1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 

  
   
    
От редакции.
   

В ноябре 1931 г. исполнится сто лет со дня смерти великого  
немецкого мыслителя Георга-Вильгельма-Фридриха Гегеля. Значение 
Гегеля для нас, марксистов, определяется его влиянием на Маркса 
и Энгельса, которые построили свое учение при помощи  
заимствованного у Гегеля и в то же время материалистически ими  
переработанного диалектического метода. Гегель велик прежде всего тем, что он 
создал «энциклопедию диалектики». Но его диалектика органически 
связана с его идеалистической системой, которая естественно, в свою 
очередь, должна была повести к извращению самого метода. Отсюда 
вытекала историческая и логическая необходимость преодоления 
гегельянства, что и было выполнено Марксом и Энгельсом,  
создавшими свою философию диалектического материализма.

В своей «Науке логики», равно как и в так называемой «Малой 
логике», Гегель разработал во всех подробностях систему  
диалектической логики, подвергнув критике логику формальную и подняв тем 
самым наше научное мышление на новую, более высокую ступень.

Но Гегель не ограничился созданием логики. Он поставил себе целью 
при помощи нового метода переработать чуть ли не все области  
человеческого знания.

Гегелевская философия, говорит Энгельс, захватила несравненно 
более широкую область, чем какая бы то ни было прежняя система.

Ему удалось развить во многих областях изумительное богатство 
идей. «Феноменология духа (которую можно было бы назвать  
параллелью эмбриологии и палеонтологии духа, — развитием  
индивидуального сознания на различных его ступенях, рассматриваемых как 
сокращенное воспроизведение ступеней, исторически пройденных 
человеческим сознанием), логика, философия природы, философия 
духа, разработанная в ее отдельных исторических  
подразделениях: философия истории, права, религии, история философии, 
VI 

эстетика и т. д., — в каждой из этих различных исторических  
областей Гегель старается найти и указать проходящую через нее 
нить развития. А так как он обладал не только творческим гением, 
но и всесторонней ученостью, то его появление везде составило 
эпоху. Само собою понятно, — продолжает Энгельс, — что нужды 
«системы» довольно часто заставляли его прибегать к тем  
насильственным теоретическим построениями, по поводу которых до сих пор так 
ужасно кричат его ничтожные противники. Но эти построения служат 
у него только рамками работы, лесами возводимого им здания. Кто, 
не останавливаясь около них, проникает в самое здание, тот находит 
там бесчисленные сокровища, до настоящего времени сохранившие 
свою полную ценность» *).

Таким образом, мы в произведениях Гегеля находим  
бесчисленные сокровища и изумительное богатство идей, как выражается  
Энгельс. Если принять во внимание, что Гегель с необычайной  
последовательностью во всех своих произведениях применяет разработанный 
им диалектический метод к конкретным областям действительности и 
знания, то легко понять, какой огромный интерес для марксистов 
представляет изучение основных произведений Гегеля. При этом надо 
помнить, что в деле изучения генезиса марксизма работы Гегеля имеют 
также огромное значение. В целом ряде вопросов Маркс и Энгельс 
примыкают непосредственно к Гегелю, развивая зачатки высказанных 
им идей в целостную концепцию на чисто материалистической основе.

«Феноменология духа», «Логика», «Философия природы»,  
«Философия права», «Философия истории», «История философии» и  
«Эстетика» — вот те основные сочинения Гегеля, которые так или иначе влияли 
на Маркса и Энгельса и которые действительно поражают богатством 
содержания. Лекции по истории философии Энгельс по  
справедливости считает «одним из гениальнейших произведений». От гегелевой 
Философии права и ее критики Маркс отправлялся при выработке им 
собственных историко-материалистических взглядов. Даже  
Философия природы, которая во многих частях несомненно является, в  
сравнении с другими произведениями мыслителя, наиболее слабым,  
заслужила большую похвалу со стороны Энгельса, считающего, что 
Гегель «своим синтезом и рациональной группировкой  
естествознания» сделал большое дело, Та же, если не еще более положительная, 
*) Ф. Энгельс, Людвиг Фейербах, изд. Института К. Маркса и Ф.  
Энгельса, 1928 г., стр. 36.


VII 
оценка дается основоположниками и классиками марксизма  
Феноменологии духа, Философии истории и Эстетике.

За последние десять лет выросли совершенно новые кадры чита- 
телой из трудящихся масс. В старину такие серьезные труды, как  
сочинения Гегеля, изучались очень ограниченным кругом  
интеллигенции, ее верхушкой, которая рекрутировалась по преимуществу из  
аристократических и богатых буржуазных слоев населения. Ныне, когда 
марксизм занял у нас господствующее положение в области  
идеологии, когда, в связи с необходимостью углубленного изучения  
марксизма, диктуемого потребностями нашей эпохи и всей практической 
жизни, вопрос об изучении корней и философских основ нашего  
миросозерцания встал во всю ширь, интерес к Гегелю необычайно  
повысился. Сочинения Гегеля уже не являются предметом «роскоши», 
объектом изучения для тесного кружка любителей философии.  
Произведения Гегеля стали у нас предметом «широкого потребления».

Гегель стал у нас из всех классиков философии самым популярным.

Естественно, что при таких условиях необходимость издания  
избранных сочинений Гегеля на русском языке не требует особого  
обоснования.

К сожалению, на русском языке до сих пор не имеется ни  
«Философии права», ни «Философии истории», ни «Истории философии».

Другие произведения Гегеля были, правда, переведены на русский 
язык, но и с ними дело обстоит далеко не благополучно.

Большую услугу делу распространения идей Гегеля в России  
оказал В. Чижов, который в 60-х годах прошлого столетия перевел на 
русский язык так называемую большую «Энциклопедию философских 
наук». Несмотря на то, что чижовский перевод является в настоящее 
время библиографической редкостью, другого перевода  
«Энциклопедии» у нас до сих пор нет. Особой популярностью пользуется у нас 
чижовский перевод «Малой логики». Это пока единственная книга, по 
которой широкие круги учащихся изучают диалектику Гегеля, ибо 
«Наука логики» несравненно труднее для понимания и требует  
большей подготовки. Чижовский перевод «Энциклопедии» отличается 
одновременно и большими достоинствами, и большими недостатками.

К достоинствам этого перевода следует отнести легкость изложения.

