1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 

  
   
Бернард Вербер
   
Танатонавты
  
  
   
Королеве
  
  
   
    
Словарь
   
   
ТАНАТОНАВТ, сущ. муж. р. (от греч. thanatos — смерть и nautis — мореплаватель). Разведчик смерти.
  
  
   
    
Учебник истории
   
   Даты для запоминания
   
1492 г. — первые шаги на американском континенте.
   
1969 г. — первые шаги на Луне.
   
2062 г. — первые шаги на Континенте Мертвых.
   
2068 г. — первые публикации о пути к реинкарнации.
   
    Из учебника для 2 класса[1]
   
  
  
   
    
Эпоха первая
    
Мастера на все руки
   
   
    
     
1. Учебник истории
    
    
Когда-то все люди боялись смерти. Она напоминала о себе каждую секунду, как постоянный шумовой фон. Все знали, что рано или поздно им придется кануть в небытие, и это отравляло любую радость.
    
Вуди Аллен, американский философ конца XX века, так описал царившие тогда настроения: «Пока человек смертен, он до конца не расслабится».
    
     Учебник истории, вводный курс для 2 класса
    
   
   
    
     
2. Личный дневник Мишеля Пэнсона
    
    
Есть ли у меня право об этом говорить?
    
Даже сейчас — а ведь сколько времени прошло! — мне трудно поверить, что все так и было. Трудно поверить, что я участвовал в такой грандиозной эпопее. Мне трудно поверить, что я выжил и могу о ней рассказать.
    
Похоже, никто не предполагал, что все случится так быстро и зайдет так далеко. Что нас толкнуло на это? Не знаю. Может, глупость, которую называют любопытством? Именно любопытство заставляет заглянуть в пропасть и представить, каким жутким будет падение, стоит только сделать шаг вперед…
    
А может, все дело в желании почувствовать вкус приключения в этом обленившемся и скучном мире?
    
Кое-кто говорит: «Так было предначертано, это должно было случиться». Ну, не знаю, я не верю в предначертанность. Я верю, что у людей есть выбор. Именно он и определяет судьбу, а может статься, человеческий выбор определяет и саму Вселенную.
    
Я помню все, каждый эпизод, каждое слово, каждое событие этого великого приключения.
    
Есть ли у меня право обо всем рассказать?
    
Орел: расскажу. Решка: сохраню в тайне.
    
Орел.
    
Что ж, если нужно вернуться к самому началу, мне придется заглянуть далеко-далеко назад, в свое прошлое…
   
   
    
     
3. Полицейское досье
    
    
Фамилия: Пэнсон
    
Имя: Мишель
    
Цвет волос: шатен
    
Глаза: карие
    
Рост: 175 см
    
Особые приметы: нет
    
Примечание: пионер движения танатонавтов
    
Слабое место: недостает уверенности в себе
   
   
    
     
4. Для Дюпона нет препоны
    
    
Как и у каждого ребенка, у меня тоже был день «С», день, когда я узнал о Смерти. Мой первый мертвец оказался вполне обычным человеком, хоть и привыкшим жить среди трупов. Это был господин Дюпон, наш мясник. На витрине огромными буквами красовался его девиз: «Для Дюпона нет препоны». Однажды утром мать сказала, что не купила вырезку к воскресному обеду, потому что господин Дюпон умер. Его придавило сорвавшейся с крюка тушей белой шаролейской коровы.
    
Мне было тогда года четыре. Я тут же спросил, что значит это слово: «У.М.Е.Р.».
    
Мать смутилась и отвела глаза, как в тот раз, когда я поинтересовался, не помогут ли мне от кашля противозачаточные пилюли.
    
— Ну… э-э… «умер» — это значит, что его здесь больше нет.
    
— Все равно что вышел из комнаты?
    
— Не только из комнаты. Из дома, города, страны.
    
— Ага, далекое путешествие? Как на каникулы?
    
— Э-э… нет, не совсем так. Потому что, когда человек умирает, он больше не двигается.
    
— Не двигается, но далеко уезжает? Обалдеть! Как это?
    
Пожалуй, как раз эта неудачная попытка объяснить кончину мясника Дюпона и сохранила во мне любопытство, на котором — гораздо позднее — взошли семена фантазий, посеянных Раулем Разорбаком.
    
Во всяком случае, мне так кажется.
    
Рассказывают, что три месяца спустя, когда пришло известие о том, что умерла моя прабабушка Аглая, я воскликнул: «И она тоже?! Ничего себе, вот уж не думал, что она на это способна!» Рассвирепевший, дико вращающий глазами прадедушка выкрикнул фразу, которую я никогда не забуду:
    
— Ты что, не знаешь? Смерть — самое страшное, что только может случиться!
    
Нет. Этого я не знал.
    
— Ну… я думал, что… — стал мямлить я.
    
— С этим не шутят! — добавил он, вколачивая слова, как гвозди. — Если есть на свете то, с чем никто не шутит, так это смерть!
    
Потом эстафету принял отец. Все они хотели мне втолковать, что смерть — это абсолютное табу. О ней не говорят, не вспоминают, а если и произносят ее имя, то со страхом и почтением. И нельзя упоминать это слово всуе, потому что это, дескать, приносит несчастье.
    
Меня трясли и пихали.
    
— Твоя прабабушка умерла. Это ужасно. Если б ты не был таким бессердечным, ты бы плакал!
    
К рассвету мой братец Конрад наревел целую лужу — как из половой тряпки, если ее выжать.
    
Значит, нужно плакать, когда люди умирают? Мне никто ничего такого не говорил. Могли бы и предупредить!
    
Отец, раздраженный моей несовершеннолетней наглостью, отвесил мне пару оплеух. Он надеялся, что это поможет мне запомнить, что, во-первых, «смерть — это самое страшное, что только может случиться», и, во-вторых, что «с этим не шутят».
    
— Ты почему не плачешь? — опять стал приставать отец, вернувшись с похорон прабабушки Аглаи.
    
— Оставь его в покое! Мишелю пяти еще нет, он даже не знает, что такое смерть, — пыталась заступиться мать.
    
— Отлично знает! Только думает, что чужая смерть его не касается. Когда мы с тобой умрем, он и слезинки не проронит!
    
Вот так я начал понимать, что со смертью не шутят. Впоследствии, когда мне сообщали о чьей-то кончине, я изо всех сил старался думать о чем-нибудь печальном… о вареном шпинате, например. Слезы появлялись сами собой, и все были довольны.
    
Потом у меня состоялась более близкая встреча со смертью. Когда мне было семь лет, я сам умер. Это произошло в феврале, в ясный чистый день. Январь в том году был очень мягкий, а за мягким январем довольно часто наступает солнечный февраль.
   
