1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 
Перевод: А. В. Бекетова    

КАРТЫ    

     

     

    

     

    

     

    

     

 ЧАСТЬ ПЕРВАЯ    

     

    

Глава I    

РЫБА‑МОЛОТ    

     

26 июля 1864 года по волнам Северного канала шла на  всех парах при сильном норд‑осте великолепная яхта. На ее фок‑мачте [1] развевался английский флаг,  а на голубом вымпеле грот‑мачты [2] виднелись  шитые золотом буквы «Э.» и «Г.». Яхта эта носила название «Дункан» и  принадлежала лорду Эдуарду Гленарвану, виднейшему члену известного во всем  Соединенном Королевстве Темзинского яхт‑клуба.    

На борту «Дункана» находились Гленарван со своей молодой  женой леди Элен и его двоюродный брат майор Мак‑Наббс.    

Недавно в открытом море, в нескольких милях от залива Фёрт‑оф‑Клайд,  было произведено испытание этой яхты, и теперь она шла обратно в Глазго.    

На горизонте уже вырисовывался остров Арран, когда стоявший  на вахте матрос доложил о том, что за кормой «Дункана» плывет какая‑то огромная  рыба. Капитан Джон Манглс немедленно приказал сообщить об этом лорду  Гленарвану, и тот в сопровождении майора Мак‑Наббса не замедлил подняться на ют[3].    

– Скажите, что это за рыба, по‑вашему? – спросил  он капитана.    

– Я думаю, милорд, что это крупная акула, –  ответил Джон Манглс.    

– Акула – в здешних водах! – воскликнул лорд  Гленарван.    

– В этом нет никакого сомнения, – продолжал  капитан, – такие акулы встречаются во всех морях и под всеми широтами. Это  рыба‑молот. Или я сильно ошибаюсь, или мы имеем дело с одной из этих мерзких  тварей. Если вы, милорд, согласны и леди Гленарван доставит удовольствие  присутствовать при такой любопытной ловле, то мы можем скоро узнать в точности,  что это за рыба.    

– А вы какого мнения, Мак‑Наббс? – обратился  Гленарван к майору. – Стоит нам поохотиться?    

– Я заранее присоединяюсь к вашему мнению, –  невозмутимо ответил майор.    

– Вообще следует уничтожать как можно больше этих  хищных тварей, – заметил Джон Мангле. – Воспользуемся же случаем, и  мы увидим необычайное зрелище и заодно сделаем полезное дело.    

– Тогда начнем, Джон, – сказал лорд Гленарван.    

Он велел предупредить жену, и леди Элен, очень  заинтересованная предстоящей захватывающей охотой, поспешила на ют к мужу.    

Море было спокойно, и с капитанского мостика нетрудно было  следить за всеми движениями акулы: она то ныряла, то с удивительной силой  выскакивала на поверхность воды.    

Джон Мангле отдал необходимые приказания. Матросы сбросили с  правого борта яхты крепкий канат с крюком, на который была насажена приманка –  большой кусок свиного сала. Прожорливая акула, хотя она и находилась ярдах [4] в пяти десяти от «Дункана»,  почуяла приманку и стала быстро догонять яхту. Видно было, как ее плавники, серые  на концах и черные у основания, с силой рассекали волны, а хвост помогал ей  удерживать безукоризненно прямое направление. По мере того как акула  приближалась к яхте, все отчетливее выступали ее большие, горящие алчностью  глаза навыкате; когда же она переворачивалась, из разинутой пасти выглядывало  четыре ряда зубов. Голова у нее была широкая и напоминала двойной молот,  насаженный на рукоятку. Джон Манглс не ошибся – это действительно была самая  прожорливая из акул: рыба‑молот.    

И пассажиры и команда «Дункана» с напряженным вниманием  следили за акулой. Вот она уже оказалась совсем близко от крюка, вот  перевернулась на спину, чтобы поудобнее схватить его. Миг – и огромная приманка  исчезла в ее объемистой пасти. Еще миг – и акула, сильно дернув за канат, сама  насадила себя на крюк. Тут матросы, не теряя времени, принялись подтягивать  добычу при помощи блоков, прикрепленных к грот‑рею.    

Акула, чувствуя, что ее вырывают из родной стихии, отчаян но  забилась, но с ней быстро справились, накинув на хвост мертвую петлю и тем  парализовав ее движения. Еще несколько мгновений – и акула была поднята над  бортовыми сетками и сброшена на палубу. Тотчас же один из матросов осторожно  при близился к акуле и сильным ударом топора отсек ее страшный хвост.    

Охота закончилась. Больше нечего было бояться чудовища.  Чувство мести моряков было удовлетворено, но не их любопытство. Надо сказать,  что на всех судах принято тщательно осматривать желудок акул. Матросы, зная, до  какой степени эта прожорливая рыба неразборчива, обыкновенно ждут от подобного  осмотра какого‑нибудь сюрприза, и ожидания их не всегда бывают напрасны.    

Леди Гленарван не пожелала присутствовать при этой  отвратительной операции и перешла в рубку. Акула еще дышала. Она была десяти  футов [5] длины и весила больше  шестисот фунтов [6].  Это обычные размеры и вес для этой породы. Но рыба‑молот, пусть не самая  крупная из акул, считается одной из наиболее опасных.    

Вскоре огромную рыбу без дальнейших церемоний вскрыли  ударами топора. Крюк проник в самый желудок, оказавшийся совершенно пустым.  Очевидно, акула давно постилась. Разочарованные моряки уже собирались было  выбросить акулу в море, как вдруг внимание помощника капитана привлек какой‑то  грубый предмет, основательно засевший в ее внутренностях.    

– Э! Что это такое? – крикнул он.    

    

– Да, верно, кусок скалы, акула его проглотила, чтобы  нагрузиться балластом, – ответил один из матросов.    

– Рассказывай! – отозвался другой. – Это  просто‑напросто ядро: оно попало в желудок этой твари и еще не успело там  перевариться.    

– Помалкивайте, вы! – вмешался в разговор помощник  капитана Том Остин. – Не видите разве, что эта тварь была горькой пьяницей  и, чтобы ничего не потерять, не только вы лакала все вино, но проглотила еще и  бутылку?    

– Как! – воскликнул лорд Гленарван. – Бутылка  – в брюхе акулы?    

– Настоящая бутылка, – подтвердил помощник  капитана, – но, как видно, из погреба она вышла давненько.    

– Ну тогда, Том, выньте ее, да поосторожнее, –  сказал лорд Эдуард, – ведь в бутылках, найденных в море, нередко бывают  важные документы.    

– Вы думаете? – проговорил майор Мак‑Наббс.    

– По крайней мере, это возможно.    

– О, я не спорю с вами, – отозвался майор. –  Быть может, в этой бутылке и кроется какая‑нибудь тайна.    

– Сейчас мы это узнаем, – промолвил  Гленарван. – Велите отмыть бутылку от этой мерзости и принести ее в рубку.    

Том выполнил приказание, и бутылка, найденная при таких  странных обстоятельствах, вскоре стояла на столе в кают‑компании. Вокруг стола  разместились лорд Гленарван, майор Мак‑Наббс, капитан Джон Манглс и леди Элен –  недаром говорят, что все женщины любопытны.    

В море любая мелочь становится событием. С минуту все  молчали. Каждый смотрел на хрупкий сосуд, стараясь угадать, что он в себе  содержит: тайну ли какого‑нибудь кораблекрушения или просто записку, вверенную  волнам праздным мореплавателем.    

Но пора было узнать, в чем дело, и лорд Гленарван начал  осматривать бутылку, приняв все необходимые в таких случаях меры  предосторожности. В эту минуту он напоминал коронера [7], разбирающего важное преступление. И он,  конечно, был прав, относясь к делу так внимательно, ибо часто то, что кажется  пустяком, может открыть очень многое.    

Прежде чем вскрыть бутылку, Гленарван осмотрел ее снаружи. У  нее было удлиненное крепкое горлышко, на котором еще уцелел обрывок  проржавленной проволоки. Стенки ее были так плотны, что могли выдержать  давление в несколько атмосфер. Это говорило о том, что бутылка из Шампани.  Такими именно бутылками виноградари Эпернэ и Аи перешибают спинки стульев,  причем на стекле не остается даже самой маленькой трещины. Не удивительно, что  и эта бутылка смогла вынести испытания дальних странствований.    

– Бутылка фирмы Клико, – объявил майор.    

И так как Мак‑Наббс считался знатоком в этом вопросе, никто  не усомнился в его правоте.    

– Дорогой майор, – обратилась к нему леди  Элен, – не все ли равно, какая это бутылка, если мы не узнаем, откуда она  взялась.    

– Это мы узнаем, дорогая Элен, – сказал лорд  Гленарван. – Да и теперь уже можно сказать, что она приплыла издалека.  Обратите внимание на каменный нарост, который ее покрывает. Это минеральные  отложения морской воды. Бутылка долго носилась по волнам океана, прежде чем  очутилась в брюхе акулы.    

– Нельзя не согласиться с вами, – отозвался  майор. – Конечно, этот хрупкий сосуд в своей каменистой оболочке мог  проделать длинное путешествие.    

– Но откуда он? – спросила леди Гленарван.    

– Погодите, погодите, дорогая Элен: здесь необходима  выдержка. Или я сильно ошибаюсь, или бутылка сама ответит нам на все вопросы.    

С этими словами Гленарван принялся счищать нарост с горлышка  бутылки, и вскоре показалась пробка, очень пострадавшая от морской воды.    

– Досадно, – заметил Гленарван, – если там  какая‑нибудь бумага, она должна быть сильно повреждена.    

– Боюсь, что так, – согласился майор.    

– К тому же, – продолжал Гленарван, – этой  плохо закупоренной бутылке грозила опасность пойти ко дну. К счастью, акула  вовремя проглотила ее и доставила на борт «Дункана».    

– Это верно, – сказал Джон Манглс, – но все  же было бы лучше, если бы мы ее выловили в открытом море, под определенной  широтой и долготой. Тогда, учтя воздушные и морские течения, было бы возможно  установить пройденный этой бутылкой путь, а теперь, с таким вот почтальоном,  как акула, плывущая против ветра и течения, в этом будет очень трудно  разобраться.    

– Посмотрим, – сказал Гленарван и принялся с  величайшей осторожностью вытаскивать пробку.    

Когда бутылка была откупорена, по кают‑компании  распространился сильный запах морской соли.    

– Ну? – с чисто женской нетерпеливостью спросила  леди Элен.    

– Да, я был прав, – отозвался Гленарван, –  там бумаги.    

– Документы! Документы! – воскликнула леди Элен.    

– Только, по‑видимому, они попорчены сыростью, –  заметил Гленарван, – и их невозможно вытащить, до того они при стали к  стенкам бутылки.    

– Разобьем ее, – предложил Мак‑Наббс.    

– Я предпочел бы сохранить бутылку в целости, –  ответил Гленарван.    

– Я тоже, – согласился майор.    

– Несомненно, хорошо бы сохранить бутылку, –  вмешалась Элен, – но содержимое ведь более ценно, чем самый сосуд, и  потому лучше пожертвовать последним.    

– Вам достаточно отбить горлышко, – посоветовал  Джон Манглс, – и тогда можно будет вынуть документы, не повредив их.    

– Скорее же, дорогой Эдуард! – воскликнула леди  Элен. В самом деле, иным способом трудно было бы извлечь бумаги, и лорд  Гленарван решился отбить горлышко драгоценной бутылки. Так как каменистый  нарост на ней приобрел твердость гранита, пришлось прибегнуть к молотку. Вскоре  на стол посыпались осколки, и из бутылки показались слипшиеся клочки бумаги.  Гленарван осторожно извлек их и разложил перед собой. Леди Элен, майор и  капитан обступили его.    

 Глава II    

ТРИ ДОКУМЕНТА    

     

Вынутые из бутылки клочки бумаги были наполовину уничтожены  морской водой. Из почти стертых строк можно было разобрать лишь немногие слова.  Лорд Гленарван стал исследовать эти клочки. Он поворачивал их, смотрел на свет,  разглядывал каждую буковку, которую пощадило море. Затем он взглянул на своих  друзей, не сводивших с него жадных глаз.    

