1 2 3 4 5 6 

Сидни Шелдон
Ничто не вечно

Анастасии и Родерику Маня, с любовью 
Автор выражает глубокую признательность всем докторам, медсестрам и техническому персоналу, которые щедро поделились с ним своими знаниями и опытом. 
Что не излечивается лекарствами, то излечивается ножом; что не излечивается ножом, то излечивается раскаленным железом; что не излечивается раскаленным железом, то следует считать неизлечимым. 
Гиппократ, V — IV в.в., до н.э.
Существует три категории людей: мужчины, женщины и женщины-врачи. 
Сэр Уильям Ослер

ПРОЛОГ
Сан-Франциско Весна, 1995 
Окружной прокурор Карл Андруз пребывал в ярости.
— Да в чем дело, черт побери? — взорвался он. — Три врача живут вместе и работают в одной больнице. Одна из них спит почти со всем персоналом больницы, другая убивает пациента ради миллиона долларов, а третья сама убита. — Андреа замолчал и глубоко вздохнул. — И все они женщины! Три чертовы женщины-врача. Средства массовой информации носятся с ними, как со знаменитостями. Они не сходя! с экранов телевизоров, передача «60 минут» даже выделила для них часть программы. Барбара Уолтере сделала о них специальный репортаж. Во всех газетах и журналах их фотографии, посвященные им статьи. Ставлю два против одного, что Голливуд собирается снять об этих сучках фильм, в котором их выставят этакими героинями! Не удивлюсь, если правительство выпустит почтовые марки с их физиономиями, как марку с Пресли. Ох, Господи, уберите это отсюда! — Прокурор стукнул кулаком по фотографии женщины на обложке журнала «Тайм». Надпись под фотографией гласила: «Доктор Пейдж Тэйлор — Ангел Милосердия или Апостол Сатаны?» — Доктор Пейдж Тэйлор. — Голос окружного прокурора был полон презрения. Он повернулся к Гасу Венаблу, главному представителю обвинения. — Я передаю это дело тебе, Гас. Мне нужен обвинительный приговор. Убийство первой степени. Газовая камера.
— Не беспокойтесь, — тихо произнес Венабл. — Я позабочусь об этом.
*** 
Сидя в зале суда и наблюдая за доктором Пейдж Тэйлор, Гас Венабл подумал: «Она неуязвима для суда присяжных». Но тут же улыбнулся про себя: «Никто не может быть неуязвим для суда присяжных». Высокая, стройная, темно-карие глаза, выразительность которых еще более подчеркивало бледное лицо. Равнодушный наблюдатель не посчитал бы ее привлекательной, но более внимательный мужчина отметил бы кое-что другое — в ней как бы сосуществовали вместе разные ее жизни: радостное возбуждение ребенка, наложенное на застенчивость и нерешительность молодой девушки, под которыми проглядывали мудрость и страдание взрослой женщины. Было в ней и какое-то целомудрие. «Она их тех девушек, — продолжал размышлять цинично Гас Венабл, — которую мужчина рад был бы привести к себе домой и познакомить с мамой. Если только его маме нравятся хладнокровные убийцы».
В ее взгляде сквозила какая-то мрачная отрешенность, этот взгляд говорил, что доктор Пейдж Тэйлор ушла глубоко в себя, в другое место, в другое время, подальше от этого холодного, серого зала суда, ограничившего ее свободу.
*** 
Судебное заседание проходило в старом здании Дворца правосудия на Брайант-стрит. Дворец, в котором размещались Верховный суд и окружная тюрьма, представлял собой отталкивающее взгляд сооружение высотой в семь этажей, сложенное из квадратных серых камней. Посетителей, приходивших сюда, пропускали через электронную систему безопасности. Верховный суд занимал третий этаж здания. В зале заседаний номер 121, где слушались дела об убийствах, кресло судьи стояло возле дальней стены, на которой висел государственный флаг США. Слева от кресла судьи располагалась скамья присяжных, в центре зала — два разделенных проходом стола: один для представителя обвинения, другой — для представителя защиты.
Зал заполнили репортеры и зеваки, которых всегда привлекали слушания дел об автокатастрофах со смертельным исходом и убийствах. Как и каждое дело об убийстве, нынешнее тоже представляло собой спектакль. Главный обвинитель Гас Венабл и сам являл собой весьма эффектное зрелище. Дородный мужчина с копной седых волос, козлиной бородкой и изысканными манерами плантатора-южанина. У него был вид рассеянного и нерешительного человека, но мозги работали, как компьютер. В любое время года он носил белый костюм и старомодную рубашку с жестким воротничком, что служило его своеобразным «фирменным знаком».
Противником Венабла в суде был Алан Пенн, защитник Пейдж Тэйлор, — плотный энергичный ловкач, создавший себе репутацию адвоката, всегда добивающегося оправдания своих клиентов.
Оба мужчины встречались не первый раз, и их взаимоотношения основывались на невольном уважении и полном недоверии друг к другу. К удивлению Венабла, Алан Пенн явился к нему за неделю до начала судебного заседания.
— Я пришел оказать тебе услугу. Гас. «Бойся защитников, дары приносят их».
— Что ты задумал, Алан?
— Послушай, я еще не обсуждал это с моей клиенткой, но предположим…, просто предположим, что я уговорю ее признать себя виновной, чтобы смягчить приговор и избавить штат от расходов на слушание дела.
— Ты просишь меня о сделке в обмен на ее признание?
— Да.
Гас Венабл порылся в своем столе.
— Не могу найти этот чертов календарь. Ты знаешь, какое сегодня число?
— Первое июня. А что?
— А я уж было подумал, что наступило Рождество, иначе ты не стал бы выпрашивать у меня такой подарок.
— Гас…
Сидевший в кресле Венабл наклонился вперед.
— Знаешь, Алан, если бы это было обычное дело, я бы пошел тебе навстречу. Сказать по правде, я предпочел бы сейчас ловить рыбу на Аляске. Но мой ответ будет отрицательным. Ты защищаешь хладнокровную убийцу, которая лишила жизни беспомощного пациента ради его денег. Я буду требовать смертного приговора.
— Я думаю, она невиновна, и… Венабл громко хохотнул.
— Нет, ты не считаешь ее невиновной. И никто так не считает. Это дело проще простого. Твоя подзащитная так же виновна, как и Каин.
— Нет, пока это не объявит жюри присяжных. Гас.
— Они объявят. — Гас помолчал. — Объявят. После ухода Алана Пенна он сидел в кресле и размышлял об их разговоре. Приход Пенна был признаком его слабости. Пенн понимал, что у него нет шансов выиграть это дело. Гас Венабл подумал об имеющихся у него неопровержимых доказательствах, о свидетелях, которых он вызовет в суд, и остался вполне доволен.
Сомнений не было никаких. Доктора Пейдж Тэйлор ждала газовая камера.
*** 
Составить список присяжных оказалось не так-то просто. Газеты уже несколько месяцев пестрели заголовками об этом нашумевшем деле. Хладнокровное убийство вызвало огромную волну всеобщего возмущения.
Председательствующей на суде была Ванесса Янг — строгий, блестящий темнокожий юрист, которую, по слухам, прочили в судьи Верховного суда США. Она была известна своей нетерпимостью к адвокатам и вспыльчивым характером. В Сан-Франциско среди адвокатов по уголовным делам ходила поговорка: «Если твой клиент виновен, но ты рассчитываешь на милосердие — держись подальше от судьи Янг».
За день до начала судебного заседания Ванесса Янг собрала в своем кабинете представителей обвинения и защиты.
— Нам надо условиться о некоторых правилах, джентльмены. В связи с серьезным характером этого дела я намерена допускать определенные скидки, чтобы защита убедилась в непредвзятости суда. Но предупреждаю вас обоих — не пытайтесь воспользоваться этим преимуществом. Вам ясно?
— Да, ваша честь.
— Да, ваша честь.
*** 
Гас Венабл заканчивал свою вступительную речь.
— Итак, господа присяжные, обвинение намерено доказать…, да, доказать без всяких сомнений, что доктор Пейдж Тэйлор убила своего пациента Джона Кронина. Но она не просто убила его, а убила из-за денег…, больших денег. Она убила Джона Кронина ради миллиона долларов. Поверьте, после того как вы выслушаете все доказательства, вы, несомненно, признаете доктора Пейдж Тэйлор виновной в убийстве первой степени. Благодарю вас.
Присяжные сидели молча, не шевелясь, ожидая дальнейшего развития событий.
Гас Венабл повернулся к судье.
— Если не возражаете, ваша честь, в качестве первого свидетеля обвинения я хотел бы вызвать Гэри Уильямса.
Когда свидетеля привели к присяге. Гас Венабл обратился к нему:
— Вы работаете санитаром в окружной больнице «Эмбаркадеро»?
— Да, это так.
— Работали ли вы в палате номер три, когда в прошлом году туда поступил Джон Кронин?
— Да.
— Не могли бы вы сказать нам, кто был его лечащим врачом?
— Доктор Тэйлор.
— Как бы вы охарактеризовали отношения между доктором Тэйлор и Джоном Кронином?
— Протестую! — Алан Пени вскочил со своего места. — Обвинение предлагает свидетелю делать выводы.
— Протест принят.
— Позвольте мне поставить свой вопрос иначе. Вы слышали какие-нибудь разговоры между доктором Тэйлор и Джоном Кронином?
— О, разумеется. Я не мог их не слышать. Я все время работал в этой палате.
— Могли бы вы назвать эти разговоры дружескими?
— Нет, сэр.
— Вот как? Почему вы так считаете?
— Я помню, как в тот день, когда мистер Кронин поступил в больницу и доктор Тэйлор стала осматривать его, он сказал, чтобы она держала… — Свидетель замялся. — Не знаю, смогу ли я повторить его выражение.
— Давайте, мистер Уильяме, не думаю, что в зале суда присутствуют дети.
— Ну, он сказал ей, чтобы она держала свои гребаные руки подальше от него.
— Он именно это сказал доктору Тэйлор?
— Да, сэр.
— Пожалуйста, расскажите суду, что вы еще слышали или видели.
— Он всегда называл ее «эта сучка». Не хотел, чтобы она находилась возле него. Когда она заходила в палату, он обычно говорил такие фразы: «Опять явилась эта сучка!», «Скажите этой сучке, чтобы оставила меня в покое», «Почему мне не могут прислать настоящего врача?».
Гас Венабл сделал паузу и посмотрел туда, где сидела доктор Тэйлор. Взгляды присяжных устремились в том же направлении. Венабл покачал головой, словно был опечален, и вернулся к допросу свидетеля.
— Показался ли вам мистер Кронин человеком, который намерен подарить доктору Тэйлор миллион долларов?
Алан Пенн вновь вскочил со своего места.
— Протестую! Обвинение призывает свидетеля высказать свое мнение, — Протест отклонен, — возвестила судья Янг. — Свидетель может отвечать на вопрос.
Алан Пенн посмотрел на Пейдж Тэйлор и опустился на свой стул.
— Черта с два, — заявил санитар. — Конечно, нет. Да он просто ненавидел ее.
*** 
Место для дачи свидетельских показаний занял доктор Артур Кейн, Гас Венабл приступил к его допросу.
— Доктор Кейн, вы состояли в штате больницы, когда обнаружилось, что Джон Кронин был уби… — Он покосился на судью Янг. -., умер от инсулина, введенного внутривенно? Это так?
— Да.
— А впоследствии выяснили, что виновата в этом доктор Тэйлор?
— Совершенно верно.
— Доктор Кейн, я хочу показать вам составленное в больнице официальное заключение о смерти, подписанное доктором Тэйлор. — Венабл взял со стола бумагу и передал се Кейну. — Будьте добры, прочтите это вслух.
Кейн начал читать:
— «Джон Кронин. Причина смерти: остановка дыхания, вызванная инфарктом миокарда в результате легочной эмболии».
— А если более понятным языком?
— В заключении говорится, что пациент умер от сердечного приступа.
— И это заключение подписано доктором Тэйлор?
— Да.
— Доктор Кейн, это настоящая причина смерти Джона Кронина?
— Нет. Он умер от инъекции инсулина.
— Значит, доктор Тэйлор ввела ему летальную дозу инсулина, а затем подделала заключение о смерти?
— Да.
— И вы сообщили об этом доктору Уоллесу, начальнику больницы, а он в свою очередь сообщил властям?
— Да. Я посчитал это своим долгом. — В голосе Кейна зазвенело справедливое негодование. — Я врач. И считаю невозможным ни при каких обстоятельствах отнимать жизнь у другого человека.
Следующей вызвали вдову Джона Кронина Хейзл. Это была женщина лет сорока, с огненно-рыжими волосами и пышной фигурой, которую не удалось скрыть под простеньким черным платьем.
Гас Венабл приступил к допросу.
— Я понимаю, как все это болезненно для вас, миссис Кронин, — начал он, — но я должен попросить вас описать жюри присяжных ваши взаимоотношения с покойным мужем.
