1 2 3 

  
   
    
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
   
   
Адвокат.
   
Полицейский.
   
Дочь.
   
Суфлер.
   
Поэт.
   
Хорист.
   
Офицер.
   
Стекольщик.
   
Привратница.
   
Учитель.
   
Расклейщик афиш.
   
Слепец.
   
Пенсионер.
   
Отвозчики.
   
Эдит.
   
Лорд-канцлер. Лина.
   
Декан богословского факультета. Балерина.
   
Декан философского факультета. Кристин.
   
Декан юридического факультета.
   
Начальник карантина.
   
Декан медицинского факультета.
  
  
   
    
НАПОМИНАНИЕ
   
   
Автор в этой пьесе стремился подражать бессвязной, но кажущейся логичной форме сновидения: все возможно и вероятно. Времени и пространства не существует; цепляясь за крохотную основу реальности, воображение прядет свою пряжу и ткет узоры: смесь воспоминаний, переживаний, свободной фантазии, вздора и импровизаций.
   
Герои расщепляются, раздваиваются, испаряются, уплотняются, растекаются, собираются воедино. Но одно превыше всего — сознание сновидца; для него нет ни тайн, ни непоследовательности, ни раздумий, ни законов. Сновидец не осуждает, не оправдывает, только соотносит, а поскольку сновидение чаще всего болезненно, редко радостно, колеблющееся повествование окрашено грустью и сочувствием ко всему живому. Сон — избавитель — нередко бывает мучительным, но, когда страдание становится невыносимым, наступает пробуждение, примиряя страдание с действительностью, которая, какой бы тягостной она ни была, в этот миг все же доставляет наслаждение по сравнению с мучительным сновидением.
  
  
   
    
ПРОЛОГ
   
  
  
   
Задник представляет собой шапки облаков, похожих на разрушенные сланцевые горы, с замками и развалинами крепостей. Видны созвездия Льва, Девы и Весов, а между ними ярко сияет планета Юпитер. 
   
Дочь Индры стоит на самом верхнем облаке.
   
Голос Индры (сверху)
   
Где ты, дочь моя, где?
   
Дочь Индры 
   
Здесь, отец, здесь!
   
Голос Индры
   
Дитя, ты заблудилась, берегись, ты опускаешься... Как попала ты сюда?
   
Дочь Индры
   
Из высших сфер за молнии лучом помчалась я, на облаке, как в колеснице...
   
Но облако спустилось, и вниз лечу теперь... Скажи, о отче, Индра, куда попала я? Мне душно здесь, так тяжело дышать.
   
Голос Индры
   
Ты мир покинула второй, вступила в третий, от Шукры, утренней звезды, ты удалилась и входишь в земное небо; взгляни же там на Солнца дом седьмой, ему название Весы, там, где звезда дневная осеннею порой равняет день и ночь...
   
Дочь Индры
   
Ты Землю помянул, ужели это черный и тяжелый мир, что освещается луной?
   
Голове Индры
   
Плотнейший, тяжелейший из шаров, что по Вселенной бродят.
   
Дочь Индры Скажи, а солнце там никогда не светит?
   
Голос Индры Конечно, светит, но не все время...
   
Дочь Индры Разверзлось облако, я вниз смотрю...
   
Голос Индры Что видишь ты, дитя?
   
Дочь Индры
   
Я вижу... там красиво... зеленые леса, и синева воды, и белые вершины, и желтые поля...
   
Голос Индры
   
Да, там прекрасно, как все, что создал Брахма... но было там еще прекраснее когда-то, на заре времён; потом случилось что-то, сместилась ли орбита, иль произошло иное, взрыв, нарушивший событий ход, который надобно исправить...
   
Дочь Индры
   
Теперь я снизу слышу звуки... Что там за племя обитает?
   
Голос Индры
   
Сойди и посмотри... я не хочу позорить Создателя творенья, но то, что слышишь ты, — их язык.
   
Дочь Индры 
   
Звучит он как... безрадостно звенит он.
   
Голос Индры
   
Еще бы! Ибо родному языку их имя плач. О да! Неблагодарное земляне племя, довольны не бывают...
   
Дочь Индры
   
Не говори так, теперь я слышу радостные крики и залпы, гул, я вижу, молнии сверкают, колокола звонят, костры горят, и тысячею тысяч голосов возносится хвала и благодарность Небу...
   
Пауза.
   
Не в меру ты сурово судишь их, отец...
   
Голос Индры
   
Сойди и посмотри, послушай, а вернешься, расскажешь мне, оправданны ли стенанья их и жалобы...
   
Дочь Индры 
   
Да будет так, иду, пойдем со мной, отец! 
   
Голос Индры Нет, мне там дышать невмочь...
   
Дочь Индры
   
Облако спускается, как душно, я задыхаюсь... Не воздухом дышу, а дымом и водой... Как тяжко, меня он тянет вниз, все вниз, теперь я замечаю, как он кренится, третий мир — не лучший, все же из миров...
   
Голос Индры
   
Не лучший, нет, но и не худший, ему названье Прах, он катится, как и все другие, и потому у племени порою голова кружится, на грани помешательства и сумасбродства... Исполнись мужества, дитя, всего лишь испытанье это.
   
Дочь Индры (облако опускается, она стоит на коленях)
   
Я опускаюсь.
  
  
   
    
ИГРА СНОВ
   
   
Задник представляет собой лес гигантских цветущих штокроз: белых, розовых, пурпурных, сернисто-желтых, фиолетовых, над которыми видна золоченая крыша замка, увенчанная похожим на корону бутоном. Внизу, у подножия стен замка, — кучи сена, наваленные на вычищенную из конюшни солому, перемешанную с конским навозом. Боковые кулисы, не убирающиеся на протяжении всего спектакля, представляют собой стилизованные фрески, комнаты, архитектуру и пейзаж одновременно.
   
Входят Стекольщик и Дочь.
   
Дочь. Замок все время растёт из земли... Видишь, насколько он вырос с прошлого года?
   
Стекольщик (про себя). Никогда прежде не видел этого замка... никогда не слыхивал, чтобы замки росли... но... (К Дочери, очень убежденно.) Да, он вырос на два локтя, это потому, что его унавозили... посмотри внимательно, видишь, на солнечной стороне распустился флигель.
   
Дочь. Он, верно, скоро зацветет, ведь Иванов день миновал?
   
Стекольщик. А ты не видишь цветок вон там, наверху?
   