Мысль Гегеля чаще всего передается переводчиком в виде пересказа 
или изложения, что делает ее доступной для читателя. Но этим  
именно определяются недостатки перевода, так как переводчик не  
особенно заботился о точтой передаче мысли Гегеля. Помимо этого, 
VIII 

переводчиком в некоторых частях «Энциклопедий» сделаны большие 
купюры (в «Философии природы», напр., выпущен весь отдел  
«Органики»). Стало быть, в этом виде «Энциклопедия» уже не может  
удовлетворить современного читателя, и мы вынуждены были дать новый 
перевод. Что касается других произведений Гегеля, то наиболее  
тщательно сделан перевод «Науки логики» (изд. 1916 г.). Н. Г. Деболь- 
ский потратил много времени и труда, чтобы дать русскому читателю, 
по возможности, совершенный перевод главного сочинения Гегеля.

Работа выполнена переводчиком с большой любовью и знанием дела.

На русском языке имеется также перевод гегелевой  
«Феноменологии духа», изданный под редакцией Э. Л. Радлова в 1913 г. Перевод 
«Феноменологии духа» сделан пятью ученицами покойного проф. Рад- 
лова. «Надо быть опытным пловцом, — говорит Радлов в своем ре- 
дакторском предисловии, — чтобы справиться с «Феноменологией 
духа». Это замечание вполне справедливо, ибо «Феноменология духа» 
является бесспорно одним из самых трудных и темных произведений 
во всей мировой философской литературе. Перевод этого сочинения 
представляет действительно почти непреодолимые трудности, как  
выражается Э. Л. Радлов. Но именно поэтому нужны были более  
«опытные пловцы», чем упомянутые ученицы Радлова, чтобы справиться с 
таким трудным делом. Перевод «Феноменологии духа» представляется 
нам не вполне удовлетворительным.

Что касается «Эстетики», то на русском языке имеется перевод 
только одной ее части, сделанный В. Модестовым в 1859—1860 гг.

Перевод этот является библиографической редкостью и совершенно 
неудовлетворителен с точки зрения современных требований.

Наконец, недавно в переводе Васильева вышла на русском языке 
«Философская пропедевтика» Гегеля под названием «Введение в  
философию». Этот перевод надо признать удовлетворительным.

Приступая к изданию «Сочинений» Гегеля, Институт К. Маркса 
и Ф. Энгельса прежде всего поставил перед собой вопрос, 
какие из существующих переводов на русском языке могут быть 
использованы для этого издания, которое, по нашему мнению, должно 
отличаться максимальной точностью в смысле передачи подлинника.

В результате тщательного изучения существующих русских  
переводов сочинений Гегеля мы пришли к тому результату, что только «Наука 
логики» в переводе Н. Г. Дебольского может быть безусловно  
использована для нашего издания. Остальные же переводы или нуждаются 
в коренной переработке, иди вовсе не годны для нашей цели. Поэтому 

IX 
мы вынуждены были дать совершенно новый перевод «Малой  
логики», поручив это дело В. Г. Столпнеру. В качестве первого тома 
«Сочинений» Гегеля мы и предлагаем вниманию читателя «Малую 
логику», составляющую первую часть «Энциклопедии философских 
наук».

Переходя к плану нашего издания в целом, необходимо прежде 
всего заметить, что в «Сочинения» Гегеля будут включены, как 
уже было сказано, все его главные работы, за исключением лишь 
«Чтений по философии религии» и некоторых отдельных статей,  
потерявших свое значение для нашего времени. Таким образом, наше 
издание по объему будет лишь немногим меньше немецкого «Собрания 
сочинений», изданного непосредственно после смерти Гегеля его  
ближайшими учениками (первое изд. в 1832 г,, второе изд. в 1840 г.) и 
вновь воспроизводимого ныне Германом Глокнером. Мимоходом  
заметим, что Полного собрания сочинений Гегеля еще не существует.

«Сочинения» Гегеля на русском языке составят пятнадцать томов и 
будут расположены в следующем порядке: 
Т. I. Энциклопедия философских наук. Ч.1. Логика.

Т. II. Энциклопедия философских наук. Ч. П. Философия  
природы.

Т. III. Энциклопедия философских наук Ч. III. Философия 
духа.

Т. IV. Феноменология духа.

Т. V—VI. Наука логики.

Т. VII. Философия права.

Т. VIII. Лекции по философии истории.

Т. IX—XI. Лекции по истории философии.

Т. XII—XIV. Лекции по эстетике.

Т. XV. Философская пропедевтика. Опыты. Библиография  
сочинений Гегеля и литературы о нем.

При составлении плана издания сочинений Гегеля естественно 
возникает вопрос о более целесообразном расположений материала.

Здесь можно исходить из двух принципов: хронологического и  
систематического. Мы считаем более правильным держаться  
систематического принципа, пренебрегая хронологией. Хронологически  
«Феноменология духа» A807 г.) должна предшествовать «Науке логики» 
A812—16 гг.), которая, в свою очередь, появилась раньше  
«Энциклопедии» A817 г.). Нам же представляется более целесообразным, как с 
точки зрения педагогической, так и с точки зрения систематической, 
 
 
поставить в русском издании «Сочинений» Гегеля на первом месте 
«Энциклопедию» — вот по каким соображениям.

«Энциклопедия философских наук» представляет собой  
законченную во всех отношениях целостную систему философии,  
грандиозную по своему охвату, обнимающую всю совокупность  
человеческого знания и проникнутую единством принципа и метода. Она 
должна была, согласно замыслу автора, служить руководством,  
компендиумом для изучения философии мыслителя. Автор придал своему 
труду форму учебника, разбив его на параграфы и снабдив их  
впоследствии (т. е. начиная со второго издания) примечаниями и  
прибавлениями, в которых отвлеченные положения иллюстрируются  
конкретными данными из различных областей знания. В то же время его 
«Энциклопедия» является, по справедливому замечанию Р. Кронера, 
заключительным звеном и венцом классического немецкого идеализма.

Она подводит итог целой исторической полосе в развитии философской 
мысли.

