1 2 3 4 5 

  
   
    
Джон Рональд Руэл Толкиен
    
под ред. Кристофера Толкиена
    
СИЛЬМАРИЛЛИОН
   
   
    
     
ПРЕДИСЛОВИЕ
    
    
перевод Lex Hellhound
    
    
"Сильмариллион", впервые опубликованный спустя четыре года после смерти его автора — это хроника Древних Дней, или Первой Эпохи Мира. Во "Властелине Колец" описаны самые значительные события конца Третьей Эпохи; в "Сильмариллионе" же изложены легенды, уходящие корнями в куда более глубокое прошлое, когда Моргот — первый Темный Лорд — еще обитал в Средиземье, а высшие эльфы долго и безуспешно старались отвоевать у него сильмарили.
    
Но "Сильмариллион" — это не только пересказ событий, происходивших задолго до "Властелина Колец"; он и придуман был намного раньше — еще полвека назад, хотя "Сильмариллионом" тогда еще не назывался. В потрепанных записных книжках, первые из которых датируются 1917 годом, можно прочесть ранние версии основной сюжетной линии, зачастую записанные наспех и вкратце. Но записи эти никогда ранее не были опубликованы (хотя намеки на их содержание имеются во "Властелине Колец"), и за всю свою долгую жизнь отец никогда не переставал над ними работать, даже в свои последние годы.
    
За все это время "Сильмариллион", задуманный как полновесная хроника, почти не претерпел кардинальных изменений; он давно стал каноническим преданием, ложившимся в основу поздних работ отца. Тем не менее, сам текст его беспрестанно изменялся, даже в той части, где речь шла об основополагающих идеях о структуре изображаемого мира. Одни и те же легенды пересказывались сокращенно или наоборот, подробнее, а иногда менялся и стиль их изложения. По прошествии лет изменения и варианты, детализированные и охватывающие большие промежутки времени, становились настолько сложными и многослойными, что выделить из них окончательную версию представлялось невозможным.
    
Более того, старые легенды ("старые" не только в смысле давности относительно Первой Эпохи, но и периода жизни моего отца, в который они были написаны) стали фундаментом и вместилищем его глубоких раздумий. В поздних записях мифология и поэзия были отодвинуты в сторону теологическими и философскими размышлениями, что привело к некоторой несовместимости общей атмосферы повествования.
    
После смерти отца я решил попытаться привести его записи в порядок, подходящий для публикации. С самого начала было ясно, что не стоит и думать представить под одной обложкой все разнообразие материала. Явить миру "Сильмариллион" в том виде, в котором происходило его развитие и эволюция на протяжении более полувека, было бы неразумно; это могло лишь привести к путанице и скрыть от понимания главное. Поэтому я решил на основе имеющихся записей создать единый текст, выбирая и упорядочивая его отдельные составляющие так, чтобы получался осмысленный и последовательный рассказ. Заключительные главы этой книги (следующие после смерти Турина Турамбара) доставили немало хлопот, поскольку долгие годы отцом практически не редактировались и мало сочетались с лучше проработанными концепциями других частей произведения.
    
Собирать воедино все (будь то относящиеся к "Сильмариллиону" материалы или согласующиеся с прочими произведениями отца) не имеет смысла; к тому же, это было бы невероятно сложно. Более того, отец изначально задумывал "Сильмариллион" как обобщение, краткое изложение всего разнообразия своих заметок (поэзия, летописи и предания), что накопились за долгие годы его работы. Этот замысел соответствует истории написания книги, ибо значительная часть ранней поэзии и прозы представляется подходящей основой для подобного изложения и в некоторой степени является оным, несмотря на свою пространность.
    
Подтверждением этому может служить и различающаяся детальность описания в разных частях повествования; к примеру, сравните точные описания местности и событий в легенде о Турине Турамбаре и поверхностное изложение событий конца Первой Эпохи, когда был повержен Тангородрим и одержана победа над Морготом. Или, опять же, разница в описаниях и некоторые недомолвки то здесь, то там, нарушающие связность всего текста. В "Валаквенте", например, имеются ссылки на ранние дни пребывания Эльдар в Валиноре, однако становится ясно, что текст был позднее изменен, и кое-что из него убрано. Это прекрасно объясняет, почему так меняется плотность повествования и точки зрения; так, иногда божественные силы кажутся активными участниками событий в мире, а затем вдруг словно исчезают, оставаясь лишь воспоминанием на задворках памяти.
    
Хотя книга и называется "Сильмариллион", в ней содержится не только "Квента Сильмариллион", но и еще четыре отдельных коротких повести. "Айнулиндале" и "Валаквента", приведенные в самом начале, тесно связаны с сюжетом "Сильмариллиона"; однако "Акаллабат" и "О Кольцах Власти", добавленные в конце — это совершенно самостоятельные истории. Но мой отец абсолютно точно намеревался включить их в эту книгу; таким образом, в ней разворачивается полная история, начиная с Музыки Аинур, повествующей о начале Мира, и заканчивая отплытием хранителей Колец из гаваней Митлонда в конце Третьей Эпохи.
    
Количество встречающихся в книге имен и названий очень велико, и потому я снабдил ее алфавитным указателем; однако число играющих немаловажную роль личностей (эльфов и людей) в рассказе о Первой Эпохе намного меньше, так что всех их можно будет найти в генеалогических таблицах. Помимо этого, я добавил таблицу, объясняющую довольно сложные принципы наименования различных эльфийских народов; заметку о произношении эльфийских имен и список некоторых частей слов, встречающихся в оных; и, наконец, карту. Здесь нужно заметить, что длинная горная гряда на востоке — Эред Люин, он же Эред Линдон, Синие горы — находится в самой западной части карты "Властелина Колец". В книге имеется карта поменьше; это нужно для того, чтобы можно было четче представить себе, где именно находились эльфийские королевства после возвращения в Средиземье Нольдор.
    
Я не стал и дальше обременять эту книгу комментариями и аннотациями. Существует огромное количество неопубликованных заметок моего отца, касающихся Трех Эпох и выполненных в различных повествовательных стилях, но я надеюсь опубликовать их несколько позже.
    
В неимоверно сложной задаче подготовки текста этой книги к печати мне очень помог Гай Кей, проработавший со мной над нею с 1974 по 1975 год.
    
Кристофер Толкиен
   
   
    
     
АЙНУЛИНДАЛЕ
     
Музыка Аинур
    
    
Вначале был Эру Единый, кого в Арда называли Илюватаром. Он создал первых Аинур, Священных, бывших порождениями его мысли, и они были с ним задолго до сотворения всего прочего. Эру говорил с ними, предлагая им мелодии; Аинур пели ему, и он радовался.
    
Однако долгое время Аинур пели поодиночке либо в несколько голосов, а остальные тем временем слушали; ибо были они способны постичь лишь ту часть замысла Илюватара, к которому сами имели непосредственное отношение. Понимание собратьев приходило к ним постепенно, но по мере слушания оно росло и увеличивало согласие и гармоничность пения.
    
Созвал однажды Илюватар всех Аинур и предложил им мелодию великой силы, раскрывавшую им тайны более чудесные и значимые, чем те, что когда-либо прежде открывались им. Красота ее начальных нот и великолепие концовки очаровало Аинур, и в молчании склонились они перед Илюватаром.
    
И сказал им тогда Илюватар:
    
— Из этой мелодии, что я вам дал, повелеваю сложить гармоничное звучание Великой Музыки. И поелику зажег я в каждом из вас Неугасимое Пламя, вы повинны приложить все свои усилия к совершенствованию сей мелодии, и вольны будете вложить в нее, при желании, свои собственные мысли и чаяния. Я же буду сидеть и слушать, наслаждаясь тем, как ваша великая красота изливается в песню.
    
И зазвучали голоса Аинур, подобные звукам арф и лютней, свирелей и труб, виол и органа, и многоголосому поющему хору, и принялись слагать мелодию Илюватара в величайшую музыку. Бесконечно изменчивые мелодии стали сплетаться в гармоничное созвучие, выходившее на высочайших и низших нотах за грани слышимости, и место обитания Илюватара переполнилось звуком. Музыка эта и эхо ее достигли внешней Пустоты, и та перестала быть пустотой.
    
Никогда впоследствии Аинур не исполняли подобной музыки; хотя говорят, что в конце времен хор Аинур и Детей Илюватара создаст еще более великое звучание. И тогда мелодии Илюватара будут исполнены, как должно, и поглотят Бытие на пике своего существования, ибо всем станет предельно ясна отведенная им Илюватаром роль, каждый исполнится понимания другого, и Илюватар с радостью вложит в их мысли тайное пламя.
    
Теперь же Илюватар сидел и слушал, и долгое время был доволен тем, что слышит, ибо музыка была совершенна. Но по мере звучания ее в сердце Мелькора родилось намерение вплести в музыку образы своего собственного воображения. Они плохо согласовывались с мелодией Илюватара, поскольку Мелькор стремился приумножить значение и величие исполняемой им самим части.
    
Мелькору среди прочих Аинур были даны наибольшие сила и знания, и он обладал в некоторой степени всеми талантами своих собратьев. Время от времени он оправлялся в пустоту, ища там Неугасимое Пламя, ибо в нем росло желание привнести в Бытие что-то свое; и казалось ему, что Илюватар незаслуженно обошел вниманием Пустоту, заполнения которой он с нетерпением ждал. Но Пламени Мелькор найти так и не сумел, поскольку оно было с Илюватаром. Однако, пребывая в одиночестве, он стал задумываться о вещах, которые не беспокоили его собратьев.
    
Некоторые из своих мыслей он теперь и вплетал в мелодию, нарушая таким образом гармоничность звучания музыки. Те Аинур, что пели рядом с ним, заметили диссонанс и огорчились, и стали брать неверные ноты, а некоторые из них, вместо того чтобы придерживаться своих собственных начинаний, стали подстраивать свои мелодии под мелодию Мелькора. И тогда вызванная им дисгармония распространилась дальше, и прежние мелодии утонули в пучине мятежных звуков.
    
А Илюватар все сидел и слушал, пока вокруг его трона не поднялась настоящая буря — словно разбушевались темные воды и волнами накатывали друг на друга в бесконечной ярости непокорной стихии.
    
Поднялся тогда Илюватар, и Аинур увидели, что он улыбается; вскинул он левую руку, и в вихре звуков родилась новая мелодия, похожая и не похожая на прежнюю, и стала набирать мощь и новую, своеобразную красоту. Но диссонанс, вызванный Мелькором, с ревом обрушился на нее, и звуки с еще большей яростью столкнулись между собой. Вскоре многие из Аинур замолчали в страхе, и хор возглавил Мелькор.
    
Вновь поднялся Илюватар, и Аинур увидели, что выражение его лица стало суровым; он воздел правую руку — и среди общего смятения зазвучала третья мелодия, совсем не похожая на предыдущие. Поначалу она показалась тихой и приятной, лишь мягким журчанием нежных нот; но заглушить ее было невозможно — мелодия вскоре усилилась и обрела глубину. В конце концов сложилось впечатление, что пред троном Илюватара звучали сразу две музыкальные темы, совершенно непохожие друг на друга. Одна из них была проникновенной, всеобъемлющей и прекрасной, но в то же время медленной и исполненной невыразимой печали, из которой и проистекала ее красота.
    
Вторая мелодия к тому времени обрела свое собственное согласие, однако она была громкой и помпезной и бесконечно повторялась; в ней было мало гармонии — скорее, шум дружно звучащих на нескольких нотах труб. Она стремилась поглотить первую громкостью своего звучания, но вышло так, что самые высокие и горделивые ее ноты были захвачены и вплетены в торжественный рисунок мелодии-соперницы.
    
В разгаре этой борьбы, сотрясавшей залы Илюватара и нарушавшей нетронутую ранее внешнюю тишину, Илюватар поднялся в третий раз, и страшен был его лик. Он воздел обе руки, и одним-единственным аккордом, что был глубже бездны и выше небесного свода, пронзительным, словно свет его глаз, заставил музыку замолчать.
    
— Большой силой обладают Аинур, — произнес Единый, — и величайший из них — Мелькор; но ему, как и остальным Аинур, не следует забывать, что Илюватар — я. И я покажу вам все, что вы спели, дабы вы узрели творение свое. А ты, Мелькор, поймешь — нет такой мелодии, что могла бы быть исполнена без моего вдохновения, и невозможно исказить мелодию вопреки мне. Ибо тот, кто попытается поступить так, будет лишь моим орудием в исполнении замыслов более великих, нежели он может себе представить.
    
И убоялись Аинур, не до конца поняв смысл сказанных им слов; Мелькор же был посрамлен и затаил в душе злобу. Но вот встал Илюватар во всем своем величии, и направился прочь из славной страны, созданной им для Аинур; и те последовали за ним.
    
А когда они приблизились к Пустоте, Илюватар сказал:
    
— Узрите свою Музыку! — И показал им видение, находившееся там, где прежде было лишь звучание. Глазам Аинур предстал новый, девственно чистый Мир, сформировавшийся среди Пустоты и поддерживаемый ею, но состоящий из чего-то иного. И они смотрели, как перед ними разворачивается история этого Мира, и видели, как он живет и развивается.
    
Некоторое время Аинур созерцали Мир в завороженном молчании, затем Илюватар заговорил вновь:
    
— Смотрите же на творение вашей Музыки! Это и есть ваша песня; каждый из вас найдет в ней то, что представлял и добавлял по собственному, как ему казалось, разумению. И ты, Мелькор, обнаружишь все тайные замыслы своего разума, и поймешь, что они — лишь часть единого целого, несущая свой вклад в его величие.
    
Многое еще сказал тогда Илюватар, и благодаря его словам и знанию собственной части исполненной музыки, Аинур хорошо понимали, что представляет собой мир, и что в нем было, и чему еще только предстоит свершиться; однако нашлось в нем и немного такого, чего они не знали ни поодиночке, ни даже вместе. Ибо никому Илюватар не открыл всей полноты своего замысла, и в каждой эпохе могло случиться нечто неожиданное и непредсказуемое, не запланированное изначально.
    
Глядя на простиравшийся пред ними Мир, Аинур замечали в нем то, что было придумано не ими. С превеликим изумлением наблюдали они пришествие Детей Илюватара и приготовленные для них условия; и поняли они, что условия эти они создали своей музыкой, даже не сознавая, что у той была и иная цель, кроме собственной красоты. Ибо Дети Илюватара были его личным замыслом — они обрели сущность вместе с третьей прозвучавшей мелодией, а не с той, которую Илюватар предложил в самом начале; и в этой третьей мелодии никто из Аинур не принимал участия. Поэтому, увидав творения Илюватара, отличные от самих себя, Аинур возлюбили их, свободных и необыкновенных; и замысел Илюватара открылся им с новой стороны, как и ранее неведомые глубины его мудрости.
    
Детьми Илюватара были эльфы и люди — Перворожденные и Последующие. Среди всего великолепия Мира, его обширных пространств, скал и огненных вихрей, Илюватар избрал в Глубинах Времен, среди бесчисленного множества звезд, подходящее для них место обитания. И место это могло бы показаться ничтожным тому, кто видит лишь величие Аинур, но не их непревзойденную проницательность; кто видит в них тех, кто должен взять весь простор Арды за основание и вознести свое творение так высоко, что вершина его стала бы тоньше острия иглы; или же тех, кто принимает во внимание лишь необозримое пространство Мира, которому предстояло придать форму, а не изумительную точность и детальность, с которой Аинур предстояло это выполнить.
    
Когда Аинур впервые узрели в видении этот Мир и населивших его Детей Илюватара, многие величайшие из них обратили к нему все свои мысли и устремления. И первым среди них был Мелькор, равно как и при сотворении Музыки. Поначалу он притворялся, даже перед самим собой, что цель его — трудиться на благо Детей Илюватара, и сдерживал охватывавшие его вспышки жара и холода. Но более всего он жаждал подчинить своей воле эльфов и людей, испытывая зависть к тем дарам, которыми пообещал наделить их Илюватар; и возжелал он иметь подданных и слуг, и звание Господина, обладающего властью над ними.
    
Прочие же Аинур смотрели на эту обитель, расположившуюся на обширных пространствах Мира, которую эльфы позже назовут Ардой — Землей, и сердца их наполнялись светом. Глядя на красочное многоцветие пред собой, они ощущали великую радость, а непрестанный шум моря побуждал их к действию. И любовались они ветрами и воздухом, и плотными материями, из которых была создана Арда — железо и камень, серебро и золото, и много чего другого; но больше всего восхищала их вода. Среди Эльдар бытует мнение, что в водах мира живет еще эхо Музыки Аинур, и в ней оно сильнее, нежели в любом другом веществе Земли. Возможно, именно поэтому многие Дети Илюватара с непонятным томлением прислушивались к голосам Моря, не зная даже, что они пытаются услышать.
    
Именно к водам обратил свои мысли один из Аинур, кого эльфы называют Ульмо; изо всех собратьев ему было дано Илюватаром наиболее глубокое понимание музыки. Манве, благороднейшего из Аинур, более всего занимало воздушное пространство и ветра. Ауле полюбилась материя, из которой была создана Земля; силой и знанием одарил его Илюватар немногим меньшими, чем Мелькора, но радость и гордость Ауле находил скорее в процессе созидания и в своих творениях, нежели в обладании и собственном мастерстве. Посему он творил и не стремился хранить сотворенное, и без малейших колебаний оставлял его, чтобы приняться за новую работу.
    
— Взгляни, — заговорил с Ульмо Илюватар. — Там, на окраинах сего затерянного в Глубинах Времен царства Мелькор пошел в наступление на твои владения. Задумал он принести в них жестокий холод без меры, но все ж не смог уничтожить великолепие твоих водопадов и моих чистых прудов. Посмотри на снег и чудесные узоры мороза! И выпустил Мелькор на свободу пламя, но так и не осушил твое творение и не смог заглушить музыку морей. Зато смотри, как высоко и величественно поднялись облака и изменчивая плоть туманов; вслушайся в шум дождевых капель, падающих на землю! И этими облаками, мой друг, твоя стихия приближается к царству Манве, которого ты так любишь.
    
— Истинно так, — отвечал ему Ульмо. — Вода оказалась полна сюрпризов; я и представить себе не мог снегопада, и не было в моей мелодии падения дождевых капель. Я непременно поговорю с Манве о том, чтобы вместе исполнять радостные моему сердцу мелодии!
    
Так, Манве с Ульмо с самого начала стали работать вместе, и плоды их совместных усилий верно служили замыслу Илюватара.
    
Ульмо еще не успел договорить, когда лежавший перед взорами Аинур мир скрылся из вида; и показалось им, что в тот самый миг они познали неизведанную доселе наяву Тьму. Но увиденное очаровало их своей красотой и увлекло познанием зарождающегося Мира; к тому же, Аинур были заинтригованы — показанная им история была далека от завершения, и кольца времени не замкнулись к тому моменту, как видение померкло. Кое-кто из Аинур полагал, что оно исчезло прежде становления господства людей и упадка цивилизации Перворожденных; поэтому, хотя Музыка и воплощала в себе все, Валар не видели Поздних Эпох или конца Мира.
    
И охватило тогда Аинур беспокойство; но Илюватар сказал:
    
— Мне известно стремление ваших душ воплотить в жизнь все то, что открылось вашим взорам — не только мысленно, но во плоти, как существуете вы сами, и даже более того. И вот мой ответ: Эа! Да будет так! Я пошлю в Пустоту Неугасимое Пламя, и да пребудет оно в сердце Мира, и да будет Мир. И те из вас, кто того пожелает, смогут спуститься в него.
    
И Аинур увидели вдалеке свет, подобный трепещущей сердцевине огня; и они знали, что на сей раз это не просто видение, но истинное творение Илюватара: Эа, Мир существующий.
    
Таким образом было решено, что некоторые из Аинур останутся с Илюватаром за пределами Мира; остальные же, среди которых были величайшие и лучшие из них, покинут его и спустятся вниз. Но Илюватаром было поставлено условие, по которому вся их мощь должна была быть заключена и ограничена Миром, дабы остаться в нем навеки, до самого конца, так что жизни их стали бы жизнью Мира, и наоборот. И назывались они отныне и впредь Валар — Богами Мира.
    
Но когда Валар спустились в Эа, они были поначалу изумлены и растеряны, поскольку ничего из увиденного ими в видении еще не существовало, и все пребывало на своей начальной стадии — бесформенное и покрытое мраком. Ибо Великая Музыка была лишь зарождением и расцветом мысли в Безмолвных Залах, а Видение показывало грядущее; теперь же они вошли в мироздание в начале Времен. Тогда к Валар пришло понимание того, что виденный ими Мир был лишь предсказан и спет, и что им еще только предстоит воплотить его в жизнь.
    
Так начался великий труд Валар на неизмеримых и неизведанных просторах, длившийся бессчетные и позабытые века, предшествовавшие часу, когда в Глубинах Времен, посреди обширных пространств Эа появилось время и место, предназначенное для прихода Детей Илюватара.
    