Дочь. Вижу! (Хлопает в ладоши.) Скажи, отец, почему цветы растут из грязи?
   
Стекольщик (благочестиво). Потому что в грязи им неуютно» они спешат поскорее выбраться на свет, чтоб расцвести и умереть!
   
Дочь. Ты знаешь, кто живет в замке?
   
Стекольщик. Знал, но забыл.
   
Дочь. Мне кажется, там узник... и он, конечно, ждет, когда я его освобожу.
   
Стекольщик. Но какой ценой?
   
Дочь. Когда речь идет о долге, о цене не торгуются. Давай войдем в замок!..
   
Стекольщик. Идем!
   
Они медленно направляются к раздвигающемуся в стороны заднику.
   
На сцене теперь — непритязательная, пустоватая комната, в которой стоят стол и несколько стульев. На стуле сидит Офицер в весьма необычном современном мундире. Он качается на стуле, колотя саблей по столу.
   
Дочь (Подходит к Офицеру и осторожно берет у него из руки саблю). Не надо так! Не надо!
   
Офицер. Агнес, милая, пожалуйста, не отнимай у меня саблю!
   
Дочь. Нет, иначе ты разрубишь стол! (Отцу.) Ступай в сбруйную и вставь стекло, увидимся позднее!
   
Стекольщик уходит. 
   
* * *
   
Дочь. Ты в плену у своих комнат, я пришла тебя освободить!
   
Офицер. Я ждал этого, но не был уверен, что ты захочешь.
   
Дочь. Замок крепок, о семи стенах, но... ничего, справимся!.. Ты хочешь или нет?
   
Офицер. Откровенно говоря, не знаю, ибо мне в любом случае будет больно! За любую радость в жизни приходится платить двойным страданием. Здесь тяжко, но, если я куплю сладкую свободу, буду страдать втройне. Агнес, пусть я буду страдать, только бы мне видеть тебя!
   
Дочь. Что ты видишь во мне?
   
Офицер. Красоту, которая есть гармония Вселенной. Линии твоего тела сравнимы лишь с орбитами Солнечной системы, с нежно звучащей струной, с вибрацией света. Ты дитя небес...
   
Дочь. И ты тоже!
   
Офицер. Почему же тогда я должен стеречь лошадей? Убирать конюшни и вывозить солому?
   
Дочь. Чтобы ты мечтал отсюда выбраться!
   
Офицер. Я мечтаю, но выбраться отсюда так трудно!
   
Дочь. Но стремиться обрести свет свободы — это долг!
   
Офицер. Долг? Жизнь никогда не признавала долгов по отношению ко мне!
   
Дочь. Ты считаешь себя обиженным жизнью?
   
Офицер. Да! Она была несправедлива...
   
* * *
   
Теперь слышны голоса из-за ширмы-перегородки, которая сразу же вслед за этим убирается.
   
Офицер и Дочь заглядывают туда и застывают, точно окаменев.
   
За столом сидит Мать, она больна. Перед ней сальная свеча, с которой она время от времени снимает щипчиками нагар. На столе лежат стопки готовых рубах, она их метит гусиным пером и чернилами. Слева — коричневый платяной шкаф.
   
Отец (появляясь, протягивает шелковую мантилью, мягко). Ты не хочешь ее взять?
   
Мать. Шелковая мантилья — мне? Зачем она мне, друг мой, ведь я скоро умру!
   
Отец. Ты веришь тому, что говорит доктор?
   
Мать. И тому, что он говорит, тоже, но больше всего внутреннему голосу.
   
Отец (печально). Значит, это серьезно?.. И ты прежде всего думаешь о детях!
   
Мать. В них моя жизнь! Мое оправдание... моя радость и мое горе.,.
   
Отец. Кристин, прости меня... за все!
   
Мать. За что? Прости ты меня, дорогой: мы мучили друг друга, почему? Мы не знаем! Не могли по- другому!.. Кстати, вот новое белье для детей... Следи, чтобы они меняли его два раза в неделю, по средам и воскресеньям, и чтобы Лувиса мыла их... все тело... Ты уходишь?
   
Отец. Мне нужно к одиннадцати быть в коллегии!
   
Мать. Прежде чем уйдешь, попроси Альфреда зайти ко мне!
   
Отец (указывает на Офицера). Милочка, да вот же он стоит!
   
Мать. Подумать только, я уже и видеть плохо стала... да, темнеет.., (Снимает нагар со свечи.) Альфред! Подойди!
   
Отец, кивнув на прощание, уходит прямо сквозь стену.
   
* * *
   
Офицер подходит к Матери.
   
Мать. Кто эта девушка?
   
Офицер (шепотом), Это Агнес!
   
Мать. О, так это Агнес? Знаешь, что говорят?.. Что она дочь бога Индры, она попросила отпустить ее на землю, чтобы узнать, как живется людям... Молчи, не говори ничего!..
   
Офицер. Значит, она дитя Божье!
   
Мать (громко). Милый Альфред, скоро я покину тебя и твоих сестер и братьев... И хочу кое-что сказать тебе на прощание!
   
Офицер (печально). Говори, матушка!
   
Мать, Лишь одно: никогда не перечь Богу!
   
Офицер. Что ты имеешь в виду, матушка?
   
Мать. Ты не должен чувствовать себя обиженным жизнью.
   
Офицер. Но если со мной обращаются несправедливо...
   
Мать. Ты намекаешь на тот случай, когда тебя несправедливо наказали за то, что ты якобы взял монетку, а она потом нашлась!
   
Офицер. Да! И из-за этой несправедливости вся моя жизнь пошла вкривь и вкось...
   
Мать, Вот как! Тогда подойди к шкафу...
   
Офицер (пристыженно). Значит, ты знаешь! Эта..
   
Мать. "Швейцарский Робинзон"... За которого...
   
Офицер. Не говори больше ничего!..
   
Мать. За которого наказали твоего брата... а ведь это ты порвал и спрятал книгу!
   
Офицер. Подумать только, прошло уже двадцать лет, а шкаф все стоит... Мы ведь столько раз переезжали, и моя мать умерла десять лет назад!
   
Мать. Ну и что с того? Тебе непременно нужно задавать множество вопросов и тем самым портить себе радость жизни!.. Смотри-ка, Лина!
   
* * *
   
Лина (входит). Милая госпожа, от души вас благодарю, но я не могу идти на крестины...
   
Мать. Почему же, дитя мое?
   