Остальные сочинения Гегеля являются не чем иным, как  
дальнейшим развитием отдельных частей «Энциклопедии». При этом надо еще 
особо подчеркнуть то обстоятельство, что Гегель в течение всей жизни 
не переставал трудиться над улучшением «Энциклопедии», стремясь 
придать ей наибольшую законченность и сделать ее доступной, по  
возможности, большому кругу читателей. «Энциклопедия» вышла при 
жизни Гегеля в трех изданиях (в 1817 г., 1827 г. и 1830 г.), в то время 
как целый ряд крупнейших его трудов («Философия истории», «История 
философии», «Эстетика» и др.) были изданы его учениками и вышли 
в свет после его смерти. Наш перевод «Малой логики» сделан со второго 
издания собрания сочинений (том VI). В отношении предисловия  
Гегеля ко второму изданию мы позволили себе маленькую «вольность», 
поместив его в конце книги в виде «Приложения», желая этим  
подчеркпуть, что оно имеет очень отдаленное отношение к логике и носит по 
существу чисто богословский характер.

Выпуская в свет настоящий первый том сочинений Гегеля,  
редакция считает нужным сообщить, что ею уже подготовлено к печати 
несколько других томов, как, напр., «Философия права» и «Философия 
истории», которые вскоре выйдут в свет. Редакция выражает надежду, 
что ей удастся закончить все издание в трехлетний срок, 

Гегель и диалектический материализм. (Вступительная статья.) 

I.

Современная наука и философия зародились в XVII столетии, в 
эпоху перехода от феодального общества к буржуазному.  
Последующие столетия являлись периодом необычайного расцвета буржуазных 
общественных отношений, небывалого развития производительных 
сил, а вместе с ними — науки и философии.

Ныне человечество вступило в новую фазу исторического  
развития. Капитализм быстро приближается к своему естественному концу.

Выросшая на его основе идеология переживает глубокий кризис.

Естествознание делает огромные завоевания, но в то же время  
философские основы естествознания, которые были заложены в  
предшествующие века, оказались слишком «узкими» и элементарными, не 
вмещающими всего богатства конкретного содержания науки. Повсюду, 
на всех участках материальной и духовной культуры, чувствуется 
колебание почвы. Нет ничего устойчивого, все находится в процессе 
брожения и формирования. На-ряду с великим кризисом,  
переживаемым современной общественной формацией, происходит ломка ее 
«верхних этажей». Старая культура отмирает, и на ее развалинах 
закладываются основы новой, более высокой культуры. В такие  
кризисные эпохи раздаются обычно вопли о закате культуры, о крушении 
науки, о необходимости вернуться к «вере отцов» и пр.

Но не всякий кризис знаменует собою регресс и упадок. Есть  
благотворные кризисы, которые являются выражением роста  
человечества, перелома в его развитии и перехода его на более высокую ступень.

Современный «кризис» в науке обусловлен процессом накопления 
противоречий, которые не могут быть преодолены старыми методами 
мышления. Кризис современной науки — и в первую очередь естество- 
XII 
 
знания —· есть прежде всего кризис ее логических,  
методологических основ. Старые формы мышления оказались бессильными перед 
необычайным богатством содержания, доставляемого каждодневно 
бурным развитием естествознания. Все, что до сих пор казалось  
незыблемым, ныне подвергается глубокому сомнению. Некоторыми  
естественниками взяты под подозрение закон причинности, закон  
сохранения энергии и т. п.

Поэтому наиболее крупные естествоиспытатели ныне настаивают 
на необходимости теснейшего союза между естествознанием и  
философией *).

Философия так же невозможна без естествознания, как  
естествознание невозможно без философии. Подчеркивая взаимную связь и 
зависимость между философией и естествознанием, мы должны здесь 
в то же время оговорить, что то же самое отношение существует между 
философией и общественными науками, между философией и научным 
познанием вообще.

Но что следует понимать под философией? Не вдаваясь в  
подробности на этот счет, мы считаем нужным подчеркнуть, что обычное 
противопоставление философии науке не выдерживает критики.  
Философия в нашем понимании не является чем-то таким, что  
противоположно науке. Напротив того, философия для нас является также 
наукой. Неправильно думать, будто история философии на  
протяжении более чем двух с половиною тысяч лет представляла собой 
бесплодную борьбу различных мнений о никчемных вещах и будто эта 
борьба завершилась ныне ничем, круглым нулем. Люди, мало знакомые 
с историей философии и науки, обычно так думают. Они даже считают, 
что все «зло» идет от философии и что «спасение» придет только от  
положительных наук и в особенности от естествознания. Этот  
предрассудок, хотя и значительно поколеблен у нас, все же прочно засел во 
многих умах.

Однако человечество недаром трудилось и мыслило на  
протяжении своей многовековой истории. — История человеческой мысли 
представляет собою отражение суровой борьбы человека с природой, 
со всевозможными формами эксплоатации и угнетения, равно как и 
с собственным невежеством и предрассудками. Окинув ныне взором 
*) Ср., напр., Мах. Planck, Physikalische Gesetzlichkeit, 1926. S 47—48.


пройденный человечеством путь, мы должны признать, что  
современному поколению досталось от прошлого кое-какое наследство.  
Современные гигантские успехи в области естествознания и техники были 
бы невозможны и немыслимы без всей предшествующей истории  
человечества. Но то же самое приходится сказать и о философии. Мало 
того, философия и наука всегда были до такой степени тесно связаны 
между собою, что взаимно питали друг друга. Философия, опираясь 
на положительные науки, обычно выдвигала общие идеи и принципы, 
которыми руководствовались частные науки. Представители  
положительного знания, часто уверенные в своей «независимости» от всякой 
философии, на деле бессознательно являлись приверженцами тех или 
иных философских систем. Обыкновенно полагают, что естествознание, 
например, гарантирует от неправильных философских взглядов, от 
идеалистических предрассудков. Но так думать могут опять-таки люди, 
мало знакомые с историей науки. Ленин на этот счет придерживался 
другою мнения. Он прекрасно понимал, что «из крутой ломки,  
которую переживает современное естествознание, родятся сплошь да рядом 
реакционные философские школы и школки, направления и  
направленьица» *). Однако Ленин в противоположность многим  
современным верхоглядам не советовал выкинуть «философию за борт»; 
он не придерживался также и того мнения, будто «наука — сама себе 
философия». Он писал: «...Мы должны понять, что без философского 
обоснования никакие естественные науки, никакой материализм не 
могут выдержать борьбы против натиска буржуазных идей и  
восстановления буржуазного миросозерцания».

Словом, мнение Ленина таково, что естествознание без философии 
обойтись не может. В сущности, такого же мнения придерживался и 
Энгельс. К этому же взгляду приходят ныне и крупнейшие  
естествоиспытатели.

