1 2 3 4 5 

  
   
Джордж Гордон Байрон
   
Манфред
  
  
   Драматическая поэма
  
  
   
    
There are more things in heaven and earth,
    
Horatio, than are dreamt of in your philosophy.
    Shakespeare.[1]
   
   
  
  
   
    
DRAMATIS PERSONAE[2]
   
   
Манфред.
   
Охотник за сернами.
   
Аббат св. Маврикия.
   
Мануэль.
   
Герман.
   
Фея Альп.
   
Ариман.[3]
   
Немезида.[4]
   
Парки.[5]
   
Духи.
   Действие происходит в Бернских Альпах, частью в замке Манфреда, частью в горах.
  
  
   
    
АКТ ПЕРВЫЙ
   
   
    
     
СЦЕНА ПЕРВАЯ
    
    Готическая галерея. — Полночь. 
    Манфред
    (один) 
    
     
      
Ночник пора долить, хотя иссякнет
      
Он все-таки скорей, чем я усну;
      
Ночь не приносит мне успокоенья
      
И не дает забыться от тяжелых,
      
Неотразимых дум: моя душа
      
Не знает сна, и я глаза смыкаю
      
Лишь для того, чтоб внутрь души смотреть.
      
Не странно ли, что я еще имею
      
Подобие и облик человека,
      
Что я живу? Но скорбь — наставник мудрых;
      
Скорбь — знание, и тот, кто им богаче,
      
Тот должен был в страданиях постигнуть,
      
Что древо знания — не древо жизни.
      
Науки, философию, все тайны
      
Чудесного и всю земную мудрость —
      
Я все познал, и все постиг мой разум,
      
Что пользы в том? — Я расточал добро
      
И даже сам встречал добро порою;
      
Я знал врагов и разрушал их козни,
      
И часто враг смирялся предо мной,
      
Что пользы в том? — Могущество и страсти,
      
Добро и зло — все, что волнует мир, —
      
Все для меня навеки стало чуждым
      
В тот адский миг. Мне даже страх неведом,
      
И осужден до гроба я не знать
      
Ни трепета надежд или желаний,
      
Ни радости, ни счастья, ни любви. —
      
Но час настал. —
      
Таинственные силы!
      
Властители вселенной безграничной.
      
Кого искал я в свете дня и в тьме!
      
Вы, в воздухе сокрытые, — незримо
      
Живущие в эфире, — вы, кому
      
Доступны гор заоблачные выси,
      
И недра скал, и бездны океана, —
      
Во имя чар, мне давших власть над вами,
      
Зову и заклинаю вас: явитесь!
     
    
    Молчание. 
    
     
      
Ответа нет. — Так именем того,
      
Кто властвует над вами, — начертаньем,
      
Которое вас в трепет повергает, —
      
Велением бессмертного! — Явитесь!
     
    
    Молчание. 
    
     
      
Ответа нет. — Но, духи тьмы и света,
      
Вам не избегнуть чар моих: той силой,
      
Что всех неотразимее, — той властью,
      
Что рождена на огненном обломке
      
Разрушенного мира, — на планете,
      
Погибшей и навеки осужденной
      
Блуждать среди предвечного пространства,
      
Проклятием, меня гнетущим, — мыслью,
      
Живущею во мне и вкруг меня, —
      
Зову и заклинаю вас: явитесь!
     
    
    В темном конце галереи появляется неподвижная звезда и слышится голос, который поет.
    Первый дух
    
     
      
Смертный! На луче звезды
      
Я спустился с высоты.
      
Силе чар твоих послушный,
      
Я покинул мир воздушный,
      
Мой чертог среди эфира,
      
Нежно сотканный дыханьем
      
Туч вечерних и сияньем
      
Золотистого сафира
      
В предзакатной тишине.
      
Смертный! Что велишь ты мне?
     
    
    Второй дух
    
     
      
Монблан — царь гор, он до небес
      
Возносится главой
      
На троне скал, в порфире туч,
      
В короне снеговой.
      
Лесами стан его повит.
      
Громовый гул лавин
      
В могучей длани держит он
      
Над синей мглой долин.
      
Века веков громады льдов
      
Вдоль скал его ползут,
      
Но чтоб низвергнуться во прах —
      
Моих велений ждут.
      
Я грозный повелитель гор,
      
Единым словом я
      
До недр их потрясти могу, —
      
Кто ты, чтоб звать меня?
     