Больше всех потрудились над его созданием Манве и Ауле с Ульмо. Но и Мелькор участвовал в сотворении с самого начала, вмешиваясь во все происходящее и стараясь переделать все по собственному разумению и к своей выгоде; это он раздувал повсеместно огромные пожары. И когда Земля была еще молода и полна огня, Мелькор возжаждал власти над ней, и заявил остальным Валар:
    
— Да будет сие моим царством; нарекаю его своим!
    
Но волею Илюватара Манве был братом Мелькора и главным исполнителем второй мелодии, сыгранной Илюватаром против вызванного Мелькором диссонанса. Манве призвал к себе многих духов разной силы и значения, и они спустились на просторы Арды, дабы поддержать Манве в том случае, если Мелькор станет препятствовать их дальнейшей работе, уничтожая плоды долгих трудов.
    
— Несправедливо, чтобы царство это принадлежало лишь тебе, — сказал Мелькору Манве. — Ибо многие другие вложили в его создание не меньше сил, нежели ты.
    
Так возникла между Мелькором и остальными Валар вражда; но на сей раз Мелькору пришлось отступить в иные области, где он принялся творить, что хотелось. Однако желание овладеть Ардой не покинуло его сердца.
    
К тому времени Валар уже обрели форму. Будучи привлеченными в Мир любовью к Детям Илюватара, на которых они возлагали свои надежды, они приняли обличья, напоминающие виденные в созданном Илюватаром Видении — только более величественные и прекрасные. Их материальные воплощения были основаны не столько на физических законах Мира, сколько на их знаниях о нем, и нуждались они в них не более, чем мы в одежде — ведь мы и без нее способны жить и здравствовать. Так и Валар способны ходить, при желании, "неодетыми", и тогда даже Эльдар не смогут толком почувствовать их присутствие.
    
Но в тех случаях, когда Валар все же принимают форму, она, как правило, имеет либо мужское, либо женское начало; это различие было заложено в них изначально и не зависело от их выбора. И хотя любой из Валар способен принимать как женские, так и мужские обличья, его настоящая сущность от этого не претерпевает изменений. Но Великие далеко не всегда принимают облик благороднейших из Детей Илюватара; временами они пользуются придуманными ими самими образами — величественными или ужасными.
    
Помимо прочего, Валар избрали себе множество помощников, причем некоторые из них обладали силой, соизмеримой с силами самих Валар. Они сообща работали над обустройством Земли и усмирением ее непокорного нрава.
    
И увидел Мелькор все, сотворенное Валар, ходившими по земле в прекрасных материальных образах окружающего Мира и радовавшимися тому, что он становится прекрасным садом, возделанным и гостеприимным; и зависть его вспыхнула с новой силой. Он тоже принял видимый облик, но характер его и злоба сделали этот облик темным и ужасающим. И спустился он в Арду, могущественный и более величественный, нежели любой другой из Валар — словно гора, возвышающаяся из морских глубин и достигающая неба своей покрытой снегами вершиной, увенчанной пламенем и дымом. Сияние глаз Мелькора при этом напоминало огонь, что одновременно испепеляет и пронизывает смертельным холодом.
    
Так началась первая битва Валар с Мелькором за власть над Ардой. Эльфам о тех событиях известно совсем немногое, а то, что известно, они узнали от самих Валар, беседовавших в Валиноре с Эльдалие. Но о войнах, предшествовавших появлению эльфов, те всегда рассказывали весьма неохотно.
    
В преданиях Эльдар говорится, что Валар, несмотря на яростное противодействие Мелькора, изо всех сил старались подготовить Землю к пришествию Перворожденных. Но создаваемые ими равнины Мелькор обращал в пепел; долины — в возвышенности; воздвигнутые Валар горы он равнял с землей и осушал наполненные ими моря; и ничто не пребывало в покое и постоянстве, ибо едва Валар начинали над чем-то работать, как Мелькор тут же пытался разрушить это или безнадежно испортить.
    
И все же их усилия не пропали втуне. Хотя ни в чем не воплотился до конца первоначальный замысел Валар, Земля, тем не менее, постепенно приобретала задуманную с самого начала форму — хоть и медленно, но верно. И вот в Глубинах Времени, среди бесчисленных звезд, появился, наконец, подходящий для Детей Илюватара дом.
   
   
    
     
ВАЛАКВЕНТА
    
    
     
Знания, накопленные Эльдар о Валар и Майяр
     
Вначале Эру Единый, кого на эльфийском языке называют Илюватаром, создал творения своей мысли — Аинур, и те исполняли ему великую Музыку. Музыка положила начало Миру; ибо Илюватар воплотил песнь Аинур, и они увидели ее замерцавшим во тьме светом. И многие из них оказались очарованы красотой и историей Мира, показанными им в видении. Тогда Илюватар превратил сие видение в Бытие и поместил посреди Пустоты, и отправил Тайное Пламя сиять в самом сердце Мира; и было дано ему название — Эа.
     
И те из Аинур, кто пожелал этого, вошли в Мир в самом начале Времен; на них была возложена задача привести его в порядок, собственным трудом претворить увиденный образ Мира в жизнь. Долгое время трудились они над просторами Эа, обширностью своей превосходившими границы представлений эльфов и людей, и в назначенный час была создана Арда, Царство Земли. Тогда обрели Аинур плоть, спустились в Мир и поселились в нем.
    
    
     
      
О Валар
     
     
Величайшими среди духов эльфы считают Валар, Высшие Силы Арды, которых люди зовут богами. Богов Валар семь, и Богинь Валиер — также семь. Здесь приведены их имена на эльфийском языке, распространенном в Валиноре, хотя на эльфийских языках Средиземья имеют они и другие (среди людей же имена богов и вовсе бесчисленны).
     
Вот имена Валар в порядке их значения: Манве, Ульмо, Ауле, Ороме, Мандос, Лориен и Тулкас; и имена Богинь: Варда, Яванна, Ниенна, Эсте, Вайре, Вана и Несса. Мелькор более не принадлежал к числу Валар, и имя его на Земле не произносилось.
     
Величайшим из Аинур, спустившихся в Мир в начале Времен, был Мелькор; однако по замыслу Илюватара Мелькор с Манве были братьями, а Манве был ближе Илюватару и лучше понимал его замыслы. Именно он и был назначен первым из Богов — повелителем царства Арды и правителем всех его обитателей.
     
Излюбленной стихией Манве в Арде стало все воздушное пространство — от самых глубин до неизмеримых высот, от крайних границ воздушного покрова Арды до легких ветерков, колышущих ее травы. Манве называют также Сулимо, Повелителем Ветров Арды, и любимцы его — все быстрокрылые, сильные птицы, повинующиеся его воле.
     
Спутница Манве — Варда, Повелительница Звезд; ей ведомы все области и пространства Эа. И так велика ее красота, что не описать ее словами людей или эльфов, ведь в лице ее и по сей день живет свет Илюватара. В свете — ее сила и удовольствие. Из самых глубин Эа пришла она на помощь Манве, ибо была знакома с Мелькором еще до сотворения Музыки, и отвергла его. За то Мелькор возненавидел ее и боялся больше всех прочих созданий Эру.
     
Манве с Вардой редко разлучаются; живут они в Валиноре и практически не покидают его. Обитель их расположена над вечными снегами Ойолоссе, высочайшей вершины Таникветиля — самой высокой горы на Земле. Когда Манве сходит со своего трона и смотрит вдаль, а Варда находится рядом с ним, то его глаза видят намного дальше — сквозь туманы, тьму и обширные морские просторы. И так же Варда, находясь рядом с Манве, слышит лучше, чем кто бы то ни было, звуки всех голосов с востока до запада, с холмов и долин, и даже из тех темных мест, что сотворил на Земле Мелькор.
     
Изо всех Высших Сил мира эльфы больше всего любят и почитают именно Варду. Они называют ее Эльберет и взывают к ней из окутанного сумраком Средиземья, и восхваляют ее имя, едва на небе зажигаются первые звезды.
     
Ульмо повелевает Водами. Он одинок и нигде надолго не задерживается, свободно перемещаясь в глубине вод, текущих по поверхности Земли и под ней. Он второй по силе после Манве, и был его ближайшим другом еще до создания Валинора; однако впоследствии он редко объявлялся на советах Валар — лишь когда на них обсуждались вопросы первостепенной важности.
     
Так как все его мысли заняты Ардой, Ульмо не нуждается в постоянном месте обитания. Более того, он не любит выходить на сушу, и лишь в крайних случаях принимает видимую форму, подобно своим собратьям. И если Детям Эру доводилось видеть сей образ, их сердца наполнял великий страх, ибо появление из воды Повелителя Морей поистине внушает трепет — словно чудовищная волна несется к берегу, увенчанная пенным гребнем шлема и мерцающей кольчугой, переливающейся всеми оттенками серебряного и зеленого. Громок трубный глас Манве, но голос Ульмо глубок, словно пучины океана, виденные только им самим.
     
Ульмо всегда любил и эльфов, и людей, и не оставлял их даже в те времена, когда они навлекли на себя гнев прочих Валар. Время от времени он приходил незримо к берегам Средиземья, или же забирался глубоко во вдающиеся в материк морские заливы, и там играл на своих огромных рогах — Улумури, вырезанных из белых раковин. Но чаще всего Ульмо говорит с обитателями Средиземья голосами, подобными музыке вод. Ибо все моря, озера, реки, ручьи и источники подвластны ему; эльфы утверждают, что Ульмо повелевает всей водой мира. Именно таким образом он, даже не покидая морских пучин, получает известия обо всех нуждах и печалях Арды, которые в противном случае остались бы сокрыты от Манве.
     
Ауле обладает властью немногим меньшей, нежели Ульмо. Его владения простираются на всю материю, из которой создана Арда. Во времена творения он работал в тесном сотрудничестве с Манве и Ульмо; именно он придал форму и очертания землям Арды. Ауле — мастер кузнечного и всех прочих ремесел, испытывающий восхищение перед любыми произведениями искусства, пусть даже самыми незначительными, наравне с величайшими плодами творения древности. Залежи драгоценных камней глубоко под землей и щедрые жилы золота — дело его рук, также как и разнообразие рельефа земель — от высочайших гор до глубочайших морских впадин. Нольдор, с самого начала ставшие любимцами Ауле, многому научились именно от него.
     
Мелькор всегда испытывал зависть к Ауле, ведь характером и силой тот был похож на него самого; и пролегла между ними долгая вражда, вследствие которой Мелькор стремился разрушить все созданное Ауле, а тот, в свою очередь, злился оттого, что приходилось постоянно восстанавливать учиненные Мелькором разрушения и беспорядки. Оба испытывали потребность творить что-то новое, что не создавали до них другие, и обоим нравилось, когда хвалили их мастерство. Но Ауле оставался по-прежнему верен Эру, и все его творчество было подчинено воле Единого; он не завидовал свершениям своих собратьев, а только помогал и давал им советы. А вот душа Мелькора тем временем погрязала в зависти и ненависти, и в конце концов он стал неспособен ни к чему другому, кроме как издеваться над полетом мысли собратьев и при малейшей возможности уничтожать их творения.
     
Супруга Ауле — Яванна, Приносящая Плоды. Она покровительствует всему, что вырастает из земли, и хранит знание обо всем разнообразии форм живой природы, начиная с подобных башням деревьев в древних лесах и заканчивая порослью мха на камнях и мельчайшими плесенными грибками. По своему влиянию среди Богинь Валар Яванна идет следом за Вардой.
     
В человеческом облике она похожа на высокую, одетую в зеленое женщину, хотя способна принимать и другие формы. Некоторые видели ее в образе стоящего под сводом небес дерева, чья крона увенчана Солнцем; и когда золотая роса капает с его ветвей на бесплодную землю, она тотчас же покрывается живым зеленым ковром. Корни этого дерева уходят вглубь, к подземным водам Ульмо, а в листве его шелестят ветра Манве. На эльдарском языке Яванна зовется Кементари — Королевой Земли.
     
Повелители духов — Феантури — братья, они широко известны под именами Мандос и Лориен. Однако в действительности так называются места их обитания, а настоящие имена братьев — Намо и Ирмо.
     
Дом старшего, Намо, находится в Мандосе, что на западе Валинора. Он — хранитель Обителей Мертвых, призывающий к себе души погибших. Намо не забывает ничего; ему известно и все, что будет, за исключением лишь того, чему суждено свершиться по воле Илюватара. Он — Вестник Рока Валар, но судьбы и предначертания Намо оглашает только по велению Манве.
     
Супруга его — Вайре, Ткачиха Судеб, сплетающая воедино все, что происходит во все Времена, в свои легендарные полотна. Ими заткана вся обитель Мандоса, и с течением веков ее приходится постоянно расширять.
     
Ирмо, младший брат Намо, повелевает видениями и снами. Сады его расположены на земле Валар, в Лориене, и место это, населенное многочисленными духами, можно смело назвать прекраснейшим в мире. Супруга Ирмо, Эсте Милосердная, исцеляет от ран и усталости. Она одевается во все серое и дает страждущим покой. Днем она не выходит, отдыхая на островке посреди затененного кронами деревьев озера Лореллин. Источники Ирмо и Эсте избавляют от усталости и восстанавливают силы всех обитателей Валинора; сами Валар частенько приходят в Лориен, дабы отдохнуть и отвлечься от бремени забот Арды.
     
Могущественнее Эсты Ниенна, сестра Феантури; она обитает в одиночестве. Ей ведома вся печаль мира, и она оплакивает каждую рану, нанесенную Арде по вине Мелькора. И так велика ее скорбь, что еще во времена создания Музыки песнь Ниенны превратилась в плач задолго до последних прозвучавших аккордов, и звуки плача оказались вплетены в мелодии Мира еще до его сотворения. Но скорбит Ниенна не о себе; поэтому те, кто слышит ее, учатся состраданию и обретают надежду.
     
Обитель Ниенны находится на дальнем Западе, у самых границ мира, и окна ее выходят в пустоту за Стены Ночи. Она редко бывает в городе Вальмар, где все исполнено радости, предпочитая гостить в чертогах Мандоса, расположенных недалеко от ее собственных. И тогда все те, кто заключен в залах Мандоса, взывают к ней, ибо Ниенна укрепляет дух и обращает печаль в мудрость.
     
Величайший по силе и в делах доблести — Тулкас, прозванный Асталадо Храбрым. Он последним из Валар спустился в Арду, дабы помочь в первых сражениях с Мелькором. Тулкас находит удовольствие в борьбе и силовых состязаниях; он не ездит верхом, ибо способен на своих двоих обогнать любое создание, и никогда не ведает усталости. Волосы и борода у Тулкаса золотые, а кожа — медная; оружием ему служат его собственные руки. Прошлое и будущее не имеют для него особого значения, и в качестве советчика от него немного пользы; однако он верный и надежный товарищ.
     
Его супруга — Несса, сестра Ороме, такая же гибкая и быстроногая. Она покровительствует оленям, и те следуют за ней везде, в какую бы дикую местность она не забредала. Но Несса — стремительная, словно стрела, с развевающимися по ветру волосами — и их способна обогнать. Ей доставляет наслаждение танец, и она самозабвенно пляшет на вечнозеленых лугах Вальмара.
     
Ороме — могущественный повелитель. Даже не обладая силой Тулкаса, в ярости он ужасен; Тулкасу, напротив, сражения доставляют искреннюю радость, и во время столкновений с Мелькором, еще до появления эльфов, он громогласно хохотал тому в лицо.
     
Ороме очень полюбились просторы Средиземья, и он с большой неохотой оставил их, чтобы поселиться в Валиноре. Нередко в старину Ороме переходил через горы на восток, возвращаясь со своей ратью на знакомые холмы и равнины.
     
Ороме охотится на зверей и злобных тварей, обожает лошадей и гончих собак; а еще он покровительствует деревьям, из-за чего его прозвали Альдароном (Тауроном на синдарском наречии), Лесным Покровителем. Коня его, белоснежного под лучами солнца и серебристого в ночи, зовут Нахар, а рев его большого охотничьего рога, Валаромы, подобен багрянцу восходящего солнца или разрывающему облака грому. Звуки рожков воинства Ороме, которое Яванна затем перенесла в Валинор, разносились некогда по всем лесам Средиземья; именно в лесах Ороме натаскивал своих подначальных охотников и зверей на темных тварей Мелькора.
     
Супруга Ороме — Вана, Вечно Юная, младшая сестра Яванны. Везде на ее пути растут цветы и распускаются, стоит лишь ей бросить на них взгляд; и все птицы поют при ее приближении.
     
Таковы имена Валар и Валиер, и здесь приведено вкратце их описание такими, какими их увидели Эльдар в Амане. Но как бы прекрасны и благородны не были их обличья, в которых появились они перед Детьми Илюватара, эти обличья — только видимая часть их истинной красы и мощи. И та малая часть знаний о них, которыми обладали некогда Эльдар — лишь крупица долгой истории, уходящей корнями в области и времена, лежащие за пределами нашего разумения.
     
Девять из Валар обладали верховной властью и были наиболее почитаемы; но из их числа один убыл, и осталось Восемь Аратар — Высших Богов Арды: Манве и Варда, Ульмо, Яванна и Ауле, Мандос, Ниенна и Ороме. И хотя властью Эру Манве считается их верховным повелителем, они все равнозначны в своем величии, превосходя в нем остальных — будь то Валар, Майяр или прочие духи, посланные Илюватаром в Эа.
    
    
     
      
О Майяр
     
     
Вместе с Валар пришли и другие духи, чье существование началось до сотворения Мира — той же природы, что и Валар, только меньшей силы. То были Майяр из народа Валар, их подручные и помощники. Число их эльфам неизвестно, и немногие из них имеют имена на языках Детей Илюватара; ведь в отличие от Амана, в Средиземье Майяр редко появляются в видимых эльфам и людям обличьях.
     
Главными среди Майяр Валинора, имена которых вошли в историю Древнейших Времен, были Ильмаре, наперсница Варды, и Эонве — знаменосец и вестник Манве, чье воинское искусство остается непревзойденным в Арде и по сей день. Но Детям Илюватара лучше прочих Майяр знакомы Оссе и Уинен.
     
Оссе — помощник Ульме, властелин морей, омывающих берега Средиземья. Он не любит уходить на глубину, держась вместо этого побережий и островов, где можно всласть наслаждаться ветрами Манве; истинную же радость находит он в штормах, и смех Оссе нередко слышится среди рева бушующих волн.
     
Супруга его — Уинен, Морская Госпожа, чьи волосы разметались по всем водам мира; покровительствует она всем животным и растениям соленых морей. Именно к ней взывают в неспокойную погоду мореплаватели, ибо только Уинен способна, разлегшись на волнах, усмирить дикий нрав Оссе. Нуменорцы, долгое время жившие под защитой Уинен, почитали ее наравне с Валар.
     
Мелькор люто ненавидел Море, ибо не мог подчинить его себе. Говорят, что при сотворении Арды он попытался было привлечь Оссе на свою сторону, обещая ему взамен власть над царством Ульме; и поднялись тогда огромные морские волны, готовые обрушиться на землю. Но Уинен по просьбе Ауле усмирила супруга и привела его на поклон к Ульмо; Оссе был прощен и вернулся к своим обязанностями, пообещав впредь не самовольничать. Однако исполнить сие обещание оказалось непросто, ибо смирить до конца свой неистовый нрав Оссе так и не удалось; вот потому-то время от времени он и проявляет его без приказов своего повелителя Ульмо. Так что живущие рядом с морем могут почитать Оссе, но всецело доверять ему все же не решаются.
     
Майю, служившую Ване и Эсте, звали Мелиан. Прежде, чем уйти в Средиземье, она долгое время обитала в Лориене, ухаживая за цветущими в садах Ирмо деревьями. И везде, куда бы ни пошла Мелиан, на пути ее пели соловьи.
     
Мудрейшим из Майяр был Олорин, тоже некогда обитавший в Лориене; однако судьба нередко заводила его в дом Ниенны, и там он учился от нее состраданию и терпению.
     
О Мелиан немало рассказывается в "Квента Сильмариллионе", но об Олорине в этом предании нет ни слова. Ибо, несмотря на свою любовь к эльфам, он чаще всего ходил между ними незримым либо неузнанным, приняв обличье одного из них. И эльфы не знали, откуда приходят к ним славные видения или мудрые мысли, что вкладывал Олорин в их сердца. Позднее Олорин стал другом всех Детей Илюватара, искренне сочувствуя их бедам; и тех, кто прислушивался к его словам, оставляли отчаяние и мрачные мысли.
    
    
     
      
О врагах
     
     
Не последним в этом списке значится имя Мелькора, бывшего некогда одним из Великих, но впоследствии лишенного этого звания. Нольдор, среди прочих эльфов более всего пострадавшие от его козней, никогда этого имени не произносят, называя его Морготом, Темным Врагом Мира. Великой силой был наделен Мелькор, и волею Илюватара был равен Манве; он обладал частью знания и силы всех прочих Валар, но обратил их во зло и растратил свое могущество на разрушения и жестокость. Ибо жаждал он обладать Ардой и всем, что в ней имеется, претендуя на престол Манве и владычество надо всеми царствами своих собратьев.
     