Лина. Мне нечего надеть!
   
Мать. Вот, возьми мою мантилью!
   
Лина. Нет-нет, Бог с вами, как можно!
   
М а т ь. Я не понимаю тебя! Мне больше уж в гости не ходить...
   
* * *
   
Офицер. Что скажет отец? Это ведь его подарок...
   
Мать. Какая мелочность...
   
* * *
   
Отец (всовывает голову). Ты собираешься одолжить мой подарок служанке?
   
Мать. Не говори так... вспомни, я тоже когда-то была служанкой... зачем обижать того, кто ни в чем не провинился?
   
Отец. Зачем же ты обижаешь меня, твоего супруга?..
   
Мать. Ох, что за жизнь! Стоит совершить хороший поступок, как-тут же находится кто-то, кому это не по вкусу... сделаешь добро одному, а другому это приносит зло. Ох, что за жизнь! (Снимает нагар со свечи, свеча гаснет. На сцене становится темно, выдвигается ширма.)
   
Дочь. Жалко людей!
   
Офицер. Ты считаешь?
   
Дочь. Да, жизнь трудна, но любовь побеждает все! Пойдем посмотрим!
   
Идут к заднику.
   
Задник поднимается; теперь виден новый задник, представляющий собой жуткий обшарпанный брандмауэр. В центре его ворота, открывающиеся в коридор, который ведет на зеленую светлую площадку, где возвышается колоссальный синий аконит. Слева от ворот сидят Привратница, голова и плечи которой укрыты шалью; она вяжет крючком звездное покрывало. Справа — афишная доска, которую сейчас чистит Расклейщик афиш; возле него лежит сачок для ловли рыбы с зеленой ручкой. Подальше справа — дверь с отверстием в форме четырехлистника. Слева от ворот стоит тоненькая липа, с угольно-черным стволом и редкими зелеными листиками, возле — окошко погреба.
   
Дочь (подходит к Привратнице). Звездное покрывало еще не готово?
   
Привратница. Нет, дружок; двадцать шесть лет для такой работы ничто!
   
Дочь. А жених так и не вернулся?
   
Привратница. Нет, но то не его вина. Он вынужден был уйти... бедняжка; тридцать лет уж минуло!
   
Дочь (Расклейщику афиш). Она ведь была балериной, там, в Оперном театре?
   
Расклейщик афиш. Она была номер один... но он уехал — и вроде как бы забрал с собой ее танец... с тех пор ей не давали партий...
   
Дочь. Все ропщут... не глазами, так голосом...
   
Расклейщик афиш. Я не особо ропщу... теперь, когда у меня есть сачок и зеленый садок!
   
Дочь. И вы счастливы?
   
Расклейщик афиш. Счастлив, очень... это была мечта моей молодости... и вот она осуществилась, правда, мне уже исполнилось пятьдесят...
   
Дочь. Пятьдесят лет за сачок и садок...
   
Расклейщик афиш. Зеленый садок, зеленый...
   
* * *
   
Дочь (Привратнице). Дайте мне вашу шаль, позвольте посидеть здесь, посмотреть на детей человеческих! А вы стойте сзади и объясняйте! (Накидывает шаль и садится у ворот.)
   
Привратница. Сегодня последний день, опера закрывается... сейчас они узнают, получили ли ангажемент...
   
Дочь. А те, кого не возьмут?
   
Привратницу Господи Иисусе, такое видеть... я закрываю лицо шалью...
   
Дочь. Бедные люди!
   
Привратница. Смотрите, вон идет одна из них!.. Ее среди избранных нет... Смотрите, как она рыдает...
   
Справа в ворота вбегает Певица, прижимая к глазам платок, на миг останавливается в коридоре, прислонив голову к стене, потом быстро исчезает.
   
Дочь. Жалко людей!
   
* * *
   
Привратница. Но взгляните сюда — вот как выглядит счастливый человек!
   
Из коридора через ворота выходит Офицер в рединготе, в цилиндре и с букетом роз в руке. Сияющий, веселый.
   
Привратница. Он женится на фрекен Виктории!..
   
Офицер (на авансцене, смотрит вверх, поет). Виктория!
   
Привратница. Фрекен сейчас придет!
   
Офицер. Прекрасно! Коляска ждет, стол накрыт, шампанское положено в лед... Разрешите мне обнять вас, сударыни. (Обнимает Дочь и Привратницу. Поет.) Виктория!
   
Женский голос (сверху, поет). Я здесь!
   
Офицер (начинает ходить взад и вперед).Ладно ! Я подожду!
   
* * *
   
Дочь. Ты меня знаешь?
   
Офицер. Нет, я знаю лишь одну женщину... Викторию! Семь лет я хожу здесь, поджидая ее... после полудня, когда солнце задевает своим краем дымоходы, и вечером, когда опускается ночной мрак... Поглядите на асфальт, и вы увидите следы, оставленные верным любовником! Ура! Она моя! (Поет.) Виктория! (Ответа нет.) Она одевается! (Расклейщику афиш.) У вас, как я погляжу, сачок! В опере все обожают сачки... или, вернее сказать, рыбок! Немых рыбок, ибо они не умеют петь... Сколько стоит такая штуковина?
   
Расклейщик афиш. Да порядочно!
   
Офицер (поет). Виктория!.. (Трясет липу.) Смотрите, опять зазеленела! В восьмой раз!.. (Поет.) Виктория!.. Она причесывается!.. (Дочери.) Послушайте, сударыни, позвольте мне подняться за моей невестой!..
   
Привратница. На сцену вход воспрещен!
   
Офицер. Семь лет я хожу здесь! Триста шесть- десять пять, помноженное на семь, будет две тысячи пятьсот пятьдесят пять! (Останавливается и ковыряет пальцем дверь с четырехлистником.) ...И эту дверь я видел две тысячи пятьсот пятьдесят пять раз, так и не узнав, куда она ведет! И этот четырехлистник, проделанный, чтобы пропускать свет... пропускать свет — для кого? Есть там кто-нибудь? Живет кто- нибудь за этой дверью?
   
Привратница. Не знаю! Ни разу не видела, чтобы ее открывали!
   
