Поделиться:
  Угадай писателя | Писатели | Карта писателей | Острова | Контакты

Борис Акунин - Приключения Эраста Фандорина [1998-2009]
Известность произведения: Высокая
Метки: Детектив, История, Приключения, Роман, Современная проза

Полный текст.
1 2 

Борис Акунин Инь и Ян Белая версия Действующие лица Эраст Петрович Фандорин, чиновник особых поручений при московском генерал-губернаторе. Маса, камердинер Фандорина. Ян Казимирович Борецкий, недоучившийся студент. Инга Станиславовна Борецкая, его кузина. Казимир Иосифович Борецкий, отец Яна. Станислав Иосифович Борецкий, отец Инги. Лидия Анатольевна Борецкая, жена Станислава Иосифовича, мать Инги. Роберт Андреевич Диксон, домашний врач. Степан Степанович Слюньков, нотариус. Фаддей Поликарпович, камердинер покойного хозяина усадьбы. Аркаша, лакей. Глаша, горничная. Белый кролик Действие происходит в 1882 году в подмосковной усадьбе покойного Сигизмунда Борецкого. Первое действие 1. Влюбленные Сцена разделена перегородкой, причем часть, что находится слева (она вдвое шире правой), закрыта занавесом, а правая часть открыта. Вдали погромыхивает приближающаяся гроза. Справа из-за кулис выходит Инга, прижимая к груди белого кролика. За ней следом выходит Ян. Он в клеенчатом фартуке поверх студенческой тужурки. Ян: Инга, отдай животное! Инга: Как бы не так. Ты будешь мучить бедняжку. (Целует кролика.) Ян: Такое у меня ремесло – мучить животных, чтоб избавить от мук человечество. Знаешь, сколько людей ежегодно умирает от столбняка? Инга: Знаю, ты уже говорил. И я нисколько не сомневаюсь, что ты победишь эту свою столбнячную бациллу… Как ее… Ян: Бацилла Николайера. Инга: Победишь своего Николайера, спасешь человечество от столбняка, и тебе поставят памятник. Но в чем виноват этот пушистый, этот ушастый? (Снова целует кролика.) И чего стоит спасение человечества, если для этого пришлось замучить маленького кролика? Ян: Это из Достоевского? Не по моей части. Я рационалист, а не моралист. Пожертвовать несколькими кроликами ради того, чтобы спасти тысячи людей – это рационально. Смотри. (Достает из кармана футляр, из него изрядного размера шприц.) Вот она, столбнячная бацилла. Эта коварная убийца проникает в кровь через пустяковую ранку и вызывает страшную, мучительную смерть. Я уверен, что антитоксин можно добыть из сыворотки крови иммунизированного кролика! Может быть, именно этот экземпляр даст мне ключ! Хочет забрать кролика, Инга не выпускает, и они застывают в этом полуобъятьи. Инга: …Ян, ты одержимый. Даже сюда привез клетку с кроликами. Это в дом покойника! Ян: Здесь замечательное электрическое освещение, можно работать ночью. А дядя Сигизмунд тоже был в некотором роде ученый. Он не обидится. Инга: Я знаю, он вызывал тебя незадолго до смерти. О чем вы говорили? Ян: Расспрашивал о моих экспериментах. Инга: Как это замечательно! Наверное, решил оставить тебе денег на исследования! Ян: Если и так, что проку? Мне до совершеннолетия еще семь месяцев. Опекуном станет папаша, он денежки в два счета спустит, ты его знаешь. И дядя Сигизмунд это тоже знал. Нет уж, любимая племянница у него была ты, тебе все и достанется. Инга: Мне не нужно богатства. Я просила дядю не унижать моей любви к нему, завещать какую-нибудь безделицу на добрую память – и только. Ян: Душещипательные мерихлюндии. Черт, мне бы хоть тысячу рублей! Я бы снял настоящую лабораторию, купил швейцарское оборудование… Пойми ты, я в двух шагах от великого открытия! Если мне удастся… Ух, если мне удастся одолеть бациллу Николайера! Недоучившийся студент открыл противостолбнячный антитоксин! Представляешь? Инга: Я верю в тебя, ты гений! Но ты как малый ребенок, ты без меня пропадешь. Мы обязательно поженимся. Пускай мои родители против, пускай церковь не позволяет венчать двоюродных – все равно, мы непременно будем вместе. Ян (рассеянно): Да, ерунда. Мы уедем в Америку. Что нам церковь? Инга: Нет, я хочу, чтобы все было по-настоящему. Держи свой «экземпляр» и пойдем. Все уже в гостиной, сейчас будут читать завещание. Идем же! Не то опоздаем! Ян: Да пропади они пропадом со своим завещанием! Инга: Глупый, ты ничего не понимаешь в практических делах. Твой антитоксин то ли добудется, то ли нет. А вот если дядюшка оставил состояние тебе, мы сможем обвенчаться и без бациллы. Папа сразу подобреет. Напишет архиепископу, и тот даст разрешение на брак. Ян: Иди, коли тебе интересно. А мне противно зависеть от капризов богатого сумасброда. Да и на папашу моего драгоценного лишний раз любоваться неохота. (Кролику.) Пойдем-ка, лучше, брат, в наш чуланчик, поработаем. Инга: Милый, ну пожалуйста… (Гладит его по щеке. Ян поправляет очки.) Идем! От этого зависит наше будущее. Тянет его за собой. Ян неохотно идет, прижимая к груди кролика. 2. Онемели Занавес открывается слева и закрывается справа. Видно гостиную. За окнами темно, время от времени полыхают зарницы. Вошедшие Ян и Инга застают немую сцену: все, кто находится в гостиной, застыли на месте. Нотариус Степан Степанович Слюньков, лысый, с седым венчиком волос, стоит посередине комнаты, держит в руках листок – он единственный, кто не проявляет никаких чувств. Прочие окоченели от изумления, всяк по своему. Казимир Иосифович Борецкий (отец Яна) удручен и потрясен. Станислав Иосифович и Лидия Анатольевна Борецкие (родители Инги) не верят своему счастью. Доктор Диксон развел руками и вытаращил глаза. У дверей стоят слуги: Фаддей, Аркаша, Глаша. Фаддей неодобрительно качает головой. Аркаша разинул рот. Глаша испуганно прикрыла губки ладонью. Ян и Инга тоже изумлены, переглядываются. Ян: Это что еще за немая сцена? Застывшие фигуры оживают. Казимир Иосифович: Убит! Раздавлен пятою судьбы! Как червь! Ян, сын мой, мы погибли! Лидия Анатольевна: Инга! Ангел мой! Это сон! Чудесный сон! Станислав Иосифович (вытирая лоб платком): Уф, даже в жар кинуло! С одной стороны, это, конечно, обидно – так обойтись с родным братом, то есть, собственно, с обоими братьями… Но, с другой стороны, это его право. Доктор Диксон: It's unbelievable… Прошу вас, sir… сударь, прочтите еще раз! Лидия Анатольевна И Станислав Иосифович: Да-да, пожалуйста! Прочтите снова! Казимир Иосифович: Вот именно, снова! Проклятье! Когда я трезв, ничего не соображаю… Какой, к чертову дедушке веер? Ян, где моя фляжечка? Отдай! Ян: Когда уедем, не раньше. Кто клятву давал? Я только на этом условии с вами и поехал… Казимир Иосифович: Изверг, отцеубийца! Один глоточек коньячку! Ведь гибель последней надежды! Станислав Иосифович: Помолчи, Казимир! Читайте! Слюньков (читает): «Сего тридцатого августа 1882 года, находясь в здравом уме и трезвой памяти, я, Сигизмунд Иосифович Борецкий, в присутствии нотариуса Степана Степановича Слюнькова…» (кланяется и вскрикивает, хвата ясь за поясницу). Проклятая поясница! «…Слюнькова объявляю мою последнюю волю касательно принадлежащего мне…» Лидия Анатольевна: Ах нет! Не нужно все. Только самый конец. Станислав Иосифович: Да, последнее предложение. Слюньков: Извольте. Вот: «…Все вышеперечисленное движимое и недвижимое имущество, равно как и вклады в „Русско-Азиатском банке“ и банке „Кредит Лионнэз“, завещаю моей племяннице Инге Станиславовне Борецкой…» Инга (пронзительно): Я же его просила! Лидия Анатольевна: Господи! Да святится имя Твое! Станислав Иосифович: Зачем девочке, почти ребенку, такое состояние? Душенька, ты и распорядиться им не сможешь. Инга: Ничего, папенька, мне уже 21 год, я совершеннолетняя. А что там дальше? Казимир Иосифович: Да-да, самый-то конец. Может, я недопонял? Ян, слушай! Слюньков (читает дальше): «…моему племяннику Яну Казимировичу Борецкому завещаю свой бумажный веер, который передаю на ответственное хранение в нотариальную контору „Слюньков и Слюньков“. Далее только число и подпись. Диксон: It's incredible! Absolutely incredible! Я лечил этот человек три месяца! Хоть бы мелочь завещал! Out of common decency! Казимир Иосифович: Если б вы, доктор, его вылечили – тогда другое дело, а так за что вам? Он и мне-то, брату любимому, согбенному под ударами судьбы, ни шиша не пожаловал… Над племянником, несчастным юношей, жестоко поглумился. Бумажный веер, каково? Ян, сынок, принеси фляжечку… Плохо мне… Ян: Да ну вас к черту, старый вы пьяница! Что я здесь время теряю! (Хочет уйти.) Инга: Постой! Не уходи! Про веер это не просто так! Здесь какая-то тайна! Ян: Не тайна, а насмешка! Будь прокляты толстосумы, издевающиеся над людьми. Казимир Иосифович: Но как же… Это несправедливо! Я нищ, кругом в долгах! А Стасик и без того богат! Станислав Иосифович: Не богат, а состоятелен. Это наша Инга теперь миллионщица. (С чувством, обращаясь к висящему на стене портрету). Сигизмунд, я всю жизнь завидовал тебе. Твоей хватке, твоей неукротимой энергии. Прости меня! Да будет земля тебе пухом! Казимир Иосифович: Каким еще пухом! Я только давеча, на прошлой неделе, занял пять тысяч… Надеялся выплатить из наследства! Станислав Иосифович: Что ж, мне жаль твоего кредитора. Глупый человек, нашел, кому одалживать. Казимир Иосифович внезапно разражается истерическим хохотом и никак не может остановиться. Казимир Иосифович: Ой… Ой, Стаська… Тут ты прав… Прав, как никогда! Станислав Иосифович (брезгливо отвер нувшись): Скажите, господин… э-э… Слюньков, а когда моя дочь сможет вступить, так сказать, в права наследования? Она слишком юна и неопытна, чтобы самой разобраться в подобных вещах… Диксон (перебивает): Господа, господа! А веер? Инга: В самом деле! У дяди была великолепная коллекция восточных раритетов. Может быть, этот веер представляет какую-нибудь невероятную ценность? Ян: Бумажный-то? Казимир Иосифович: Да! Где наш веер?.. Бу… (всхлипывает) бумажный… Слюньков: Я уполномочен сообщить вам, что указанный в завещании предмет действительно был передан мне завещателем и, согласно полученным инструкциям, доставлен сюда, в подмосковное имение усопшего. Однако… Казимир Иосифович: Какое еще «однако»? Где наше наследство? Слюньков: Честно говоря, я пребываю в некотором затруднении… Видите ли, в инструкции сказано, что означенный предмет должен быть передан наследнику в присутствии одного человека, некоего Фандорина Эраста Петровича, который сделает необходимые разъяснения… Лидия Анатольевна: Фандорин? Милый, не тот ли это молодой человек, о котором говорили в салоне у Одинцовой? Станислав Иосифович: Да, вне всякого сомнения. Он ведь недавно вернулся с Востока. И наш Сигизмунд тоже много времени провел в Китае и Японии. Диксон: Что за господин Фандорин? Станислав Иосифович: Чиновник, состоящий при его сиятельстве московском генерал-губернаторе. Молодой, но очень на виду. Лидия Анатольевна: Рассказывают, будто бы после какой-то трагической истории он долго жил на востоке и превратился в совершенного азиата! Ян: Ну и где он, ваш азиат? (Нотариусу.) Вы ему писали? Слюньков: Разумеется. И получил уверение, что господин Фандорин приедет. Однако коляска, отправленная к московскому поезду еще утром, не вернулась, а теперь уже вечер… Станислав Иосифович: Фаддей, кто поехал к поезду? Фаддей: А? Станислав Иосифович: Кто поехал к поезду? Фаддей: Это я, ваше превосходительство, не могу знать. Я при барине-покойнике в камердинерах состоял. А про лошадей ничего не знаю, не моя плепорция. Если насчет провизии распорядиться или счета проверить, прислугу нанять либо уволить, это ко мне. И чтоб порядок в доме был, это тоже я… Станислав Иосифович: Ну хорошо, хорошо! А по лошадям у вас тут кто? Фаддей: Это смотря по каким лошадям. Если по барским – одно, по хозяйственным – другое. Станислав Иосифович (теряя терпение): На которых поехали встречать господина Фандорина? Фаддей: На барских. Он же барин. Это вот по Аркашиной части. Аркаша (кланяясь): Так точно, по моей-с. Я при почившем нашем благодетеле в лакеях состоял-с, для всякой личной и даже конфиданснои надобности. И насчет экипажей, и в смысле гардероба, и гигиены организма – все я-с, потому как специально обучен и все сии премудрости превзошел. Станислав Иосифович: До чего ж вы все говорливы! Если ты «насчет экипажей», то почему не поехал встречать? Аркаша: Как можно-с? Столько дорогих гостей. Одному Фаддей Поликарпычу с Глафирой не управиться. Я кучера Митяя снарядил. Он хоть человек глупый, даже, антр-ну, полный дубина-с, но до станции, надо думать, не заплутает. Горничная Глаша прыскает. Ян: Значит, не приехал ваш «азиат». А дубина Митяй, чем обратно воротиться, будет теперь до скончания века на станции сидеть. Аркаша: Это очень возможно-с. Потому совсем