Поделиться:
  Угадай писателя | Писатели | Карта писателей | Острова | Контакты

Михаэль Энде - Бесконечная история [1979]
Язык оригинала: DEU
Известность произведения: Средняя
Метки: child_tale, Детская, Сказка

Аннотация. Уже два десятка лет эта история, переведенная на все языки мира, увлекает читателей в сказочное путешествие. Герой книги Бастиан попадает в сказочную страну Фантазию, где его ждут загадочные встречи, невероятные приключения. Он пересекает Область Тьмы, приручает огненную Смерть, летает на Драконе Счастья...а главное, учится мужеству, верности, любви. Оригинал книги действительно был отпечатан в двух цветах: медно-красный шрифт в начале книги и тех местах, где речь идет о Бастиане, и синевато-зеленый, содержащий как бы текст самой книги, в основном - вся ее вторая половина. К сожалению, текстовый формат это не поддерживает. (прим. ск.)

Полный текст.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 

ТАИРАВКИТНА реднаероК дарноК лраК: ниязоХ Эту надпись можно было прочитать на стеклянной двери маленькой книжной лавочки, но, разумеется, только если смотреть на улицу из глубины полутемного помещения. Снаружи было серое промозглое ноябрьское утро и дождь лил как из ведра. Капли сбегали по изгибам букв, по стеклу, и сквозь него ничего не было видно, кроме пятнистой от сырости стены дома на противоположной стороне улицы. Вдруг дверь распахнулась, да так порывисто, что маленькая гроздь желтых медных колокольчиков, висевшая над нею, яростно затрезвонила и долго не могла успокоиться. Переполох этот вызвал маленький толстый мальчик лет десяти или одиннадцати. Мокрая прядь темно-каштановых волос падала ему на глаза, с промокшего насквозь пальто стекали капли. На плече у него была школьная сумка. Мальчик был немного бледен, дышал прерывисто, и, хотя до этой минуты, видно, очень спешил, теперь застыл как вкопанный в дверном проеме. Дальний конец длинного узкого помещения тонул в полутьме. У стен до самого потолка громоздились полки, плотно уставленные книгами разного формата и толщины. На полу возвышались штабеля фолиантов, на столе были навалены горы книжек размером поменьше, в кожаных переплетах и с золотым обрезом. В противоположном конце помещения за сложенной из книг стеной высотой в человеческий рост горела лампа. И в её свете время от времени появлялись кольца табачного дыма; подымаясь, они становились всё больше и больше, потом расплывались в темноте. Это было похоже на дымовые сигналы, какими индейцы передают друг другу с горы на гору всякие сообщения. Там явно кто-то сидел. И в самом деле мальчик услышал, как из-за книжной стены раздался довольно грубый голос: — Пяльте глаза сколько угодно, можете с улицы, можете здесь, но только затворите дверь. Дует. Мальчик послушался и тихонько прикрыл дверь. Потом ближе подошел к стене из книг и осторожно заглянул в угол. Там в кожаном вольтеровском кресле с высокой спинкой, уже изрядно потертом, сидел грузный и коренастый пожилой человек. На нём был мятый черный костюм, выглядевший поношенным и каким-то пыльным. Его живот стягивал цветастый жилет. Голова у него была лысая, и только над ушами торчали пучки седых волос. Лицо было красным и напоминало свирепую морду бульдога. На ней красовался нос картошкой, на котором сидели маленькие очки в золотой оправе. Старик попыхивал изогнутой трубкой, свисающей из уголка рта, и поэтому казался косоротым. На коленях у него лежала книга, которую он, как видно, только что читал — его пухлый указательный палец левой руки был засунут между страницами вместо закладки. Правой рукой он снял теперь очки и принялся разглядывать стоявшего перед ним маленького толстого мальчика в промокшем пальто — с пальто так и капало. При этом он сощурил глаза, отчего выражение его лица стало ещё более свирепым. — Ах ты, Боже мой! — только и пробормотал он и, раскрыв книгу, вновь стал читать. Мальчик не знал, как ему себя вести, и поэтому просто стоял, удивленно глядя на старика. А тот вдруг снова захлопнул книгу, опять заложил страницу пальцем и прохрипел: — Слушай, мой мальчик, я терпеть не могу детей. Теперь, правда, модно носиться с вами как с писаной торбой, но это занятие не для меня! Другом детей меня уж точно не назовешь. По мне, дети — это просто-напросто орущие болваны, мучители рода человеческого, которые всё ломают, пачкают книги вареньем, вырывают страницы и плевать им на то, что у взрослых тоже могут быть свои беды и заботы. Я говорю это, чтобы ты крепко подумал, зачем сюда пришел. Кроме того, у меня нет детских книжек, а других книг я тебе не продам. Ну вот, я надеюсь, мы друг друга поняли! Всё это он произнес, не вынимая трубку изо рта. Потом снова раскрыл книгу и углубился в чтение. Мальчик молча кивнул и уже собирался уйти, но вдруг ему показалось, что он не может оставить эту речь вот так, без ответа, поэтому он повернулся и чуть слышно произнес: — Только невсетакие. Хозяин лавки поднял на него глаза и снова снял очки: — Ты всё ещё здесь? Посоветуй, что нужно делать, чтобы избавляться от таких как ты? О чём таком весьма важном ты собирался мне сказать? — Ничего уж такого важного, — ответил мальчик ещё тише. — Я только хотел сказать, что не все дети такие, как вы говорите. — Ах, вот оно что! — старик поднял брови с наигранным изумлением. — И надо полагать, именно ты и являешься счастливым исключением? Толстый мальчик не знал, что ответить. Он только пожал плечами и повернулся к двери. — А манеры каковы, — раздалось бормотание за его спиной. — Мог бы хотя бы представиться. — Меня зовут Бастиан, — сказал мальчик. — Бастиан Бальтазар Букс. — Весьма странное имя, — прохрипел старик. — С тремя «Б». Правда, в этом ты не виноват, не сам же ты так себя назвал. Я — Карл Конрад Кореандер. — А тут три «К», — серьезно заметил мальчик. — Хм, — буркнул старик. — Верно! Он выпустил из трубки несколько колечек дыма. — Хотя всё равно, как нас зовут, мы ведь больше не встретимся. Мне хотелось бы выяснить только одно: с чего это ты как бешеный ворвался в мою лавку? Похоже, ты от кого-то убегал, да? Бастиан кивнул. Его круглое лицо вдруг стало ещё бледнее, а глаза ещё больше. — Наверно, ты ограбил кассу в магазине, — предположил господин Кореандер. — А может, пристукнул старушку, или ещё что-нибудь похлеще — от вас теперь всего можно ожидать. Тебя что, дитя моё, полиция преследует? Бастиан замотал головой. — Выкладывай всё как есть, — сказал господин Кореандер. — От кого ты убегал? — От них. — А кто это — они? — Ребята из нашего класса. — Почему? — Они… Они всё время пристают ко мне. — Что же они делают? — Они поджидают меня у школы. — Ну и что? — Потом орут, по-всякому обзываются, смеются… — И тебе всё это нравится? — Господин Кореандер неодобрительно поглядел на мальчика. — А почему бы тебе не дать кому-нибудь в нос? Бастиан пристально посмотрел. — Нет, я не смогу. К тому же я плохо дерусь. — А подтягиваться на кольцах ты умеешь? — допытывался господин Кореандер. — А бегать, плавать, играть в футбол, делать зарядку? Ты что, вообще ничего из этого не умеешь? Мальчик покачал головой. — Короче говоря, ты слабак? Бастиан пожал плечами. — Но хоть язык-то у тебя есть? Что же ты молчишь, когда над тобой издеваются? — Я попробовал один раз им ответить… — Ну и что? — Они закинули меня в мусорный контейнер и привязали крышку. Два часа я кричал, пока меня не услышали. — Хм, — проворчал господин Кореандер. — И теперь ты больше ни на что не решаешься? Бастиан кивнул. — Сверх того, — констатировал господин Кореандер, — ты труслив, как заяц! Бастиан опустил голову. — Наверно, ты выскочка, да? Первый ученик, любимчик учителей? Так что ли? — Нет, — сказал Бастиан и ещё ниже опустил голову. — Меня оставили на второй год. — Боже милостивый! — воскликнул господин Кореандер. — Выходит, неудачник по полной программе! Бастиан ничего не ответил. Он просто стоял, опустив руки, а с его пальто всё капало и капало на пол. — Что же они орут, когда тебя дразнят? — поинтересовался господин Кореандер. — Ах — да всё, что угодно. — Например? — Толстый дурень рухнул вниз, зацепился за карниз, карниз оборвался, дурень разорвался… — Не очень-то остроумно, — заметил господин Кореандер. — Что ещё? Бастиан помедлил, а потом стал перечислять. — Чокнутый. Недоносок. Трепло. Свистун… — А почему чокнутый? — Я иногда разговариваю сам с собой. — О чём же ты разговариваешь сам с собой? Ну, к примеру? — Рассказываю сам себе разные истории. Выдумываю имена и слова, которых нет… — И сам себе всё это рассказываешь? Зачем? — Ну, потому что никому кроме меня это не интересно. Господин Кореандер некоторое время задумчиво молчал. — А что об этом твои родители думают? Бастиан ответил не сразу. — Отец… — пробормотал он наконец, — отец ничего не говорит. Он никогда ничего не говорит. Ему всё равно. — А мать? — Её больше тут нет. — Твои родители разошлись? — Нет, — сказал Бастиан, — она умерла. В этот момент зазвонил телефон. Господин Кореандер с напряжением поднялся со своего кресла и, шаркая, поплелся в маленький кабинет за прилавком. Он поднял телефонную трубку, и Бастиану показалось, что он называет его имя. Но тут дверь закрылась, и, кроме невнятного бормотанья, ничего больше не было слышно. Бастиан всё ещё стоял не шевелясь. Он никак не мог взять в толк, что же такое с ним произошло, почему он стал всё рассказывать, да ещё так откровенно. Ведь он терпеть не мог, когда ему лезли в душу. И вдруг его прямо в жар бросило: он опоздает в школу, ему надо торопиться, бежать со всех ног — но он всё стоял и стоял, не в силах ни на что решиться. Что-то его здесь удерживало, он не мог понять что. Приглушенный голос всё ещё доносился из кабинета. Это был долгий телефонный разговор. И тут Бастиан осознал, что всё это время он глядит на толстую книгу, которую господин Кореандер только что держал в руках, а теперь оставил на кожаном кресле. Он просто глаз не мог от неё отвести. Ему казалось, от этой книги исходит какое-то магнитное притяжение, оно его непреодолимо влечёт. Бастиан подошел к креслу, медленно протянул руку, коснулся книги, и в тот же миг внутри него — «клик!» — точно захлопнулся капканчик. У него возникло смутное чувство, будто от этого прикосновения пришло в движение что-то неотвратимое, чего уже никак не остановишь. Он взял книгу, высоко её поднял и оглядел со всех сторон. Переплет был обтянут медно-красным шелком и мерцал, если вертеть книгу в руках. Быстро перелистав её, Бастиан увидел, что шрифт напечатан двумя цветами — красным и зеленым. Картинок, кажется, не было вовсе, зато главы начинались большими, удивительно красивыми буквицами. Он снова внимательно оглядел переплет и увидел, что на нём изображены две змеи, светлая и темная, — вцепившись друг другу в хвост, они образовывали овал. И в этом овале причудливыми, изломанными буквами написано заглавие книги: «БЕСКОНЕЧНАЯ ИСТОРИЯ» Человеческие страсти загадочны, и дети подвластны им так же, как и взрослые. Те, кем они завладеют, ничего не могут толком объяснить, а те, кто их не испытал, даже