– Здесь, – сказал он, – три различных  документа, по‑видимому копии одного и того же, написанные на трех языках:  английском, французском и немецком. Я убедился в этом, сличив уцелевшие слова.    

– Но, по крайней мере, в этих‑то словах все же можно  уловить какой‑нибудь смысл? – спросила леди Элен.    

– Трудно сказать что‑нибудь определенное на этот счет,  дорогая: уцелевших слов очень немного.    

– А может быть, они дополняют друг друга? –  заметил майор.    

– В самом деле, – отозвался Джон Манглс. – Не  уничтожила же морская вода в трех документах слова на одних и тех же местах!  Соединив уцелевшие обрывки фраз, мы в конце концов доберемся до их смысла.    

– Этим мы и займемся, – сказал Гленарван, –  но будем делать все методически. Начнем с английского документа.    

В этом документе строки и слова были расположены следующим  образом:    

    

– Да, смысла здесь не много, – с разочарованным  видом проговорил майор.    

– Как бы то ни было, – заметил капитан, –  ясно, что это английский язык.    

– В этом нет никакого сомнения, – отозвался лорд  Гленарван, – слова sink, aland, that, and, lost уцелели; a skipp,  очевидно, значит skipper. Видимо, речь тут идет о каком‑то мистере Gr….  вероятно капитане потерпевшего крушение судна.    

– Добавим еще к этому обрывки слов monit и ssistance[8], – сказал Джон  Манглс, – смысл их совершенно ясен.    

– Ну вот, уже кое‑что мы знаем! – сказала леди  Элен.    

– К несчастью, не хватает целых строк, – заметил  майор. – Как узнать название погибшего судна и место его крушения?    

– Узнаем и это, – сказал Гленарван.    

– Без сомнения, – согласился майор, всегда  присоединявшийся к общему мнению. – Но каким образом?    

– Дополняя один документ другим.    

– Так примемся же за дело! – воскликнула леди  Элен. Второй клочок бумаги пострадал больше, чем предыдущий.    

В нем было всего несколько бессвязных слов, расположенных  следующим образом:    

    

– Это написано по‑немецки, – сказал Джон Манглс,  взглянув на бумагу.    

– А вы знаете этот язык, Джон? – спросил  Гленарван.    

– Знаю очень хорошо.    

– Тогда скажите нам, что значат эти несколько слов.  Капитан внимательно осмотрел документ.    

– Прежде всего, – сказал он, – мы можем  теперь установить, когда именно произошло кораблекрушение: седьмого Juni, то  есть седьмого июня, а сопоставляя это с цифрой «шестьдесят два», стоящей в  английском документе, мы получаем точную дату: седьмого июня 1862 года.    

– Чудесно! – обрадовалась леди Элен. – Что же  дальше, Джон?    

– В той же строчке, – продолжал молодой  капитан, – я вижу слово Glas; сливая его со словом gow первого документа,  получаем Glasgow. Очевидно, речь идет о судне из порта Глазго.    

– Я того же мнения, – заявил майор.    

– Второй строчки в этом документе совсем нет, –  продолжал Джон Манглс, – но в третьей я вижу два очень важных слова: zwei,  что значит «два», и atrosen, вернее сказать – Matrosen, в переводе – «матросы».    

– Значит, речь здесь как будто идет о капитане и двух  матросах, – сказала Элен.    

– По‑видимому, – согласился Гленарван.    

– Я должен признаться, – продолжал капитан, –  что следующее слово, graus, ставит меня в тупик – я не знаю, как его перевести.  Быть может, это разъяснит нам третий документ. Что же касается двух последних  слов, то их легко понять: Bringt ihnen значит «окажите им», а если мы свяжем их  с английским словом assistance, которое, подобно им, находится в седьмой  строчке первого документа, то сама собой напрашивается фраза: «Окажите им  помощь».    

– Да! «Окажите им помощь»! – повторил  Гленарван. – Но где находятся эти несчастные? До сих пор у нас нет ни  малейшего указания на место, где произошла катастрофа.    

– Будем надеяться, что французский документ окажется  более ясным, – заметила леди Элен.    

– Прочтем же французский документ, – сказал  Гленарван, – мы все знаем этот язык, так что это будет нетрудно.    

Вот точное воспроизведение третьего документа:    

    

– Здесь есть цифры! – воскликнула леди  Элен. – Смотрите, господа! Смотрите!    

– Будем делать все по порядку, – сказал лорд  Гленарван, – и начнем сначала. Разрешите мне восстановить одно за другим  все эти неполные, отрывочные слова. С первых же букв я вижу, что речь идет о  трехмачтовом судне, название которого благодаря английскому и французскому  документам для нас вполне яс но: это «Британия». Из следующих двух слов gonie и  austral [9] – только второе для нас  всех понятно.    

– Вот уже драгоценная подробность, – заявил Джон  Манглс, – значит, кораблекрушение произошло в Южном полушарии.    

– Это неопределенно, – заметил майор.    

– Продолжаю, – сказал Гленарван. – Слово abor  – корень глагола aborder [10].  Эти несчастные выбрались на какой‑то берег. Но где? Что значит contin? [11] Не материк ли? Затем cruel  [12].    

– Cruel! – воскликнул Джон Манглс. – Так вот  объяснение немецкого слова graus: grausam – жестокий!    

– Продолжаем! Продолжаем! – сказал Гленарван. Он  вчитывался в текст со все более страстным интересом, по мере того как перед ним  раскрывался смысл этих незаконченных слов. – Indi… Не идет ли тут речь об  Индии, куда эти моряки могли быть выброшены? А что значит слово ongit? A!  Longitude [13]. А вот и широта: тридцать  семь градусов одиннадцать минут. Наконец‑то мы имеем точное указание!    

– Да, но нет долготы, – промолвил Мак‑Наббс.    

– Не все сразу, дорогой майор, – отозвался  Гленарван. – Точно знать градус широты – это уже немало. Решительно этот  французский документ самый полный из трех. Очевидно, каждый из них является  дословным переводом других, ведь количество строк везде одинаковое. В таком  случае, надо эти три документа соединить, перевести их на один язык, а затем  постараться найти их наиболее правдоподобный, логичный и полный смысл.    

– На какой же из трех языков собираетесь вы  переводить? – спросил майор.    

– На французский, – ответил Гленарван, – ведь  больше всего слов сохранилось во французском документе.    

– Вы правы, – согласился Джон Манглс. – К  тому же этот язык нам всем хорошо знаком.    

– Итак, решено! Я составлю этот документ следующим  образом: объединю обрывки слов и фраз, оставляя между ними пробелы, и дополню  те слова, смысл которых несомненен. Затем мы их сравним и обсудим.    

Гленарван тотчас взялся за перо и через несколько минут  подал своим друзьям бумагу, где было написано следующее [14]:    

    

В эту минуту появился матрос. Он доложил капитану, что  «Дункан» входит в Фёрт‑оф‑Клайд, и спросил, какие будут приказания.    

– Каковы ваши намерения, милорд? – обратился Джон  Манглс к Гленарвану.    

– Как можно скорее достигнуть Дамбартона. Оттуда леди  Элен поедет домой, в Малькольм‑Касл, а я отправлюсь в Лон дон представить этот  документ в адмиралтейство.    

Джон Манглс отдал соответствующие распоряжения, и мат рос  пошел передать их помощнику капитана.    

– Теперь, друзья мои, – сказал Гленарван, –  будем про должать наше расследование. Мы напали на след катастрофы, и от нас  зависит жизнь нескольких человек. Напряжем же все силы нашего ума, чтобы  разгадать эту загадку.    

– Мы готовы, дорогой Эдуард, – ответила Элен.    

– Прежде всего, – продолжал Гленарван, –  выделим в документе три части: во‑первых, то, что нам уже известно, во‑вторых,  то, о чем можно догадываться, и, наконец, в‑третьих, то, что нам неизвестно.  Что мы знаем? Мы знаем, что седьмого июня 1862 года трехмачтовое судно  «Британия», вышедшее из порта Глазго, потерпело крушение. Затем нам известно,  что два матроса и капитан бросили в море под широтой тридцать семь градусов  одиннадцать минут вот этот документ и что они просят оказать им помощь.    

– Совершенно верно, – согласился майор.    

– О чем мы можем догадываться? – продолжал  Гленарван. – Прежде всего о том, что крушение произошло в южных морях, и  тут я обращу ваше внимание на обрывок слова gonie. Нет ли в нем указания на  название страны?    

– Патагония! – воскликнула Элен.    

– Наверное.    

– Но разве через Патагонию проходит тридцать седьмой  градус широты? – спросил майор.    

– Это легко проверить, – ответил Джон Манглс,  раскрывая карту Южной Америки. – Совершенно верно: тридцать седьмая  параллель пересекает Арауканию, проходит через пампасы по северным областям  Патагонии, а затем через Атлантический океан.    

– Хорошо! Идем дальше в наших догадках. Два матроса и  капитан abor… достигли… чего? Contin… материка. Обращаю на это ваше внимание.  Они достигли материка, а не острова. Какова же их судьба? К счастью, две буквы  рг говорят нам о ней. Бедняги! Они pris onniers, пленники. Чьи же пленники?  Cruels indiens – жестоких индейцев. Достаточно ли убедительно это для вас?  Разве эти слова не просятся сами собой на пустые места? Разве смысл документа  не становится ясен? Разве ваши умы не озаряются светом?    

Гленарван говорил с таким убеждением, в глазах его светилась  такая абсолютная уверенность, что воодушевление его не вольно передалось  слушателям, и они в один голос воскликнули:    

– Конечно! Конечно!    

После минутного молчания лорд Гленарван продолжал:    

– Друзья мои, все эти гипотезы мне кажутся очень  правдоподобными. По‑моему, катастрофа произошла у берегов Пата гонии. Впрочем,  я непременно наведу справки в Глазго о том, куда направлялась «Британия». Тогда  мы наверняка будем знать, могла ли она очутиться в тех водах.    

– О, нам нет нужды ездить так далеко, – заговорил  Джон Манглс, – у меня есть комплект «Мореходной газеты», и мы получим из  нее самые точные сведения.    

– Давайте посмотрим! – сказала леди Гленарван.    

Джон Манглс вынул комплект газет 1862 года и стал их бегло  просматривать. Поиски его длились недолго, и вскоре он с удовлетворением прочел  вслух:    

– «Тридцатого мая 1862 года. Перу. Кальяо. Место  назначения Глазго, «Британия», капитан Грант».    

– Грант! – воскликнул Гленарван. – Не тот ли  это отважный шотландец, который собирался основать Новую Шотландию где‑то в  Тихом океане!    

– Да, – ответил Джон Манглс, – это тот самый  Грант. В 1861 году он отплыл из Глазго на «Британии», и с тех пор о нем ничего  не известно.    

– Теперь нет никаких сомнений, никаких! – сказал  Гленарван. – Это он! «Британия» вышла из Кальяо тридцатого мая, а седьмого  июня, через неделю после отплытия, она потерпела крушение у берегов Патагонии.  И вот из этих, казалось бы, непонятных обрывков слов мы узнали всю ее историю.  Как видите, друзья мои, мы многое угадали! Теперь неизвестной остается лишь  долгота – только ее нам и не хватает.    

– Но она нам и не нужна, – заявил Джон  Манглс, – раз известна страна и та широта, под которой произошло крушение.  Я берусь найти это место.    

– Значит, нам известно все? – спросила леди Элен.    

– Все, дорогая, и я могу восстановить слова, смытые  морской водой, с такой же уверенностью, словно мне их продиктовал сам капитан  Грант.    

Лорд Гленарван снова взял перо и уверенной рукой написал  следующее:    

     

«7 июня 1862 года трехмачтовое судно „Британия“, из порта  Глазго, затонуло у берегов Патагонии, в Южном полушарии. Два матроса и капитан  Грант попытаются достигнуть берега, где попадут в плен к жестоким индейцам. Они  бросили этот документ под… градусами долготы и 37° 11’ широты. Окажите им  помощь, иначе их ждет гибель».     