глупый человек. Казимир Иосифович: Ну так и бес с ними, с разъяснениями. Дайте посмотреть, что за предмет достался моему сиротинушке. Ян: Да уж, давайте поскорей кончим с этим балаганом. Слюньков: Я должен следовать полученной инструкции, но раз господин Фандорин не приехал… И если такова воля наследника… Ян: Такова, такова. Давайте веер, где он у вас? Казимир Иосифович: Ян, принеси коньячку, душа горит! Ян делает вид, что не слышит. Слюньков: Как угодно. (Слугам.) Внесите! Фаддей и Аркаша выходят и тут же возвращаются, с трудом неся большой сундук. Станислав Иосифович: Ничего себе веер! Слюньков: Ключи должны находиться у камердинера покойного. Фаддей торжественно снимает с шеи и показывает всем кольцо с ключами. Передает его Слюнькову. Все, затаив дыхание, наблюдают за действиями нотариуса. Он отпирает сундук, подает знак слугам. Они вынимают из сундука металлический несгораемый ящик. Нотариус открывает один за другим три замка, каждый своим ключом. Из ящика нотариус извлекает длинную узкую шкатулку. Из шкатулки нечто, обернутое узорчатым шелком. Внутри – картонный футляр. Из футляра, наконец, появляется сам веер. Он большой, надорванный в нескольких местах. С одной стороны черный, с другой белый. На белой стороне китайский иероглиф «солнце», на черной – иероглиф «луна». Слюньков: Вот… Прошу… Казимир Иосифович (принимая и растерянно разглядывая веер): Дранье какое-то! Ему красная цена полтинник! Фаддей: И то – страмота. Нехорошо. Я сколько разов говорил барину – дайте починю. Картонку аккуратненько снять, бумажечкой папиросной подклеить, и будет вещь. Хошь – на стенку вешай, хошь – личность обмахивай. А они только ругались, дурнем старым обзывали. Руки сулились оборвать… (Бормочет что-то и дальше, но его уже никто не слушает.) Диксон: Позвольте-ка… Я немножко разбираюсь в таких вещах… О, сударь, вы не правы. Это старинная вещь. Любитель восточной antique даст хорошие деньги. Думаю, рублей пятьсот, а то и тысячу. Казимир Иосифович: Тысячу рублей? За это? И вы знаете таких идиотов? Ян: Папаша, тут не место и не время для торговых сделок. Казимир Иосифович: Помолчи, ты ничего не понимаешь в коммерции. Ты несовершеннолетний. Я как опекун должен позаботиться о твоих интересах. Тысячу рублей я помещу в банк, под проценты… Сам спасибо скажешь. Потом. Когда вступишь в эти… в права наследства. Лучше сходи за коньяком. Полцарства, то бишь полвеера за мою фляжечку! Диксон: Как врач, скажу: немного alcohol вредить не может. Ян: Отец, веер завещан мне! Казимир Иосифович: Не мешай, я действую в твоих же интересах. Ну же, неси коньяк! Ян: Как вы мне надоели! Да хоть до смерти упейтесь, мне-то что! Сердито идет к выходу. Казимир Иосифович (ему вслед): Сын мой, золотое сердце! И лимончик! У меня там на блюдечке ломтики порезаны! (Диксону.) Так знаете идиота или нет? Диксон: Одного collectioner знаю, в Москве. Могу пробовать. Казимир Иосифович: Буду нижайше признателен! Тысяча рублей меня, знаете ли, очень бы… И вам процентиков десять дам, слово дворянина! Диксон (продолжая рассматривать веер): Я врач, а не комиссионер. Все, что даст мой знакомый, достанется вам. А вещь, я смотрю, в самом деле интересная. Who knows, может быть, удастся получить больше. Возвращается Ян. Он уже без кролика, несет плоскую стеклянную флягу. Казимир Иосифович: Так забирайте его! Покажите вашему коллекционеру. Верю вам, как сыну благородного Альбиона, что не обманете несчастного мизерабля! Янчик! Дай, дай ее сюда! (Жадно хватает у сына флягу.) А лимончик? Про лимончик забыл? Ян: Вылакаете и без лимончика. Казимир Иосифович пьет. Ян (отходя к Инге): Последние мозги пропивает! А достоинство давно уж пропил! Сейчас налижется, ему в последнее время двух капель довольно, и начнет паясничать! Инга: Не начнет. Положись на меня. Инга подходит к дяде, ласково забирает у него флягу и веер, кладет флягу на стол, веер остается у нее в руке. Инга: Дядя Казик… Помните, я когда-то вас так называла? Казимир Иосифович: Как же, помню… А себя называла «Инь», не могла «Инга» выговорить. Ты и в семь лет была роковая женщина, а теперь и вовсе – смотреть больно. Бедные мои глаза! Слепнут от такой красоты. (Делает попытку дотянуться до фляги, но Инга не дает. Дядя целует ей ручку, снова пробует цапнуть флягу, и опять безуспешно.) Вся в маменьку! Та была кррра-савица – сердце замирало. Да и сейчас еще оч-чень даже… (Подмигивает Лидии Анатольевне и посылает ей воздушный поцелуй.) Лидия Анатольевна: Станислав! Огради меня от комплиментов этого фигляра! Станислав Иосифович: Казимир! Я выставлю тебя за порог! Казимир Иосифович: О! О! Уже вступил в права наследства! Ты родного брата еще собаками затрави! Инга: Дядя Казик, ну что вы! Поместье это теперь мое, а я вам всегда рада. Мы все родные, все друг друга любим. Но зачем вы дразните маму? (Разворачивает веер наполовину, шутливо бьет дядю черной стороной по плечу.) За окном близкий раскат грома, вспышка. Казимир Борецкий вдруг хватается за горло, выпучивает глаза, из его груди вырывается хрип. Он падает. Инга пронзительно вскрикивает. К нему бросаются, поднимают. Слышен звон дверного колокольчика – никто не обращает внимания, кроме Фаддея. Он оборачивается на звук, выходит. Диксон: Похоже на удар! Вон туда, к креслу! Казимира Иосифовича относят и усаживают в кресло, находящееся в глубине сцены, у окна. Диксон (проверяя пульс): Oh my God… Мертв! Лидия Анатольевна вскрикивает. Глаша с визгом отскакивает от мертвеца. Инга явно потрясена. Бросает веер на стол, присоединяется к остальным. Все суетятся, мечутся. Диксон и Ян склонились над умершим. Ян (поднимает отцу веко): Коллега, по-вашему, это insultus apoplecticus? Диксон: Judging by symptoms скорее infarctus miocarde, коллега. Ян: Бедный старый шут… Инга: Не сейчас, Ян! Хоть сейчас так не говори! Входит Фаддей. Фаддей (зычно): Чиновник особых поручений при генерал-губернаторе господин Фандорин! Не сговариваясь, все встают так, что заслоняют кресло с мертвецом, будто застигнутые на месте преступления, и разом поворачиваются к двери. Вновь происходит подобие немой сцены. 3. Явление героя Входит Фандорин. Он в черном сюртуке, цилиндре, одна рука на черной перевязи, закованная в гипс. Фандорин: Господа, прошу п-простить за опоздание. Снимает цилиндр, передает слуге, слегка кланяется. Станислав Иосифович: Ах да, инструкция! Последняя воля Сигизмунда! В группе застывших движение. Слюньков: Эраст Петрович, мы ждали вас утром. Фандорин: Я и приехал утром, московским поездом. Но в дрожках переломилась ось. Кучер сильно расшибся, он в больнице. Я вот тоже п-пострадал, сломана рука – пришлось наложить гипс. Лишь мой слуга остался невредим – прыгуч, как мячик. (Оборачивается, повышает голос.) Маса, доко да? Входит Маса с саквояжем в руке. Он одет в смешанном европейско-японском стиле: например, черное кимоно в сочетании с шляпой-канотье. Маса (ставя саквояж: и церемонно кланяясь): Господа, добрый день. Инга: Здравствуйте. Вы, должно быть, китаец? Маса (Фандорину): Ано ката ва нани-о иима-сита ка? Фандорин: Нет, сударыня. Маса – японец. Он не очень хорошо понимает по-русски. Еще не выучился, но старается. Каждый день выписывает из словаря по двадцать русских слов, но пока дошел только до б-буквы «Д». Маса: Доворьно дурацкая дорога. Борьшие буераки. Дрозьки дрянь. (Снова кланяется. Косится на Глашу. Вдруг подбрасывает канотье, кото рое несколько раз переворачивается в воздухе и опускается ему на макушку.) Фандорин: Маса, ямэтэ окэ! Извините, господа. Маса в последнее время увлекается фокусами. (Замечает веер на столе, подходит.) Невероятно! Все-таки раздобыл! Настырный был господин – ох, ради бога, п-простите. Маса: Хо! Хонто дэсьта! Данна, инъе-но-сэн-су! (Молитвенно складывает руки, кланяется еще ниже.) В группе стоящих у кресла шевеление: пользуясь тем, что Фандорин и Маса поглощены созерцанием веера, они переглядываются, как бы безмолвно дискутируя, следует ли обратить внимание чиновника на мертвеца. Нотариус жестом показывает: не сейчас, позже. Слюньков: Господин Фандорин, покойный Сигизмунд Иосифович просил вас прибыть сюда в этот печальный день и, так сказать, разрешить законное недоумение наследников относительно этого странного предмета. Фандорин: Ах, вот оно что. А я, признаться, не мог понять… Мы ведь с господином Бобрецким почти незнакомы. Виделись всего однажды. Это было ровно год назад. Ян: Но год назад дядя был в Японии. Фандорин (все еще поглощенный созерцанием веера): Я, представьте, тоже. Служил в д-дипломатическом представительстве. Имел с господином Борецким любопытнейший разговор. Кажется, он был коллекционером, причем из страстных? Лидия Анатольевна: О да! Сигизмунд был большим оригиналом. Он нажил миллионы на железных дорогах, но столько тратил на свои причуды! Еще неизвестно, много ли денег после него осталось. Станислав Иосифович (поспешно): Разумеется, брат имел полное право распоряжаться капиталом по собственному усмотрению. Ян: Так что у вас с ним был за разговор? Фандорин: В Иокогаму он приплыл из Китая. Долго искал там эту реликвию и выяснил, что она еще триста лет назад попала в Японию, хранится в одном тамошнем монастыре. Ко мне господин Борецкий обратился по совету нашего посланника. Видите ли, я в посольстве слыл совершенно объяпонившимся субъектом. У меня имелись обширные знакомства в т-туземных кругах. Знал я и настоятеля того монастыря. Помню, меня поразила ажитация, в которой пребывал господин Борецкий. Когда он говорил о веере, у него дрожал голос. Насколько я понял, за веером охотились коллекционеры разных стран, и Сигизмунд Иосифович очень боялся, что его опередят. В Китае он приобрел святыню – свиток, имеющий для монастыря огромную ценность. Господин Борецкий надеялся, что монахи согласятся обменять веер на этот свиток. Я написал отцу настоятелю рекомендательное письмо. Вижу, что обмен состоялся. Инга: Но что же в этом веере такого ценного? Он очень древний? Фандорин: Да. Но дело не только в этом. Этот веер, видите ли, волшебный. Звучит МТВ <Музыкальная тема волшебства, которая будет звучать всякий раз, когда действие принимает мистический оборот.> Ян: Так и знал, что какая-нибудь чушь. Инга: Волшебный? Лидия Анатольевна: В самом деле? Все приближаются к столу. Фандорин: Во всяком случае, так г-гласит предание. Вы позволите? (Осторожно берет веер, разворачивает. Читает иероглиф с белой стороны.) «Ян». Ян (вздрогнув): Что? Простите, разве мы знакомы? Слюньков: Ах, господин Фандорин. Это моя вина. Я должен вас познакомить. Это Ян Казимирович Борецкий, племянник покойного. Веер завещан ему. Станислав Иосифович, брат покойного. Лидия Анатольевна, его супруга. Инга Станиславовна, их дочь. Мистер Диксон, Роберт Андреевич – домашний доктор. Там слуги: камердинер Фаддей, личный лакей… м-м-м… Аркадий. Это вот горничная… Как тебя, милая? Глаша: Глаша. Фандорин наклоняет голову, приветствуя каждого, в том числе и слуг. Слюньков (неопределенно показав на крес ло): В кресле – другой брат покойного, Казимир Иосифович, собственно, тоже… Кхм, кхм… (За кашливается. Станислав Иосифович и Лидия Анатольевна загораживают кресло от Фандорина.) Лидия Анатольевна: Ах, ну хватит представлений! Рассказывайте же! Что это за значок? Фандорин (поклонившись и креслу): Это иероглиф «ян». Он обозначает солнце, мужское начало и вообще все светлое, созидательное и, так сказать, п-позитивное. Видите ли, у древних китайцев бытовало странное з-заблуждение, что все добро происходит от мужчин, а все зло от женщин. Лидия Анатольевна: Дикарство какое! Фандорин: Совершенно с вами согласен, Лидия Анатольевна. А вот это (переворачивает веер черной стороной) – иероглиф «инь». Он обозначает луну, а вместе с нею женщину, то есть, по мнению китайцев, начало печальное и разрушительное. Все в точности, как описывал господин Борецкий. (Вертит веер то одной стороной, то другой.) Согласно преданию, владелец этого магического п-предмета должен сделать выбор: повернуть веер вот так, Добром к себе, а Злом к внешнему миру. Или наоборот, Добром к внешнему миру, а Злом к себе. В первом случае твои желания исполнятся и твое существование улучшится, но ухудшится окружающий мир. Во втором случае – мир изменится к лучшему, но за счет того, что станет хуже тебе. Потому-то веер столько веков и хранился преимущественно в монастырях и у отшельников. Эти святые люди не боятся причинить себе зло – лишь бы мир стал лучше. Легенда гласит, что, когда веер попадал к человеку корыстному, тот достигал огромного