представить себе не в силах, что это такое. Есть люди, рискующие жизнью, чтобы покорить какую-нибудь заоблачную вершину. Но ни они сами, ни кто-либо другой на свете не могли бы сказать, зачем им это понадобилось. Другие буквально разоряются, чтобы завоевать сердце той, которая о них и слышать не хочет. Третьи скатываются на самое дно, потому что не могут устоять перед соблазном изысканного блюда или вина. Иные готовы спустить целое состояние в азартной игре или пожертвовать всем ради навязчивой идеи, которую и осуществить-то невозможно. Есть люди, убежденные, что будут счастливы лишь тогда, когда переедут жить в другое место, и всю жизнь мечутся по белу свету. А некоторые не находят покоя, пока не станут могущественными… Короче говоря, сколько людей, столько страстей. Страстью Бастиана Бальтазара Букса были книги. Кто никогда не просиживал над книгой долгие часы после школы с пылающими ушами и взлохмаченными волосами, читал и читал, и про всё на свете забывал, не замечая, что хочет есть или замерзает. Кто никогда не читал тайком под одеялом при свете карманного фонарика, после того как мать или отец, или ещё там кто-нибудь из домочадцев давно уже погасили свет, приказав тут же заснуть, потому что завтра вставать ни свет ни заря. Кто никогда не проливал явно или тайно горьких слёз оттого, что закончилась какая-нибудь великолепная история и пришло время расстаться с её героями, с которыми пережил столько приключений, которых успел полюбить, которыми восхищался и так тревожился за их судьбу и без которых теперь жизнь кажется пустою, лишенною смысла… Так вот, тот, кто не пережил всего этого сам, наверно, никогда не поймет, как Бастиан сделал то, что он сделал. Бастиан, не мигая, смотрел на заглавие книги, и его кидало то в жар, то в холод. Да, именно об этом он так часто думал, так страстно мечтал: История, которая никогда не заканчивается! Книга книг! Он должен заполучить эту книгу, чего бы это ему ни стоило! Чего бы это ему ни стоило? Легко сказать! Даже если бы он мог предложить за неё больше, чем те три марки пятьдесят пфеннигов, что лежат у него в кармане, всё равно: недружелюбный господин Кореандер ясно дал понять, что не продаст ему ни одной книжки. А уж тем более никогда ничего не подарит. Положение было безвыходным. Но всё же Бастиан знал, что не сможет уйти без этой книги. Теперь ему стало ясно, что он вообще пришел сюда только из-за неё — это она позвала его каким-то таинственным образом, потому что хотела к нему, да и всегда, в сущности, была его книгой! Бастиан прислушался к глухому урчанию, по-прежнему доносившемуся из кабинета. Не успев отдать себе отчет в том, что делает, он вдруг схватил книгу, быстро сунул её за пазуху и прижал к груди обеими руками. Не спуская глаз с двери кабинета, он бесшумно прокрался к выходу. Осторожно нажал ручку, стараясь не зазвенеть медными колокольчиками, и чуть-чуть приоткрыл стеклянную дверь. Потом тихонько затворил её снаружи. И только тогда побежал. Тетради, учебники и пенал тряслись в его сумке в такт быстрому бегу. У него закололо в боку, но он мчался дальше. Дождь хлестал по лицу, струйки воды стекали за шиворот, пальто не спасало Бастиана от промозглой сырости, но он всего этого не замечал. Ему было жарко, и не только от бега. Совесть, молчавшая в книжной лавке, вдруг проснулась и заговорила. Все оправдания, которые были такими убедительными, вдруг разом показались ему несерьезными и растаяли, словно снеговик при появлении огнедышащего дракона. Он украл. Он — вор! То, что он сделал, было даже хуже, чем обыкновенная кража. Эта книга наверняка единственная и незаменимая. Она наверняка была главной ценностью господина Кореандера. Украсть у скрипача его единственную скрипку или у короля корону — совсем не то, что забрать деньги из кассы. Вот о чём он думал, пока бежал, крепко прижимая книгу к груди. Но чем бы ему это ни грозило, он ни за что с ней не расстанется. Ведь, кроме неё, у него ничего теперь не было в этом мире. Идти домой он, конечно, уже не мог. Он постарался представить себе отца, как он работает сейчас в большой комнате, похожей на лабораторию. Вокруг него дюжины гипсовых слепков человеческих челюстей — ведь отец зубной техник. Бастиан ещё никогда не размышлял, нравится ли отцу его работа — сейчас это впервые пришло ему в голову. Но теперь он, видно, уже никогда не сможет спросить об этом. Если он сейчас придет домой, отец выйдет из мастерской в белом халате, может быть, с гипсовой челюстью в руке и спросит: «Уже вернулся?» — «Да», — ответит Бастиан. «Сегодня что, нет занятий?» Он так и видел застывшее в печали лицо отца и понимал, что не сможет ему соврать. Но и сказать правду тем более не сможет. Нет, выхода нет, надо идти куда глаза глядят, только бы подальше. Отец никогда не должен узнать, что его сын стал вором. Впрочем, он, может быть, вовсе и не заметит, что Бастиан исчез. Эта мысль даже немного утешила. Бастиан уже не бежал. Сейчас он шел медленно и увидел в конце улицы здание школы. Он, сам того не замечая, пробежал свою привычную дорогу к школе. Сейчас улица казалась ему пустынной, хотя по ней и шли прохожие. Но тому, кто сильно опаздывает, пространство вокруг школы всегда представляется вымершим. И Бастиан чувствовал, как с каждым шагом растет его страх. Он и всегда-то боялся школы — места своих ежедневных поражений, боялся учителей — и тех, кто терпеливо призывал его взяться наконец за ум, и тех, кто срывал на нём свою злость. Боялся других детей, всегда смеявшихся над ним и не упускавших случая доказать, какой он неумелый и беззащитный. Школа всегда представлялась Бастиану чем-то вроде необозримого тюремного заключения, которое будет длиться, пока он не вырастет, и которое он должен терпеть молча и покорно. И когда он шагал уже по гулкому школьному коридору, где пахло мастикой и сырыми пальто, когда напряженная тишина словно ватой забила ему уши, когда он очутился, наконец, перед дверью своего класса, выкрашенной в тот же цвет лежалого шпината, что и стены вокруг, он ясно понял: в классе ему делать больше нечего. Он должен был уходить. А раз так, почему бы ему не уйти прямо сейчас? Но куда? Бастиан читал в своих книжках истории про мальчишек, которые нанимались юнгой на корабль и уплывали на край света в поисках счастья. Одни становились пиратами или героями. Другие через много лет возвращались на родину богатыми, и никто их не узнавал. Но Бастиан не чувствовал себя способным на такое. Он даже не мог представить, чтобы кто-то взял его юнгой. К тому же он не имел ни малейшего представления о том, как добраться до какого-нибудь порта, где стоят корабли, годные для осуществления столь отчаянного замысла. Так куда же бежать? И тут ему пришло в голову, что есть одно подходящее место, единственное место, где его, во всяком случае на первых порах, не станут искать и не найдут. Чердак был большим и тёмным. Тут пахло пылью и нафталином. Тут не было слышно ни единого звука, кроме тихой барабанной дроби дождя по огромной железной крыше. Почерневшие от времени могучие деревянные стропила через равные промежутки опирались на дощатый пол и поддерживали кровлю, теряясь где-то в темноте. Повсюду висели паутины, большие, словно гамаки. Они медленно колыхались, как привидения, на сквозном ветру. Сквозь слуховое окно в вышине проникал тусклый молочный свет. Единственным живым существом в этом месте, где время словно остановилось, была маленькая мышка, которая металась по полу, оставляя на слое пыли следы крохотных коготков. Там, где она опускала хвостик, между следами виднелась тоненькая чёрточка. Вдруг мышка поднялась на задние лапки, прислушалась и — фьюить! — исчезла в щели между досками. Послышался скрежет ключа в большом замке. Медленно и со скрипом отворилась дверь чердака, длинная полоса света на мгновенье упала в комнату. Бастиан проскользнул внутрь, потом снова заскрипел дверью и захлопнул её. Потом всунул большой ключ в замок изнутри и закрыл. Лишь задвинув для верности ещё и засов, он вздохнул с облегчением. Теперь его и в самом деле невозможно будет найти. Здесь его никто не будет искать. Сюда поднимались очень редко — это он знал точно. Но если вдруг волею случая кто-нибудь и захочет попасть сюда сегодня или завтра, дверь окажется запертой, а ключа на месте нет. И даже если в конце концов дверь всё же удастся открыть, у Бастиана будет достаточно времени спрятаться среди всего этого хлама. Постепенно его глаза привыкли к темноте. Он знал это место. Полгода назад он помог завхозу поднять на чердак большую корзину с какими-то старыми формулярами и документами. Тогда он и узнал, что ключ хранится в стенном шкафчике на верхней лестничной площадке. С тех пор он никогда об этом не вспоминал. Но теперь это сразу же пришло ему в голову. Бастиан начал замерзать: пальто его промокло насквозь, а здесь, наверху, было очень холодно. Прежде всего он должен найти место, где можно поудобнее расположиться, ведь здесь ему предстоит провести много дней. Сколько именно — над этим он пока не задумывался, как, впрочем, и над тем, что вскоре ему захочется есть и пить. Он прошелся по чердаку. Кругом стояли и валялись всякие ненужные предметы. Полки, набитые до отказу старыми классными журналами и папками ведомостей. Громоздящиеся одна на другой парты с залитыми чернилами крышками. Подставка, на которой висело не меньше дюжины устаревших географических карт. Облупившиеся классные доски, проржавевшие железные печурки, сломанные гимнастические снаряды, например, «козел» с разодранной кожаной обшивкой и торчащей паклей, лопнувшие набивные мячи, штабель старых стёганых спортивных матов, а чуть подальше — пропыленные чучела разных зверей и птиц, почти наполовину изъеденные молью, в том числе большая сова, горный орел и лисица; за ними — химические реторты и треснувшая колба, электростатическая машина, человеческий скелет, висящий на чем-то вроде вешалки для платья и множество ящиков и картонных коробок, набитых старыми учебниками и исписанными тетрадями. Бастиан решил избрать своей резиденцией штабель спортивных матов. Если на них растянуться, чувствуешь себя почти как на диване. Он перетащил маты к слуховому окну, где было чуть посветлее, и увидел поблизости несколько сложенных серых солдатских одеял, конечно, рваных и насквозь пропыленных, но накрыться ими было всё-таки можно. Бастиан притянул их к себе. Потом снял мокрое пальто и повесил его на вешалку у скелета. Кости рук и ног задергались, но Бастиан не испугался. Быть может, потому, что и дома у него были похожие предметы. Мокрые сапоги он тоже снял. В одних носках уселся Бастиан по-турецки на мат и натянул на плечи, словно индеец, серое суконное одеяло. Перед ним лежал его портфель и книга в медно-красном переплете. Бастиан подумал о том, что внизу у других сейчас идет урок немецкого, и они, может быть, пишут сочинение на какую-нибудь смертельно скучную тему. Бастиан поглядел на книгу. «Хотел бы я знать, — сказал он сам себе, — что происходит в книге, когда она закрыта. Конечно, там