    
    Третий дух
    
     
      
В тишине заповедной,
      
В синей бездне морей,
      
Где сирена вплетает
      
Перлы в зелень кудрей,
      
Где во мраке таится
      
Водяная змея, —
      
Гулом бури твой голос
      
Долетел до меня.
      
Мой чертог из коралла
      
Он наполнил собой, —
      
Что ты хочешь, о смертный?
      
Дух морей пред тобой!
     
    
    Четвертый дух
    
     
      
Где недра вулканов
      
Кипят в полусне
      
И лава клокочет
      
В гудящем огне,
      
Где Анды корнями
      
Ушли в глубину —
      
Вершинами гордо
      
Стремясь в вышину, —
      
Во мраке подземном
      
Тебе я внимал,
      
На зов твой покорно
      
Из мрака предстал!
     
    
    Пятый дух
    
     
      
Я дух и повелитель бурь,
      
Я властелин ветров;
      
Свой путь к тебе я совершал
      
Средь молний и громов.
      
Чрез океан нес ураган
      
Меня на голос твой,
      
Плыл в море флот, но в бездне вод
      
Он будет пред зарей!
     
    
    Шестой дух
    
     
      
Дух Ночи пред тобой, дух темноты —
      
Зачем меня терзаешь светом ты?
     
    
    Седьмой дух
    
     
      
Твоей звездою правил я
      
В те дни, когда еще земля
      
Была не создана. То был
      
Мир дивный, полный юных сил,
      
Мир, затмевавший красотой,
      
Теченьем царственным своим
      
Все звезды, что блистали с ним
      
В пустыне неба голубой.
      
Но час настал — и навсегда
      
Померкла дивная звезда!
      
Огнистой глыбой без лучей,
      
Зловещим призраком ночей,
      
Без цели мчится вдаль она,
      
Весь век блуждать осуждена.
      
И ты, родившийся под той
      
Для неба чуждою звездой,
      
Ты, червь, пред кем склоняюсь я,
      
В груди презренье затая,
      
Ты, властью, данною тебе,
      
Чтобы предать тебя Судьбе,
      
Призвавший лишь на краткий миг
      
Меня в толпу рабов своих,
      
Скажи, сын праха, для чего
      
Ты звал владыку своего?
     
    
    Семь духов
    
     
      
Владыки гор, ветров, земли и бездн морских,
      
Дух воздуха, дух тьмы и дух твоей судьбы —
      
Все притекли к тебе, как верные рабы, —
      
Что повелишь ты им? Чего ты ждешь от них?
     
    
    Манфред
    
     
      
Забвения.
     
    
    Первый дух
    
     
      
Чего — кого — зачем?
     
    
    Манфред
    
     
      
Вы знаете. Того, что в сердце скрыто.
      
Прочтите в нем — я сам сказать не в силах.
     
    
    Дух
    
     
      
Мы можем дать лишь то, что в нашей власти:
      
Проси короны, подданных, господства
      
Хотя над целым миром, — пожелай
      
Повелевать стихиями, в которых
      
Мы безгранично царствуем, — все будет
      
Дано тебе.
     
    
    Манфред
    
     
      
Забвенья — лишь забвенья.
      
Вы мне сулите многое, — ужели
      
Не в силах дать лишь одного?
     
    
    Дух
    
     
      
Не в силах.
      
Быть может, смерть…
     
    
    Манфред
    
     
      
Но даст ли смерть забвенье?
     
    
    Дух
    
     
      
Забвение неведомо бессмертным:
      
Мы вечны — и прошедшее для нас
      
Сливается с грядущим в настоящем.
      
Вот наш ответ.
     
    
    Манфред
    
     
      
Вы надо мной глумитесь;
      
Но властью чар, мне давших власть над вами,
      
Я царь для вас. — Рабы, не забывайтесь!
      
Бессмертный дух, наследье Прометея,[6]
      
Огонь, во мне зажженный, так же ярок,
      
Могуч и всеобъемлющ, как и ваш,
      
Хотя и облечен земною перстью.
      
Ответствуйте — иль горе вам!
     
    
    Дух
    
     
      
Мы можем
      
Лишь повторить ответ: он заключен
      
В твоих словах.
     
    
    Манфред
    
     
      
В каких?
     
    
    Дух
    
     
      
Ты говорил нам,
      
Что равен нам; а смерть для нас — ничто.
     