За свою самонадеянность Мелькор лишился всякого былого величия, став безжалостным и неразборчивым в средствах духом. Взаимопонимание он обращал в инструмент для навязывания собственной воли всем, кого считал полезными себе, и в конце концов стал совершенно бессовестным лжецом. В общем, хоть и начинал Мелькор со стремления к Свету, но, когда не смог завладеть им — пал, объятый гневом и пламенем, в бездну Тьмы. Именно тьмой он чаще всего и пользовался для того, чтобы сеять в Арде свое зло и вселять страх во все живущее.
     
Так велика была мощь Мелькора в позабытые историей века, что он противостоял Манве и всем остальным Валар долгие годы, в течение которых ему были подвластны многие области Арды. Но, справедливости ради, надо сказать, что и Мелькор был не одинок. Ибо многих из Майяр привлекло к нему еще в зените его славы, и они последовали за ним во тьму; прочие же пошли в услужение, наслушавшись его лживых обещаний или соблазнившись предательскими дарами. Самыми чудовищными из прислужников Мелькора были Валараукар — пламенные бичи Средиземья, иначе называвшиеся балрогами — демонами ужаса.
     
Среди сторонников Мелькора самым могущественным был дух, которого Эльдар называли Сауроном, или Гортауром Жестоким. Изначально он входил в число Майяр Ауле, и потому был весьма сведущ в науках этого народа. Во всех злодеяниях Мелькора-Моргота в Арде, во всех его коварных интригах и планах Саурон принимал посильное участие и нес зло немногим меньшее, нежели хозяин. И то лишь потому, что служил тогда не себе самому. А в поздние эпохи Майя Саурон восстал тенью Моргота, несшей в себе семена посеянного тем зла, и последовал за ним той же разрушительной дорогой в Бездну.
    
   
   
    
     
КВЕНТА СИЛЬМАРИЛЛИОН
     
История Сильмарилей
    
    
     
      
ГЛАВА 1. О Начале Времен
     
     
Мудрейшие утверждают, что Первая Война разразилась еще в те времена, когда Арда не успела обрести окончательных своих очертаний, и ничто не росло на ее поверхности, и не ходило по ней; правил тогда этими землями Мелькор. Но в разгар борьбы пришел на помощь Валар дух великой силы и отваги, прослышавший на небесах о том, что в Меньшем Царстве началась схватка; и зазвучал над Ардой его громогласный хохот.
     
Так пришел в мир Тулкас Могучий, чей гнев подобен бушующему урагану, рассеивающему перед собой и облака, и тьму; Мелькор бежал в страхе перед ним, и на долгие годы в Арде воцарился мир. Тулкас остался и вошел в число Валар, а Мелькор тем временем продолжал строить коварные планы, затаившись во внешней тьме, и ненависть его к Тулкасу с тех пор никогда не ослабевала.
     
К тому времени Валар привели в порядок моря, суши и горы, и Яванна бросила в землю первые семена, давно уже придуманные и приготовленные ею. После того, как пожары были потушены или загнаны в недра древних гор, возникла потребность в освещении. По просьбе Яванны Ауле изготовил посреди окружавших сушу морей два мощнейших светильника для Средиземья. Затем Варда наполнила их светом, а Манве освятил, и Валар водрузили светильники на столпы, вздымавшиеся выше любых современных гор. Один из Светильников был помещен на севере Средиземья, и получил название Иллюин; второй — на юге, и назвали его Ормаль. Светильники Валар источали на Землю яркий свет, и там, куда он падал, стоял вечный день.
     
Семена, посаженные Яванной, начали споро прорастать и давать побеги, и земля вскоре покрылась разнообразным ковром растительности — мхи, травы, папоротники, а также подобные живым горам деревья с задевающими облака кронами, чьи подножья утопали в зеленом полумраке. И пришли на травянистые равнины звери, и поселились они в реках и озерах, и замелькали в чащах лесов. Но не зацвел еще ни один цветок, и не запели птицы, ибо они ожидали своего времени в лоне Яванны.
     
Богатые плоды ее воображения нигде не проявились с такой пышностью, как в центральных областях Земли, где встречался и смешивался свет двух Светильников. И в дни молодости мира на острове Альмарен, что посреди Великого Озера, появилось первое поселение Валар. Свежая зелень растительности радовала глаза творцов; и долгое время они были довольны и счастливы.
     
Однажды, когда Валар отдыхали от трудов, наблюдая за ростом и развитием всего созданного, Манве закатил великий пир; и Валар со свитами явились по его приглашению. Ауле с Тулкасом были несказанно утомлены работой; ведь именно мастерство Ауле и физическая мощь Тулкаса являлись основными орудиями трудов Валар, не ведавшими ни отдыха, ни покоя.
     
Мелькору был хорошо осведомлен обо всем происходящем, ибо даже у него имелись друзья и шпионы из числа Майяр — тех, кого ему удалось склонить на свою сторону; и далеко в тьме он упивался своей ненавистью, завидуя достижениям своих собратьев и мечтая подчинить их всех своей воле. Для этого он призвал к себе со всей Эа повиновавшихся ему духов, и, окинув стянувшуюся рать взглядом, счел свои силы достаточными. Пользуясь моментом, он вновь приблизился к Арде и окинул ее взглядом, и красота Земли в пору ее Весны наполнила его сердце еще большей ненавистью.
     
Собравшиеся на Альмарене Валар, не ожидавшие никакого подвоха, не заметили в ярком свете Иллюина надвигавшуюся с севера тень, которую далеко отбрасывал перед собой Мелькор — ибо стал темен, как Ночь Пустоты. Из песен мы знаем, что на пиру во время Весны Арды Тулкас взял в жены Нессу, сестру Ороме, и та танцевала перед Валар на зеленой траве Альмарена.
     
А когда уставший и довольный Тулкас уснул, Мелькор решил, что час его настал. Он перешел вместе со своим воинством Стены Ночи и объявился на дальнем севере Средиземья, и Валар не подозревали о его приближении.
     
Мелькор же принялся рыть траншеи и сооружать огромную крепость, нижние ярусы которой уходили глубоко под землю, под сумрачные горы, до которых свет Иллюина доходил тусклым и холодным. Сия твердыня получила название Утумно; и так как Валар до сих пор ничего о ней не знали, источаемое Мелькором зло и пагубное влияние успело просочиться сквозь ее стены и запятнать Весну Арды. Зелень поблекла и сгнила, реки поросли тиной, а берега их покрылись слизью, и образовались смрадные, ядовитые болота — рассадники гнуса и мошкары; леса стали темными и зловещими, навевая своим видом страх; зверье же превратилось в клыкастых и когтистых чудищ, обагривших землю кровью.
     
И только тогда Валар догадались о том, что Мелькор вновь взялся за старое, и бросились на поиски его укрытия. Но Мелькор, уверенный в прочности стен Утумно и мощи своего воинства, нанес Валар первый удар, подгадав момент, когда те не были готовы к боевым действиям. Первым делом он покусился на свет Иллюина и Ормаля — обрушил поддерживавшие их колонны и разбил светильники, из которых тут же полилось на землю яростное пламя. Дрогнула земля, и моря вышли из берегов; очертания Арды смазались, а равновесие ее вод и суши нарушилось так, что первоначальный замысел Валар никогда уже не был восстановлен в прежнем виде.
     
В наступившем смятении и тьме Мелькору удалось ускользнуть. Но он был изрядно напуган, ибо над шумом разбушевавшихся морей слышен был голос Манве, подобный реву бури, а земля дрожала под тяжелыми ногами Тулкаса. Однако в Утумно Тулкас уже не мог его достать, и здесь Мелькор на время затаился. Валар не стали пытаться выкурить его оттуда, поскольку все их силы были брошены на то, чтобы обуздать воцарившийся на Земле хаос и попытаться спасти от разрушения то, что еще можно было спасти. Впоследствии же они остерегались применять всю свою мощь в мире, пока им не станет доподлинно известно, где именно Илюватар задумал поселить своих Детей, время прихода которых было по-прежнему неведомо Валар.
     
Так закончилась Весна Арды. Поселение Валар на острове Альмарен было стерто с лица земли, и у них больше не было какого-то определенного места обитания. Поэтому они покинули Средиземье и отправились к землям Амана — самому западному материку мира, западные берега которого омывало Внешнее Море, по-эльфийски называемое Эккайя. Море это простиралось вокруг всего Царства Арды, и только Валар знали, насколько оно широко; известно лишь, что сразу за Внешним Морем находились Стены Ночи. Восточные же берега Амана граничили с Белегаэр — Великим Западным морем.
     
И так как Мелькор вернулся в Средиземье, и одержать над ним верх пока не представлялось возможным, Валар решили укрепить свое новое пристанище. Они возвели на побережье Пелори — Аманские горы, самые высокие на Земле, и выше всех вздымалась вершина, на которой Манве установил свой престол. Эльфы называют эту священную гору Таникветилем и Ойолоссе — Извечно Белоснежной; Эллериной — Коронованной Звездами, и еще многими другими именами. На позднем синдарском наречии она называлась Амон Уилос. Со своего дворца на вершине Таникветиля Манве с Вардой видели всю Землю, до самого дальнего Востока.
     
За грядой Пелори Валар основали свою страну, получившую название Валинор, построили здесь свои дворцы, раскинули сады и возвели башни. На этой защищенной земле Валар собрали огромное количество света и лучшие свои творения, которые им удалось спасти от уничтожения; но все же очень многое пришлось создавать заново.
     
Так Валинор стал прекраснее Средиземья времен Весны Арды; обитали в этой благословенной стране Бессмертные, и ничто здесь не было подвержено увяданию или порче, ни пятнышка не было на безупречной листве и лепестках цветов, и никакие болезни не грозили местным жителям — ведь даже камни и воды здесь были священны.
     
Когда было завершено обустройство Валинора и закончена постройка последних чертогов Валар, они возвели на равнине за горами Вальмар — город множества колоколов. За западными его вратами лежал зеленый холм Эзеллохар, иначе называемый Короллайре; на нем лежало благословение самой Яванны. Она долго сидела на его зеленом склоне, исполняя песнь силы, в которой были заложены все ее мысли о произрастающем из земли; Ниенна же размышляла молча, увлажняя холм своими слезами. Остальные Валар собрались послушать песнь Яванны, в молчании рассевшись по своим тронам в Маханаксаре — Кольце Судеб, что располагался близ золотых ворот Вальмара. Яванна Кементари пела свою песнь, а они смотрели и внимали ей.
     
Прямо на их глазах из вершины холма вырвались из земли два тонких ростка; и в тот же миг мир затих, и не было слышно в нем ни единого звука, кроме пения Яванны. Она пела, и молодые деревца вытягивались все выше, и вскоре зацвели; так пробудились к жизни Два Дерева Валинора. Они стали самыми известными изо всех творений Яванны, и все предания Древних Времен сотканы вокруг них.
     
Листья одного из деревьев были сверху темно-зелеными, а снизу — серебряными, и с лепестков каждого из его бесчисленных цветков падала роса серебряного света; трепещущая крона дерева отбрасывала к его подножью живую, переливающуюся тень. Отороченные золотой каймой листья второго дерева были подобны листве только-только распустившегося бука. Цветы на его ветвях напоминали сгустки желтого огня, соцветья которых образовывали сияющие рожки, льющие на землю золотой дождь; цветение этого дерева распространяло вокруг тепло и яркий свет.
     
В Валиноре первое из деревьев называли Тельперион, Сильпион, Нинквелоте и еще множеством других имен; другому же дали имя Лаурелин, Малинальда, или Кулуриен, и воспели в песнях под многими другими.
     
В течение семи часов одно из деревьев полностью расцветало и увядало вновь, а второе пробуждалось к жизни за час до того, как угасало первое. Поэтому дважды в день, когда оба дерева сияли не в полную свою мощность, а их серебряные с золотыми лучи смешивались, на Валинор опускались мягкие сумерки.
     
Тельперион был старшим из деревьев, поскольку он первым вырос и зацвел; и тот первый час его белого сияния — серебряную зарю — Валар не включили в отсчет времен. Вместо этого они назвали сей час Исходным, и от него начали считать века своего правления в Валиноре. Так, в шестом часу Первого дня, как и во все последующие исполненные радостью дни вплоть до Затмения Валинора, заканчивал свое цветение Тельперион, а на двенадцатый час — Лаурелин. Посему каждый валарский день в Амане состоял из двенадцати часов и завершался вторым периодом сумерек смешанного света, когда увядала Лаурелин и зацветал Тельперион. Но свет, оброненный деревьями, еще долгое время не угасал — пока не рассеивался в воздухе или не впитывался в землю.
     
Росу Тельпериона и золотой дождь Лаурелин Варда собирала в большие водоемы, напоминавшие сияющие озера, которые служили всей валарской земле источниками воды и света. Так начались Дни Блаженства Валинора; так начался Отсчет Времен.
     
Шли года, и час, назначенный Илюватаром для пришествия Перворожденных, приближался. Средиземье лежало в сумерках под звездами, что зажгла на небесах Варда в давно минувшие века, еще во времена сотворения Эа. Мелькор по-прежнему обитал во мраке, но нередко покидал его пределы во множестве внушавших трепет и страх обличий, чтобы предавать огню или морозу все — начиная с горных вершин и заканчивая пылающей глубоко под поверхностью земли бездной. Все насилие и ужас, что терпел мир в те дни, происходили от него.
     
Валар редко бывали в Средиземье, отдавая все свое внимание и любовь расположенному за грядой Пелори чудесному и не ведающему забот Валинору. Свои чертоги Ауле возвел посреди Благословенного Царства, где без устали творил и работал над созданием множества прекрасных вещей — ибо именно он более всех остальных Валар потрудился над обустройством Валинора. Здесь появились на свет многие великолепные и утонченные произведения искусства, созданные и открыто, и втайне. Знания о Земле и всем, из чего она состоит, пришло к эльфам от Ауле, будь то теория, позволяющая понять природу вещей, или практические навыки ремесленников — ткачей, резчиков по дереву иль кузнецов, а также земледельцев. Хотя последнему умению, поскольку оно связано с тем, что растет и плодоносит, в равной степени покровительствовала супруга Ауле, Яванна Кементари.
     
Ауле по праву называли другом Нольдор, поскольку именно от него они научились многому из того, что умели; а ведь нольдорцы считаются самыми искусными из эльфов. Благодаря талантам, которыми наделил их Илюватар, Нольдор на достигнутом не остановились, а продолжали развивать свои науки. Им нравилось изучать языки и письменность, заниматься художественной вышивкой, живописью и скульптурой. Нольдор также были первыми, кто научился обрабатывать драгоценные камни; и прекраснейшими из них были сильмарили, ныне утраченные.
     
Величайший и первый из Валар, Манве Сулимо, пребывал на границах Амана, и никогда не оставлял в мыслях Внешних Земель. Ведь трон его был расположен на высочайшей из вершин — Таникветиле, стоявшей у самых берегов моря. Духи в образе орлов и соколов беспрестанно летали из его чертогов и обратно; их острые глаза проникали в самые глубины морей и сокрытые пещеры под поверхностью земли. Таким образом они приносили Манве вести обо всем, что происходило в Арде. Но кое-что все же оставалось скрытым от Повелителя Ветров и его помощников, ибо там, где обосновался во тьме Мелькор, лежали непроницаемые для их взглядов тени.
     
Манве, никогда не помышлявший о возвеличивании самого себя, не завидовал могуществу Мелькора и властью своей не упивался; напротив, он старался, чтобы его правление несло всем только мир. Изо всех эльфов ему больше всего полюбились Ваньяр; он обучил их музыке и поэзии, а также искусству слагать их в песни.
     
Цвет одеяний Манве — голубой, как пламя его глаз, и потому скипетр, изготовленный для него нольдорцами, был из сапфира. Манве был назначен наместником Илюватара в Мире, Правителем Валар и царств эльфов и людей, а также первым защитником мира от распространяемого Мелькором зла.
     
Вместе с Манве жила прекраснейшая Варда, которую на синдарском языке называли Эльберет — Королева Валар, создательница звезд; а также многочисленное воинство блаженных духов.
     
Ульмо же, у которого не было спутницы, обитал вдали от Валинора, и появлялся здесь только тогда, когда Валар собирались вместе для решения важных вопросов. С самого сотворения Арды он избрал местом своего жительства Внешнее Море, где и пребывает до сих пор. Оттуда он повелевает течением всех вод, отливами-приливами и направлениями рек, следит за пополнением источников, выпадением росы и дождя надо всей сушей. В своих пучинах он мыслит музыку великой и ужасной силы; и эхо этой музыки струится во всех водных артериях мира, неся с собой печаль и радость. Ибо хотя радостен бьющий из-под земли ключ, питают его колодцы печали, расположенные глубоко под поверхностью мира. Телери многому научились именно от Ульмо, и потому их музыка несет в себе одновременно и грусть, и очарование.
     
Вместе с Ульмо в Арду пришел некогда Сальмар, который впоследствии изготовил для него рога из раковин, звуки которых тот, кто их слышал, уже никогда не мог позабыть; и Оссе с Уинен, которым Ульмо предоставил власть над волнами и течениями Внутренних Морей; и еще многие другие духи.
     
Благодаря власти Ульмо даже во тьме, сотворенной Мелькором, тайно пульсировала жизнь, и Земля там не умерла; и все те, кто терялся в темноте или забредал слишком далеко от света Валар, имели возможность обратиться к нему за помощью. Ибо никогда Ульмо не забывал о Средиземье, и его печалила судьба всего, что когда-либо было разрушено, уничтожено либо видоизменено в тех краях; и так будет всегда.
     
В те темные времена не забывала о Внешних Землях и Яванна; ведь все, что там росло, было не менее дорого ей, и она скорбела о проделанной в Средиземье работе, которую затем безжалостно сгубил Мелькор. Поэтому она нередко оставляла дом Ауле и цветущие луга Валинора, в надежде исцелить причиненные Мелькором повреждения. По возвращении же она каждый раз обращалась к собратьям Валар с требованием пойти войной на Мелькора, установившего в Средиземье свое господство; ведь с ним нужно было покончить прежде, чем придут Перворожденные.
     
Повелитель зверей Ороме также время от времени отправлялся в поездки по укрытым тьмой лесам; этот великолепный охотник с копьем и луком охотился в них на чудовища и падшие создания царства Мелькора, и белый его конь Нахар сверкал в потемках, словно живое серебро. Дремлющая земля содрогалась от цокота его золотых копыт, и в сумерках мира Ороме громко трубил в свой огромный рог. Звуки его раскатывались над просторами Арды и эхом отзывались в горах, и тогда тени зла отступали прочь, и даже сам Мелькор содрогался в Утумно от мрачных предчувствий. Но едва Ороме проезжал мимо, как прислужники Мелькора вновь выползали из своих нор, и вновь земля наполнялась мраком и злом.
     
Вот и все, что можно сказать о Земле и ее владыках в начале времен, до того, как мир стал таким, каким узнали его Дети Илюватара — эльфы и люди. Аинур, не до конца понимавшие мелодию, с которой Дети вошли в Музыку, не решились добавлять в нее что-то от себя; вот почему Валар были им скорее родственниками и вождями, нежели создателями и властелинами. И если Аинур когда-либо приходилось действовать в отношении эльфов и людей не убеждением, а силой, то это редко заканчивалось добром, какими бы благими не были их намерения. Правда, чаще всего Аинур имели дело с эльфами, а не с людьми, поскольку Илюватар создал их более похожими друг на друга, пусть и не по силе и положению. Людей же Илюватар наделил весьма необычными дарами.
     
Рассказывают, что после сошествия Валар в Мир наступила тишина, и Илюватар долгое время размышлял в одиночестве. А когда, наконец, заговорил, то слова его были следующими:
     
— Велика моя любовь к Земле, что будет домом для Квенди и Атани. Квенди станут прекраснейшими из земных созданий, и принесут в мир больше красоты, чем все прочие мои Дети; и одарены они будут богаче прочих. Атани же я наделю доселе невиданными способностями.
     
Так, волею Илюватара, сердца людей должны были отныне стремиться за пределы мира и не находить покоя в его границах; но он также наделил их свободой самостоятельно избирать свой жизненный путь среди дорог и возможностей мира. Таким образом, людские судьбы не были подчинены Музыке Аинур, как судьбы всех прочих созданий; они могли поступать так, как им заблагорассудится, и весь мир обязан был подчиняться воле младших и недолговечных.
     
И знал Илюватар, что люди, попав в стихийный водоворот сил мира, будут нередко сбиваться с истинного пути и неправильно использовать дарованные им способности, и сказал по этому поводу так:
     
— И они также в свое время поймут, что действовали во исполнение задуманного мною.
     
Однако эльфы подозревают, что люди с самого начала стали источником великого огорчения для Манве, поскольку изо всех Аинур они сильнее всего напоминали Мелькора, хотя тот опасался и ненавидел их — даже тех, кто ему служил.
     
Вместе с предоставленной им свободой люди обрели и недолговечность — их жизни коротки, и они не привязаны к миру; эльфам неведомо, куда они уходят после смерти. Самим эльфам суждено пребывать на Земле до конца времен, и потому их любовь к ней сильна и безраздельна, и с веками лишь приобретает оттенок грусти. Ибо эльфы бессмертны до тех пор, пока существует мир; однако они могут либо погибнуть, либо зачахнуть от тоски (что, в конце концов, с ними нередко и происходит). Со временем их жизненная сила не уменьшается, разве только в тех случаях, когда бремя десятков тысяч веков накладывает на них свой отпечаток. Умирая, эльфы попадают в чертоги Мандоса, что в Валиноре, откуда со временем могут вернуться в мир.
     