История философии есть главным образом история развития  
научного мышления. И если мы спросим себя, каков результат  
многовекового развития человеческой мысли, то на этот вопрос мы ответим: 
материалистическая диалектика как учение о развитии и как метод 
мышления. Материалистическая диалектика не с неба свалилась, 
а является результатом развития человеческой мысли, закономерным 
продуктом истории науки, техники и философии. Без  
материалистической диалектики немыслим марксизм. Марксу и Энгельсу 
*) Ленин, Собрание сочинений, т. XX, ч. II, стр. 497· 
XIV 
А. ДЕВ0РИН 
удалось построить свое монументальное учение только благодаря 
тому, что они не отвернулись просто от предшествующей им  
философии, а преодолели ее, переработали ее. Если метод Маркса принес 
такие обильные плоды в области общественных наук, то ему предстоит 
совершить переворот и в области естествознания, где  
теоретическая мысль до сих пор еще находится в плену у старой метафизики.

«Эмпирическое естествознание, — писал Энгельс в 1878 г.,— 
накопило такую необъятную массу положительного материала, что 
необходимость систематизировать его в каждой отдельной области 
исследования и расположить с точки зрения внутренней связи стала 
неустранимой. Точно так же стало неизбежным привести между собою 
в правильную связь отдельные области познания. Но, занявшись этим, 
естествознание попадает в теоретическую область, а здесь методы  
эмпиризма оказываются бессильными, здесь может оказать помощь только 
теоретическое мышление. Но теоретическое мышление является  
прирожденным свойством только в виде способности. Она должна быть 
развита, усовершенствована, а для подобной разработки не  
существует до сих пор никакого иного средства, кроме изучения истории 
философии» *).

Философия представляет собою на каждой данной исторической 
ступени ее развития определенное понимание всеобщей связи явлений.

В то время как отдельные, частные науки занимаются изучением  
какого-либо отрезка природы, известной ее части, философия  
стремилась всегда вскрыть всеобщую связь целого. Энгельс видит  
преимущество греческой философии перед метафизикой XVII и XVIII столетий 
в том, что она стояла на точке зрения целого и стремилась проникнуть 
во всеобщую связь сущего, в то время как метафизика нового времени 
«заградила себе путь от понимания единичного к пониманию целого».

«Так как греки, — пишет Энгельс, — еще не дошли до расчленения, 
до анализа природы, то она у них рассматривается еще как целое, в 
общем и целом. Всеобщая связь явлений в мире не доказывается в 
подробностях: для греков она является результатом непосредственного 
созерцания. В этом — недостаток греческой философии, благодаря 
которому она должна была впоследствии уступить место другим видам 
мировоззрения. Но в этом же заключается ее превосходство над 
всеми ее позднейшими метафизическими соперниками. Если метафи- 
*) Энгельс, Диалектика природы («Архив К. Маркса и Ф. Энгельса», 
кн. II, стр. 125).


зика права по отношению к грекам в подробностях, то греки правы 
по отношению к метафизике в целом» *).

Энгельс вполне правильно видит и в метафизике необходимый этап 
развития человеческого мышления, так как для понимания  
процессов и взаимной связи явлений требуется понимание предметов,  
понимание единичных явлений. Но метафизика потому и остается  
метафизикой, что она видит в расчленении природы конечный результат 
исследования и неспособна подняться до синтеза. С другой стороны, 
недостаток, которым страдала греческая философия, состоял в том, что 
для нее целое, всеобщая связь явлений представлялись результатом 
непосредственного созерцания, а не опосредствованного через  
расчленение целого понимания.

Материалистическая диалектика исторически и логически  
непосредственно примыкает к гегелевской диалектике, являясь ее  
продолжением и дальнейшим ее развитием, поскольку она подверглась со 
стороны Маркса и Энгельса переработке на основе материализма.

Диалектика является результатом развития всей истории  
человеческого мышления, высшим продуктом науки, философии и практического 
творчества человека. «Диалектика, — говорит Энгельс, — является 
для современного естествознания самой правильной формой мышления, 
ибо она представляет аналог— и, значит, метод объяснения  
происходящих в природе процессов развития—для всеобщих связей 
природы, для переходов от одной области исследования к другой».

Современное состояние науки таково, что она не может  
удовлетвориться массой накопленного эмпирического материала, огромным  
богатством единичных фактов, наблюдений, явлений или даже законов.

Чувствуется неодолимая потребность привести в связь все эти  
наблюдения и закономерности как в каждой отдельной области, так и во всей 
совокупности наук, объединив отдельные отрасли знания в одно целое.

При таких условиях эмпирическое естествознание вынуждено  
подняться на ступень теоретического мышления, т. е. теснее связать  
естествознание с философией.

Эту смычку естествознания с философией возможно осуществить 
лишь на основе материалистической диалектики. «Современные  
естествоиспытатели,— писал Ленин в 1922 г.,—найдут (если сумеют 
искать и если мы научимся помогать им) в материалистически  
истолкованной диалектике Гегеля ряд ответов на те философские вопросы, 
*) Там же, стр. 129.

XVI 

которые ставятся революцией в естествознании и на которых  
«сбиваются» в реакцию интеллигентские поклонники буржуазной моды».

Вез знания диалектики, говорил Ленин, естествоиспытатели будут 
беспомощны в своих философских выводах и обобщениях. «Ибо  
естествознание прогрессирует, переживает период такой глубокой  
революционной ломки во всех областях, что без философских выводов 
естествознанию не обойтись ни в коем случае» *).

Современное естествознание, как нам кажется, вступило уже в 
предсказанную Энгельсом и Лениным новую полосу развития.  
Поскольку крупные естествоиспытатели вынуждаются самим ходом  
развития науки к теоретическому осмысливанию ее, они переходят или 
начинают переходить на диалектическую точку зрения.

Современная наука переживает период «смуты», — это  
несомненно. Мы находимся, быть может, накануне некоторой перестройки 
всего здания современной науки. Поэтому нет ничего удивительного 
в том, что многие естественники скатываются к идеализму и даже  
мистицизму, не будучи в состоянии теоретически осмыслить  
накопиввшиеся в той или иной научной дисциплине противоречия. Для  
преодоления последних старая формальная логика оказывается  
недостаточной. Она должна быть заменена диалектической логикой.

И.