богатства и славы, но в мире от этого происходили войны, эпидемии и стихийные бедствия. Такая вот с-сказка. Однако отец настоятель – человек современный и просвещенный, в сказки не верит. Должно быть, потому и согласился на обмен. Слюньков: Просто раскрыть и все? Фандорин: Нет. Нужно взмахнуть веером слева направо восемь раз, вот так. (Показывает.) Ах да, при этом, кажется, еще нужно восемь раз пропеть «Сутру Лотоса». Лидия Анатольевна: А что это за сутра? Какая-нибудь тайная? Фандорин: Нет, в Японии ее знает каждый ребенок. «Доверяюсь Сутре Благого Лотоса» – вот и вся сутра. По-японски она звучит так: «Нам-мехо-рэнгэ-ке». Слюньков: Как-как? Помедленней, пожалуйста. Станислав Иосифович (доставая записную книжку): Если можно, по буквам. Фандорин: Нам-мехо-рэнгэ-ке. Лидия Анатольевна (с трудом): Нам-мехо-рэнгэ-ке. Инга: Нам-мехо-рэнгэ-ке. Фандорин: Да, только нужно нараспев. Вот так. (Машет веером, повернув его к окружающим «яном», и поет.) «Нам-мехо-рэнгэ-ке. Нам-мехо-рэнгэ-ке. (Маса подхватывает, сложив ладони и раскачиваясь. Получается речитатив в два голоса.) Нам-мехо-рэнгэ-ке. Нам-мехо-рэнгэ-ке. Нам-мехо-рэнгэ-ке. Нам-мехо-рэнгэ-ке…» Станислав Иосифович: Это уже шестой! Слюньков (поспешно): Довольно! (Отбирает у Фандорина веер, складывает его и кладет на стол.) Маса почтительно укладывает веер в футляр. Ян: Сумасшедший дом. Фандорин: Не беспокойтесь, господа. Чары действуют, только если эту м-манипуляцию производит «избранник веера», то есть его законный владелец. (С улыбкой Яну.) Полностью разделяю ваш нигилизм, господин студент. Все это чушь. Трудно поверить, что Будда до такой степени чтит институт частной собственности. В этой легенде вообще много нелепостей. Например, считается, что веер являет собой смертоносное оружие, и не только в руках законного владельца. Я вижу, Сигизмунд Борецкий отнесся к этому всерьез и принял меры предосторожности. (Показывает на не сгораемый ящик.) Ян: И какая же, интересно, тут может быть опасность? Воспаление легких от чрезмерного махания? Фандорин: Считается, что, если веер раскрыть до половины и шлепнуть кого-нибудь белой стороной, этот человек помолодеет и поздоровеет. Если же ударить черной стороной, человек упадет мертвым… Инга без единого звука падает. Ян: Что… что с тобой?! Все бросаются к упавшей. Лидия Анатольевна: Боже! Боже! Неужто… Опять?! Нет! Диксон (он приставил к груди Инги стетос коп): Quiet, please… Обыкновенный обморок. Дает Инге нашатыря. Она открывает глаза. Инга: Я шлепнула его! Ян: Бредит. Инга: Я шлепнула его веером! Черной стороной! Возникает МТЗ. <Музыкальная тема злодейства – она будет звучать всякий раз, когда происходит преступление.> Ян: Черт, а ведь правда! Особенно громкий удар грома. Гаснет свет. Глаша визжит. Голос Лидии Анатольевны: Господи, что это?! Голос Яна: Перепад напряжения. Голос Станислава Иосифовича: Какого еще напряжения? При чем здесь напряжение? Голос Яна: Это электрический термин. Слишком близко ударила молния. Я схожу к электрораспределительному ящику, сейчас исправлю. Голос Фаддея: Господи, жили, горюшка не знали. Пойти, свечки принесть. Голос Фандорина: Раз доктор курит, можно ли и мне? Голос Лидии Анатольевны: Да-да, курите… Господи, как я боюсь темноты! Да еще когда в комнате… Голос Станислава Иосифовича: Хм! Вспыхивает спичка – это Эраст Петрович раскуривает сигару. Фандорин (видно часть его лица, подсвечен ную огоньком сигары): Я ответил на ваши вопросы. Теперь прошу ответить на мой. От чего умер г-господин, что сидит в кресле у окна? Голос Слюнькова: Так вы заметили! Фандорин: Разумеется. Голос Инги: Он умер оттого, что я шлепнула его веером! Голос Диксона: Nonsense! Уверяю вас, господин Фандорин, смерть произошла от инфарктус. Фандорин: Вы совершенно в этом уверены? Голос Диксона: Я тридцать лет практикую. Классический случай. Входит Фаддей с канделябром в руке. Сразу вслед за этим вспыхивает свет. Лидия Анатольевна: Слава Богу! Фаддей: А пускай будет, так оно верней. Несет канделябр к столу. Входит Ян. Ян: Ну вот, прогресс восторжествовал над тьмой. Фаддей (трясущимся пальцем показывает на стол): Веер! Батюшки, веер! Веера на столе нет. Все бросаются к столу. Одновременно кричат: Диксон: It's stolen! Ян: Черт! Станислав Иосифович: Какой скандал! Лидия Анатольевна: Мистика! Слюньков: Господа, мое ответственное хранение завершилось! Вы свидетели! Маса: Тикусе! Глаша просто визжит. Инга: Это нехорошо! Это стыдно! Отдайте веер! Он теперь принадлежит Яну! У него кроме этого веера ничего нет! Ян: Перестань! Разве тот, кто украл, вернет? Фандорин: (дождавшись, пока наступит ти шина): Господа, по роду служебной деятельности я представляю генерал-губернатора во всех важных делах, требующих вмешательства полиции. Здесь без расследования не обойтись. Скоропостижная смерть при странных обстоятельствах. Это раз. Похищение предмета, обладающего огромной ценностью. Это два. Необходимо вызвать исправника. Станислав Иосифович: Зачем нам полиция? Произвести вскрытие (кивает в сторону трупа) и определить причину смерти может и доктор Диксон, а что до похищения, то ведь это совершенно семейное дело… Хотелось бы избежать огласки. Ян: А еще больше хотелось бы найти веер, раз он такой ценный! Станислав Иосифович: Разумеется, Ян, разумеется. Позволь мне договорить. Про господина Фандорина рассказывают истинные чудеса. Будто вы, Эраст Петрович, способны вмиг распутать самое хитроумное преступление. Лидия Анатольевна: Да! Вся Москва про это говорит! Станислав Иосифович: Так, может быть, вы согласились бы нам помочь. Для сохранения репутации семьи… Я занимаю видную должность в попечительстве, и мне совершенно ни к чему… Может быть, вы сами проведете это небольшое, так сказать, внутрисемейное расследование? Уверен, что при вашем аналитическом таланте, это большого труда не составит. А мы все будем оказывать вам содействие. Не правда ли? Присутствующие, всяк по своему, выражают согласие. Фандорин: Хорошо, господин Борецкий, я попробую. Раз уж я здесь оказался. Доктор, вы в самом деле можете произвести вскрытие? Диксон: Я единственный врач на вся округа. И зубы дергаю, и роды принимаю, иногда даже коровы лечу. А вскрытие по просьбе полиции делал много раз. Фандорин (показывает на флягу): Что это? Станислав Иосифович: Коньяк. Казин. Фандорин: Покойный отсюда пил? Станислав Иосифович: Да. Диксон: Вы хотите, чтобы я проверил contents? Фандорин: Да. Если у вас есть необходимые реактивы. Диксон: Есть. Проверю. (Кладет флягу в кар ман. Обращается к слугам.) Эй, несите его в чулан. Фаддей и Аркаша несут тело через гостиную в правую часть сцены, закрытую занавесом. Все кроме Фандорина, Масы, Инги и Яна инстинктивно отворачиваются. Из кармана Казимира Борецкого выпадает сложенная бумажка. Фандорин подбирает ее, рассеянно заглядывает и столь же небрежно кладет себе в карман. Инга с Яном видят это, переглядываются, но ничего не говорят. Фандорин: Господа, мне нужно будет поговорить с каждым наедине. Ян Казимирович, если позволите, я бы начал с вас. Только отдам кое-какие распоряжения слуге. Отводит Масу в сторону, что-то ему говорит. Маса: Хай… Хай. Касикомаримасита. Все кроме Фандорина и Яна выходят. 4. Доктор ошибся Фандорин и Ян. Ян: Ну, и объясните мне, пожалуйста, советник невероятных поручений, почему вы решили начать расследование именно с меня? Я единственный, кому незачем красть веер, он теперь и так принадлежит мне. Пошутила надо мной фортуна, нечего сказать! Дядюшка намекал-намекал, что осчастливит в завещании. И осчастливил! Капитала никакого не оставил, только бумажную махалку, так теперь и ту, что называется, утибрили. Вы тоже хороши, господин аналитический талант. Зачем было отпускать эту публику? Нужно было устроить обыск. Наверняка веер у кого-то из них на пузе припрятан! Фандорин: Обыск унизителен и для обыскиваемого, и для обыскивающего. Это раз. Для произведения обыска требуется санкция д-дознательного органа. Это два. К тому же похититель мог в темноте преспокойно вынести веер из гостиной и вернуться обратно. Это три. Откуда-то доносится звук гитары, наигрывающей что-то томное. Ян: Кто украл веер? Кто? Дядя Станислав? Этому пауку мало движимого и недвижимого! Он у себя в присутствии взятки берет, все знают! Доктор? Вряд ли. Хотя черт их, англичан, знает. Денег они не украдут, потому что это не ком-иль-фо, а диковину могут, хоть бы из спортивного интереса. Нотариус? Ах нет, я знаю! (Хвата eт Фандорина за сломанную руку, тот вскрикивает.) Извините, извините… Послушайте, особый чиновник, это тетушка! Ну конечно! Эта сорока-воровка тащит все, что блестит. Волшебный веер, исполняющий желания – это как раз в ее духе! Надоело ей быть столбовою дворянкой, хочет стать вольною царицей или кем там, владычицей морскою! Идемте скорее к ней в комнату, пока она его куда-нибудь не запрятала! Фандорин: На каком, собственно, основании? Лишь на том, что вы подозреваете Лидию Анатольевну в стремлении стать владычицей морскою? Ян: Да кто кроме этой пудреной дуры мог поверить в магические свойства куска бумаги! Про владычицу морскую это я иносказательно. Я знаю, чего она от веера хочет – молодости и красоты! Да вы не улыбайтесь, я вам точно говорю! Папаша говорил про тетку: «Если дьявол предложит этой ханже верное средство от морщин, она отдаст душу не задумываясь. И правильно сделает. Каким была бутончиком, каким эклерчиком. Увы, лепестки завяли, крем прокис». Покойник, конечно, был пошляк, но женщин понимал. Фандорин: Я вижу, вы не слишком огорчены смертью отца. Ян: Ни капли. И не считаю нужным прикидываться. Жил грешно и умер смешно, опекуном бумажного веера. (Хватается за голову.) Я тоже хорош! Что мне дался этот веер! Да пропади он пропадом! Даже если веер стоит не тысячу, а три тысячи, этим папашиных долгов не окупишь. Фандорин: Откуда вы взяли, что веер стоит тысячу рублей? Ян: Доктор Диксон давеча говорил. Обещал отцу найти покупателя. Фандорин: Доктор ошибся. Знающий коллекционер выложит за веер сотни тысяч, а то и м-миллион. Ян: М-миллион? Мил-ли-он?! Подлец! Пройдоха! Фандорин: Кто? Ян: Дядя Сигизмунд, кто ж еще! Любитель дешевых эффектов! Почему не объяснить все толком? А если б вы не приехали? Я отдал бы веер за гроши! Послушайте, особый порученец, помогите мне найти эту штуку! О, как бы мне пригодился миллион! Я не то что с бациллой Николайера, я бы и с палочкой Коха расправился! Весь дом переверну, но найду! Возбужденный, уходит. Занавес в левой половине закрывается, в правой открывается. Одновременно слышится пение. 5. Треугольник Аркаша и Глаша. Аркаша (играет на гитаре и поет): Когда бы был я мотылечек, По небу бабочкой порхал, Я полетел бы к вам, дружочек, И с вами счастия искал. Я полетел бы, полетел бы, Ах, моя девица-краса, И прямо в фортку к вам влетел бы, Присел на ваши волоса. А вы, жестокая, зевая, Чуть покривив свой чудный лик, Меня прихлопнули б, не зная, Кого сгубили в этот миг. Глаша: И никогда бы я так с вами не поступила, Аркадий Фомич, а совсем напротив. Аркаша (перебирая струны): Это же стихи-с, понимать нужно. Химера-с. В настоящей жизни, Глафира Родионовна, как бы я вам на волоса сел? У вас, пожалуй, и шея бы треснула. Глаша (прыснув): Это правда, мужчина вы статный. Но еще лучше внешности я ваши песни обожаю. Как это вы ловко стихи складаете! Мне про мотылечка ужас как нравится! Аркаша: Про мотылечка это пустяки-с. Я вот вам про азиатскую любовь спою. Играет на гитаре, готовясь петь. В это время справа из-за кулисы появляется Маса. Церемонно кланяется. Аркаша перестает играть. Глаша (шепотом): Глядите, японский китаец! Отчего у них глаза такие злые и узкие? Аркаша (громко): Насчет ихних глаз наука объясняет, что это они, азиаты-с, всю жизнь от своего коварства щурятся, так что со временем делаются вовсе не способны на людей честным манером-с глазеть. Ишь, как он на вас, Глафира Родионовна, уставился. Глаша: Боюсь я его! Прячется за Аркашу. Аркаша: Со мною чего же вам страшиться-с? (Масе.) Ну, ходя, чего тебе? Не видишь, мы с девицей беседу ведем? Маса достает из кармана тетрадь с выписанными словами. Тетрадь представляет собой свиток рисовой бумаги (которую Маса в разных ситуациях использует по-разному: то напишет что-то, то оторвет кусок и высморкается, и прочее). Маса быстро отматывает изрядное количество бумаги. Маса: Девицей, беседу, ведем. (Кивает. Сматывает свиток обратно.) Добрая девица, давай дружить. (Показывает на гитару.) Гитара. Дай. Будешь… будет… буду… буду громко горосить. Аркаша: Чево? Глаша: Голосить, говорит, буду. Это по-ихнему, должно быть, значит «петь желаю». Дайте ему гитару, Аркадий Фомич. Маса с поклоном берет гитару, садится на корточки, гитару кладет на колени наподобие японского кото. Маса: Нани га ии ка на… (Щиплет струны и громко поет, зажмурив глаза.) Сакэ ва номэ, номэ, ному нараба! Хи-но мото ити-но коно яри-о! Номитору ходо-ни ному нараба, Корэ дзо мо кото-но Курода-буси! Номитору ходо-ни ному нараба. Корэ дзо мо кото-но Курода-буси. Корэ дзо мо кото-но Курода-буси! Под пение Масы правая часть занавеса закрывается, левая открывается. 