Люди же умирают окончательно, навсегда оставляя Землю; из-за этого их иногда еще называют Странниками и Чужеземцами. Смерть — их судьба, дар Илюватара, которому по прошествии Времен позавидуют даже Боги. Но Мелькор сумел омрачить сей дар, исполнив его темным смыслом, и обратить добро во зло, а надежду — в страх.
     
Как бы там ни было, еще в старину Валар провозгласили эльфам Валинора, что люди будут участвовать в создании Второй Музыки Аинур; но Илюватар не открыл им своих намерений относительно эльфов в Конце Времен, и даже Мелькору не удалось выведать этой тайны.
    
    
     
      
ГЛАВА 2. Ауле и Яванна
     
     
Согласно преданиям, гномов создал во тьме Средиземья Ауле; он так страстно желал скорейшего прихода Детей, дабы обучить их своему мастерству и ремеслам, что не сумел дождаться исполнения планов Илюватара. И тогда он создал гномов — такими, какими остались они и поныне, ибо ему неведом был точный облик будущих Детей. К тому же, власть Мелькора на Земле была сильна, и Ауле посчитал необходимым наделить их значительными силой и выносливостью. Однако, опасаясь того, что остальные Валар могут не одобрить его начинаний, Ауле работал над созданием гномов втайне. Так, в глубоких пещерах в недрах гор Средиземья, он создал первых семерых Гномов-Прародителей.
     
И когда Илюватар узнал о содеянном, работа Ауле уже была завершена, и он, довольный, начал обучать гномов заранее придуманной для них речи. Но тут с ним заговорил Илюватар:
     
— Зачем ты это сделал? Зачем попытался сотворить то, что выходит за пределы твоих возможностей и власти? Ибо не можешь ты использовать для творения то, чем наделил тебя я; и посему созданные твоими руками и разумом существа живут лишь повинуясь твоей воле; двигаются, лишь когда ты приказываешь им двигаться; а когда твое внимание отвлечено от них, они застывают в неподвижности. Этого ли ты хотел?
     
— Нет, не желал я такого господства над ними, — отвечал ему Ауле. — Я представлял отличные от себя создания, чтобы любить и обучать их, дабы смогли они восхититься красотой сотворенной тобой Эа. Так велики просторы Арды, что смогли бы, по моему разумению, вместить очень многое, а между тем они до сих пор пустуют без пользы. И в своем нетерпении я стал безрассуден. Но страсть к творению в моем сердце живет оттого, что таким ты создал меня; и дитя, что старается походить на своего отца, вовсе не имеет намерения насмехаться над ним, а просто подражает. Но что же мне теперь делать, чтобы ты не гневался больше на меня? Как сын отцу, я предаю работу рук своих твоей милости; поступай с ними, как сочтешь нужным. Но быть может, я должен собственноручно уничтожить плоды своей самонадеянности?
     
И Ауле поднял свой огромный молот, дабы уничтожить гномов; и зарыдал. Илюватар проявил сострадание к Ауле, ибо он был милосерден; и тут же гномы в страхе съежились под занесенным над ними молотом и склонили головы, принявшись умолять о пощаде. И сказал Илюватар:
     
— Я принял твое предложение, едва ты его сделал. Ужель ты не видишь, что эти создания отныне обладают собственной жизнью и говорят сами за себя; в противном случае они не стали бы уклоняться от удара, и повиновались бы безропотно любым твоим приказам.
     
И Ауле с радостью опустил свой молот, и стал благодарить Илюватара:
     
— Да благословит Эру мою работу и исправит ее недостатки!
     
— Так же, как при создании Мира я воплотил в жизнь мысли Аинур, я теперь внял твоим мольбам и позволил твоим творениям занять свое место в этом мире, — ответил Илюватар. — Однако я не стану вносить дальнейших изменений, и да останутся они такими, какими ты их создал. Но я не допущу, чтобы они пришли в жизнь прежде моих Перворожденных, и чтобы твоя несдержанность осталась безнаказанной. И посему да пребудут они во сне под скалами до тех пор, пока на Земле не пробудятся Перворожденные; а до того времени и тебе, и им придется обождать, каким бы долгим не показалось ожидание. Однако в назначенный час я разбужу их ото сна, и будут они тебе детьми; и нередко будут происходить стычки между ними — детьми, что я взял под свою опеку, и детьми, которых породил я сам.
     
Взял тогда Ауле семерых Гномов-Прародителей и поместил их в удаленной местности, ожидать своего часа во сне; затем вернулся в Валинор и принялся отсчитывать долгие года до их пробуждения.
     
И так как были они созданы во времена могущества Мелькора, Ауле позаботился о том, чтобы гномы были сделаны из очень прочного материала. Они крепки, как камень, упрямы, непоколебимы в дружбе и вражде, способны выдерживать большие физические нагрузки и телесный ущерб, нежели прочие разумные расы; и живут они намного дольше людей, хотя и не бессмертны, как эльфы.
     
В старину среди эльфов Средиземья поговаривали, будто после смерти гномы возвращаются к земле и камню, из которых были созданы; однако сами гномы придерживаются иного мнения. Они утверждают, что заботящийся о них Создатель Ауле, которого они зовут Махалом, собирает их после смерти в отдельных залах чертогов Мандоса; и что древним Гномам-Прародителям было предсказано, будто в Конце Времен с благословения Илюватара им будет предоставлено место среди прочих Детей. А затем в их обязанности будет входить служба Ауле и восстановление Арды после Последней Битвы, и тогда семь Гномов-Прародителей возродятся к жизни под своими прежними именами. Самым славным из этих имен было имя Дьюрина, отца наиболее дружественного эльфам гномьего племени, обитавшего в Хазад-думе.
     
Работая над созданием гномов, Ауле держал это в секрете от прочих Валар, но теперь все же открылся Яванне и рассказал ей обо всем.
     
— Эру милосерден, — заметила Яванна. — Теперь я понимаю, отчего радуется твое сердце, и радуется оно по праву; ибо ты получил не только прощение, но и вознаграждение. Но из-за того, что ты не рассказал мне о своем замысле с самого начала, дети твои будут питать немного любви к тому, что дорого мне. И будут они обитать под землей, и не будут питать уважения к тому, что растет на ее поверхности. Немало деревьев пострадает от ударов их железа.
     
— Но то же самое будет справедливо и в отношении Детей Илюватара, — ответил ей Ауле. — Ведь им нужно будет что-то есть и из чего-то строить. И несмотря на то, что твои творения обладают бесспорными достоинствами и немалым значением, с приходом Детей они отступят на второй план; ибо Эру наделит своих Детей господствующим положением, и станут они использовать все, что найдут в Арде, для своих нужд. Однако, волею Эру, с должным уважением и благодарностью.
     
— Только не в том случае, если Мелькору удастся развратить их сердца, — возразила на это Яванна. В ее собственном сердце поселились беспокойство и огорчение, она боялась того, что ждет Средиземье в грядущие дни. И отправилась она к Манве, и, не открывая поверенных ей Ауле секретов, обратилась к нему:
     
— Повелитель Арды, правда ли то, что сказал мне Ауле — что Дети, когда придут в мир, получат господство надо всеми плодами моего труда и будут вольны поступать с ними, как пожелают?
     
— Правда, — ответствовал Манве. — Но зачем ты спрашиваешь? Разве недостаточно тебе слов Ауле?
     
Замолчала Яванна, погрузившись в размышления.
     
— Затем, что на сердце у меня тревожно, когда я думаю о будущем, — ответила она, наконец. — Мне дороги все мои творения. Разве недостаточно того, что уже сотворил с ними Мелькор? Неужто все созданное мною должно быть во власти других?
     
— Есть ли среди прочих твоих творений то, что наиболее дорого тебе? — спросил тогда Манве. — Что в своем царстве ты ценишь превыше всего?
     
— Все имеет свою цену, — ответила Яванна. — И каждое мое творение увеличивает ценность прочих. Однако кельвар способны скрыться от преследователей и защищаться, в то время как ольвар, растущие, этого не могут. И более прочих из них мне дороги деревья; они долго растут, а срубить их — минутное дело. И разве только они не приносят пользу своими плодами, никто не пожалеет их. Я видела это в своих виденьях. Вот если бы деревья могли постоять за себя и своих собратьев, и наказывать тех, кто станет относиться к ним без должного уважения!
     
— Какое странное пожелание, — заметил на это Манве.
     
— И все же оно присутствовало в Песне, — отвечала Яванна. — Ибо когда ты парил в небесах и вместе с Ульмо создавал облака, из которых лился бы дождь, я поднимала ветви деревьев, дабы уловили они его капли, и среди ветра и дождя некоторые из них пели Илюватару.
     
И погрузился Манве в раздумья. Мысль, зароненная в его сердце Яванной, росла и обретала очертания; и действительно, сие было предусмотрено Илюватаром. И показалось Манве, что вокруг него вновь зазвучала Песня, и он заметил в ней множество такого, на что прежде не обратил внимания. В последнем Видении все стало отчетливее и детальнее, и намного ближе — ибо теперь он сам находился в нем; и увидел Манве все, что нашло одобрение Илюватара, и как по мановению его руки появились многие чудеса, ранее скрытые от него в сердцах Аинур.
     
Пробудился тогда Манве от виденья, и взошел по склону Эзеллохара к Яванне, усаживаясь рядом с ней у подножия Двух Деревьев.
     
— Кементари, — сказал он ей, — Эру заговорил со мной, и передал следующее: "Ужель кто-то из Валар полагает, что я не слышал всей Песни до самого последнего звука и голоса? Поэтому, когда проснутся мои Дети, обретет жизнь и задуманное Яванной, и придут издалека духи, и поселятся они среди кельвар и ольвар и внутри их, и будут внушать к себе почтение, и гнев их будет вселять страх. И да будет так во время золотого века Перворожденных и расцвета Последующих." Но разве ты не помнишь, Кементари, что ты не всегда пела свои мысли в одиночестве? Разве не встречались наши мысли, и не неслись под одними крылами, словно большие птицы, что взлетают за облака? Все предусмотрел Илюватар, и потому прежде, чем пробудятся Дети, обретут подобные ветрам крылья орлы Повелителей Запада.
     
Возрадовавшись, Яванна поднялась на ноги и простерла руки к небесам со словами:
     
— Да вознесутся древа Кементари так высоко, чтобы Орлы Повелителя смогли свить на них гнезда!
     
Но Манве поднялся следом, возвышаясь над нею так, что его голос доходил до Яванны, словно по тропам ветров.
     
— Нет, — возразил он. — Лишь деревья Ауле будут достаточно для них высоки. Орлы будут вить свои гнезда в горах, и оттуда им слышны будут голоса взывающих к нам. В лесах же будут бродить Древесные Пастыри.
     
Затем Манве с Яванной разошлись, и Яванна вернулась к Ауле, разливавшему в своей кузнице металл по формам.
     
— Эру щедр, — сказала она ему. — Теперь твоим детям придется поостеречься! Ибо будут обитать в лесах силы, чей гнев те смогут пробудить на свой страх и риск.
     
— И все равно они не смогут обойтись без древесины, — ответил на это Ауле, возвращаясь к своей работе.
    
    
     
      
ГЛАВА 3. О приходе эльфов и пленении Мелькора
     
     
Долгие века Валар жили счастливо и беззаботно в свете Двух Деревьев за Аманскими горами, в то время как Средиземье было погружено в сумерки под звездами. Пока существовали Светильники, там еще что-то росло, но в наступившей впоследствии темноте перестало. И все же жизнь и там кое-как теплилась: в морях произрастали водоросли, а на землю падала тень древних деревьев; в долинах окутанных мраком холмов рыскали темные создания — древние и опасные. В тех местах Валар бывали редко, за исключением разве что Яванны и Ороме. Яванна бродила в тамошних потемках, оплакивая погибшие растения и надежды, что несла с собой Весна Арды. Многие из своих творений того периода она погрузила в сон, дабы проходящие годы не оказывали на них разрушительного воздействия, с тем чтобы они смогли пробудиться в более благоприятное время.
     
Тем временем на севере Мелькор не дремал — он собирался с силами и наблюдал, и без остановки работал; из его земель разбредались и расползались видоизмененные им жуткие создания, и во мраке дремлющих лесов мелькали чудовища и наводящие ужас тени. В своей крепости Утумно Мелькор собрал подвластных ему демонов — тех духов, что присоединились к нему еще в дни его славы, и к настоящему моменту ставших похожими на него самого: сердца, объятые пламенем, но укрытые тьмой, и распространяющие вокруг себя ореол страха; оружием им служили огненные бичи. В Средиземье их позднее стали называть балрогами.
     
В те темные времена Мелькор вывел множество других разнообразных видов чудовищ, что еще долгое время несли миру угрозу; царство его постепенно расширялось на юг, захватывая все большую территорию Средиземья. Неподалеку от северо-западного побережья Мелькор возвел хорошо укрепленную и вооруженную цитадель, призванную защитить его от возможного нападения из Амана. Этой твердыней командовал наместник Мелькора, Саурон; и называлась она Ангбанд.
     
Собрались однажды Валар на совет, поскольку они были серьезно обеспокоены вестями, что несли из Внешних Земель Яванна с Ороме.
     
— Боги Арды, — обратилась к собравшимся Яванна. — Видение, показанное нам Илюватаром, было коротким, и мы увидели далеко не все, так что не можем с точностью угадать назначенный час. Одно несомненно: этот час приближается, и уже в течение этой эпохи вместе с Детьми пробудятся и наши надежды. Можем ли мы оставить земли, предназначенные для их обитания, в разрухе и объятыми злом? Должно ли им прийти во тьму, в то время как мы наслаждаемся светом? Назовут ли они господином Мелькора, в то время как на вершине Таникветиля на своем троне восседает Манве?
     
— Нет! Пришло время начать войну! — вскричал Тулкас. — Мы слишком долго отдыхали, и разве не восстановили мы свои силы? Долго ли он выстоит один против всех нас?
     
Тогда по воле Манве заговорил Мандос:
     
— Действительно, Детям Илюватара суждено прийти в эту эпоху, но их час еще не настал. Более того, Перворожденным должно прийти во тьму, и первым делом увидеть над собой звезды. Большой свет придет уже тогда, когда их цивилизация будет клониться к упадку. В час же нужды они будут обращать свои молитвы к Варде.
     
Сразу после совета Варда взглянула с вершин Таникветиля в сторону Средиземья, освещаемого лишь слабым светом далеких звезд, и начала свой великий труд — величайший изо всех, проделанных со времен прихода Валар в Арду. Она набрала серебряной росы Тельпериона из бассейнов, в которых она хранилась, и из нее сотворила новые звезды, еще ярче прежних — специально к приходу Перворожденных. Именно поэтому ее, с древнейших времен, с самого сотворения Эа, носившую имя Тинталле Зажигающая, эльфы впоследствии прозвали Элентари, Королевой Звезд.
     
Карниль и Люйниль, Ненар и Люмбар, Алькаринкве и Элеммире были созданы Вардой в те времена, и еще многие из древних звезд собрала она вместе и сформировала из них созвездия: Вильварин, Телюмендиль, Соронуме и Анаррима, и Менельмакар с его сияющим поясом — предвестник Последней Битвы, что состоится в Конце Времен. А высоко на северных небесах, словно в насмешку над Мелькором, установила она корону из семи ярчайших звезд — Валакирку, или Серп Валар — созвездие рока.
     
Согласно преданиям, сразу после того, как Варда завершила свой долгий труд и Менельмакар впервые взошел на небо, а синее пламя Хеллюина замерцало в туманных безднах за пределами мира, пробудились Перворожденные Илюватара. Они восстали ото сна, в который погрузил их Илюватар, у залитого звездным светом озера Куивьенен — Вод Пробуждения. И первым, что увидели они, поселившись у берегов Куивьенен, были звезды на небесах, и навсегда полюбили их свет; а Варду Элентари почитали больше всех прочих Валар.
     
Мир менялся, и очертания морей и суш беспрестанно изменялись и переделывались, направления и русла рек не были постоянными, и даже первоначальный облик гор не сохранился прежним; и Куивьенен давно исчезло с лица земли. Однако среди эльфов бытует предание, что оно находилось где-то далеко на востоке Средиземья, ближе к северу, в виде залива внутреннего моря Хелькар; и что это море было расположено там, где прежде возвышался пик Иллюина, прежде чем Мелькор обрушил его и Великие воды сошли с его вершин на восточное побережье. Так, самым первым звуком, что услышали эльфы, придя в этот мир, был шум текущей и падавшей на камни воды.
     
Долгое время обитали они у этих вод при свете звезд, и ходили по Земле, удивляясь и восхищаясь ею. Вскоре у них начала появляться речь, и эльфы стали давать имена и названия увиденному. Сами себя они поименовали Квенди, что означало "те, кто говорит"; ибо им еще не довелось встречать другие создания, способные членораздельно общаться или петь.
     
Случилось однажды так, что отправившийся на охоту Ороме оказался в восточных землях, после чего поехал вдоль побережья Хелькара к северу, передвигаясь в тени, отбрасываемой Восточными горами — Орокарни. И вдруг Нахар громко заржал и застыл, словно вкопанный. Удивленный его поведением Ороме замер и прислушался, и показалось ему, что в тишине лежавшей под звездами земли доносилось издалека чье-то многоголосое пение.
     
Так Валар, словно бы случайно, обнаружили наконец присутствие тех, кого так долго дожидались. Глядя на эльфов, Ороме исполнился восхищения, как будто появление этих необыкновенных существ стало для него неожиданным и не было предвидено заранее; и это в природе Валар. Ибо всех тех, кому суждено прийти в Эа в назначенный час, Валар встретят с одинаковым удивлением — несмотря даже на то, что они сами же все придумали и предусмотрели в своей музыке, а затем узрели наяву в Видении.
     
Изначально старшие Дети Илюватара были сильнее и величественнее, чем в последующие времена; однако красота Квенди в дни их молодости, превосходившая своим великолепием все, созданное Илюватаром, осталась прежней; и разве что жизнь на Западе, печаль и мудрость наложили на нее свой отпечаток. И Ороме, искренне возлюбивший Квенди, назвал их на их собственном языке Эльдар — "звездный народ"; однако это название впоследствии стали носить лишь те из эльфов, кто последовал за ним по дороге на Запад.
     
Многих из Квенди приближение Ороме напугало, и причиной тому были козни Мелькора. По прошествии многих лет знающие утверждали, что Мелькор, постоянно будучи настороже, первым узнал о пробуждении Квенди, после чего отправлял своих злых духов и тени наблюдать за ними и преследовать их. Еще за несколько лет до прихода Ороме нередко случалось так, что заблудившиеся или забредшие далеко за границы места своего поселения эльфы — в одиночку или небольшими группами — пропадали и больше никогда не возвращались. Среди Квенди было распространено мнение, что эти несчастные попадали в руки Охотника, и они боялись его.
     
И действительно, во многих древних песнях эльфов, эхо которых до сих пор помнят на Западе, рассказывается о бесформенных тенях, бродивших по холмам близ Куивьенен и время от времени затмевавших собой звездный свет; и о темном Всаднике на диком коне, что преследовал заблудившихся и пожирал их. Судя по всему Мелькор, яростно ненавидевший и боявшийся проезжавшего по просторам Арды Ороме, либо действительно отправлял своих прислужников к эльфам верхом, либо распускал лживые слухи. А делал он это для того, чтобы эльфы избегали Ороме, случись им когда-нибудь встретиться.
     
Именно поэтому, услышав ржание Нахара и увидев приехавшего к ним Ороме, многие из Квенди попрятались, а некоторые убежали и потерялись. Но те, у которых хватило смелости остаться, очень быстро поняли, что Великий Всадник вовсе не принадлежит ко тьме; на его челе лежал отпечаток света Амана, притягивавший благороднейших из эльфов.
     
О судьбе тех, что попались на удочку Мелькора, известно немногое. Ибо кто из живущих мог бы похвастаться тем, что спускался в подземелья Утумно или бывал в окутанных тьмой владениях Мелькора? Однако мудрецы Эрессеа полагают, что Квенди, попавшие в крепость Мелькора, были сломлены, брошены в темницы и либо подкуплены, либо порабощены долгим и жестоким воздействием темных искусств. Именно таким образом Мелькор вывел зловещую расу орков, словно из зависти или в насмешку над эльфами, чьими лютыми врагами они стали впоследствии. Орки жили и размножались точно также, как Дети Илюватара; ибо сам Мелькор, как утверждают мудрецы, со времен своего саботажа в Айнулиндале, еще до начала Мира, не мог создавать ни жизни, ни даже ее подобия. И глубоко в своих сердцах орки ненавидели своего Господина, и служили ему лишь из страха, ведь это по его вине они стали такими ничтожными. Именно сие деяние считается одним из злейших свершений Мелькора, наиболее ненавистным Илюватару.
     