Офицер. Она похожа на дверь кладовки, которую я видел, когда моя няня по воскресеньям брала меня, четырехлетнего, с собой в гости! В гости, в другие семьи, к другим няням, но меня никогда не пускали дальше кухни, и я сидел между бочкой с водой и ларем с солью; сколько кухонь я повидал на своем веку, а кладовки всегда располагались в прихожей, и в дверях были проверчены дырочки, круглые и в форме четырехлистника!.. Но в опере ведь не может быть кладовки, у них же нет кухни! (Поет.) Виктория!.. Послушайте, сударыня, она же не могла уйти другим ходом?
   
Привратница. Не могла, другого хода нет!
   
Офицер. Прекрасно, тогда я не пропущу ее!
   
Из театра торопливо выходят служащие театра, Офицер внимательно оглядывает каждого.
   
* * *
   
Офицер. Теперь она должна скоро появиться!.. Сударыня! Этот громадный аконит вон там! Я его помню с детства... Это что, тот же самый?.. Помню, в одной пасторской усадьбе, мне было семь... лепестки словно два голубка, два синих голубка... но в тот раз... прилетела пчела и забралась в лепестки... и я подумал: сейчас я тебя поймаю! И сжал цветок; а пчела укусила меня сквозь лепестки, и я заплакал... а потом пришла пасторша и приложила к ранке влажную землю... а на ужин нам дали землянику с молоком!.. Мне кажется, уже смеркается. Куда уходит расклейщик афиш?
   
Расклейщик афиш. Домой, вечерять.
   
Офицер (закрывает глаза рукой). Вечерять? В такой ранний час? Послушайте-ка!.. Позвольте мне войти иа минутку и позвонить по телефону в «растущий замок».
   
Дочь. Что тебе там нужно?
   
Офицер. Сказать стекольщику, чтобы он вставил двойные стекла, ведь скоро зима, а я ужасно мерзну! (Входим в привратницкую.)
   
* * *
   
Дочь. Кто такая фрекен Виктория?
   
Привратница. Его возлюбленная!
   
Дочь. Хороший ответ! Ему нет дела, кто она для нас и для других! Главное, кто она для него!
   
Резко темнеет.
   
Привратница (зажигает фонарь).Сегодня быстро вечереет!
   
Дочь. Для богов год словно минута!
   
Привратница. А для людей минута может быть словно год!
   
* * *
   
Офицер (выходит. Он весь в пыли, розы завяли). Она еще не пришла?
   
Привратница. Нет!
   
Офицер. Придет, непременно придет!.. Она придет непременно! (Ходит взад и вперед.) И верно, пожалуй, все-таки разумнее всего отменить обед!.. Поскольку уже вечер... Да, так и сделаю! (Входит внутрь и звонит.)
   
* * *
   
Привратница (Дочери). Ну а теперь, пожалуйста, отдайте мне шаль!
   
Дочь. Нет, мой друг, ты свободна; я буду вместо тебя нести службу... ибо я хочу узнать людей и жизнь, проверить, так ли она тяжела, как говорят.
   
Привратница. Но здесь, на посту, нельзя спать, ни в коем случае, ни днем, ни ночью...
   
Дочь. Даже ночью?
   
Привратница. Ну, тут уж как сумеешь, только сперва надобно на руку шнурок от звонка намотать... потому что по сцене ходят ночные сторожа, и они меняются каждые три часа...
   
Дочь. Но это же пытка...
   
Привратница. Это вы так полагаете, а мы до смерти рады такому месту, и если бы вы только знали, как мне завидуют...
   
Дочь. Завидуют? Завидуют тому, кого пытают?
   
Привратница. Да!.. Но, понимаете, тяжелее всего, тяжелее ночного бдения и изнурительной работы, сквозняков, холода и сырости,— так вот, тяжелей всего выслушивать, как выпало на мою долю, доверительные излияния тех, наверху... Они приходят ко мне — почему? Быть может, в морщинах моего лица они читают вырезанные страданиями руны, которые располагают к доверительности... В этой шали, дружок, скрыты мои собственные тридцатилетние муки и муки других!..
   
Дочь. Какая она тяжелая, и жжется, как крапива...
   
Привратница. Поносите ее, коли вам того хочется... а когда тяжесть ее станет невыносимой, позовите меня, я приду и вас сменю!
   
Дочь. Прощай! То, что по силам вам, должна осилить и я!
   
Привратница. Увидим!.. Только будьте поласковее с моими маленькими друзьями, и да не устанете вы от их жалоб. (Исчезает в коридоре.)
   
Полное затемнение. В это время декорации меняются — липа облетела, синий аконит завял и почернел; когда сцена освещается, видно, что зелень в другом конце коридора стала по-осеннему бурой.
   
Офицер (выходит, когда светлеет. Теперь у него седые волосы и седая борода. Одежда потрепанная, пристежной воротничок черный, залоснившийся. Букет роз совсем, облетел видны одни стебли. Он ходит взад и вперед). Судя по всему, лето миновало, приближается осень... Я замечаю это вон по той липе и по акониту!.. (Ходит.) Но осень — для меня весна, потому что открывается театр! И она обязательно придет! Сударыня, пожалуйста, разрешите мне пока посидеть на этом стуле!
   
Дочь. Садитесь, друг мой, я могу постоять!
   
Офицер (садится).Мне бы-только поспать немного, совсем другое дело было бы!.. (На минуту засыпает, потом вскакивает и принимается ходить; останавливается у двери с четырехлистникйм, ковыряет ее пальцем.) Эта дверь не дает мне покоя... Что там за ней? Что-то должно быть! (Сверху доносятся слабые звуки танцевальной музыки.) Вот! , Репетиции начались! (Свет на сцене начинает мигать, как будто включили маяк.) Что это? (Скандирует в такт вспышкам света.) Светло — темно, светло — темно!
   
Дочь (передразнивает). Даш — ночь, день — ночь!.. Всеблагое Провидение хочет сократить твое ожидание! И потому убегают дни, прогоняя ночи!
   
Свет на сцене выравнивается. Входит Расклейщик афиш с сачком и рабочими принадлежностями.
   
Офицер. Это расклейщик афиш, с сачком... Рыбалка была удачной?
   
Расклейщик афиш. Вполне! Лето теплое, правда затянулось малость». и сачок хороший, хотя и не такой, как я думал...
   
Офицер (с ударением). «Не такой, как я думал»!.. Прекрасно сказано! Вокруг все не такое, как я думал!.. Ибо мысль важнее действия—выше дела... (Ходит, колотя стеблями роз о стену так, что последние листики облетают.)
   
Расклейщик афиш. Она все еще не спустилась?
   
Офицер. Еще нет, но скоро спустится!.. Вы не знаете, что там, за этой дверью?
   