     

– Прекрасно! Прекрасно, дорогой Эдуард! –  воскликнула леди Элен.    

– И если эти несчастные снова увидят свою родину, то  они будут обязаны этим счастьем вам!    

– Они увидят родину! – ответил Гленарван. –  Этот документ настолько ясен и достоверен, что Англия не может не прийти на  помощь трем своим сыновьям, заброшенным на пустынный морской берег. То, что она  сделала когда‑то для Франклина [15] и  многих других, она сделает теперь для потерпевших крушение на «Британии».    

– У этих несчастных, – заговорила леди Элен, –  конечно, есть семьи, которые их оплакивают. Быть может, у бедного капитана  Гранта есть жена, дети…    

– Вы правы, дорогая, и я берусь уведомить их о том, что  надежда еще не совсем потеряна. А теперь, друзья мои, поднимемся на палубу, так  как мы, по‑видимому, подходим к порту.    

И в самом деле, «Дункан», прибавив ходу, проходил в эту  минуту мимо острова Бьюта. Справа виднелся Ротсей. Затем яхта устремилась в  узкий фарватер залива, прошла мимо Гринока и в шесть часов вечера бросила якорь  в Дамбартоне, у базальтовой скалы, на вершине которой стоит знаменитый замок  шотландского героя Уоллеса.    

У пристани ожидал экипаж, который должен был отвезти леди  Элен и майора Мак‑Наббса в Малькольм‑Касл. Лорд Гленарван обнял свою молодую  жену и поспешно отправился на вокзал на поезд в Глазго.    

Но прежде чем уехать, он прибегнул к самому быстрому способу  сообщения, и несколько минут спустя телеграф передал в редакции газет «Таймс» и  «Морнинг кроникл» следующее объявление:    

«Относительно судьбы трехмачтового судна «Британия» из Глазго,  капитан Грант, обращаться к лорду Гленарвану, Малькольм‑Касл, Люсс, графство  Дамбартон, Шотландия».    

 Глава III    

МАЛЬКОЛЬМ‑КАСЛ    

     

Малькольм‑Касл – один из самых поэтических замков гор ной  Шотландии. Он расположен вблизи деревни Люсс и возвышается над красивой  долиной. Прозрачные воды озера Лох – Ломонд омывают его гранитные стены. С  незапамятных времен замок принадлежал роду Гленарванов, сохранившему в краю  героев Вальтера Скотта – Роб Роя и Фергуса Мак‑Грегора – старинное  гостеприимство. Во времена революции в Шотландии многие мелкие фермеры, которые  не могли заплатить высокую арендную плату бывшим вождям кланов, были изгнаны [16]. Одни умерли с голоду,  другие стали рыбаками или эмигрировали. И только Гленарваны, считая, что  честность обязательна как для бедных, так и для богатых, не предали своих  арендаторов. Ни один из них не покинул родного крова и могил предков, все  остались на земле клана. Поэтому во времена всеобщей ненависти и раздоров у  лорда Гленарвана и в замке и на яхте «Дункан» служили одни шотландцы из  старинных кланов Мак – Фарлана, Мак‑Наббса, Мак‑Ногтона, уроженцы графств Стерлинг  и Дамбартон, честные и преданные люди. Некоторые из них еще говорили на древнем  гэлльском языке Каледонии [17].    

Лорд Гленарван был обладателем огромного состояния, которое  он тратил на то, чтобы делать добро ближним. А доброта его даже превосходила  щедрость, ведь если щедрость неизбежно имеет предел, то доброта безгранична.    

Господин Люсса, «лерд»[18] Малькольм  был представителем от своего графства в палате лордов. Но английским  государственным мужам было не по вкусу то, что он открыто высказывал симпатию к  выходцам из Шотландии Стюартам, не заботясь о том, понравится ли это правящей  Ганноверской династии [19],  был привержен традициям предков и энергично противился политическому нажиму  «этих южан».    

Это не значит, однако, что лорд Эдуард Гленарван был  отсталым, косным и ограниченным человеком; но, приветствуя в своем графстве все  прогрессивное, он оставался в душе шотландцем. И только о славе Шотландии  заботился он, принимая участие в соревнованиях Темзинского королевского яхт‑клуба.    

Эдуарду Гленарвану было тридцать два года. Он был высокого  роста, с несколько суровыми чертами лица, но необыкновенно добрыми глазами,  настоящий житель поэтичной горной Шотландии. Он слыл человеком беззаветно  храбрым, деятельным, великодушным, Фергусом XIX столетия. А главное – он был  добрее самого святого Мартина [20],  и, окажись на его месте, он не только поделил бы с нищим свой плащ, но отдал бы  его весь.    

Лорд Гленарван был женат всего три месяца. Его жена, Элен,  была дочерью известного путешественника Уильяма Таффнела, принесшего свою жизнь  в жертву географической науке и страсти к открытиям.    

Мисс Элен не принадлежала к дворянскому роду, но она была  шотландкой, что в глазах лорда Гленарвана было выше всякого дворянства, и он  избрал подругой жизни эту прелестную, мужественную, самоотверженную девушку. Он  познакомился с ней в Кильпатрике, где она, оставшись сиротой, жила в  одиночестве и боролась с нуждой. Гленарван оценил стойкость этой девушки и  женился на ней. Мисс Элен была двадцати двухлетней блондинкой с глазами  голубыми, как воды шотландских озер в прекрасное весеннее утро. Ее любовь к мужу  была еще больше, чем благодарность к нему. Она любила его так, как будто это он  был одиноким сиротой, а она – наследницей большого состояния. Крестьяне и слуги  готовы были умереть за «добрую хозяйку Люсса», как они называли Элен.    

Молодые супруги жили счастливо в Малькольм‑Касле, среди  чудесной дикой природы горной Шотландии. Они гуляли по тенистым дубовым и  кленовым аллеям, по берегам озер, спускались в дикие ущелья, где древние  развалины повествуют об истории Шотландии. Сегодня они бродили в березовых и хвойных  лесах, по просторным лугам с пожелтевшим вереском, а завтра взбирались на  крутые вершины или скакали верхом по опустевшим долинам. Они изучали, понимали,  любили этот полный поэзии край, называемый до сих пор «краем Роб Роя», и все те  знаменитые места, которые так вдохновенно воспел Вальтер Скотт. Вечером, когда  на горизонте зажигался «фонарь Мак‑Фарлана» – луна, они уходили бродить по  старинной галерее, опоясывавшей своими зубчатыми стенами весь замок Малькольм.  И там, задумавшись и забыв обо всем на свете, они сидели на каком‑нибудь камне,  окруженные безмолвием, освещенные бледными лучами луны, а ночной сумрак  медленно сгущался над вершинами гор. Долго оставались они погруженными в тот  возвышенный восторг, в ту духовную близость, тайной которой владеют лишь  любящие сердца…    

Так прошли первые месяцы их супружества. Но лорд Гленарван  не забывал, что его жена – дочь известного путешественника. Ему казалось, что у  леди Элен должны были быть такие же стремления, как и у ее отца, и он не  ошибался в этом. Был построен «Дункан». Ему предстояло перенести лорда и леди  Гленарван в самые прекрасные уголки мира, к остро вам Эгейского моря, в  Средиземное море. Можно представить себе радость Элен, когда муж передал  «Дункан» в полное ее распоряжение. В самом деле, что может быть лучше для  молодых супругов, чем путешествие к пленительным берегам Греции, медовый месяц  в волшебных восточных краях!    

И вот лорд Гленарван уехал в Лондон. Но ведь речь шла о  спасении несчастных, потерпевших крушение, и потому внезапный отъезд мужа не  опечалил Элен. Она только с большим нетерпением ждала его. Полученная на  следующий день телеграмма обещала скорое его возвращение. Вечером же пришло  письмо, сообщавшее, что лорд Гленарван задерживается в Лондоне вследствие  некоторых возникших в его деле осложнений. На третий день было получено новое  письмо, в котором лорд Гленарван уже не скрывал своего недовольства  адмиралтейством.    

В этот день леди Элен начала уже беспокоиться. Вечером,  когда она сидела одна в своей комнате, появился управляющий замком, Халберт, и  спросил, будет ли ей угодно принять молодую девушку и мальчика, желающих  поговорить с лордом Гленарваном.    

– Они местные жители? – спросила Элен.    

– Нет, миледи, – ответил управляющий, – я их  не знаю.    

Они приехали по железной дороге в Баллох, а оттуда пришли в  Люсс пешком.    

– Попросите их сюда, Халберт, – сказала леди  Гленарван. Управляющий вышел. Через несколько минут в комнату леди Элен вошли  молоденькая девушка и мальчик. Это были брат и сестра. Сходство между ними было  так велико, что в этом невозможно было усомниться. Сестре было лет шестнадцать.  Ее хорошенькое, немного утомленное личико, глаза, уже, видимо, пролившие немало  слез, скромное и в то же время мужественное выражение лица, бедная, но опрятная  одежда – все это располагало в ее пользу. Она держала за руку мальчика лет  двенадцати. У него был очень решительный вид. Казалось, он считает себя  покровителем сестры. Да! Несомненно, каждому, кто осмелился бы отнестись без  должного уважения к девушке, пришлось бы иметь дело с этим мальчуганом. Сестра,  очутившись перед леди Элен, несколько смутилась, но та поспешила заговорить с  ней.    

– Вы желали поговорить со мной? – спросила она,  ободряюще глядя на девушку.    

– Нет, не с вами, – решительным тоном заявил  мальчик, – а с самим лордом Гленарваном.    

– Извините его, сударыня, – проговорила девушка,  бросая укоризненный взгляд на брата.    

– Лорда Гленарвана нет в замке, – пояснила леди  Элен, – но я его жена, и если я могу заменить…    

– Вы леди Гленарван? – спросила девушка.    

– Да, мисс.    

– Жена того самого лорда Гленарвана из Малькольм‑Касла,  который поместил в газете «Таймс» объявление, касающееся крушения «Британии»?    

– Да, да! – поспешила ответить леди Элен. – А  вы?..    

– Я дочь капитана Гранта, а это мой брат.    

– Мисс Грант! Мисс Грант! – воскликнула леди Элен  и тут же порывисто обняла девушку и расцеловала мальчугана.    

– Сударыня, – взволнованно сказала девушка, –  что вам известно о кораблекрушении, которое потерпел мой отец? Жив ли он?  Увидим ли мы его когда‑нибудь? Говорите, умоляю вас!    

– Милая девочка! Я не хочу легкомысленно внушать вам  призрачные надежды…    

– Говорите, сударыня, говорите! Я умею переносить горе  и в силах все выслушать.    

– Милое дитя, – ответила леди Элен, – хотя  надежда на это очень слаба, но все же возможно, что настанет день, когда вы  снова увидите вашего отца.    

    

– Боже мой, боже мой!.. – воскликнула мисс Грант  и, не в силах больше сдерживаться, разрыдалась.    

А ее брат, Роберт, горячо целовал в это время руки леди  Гленарван.    

Когда прошел первый порыв этой горестной радости, девушка  засыпала леди Элен бесчисленными вопросами, и та ей рассказала историю  документа, рассказала о том, как «Британия» потерпела крушение у берегов  Патагонии, о том, как капитан и два матроса, уцелевшие после катастрофы, по‑видимому,  достигли материка, и, наконец, о том, как в документе, составленном на трех  языках и брошенном на волю океана, они взывали о помощи ко всему миру.    

Во время этого рассказа Роберт Грант смотрел на леди Элен  так, как будто вся его жизнь зависела от ее слов. Детское воображение мальчика  рисовало ему ужасные минуты, пережи тые отцом: он видел его на палубе  «Британии», видел его в волнах, вместе с ним цеплялся за прибрежные утесы,  полз, задыхаясь, по песку, настигаемый волнами. Несколько раз во время рассказа  у мальчика вырывалось:    

– О папа, мой бедный папа! – и он еще крепче  прижимался к сестре.    