Вдова промокнула глаза большим кружевным носовым платком.
— У нас с Джоном был счастливый брак. Он был замечательным человеком. Часто говорил мне, что я принесла ему истинное счастье, которого он никогда не знал раньше.
— Как долго вы были замужем за Джоном Кронином?
— Два года, но Джон всегда говорил, что это были два года в раю.
— Миссис Кронин, говорил ли ваш муж когда-нибудь с вами о докторе Тэйлор? Говорил ли он, что считает ее прекрасным врачом? Или как она ему здорово помогла? Или что она ему очень нравится?
— Он вообще никогда не упоминал о ней.
— Никогда?
— Никогда.
— А не заводил ли Джон разговоры о том, что намерен вычеркнуть из завещания вас и ваших братьев?
— Никаких разговоров. Он был самым щедрым человеком в мире. Он всегда говорил мне, что я могу иметь все, что захочу, а когда он умрет… — голос вдовы дрогнул, -., когда он умрет, я буду богатой женщиной, и… — Она не смогла закончить фразу.
— Перерыв на пятнадцать минут, — объявила судья Янг.
*** 
Джейсон Куртис сидел в заднем ряду зала заседаний. Его буквально распирало от гнева. Он не мог поверить в то, что свидетели говорили о Пейдж. «Ведь это же женщина, которую я люблю, — подумал он. — Женщина, на которой я собираюсь жениться».
Сразу после ареста Пейдж Джейсон Куртис навестил ее в тюрьме.
— Мы будем бороться, — заверил он. — Я найму для тебя лучшего в стране адвоката по уголовным делам. — В памяти у него моментально всплыло имя. Алан Пени. Джейсон отправился к нему.
— Я слежу за этим делом по газетам, — сказал Пенн. — Пресса уже постаралась и вынесла ей приговор за убийство Джона Кронина ради миллиона долларов. Более того, она сама признает, что убила его.
— Я знаю ее, — возразил Джейсон Куртис, — и поверьте мне, Пейдж ни за что не сделала бы этого ради денег.
— Поскольку она признает, что убила его, — продолжил Пенн, — мы имеем здесь дело с эйтаназией. Умерщвление по гуманным соображениям запрещено в Калифорнии и в большинстве штатов, но отношение к этому противоречивое. Можно, конечно, вспомнить о Флоренс Найтингейл, о том, как она слышала голос Всевышнего, и прочую чепуху, но вся проблема заключается в том, что ваша любимая убила пациента, который оставил ей в соответствии со своим завещанием миллион долларов. Что же первично, курица или яйцо? Она узнала об этом миллионе до того, как убила его, или после?
— Пейдж понятия не имела об этих деньгах, — решительно заявил Джейсон.
— Правильно. Это было просто счастливое совпадение, — уклончиво проговорил адвокат. — Но окружной прокурор настаивает на убийстве первой степени и требует смертного приговора.
— Вы возьметесь за это дело?
Пенн замялся. Вполне понятно, что Джейсон Кур-тис поверил доктору Тэйлор. Как Самсон поверил Далиле. Адвокат взглянул на Джейсона и подумал: «Возможно, этому бедолаге навешали лапши на уши, а он и не подозревает об этом».
Джейсон ждал его ответа.
— Я возьмусь за это дело, но, как вы сами понимаете, оно очень сложное. И выиграть его будет трудно.
Заявление Алана Пенна оказалось чересчур оптимистичным.
*** 
Когда на следующее утро судебное заседание возобновилось, Гас Венабл вызвал целую вереницу свидетелей.
Первой показания давала медсестра.
— Я слышала, как Джон Кронин говорил: «Я знаю, что умру на операционном столе. Ты хочешь убить меня. Но я надеюсь, что тебя посадят за убийство».
Медсестру сменил адвокат Кронина Родерик Пелам. Гас спросил его:
— Когда вы сообщили доктору Тэйлор об оставленном ей Джоном Кронином миллионе долларов, что она сказала?
— Что-то вроде: «Это неэтично. Он ведь был моим пациентом».
— Она признала, что это неэтично?
— Да.
— Но согласилась принять деньги?
— О да, разумеется.
*** 
Алан Пенн устроил адвокату перекрестный допрос.
— Мистер Пелам, доктор Тэйлор ожидала вашего визита?
— Почему, нет, я…
— Вы не позвонили ей предварительно и не сказали: «Джон Кронин оставил вам миллион долларов»?
— Нет, я…
— Значит, вы сообщили ей это лично?
— Да.
— И вы могли видеть ее реакцию на эту новость?
— Да.
— А как она среагировала, услышав о деньгах?
— Ну…, она…, она выглядела удивленной, но…
— Благодарю вас, мистер Пелам. У меня все.
Слушание дела длилось уже четвертую неделю. Зеваки и репортеры с удовольствием наблюдали за представителями обвинения и защиты. Гас Венабл был одет в белое. Алан Пенн — в черное, оба они двигались по залу, как игроки в смертельной игре «живые шахматы» с Пейдж Тэйлор в роли жертвенной пешки.
Гас Венабл все туже затягивал узел.
— Если суд не возражает, я хотел бы пригласить в качестве свидетеля Альму Роджерс.
Когда свидетельница заняла свое место и приняла присягу, Венабл приступил к допросу.
— Миссис Роджерс, где вы работаете?
— Мисс Роджерс.
— О, прошу прощения.
— Я работаю в туристическом агентстве «Корнит».
— Ваше агентство продает туры в различные страны, заказывает гостиницы и оказывает другие услуги клиентам?
— Да, сэр.
— Я хочу, чтобы вы посмотрели на обвиняемую. Вы ее раньше видели?
— О, да. Она заходила в наше агентство два или три года назад.
— И что она хотела?
— Она сказала, что ее интересует поездка в Лондон, Париж и, по-моему, в Венецию.
— Ее интересовали шоп-туры?
— О нет. Она сказала, что хочет все по первому классу — самолет, гостиницу. И еще она интересовалась чартерной яхтой.
По залу пробежал шум. Гас Венабл подошел, к своему столу и взял с него какие-то папки.
— Вот эти проспекты полиция обнаружила в квартире доктора Тэйлор. Это реклама туристических поездок в Лондон, Париж и Венецию, здесь указаны дорогие отели, авиарейсы, а также имеется стоимость проката чартерных яхт.
По залу снова пробежал шум. Обвинитель раскрыл один из проспектов.
— Вот список некоторых чартерных яхт. — Он громко прочитал:
— «Кристина О» — двадцать шесть тысяч долларов в неделю плюс расходы по обслуживанию яхты… «Резолют Тайм» — двадцать четыре тысячи пятьсот долларов в неделю… «Лаки Дрим» — двадцать семь тысяч триста долларов в неделю. — Гас поднял голову от проспекта. — Возле «Лаки Дрим» стоит галочка. Пейдж Тэйлор уже выбрала яхту стоимостью двадцать семь тысяч триста долларов в неделю. Но еще не подобрала жертву. Эти проспекты мы пометим как «вещественное доказательство А». — Венабл повернулся к Алану Пенну и улыбнулся. Алан Пенн посмотрел на Пейдж. Она опустила голову и уставилась на стол, лицо ее было бледным. — У меня все, свидетель ваш.
Пенн встал и напрягся, стараясь думать быстрее.
— Как сейчас идут дела в туристическом бизнесе, мисс Роджерс?
— Простите?
— Я спросил, как идут дела. «Корниш» — крупное туристическое агентство?
— Довольно крупное, да.
— Наверное, к вам приходит много людей, интересующихся путешествиями?
— Ода.
— Скажем, человек пять-шесть в день?
— О нет! — В голосе свидетельницы промелькнуло возмущение. — Мы обслуживаем в день примерно человек пятьдесят.
— Пятьдесят человек в день? — Пенн дал понять, что это произвело на него впечатление. — А случай, о котором мы говорим, произошел два или три года назад. Если умножить пятьдесят на девятьсот дней, то это будет сорок пять тысяч человек.
— Пожалуй, так.
— Но из всех этих людей вы запомнили именно доктора Тэйлор. Почему?
— Понимаете, она и две ее подруги так загорелись идеей поездки в Европу. Меня это прямо умилило. Они вели себя, как школьницы. Да, я помню это очень отчетливо, главным образом потому, что они не выглядели людьми, которые могут позволить себе взять напрокат яхту.
— Я понял. Наверное, каждый, кто приходит к вам и берет проспекты, отправляется в путешествие?
— Конечно же нет. Но…
— Ведь на самом деле доктор Тэйлор не купила у вас тур, так ведь?
— Нет. У нас не покупала. Она…
— И ни у кого другого тоже не покупала. Она просто попросила посмотреть проспекты.
— Да. Она…
— А это вовсе не одно и то же, что поездка в Париж или Лондон, правильно?
— Да, но…
— Благодарю вас. У меня больше нет вопросов.
*** 
Венабл повернулся к судье Янг.
— Я бы хотел пригласить в качестве свидетеля доктора Бенджамина Уоллиса…
— Доктор Уоллис, вы руководите окружной больницей «Эмбаркадеро»?
— Да.
— Значит, вы, естественно, знакомы с доктором Тэйлор и ее работой?
— Да, знаком.
— Удивились ли вы, узнав, что доктора Тэйлор обвинили в убийстве? Пенн вскочил со стула.
— Протестую, ваша честь. Ответ доктора Уоллиса к делу не относится.
— Если бы я мог объяснить, — вмешался Венабл. — Он не покажется таким уж неуместным, если вы позволите мне…
— Ладно, посмотрим, куда вы клоните, — разрешила судья Янг. — Но никакого пустословия, мистер Венабл.
— Позвольте мне поставить вопрос по-другому, — продолжил Венабл. — Доктор Уоллис, каждый врач дает клятву Гиппократа, не так ли?
— Да.
— И там есть такие слова, — Гас прочитал по бумажке, которую держал в руке:
— «…буду воздерживаться от любых нечистоплотных поступков».
— Да.
— Совершала ли доктор Тэйлор в прошлом действия, которые убедили вас, что она способна нарушить клятву Гиппократа?
— Протестую.
— Протест отклонен.
— Да, совершала.
— Поясните, пожалуйста, что это было.
— В нашей больнице находился пациент, который, по мнению доктора Тэйлор, нуждался в переливании крови. Но его семья не дала на это разрешения.
— И что же произошло?
— Несмотря на несогласие семьи, доктор Тэйлор все же сделала ему переливание крови.
— Это законно?
— Совершенно незаконно. Этого нельзя делать без постановления суда.
— Так как же поступила доктор Тэйлор?
— Она получила постановление суда позже, пометив его задним числом.
— Значит, она совершила противозаконное действие, а чтобы скрыть это, подделала больничные документы?
— Совершенно верно.
Алан Пенн бросил на Пейдж взгляд, полный ярости. «Что еще, черт побери, она от меня утаила?» — подумал он.
Если публика, наблюдавшая в этот момент за Пейдж, надеялась увидеть на ее лице
эмоции, которые выдали бы ее, то ее ждало разочарование.
«Холодная как лед», — подумал старшина присяжных.
*** 
Гас Венабл повернулся к судье.
— Ваша честь, как вы знаете, я надеялся в качестве свидетеля вызвать доктора Лоуренса Баркера. Но, к несчастью, он еще не оправился от приступа и не может присутствовать на суде. Я намерен допросить нескольких человек из персонала больницы, которые работали с доктором Баркером.
И снова Пенн вскочил со своего места.
— Протестую! Не вижу в этом необходимости. Доктор Баркер не присутствует на заседании и не намерен присутствовать. Если…
Венабл оборвал адвоката:
— Ваша честь, уверяю вас, что мои вопросы будут иметь самое прямое отношение к показаниям, которые мы только что услышали. Имеют они также отношение и к компетентности обвиняемой, как врача.
— Ладно, посмотрим, — скептически заметила судья Янг. — Но это зал суда, а не река, и я не потерплю, чтобы здесь ловили рыбку в мутной воде. Можете вызывать своих свидетелей.
— Благодарю вас. — Венабл повернулся к судебному приставу. — Я хочу пригласить в качестве свидетеля доктора Мэтью Петерсона.
Место для дачи свидетельских показаний занял элегантного вида мужчина лет шестидесяти с небольшим. Его привели к присяге, а затем Гас Венабл приступил к допросу.
— Доктор Петерсон, вы давно работаете в окружной больнице «Эмбаркадеро»?
— Восемь лет.
— Какова ваша специализация?
— Я кардиохирург.
— За время своей работы в больнице «Эмбаркадеро» приходилось ли вам когда-нибудь оперировать вместе с доктором Лоуренсом Баркером?
— Да, конечно. Много раз.
— Каково ваше мнение о нем?
— Такое же, как и у всех. Не считая, пожалуй, де Бекки и Кули, он лучший кардиохирург в мире.