Расклейщик афиш. Нет, ни разу не видел эту дверь открытой.
   
Офицер. Позвоню, вызову кузнеца, пусть придет и откроет! (Идет к телефону).
   
Расклейщик афиш наклеивает афишу и идет направо.
   
Дочь. Чем же сачок оказался нехорош?
   
Расклейщик афиш. Нехорош? Да вообще-то, он всем хорош, просто не такой, как я думал, потому и удовольствие было не такое большое...
   
Дочь, А каким вы представляли себе сачок?
   
Расклейщик афиш. Каким?.. Этого я сказать не могу...
   
Дочь. Позвольте, тогда я скажу!.. Вы представляли его себе не таким, каким он оказался! Он должен был быть зеленым, но не такого зеленого цвета!
   
Расклейщик афиш. Вы это знаете, госпожа! Вы знаете все — поэтому-то все и идут к вам со своими заботами... Ежели бы вы захотели и меня разок выслушать...
   
Дочь. С удовольствием... Идите сюда и излейте мне свое сердце...
   
Она заходит в привратницкую, Расклейщик афиш стоит у окна и рассказывает.
   
* * *
   
Вновь полное затемнение; потом светлеет, теперь липа опять зазеленела, цветет аконит, солнце освещает зелень в конце коридора.
   
Выходит Офицер; он превратился в седовласого старика в рваной одежде, стоптанных башмаках; в руке стебли роз. Ходит взад и вперед, медленно, по-стариковски. Читает афишу.
   
* * *
   
Справа появляется Балерина.
   
Офицер. Фрекен Виктория ушла?
   
Балерина. Нет. Не ушла!
   
Офицер. Тогда я подожду! Она ведь скоро спустится?
   
Балерина (серьезно). Обязательно!
   
Офицер. Не уходите, сейчас вы увидите, что за этой дверью, я послал за кузнецом!
   
Балерина. Дверь откроют! Интересно-то как! Дверь и «растущий замше», вы знаете «растущий замок»?
   
Офицер. Знаю ли я? Я был его узником.
   
Балерина. Ой, правда? А почему у них там столько лошадей?
   
Офицер. Это же замок-конюшня...
   
Балерина (с болью). Какая же я дура! Сама не могла сообразить!
   
Справа появляется Хорист.
   
Офицер. Фрекен Виктория ушла?
   
Хорист (серьезно). Нет, не ушла! Она никогда не уйдет!
   
Офицер. Это потому, что она любит меня!.. Не уходите, сейчас придет кузнец и откроет эту дверь.
   
Хорист. Да что вы, откроют дверь! Как здорово!.. Мне только нужно кое-что спросить у привратницы.
   
* * *
   
Справа выходит Суфлер.
   
Офицер. Фрекен Виктория ушла?
   
Суфлер. Насколько я знаю, нет!
   
Офицер. Вот видите! Разве я не говорил, что она меня ждет! Не уходите, сейчас дверь откроют.
   
Суфлер. Какую дверь?
   
Офицер. Разве здесь есть еще двери?
   
С у флер. А, знаю — ту, с четырехлистником!.. Я непременно останусь! Только сперва поговорю с привратницей!
   
Балерина, Хорист, Суфлер, сбившись в группу вместе с Расклейщиком афиш у окна Привратницы, по очереди говорят с Дочерью. Из ворот появляется Стекольщик.
   
Офицер. Вы кузнец?
   
Стекольщик. Нет, кузнец отправился с визитами, но стекольщик справится не хуже.
   
Офицер. Ну да, разумеется..; разумеется, а алмаз у вас с собой?
   
Стекольщик. Конечно! Разве бывают стекольщики без алмаза?
   
Офицер. Не бывают! Ну» тогда приступим к делу! (Хлопает в ладоши.)
   
Все собираются вокруг двери. Справа к ним присоединяются хористы в костюмах мейстерзингеров и статистки в костюмах танцовщиц из «Аиды».
   
* * *
   
Офицер. Кузнец — или стекольщик, приступайте к своим обязанностям!
   
Вперед выходит Стекольщик с алмазом.
   
В жизни не часто бывают подобные мгновения, поэтому, дорогие друзья, прошу вас... хорошенько поразмыслить...
   
* * *
   
Полицейский (выходит вперед). Именем закона я запрещаю открывать эту дверь!
   
Офицер. О Господи, стоит захотеть сделать что- то полезное и великое, как сразу же начинаются неприятности!.. Но мы будем судиться!.. Итак, к адвокату! Посмотрим, существуют ли законы! К адвокату!
   
* * *
   
Сцена превращается при открытом занавесе в адвокатскую контору следующим образом: ворота остаются и служат дверцей в пересекающей всю сцену перегородке, отгораживающей контору. Привратницкая превращена в рабочий закуток адвоката, только без стены впереди; облетевшая липа служит вешалкой для пальто и шляп; афишная доска увешана извещениями и решениями по судебным делам; дверь с четырехлистником является дверцей шкафа для документов.
   
Адвокат во фраке и белом шейном платке сидит слева с внутренней стороны, ворот за конторкой, заваленной бумагами. На его лице печать, неслыханных страданий: белое, словно меловое, лицо, прорезанное морщинами, с тенями, которые кажутся фиолетовыми; он уродлив, и лицо отражает все те преступления и грехи, с которыми он сталкивается по роду своей профессии. Один из его двух писцов однорукий, другой — одноглазый.
   
Люди, собравшиеся лицезреть «открытие двери», остались на прежнем месте, но теперь как бы ожидая очереди к Адвокату; впечатление такое, словно они все время здесь стоят.
   
Дочь (в шали) и Офицер на переднем плане.
   
Адвокат (подходит к Дочери). Дай мне твою шаль, сестра... пусть она повисит здесь, пока я не разведу огонь в печи; а потом я сожгу ее, со всеми ее горестями и несчастьями...
   
Дочь. Еще рано, брат, сначала я наполню ее до краев, и прежде всего соберу твою боль, все доверенные тебе признания в преступлениях, грехах, неправедных заработках, оговорах, оскорблениях...
   