просто множество букв, напечатанных на листах бумаги, но всё же что-то там должно происходить, потому что, если я её раскрою, тут же появится какая-нибудь история с неизвестными мне людьми, всевозможными приключениями, подвигами и сражениями. Иногда там случаются морские штормы или путешествия в незнакомые страны и города. И всё это каким-то образом внутри книги. Нужно её прочесть, чтобы это пережить, — ясно. Но там, в книге, всё это уже есть. Хотел бы я знать, как это получается?» И вдруг Бастиан пришел в почти торжественное настроение. Он сел прямо, схватил книгу, открыл первую страницу и начал читать «БЕСКОНЕЧНУЮ ИСТОРИЮ» I. Фантазия в беде Все звери и птицы в Воющем Лесу укрылись в своих берлогах, норах и гнездах. Была полночь, и в верхушках гигантских вековых деревьев шумел штормовой ветер. Толстенные, толщиной с башню, стволы скрипели и кряхтели. Вдруг через чащу прошмыгнул слабый огонек. Он появлялся то тут, то там, замирал на месте, дрожа, перемещался зигзагами, летел вверх и усаживался на ветки, но тут же взлетал и поспешно устремлялся дальше. Это был светящийся шар величиной с детский мячик. Он летел вперед большими скачками и, едва коснувшись земли, снова взмывал ввысь. Но это был не мяч. Это был Блуждающий Огонек, который заблудился. В общем, это был заблудившийся Блуждающий Огонек, что в Фантазии случается довольно редко. Обычно, наоборот, Блуждающие Огоньки уводят людей, чтобы они заблудились. Внутри этого светящегося шара было маленькое, очень подвижное существо, которое бежало и прыгало изо всех сил. Блуждающие Огоньки не бывают ни самцами, ни самками — у них не существует этого различия. В правой руке он держал малюсенький белый флажок, который развевался у него над головой. Значит, этот Блуждающий Огонек был вестником или курьером. Не было никакой опасности, что, прыгая так высоко в темноте, он ударится о ствол или о толстый сук, — ведь Блуждающие Огоньки необычайно ловкие, быстро реагируют на всё происходящее вокруг, и им ничего не стоит изменить направление во время прыжка. Поэтому и путь его был не прямым, а зигзагообразным. И всё же Огонек двигался в одну определенную сторону. Пока чуть не налетел на выступ скалы и в испуге отпрянул назад. Почёсываясь, словно щенок, он сидел в дупле и некоторое время обдумывал ситуацию, а потом снова выполз из укрытия и осторожно заглянул за скалу. Перед ним была поляна, на ней — три фигуры, освещенные светом костра, очень разного вида и размера. Великан, будто высеченный из серого камня, был ростом не меньше трёх метров. Он лежал на животе, упершись локтями в землю, и глядел в огонь. Щербатое каменное лицо с выдвинутой вперед нижней челюстью и острыми зубами, похожими на заточенные зубья стальной пилы, казалось слишком маленьким для его могучих плеч. Блуждающий Огонек пришел к выводу, что великан принадлежит к племени Скалоедов, живущих в горах, расположенных невообразимо далеко от этого леса. Причем Скалоеды не только живутвгорах, но иживут горами— они их постепенно поедают. Они питаются исключительно скалами. К счастью, великаны очень неприхотливы в еде и одного хорошего куска столь питательной для них скальной пищи хватает им, чтобы насытиться на недели, а то и на месяцы. К тому же скалоедов было не так уж много, а горы огромны. Однако поскольку эти существа жили там очень давно и были гораздо старше большинства других созданий Фантазии, горы приобрели с течением времени весьма своеобразный облик и стали похожи на гигантские эмментальские сыры, все в дырках-пещерах. Пожалуй, поэтому они и называются Сквозные Горы. Впрочем, Скалоеды не только питаются горной породой, но и производят из неё всё, что им нужно: мебель, шляпы, обувь, инструменты и даже часы с кукушкой. Неудивительно, что рядом со Скалоедом стоял велосипед, сделанный полностью из вышеупомянутого материала, с двумя колёсами, похожими на мощные мельничные жернова. В целом это больше смахивало на асфальтовый каток с педалями по бокам. Второй фигурой был маленький Ночной Эльф, сидевший справа от огня. Ростом не больше двух Блуждающих Огоньков, взобравшихся один на другого, он был похож на чёрную мохнатую гусеницу, вставшую на дыбы. При разговоре он усердно жестикулировал малюсенькими розовыми ручками, а там, где под густой чёрной шевелюрой находилось, по-видимому, его лицо, посверкивали, будто две луны, круглые глазища. Ночные Эльфы разного вида и величины водились повсюду в Фантазии, и поначалу трудно было понять, издалека ли прибыл этот. Разумеется, снаряжен он был по-походному, и рядом с ним, на ветке, со сложенными крыльями и головой вниз, словно зонтик, висела крупная летучая мышь. Из тех, на каких обычно летают Ночные Эльфы. А третью фигурку, сидевшую слева от костра, Блуждающий Огонек увидел не сразу, такая она была миниатюрная. Даже на небольшом расстоянии её никак не удавалось как следует разглядеть. Это был очень худенький человечек в пестром костюмчике и с красным цилиндриком на голове, из рода Мелюзги. Про Мелюзгу Блуждающий Огонек толком ничего не знал. Правда, когда-то он слышал, что этот народ возводит целые города на ветках деревьев, причем, дома соединены друг с другом разнообразными лестницами, канатными мостками и горко-дорогами. Но жили те человечки в совершенно другой части фантазийской Империи, много-много дальше отсюда, даже чем Скалоеды. Тем удивительнее, что Мелюзга, очевидно, путешествовал на улитке, которая сидела тут же: на её розовой витой ракушке поблескивало серебряное седельце, а уздечка и вожжи, прикрепленные к её рожкам, казались серебряными ниточками. Признаться, Блуждающий Огонек удивился, что три столь разных создания дружно сидят здесь вместе — ведь народы Фантазии далеко не всегда живут в мире и согласии. Часто случались сражения и войны, вражда между некоторыми племенами длилась веками; к тому же встречались не только честные и добрые создания, но и коварные, злодеи и разбойники. Да и сам Блуждающий Огонек был из рода, не вполне заслуживающего доверия. Наблюдая за этими тремя у костра, Блуждающий Огонек вскоре заметил, что у каждого из них есть либо белый флажок, либо повязанная через плечо белая ленточка, — выходит, все они посланцы или курьеры. Этим и объяснялась их нынешняя мирная беседа. Уж не по той же ли причине они отправились в путь, что и Блуждающий Огонек? Из-за сильного ветра, сотрясавшего верхушки деревьев, на этом расстоянии их слов нельзя было понять. Но раз они уважают друг друга как посланцы, может быть, они и Блуждающего Огонька примут как гонца, и ничего ему не сделают? Так или иначе, он должен спросить у кого-нибудь дорогу. Вряд ли ему представится другой такой случай посреди ночи, посреди леса. Блуждающий Огонек собрался с духом, вылетел, размахивая белым флажком, из своего укрытия и, дрожа, завис в воздухе. Скалоед, лежавший лицом как раз в ту сторону, заметил его первым. — Сегодня ночью здесь небывалое оживление, — проскрипел он. — Вон ещё один пришел. — Хуху, Блуждающий Огонек! — отозвался Ночной Эльф, и его глаза-луны загорелись. — Очень рад, очень рад! Мелюзга встал, прошел несколько шажков навстречу пришельцу и пропищал: — Если не ошибаюсь, вы тоже здесь в качестве посланца? — Да, — сказал Блуждающий Огонек. Мелюзга приподнял свой красный цилиндрик, слегка поклонился и прочирикал: — О, прошу вас, тогда подойдите поближе. Мы тоже посланцы. Подсаживайтесь к нам. — И он указал цилиндриком на свободное место у костра. — Большое спасибо, — произнес Блуждающий Огонек и нерешительно подошел. — Я так рад. Разрешите представиться: меня зовут Блюбб. — Очень приятно, — ответил Мелюзга. — А меня — Укюк. Ночной Эльф поклонился сидя: — Моё имя Вушвузул. — Весьма рад! — проскрипел Скалоед. — Я — Пьёрнрахцарк. Затем все трое уставились на Блуждающего Огонька, который от смущения готов был сквозь землю провалиться. Блуждающие Огоньки терпеть не могут, когда на них глядят в упор. — Вы не хотите присесть, дорогой Блюбб? — спросил Мелюзга. — Собственно, — ответил Блуждающий Огонек, — я очень спешу, я только хотел спросить: не могли бы вы сказать, в каком направлении мне надо лететь отсюда, чтобы попасть к Башне Слоновой Кости? — Хуху! — повторил Ночной Эльф. — Вы к Девочке Императрице? — Совершенно верно, — ответил Блуждающий Огонек. — Я должен передать ей очень важное послание. — Какое? — проскрипел Скалоед. — Ну… — Блуждающий Огонек переступил с ноги на ногу, — …это секретное послание. — У нас троих та же цель пути, что и у тебя — хуху! — возразил Ночной Эльф Вушвузул. — Мы все тут коллеги. — Вполне вероятно, что и послание у нас одно и то же, — добавил Мелюзга Укюк. — Садись и выкладывай! — прохрустел Пьёрнрахцарк. Блуждающий Огонек послушно опустился на свободное место. — Моя родная страна, — начал он помолчав, — лежит довольно далеко от этих мест — я не знаю, слышал ли про неё кто-нибудь из присутствующих. Называется она Гнилое Болото. — Хууу! — восхищенно выдохнул Ночной Эльф. — Расчудесное место! Блуждающий Огонек слабо улыбнулся. — Да, не так ли? — И это всё? — скрипел Пьёрнрахцарк. — Что же заставило тебя отправиться в путь, Блюбб? — У нас в Гнилом Болоте, — продолжал Блуждающий Огонек, запинаясь, — произошло нечто… нечто непостижимое… Собственно говоря, это и сейчас происходит… Это трудно описать… всё началось с того, что… Короче… На востоке нашей страны есть озеро… Точнее, былоозеро… называлось оно Бурлящее Болото… Так вот… всё началось с того, что в один прекрасный день наше озеро исчезло… Понимаете, его просто больше нет… — Вы хотите сказать, — попробовал уточнить Укюк, — что оно вдруг высохло? — Нет, — возразил Блуждающий Огонек. — Тогда там бы осталось просто высохшее озеро… Но тут всё вышло иначе… Там, где было озеро, теперь совсем ничего нет, просто ничего, понимаете? — Дырка? — проскрипел Скалоед. — Нет, даже не дырка, — ответил Блуждающий Огонек с беспомощным видом. — Дырка — это не ничто, а нечто, а там вообще — ничто. Трое посланцев переглянулись. — Как же оно выглядит, хуху, это Ничто? — спросил Ночной Эльф. — Это-то как раз и трудно описать, — отчаянно простонал Блуждающий Огонек. — Это не выглядит, собственно, совсем. Это … это как … ах, нет слов, чтобы это выразить! — Это, — вдруг произнес Мелюзга, — будто ты становишься слепым, когда глядишь на то место, да? Блуждающий Огонек уставился на Мелюзгу с открытым ртом. — Абсолютно точно сказано! — крикнул он. — Но как … откуда вам это тоже известно?! — Секундочку, — раздался скрип Скалоеда — ты сказал, что оно стояло на месте? — Поначалу да, — уточнил Блуждающий Огонек. — Вернее, это место постепенно становилось всё больше и больше. А территория страны уменьшалась и уменьшалась. Племя Ур-Унке Умпф, которое жило на берегу Бурлящего Болота, вдруг просто исчезло. Другие жители бросились бежать из этих мест. Но потом оно появилось и в других местах Гнилого Болота. Иногда это было совсем маленькое Ничто величиной с яичко болотной курочки. Но эти места расширялись. И если кто— нибудь по рассеянности наступал туда ногой, то нога исчезала …или рука… или ещё что-нибудь, что прикоснется. К слову сказать, это не больно, просто у прикоснувшегося сразу пропадает какая-нибудь часть. Некоторые даже намеренно падали в Ничто, когда оно к ним подходило близко. Оно обладает необоримым притяжением, растущим вместе с ним. Никто из нас не может объяснить, что это за ужасное явление, откуда оно пришло и как с ним бороться. И так как оно само по себе не исчезло, а наоборот, всё больше распространялось, решили наконец отправить посланца к Девочке Императрице, просить у неё совета и помощи. Вот этот посланец я и есть. Остальные трое молча смотрели перед собой. — Хуху! — хныкнул спустя мгновение Ночной Эльф. — Там, откуда я пришел, происходит то же самое. И в пути я с той же целью, хуху!.. Мелюзга повернулся к Блуждающему Огоньку. — Все мы прибыли из разных областей Фантазии, — пропищал он. — Мы встретились здесь совершенно случайно, однако все мы несем Девочке Императрице одну и ту же весть. — И это значит, — прокряхтел Скалоед, — что вся Фантазия в опасности. Блуждающий Огонек в смертельном испуге глядел то на одного, то на другого. — Тогда, — выкрикнул он и вскочил, — нельзя терять ни минуты! — Мы как раз и собирались тронуться в путь, — объяснил Мелюзга. — Мы сидим здесь только из-за непроницаемого мрака в Воющем Лесу. Но сейчас, раз уж вы с нами, Блюбб, вы можете нам светить. — Невозможно! — заявил Блуждающий Огонек. — Я не могу ждать того, кто разъезжает на улитках, мне очень жаль! — Да это же гоночная улитка! — сказал Мелюзга слегка обиженно. — Ах так — хуху! — разозлился Ночной Эльф. — Тогда мы тебе просто не укажем верное направление! — А с кем вы вообще разговариваете? — пророкотал Скалоед. И в самом деле, Блуждающий Огонек не слышал их последних слов — он уже мчался по лесу длинными прыжками, всё удаляясь и удаляясь. — Ну и пусть! — заявил Мелюзга Укюк, сдвигая на затылок красный цилиндрик. — Разве можно полагаться в пути на Блуждающих Огоньков? И он вскочил в седло своей гоночной улитки. — По мне — тоже так лучше, — признался Ночной Эльф и позвал тихим «Хуху!» летучую мышь, — чтобы каждый добрался до Башни Слоновой Кости сам по себе. Ведь я-то лечу! И — фьюить! — его уже и след простыл. Скалоед загасил костер, просто прибив огонь пару раз каменной ладонью. — Мне тоже так больше нравится, — послышался в темноте его скрипучий голос. — Хоть не придется следить, как бы ненароком не расплющить Мелюзгу. И, не разбирая дороги, он с треском и грохотом покатил по лесу на своем мощном каменном велосипеде. Время от времени слышался глухой удар — это Скалоед налетал на толстый ствол огромного дерева. Тогда он ворчал и скрипел. Постепенно гул стих во мраке. Мелюзга по имени Укюк остался в одиночестве. Он схватил вожжи из тонких серебряных нитей и сказал: — Что ж, посмотрим, кто прибудет первым. Н-но, моя старушка, но! И прищелкнул языком. И теперь ничего уже не было слышно, кроме штормового ветра, шумевшего в верхушках Воющего Леса. Башенные часы поблизости пробили девять. Мысли Бастиана неохотно вернулись в реальность. Он был рад, что Бесконечная история не имеет к ней никакого отношения. Он не любил книжки, в которых ему уныло рассказывали о совершенно обыденных событиях из совершенно обыденной жизни каких-нибудь совершенно обыкновенных людей. Этого было достаточно и в действительности, зачем же ему ещё и читать об этом? Кроме того, он приходил в ярость, когда замечал, что ему что-то внушают. А в книгах такого рода всегда — то более, то менее явно — чему-нибудь поучают. Бастиан отдавал предпочтение книгам, от которых было невозможно оторваться, или веселым книгам, а ещё — тем, что заставляют мечтать, и где выдуманные герои переживают чудесные приключения, и где можно самому досочинить всё, что захочешь. Потому что он умел — быть может, единственное, что он и вправду умел — представлять себе что-нибудь так ясно, как будто он это видел и слышал. Когда он рассказывал сам себе свои истории, он иногда забывал обо всём вокруг и словно просыпался, когда история заканчивалась. И вот эта книга была именно в том же духе, что его собственные истории! При чтении он не только услышал скрип толстых стволов и шум ветра в вершинах деревьев, но и совершенно разные голоса четырех странных посланцев, да, он даже вообразил, как вдыхает запах мха и земли в лесу. Внизу, в классе, скоро начнется урок природоведения, который вообще-то представляет из себя подсчет тычинок и пестиков в разных цветах. Бастиан был рад, что сидит тут, наверху, в своем укрытии и читает. Эта книга просто создана для него, точно! Неделю спустя Вушвузул, маленький Ночной Эльф, первым добрался до цели. Вернее, он был убежден, что прибыл первым, поскольку летел по воздуху. Был час заката, и облака на вечернем небе казались расплавленным золотом, когда он заметил, что его летучая мышь парит уже над Лабиринтом. Такое имя носила широкая равнина, которая раскинулась от горизонта до горизонта и была не чем иным, как одним большим садом цветов, полным потрясающими ароматами и сказочными красками. Между кустами, живыми изгородями, лужайками и клумбами, где росли диковинные и редчайшие цветы, пролегали широкие дорожки и вились узенькие тропки, переплетаясь в таком искусном и запутанном беспорядке, что протяженность этого лабиринта становилась невообразимо огромной. Конечно, устроен он был только для игры и удовольствия, а вовсе не для того, чтобы подвергнуть кого-либо опасности заблудиться или уберечься от нападающих. Для этих целей Лабиринт был непригоден, но и Девочка Императрица ничуть не нуждалась в такой защите. Ведь во всей безграничной фантазийской Империи не было ни одного создания, которого ей следовало бы опасаться. И это имело свою причину, о которой мы скоро узнаем. Пока Ночной Эльф верхом на нетопыре бесшумно парил над этим Цветочным Лабиринтом, он видел внизу множество поразительных диковинных зверей. На небольшой лужайке между кустами сирени и зарослями золотых шаров несколько молодых единорогов резвились в лучах вечернего солнца. Ему даже показалось, что под гигантским голубым колокольчиком он увидел известную Птицу Феникс в своем гнезде, но он не был в этом уверен, а вернуться назад, чтобы убедиться воочию, он себе не позволил, так как боялся потерять время. Ведь перед ним, в середине Лабиринта, мерцая волшебной белизной, уже возвышалась Башня Слоновой Кости, сердце Фантазии, где жила Девочка Императрица. Слово «Башня», возможно, вызовет в уме у тех, кто там никогда не бывал, неправильный образ, что-то вроде колокольни или крепостной башни. Башня Слоновой Кости была большой, как целый город. Издалека она была похожа на остроконечную высокую гору в виде кегли, витую, словно раковина улитки, а вершина её скрывалась в облаках. И только вблизи становилось ясно, что эта огромная «сахарная голова» состоит из бесчисленных башен и башенок, куполов и крыш, террас, арок, лестниц и балюстрад, которые нагромождены друг на друга. Всё это было построено из самой белоснежной фантазийской слоновой кости, причем каждая деталь столь искусно выточена, что кажется тончайшим кружевом. Во всех этих зданиях жили придворные Девочки Императрицы, её камеристки и служанки, мудрые придворные дамы и звездочеты, маги и шуты, курьеры, повара и акробаты, танцовщицы на канате и рассказчики историй, герольды, садовники, сторожа, портные, сапожники и алхимики. А на самом верху этой колоссальной башни, на её вершине, жила Девочка Императрица в павильоне, по форме напоминающем бутон магнолии. В некоторые ночи, когда полная луна по-особенному, великолепно светила на звёздном небе, лепестки бутона раскрывались и превращались в великолепный цветок магнолии, и в самой его сердцевине сидела Девочка Императрица. Маленький Ночной Эльф со своей летучей мышью приземлился на одну из нижних террас, где были расположены стойла для ездовых животных. Кто-то, судя по всему, сообщил, что он подлетает, и его уже ждали. Пять императорских конюхов помогли ему спешиться, поклонились и молча поднесли приветственный напиток. Вушвузул отпил только глоток из бокала слоновой кости, чтобы не нарушить этикета, и возвратил конюхам, которые также отпили по глотку и снова поклонились. Потом они увели летучую мышь в стойло. Всё это происходило в полном молчании. Как только летучая мышь заняла предусмотренное для неё место, она, не притронувшись ни к еде, ни к питью, быстро сложила крылья, повисла вниз головой на крючке и от изнеможения тотчас впала в глубокий сон. Конюхи оставили её в покое и на цыпочках удалились из конюшни. К слову сказать, в конюшне было много всевозможных скакунов: два слона, розовый и голубой; огромный грифон — полуорел-полулев; белая крылатая лошадь — название этого животного раньше хорошо знали, и не только в Фантазии, но сейчас его начисто забыли; несколько летающих собак и летучих мышей; были там даже стрекозы и бабочки для особо маленьких ездоков. В других стойлах содержались скакуны, которые не летали, а бегали, ползали, прыгали или плавали, и к каждому были приставлены конюхи, чтобы за ними ухаживать и охранять их. Естественно было бы услышать здесь сплошной гомон голосов: рёв, клекот, посвист и трели, писк, кваканье и гоготанье. Однако в конюшнях царила полная тишина. Маленький Ночной Эльф всё ещё стоял там, где его оставили конюхи. Он почувствовал себя вдруг подавленным и опустошенным, а почему — и сам не знал. Он был очень изможден долгим, долгим путешествием. И даже то, что он оказался здесь первым, не придавало ему бодрости. — Привет, — донесся до него вдруг чирикающий голосок. — Уж не наш ли это друг Вушвузул? Какое счастье, что вы наконец прибыли. Ночной Эльф обернулся, и его лунообразные глаза загорелись от удивления: на балюстраде, небрежно прислонившись к цветочному горшку из слоновой кости, стоял Мелюзга Укюк и помахивал своим красным цилиндриком. — Хуху! — растерянно вырвалось у Ночного Эльфа. — Хуху! — повторил он, не в силах придумать что-нибудь поостроумнее. — А тех двоих до сих пор ещё нет, — сказал Мелюзга. — Что до меня, то я тут со вчерашнего утра. — Как? Хуху!.. Как это вам удалось? — спросил Ночной Эльф. — Ну вот, — скромно заметил Мелюзга и смущенно улыбнулся. — Ведь я же вам говорил, что у меня гоночная улитка. Ночной Эльф почесал розоватой ручонкой мохнатую шерстку на затылке. — Я должен немедленно увидеть Девочку Императрицу, — сказал он плаксиво. Мелюзга поглядел на него в задумчивости. — Хм… — произнес он наконец. — Ну да, я уже вчера испросил аудиенцию. — Испросил аудиенцию? — спросил Ночной Эльф. — А просто так к ней нельзя пройти? — Боюсь, что нет, — пропищал Мелюзга. — Придется очень долго ждать. Здесь… как бы это поточнее выразиться… чрезмерный наплыв посланцев. — Хуху, — простонал Ночной Эльф. — Но почему? — Лучше всего вам самому на это взглянуть, — защебетал Мелюзга. — Пойдемте, дорогой Вушвузул, пойдемте! И они отправились в путь. Главная улица, которая круто взбегала вверх по Башне, сужающейся спиралью, была густо наполнена толпой весьма странных созданий: гигантские