Ороме какое-то время прожил среди Квенди, но вскоре помчался обратно через море в Валинор, дабы принести в Вальмар известия о Квенди и о тенях, что бродят неподалеку от Куивьенен. И возрадовались новостям Валар, хотя их радость омрачали некоторые сомнения; и еще долго спорили они о том, что следует предпринять, чтобы эффективнее всего защитить Квенди от влияния Мелькора. Ороме, тем не менее, вскоре вернулся к эльфам в Средиземье.
     
Долгое время Манве предавался раздумьям на вершине Таникветиля, прося совета у Илюватара. А когда сошел, наконец, в Вальмар, то созвал всех Валар к Кольцу Судеб, и даже Ульмо пришел на его зов из пучин Внешнего Моря.
     
И сказал Манве Валар:
     
— Я передаю вам повеление Илюватара: мы должны вернуть себе господство над Ардой и любой ценой избавить Квенди от темного влияния Мелькора.
     
Тулкас услышанному обрадовался, Ауле же опечалился, предчувствуя, какие страшные раны грозят миру в грядущем противостоянии. Но Валар были к этому готовы, и пошли с войной прочь из Амана с намерением разрушить оплоты Мелькора в Средиземье и положить конец его власти. Мелькор же навсегда запомнил, что войну эту Валар развязали ради эльфов, и что именно эльфы стали косвенной причиной его поражения. Сами Квенди в сражениях не участвовали и мало что знали о великом противостоянии Востока и Запада, случившегося в самом начале их дней.
     
Воинство Валар Мелькор встретил на северо-западе Средиземья, и местность эта значительно пострадала во время сражения. Первая победа Повелителей Запада оказалась быстрой, и приспешникам Мелькора пришлось поспешно уносить ноги в Утумно. Валар преследовали их через все Средиземье, оставив по пути охрану у озера Куивьенен. О Битве Богов Квенди было известно совсем немногое, — разве только то, что вся Земля содрогалась и стонала под их ногами, воды меняли свои русла и течения, а на севере полыхало зарево, словно от огромных костров.
     
Долгой и мучительной оказалась осада Утумно, и прошли прямо под стенами сей твердыни многочисленные сражения, о которых эльфом известно лишь понаслышке. Очертания и форма Средиземья вновь претерпели изменения, и лежавшее между ним и Аманом Великое Море стало глубже и шире; оно затопило многие побережья и образовало на юге континента обширный залив. Между этим Великим Заливом и перешейком Хелькаракс, что лежит далеко на севере, образовалось еще множество мелких заливов и бухт — в основном в той области, где берега Средиземья и Амана подходят ближе всего друг к другу. Величайшим из них был залив Балар, в который впадала полноводная река Сирион, несшая сюда свои воды с новообразовавшегося на севере высокогорья Дортонион и окрестных гор Хитлума. Территории на дальнем севере пребывали в те времена в разрухе и запустении. Там, где в землю вгрызалась твердыня Утумно, образовалась глубокая низменность, заполненная огнем и многочисленным воинством прислужников Мелькора.
     
Но в конечном итоге крепость Утумно пала; врата ее были сметены, а стены обрушены, после чего Мелькору пришлось забиться в глубочайшее из ее подземелий. И тогда вышел вперед Тулкас, как представитель Валар, сразился с ним и одержал верх. Мелькор был захвачен в плен и закован в цепи Ангайнор, выкованные Ауле; и на Земле на долгое время воцарился мир.
     
Однако Валар исследовали далеко не все подземелья и пещеры, с великой хитростью сокрытые под крепостями Ангбанд и Утумно. Там затаилось немало зловещих тварей, в то время как прочие разбежались и укрылись в темных местечках, чтобы бродить затем украдкой по просторам мира, ожидая своего часа; Саурону также удалось избежать пленения.
     
По завершению Битвы весь лежавший в руинах Север закрывали от звезд плотные клубы дыма; Мелькора, связанного по рукам и ногам и ослепленного, Валар привели в Валинор и стали решать его участь в Кольце Судеб. Распростершись ниц у ног Манве, он молил о прощении, в чем ему было категорически отказано; Мелькора заточили в казематах твердыни Мандоса, откуда никому сбежать не дано — ни Валар, ни эльфам, ни тем более смертным людям. Крепки и неприступны стены этих чертогов, возвышающихся на западе Амана. Мелькор был приговорен к трем эпохам заключения, прежде чем дело о его преступлениях, по его просьбе, может быть пересмотрено.
     
И вновь собрались на совет Валар, и мнения их разделились. Некоторые из них, первым в числе которых был Ульмо, настаивали на том, чтобы Квенди предоставили свободу передвижения по Средиземью, дабы, пользуясь своими талантами, те смогли привести эти земли в порядок и исцелить нанесенные битвой раны. Но большая часть Валар опасалась за благополучие Квенди в опасном, освещенном лишь неверным светом звезд мире. Им более прочих собратьев импонировала любовь эльфов к прекрасному, и им хотелось подружиться с этим народом. В конце концов было решено призвать Квенди в Валинор, дабы они навеки поселились у ног Валар, в ярком свете Деревьев. И Мандос произнес, нарушив тишину:
     
— Итак, решено.
     
И решение это принесло впоследствии немало скорби и несчастий.
     
Эльфы же поначалу не желали отвечать на призыв Валар, поскольку до сих пор они видели их только в гневе (когда те ходили войной на Мелькора), за исключением, разве что, Ороме; и были исполнены страха перед ними. Поэтому к ним вновь был послан Ороме, выбравший из числа эльфов нескольких представителей, которым предстояло побывать в Валиноре и пообщаться с тамошними жителями. Звали их Ингве, Финве и Эльве, и стали они по прошествии времени королями среди эльфов. Придя в Валинор, они были восхищены величием и могуществом Валар, и беззаветно полюбили свет и великолепие Деревьев. Когда же Ороме привел их обратно к Куивьенен, они рассказали своему народу об увиденном и стали уговаривать эльфов принять предложение Валар переселиться на Запад.
     
Так произошло первое разделение народа эльфов. Клан Ингве и большая часть кланов Финве и Эльве польстились словами своих предводителей и охотно согласились последовать за Ороме. Этих эльфов впоследствии стали называть Эльдар — ведь именно так назвал их в самом начале Ороме, пользуясь их же языком. Однако немало эльфов воспротивилось переселению, предпочитая залитые звездным светом просторы Средиземья неведомым Деревьям на Западе; их стали называть Авари — Не Пожелавшие. Разлучившись тогда с Эльдар, Авари не виделись с ними еще долгие, долгие века.
     
Итак, Эльдар стали готовиться к длительному походу от первых мест своего обитания на Востоке; и разделились они для этого на три группы. Меньшим из них и первым, что отправился в путь, был отряд, возглавляемый Ингве — высшим правителем всей эльфийской расы. Он сумел привести своих спутников в Валинор, дабы те поселились там по соседству с Валар; имя его пользуется великим почтением среди эльфов. Однако он никогда больше не возвращался в Средиземье и не видел его с тех самых пор. Народ его стал называться Ваньяр — белокурые эльфы; им покровительствовали Манве с Вардой, и немногим из смертных доводилось видеть их воочию.
     
Следующим отправился в путь народ Финве — Нольдор, что означает "мудрость". Их называли также эльфами-ремесленниками, и покровительствовал им Ауле. Нольдор воспеты во многих песнях, ибо в старину они немало сражались и трудились в северных землях.
     
Последний, самый многочисленный из отрядов, следовал за первыми двумя. Их называли Телери, поскольку шли они довольно медленно и не испытывали того же стремления своих собратьев выбраться поскорее из сумерек Средиземья и достичь света Валинора. Им очень полюбилась вода, и те из Телери, что дошли, наконец, до западных берегов, были просто очарованы морем. В землях Амана их прозвали Фальмари — морскими эльфами, ибо их музыка была подобна шуму волн. У Телери, из-за величины отряда, было два предводителя: Эльве Синголло (что означает "Серый Плащ"), и брат его Ольве.
     
Таковы были три племени Эльдалие, в дни Деревьев пришедшие на дальний Запад; их еще называют Калаквенди, или Эльфы Света. Однако не все Эльдар, отправившиеся в путь на запад, сумели дойти до побережья; некоторые потерялись в дороге, другие свернули с нее или осели на берегах Средиземья. Как рассказывали впоследствии, по большей части то были эльфы из отряда Телери. Они либо обосновались на побережье, либо ушли в леса и горы, хотя сердца их были по-прежнему обращены на Запад. Этих эльфов Калаквенди называют Уманьяр, ведь они так никогда и не достигли Амана и Благословенного Царства. А еще Уманьяр с Авари называют Мориквенди — Эльфами Тьмы, поскольку ни те, ни другие не видели Света до тех пор, пока на небе не засияли Солнце и Луна.
     
Рассказывают, что покинувшие берега Куивьенен отряды возглавлял сам Ороме на своем белом коне с золотыми подковами. Поначалу они двигались вдоль внутреннего моря Хелькар к северу, затем повернули на запад. На Севере, над искореженными войной землями, до сих пор плавали облака дыма, и звезд на небе в тех областях было совсем не видать. Здесь многие эльфы почувствовали страх и пожалели о своем решении идти на Запад; они повернули назад, и больше о них не слышали.
     
Долгим и медленным был путь Эльдар на запад, ибо неизмеримы просторы Средиземья, и немало сил уходило на преодоление его бездорожья. Однако Эльдар и не спешили, поскольку им было любопытно наблюдать вокруг себя чудеса мира, и во многих землях и долинах рек хотелось им основать свои поселения. У многих пробудилась страсть к скитаниям, и они не столько надеялись на скорейшее завершение путешествия, сколько опасались его. Поэтому, как только Ороме ненадолго оставлял их, оправляясь по своим делам, эльфы замедляли свое продвижение или вовсе останавливались, пока он не возвращался и не вел их дальше.
     
Таким образом Эльдар путешествовали немало лет, пока однажды, пройдя через лес, не оказались у полноводной реки, шире которой им еще не встречалось. За ней виднелись острые вершины гор, которые, казалось, пронзали собой звездный небосклон. Река эта, согласно преданиям, была названа впоследствии Великим Андуином; она извечно являлась границей между западом и востоком Средиземья. Горы, возвышавшиеся по ту сторону от Андуина, назывались Хитайглир, Пики Тумана, и стояли на рубеже Эриадора. В те времена они были значительно выше и опаснее; а воздвиг их Мелькор, чтобы затруднить передвижение Ороме.
     
Телери надолго задержались на восточном берегу Андуина и потеряли всякое желание оттуда уходить; но Ваньяр и Нольдор были готовы продолжать путешествие, и Ороме охотно повел их вперед по горным тропам. Вскоре они скрылись из виду, и Телери, глянув на покрытые мглой вершины гор, побоялись перебираться через них самостоятельно.
     
И тогда часть отряда Ольве отделилась, и возглавил их Ленве, всегда шедший в числе последних. Он отказался от похода на запад и повел довольно многочисленную группу эльфов к югу, вниз по течению Великой реки, и долгие годы их сородичи ничего о них больше не слышали. Это племя называлось Нандор; они долгое время оставались в изоляции от остальных эльфов, хотя воду любили не меньше прочих и чаще всего селились у водопадов и проточных вод. Нандор обладали обширными познаниями обо всем живущем — о деревьях и травах, птицах и зверях — превосходивших знания других эльфийских народов. По прошествии лет Денетор, сын Ленве, вновь повел Нандор на запад, и часть этого племени сумела преодолеть горы и достичь Белерианда еще до восшествия на небеса Луны.
     
Ваньяр с Нольдор тем временем перевалили через Эред Люин, Синие горы, что высятся меж Эриадором и самым западным побережьем Средиземья, которое эльфы впоследствии назовут Белериандом. Они и стали первыми отрядами, пересекшими долину Сириона и достигшими берегов Великого Моря меж Дренгистом и заливом Балар. Но когда они оказались лицом к лицу с морем, их обуял страх, и многие бежали обратно, в леса и на взгорья Белерианда. Здесь Ороме оставил их и возвратился в Валинор — просить совета у Манве.
     
Телери к тому времени перешли через Пики Тумана и оказались на просторах Эриадора, подгоняемые Эльве Синголло; он сгорал от нетерпения вернуться в Валинор, к виденному там Свету. А еще ему хотелось догнать Нольдор, поскольку с их предводителем, Финве, его связывала тесная дружба. Таким образом, после многих лет скитаний, Телери перешли, наконец, Эред Люин и прибыли в восточную часть Белерианда. Здесь они задержались и некоторое время жили на берегах реки Гелион.
    
    
     
      
ГЛАВА 4. Тингол и Мелиан
     
     
Мелиан была родом из Майяр, родственных Валар. Она обитала в садах Лориена, и не было среди подданных Ирмо никого прекраснее, мудрее и искуснее в колдовском пении. Говорят, что когда Мелиан запевала свою песнь в периоды смешанного света Деревьев, Валар оставляли свои занятия, смолкали птицы, прекращали звонить колокола Вальмара и затихали ручьи. За ней повсюду летали соловьи, и она обучала их прекрасным песням; а еще она обожала глубокие тени раскидистых деревьев. Еще до сотворения Мира Мелиан была наперсницей самой Яванны; и когда пробудились у берегов Куивьенен ото сна Квенди, она покинула Валинор и пришла в Ближние Земли, наполнив предрассветную тишину Средиземья чарующими звуками своего голоса и щебетаньем птиц.
     
Как гласит предание, ближе к завершению пути Телери надолго задержались в восточном Белерианде, за рекой Гелион. В то время значительная часть нольдорцев пребывала в лесах к западу оттуда, названных впоследствии Нельдорет и Регион. Эльве, предводитель Телери, нередко блуждал в этих лесах, разыскивая своего друга Финве среди поселений нольдорцев.
     
Забрел он однажды в залитую звездным светом рощу Нан Эльмот, и неожиданно в лесной тиши раздались соловьиные трели. Чары овладели им, и Эльве застыл без движения; сквозь птичьи голоса он расслышал голос Мелиан, наполнивший его сердце восхищением и страстью. Он моментально позабыл о своем народе, и все мысли покинули его сознание; следуя за птицами в тени деревьев, он углубился в рощу и вскоре заблудился в ней. Однако через какое-то время он вышел на полянку, в небе над которой мерцали звезды, и увидел стоявшую на ней Мелиан. Он наблюдал за ней из темноты, не в силах отвести глаз от сиявшего на ее лице света Амана.
     
Она не произнесла ни слова, но охваченный любовью Эльве подошел к ней и взял ее за руку. В тот же миг он оказался под воздействием чар, и еще долгие годы, отсчитываемые лишь движением звезд над их головами, стояли они на поляне, держась за руки; и до того, как они сказали друг другу хоть слово, деревья Нан Эльмот успели вырасти большими и раскидистыми.
     
Народ Эльве искал его долго, но безуспешно, и в конце концов Ольве пришлось возглавить Телери и повести их дальше. Эльве Синголло за всю свою жизнь так ни разу и не побывал в Валиноре, и Мелиан также не возвращалась туда все то время, что они с Эльве совместно правили своим королевством. Так, благодаря Мелиан, среди эльфов и людей появились те из Аинур, что были с Илюватаром еще до сотворения Эа. В последующие дни Эльве стал прославленным королем, правившим всеми Эльдар Белерианда; их также называли Синдар, Серыми эльфами или Эльфами Сумерек; и повелителем их был он — Король Серый Плащ, или Элу Тингол на местном диалекте.
     
Королевой его стала Мелиан, мудрейшая изо всех прочих обитателей Средиземья. Их сокрытый дворец находился в Менегроте, или Тысяче Пещер, что в Дориате. Великой властью наделила Мелиан Тингола, хотя тот и сам обладал высоким положением среди Эльдар; ибо он единственный изо всех синдарцев собственными глазами видел Деревья во времена их цветения. Поэтому, хотя он и повелевал Уманьяр, Эльфами Тьмы, самого его причисляли не к Мориквенди, а к Эльфам Света, пользовавшимся в Средиземье большим уважением. Союз Тингола и Мелиан породил на свет прекраснейших из Детей Илюватара, когда-либо ходивших по Земле.
    
    
     
      
ГЛАВА 5. Эльдамар и правители Эльдалие
     
     
В конечном итоге отряды Ваньяр и Нольдор пришли к крайним западным берегам Ближних Земель. На далеком севере эти берега из-за потрясений, вызванных Битвой Богов, сдвинулись еще ближе к западу, и теперь крайне северную оконечность Средиземья отделял от Амана лишь узкий морской пролив. Однако в проливе этом дрейфовало великое множество битого льда, образованного бурной деятельностью Мелькора. Поэтому Ороме повел отряды эльфов не на север, а к плодородным землям близ реки Сирион, которые были впоследствии названы Белериандом. С этих самых берегов первые из Эльдар смотрели со страхом и восхищением в открытое море — обширное, темное и глубокое, расстилавшееся между побережьем Белерианда и Аманскими горами.
     
Ульмо, по решению совета Валар, пришел к берегам Средиземья, чтобы пообщаться с ожидавшими там Эльдар, пристально всматривавшимися в темные волны. Его слова и мелодии, которые он сыграл им на своих рогах из ракушек, избавили их от страха и наполнили сердца нетерпением. Поэтому Ульмо сорвал со своего места остров, стоявший посреди моря, вдалеке от обоих побережий, с тех самых пор, как улеглись волны, поднятые падением Иллюина; и с помощью своих подручных потащил его, словно огромный корабль, к заливу Балар, в который нес свои воды Сирион. Ваньяр и Нольдор погрузились на остров и отправились на нем в путешествие через море, по завершению которого оказались на узких берегах у подножья Аманских гор, вошли в Валинор и были радушно приняты в нем. Однако небольшая восточная часть острова, прочно севшая на мель в устьях реки Сирион, оторвалась от основного массива и осталась в заливе. Согласно преданиям, это и есть остров Балар, где впоследствии любил бывать Оссе.
     
Телери же так и остались в Средиземье, поскольку обитали на востоке Белерианда, что довольно-таки далеко от моря, и зов Ульмо услышали слишком поздно. К тому же, многие из них продолжали поиски своего предводителя Эльве, не желая уходить без него. Но когда Телери узнали о том, что Ингве и Финве с их отрядами покинули Средиземье, многие из них устремились к побережью Белерианда, где и поселились неподалеку от устьев Сириона, тоскуя об уплывших на Запад товарищах. Своим королем они избрали брата Эльве — Ольве.
     
Долгие годы прожили они на берегах западного моря, куда нередко приходили Оссе с Уинен, с которыми у них вскоре установились дружеские отношения. Сидя на одной из прибрежных скал, Оссе обучал их всевозможным морским наукам и музыке морей. Вот и вышло так, что именно Телери, больше прочих эльфов любившие воду и бывшие лучшими певцами среди собратьев, были совершенно очарованы морем, и в песнях их слышался шум накатывающего на берег прибоя.
     
Многие годы спустя Ульмо решил ответить на мольбы нольдорцев и их короля Финве, страдавшего от долгой разлуки с Телери. Он просил Ульмо привести их в Аман, если те, конечно, захотят. Как выяснилось, большинство Телери были с радостью готовы принять это предложение; и лишь Оссе был немало опечален возвращением Ульмо к берегам Белерианда. Он сожалел об уходе Телери, поскольку любил моря, омывавшие берега Средиземья и, в частности, Ближних Земель, и печалился тому, что больше не услышит голосов Телери в своих владениях. Но некоторых из них Оссе все же удалось уговорить остаться; их назвали Фалатрим — эльфы Фалас, которые впоследствии обитали в гаванях Бритомбар и Эгларест и стали первыми мореходами и судостроителями Средиземья. Предводителем их был Кирдан, прозванный Кораблестроителем.
     
Друзья и соплеменники Эльве Синголло, все еще разыскивавшие его, также остались в Ближних Землях, хотя они охотно поплыли бы в Валинор, к свету Деревьев, согласись Ульмо с Ольве подождать еще немножко. Однако Ольве ждать не стал; и как только большая часть отряда Телери погрузилась на остров, Ульмо потащил его прочь, на запад. Так друзья Эльве остались позади; сами себя они впоследствии называли Эглат — Оставленным народом. Они обитали средь лесов и холмов Белерианда, предпочитая держаться вдали от моря, один вид которого навевал на них грусть. Желание добраться до берегов Амана так никогда и не покинуло их сердца.
     
Когда Эльве вышел из своего долгого транса, он вместе с Мелиан покинул Нан Эльмот, и они поселились в лесах посреди Белерианда. Хоть Эльве и хотелось еще хоть раз увидеть свет Деревьев, он был доволен и зеркальным отражением его, сиявшем на челе Мелиан. Его народ встретил его с радостью и изумлением, ибо Эльве, как бы благороден и прекрасен он не был прежде, теперь и вовсе показался им одним из лордов Майяр — волосы его сияли матовым серебром, а ростом он превосходил любого из Детей Илюватара. И судьба его ждала в будущем неординарная.
     
Оссе же последовал за отрядом Ольве, и когда они уже входили в залив Эльдамар (Эльфийская Гавань), воззвал к ним. Эльфы узнали его голос и стали упрашивать Ульмо остановиться. Ульмо исполнил их просьбу, и Оссе с его разрешения прикрепил остров к морскому дну. Ульмо так охотно на это согласился, поскольку хорошо понимал сердца Телери, и на совете Валар неоднократно высказывался против их призыва в Аман, считая, что для Квенди было бы лучше остаться в Средиземье.
     