Адвокат. Ах, дружок, на это твоей шали не хватит! Посмотри на эти стены: обои точно вымазаны грехами; посмотри на эти бумаги, где я сочиняю истории о несправедливостях; посмотри на меня... Сюда никогда не заглядывает улыбающийся человек — лишь злобные взгляды, ощеренные рты, сжатые кулаки... И все изливают мне свою злобу, свою зависть, свои подозрения... Посмотри, мои руки черны, их нельзя отмыть, ты видишь, как они потрескались и кровоточат... я ношу платье не больше двух-трех дней, ибо оно начинает вонять чужими преступлениями... Иногда я велю окуривать помещение серой, но это не помогает; я сплю здесь рядом, и мне снятся только преступления... Сейчас у меня в суде низшей инстанции рассматривается дело об убийстве... это еще ничего — знаешь, что хуже всего?.. Разводить супругов! Тогда словно кричит земля и вопиет небо... криком кричат о предательстве первобытной силы, источника добра, любви... И понимаешь, когда, исписав горы бумаг их взаимными обвинениями, ты наконец, преисполненный любви, приглашаешь одного из супругов для разговора с глазу на глаз и, ущипнув его или ее за ушко, с улыбкой спрашиваешь: а что, собственно, вы имеете против вашего супруга — или супруги, она — или он — не может сказать ничего, не знает причины! Один раз... речь зашла о зеленом салате, другой — о каком-то слове, а чаще всего ни р чем. Зато какие муки, какие страдания! И мне приходится их нести!.. Посмотри, на кого я похож! Ты думаешь, я способен — с такой-то преступной внешностью — вызвать ответную любовь женщины? Думаешь, кто-нибудь захочет стать моим другом, другом человека, который обязан взыскивать все долги города, денежные долги?.. Горько быть человеком!
   
Дочь. Жалко людей!
   
Адвокат. Жалко! А на какие средства люди живут — для меня полнейшая загадка! Они женятся, имея доход в две тысячи крон, хотя им требуется четыре... разумеется, берут в долг, все берут в долг! Еле сводят концы с концами, выкручиваясь до самой смерти... и наследство всегда оказывается опутано долгами! Кто же в конце концов будет их платить, скажи, кто?
   
Дочь. Тот, Кто питает птиц!
   
Адвокат. Да! Но если бы Тот, Кто питает птиц, сошел на Свою землю и посмотрел, каково приходится бедным детям человеческим, может быть, он проникся бы состраданием...
   
Дочь. Жалко людей!
   
Адвокат. Воистину! (Офицеру.) Чего вы желаете?
   
Офицер. Я хотел лишь спросить, ушла ли фрекен Виктория!
   
Адвокат. Нет, не ушла> можете быть совершенно спокойны... Зачем вы ковыряете мой шкаф?
   
Офицер. Мне показалось, что дверь так похожа...
   
Адвокат. Нет, нет, нет!
   
Слышится перезвон церковных колоколов.
   
* * *
   
Офицер. В городе похороны?
   
Адвокат. Нет, торжественное присуждение степени, докторской степени. Мне как раз нужно туда, получить степень доктора юриспруденции. Нет ли у вас желания получить степень и лавровый венок?
   
Офицер. А почему бы и нет? Все развлечение...
   
Адвокат. Тогда, может быть, сразу и приступим к торжественному акту? Только идите и переоденьтесь!
   
Офицер выходит. На сцене затемнение, во время которого происходят следующие изменения: перегородка теперь представляет собой балюстраду церковных хоров; афишная доска становится доской для вывешивания номеров псалмов; липа- вешалка превращается в канделябр; конторка Адвоката — в кафедру для оглашения торжественного акта; дверь с четырехлистником теперь ведет в ризницу... Хористы из «Мейстерзингеров» представляют герольдов с жезлами, а статистки несут лавровые венки.
   
Прочий народ — зрители.
   
Задник поднимается, открывая новый, представляющий собой один огромный орган с клавиатурой, над которой укреплено зеркало. Слышится музыка. По сторонам — четыре факультета: философия, теология, медицина, юриспруденция. Сцена какое-то время пуста.
   
Справа появляются герольды.
   
За ними шествуют статистки с лавровыми венками на вытянутых руках.
   
Слева один за другим выходят три соискателя, получают венок из рук статисток и выходят направо.
   
Адвокат подходит получать венок.
   
Статистки поворачиваются, отказываясь возлагать на него венок, и удаляются;
   
Адвокат, потрясенный, прислоняется к колонне.
   
Все расходятся.
   
Адвокат остается один.
   
* * *
   
Дочь (входит, голова и плечи укутаны белым покрывалом). Видишь, я постирала шаль... Но почему ты стоишь здесь? Ты не получил венок?
   
Адвокат. Нет, я оказался недостойным.
   
Дочь. Почему? Потому что ты защищал бедняков, заступался за преступника, облегчал бремя виновному, добивался отсрочки осужденному?.. О, горе людям... они не ангелы; но их жалко.
   
Адвокат. Не говори плохо о людях, ведь я их защищаю...
   
Дочь (прислонившись к органу). Почему они бьют своих друзей в лицо?
   
Адвокат. Они не умеют иначе!
   
Дочь. Давай же просветим их! Хочешь? Вместе со мной!
   
Адвокат. Они не приемлют просвещения.. О, если бы наши жалобы достигли богов на небесах...
   
Дочь. Они достигнут трона!.. (Становится рядом с органом.) Знаешь, что я.вижу в этом зеркале?.. Правильный мир!.. Да, ибо сам по себе он вывернут наизнанку!
   
Адвокат. Каким образом его вывернули наизнанку?
   
Дочь. Когда делали копию...
   
Адвокат. Вот ты и произнесла это слово! Копия... Я всегда подозревал, что это плохая копия... и когда начал припоминать первообразы, все мне стало не по душе~ Люди называли это недовольством, осколками сатанинского зеркала и еще бог знает как...
   
Дочь. Ну разве это не безумие? Посмотри на эти четыре факультета!.. Правительство, охраняющее общество, вознаграждает все четыре: теологию, учение о Боге, которое вечно подвергается нападкам и насмешкам со стороны философии, выдающей себя за саму мудрость! И медицину, которая вечно отвергает философию, а теологию не признает за науку, называя ее суеверием... И все они сидят в одной и той же консистории, которая должна научить молодежь почтению — к университету. Это ведь сумасшедший дом! И горе тому, кто первым поумнеет!
   
Адвокат. Первыми прозревают богословы. Они сперва изучают философию, которая учит их, что теология — нонсенс; потом из курса теологии узнают, что философия — нонсенс! Безумцы, верно?
   
Дочь. И еще юриспруденция, слуга всех, кроме самих слуг!
   