Гегель проводит различие между естественной логикой и  
логикой научной. Естественная логика — это логика до-научного  
мышления. Но до-научное мышление, хотя и отлично от научного мышления, 
тем не менее связано с ним и представляет собою ступень последнего 
в смысле его подготовки. До-научное мышление, т. е. естественная 
логика, имеет то общее с научной логикой, что она также пользуется 
уже категориями. Но пользование категориями естественного  
мышления происходит бессознательно, в то время как научная логика  
применяет категории сознательно. Категории в их бессознательном 
применении мы имеем в языке вообще. Мышление и речь теснейшим 
образом связаны между собою Вез речи нет мышления в развитой его 
форме. Здесь не место останавливаться на очень важном и существенном 
вопросе — о взаимном отношении мышления и речи. Но мы должны 
подчеркнуть, что каждое предложение со стороны его логического 
*) Ленин, Собрание сочинений, т. XX, ч. II, стр. 498.


состава представляет собою внутреннюю связь и движение форм 
мышления, т. е. категорий. Если я говорю: этот лист есть  
зеленый, — говорит Гегель, —то мы имеем здесь налицо категории бытия, 
единичности и пр.

Научная логика имеет дело с категориям в их подлинной чистоте.

Развитие науки подвигается от эмпирического и чувственного знания, 
подготовляя высшие формы мышления. На низших ступенях знания 
мы опять-таки применяем всевозможные категории; как, например, 
целое и часть, вещь и свойства. Вез таких определений человеческое 
знание обходиться не может. Но чем выше мы поднимаемся от  
чувственного и эмпирического знания к высшим формам мышления, тем 
определеннее выявляются категории большей конкретности. Гегель 
приводит пример из физики. В физике категория силы сменилась в 
новейшее время категорией полярности. Эта последняя категория, 
по словам Гегеля, имеет бесконечную важность, поскольку она, в  
отличие от понятия силы, более конкретна, совмещает в себе единство 
различных определений, единство противоположностей.

Формы мышления, по мнению Гегеля, являются в сущности  
результатом развития естественной логики и чувственно-эмпирического 
знания, поскольку последние исторически предшествуют чистой  
логике. Категории сначала даны человеку в неразрывной связи с  
чувственными предметами, воззрениями и представлениями. Лишь на 
определенной ступени развития знания логические категории делаются 
предметом самостоятельного исследования. Они отделяются от  
конкретного содержания, с которым они слиты и даны в единстве. Гегель 
восхваляет Платона и Аристотеля именно за то, что они совершили 
этот переход к чистому мышлению. «Действительно, потребность  
предаться чистому мышлению, — говорит Гегель, — предполагает 
длинный путь, ужо пройденный человеческим духом...» Одним 
словом, логика сама есть в этом смысле продукт исторического 
развития мысли.

Освобождение или отделение логических категорий от  
конкретного предметного содержания делает возможным превращение логики 
в самостоятельную науку. Логика есть наука о мышлении. Человек 
не начинает с анализа своего мышления. Он прежде всего  
действительно, практически мыслит. Практика и здесь предшествует теории.

Мышление становится предметом науки только после того, как  
человечество в течение продолжительного времени пользовалось им и 
накопило большой эмпирический материал для превращения его 
Логика. ? 
XVIII 
 
в предмет самостоятельной науки. Но что является содержанием этой 
науки? «Если логика признается вообще наукой о мышлении, —  
говорит Гегель, — то под этим обычно понимается, что это мышление 
составляет только форму познания, что логика отвлекается от  
всякого содержания», что она рассекается на две половинки, одна из 
которых — содержание — лежит вне мышления, а форма присуща 
ему одному. Такая постановка вопроса в корне ошибочна.  
Содержанием логики Гегель считает чистое мышление, имеющее своим  
принципом чистое знание. Логика имеет далее своим содержанием само 
понятие науки и ее метод.

Необходимо подвергнуть некоторому «испытанию» понятия  
чистого мышления и чистой науки. Содержание чистой науки составляет, 
по Гегелю, объективное мышление... «Чистая наука содержит в себе 
мысль, поскольку последняя есть также вещь в себе самой, или вещь 
в себе самой, поскольку она есть также чистая мысль. Как наука, 
говорит Гегель, истина есть чистое саморазвивающееся самосознание 
и имеет образ самости, которая есть в себе и для себя сущее познаваемое 
понятие, понятие же как таковое есть сущее в себе и для себя. Это 
объективное мышление есть содержание чистой науки. Последняя 
поэтому в такой же малой мере формальна, столь мало лишена материи 
для действительного и истинного познания, что ее содержание,  
напротив, есть единственно абсолютно-истинное, или, если тут еще 
можно употребить слово «материя», истинная материя, но такая  
материя, форма которой не есть нечто внешнее, так как эта материя есть 
собственно чистая мысль, — стало быть, абсолютная форма. Логику 
следует поэтому понимать как систему чистого разума, как царство 
чистой мысли. Это царство есть истина, как она без покрова есть в 
себе и для себя. Можно поэтому выразиться так, что это содержание 
есть изображение бога, каков он в своей вечной сущности до сотворения 
мира и конечного духа» *).

В чем смысл приведенных утверждений Гегеля и в чем их 
ошибка? 
Существует некая чистая наука, которая имеет своим предметом 
чистые мысли. Поэтому логика и есть не что иное, как система чистого 
разума, или царство чистой мысли. Логика по самому существу своему 
должна представлять собою учение о научном мышлении, или, точнее, 
*) Hegel, Wissenschalt der Logik, hsg. Glcckner, 1928, S. 4?—46 
/русск. пер. Дебольского, стр. 6).

XIX 
теорию научного мышления. В этом смысле логика лежит в  
основании всех наук, составляя их фундамент и основу. Она имеет своим 
объектом не какие-либо определенные чувственные и эмпирические 
предметы, а те общие логические категории, которые лежат в основе 
всех наук.

Что следует понимать под категориями? Обычно представляют себе 
дело так, что категории суть наиболее общие абстрактные понятия, 
отвлечения от многих эмпирических предметов. Но категории являются 
общими, коренными, основными понятиями и выражают главным 
образом взаимные связи явлений. Если мы возьмем такое понятие, как 
причинность, то это не просто абстрактное понятие в том смысле, 
в каком человек вообще является абстрактным понятием. Категории— 
это универсальные принципы, основные элементы всякого мьшления 
и бытия. Причинность — не абстрактное понятие в смысле формальной 
логики, а определенный закон мышления и действительности То же 
самое относится ко всем другим категориям. Мы не можем мыслить 
без понятий вещи и ее свойств, числа, качества, меры, сущности 
и пр. Стало быть, логика имеет своим предметом основные законы 
бытия и мышления. И так как каждая наука, поскольку она есть наука, 
базируется на этих первичных категориях, то очевидно, что логика 
является всеобщей наукой, подвергающей анализу предпосылки  
всякого знания, и вместе с тем самостоятельной научной дисциплиной 
с своим особым объектом и содержанием.