Что же касается мисс Грант, она слушала, сложив руки, не  проронив ни слова.    

– А документ, где документ, сударыня?! –  воскликнула девушка, как только Элен окончила свой рассказ.    

– У меня уже нет его, милая девочка, – ответила  та.    

– Уже нет?    

– Да, в интересах вашего отца лорду Гленарвану пришлось  отвезти этот документ в Лондон. Но я ведь дословно передала вам его содержание  и то, каким образом нам удалось разобраться в нем. Среди этих обрывков почти  стертых фраз волны пощадили несколько цифр. К несчастью, долгота…    

– Можно обойтись и без нее! – крикнул мальчуган.    

– Конечно, мистер Роберт, – согласилась Элен,  невольно улыбаясь такой решительности юного Гранта. – Как видите, мисс  Грант, – снова обратилась она к девушке, – теперь малейшие  подробности документа так же хорошо известны вам, как и мне самой.    

– Да, сударыня, – ответила девушка, – но мне  хотелось бы увидеть почерк отца!    

– Ну что ж, быть может, завтра лорд Гленарван  возвратится домой. Имея в руках неоспоримый документ, он решил представить его  в адмиралтейство и добиться немедленной от правки судна на поиски капитана  Гранта.    

– Возможно ли это! – воскликнула девушка. –  Неужели вы это сделали для нас?    

– Да, мисс, и я с минуты на минуту жду лорда  Гленарвана.    

– Сударыня, – с глубокой признательностью и верой  произнесла девушка, – да благословит бог вас и лорда Гленарвана!    

– Милая девочка, – ответила Элен, – мы не  заслуживаем никакой благодарности: каждый на нашем месте сделал бы то же самое.  Только бы оправдались надежды, которые я заронила в ваше сердце! А до  возвращения мужа вы, конечно, останетесь в замке…    

– Сударыня, мне не хотелось бы злоупотреблять вашим  сочувствием к нам, чужим для вас людям.    

– Чужим! Нет, милое дитя, ни ваш брат, ни вы не чужие в  этом доме, и я непременно хочу, чтобы мой муж, вернувшись домой, сообщил детям  капитана Гранта, что будет сделано для спасения их отца.    

Невозможно было отказаться от приглашения, сделанного так  сердечно. Мисс Грант с братом остались в Малькольм – Касле ожидать возвращения  лорда Гленарвана.    

 Глава IV    

ПРЕДЛОЖЕНИЕ ЛЕДИ ГЛЕНАРВАН    

     

Говоря с детьми капитана Гранта, леди Элен умолчала об  опасениях, высказанных в письме лордом Гленарваном относительно ответа  адмиралтейства на его просьбу. Также не проронила она ни слова и о том, что  капитан Грант, вероятно, попал в плен к южноамериканским индейцам. К чему было  еще больше огорчать этих бедных детей и омрачать только что засиявшую перед  ними надежду! А дела это совершенно не меняло. И леди Элен, ответив на все  вопросы мисс Грант, в свою очередь принялась расспрашивать девушку о том, как  она живет, как растит одна брата.    

Простой и трогательный рассказ девушки еще больше увеличил  симпатию к ней леди Гленарван.    

Мери и Роберт были единственными детьми капитана Гранта.  Гарри Грант лишился жены при рождении Роберта. На время своих дальних плаваний  он поручал заботу о своих детях доброй старой двоюродной сестре. Капитан Грант  был отважным моряком, соединявшим качества мореплавателя и коммерсанта, что так  ценно для капитана торгового флота. Жил он в Шотландии, в городе Данди графства  Перт, и был коренной шотландец. Его отец, священник церкви Сент‑Катрин, дал ему  хорошее образование, считая, что оно никому не вредит и пригодится даже  капитану дальнего плавания.    

Во время первых заморских плаваний Гарри Гранта, сна чала в  качестве помощника капитана, а затем и капитана, дела его шли удачно, и  несколько лет спустя после рождения сына он обладал уже некоторым состоянием.    

Вот тогда‑то и появилась у него мысль, сделавшая его  популярнейшим человеком во всей Шотландии. Подобно Гленарванам и некоторым  другим знатным шотландским семействам, он в душе не признавал власть Англии. По  его убеждению, интересы его родины не могли совпадать с интересами англосаксов,  и он решил основать большую шотландскую колонию на одном из островов Тихого  океана. Мечтал ли он о независимости для своей будущей колонии, по примеру  Соединенных Штатов Америки? Возможно. Быть может, он как‑нибудь и выдал свои  тайные надежды. Во всяком случае, правительство отказалось прийти на помощь в  осуществлении его проекта. Больше того: оно создавало капитану Гранту всяческие  препятствия, которые в другой стране погубили бы его. Но Гарри Грант не  сломился: он воззвал к патриотическим чувствам своих земляков, пожертвовал  своим состоянием, а на вырученные средства построил судно «Британия» и, набрав  отличную команду, отплыл с ней исследовать большие острова Тихого океана. Детей  же своих он оставил на попечении старой двоюродной сестры. Было это в 1861  году. В течение года, вплоть до мая 1862 года, он давал о себе знать. Но со  времени его отплытия из Кальяо, в июне 1862 года, никто больше не слыхал о  «Британии», и «Мореходная газета» упорно молчала об участи капитана Гранта.    

Старая родственница Гарри Гранта неожиданно умерла, и его  дети остались одни на свете. Мери Грант было всего четырнадцать лет, но  отважная девочка, очутившись в таком тяжелом положении, не пала духом и всецело  посвятила себя брату, совсем еще ребенку. Его надо было воспитывать, учить.  Экономная, осторожная, предусмотрительная девочка, работая день и ночь,  отказывая себе во всем ради брата, воспитывала его и стойко выполняла  материнские обязанности.    

Двое детей жили в Данди, упорно борясь с нуждой. Мери думала  только о брате и мечтала о счастливой будущности для него. Бедная девочка была  убеждена, что «Британия» погибла и отца нет в живых. Не поддается описанию  волнение Мери, когда случайно попавшееся ей на глаза объявление в «Таймсе»  вдруг вывело ее из того отчаяния, в котором она жила.    

Она решилась действовать без промедления. Если б она узнала,  что тело капитана Гранта найдено на каком‑нибудь пустынном берегу среди  обломков потерпевшего крушение судна, то даже и это было бы лучше, чем  непрестанное сомнение, вечная пытка неизвестности.    

Она все рассказала брату. В тот же день дети капитана Гранта  сели на пертский поезд, а вечером были уже в Малькольм‑Касле, и здесь, после  стольких душевных мук, Мери вновь обрела надежду.    

Вот какую грустную историю поведала Мери Грант леди  Гленарван. Она рассказала все очень просто, далекая от мысли что в эти долгие  годы испытаний вела себя как героиня. Но для Элен это было очевидно, и, слушая  Мери, она, не стыдясь, плакала и обнимала обоих детей капитана Гранта.    

Роберту же казалось, что он узнал все это только сейчас.  Слушая рассказ сестры, мальчик широко раскрывал глаза. Он впервые стал отдавать  себе отчет в том, сколько она для него сделала, сколько выстрадала, и наконец,  не в силах больше сдерживаться, он бросился к сестре и крепко обнял ее.    

– Мамочка, дорогая моя мамочка! – воскликнул он,  глубоко растроганный.    

Пока продолжались эти разговоры, наступила ночь. Леди Элен,  понимая, что дети устали, решила прервать беседу.    

Мери и Роберта Грант отвели в предназначенные для них  комнаты, и они заснули с надеждой на будущее.    

После их ухода леди Элен велела попросить к себе майора и  рассказала ему обо всем, что произошло в этот вечер.    

– Славная девушка эта Мери Грант, – заметил Мак‑Наббс,  выслушав рассказ леди Элен.    

– Только бы мужу удалось то дело, за которое он взялся, –  промолвила леди Элен, – иначе положение этих детей будет ужасным!    

– Лорд Гленарван добьется своего, – отозвался Мак‑Наббс. –  Не каменные же сердца у этих лордов адмиралтейства.    

Но, несмотря на уверенность майора, леди Элен провела очень  беспокойную, бессонную ночь.    

На следующий день, когда Мери и Роберт, поднявшись на заре,  прогуливались по обширному двору замка, послышался шум подъезжающего экипажа.  Это возвращался в Малькольм – Касл лорд Гленарван. Лошади неслись во всю прыть.    

Почти одновременно с коляской во дворе появилась в" со  провождении майора леди Элен и бросилась навстречу мужу.    

Вид у него был разочарованный. Он молча обнял жену.    

– Ну что, Эдуард? – воскликнула леди Элен.    

– У этих людей нет сердца, дорогая! – ответил лорд  Гленарван.    

– Они отказали?    

– Да, они отказали в моей просьбе послать судно. Они  говорили о миллионах, напрасно потраченных на розыски Франклина, они заявили,  что документ темен, непонятен; говорили, что катастрофа с этими несчастными  произошла два года назад и теперь очень мало шансов найти их; уверяли, что  потерпевшие крушение, попав в плен к индейцам, конечно, были уведены ими внутрь  страны и что нельзя же обыскать всю Патагонию, чтобы найти трех человек – трех  шотландцев! – что эти рискованные, напрасные поиски погубят больше людей,  нежели спасут. Словом, они приводили все возможные доводы, заранее решив  отказать. Они помнят о проектах капитана, и несчастный Грант безвозвратно  погиб!    

– Бедный мой отец! – воскликнула Мери Грант, падая  на колени перед Гленарваном.    

– Ваш отец? – спросил лорд Гленарван, с удивлением  глядя на склонившуюся к его ногам девушку. – Неужели, мисс…    

– Да, Эдуард, – вмешалась леди Элен, – мисс  Мери и ее брат Роберт – дети капитана Гранта. Это их лорды адмиралтейства  только что обрекли на сиротство.    

– Ах, мисс, – сказал лорд Гленарван, поднимая  девушку, – если б я знал, что вы здесь…    

Он не докончил фразы. Тягостное молчание, прерываемое  рыданиями, воцарилось во дворе замка. Никто не проронил ни слова: ни лорд  Гленарван, ни леди Элен, ни майор, ни безмолвно стоявшие вокруг своих хозяев  слуги. Видно было, что все эти шотландцы негодовали на английское  правительство.    

Через несколько минут майор спросил лорда Гленарвана:    

– Итак, у вас нет никакой надежды?    

– Никакой!    

– Ну что ж! В таком случае, я отправлюсь к этим  господам! – крикнул юный Роберт. – И мы посмотрим…    

Сестра не дала ему договорить, но сжатый кулак мальчугана  выдал его отнюдь не миролюбивые намерения.    

– Нет, Роберт, нет! – проговорила Мери  Грант. – Поблагодарим милых хозяев этого замка за все, что они для нас  сделали – мы никогда в жизни этого не забудем, – а затем удалимся.    

– Мери! – крикнула леди Элен.    

– Что же вы собираетесь делать? – спросил лорд  Гленарван девушку.    

– Я хочу броситься к ногам королевы, – ответила  девушка, – и посмотрим, останется ли она глуха к словам двух детей,  молящих спасти их отца.    

Лорд Гленарван покачал головой: не потому даже, что он  сомневался в добром сердце королевы, а потому, что знал, что Мери Грант не  сможет до нее добраться.    

Мольбы слишком редко доходят до ступеней трона, и на дверях  дворцов как будто начертаны те слова, которые англичане помещают у штурвала  своих кораблей: «Passangers are requested not to speak to the man ad the wheel»[21].    

Леди Элен поняла мысль мужа. Она знала, что попытка девушки  должна кончиться ничем. Для нее было ясно, что отныне жизнь этих двух детей  будет полна отчаяния. И тут ее осенила великая, благородная мысль…    

– Мери Грант! – воскликнула она. – Подождите,  не ухо дите, мое дитя. Выслушайте меня.    

Девушка держала руку брата, собираясь уходить. Она  остановилась.    