джинны в высоких тюрбанах, крохотные домовые, трехголовые тролли, бородатые гномы, светящиеся феи, фавны с козлиными копытцами, лесные нимфы, покрытые золотистой шерсткой, искрящиеся снежные духи и бесчисленное множество других существ. То тут, то там возникали группы, в которых о чём-то шептались, кто-то молча сидел прямо на земле, печально уставившись в одну точку. При виде этой картины Вушвузул остановился как вкопанный. — Хуху! — сказал он. — Что случилось? Что они тут делают? — Все они — посланцы, — тихо пояснил Укюк. — Посланцы из всех областей Фантазии. И все они прибыли с той же вестью, что и мы. Я уже со многими успел поговорить. Похоже, повсюду нам угрожает одна и та же опасность. Ночной Эльф не смог подавить жалобный вздох. — А знает ли кто-нибудь, — спросил он, — что это такое и откуда оно пришло? — Боюсь, что нет. Никто ничего не может объяснить. — Даже сама Девочка Императрица? — Девочка Императрица, — тихо прошептал Мелюзга, — больна, очень-очень больна. Быть может, это и есть причина той непостижимой беды, которая пришла в Фантазию. Однако до сих пор ни один из множества докторов, собравшихся сейчас у Павильона Магнолии там вверху, не может понять, что это за болезнь и как её вылечить. Никто не знает средства от этой болезни. — Это, — глухо проговорил Ночной Эльф, — хуху! — это катастрофа. — Да, — ответил Мелюзга. — Именно так. Узнав про всё это, Вушвузул отказался от мысли тут же испросить аудиенцию у Девочки Императрицы. Два дня спустя явился Блуждающий Огонек Блюбб. Он, конечно, помчался не в том направлении и сделал огромный крюк. И последним — ещё через три дня — прибыл Скалоед Пьёрнрахцарк. Он приплелся пешком — в дороге у него случился такой резкий приступ голода, что он съел свой каменный велосипед — в качестве провианта, так сказать. Во время долгого ожидания эти четыре столь разных посланца так породнились, что остались друзьями на всю жизнь. Но это уже другая история, и она должна быть рассказана в другой раз. II. Призвание Атрейо Совещания, которые затрагивали вопросы, жизненно важные для всей Фантазии, проходили обычно в большом Тронном Зале Башни Слоновой Кости, расположенном на территории дворца, лишь несколькими этажами ниже Павильона Магнолии. Сейчас этот просторный круглый Зал был наполнен приглушенными голосами. Здесь собрали четыреста девяносто девять лучших врачей со всей фантазийской Империи, и сейчас они переговаривались шепотом в маленьких группах и группах побольше. Каждый из них уже побывал с визитом у Девочки Императрицы — кто уже некоторое время тому назад, а кто совсем недавно, — и каждый пытался помочь ей своим умением. Но никому это не удалось, никто не понимал, ни чем она больна, ни причин её болезни, и никто не знал, как её вылечить. А пятисотый, самый знаменитый из всех врачей Фантазии, — о нём шла молва, что нет такой целебной травы и такого волшебного средства, нет такой тайны природы, что была бы ему неведома, — уже много часов находился у своей пациентки, и все с напряжением ждали его заключения. Конечно, не нужно представлять, что это сборище врачей походило на человеческий консилиум. Хотя в Фантазии обитало очень много существ, по внешности более или менее напоминающих людей, по крайней мере столько же было и похожих на зверей, и существ совсем иного рода. Насколько пестрой была толпа посланцев снаружи, настолько разноликим казалось и общество, собравшееся здесь, в Зале. Тут были и врачи-гномы с седыми бородами и длинными локонами; и феи-докторши в серебристо-голубых сияющих одеждах со сверкающими звездами в волосах; и водяные с толстыми животами и перепонками между пальцами рук и ног (для них специально были установлены сидячие ванны). И тут же, свернувшись на длинном столе посредине Зала, лежали мудрые змеи; летали эльфы-пчелы; были даже ведьмы, вампиры и привидения, которых обычно не причисляют к существам доброжелательным и благотворно влияющим на здоровье. Чтобы понять, почему и они тут оказались, необходимо знать следующее: Девочка Императрица, как на то указывает её титул, была владычицей над всеми бесчисленными землями безграничной фантазийской Империи, но на самом деле она была намного больше, чем владычица, или, лучше сказать, она была кем-то совершенно другим. Она не господствовала, никогда не прибегала к насилию и никогда не пользовалась своим могуществом, никому не указывала и никого не осуждала. Она не издавала никаких указов, ни на кого не нападала, и ей никогда не приходилось обороняться от нападения, потому что никому не могло прийти в голову восстать против неё или причинить ей зло. Перед нею все были равны. Она просто была в Фантазии, но это присутствие было чем-то совершенно особенным: она была самым главным в жизни всех существ, населяющих Фантазию. И каждое создание, доброе или злое, красивое или уродливое, веселое или серьезное, глупое или мудрое, — всё, всё существовало только благодаря Девочке Императрице. Без неё ничто не смогло бы выжить, как не может выжить человек без сердца. Никто не мог постичь её тайну до конца, но все знали, что это правда. И потому все создания Фантазии одинаково её уважали и одинаково за неё тревожились. Ведь её смерть была бы их концом и гибелью всей необъятной Империи Фантазии. Тут Бастиан оторвался от книги. Он вдруг снова вспомнил длинный коридор в клинике, где оперировали его маму. Они с отцом много часов сидели перед дверью операционной и ждали. Мимо пробегали врачи и медсестры. Когда отец спрашивал их, как мама, они всё время отвечали уклончиво. Казалось, никто толком не знает, в каком она сейчас находится состоянии. А потом наконец пришел лысый мужчина в белом халате, усталый и печальный на вид. Он сказал им, что все усилия были напрасны, и что ему очень жаль. Он пожал им обоим руку и пробормотал «сердечные соболезнования». После этого между отцом и Бастианом всё стало совершенно по-другому. Только не снаружи. Бастиан имел всё, чего только мог пожелать. Он владел велосипедом с тройным переключением скоростей, электрической железной дорогой, упаковками с витаминами, пятьюдесятью тремя книгами, золотистым хомячком, аквариумом с комнатными рыбками, маленьким фотоаппаратом, шестью фирменными перочинными ножами и ещё многим другим. Но, по правде говоря, он не очень-то и знал, что ему со всем этим делать. Бастиан помнил, что раньше отец часто возился с ним. Иногда даже рассказывал ему всякие истории и читал вслух. Но с того дня всё это закончилось. Он не мог разговаривать с отцом. Тот был словно окружен невидимой стеной, сквозь которую невозможно проникнуть. Он никогда не ругал и никогда не хвалил. Даже когда Бастиана оставили на второй год, отец ничего не сказал. Он только взглянул на него таким отсутствующим и удрученным взглядом, что у Бастиана возникло чувство, будто его тут совсем нет. Это чувство стало постоянным. Когда вечером они садились вдвоем у телевизора, Бастиан замечал, что отец не смотрит, что его мысли где-то далеко-далеко, там, где Бастиану его уже не догнать. А когда оба брали в руки книгу — каждый свою, он видел, что отец вообще не читает, часами глядит на одну и ту же страницу, не переворачивая. Бастиан понимал, конечно, что отец тоскует. Он и сам тогда плакал много ночей подряд, да так сильно, что от всхлипываний его начинало тошнить. Но понемногу это прошло. И ведь он, Бастиан, был рядом. Почему же отец никогда с ним не разговаривает? Ни о маме, ни о чём другом важном, только о самом обыденном? — Если бы только знать, — говорил длинный худощавый Дух Огня с бородой из красного пламени, — чем она, собственно говоря, больна? У неё нет ни жара, ни отёков. Нет ни сыпи, ни воспаления. Она просто угасает, а отчего — непонятно. После каждой фразы изо рта у него вылетало маленькое облачко дыма, образуя какую-нибудь фигуру. Сейчас это был вопросительный знак. Облысевший от старости Ворон, похожий на большую картофелину, в которую крест-накрест воткнули несколько черных перьев (он был специалистом по простудным заболеваниям) хрипло прокаркал: — Она не кашляет. И насморка у неё нет. С медицинской точки зрения, это вообще не болезнь. Он сдвинул на клюв большие очки и вызывающе глянул на собеседников. — Во всяком случае, одно мне понятно, — прогудел Скарабей, жук, которого иногда называют Жуком-Аптекарем, — что между её недугом и теми ужасными событиями, о которых сообщают посланцы со всей Фантазии, есть таинственная связь. — Ну, вы в своем репертуаре, — бросил язвительно Чернильный Человечек, — всегда и во всем вы видите таинственную связь! — А вы вообще ничего не видите за краем своей чернильницы, — сердито прожужжал Скарабей. — Дорогие господа, коллеги! — вмешалось Привидение с провалившимися щеками, замотанное в длинный белый балахон. — Не будем переходить на личности. Это не имеет отношения к делу. И главное, не говорите так громко! Подобные беседы велись повсюду в Тронном Зале. Может показаться удивительным, что такие разные существа вообще понимали друг друга. Но почти все создания, населяющие Фантазию, в том числе и животные, владели, по меньшей мере, двумя языками: во-первых, своим собственным, на котором они общались с себе подобными, а посторонние его не понимали, и во-вторых, общепринятым, который носил имя Высокого Фантазийского, или Великого Языка. Его знал каждый, хотя некоторые говорили на нём с акцентом. Вдруг в Зале стало тихо, и все взоры обратились к большой двустворчатой двери. Она открылась, и вошел Цейрон, знаменитый и легендарный мастер врачевания. Он был из тех, кого в старину называли кентаврами. До пояса у него было человеческое тело, а остальная часть — от лошади. Цейрон был так называемым Черным Кентавром. Он прибыл из очень отдаленной области, расположенной далеко-далеко на юге. Его человеческая часть была цвета эбенового дерева, и только на голове и в бороде вились белые волосы. Лошадиная часть его тела была полосатой, как у зебры. Он носил странную, сплетенную из камыша шляпу. На шее у него висела цепочка с большим золотым амулетом, на котором были видны две змеи — светлая и темная; вцепившись друг другу в хвост, они образовывали овал. Бастиан от изумления перестал читать. Он захлопнул книгу, не забыв заложить палец между страницами, и ещё раз пристально посмотрел на переплет. Там тоже были эти змеи, вцепившиеся друг другу в хвост и образовавшие овал! Что мог означать этот странный знак? Все в Фантазии знали этот медальон: он был отличительным знаком того, кто выполняет поручение Девочки Императрицы и может действовать от её имени, словно она сама тут лично присутствует. Это означало, что носящий его наделялся какой-то таинственной силой, хотя никто не знал точно, какой. Его имя было известно каждому: АУРИН. Но многие, боявшиеся произносить это имя, называли его «Драгоценностью», «Знаком Власти» или просто «Блеском». Выходит, книга тоже носила Знак Девочки Императрицы! Шепот пронесся по Тронному Залу, послышались даже возгласы изумления. Ведь эта Драгоценность давно уже никому не доверялась. Цейрон ударил несколько раз