6. Милая девушка Фандорин и Инга. Инга: Нет, я ничего не заметила. Знаете, когда горит яркий свет, а потом делается совсем-совсем темно, становишься будто слепой. Пропажа веера – это, конечно, ужасно. Но ужасней всего, что из-за этого веера все забыли о дяде Казике. Конечно, в последние годы он сильно опустился, стал нехорош. Если б вы знали его прежде! Когда я была маленькой девочкой, он часто у нас бывал. Как заливисто он смеялся! Какие чудесные приносил подарки! Один раз принес сиамского котенка… (Всхлипывает.) А потом они с папой поссорились, и в следующий раз я увидела дядю лишь в прошлом году, уже совсем другим: облезлым, вечно пьяненьким… Как здесь душно! Фандорин: Это из-за грозы. Хотите, я открою окно? Инга: Да, пожалуйста. Фандорин открывает окно и возвращается. Шум дождя и раскаты грома становятся слышней. Фандорин: Из-за чего ваш отец поссорился с Казимиром Иосифовичем? Инга: Я не знаю. Мне тогда шел восьмой год. Они больше десяти лет потом не разговаривали. Фандорин: Значит, вы с вашим кузеном, Яном Казимировичем, росли поврозь? Инга: Мы часто играли вместе в раннем детстве. Он был толстый, неуклюжий мальчик, все ловил каких-то жуков, я их боялась. Когда я увидела его вновь, студентом, то не узнала. Он стал такой… Такой не похожий на других. Ян может показаться грубым и даже циничным, но это только видимость. Просто он твердо решил не разменивать жизнь на пустяки, ставить перед собой только великие цели. Он университет бросил, хотя шел на курсе первым. Говорит, жалко время тратить. Они, говорит, дали мне все, что могли, дальше я сам. Сейчас у него цель – победить Николайера. Фандорин: К-кого?! Инга: Столбнячную бациллу. Я теперь все-все про нее знаю. Хотите, расскажу? Фандорин: Расскажите. Звучит музыка, левая часть занавеса закрывается, правая открывается. Доносится смех Глаши. 7. Русско-японский конфликт Маса, Аркаша и Глаша. Глаша (звонко смеясь и хлопая в ладоши): Ой! А еще! Еще! Масаил Иванович, ну пожалуйста! Маса показывает фокусы. Снимает канотье, из-под шляпы вылетает облачко цветного дыма. Глаша восторженно визжит. Маса с невозмутимым видом показывает ей ладони, переворачивает их, снова показывает. В каждой руке по цветку. Глаша: Лютики! Мерси! Маса делает руками пассы и достает у Глаши из уха конфету. Церемонно поклонившись, вручает девушке. Глаша: Шоколадная! Обожаю! Аркаша (ревниво): Я вам, Глафира Родионовна, могу таких цельную коробку преподнесть. Глаша (хихикая): Коробка у меня в ухе не поместится. Аркаша (Масе): А я вот в газете читал, будто японцы на деревьях проживают, навроде макак. Маса вежливо кланяется. Аркаша (показывает): Деревья. Ветки. Прыг-скок. (Смеется.) Маса: Деревья, ветки – да. «Прыг-скок» – нет. Аркаша: Сваливаетесь, что ли? Так хвостом цепляться надо. У вас косорылых непременно должен хвост быть. (Смеется.) Глаша: Аркадий Фомич, зачем вы их дразните? Маса: Нани-о иттеру ка на… Господин Арка-ся, давать вопрос. Аркаша: Чево? Маса: Давать вопрос. Глаша: Аркадий Фомич, вроде они вас спросить хотят. Аркаша: Я по-мартышьи понимать не обучен. Маса (вежливо поклонившись): Господин Аркася, вы готовить дрозьки? Аркаша: Чево? Глаша: Это он спросил, вы ли дрожки готовили. (Масе.) Которые? На которых ваш барин расшибся? (Показывает руку на перевязи.) Маса: Да, барин. Дрозьки дрянь. Глаша: Аркадий Фомич дрожки снаряжали. Они у нас по лошадям самые главные. Митяй-то одно прозвание что кучер. Дурачок совсем. И запрячь толком не может. Аркаша: Что вы врете, Глафира Родионовна? Сам Митяй дрожки готовил, мне недосуг было! Если б я, то всенепременно бы ось проверил! Глаша: Да как же… (Умолкает, напуганная выражением лица Аркаши.) Маса (кивнув): Дрозьки готовить господин Ар-кася. Аркаша: Я тебя, макаку, сейчас назад на ветку загоню. Засучивая рукава, идет на Масу. Глаша: Аркадий Фомич, грех вам! Вы ихнего вдвое здоровее! Аркаша с размаху бьет кулаком, Маса легко уходит от удара. Происходит короткая драка, в которой маленький японец при помощи джиуджицу одерживает над верзилой-лакеем полную викторию. Драка сопровождается Глашиными взвизгами – вначале испуганными, потом восторженными. Посрамленный Аркаша, вскочив, убегает. Под звуки японского императорского гимна занавес справа закрывается, слева открывается. 8. Семейная сцена Фандорин и Лидия Анатольевна. В одном из открытых окон появилась тень – ее видно, когда вспыхивает очередная зарница. Зрители эту тень или не заметят вовсе, или через некоторое время перестанут обращать на нее внимание, поскольку она неподвижна. Фандорин: Лидия Анатольевна, и все же: как вы относились к покойному Казимиру Бобрецкому? Лидия Анатольевна: Какое это имеет значение? Он умер, теперь пускай Бог будет ему судьей. Фандорин: Умер ли? Лидия Анатольевна: Простите? Фандорин: Я хочу сказать: умер или убит? Лидия Анатольевна: Да что вы такое говорите?! Фандорин: Согласитесь, обстоятельства его кончины необычны. Скоропостижная смерть сразу после оглашения завещания всегда выглядит подозрительно. Особенно, если учитывать последующую кражу веера. Лидия Анатольевна: Да он умер у нас на глазах! Выпил коньяку, или что там у него было, сказал какую-то очередную пошлость и упал! Его не зарезали, не застрелили! Фандорин: Быть может, отравили? Лидия Анатольевна: Какая нелепость! Зачем? Кому нужно убивать жалкого, спившегося голодранца? Фандорин: Г-голодранца? А кучер, который так неудачно вез меня со станции, рассказывал, что Казимир Борецкий прикатил первым классом и в вагоне его сопровождал цыганский хор. Лидия Анатольевна: Старый кутила! Он, кажется, говорил, что занял пять тысяч. Фандорин: Да кто бы одолжил такому человеку целых пять тысяч без верных гарантий? Лидия Анатольевна (смешавшись): Откуда же… откуда же мне знать! Фандорин: Разумеется. Тогда позвольте о другом. Мне известно, что много лет назад между вашим мужем и Казимиром Борецким произошел разрыв. Из-за чего? Лидия Анатольевна: Я… Право, не помню… Это было так давно… Фандорин: Правда ли, что ваш деверь в свое время был привлекательным мужчиной? Лидия Анатольевна: Не в моем вкусе… Слишком вульгарен. Фандорин: Да? У него из кармана выпала записка. (Достает записку, читает.) «Вот твои пять тысяч. Больше ты от меня ничего не получишь. Если не оставишь меня в покое, клянусь, я убью тебя!» Подписи нет. Почерк женский. Он вам не з-знаком? (Показывает ей записку.) Лидия Анатольевна вскрикивает, закрывает лицо руками. Лидия Анатольевна (рыдая): Я дура! Дура! Я была не в себе! Нужно было просто отправить деньги, и все! Фандорин: Чем он вас шантажировал? Прежней связью? Лидия Анатольевна: Да! Станислав чудовищно ревнив. Он когда-то отказал брату от дома. Ему померещилось, будто Казимир за мной ухаживает. О, если бы он узнал, что дело не ограничилось одними ухаживаниями… С годами гордость развилась в нем до астрономических размеров. Во всяком пустяке он видит ущемление своей чести! И Казимир отлично этим воспользовался. Этот негодяй был по-своему очень даже неглуп. И еще эта злосчастная записка! Хотела припугнуть, а вместо этого дала ему в руки ужасную улику. (Падает на колени, кричит.) Господин Фандорин, заклинаю вас! Не говорите Станиславу! Для него это будет страшным ударом. Я… я не знаю, что он со мной сделает! Он так презирал своего брата! Вбегает Станислав Иосифович. Станислав Иосифович: Лидия! Что такое? Почему ты кричишь? Почему стоишь на коленях? (Пораженный, пятится и машет рукой.) Нет! Нет! Неужели… Это ты? Ты его..? Коньяком, да? Коньяком? Лидия Анатольевна (вскочив): Как ты… как ты можешь? Эраст Петрович, я не… Фандорин (остановив ее жестом, быстро): Почему вы допускаете, что ваша жена могла отравить Казимира Борецкого? Станислав Иосифович (не слушая Фанд орина): Лида, я восхищаюсь тобой! Лидия Анатольевна: Так ты обо всем знал? Все эти годы? Станислав Иосифович: Нет, я узнал недавно. Месяц назад обнаружил в твоем ридикюле записку, в которой он напоминал тебе о «прошлом безумии» и просил о встрече. Я был сражен! Я… столько вынес! Моя жена! С этим гнусным сатиром! С этим ничтожеством! Какого труда мне стоило не подать вида! Я хотел расквитаться с вами обоими, только не мог придумать, как именно. Но теперь я все, все тебе прощу! Ты искупила свою вину! Лидия Анатольевна: Мерзавец! Я боялась, я давала ему деньги! Только бы уберечь тебя от удара! А ты в это время думал, как мне отомстить?! Станислав Иосифович: Как деньги? Какие деньги ты ему давала? Лидия Анатольевна: Негодяй! Ты и теперь хочешь меня погубить! Не слушайте его! Эраст Петрович, клянусь, я не убивала Казимира! Станислав Иосифович: Ты давала ему мои деньги? Ах, впрочем, какое это теперь имеет значение! Милая, не отпирайся. Это произведет плохое впечатление на присяжных. Я найму лучшего адвоката! Спасовича или самого Плевако! У нас теперь довольно для этого средств! Весь зал будет рыдать, тебе вынесут самый мягкий приговор! Или вовсе оправдают. Лидия Анатольевна: А ты со мной разведешься на законном основании как с неверной супругой? Оставишь меня без копейки, обдуришь Ингу и будешь проживать наследство один? Ах! Я все поняла! Господин Фандорин! Я поняла! Этот человек чудовище! Казимир был в тысячу раз лучше тебя! По крайней мере он был живой, а ты мумия, засушенная мумия! И притом мумия подлая! Это он, он отравил Казимира, а не я! Месяц думал, как отомстить, и придумал! Брата убить, а вину свалить на меня! Одним ударом двух зайцев! Станислав Иосифович: Ну уж… Ну уж это я не знаю, что такое! Эраст Петрович, вот уж воистину с больной головы на здоровую! Занавес начинает закрываться и свет меркнуть еще на предыдущей реплике Лидии Анатольевны. Завершается сцена под истерический хохот Борецкой, повторяющей: «Мерзавец! Мерзавец! Мерзавец!» 9. От «А» до «Д» Маса и Глаша сидят на скамейке. Глаша: Масаил Иванович, а у вас в Японии девушки красивые? Маса: Абсорютно. (Придвигается ближе.) Глаша (отодвигаясь, но совсем чуть-чуть): А больше чернявых или светленьких? Ну, блондинок или брюнеток? Маса: Брюнетки борьсе. (Снова придвигается. Наклоняется к Глашиным волосам, шумно втяги вает носом воздух.) Бозественный аромат. Глаша (смущаясь): Как вы красиво говорите. Еще красивше, чем Аркаша… Маса: Горова гореть. (Показывает на голову.) Грудь бореть. (Кладет руку на сердце.) Глаша: Правда? Маса (заглядывает ей в лицо): Граз горубой. (Целует.) Губы горячий. Глаша: Быстрый какой! (Слегка отталкивает его рукой, но тут же гладит по стриженной ежиком голове.) Это у вас такие куафюры носят? Щекотная! Маса: Бобрик. Наклонив голову, щекочет Глаше нос. Она хохочет. Воспользовавшись этим, Маса обнимает ее. Входит Фаддей. Глаша, ойкнув, вскакивает и убегает. Фаддей: Шалапутка. Маса (нисколько не смутившись, встает и степенно кланяется): Фаддэй-сан. Добрый вечер. Фаддей: И вам того же. (Садится на скамейку. Некоторое время оба молчат.) Охо-хо. Маса (со вздохом): Нэ. Фаддей: Вот и я говорю. Один брат помер, за ним второй. Я их обоих годков на двадцать постарее буду, а все живу, не призывает Господь. У вас-то в Азии как? Если господин помер? Маса (показывает, будто крест-накрест взрезает себе живот): Сэппуку. Харакири. Фаддей: Во-во. Без ножа зарезали. Вся имущества ныне Инге Станиславовне отписана. Ладно. А я-то как? Мне-то куда? Оставят тут жительствовать или попросят со двора? Маса (качает головой): Беда. Фаддей: То-то что беда. Молчат, вздыхая. Маса: Доктор Диксон давно? Фаддей: Что давно? Маса (показывая вокруг): Дома давно? Фаддей: У нас, что ли? Месяца три. (Показывает три пальца.) Барин как стал болеть, пожелал доктора, и чтоб непременно англичанина, к нашим доверия не имел. Дал объявление в газету, ну этот сразу и явился. Понимаете? Маса (кивает): Да. Ангричанин, газета. (Немного подумав.) Добрый доктор? Фаддей: Кто его знает. Чужая душа потемки. Маса (недовольно тряхнув головой): Доктор – дока? Доктор – дрянь? Фаддей: А, хороший ли он доктор? Да чего ж хорошего, если барин помер. С евоными английскими лекарствами совсем расхворался, да и помер. Маса достает свой свиток, смотрит в него. Маса (резюмируя): Доктор дусегуб. (Встает, кланяется.) До свидания, Фаддэй-сан. Говорить господин. Поворачивается, входит в левую половину сцены, свет за ним медленно гаснет. Фаддей таращится японцу вслед. 