Леди Элен, взволнованная, со слезами на глазах, обратилась к  мужу.    

– Эдуард! – сказала она твердым голосом. –  Капитан Грант, бросая в море это письмо, вверял свою судьбу тому, кому оно  попадет в руки. Оно попало к нам…    

– Что вы хотите сказать, Элен? – спросил лорд  Гленарван.    

Все вокруг молчали.    

– Я хочу сказать, – продолжала леди Элен, –  что начать супружескую жизнь добрым делом – великое счастье! Вот вы, дорогой Эдуард,  чтобы порадовать меня, задумали увеселительное путешествие. Но можно ли  испытать большую радость, можно ли принести больше пользы, чем спасая  несчастных, которым отказалась помочь их родина?    

– Элен! – воскликнул Гленарван.    

– Да! Вы поняли меня, Эдуард. «Дункан» – доброе,  надежное судно. Оно смело может плыть в южные моря, может совершить  кругосветное путешествие, и оно совершит его, если это понадобится! В путь же,  Эдуард! Плывем на поиски капитана Гранта!    

Услышав эти решительные слова своей юной жены, лорд  Гленарван обнял ее и, улыбаясь, прижал к сердцу, в то время как Мери и Роберт  осыпали ее руки поцелуями, а слуги замка, растроганные и восхищенные этой  сценой, от всего сердца кричали:    

– Ура! Да здравствует хозяйка Люсса! Трижды ура лорду и  леди Гленарван!    

 Глава V    

ОТПЛЫТИЕ «ДУНКАНА»    

     

Мы уже говорили, что леди Элен была женщина велико душная и  сильная духом. Ее поступок был бесспорным тому доказательством. Лорд Гленарван  действительно мог гордиться такой благородной женой, способной понимать его и  идти с ним рука об руку. Уже в Лондоне, когда его ходатайство было отклонено,  ему пришла в голову мысль самому отправиться на поиски капитана Гранта, и если  он не опередил Элен, то только потому, что не мог примириться с мыслью о  разлуке с ней. Но, если Элен сама стремилась отправиться на эти поиски, никаким  колебаниям уже не могло быть места. Слуги восторженно приветствовали это  предложение – ведь речь шла о спасении таких же шотландцев, как они сами. И  Гленарван от всего сердца присоединился к их крикам «ура» в честь молодой  хозяйки Малькольм‑Касла.    

Раз отплытие было решено, не приходилось терять ни одно го  часа. В тот же день лорд Гленарван послал Джону Манглсу приказ привести  «Дункан» в Глазго и сделать все нужные приготовления для плавания в южных  морях, – плавания, которое могло стать и кругосветным. Надо сказать, что  леди Элен, предлагая «Дункан» для экспедиции, не ошиблась в оценке его  мореходных качеств. Это замечательно прочное и быстроходное судно могло не  бояться дальнего плавания.    

То была превосходная паровая яхта водоизмещением в двести  десять тонн, а ведь первые суда, достигавшие Америки, – суда Колумба,  Пинсона, Веспуччи, Магеллана – все были гораздо меньших размеров[22].    

Две мачты «Дункана»: фок и грот – несли по два прямых  паруса, кроме того, на яхте были косые паруса: кливера и стаксели. Вообще  парусность «Дункана» была совершенно достаточной для того, чтобы он ходил как  обыкновенный клипер [23].  Но, конечно, больше всего можно было рассчитывать на его механическую силу –  паровую машину, построенную по новейшей системе. Это был двигатель высокого  давления в сто шестьдесят лошадиных сил, приводящий в движение двойной винт.  Идя на всех парах, «Дункан» развивал небывалую скорость. В самом деле, во время  пробного плавания в заливе Фёрт‑оф‑Клайд патент‑лаг [24] отметил скорость, доходящую до семнадцати  морских миль [25] в  час.    

«Дункан», конечно, мог смело отправиться даже и в  кругосветное плавание.    

Джону Манглсу оставалось лишь позаботиться о внутреннем  переоборудовании судна.    

Прежде всего он занялся расширением угольных ям, чтобы  погрузить побольше угля, ибо в пути не так‑то легко возобновить запасы топлива.    

С не меньшим вниманием отнесся Джон Манглс и к пополнению  камбуза. Он умудрился запастись съестными припасами на целых два года. Правда,  недостатка в деньгах у него не было; ему их хватило даже на то, чтобы  приобрести небольшую пушку, которая и была установлена на шканцах [26] яхты. Кто знает, что может  случиться в пути!    

Надо сказать, что Джон Манглс был знаток своего дела, и хотя  в данное время он командовал лишь яхтой, но вообще считался одним из лучших  шкиперов Глазго. Ему было тридцать лет. В чертах его лица, немного суровых,  сквозили мужество и доброта. Ребенком он был взят в Малькольм‑Касл. Семья  Гленарван дала ему образование и сделала из него прекрасного моряка. Во время  нескольких совершенных им дальних плаваний Джон Манглс не раз проявлял свое  искусство, энергию и хладнокровие. Когда Гленарван предложил ему взять на себя  командование «Дунканом», он охотно на это согласился, ибо любил хозяина  Малькольм‑Касла, как брата, и искал случая выказать ему свою преданность.    

Помощник Джона Манглса, Том Остин, был старый моряк,  заслуживавший полного доверия. Судовая команда «Дункана», включая капитана с  его помощником, состояла из двадцати пяти человек. Все они, испытанные моряки,  были уроженцами графства Дамбартон, сыновьями арендаторов Гленарванов. Они и на  яхте как бы представляли собой клан бравых шотландцев. Среди них даже был  традиционный piper‑bag[27].  Таким образом, Гленарван имел в своем распоряжении команду преданных ему,  отважных, горячо любящих свое дело, опытных моряков, умеющих владеть оружием и  пригодных для самых рискованных экспедиций. Когда команде «Дункана» стало  известно, куда ей предстоит отправиться, моряки не в силах были сдержать свою  радость и огласили громким «ура» скалы Дамбартона.    

Джон Манглс, усердно занимаясь погрузкой на «Дункан» топлива  и провианта, не забывал о необходимости приспособить для дальнего плавания  помещения лорда и леди Гленарван. Ему также надо было приготовить каюты для  детей капитана Гранта – ведь леди Элен не могла не внять просьбе Мери взять ее  с собой на борт «Дункана». А юный Роберт, конечно, скорее спрятался бы в трюме,  чем остался на берегу. Он был готов плыть на «Дункане» юнгой, как в свое время  Нельсон и Франклин. Разве можно было отказать такому мальчугану! Даже и не  пытались. Пришлось согласиться и с тем, что он будет считаться не пассажиром, а  членом команды. Джону Манглсу было поручено обучать его морскому делу.    

– Прекрасно! – заявил Роберт, – Пусть капитан  не щадит меня и угостит кнутом, если я сделаю что‑нибудь не так, как надо.    

– Будь спокоен на этот счет, мой мальчик, –  серьезным тоном ответил Гленарван, умолчав о том, что кошки‑девятихвостки [28] на «Дункане» не  применялись, да в них и не было нужды.    

Чтобы дополнить список пассажиров яхты, надо еще упомянуть о  майоре Мак‑Наббсе. Это был человек лет пятидесяти, с правильным, спокойным  лицом, с прекрасным характером: скромный, молчаливый, мирный и добродушный. Мак‑Наббс  всегда шел туда, куда ему указывали, всегда во всем со всеми соглашался. Он  никогда ни о чем не спорил, ни с кем не препирался, никогда не выходил из себя.  Так же спокойно, как по лестнице в свою спальню, взбирался он на откос разбитой  траншеи: ничто не могло его взволновать или отклонить от его пути, даже бомба;  и, вероятно, он так и умрет, не найдя случая рассердиться. Мак‑Наббс был не  только храбрым воякой, смельчаком, какими бывают все физически сильные люди,  но, что гораздо ценнее, у него было и нравственное мужество – сила духа.  Единственной его слабостью было то, что он был шотландцем с головы до ног,  настоящим сыном Каледонии, и упорно придерживался всех старинных обычаев своей  родины. Поэтому он никогда не хотел служить Англии, а свой майорский чин  получил в 42‑м полку конной гвардии, командный состав которого пополнялся  исключительно шотландскими дворянами. Как близкий родственник Гленарвана, Мак‑Наббс  жил в Малькольм‑Касле, а как офицер, майор счел совершенно естественным  отправиться в плавание на «Дункане».    

Таковы были пассажиры яхты, которой по непредвиденным  обстоятельствам суждено было совершить одно из самых изумительных путешествий  новейших времен.    

С момента своего появления у пароходной пристани Глазго  «Дункан» стал возбуждать любопытство публики. Ежедневно его осматривало  множество народа; только им и интересовались, только о нем и говорили. Это не  очень‑то нравилось другим капитанам, в том числе и капитану Бертону, который  командовал великолепным пароходом «Шотландия», стоявшим у пристани бок о бок с  «Дунканом» и готовившимся плыть в Калькутту. Капитан этого громадного парохода  действительно был вправе смотреть свысока на своего крошку‑соседа, «Дункан».  Однако всеобщий интерес, притом со дня на день возраставший, сосредоточивался  на яхте Гленарвана.    

Время отплытия «Дункана» приближалось. Джон Манглс показал  себя капитаном умелым и энергичным. Через месяц со дня испытания яхты в заливе  Фёрт‑оф‑Клайд, снабженный топливом, провиантом, оборудованный для дальнего  плавания «Дункан» уже был готов выйти в море. Отплытие было назначено на 25  августа. Таким образом, яхта могла прибыть в южные широты приблизительно к  началу весны.    

Когда проект лорда Гленарвана получил известность, ему  пришлось выслушать много замечаний об утомительности и опасности подобного  путешествия, но он не обратил на них ни малейшего внимания и готовился отбыть из  Малькольм‑Касла. Многие порицавшие шотландского лорда в то же время втайне  восхищались им. В конце концов, общественное мнение открыто стало на его  сторону, и вся печать, за исключением правительственных органов, единодушно  осудила поведение лордов адмиралтейства. Впрочем, лорд Гленарван был так же  равнодушен к похвалам, как и к порицаниям, – он делал то, что считал своим  долгом, а остальное его не волновало.    

24 августа Гленарван, леди Элен, майор Мак‑Наббс, Мери и  Роберт Грант, мистер Олбинет, стюард [29] яхты,  и его жена, миссис Олбинет, служанка леди Гленарван, покинули Малькольм‑Касл.  Преданные семье Гленарван слуги устроили им самые сердечные проводы.    

Через несколько часов путешественники уже были на борту  «Дункана». Население Глазго с большой симпатией приветствовало леди Элен, эту  юную отважную женщину, которая, от казавшись от роскошной жизни с ее спокойными  удовольствиями, спешила на помощь потерпевшим кораблекрушение.    

Помещения лорда Гленарвана и его жены находились на юте  «Дункана» и состояли из двух спален, гостиной и двух небольших ванных комнат.  Затем имелась общая кают‑компания, куда выходили шесть кают, из которых пять  были заняты Мери и Робертом Грант, мистером и миссис Олбинет и майором Мак‑Наббсом.  Каюты Джона Манглса и Тома Остина были расположены на носу яхты и выходили на  палубу. Команда же была размещена в межпалубном помещении, и размещена с  удобствами, ибо яхта не имела другого груза, кроме угля, провианта и оружия.    

Таким образом, капитан умело всех устроил, пользуясь тем,  что на яхте было много свободного места.    

«Дункан» должен был выйти в море 25 августа, около трех  часов утра, с началом отлива, но до отплытия яхты жители Глазго стали  свидетелями трогательного зрелища. В восемь часов вечера лорд Гленарван, его  семья и гости, вся команда, от кочегара до капитана, все участники предстоящей  экспедиции отбыли с яхты и направились в Сен‑Мунго, старинный собор в Глазго,  так живо описанный Вальтером Скоттом. Этот собор, уцелевший среди опустошений,  произведенных еще во времена Реформации, принял под свои величественные своды  пассажиров и моряков «Дункана». В обширном нефе со множеством надгробных плит  преподобный Мортон призвал благословение божье на путешественников, молясь о  даровании им благополучного плавания. И вот в древней церкви зазвучал голос  Мери Грант. Девушка пела и в молитве возносила благодарность своим благодетелям  и богу.    