Валар, узнав о том, что он сделал, не обрадовались; Финве же немало огорчился, узнав о том, что Телери не доплыли до Амана, и в особенности его опечалило известие о том, что Эльве и вовсе оставили в Средиземье. Он понял, что вряд ли еще когда-нибудь свидится с другом, разве что в чертогах Мандоса.
     
Однако остров тот, получивший название Тол Эрессеа — Одинокий остров, никогда более не покидал своего места посреди залива Эльдамар. Здесь Телери жили в свое удовольствие под звездами на небесах и в непосредственной близости от благословенных, не ведающих смерти берегов Амана. Их долгая изоляция от сородичей привела к тому, что язык Телери стал несколько отличаться от языков Ваньяр и Нольдор.
     
Последних Валар одарили землями для проживания; однако даже среди пышно цветущих садов Валинора, залитых светом Деревьев, они временами тосковали по звездному небу. Именно поэтому в гряде Пелори было проделано глубокое ущелье, спускавшееся к самому морю, и в нем Эльдар соорудили высокий, зеленый холм; он получил название Туна. С запада его освещало сияние Деревьев, а восточный склон всегда был окутан мраком; и этот восточный склон смотрел в залив Эльфийской Гавани, на Одинокий остров и Сумрачные моря.
     
Ущелье, названное Калакирьей, или Проходом Света, пропускало наружу сияние Благословенного Царства, игравшее серебряными и золотыми бликами на темных волнах залива и достигавшее Одинокого острова, западный берег которого вскоре покрылся буйной растительностью. Именно там распустились первые к востоку от Аманских гор цветы.
     
На вершине Туны эльфы воздвигли белостенный город Тирион с его террасами и высоченными башнями, главенствовала над которыми Башня Ингве — Миньдон Эльдалиева, серебряный маяк которой был ясно виден с окутанных туманом и сумраком морских просторов. Немногие из смертных мореплавателей видели испускаемый им тонкий световой луч.
     
Ваньяр и Нольдор долгое время проживали в Тирионе-на-Туне в мире и согласии. И так как изо всех чудес Валинора им более всего полюбилось Белое Дерево, Яванна создала для них уменьшенную копию Тельпериона; разве что света оно не испускало. На синдарине оно звалось Галатилион. Посадили его во дворе Башни Ингве, и саженцы его можно было впоследствии встретить по всему Эльдамару. Одним из них стало дерево, перенесенное спустя некоторое время на Тол Эрессеа, где оно расцвело пышным цветом и получило имя Келеборн. Некоторые утверждают, что Нимлот, Белое Дерево Нуменора, является прямым его потомком.
     
Манве с Вардой с особой теплотой относились к Ваньяр, белокурым эльфам; Нольдор же стали любимчиками Ауле, который, равно как и его свита, нередко наведывался к ним в гости. Знания нольдорцев и искусство значительно возросло, но даже величайшие из мастеров Нольдор никогда не останавливались на достигнутом, и вскоре они во многом превзошли своих учителей. Язык их был изменчив, поскольку этот народ любил устную речь и стремился подобрать всему наиболее точные определения.
     
Случилось однажды так, что каменотесы из рода Финве, добывавшие в холмах камень (уж очень им нравилось строить высокие башни), наткнулись на залежи драгоценных камней и вернулись домой с богатой добычей. Тогда они придумали инструменты для обработки и огранки камней, и научились придавать им самые разнообразные формы. Однако они не стремились хранить их в сокровищницах, а напротив — свободно раздавали и раздаривали, так что вскоре произведения их искусства можно было встретить по всему Валинору.
     
Нольдор по прошествии многих лет вернулись в Средиземье, так что эта повесть описывает в основном их свершения. Поэтому здесь следует упомянуть имена и происхождение нольдорских правителей в той форме, в которой они звучали позднее на языках эльфов Белерианда.
     
Королем нольдорцев был Финве, и было у него три сына: Феанор, Фингольфин и Финарфин. Матерью Феанора была Мириэль Серинде, а матерью Фингольфина и Финарфина — Индис, родом из Ваньяр. Феанор был самым красноречивым и умелым, и не знавший покоя дух его пылал огнем; Фингольфин был самым сильным, стойким и доблестным, а Финарфин — мудрейшим из братьев и единственным светловолосым из них. Позже он стал другом сыновей Ольве, правителя Телери, и женился на его дочери Эарвен — Деве-Лебеди Альквалонде.
     
У Феанора было семеро сыновей: Маэдрос, отличавшийся высоким ростом; Маглор, выдающийся певец, чей голос разносился далеко над морем и сушей; Келегорм Светловолосый и Карантир Темноволосый; Куруфин Искусник, унаследовавший мастерство своего отца, и двое младших — близнецы Амрод и Амрас, сходные не только внешне, но и характерами. Позже, уже в Средиземье, эти двое стали прославленными охотниками. Брат их Келегорм, водивший в Валиноре дружбу с Ороме, также был охотником и нередко откликался на призыв Валаромы.
     
Сыновьями Фингольфина были Фингон, ставший на севере мира правителем Нольдор, и Тургон, ставший лордом Гондолина; и была у них сестра, Аредель Белая. Она была младше своих братьев, а когда достигла пика своей зрелости и красоты, стала высокой и сильной, и полюбила верховые поездки и лесную охоту, на которую нередко отправлялась вместе с братьями. Немало времени она проводила и со своими двоюродными братьями, сыновьями Феанора; однако сердце свое отдавать кому-либо не спешила. Кожа Аредель была такой светлой, что ее прозвали Ар-Фейниэль, Белая Леди Нольдор, хотя волосы ее были темного оттенка; одевалась же она только в серебряное и белое.
     
У Финарфина было четверо сыновей — Финрод Верный (которого позднее стали называть Фелагунд, Повелитель Пещер), Ородрет, Ангрод и Аэгнор; с сыновьями Фингольфина они были так близки, словно родные братья. Была у них сестра, Галадриэль, прекраснейшая дева в роду Финве; чудесные волосы ее отсвечивали золотом, словно в них запутались лучи Лаурелин.
     
Здесь нужно пояснить, как Телери, в конце концов, пришли на земли Амана. Долгое время обитали они на Тол Эрессеа, но постепенно в их сердцах зародилось стремление к свету, лучи которого добирались до Одинокого острова над морскими волнами. Они разрывались между своей любовью к музыке набегавших на берег волн и желанием вновь повидаться с сородичами и насладиться великолепием и пышностью Валинора.
     
В конце концов, стремление к свету победило. Тогда Ульмо, подчиняясь воле Валар, послал к ним Оссе, что всегда был их другом. Оссе, с великой печалью на сердце, научил их строить корабли; и когда те были готовы, он принес им в дар множество сильнокрылых лебедей. Лебеди потянули белые корабли Телери по безмятежным морским волнам; так, наконец, они достигли побережья Амана, омываемого водами залива Эльдамар. Здесь они и поселились.
     
Теперь при желании они могли любоваться светом Деревьев, гулять по блистающим золотом улицам Вальмара и хрустальным лестницам Тириона-на-Туне, зеленом холме. Но чаще всего они скользили на своих быстрых кораблях по волнам Эльфийской Гавани или бродили по мелководью на побережье, и свет из-за холма играл бликами на их волосах.
     
Нольдорцы одарили их великим множеством драгоценных камней, среди которых были опалы, алмазы и прозрачные кристаллы; Телери разбрасывали их по берегам и заводям. Не описать словами красоты пляжей Эленде в те славные дни.
     
А еще они добывали из моря жемчуг и украшали им свои жилища. Из жемчуга были выстроены и палаты Ольве в Альквалонде — Лебединая Гавань, освещенная бесчисленным множеством светильников. Альквалонде был их городом и гаванью для кораблей, которые также напоминали с виду огромных лебедей — с золотыми клювами и оправленными в золото глазами из черного янтаря. Вратами гавани служила естественная каменная арка, возвышавшаяся у границ Эльдамара, к северу от Калакирьи, где звездный свет был ярок и чист.
     
Проходили века, и Ваньяр все сильнее прикипали душой к землям Валар и ясному свету Деревьев. Они покинули Тирион-на-Туне и поселились у подножия горы Манве, а также на равнинах и в лесах Валинора, отделившись таким образом от Нольдор. В сердцах последних, тем не менее, все еще жили лежавшие под звездами просторы Средиземья, и они продолжали жить в ущелье Калакирья, а также на холмах и в долинах, куда доносился шум западного моря.
     
Многие из них частенько отправлялись странствовать по землям Валар, исследуя их секреты и изучая флору с фауной. В те времена народы Туны и Альквалонде в значительно сблизились друг с другом. В Тирионе правил Финве, а в Альквалонде — Ольве; и все же верховным правителем всех эльфов считался Ингве, который в конце концов переселился к подножью Таникветиля, поближе к обители Манве.
     
Феанор со своими сыновьями редко задерживался подолгу на одном и том же месте. Они путешествовали по безбрежным просторам Валинора, и в поисках неизведанного забредали даже к границам Тьмы и холодным побережьям Внешнего Моря. Они были частыми гостями в чертогах Ауле, хотя Келегорм предпочитал бывать в доме Ороме, где узнавал много нового о зверях и птицах и учился говорить на их языках. Ибо все живые существа, прежде обитавшие в Царстве Арды, за исключением разве что порожденных Мелькором чудищ, ныне сохранились лишь в землях Амана. А еще здесь можно было встретить немало созданий, каких никогда не бывало в Средиземье — а возможно, и не будет никогда, поскольку лик мира претерпел слишком большие изменения.
    
    
     
      
ГЛАВА 6. О Феаноре и о том, как Мелькор избавился от Оков
     
     
И вот, наконец, все три племени Эльдар собрались в Валиноре, а Мелькор пребывал в заточении. То были времена Расцвета Благословенного Царства, достигшего пика своего величия и блаженства. Долгие века длилось это счастливое время, но в воспоминаниях очевидцев оно казалось совсем коротким. В те дни Эльдар достигли вершин развития тела и духа, а Нольдор — еще и наук да ремесел. Столетия проносились мимо, наполненные радостными заботами и трудами, в результате которых на свет появилось множество прекрасных и удивительных произведений. Нольдор были первым из своих сородичей, придумавшими алфавит; честь этого открытия принадлежала некому Румилю из Тириона. Он первым изобрел знаки, подходившие для записи речей и песен, для гравировок на металле и камне, и другие — для начертания кистью или пером.
     
В те славные времена родился на побережье Эльдамара, в королевском доме Тириона-на-Туне, старший из сыновей Финве, ставший его любимчиком. И было ему дано при рождении имя Куруфинве, однако мать назвала мальчика Феанором — Духом Огня. Именно под этим именем он и воспет в сказаниях Нольдор.
     
Матерью его была Мириэль по прозвищу Серинде — ибо была она искусной ткачихой и рукодельницей; руки ее могли создать такое совершенство, какого не способен был достичь никто из ее соплеменников нольдорцев. Любовь Финве к своей жене была всеобъемлющей и не знающей печалей, ибо родилась она в Дни Блаженства Валинора. Однако беременность отняла у Мириэль все физические и духовные силы, поэтому после рождения сына она возжелала избавления от бремени существования.
     
Дав мальчику имя, она сказала Финве:
     
— Никогда больше я не смогу иметь детей, ибо вся жизненная сила, которой иначе хватило бы еще для многих, ушла до последней капельки в Феанора.
     
И закручинился тогда Финве, ибо народ Нольдор был сравнительно молод, и ему хотелось иметь еще множество детей, что родились бы в не знающем тревог и печалей Амане.
     
— Мы ведь в Амане, — возразил ей на это он. — Здесь непременно найдется лекарство от любого недуга.
     
Однако Мириэль продолжала слабеть и чахнуть, и Финве пришлось обратиться за советом к Манве. Тот отправил ее на попечение Ирмо, в Лориен. При расставании (на короткий срок, как ему представлялось) Финве высказал сожаление о том, что жена так рано оставляет сына и потому пропустит первые дни его жизни.
     
— Действительно, жаль, — слабо ответила Мириэль. — Я бы заплакала, да сил совсем не осталось. Не держи на меня за это зла, не вини и в том, что может случиться позже.
     
И отправилась она в сады Лориена, где прилегла поспать в тени деревьев; но хоть она и казалась с виду спящей, душа ее на самом деле оставила тело и тихо отлетела в чертоги Мандоса. Прислужницы Эсте позаботились о ее теле, и оно осталось нетленным; однако душа в него так никогда и не возвратилась. Охваченный горем Финве частенько наведывался в сады Лориена, где садился у тела жены, лежавшего под серебряными кронами ив, и звал ее по имени. Но не было ему ответа; и так Финве оказался единственным во всем Блаженном Царстве, кто был лишен радости блаженства. Лишь спустя какое-то время он отказался от своих походов в Лориен.
     
Всю свою любовь Финве обратил на сына; Феанор рос не по дням, а по часам, словно его подпитывало некое тайное пламя, угнездившееся внутри. Был он высок, прекрасен лицом и имел золотые руки; глаза его были ослепительно-светлыми, а волосы — черными, как смоль. Он энергично принимался за все задуманное и уверенно шел к своей цели. Немного кому удавалось заставить Феанора изменить свое решение советом, и никому — силой. Он стал первым среди своего народа — остротой мысли и мастерством рук — и не было среди Нольдор того, кто превзошел бы его в этом — ни до, ни после.
     
В юности, совершенствуя изобретение Румиля, он придумал азбуку, получившую впоследствии его имя (именно ею Эльдар пользуются и поныне). Феанор также первым из нольдорцев выяснил, как можно создавать драгоценные камни, превосходящие красотой и размером естественные. Первые кристаллы, созданные им, были бесцветными, но в лунном свете они начинали сиять голубым и серебряным пламенем, что было ярче света Хеллюина. Еще он создал камни, позволяющие видеть удаленные предметы четче, словно глазами орлов Манве. Редко отдыхали золотые руки и светлая голова Феанора.
     
Еще совсем молодым он взял в жены Нерданель, дочь известного кузнеца Махтана, среди прочих нольдорцев пользовавшегося особым расположением Ауле. От Махтана Феанор обучился многим премудростям кузнечного мастерства, искусству работы с металлом и камнем. Нерданель обладала сильной волей, но была значительно спокойнее мужа. Она стремилась скорее к познанию, нежели к власти, и в первое время ей удавалось сдерживать Феанора каждый раз, когда пожар в его сердце разгорался слишком уж горячо. Однако последующие деяния мужа принесли ей немало огорчений, и они заметно отдалились друг от друга. Нерданель родила Феанору семерых сыновей; некоторые из них унаследовали ровный характер матери, но остальные пошли в отца.
     
Финве тем временем женился во второй раз, и избранницей его стала Индис Белокурая. Родом она была из Ваньяр и являлась близкой родственницей верховного короля Ингве; высокая и златовласая, она ни статью, ни нравом не была похожа на Мириэль. Финве горячо полюбил ее, и к нему вернулась прежняя радость жизни. Тем не менее, Мириэль так никогда и не покинула его сердца, а самым горячо любимым существом Финве по-прежнему оставался сын.
     
Феанор не обрадовался повторной женитьбе отца; он не питал большой любви ни к Индис, ни к ее сыновьям, Фингольфину и Финарфину. Проживал он отдельно от них, большую часть времени проводя в путешествиях по Аману или совершенствуясь в ремеслах, в коих находил великое удовлетворение. В тех печальных событиях, которым суждено было случиться позже и в которых главную роль сыграл Феанор, многие винили прохладные отношения, установившиеся между членами семьи Финве. Они считали, что если бы Финве не оправился так поспешно от потери своей первой жены и продолжал бы всецело отдавать себя воспитанию сына, то Феанор вырос бы другим, и это предотвратило бы многие несчастья.
     
Беды и распри дома Финве надолго запечатлелись в памяти нольдорцев. Однако сыновья Индис выросли сильными и всеми уважаемыми, также, как и их собственные дети; и без них история эльдарского народа лишилась бы очень многого.
     
И пока Феанор с прочими ремесленниками-нольдорцами трудились в свое удовольствие, не предвидя никаких препятствий этому и в дальнейшем, а сыновья Индис взрослели, обретая стать и характер, время Расцвета Валинора неумолимо близилось к своему завершению. Ибо наступал час, когда Мелькор, в соответствии с решением Валар, должен был покинуть заточение, поскольку три отведенные ему эпохи в казематах крепости Мандоса подошли к концу.
     
И вот, как и обещал ему Манве, Мелькор вновь оказался перед тронами Валар в Кольце Судеб. Он увидел их во всем величии и благости, и зависть вспыхнула в его сердце; глянул на Детей Илюватара, сидевших у подножия Богов, и лютая ненависть к ним обуяла его; великолепие же и богатство сияющих драгоценностей пробудило в нем алчность. Однако мысли свои Мелькор оставил при себе, решив отложить возмездие на потом.
     
Простершись ниц у ног Манве, он взмолился о прощении, клятвенно заверяя, что если ему позволят жить жизнью ничтожнейшего из обитателей Валинора, он станет по мере сил помогать Валар во всех их начинаниях, в том числе и в деле исцеления множества ран, нанесенных миру по его вине. Ниенна поддержала его; Мандос смолчал.
     
И Манве даровал Мелькору прощение, однако Валар еще не были готовы выпустить его из вида и оставить без своего бдительного надзора, так что ему разрешили поселиться в Вальмаре лишь с условием не выходить за его врата. Тем не менее, все слова и поступки Мелькора после его освобождения казались окружающим честными и благонадежными, и Валар с Эльдар немало выгадали от его помощи и советов. Поэтому спустя некоторое время ему разрешили свободно передвигаться по стране, и Манве искренне полагал, что Мелькор излечился от зла. Сам Манве, будучи олицетворением добра и света, до конца постигнуть сущность зла был просто не в состоянии. А еще он помнил о том, что в самом начале Мелькор, по замыслу Илюватара, был равным ему самому; таким образом Манве, не видя потаенных глубин сердца Мелькора, никак не мог знать, что вся любовь и сострадание давно покинули его.
     
Но Ульмо не был обманут, да и Тулкас каждый раз, как его враг проходил мимо, сжимал свои огромные кулаки. Ведь Тулкас, хоть разозлить его очень непросто, точно так же медленно забывал старые обиды. Однако оба они, и Тулкас, и Ульмо, положились на суждение Манве; они понимали, что если воспротивятся решению своего Повелителя, то в качестве мятежников не будут иметь права обвинять в чем-то Мелькора.
     
Пуще всех прочих эльфов Мелькор ненавидел Эльдар; во-первых, потому что те были прекрасны и веселы в своем блаженстве, и во-вторых, потому что именно их он считал виноватыми в том, что Валар ополчились на него и, в результате, низвергли. Поэтому он из кожи вон лез, чтобы заслужить их доверие и дружбу, предлагал к их услугам все свои знания и умения, когда бы таковые им не потребовались. Однако Ваньяр относились к нему с недоверием, поскольку счастливая жизнь в свете Деревьев их полностью устраивала; Телери же Мелькор и сам обходил вниманием, считая их слабыми и бесполезными для себя инструментами.
     
А вот нольдорцам его глубокие познания пришлись по вкусу; и многие из них неосмотрительно прислушивался к его сладким речам. Впоследствии Мелькор утверждал, что Феанор своим выдающимся мастерством и талантами во многим обязан именно ему, и что это он давал советы по поводу создания величайших из произведений Феанора. Но то была лишь ложь, порожденная завистью, поскольку никто из Эльдалие не ненавидел Мелькора так, как сын Финве Феанор, и это именно он первым назвал его Морготом. И хотя он прочно запутался в расставленной Мелькором паутине лжи и коварства, направленных против Валар, Феанор все же никогда не беседовал с ним и тем более не просил у него совета. Потому что двигало им исключительно пламя, бушевавшее в его собственном сердце, и он всегда работал один, не прося ни советов, ни помощи ни у кого из обитателей Амана, за исключением разве что его собственной жены, мудрой и рассудительной Нерданель.
    
    
     
      
ГЛАВА 7. О сильмарилях и беспокойном нраве Нольдор
     
     
В те далекие времена были созданы произведения искусства, ставшие самыми знаменитыми из эльфийских творений. Феанор, достигнув зрелости, стал задумываться о вещах, прежде не приходивших в его голову; возможно, то было предчувствие приближающегося рока. Он попытался придумать, как бы можно было сохранить нетленным свет Деревьев — жемчужин Благословенного Царства. И принялся он за работу, призвав на помощь все свои знания и мастерство; так им были созданы сильмарили.
     
По форме они напоминали три больших кристалла. Но лишь в самом Конце, когда ушедший прежде восшествия на небо Солнца Феанор, пребывающий ныне в Палатах Ожидания чертогов Мандоса, возвратится в мир, когда Солнце угаснет и упадет с небес Луна, станет ясно, из чего же все-таки были сделаны сильмарили.
     