10. Окно Открывается левая часть сцены. У стола Фандорин и Диксон. Справа входит Маса, видит доктора, замирает в нерешительности, потом достает свой свиток, тушечницу, кисть и быстро пишет сверху вниз, постепенно разматывая свиток. Диксон: …Я сделал autopsy. Исследовал желудок. Следов яда нет. Разорван сердечный мускул, как я и предполагал. Нездоровая диета, много брэнди. (Пожимает плечами.) В бутылке брэнди. Хороший. Никаких примесь. Фандорин: Значит, версия отравления не подтверждается. Что ж, слава Богу. Маса отрывает кусок от свитка, с поклоном подает Фандорину. Тот проглядывает. Фандорин: Со суру то, ано отоко-о синрай-дэкинай на. Карэ-но хэя-э иттэ, рэй-но бин-о тотте кои. Дзибун дэ бунсэки-о яру. ДОКТОР: Никогда еще не проводил analysis в таких условиях. Тесно, мало свет. Бутылка упала, разбилась, но я все-таки взял проба брэнди. Прямо с пол. Фандорин: И отлично сделали. Иканакутэ ии. Бин-о ковасита-ттэ. Муко-дэ матинасаи. Маса кланяется, выходит. Диксон: Ну вот. Как видите, убийство is out. Осталась только кража. Могу я спросить, кого вы подозреваете? Фандорин (рассеянно): Простите? А, я об этом еще не думал. Диксон: Как так? Но веер необходимо найти! Фандорин: Где вы научились русскому? Диксон: О, я всю жизнь путешествую. У меня principle: знать язык страны, в которой нахожусь. Я могу говорить (загибает пальцы) французский, немецкий, итальянский, испанский, португальский, польский, арабский, шведский. Всюду жил, всюду лечил. Фандорин: И на востоке? Диксон: О да! Я могу говорить хинди, урду, малайский, даже суахили! Я жил два год Восточная Африка. Фандорин: Поразительно! А в Японии бывать не приходилось? Диксон: Нет. Фандорин: Но по-японски тем не менее знаете. Диксон: What? Фандорин: Перестали понимать по-русски? But nevertheless you do know Japanese. Когда я сказал Mace по-японски, что не доверяю вам и чтобы он сходил за флягой, вы немедленно заявили, что фляга разбилась. Что из сего следует? Несколько выводов, а именно (на секунду задумы вается) восемь. Вы хотели избежать повторного анализа. Это раз. Стало быть, сказали мне неправду – в коньяке яд. Это два. Разбить или выкинуть флягу вы не догадались – иначе не заявили бы столь поспешно, что она разбита. Это три. Да если и разбили, для анализа много жидкости не нужно – хватит крошечной капельки с пола. Молчите? Хорошо, продолжаю. По-японски вы понимаете, а значит, про Японию тоже солгали. Это четыре. Вы там были, и, кажется, я догадываюсь, с какой целью. Покойный Сигизмунд Борецкий рассказывал мне о конкурентах, тоже охотящихся за волшебным веером. Вы ведь из их числа? Это пять. И сюда, в усадьбу, вы попали неслучайно. Узнав, кому достался веер, тоже перебрались в Россию. Ждали своего часа. А тут кстати и объявление в газете (показывает свиток, полученный от Масы). Это шесть. В этом свете смертельная болезнь Сигизмунда Борецкого выглядит крайне подозрительно. Я буду требовать эксгумации. Это семь. А уж то, что вы отравили Казимира Борецкого, и вовсе не вызывает сомнений. Это восемь. Таким образом, я обвиняю вас в двойном убийстве! Во время этого монолога Фандорин наступает на Диксона, а тот пятится вглубь сцены. Диксон: No, for God's sake! Я не убивал мой patient! Я… я просто плохо его лечил! За это можно отобрать мой doctor's license, но я не убивал! И Казимир Борецкий убил не я! Фандорин: Вам будет трудно опровергнуть улики. Пойду, займусь коньяком. Поворачивается спиной к доктору. Диксон: Не надо улики! Я знаю, кто убивал! Я скажу, я все скажу! В это время тень в окне, на которую зрители давно уже перестали обращать внимание и считали неодушевленным предметом, оживает. Вспышка, выстрел, тень исчезает. Фандорин спиной к окну, и поэтому не сразу понимает, что произошло. Доктор с криком падает. Фандорин бросается к нему. Фандорин: Что? Молния? (Нагибается, хва тает доктора за плечи.) Кровь! (Втягивает но сом воздух.) Порох! Кидается к открытому окну, за которым шумит дождь. Пробует перелезть через подоконник, но со сломанной рукой у него не получается. Тогда отбегает в середину комнаты, разбегается и выпрыгивает в окно. Яркая вспышка, грохот грома. Конец первого действия. Второе действие 1. В темноте Перед занавесом. Полная темнота. Громкий шум дождя и ветра. Раскаты грома, но зарниц и молний нет. Крик Фандорина: Стой! Вспышка выстрела. Топот бегущих ног. 2. Все мокрые Шум грозы становится приглушенным фоном. Занавес открывается. В гостиной Фандорин, он стряхивает с плеч и волос брызги дождя. На полу у окна лежит прикрытое темной скатертью тело. Входит нотариус. Он в халате и шлепанцах. Слюньков: В чем дело? Зачем ваш японец меня поднял? Я уже лег. Фандорин: Разве вы не слышали выстрелы? Слюньков: Я слышал раскаты грома. А что, были выстрелы? Входит Инга. Она в пеньюаре. Волосы замотаны полотенцем. Инга: Господи, что еще стряслось? Фандорин: Чрезвычайное событие. У вас… м-мокрые волосы? Инга: Да, помыла перед сном. Входит Ян в блестящей от воды крылатке. Ян: Что? Нашли веер? Шел через двор, услышал крики. Фандорин: Что вы делали во дворе? Ночью, под дождем? Ян: А вы думали, я преспокойно спать лягу? После того, как у меня миллион стащили? Да я уже и дом, и флигель, и двор обошел. Прикидывал, где искать… Входят супруги Борецкие. За ними Маса, встает у дверей, сложив руки на груди. Лидия Анатольевна: Это совершенно невыносимо! Когда закончится этот кошмар? Инга, что это такое? Немедленно иди в свою комнату и не возвращайся, пока не приведешь себя в надлежащий вид! Фандорин: У вас обоих мокрые туфли. Могу я узнать, почему? Супруги переглядываются, молчат. Станислав Иосифович (отведя Фандорина в сторону, вполголоса): Эраст Петрович, у Лидочки была истерика. Она выбежала в сад, под дождь. Я за ней, с зонтом. Насилу уговорил вернуться… Только начала успокаиваться, и тут ваш азиат. «Давай гостиная, быстро!» Ей-богу, можно бы и поделикатней… Ян и Инга тоже отходят в сторону. Инга: Мама права… Я в таком виде. Слуга Эраста Петровича чуть не выволок меня из комнаты. Не смотри на меня. Ян (рассеянно): В каком виде? Инга (показывая на полотенце): Ну вот это… Ян: Довольно красиво, похожа на турчанку. И платье такое, с кружевами… Инга: Господи, ты хоть что-нибудь замечаешь кроме своих кроликов? Ян (глядя поверх ее плеча на лежащее тело): Да… Например, вот это. (Показывает пальцем.) Инга оборачивается и вскрикивает. Ян: Послушайте, особенный чиновник, это уж чересчур. Зачем вы снова притащили сюда папашу? Он, конечно, был существом малопочтенным, но все же… Слюньков, стоящий ближе всех к телу, оборачивается и шарахается в сторону. Лидия Анатольевна ахает. Фандорин: Это не ваш отец. Ян: Что-что? (Оглядывается на Ингу.) Старик не был моим отцом? Но откуда вы-то можете знать такие интимности? Станислав Иосифович: Казимир не отец Яна? Лидия Анатольевна: Даже если так, зачем нужно было снова притаскивать сюда мертвеца? Ян: Позвольте, кто ж тогда произвел меня на свет? Фандорин: Это мистер Д-Диксон. Ян: Мой отец?! Англичанин?! Всеобщее замешательство. Лидия Анатольевна: Невероятно! Станислав Иосифович: А где он? Где доктор? Фандорин (теряя терпение): Вот он! Его убили! Инга: Как убили? Зачем убили? Фандорин: Чтобы он не выдал мне убийцу. Станислав Иосифович: Своего убийцу? Я ничего не понимаю… Ян подходит к телу, приподнимает покрывало. Ян: В самом деле Диксон! И кровь на полу! Господи, доктор-то кому помешал? Фандорин: Он не доктор. То есть, доктор, но не только доктор. Лидия Анатольевна: Эраст Петрович, вы говорите загадками. Фандорин закрывает глаза, складывает перед собой ладони, наклоняет голову – погружается в медитацию. Станислав Иосифович: Эраст Петрович! Никакого ответа. Маса шипит, чтобы Фандорина не трогали. Все с испугом оглядываются на японца. Ян (вполголоса): А наш чиновник-то… (Делает рукой жест у виска.) Не замечали? Может, это он сам доктора? Фандорин (тряхнув головой): Господа, прошу извинить невнятность изложения. Четверть часа назад при мне убили человека, а потом чуть не застрелили и меня. Я был… несколько в-возбужден. Но теперь я совершенно спокоен. Итак. Мистер Диксон – коллекционер, охотившийся за веером. Это раз. Он причастен к смерти Сигизмунда и Казимира Борецких. Это два. У него есть сообщник. Это три. Этот сообщник выстрелил в Диксона через окно. Это четыре. Я пробовал его догнать, но во дворе темно. К тому же у этого человека револьвер, а я безоружен. Никак не предполагал, что эта загородная п-поездка может оказаться опасной. Ян: Так это Диксон украл веер! Мне следовало догадаться! Фандорин (качает головой): Я только что был у него в комнате. Веера не обнаружил. Ян: Значит, нужно перевернуть вверх дном всю усадьбу! Станислав Иосифович: Ян, это наша усадьба, и я не позволю переворачивать ее вверх дном! Инга: Ян, папа, как вы можете? Ведь человека убили! Слюньков: Господа, господа! Главное не в веере. И даже, простите, не в том, что убили человека. А в том, что, если я правильно понял господина Фандорина, в доме убийца. Полная тишина. Фандорин: Вы поняли совершенно правильно. Более того, вероятнее всего, убийца сейчас находится в этой гостиной. Присутствующие пугливо оглядываются, будто в комнате может прятаться кто-то еще. Потом смысл сказанного до них доходит, и они с ужасом смотрят друг на друга. Станислав Иосифович: Но в доме кроме нас есть и слуги! Из-за левой кулисы высовывается голова Аркаши – оказывается, он подслушивает. Фандорин: Разумеется. Это только в британских уголовных романах слуга не может быть убийцей, поскольку он не д-джентльмен. Мы же, слава Богу, живем в России, у нас слуги тоже люди…. Но слугами занимается мой помощник. Слюньков (подойдя к Яну, вполголоса): Ян Казимирович, прошу извинить, что в такую минуту… Но мне хотелось бы поскорее отсюда уехать. Вы вступаете в права наследства. Не желаете ли воспользоваться услугами нашей фирмы? Ян: У меня ничего нет кроме этого чертова веера, да и тот теперь ищи-свищи! Слюньков: Фирма «Слюньков и Слюньков» ведет самые запутанные наследственные дела, в том числе и по розыску утраченного наследства… Искать буду не пo-казенному (кивает в сторону Фандорина), а со всем пылом души. Как лицо неравнодушное и рассчитывающее на справедливое вознаграждение. Вам только нужно подписать поручение, что я уполномочен вами на розыски. Я и бумажечку подготовил… (Достает из кармана халата листок. Обмакивает ручку в стоящую на столе чернильницу.) Не угодно ли? Ян: Послушайте, Фандорин. Мне нужно с вами поговорить. Слюньков идет за ним. Слюньков: При розыске имущества берем комиссионные, но самые умеренные… Ян: Фандорин, мне нужна ваша помощь. (Слюнькову.) Послушайте, мне не до… Ладно, давайте. Какая разница? (Подписывает поручение, едва в него заглянув.) Слюньков: Благодарю. Не пожалеете. А веер я вам всенепременно разыщу. Господа, хоть утро вечера и мудренее, но я в Москву. Не останусь здесь более ни на минуту. Не дадут коляски – пешком уйду… Фандорин: Никто отсюда не уедет до прибытия полиции. Я отправил записку исправнику. Прошу всех оставаться в своих комнатах. Считайте себя под домашним арестом. Нотариус и супруги Борецкие выходят в правую сторону, косясь на неподвижное тело. Маса следует за ними. Ян остается возле Фандорина. Инга задерживается в дверях, прислушиваясь к их разговору. Из-за левой кулисы по-прежнему торчит голова Аркаши. Ян: Послушайте, Фандорин. Вы человек систематического мышления, это сразу видно. Помогите мне найти веер. Куда, по-вашему, Диксон мог его спрятать? Фандорин: Вы уверены, что это сделал именно Диксон? Ян: Вы же сами сказали, что он охотился за веером! Пока был жив дядя, добраться до веера, наверное, было непросто. Но сегодня Диксону, наконец, представился случай. Конечно, я не успел изучить усадьбу так хорошо, как он, но при беглом осмотре обнаруживается только два места, где можно с легкостью спрятать что угодно: подвал и чердак. На чердаке свален всякий хлам, а в подвале настоящий лабиринт – какие-то переходы, закутки, черт ногу сломит. Я буду искать всю ночь, но и подвал, и чердак мне не осмотреть. А утром дядя снова начнет кричать, что это его собственность, что он не позволит здесь хозяйничать. Дайте совет, блесните дедукцией! Куда мне идти: вверх или вниз, на чердак или в подвал? Ну, что вы так смотрите? Я ведь не папаша, мне деньги не на цыганок нужны, а на медицинские исследования. Вы ведь верите в науку и прогресс? Фандорин: Б-безусловно. Но меня сейчас интересует не веер. Мне нужно найти убийцу. Инга (приблизившись): Ян! Я помогу тебе! Ты ищи наверху, а я буду искать внизу! Ян: Ночью? В доме, по которому бродит убийца? Ни за что. К черту веер вкупе с прогрессом. Инга: Ты не можешь мне запретить делать то, что я хочу. Я иду в подвал! Фандорин: Сударыня, постойте. Ян Казимирович прав. Вам нельзя туда ходить… Ян: Фандорин, только вы можете ее остановить! Подскажите, где нужно искать? Ну же, давайте! «Это раз, это два, это три». Фандорин: Не знаю. Инга: Тогда… Идет к выходу. Фандорин: Нет! Идите и запритесь у себя в комнате! Я сам осмотрю п-подвал. Ян: И будете искать как следует? Фандорин: Не беспокойтесь. Если веер там, я его найду. Занавес слева закрывается, справа открывается. 