— Вы присутствовали в операционной в то утра, когда доктор Тэйлор оперировала пациента по имени… — Венабл заглянул в свои записи, -…Ланс Келли?
На этот вопрос свидетель ответил уже другим тоном:
— Да, я там был.
— Не расскажете ли вы нам, что произошло в то утро? Доктор Петерсон заговорил с явной неохотой.
— Ну, дела у нас пошли плохо, мы стали терять пациента…
— Когда вы говорите «терять пациента»…
— У него остановилось сердце. Мы пытались вернуть его к жизни и…
— Послали за доктором Баркером?
— Да.
— И он пришел в операционную, когда операция еще продолжалась?
— Он пришел ближе к концу. Но уже было поздно что-либо делать. Мы оказались бессильны вернуть пациента к жизни.
— Ив этот момент доктор Баркер что-то сказал доктору Тэйлор?
— Да.
— А что именно сказал доктор Баркер? Свидетель замолчал, и в середине затянувшейся паузы за окном вдруг прогремел гром, словно глас Божий. А через несколько секунд хлынул ливень, капли его забарабанили по крыше здания суда.
— Доктор Баркер сказал: «Вы убили его». Публика зашумела. Судья Янг стукнула по столу молотком.
— Прекратите! Вы что, пещерные люди? Еще одна такая выходка, и все окажетесь на улице под дождем.
Гас Венабл подождал, пока умолк шум, и, когда наступила тишина, продолжил:
— Вы уверены, что именно эти слова сказал доктор Баркер доктору Тэйлор? «Вы убили его»?
— Да.
— И вы подтверждаете, что мнение доктора Баркера, как врача, ценится очень высоко?
— О да.
— Благодарю вас. У меня все, доктор. — Венабл повернулся к Алану Пенну. — Свидетель ваш.
Пени поднялся и подошел к свидетельскому месту.
— Доктор Петерсон, я никогда не присутствовал при операции, но могу себе представить, что в операционной царит огромное напряжение, особенно когда это такая серьезная операция, как операция на сердце.
— Да, напряжение очень велико.
— Сколько человек находится в такие моменты в операционной? Трое или четверо?
— О нет. Человек шесть, а то и более.
— Действительно так?
— Да. Обычно два хирурга, один из них ассистирует, иногда два анестезиолога, операционная сестра и как минимум одна сестра, следящая за работой оборудования.
— Я понял. Значит, в операционной должно быть довольно шумно. Врачи дают указания, ну и тому подобное.
— Да.
— И, насколько мне известно, во время операции звучит музыка, это уже стало общей практикой.
— Это так.
— Когда доктор Баркер вошел в операционную и увидел, что пациент умирает, всех, наверное, охватило еще большее волнение.
— Понимаете, все были очень заняты, стараясь спасти пациента.
— И здорово шумели?
— Да, шума было много.
— И тем не менее, несмотря на волнение, шум и музыку, вы смогли услышать, как доктор Баркер сказал доктору Тэйлор, что она убила пациента. В такой обстановке вы вполне могли ошибиться, не так ли?
— Нет, сэр, я не мог ошибиться.
— Почему вы так уверены? Доктор Петерсон вздохнул.
— Потому что я стоял прямо возле доктора Баркера, когда он сказал это.
— У меня больше нет вопросов, — уныло произнес адвокат.
Дело разваливалось, и Алан Пенн ничего не мог с этим поделать. А дальше, пожалуй, будет еще хуже.
*** 
Свидетельское место заняла Дениз Берри.
— Вы работаете медсестрой в окружной больнице «Эмбаркадеро»?
— Да.
— Как долго вы там работаете?
— Пять лет.
— За время работы вам приходилось слышать какие-нибудь разговоры между доктором Тэйлор и доктором Баркером?
— Конечно. Много раз.
— Вы можете повторить нам какие-нибудь из этих разговоров?
Сестра Берри посмотрела на доктора Тэйлор и замялась.
— Понимаете, доктор Баркер мог быть очень резким…
— Я не об этом спросил вас, сестра Берри. Я попросил вас вспомнить, что доктор Баркер говорил доктору Тэйлор, какие-нибудь примечательные высказывания.
Свидетельница долго молчала, потом заговорила:
— Как-то раз он сказал, что она некомпетентна, и… Играя на публику. Гас Венабл изобразил удивление.
— Вы слышали, как доктор Баркер обвинил доктора Тэйлор в некомпетентности?
— Да, сэр. Но он всегда…
— А какие еще его высказывания в адрес доктора Тэйлор вы слышали?
Сестре Берри очень не хотелось отвечать.
— Я не помню, на самом деле не помню.
— Мисс Берри, вы поклялись говорить правду.
— Ну, однажды я слышала, как он сказал… — Конец фразы она пробурчала очень невнятно.
— Мы не услышали. Повторите, пожалуйста. Вы слышали, как он сказал что?
— Он сказал…, что не доверит доктору Тэйлор оперировать свою собаку. Публика разом ахнула.
— Но я уверена, что он имел в виду лишь…
— Думаю, мы все поняли, что доктор Баркер имел в виду.
Взгляды присутствующих были устремлены на Пейдж Тэйлор.
*** 
Представитель обвинения, похоже, даже перевыполнил свою задачу. И все же за Аланом Пенном закрепилась репутация волшебника. Теперь настала его очередь выдвигать доводы защиты. Что же у него припрятано?
*** 
Алан Пенн обратился к Пейдж Тэйлор. Это был момент, которого ждали все.
— Джон Кронин был вашим пациентом, доктор Тэйлор?
— Да, он был моим пациентом.
— Как вы относились к нему?
— Он мне нравился. Он знал, что тяжело болен, но держался очень мужественно. Перенес операцию по поводу опухоли на сердце.
— Эту операцию на сердце делали вы?
— Да.
— И что вы обнаружили в ходе операции?
— Когда мы вскрыли грудную клетку, то обнаружили меланому, перешедшую в метастазы.
— Другими словами, раковую опухоль, поразившую тело?
— Да. Метастазы поразили лимфатические узлы.
— Это значит, что никакой надежды у него не было? Никакие решительные меры не спасли бы его?
— Никакие.
— Джон Кронин был подключен к системе жизнеобеспечения?
— Совершенно верно.
— Доктор Тэйлор, вы сознательно ввели смертельную дозу инсулина, оборвавшую жизнь Джона Кронина?
— Сознательно.
Зал возбужденно загудел.
«Она действительно хладнокровная убийца, — подумал Гас Венабл. — Говорит об этом так, как будто дала ему чашку чая».
— Не расскажете ли жюри присяжных, почему вы оборвали жизнь Джона Кронина?
— Потому что он попросил меня об этом. Он меня умолял. Послал за мной среди ночи. Он испытывал ужасную боль. Лекарства, которые мы давали ему, уже не помогали. — Голос Пейдж звучал твердо. — Он сказал, что не хочет больше страдать. Его смерть была вопросом всего нескольких дней. Он умолял меня помочь ему уйти из жизни.
— Доктор, вы неохотно пошли на это? Испытывали чувство вины?
Пейдж Тэйлор покачала головой.
— Нет. Если бы вы видели…, просто не имело смысла позволять ему и дальше страдать.
— Как вы ввели инсулин?
— Я ввела его внутривенно.
— А это вызвало у него дополнительную боль?
— Нет. Он просто задремал и уснул.
Теперь уже Гас Венабл вскочил со своего места.
— Протестую! Защита пытается представить, что он умер во сне! Я…
Судья Янг стукнула по столу молотком.
— Мистер Венабл, вы нарушаете порядок. У вас будет возможность подвергнуть свидетельницу перекрестному допросу. Сядьте.
Обвинитель посмотрел на присяжных, покачал головой и сел.
— Доктор Тэйлор, когда вы вводили инсулин Джону Кронину, вы знали о том, что он включил вас в завещание и оставил вам миллион долларов?
— Нет. Я была поражена, когда узнала об этом. «Да у нее нос должен был бы вытянуться», — подумал Гас Венабл.
— Вы никогда не заговаривали с ним о деньгах или подарках, ничего не просили у Джона Кронина? На щеках Пейдж проступил легкий румянец.
— Никогда.
— Но вы были с ним в дружеских отношениях?
— Да. Когда пациент так тяжело болен, взаимоотношения между врачом и пациентом меняются. Мы обсуждали проблемы его бизнеса, семейные проблемы.
— И у вас не было причины чего-то ожидать от него?
— Нет.
— Он оставил вам деньги потому, что проникся к вам уважением и доверием. Благодарю вас, доктор Тэйлор. — Пенн повернулся к Гасу Венаблу. — У меня больше нет вопросов.
Когда Пенн вернулся к своему столу, Пейдж Тэйлор бросила взгляд на задний ряд зала суда. Там сидел Джейсон Куртис и взглядом пытался ее подбодрить. Рядом с ним была Хони, а сидевший возле нее незнакомец занимал кресло, в котором должна была бы сидеть Кэт. «Если бы она была жива, — подумала Пейдж. — Но Кэт мертва. Я и ее убила».
Гас Венабл поднялся со стула и медленно побрел к свидетельскому месту. Он оглядел ряды, где расположились представители прессы. Все места в этих рядах были заняты, репортеры лихорадочно строчили в своих блокнотах. «Сейчас я подброшу вам материал для ваших статей», — ухмыльнулся Венабл.
Он встал перед обвиняемой и долго внимательно изучал ее. Затем спросил, вроде бы между прочим:
— Доктор Тэйлор…, был ли Джон Кронин первым пациентом, убитым вами в окружной больнице «Эмбаркадеро»?
Разгневанный Алан Пенн вскочил со своего места.
— Ваша честь, я!…
Но судья Янг уже стукнула молотком по столу.
— Протест принят! Объявляю перерыв на пятнадцать минут. — Она обратилась к Венаблу и Пенну:
— Вас обоих попрошу ко мне в кабинет.
*** 
Когда представители обвинения и защиты зашли в кабинет судьи Янг, она повернулась к Гасу Венаблу.
— Вы ведь учились в юридическом колледже, не так ли. Гас?
— Извините, ваша честь. Я…
— Вы что, видите здесь натянутый тент?
— Простите?
Слова судьи падали, словно удары хлыста.
— Ну так вот, мой зал судебных заседаний не балаган. И я не намерена позволять вам превращать его в балаган. Как вы осмелились задать такой провокационный вопрос?
— Приношу свои извинения, ваша честь. Я поставлю вопрос по-другому, и…
— Более того, вы пересмотрите свое отношение к делу! — буквально рявкнула судья Янг. — И, предупреждаю вас, еще одна подобная выходка, и я объявлю о не правильном ведении дела представителем обвинения.
— Понял, ваша честь.
*** 
Когда все вернулись в зал суда, судья Янг обратилась к присяжным:
— Вам не следует обращать внимание на последний вопрос представителя обвинения. — Затем она повернулась к Венаблу, — Можете продолжать.
— Доктор Тэйлор, — заговорил Гас, — вы, должно быть, очень удивились, узнав, что человек, которого вы убили, оставил вам миллион долларов?
И вновь вскочил Алан Пенн.
— Протестую!
— Протест принят. — Судья Янг повернулась к Венаблу. — Вы испытываете мое терпение.
— Простите, ваша честь, — извинился Гас и снова обратился к Пейдж:
— Вы, наверное, были в очень дружеских отношениях со своим пациентом. Я имею в виду, что не каждый день едва знакомые люди оставляют нам миллион долларов, не так ли?
Пейдж Тэйлор слегка покраснела.
— Наши отношения не выходили за рамки отношения врача и пациента.
— А не были ли они более близкими? Мужчина не вычеркивает из завещания свою любимую жену и семью и не оставляет посторонней женщине миллион долларов, если для этого не имеется определенных причин. Вы говорили, что вели с ним разговоры о проблемах его бизнеса…
Судья Янг наклонилась вперед и предупредила:
— Мистер Венабл…
Представитель обвинения поднял руки в знак капитуляции. Он снова повернулся к обвиняемой.
— Значит, вы с Джоном Кронином просто дружески беседовали. Он делился с вами личными проблемами, вы ему нравились, он вас уважал. Это справедливый вывод, доктор?
— Да.
— И за это он оставил вам миллион долларов? Пейдж оглядела зал суда. Она ничего не ответила. Ей нечего было сказать.
Венабл направился к своему столу, но вдруг обернулся и вновь уставился на обвиняемую.
— Доктор Тэйлор, ранее вы заявляли, что не имели понятия о том, что Джон Кронин намеревается оставить вам миллион долларов или что он собирается исключить из завещания свою семью.
— Совершенно верно.
— А сколько зарабатывает врач-ординатор в окружной больнице «Эмбаркадеро»?
— Протестую! — воскликнул Алан Пенн. — Я не вижу…
— Вопрос правомерный. Свидетельница может отвечать.
— Тридцать восемь тысяч долларов в год.