Категории—это законы, в которых мы вообще все мыслим, без 
которых нет научного мышления и познания. Предложение: «Этот 
лист есть зеленый», включает в себя понятие вещи (лист), свойства 
(зеленый), бытия (есть) и единичности (этот). Это относится к любому 
суждению. Мы всегда имеем дело с определенными основными формами, 
в которых «движется» мысль, которым она логически подчинена. В 
этом смысле можно сказать, что логика (или философия) есть  
грамматика науки, подобно тому как грамматика в свою очередь есть  
логика языка 
В чем заключается функция категорий? Ответ на этот вопрос 
гласит так: категории имеют своей задачей обобщение и  
установление отношений, связи и порядка явлений.

Под чистой наукой Гегель понимает систему чистого разума, 
царство чистой мысли, как он выражается. Мы в праве отвлекать  
логические формы от содержания и подвергать их самостоятельному  
научному анализу, — против такого приема исследования возразить 
II* 
XX 
 
ничего нельзя. Но Гегель делает огромную ошибку, превращая эти  
категории в самостоятельные сущности. Гегель, который принципиально 
отстаивает конкретное знание, сам сделался жертвой формального и 
отвлеченного знания. Гегель изменил своему собственному методу.

Он оперирует понятиями «чистое мышление» и «чистая наука», 
чтобы оправдать существование «царства чистой мысли». По Гегелю 
поэтому «выходит», что истина существует «без покрова», в своей  
вечной сущности, до сотворения мира и конечного духа. Здесь мы и видим 
основу гегелевского идеализма и мистицизма, как они выражены у 
него в логике. Такое понимание истины «без покрова», допущение 
царства чистой мысли должно было пагубно отразиться на всей  
логике, в особенности же пагубно — на переходах категорий друг 
в друга.

Математика имеет своим предметом количественные отношения 
между явлениями. Она, несомненно, представляет собою  
самостоятельную научную дисциплину. Но мы впали бы в грубейший мистицизм, 
если бы допустили, что числа, величины существуют сами по себе, 
существуют независимо от вещей, или что они «без покрова», в 
своей «вечной сущности», пребывали где-то до сотворения мира, а 
впоследствии «воплотились» в вещи. Но именно из этого  
мистического абсурда исходит Гегель, когда он постулирует существование 
царства чистой мысли.

Мысль, или понятие, есть, согласно Гегелю, сущность вещей, сама 
реальность, субстанция мира. В согласии с Платоном Гегель  
утверждает, что «лишь в своем понятии нечто имеет действительность; 
отрешенное от своего понятия, оно перестало быть действительным 
и уничтожается». Разумеется, если понятие есть субстанция мира, 
то мир имеет действительность лишь в понятии. Но в том-то и дело, 
что Гегель подошел к этому вопросу грубо догматически и только 
постулировал понятие как сущность мира, а не доказал этого своего 
тезиса. Да как его можно доказать? Из того, что мы мыслим в  
понятиях, отнюдь не следует, что понятие есть сущность мира. Гегель 
гипостазировал человеческую мысль, превратив ее в субстанцию.

Верно, разумеется, что мы мыслим в понятиях, но понятия суть формы 
нашего постижения мира, а не его содержания. В понятиях мы мыслим 
определенное содержание. И вот, вместо того чтобы раскрыть  
объективное содержание мысли, Гегель превращает в субстанцию самые 
функции, или формы мысли. При помощи мышления мы познаем  
действительность. Мышление является лишь орудием познания дей- 

ствительности. Гегель же это орудие превращает в самое  
действительность.

Раз мысль (или понятие) есть единственная действительность, 
а действительность есть мысль, то тем самым вопрос о форме и  
содержании логики как бы сам собою разрешается или, вернее,  
устраняется. Гегель поэтому соглашается со старой метафизикой в  
основном. Он говорит:«Прежняя метафизика имела... более высокое  
понятие о мышлении, чем то, которое возымело силу в новое время.  
Первая исходила именно от того основания, что единственно-истинное 
в вещах есть то, что познается о них и в них через мышление, — стало 
быть, не в их непосредственности, а лишь при возвышении их как 
мыслимых в форму мышления. Эта метафизика стояла, таким  
образом, на том, что мышление и определения мышления суть не нечто 
чуждое предметам, а скорее их сущность, или что вещи и мышление 
о них (как и наш язык выражает их сродство) совпадают в себе и для 
себя, что мышление в его имманентных определениях и истинная  
природа вещей суть одно и то же содержание» *).

Гегель в качестве идеалиста стоит на той точке зрения, что 
мысль есть сущность вещей, что вещи и мысль о них «совпадают в себе 
и для себя» Это основное убеждение Гегеля всегда надо иметь в виду 
при изучении не только его системы, но и логики. Но эта точка зрения 
Гегеля о тожестве мысли и вещи представляет собою возврат к старой 
идеалистической метафизике. В этом отношении Гегель не преодолел 
прежней метафизики, а потому и его диалектика, и логика в целом 
проникнуты еще метафизическими элементами.

Гегель прав, когда он настаивает на том, что непосредственное 
знание, т. е. знание вещи такой, какой она представляется  
непосредственно, недостаточно, что оно не дает полного знания и что  
истинная сущность вещей обнаруживается в мышлении или, точнее, при 
помощи мышления. Однако Гегель делает тут совершенно  
неправильное логическое заключение: из того, что непосредственное  
знание недостаточно и неполно, из того, что истинная сущность, т. е.

объективная природа, вещи обнаруживается при помощи мышления, 
вовсе не следует, что мысль есть сущность вещи, что мысль и вещь одно 
и то же. Рассуждение Гегеля не выдерживает критики и похоже на то, 
как если бы я сказал: так как при помощи микроскопа мне делаются 
доступными не видимые невооруженным глазом вещи, то микроскоп 
*) Гегель, Наука логики, дер ДебольскоГо, ч I, стр 3.

XXII 
 
есть сущность этих вещей, микроскоп и вещи — одно и то же.  
Мышление есть орудие познания; орудие же познания и предмет  
познания — не одно и то же.