3. Ушел! Аркаша выволакивает за руку Глашу. Аркаша: Вот вы какие, Глафира Родионовна! На кого променяли-с? На идолище поганое, на язычника-с! А это грех-с, перед отечеством и Господом Богом! За это вас черти на том свете на сковороду посадят! Голым профилем-с! Глаша: Довольно совестно вам, Аркадий Фомич, про мой профиль такое выражать! Не ваша забота. И руку пустите, больно! Аркаша: Не моя забота? Эх вы, Евины дочки. Глядите, после не пожалейте. Это я сегодня никто, лакей-с, а завтра, может быть, стану все. Захочете ко мне подластиться, а я на вас и не гляну-с. Не пара вы мне будете. Глаша: Что это вы так загордились-то? С каких барышей? Аркаша: Об том вам знать незачем-с. А только упускаете вы, Глафира Родионовна, свое счастье. (Наступает на нее.) Говорите правду, как на святой исповеди: тискались с косорылым? Глаша: У самого у вас рыло накось! И дух изо рта! А Масаил Иваныч мужчина чистенький, гладкий! Аркаша: Вот ты как? Гулящая! Замахивается на нее, Глаша с визгом закрывает голову руками. Из-за кулис выскакивает Маса, воинственно шипя и выставив вперед руки. Аркаша отбегает. Аркаша: Не моги драться! Нет такого закона, чтоб басурманы русского человека ногами по харе мордовали! Маса: Давать вопрос. Аркаша: Вопрос можно, только руки прибери. И коленками не приседай. Маса: Арукася и докутору Диксон друзья? Аркаша: Чево? Какой они нам друг! Они сами по себе, мы сами по себе. Глаша (всхлипывая): Брешет он! Чуть не каждый вечер к англичанину ходил. Сколько раз мне хвастался! Масаил Иваныч, он меня за плечо! Больно! (Плачет.) Маса (Аркаше): Вести господин. Дерать допрос. Подходит к Глаше, достает свой свиток, отрывает клочок, вытирает ей слезы. Жалостно цокает. Аркаша пятится к краю. Поворачивается, хватает стул, бросает вверх, так что стул улетает за кулису. Звон разбитой лампы. Свет на сцене гаснет. Топот ног. Крик МАСЫ: Томарэ! Крик ГЛАШИ: Масушка! Не пущу! Страшно! 4. В подвале В темноте занавес понемногу открывается слева направо. Это подвал – сцена поделена перегородками на шесть или семь отсеков, имитирующих подвальные коридоры. За то время, когда занавес доползет до правой кулисы, в правой части сцены тоже должны быть установлены перегородки. Сначала на сцене совсем темно. Потом раздается скрип заржавленных петель, слева сочится тусклый свет. Выходит Фандорин с фонарем в руке. Медленно уходит вглубь первого отсека, светя то вправо, то влево. Потом, обогнув перегородку, движется в сторону зрительного зала. Доходит до просцениума, обходит перегородку, снова идет вглубь сцены. Тем временем занавес открыт уже до правой кулисы. В самом правом отсеке виден силуэт сидящего на корточках человека со свечой. Одет человек в нечто длинное, платьеобразное. Кто это, не видно, потому что человек сидит спиной к залу. Вот человек поднялся, держа под мышкой что-то узкое и длинное. Идет по своему отсеку вглубь сцены, огибает его, перемещается в соседний отсек. Некоторое время они с Фандориным движутся навстречу друг другу, играет МТЗ, но лица человека по-прежнему не видно. Фандорин спотыкается обо что-то, чертыхается. Человек со свечой замирает на месте. В правой части сцены становится темно. Фандорин продолжает свой путь, светя фонарем то вправо, то влево. Вот он вошел в отсек, где спрятался неизвестный. Видно, что тот лег на пол и прижался к перегородке, его почти не видно. Фандорин проходит мимо, не заметив спрятавшегося. Углубляется внутрь отсека. Тогда лежащий бесшумно встает и ныряет в отсек, расположенный слева. Похоже, что ему удалось ускользнуть. Он опять зажигает свечку. Бесшумно удаляется от Фандорина. В это время снова скрипит дверь. Слева в подвал входит Маса. У него в руке тоже фонарь. Маса: Данна! Доко дэс ка? Фандорин: Маса? Коко да! Доосита но? Фандорин и Маса движутся друг другу навстречу. Занавес понемногу сдвигается слева и справа. Неизвестный снова задувает свечу, мечется между двумя огнями. Маса и Фандорин входят в отсек, где находится неизвестный, одновременно с двух сторон. Свет двух фонарей сливается, в отсеке делается светло. Видно, что неизвестный – это Слюньков в халате. Он прижимает к груди длинный сверток. Занавес с двух сторон сдвигается, так что открытым остается только освещенный отсек. Фандорин: Слюньков? Что вы здесь делаете? Слюньков (дрожащим голосом): А… а вы? Фандорин: Ищу пропавший веер. Слюньков: Я… я тоже. Фандорин: Вижу, вы его уже нашли. Отбирает у нотариуса сверток. Слюньков: Да! Я его нашел! И как раз нес владельцу! Фандорин: Даже успели завернуть в газету и обмотать бечевкой. Слюньков: Он так и был, завернут… Фандорин (разворачивает газетную бумагу, в которой картонный футляр, из футляра вынимает веер, смотрит на него мельком, передает футляр Масе, а сам разглядывает газету): Ну да, во вчерашний номер «Юридического вестника». Должно быть, кто-нибудь из слуг выписывает. Слюньков: Мне не нравится ваша ирония! Можете намекать на что угодно, но существует презумпция невиновности. Я утверждаю, что пришел сюда в поисках похищенного имущества, поиск которого мне доверен законным владельцем. Пропавшее имущество найдено, я намереваюсь вернуть его Яну Казимировичу Борецкому, о чем официально и заявляю. Фандорин: Хорошо. Ваше заявление принято. А теперь давайте пройдем к вам в комнату и проверим, суха ли ваша одежда и обувь. Мне еще давеча показалось странным, что вы вышли в гостиную в халате и ш-шлепанцах, хотя хватило бы десяти секунд, чтобы надеть сюртук и штиблеты. (Масе.) Дзю-о моттэ инай ка то тасикамэтэ. Маса быстро ощупывает нотариуса. Слюньков: Что вы… что он делает? Фандорин: Ищет револьвер. Маса достает из карманов нотариуса листок бумаги. Маса: Корэ дакэ дэс. Фандорин разворачивает бумагу. Слюньков: Вы не имеете права… Фандорин: Очень интересно. «Я, Ян Казимирович Борецкий, доверяю поверенному Степану Степановичу Слюнькову вести дело о наследстве, причитающемся мне по смерти моего отца, а в вознаграждение передаю вышеуказанному С.С. Слюнькову веер, ранее принадлежавший моему дяде Сигизмунду Иосифовичу Борецкому и отныне становящийся законной собственностью С.С.Слюнькова. Подпись: Ян Борецкий». Тут и число есть. Сегодняшнее. Какой щедрый подарок. В награду за ведение дела о наследстве отдать нотариусу все наследство ц-целиком… Знаете что, давайте поднимемся на чердак. Перемолвимся парой слов с дарителем. Слюньков: Не нужно! Умоляю, не нужно! Я всю жизнь честно… тридцать лет поверенным… Бес попутал… Все расскажу, всю правду, только не погубите! Если откроется, это позор, суд, разорение! Только останется, что в петлю! У меня жена в водянке! Дети! Четверо! Бесовское наваждение! Не устоял! Фандорин: Зачем вы украли веер? Захотели богатства и славы? Слюньков: Что вас так удивляет? Я ведь тоже человек, а не параграф. И у меня есть свои мечты… Я всегда был практиком, в облаках не витал, но иногда так захочется чуда. Твердишь себе год за годом: нет никаких чудес, есть только завещания, векселя, выкупные обязательства. И вдруг – веер. Ведь жизнь уходит. Вы молодой, вам не понять. Однажды очнешься, а тебе пятьдесят. И думаешь: что – это все? Дальше только сахарная болезнь, поездки на воды, старость и смерть? Когда вы рассказали про Инь и Ян, у меня будто лопнуло что-то в голове… какая-то струна оборвалась. Потом вдруг молния, кромешная тьма. Клянусь, руки сами схватили веер и сунули под сюртук. Я так испугался! А когда зажегся свет, отдавать веер было уже поздно… Фандорин: Ну да. Оставалось только спрятать его в подвале и под шумок подсунуть Яну Казимировичу фальшивую дарственную. Дарственная-то вам зачем? Слюньков: Ну как же! Вы сами говорили – веер исполняет желания только законного владельца. Фандорин: Думали фальшивкой Будду обмануть? Маса, сэнсу-о. (Маса достает из футля ра веер, протягивает.) Ну что ж, попробуйте, помашите. Слова молитвы помните? Слюньков: Все время их твержу… Вы в самом деле… позволите? Фандорин жалостно кивает. Они с Масой, переглянувшись, наблюдают. Слюньков роняет веер на пол – так дрожат руки. Быстро поднимает, раскрывает. Слюньков: Голова кружится… В глазах темно… Господи Иисусе… (Испуганно.) Нет-нет, не «Иисусе»! (Разворачивает веер сначала белой сто роной наружу.) Для мира хорошо – вот так. (Пе реворачивает.) Для себя хорошо – вот этак. Не смотрите на меня так, я не святой, а самый обычный человек… Мир большой, если ему станет немножко хуже, он и не заметит… (Крестится. Поет, качая в такт веером.) «Нам-мехо рэнгэ-ке. Нам-мехо рэнгэ-ке. Нам-мехо рэнгэ-ке. Нам-мехо рэнгэ-ке. Нам-мехо рэнгэ-ке. Нам-мехо рэнгэ-ке. Нам-мехо рэнгэ-ке. Нам-мехо рэнгэ-ке». Нотариус замирает, ощупывает свое лицо, шлепает себя по темени, смотрит на руки, озирается вокруг. Маса отбирает веер, укладывает его в коробку, кладет коробку в карман. Пауза. Слюньков: Морщины? Щеки висят! Никуда не делись! Лысина! А как же молодость и красота? Эраст Петрович, во мне что-нибудь изменилось? Фандорин: Да. Побагровели весь… Стыдно, Степан Степанович. С этим веером все будто с ума посходили. Слюньков со стоном падает навзничь. Фандорин наклоняется над ним. Фандорин: Ну вот, кажется, до к-кондрашки донервничался, жертва суеверий. Маса: Дан на, карэ дэ ва аримасэн. Арукася то Диксон ва симэсиавасэтэ ирун дэс е! Арукася-о нигаситэ симаимасита. Моосивакэ аримасэн… Фандорин: Лакей в сговоре с Диксоном?… Что ж ты раньше не сказал? (Делает порывистое движение, чтобы бежать к выходу. Останавливается.) Черт, не бросать же его здесь. Пробует поднять нотариуса, но мешает рука в гипсе. Фандорин: Тэ га… Дэ ва, таному. Маса берет Слюнькова под мышки, тащит. Фандорин выходит на просцениум, и занавес за его спиной смыкается. 5. Содом и Гоморра Перед занавесом. Фандорин поворачивается, идет к кулисе, навстречу ему выходит Инга. Фандорин: Вы не спите? Инга: Разве уснешь? Места себе не нахожу. Все затаились по комнатам. Время будто остановилось. Так захотелось хоть с кем-нибудь словом перемолвиться… Вышла в коридор. Там двери спален, одна за другой. Господи, думаю, ведь это комната дяди Казимира. Он там сейчас на столе лежит, мертвый, с разрезанным животом. Отбежала к следующей двери. Только перевела дыхание, и вдруг ударило: а это же комната мистера Диксона. Тоже мертвец! И так мне жутко стало! Бросилась стучать в следующую дверь, сама не знаю, зачем. Там остановился нотариус, он-то вроде бы жив. Стучу – ни звука. Тишина. Мертвая! Дальше мамина комната. Думаю, если и там тихо-с ума сойду. Стучу – безмолвие. Сон, кошмарный сон! Перебегаю к двери отца. Молочу уже кулаками, со всей силы. И тут наконец отклик. «Немедленно уходите! Я позову на помощь!» Я ему: «Папа, это я, Инга!» А он: «Иди к себе и запрись!» Так и не открыл… И Яна нет… Все ищет свой веер. Меня с собой не взял… С ним было бы не страшно… Фандорин: Надо сказать ему… Нет, сначала с лакеем. С другой стороны сцены появляется Фаддей с канделябром в руке. Фаддей (бормочет): Все носются, все бегают. Ночь-полночь, угомона на них нет. Ни «доброй вам ночи, Фаддей Поликарпыч», ни «мое почтение»… Фандорин: Послушайте, Фаддей Поликарпович, мое почтение. Проводите-ка меня в комнату вашего п-помощника Аркадия. У меня до него срочное дело. Фаддей: Проводить можно, чего не проводить. Фандорин: Где он живет? Фаддей: Известно где, во флигеле. Фандорин: Сударыня, вам следует и в самом деле вернуться к себе. Ничего не бойтесь, дело идет к развязке. (Фаддею.) Ну, ведите. Фаддей: Свести можно. Только Аркашки там нет. Фандорин: А где же он? Фаддей: Наверх побег. (Показывает пальцем вверх.) Фандорин: Куда наверх? Фаддей: Кто его знает. На лестнице налетел, как скаженный. Ни «здрасьте вам, Фаддей Поликарпыч», ни «доброй вам ночи». Чуть с ног не сшиб… Фандорин: Чердак! Бежит. Инга: Что чердак? Боже, Ян! Бросается следом за Фандориным. Фаддей (глядя им вслед): И эти бегать. Содом и Гоморра! 