   
    
     
5. Где герой в конце умирает
    
    
— Осторожно!
    
— Да что ж он…
    
— Господи!
    
— Смотри! Куда ты бе…
    
— Не-е-т!!!
    
Долгий скрип тормозов. Глухой и мягкий звук удара. Я бегу за мячом, который выкатился на дорогу, и бампер зеленой спортивной машины поддает мне точно под коленки, где самая нежная кожа. Ноги отрываются от земли. Меня подбрасывает в небо.
    
Воздух свистит в ушах. Я лечу выше солнца. Свежий ветер врывается в мой распахнутый рот. С земли, далеко внизу, на меня уставились испуганные зеваки.
    
Увидев, что я взмываю ввысь, какая-то женщина начинает кричать. Кровь сбегает по моим штанам и собирается в лужу на асфальте.
    
Все как в замедленной съемке. Я лечу вровень с крышами и разглядываю силуэты, снующие в мансардах. И тут впервые в моей голове проскакивает вопрос, над которым я так часто думал потом: «Чем это я тут занимаюсь?»
    
На долю секунды повиснув в небе, я понял, что ничего не понимал.
    
Кто я?
    
Откуда я?
    
Куда я иду?
    
Вечные вопросы. Каждый когда-нибудь задаст их себе. Я задал их в минуту смерти.
    
Взлетел я очень быстро и так же быстро упал. Ударился плечом о капот зеленой спортивной машины. Отскочил и врезался головой в бордюрный камень. Треск. Глухой удар. Надо мной склонились перепуганные лица.
    
Я хотел что-то сказать, но не мог ни заговорить, ни пошевелиться. Солнечный свет начал медленно угасать. Впрочем, в феврале солнце еще неяркое. Похоже, мартовские дожди не за горами. Небо постепенно гасло. Вскоре я оказался в темноте и тишине. Исчез запах, отключилось осязание. Потом — ничего. Занавес.
    
Мне было семь. И я умер в первый раз.
   
   
    
     
6. Реклама
    
    
«Жизнь прекрасна. Не слушайте болтунов. Жизнь прекрасна. Жизнь — это продукт, который проверили и одобрили шестьдесят шесть миллиардов человек на протяжении трех миллионов лет. Это доказывает ее превосходное качество».
    
     Обращение НАПроЖ
     (Национального агентства по пропаганде жизни)
    
   
   
    
     
7. Учебник истории
    
    
До появления танатонавтики смерть была одним из главных табу человечества. Чтобы эффективнее бороться с ней, люди прибегали к уловкам, которые мы называем предрассудками. Так, например, некоторые полагали, что металлическая фигурка святого Христофора, подвешенная над приборной доской автомобиля, повышает шансы не погибнуть в дорожно-транспортном происшествии.
    
До XXI столетия бытовала шутка: «Чем крупнее святой Христофор, тем больше у водителя шансов выбраться из-под него при аварии».
    
     Учебник истории, вводный курс для 2 класса
    
   
   
    
     
8. Где герой мертв меньше, чем можно было подумать
    
    
Да погодите же. Ведь ничего ужасного не случилось.
    
Прадедушка был неправ. Умереть не так уж страшно. Просто ничего не происходит, вот и все.
    
Очень долго была только тьма и тишина.
    
Наконец я открыл глаза. Передо мной маячил расплывчатый светлый силуэт. Ангел, ясное дело.
    
Ангел склонился надо мной. Странно, но он был похож на женщину, прекрасную женщину, каких вы никогда не увидите на Земле.
    
Блондинка, с карими глазами. Абрикосовый запах духов.
    
Вокруг все было белое и торжественное.
    
Должно быть, я оказался в раю, потому что ангел мне улыбнулся.
    
— Ак… ы… бя… ю… те.
    
Видимо, ангел говорил со мной на своем языке. Неангелы его не понимают.
    
— У… ас… ет… атуры.
    
Она терпеливо повторила это и коснулась моего лба прохладной рукой.
    
— У вас… нет… температуры.
    
Я с недоумением огляделся.
    
— Вы меня понимаете? У вас нет температуры.
    
— Где я? В раю?
    
— Нет. В реанимационном отделении больницы Святого Людовика.
    
Ангел стал меня успокаивать:
    
— Вы не умерли. Просто несколько ушибов. Вам повезло, что капот машины смягчил удар. Только одна серьезная рана под коленкой.
    
— Я был без сознания?
    
— Да, три часа.
    
Я был без сознания три часа и ничего об этом не помнил! Ни малейшей мысли или ощущения. Три часа ничего не было.
    
Медсестра подложила мне под спину подушку, чтобы я мог сесть поудобнее. Может, я и был мертв целых три часа, но мне от этого не было ни жарко ни холодно.
    
Пришли родственники, и у меня дико разболелась голова. Они все были такие ласковые, глаза на мокром месте, будто я и впрямь был готов вот-вот испустить последний вздох. Все они были уверены, что я находился в большой опасности. «Мы страшно волновались», — говорили они. Казалось, что родственники даже немного разочарованы, что я выкарабкался. Вот если б я умер, они бы вовсю жалели меня. В их глазах я тут же стал бы образцовым ребенком.
   
   
    
     
9. Полицейское досье
    
    
На запрос по поводу психических качеств гражданина Мишеля Пэнсона
    
Объект в целом выглядит нормальным. Вместе с тем наблюдается определенная хрупкость психики, обусловленная чрезмерно строгой обстановкой в доме. Объект постоянно испытывает сомнения. Для него всегда прав тот, кто высказывается последним. Игнорирует свои желания. Не понимает современности. Налицо легкие параноидальные тенденции.
    
Обратить особое внимание: родители не сообщили указанному лицу, что он был усыновлен в младенчестве.
   
   
    
     
10. Стервятник
    
    
Эта первая экскурсия по ту сторону жизни не научила меня ничему особенному о смерти, если не считать того, что она еще долго была источником беспокойства для нашей семьи.
    
К восьми-девяти годам эта тема стала интересовать меня больше, но на этот раз речь шла о смерти других. Надо пояснить, что хочешь не хочешь, а каждый вечер по телевизору, в двадцатичасовом блоке новостей, говорили о смерти. Сначала об убитых на какой-нибудь войне. Они были в зеленой или красной форме. Потом о тех, кто умер по дороге на курорт: эти были в пестрой, яркой одежде. И наконец, о покойниках-знаменитостях в шикарных костюмах.
    
В телевизоре все проще, чем в жизни. Сразу понятно, что смерть — вещь печальная, потому что картинки сопровождались похоронной музыкой. Телевидение доступно даже младенцам и дебилам. Погибшим на войне полагалась симфония Бетховена, курортникам — концерт Вивальди, а умершим от передозировки «звездам» — тягучие виолончели Моцарта.
    