В одиннадцать часов вечера все были на борту. Капитан и  команда занялись последними приготовлениями к отплытию. В полночь стали разводить  пары. Капитан отдал приказ быстрее подбрасывать уголь, и вскоре клубы черного  дыма смешались с ночным туманом. Паруса – они не могли быть использованы, так  как дул юго‑западный ветер, – были тщательно покрыты холщовыми чехлами для  предохранения их от копоти.    

В два часа ночи на «Дункане» стали чувствоваться толчки от  дрожания паровых котлов: манометр показывал давление в четыре атмосферы;  перегретый пар со свистом вырывался из‑под клапанов. Между приливом и отливом  наступил временный штиль. Начинало рассветать, и уже можно было разглядеть  фарватер реки Клайд, его бакены с потускневшими при свете зари фонарями. Надо  было отплывать. Джон Манглс приказал известить об этом лорда Гленарвана, и тот  не замедлил подняться на палубу.    

Вскоре начался отлив. Прозвучали громкие свистки «Дункана»,  были отданы концы, яхта отвалила от пристани. Заработал винт, и «Дункан»  двинулся по фарватеру реки. Джон не взял лоцмана: ему прекрасно был знаком  фарватер реки Клайд, и никто не смог бы лучше вывести судно в открытое море. Яхта  послушно двигалась по его воле. Молча и уверенно управлял он правой рукой  машиной, а левой – рулем. Вскоре последние заводы, расположенные по берегам,  сменились виллами, возвышавшимися по прибрежным холмам. Городской шум замер  вдали.    

Час спустя «Дункан» пронесся мимо скал Дамбартона, а через  два часа был в заливе Фёрт‑оф‑Клайд. В шесть часов утра яхта уже плыла в  открытом океане.    

 Глава VI    

ПАССАЖИР КАЮТЫ НОМЕР ШЕСТЬ    

     

В первый день плавания «Дункана» море было довольно  неспокойно, и к вечеру ветер посвежел. «Дункан» сильно качало. Поэтому женщины  не выходили на палубу. Они лежали в каютах на койках.    

На следующий день ветер несколько изменил направление.  Капитан Джон Манглс приказал поднять паруса. Благодаря этому «Дункан» стал  устойчивее – меньше чувствовалась боковая и килевая качка. Леди Элен и Мери  Грант смогли рано утром подняться на палубу, где уже стояли лорд Гленарван,  майор и капитан.    

Восход солнца был великолепен. Дневное светило, напоминавшее  позолоченный металлический диск, поднималось из океана, словно из колоссальной  гальванической ванны. «Дункан» скользил в потоках света, и казалось, что не  ветер, а солнечные лучи надувают его паруса.    

Пассажиры яхты молча созерцали появление сияющего светила.    

– Что за чудное зрелище! – проговорила наконец леди  Элен. – Такой восход предвещает прекрасный день. Только бы ветер не  переменился и оставался попутным!    

– Трудно желать более благоприятного ветра, дорогая  Элен, – отозвался лорд Гленарван, – и нам не приходится жаловаться на  такое начало нашего путешествия.    

– А скажите, дорогой Эдуард, сколько времени может  продлиться наше путешествие?    

– На это нам может ответить только капитан Джон… –  сказал Гленарван. – Как мы идем, Джон? Довольны ли вы своим судном?    

– Чрезвычайно доволен, милорд. Это чудесное судно – моряку  приятно ступать по его палубе. И машина и корпус как нельзя лучше соответствуют  друг другу. Вот почему яхта, как видите, оставляет за собой такой ровный след и  так легко уходит от волны. Идем мы со скоростью семнадцать морских миль в час,  и если скорость эта не понизится, то мы дней через десять пересечем экватор, а  меньше чем через пять не дель обогнем мыс Горн.    

– Слышите, Мери? Меньше чем через пять недель! –  обратилась к девушке леди Элен.    

– Слышу, сударыня, – ответила Мери. – Мое  сердце забилось при этих словах капитана.    

– Как вы переносите плавание, мисс Мери? – спросил  лорд Гленарван.    

– Неплохо, милорд. А скоро я и совсем освоюсь с морем.    

– А наш юный Роберт?    

– О, Роберт!.. – вмешался Джон Манглс. – Если  его нет в машинном отделении, значит, он уже взобрался на мачту. Этот мальчуган  просто насмехается над морской болезнью… Да вот, сами полюбуйтесь. Видите, где  он?    

Взоры всех устремились туда, куда указывал капитан, –  на фок‑мачту: там, футах в ста от палубы, на канатах брам – стеньги [30] висел Роберт. Мери  невольно вздрогнула.    

– О, успокойтесь, мисс! – сказал Джон  Манглс. – Я отвечаю за него. Обещаю вам, что в недалеком будущем  представлю капитану Гранту лихого молодца, – ведь мы, несомненно, разыщем  этого достойного капитана!    

– Да услышит вас небо, мистер Джон! – ответила  девушка.    

– Милая мисс Мери, будем надеяться, – заговорил  Гленарван. – Все предвещает нам удачу. Взгляните на этих славных малых,  взявшихся за осуществление нашей высокой цели. С ними мы не только добьемся  успеха, но добьемся его без особенного труда. Я обещал Элен увеселительную  прогулку и верю, что сдержу свое слово.    

– Эдуард, вы лучший из людей! – воскликнула леди  Элен Гленарван.    

– Отнюдь нет, но у меня лучшая команда на лучшем судне…  Разве вы не восхищаетесь нашим «Дунканом», мисс Мери?    

– Конечно, восхищаюсь, милорд, – ответила  девушка, – и восхищаюсь как настоящий знаток.    

– Вот как!    

– Я еще ребенком играла на кораблях отца. Он должен был  сделать из меня моряка. Но и теперь, если бы понадобилось, я, пожалуй, смогла  бы взять на рифы парус.    

– Что вы говорите, мисс! – воскликнул Джон Манглс.    

– Если так, – сказал лорд Гленарван, – то в  лице капитана Джона вы, несомненно, будете иметь большого друга, ибо профессию  моряка он ставит выше всякой другой на свете. Даже для женщины он не  представляет себе ничего лучшего. Не правда ли, Джон?    

– Совершенно верно, милорд, – ответил молодой  капитан. – Я, конечно, должен признаться, что мисс Грант более пристало  находиться в рубке, чем ставить брамсель [31].  Тем не менее мне были очень приятны ее слова.    

– Особенно когда она так восхищалась «Дунканом»… –  добавил лорд Гленарван.    

– …который этого вполне заслуживает, – ответил  Джон Манглс.    

– Право, вы так гордитесь вашей яхтой, – сказала  леди Элен, – что мне захотелось осмотреть ее всю до самого трюма, а также  поглядеть, как наши славные матросы устроились в кубрике.    

– Устроились превосходно, – ответил Джон  Манглс, – совсем как дома.    

– И они действительно дома, дорогая Элен, – сказал  лорд Гленарван. – Ведь эта яхта – часть нашей древней Каледонии, уголок  графства Дамбартон, плывущий по волнам океана. И мы вовсе не покинули нашей  родины: «Дункан» – это Малькольм – Касл, а океан – озеро Лох‑Ломонд.    

– Ну тогда, дорогой Эдуард, покажите же нам ваш  замок, – шутливо сказала леди Элен.    

– К вашим услугам! – ответил лорд  Гленарван. – Но раньше позвольте мне сказать несколько слов Олбинету.    

Стюард «Дункана» Олбинет был превосходный метрдотель,  усердно и умно исполнявший свои обязанности. Он немедленно явился на зов  хозяина.    

– Олбинет, мы хотим прогуляться перед завтраком, –  сказал лорд Гленарван таким тоном, словно речь шла о прогулке в окрестностях  замка. – Надеюсь, что к нашему возвращению завтрак будет на столе.    

Олбинет важно отвесил поклон.    

– Идете вы с нами, майор? – спросила Мак‑Наббса  леди Элен.    

– Если прикажете, – ответил он.    

– О, майор поглощен дымом своей сигары, – вмешался  лорд Гленарван, – не будем же отрывать его. Знаете, мисс Мери, он у нас  заядлый курильщик – даже и во сне не вы пускает изо рта сигару.    

Майор кивнул головой в знак согласия. Остальные спустились в  кубрик.    

Оставшись один на палубе, Мак‑Наббс, по своей всегдашней  привычке, стал мирно беседовать сам с собой, окружая себя еще более густыми  облаками дыма. Он стоял неподвижно и глядел на пенистый след за кормой яхты.  После нескольких минут молчаливого созерцания он обернулся и увидел перед собой  новое лицо. Если бы вообще что‑нибудь могло удивить майора, то он, пожалуй, был  бы удивлен этой встречей, ибо этот пассажир был ему совершенно незнаком.    

Этому высокому, сухощавому человеку могло быть лет сорок. Он  напоминал длинный гвоздь с большой шляпкой. Голова у него была круглая и  большая, лоб высокий, нос длинный, рот большой, подбородок острый. Глаза  скрывались за огромными круглыми очками, и особенная неопределенность во  взгляде говорила о никталопии [32].  Лицо у него было умное и веселое. В нем не было той неприветливости, какую  напускают на себя некоторые для важности. Такие люди из принципа ни когда не  смеются, пряча под маской серьезности свое ничтожество. Напротив,  непринужденность и милая бесцеремонность этого незнакомца ясно показывали, что  он умеет видеть в людях и вещах только хорошее. Хоть он еще не открывал рта,  чувствовалось, что он любит поговорить. Было ясно также, что он из тех страшно  рассеянных людей, которые смотрят и не видят, слушают и не слышат. Незнакомец  был в дорожной фуражке, обут в грубые желтые ботинки и кожаные гетры. На нем  были бархатные коричневые панталоны и такая же куртка с бесчисленными туго  набитыми карманами, откуда торчали записные книжки, блокноты, бумажники, вообще  масса столь же ненужных, сколь и обременительных предметов. Через плечо у него  висела на ремне подзорная труба.    

Суетливость незнакомца составляла полную противоположность  невозмутимому спокойствию майора. Он вертелся вокруг Мак‑Наббса, рассматривал  его, кидал на него вопросительные взгляды, но тот и не думал поинтересоваться  тем, откуда взялся этот господин, куда он направляется и почему он на борту  «Дункана».    

Когда загадочный незнакомец увидел, что все его попытки общения  разбиваются о равнодушие майора, он схватил свою подзорную трубу – раздвинутая  во всю длину, она достигала четырех футов – и, расставив ноги, неподвижный, как  дорожный столб, направил ее на линию горизонта, где вода сливалась с небом.  Понаблюдав так минут пять, он поставил свою подзорную трубу на палубу и оперся  на нее, как на трость; но тут труба сложилась, части ее вошли одна в другую, и  новый пассажир, внезапно потеряв точку опоры, едва не растянулся у грот‑мачты.    

Всякий другой на месте майора хотя бы улыбнулся, но он даже  бровью не повел. Тогда незнакомец смирился наконец с его безразличием.    

– Стюард! – крикнул он с иностранным акцентом и  стал ждать.    

Никто не появлялся.    

– Стюард! – позвал он уже громче.    

Мистер Олбинет проходил в эту минуту в камбуз, находившийся  под шканцами. Каково же было его удивление, когда он услышал, что его так  бесцеремонно окликает какой‑то долговязый незнакомец!    

«Откуда он взялся? – подумал Олбинет. – Какой‑нибудь  друг лорда Гленарвана? Невозможно!» Однако он подошел к незнакомцу.    

– Вы стюард этого судна? – спросил тот. – Да,  сэр, но я не имею чести…    

– Я пассажир каюты номер шесть, – не дал ему  договорить незнакомец.    

– Каюты номер шесть? – повторил Олбинет.    