Внешне они походили на хрустальные или бриллиантовые, но при этом были тверже алмаза, так что ничто в Арде не могло уничтожить их или даже нанести им какой-либо ущерб. Но эти кристаллы были лишь оболочками для сильмарилей, как тела для Детей Илюватара; они вмещали внутри себя пламя, бывшее одновременно и содержанием их, и сутью, и их жизнью. И создал это пламя Феанор из смешанного света Деревьев Валинора. Оно и по сей день живет в них, хотя Деревья давно увяли и больше не испускают света. Поэтому даже во тьме глубочайших из сокровищниц сильмарили испускают свое собственное свечение, подобное сиянию звезд Варды; но также, как и любые живые существа, они предпочитают быть на свету, получать его и отдавать назад в стократ более прекрасным.
     
Все обитатели Амана преисполнились восторга и радости, увидев творения Феанора. Варда благословила сильмарили, и впоследствии ни смертная плоть, ни нечистые руки, ни погрязшие во зле не могли их коснуться без того, чтобы не получить страшных ожогов. Мандос предрек, что судьбы всех земель, вод и воздушных пространств Арды тесно связаны с судьбой сильмарилей. Феанор души не чаял в творениях своих собственных рук.
     
Мелькор, как и следовало ожидать, тут же возжелал заполучить сильмарили, и при одном лишь воспоминании об их блеске в сердце его закипала алчность. С тех самых пор, вдохновленный этим желанием, он с еще большим усердием принялся изобретать способы избавиться от Феанора и положить конец дружбе Валар с эльфами. Однако он очень хитро скрывал свои истинные намерения, и никто пока не подозревал его в коварстве.
     
Немало пришлось ему потрудиться, и поначалу дело продвигалось очень медленно. Однако тот, кто сеет семена лжи и раздора, получает затем, как правило, весьма богатый урожай. И вскоре ему оставалось только ждать и наблюдать за тем, как всходят плоды его долгих трудов. Мелькору всегда удавалось найти внимательные уши и длинные языки, разносившие его ложь дальше; ложь эта передавалась из уст в уста под видом секретов, обладание которыми заставляло рассказчиков поверить в собственную осведомленность и значимость. Впоследствии нольдорцы с лихвой заплатили за свою излишнюю доверчивость.
     
Заметив, что многие склонны прислушиваться к его мнению, Мелькор стал частенько приходить и беседовать с ними, и в его честных, мудрых речах мало кто замечал искусно завуалированные намеки. Впоследствии они были совершенно уверены, что многие из посеянных Мелькором мыслей пришли в их головы вполне самостоятельно. А он тем временем пробуждал в их сердцах видения славных королевств на свободном и диком Востоке, которыми они могли бы править, как заблагорассудится. Потом пошли слухи, будто Валар привели Эльдар в Аман из опасения, что красота и искусство Квенди и дарованные им Илюватаром таланты смогут развиться в полную силу и выйдут из-под контроля Валар; особенно, если к тому времени эльфы успеют расселиться по всему миру.
     
Больше того, Валар не сочли нужным сообщить эльфам о том, что вскоре в этот Мир было суждено прийти людям; Манве с этим не спешил. И тогда решил поделиться с эльфами тайной о приходе смертных Мелькор, рассчитывая на то, что молчание Валар по этому поводу можно будет обратить против них. Сам он о людях знал совсем немного, поскольку во времена создания Музыки был занят собственными мыслями и к Третей Мелодии Илюватара не прислушивался.
     
Вскоре среди эльфов стали гулять слухи о том, что Манве держит их в Амане в заключении, чтобы люди смогли прийти в Средиземье и сделать его своим королевством. А делалось это якобы потому, что Валар считали смертных более податливым материалом, которым им было бы легче управлять — ведь люди слабы и живут совсем недолго; и эльфы заподозрили Валар в намерении лишить их наследия Илюватара в пользу людей. Правды во всем этом было едва с наперсток, и тем паче у Валар никогда не возникало мыслей подчинить себе волю людей; однако многие из нольдорцев поверили слухам — кто-то лишь отчасти, кто-то всей душой.
     
Так, без ведома Валар, спокойствие в Валиноре было непоправимо нарушено. Нольдорцы стали роптать против них, и многих обуяла гордыня; они позабыли о том, как много из того, что они знали и чем владели, было получено ими в дар от Валар. Пуще всего мятежное пламя и стремление к свободе, к новым просторам, обуяло Феанора. Мелькор посмеивался про себя тому, как успешно ему удалось поразить своей ложью именно ту цель, в которую он метил. Ибо Феанора он ненавидел больше всех остальных, особенно в свете своей зависти к владельцу сильмарилей. К камням этим он пока приближаться не решался; хоть Феанор и надевал их на большие празднества, все остальное время сильмарили очень надежно охранялись, будучи запертыми в его подземной сокровищнице в Тирионе. Любовь Феанора к сильмарилям была всепоглощающей и алчной, и он с большой неохотой показывал их кому-либо, кроме собственного отца и семерых своих сыновей. Он начинал потихоньку забывать о том, что заключенный в сильмарилях свет принадлежал вовсе не ему.
     
Феанор с Фингольфином, будучи старшими сыновьями Финве, оба пользовались в Амане большим уважением; но теперь они возгордились и стали завидовать положению и имуществу друг друга. И тогда Мелькор стал распускать по Валинору новую ложь, и вскоре до Феанора дошли слухи о том, что Фингольфин со своими сыновьями планирует узурпировать власть Финве и старшего наследника рода, и выжить их из Тириона при содействии самих Валар. Последнее объяснялось тем, что Валар якобы недовольны тем, что сильмарили хранятся в городе, а не были переданы в их владение.
     
Фингольфину же и Финарфину было сказано следующее:
     
— Остерегайтесь! Гордый сын Мириэль никогда не питал братской любви к потомству Индис. Теперь он обрел влияние и положение, и отец полностью на его стороне. Не успеете и глазом моргнуть, как он заставит вас покинуть Туну!
     
И когда Мелькор убедился в том, что семена лжи упали на благодатную почву, ибо его стараниями в нольдорцах пробудились гордость и агрессия, он завел с ними речи о вооружении. И Нольдор принялись ковать мечи, топоры и копья. Также было создано множество щитов с символикой различных родов и семейств, соперничавших друг с другом; и только эти щиты они носили открыто, прочее же оружие предпочитали хранить в секрете — ведь каждый полагал, что только он получил предупреждение. Феанор же построил секретную кузницу, о которой ничего не знал даже Мелькор; в ней он выковал острейшие, закаленные мечи для себя и своих сыновей, и высокие шлемы с красными плюмажами. Горько пожалел Махтан о том дне, когда согласился научить мужа Нерданель своему искусству работы с металлом, полученному от самого Ауле.
     
Так, ложью, коварными слухами и неправедными советами Мелькор поселил в сердцах нольдорцев вражду; их ссоры в конечном итоге привели к концу золотого века Валинора и к закату его былого величия. Феанор к тому времени начал открыто выступать с мятежными речами против Валар, громко крича о том, что намерен покинуть Валинор и вернуться в восточные земли, и обещал освободить нольдорцев от их "рабства", если они согласятся последовать туда за ним.
     
Тирион охватила великая смута, серьезно обеспокоившая Финве; и призвал он всех своих вассалов на совет. Фингольфин же яростно ворвался в его дворец и напрямую у него спросил:
     
— Повелитель и отец, отчего ты не смиришь гордыню нашего брата, Куруфинве, которого по праву прозвали Духом Огня? По какому праву говорит он от лица всего нашего народа, словно его уже кто-то успел короновать? Ведь это ты некогда говорил с Квенди, склоняя их принять приглашение Валар и перебраться жить в Аман. Ты вел народ Нольдор по долгому и тернистому пути через все Средиземье к залитому светом Эльдамару. Ежели ты до сих пор не раскаялся в своем давнишнем решении, то знай, что по меньшей мере двое из твоих сыновей целиком и полностью доверяют твоему мнению.
     
Фингольфин еще не закончил свою речь, когда в помещение широким шагом вошел Феанор, полностью вооруженный и в своем высоком шлеме, а на боку его висел огромный меч.
     
— Так значит, мои предположения имели под собой основания, — произнес он. — Мой сводный брат взойдет на престол прежде меня, и это с одобрения моего отца, причем как в этом, так и в прочих вопросах. — Затем он обернулся к Фингольфину, на ходу выхватывая свой меч, и вскричал: — Убирайся отсюда, и впредь знай свое место!
     
Фингольфин молча поклонился Финве и, не проронив более ни слова и не удостоив Феанора даже взглядом, вышел из помещения. Феанор же последовал на ним и догнал уже у выхода из королевских покоев; направив свой сияющий меч в грудь Фингольфина, он сказал:
     
— Смотри, братец! Эта штука куда острее твоего языка. Попытаешься еще хоть раз занять мое место и покуситься на любовь моего отца, и будь уверен — она избавит нольдорцев от того, кто так стремиться стать рабовладельцем.
     
Слова эти достигли многих ушей, поскольку напротив дворца Финве у подножья башни Миньдон располагалась большая площадь. Однако Фингольфин и на сей раз смолчал; сквозь притихшую толпу он отправился на поиски своего брата Финарфина.
     
Теперь уж беспорядки в стане Нольдор скрыть от Валар стало невозможно, однако истинных причин их возникновения они выяснить так и не смогли. Так как Феанор первым открыто выступил против них, Валар решили, что именно он и являлся зачинщиком мятежа; этому немало способствовало его повсеместно известное упрямство и надменность… хотя в последнее время такие черты характера проявляло подавляющее большинство нольдорцев. Манве, хоть и был опечален таким развитием событий, продолжал наблюдать, не высказывая своего мнения. Валар привели Эльдар в свои земли по их собственной воле, и они были свободны жить здесь или покинуть Аман; и хотя последний вариант Валар считали решением весьма недальновидным, они не стали бы удерживать здесь эльфов насильно.
     
Однако действия Феанора разозлили и встревожили Валар, и они не могли оставить их без внимания. Феанора призвали к воротам Вальмара, дабы тот отчитался за свои слова и поступки. В Кольцо Судеб позвали и других, принимавших участие в беспорядках и имевших какие-либо сведения о них.
     
Стоя перед Мандосом в Кольце Судеб, Феанор вынужден был отвечать на вопросы Валар, и только тогда стало понятно, откуда ветер дует. Коварство Мелькора было, наконец, выведено на чистую воду, и Тулкас прямо с совета оправился схватить его и привести на суд.
     
Однако с Феанора не были сняты все обвинения, потому что именно он нарушил царивший в Валиноре мир и обнажил меч против своего родственника. И сказал ему Мандос:
     
— Ты рассуждаешь о рабстве. Кабы вы на самом деле были рабами, то избежать этого рабства вам не удалось бы и в Средиземье, поскольку Манве — повелитель всей Арды, а не только Амана. Так слушай же свой приговор: ты должен будешь покинуть Тирион, где посеял ростки раздора, на двенадцать лет. В течение этого времени ты должен хорошенько обдумать свои действия, и постараться вспомнить о том, кто ты такой. По истечении этого срока дело будет считаться улаженным и, если остальные тебе простят, забыто.
     
— Я охотно прощу своего брата, — заверил Фингольфин.
     
Феанор никак не отреагировал на эти слова, молча стоя перед Валар. Потом он развернулся и покинул Кольцо Судеб, а затем и Вальмар.
     
Вместе с ним в изгнание отправились и семеро его сыновей. На севере Валинора они возвели себе добротный дом на холмах, с хорошо защищенной сокровищницей. Здесь, в Форменосе, хранилось великое множество драгоценностей и оружия, а также сильмарили, надежно запертые в обшитом железом хранилище. Сюда же пришел жить и король Финве, поскольку он очень любил своего сына; в Тирионе стал править Фингольфин.
     
Так посеянная Мелькором ложь принесла свои плоды, хотя и Феанор немало постарался, чтобы поспособствовать этому. Вражда, возникшая между братьями по вине Мелькора, еще долгое время жила между сыновьями Фингольфина и Феанора.
     
Мелькор же, едва прознав о том, что его замыслы раскрыты, ударился в бега, тенью скользя меж окрестными холмами; Тулкас безуспешно старался его разыскать. Обитателям же Валинора стало казаться, что свет Деревьев слегка померк, а тени удлинились и стали темнее.
     
Какое-то время Мелькора в Валиноре больше не видели и ничего о нем не слыхали, а затем он вдруг неожиданно объявился в Форменосе, чтобы побеседовать с Феанором на крыльце его дома. Он решил изобразить дружелюбие, воспользовавшись для этого своей хитростью, и попробовать вернуть Феанора к мыслям о коварстве Валар.
     
— Видишь ли ты теперь справедливость всего, что было сказано мною? — начал он. — Вот и тебя подвергли несправедливому изгнанию. Но если сердце Феанора по-прежнему стремится к свободе и готово постоять за сказанные им в Тирионе слова, то я готов оказать ему всю посильную помощь, увести его далеко от этой тесной страны. Ведь разве я не Вала? Вала, и притом куда более великий, нежели те, кто отсиживается без дела в Валимаре; и разве не был я верным другом нольдорцев, самых искусных и отважных изо всех народов Арды?
     
В сердце Феанора до сих пор жила горечь от унижения перед Мандосом, и теперь он молча смотрел на Мелькора, пытаясь понять, можно ли ему доверять и помогать скрываться от Валар. И Мелькор, видя его сомнения и прекрасно зная о том, что душа его была навеки прикована к сильмарилям, добавил:
     
— Твой дом надежен и хорошо защищен; но не думай, что сильмарили будут в безопасности, пока они находятся в царстве Валар!
     
И тут, надо заметить, Мелькор умудрился перехитрить самого себя; слова его затронули больную жилу и пробудили пламя более яростное, чем это входило в его намерения. Пылающий взгляд Феанора проник сквозь фальшивый внешний фасад, навешанный на себя Мелькором, и увидел он, что тем руководит жажда заполучить его драгоценные сильмарили. Тут обуяли Феанора страх и гнев в равных пропорциях, и он с проклятьем на устах наставил на Мелькора меч:
     
— Убирайся прочь с моего порога, стервятник Мандоса! — И захлопнул дверь своего дома перед носом могущественнейшего из обитателей Эа.
     
Мелькор с позором удалился, ибо и сам находился в положении беглеца; месть он решил отложить до лучших дней, хотя сердце его почернело от ярости. Финве же испугался и поспешно отослал вестников в Вальмар, к Манве.
     
Валар как раз совещались у Золотых Ворот, обеспокоившись удлинением теней, когда прибыли посланцы из Форменоса. Ороме с Тулкасом тут же вскочили со своих мест, но едва они собрались отправиться за Мелькором в погоню, как прибыли гонцы с побережья Эльдамара с новостью о том, что того заметили в ущелье Калакирья. Эльфы с холма Туны видели, как он грозовой тучей промчался мимо, весь дымясь от ярости. А еще посланцы сообщили, что оттуда он направился на север — Телери в Альквалонде видели его тень, пересекшую их гавань в направлении Арамана.
     
Так Мелькор бежал из Валинора, и Два Дерева еще некоторое время сияли незамутненным светом, наполняя им все окрестные земли. Но напрасно Валар искали своего врага; и словно туча, надвигающаяся под порывами холодных, медленных ветров, радость обитателей Амана омрачали нехорошие предчувствия. Они страшились того, что никто не сможет предугадать, какой облик примет зло на следующий раз.
    
    
     
      
ГЛАВА 8. Затмение Валинора
     
     
Прослышав о том, куда направился Мелькор, Манве со всей отчетливостью осознал, что тот намерен был скрыться в своей прежней крепости на севере Средиземья. Ороме с Тулкасом тут же на всех парах помчались туда, надеясь одолеть его, но за населенными Телери берегами, на безлюдных пустошах у великих льдов, след его потерялся. Количество наблюдательных постов у северных границ Амана было увеличено вдвое, но и это не принесло никаких результатов, потому что как только за ним выслали погоню, Мелькор вернулся обратно и тайно прокрался на юг. Так как он до сих пор оставался одним из Валар, то мог, как и его собратья, изменять свой облик или же вообще обходиться без физического воплощения; хотя впоследствии эту способность он безвозвратно утратил.
     
Незримый, Мелькор добрался к лежавшему во тьме плато Аватар. Эта узкая полоска земли находилась к югу от залива Эльдамар, у восточного подножья гряды Пелори, и простирала свои унылые, лишенные света и неисследованные берега к югу. Здесь, меж отвесными стенами гор и холодными волнами темного моря, лежали самые глубокие и густые тени на земле; именно здесь, втайне и без чьего-либо ведома, устроила свое логово Унголиант. Эльдар не знают, откуда она пришла; некоторые утверждают, что в далекие-предалекие времена она появилась из окружавшей Арду тьмы, когда Мелькор впервые с завистью посмотрел на дарованное Манве царство, и что она была одной из тех, кого Мелькору удалось склонить к сотрудничеству. Но от служения она вскоре отреклась, ибо желала сама быть хозяйкой своей жажды и вволю питать свою внутреннюю пустоту. На юг она направилась потому, что Валар и охотники Ороме долгое время обходили его своим вниманием, опасаясь угрозы с севера. Отсюда, с Аватар, она потихоньку подползала обратно, к Благословенному Царству, потому что ненавидела и одновременно страстно желала его света.
     
Жила Унголиант в овраге, приняв облик чудовищных размеров паука и оплетая своей черной паутиной трещины окрестных скал. Питалась она тем, что поглощала весь проникающий в эту местность свет, а затем превращала его в нити своих удушающих мраком сетей. В конце концов свет больше не мог проникнуть сквозь них в ее логово; и она стала голодать.
     
И вот в Аватар пришел разыскивавший ее Мелькор, принявший тот облик, который носил в качестве правителя Утумно — Темного Лорда, высоченного и грозного ликом. В этом облике он и пребывал впоследствии. В черных тенях, сквозь которые не смог бы проникнуть взглядом даже Манве со своего высоченного трона, Мелькор с Унголиант принялись строить планы мщения.
     
Поначалу, узнав о его намерениях, Унголиант засомневалась, разрываясь между своей растущей жаждой и страхом; ей не хотелось подвергать себя риску на территории Амана, где правили могущественные Повелители, да и вообще вылезать из своего логова. Тогда Мелькор принялся ее убеждать:
     
— Повинуйся мне, и коль не насытишь свой голод по окончании, я отдам тебе все, что пожелает твоя жажда. Без малейших колебаний.
     
Клятву эту он дал с легким сердцем, как поступал прежде не один раз; а в глубине души он при этом посмеивался. Так искусный вор забрасывает наживку, чтобы поймать менее опытного.
     
И когда покинули они с Мелькором ее мрачное логово, Унголиант соткала над ними покров тьмы — Несвет, подобный небытию, и пустоту эту невозможно было пронизать глазом. Затем она принялась ткать свою паутину: нить за нитью, от одной расщелины к другой, от скальных выступов к каменным резцам, постепенно взбираясь все выше и выше, пока в конце концов не достигла пика Хиарментир — высочайшей горы в этой местности, лежавшей далеко к югу от великого Таникветиля. Валар на эти земли обращали мало внимания; ведь к западу от Пелори лежали пустынные территории, укутанные полумраком, а восточные склоны были обращены к туманным водам морей (за исключением той их части, что смотрела на бесплодные пески Аватара).
     
Но вот на горной вершине объявилась Унголиант; соткав из нитей паутины лестницу, она сбросила ее вниз. Мелькор вскарабкался по лестнице и встал рядом с Унголиант, обозревая с высот Хиарментира просторы Защищенного Царства. У подножья гор расстилались леса Ороме, а к западу переливались золотом засеянные божественной пшеницей поля и пастбища Яванны. Однако взгляд Мелькора был обращен на север, где на сияющей равнине блестели в смешанном свете Тельпериона и Лаурелин серебряные купола Вальмара. Мелькор громко рассмеялся и заскользил вниз, к подножью Аманских гор; Унголиант держалась рядом с ним, и испускаемая ею тьма надежно скрывала их обоих из виду.
     
Мелькор знал, что в Валиноре нынче время празднеств. Несмотря на то, что приливы-отливы и смена сезонов были полностью подчинены воле Валар и Валинор никогда не знал усыпляющих природу зим, все же эти благословенные земли были частью Арды, небольшого царства на неизмеримых просторах Эа, в жилах которой течет само Время, извечно пронизывающее Музыку Эру — от первого ее аккорда до самого последнего. Валар, согласно Айнулиндале, нравилось принимать сходные с обличьем Детей Илюватара воплощения; они также не гнушались еды и питья, и собирали выращенные Яванной дары Земли, которую сами же создали по воле Эру.
     
Поэтому Яванна назначила время цветения и созревания всего, что произрастало в Валиноре; и каждый раз во время сбора первого урожая Манве устраивал пышные празднества в честь Эру, на которых собирались все народы Валинора, выражая свою радость музыкой и песнями, от которых дрожала снежная шапка Таникветиля.
     