Я заметил, что после кончины таких «звезд» продажи их дисков тут же подскакивали, их фильмы вновь и вновь мелькали на телеэкранах, и весь свет превозносил покойников, будто смерть стирала все их прегрешения. Более того, уход из жизни не мешал артистам работать. Лучшие диски Джона Леннона, Джимми Хендрикса или Джима Моррисона появились на рынке спустя немало времени после их смерти.
    
На следующих похоронах я оказался, когда умер дядя Норбер. «Замечательный человек», — убеждали друг друга участники похоронного кортежа. Между прочим, там же я впервые услыхал знаменитое высказывание: «Лучшие всегда уходят первыми». Мне не было еще восьми, но я никак не мог избавиться от мысли: «Что же получается, вокруг остались только плохие?!»
    
На этот раз я вел себя безупречно. Когда ушел почетный караул, я сосредоточился на вареном шпинате и анчоусах. Даже братец Конрад и тот не смог переплюнуть меня.
    
Прибыв на кладбище Пер-Лашез, я добавил в меню для рыданий спаржу и телячьи мозги с горошком. Ну и гадость! Кто-то прошептал: «Я и не знал, что Мишель был так близок с дядей Норбером». Мать заметила, что это тем более поразительно, что я никогда его не видел. Это не помешало мне открыть рецепт успешных похорон: шпинат, анчоусы, спаржа и телячьи мозги.
    
Это был замечательный день, ведь я, помимо всего прочего, именно тогда впервые встретился с Раулем Разорбаком.
    
Мы собрались у могилы покойного дядюшки Норбера, и тут чуть в стороне я заметил то, что сначала показалось мне стервятником, сидящим над гробницей. Это был Рауль.
    
Улучив минуту, когда за мной никто не следил, — в конце концов, свою норму слез я выдал, — я приблизился к мрачной фигуре. Долговязый парень одиноко сидел на могильном камне, уставившись в небо.
    
— Здравствуйте, — вежливо произнес я. — Что вы здесь делаете?
    
Молчание. Вблизи стервятник оказался худым мальчишкой с осунувшимся скуластым лицом, в очках в черепаховой оправе. Тонкие, изящные руки лежали на его коленях, как два притаившихся паука, ожидающих приказа повелителя. Мальчишка опустил голову и посмотрел на меня спокойным и глубоким взглядом, которого я никогда не встречал у ровесников.
    
Я повторил вопрос:
    
— Ну так что же вы тут делаете?
    
Рука-паук взметнулась и уткнулась в длинный и прямой нос.
    
— Можно на «ты», — торжественно объявил он. И пояснил: — Сижу вот на могиле отца. Пытаюсь понять, что он мне говорит.
    
Я расхохотался. Он помедлил, а потом сам стал смеяться. А что еще остается делать, кроме как смеяться над тощим мальчишкой, часами сидящим на могильном камне и глазеющим на плывущие облака?
    
— Тебя как зовут?
    
— Рауль Разорбак. Можешь звать просто Рауль. А тебя?
    
— Мишель Пэнсон. Зови меня просто Мишель.
    
Он смерил меня взглядом.
    
— Пэнсон? Хорош птенчик![2]
    
Я попытался сохранить невозмутимость. Была у меня одна заготовка на такие деликатные случаи.
    
— Сам такой!
    
Он опять засмеялся.
   
   
    
     
11. Полицейское досье
    
    
Фамилия: Разорбак
    
Имя: Рауль
    
Цвет волос: шатен
    
Глаза: карие
    
Рост: 190 см
    
Особые приметы: носит очки
    
Примечание: пионер движения танатонавтов
    
Слабое место: чрезмерная самоуверенность
   
   
    
     
12. Дружба
    
    
Каждую среду после обеда мы с Раулем стали встречаться на кладбище Пер-Лашез. Мне очень нравилось шагать рядом с его худющей фигурой. И у него всегда было полно разных фантастических историй.
    
— Мы родились слишком поздно, Мишель.
    
— Это почему?
    
— Потому что все уже изобретено, все исследовано. У меня была мечта изобрести порох или электричество, или еще лучше — первым изготовить лук и стрелы. Но мне достался пшик. Все уже пооткрывали. Жизнь идет быстрее научной фантастики. Нет больше изобретателей, остались одни последователи. Люди, которые совершенствуют то, что уже давно открыто другими. Теми самыми людьми, которые, как сказал Эйнштейн, испытали фантастическое чувство, лишая невинности новые вселенные. Ты представляешь, как у него кружилась голова, когда он понял, как рассчитать скорость света?!
    
Нет, этого я не представлял.
    
Рауль расстроенно посмотрел на меня.
    
— Мишель, тебе надо больше читать. Люди делятся на две категории: на тех, кто читает книги, и тех, кто слушает тех, кто читает. Лучше принадлежать к первым, я так полагаю.
    
Я ответил, что он говорит ну в точности как книжка, и мы оба рассмеялись. Каждому своя роль: Рауль излагал всякие факты, я шутил, потом мы оба хохотали. Часто мы смеялись вообще безо всякого повода, просто так, до колик в животе.
    
Как ни крути, а Рауль прочел целые горы книг. Между прочим, именно он привил мне вкус к чтению, познакомив с авторами, известными как «писатели иррационального»: Рабле, Эдгар Аллан По, Льюис Кэрролл, Герберт Уэллс, Жюль Верн, Айзек Азимов, Герберт Франке, Филипп Дик.
    
— Писатели иррационального? Да ведь таких нет! — объяснял Рауль. — Большинство писателей воображают, что либо их никто не понимает, либо они выглядят интеллектуалами. Разгоняют предложения на двадцать строк. Получают литературные премии, а потом люди покупают их книжки для украшения гостиных, чтобы знакомые думали, что они тоже интеллектуалы. Да я и сам листал книжки, в которых ничего не происходит. Вообще ничего. Приходит некто, видит красивую женщину, начинает ее обхаживать. Она ему говорит, что не знает, будет она с ним спать или нет. К концу восьмисотой страницы она решает-таки дать ему категорический отказ.
    
— Но какой интерес писать книжки, где вообще ничего не происходит? — спросил я.
    
— Им просто не хватает воображения. Отсюда и берутся биографии и автобиографии, документальные, художественные, всякие… Писатели, неспособные придумать новый мир, могут описать лишь свой собственный, каким бы скудным он ни был. Даже в литературе не осталось больше изобретателей. И что же? Не обладая глубиной, писатели изощряются в стиле, полируют форму. Опиши на дюжине страниц свои страдания из-за фурункула, и у тебя появятся шансы получить Гонкуровскую премию…
    
Мы ухмыляемся.
    
