужчин, кроме Одного, и этот один – Он, Возлюбленный». Поэтому вся та любовь, которую мужчина посвящает женщине или женщина мужчине, должна быть отдана Господу; и все разные формы любви, которые мы видим в мире и к которым относимся более или менее легко, имеют один предмет – Бога. К несчастью, человек не знает бесконечного океана, в который постоянно течет эта огромная река любви, и часто пытается безумно посвятить ее маленьким куклам – человеческим существам. Присущая человеческой природе огромная любовь к ребенку не должна быть направлена к кукле. Если вы тратите ее слепо и исключительно на ребенка, вы будете впоследствии страдать. Но в результате страдания последует пробуждение, при котором вы наверняка поймете, что ваша любовь приносит страдание и горе, если она отдается какому-нибудь человеческому существу. Нашу любовь мы должны поэтому посвящать Высочайшему Одному, Кто никогда не умирает и никогда не изменяется, – Ему, в океане любви Которого не бывает ни приливов, ни отливов. Любовь должна направляться по верному назначению; она должна идти к тому, Кто истинный, бесконечный океан любви. Как капли воды, стекающие по склону гор, как бы они ни были велики, не могут остановить своего течения после того, как образовали ручей или реку, но находят как-то путь в океан, совершенно так же и Бог есть один конечный пункт, куда должны наконец прийти все наши чувства и страсти. Поэтому, если вы хотите сердиться, сердитесь на Него – браните вашего Возлюбленного, вашего Друга. На кого другого вы можете сердиться безопасно? Обычный человек не станет терпеливо сносить ваш гнев и рано или поздно рассердится на вас. Если вы рассердитесь на меня, я, наверное, отвечу вам тем же. Поэтому говорите Возлюбленному: «Почему Ты не приходишь ко мне, почему оставляешь меня одного?» И где же есть подлинное наслаждение, как не у Него? Какое удовольствие может быть в горстях праха? Кристаллизованную сущность бесконечного наслаждения, которую мы ищем, можно найти только в Боге. Поэтому отдадим наши чувства и страсти Ему. Они предназначены Ему одному, и потому, сбиваясь с пути и опускаясь в своих проявлениях, становятся порочными. Когда же чувства направлены прямо к цели, к Господу, то даже самые низкие из них преображаются. Таким образом, вся энергия человеческого тела и ума, как бы она ни выражалась, имеет своею целью, своим скайяна, одного Бога, а следовательно, вся любовь и все чувства человеческого сердца должны быть направлены к Богу, к Возлюбленному. Кого это сердце может любить, кроме Него? Кто сама Красота, само Величие? Кто в этой Вселенной прекраснее, чем Он? Кто может быть лучшим мужем, чем Он? Кто более заслуживает быть любимым, чем Он? Поэтому пусть Он будет мужем, пусть Он будет возлюбленным. И часто случается, что любящий божественной любовью, воспевая эту любовь, считает для ее описания вполне подходящим язык человеческой любви во всех ее видах. Глупцы не понимают и никогда не поймут этого. Они смотрят на это только физическими глазами. Они не понимают безумного трепета этой духовной любви. И как бы они могли понять ее? «Один только поцелуй Твоих уст, о Возлюбленный! Жажда Твоей любви у того, кого Ты поцеловал, вечно усиливается; все его горести исчезают, и он забывает все, кроме Тебя».[58] Он жаждет поцелуя Возлюбленного, прикосновение уст Которого делает бхакту безумным, делает человека богом! Для того, кто осчастливлен таким поцелуем, вся природа изменяется, мир исчезает, солнце и луна гаснут, и вся Вселенная растворяется в этом бесконечном океане любви. Но настоящий духовно любящий не успокаивается даже на этом. Даже любовь мужа и жены для него недостаточно сильна. Бхакта привлекает идея незаконной любви, потому что она еще сильнее. Природа этой любви такова, что чем больше она встречает препятствий на своем пути, тем сильнее разгорается. Любовь между мужем и женой спокойна, в ней нет препятствий. Поэтому бхакты сравнивают любовь к Богу с любовью девушки, родители которой препятствуют ее любви, отчего ее чувство только усиливается. Автор Шримед Бхаваты развивал описание подобной любви, стараясь передать любовь пастушек-гопи к Кришне, о котором они благодаря божественному просветлению знали, что он – Господь Вселенной. Человеческий язык не в состоянии передать, как безумно был любим Кришна в лесах Вринды, как при звуке Его голоса все вечноблагословенные гопи бросались навстречу Ему, забывая этот мир и все его условности, обязанности, радости и печали.