— Не так уж это много в наше время, да? — посочувствовал Венабл. — Да еще минус всякие вычеты, налоги, расходы на жизнь. Оставшихся денег явно не хватит на роскошное путешествие, скажем, в Лондон, Париж или в Венецию, не так ли?
— Думаю, что не хватит.
— Точно не хватит. Значит, вы не планировали подобное путешествие, понимая, что не сможете позволить себе этого.
— Совершенно верно.
Алан Пенн снова вскочил со стула.
— Ваша честь…
Судья Янг повернулась к представителю обвинения.
— Куда вы клоните, мистер Венабл?
— Я просто хочу подтвердить тот факт, что обвиняемая не могла планировать подобное роскошное путешествие, не рассчитывая получить от кого-то деньги.
— Она уже ответила на этот вопрос.
*** 
Алан Пенн понимал, что должен что-то предпринять. Настроение у него было паршивое, однако он поднялся со своего места с радостным видом человека, только что выигравшего в лотерею.
— Доктор Тэйлор, вы помните, как брали в туристическом агентстве эти проспекты?
— Да.
— Вы собирались поехать в Европу или взять напрокат яхту?
— Разумеется, нет. Это была просто такая шутка, несбыточная мечта. Мы с подругами подумали, что это поднимет нам настроение. Мы очень устали…, и тогда нам показалось это хорошей идеей. — Голос Пейдж дрогнул.
Алан Пени тайком бросил взгляд на присяжных. Судя по их лицам, они совершенно не поверили этому объяснению.
*** 
Гас Венабл проводил повторный допрос обвиняемой.
— Доктор Тэйлор, вы знакомы с доктором Лоуренсом Баркером?
В голове Пейдж внезапно промелькнуло воспоминание. «Я убью Лоуренса Баркера. И сделаю это медленно. Сначала я заставлю его страдать…, а потом убью».
— Да, я знакома с доктором Баркером.
— Откуда вы его знаете?
— Последние два года мы с доктором Баркером часто работали вместе.
— Вы считаете его компетентным врачом? Снова вмешался Алан Пенн.
— Возражаю, ваша честь. Свидетельница… Но, прежде чем он закончил, Пейдж ответила:
— Он не просто компетентен. Он превосходный врач.
Пенн рухнул на стул не в силах вымолвить ни слова.
— Вы не могли бы пояснить подробнее?
— Доктор Баркер один из самых известных в мире специалистов в области сердечно-сосудистой хирургии. У него обширная частная практика, но три дня в неделю он посвящает окружной больнице «Эмбаркадеро».
— Значит, вы с большим уважением относитесь к его мнению по вопросам медицины?
— Да.
— Значит, вы считаете, он способен оценить компетентность другого врача?
Пенну так хотелось, чтобы Пейдж ответила: «Я не знаю».
Она слегка замялась.
— Да.
Гас Венабл повернулся к присяжным.
— Вы слышали, обвиняемая признала, что с уважением относится к мнению доктора Баркера. Надеюсь, она слышала, как, по словам свидетеля, доктор Баркер оценил ее компетентность…, вернее, отсутствие таковой.
— Протестую! — сорвался с места взбешенный Алан Пенн.
— Протест принят.
Но было уже слишком поздно. Защите был нанесен серьезный удар.
*** 
Во время следующего перерыва Алан Пенн затащил Джейсона Куртиса в туалет.
— Черт побери, куда вы меня втянули? — зарычал разгневанный адвокат. — Джон Кронин ее ненавидел, Баркер ее ненавидел. Я настаиваю, чтобы мои клиенты рассказывали мне правду, абсолютно всю правду. Только в этом случае я могу помочь им. Но ей я помочь не могу. Ваша подружка засунула меня в такой глубокий снег, что мне не обойтись без лыж. Каждый раз, когда она открывает рот, она вбивает гвоздь в крышку собственного гроба. Это гребаное дело находится сейчас просто в свободном падении!
*** 
Во второй половине дня Джейсон Куртис пришел навестить Пейдж.
— К вам посетитель, доктор Тэйлор. Джейсон вошел в камеру.
— Пейдж…
Она обернулась к нему, стараясь сдержать слезы.
— Похоже, мои дела довольно плохи, да? Джейсон заставил себя улыбнуться.
— Ты же знаешь, как говорят, — еще не вечер.
— Джейсон, ты ведь не веришь, что я убила Джона Кронина ради денег, правда? Я сделала это только потому, что хотела помочь ему.
— Я верю тебе, — проговорил Джейсон. — Я люблю тебя. — «Я не хочу потерять ее, — подумал он, обнимая Пейдж. — Не могу. Она лучшее, что есть у меня в жизни». — Все будет в порядке. Обещаю тебе, что мы будем вместе вечно.
Пейдж прижалась к нему сильнее. «Ничто не вечно, — стучало у нее в голове. — Ничто. Как могло все пойти так плохо…, так плохо…, так плохо…»

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Глава 1
Сан-Франциско Июль, 1990 
— Хантер, Кейт.
— Здесь.
— Тафт, Бетти-Лоу.
— Я здесь.
— Тэйлор, Пейдж.
— Здесь.
Они были единственными женщинами среди большой группы вновь прибывших первогодков врачей-ординаторов, собранных в просторной тускло-коричневой аудитории окружной больницы «Эмбаркадеро».
Эта больница являлась старейшей в Сан-Франциско и одной из старейших в стране. Во время землетрясения 1989 года Господь подшутил над врачами-ординаторами Сан-Франциско и не разрушил больницу, а оставил ее стоять на месте. Она представляла собой громадный комплекс, занимавший более трех кварталов. Здания, построенные из кирпича и камня, посерели от времени и грязи.
Сразу за входом в главный корпус располагалось большое помещение приемного покоя с жесткими деревянными скамьями для пациентов и посетителей. Краска на стенах приемного покоя, накладываемая слой за слоем в течение очень многих лет, облупилась, а полы в коридорах были обшарпанными, с выбоинами, так как за это время по ним прошли, проковыляли на костылях и проехали в инвалидных колясках тысячи и тысячи пациентов.
Окружная больница «Эмбаркадеро» фактически была городом в городе. В ней работало свыше девяти тысяч человек, включая четыреста штатных врачей, сто пятьдесят врачей-общественников, занятых неполный рабочий день, восемьсот ординаторов, три тысячи медсестер, плюс лаборанты, санитары и прочий технический персонал. Верхние этажи занимали двенадцать операционных, главный склад, костный банк, центральная регистратура, три палаты неотложной медицинской помощи, отделение для больных спидом. Всего здесь размещалось более двух тысяч коек для больных.
В первый день прибытия новых ординаторов их приветствовал директор больницы доктор Бенджамин Уоллис, который по сути своей был типичным политиканом — высокий, импозантный мужчина, обладавший малым опытом врачебной работы, но достаточным шармом, чтобы добраться по служебной лестнице до своей теперешней должности.
— В это утро я хочу поприветствовать всех вас, наших новых ординаторов. Первые два года в медицинском колледже вы работали с трупами. Последующие два года вы посвятили работе с пациентами в больницах под наблюдением старших врачей. А теперь вы сами будете отвечать за своих пациентов. И это громадная ответственность, требующая самоотдачи и профессионализма. — Уоллис обвел взглядом присутствующих. — Некоторые из вас будут специализироваться в хирургии, другие — в терапии. Каждая группа будет прикреплена к старшему ординатору, который объяснит вам ежедневный распорядок работы. Отныне все ваши действия — это дело жизни или смерти.
Молодью врачи слушали его затаив дыхание.
— «Эмбаркадеро», — продолжал директор, — является окружной больницей. А это значит, что мы принимаем любого больного, который к нам приходит. Большинство наших пациентов люди бедные, и они обращаются к нам потому, что им не по карману частные клиники. В наших палатах неотложной помощи работа не утихает все двадцать четыре часа в сутки. Вам придется перерабатывать, получая при этом скромную зарплату. В частной клинике вам в течение первого года доверили бы только самую черновую работу, на второй год разрешили бы подавать скальпель хирургу и лишь на третий год позволили бы делать простейшие операции под наблюдением старшего врача. Что ж, здесь вы можете забыть об этом. Наш девиз: «Наблюдай, делай, учи других». Наша больница плохо укомплектована медперсоналом, и чем быстрее мы сможем допустить вас в операционные, тем лучше. Есть ли ко мне вопросы?
Новоиспеченным ординаторам хотелось задать ему миллион вопросов.
— Нет? Очень хорошо. Ваш первый официальный рабочий день начинается завтра. В главной регистратуре вы должны будете отметиться в половине шестого утра. Желаю удачи!
Собрание закончилось. Все потянулись к выходу из аудитории, громко и возбужденно разговаривая между собой. Три женщины стояли рядом.
— А где же другие женщины?
— Пожалуй, мы единственные.
— Напоминает медицинский колледж, да? Типичный мужской клуб. У меня такое ощущение, что эта больница все еще живет в средневековье. — Последнее замечание сделала очень красивая темнокожая женщина, ростом около шести футов, крупного телосложения, но необычайно грациозная. Все в ней — походка, манера держаться, холодный, насмешливый взгляд — подчеркивало этакую отчужденность. — Я Кейт Хантер. Но все зовут меня Кэт.
— Пейдж Тэйлор, — представилась вторая женщина, молодая, дружелюбная, интеллигентного вида, уверенная в себе.
Они повернулись к третьей женщине.
— Бетти-Лоу Тафт. Но меня все называют Хони. — Она говорила с мягким южным акцентом. Открытое, простодушное лицо, мягкие серые глаза и теплая улыбка.
— Откуда ты? — спросила Кэт.
— Мемфис, штат Теннесси.
Теперь уже Хони и Кэт посмотрели на Пейдж.
— Бостон, — просто ответила она.
— Миннеаполис, — сказала Кэт и подумала: «Это довольно близко к истине».
— Похоже, мы все забрались далеко от дома, — заметила Пейдж. — Где вы остановились?
— Я в какой-то паршивой гостинице, — проговорила Кэт. — У меня не было времени подыскать жилье.
— И у меня тоже, — сообщила Хони.
На лице Пейдж появилась радостная улыбка.
— А я сегодня утром посмотрела несколько квартир. Одна из них просто потрясающая, но я одна не потяну. Там три спальни…
Женщины переглянулись.
— Но если мы втроем… — предложила Кэт. Квартира находилась в районе порта, на Филберт-стрит. Она их полностью устраивала. Три спальни, две ванные комнаты, паласы, прачечная, мусоропровод, стоянка для машин. Обставлена квартира была старой мебелью, однако в ней царили чистота и порядок.
Когда женщины пришли взглянуть на квартиру, Хони сказала:
— По-моему, прекрасно.
— И я так считаю! — согласилась Кэт. Они посмотрели на Пейдж.
— Давай снимем ее.
Во второй половине дня они уже переезжали в свое новое жилище. Привратник помог им занести вещи.
— Значит, будете работать в больнице, — сказал он. — Медсестрами, да?
— Врачами, — поправила его Кэт.
Привратник недоверчиво посмотрел на нее.
— Врачами? Вы имеете в виду настоящими врачами?
— Да, настоящими врачами, — подтвердила Пейдж.
Привратник усмехнулся.
— Скажу вам по правде, если мне понадобится медицинская помощь, я предпочту, чтобы меня осматривал мужчина.
— Мы будем это помнить.
— А где телевизор? — поинтересовалась Кэт. — Что-то я не вижу.
— Если вам нужен телевизор, то купите его. Счастливо оставаться, леди…, то есть доктора. — Привратник хмыкнул.
Женщины проводили его взглядами.
— Медсестрами, да? — имитируя голос привратника, сказала Кэт. Она фыркнула. — Женоненавистник. Ладно, давайте выбирать спальни.
— Меня устроит любая, — заявила Хони. Они осмотрели все три спальни. Одна из них была больше, чем две другие.
— Может быть, ты займешь большую спальню, Пейдж? — предложила Кэт. — Ведь это ты нашла эту квартиру.
Пейдж кивнула.
— Хорошо.
Они разбрелись по своим комнатам и принялись распаковывать вещи. Из своего чемодана Пейдж осторожно вытащила фотографию в рамке, на которой был изображен мужчина лет тридцати. Симпатичный, в очках с темной оправой, придававших ему вид ученого. Пейдж поставила фотографию на ночной столик рядом с пачкой писем.
В ее спальню зашли Кэт и Хони.
— Как насчет того, чтобы где-нибудь поужинать?
— Я готова, — ответила Пейдж. Кэт заметила фотографию.
— Кто это?
Пейдж улыбнулась.
— Это мужчина, за которого я собираюсь выйти замуж. Он тоже врач, работает во Всемирной организации здравоохранения. Зовут его Альфред Тернер. Сейчас он в Африке, но скоро приедет в Сан-Франциско, и мы сможем быть вместе.
— Счастливая ты, — мечтательно произнесла Хони. — Он симпатичный. Пейдж посмотрела на нее.
— А у тебя есть парень?