– Ну да. А как ваше имя?    

– Олбинет.    

– Ну так вот, друг мой Олбинет, – сказал  незнакомец из каюты номер шесть, – нужно подумать о завтраке, да не  откладывая. Уже тридцать шесть часов, как я ничего не брал в рот, вернее  сказать, я проспал тридцать шесть часов, что вполне простительно человеку,  который без остановок примчался из Парижа в Глазго. Скажите, пожалуйста, в  котором часу здесь завтрак?    

– В девять, – машинально ответил Олбинет.  Незнакомец пожелал взглянуть на часы, но это заняло немало времени, так как  часы он нашел только в девятом кармане.    

– Да, но ведь еще нет и восьми часов! Ну тогда,  Олбинет, принесите‑ка мне пока печенья и стакан черри: я падаю от истощения.    

Олбинет слушал, ничего не понимая, а незнакомец говорил  безумолку, с необыкновенной – быстротой перескакивая с пред мета на предмет.    

– Ну, а где же капитан? Еще не встал? А его помощник?  Он что, тоже спит? – трещал незнакомец. – К счастью, погода хорошая,  ветер попутный, судно идет само собой.    

Как раз в ту минуту, когда он это говорил, на лестнице юта  показался Джон Манглс.    

– Вот и капитан, – объявил Олбинет.    

– Ах, я очень рад! – воскликнул незнакомец. –  Очень рад познакомиться с вами, капитан Бертон!    

Удивление Джона Манглса не имело границ, и не столько  потому, что его назвали капитаном Бертоном, сколько потому, что он увидел  незнакомца на борту своего судна.    

Тот продолжал рассыпаться в любезностях.    

– Позвольте пожать вам руку, – сказал он. –  Если я этого не сделал третьего дня вечером, то только потому, что в момент  отплытия не следует никого беспокоить. Но сегодня, капитан, я счастлив  познакомиться с вами.    

Джон Манглс, широко открыв глаза, с удивлением смотрел то на  Олбинета, то на незнакомца.    

– Теперь мы познакомились с вами, дорогой  капитан, – продолжал незнакомец, – и стали старыми друзьями. Ну,  давайте поболтаем. Скажите, довольны ли вы своей «Шотландией»?    

– О какой «Шотландии» вы говорите? – наконец  спросил Джон Манглс.    

– О «Шотландии», на которой мы с вами находимся. Это  прекрасное судно. Мне расхвалили его качества и достоинства его командира,  славного капитана Бертона. А кстати, не родственник ли вы великого африканского  путешественника Бертона, этого отважного человека? В таком случае примите мои  горячие поздравления.    

– Сэр, я не только не родственник путешественника  Бертона, но даже и не капитан Бертон, – ответил Джон Манглс.    

– А‑а… – протянул незнакомец. – Значит, я  говорю с помощником капитана Бертона, мистером Берднессом?    

– Мистер Берднесс? – переспросил Джон Манглс.    

Он уже начал догадываться, в чем тут дело, только еще не мог  разобрать, кто перед ним: сумасшедший или чудак. Молодой капитан уже собирался  без дальних околичностей это выяснить, но на палубе появились лорд Гленарван,  его жена и мисс Грант.    

Увидев их, незнакомец закричал:    

– А, пассажиры! Пассажиры! Чудесно! Надеюсь, мистер  Берднесс, вы будете так добры представить меня…    

Но тут же, не ожидая посредничества Джона Манглса, он  непринужденно выступил вперед.    

– Миссис… – сказал он мисс Грант. –  Мисс… – сказал он леди Элен. – Сэр… – прибавил он, обращаясь к  лорду Гленарвану.    

– Лорд Гленарван, – пояснил Джон Манглс.    

– Милорд, – продолжал незнакомец, – я прошу  извинить меня за то, что сам представляюсь вам, но в море, мне кажется, можно  несколько отступить от светского этикета. Надеюсь, мы быстро познакомимся, и в  обществе этих дам путешествие на «Шотландии» покажется нам и коротким и приятным.    

Ни леди Элен, ни мисс Грант не нашлись, что на это ответить.  Они никак не могли понять, каким образом этот посторонний человек мог очутиться  на палубе «Дункана».    

– Сэр, – обратился к нему лорд Гленарван, – с  кем я имею честь говорить?    

– С Жаком‑Элиасеном‑Франсуа‑Мари Паганелем, секретарем  Парижского географического общества, членом‑корреспондентом географических  обществ Берлина, Бомбея, Дармштадта, Лейпцига, Лондона, Петербурга, Вены, Нью‑Йорка,  а также почетным членом Королевского географического и этнографического  института Восточной Индии. Вы видите перед собой человека, который двадцать лет  изучал географию, не выходя из кабинета, и наконец, решив заняться ею  практически, направляется теперь в Индию, чтобы связать там в одно целое труды  великих путешественников.    

 Глава VII    

ОТКУДА ПОЯВИЛСЯ И КУДА НАПРАВЛЯЛСЯ ЖАК ПАГАНЕЛЬ    

     

Очевидно, секретарь Географического общества был приятным  человеком, так как все это было сказано им чрезвычайно мило. Впрочем, теперь  лорд Гленарван прекрасно знал, с кем имеет дело: ему были хорошо известны имя и  заслуги Жака Паганеля. Его труды по географии, доклады о новейших открытиях,  печатаемые в бюллетенях общества, переписка его чуть ли не со всем светом – все  это сделало Паганеля одним из самых видных ученых Франции. Поэтому Гленарван  сердечно протянул руку своему нежданному гостю.    

– А теперь, когда мы представились друг другу, –  сказал он, – вы позволите мне, господин Паганель, задать вам один вопрос?    

– Хоть двадцать, милорд, – ответил Жак  Паганель, – разговор с вами всегда будет для меня удовольствием.    

– Вы поднялись на борт этого судна третьего дня  вечером?    

– Да, милорд, третьего дня в восемь часов вечера. Прямо  из вагона я бросился в кеб, а из кеба – на «Шотландию», где я еще из Парижа  заказал каюту номер шесть. Было темно. Я никого не заметил на палубе. А так как  я был утомлен тридцатичасовой дорогой и к тому же знал, что во избежание  морской болезни полезно немедленно по прибытии на судно улечься на койку и не  вставать с нее в первые дни плавания, то я сейчас же лег и самым добросовестным  образом, смею вас уверить, проспал целых тридцать шесть часов!    

Теперь для слушателей Жака Паганеля стало ясно, каким  образом он очутился на яхте. Французский путешественник, перепутав суда, сел на  «Дункан» в то время, когда все были в церкви Сен‑Мунго. Все объяснилось. Но что  скажет ученый – географ, узнав название и место назначения судна, на которое он  попал?    

– Итак, господин Паганель, вы избрали Калькутту  исходным пунктом вашей экспедиции? – спросил лорд Гленарван.    

– Да, милорд. Всю свою жизнь я лелеял мечту увидеть  Индию. И вот наконец‑то эта заветная мечта осуществится, я попаду на родину  слонов.    

– Значит, господин Паганель, для вас было бы не  безразлично, если бы вам пришлось посетить не эту, а какую‑нибудь другую  страну?    

– Мне было бы это, милорд, не только не безразлично, а  даже очень неприятно, так как у меня имеются рекомендательные письма к лорду  Соммерсету, генерал‑губернатору Индии, да к тому же мне дано Географическим  обществом поручение, которое я должен выполнить.    

– А! Вам дано поручение?    

– Да, мне поручено осуществить одно полезное и  любопытное путешествие, план которого был разработан моим ученым другом и  коллегой, господином Вивьеном де Сен‑Мартеном. По этому плану мне надлежит  направиться по следам братьев Шлагинтвейт, полковника Во Уэбба, Ходжсона,  миссионеров Гю и Габе, Муркрофта, Жюля Реми и многих других известных  путешественников. Я хочу добиться того, что, к несчастью, не удалось  осуществить в 1846 году миссионеру Крику, то есть обследовать течение реки Цангпо[33], которая, огибая с севера  Гималайские горы, на протяжении тысячи пятисот километров орошает Тибет. Мне  хотелось бы, наконец, выяснить, не сливается ли эта река на северо‑востоке  области Ассама с рекой Брахмапутрой. А уж тому путешественнику, которому  удастся осветить этот важнейший для географии Индии вопрос, будет, конечно,  обеспечена золотая медаль.    

Паганель был восхитителен. Он говорил с неподражаемым  воодушевлением, он так и несся на быстрых крыльях фантазии. Остановить его было  бы так же невозможно, как воды Рейн ского водопада.    

– Господин Жак Паганель, – начал лорд Гленарван,  когда знаменитый ученый сделал минутную передышку, – это, бесспорно,  прекрасное путешествие, и наука будет вам за него признательна. Но я не хочу  держать вас дольше в заблуждении и потому должен сказать, что, по крайней мере,  на ближайшее время вам придется отказаться от удовольствия побывать в Индии.    

– Отказаться? Почему?    

– Да потому, что вы плывете в сторону, противоположную  полуострову Индостан.    

– Как! Капитан Бертон…    

– Я не капитан Бертон, – отозвался Джон Манглс.    

– Но «Шотландия»…    

– Это судно – не «Шотландия»!    

Удивление Паганеля не поддается описанию. Он посмотрел по  очереди на лорда Гленарвана, сохранявшего совершенную серьезность, на леди Элен  и Мери Грант, лица которых выра жали огорчение и сочувствие, на улыбавшегося  Джона Манглса, на невозмутимого майора, а затем, пожав плечами, опустив очки со  лба на нос, воскликнул:    

– Что за шутка!    

Но в этот момент глаза его остановились на штурвале, и он  прочел надпись: «Дункан». Глазго».    

– «Дункан»! «Дункан»! – крикнул Паганель в  отчаянии, а затем, сбежав с лестницы, устремился в свою каюту.    

Как только злосчастный ученый исчез, никто на яхте, кроме  майора, не в силах был удержаться от смеха; хохотали и матросы. Поехать не в ту  сторону по железной дороге, ну хотя бы сесть в дамбартонский поезд вместо  эдинбургского – еще куда ни шло, но перепутать судно и плыть в Чили, когда  собрался в Индию, – это уже верх рассеянности!    

– Впрочем, такой случай с Жаком Паганелем меня не  удивляет, – заметил лорд Гленарван. – Он ведь известен подобными  злоключениями. Однажды он издал прекрасную карту Америки, куда умудрился  втиснуть Японию. Но все это не мешает ему быть выдающимся ученым и одним из  лучших географов Франции.    

– Что же мы будем делать с этим беднягой? –  проговорила леди Элен. – Не можем же мы увезти его с собой в Патагонию!    

– А почему нет? – веско сказал Мак‑Наббс. –  Разве мы отвечаем за его рассеянность? Допустим, он сел бы не в тот  поезд, – разве он мог бы его остановить?    

– Не мог бы, но он сошел бы на ближайшей  станции, – возразила леди Элен.    

– Ну, так это он сможет сделать, если пожелает, в  первой же гавани, где мы остановимся, – заметил лорд Гленарван.    

В это время Паганель, убедившись, что багаж его находится на  том же судне, снова поднялся на палубу. Удрученный и пристыженный, он все  твердил злополучное слово: «Дункан»! «Дункан»! Других слов у него не  находилось. Он ходил взад и вперед, рассматривая мачты яхты, вопрошая  безмолвный горизонт открытого моря. Наконец он снова подошел к лорду  Гленарвану.    

– А куда идет этот «Дункан»? – спросил он.    

– В Америку, господин Паганель.    

– Куда именно?    

– В Консепсьон.    

– В Чили! В Чили! – закричал несчастный  ученый. – А моя экспедиция – в Индию! Что скажет господин Катрфаж,  президент Центральной комиссии! А господин Авезак! А господин Кортамбер! А  господин Вивьен де Сен‑Мартен! Как я теперь покажусь на заседании  Географического общества!    