    
    Манфред
    
     
      
Так я напрасно звал вас! Вы не в силах
      
Иль, не хотите мне помочь.
     
    
    Дух
    
     
      
Проси:
      
Мы все дадим, что только в нашей власти.
      
Проси короны, мощи, долголетья…
     
    
    Манфред
    
     
      
Проклятие! К чему мне долголетье?
      
И без того дни долги! Прочь!
     
    
    Дух
    
     
      
Помедли,
      
Подумай, прежде чем нас отпустить.
      
Быть может, есть хоть что-нибудь, что ценно
      
В твоих глазах?
     
    
    Манфред
    
     
      
О, нет! Но пред разлукой
      
Мне хочется увидеть вас. Я слышу
      
Печальные и сладостные звуки,
      
Я вижу яркую недвижную звезду.
      
Но дальше — мрак. Предстаньте предо мною.
      
Один иль все, в своем обычном виде.
     
    
    Дух
    
     
      
Мы не имеем óбразов — мы души
      
Своих стихий. Но выбери любую
      
Из форм земных — и примем мы ее.
     
    
    Манфред
    
     
      
Нет ничего на всей земле, что б было
      
Отрадно мне иль ненавистно. Пусть
      
Сильнейший между вами примет образ,
      
Какой ему пристойнее.
     
    
    Седьмой дух
    (появляясь в образе прекрасной женщины) 
    
     
      
Смотри!
     
    
    Манфред
    
     
      
О боже! Если ты не наважденье
      
И не мечта безумная, я мог бы
      
Опять изведать счастье. О, приди,
      
Приди ко мне, и снова…
     
    
    Призрак исчезает. 
    
     
      
Я раздавлен!
     
    
    (Падает без чувств.) 
    Голос
    (произносящий заклинание)
    
     
      
В час, когда молчит волна,
      
Над волной горит луна,
      
Под кустами — светляки,
      
Над могилой огоньки;
      
В час, когда сова рыдает,
      
Метеор, скользя, блистает
      
В глубине ночных небес
      
И недвижен темный лес, —
      
Властью, силой роковой
      
Овладею я тобой.
      
Пусть глубок твой будет сон —
      
Не коснется духа он.
      
Есть зловещие виденья,
      
От которых нет спасенья:
      
Тайной силою пленен,
      
В круг волшебный заключен,
      
Ты нигде их не забудешь,
      
Никогда один не будешь —
      
Ты замрешь навеки в них, —
      
В темных силах чар моих.[7]
      
И проклятья вещий глас
      
Уж изрек в полночный час
      
Над тобой свой приговор:
      
В ветре будешь ты с тех пор
      
Слышать только скорбный стон;
      
Ночью, скорбью удручен,
      
Будешь солнца жаждать ты;
      
Но едва из темноты
      
Выйдет солнце над тобой —
      
Будешь ночи ждать с тоской.
      
Я в слезах твоих нашла
      
Яд холодной лжи и зла,
      
В сердце, полном мук притворных,
      
Кровь, чернее ядов черных.
      
Сорвала я с уст твоих
      
Талисман тлетворный их —
      
Твой коварно-тихий смех,
      
Как змея, пленявший всех.
      
Все отравы знаю я, —
      
И сильнее всех — твоя.
      
Лицемерием твоим,
      
Сердцем жестким и сухим,
      
Лживой нежностью очей,
      
Злобой, скрытою под ней,
      
Равнодушным безучастьем
      
К братским горестям, несчастьям
      
И умением свой яд,
      
Свой змеино-жадный взгляд
      
Глубоко сокрыть в себя —
      
Проклинаю я тебя!
      
Изливаю над тобой
      
Уготованный судьбой,
      
Роковой фиал твоих
      
Мук и горестей земных:
      
Ни забвенья, ни могилы
      
Не найдет твой дух унылый;
      
Заклинанье! — очарован
      
И беззвучной цепью скован,
      
Без конца томись, страдай
      
И в страданьях — увядай!
     
    
   
   
    
     
СЦЕНА ВТОРАЯ
    
    Гора Юнгфрау. — Утро. — Манфред, один на утесах. 
    Манфред
    
     
      
Сокрылись духи, вызванные мной,
      
Не принесли мне облегченья чары,
      
Не помогла наука волшебства.
      
Я уж не верю в силы неземные,
      
Они над прошлым власти не имеют,
      
А что мне до грядущего, покуда
      
Былое тьмой покрыто? — Мать Земля!
      