— Поверь мне, если бы гомеровская «Одиссея» была написана сегодня, она бы не вошла в список бестселлеров. Ее бы причислили к фантастике и триллерам. И читали бы ее только такие, как мы, ради историй о циклопах, волшебниках, сиренах и прочих чудищах.
    
Рауль от рождения был одарен редкой способностью судить обо всем самостоятельно. Он не повторял идеи, навязываемые телевизором или газетами. Что меня к нему влекло, так это его свобода духа, сопротивление всякому влиянию. Этим он был обязан своему отцу — профессору философии, как подчеркивал Рауль, — который привил ему любовь к книгам. Рауль читал почти по целой книге в день. В основном фэнтези и научную фантастику.
    
— Секрет свободы, — любил говорить он, — в библиотеке.
   
   
    
     
13. Следите за своими внутренностями!
    
    
Как-то в среду после обеда, когда мы сидели на скамейке и молча созерцали облака, плывущие над кладбищем, Рауль достал из портфеля толстую тетрадь и показал мне страницу, которую, должно быть, выдрал из книги про античную мифологию.
    
На ней была картинка, изображавшая древнеегипетскую барку с разными фигурками.
    
Он объяснил:
    
— В центре лодки — Ра, бог солнца. Перед ним на коленях стоит умерший. А это еще два божества: Изида и Нефтида. Левой рукой Изида показывает направление, а в правой держит анкх[3], символ Вечности, которая ожидает путешественника в загробном мире.
    
— Египтяне верили в загробный мир?
    
— Ясное дело. А вот тут, в левом углу, Анубис с головой шакала. Он сопровождает покойника, у него в руке урна с его желудком и кишками.
    
Меня чуть не вырвало.
    
Рауль заговорил профессорским тоном:
    
— «Мертвые должны бдить, чтобы никто не украл их внутренности», — гласит древнеегипетская поговорка. — Он перевернул страницу и стал объяснять дальше. — Вот еще один мертвец залезает на барку. Его встречает либо Ра собственной персоной, либо свинья. Свинья пожирает души проклятых и отправляет в царство смерти, где жестокие палачи терзают их крючковатыми пальцами с длинными и острыми когтями.
    
— Вот ужас!
    
Рауль посоветовал мне воздержаться от поспешных выводов.
    
— Если же Ра лично соблаговолит встретить мертвеца, все будет хорошо. Покойник займет место рядом с божествами, и барка заскользит по реке, увлекаемая длинной веревкой, которая есть не что иное, как живой змей.
    
— Здорово!
    
Рауль закатил глаза. Я начал утомлять его своими восторгами, которые тут же сменялись ужасом. Тем не менее он продолжал. Ведь я был его единственным слушателем.
    
— Этот змей — добрый, он отпугивает врагов света и старается изо всех сил. Но есть еще один злобный гад, Апоп. Это воплощение Сета, бога зла. Апоп обвивается вокруг барки и пытается ее опрокинуть. Время от времени он выскакивает из воды и плюется огнем. Он плавает кругами и поднимается из пучины, чтобы слопать перепуганную душу. Если все окончится благополучно, лодка мертвых продолжит путь по подземной реке, пересекающей дюжину нижних миров. В пути их поджидает множество опасностей. Нужно миновать врата преисподней, обойти стороной водяных чудовищ, спастись от летающих демонов. Но если мертвец сумеет пройти все испытания, он…
    
К моему великому огорчению, Рауль на этом умолк.
    
— Продолжим на следующей неделе. Уже семь, моя мать сейчас начнет волноваться.
    
Мое разочарование его рассмешило.
    
— Всему свое время. Не будем торопиться.
    
Следующей ночью мне впервые приснилось, будто я лечу сквозь облака. Лечу словно птица. Я сам стал птицей. И я лечу, лечу… Вдруг, огибая облако, я вижу женщину, одетую во все белое. Она сидит на облаке и очень красива, она юная и стройная. Я приближаюсь и вижу, что она закрывает лицо маской. Еще ближе, и я вздрагиваю от ужаса. Это не маска, это череп: зияющие глазницы, застывший в гримасе безгубый рот…
    
Я проснулся весь в поту, соскочил с кровати, помчался в ванную и сунул голову под холодную воду, чтобы смыть этот кошмар.
    
На другой день за завтраком я спросил у матери:
    
— Мам, ты веришь, что можно летать, как птица?
    
Она бросила на меня странный взгляд. Уж не спятил ли я после того случая с машиной?
    
— Хватит болтать ерунду. Ешь свою кашу.
   
   
    
     
14. Мифология месопотамии
    
    
     
      
Гильгамеш! Куда ты стремишься?
      
Жизни, что ищешь, не найдешь ты!
      
Боги, когда создавали человека, —
      
Смерть они определили человеку,
      
Жизнь в своих руках удержали[4].
     
     «Сказание о Гильгамеше».
     Отрывок из работы Фрэнсиса Разорбака
     «Эта неизвестная смерть»
    
   
   
    
     
15. У Рауля не все дома
    
    
Всякий раз встречаясь на кладбище Пер-Лашез, мы говорили с Раулем о смерти. Ну, то есть Рауль говорил, а я только слушал. Ничего нездорового, грязного или там скабрезного в этих разговорах не было. Мы просто обсуждали смерть как некий интересный феномен, точно так же, как могли бы говорить об инопланетянах или мотоциклах.
    
— А мне тут сон приснился, — сообщил я.
    
Я хотел рассказать ему о той женщине в белом атласном платье, с черепом вместо головы, которая сидела на небе, но не успел. Рауль тут же меня перебил:
    
— Да-да, у меня тоже был сон. Я сделал огненную колесницу. Взобрался на нее, и пылающие кони понесли меня к солнцу. Нужно было пройти сквозь кольца огня, чтобы добраться до звезд, и чем дальше я летел сквозь эти самые кольца, тем глубже проникал я в суть вещей.
    
Уже позднее я осознал, что вовсе не случайно Рауля интересовала смерть. Как-то вечером, вернувшись из школы, он направился в туалет и увидел там висевшего над унитазом отца. Фрэнсис Разорбак преподавал философию в парижском лицее Жана Жореса.
    
Неужели он узнал нечто настолько интересное о том свете, что пожелал покинуть этот?
    
Именно так и считал Рауль. Его отец умер вовсе не от горя или чтобы кому-то досадить. Он умер, чтобы постичь тайну. В течение многих месяцев отец моего друга работал над диссертацией, которая называлась «Эта неизвестная смерть».
    
Без сомнения, Фрэнсис Разорбак обнаружил нечто очень важное, так как, прямо перед тем как повеситься, бросил свою книгу в огонь. Когда Рауль нашел тело отца, обугленные листы еще летали в каминной трубе. Уцелело лишь около сотни страниц, где говорилось об античной мифологии и культе мертвых.
    