Адвокат. Справедливость, которая, желая быть справедливой, убивает того, кто ее ищет!.. Правосудие, которое так часто вершит неправый суд!
   
Дочь. Что вы с собой сделали, дети человеческие! Дети! Иди сюда, я возложу на тебя венок... он больше тебе к лицу! (Надевает ему на голову терновый венец.) А сейчас я для тебя сыграю! (Садится за орган и начинает играть <Кириено вместо звуков органа слышатся человеческие голоса.)
   
Детские голоса. Вечный! Вечный! (Последний звук повисает в воздухе.)
   
Женские голоса. Помилуй! (Последний звук повисает в воздухе.)
   
Мужские голоса (тенора).Спаси нас милостью своей! (Последний звук повисает в воздухе.)
   
Мужские голоса (басы). Пощади детей своих, Господи, не гневайся на нас!
   
Все. Помилуй! Услышь нас! Сострадания к смертным! Вечный, отвержены мы от очей Твоих! Из глубины взываем: помилуй, Вечный! Не отягощай бремени детей Твоих! Услышь нас! Услышь нас!
   
На сцене становится темно. Дочь встает, приближается к Адвокату. Орган с помощью изменения освещения превращается в пещеру Фингала. Под базальтовыми колоннами плещется море, наполняя пространство звуками волн и ветра.
   
Адвокат. Где мы, сестра?
   
Дочь. Что слышишь ты?
   
Адвокат. Слышу, как падают капли...
   
Дочь. Это слезы: когда люди плачут». Что еще ты слышишь?
   
Адвокат. Вздохи... вой... стенания...
   
Дочь. Сюда добрались жалобы смертных», не дальше. Но почему эти вечные жалобы? Разве в жизни нет радостей?
   
Адвокат. Есть, и самая из них сладостная, но в то же время самая горькая — любовь! Супруга и дом! Самое высокое и самое низменное!
   
Дочь. Я хочу ее испытать!
   
Адвокат. Со мной?
   
Дочь. С тобой! Ты знаешь подводные рифы, камни преткновения, да минуем мы их!
   
Адвокат. Я беден!
   
Дочь. Что из того, если мы любим друг друга? А малая толика красоты ничего не стоит!
   
Адвокат. А если мне не по душе то, что дорого тебе?
   
Дочь. Притремся!
   
Адвокат. А если мы падем духом?
   
Дочь. Появится ребенок и подарит нам утешение!
   
Адвокат. Ты, ты согласна принять меня, нищего урода, презираемого и отвергнутого?
   
Дочь. Да! Соединим же наши судьбы!
   
Адвокат. Да будет так!
   
Очень просто обставленная комната за адвокатской конторой. Справа широкая двуспальная кровать под балдахином; рядом окно. Слева железная печка с кастрюлями. Кристин заклеивает внутренние рамы. На заднем плане — открытая дверь в контору; в проеме видны бедно одетые люди, ждущие приема.
   
Кристин. Я клею, я клею!
   
Дочь (бледная, исхудавшая, сидит у печки). Ты закрываешь доступ воздуху! Я задыхаюсь!.
   
Кристин. Осталась лить одна маленькая щелочка!
   
Дочь. Воздуха, воздуха, мне нечем дышать!
   
Кристин. Я клею, я клею!
   
Дочь. О, ты словно рот мне заклеиваешь!
   
Адвокат (стоит в двери с какой-то бумагой в руке). Ребенок заснул?
   
Дочь. Да, наконец-то!
   
Адвокат (мягко). Этот крик распугивает моих клиентов!
   
Дочь (дружелюбно). Что же делать?
   
Адвокат. Ничего!
   
Дочь. Надо снять квартиру побольше!
   
Адвокат. У нас нет денег!
   
Дочь. Можно, я открою окно? Я задыхаюсь от этого спертого воздуха!
   
Адвокат. Тогда тепло уйдет, и мы будем мерзнуть!
   
Дочь. Ужасно!.. А пол помыть там можно?
   
Адвокат. Тебе мыть пол не под силу, мне тоже, а Кристин должна заклеивать окна. Она заклеит весь дом, каждую щелочку, на потолке, в полу, в стенах!
   
Дочь. К бедности я была готова, но не к грязи!
   
Адвокат. Бедность всегда относительно грязна!
   
Дочь. Это тяжелее, чем я себе представляла!
   
Адвокат. Многое, живут куда хуже! У нас еще в кастрюле есть еда!
   
Дочь. Но что это за еда?..
   
Адвокат. Капуста дешева, питательна и вкусна!
   
Дочь. Для того, кто любит капусту! Мне она противна!
   
Адвокат. Почему же ты об этом не сказала?
   
Дочь. Потому, что любила тебя! И хотела пожертвовать своим вкусом!
   
Адвокат. В таком случае я обязан пожертвовать ради тебя моей любовью к капусте! Жертвы должны быть взаимными!
   
Дочь. Что же мы будем есть? Рыбу? Но ты ненавидишь рыбу.
   
Адвокат. И она дорого стоит!
   
Дочь. Я не думала, что будет так трудно!
   
Адвокат (дружелюбно). Видишь, как это нелегко!.. И ребенок, который должен был стать нашей связующей нитью, нашим благословением!., приведет нас к гибели!
   
Дочь. Любимый! Я умру в этом воздухе, в этой комнате, выходящей на задний двор, от бесконечных детских криков, помногу часов, без сна, от этих людей там, снаружи, их стонов, ссор и обвинений... Я умру здесь!
   
Адвокат. Бедный мой цветок, без света, без воздуха...
   
Дочь. И ты утверждаешь, будто многим приходится еще хуже!
   
Адвокат. В нашем квартале я один из тех, кто вызывает зависть.
   
Дочь. Все было бы ничего, если б я могла как-то украсить наш дом!
   
Адвокат. Я знаю, ты имеешь в виду какой-ни- будь цветок, лучше всего гелиотроп, но он стоит одну крону пятьдесят эре, это шесть литров молока или пуд картофеля.
   
Дочь. Я предпочту голодать, лишь бы иметь цветок.
   
Адвокат. Существует красота, которая не стоит ничего, и ее отсутствие особенно мучительно для человека с чувством прекрасного!
   
Дочь. Что же это?
   
Адвокат. Если я скажу, ты рассердишься!
   
Дочь. Мы договорились не сердиться!
   
Адвокат. Мы договорились... Все можно стерпеть, Агнес, кроме отрывистого, резкого тона... тебе он знаком? Пока нет!
   