«О человек, ты говоришь о божественной любви и в то же время способен заниматься всей суетой этого мира – искренен ли ты? Где есть Рама, там нет места для каких-либо желаний, а где есть желания, там нет места для Рамы; они никогда совместно не существуют; подобно свету и тьме, никогда не бывают вместе».[59]

Заключение

Когда этот высший идеал любви достигнут, философия отбрасывается; кто тогда станет о ней заботиться? Свобода, спасение, нирвана – все отходит в сторону, так как кто будет стараться сделаться свободным от наслаждения этой божественной любовью? «Господи, я не хочу ни богатства, ни друзей, ни красоты, ни учености, ни даже свободы; пусть я буду рождаться вновь и вновь, и Ты вечно будешь моей любовью»2. «Да, будь вечно и вечно моей любовью; что мне еще желать? Кто-то заботится о том, чтобы быть сахаром, а я хочу наслаждаться им», – говорит бхакта. Кто тогда захочет быть свободным и составлять одно с Богом? «Я могу знать, что я – Он, и все-таки хочу быть отдельным и отличным от Него, чтобы быть в состоянии наслаждаться Возлюбленным». Вот что говорят бхакты. Любовь ради любви – их высшее наслаждение. Кто не захотел бы быть связанным по рукам и по ногам тысячу раз, чтобы наслаждаться Возлюбленным? Ни один бхакта не заботится ни о чем, кроме любви, кроме того, чтобы любить и быть любимым. Его неземная любовь похожа на прилив, заставляющий речку течь вверх, против обычного течения. Мир называет его безумным. Да, я знал одного такого, каких обыкновенно называют сумасшедшими, и вот что он ответил на это: «Друзья мои, весь мир – огромный дом сумасшедших; одни сходят с ума от влюбленности, другие от жажды известности или славы, одни из-за денег, а другие из-за опасения или желания попасть на небо. В этом огромном сумасшедшем доме и я сумасшедший. Вы сходите с ума по деньгам, я схожу с ума по Богу. Вы сумасшедшие – я тоже. Только я думаю, что мое сумасшествие все же гораздо лучше вашего». Любовь настоящего бхакты – это безумие, при котором все прочее для него исчезает. Вся Вселенная для него полна любви и только любви. Такой она кажется истинно любящему. Если человек имеет в себе эту любовь, он становится вечно блаженным, вечно счастливым, и это блаженное безумие божественной любви может навсегда излечить все наши мирские болезни. Мы все начинаем с того, что бываем дуалистами в религии любви. Бог для нас отдельное Существо, и себя мы чувствуем также отдельными существами. Затем является любовь, человек начинает приближаться к Богу, и Бог становится все ближе и ближе к человеку. Человек испытывает в жизни различные привязанности – как привязанность к отцу, матери, сыну, другу, учителю, любовнику – и во все предметы своей привязанности воплощает свой идеал любви, своего Бога. Для него все это становится Богом, и последняя степень его развития в этом направлении достигается, когда он чувствует, что совсем растворился в предмете своего поклонения. Мы начинаем с любви к себе, и ложные претензии нашего маленького «Я» делают самую любовь эгоистичной.
Но наконец наступает полное озарение светом, при котором это маленькое «Я» становится видимым как одно с Единым Бесконечным. Сам человек в присутствии этого света и любви перерождается; его сердце очищается от всей нечистоты и суетных желаний, которыми он более или менее был полон раньше, и он осуществляет прекрасную и вдохновляющую истину: что любовь, любящий и любимый, на самом деле, – одно.