Рауль ни на минуту не переставал обо всем этом думать. Что же такое важное раскопал его отец? Что вообще собирался он отыскать в смерти?
    
В день похорон Рауль не плакал. Но ему никто не делал замечаний. Ни малейшего упрека. Слышно было только: «Бедняжка так потрясен самоубийством отца, что даже плакать не может». Если бы я знал это раньше, то не усердствовал бы так с телячьими мозгами и вареным шпинатом.
    
Едва отца похоронили, как отношение матери к Раулю полностью переменилось. Она исполняла все его капризы. Покупала любые игрушки, книги и газеты, какие он только требовал. Он был полным хозяином своего времени. Моя мать убеждала меня, что Рауль просто-напросто избалованный мальчишка, потому что, во-первых, он единственный ребенок в семье, а во-вторых, остался без отца. Я бы и сам хотел стать избалованным мальчишкой, даже если для этого пришлось бы пожертвовать семьей.
    
Мне вообще ничего не разрешали.
    
— Ты что, все еще водишься с этим Разорбаком? — как-то спросил отец, раскуривая очередную сигару, распространявшую зловоние метров на тридцать вокруг.
    
— Да, он мой лучший друг!
    
— Ну-ну, видно, что ты не умеешь друзей выбирать, — заметил отец. — Ясно же, что этот парень псих.
    
— Это почему?
    
— Не прикидывайся дурачком. Его папаша повесился. С такой наследственностью только и остается, что с катушек съехать. Да к тому же мать не работает и живет припеваючи на пенсию. Это все не то. Тебе надо нормальных людей держаться.
    
— Рауль нормальный, — убеждал я отца.
    
Тут подлый братец Конрад решил, что самое время подлить масла в огонь.
    
— Самоубийство — болезнь наследственная. Дети самоубийц и сами к этому склонны, вроде детей из разведенных семей, которые потом тоже сами разваливают свой брак.
    
Все сделали вид, что не слышали, что сказал мой братец-кретин. Эстафету приняла мать.
    
— Ты считаешь, это нормально — часами торчать на кладбище?
    
— Мам, ну послушай, это же его личное время, что хочет, то и делает. Кому он мешает?
    
— Ты его еще и защищаешь! Оба вы хороши! Он тебя таскает на кладбище и разглагольствует там посреди надгробий, прости Господи!
    
— Ну и что?
    
— А то, что беспокоить мертвых не к добру. Их надо оставить в покое, — встрял Конрад, всегда готовый утопить ближнего.
    
— Конрад — кретин! Конрад — кретин! — заорал я и врезал ему по башке.
    
Мы покатились по полу. Отец решил дождаться, когда братец даст мне сдачи, а уж потом стал нас разнимать. Ждал он, однако, не долго, чтобы не дать мне времени как следует отлупить Конрада.
    
— А ну тихо, сорванцы, не то я сам надеру вам уши. Конрад прав. Таскаться по кладбищам — не к добру.
    
Отец выпустил облако сигарного дыма, надсадно закашлял и добавил:
    
— Что, мало других мест для разговоров? Кафе, парки, спортивные клубы… Кладбища — для мертвых, а не для живых.
    
— Но пап…
    
— Мишель, ты меня уже достал. Хватит умничать, или схлопочешь.
    
Я только что получил пару оплеух и захныкал, чтоб избежать новой затрещины.
    
— Ну вот, оказывается, умеешь плакать, когда хочешь, — насмешливо заметил отец.
    
Конрад сиял. Мать приказала мне отправляться к себе в комнату.
    
Вот так я начал понимать, как устроен мир. Надо оплакивать мертвых. Слушаться родителей. Соглашаться с Конрадом. Нельзя строить из себя умника и слоняться по кладбищам. Надо выбирать нормальных друзей. Самоубийство — наследственная и, возможно, заразная болезнь.
    
В полумраке комнаты, с соленым привкусом слез во рту, я вдруг ощутил себя совсем одиноким. В тот вечер — щека еще горела от пощечины — я пожалел, что не родился в мире, где было бы не так много ограничений.
   
   
    
     
16. Сколько весит перышко
    
    
— Покойник должен пройти сквозь врата царства мертвых, спастись от водяных чудовищ и летучих демонов. Тогда он вновь предстанет перед Осирисом, верховным судией, в подчинении у которого сорок два божества. Во время исповеди умерший должен доказать чистоту своей души. Он сообщает, что не грешил при жизни, и говорит так:
    
Я не творил беззаконий.
    
Я не причинил насилия ни одному человеку.
    
Я не произносил лжи.
    
Я не изрекал богохульств.
    
Я не притеснял бедняков.
    
Я не совершал богопротивных деяний.
    
Я не очернял раба в глазах его хозяина.
    
Я не прелюбодействовал посреди священных мест.
    
Я не страдал от голода.
    
Я не заставлял других плакать.
    
Я не убивал.
    
Я не приказывал убивать.
    
    
— А он может говорить что хочет? Врать, например? — спросил я Рауля.
    
— Да. У него есть право лгать. Боги задают ему вопросы, а он их обманывает. Однако задача не очень проста, потому что богам многое известно. Это вообще для них обычное дело.
    
— А потом?
    
— Если он пройдет это испытание, то начнется второе судилище, на этот раз с участием новых богов.
    
Тут Рауль умолк на минуту, чтобы я немножко помучился от нетерпения.
    
— Там есть Маат, богиня правосудия, и Тот, бог мудрости и науки, с головой ибиса. Он записывает признания умершего на табличке. Потом приходит Анубис, бог с головой шакала, а в руке у него огромные весы, чтобы взвешивать душу.
    
— Как же можно взвесить душу?
    
Рауль проигнорировал этот вопрос, который напрашивался сам собой, нахмурился, перевернул страницу и продолжил:
    
— На одну чашу весов Анубис кладет сердце покойника, на другую — перышко. Если сердце легче, чем перышко, то мертвеца признают невиновным. Если же тяжелее, то покойника скармливают богу с телом льва и головой крокодила, которому поручено пожирать все души, недостойные Вечности.
    
— И что же ожидает… как его… победителя?
    
— Освободившись от груза жизни, он сливается с солнечным светом.
    
— Вот это да!
    
— Там его поджидает Хепри, бог с головой жука-скарабея из чистого золота. И там он завершает путь. Затем оправданная душа познает вечные радости. Ей поют гимн победителей, преуспевших на дорогах земли и на том свете. Вот послушай.
    
Рауль взобрался на могильный камень, поднял лицо к щербатой луне и ясным голосом принялся декламировать древние слова:
    
     
      
Оборваны путы. Бросаю на землю
      
Все зло, что во мне обреталось.
      
Могучий Осирис! Узри меня, молю!
      
Лишь только сейчас я рождаюсь!
     