копытом, пока не воцарилась тишина, и произнес низким голосом: — Друзья, не слишком удивляйтесь: я временно ношу АУРИН. Я всего лишь доверенное лицо. И скоро передам «Блеск» более достойному. В зале наступила полная тишина. — Я не намерен даже пытаться смягчить наше поражение с помощью красивых слов, — продолжал Цейрон. — Мы все оказались беспомощны перед болезнью Девочки Императрицы. Мы знаем только, что разрушение Фантазии началось одновременно с этой болезнью. Больше мы ничего не знаем. Даже не знаем, существует ли такое искусство врачевания, которое могло бы её спасти. Однако возможно — и я надеюсь, никто из вас не обидится, если я выскажу это открыто, — возможно, что мы, собравшиеся здесь, обладаем не всеми знаниями, не всей мудростью. Я бы сказал, это моя последняя и единственная надежда: что где-нибудь в этой безграничной Империи найдется создание мудрее нас, что оно сможет нам помочь и дать совет. Но в этом я не уверен более, чем когда-либо. В чём бы ни было наше спасение, одно, во всяком случае, ясно: на Поиск его должен отправиться такой путник, которому под силу найти дорогу в бездорожье, который не отступит ни перед опасностью, ни перед испытаниями, одним словом, герой. И Девочка Императрица назвала мне имя этого героя. Ему она доверяет свою и нашу судьбу. Его зовут Атрейо, и живет он в Травяном Море за Серебряными Горами. Ему я и передам АУРИН и пошлю его на Великий Поиск. Теперь вы знаете всё. Сказав это, старый Кентавр, громыхая копытами, покинул Тронный Зал. Собравшиеся в смятении глядели друг на друга. — Как было имя этого героя? — спросил один. — Атрейо или что-то в этом роде… — ответил другой. — Никогда не слыхал! — сказал третий. И все четыреста девяносто девять врачей озадаченно покачали головой. Башенные часы пробили десять. Бастиан удивился, как быстро прошло время. А ведь на уроке обычно каждый час казался ему вечностью. Внизу, в классе, сейчас у них история, которую ведет господин Дрон — тощий, и чаще всего в дурном настроении. Он особенно любит при всех высмеивать Бастиана только за то, что тот никак не может запомнить годы битв, даты рождения и царствования всяких людей. Травяное Море, что лежит за Серебряными Горами, находилось на расстоянии многих-многих дней пути от Башни Слоновой Кости. Эта огромная, широкая и ровная прерия была и вправду как море. Сочная трава росла в человеческий рост, и когда её касался ветер, то на поверхности шли и шумели волны, как в океане. Народ, который здесь обитал, носил имя «Люди травы» или «Зеленокожие». У них были иссиня-черные волосы, длинные даже у мужчин и иногда заплетенные в косы, а кожа их была тёмно-зелёная, немного коричневатая — оливкового оттенка. Они вели неприхотливый, суровый и строгий образ жизни, а в детях, не только в мальчиках, но и в девочках, воспитывали смелость, великодушие и гордость. Дети должны были научиться переносить холод, жару, любые лишения и во всём этом проявить своё мужество. Это было необходимо, потому что Зеленокожие жили охотой. Всё, что нужно для жизни, они добывали, либо обрабатывая жесткую волокнистую траву прерий, либо охотясь на пурпурных буйволов, которые огромными стадами бродили по Травяному Морю. Эти пурпурные буйволы были примерно в два раза крупнее обычных быков и коров, их багряно-красный блестящий длинный мех отличался шелковистостью, а могучие рога были крепкими и острыми, как кинжалы. Обычно мирные, буйволы, почуяв опасность или заметив, что на них кто-то хочет напасть, становились страшными, словно стихия. Никто, кроме Зеленокожих, никогда не отважился бы охотиться на этих животных, при этом вооружены они были только луком и стрелами. Они предпочитали благородную борьбу на равных, и часто случалось, что не животное, а охотник расставался с жизнью. Зеленокожие любили и чтили пурпурных буйволов и считали, что право их убивать приобретается только вместе с готовностью принять от них смерть. Пока до этой страны ещё не дошла весть о болезни Девочки Императрицы и о злой участи, грозившей всей Фантазии. Уже давно в палаточный лагерь Зеленокожих не заезжали путешественники. Трава росла всё более сочной, дни стояли светлые, а ночи были полны звёзд. Казалось, всё хорошо. Но однажды в палаточном лагере появился седовласый старый Черный Кентавр. Его шерсть лоснилась от пота, он казался смертельно усталым, а лицо было худым и изможденным. На голове у него была странная шляпа из камыша, а на шее висела цепочка с большим золотым Амулетом. Это был Цейрон. Он встал посреди пустой площади, которую в несколько рядов окружали палатки, там, где собирался совет старейшин, а по праздникам плясали и пели старинные песни. Он ждал и оглядывался кругом, но вокруг лишь столпились старики и старухи, да малые дети глазели на него с любопытством. Он нетерпеливо ударил копытом и фыркнул: — Где мужчины и женщины — охотники? Затем снял шляпу и вытер лоб. — Они все на охоте, — ответила ему седая женщина с младенцем на руках. — И вернутся только через три или четыре дня. — Атрейо тоже с ними? — спросил Кентавр. — Да, чужестранец, но откуда ты его знаешь? — Я его не знаю. Пошлите за ним! — Чужестранец, — промолвил старик, опиравшийся на палку, — он не захочет прийти, потому что сегодня его охота. Она начнется с заходом солнца. Знаешь ли ты, что это значит? Цейрон тряхнул гривой и ударил в землю копытами. — Я этого не знаю, да это и не имеет никакого значения, потому что его ждет более важное дело. Вы видите Знак, который у меня на груди. Так приведите Атрейо сюда! — Мы видим Драгоценность, — сказала маленькая девочка, — и мы знаем, что ты пришел от Девочки Императрицы. Но кто ты? — Меня зовут Цейрон, — проворчал Кентавр, — врач Цейрон, если вам это что-нибудь говорит. — Да, это он! — воскликнула сгорбленная старуха, проталкиваясь вперед. — Я его узнала. Я видела его, когда была ещё маленькой. Он самый знаменитый и великий врач во всей Фантазии! — Спасибо, женщина, — сказал Кентавр и кивнул ей. — А теперь, может, кто-нибудь из вас всё-таки будет так любезен и приведет наконец этого Атрейо? Нужно сделать это прямо сейчас. Речь идет о жизни Девочки Императрицы. — Я это сделаю! — крикнула малышка лет пяти-шести. Она убежала, а через несколько секунд пронеслась между палаток на своем неосёдланном коне. — Наконец-то! — пробормотал Цейрон. И тут же рухнул на землю без чувств. Когда он пришел в себя, то поначалу не понял, где находится, потому что вокруг было темно. Лишь приглядевшись, он обнаружил, что лежит в просторной палатке на мягкой звериной шкуре. Казалось, опустилась ночь — сквозь неплотно задернутый полог проникал мерцающий свет костра. — Священный гвоздь копытный! — забормотал он, пытаясь подняться. — Как долго я уже тут лежу? В палатку заглянула чья-то голова и тут же исчезла, а потом кто-то сказал: — Да, кажется, проснулся. Полог откинули, и внутрь вошел мальчик лет десяти. На нём были длинные штаны и башмаки из мягкой буйволиной кожи. По пояс он был обнажен, и лишь с плеч до самой земли спадал пурпурный плащ, как видно, сотканный из шерсти буйвола. Его длинные иссиня-черные волосы были собраны на затылке и стянуты кожаным ремешком. На оливковой коже лба и щек белой краской был нарисован простой орнамент. Темные глаза его сверкали гневом, но лицо было непроницаемо. — Что тебе надо от меня, чужестранец? — спросил он. — Почему ты оказался в моей палатке? И почему ты отнял у меня охоту? Если бы я убил сегодня большого буйвола — а стрела уже лежала на тетиве моего лука, когда ты меня позвал, — то назавтра я был бы уже Охотником. Теперь я должен ждать целый год. Почему? Старый Кентавр смотрел на него в недоумении. — Не хочешь ли ты сказать, что ты и есть Атрейо? — Да, чужестранец. — А нет ли здесь другого, взрослого опытного охотника, которого зовут этим именем? — Нет, только меня зовут Атрейо. Старый Цейрон снова опустился на шкуру и тяжело выдохнул: — Ребенок! Маленький мальчик! Воистину, трудно понять решения Девочки Императрицы. Атрейо молчал и ждал, не шевелясь. — Прости меня, Атрейо, — сказал Цейрон, с трудом овладев собою. — Я не хотел тебя обидеть, просто для меня это неожиданно. Честно говоря, я вне себя! Я просто не знаю, что и думать! Я всерьез задаю себе вопрос: действительно ли знала Девочка Императрица, что делает, когда избрала такого ребенка, как ты? Это же сущее безумие! Но если это её сознательная воля, то… то… Он с силой тряхнул головой. — Нет! Нет! Если бы я знал, к кому она меня посылает, я бы просто отказался передать тебе её поручение. Я бы точно отказался! — Какое поручение? — спросил Атрейо. — Это просто чудовищно! — вскричал Цейрон, не в силах больше скрывать свои чувства. — Выполнить её поручение было бы невозможным делом для самого великого и опытного героя, ну а для тебя… Ведь она посылает тебя на Поиск в неизвестность, за тем, чего никто не знает. Никто не сможет тебе помочь, никто не сможет тебе посоветовать, никому не дано предвидеть, с чем ты встретишься. И всё же ты должен решить прямо сейчас, не сходя с места, принимаешь ли ты это поручение или нет. Нельзя терять ни мгновения. Я скакал десять дней и десять ночей, почти без передышки, чтобы тебя найти. Но теперь, теперь я, кажется, предпочел бы вовсе не дойти сюда. Я очень стар, силы мои на исходе. Дай мне глоток воды, пожалуйста! Атрейо принес кувшин свежей ключевой воды. Кентавр стал пить большими глотками, потом отер бороду и сказал немного спокойнее: — Ах, спасибо, как хорошо! Мне уже лучше. Послушай, Атрейо, ты не обязан принимать это поручение. Девочка Императрица предлагает его тебе. Она не приказывает. Я ей всё объясню, и она найдет другого. Она может просто не знать, что ты — маленький мальчик. Она тебя с кем-то спутала, это единственное объяснение. — В чём же состоит это поручение? — спросил Атрейо. — Найти лекарство для Девочки Императрицы, — ответил старый Кентавр, — и спасти Фантазию. — Разве она больна? — удивился Атрейо. Цейрон стал рассказывать ему, что случилось с Девочкой Императрицей и что сообщали посланцы со всех концов Фантазии. Атрейо всё задавал вопросы, и Кентавр отвечал на них как мог. Это был долгий ночной разговор. И чем больше Атрейо представлял размер бедствия, обрушившегося на Фантазию, тем яснее на его поначалу столь замкнутом лице проступало выражение растерянности. — Обо всём этом, — наконец пробормотал он побледневшими губами, — я и не подозревал. Цейрон серьезно и озабоченно посмотрел на мальчика из-под кустистых белых бровей. — Теперь ты знаешь, как обстоят дела, и, вероятно, поймешь, почему я потерял самообладание, увидев тебя. И всё же Девочка Императрица назвала твоё имя. «Иди и найди Атрейо!» — сказала она мне. — «Я возлагаю все мои надежды на него», — сказала она. — «Спроси его, пойдет ли он на Великий Поиск ради меня и Фантазии», — сказала она. Я не знаю, почему её выбор пал на тебя. Может быть, только такой маленький мальчик, как ты, может решить эту немыслимую задачу. Но я ничего не знаю и не могу тебе ничего посоветовать. Атрейо сидел, низко опустив голову, и молчал. Он