Исходя из своей принципиальной позиции, что мысль и вещь — 
одно и то же, Гегель устанавливает, что категории, которыми  
занимается логика, суть чистые духи. Отсюда следует, что логика есть 
система чистых духов, или идей. Поскольку же философия природы 
и философия духа являются, с точки зрения Гегеля, прикладной 
логикой, то и в них живут «чистые духи», образующие их душу. В  
логике, как и до сотворения мира, чистые духи даны «без покрова», в их 
«чистом» виде; в философии же природы и философии духа чистые 
духи облекаются, так сказать, в плоть. Это — чистейший мистицизм.

Поэтому Маркс и Энгельс свою критику гегелевской системы и начали 
с критики этих мистических основ всей его философии. Представлять 
себе дело таким образом, что качество, количество, мера, бытие,  
причина, форма и пр. — суть «чистые духи», что они ведут  
самостоятельное существование в качестве таких «чистых духов», — это  
поистине верх нелепости. Это значит — возводить в конкретное  
существование чистейшие абстракции, что в корне противоречит всякой 
диалектике.

В самом деле, что делает Гегель? Он рассуждает примерно 
таким образом:так как, изучая мир вещей, мы создаем себе  
отвлеченные мысли о нем, то в действительности существуют не вещи, а только 
эти мысли о вещах. Возьмем его рассуждение о материализме.  
Материализм, говорит он, признает истинно объективным одну материю.

«Но сама материя есть абстракция, которая, как таковая, не может 
быть воспринята нами. Можно поэтому сказать, что не существует 
вообще материи, ибо в том виде, в каком она существует, она всегда 
представляет собою нечто определенное, конкретное. И однако эта 
абстракция, которую мы называем материей, есть, согласно учению 
материализма, основа всего чувственного, есть чувственное вообще, 
абсолютная разъединенность внутри себя, и поэтому она есть  
внеположное друг другу сущее. Поскольку для эмпиризма это чувственное 
есть лишь нечто данное и таковым и остается, он — учение не-свободы, 
ибо свобода состоит именно в том, что я не имею противостоящим 
себе никакого абсолютно другого, а нахожусь в зависимости от  
содержания, которое есть я сам» *).

*) Гегель, Энциклопедия, ч I, § 38, стр 82 настоящего издания 

Что хочет сказать здесь Гегель? Так как мы знаем материю в се 
определенных, конкретных формах, то материи не существует. И так 
как, далее, материя, как понятие, есть абстракция от конкретных 
и чувственных форм ее, то в действительности существует не материя, 
а только мысль В силу того, что мы мыслим материю, существует, 
мол, не материя, а мысль Это ведь обычный способ рассуждения 
всех вульгарных идеалистов и метафизиков. И Гегель действительно 
«обнаруживает» себя во всех этих рассуждениях как метафизик.

III.

Гегель — объективный или абсолютный идеалист. Поэтому формы 
мышления, категории, для него не только субъективны, но) и  
объективны. В этом смысле Гегель делает шаг вперед в сравнении с 
Кантом. Он пишет: « . Если все эти категории, например единство, 
причина, действие и пр., сознаны нашей мыслью, то из этого еще 
не следует, чтобы они принадлежали нам самим и не составляли 
в то же время определений, свойственных самим предметам».

Это совершенно правильное замечание, которое, однако,  
применимо также и к материи. Против него ничего нельзя было бы  
возразить, если бы с понятием объективности Гегель не связывал  
мистических представлений. Ведь, с точки зрения Гегеля, как мы это уже 
выяснили, категории потому не субъективны, что они сами по себе 
существуют объективно как духи, как чистые мысли, а поскольку 
они «воплощены» в конкретных предметах, они составляют их «душу».

Именно в этом последнем смысле они «свойственны самим  
предметам». Поэтому, когда Гегель говорит, что логика не занимается только 
формами мысли, а имеет также и содержание, то это совершенно 
верно, но Гегель прежде всего отвергает содержание, которое  
заимствовано из опыта, между тем как в действительности нет иного  
содержания, кроме опытного. Во-вторых, Гегель под содержанием логики 
понимает чистые мысли, т. е. те же категории, которые составляют 
формы мышления. Форма и содержание здесь тожественны. Под 
содержанием Гегель понимает те же формы, поскольку они имеют 
объективное существование, поскольку они суть объективные мысли, 
а под формами он понимает то же содержание, т. е. те же категории, 
или чистые мысли, поскольку они являются «формами  
сознательной мысли».

Гегель прав в своем утверждении, что категории нашей мысли 
являются одновременно и объективными категориями. Но в то время 
XXIV 

как материализм видит в субъективных формах отражения  
объективных форм, Гегель, наоборот, считает, что «логика рассматривает мысли, 
самое содержание которых принадлежит мышлению и произошло 
из него».

Гегель приводит следующий пример: 
«Рассмотрим кусок сахара; он — твердый, белый, сладкий и т. д.

Мы говорим, что все эти свойства объединены в одном предмете, но 
это единство не является предметом ощущения. Точно так же обстоит 
дело, когда мы рассматриваем два события как находящиеся друг к 
другу в отношении причины и следствия. Воспринимаются здесь два 
отдельных события, следующие друг за другом во времени. Но что 
одно событие есть причина, а другое — следствие (причинная связь 
между этими двумя событиями), — это не воспринимается, а  
существует лишь для нашей мысли» *).

Совершенно неверно, будто «определения причины и действия 
не почерпнуты из наблюдения», т. е. из опыта. На этом примере мы 
лишний раз убеждаемся в неправоте Гегеля и идеализма вообще.

Из того факта, что мы не ощущаем непосредственно действия  
причины, Гегель делает вывод о том, что определения причины и  
действия не почерпнуты нами из опыта, а принадлежат нашей мысли.

В природе существует много такого, что нам не дано в  
непосредственном ощущении и относительно чего мы делаем те или иные  
логические выводы, исходя, однако, из того, что нам дано в восприятии 
или ощущении. Почему я одно событие считаю причиной, а другое 
действием? Очевидно прежде всего, что оба события мне дани в  
восприятии, причем одно дано как предшествующее, другое как  
последующее одно как «порождающее» другое, а другое как «порожденное» 
первым и т. д. Все это с достаточной убедительностью доказывает, 
что определения причины и действия почерпнуты нами именно из  
наблюдения и опыта, а вовсе не из сферы чистой мысли. То же самое 
относится ко всем категориям, которые являются не чем иным, как 
отражением, результатом и обобщением опыта. Но наблюдение и 
опыт вовсе не сводятся к непосредственному ощущению и восприятию.