    
    
На этом Рауль закончил лекцию по древней мифологии. Он завершил свой подвиг, и на его лбу блестели капли пота. Он улыбался, словно Анубис только что объявил, что ему выпал счастливый жребий.
    
— Вот так история! — воскликнул я. — И ты веришь, что все так и есть?
    
— Откуда мне знать! Это же аллегория. Судя по всему, египтяне обладали огромными знаниями, но они не могли посвящать в свои тайны кого попало. Поэтому им пришлось прибегнуть к метафорам и поэтическим преувеличениям. Ну не мог какой-то поэт просто придумать все это в порыве вдохновения. Эти мифы свидетельствуют о том, что существует некий «вселенский здравый смысл». Все религии излагают примерно одну и ту же историю, хотя и пользуются разными терминами. Все они утверждают, что по ту сторону смерти есть другой мир. Умершего ожидают испытания, а в конце — реинкарнация или освобождение. Более двух третей человечества верят в реинкарнацию.
    
— Ты правда думаешь, что есть барка с богами и что…
    
Рауль махнул рукой, чтобы я замолчал.
    
— Тихо! Тут кто-то есть.
    
Уже пробило девять часов вечера, и кладбище было закрыто. Кто же мог прийти сюда в такой час? И как они проникли через запертые ворота? Мы с Раулем забирались сюда по веткам платана, росшего возле кладбищенской стены, и были уверены, что, кроме нас, никто не знал этой дороги.
    
Крадучись, мы направились туда, откуда доносились приглушенные голоса.
    
Люди в черных кепках проходили сквозь калитку в воротах, которая — к нашему изумлению — никогда, оказывается, не запиралась.
   
   
    
     
17. Учебник истории
    
    
Наши предки верили, что смерть — это переход от состояния «все» в состояние «ничто». Чтобы найти этому подтверждение, они изобрели разные религии (кодексы ритуалов, основанных на мифах). В большинстве религий утверждалось, что существует потусторонний мир, но никто в него по-настоящему не верил. Религии в первую очередь были нужны для того, чтобы охранять интересы определенных этнических групп.
    
     Учебник истории, вводный курс для 2 класса
    
   
   
    
     
18. Стычка с дураками
    
    
Странные люди остановились у могилы, освещенной факелами, и принялись выкладывать на надгробие всякую всячину. Я заметил фотографии, книги и даже статуэтки.
    
Мы с Раулем спрятались за камнем на могиле одного актера, рокера и плейбоя, подавившегося рыбьей костью. Он умирал больше часа, пытаясь избавиться от этой кости, застрявшей у него в горле, но никто не пришел ему на помощь, хотя ресторан был набит битком. Все полагали, что на рок-идола снизошло вдохновение и он изобретает новый танец и оригинальную манеру пения. Его последняя конвульсия была встречена громом оваций.
    
Надежно спрятавшись, мы собирались проследить за всем происходящим. Люди в кепках напялили черные балахоны и принялись распевать псалмы, которые звучали как-то странно.
    
— Они произносят слова молитвы наоборот, — шепнул Рауль.
    
Тут до меня дошло, что «Segna sed erem, eiram eulas suov ej» на самом деле означает «Je vous salue Marie, Mure des anges»[5].
    
— Это сатанисты, — добавил мой друг.
    
То, что я услышал дальше, подтвердило, что он был прав.
    
    
О Великий Вельзевул, одари нас частью своей силы.
    
О Великий Вельзевул, позволь нам взглянуть на твой мир.
    
О Великий Вельзевул, научи нас быть невидимками.
    
О Великий Вельзевул, научи нас быть быстрыми, как ветер.
    
О Великий Вельзевул, научи нас оживлять мертвых.
    
Я перепугался, но Рауль остался невозмутим, и это успокаивающе подействовало на меня. Мы подкрались поближе. Вблизи адепты сатаны выглядели еще более зловеще. У некоторых на лбу были вытатуированы символы зла: ухмыляющиеся козлы, вертлявые черти, змеи, кусающие себя за хвост.
    
После новых песнопений они зажгли расставленные на могильной плите свечи так, что те образовали пятиконечную звезду, и стали жечь истертые в порошок кости, над которыми поднимался розовато-лиловый дым. Наконец, они вытащили из мешка черного петуха, который еще трепыхался.
    
— Великий Вельзевул, в жертву тебе приносим этого черного петуха. Душу петуха за душу дурака!
    
И хором все повторили:
    
— Душу петуха за душу дурака!
    
Птице перерезали горло и окропили кровью пять лучей звезды.
    
Затем они достали белую курицу.
    
— Великий Вельзевул, в жертву тебе приносим эту белую курицу. Душу курочки за душу дурочки!
    
В унисон:
    
— Душу курочки за душу дурочки! Душу цыплячью за душу палачью!
    
— Тебе страшно? — тихо спросил Рауль.
    
Я старался, как он, сохранять хладнокровие, но уже не мог сдерживать бившую меня дрожь. Только бы не стучать зубами! Это выдало бы нас.
    
— Если чего-то боишься, то это потому, что не знаешь, какое решение принять, — спокойно объяснил мне приятель.
    
Я в недоумении посмотрел на него.
    
Рауль вытащил двухфранковую монетку.
    
— В жизни, — продолжал он, — всегда есть выбор. Действуй или убегай. Прощай или мсти. Люби или ненавидь.
    
Нашел время философствовать! Но Рауль оставался невозмутимым.
    
— Мы боимся, когда не знаем, что выбрать, потому что на самом деле ничего не знаем о том, что происходит вокруг нас. Как сделать выбор, когда мир так сложен? При помощи монетки. На нее ничто не может повлиять. Она не подвержена иллюзиям, не слышит фальшивых аргументов, ее ничем не испугаешь. Поэтому она может сделать тебя храбрее.
    
Рауль высоко подбросил монетку. Выпал орел.
    
— Орел! Это значит «да», «пошли», «вперед». Орел — это «зеленый свет». Ну, вперед! Вместе против дураков, — провозгласил он.
    
Между тем зловещая церемония продолжалась.
    
Сатанисты вытащили из большого мешка испуганно блеющего белого козленка, ослепленного блеском свечей.
    
— Великий Вельзевул, в жертву тебе приносим сего белого агнца, чтобы ты отворил нам окно в страну мертвых. Душу козлячью за…
    
Загробный голос эхом прокатился по кладбищу:
    
— Душу козлячью за банду соплячью!
    
Здоровенный тесак, уже занесенный, чтобы отсечь козленку голову, замер в воздухе.
    
Благодаря тому, что выпал орел, голос Рауля звучал уверенно и властно:
    
— Прочь с глаз моих, слуги Вельзевула! Вельзевул уж давно сгинул. Да будут прокляты те, кто посвятил себя его культу. Я — Астарот, новый принц Тьмы, проклинаю вас! Не ходите сюда, не оскверняйте нечистой кровью животных эти священные камни. Вы будите мертвых и гневите богов!
    