понимал, что тут предстоит испытание гораздо, гораздо более серьезное, чем его охота. Даже самому великому охотнику и лучшему следопыту оно едва ли было под силу, а уж для него это было слишком тяжело. — Ну, — тихо спросил старый Кентавр. — Ты согласен? Атрейо поднял голову и посмотрел на него. — Я согласен, — сказал он твердо. Цейрон медленно кивнул, снял с себя золотой Амулет на цепочке и надел его на шею Атрейо. — АУРИН даст тебе большую власть, — сказал он торжественно, — но ты не должен ею пользоваться. Ведь и Девочка Императрица никогда не пользуется своей властью. АУРИН защитит и поведет тебя, но ты не должен ни во что вмешиваться, что бы ни увидел, так как твоё личное мнение с этой минуты ничего не значит. Поэтому ты должен отправиться в путь без оружия. Не мешай свершаться тому, что свершается. Ты должен беспристрастно взирать на добро и зло, на красоту и уродство, на мудрость и глупость, как и Девочка Императрица. Ты можешь только искать и спрашивать, но не судить по своему разумению. Никогда не забывай об этом, Атрейо! — АУРИН! — почтительно повторил мальчик. — Я хочу оказаться достойным этой Драгоценности. Когда я должен отправляться? — Немедленно, — ответил Цейрон. — Никто не знает, как долго продлится твой Великий Поиск. Возможно, сейчас важен каждый час. Попрощайся с родителями, братьями и сестрами! — У меня никого нет, — ответил Атрейо. — Моих родителей убил буйвол вскоре после того, как я появился на свет. — Кто же тебя вырастил? — Все женщины и мужчины вместе. Поэтому они назвали меня Атрейо. В переводе на Великий Язык это значит «Сын всех». Никто не мог бы понять это лучше Бастиана. Хотя отец его и был жив. А вот у Атрейо не было ни отца, ни матери. Зато Атрейо был воспитан всеми мужчинами и женщинами вместе, он был «Сыном всех», тогда как он, Бастиан, на самом деле был ничей — да, по сути он был «Ничьим сыном». И всё же Бастиан был рад, что, пусть хоть в этом, у него нашлось что-то общее с Атрейо, потому что иначе он, к сожалению, совсем бы на него не походил: ни в том, что касается мужества и решимости, ни внешним обликом. Но теперь и он, Бастиан, ступил на тропу Великого Поиска, не зная, куда она его приведет и чем закончится. — Тогда, — предложил старый Кентавр, — будет лучше, если ты уйдешь, ни с кем не простившись. Я останусь и всё им объясню. Лицо Атрейо стало ещё тоньше и решительнее. — Откуда я должен начинать? — спросил он. — Отовсюду и ниоткуда, — ответил Цейрон. — Отныне ты один, и никто не может давать тебе советы. И так будет до конца Великого Поиска, чем бы он ни закончился. Атрейо кивнул. — Прощай, Цейрон! — Прощай, Атрейо. И — удачи тебе! Мальчик повернулся, чтобы выйти из палатки, но Кентавр окликнул его. Когда они оказались лицом к лицу, старик положил мальчику руки на плечи, поглядел ему с улыбкой в глаза и медленно произнёс: — Мне кажется, я начинаю понимать, почему выбор Девочки Императрицы пал на тебя, Атрейо. Мальчик чуть наклонил голову, а затем быстро вышел. Перед палаткой стоял его конь Артакс — в яблоках, коротконогий и малорослый, коренастый, как дикая лошадь; но не было в тех краях коня быстрее его и выносливей. Скакун стоял взнузданный, под седлом, как его оставил Атрейо, когда примчался с охоты. — Артакс, — прошептал Атрейо и потрепал его по шее, — нам пора в путь. В далекий-далекий путь. Никто не знает, когда мы вернемся, да и вернемся ли вообще. Конек кивнул головой и тихо фыркнул. — Да, господин, — сказал он. — А как же твоя охота? — Мы отправляемся на куда более важную охоту, — ответил Атрейо и вскочил в седло. — Стой, господин! — фыркнул конек. — Ты забыл взять оружие. Ты хочешь выехать без лука и стрел? — Да, Артакс, — ответил Атрейо. — Я ношу «Блеск» и должен быть безоружен. — И-го-го! — заржал конь. — А куда мы поскачем? — Куда хочешь, Артакс, — ответил Атрейо. — С этого мгновения мы в Великом Поиске. Они ускакали, и ночная тьма поглотила их. А в это время в другой стороне Фантазии случилось то, чего не видели и о чём даже не могли подозревать ни Атрейо, ни Артакс, ни даже сам Цейрон. В далекой ночной пустоши мрак постепенно собрался в огромную фигуру, похожую на тень. Тьма уплотнялась, пока не превратилась в могучее существо из черноты более густой, чем окружающая беспросветная ночь. Очертания фигуры ещё не стали четкими, но было видно, что она стоит на четырех лапах, а в глазах её огромной лохматой головы вспыхивает зеленый огонь. Она подняла морду вверх и вдохнула воздух. Так простояла она долго. Внезапно ей показалось, что она учуяла след, который искала: из груди у неё вырвался громогласный, торжествующий и злобный клич. Она побежала. Длинными бесшумными прыжками Теневая Тварь неслась сквозь беззвездную ночь. На башенных часах пробило одиннадцать. Началась большая перемена. Из коридора доносились крики детей, выбегающих на школьный двор. Бастиан, который до сих пор по-турецки сидел на спортивных матах, почувствовал, что отсидел ноги. Не был он никаким индейцем. Он встал, вынул из сумки бутерброд и яблоко и начал прохаживаться по чердаку взад и вперед. Ступни кололо, но постепенно боль ушла. Потом Бастиан влез на «козла» и уселся верхом. И представил, что он — Атрейо и галопом скачет в ночной тьме на Артаксе. Он припал к шее своей лошадки. — Но-о, — кричал он, — скачи, Артакс, но-о! Но-о! Потом он испугался. Так кричать было совсем неосторожно. А вдруг его кто-нибудь услышал? Некоторое время он ждал и прислушивался. Но к нему наверх долетал только многоголосый крик со школьного двора. Немного сконфуженный, Бастиан слез с «козла». В самом деле, он вел себя как маленький ребенок! Он развернул бутерброд и стал тереть яблоко о штаны, пока оно не заблестело. Он уже хотел откусить, но сдержался. — Нет, — сказал он вслух самому себе. — Нужно разделить провиант на части. Кто знает, как долго мне ещё придется обходиться этим запасом. С тяжелым сердцем Бастиан завернул бутерброд вместе с яблоком и положил их обратно в сумку. Вздыхая, он расположился на матах и снова схватился за книгу. III. Древняя Морла Как только затих топот коня, на котором ускакал Атрейо, старый Черный Кентавр Цейрон снова опустился на своё ложе из мягких шкур. Силы его были исчерпаны. Женщины, нашедшие его утром в палатке Атрейо, опасались за его жизнь. И даже несколько дней спустя состояние Цейрона едва ли улучшилось, но он смог объяснить вернувшимся охотникам, почему Атрейо отправился в путь, из которого ещё не скоро возвратится. Все они любили мальчика, и поэтому очень встревожились. Но в то же время они гордились, что Девочка Императрица поручила Великий Поиск именно Атрейо, хотя никто из них не мог понять почему. К слову сказать, старый Цейрон так и не вернулся в Башню Слоновой Кости. Но он не умер и не остался с Зеленокожими в Травяном Море. Судьба повела его по иной, совсем неожиданной дороге. Впрочем, это уже другая история, и она должна быть рассказана в другой раз. Атрейо в ту же ночь доскакал до подножия Серебряных Гор. Только под утро он сделал привал. Артакс немного пощипал травы и напился из прозрачного горного ручья. Атрейо завернулся в свой красный плащ и заснул на пару часов. Но как только взошло солнце, они снова отправились в путь. В первый день они пересекли Серебряные Горы. Здесь им обоим были знакомы каждая дорожка, каждый мосток, и они быстро продвигались вперед. Когда мальчика настиг голод, он съел кусок сушеного буйволиного мяса и две маленькие лепешки из семян травы, сбереженные в седельном мешке ещё для охоты. — Ну вот, — сказал Бастиан, — человек в самом деле должен время от времени что-нибудь есть! Он вынул из сумки сверток с бутербродом, развернул его, аккуратно разломил пополам, одну половину снова завернул и убрал. Другую он съел. Перемена прошла, и Бастиан задумался о том, что сейчас происходит в классе. А, точно — география, которую ведет госпожа Карге. Нужно перечислять реки и их притоки, города и количество жителей в них, полезные ископаемые и отрасли промышленности. Бастиан пожал плечами и стал читать дальше. На закате солнца Серебряные Горы остались позади, и они снова устроили привал. В эту ночь Атрейо снились пурпурные буйволы. Он видел издалека, как они идут по Травяному Морю, и попытался приблизиться к ним на своей лошади. Но тщетно. Как ни погонял он конька, буйволы оставались всё так же далеко. На второй день они проезжали страну Поющих Деревьев. Все деревья здесь были разными, у них были разные листья и кора, а называли так эту страну потому, что здесь был слышен их рост: словно нежная музыка звучала тут и там и сливалась в могучее единое целое, и во всей Фантазии не было по красоте ничего равного этому. Считалось, что совсем небезопасно проезжать через эту местность: некоторые путники, будто околдованные, оставались там навсегда и забывали обо всём на свете. Атрейо тоже почувствовал силу этих удивительных созвучий, но не дал себя обольстить и не остановился. На следующую ночь ему снова снились пурпурные буйволы. На этот раз он был пешим, а они огромным стадом шли мимо. Но стрелы не смогли бы до них долететь, а когда он захотел подобраться поближе, то почувствовал, что его ноги как будто вросли в землю и не могут пошевелиться. Он постарался оторвать их, и от этого усилия проснулся. Солнце ещё не взошло, но он сразу же двинулся в путь. На третий день Атрейо увидел Стеклянные Башни Эрибо, в которых местные жители хранили пойманный ими звёздный свет. Из света они делали удивительно изящные предметы, но никто в Фантазии кроме них не знал, для чего эти предметы нужны. Атрейо даже встретил нескольких тамошних человечков, фигурки которых и сами были словно выдуты из стекла. Они с исключительной любезностью предложили ему еду и питье, но на вопрос, кто может знать что-нибудь о болезни Девочки Императрицы, ответили ему печальным и растерянным молчанием. На следующую ночь Атрейо снова снилось, как мимо него бредет стадо пурпурных буйволов. Он видел, как один особенно крупный и статный бык отделился от остальных и пошел на него — медленно и без признаков страха или ярости. Как и у всех настоящих охотников, у Атрейо был дар сразу видеть место, куда надо попасть, чтобы наверняка уложить добычу. Пурпурный буйвол даже повернулся так, что стал настоящей целью. Атрейо вложил стрелу в лук и изо всех сил натянул тугую тетиву, но выстрелить не смог. Его пальцы словно приросли к тетиве и не отпускали её. Нечто подобное происходило с ним во сне и во все последующие ночи. Он подходил к пурпурному буйволу всё ближе — и это был тот самый буйвол, которого он собирался убить в действительности, он узнавал его по белому пятну на лбу, — но по какой-то причине не мог выпустить смертоносную стрелу. Дни напролет он скакал всё дальше и дальше, так и не зная, куда направляется. И он не встретил никого, кто бы мог дать ему совет. Золотой Амулет, висевший у него на шее, вызывал у всех встречных существ уважение, но никто не мог ответить на вопрос Атрейо. Однажды он заметил вдалеке пылающие улицы города Броуш, населенного созданиями, тела