— Нет. Боюсь, что мне не слишком везет с мужчинами.
— Может, тебе больше повезет в «Эмбаркадеро», — предположила Кэт.
*** 
Они втроем поужинали в ресторане «Тарантино», расположенном недалеко от их дома. За столом они болтали о своей прошлой жизни, но все же в их разговоре была какая-то сдержанность. Ведь они только познакомились, поэтому как бы осторожно прощупывали друг друга.
Хони говорила очень мало. «Какая-то она застенчивая, — подумала Пейдж. — Легкоранимая. Наверное, какой-нибудь мужчина из Мемфиса разбил ее сердце».
Пейдж посмотрела на Кэт. «Самоуверенная. Огромное чувство собственного достоинства. Мне нравится, как она говорит. Можно сделать вывод, что она из хорошей семьи».
Тем временем Кэт изучала Пейдж. «Богатая девушка, которой никогда в жизни не приходилось работать ради куска хлеба. Ей все дается легко».
А Хони, в свою очередь, наблюдала за ними обеими. «Они такие уверенные в себе. Им будет легко в жизни».
Но все они ошибались.
*** 
Когда они вернулись в квартиру, Пейдж была слишком возбуждена, чтобы уснуть. Она лежала в постели и думала о будущем. За окном, на улице, раздался звук врезавшейся во что-то машины, потом послышались крики, и это напомнило Пейдж другую картину — уныло завывают африканцы, кругом гремят выстрелы. Она мысленно перенеслась в маленькую деревушку в джунглях Восточной Африки, которая оказалась в центре ожесточенной межплеменной войны.
Пейдж охватил страх.
— Они хотят убить нас! Отец обнял ее.
— Они не причинят нам вреда, дорогая. Мы здесь, чтобы помочь им. Они знают, что мы их друзья.
И вдруг в их хижину ворвался вождь одного из племен…
*** 
Хони тоже лежала в постели и думала. «Мемфис, безусловно, остался далеко в прошлом. Думаю, я уже никогда не вернусь туда. Никогда». Она вспомнила слова шерифа: «Из уважения к его семье мы намерены квалифицировать смерть его преподобия Дугласа Липтона как самоубийство по неизвестной причине, но предлагаю вам побыстрее убраться к чертовой матери из этого города…»
*** 
Кэт смотрела в окно своей спальни, прислушиваясь к звукам ночного города. Она слышала, как капли дождя нашептывали ей: «Ты сделала это…, сделала… Ты доказала им всем, что они ошибались. Ты хочешь быть врачом? Темнокожая женщина-врач? Вспомни, сколько было отказов из медицинских колледжей». «Благодарим вас, что прислали нам свое заявление. Но, к сожалению, прием заявлений уже закончен».
«Учитывая ваше образование, можем предложить вам попытать счастья в менее крупном университете».
У нее были самые высокие оценки, но из двадцати пяти колледжей, в которые она обратилась, только один принял ее заявление. Декан сказал ей тогда:
«Приятно в наше время встретить кого-то, кто воспитывался в нормальной, приличной семье».
Если бы он только знал ужасную правду.

Глава 2

На следующее утро в половине шестого, когда новоиспеченные ординаторы отметились в регистратуре, администрация принялась распределять их по рабочим местам. Несмотря на ранний час, жизнь в больнице уже шла полным ходом.
Пациенты прибывали всю ночь — одних привозили кареты «скорой помощи» и полицейские машины, другие добирались своим ходом. Персонал больницы называл таких пациентов «обломками кораблекрушения», они поступали в палаты неотложной помощи с переломами, истекающие кровью, — жертвы перестрелок и драк, пострадавшие в автомобильных авариях, больные телом и духом, никому не нужные бездомные бродяги и прочие отбросы общества.
В больнице царила атмосфера организованного хаоса. Беспорядочная суета, пронзительные крики, неожиданные критические ситуации — все это происходило одновременно.
Молодые ординаторы сбились в кучу, вживаясь в новую для них обстановку и прислушиваясь к непонятным звукам.
*** 
Пейдж, Кэт и Хони ожидали в коридоре. К ним подошел старший ординатор.
— Кто из вас доктор Тафт?
Хони подняла взгляд и промямлила:
— Я.
Старший ординатор улыбнулся и протянул руку.
— Рад познакомиться. Меня попросили взять над вами шефство. Начальство говорит, что у вас в дипломе самые высокие оценки, в этой больнице таких еще ни у кого не было. Мы счастливы, что вы будете работать у нас.
Хони улыбнулась, смутившись.
— Благодарю вас.
Изумленные Кэт и Пейдж уставились на Хони. «А я даже не предполагала, что она такая умная», — подумала Пейдж.
— Вы намерены специализироваться в терапии, доктор Тафт?
— Да.
Старший ординатор повернулся к Кэт.
— Доктор Хантер?
— Да.
— Вас интересует нейрохирургия?
— Интересует.
Он заглянул в список.
— Вы будете работать с доктором Льюисом. Старший ординатор перевел взгляд на Пейдж.
— Доктор Тэйлор?
— Да.
— А вы хотите заниматься кардиохирургией?
— Совершенно верно.
— Прекрасно. Мы назначим вас на обходы хирургического отделения. Можете представиться старшей сестре. Ее зовут Маргарет Спенсер. Ее кабинет дальше по коридору.
— Благодарю вас.
Пейдж посмотрела на остальных и глубоко вздохнула.
— Ну, я пошла! Желаю всем удачи!
*** 
Старшая сестра Маргарет Спенсер скорее напоминала боевой корабль, нежели женщину. Грузная, суровая на вид, с грубыми манерами. Она что-то делала за своим столом, когда к ней подошла Пейдж.
— Простите…
Сестра Спенсер подняла голову.
— Да?
— Мне сказали представиться вам. Я доктор Тэйлор.
Сестра сверилась со списком.
— Минутку. — Она ушла, а спустя некоторое время вернулась с хирургическими костюмами и белыми халатами. — Костюм носить в операционной и во время обходов, на обходы надевайте поверх него белый халат.
— Спасибо.
— Ох, вот еще. — Она протянула Пейдж металлическую табличку, на которой было написано: «Пейдж Тэйлор, доктор медицины». — Это ваша именная табличка, доктор.
Пейдж взяла табличку и надолго задержала на ней взгляд. «Пейдж Тэйлор, доктор медицины». У нее было такое ощущение, словно она держит в руках орден Почета. Все долгие и тяжелые годы работы и учебы воплотились в эти несколько слов: «Пейдж Тэйлор, доктор медицины».
— С вами все в порядке? — прервала ее раздумья сестра Спенсер.
— Все прекрасно, — улыбнулась Пейдж, — просто великолепно, спасибо. А где я могу?…
— Раздевалка для врачей прямо по коридору. Вы будете участвовать в обходе, так что надо переодеться.
— Благодарю вас.
Пейдж пошла по коридору, удивляясь царившей вокруг активности. В коридоре было полно врачей, медсестер, лаборантов и пациентов, спешащих каждый по своим делам. Суету дополняли постоянные вызовы, звучавшие из динамиков.
— Доктор Кинан…, третья операционная… Доктор Кинан…, третья операционная.
— Доктор Толбот…, первая неотложка. Срочно… Доктор Толбот…, первая неотложка. Срочно.
— Доктор Интел…, палата 212… Доктор Интел…, палата 212.
Пейдж подошла к двери с табличкой «Раздевалка для врачей» и открыла ее. Внутри находилось человек шесть врачей, они переодевались, двое были совершенно голыми. Все уставились на Пейдж.
— Ох! Я…, простите, — пробормотала Пейдж и быстро захлопнула дверь. Она стояла возле раздевалки, не зная, что делать. В нескольких шагах дальше по коридору Пейдж увидела дверь с табличкой «Раздевалка для медсестер». Она подошла и заглянула внутрь. Там переодевались несколько медсестер.
— Привет. Ты новая медсестра? — обратилась к ней одна из них.
— Нет, — решительно возразила Пейдж. — Я не медсестра. — Она закрыла дверь и вернулась к раздевалке для врачей. Постояв возле нее несколько секунд, Пейдж глубоко вдохнула и вошла. Мужчины моментально прекратили разговоры.
— Прости, милая, но это раздевалка для докторов, — заметил один из мужчин.
— А я и есть доктор, — ответила Пейдж. Мужчины переглянулись.
— О, конечно…, добро пожаловать.
— Благодарю вас. — Пейдж замялась на секунду, потом подошла к пустому шкафчику. Мужчины наблюдали, как она вешала в шкафчик костюмы и халаты. Пейдж обвела их быстрым взглядом, потом начала медленно расстегивать блузку.
Доктора стояли, не зная, что делать. Потом один из них сказал:
— Пожалуй, нам лучше…, оставить молодую леди одну, джентльмены. Молодая леди!
— Спасибо, — поблагодарила Пейдж и стала ждать, пока доктора закончат переодеваться и выйдут из комнаты. «Неужели мне каждый день предстоит проходить через это?» — подумала она.
*** 
Во время обходов существовал традиционный порядок, который никогда не нарушался: впереди всегда шел лечащий врач, за ним старший ординатор, потом остальные ординаторы, а в конце один-два студента-медика. Лечащим врачом, к которому прикрепили Пейдж, был доктор Уильям Рэднор. Пейдж и пятеро других ординаторов собрались в холле, ожидая его появления.
Среди ординаторов был молодой китаец. Он протянул Пейдж руку.
— Том Чанг. Думаю, вы так же нервничаете, как и я.
Пейдж он сразу понравился. Подошел доктор Рэднор.
— Доброе утро. Я доктор Рэднор. — Говорил он мягко, голубые глаза поблескивали. Ординаторы в свою очередь представились ему.
— Сегодня у вас первые обходы. Я хочу, чтобы вы обращали серьезное внимание на все, что видите и слышите, но в то же время, и это важно, выглядели спокойными.
«Обращать серьезное внимание, но выглядеть спокойной», — отметила про себя Пейдж.
— Если пациенты видят, что вы напряжены, они тоже начинают волноваться, могут даже подумать, что умирают от какой-нибудь болезни, о которой вы им не говорите.
«Следить, чтобы пациенты не волновались».
— Помните, что отныне вы будете нести ответственность, за жизни других людей.
«Отныне несу ответственность за жизни других людей. Ох, Боже мой!»
Чем дольше доктор Рэднор говорил, тем больше Пейдж нервничала, и к тому времени, как он завершил свое вступительное слово, самоуверенность Пейдж испарилась. «Я не готова к этому! — подумала она. — Я не знаю, что делаю. Кто вообще сказал, что я могу быть доктором? А что, если я убью кого-нибудь?»
Доктор Рэднор добавил:
— Я жду от вас детальных записей по каждому из ваших пациентов — лабораторные исследования, анализ крови, ну и все прочее. Это всем ясно?
В ответ послышалось нестройное бормотание:
— Да, доктор.
— У нас обычно бывает от тридцати до сорока хирургических больных. И ваша работа заключается в том, чтобы убедиться, что для них созданы все необходимые условия. А теперь давайте начнем утренний обход.
*** 
Каким простым все казалось в медицинском колледже. Пейдж вспомнились те четыре года, которые она провела в стенах учебного заведения. Сто пятьдесят студентов, и среди них только пятнадцать девушек. Она никогда не забудет первое посещение анатомички. Они зашли в большую, выложенную белым кафелем комнату, в которой рядами стояли двадцать столов. Каждый был накрыт желтой простыней. Студентов разбили на группы по пять человек возле каждого стола.
— Снимите простыни, — приказал профессор, и Пейдж увидела свой первый труп. Она боялась, что потеряет сознание или ей станет дурно, но все прошло на удивление спокойно. Труп был законсервирован, что как-то все-таки отличало его от человеческого существа.
Поначалу, находясь в анатомичке, студенты чувствовали себя скованно, молчали, испытывая благоговейный страх. Но, к изумлению Пейдж, через неделю они уже ели бутерброды во время вскрытия трупов, отпуская при этом грубые шутки. Это было своеобразной формой самозащиты, этаким отрицанием собственной смертности. Они присваивали трупам имена и прозвища, обращаясь с ними, как со старыми друзьями. Пейдж старалась заставить себя относиться к трупам с той же небрежностью, что и другие студенты, но для нее это оказалось совсем не просто. Она смотрела на труп, с которым работала, и думала: «У этого мужчины были дом и семья. Каждый день он ходил на работу, а раз в год отправлялся в отпуск с женой и детьми. Возможно, он любил спорт, с удовольствием смотрел кинофильмы и спортивные игры, смеялся и плакал, видел, как растут его дети, делил с ними их радости и огорчения. Возможно, у него были грандиозные, прекрасные мечты и он надеялся, что все они осуществятся…» Горькая радость и печаль охватили ее, потому что он был мертв, а она жива.
Со временем, даже для Пейдж, вскрытие трупов стало обычным делом. «Вскрываем грудную клетку, осматриваем ребра, легкие, околосердечную сумку, вены, артерии, нервы».