Вез мышления нет научного опыта.

В этой связи должно в двух словах остановиться еще на вопросе 
о взаимоотношении между логикой и реальными науками, как обычно 
их называют. Гегель полагает, что все же недостаточно изучить одни 
*) Гегель, Энциклопедия, ч. I, § 44, стр. 89.


категории и даже всю их систему. По его мнению, от логики, которая 
имеет дело с «пустыми» категориями, следует перейти к реальным  
сферам, к природе и духу. Но оказывается, что при этом переходе  
логическая идея не обогащается новым, Гегель говорит «чуждым»,  
содержанием, а сама «определяется и раскрывается в формах природы 
и духа».

В действительности же дело обстоит как раз наоборот Логика 
исторически, как мы уже видели и как это подтверждает сам Гегель, 
возникает позже так называемых реальных наук. Иначе говоря, она 
развивается вместе с ними, представляя собою обобщение и итог  
исторического развития человеческого знания вообще. Гегель в качестве 
идеалиста считает, что логическая идея, или чистая мысль, сама  
«определяется и раскрывается в формах природы и духа». Логика, по  
Гегелю, предшествует истории. Здесь все поставлено на голову. Чистая 
мысль не может «породить» из себя природы и духа. Развитие  
природы и человека, как части ее, приводит к тому, что «чуждое»  
содержание становится предметом мысли. Словом, логика базируется на 
природе и «духе». Представляя отвлеченное обобщение науки о  
природе и духе, т. е. человеке и его историческом развитии, логика, как 
высший продукт мысли, сама в свою очередь дает возможность 
реальным наукам пользоваться известными законами, добытыми 
на основе этого широкого исторического обобщения и опыта. Поэтому 
логика так же развивается, как и все на свете, не являясь чем-то раз 
навсегда данным и законченным.

Возвращаясь снова к вопросу о чистой мысли и чистой науке, 
необходимо прежде всего заметить, что логические категории суть 
абстракции, отвлечения от реальных вещей и их отношений, — стало 
быть, никакого самостоятельного существования они не имеют.  
Вопреки своей диалектике Гегель считал, во-первых, что категории 
в качестве чистых мыслей, в качестве чистых бесплотных духов  
одарены самостоятельной жизнью, сами движутся, — отсюда его  
самодвижение понятия; во-вторых, он считает их вечными сущностями, 
воплощением коих является действительная природа и история.

Исходя из этого неправильного гегелевского понимания соотношения 
между категориями и действительным, материальным миром,  
«гегельянцы» вроде Прудона и приходили к совершенно неправильному  
пониманию буржуазного строя. Маркс в своей критике Прудона показал, 
что последний так же обожествляет категории, как и Гегель, видя 
в них первоначальные причины всякого развития. «Абстракция, 
XXVI 
 
категория как таковая, т. е. отделенная от людей и их  
материального действия, — писал Маркс о Прудоне, — является для него 
бессмертной, неизменной, неподвижной. Она представляет собой  
существо чистого разума, что обозначает просто-напросто, что  
абстракция, как таковая, абстрактна. Что за восхитительная  
абстрактная тавтология!» 
Категории для Прудона, как и для Гегеля, являются  
самостоятельными движущими силами. Это они порождают природу и те 
или иные общественные отношения Мы в дальнейшем увидим, как 
самостоятельное движение категорий порождает, согласно Гегелю, 
весь мир.

Но в этой связи небесполезно спросить себя: возможно ли вообще 
чистое мышление? 
Гегель полагает, что чистое мышление является свойством не 
«конечного духа», а духа объективного, абсолютного. Но говорить 
о мышлении самого мышления как такового совершенно нелепо.

Можно говорить о мышлении только человека. Под чистым  
мышлением Гегель понимает такое мышление, которое ничем не обусловлено.

Но существует ли вообще такое мышление? Для материалиста  
совершенно ясно, что мышление есть результат развития всей природы, 
органического мира и человека, что в этом смысле оно обусловлено 
целиком. Однако оно не только обусловлено в смысле своего  
происхождения, но все его содержание приходит извне, от «чуждого» ему 
внешнего мира. Что такое мышление без чувственных  
восприятий, без чувственности вообще? Ничто. Да само мышление есть  
всеобщий орган чувственности, универсальная чувственность, подобно тому 
как и чувственность есть примитивная форма мышления. Если под 
чистым мышлением понимать свободную от всяких чувственных  
восприятий деятельность разума, то такое чистое мышление есть фикция, 
ибо мышление, освобожденное от всех представлений, есть пустое  
мышление. Скажут, пожалуй, что мышление имеет дело с понятием и что 
освобожденное от восприятий и представлений мышление сохраняет 
понятия. Но откуда берутся понятия? Ведь понятия суть не что иное, 
как переработанные восприятия и представления. Словом, мышлению 
предшествуют ощущения, восприятия, представления и т. д., а не  
наоборот. Да само мышление, в смысле высшей его способности  
образования понятий, категорий, является продуктом исторического развития.

Самую основательную и глубокую критику гегелевской  
диалектики дали Маркс и Энгельс. Но они не просто отбросили гегелев- 

скую диалектику, а теоретически, преодолели се и тем подняли  
диалектику на высшую ступень. Хотя обычно эта истина многократно 
повторяется, тем не менее надо сказать, что до сих пор еще вопрос 
о характере преодоления Марксом гегелевской диалектики  
недостаточно выяснен. К сожалению, Маркс не дал нам подробного и  
систематического изложения своей критики гегелевской диалектики 
Но то, что нам известно, дает достаточно материала для того, чтобы 
установить, в каком направлении Маркс критиковал Гегеля.  
Недостаточно сказать, что диалектика у Гегеля стояла на голове, а Маркс 
поставил се на ноги, или что исходным пунктом у Гегеля являлась 
идея, а у Маркса — материальная действительность. Само собою 
разумеется, что все это совершенно верно и засвидетельствовано  
самими Марксом и Энгельсом. Однако критика Маркса шла глубже.

Эта критика носила также характер методологической критики. Он 
критиковал диалектику Гегеля с высоты своей диалектики, доказав 
тем самым, что сама диалектика Гегеля находится в противоречии 
с существом диалектического метода и что причиной этого служит 
абстрактное понимание Гегелем диалектики, что обусловливалось 
в свою очередь исходным пунктом Гегеля, т. е. его идеализмом