которых были из огня, но Атрейо решил, что лучше туда не заезжать. Он пересек широкое плоскогорье, где жили сазафранцы, — они рождались стариками и умирали, достигнув младенчества. Он заходил в древний лесной храм Муамат, где в воздухе свободно парила большая колонна из лунного камня, и разговаривал с жившими там монахами. Но и оттуда он уехал, ничего не выяснив. Почти неделю скакал Атрейо куда глаза глядят, и вот на седьмой день и в последовавшую ночь с ним произошли два совершенно разных события, решительно изменивших положение Атрейо. Рассказ старого Цейрона об ужасных происшествиях, которые случались во всех концах Фантазии, конечно, произвел на Атрейо очень сильное впечатление, но до сих пор это был всего лишь рассказ. А вот на седьмой день он увидел всё своими глазами. Было около полудня, когда Атрейо ехал по густому темному лесу, — его окружали необыкновенные, огромные деревья с узловатыми стволами. Это был тот самый Воющий Лес, в котором немного ранее встретились четверо посланцев. В этих местах, знал Атрейо, обитали Дубовые Тролли. Говорили, что эти громадные ребята и девчата сами были похожи на узловатые древесные стволы. Если они, по своему обыкновению, неподвижно застывали на месте, их и точно принимали за деревья и, ничего не подозревая, проезжали мимо. Только когда Тролли передвигались, можно было различить у них веткастые руки и кривые корневидные ноги. Хотя они и обладали огромной силой, но были совершенно не опасны. Выкинуть с заблудившимся путником какую— нибудь безобидную шутку — вот самое худшее, на что они способны. Атрейо как раз приглядел зеленую лужайку, по которой змеился ручеек и спешился, чтобы Артакс мог напиться и немного попастись. И вдруг в чащобе за собой он услышал сильный треск и хруст. Он обернулся. Из леса на него шли три Дубовых Тролля, при взгляде на которых по спине у Атрейо пробежали мурашки. У первого Тролля не хватало нижней части туловища и ног, так что ему приходилось идти на руках. У второго была огромная дыра в груди, через которую было видно всё насквозь. А третий скакал на своей единственной правой ноге, потому что вся левая половина у него отсутствовала, как будто его распилили пополам. Увидев на груди Атрейо Амулет, они кивнули друг другу и медленно подошли поближе. — Не пугайся! — сказал тот, что шел на руках, и голос его прозвучал как скрип дерева. — Наш вид, конечно, не очень-то приятен, но в этой части Воющего Леса кроме нас нет никого, кто бы мог тебя предостеречь. Поэтому мы и пришли. — Предостеречь? — спросил Атрейо. — От чего? — Мы о тебе слышали, — прокряхтел Тролль с дырой в груди, — нам рассказывали, почему ты в пути. Ты не должен ехать дальше, иначе погибнешь. — Иначе с тобой произойдет то, что уже случилось с нами, — охнул распиленный пополам. — Погляди на нас! Ты хотел бы этого? — Что же с вами случилось? — спросил Атрейо. — Погибель становится всё шире, — простонал первый. — Растет и растет, и с каждым днем становится больше, если вообще про ничто можно сказать, что оно растет. Все другие вовремя удрали из Воющего Леса, а мы не захотели покидать свою родину. И тогда оно настигло нас во время сна и сделало с нами то, что ты теперь видишь. — Это очень больно? — спросил Атрейо. — Нет, — ответил Тролль с дырой в груди, — ничто не чувствуешь. Просто что-нибудь исчезает. И с каждым днем тот, с кем это случилось, всё уменьшается и уменьшается. Скоро мы совсем перестанем существовать. — А где то место в лесу, откуда это началось? — Ты хочешь его увидеть? Третий Тролль, который был лишь половиной Тролля, вопросительно поглядел на своих товарищей по несчастью и, когда те кивнули, продолжал: — Мы проводим тебя до того места, откуда ты сможешь всё увидеть, но ты должен нам обещать не подходить ближе. Иначе оно неминуемо тебя затянет. — Хорошо, я вам обещаю, — сказал Атрейо. Тролли повернулись и двинулись к опушке леса. Атрейо взял Артакса под уздцы и пошел вслед за ними. Некоторое время они петляли между гигантскими деревьями, а потом остановились перед особенно толстым стволом — пять взрослых мужчин не смогли бы его обхватить. — Забирайся как можно выше, — сказал безногий Тролль, — и гляди в ту сторону, где восходит солнце. Там ты это увидишь, или, скорее, не увидишь. Атрейо стал подниматься вверх по буграм и наростам ствола. Вот он достиг нижнего сука, подтянулся к следующему, переступал выше и выше, пока не потерял землю из виду. Он карабкался вверх, ствол становился всё тоньше, а ветвей было всё больше, так что ему становилось всё легче подниматься. Когда наконец Атрейо уселся на самой верхушке, то обратил свой взгляд на восход солнца, и тут он увидел это: кроны самых ближних деревьев были зелеными, но листва тех, что росли за ними, как будто потеряла всякий цвет, она была серой. А ещё чуть подальше она казалась каким-то странным образом прозрачной, расплывчатой или, лучше сказать, становилась всё нереальнее. А за этим вообще ничего не было, абсолютно ничего. Там не было ни пустого места, ни тьмы, ни света, это было что-то невыносимое для глаз, и возникало чувство, будто ты ослеп. Потому что нет таких глаз, которые смогли бы вытерпеть вид полного Ничто. Атрейо прижал ладони к лицу и чуть было не упал с ветки. Он вцепился в неё изо всех сил и стал быстро спускаться. Он видел достаточно. Только теперь он полностью постиг ужас, который распространялся в Фантазии. Когда Атрейо вновь достиг подножия гигантского дерева, Троллей там уже не было. Он вскочил на своего конька и во весь опор помчался прочь от этого медленно, но неудержимо растущего Ничто. Только когда стало темно и Воющий Лес остался далеко позади, он устроил привал. В ту ночь с ним произошло второе событие, и оно направило его Великий Поиск по новому пути. Ему снова приснился — куда яснее, чем прежде, — большой пурпурный буйвол, которого он собирался убить. На этот раз Атрейо стоял перед ним без лука и стрел. Он чувствовал себя крошечным, а морда зверя заполняла собою всё небо. И Атрейо слышал, что она ему говорила. Он не всё смог понять, но буйвол сказал примерно следующее: — Ты мог убить меня и уже быть Охотником, но так как ты отказался от своего права на это, теперь я могу помочь тебе, Атрейо. Слушай! В Фантазии есть создание куда более древнее, чем все остальные. Далеко-далеко отсюда, на севере, лежат Болота Печали. Среди этих болот возвышается Роговая Гора. Там живет Древняя Морла. Найди Древнюю Морлу! И тут Атрейо проснулся. Башенные часы пробили двенадцать раз. Одноклассники Бастиана сейчас пойдут на последний урок вниз, в спортзал. Быть может, там они будут кидать друг в друга большой тяжелый набивной мяч, с которым Бастиан всегда неуклюже управлялся, отчего ни одна команда не хотела брать его к себе. Иногда они должны были играть маленьким, твердым, как камень, мячиком, и, когда попадали, было ужасно больно. А в Бастиана кидали часто и изо всех сил, потому что он представлял собой легкую мишень. А может, сегодня будут по очереди лазать по канату — это упражнение особенно ненавидел Бастиан. Когда большинство других уже были на самом верху, Бастиан, красный как рак, к шумному удовольствию всего класса болтался, словно мешок с мукой, на нижнем конце и не в силах был подняться ни на полметра. А учитель физкультуры, господин Менге, не скупился на оскорбительные шуточки. Да, много бы дал Бастиан, чтобы быть похожим на Атрейо. Тогда бы он им всем показал! Бастиан тяжело вздохнул. Атрейо скакал на север, всё время на север. Он позволял себе останавливаться только для того, чтобы поесть и поспать самому и дать отдохнуть коню. Он скакал днем и ночью, и в солнцепек, и в ливень, сквозь бури и грозы. Он больше не обращал ни на что внимания и никого ни о чём не спрашивал. Чем дальше продвигался он на север, тем темнее становилось вокруг. Вечные свинцово-серые сумерки наполнили дни, а по ночам в небесах играло северное сияние. Однажды утром — в мутной полумгле время как будто остановилось — Атрейо вдруг увидел с высоты холма Болота Печали. Над ними тянулись клубы тумана, тут и там торчали хилые перелески, и у всех деревьев стволы в нижней части разделялись на четыре, пять, а то и больше перекрученных стволиков — ходуль, будто большие раки на многочисленных лапках стояли в черной воде. Из бурой кроны повсюду свисали воздушные корни, похожие на застывшие щупальца. Было почти невозможно определить, где здесь твердая почва, а где топь, прикрытая сверху водяными растениями. Артакс тихо фыркал от ужаса. — Нам туда непременно надо, господин? — Да, — отвечал Атрейо, — мы должны найти Роговую Гору посреди этих болот. Он слегка подгонял Артакса, и конёк слушался. Шаг за шагом он пробовал копытами почву на прочность, но двигались они очень медленно. В конце концов Атрейо спешился и повел Артакса за собой на уздечке. Несколько раз конь проваливался, и всё же с трудом ему удавалось выбраться. Но чем дальше они заходили в Болота Печали, тем медлительнее становились его движения. Он понурил голову, едва передвигая ноги. — Артакс, — сказал Атрейо, — что с тобой? — Я не знаю, господин, — ответил конь, — думаю, мы должны повернуть назад. Всё это не имеет смысла. Мы гонимся за тем, что тебе лишь приснилось во сне. Нам ничего не найти. А может быть, всё равно уже поздно. Может, Девочка Императрица уже умерла и всё, что мы делаем, бесполезно. Давай повернем назад, господин. — Ты никогда так не говорил, Артакс, — удивился Атрейо. — Что с тобой? Ты болен? — Может быть, — отвечал Артакс. — С каждым шагом растет печаль в моем сердце. У меня нет больше надежды, господин. И мне тяжело, так тяжело. Кажется, я не могу идти дальше. — Но мы должны идти дальше! — воскликнул Атрейо. — Иди, Артакс! Атрейо потянул за повод, но Артакс не сдвинулся с места. Он был уже по брюхо в трясине и не делал никаких усилий, чтобы выбраться. — Артакс! — кричал Атрейо. — Сейчас нельзя расслабляться! Иди! Выбирайся, иначе тебя засосет! — Оставь меня, господин! — ответил конёк. — Мне с этим не совладать. Иди дальше один! И не заботься обо мне! Я уже не в силах справиться с этой печалью. Я хочу умереть. Атрейо отчаянно тащил за повод, но конёк погружался всё глубже. Атрейо ничего не мог сделать. И когда над черной водой осталась одна лишь конская голова, он взял её в руки. — Я крепко держу тебя, Артакс, — прошептал он, — я не дам тебе утонуть. Конёк ещё раз тихонько заржал. — Ты уже не сможешь мне помочь, господин. Со мною всё кончено. Мы оба не знали, что нас здесь ждет. Теперь мы знаем, почему Болота Печали получили такое имя. Печаль сделала меня тяжелым, и я тону. Избавления нет. — Но я ведь тоже здесь, — сказал Атрейо, — и ничего не чувствую. — У тебя «Блеск», господин, — ответил Артакс. — Ты защищен. — Сейчас я перевешу Знак тебе на шею, — крикнул Атрейо, — может, он и тебя защитит. Он попытался снять цепочку. — Нет, — фыркнул конек, — ты не можешь делать этого. Знак Власти дан тебе, и ты не можешь передавать его по своему усмотрению. Ты должен продолжать Поиск без меня.

The script ran 0.015 seconds.