– Не отчаивайтесь, господин Паганель, – стал  успокаивать его Гленарван, – все это может кончиться для вас сравнительно  небольшой потерей времени. А река Цангпо пока подождет вас в горах Тибета.  Скоро мы зайдем на остров Мадейра, и там вы сядете на судно, которое доставит  вас обратно в Европу.    

– Благодарю вас, милорд. Видно, уж придется примириться  с этим. Но надо сказать, приключение удивительное! Только со мной подобная вещь  и могла случиться. А моя каюта, заказанная на «Шотландии»!..    

– Ну, о «Шотландии» вам лучше позабыть.    

– Но мне кажется, – снова начал Паганель, еще раз  оглядывая судно, – «Дункан» – прогулочная яхта.    

– Да, сэр, – отозвался Джон Манглс, – и  принадлежит она лорду Гленарвану…    

– …который просит вас без стеснения пользоваться его  гостеприимством, – докончил Гленарван.    

– Бесконечно благодарен вам, милорд, – ответил  Паганель. – Глубоко тронут вашей любезностью. Но позвольте мне высказать  вам такое простое соображение: Индия – прекрасная страна, полная чудесных  неожиданностей для путешественников. Наверно, дамы не бывали там… И стоит  рулевому повернуть руль, как «Дункан» так же свободно направится к Калькутте,  как и к Консепсьону, а раз это увеселительное путешествие…    

Но тут, видя, что Гленарван отрицательно качает головой,  Паганель умолк.    

– Господин Паганель, – сказала леди Элен, –  если бы это было увеселительное путешествие, то я, не задумываясь, ответила бы  вам: «Давайте все вместе отправимся в Индию», и лорд Гленарван, я уверена, не  был бы против. Но дело в том, что «Дункан» плывет в Америку, чтобы привезти  оттуда на родину потерпевших крушение у патагонских берегов, и он не может  отказаться от такой гуманной цели.    

    

Через несколько минут французский путешественник был уже в  курсе дела. Не без волнения услыхал он о чудесной находке документа, об истории  капитана Гранта и о велико душном предложении леди Элен.    

– Сударыня, – обратился он к ней, – позвольте  мне вы разить безграничное восхищение, которое внушает мне ваш поступок. Пусть  ваша яхта продолжает свой путь! Я не про стил бы себе, если бы задержал ее хоть  на один день.    

– Так вы хотите присоединиться к нашей  экспедиции? – спросила леди Элен.    

– Для меня это невозможно: я должен выполнить данное  мне поручение. Я высажусь на первой же вашей стоянке.    

– Значит, на Мадейре, – заметил Джон Манглс.    

– Пусть на Мадейре. Я буду там всего в ста восьмидесяти  милях от Лиссабона и подожду какого‑нибудь судна.    

– Ну что ж, господин Паганель, – сказал  Гленарван, – так и будет сделано. Что касается меня, я рад возможности  видеть вас несколько дней гостем на моей яхте. Будем надеяться, что вы не  слишком соскучитесь в нашем обществе!    

– О, – воскликнул ученый, – это еще счастье,  милорд, что я ошибся судном так удачно! Тем не менее нельзя не признаться, что  человек, который собрался в Индиго, а плывет в Америку, попал в довольно‑таки  смешное положение.    

Как ни печально, но Паганелю пришлось примириться с  задержкой, которую он не был в силах предотвратить. Он оказался человеком очень  милым, веселым, конечно, рассеянным и очаровал дам своим неизменно хорошим  настроением. Не прошло и дня, как Паганель со всеми подружился. Он попросил,  чтобы ему показали знаменитый документ, и долго и тщательно изучал его.  Истолкование документа не вызывало у него ни каких сомнений. Он отнесся с живым  участием к Мери Грант и ее брату и старался внушить им твердую надежду на  встречу с отцом. Он так уверовал в успех экспедиции «Дункана», так радужно  смотрел на все, что, слушая его, Мери не могла не улыбаться. Право, если бы не  его поручение, он тоже бросился бы на поиски капитана Гранта.    

Когда же Паганель узнал, что леди Элен – дочь известного  путешественника Уильяма Таффнела, он разразился восторженными восклицаниями. Он  знал ее отца. Какой это был отважный ученый! Сколькими письмами обменялись они,  когда Уильям Таффнел стал членом‑корреспондентом Парижского географического  общества! И это он, он, Паганель, вместе с господином Мальт‑Брюном предложил  Таффнела в члены общества!.. Какая встреча! Какое удовольствие путешествовать с  дочерью Уильяма Таффнела!    

В заключение географ попросил у леди Элен разрешения по  целовать ее. И леди Гленарван согласилась, хотя, может быть, это и было  несколько «improper» [34].    

 Глава VIII    

НА «ДУНКАНЕ» СТАЛО ОДНИМ ХОРОШИМ ЧЕЛОВЕКОМ БОЛЬШЕ    

     

Между тем яхта, благодаря попутным течениям у берегов  Северной Африки, быстро приближалась к экватору. 30 августа показался остров  Мадейра. Гленарван, верный обещанию, сказал своему гостю, что можно  остановиться и высадить его на берег.    

– Дорогой лорд, – ответил Паганель, – я буду  говорить с вами попросту. Скажите, намеревались ли вы до моего появления  сделать остановку у Мадейры?    

– Нет, – сказал Гленарван.    

– Тогда разрешите мне использовать мою злосчастную  рассеянность. Остров Мадейра слишком хорошо известен. Он не представляет  никакого интереса для географа. Все о нем уже сказано и написано; к тому  же когда‑то знаменитое тамошнее виноделие теперь в полнейшем упадке. Подумайте  только: на Мадейре больше нет виноградников! В 1813 году там добывалось  двадцать две тысячи пип [35] вина,  а в 1845 году уже всего две тысячи шестьсот шестьдесят девять пип. Прискорбное  явление! Если вам безразлично, нельзя ли сделать остановку у Канарских  островов…    

– Сделаем остановку у Канарских островов, –  ответил Гленарван, – они у нас на пути.    

– Я это знаю, дорогой лорд. А Канарские острова интерес  нее: они состоят из трех групп, не говоря уже о пике на острове Тенерифе [36] – мне всегда хотелось его  увидеть. Вот как раз удоб ный случай! Им я воспользуюсь и в ожидании судна,  которое доставит меня в Европу, поднимусь на эту знаменитую гору.    

– Как вам будет угодно, дорогой Паганель, –  невольно улыбаясь, ответил Гленарван.    

И он улыбался не зря.    

Канарские острова находятся недалеко от Мадейры, всего в  двухстах пятидесяти милях – расстояние незначительное для такой быстроходной  яхты, как «Дункан».    

31 августа в два часа дня Джон Манглс и Паганель разгуливали  по палубе. Француз забрасывал капитана вопросами о Чили.    

– Господин Паганель! – вдруг прервал его Джон,  указывая на какую‑то точку на южной стороне горизонта.    

– Что такое, дорогой капитан? – отозвался ученый.    

– Соблаговолите посмотреть вон в ту сторону. Вы ничего  там не видите?    

– Ничего.    

– Вы не туда смотрите. Это не у горизонта, но повыше,  среди облаков.    

– Среди облаков? Сколько я ни смотрю…    

– Ну вот, теперь взгляните по направлению бушприта[37].    

– Ничего не вижу.    

– Да вы просто не хотите видеть! Но поверьте мне, что,  хотя мы еще и в сорока милях от Тенерифского пика, его остроконечная вершина  уже вырисовывается над горизонтом.    

Но через несколько часов только слепой мог ничего не видеть,  и Паганель волей‑неволей сдался.    

– Наконец‑то вы ее видите, – сказал ему капитан.    

– Да, да, вижу совершенно ясно. Вот это и есть так  называемый Тенерифский пик? – пренебрежительно прибавил географ.    

– Он самый.    

– Мне кажется, он не так уж высок.    

– Однако он возвышается на одиннадцать тысяч футов над  уровнем моря.    

– Но ему, во всяком случае, далеко до Монблана.    

– Возможно, но когда дело дойдет до подъема на эту  гору, пожалуй, вы найдете, что она достаточно высока.    

– Подниматься? Подниматься на Тенерифский пик? К чему  это, дорогой капитан, после Гумбольдта и Бонплана? Гениальный Гумбольдт  поднялся на эту гору и описал ее так, что уже ничего не прибавишь. Он тогда же  установил вертикальную смену растительных поясов: пояс виноградников, пояс  лавровых лесов, пояс сосен, пояс горной пустыни с дроком и, наконец, каменистые  осыпи, где совершенно отсутствует растительность. Гумбольдт добрался до самой  высшей точки Тенерифского пика – там негде было даже сесть. Перед его глазами  расстила лось пространство, равное четвертой части Испании. Затем он спустился  до самого кратера этого вулкана. Спрашивается: что остается мне делать на этой  горе после великого человека?    

– Действительно, после него вам ничего не  открыть, – со гласился Джон Манглс. – А жаль, вам будет ужасно скучно  ждать в порту Санта‑Крус‑де‑Тенерифе прихода судна. Развлечений там мало, вряд  ли вам удастся рассеяться.    

– Моя рассеянность всегда при мне, – смеясь,  заметил Паганель. – Но скажите, дорогой Манглс, разве нет крупных портов  на островах Зеленого Мыса?    

– Конечно, есть. И для вас, например, было бы очень  легко сесть в Прая на пароход, идущий в Европу.    

– Не говоря уж об одном немалом преимуществе, –  заметил Паганель, – ведь острова Зеленого Мыса недалеко от Сенегала, где я  найду земляков. Конечно, мне прекрасно известно, что эту группу островов  считают малоинтересной, пустынной, да и климат там нездоровый. Но для глаз  географа все любопытно: уметь видеть – это наука. Есть люди, которые не умеют  видеть и путешествуют так же «умно», как какие‑нибудь ракообразные. Но  поверьте, у меня другая школа.    

– Как вам будет угодно, господин Паганель, –  ответил Джон Манглс. – Я уверен, что ваше пребывание на островах Зеленого  Мыса обогатит географическую науку. А мы как раз должны туда зайти, чтобы  запастись углем, и ваша высадка нас нисколько не задержит.    

Сказав это, капитан взял курс на запад от Канарских  островов. Знаменитый Тенерифский пик остался за кормой. Продолжая идти таким же  быстрым ходом, «Дункан» пересек 2 сентября, в пять часов утра, тропик Рака.  Погода стала меняться. Воздух сделался тяжелым и влажным, как всегда в период  дождей. Время это испанцы зовут «Le tiempo das aguas» [38]. Оно очень тягостно для путешественников, но  полезно для жителей африканских островов, страдающих от недостатка  растительности, а значит, и от недостатка влаги. Бурное море не позволяло  пассажирам яхты оставаться на палубе, но разговоры в кают‑компании не стали от  этого менее оживленными.    

3 сентября Паганель, готовясь высадиться на берег, принялся  укладывать свои вещи. «Дункан» уже лавировал между остро вами Зеленого Мыса. Он  прошел мимо острова Сал, бесплодно го и унылого, как песчаная могила, прошел  вдоль обширных коралловых рифов, а затем, оставив в стороне остров Сен‑Жак,  перерезанный с севера на юг цепью базальтовых гор, вошел в бухту Прая и стал на  якорь у самого города. Погода была ужасная, и бушевал прибой, несмотря на то,  что бухта была защищена от морских ветров. Дождь лил как из ведра, и сквозь его  потоки едва можно было разглядеть город. Расположен он был на плоской горной  террасе, упирающейся в отроги мощных скал вулканического происхождения, вышиной  триста футов. Вид острова сквозь частую завесу дождя был удручающе унылый.    

Леди Элен не удалось осуществить свое намерение побывать в  городе. Погрузка угля протекала с большими затруднениями. В то время как море и  небо в каком‑то смятении смешивали свои воды, пассажирам не оставалось ничего  другого, как сидеть в кают‑компании. Естественно, злободневной темой разговоров  на яхте была погода. Каждый сказал что‑нибудь по этому по воду. Один майор не  проронил ни слова; он, кажется, с полным равнодушием присутствовал бы и при  всемирном потопе.