Ты, юная денница, вы, о горы,
      
Зачем вы так прекрасны? — Не могу
      
Я вас любить. — И ты, вселенной око,
      
На целый мир отверстое с любовью.
      
Ты не даешь отрады только мне!
      
Вы, груды скал, где я стою над бездной
      
И в бездне над потоком различаю
      
Верхи столетних сосен, превращенных
      
Зияющей стремниною в кустарник,
      
Скажите мне, зачем над ней я медлю,
      
Когда одно движенье, лишний шаг
      
Навеки успокоили бы сердце
      
В скалистом ложе горного потока?
      
Оно зовет — но я не внемлю зову.
      
Оно страшит — но я не отступаю,
      
Мутит мой ум — и все же я стою:
      
Есть чья-то власть, что жизнь нам сохраняет,
      
Что заставляет жить нас, если только
      
Жить значит пресмыкаться на земле
      
И быть могилой собственного духа,
      
Утратив даже горькую отраду —
      
Оправдывать себя в своих глазах!
     
    
    Пролетает орел. 
    
     
      
Могучий царь пернатых, сын эфира,
      
Превыше туч парящий в поднебесье,
      
О, если бы мне быть твоей добычей
      
И пищей для орлят твоих! В лазури
      
Чернеешь ты, и я тебя чуть вижу,
      
Меж тем как ты и вниз, и вверх, и вширь
      
Пронзаешь взором воздух! — Как прекрасен,
      
Как царственно-прекрасен мир земной,
      
Как величав во всех своих явленьях!
      
Лишь мы, что назвались его царями,
      
Лишь мы, смешенье праха с божеством,
      
Равно и праху чуждые и небу,
      
Мрачим своею двойственной природой
      
Его чело спокойное, волнуясь
      
То жаждою возвыситься до неба,
      
То жалкою привязанностью к праху,
      
Пока не одолеет прах и мы
      
Не станем тем, чего назвать не смеем,
      
Что нам внушает ужас. — Чу, свирель!
     
    
    Вдали слышна свирель пастуха.
    
     
      
Патриархально-сладостные звуки
      
Далеко раздаются по ущельям,
      
Сливаясь с колокольчиками стад,
      
И жадно я внимаю им. — О, если б
      
Я был незримым духом этих звуков,
      
Гармонией свободной и живой,
      
Блаженством бестелесным, что родится,
      
Живет и умирает вместе с ними!
     
    
    Снизу поднимается охотник за сернами.
    Охотник
    
     
      
Да, серна здесь промчалась! Но куда?
      
Как на смех промелькнула и пропала!
      
Боюсь, что не окупится сегодня
      
Мой тяжкий труд. — Но кто это вдали?
      
Он с виду не охотник, а поднялся
      
На высоту, которой достигают
      
Лишь лучшие охотники. На нем
      
Богатый плащ, он мужественно-строен
      
И горд, как сын свободного народа.
      
Пойду к нему.
     
    
    Манфред
    (не замечая охотника) 
    
     
      
До срока поседеть
      
От скорбных дум, подобно этим жалким
      
Обломкам сосен, бурей искривленным,
      
Погубленным одною зимней вьюгой,
      
И быть таким, с тоскою вспоминая
      
Иные дни, и на челе носить
      
Морщины, что оставили не годы,
      
А лишь мгновенья, — тяжкие мгновенья,
      
Ужасные, как вечность! Вы, лавины!
      
Вы, глыбы льдов! Обрушьтесь на меня
      
И поглотите жизнь мою! Я слышу
      
Ваш непрестанный грохот, но, свергаясь,
      
Вы губите лишь то, что жаждет жизни:
      
Цветущий лес иль мирные селенья.
     
    
    Охотник
    
     
      
С долины поднимаются туманы.
      
Скажу ему, что нам пора спускаться,
      
Не то он здесь останется навеки.
     
    
    Манфред
    
     
      
Вкруг ледников дымится мгла и пахнет
      
Горящей серой; белыми клубами
      
К моим ногам всползают облака,
      
Как пена из пучины преисподней,
      
С тех жадных волн, что роют берег жизни,
      
Обремененный грешными, как щебнем.
      
Я задыхаюсь.
     
    
    Охотник
    
     
      
Он едва стоит:
      
Мне нужно подойти к нему тихонько, —
      
Иначе он сорвется.
     
    
    Манфред
    
     
      
С тяжким гулом