Дочь. Мы никогда его не услышим!
   
Адвокат. От меня никогда!
   
Дочь. Говори же!
   
Адвокат. Видишь ли, входя в дом, я прежде всего смотрю, как висят шторы... (Подходит к окну и поправляет штору.) Если они напоминают веревку или тряпку... я быстро ухожу!.. Потом я бросаю взгляд на стулья — если они стоят как должно, я остаюсь!.. (Придвигает стул к стене.) После чего смотрю на свечи в подсвечниках.,. Если они покосились, значит, покосился весь дом! (Поправляет свечу на комоде.) Именно такая красота, мой дружочек, ничего не стоит!
   
Дочь (опустив голову). Не таким резким тоном, Аксель!
   
Адвокат. Вовсе он не резкий!
   
Дочь. Конечно резкий!
   
Адвокат. Вот как, черт подери!..
   
Дочь. Что за выражения!
   
Адвокат. Прости, Агнес! Но я страдаю от твоей безалаберности столь же сильно, как ты от грязи! А сам я не решаюсь взяться за уборку, потому что тогда ты рассердишься, словно бы я тебя упрекаю... уф! Давай закончим!
   
Дочь. Ужасно трудно жить в браке... труднее всего на свете! Мне кажется, для этого нужно быть ангелом!
   
Адвокат. Мне тоже так кажется!
   
Дочь. Мне кажется, я начинаю тебя ненавидеть после этого!
   
Адвокат. Тогда горе нам!.. Но давай предотвратим ненависть! Обещаю больше не делать замечаний по поводу уборки... хотя это для меня пытка!
   
Дочь. А я буду есть капусту, хотя это для меня мука!
   
Адвокат. Значит, жизнь в совместных мучениях?! Одному наслаждение — другому страдание!
   
Дочь. Жалко людей!
   
Адвокат. Ты поняла это?
   
Дочь. Поняла, но давай, ради бога, постараемся обходить подводные камни, теперь, когда мы так хорошо их узнали!
   
Адвокат. Давай! Мы гуманные, просвещенные люди, мы умеем прощать и проявлять снисходительность!
   
Дочь. Мы умеем с улыбкой относиться к мелочам!
   
Адвокат. Мы, только мы умеем это!.. Знаешь, что я прочитал сегодня в «Утре»!.. Кстати, а где газета?
   
Дочь (смущенно). Какая газета?
   
Адвокат (сурово). Разве я выписываю несколько?
   
Дочь. Улыбнись же! Не говори так сурово... Я твоей газетой развела огонь...
   
Адвокат (взрывается). Черт подери!
   
Дочь. Улыбнись же!.. Я сожгла ее, потому что в ней издеваются над тем, что для меня свято...
   
Адвокат. А для меня совсем не свято! Ха... (Хлопает руками, вне себя.) Я должен улыбаться, улыбаться во весь рот... я должен быть гуманным и держать при себе свое мнение, соглашаться со всем, поджимать хвост и лицемерить! Значит, ты сожгла мою газету! Так-так! (Вешает конец шторы на столбик кровати.) Ладно же! Вот, я начинаю убираться, и ты опять разозлишься!.. Агнес, это просто невозможно!
   
Дочь. Конечно невозможно!
   
Адвокат. А мы все равно должны терпеть, не ради клятвы, а ради ребенка!
   
Дочь. Ты прав! Ради ребенка! О!.. О!.. Мы должны терпеть!
   
Адвокат. А сейчас мне нужно идти к клиентам! Слышишь, как они бурлят от нетерпения разорвать друг друга, довести друг друга до штрафов и тюрьмы... мятущиеся духи...
   
Дочь. Бедные, бедные люди! А она все клеит! (В немом отчаянии склоняет голову на грудь.)
   
Кристин. Я клею, я клею!
   
Адвокат, стоя у дверке, нервно пытаются открыть замок.
   
Дочь. О, как кричит замок, словно ты сжимаешь пружины моего сердца...
   
Адвокат. Сжимаю, сжимаю...
   
Дочь. Перестань!
   
Адвокат. Я сжимаю...
   
Дочь. Нет!
   
Адвокат. Я...
   
* * *
   
Офицер (из конторы, берется за замок).Разрешите!
   
Адвокат (отпускает замок). Прошу вас! Поскольку вы получили докторскую степень!
   
Офицер. Теперь передо мной вся жизнь! Все дороги открыты, Парнас преодолен, лавры завоеваны, бессмертие, слава — все мое!
   
Адвокат. На что вы собираетесь жить?
   
Офицер; На что жить?
   
Адвокат. Вам же нужны жилье, одежда, пища?
   
Офицер. Как-нибудь образуется, был бы лишь любящий человек рядом!
   
Адвокат. Представляю!.. Представляю!.. Клей, Кристин! Клей! Пока они не задохнутся! (Выходит, пятясь и кивая.)
   
Кристин. Я клею, я клею! Пока они не задохнутся!
   
Офицер. Ты идешь со мной? 
   
Дочь. Тотчас же! Но куда? 
   
Офицер. В Бухту Красоты! Там лето, там сияет солнце, там молодежь, дети и цветы, песни и танцы, праздник и веселье!
   
Дочь. Тогда скорее туда! Офицер. Идем!
   
Адвокат (входит опять). Вот возвращаюсь в свой первый ад — этот был второй- и самый большой! Самое сладостное и есть самый большой ад... Так-так, опять она шпильки на полу разбросала!.. (Собирает с пола.)
   
Офицер. Подумать, даже шпильку заметил!
   
Адвокат. Даже?.. Посмотрите на нее! Дужки две, а шпилька одна! Две и одна! Если я ее выпрямлю, получится один предмет! Согну, будет два, оставаясь при этом одним! Это означает: двое составляют единое целое! Но если я сломаю ее — здесь! Теперь их две, две половинки! (Ломает шпильку и выбрасывает обломки.)
   
Офицер. Все увидел!.. Но прежде чем сломать, нужно развести дужки в стороны! Пока они сведены, шпилька цела!
   
Адвокат. А если они параллельны, то никогда не встретятся — ни то ни се.
   
Офицер. Шпилька — совершеннейшая вещь на свете! Прямая линия, равная двум параллельным!
   
Адвокат. Замок, который запирает, когда открыто!
   
Офицер. Закалывает распущенную косу, остающуюся распущенной, когда ее закалывают...