6. На чердаке Слева открывается часть занавеса. Это лестничная площадка перед чердачной дверью. Через оконце проникает тусклый свет. Фандорин, за ним Инга. Фандорин: Заперто! Кто запер? Ян или..? Инга (бросается к двери, стучит в нее): Ян! Ян! Ты меня слышишь? Ян, открой! Раздается выстрел, потом шум, грохот. Инга отчаянно кричит. Фандорин разбегается, бьет плечом в дверь. Дверь слетает с петель. Занавес сдвигается вправо. Фандорин: Черт! Рука! (Сгибается в три погибели, обхватив загипсованную руку.) Инга бежит вперед одна. Занавес едет вправо, постепенно открывая чердак. Там на заднем плане свален всякий хлам, свет проникает через несколько круглых окошек. Свет постепенно становится ярче. Видно, что на полу двое: Ян и Аркаша. Они вцепились друг в друга мертвой хваткой. Рядом валяется револьвер. Лакей сильнее. Вот он оказался сверху. Противники держат друг друга за руки. Инга с криком кидается на Аркашу, хватает его за плечи. Тот отталкивает ее, она падает. Воспользовавшись тем, что освободилась одна рука, Ян дотягивается до револьвера, хватает его и стреляет в Аркашу. Тот опрокидывается на пол. Инга: Ты цел? Цел? Ян (садясь): Кажется, да… Хоть и не пойму, как это мне удалось. К ним приближается Фандорин, нянчя ушибленную руку. Ян (поднимается на ноги): Вот, полюбуйтесь… Показывает на труп. Фандорин: Как это произошло? Ян (тяжело дыша): Рылся тут в старом хламе, искал этот треклятый веер. Вдруг слышу – дверь. И засов лязгнул. Я сначала подумал, это вы. А это он… «А! – кричит. – За веером пришел! Будет тебе сейчас веер!» Бросился. Револьвером размахивает… (Ян с отвращением смотрит на револь вер, зажатый в его руке, бросает на пол.) Потом в дверь стучат – Инга. Этот на меня револьвер наставил, я еле успел за руку. Вот так мимо уха просвистело! Сцепились, револьвер в сторону… Он меня душить… Дальше плохо помню… Инга лучше расскажет. Инга: Я вбегаю, а он сверху! И совсем уже! Я как закричу, и на него, а он меня! Я упала, рукав порвала, локоть больно… Ян настоящий герой! Как схватит, как выстрелит! Фандорин (прохаживаясь по чердаку и всмат риваясь в пол): Эмоционально, но маловразумительно. По счастью, на полу толстый слой пыли, так что картину восстановить нетрудно… Вот вошел лакей (показывает), остановился здесь. Вы с ним стояли напротив друг друга, вплотную. Он лицом туда, вы лицом к двери. Ян: Да, правильно. Фандорин: Вот сюда отлетел револьвер. Вы оба к нему бросились. Тут размазано – схватка… Инга: А вот здесь Ян выстрелил. Фандорин проходит к правой кулисе, рассматривает что-то на стене. Задирает голову, смотрит вверх. Вбегает Маса. Маса: Дан на, дайдзебу дэс ка? Инга: Что он говорит? Маса: Выстрер! Фандорин (показывая на труп): Ко иу кэ-цумацу да. Ян: Инга, ты такая молодчина! Ты мне, наверно, жизнь спасла. Только ты успокойся. Фандорин, ведь этот сюда за веером пришел. Ошибся я, выходит, насчет англичанина-то. Негодяй этот напомаженный (кивает на труп) веер стащил. Где-то здесь спрятал. Помогите найти, я все перерыл. Фандорин: Нашелся ваш веер. Маса! Японец достает из кармана футляр, из него веер. Ян: Фандорин, вы гений! Буду кричать об этом на каждом перекрестке! Хватает веер, разворачивает его. Застывает. Инга: Я так за тебя рада! Ян: Теперь весь мир будет мой! Фандорин: Как, и вы туда же? Потребуете славы и богатства? Ян: У этой бумажной безделушки? Нет, я найду какого-нибудь полоумного коллекционера вроде дядюшки или мистера Диксона и продам веер за хорошие деньги. Вы сказали, миллион? На эти деньги можно столько всего сделать! Я переверну науку! Я достигну всего – и славы, и богатства, да не по милости Иисуса или Будды, а сам! Фандорин: Что ж, это превосходно, но сначала нужно закончить расследование. Три смерти за вечер – это не шутки. Да еще господина нотариуса от чрезмерного волнения удар хватил. Ян: Вы правы. Гадость и уголовщина. Хорошо бы во всем разобраться до приезда полиции, не то начнется сказка про белого бычка. Вы ведь для полиции начальство? Фандорин: Не вполне, но, полагаю, что к моему з-заключению полиция прислушается. Ян: Вот и отлично. Маса подает Фандорину лежащий на полу револьвер. Фандорин откидывает барабан. Фандорин: Четыре патрона израсходованы, два осталось. Так. Один выстрел в Диксона, один в меня, потом один раз он стрелял в вас, и один раз вы в него. Сходится. (Масе.) Ситай-ни моо хитоцу данкон га най ка то. Маса кланяется, садится на колени возле трупа, молитвенно складывает руки. Потом начинает придавать телу благообразный вид: выпрямляет ноги, складывает на груди руки и прочее, напевая что-то протяжное. Ян: Что это он? Фандорин: Японский обычай предписывает относиться к покойникам с почтением. Не обращайте внимания. Итак, попробуем восстановить картину п-преступления. Ян: Вот-вот, попробуйте. У вас должно получиться. А то у меня, честно говоря, голова кругом… Фандорин: Английский коллекционер, мечтающий заполучить волшебный веер, попадает в усадьбу под видом врача. Благополучно сводит Сигизмунда Борецкого в могилу. Я уверен, что все рекомендации и рецепты были б-безупречны, но ведь одни капли можно заменить на другие. Для этого доктору понадобился помощник. Диксон поближе сошелся с личным лакеем хозяина и сделал его своим сообщником. При этом англичанин полагал, что главный в этом дуэте он, но лакей, похоже, придерживался иного мнения. Человек он был честолюбивый, деятельный. Полагаю, что идея подпилить ось у дрожек принадлежала ему. Инга: Но зачем? Ян: Чтобы господин Фандорин не приехал и папаша не узнал о ценности веера. Тогда Диксон выкупил бы у него веер за несчастную тысячу рублей. Фандорин: Они подсыпали Казимиру Бобрецкому в коньяк яду, чтобы сразу после этого от него избавиться. Убийство безо всякого риска – ведь вскрытие должен был производить Диксон, единственный врач на всю округу. Но планы заговорщиков нарушились. Казимир Борецкий захотел коньяку раньше времени… Ян (горько): И я сам принес ему флягу! Инга: Ты не мог знать! Фандорин: Потом появился я, хоть и со сломанной рукой. А затем из-за удара молнии погасло электричество, и веер был похищен. Ян: Кем? Этим? Фандорин: Нет, другим человеком, действовавшим безо всякого предварительного плана. Это окончательно запутало заговорщиков. Они стали подозревать друг друга. Лакей подслушивал у окна, когда я допрашивал Диксона. Поняв, что доктор собирается всю вину свалить на него, лакей выстрелил… Маса провел собственное расследование, установив два крайне важных, даже к-ключевых обстоятельства. Лакей готовил дрожки к поездке – да так старательно, что, когда в коляску сели пассажиры, ось на первом же повороте переломилась. Это раз. И еще Маса выяснил, что Диксон и лакей были в коротких отношениях. Это два. Окончательно же лакей себя выдал, когда попытался вас убить. Маса ткнулся носом мертвецу в подмышку и замер. Ян (мельком поглядев на него): Странный обряд. Как будто принюхивается… Что ж, Фандорин, вы выполнили за полицию всю работу. Стройно, логично! Теперь я вижу, что дедукция – это тоже наука, сродни математике. Маса: Данна, коко дэс. Когэтэ имас. Каяку-но ниои мо. Фандорин: Да. Но иногда бывает довольно какой-нибудь мелочи, чтобы вся стройная теория рассыпалась. Ян: Мелочи? Какой мелочи? Фандорин: Самой ерундовой. Например, д-дырки. Ян: Что? Фандорин: У Аркадия под мышкой в сюртуке дырка. Ян: Я вас что-то… При чем здесь дырка? Фандорин: Маса говорит, что ее края обуглены. И свежий запах пороха. Ян: Как это может быть? Моя пуля попала ему в голову! Фандорин: Вторая. Но не первая. Инга: Какая еще первая, Эраст Петрович? Фандорин: При беглом осмотре я не обнаружил на той стене следа от пули, которая, по словам Яна Казимировича, просвистела у него мимо уха. Но я уверен, что след от пули отыщется вон на той стене (показывает влево). Это не Аркадий стрелял в вас, а вы в него. Фандорин смотрит в упор на Яна. Тот нервно стряхивает волосы со лба или делает какой-то иной нервный жест. Фандорин: Вы ловкий человек, Ян Казимирович. И умный. Но не до такой степени, как вам п-представляется. Инга: Что вы… Зачем вы так говорите? Фандорин (Яну): Лакей бросился к вам на чердак, чтобы потребовать помощи. Он понял, что вот-вот будет разоблачен Масой. А тут стали стучать в дверь, звать вас по имени. И вы решили застрелить сообщника. Но он не доверял вам, был начеку. Это не вы увернулись от его выстрела, а он от вашего. Успел схватить вас за руку, и пуля прошла у него под мышкой. Завязалась борьба. И все устроилось наилучшим для вас образом: вы застрелили смертельно опасного свидетеля на глазах у Инги Станиславовны, при явной и законной самообороне. Инга: Ян, что ты молчишь? Маса подходит к Яну, молча отбирает у него веер, аккуратно кладет в футляр. Ян: Вы бредите, чиновник особенных поручений! Фандорин: Меня не было в усадьбе, когда зачитали завещание, но я выслушал с-свидетелей. Вы долго отказывались давать отцу коньяк и отправились за флягой, только когда Казимир Борецкий согласился отдать веер мистеру Диксону. Ян: Совпадение! Фандорин: Если бы яд во флягу подсыпал Диксон, он не позволил бы вашему отцу выпить, пока не получит веер. Нет, Диксон о яде не знал! Вы же, вдруг согласившись принести коньяк, сорвали сделку, и веер остался у вас. Инга: Но ведь за веером охотился Диксон, вы сами говорили! Фандорин: Да, и он заранее столковался с Яном Казимировичем. Должно быть, больной сообщил Диксону, что собирается завещать веер племяннику. Не деньги, которые растратил бы опекун, а именно веер. Сигизмунд Борецкий свято верил в магические свойства веера… Тогда, в Японии, он сказал мне: «Если я добуду веер, я побоюсь им воспользоваться. Осуществить свои желания за счет остального мира? Для этого я недостаточно подл. Улучшить мир, причинив вред себе? Для этого я недостаточно благороден. Так и буду сидеть, как собака на сене…» Дядя любил вас, вы навещали его в усадьбе. И Диксон предложил вам выгодную сделку: вы уступаете доктору веер за хорошие деньги. За хорошие, но не за миллион. Помните, как при упоминании о миллионе у вас сорвалось с языка: «Подлец! Пройдоха!» Диксон и вправду был пройдоха. Присмотревшись к Казимиру Борецкому, он сообразил, что может заполучить веер у опекуна совершенно законным образом и без вашей помощи, причем задешево. И тем самым подписал вашему отцу смертный приговор – вы не могли допустить, чтобы куш уплыл из ваших рук. Инга: Ян, почему ты не отвечаешь? Скажи, что все это неправда! Фандорин: Говоря мне о настоящем убийце, Диксон имел в виду вовсе не Аркадия, а вас. Это вы были под окном, вы и стреляли. И тогда, и потом в саду, и теперь. Все четыре пули выпущены вами. Улики подтверждают это. Инга: Ян, ну скажи же, что это неправда! (Порывисто хватает его за руку.) Я поверю не уликам, я поверю тебе! Ян (рассеянно – он сосредоточен на другом): Славная, самоотверженная Инга… Боюсь только, полиция будет менее великодушна. Что же делать? У всякой задачи, даже самой сложной непременно должно быть решение… Инга: Ян, не мямли, говори! Ян: Тс-с-с. Ты мешаешь мне думать… Должно быть решение… Инга: Ян! Ян (быстро): И, кажется, я нашел его! Инга (радостно): Правда? Ян: Только тебе, милая, оно вряд ли понравится. Хватает Ингу левой рукой за правую, рывком разворачивает к себе спиной. Обхватывает левой рукой за горло. Правой рукой вынимает из внутреннего кармана шприц. Фандорин и Маса срываются с места. Ян: Стоять!!! У меня здесь столбнячный раствор! Одно движение, и она обречена! Фандорин (остановившись): Маса, угоку на! Маса замирает. Ян: Вот и решение – парадоксальное, но эффектное. Инга теряет сознание, так что Яну приходится удерживать ее на весу. Ян: Даже слишком эффектное… Однако, как тяжелы бывают романтические барышни… Фандорин: Чего вы хотите? Ян: Оба – пять шагов назад. А то знаю я вас, прыгунов японских. Это, как вы говорите, раз. Фандорин и Маса отступают назад. Ян: Револьвер сюда. Это два. Фандорин кладет на пол и толкает револьвер. Ян выпускает Ингу, она оседает на пол. Он подхватывает револьвер, взводит курок, наводит попеременно то на Фандорина, то на Масу. Шприц прячет в карман. Ян: Ай, да Николайер! Мой славный Николайер! Теперь три. Пусть ваш Санчо Панса тем же манером переправит мне веер. Фандорин: Маса, сэнсу-о карэ-ни. Маса сует руки в карманы и стоит, набычившись. Ян: Послушайте, советник, я не могу ждать, пока полиция приедет. Если он сию секунду не отдаст веер, я уложу вас обоих. Здесь как раз два патрона. Знаете, семь бед – один ответ. Фандорин (резко): Има сугу да! Маса: Тикусе! Вынимает коробку с веером, кладет на пол, толкает по направлению к Яну. Тот осторожно нагибается, ни на секунду не отводя взгляд от противников. Подбирает коробку левой рукой, взвешивает на ладони, удовлетворенно кивает. Ян: А теперь оба вон в тот угол. (Показывает на противоположный от выхода угол.) Фандорин и Маса повинуются. Ян пятится к двери, держа их на мушке. Ян (у выхода, с шутовским поклоном): П-премного б-благодарен. За возвращенную собственность. Исчезает. Маса хочет броситься за ним. Фандорин: Ии кара. Икаситэ иин да. Маса останавливается. Фандорин бросается к Инге, садится на пол, кладет ее голову себе на колени, машет перед ее лицом рукой. Маса тоже подходит, садится на корточки, сострадательно цокает языком. Инга (слабым голосом): Ян… Ян! (Плачет.) Господи, что же это… Эраст Петрович! Я думала, он меня любит… Фандорин: Деньги он любит больше. Инга: Ведь он монстр, самый настоящий! Как Ванька-Каин! Или Синяя Борода! (Приподнима ется.) Где он?! Фандорин: Убежал. Инга: Но его нельзя отпускать! Он убийца, чудовище! Фандорин: Далеко не убежит. До станции одна дорога, по ней уже должна ехать полиция. Я велел в записке задерживать всякого, кто попытается покинуть усадьбу. Ну, а если предприимчивому Яну удастся уйти от исправника, его станет искать полиция всей Российской империи… Инга: Он умный, хитрый! Он сбежит за границу! Фандорин: Возможно. Знаете, Инга Станиславовна, как в средневековой Японии карали злодеев? За обычное преступление сажали в тюрьму. За тяжкое к-казнили. А за особенно ужасное подвергали изгнанию. И хуже этой кары для японца не было ничего. Инга: Ян не японец! Что ему родина, особенно если… (Порывисто озирается.) Веер! Где веер? Фандорин: Пришлось отдать. Инга: Что вы наделали! Да с веером он покорит весь мир! Волшебный веер в таких руках! Фандорин (мягко): Инга Станиславовна, ну ведь в девятнадцатом веке живем… Какое волшебство? Право, стыдно. Вы же современная д-де-вушка… Инга: Вы ничего не понимаете! Можете говорить что угодно, но когда я ударила бедного дядю Казика веером, моя рука ощутила нечто… нечто… Я не могу передать это словами! Боже, веер у него! Это ужасно! Ужасно! Фандорин: Успокойтесь! Маса, открой окно! Мадо-о акэро! Машет рукой перед лицом полуобморочной Инги. Маса останавливает его руку. Достает из кармана веер, разворачивает и, как ни в чем не бывало, начинает им махать. Фандорин и Инга: Маса! Фандорин: Ты же на моих глазах… Карэ-ни яттан дзя най? Инга: Волшебство! Чудо! Маса (печально): Дзисе га дззаннэн дэс. Хад-зимэ-кара какинаосанакутя… Инга: Что он сказал? Фандорин (со вздохом): Сетует, что придется заново слова из словаря выписывать. Этот фокусник умудрился засунуть в коробку вместо веера свой свиток… Ну что ж, изучение родного языка пойдет Яну Казимировичу на пользу. Узнает много полезных слов. И на «А» – «альтруизм». Маса (тоном ученика, отвечающего урок): Ри-тасюги. Фандорин: И на «Б» – «благородство». Маса: Кэдакаса. Фандорин: И на «В» – «верность». Маса: Тюдзицуса. Фандорин: И на «Г» – «гармония». Маса: Тева. Фандорин: И на «Д». (Масе.) Дзинкаку. Маса: «Досутоинство»… Музыка. Конец. Черная версия Действующие лица Эраст Петрович Фандорин, чиновник особых поручений при московском генерал-губернаторе. Маса, камердинер Фандорина. Ян Казимирович Борецкий, недоучившийся студент. Инга Станиславовна Борецкая, его кузина. Казимир Иосифович Борецкий, отец Яна. Станислав Иосифович Борецкий, отец Инги. Лидия Анатольевна Борецкая, жена Станислава Иосифовича, мать Инги. Роберт Андреевич Диксон, домашний врач. Степан Степанович Слюньков, нотариус. Фаддей Поликарпович, камердинер покойного хозяина усадьбы. Аркаша, лакей. Глаша, горничная. Черный кролик Действие происходит в 1882 году в подмосковной усадьбе покойного Сигизмунда Борецкого. Первое действие 1. Влюбленные Сцена разделена перегородкой, причем часть, что находится слева (она вдвое шире правой), закрыта занавесом, а правая часть открыта. Вдали погромыхивает приближающаяся гроза. Справа из-за кулис выходит Инга, прижимая к груди черного кролика. За ней следом выходит Ян. Он в клеенчатом фартуке поверх студенческой тужурки. Ян: Инга, отдай животное! Инга: Как бы не так. Ты будешь мучить бедняжку. (Целует кролика.) Ян: Такое у меня ремесло – мучить животных, чтоб избавить от мук человечество. Знаешь, сколько людей ежегодно умирает от столбняка? Инга: Знаю, ты уже говорил. И я нисколько не сомневаюсь, что ты победишь эту свою столбнячную бациллу… Как ее… Ян: Бацилла Николайера. Инга: Победишь своего Николайера, спасешь человечество от столбняка, и тебе поставят памятник. Но в чем виноват этот пушистый, этот ушастый? (Снова целует кролика.) И чего стоит спасение человечества, если для этого пришлось замучить маленького кролика? Ян: Это из Достоевского? Не по моей части. Я рационалист, а не моралист. Пожертвовать несколькими кроликами ради того, чтобы спасти тысячи людей – это рационально. Смотри. (Достает из кармана футляр, из него изрядного размера шприц.) Вот она, столбнячная бацилла. Эта коварная убийца проникает в кровь через пустяковую ранку и вызывает страшную, мучительную смерть. Я уверен, что антитоксин можно добыть из сыворотки крови иммунизированного кролика! Может быть, именно этот экземпляр даст мне ключ! Хочет забрать кролика, Инга не выпускает, и они застывают в этом полуобъятьи. Инга: …Ян, ты одержимый. Даже сюда привез клетку с кроликами. Это в дом покойника! Ян: Здесь замечательное электрическое освещение, можно работать ночью. А дядя Сигизмунд тоже был в некотором роде ученый. Он не обидится. Инга: Я знаю, он вызывал тебя незадолго до смерти. О чем вы говорили? Ян: Расспрашивал о моих экспериментах. Инга: Как это замечательно! Наверное, решил оставить тебе денег на исследования! Ян: Если и так, что проку? Мне до совершеннолетия еще семь месяцев. Опекуном станет папаша, он все денежки в два счета спустит, ты его знаешь. И дядя Сигизмунд это тоже знал. Нет уж, любимая племянница у него была ты, тебе все и достанется. Инга: Мне не нужно богатства. Я просила дядю не унижать моей любви к нему, завещать какую-нибудь безделицу на добрую память – и только. Ян: Душещипательные мерихлюндии. Черт, мне бы хоть тысячу рублей! Я бы снял настоящую лабораторию, купил швейцарское оборудование… Пойми ты, я в двух шагах от великого открытия! Если мне удастся… Ух, если мне удастся одолеть бациллу Николайера! Недоучившийся студент открыл противостолбнячный антитоксин! Представляешь? Инга: Я верю в тебя, ты гений! Но ты как малый ребенок, ты без меня пропадешь. Мы обязательно поженимся. Пускай мои родители против, пускай церковь не позволяет венчать двоюродных – все равно, мы непременно будем вместе. Ян (рассеянно): Да, ерунда. Мы уедем в Америку. Что нам церковь? Инга: Нет, я хочу, чтобы все было по-настоящему. Держи свой «экземпляр» и пойдем. Все уже в гостиной, сейчас будут читать завещание. Идем же! Не то опоздаем! Ян: Да пропади они пропадом со своим завещанием! Инга: Глупый, ты ничего не понимаешь в практических делах. Твой антитоксин то ли добудется, то ли нет. А вот если дядюшка оставил состояние тебе, мы сможем обвенчаться и без бациллы. Папа сразу подобреет. Напишет архиепископу, и тот даст разрешение на брак. Ян: Иди, коли тебе интересно. А мне противно зависеть от капризов богатого сумасброда. Да и на папашу моего драгоценного лишний раз любоваться неохота. (Кролику.) Пойдем-ка, лучше, брат, поработаем. Инга: Милый, ну пожалуйста… (Гладит его по щеке. Ян поправляет очки.) Идем! От этого зависит наше будущее. Тянет его за собой. Ян неохотно идет, прижимая к груди кролика. 2. Онемели Занавес открывается слева и закрывается справа. Видно гостиную. За окнами темно, время от времени полыхают зарницы. Вошедшие Ян и Инга застают немую сцену: все, кто находится в гостиной, застыли на месте. Нотариус Степан Степанович Слюньков, лысый, с седым венчиком волос, стоит посередине комнаты, держит в руках листок – он единственный, кто не проявляет никаких эмоций. Прочие окоченели от изумления, всяк по своему. Казимир Иосифович Борецкий (отец Яна) удручен и потрясен. Станислав Иосифович и Лидия Анатольевна Борецкие (родители Инги) не верят своему счастью. Доктор Диксон развел руками и вытаращил глаза. У дверей стоят слуги: Фаддей, Аркаша, Глаша. Фаддей неодобрительно наклонил голову. Аркаша разинул рот. Глаша испуганно прикрыла губки ладонью. Ян и Инга тоже изумлены, переглядываются. Ян: Это что еще за немая сцена? Застывшие фигуры оживают. Казимир Иосифович: Убит! Раздавлен пятою судьбы! Как червь! Ян, сын мой, мы погибли! Лидия Анатольевна: Инга! Ангел мой! Это сон! Чудесный сон! Станислав Иосифович (вытирая лоб платком): Уф, даже в жар кинуло! С одной стороны, это, конечно, обидно – так обойтись с родным братом, то есть, собственно, с обоими братьями… Но, с другой стороны, это его право. Доктор Диксон: It's unbelievable… Прошу вас, sir… сударь, прочтите еще раз! Лидия Анатольевна и Станислав Иосифович: Да-да, пожалуйста! Прочтите снова! Казимир Иосифович: Вот именно, снова! Проклятье! Когда я трезв, ничего не соображаю… Какой, к чертову дедушке веер? Ян, где моя фляжечка? Отдай! Ян: Когда уедем, не раньше. Кто клятву давал? Я только на этом условии с вами и поехал… Казимир Иосифович: Изверг, отцеубийца! Один глоточек коньячку! Ведь гибель последней надежды! Станислав Иосифович: Помолчи, Казимир! Читайте! Слюньков (читает): «Сего тридцатого августа 1882 года, находясь в здравом уме и трезвой памяти, я, Сигизмунд Иосифович Борецкий, в присутствии нотариуса Степана Степановича Слюнькова…» (кланяется и вскрикивает, хватаясь за поясницу). Проклятая поясница! «…Слюнькова объявляю мою последнюю волю касательно принадлежащего мне..» Лидия Анатольевна: Ах нет! Не нужно все. Только самый конец. Станислав Иосифович: Да, последнее предложение. Слюньков: Извольте. Вот: «…Все вышеперечисленное движимое и недвижимое имущество, равно как и вклады в „Русско-Азиатском банке“ и банке „Кредит Лионнэз“, завещаю моей племяннице Инге Станиславовне Борецкой…» Инга (пронзительно): Я же его просила! Лидия Анатольевна: Господи! Да святится имя Твое! Станислав Иосифович: Зачем девочке, почти ребенку, такое состояние? Душенька, ты и распорядиться им не сможешь. Инга: Ничего, папенька мне уже 21 год, я совершеннолетняя. А что там дальше? Казимир Иосифович: Да-да, самый-то конец. Может, я недопонял? Ян, слушай! Слюньков (читает дальше): «…моему племяннику Яну Казимировичу Борецкому завещаю свой бумажный веер, который передаю на ответственное хранение в нотариальную контору „Слюньков и Слюньков“. Далее только число и подпись. Диксон: It's incredible! Absolutely incredible! Я лечил этот человек три месяца! Хоть бы мелочь завещал! Out of common decency! Казимир Иосифович: Если б вы, доктор, его вылечили – тогда другое дело, а так за что вам? Он и мне-то, брату любимому, согбенному под ударами судьбы, ни шиша не пожаловал… Над племянником, несчастным юношей, жестоко поглумился. Бумажный веер, каково? Ян, сынок, принеси фляжечку… Плохо мне… Ян: Да ну вас к черту, старый вы пьяница! Что я здесь время теряю! (Хочет уйти.) Инга: Постой! Не уходи! Про веер это не просто так! Здесь какая-то тайна! Ян: Не тайна, а насмешка! Будь прокляты толстосумы, издевающиеся над людьми! Казимир Иосифович: Но как же… Это несправедливо! Я нищ, кругом в долгах! А Стасик и без того богат! Станислав Иосифович: Не богат, а состоятелен. Это наша Инга теперь миллионщица. (С чувством, обращаясь к висящему на стене портрету). Сигизмунд, я всю жизнь завидовал тебе. Твоей хватке, твоей неукротимой энергии. Прости меня! Да будет земля тебе пухом! Казимир Иосифович: Каким еще пухом! Я только давеча, на прошлой неделе, занял пять тысяч… Надеялся выплатить из наследства! Станислав Иосифович: Что ж, мне жаль твоего кредитора. Глупый человек, нашел, кому одалживать. Казимир Иосифович внезапно разражается истерическим хохотом и никак не может остановиться. Казимир Иосифович: Ой… Ой, Стаська… Тут ты прав… Прав, как никогда! Станислав Иосифович (брезгливо отвер нувшись): Скажите, господин… э-э… Слюньков, а когда моя дочь сможет вступить, так сказать, в права наследования? Она слишком юна и неопытна, чтобы самой разобраться в подобных вещах…

The script ran 0.012 seconds.