В первые два года в медицинском колледже много времени уделялось запоминанию длинных перечней внутренних органов человека. Сначала черепно-мозговые нервы: обонятельный, зрительный, глазодвигательный, блоковый, тройничный, отводящий, лицевой, слуховой, языкоглоточный, блуждающий, спинномозговой, подъязычный.
Для лучшего запоминания студенты пользовались мнемоникой. Классической была фраза: «На торчащих вершинах старого Олимпа француз и немец продавали шишки».
Последние два года обучения в колледже были более интересными, студенты проходили курсы терапии, хирургии, педиатрии, акушерства, работали в местной больнице. «Я помню те времена…» — подумала Пейдж.
— Доктор Тэйлор… — окликнул ее старший ординатор.
Пейдж вернулась к действительности. Ее коллеги прошли уже половину коридора.
— Иду, — отозвалась она и поспешила за ними.
*** 
Обход начался с просторной, прямоугольной палаты, вдоль боковых стен которой расположились ряды коек, возле каждой койки имелась небольшая тумбочка. Пейдж ожидала увидеть занавески, разделяющие кровати, но здесь их не было.
Первым пациентом оказался пожилой мужчина грузной комплекции. Он дремал, тяжело дыша. Доктор Рэднор подошел к спинке в ногах койки, изучил висевшую на ней медицинскую карту, потом приблизился к пациенту и тихонько тронул его за плечо.
— Мистер Поттер? Пациент открыл глаза.
— А?
— Доброе утро. Я доктор Рэднор. Хочу узнать, как вы себя чувствуете. Ночью спали спокойно?
— Да, все нормально.
— Что-нибудь болит?
— Да. Грудь болит.
— Позвольте, я вас осмотрю.
Закончив осмотр, доктор Рэднор проговорил:
— У вас все хорошо. Я скажу сестре, чтобы вам дали болеутоляющее.
— Спасибо, доктор.
— Ладно, увидимся после обеда. Они направились к следующей койке. Доктор Рэднор обернулся к ординаторам.
— Всегда старайтесь задавать вопросы, предполагающие короткие ответы «да» или «нет», чтобы не утомлять больного. И подбадривайте его. Не забывайте посмотреть его карту и сделать записи. Записывайте все основные жалобы пациента, что у него болит сейчас, чем болел в прошлом, семейное и социальное положение, употребляет ли алкоголь, курит ли и тому подобное. Во время последующих обходов я ожидаю услышать от вас подробные отчеты о состоянии каждого из ваших подопечных.
Следующим пациентом был мужчина лет сорока.
— Доброе утро, мистер Роулингз.
— Доброе утро, доктор.
— Сегодня чувствуете себя получше?
— К сожалению, нет, доктор. Ночью часто просыпался. И живот болит.
Доктор Рэднор обернулся к старшему ординатору.
— Что показала ректоскопия?
— Никаких признаков заболевания.
— Сделайте ему снимок верхней части желудочно-кишечного тракта stat.
Ординатор, стоявший рядом с Пейдж, прошептал ей на ухо:
— Наверное, ты знаешь, как расшифровывается stat. «Растряси свою задницу, милашка!»
.
Шутка ординатора не ускользнула от слуха доктора Рэднора.
— Stat происходит от латинского statim, что означает немедленно.
Впоследствии Пейдж пришлось очень часто слышать это слово.
Затем они подошли к пожилой женщине, которой недавно сделали операцию.
— Доброе утро, миссис Таркел.
— Долго вы еще намерены держать меня здесь?
— Не очень. Операция прошла успешно. Скоро будете дома.
И они перешли к очередному пациенту.
У каждой следующей койки повторялось все то же самое, и утро пролетело довольно быстро. Они осмотрели тридцать больных. Во время обхода ординаторы лихорадочно делали записи, надеясь, что смогут в дальнейшем расшифровать их.
Одна пациентка очень удивила Пейдж. Она выглядела абсолютно здоровой.
Когда они отошли от ее койки, Пейдж поинтересовалась:
— А что с ней, доктор? Доктор Рэднор вздохнул.
— Ничего. Она gomer, а для тех, кто забыл, чему их учили в медицинском колледже, поясняю, что gomer расшифровывается по буквам как: «Убирайся из моей неотложки» «"Get out of my emergency room".». Это такие люди, которым нравится изображать из себя больных. Такое у них хобби. За последний год она уже шестой раз у нас.
*** 
Обход завершился у койки пожилой женщины в кислородной маске, она находилась в состоянии комы.
— У нее был тяжелый сердечный приступ, — пояснил доктор Рэднор ординаторам. — Она уже шесть недель в коме. Признаки жизни становятся все слабее. Тут мы больше ничего не можем сделать. После обеда отключим систему жизнеобеспечения.
Его слова потрясли Пейдж.
— Отключите систему?
Доктор Рэднор спокойно объяснил:
— Сегодня утром комиссия по этике нашей больницы приняла такое решение. Она уже не человек. Ей восемьдесят семь лет, мозг атрофировался. Жестоко с нашей стороны поддерживать ее жизнь, разоряя тем самым родных. Жду вас всех на послеобеденный обход.
Ординаторы смотрели ему вслед. Пейдж повернулась, чтобы еще раз взглянуть на пациентку. Она была жива. Через несколько часов она умрет. «После обеда мы отключим систему жизнеобеспечения».
«Но ведь это же убийство!» — подумала Пейдж.

Глава 3

После обеда, когда обходы завершились, новые ординаторы собрались в небольшой комнате отдыха. Там стояли восемь столиков, древний черно-белый телевизор и два торговых автомата, которые выдавали черствые бутерброды и горький кофе.
За всеми столиками велись примерно одни и те же разговоры.
— Посмотри мое горло, а? Тебе не кажется, что оно покраснело?
— По-моему, я подхватил насморк. Чувствую себя неважно.
— Что-то у меня живот побаливает. Похоже, аппендицит.
— У меня ужасная боль в груди. Господи, надеюсь, это не сердечный приступ!
Кэт присела за столик к Пейдж и Хони.
— Ну, как все прошло? — спросила она.
— По-моему, все в порядке, — ответила Хони. Они обе посмотрели на Пейдж.
— Я была ужасно напряжена, но старалась не подавать вида. — Пейдж вздохнула. — Тяжелый был день. Я бы с радостью ушла отсюда, а вечером где-нибудь повеселилась.
— Я тоже, — согласилась Кэт. — Почему бы нам не поужинать вместе? А потом сходим в кино.
— Прекрасная идея.
К их столику подошел санитар.
— Доктор Тэйлор?
Пейдж подняла на него взгляд.
— Я доктор Тэйлор.
— Доктор Уоллис хочет видеть вас у себя в кабинете.
Начальник больницы! «Что же я натворила?» — подумала Пейдж.
Санитар ждал, не отходя от столика.
— Доктор Тэйлор…
— Иду. — Пейдж глубоко вздохнула и поднялась со стула. — Увидимся позже.
— Прошу за мной, доктор.
Пейдж проследовала за санитаром в лифт, и они поднялись на пятый этаж, где находился кабинет доктора Уоллиса.
Бенджамин Уоллис сидел за столом. При появлении Пейдж он оторвался от бумаг и посмотрел на нее.
— Добрый день, доктор Тэйлор.
— Добрый день. Уоллис прокашлялся.
— Итак, первый рабочий день, но вы уже успели произвести впечатление!
Пейдж недоуменно посмотрела на него.
— Я… "не понимаю.
— Я слышал, у вас утром возникли некоторые проблемы в раздевалке для врачей.
— Ox. — «Так вот, оказывается, в чем дело». Уоллис посмотрел на нее и улыбнулся.
— Пожалуй, я смогу что-нибудь организовать в этом плане для вас и остальных девушек.
— Мы… — «Мы не девушки», — хотела было возразить Пейдж. — Мы будем вам очень благодарны.
— Кстати, если вы не возражаете переодеваться в раздевалке для медсестер…
— Я не медсестра, — решительно возразила Пейдж. — Я доктор.
— Разумеется, разумеется. Ладно, мы решим эту проблему, доктор.
— Благодарю вас.
Уоллис протянул Пейдж лист бумаги.
— Кстати, это ваш график. У вас сегодня суточное дежурство, которое начинается в шесть часов вечера. — Он посмотрел на часы. — Осталось тридцать минут.
Изумленная, Пейдж уставилась на него. Ее рабочий день начался в половине шестого утра. «И еще суточное дежурство?»
— Ну а фактически получится тридцать шесть часов. С утра вам опять надо будет делать обход.
«Тридцать шесть часов! Интересно, как я это выдержу».
Вскоре ей предстояло выяснить это.
*** 
Пейдж разыскала Кэт и Хони.
— Мне придется забыть об ужине и кино. У меня впереди тридцать шесть часов дежурства. Кэт кивнула.
— Нам тоже сообщили подобные новости. Я заступаю на дежурство завтра, а Хони в среду.
— Не думаю, что это будет так страшно, — оптимистично заявила Пейдж. — Как я понимаю, в комнате для дежурных можно спать. Вот этим я и займусь.
Но она ошиблась.
*** 
Санитар провел Пейдж по длинному коридору.
— Доктор Уоллис сообщил, что мое дежурство продлится тридцать шесть часов, — обратилась к нему Пейдж. — Все ординаторы так работают?
— Только первые три года, — ответил санитар. «Прекрасно!»
— Но у вас будет много времени, чтобы отдохнуть, доктор.
— Вот как?
— Сюда, пожалуйста. Это комната для дежурных. — Он открыл дверь, и Пейдж вошла внутрь. Комната напомнила ей монашескую келью в каком-нибудь захудалом монастыре. Топчан со свалявшимся матрасом, треснутая раковина и тумбочка с телефоном.
— Вот здесь вы и можете спать между вызовами.
— Спасибо.
*** 
Вызовы начались сразу, как только Пейдж пришла в столовую, чтобы поужинать.
— Доктор Тэйлор…, третья неотложка… Доктор Тэйлор…, третья неотложка.
— У пациента сломано ребро…
— Мистер Хенеган жалуется на боли в груди…
— У пациента из второй палаты головные боли. Можно дать ему ацитаменофен?…
Только Пейдж удалось прилечь в полночь, как ее разбудил телефонный звонок.
— Это первая неотложка…
У пациента оказалось ножевое ранение, и, к тому времени как Пейдж освободилась, было уже половина второго. А в два пятнадцать ее снова разбудил телефонный звонок.
— Доктор Тэйлор…, вторая неотложка. Stat.
— Хорошо, — ответила еще не пришедшая в себя Пейдж. «Как там он сказал, это расшифровывается? Растряси свою задницу, милашка». Она заставила себя подняться и направилась по коридору в палату неотложной помощи. Туда привезли пациента со сломанной ногой. Он вопил от боли.
— Сделайте снимок, — приказала Пейдж. — И дайте ему демерол, пятьдесят миллиграммов. — Она взяла пациента за руку, — Все будет в порядке. Постарайтесь успокоиться.
Металлический, бесцветный голос возвестил из динамиков:
— Доктор Тэйлор…, палата три. Stat. Пейдж взглянула на стонущего пациента, ей не хотелось оставлять его.
— Доктор Тэйлор…, палата три. Stat, — снова раздался голос из динамиков.
— Иду, — пробормотала Пейдж. Она выскочила в дверь и поспешила по коридору в третью палату. Пациент захлебнулся рвотой, он задыхался и кашлял.
— Он не может дышать, — сообщила медсестра.
— Отсасывайте рвоту, — распорядилась Пейдж. Наблюдая за задыхающимся пациентом, она снова услышала из динамиков свою фамилию.
— Доктор Тэйлор…, четвертая палата. Четвертая палата.
Она тряхнула головой и побежала в четвертую палату, где пациент исходил криком от спазмов в желудке. Пейдж быстро осмотрела его.
— Похоже на нарушение деятельности кишечника. Проверьте ультразвуком. К тому моменту, когда она вернулась к пациенту со сломанной ногой, болеутоляющее уже подействовало. Пейдж отправила его в операционную для наложения гипса. И тут же снова услышала свою фамилию.
— Доктор Тэйлор…, вторая неотложка. Stat.
— У пациента из четвертой палаты язва желудка, боли…
В половине четвертого:
— Доктор Тэйлор, у пациента из триста десятой палаты кровотечение…
В другой палате у пациента случился сердечный приступ, Пейдж, нервничая, слушала его сердце, когда в динамиках раздалось:
— Доктор Тэйлор…, вторая неотложка. Stat. Доктор Тэйлор…, вторая неотложка. Stat.
«Я не должна паниковать, — сказала себе Пейдж, — надо оставаться спокойной и хладнокровной». И все же она запаниковала. Какой пациент важнее, тот, которого она слушала, или новый?
— Подождите, — пробормотала она, — я сейчас вернусь.