Сатанисты остолбенели, пытаясь понять, откуда раздается голос, но ничего не видели. Рауль владел голосом, потому что монетка указала ему, что делать. Все теперь стало ясно. И для него, и для меня, и для них. Рауль обладал властью. Рауль, ребенок, стал их повелителем. Сатанисты предпочли ретироваться. Козленок припустил в противоположном направлении.
    
Все просто. Орел — и я становлюсь сильнее. Решка — я превращаюсь в труса. Монетка принимает решение вместо меня.
    
Рауль хлопнул меня по плечу и вручил два франка.
    
— Дарю. Отныне ты не будешь бояться и сможешь делать правильный выбор. Ты обрел друга, который тебя никогда не подведет.
    
Монета сверкала на моей ладони.
   
   
    
     
19. Полицейское досье
    
    
На запрос по поводу психических качеств гражданина Рауля Разорбака
    
Ребенок, которого зовут Рауль Разорбак, страдает психическими расстройствами. Он уже неоднократно проявлял бурные вспышки гнева и подвергал опасности жизнь окружающих. Тем не менее мать отказывается поместить его в психиатрическую клинику, заявляя, что на сына сильно повлияла смерть отца. «Ему просто нужна отдушина», — утверждает она.
    
Поскольку юный Разорбак до сих пор не совершил каких-либо действий, квалифицируемых как правонарушение, Служба считает преждевременным принимать активные меры.
   
   
    
     
20. Учебник истории
    
    
О смерти наших прадедов
    
Основные причины смертей, зарегистрированных во Франции в 1965 году (конец второго тысячелетия), даны в порядке возрастания числа умерших. Обратите внимание, что некоторые заболевания в наше время уже не являются смертельными.
    
Сердечно-сосудистые заболевания — 98 392.
    
Рак — 93 834.
    
Поражения сосудов головного мозга — 62 746.
    
Дорожно-транспортные происшествия — 32 723.
    
Цирроз печени — 16 325.
    
Респираторные заболевания — 16 274.
    
Пневмония — 11 274.
    
Грипп — 9008.
    
Диабет — 8118.
    
Суицид — 7156.
    
Жертвы преступлений и заказных убийств — 361.
    
Причины неизвестны — 87 201.
    
     Учебник истории, вводный курс для 2 класса
    
   
   
    
     
21. Господин всезнайка
    
    
За годы, прошедшие со дня моей встречи с Раулем на кладбище Пер-Лашез, наша дружба все крепла. Рауль столь многому научил меня!
    
— Как же ты наивен, Мишель! Ты думаешь, что мир добр и, стало быть, лучший способ в него вписаться — самому быть добрым. Это ошибка. Пошевели мозгами — будущее творят не добрые люди, а дерзкие новаторы, которые ничего не боятся.
    
— Сам ты тоже ничего не боишься?
    
— Ничего.
    
— Даже физических страданий?
    
— Если у тебя достаточно силы воли, ты ничего не почувствуешь.
    
Чтобы доказать это, он достал зажигалку и сунул в пламя указательный палец. Запахло горелым мясом. Я боролся с тошнотой, но смотрел не отрываясь.
    
— Как ты это делаешь?!
    
— Сначала я убираю все мысли, а потом говорю себе, что эту боль испытывает кто-то другой и ко мне она не имеет никакого отношения.
    
— Ты не боишься огня?
    
— Ни огня, ни земли, ни металла. Всемогущ тот, кто не боится, ибо ему ни в чем не будет отказано. Это еще одна моя лекция. Первая была о том, что монета в два франка станет твоим лучшим советником. А эта о том, что страха нет, если только ты сам не позволишь ему существовать.
    
— Это отец тебя научил?
    
— Он говорил, что нельзя оглядываться, когда взбираешься на гору. Если обернешься, то может закружиться голова, ты запаникуешь и упадешь. И наоборот, если лезть прямо к вершине, то всегда будешь в безопасности.
    
— Да, но если ты ничего не боишься, что тебя туда толкает?
    
— Тайна. Потребность раскрыть тайну смерти отца и смерти вообще.
    
Он говорил, а его правая рука словно паук ползла по лбу. Рауль выглядел так, будто испытывал невыносимые мучения, будто его что-то грызло изнутри.
    
Я забеспокоился:
    
— Тебе что, плохо?
    
Он ответил не сразу. Потом, словно вспомнив, как дышать, хрипло сказал:
    
— Ерунда, просто мигрень. Это пройдет.
    
Только один раз я видел, как он страдает. Для меня Рауль всегда оставался сверхчеловеком. Учителем.
    
Рауль меня впечатлял. Он был старше на год, и я из кожи вылез, чтобы перепрыгнуть через класс и оказаться с ним на одной школьной скамье. Потом все стало проще. Он позволял мне списывать домашние задания, а после уроков рассказывал чудесные истории.
    
Никто в нашем классе не разделял моего восхищения. Учитель литературы дал Разорбаку прозвище Господин Всезнайка.
    
— Хватайтесь крепче за стулья. Сегодня Господин Всезнайка сдал сочинение. Обхохочетесь. Я уже объявлял тему, но повторю еще раз. Итак, «Мои идеальные каникулы». Господин Всезнайка не хочет прогуляться по берегу Тукета, побывать в Сан-Тропе и Ла-Бауле[6], посетить Барселону или Лондон. Нет! Он жаждет проникнуть в страну мертвых! И шлет нам оттуда почтовые открытки!
    
Всеобщее оживление.
    
— Цитирую: «Мою барку влечет к свету. Я цепляюсь за борт, потому что огненный змей выскакивает перед носом суденышка. Богиня Нефтида советует не терять головы и придержать берет. Царица Изида протягивает мне анкх, чтобы я мог победить монстра».
    
Ученики гогочут, пихают друг дружку локтями, а педагог заканчивает сухим учительским тоном:
    
— Господин Всезнайка, мне остается только посоветовать вам найти хорошего психоаналитика. Имейте в виду, я все-таки не поставил вам ноль за сочинение. У вас один балл из двадцати, но только потому, что вы заставили меня смеяться. Между прочим, я всегда стараюсь прочесть ваши сочинения в первую очередь, потому что знаю: с вами не соскучишься. Продолжайте в том же духе, господин Разорбак, и я еще долго буду веселиться, потому что вы совершенно точно останетесь на второй год.
    
Рауль и глазом не моргнул. Он не реагировал на подобные замечания, особенно исходившие от людей вроде нашего учителя, к которому Рауль не питал никакого уважения. Проблемы у нас, однако, были.
    
Как и в большинстве школ, ученики нашего лицея были жестокими подростками. Стоило показать на кого-нибудь пальцем и заявить: вот белая ворона, как его жизнь тут же превращалась в пытку. В нашем классе заводилой был один наглый тип по имени Мартинес. Вместе с дружками он подкараулил нас у выхода.
    
— Царица Изида! — вопили они. — Хочешь анкхом по морде?
    
Я перепугался. Чтобы преодолеть страх, я сильно пнул Мартинеса, а он засветил мне кулаком по носу. Лицо тут же залила кровь. Нас было двое против шестерых, но хуже всего было то, что Рауль — хотя и был намного выше и сильнее меня, — похоже, не собирался защищаться. Он не дрался. Он получал удар за ударом и даже не пробовал дать сдачи.
    
Я кричал:
    
— Давай, Рауль! Мы сделаем их, как тех на кладбище! Вместе против дураков, Рауль!
    
Он не двинулся с места. Вскоре мы рухнули наземь под градом ударов. Банда Мартинеса бросила нас валяться на улице и удалилась. Я потирал синяки.
    
— Ты что, испугался? — спросил я.
    
— Нет, — сказал он.
    
— Чего же ты не дрался, а?
    
— А зачем? Я не могу тратить силы на всякую ерунду. И я не знаю, как бороться с дикарями, — добавил он, подбирая осколки разбитых очков.
    
— Но ты же обратил в бегство сатанистов!
    
— Это была игра. И потом, может, они и жалкие люди, но намного тоньше, чем эта бестолочь. Перед пещерным человеком я бессилен.
    
Мы помогли друг другу встать на ноги.
    
— Ты же говорил: вместе против дураков…
    
— Боюсь тебя разочаровать, но нужно, чтобы у них был хоть какой-то разум, чтобы я мог вступить с ними в войну.
    
Я был изумлен.
    
— Но послушай, тогда эти уроды всегда будут нас бить!
    
— Возможно, — ответил он. — Но они устанут раньше меня.
    
— А если они тебя убьют?
    
Он пожал плечами:
    
— Ба! Жизнь всего лишь краткий миг.
    
У меня появилось странное чувство. Пусть это и сделали тупицы, но Рауля только что побили. Он не всегда оказывается самым сильным. Только что он проявил абсолютную слабость.
    
Я вздохнул:
    
— Что бы ни случилось, ты можешь, как и раньше, рассчитывать на меня в трудную минуту.
    
В ту же ночь мне снова приснилось, что я лечу в облаках навстречу женщине в белом платье, которая держит в руке череп.
   
   
    
     
22. Философия Паскаля
    
    
Бессмертие души влечет нас столь сильно, задевает столь глубоко, что надо позабыть все эмоции и стать беспристрастным, чтобы понять, что же это такое.
    
Наш первейший интерес и первейшая задача состоят в том, чтобы пролить свет на то, от чего зависит все наше поведение.
    
Именно поэтому среди людей, не верящих в бессмертие души, я провожу резкую границу между теми, кто прилагает все силы, чтобы узнать об этом больше, и теми, кто живет, не беспокоясь и не размышляя над этим вообще.
    
Подобное безразличие к вопросу, который касается их самих, их личности, всего, что в них есть, меня скорее раздражает, чем печалит. Это изумляет и пугает меня: это для меня чудовищно. Я говорю об этом не из благочестивого рвения и набожности. Я слышу противоположное мнение, что такое отношение необходимо в интересах человечества.
    
     Блез Паскаль.
     Отрывок из работы Фрэнсиса Разорбака «Эта неизвестная смерть»
    
   
   
    
     
23. Поправка
    
    
Мне было четырнадцать, когда Рауль впервые сам зашел за мной. Родители разворчались. Во-первых, время было к ужину, а во-вторых, они продолжали считать, что Рауль Разорбак плохо на меня влияет. Но у меня в последнее время были отличные отметки по математике (я списывал у Рауля), и они не решились запретить мне прогулку.
    
Однако мне было велено вести себя прилично и смотреть в оба. Повязывая мне шарф, отец прошептал, что именно лучшие друзья причиняют самые большие неприятности.
    
Мать добавила:
    
— Друг — это тот, чье предательство становится самой большой неожиданностью.
    
Рауль потащил меня к больнице Святого Людовика. Он только что узнал, что там появилось отделение, куда помещали коматозных больных и тех, кто был при смерти. «Служба сопровождения умирающих» — так оно называлось. Отделение находилось в левом крыле больницы. Я спросил у Рауля, что он хочет там увидеть. Он ответил, что это отличная возможность многое узнать заранее.
    
— Заранее? Что узнать?
    
— О смерти, ясное дело!
    
Идея пробраться в больницу мне не очень понравилась. Там было полно серьезных, взрослых людей, и я сомневался, что они разрешат нам там играть.
    
Рауль, впрочем, никогда не терялся. Он читал в газетах, что люди, очнувшиеся после комы, рассказывают поразительные истории. Они видели удивительные вещи. Не барки или плюющихся огнем змей, а притягивающий к себе свет.
    
— Ты говоришь об опыте людей, побывавших на краю смерти, о том, что американцы называют NDE, Near Death Experiences[7]?
    
— Именно. Про NDE.
    
Всякий знает, что такое NDE. Тема эта когда-то была в моде, ей было посвящено немало книг и газетных статей. А потом эта мода, как и любая другая, прошла. Не было никаких доказательств, ничего вещественного, просто ряд занимательных историй, понадерганных бог знает откуда.
    
И что, Рауль верит в подобные сказки?
    
Мой друг разложил передо мной множество газетных вырезок, и мы встали на колени, чтобы их лучше рассмотреть. Вырезки были не из тех изданий, которые известны своими серьезными расследованиями. Пестрые заголовки, набранные жирным шрифтом, гласили:
    
«Вояж по ту сторону смерти», «Свидетельство коматозника», «Жизнь после жизни», «Я вернулся, но мне там понравилось», «Смерть и далее со всеми остановками».
    
Раулю эти слова казались окруженными поэтическим ореолом. Ведь его отец был теперь «по ту сторону смерти».
    
Рядом со статьями были помещены фотографии с какими-то расплывчатыми аурами или репродукции картин Иеронима Босха.
    
Рауль подчеркнул желтым фломастером несколько отрывков, которые считал особенно важными: «По результатам исследования, проведенного американским Институтом Гэллапа, восемь миллионов жителей США считают, что пережили NDE», «Опросы в больницах показали: 37 % побывавших в коме уверены, что покидали тело, 23 % видели туннель, а 16 % были подхвачены потоком какого-то “чудесного света”».
    
Я пожал плечами:
    
— Не хочу лишать тебя иллюзий, но…
    
— Что «но»?