И Пейдж поспешила во вторую неотложку, а из динамиков снова раздалась ее фамилия:
— Доктор Тэйлор…, первая неотложка. Stat. Доктор Тэйлор…, первая неотложка. Stat.
«Ох Боже мой!» — подумала она. Ей показалось, что она находится в самом центре нескончаемого, ужасного кошмара.
*** 
За остаток ночи Пейдж будили еще несколько раз: пищевое отравление, сломанная рука, диафрагмальная грыжа, раздробленное ребро. К тому времени, когда она приплелась в дежурку, она устала настолько, что едва могла двигаться. Пейдж забралась на топчан и только начала дремать, как снова зазвонил телефон.
Не открывая глаз, она взяла трубку.
— Алло…
— Доктор Тэйлор, мы вас ждем.
— Что? — Лежа на топчане, Пейдж пыталась вспомнить, где она находится.
— Начинается ваш обход, доктор.
— Мой обход? — «Наверное, это чья-то злая шутка, — подумала она. — Это же бесчеловечно. Никто не в состоянии так работать!» Но все же ее ждали.
Спустя десять минут Пейдж уже была на обходе. Засыпая на ходу, она столкнулась с доктором Рэднором.
— Простите, — пробормотала Пейдж, — но я совершенно не спала…
Доктор Рэднор сочувственно потрепал ее по плечу.
— Привыкнете.
Когда Пейдж наконец сменилась с дежурства, она проспала ровно четырнадцать часов.
*** 
Напряженная работа и дежурства оказались не по силам некоторым ординаторам, и они просто исчезли из больницы. «Со мной такого не произойдет», — дала себе слово Пейдж.
Работа выматывала безжалостно. После тридцати шести часов очередного сумасшедшего дежурства Пейдж устала настолько, что с трудом соображала, где находится. Она добрела до лифта и остановилась возле него.
К ней подошел Том Чанг.
— Ты в порядке?
— В полном, — пробормотала Пейдж. Он усмехнулся.
— У тебя видок, как у ведьмы.
— Спасибо. Зачем они делают это с нами? Чанг пожал плечами.
— Идея такова, чтобы мы постоянно находились в контакте со своими пациентами. Если мы уйдем домой и оставим их, то не будем знать, что происходит, пока сидим дома.
Пейдж кивнула.
— В этом есть смысл. — Однако никакого смысла в этом не было. — Но как мы сможем лечить их, если спим на ходу?
Чанг снова пожал плечами.
— Правила не я устанавливаю. Так делают во всех больницах. — Он внимательнее посмотрел на нее. — Ты хоть до дома-то сумеешь добраться?
Пейдж подняла голову.
— Разумеется, — самоуверенно заявила она.
— Будь осторожна, — сказал Чанг и исчез в глубине коридора.
Пейдж ждала, пока придет лифт. И, когда наконец раскрылись двери лифта, она спала возле него стоя.
*** 
Спустя два дня она завтракала с Кэт.
— Хочешь услышать страшный секрет? — спросила Пейдж. — Когда меня будят в четыре часа утра, чтобы дать какому-нибудь аспирин, и я в бессознательном состоянии бреду по коридору мимо палат, где все пациенты заботливо укрыты одеялами и спокойно спят, мне хочется распахнуть двери и заорать: «Подъем!»
Кэт протянула ей руку.
— Не у одной тебя возникает такое желание.
*** 
Пациенты поступали самые разные: худые и толстые, высокие и низкие, всех возрастов и национальностей. Испуганные, храбрые, спокойные, раздражительные, скандальные, покладистые. Все они были человеческими существами, страдавшими от боли, Большинство докторов были людьми, беззаветно преданными своему делу. Но, как и в других профессиях, встречались хорошие и плохие доктора. Они были молодыми и старыми, неуклюжими и ловкими, приятными в общении и отвратительными. Некоторые из них время от времени подъезжали к Пейдж. Одни робко, другие нагло.
— Неужели ты никогда не чувствуешь себя одиноко по ночам? Я вот чувствую. Интересно…
— Дежурства выматывают, правда? А знаешь, что дает мне заряд энергии? Хороший секс. Почему бы нам?…
— Моя жена уехала из города на несколько дней. У меня есть домик возле Кармела. Мы могли бы в эти выходные…
И снова пациенты.
— Значит, вы мой врач, да? А вы знаете, как меня лечить?…
— Подойди поближе, детка. Я хочу посмотреть, на самом ли деле…
Пейдж стискивала зубы и не обращала на них внимания. «Когда мы с Альфредом поженимся, все это прекратится»; Только мысли об Альфреде доставляли ей радость. Скоро он вернется из Африки. Скоро.
*** 
Как— то за завтраком перед обходом Кэт и Пейдж говорили о сексуальных поползновениях со стороны мужчин.
— Большинство докторов ведут себя как настоящие джентльмены, но некоторые, похоже, считают нас девицами легкого поведения, которые здесь для того, чтобы обслуживать их, — пожаловалась Кэт. — И недели не проходит, чтобы кто-то из докторов не наехал на меня. «Почему бы тебе не зайти ко мне выпить? У меня есть потрясающие компакт-диски». Или в операционной, когда я ассистирую, хирург так и норовит провести рукой по моей груди. А один идиот заявил: «Ты знаешь, когда мне хочется поразвлечься, я предпочитаю темнокожих». Пейдж вздохнула.
— Они считают, что делают комплименты, относясь к нам, как к объектам сексуальных вожделений. Но я предпочитаю, чтобы они относились к нам, как к докторам.
— Многим из них вообще не нравится наше присутствие в больнице. Они хотят или трахнуть нас, или избавиться от нас. Понимаешь, это несправедливо. Женщины считаются низшими существами, пока они не проявят себя, а мужчины считаются высшими существами, пока не покажут, какие они на самом деле ослы.
— Как и в колледже, сплошное засилие мужчин, — посетовала Пейдж. — Если бы нас было больше, мы смогли бы создать свое, женское, общество.
*** 
Пейдж слышала об Артуре Кейне. Этот человек был объектом постоянных слухов, ходивших по больнице. Ему присвоили прозвище «Доктор-007 с лицензией на убийство». Все проблемы он решал оперативным вмешательством. Число проводимых им операций было гораздо выше, чем у любого другого доктора в больнице. Выше всех у него был процент и летальных исходов.
Лысый, низенький, с крючковатым носом и прокуренными зубами, излишне располневший, он, как ни странно, считал себя привлекательным мужчиной. Новых медсестер и женщин-ординаторов он называл «свежим мясом».
Пейдж Тэйлор как раз была таким «свежим мясом». Кейн увидел ее в комнате отдыха и без приглашения уселся за ее столик.
— Я положил на вас глаз.
Пейдж подняла голову и внимательно посмотрела на него.
— Простите?
— Я доктор Кейн. Друзья зовут меня Артур. — В его голосе звучали похотливые нотки. — Ну, как вам здесь?
Этот вопрос застал ее врасплох.
— Я…, все в порядке. Кейн наклонился вперед.
— Это большая больница. Здесь легко затеряться. Вы меня понимаете?
— Не совсем, — осторожно ответила Пейдж.
— Вы слишком хорошенькая, чтобы быть просто очередным лицом в толпе. Если хотите чего-то добиться, то вам нужен человек, который вам поможет. Такой, который знает все входы и выходы.
Разговор становился все более неприятен Пейдж.
— И вы хотите помочь мне.
— Правильно. — Кейн оскалил прокуренные зубы. — Почему бы нам не обсудить это за ужином?
— Здесь нечего обсуждать, -, отрезала Пейдж. — Меня это не интересует.
Артур Кейн посмотрел на нее, встал и отошел от столика. На его лице застыло злобное выражение.
*** 
Первогодки хирурги-ординаторы два месяца работали по скользящему графику, меняя отделения: родильное, ортопедическое, урологическое, хирургическое.
Пейдж поняла, что опасно попадать в больницу с серьезным заболеванием летом, потому что большинство штатных врачей находились в отпусках и пациентов оставляли на милость неопытных молодых ординаторов.
Почти всем хирургам нравилось, когда в операционной звучала музыка. За пристрастие к музыке одного из них прозвали «Моцарт», а другого «Аксель Роуз».
По каким— то причинам у хирургов, похоже, всегда во время операций просыпалось чувство голода. Они постоянно говорили о еде. Удаляя у пациента гангренозный желчный пузырь, хирург мог сказать:
«Вчера вечером я великолепно поужинал в ресторане „Барделли“. Самая лучшая итальянская кухня во всем Сан-Франциско».
«А вы пробовали крабные палочки в клубе „Кипарис“?…»
«Если вы любите хороший бифштекс, посетите „Хауз оф Прайм Риб“ на Ван Несс».
А сестры в это время вытирали кровь и убирали кишки пациента.
Когда хирурги не разговаривали о еде, они обсуждали бейсбольные и футбольные матчи.
«Ты видел игру „49-х“ в прошлое воскресенье? Им явно не хватало Джо Монтаны. Он всегда выручал их на последних минутах матча», — говорил кто-нибудь, удаляя в это время разорванный аппендикс.
«Кафка, — думала Пейдж. — Кафке бы это понравилось».
*** 
В три часа утра, когда Пейдж спала в дежурке, ее разбудил телефонный звонок.
Скрипучий голос произнес:
— Доктор Тэйлор…, палата 419…, у пациента сердечный приступ. Поторопитесь! — И на другом конце положили трубку.
Борясь со сном, Пейдж села на край топчана и с трудом поднялась на ноги. «Поторопитесь!» Она вышла в коридор. Времени ждать лифта не было, поэтому Пейдж торопливо поднялась по лестнице и побежала по коридору четвертого этажа к палате 419. Сердце ее готово было выскочить из груди. Пейдж распахнула дверь и замерла в изумлении.
Палата 419 оказалась кладовкой.
*** 
Кэт Хантер принимала участие в обходе под руководством доктора Ричарда Хаттона. Ему было чуть за сорок, грубоватый, стремительный. Возле каждого пациента доктор Хаттон задерживался не более двух-трех минут, просматривал карты и давал указания хирургам-ординаторам, выпаливая их со скоростью пулеметной очереди.
— Проверьте ее гемоглобин и график операций на завтра…
— Внимательно следите за его температурой…
— Возьмите пробу крови на перекрестную совместимость…
— Снимите эти швы…
— Сделайте снимки грудной клетки…
Кэт и остальные ординаторы старательно все записывали, стараясь не вызвать неудовольствия доктора Хаттона.
Они подошли к пациенту, который уже неделю находился в больнице с подозрением на сильную лихорадку, но анализы не дали никаких результатов.
Когда они вышли в коридор, Кэт спросила:
— Так что же все-таки с ним?
— ОГЗ, — ответил один из ординаторов. — Расшифровывается это как «Один Господь знает». Мы пробовали рентген, компьютерное сканирование, комплексные исследования, спинномозговую пункцию, биопсию печени. Все, что только можно. Не знаем, что с ним такое.
Потом они зашли в палату, где спал молодой пациент, голова которого была забинтована после операции. Как только доктор Хаттон начал разматывать повязку, пациент проснулся и недоуменно уставился на доктора.
— Что…, что происходит?
— Садись! — рявкнул доктор Хаттон. Молодой человек задрожал.
«Я никогда не буду так обращаться со своими больными», — дала себе слово Кэт.
Следующим пациентом оказался вполне здоровый на вид мужчина лет семидесяти. Как только доктор Хаттон подошел к его койке, старик завопил:
— Негодяй! Я подам на тебя в суд, грязный сукин сын!
— Послушайте, мистер Спаролини…
— Я теперь не мистер Спаролини! Ты превратил меня в гребанного евнуха.
"Интересное сочетание — «гребаный евнух», — подумала Кэт.
— Мистер Спаролини, вы сами согласились на удаление семявыносящего протока, и…
— Это была идея моей жены. Проклятая сучка! Ну, я ей устрою, когда вернусь домой!
Врачи ушли, оставив пациента ругаться.
— А что у него за проблема? — поинтересовался один из ординаторов.
— Его проблема заключается в том, что он ненасытный старый козел. У его молодой жены уже шестеро детей, и больше она не хочет.
*** 
Следующим пациентом была десятилетняя девочка. Доктор Хаттон взглянул на ее медицинскую карту.
— Мы сделаем тебе укол, чтобы убить всех плохих микробов.
Сестра наполнила шприц и подошла к девочке.
— Не! — закричала малышка. — Мне будет больно!
— Это не больно, детка, — заверила ее сестра.
*** 
Эти слова зловещей вспышкой отразились в памяти Кэт.
«Это не больно, детка…» Это был голос ее отчима, нашептывающего ей в темноте.
— Тебе будет хорошо. Раздвинь ножки. Давай, маленькая сучка! — Он рывком раздвинул ее ноги и вонзил между ними твердую плоть, зажимая ей рот рукой, чтобы она не кричала от боли. Кэт тогда было тринадцать лет. После этой ночи визиты отчима превратились в ужасный ночной ритуал.
— Тебе повезло, что тебя учит трахаться такой мужчина, как я, — говорил он. — Ты знаешь, что такое Кэт? Это твоя маленькая щелочка. Она мне нравится. — И он наваливался на нее, лапал, и никакие крики и мольбы не могли остановить его.
Кэт не знала отца. Мать ее по ночам работала уборщицей в конторе, расположенной неподалеку от их тесной квартирки в Гэри, штат Индиана. Отчим Кэт был здоровенным мужчиной, но на заводе с ним произошел несчастный случай, и теперь он главным образом торчал дома и пьянствовал. Как-то раз, когда мать Кэт ушла на работу, отчим зашел к ней в комнату и сказал:
— Если ты хоть слово скажешь матери, я прибью твоего брата.
«Я не могу допустить, чтобы он причинил вред Майку», — подумала Кэт. Брат был на пять лет моложе нее, и Кэт его обожала. Она нянчила его, защищала от сверстников-драчунов. Майк был единственным светлым пятном в ее жизни.
Однажды утром, напуганная угрозами отчима, Кэт решилась рассказать обо всем матери. Мать положит этому конец, защитит ее.
— Мама, по ночам, когда ты уходишь на работу, твой муж приходит ко мне в спальню и насилует меня.
Мать уставилась на Кэт, потом залепила ей пощечину.
— Да как ты смеешь врать мне, маленькая шлюха! Кэт больше никогда не возвращалась к этому разговору. Единственное, что ее удерживало дома, так это Майк. «Он пропадет без меня», — думала она. Однако, когда Кэт поняла, что беременна, она сбежала к тетке в Миннеаполис.
В тот день, когда Кэт удрала из дома, жизнь ее совершенно изменилась.
— Можешь не говорить мне, что произошло, — сказала тетя Софи. — Но отныне тебе не придется никуда убегать. Ты знаешь песню, которую распевают на Сезам-стрит? «Нелегко быть Зелеными»? Так вот, дорогая, черными быть тоже нелегко. У тебя две возможности. Ты можешь продолжать бегать, прятаться и проклинать весь мир или можешь постоять за себя и решить стать полноценной личностью.
— Каким же образом?
— Ты должна осознать себя полноценной личностью. Но сначала надо четко представить себе, какой личностью и кем ты хочешь стать. А затем работать, осуществляя поставленную цель.
«Я не оставлю его ребенка, — решила Кэт. — Я сделаю аборт».
Все было организовано тайком, в выходные дни. Аборт сделала акушерка, подруга тети. Когда все закончилось, Кэт, еле сдерживая злость, подумала: «Я никогда больше не позволю мужчине дотронуться до меня. Никогда!»
*** 
Миннеаполис показался ей райским местом. В нескольких кварталах почти от каждого дома было или озеро, или река, или ручей. И парки площадью свыше восьми тысяч акров. Кэт плавала под парусом на городских озерах, совершала лодочные прогулки по Миссисипи.
Вместе с тетей Софи она посещала зоопарк, воскресенья они проводили в парке «Долина чудес», ездили на сенокос на окрестные фермы, видели рыцарей в доспехах на Фестивале рыцарского вооружения эпохи Возрождения.
Тетушка Софи наблюдала за ней и думала: «У девочки не было детства».
Кэт постепенно училась радоваться жизни, но тетя Софи чувствовала, что в глубине души у племянницы имеется уголок, запретный для всех, она словно установила барьер, ограждающий ее от возможных новых несчастий.
В школе у Кэт появились подруги, однако с мальчиками она никогда не общалась. Все подружки бегали на свидания, а Кэт сидела дома одна, но она была слишком гордой, чтобы объяснить кому-нибудь причину этого. Она брала пример со своей тетушки, которую очень любила.
Раньше Кэт мало интересовали занятия в школе или книги, но тетя Софи изменила подобное отношение. В доме у нее было очень много книг, которые Софи просто обожала.
— В книгах описываются чудесные миры, — объясняла она Кэт. — Читай, и ты узнаешь, откуда ты появилась и к чему тебе надо стремиться. У меня такое ощущение, детка, что в один прекрасный день ты станешь знаменитой. Но сначала необходимо получить образование. Это Америка. Ты можешь стать кем захочешь. Ты можешь быть темнокожей и бедной, но в свое время бедными были и наши темнокожие женщины-конгрессмены, кинозвезды, ученые, спортивные знаменитости. Когда-нибудь у нас будет даже темнокожий президент. Ты можешь стать кем угодно. Все зависит только от тебя.
Вот так и началась для нее новая жизнь. Кэт стала лучшей ученицей. Читала она запоем. Как-то в школьной библиотеке Кэт обнаружила книгу Синклера Льюиса «Эроусмит», ее изумила история молодого врача, беззаветно преданного своему делу. Тогда она прочитала «Сдержать обещания» Агнес Купер,
«Женщину— хирурга» доктора Эльзы Роу, и для нее открылся совершенно иной мир. Кэт узнала, что на земле живут люди, посвятившие свою жизнь делу помощи другим людям, спасению их жизней. Вернувшись как-то домой из школы, она заявила тете Софи:
— Я буду доктором. Знаменитым.

Глава 4

В понедельник утром пропали три медицинские карты пациентов Пейдж, и вину за это возложили на нее.
В среду в четыре утра в дежурке раздался телефонный звонок. Заспанная Пейдж сняла трубку.
— Доктор Тэйлор. Молчание.
— Алло…, алло.
Она слышала в трубке дыхание, потом раздался щелчок.
Остаток ночи Пейдж пролежала без сна. Утром Пейдж поделилась с Кэт:
— Или я становлюсь параноиком, или кто-то ненавидит меня. — Она рассказала о событиях последних дней.
— Иногда пациенты злятся на врачей, — предположила Кэт. — Никого не подозреваешь?… Пейдж вздохнула.
— Дюжину.
— Я уверена, что здесь не о чем беспокоиться. Пейдж хотелось верить в это.
*** 
В конце лета пришла долгожданная телеграмма. Она уже поджидала Пейдж, когда та поздно вечером вернулась домой. «Прилетаю в Сан-Франциско в воскресенье в полдень. Не могу дождаться встречи. Люблю, Альфред».
Наконец— то он возвращается к ней! Пейдж перечитывала телеграмму снова и снова, и с каждым разом на душе становилось все радостнее. Альфред! Его имя было связано с целой вереницей приятных воспоминаний…
Пейдж и Альфред росли вместе. Их отцы работали во Всемирной организации здравоохранения, ездили по странам третьего мира, борясь с экзотическими и заразными болезнями. Пейдж с матерью сопровождали доктора Тэйлора, который возглавлял бригаду медиков.
У Пейдж и Альфреда было просто потрясающее детство. В Индии Пейдж научилась говорить на хинди. Уже в возрасте двух лет она знала, что бамбуковая хижина, в которой они жили, называется basha. Отец — gorasahib, белый мужчина, а она — nani, сестренка. Местные жители нередко называли отца Пейдж abadhan — вождь.
Когда родителей не было поблизости, Пейдж пила bhanga — опьяняющий напиток, настоянный на листьях гашиша, и ела лепешки из пресного теста с топленым маслом из буйволиного молока.
А потом они отправились в Африку. Навстречу новым приключениям!
Пейдж и Альфред купались и мылись в реках, в которых водились крокодилы и гиппопотамы. Их любимцами были маленькие зебры, гепарды и змеи. Жили они в круглых хижинах без окон, сплетенных из прутьев и обмазанных глиной, с утрамбованными земляными полами и коническими соломенными крышами. И тогда Пейдж пообещала себе: «Когда-нибудь я буду жить в настоящем доме, в прекрасном коттедже с зеленой лужайкой и оградой из белого штакетника».
Для врачей и медсестер это была трудная, утомительная жизнь. А для детей — сплошные приключения, ведь они жили на земле львов, жирафов и слонов. Если поблизости имелись школы, они посещали эти простенькие, сложенные из шлакобетона домики, а если нет, то занимались дома с родителями.
Пейдж была очень смышленым ребенком, ее мозг впитывал все подряд, словно губка. Альфред обожал ее.
— В один прекрасный день я женюсь на тебе, Пейдж, — пообещал он, когда ей было двенадцать, а ему четырнадцать.
— Я тоже выйду за тебя замуж, Альфред.
Они были серьезными детьми, решившими всю оставшуюся жизнь провести вместе.
Доктора из Всемирной организации здравоохранения были самоотверженными мужчинами и женщинами, посвятившими свою жизнь работе. Часто им приходилось работать в почти невыносимых условиях. В Африке они были вынуждены бороться с wodesha — местными знахарями, чьи примитивные знания передавались от отца к сыну и зачастую были просто губительными. У племен моей традиционным средством лечения ран являлась oikiorite — смесь бычьей крови, сырого мяса и настойки какого-то «чудотворного» корня.
В племени кикуйю оспу из больного выгоняли палками.
— Прекратите, — уговаривал их доктор Тэйлор. — Это не поможет.
— Лучше так, чем подставлять свою кожу под твою палку с острой иглой, — отвечали ему.
Для хирургических операций столы расставляли рядами прямо под деревьями. Доктора принимали сотни пациентов в день, и все равно к ним всегда тянулась длинная очередь — прокаженные, больные туберкулезом, коклюшем, оспой, дизентерией.
Пейдж и Альфред были неразлучны. Став постарше, они вместе ходили на рынок в деревню, расположенную в нескольких милях. И все время говорили о своих планах на будущее.
Медицина стала неотъемлемой частью детских лет Пейдж. Она научилась ухаживать за пациентами, делать уколы, готовить лекарства, она уже видела себя в будущем помощницей отца.
Пейдж обожала отца. Курт Тэйлор был самым внимательным и самоотверженным человеком из всех, кого она знала. Он беззаветно любил людей, посвящая свою жизнь делу помощи тем, кто нуждался в нем, и эту свою беззаветную любовь к людям он привил и дочери. Несмотря на огромную загруженность работой, ему все-таки удавалось выкраивать время для Пейдж. Доктор Тэйлор умел также скрашивать примитивные условия их жизни.
Иначе сложились ее отношения с матерью. Мать была красивой женщиной из состоятельной семьи. Ее холодное равнодушие держало Пейдж на расстоянии. В свое время ей показалось довольно романтичным выйти замуж за врача, которому предстояло работать в далеких экзотических странах, но жестокая реальность разочаровала ее. Она не была ласковой, любящей женщиной, и Пейдж казалось, что мать постоянно жалуется на жизнь.
«Зачем мы вообще приехали в это Богом забытое место, Курт?»
«Люди живут здесь, как животные. Мы заразимся от них какими-нибудь ужасными болезнями».
«Почему ты не можешь практиковать в Соединенных Штатах и зарабатывать деньги, как это делают другие врачи?»
И так изо дня в день.
Но чем больше мать пилила отца, тем больше Пейдж обожала его.
Когда Пейдж исполнилось пятнадцать, мать сбежала с владельцем крупной плантации какао из Бразилии.
— Она не вернется, да? — спросила Пейдж.
— Нет, дорогая. Мне очень жаль.
— А я рада! — Слова эти невольно вырвались у Пейдж. На самом деле ей было больно от равнодушия матери к ней и отцу, было больно от того, что она их бросила.
После бегства матери Пейдж еще больше сблизилась с Альфредом Тернером. Они вместе гуляли и играли, вместе мечтали.
— Когда я вырасту, то тоже буду врачом, — решил Альфред. — Мы поженимся и будем работать вместе.
— И у нас будет много детей!
— Конечно. Если тебе это нравится.
В тот день, когда Пейдж исполнилось шестнадцать, их долгая платоническая близость перешла в новую стадию. Всех врачей срочно вызвали в небольшую деревушку в Восточной Африке, где разразилась вспышка эпидемии, и в лагере остались только Пейдж, Альфред и повар.
Они поужинали и отправились спать. Но среди ночи Пейдж проснулась в своей палатке от громоподобного топота бегущих животных. Несколько минут она лежала, прислушиваясь к приближающемуся грохоту, потом ее охватил страх.
Пейдж вскочила. Палатка Альфреда находилась всего в нескольких футах. Перепуганная, она бросилась к нему.
Он спал.
— Альфред!
Он сел, моментально проснувшись.
— Пейдж? Что случилось?
— Я боюсь. Можно я немного полежу с тобой?
— Конечно. — Они лежали рядышком, прислушиваясь к тому, как животные ломятся через чащу. Потом шум постепенно стал затихать. Альфред начал ощущать тепло, исходившее от лежавшей рядом девушки.
— Пейдж, я думаю, тебе лучше вернуться в свою палатку.
Она почувствовала его восставшую плоть. Физические потребности, созревавшие в них, вырвались наружу.
— Альфред.
— Да? — голос его прозвучал хрипло.
— Мы ведь поженимся, да?
— Да.
— Тогда все хорошо.