На сей раз Манве пожелал закатить торжества такого размаха, каких еще не бывало со времен пришествия в Аман Эльдар. Ибо несмотря на то, что побег Мелькора предвещал в будущем немало печалей и тревог (ведь и в самом деле никто не мог предугадать, что еще предстоит пережить Арде прежде, чем того вновь поймают), Манве почувствовал необходимость исцелить нольдорцев от поселившегося в их сердцах зла. Именно поэтому все без исключения получили приглашение в его чертоги на Таникветиле, и сделано это было с целью примирить рассорившихся между собой лордов и заставить их выбросить из памяти посеянную Врагом ложь.
     
Пришли на праздник и Ваньяр, и тирионские нольдорцы, и Майяр; и конечно же, присутствовали во всем своем великолепии Валар. И все они пели перед Манве с Вардой в их просторной высокой обители, или танцевали на зеленых склонах горы, обращенных видневшимся на западе Деревьям. Улицы Вальмара в этот день совершенно опустели, и безлюдны были лестничные пролеты Тириона; вся страна пребывала в блаженной полудреме. И только Телери за горной грядой пели морским волнам; их не особенно волновали сезоны и праздники, и тревоги Повелителей Арды были им невдомек — они еще не знали о тени, нависшей над Валинором, поскольку их она пока никак не затронула.
     
Замысел Манве удался не полностью. Феанор пришел, ибо ему единственному Манве повелел присутствовать в обязательном порядке; но Финве категорически отказался, как и остальные нольдорцы, поселившиеся в Форменосе. Обосновал это Финве так:
     
— Пока с моего сына Феанора не снимут запрет бывать в Тирионе, я отказываюсь быть королем своего народа и не желаю его видеть.
     
К тому же, Феанор не потрудился надеть праздничные одежды — на нем не было ни одного золотого или серебряного украшения и ни одного драгоценного камня; не принес он показать Валар и Эльдар и сильмарили, оставив их в надежном железном сейфе в Форменосе. Однако он все же подошел вместе с Фингольфином к трону Манве и помирился с братом, пусть только на словах; Фингольфин же охотно согласился предать инцидент с наставленным на него мечом забвению. Он протянул Феанору руку со словами:
     
— Я дал слово, и сдержу его. Я прощаю тебя и не стану хранить обиду.
     
Феанор молча пожал его руку, и Фингольфин добавил:
     
— Сводный брат по крови, я предлагаю нам стать родными братьями по духу. Я пойду за тобой, куда бы ты ни направился. Пускай никакие обиды не разделяют нас.
     
— Я слышу тебя. Да будет так, — сказал на это Феанор. Но они еще не знали, какое значение примут эти клятвы впоследствии.
     
Рассказывают, что в тот час, когда Феанор с Фингольфином стояли у трона Манве, на опустевший Вальмар опустилось сияние смешанного света, и он был полон серебряных и золотистых лучей. Одновременно с этим Мелькор с Унголиант торопливо промчались над полями Валинора, подобные тени черной тучи, несомой ветром над залитой светом землей, и вскоре прибыли к подножью зеленого холма Эзеллохара. Здесь Несвет Унголиант устремился прямиком к корням Деревьев, а Мелькор тем временем взбежал на вершину холма и своим черным копьем пронзил оба Дерева насквозь, нанеся им такие страшные раны, что сок брызнул из них, словно кровь, орошая все вокруг. Унголиант принялась поспешно поглощать его, и металась от дерева к дереву, прикладывая свою черную пасть к ранам до тех пор, пока Деревья не были полностью осушены. Смертельный яд, что она несла в себе, проник в древесную плоть, заставляя увянуть корни, ветви и листья; и тогда Деревья погибли. Но жажда Унголиант на этом не утихла — она отправилась к Источникам Варды и выпила их до дна. В процессе своего насыщения Унголиант распространяла вокруг себя черные, ядовитые испарения и так быстро раздувалась до ужасающих размеров, что даже Мелькор испугался.
     
И пала на Валинор кромешная тьма. О событиях того дня немало рассказано в Альдудение, написанном Эллемире из народа Ваньяр; сей труд широко известен всем Эльдар. Но никакие песни и предания не способны выразить весь ужас и горе, что охватили обитателей Амана. Свет пропал; но Тьма, что пришла вслед за этим, была не просто отсутствием света. Казалось, что Тьма, сотворенная в тот день, была сама по себе материальна — ведь она была по злому умыслу переделана из Света и обладала властью слепить глаза, проникать в сердца и разум, и полностью подавлять волю.
     
Бросив взгляд с вершин Таникветиля, Варда заметила вздымающуюся на столпах мрака Тень; к тому времени весь Вальмар был окутан тьмой. Лишь одна Священная Гора выступала из нее, словно последний островок суши в затопленном мире. Пение смолкло. Валинор объяла тишина, в которой не раздавалось ни звука, за исключением разве что завываний ветра в ущелье да доносившихся с побережья причитаний Телери, похожих на резкие крики чаек. Ибо с Востока в этот час повеяло холодом, а берега накрыли темные морские туманы.
     
Но Манве со своего трона посмотрел в темноту и заметил за ней Тьму, которую, тем не менее, пронзить своим взглядом не сумел. Она была велика, но находилась уже довольно далеко и продолжала с большой скоростью мчаться на север; и Манве понял, что Мелькору удалось пробраться в Валинор и затем успешно скрыться.
     
За ним отправили погоню; земля содрогалась от топота конницы Ороме, и копыта Нахара высекали снопы огненных искр — первый свет, вернувшийся на земли Валинора. Но едва воинство поравнялось с Облаком Унголиант, как всадники Валар оказались ослеплены и напуганы; они рассеялись и помчались кто куда, не разбирая дороги, а звук Валаромы сорвался и затих. Тулкас же запутался в черной паутине ночи и беспомощно махал руками, не имея возможности что-то в ней разглядеть. Но когда Тьма ушла, было уже слишком поздно: совершив свою злодейскую месть, Мелькор успешно скрылся в неизвестном направлении.
    
    
     
      
ГЛАВА 9. Бегство Нольдор
     
     
Какое-то время спустя у Кольца Судеб собралась большая толпа; Валар расселись по своим тронам во мраке, ибо стояла ночь. Однако над их головами мерцали звезды Варды, а воздух был прозрачен и чист — ветра Манве унесли прочь все смертельно-ядовитые испарения и согнали морские туманы с побережья. Яванна поднялась и взошла на некогда зеленый холм Эзеллохар, ныне почерневший и лишенный растительности. Она возложила на Деревья руки, но они не пробудились к жизни, а каждая ветка, к которой она прикасалась, обламывалась и безжизненно падала на землю. Отовсюду раздавались плач и причитания; всем казалось тогда, что они до дна испили чашу горя, что до краев наполнил для них Мелькор. Но они ошибались.
     
— Свет Деревьев ушел безвозвратно, он живет теперь лишь в сильмарилях Феанора, — сказала Варда Валар. — Как же он оказался предусмотрителен! Даже самые могущественные из нас, не считая Илюватара, некоторые свои творения могут создать лишь однажды. Но если бы у меня была хоть частица того света, я могла бы попробовать возродить Деревья к жизни; если только их корни окончательно не усохли. И нанесенный Мелькором вред был бы исправлен.
     
Тогда заговорил Манве:
     
— Слышишь ли ты, Феанор, сын Финве, слова Яванны? Согласен ли ты передать в дар то, о чем она просит?
     
За этими словами последовало продолжительное молчание. Тулкас, потеряв терпение, вскричал:
     
— Отвечай же, нольдорец, не томи! Нельзя ведь и в самом деле отказать самой Яванне! И разве не свет ее творений ты использовал для создания своих сильмарилей?
     
Но Ауле, и сам бывший любящим свое дело Творцом, осадил Тулкаса:
     
— Не спеши! Ты просишь его о большем, нежели полагаешь. Позволь ему подумать над своим решением.
     
И тогда Феанор с горечью воскликнул:
     
— Также, как и Великие, нижестоящие способны создать некоторые вещи лишь однажды; и сердце их будет заключено в этих творениях. Я могу выпустить заключенный в моих кристаллах свет, но создать подобные им мне во второй раз не удастся; и если мне придется уничтожить сильмарили, это разобьет мое сердце и убьет меня, и я стану первым из Эльдар, умершим в Амане.
     
— Не первым, — заметил Мандос, но никто не понял, кого он имел в виду.
     
В наступившей повторно тишине Феанор погрузился в мрачные думы. Ему показалось, что он стоит в кольце окруживших его врагов; и вновь вспомнились Феанору сказанные Мелькором слова о том, что Валар представляют угрозу для его сильмарилей. "А ведь он действительно такой же Вала, как и остальные," — подумал он про себя. — "Значит, должен хорошо понимать их сердца. И верно: вор всегда узнает другого вора." Вслух же он громко заявил:
     
— Я не расстанусь с сильмарилями по своей воле. Но если Валар попытаются принудить меня отдать их, то я буду знать наверняка, что они той же породы, что и Мелькор.
     
— Ты сказал свое слово, — констатировал Мандос. Тогда встала со своего трона Ниенна, взошла на Эзеллохар, и, откинув свой серый капюшон, смыла с него своими слезами оставленную Унголиант скверну; затем она запела скорбную песнь о горестях мира и Осквернении Арды.
     
Но не успел еще стихнуть ее плач, когда прибыли посланцы из Форменоса, несшие известия о новых злодеяниях, свершенных Мелькором. Они рассказали, как на север пришла непроглядная тьма, и центре ее двигалась некая неведомая сила, не имевшая названия; именно она источала эту Тьму. А еще с этой Тьмой к дому Феанора пришел Мелькор, убивший короля Нольдор Финве прямо на его пороге, ибо только он не испугался и не бежал прочь от ужасной Тьмы; так в Благословенном Царстве была пролита первая кровь. Еще посланцы сообщили, что Мелькор ворвался в укрепление Форменоса и забрал все драгоценности, хранившиеся в его сокровищницах; не избежали этой участи и сильмарили.
     
Услыхав это, Феанор встал перед Манве и, воздев руку, проклял Мелькора, дав ему новое имя — Моргот, Темный Враг Мира; только этим именем Эльдар и называли его впоследствии. Еще Феанор проклял приглашение Манве и тот час, когда он пришел к Таникветилю; объятый безумной яростью и горем, он полагал, что, если бы остался в Форменосе, то смог бы избежать уготованной ему Мелькором участи и помочь отцу.
     
Затем Феанор выбежал из Кольца Судеб и помчался прочь, потому что отец был ему дороже всего Света Валинора и несравненных творений его собственных рук вместе взятых; и неудивительно — был ли у кого-то из эльфов или людей такой же великий и почтенный отец?
     
Многие сочувствовали горю Феанора, но оно было далеко не его личным; Яванна безутешно рыдала на холме, опасаясь того, что Тьма поглотит последние лучи Света Валинора навеки. Ибо, хотя Валар и не осознали еще до конца, что именно произошло, они догадывались, что Мелькору удалось это проделать не без чьей-то посторонней помощи. Сильмарили были утрачены, и теперь было уже неважно, согласился Феанор отдать их Яванне или нет. Однако, если бы он все же ответил "да", то многие последующие события могли бы получить иное развитие. Но теперь судьба нольдорцев была предрешена.
     
Моргот тем временем, спасаясь от преследования Валар, пришел в пустынные земли Арамана. Располагались они на севере, между горами Пелори и Великим Морем, наподобие Аватара, что лежал на юге. Но Араман был обширнее, и между берегами и горной грядой пролегали бесплодные равнины, на которых, по мере приближения льдов, становилось с течением времени все холоднее. Моргот с Унголиант торопливо пересекли эти земли и направились сквозь промозглые туманы Ойомуре к Хелькараксу, где пролив между Араманом и Средиземьем был наполнен огромным количеством дрейфующего льда. Морготу, однако, удалось перейти через него и оказаться, наконец, на севере Внешних Земель.
     
Унголиант шла вместе с ним, поскольку Моргот не смог от нее отвязаться; испускаемое ею темное облако до сих пор окутывало их обоих, и Унголиант пристально следила за всеми его движениями. Так они достигли земель, лежавших на севере от залива Дренгист. Отсюда было уже рукой подать до развалин Ангбанда, первой твердыни Моргота на западе Средиземья. Унголиант, почувствовав, что Моргот надеется ускользнуть от нее, скрывшись в своей крепости, остановила его и потребовала выполнить данное ей обещание.
     
— Злыдень! — окликнула она. — Я исполнила то, что ты просил. Но голод мой еще не утолен.
     
— Чего же тебе еще? — возразил Моргот. — Ты что, весь мир готова запихнуть в свое ненасытное брюхо? Этого я тебе позволить никак не могу, ведь я — его Повелитель.
     
— Так много я не прошу, — ответила Унголиант. — Но у тебя с собой сокровища из Форменоса; отдай мне их все. Без малейших колебаний, как обещал.
     
И Моргот вынужден был отдать Унголиант все драгоценные камни, что он нес с собой — один за другим, и с большой неохотой; она же поглощала их, навеки забирая красоту камней у мира. Насыщаясь, она становилась все больше и темнее, но жажда продолжала терзать ее.
     
— Ты подаешь мне лишь одной левой рукой, — сказала тогда она. — Покажи-ка, что там у тебя в правой.
     
В правой Моргот крепко сжимал сильмарили, и несмотря на то, что те были заключены в хрустальный сосуд, свет их начал жечь его кожу, и рука задеревенела от боли. Но разжать ее Моргот не захотел.
     
— Нет, — сказал он Унголиант. — С тебя уже достаточно. Ведь только благодаря вложенной в тебя моей собственной силе ты смогла выполнить требуемое. А я более не нуждаюсь в тебе. Эти вещи ты не получишь и даже не увидишь — они отныне и навеки принадлежат мне.
     
Но Унголиант к тому времени стала значительно сильнее его, в том числе и благодаря отданной Морготом силе; и она опутала его в свою липкую паутину и попыталась удушить тьмой. Тогда Моргот страшно закричал, и крики эти эхом разнеслись в окрестных горах. В дальнейшем эти земли были названы Ламмот, ибо эхо криков Моргота до сих пор обитает здесь; любой громкий звук пробуждает его, и вся территория между холмами и морем оглашается многоголосым воем ужаса.
     
Вопль Моргота по тем временам был самым чудовищным звуком, что когда-либо раздавался на севере мира; задрожали горы, затряслась земля, и камни трескались напополам от этого шума. Крик был услышан даже в самых удаленных и богами позабытых местечках. Глубоко под обрушенными залами Ангбанда, в подземных пещерах, до которых Валар в спешке так и не добрались, встрепенулись балроги, до сих пор ожидавшие возвращения своего Повелителя. Они поспешно выбрались наружу и, пройдя через Хитлум, добрались до Ламмота, подобные сгусткам пламени. Своими огненными хлыстами они вмиг разметали паутину Унголиант, и та, испугавшись, бросилась наутек, выпуская за собой черный дым, призванный прикрыть отступление.
     
Бежав с севера, она оказалась в Белерианде и поселилась там под Эред Горгорот, в темной долине, названной впоследствии Нан Дунгортеб — Долиной Ужасной Смерти, из-за того кошмара, что она там развела. Ибо в той долине обитали иные паукообразные чудовища, бежавшие некогда из Ангбанда. Она скрещивалась с ними и поглощала их; и даже после того, как сама Унголиант ушла из этой местности на неизведанные южные просторы, потомство ее еще долго обитало там и оплетало все окрест своими жуткими паутинами. О дальнейшей судьбе Унголиант ничего наверняка не известно. Некоторые утверждают, что она давно уже сгинула, пожрав однажды в своей неутолимой жажде самое себя.
     
В конечном счете, мрачные опасения Яванны, что сильмарили будут поглощены и обращены в ничто, не оправдались; но они по-прежнему оставались во власти Моргота. Последний, спасшись от Унголиант, вновь собрал всех своих прислужников, каких только сумел разыскать, и привел их к руинам Ангбанда. Здесь он восстановил и углубил свои обширные подземелья и катакомбы, а над ними воздвиг тройной пик Тангородрим, постоянно испускавший тяжелый, черный дым, кольцами вившийся вокруг его вершин.
     
И темные полчища чудовищ и демонов Моргота стали расти и множиться в недрах земли под Ангбандом, так же, как и выведенная им давным-давно раса орков; и над Белериандом нависла черная тень. А Моргот тем временем выковал себе здоровенную железную корону и провозгласил себя Повелителем Мира, в подтверждение этого вправив в корону сильмарили. Руки его в процессе оказались дочерна сожжены освященными кристаллами, и навсегда такими остались; боль от ожогов постоянно мучила его и приводила в ярость. Корону Моргот носил не снимая, несмотря на то, что огромный вес ее стал вскоре трудно переносим.
     
Лишь один только раз покинул он свое царство на Севере, да и то ненадолго, и втайне; и оружие за все время своего правления он брал в руки лишь однажды, предпочитая править, не покидая трона.
     
Гордость Моргота, таким образом, была ущемлена еще сильнее, чем во времена его правления в Утумно, и жгучая ненависть кипела у него внутри; в своем темном царстве, окруженный приспешниками, которых он учил своей злобе, он окончательно растратил свою душу. Однако могущество Моргота, как одного из Валар, еще долгое время оставалось при нем, и всех, за исключением разве что сильнейших, охватывал при виде его безудержный страх.
     ***
     
Узнав о том, что Морготу удалось бежать из Валинора и уйти от преследования, Валар еще долго сидели во мраке на своих тронах в Кольце Судеб, и Майяр с Ваньяр стояли рядом с ними, рыдая от горя. Но большая часть нольдорцев вернулась в Тирион, где стала оплакивать затмение своего чудесного города. Сквозь ущелье Калакирья ползли в него холодные туманы с моря, окутывая башни города и затмевая огни на башне Миньдон, и тусклое их мерцание казалось слабым и безжизненным.
     
И тут в городе неожиданно объявился Феанор, призвавший горожан на королевский двор, что располагался на вершине Туны; и так как запрет на появление в Тирионе с него еще не был снят, он тем самым нарушил волю Валар. Послушать, что он имеет им сказать, пришло великое множество народа; и склон холма, и лестничные пролеты, и улицы, карабкавшиеся на вершину, вскоре оказались заполонены и залиты светом факелов, которые каждый нес в руке.
     
Феанор был очень искусным оратором, и речь его, произнесенная в тот день перед Нольдор, запомнилась им надолго. Яростными и лаконичными были его фразы, исполненными злобой и гордыней; они пробудили в нольдорцах настоящее безумие. Гнев и ненависть Феанора были, в основном, направлены против Моргота, но на все его суждения, как это ни печально, более всего повлияла именно его ложь. Помимо этого, Феанор был все еще разъярен и опечален смертью своего отца и похищением сильмарилей. Он требовал признать его наследником королевского престола Нольдор вслед за Финве, и пренебрежительно отзывался о решениях и предписаниях Валар.
     
— Почему, ответь мне, нольдорский народ, — вскричал он, — почему мы должны и впредь служить завистливым Валар, которые не в состоянии уберечь от Врага ни нас, ни даже своего собственного царства? Да, сейчас мною движет возмездие, но я бы в любом случае не захотел и дальше жить в одной стране с родней убийцы моего отца и похитителя моих сокровищ. Я, впрочем, не думаю, что я единственный из нольдорцев обладаю смелостью и отвагой. Разве не потеряли вы все своего Короля? А что еще вам терять, если все ваши владения заключены лишь в этой узкой полоске земли между горами и морем?
     
Здесь некогда был свет, в котором Валар отказали Средиземью, но теперь тьма уравняла все. Станем ли мы продолжать вести свою скорбную и бездеятельную жизнь здесь, словно народ-тень, охотящийся за призраками в тумане, роняя бесполезные слезы в темные воды равнодушного моря? Или же вернемся на нашу родину? Как сладко журчали воды Куивьенен под безоблачными звездными небесами, и как была широка и безгранична простирающаяся вокруг земля, так и ждущая прихода свободных народов. И эта земля ждет именно нас, безрассудно покинувших ее некогда. Так уйдемте же отсюда! Пускай этот город остается трусам!
     
Еще долго говорил Феанор, призывая Нольдор последовать за ним и собственной доблестью и отвагой завоевать, пока еще не поздно, свободу и обширные королевства на просторах Востока; и в речах его звучало эхо брошенной Мелькором лжи о том, что Валар обманывают их, держа затворниками в Амане для того, чтобы люди смогли провозгласить Средиземье своим. Именно из его речи многие из Эльдар впервые узнали о приходе Последующих.
     
— Да, путь будет долог и труден, — продолжал Феанор, — но наши тяготы и лишения окупятся сполна! Скажите же рабству "нет"! С ленивыми попрощайтесь! Попрощайтесь со слабаками! Оставьте свои сокровища — у нас их будет еще немало. Путешествовать будем налегке, но оружие все же возьмите. Мы пойдем дальше Ороме и будем выносливее Тулкаса; ибо мы никогда не отступимся от своей цели. Преследовать Моргота хоть до самого края Земли! Впереди нас ждет война и неугасимое пламя ненависти. Но когда мы одержим верх и вернем сильмарили, тогда мы, и только мы одни станем властелинами чистого Света, повелителями прекрасной и безграничной Арды. И ни одна другая раса не сможет вытеснить нас оттуда!
     
И Феанор принес ужасную клятву. Семеро его сыновей встали рядом с ним и тут же последовали его примеру; их обнаженные мечи сияли в свете факелов кровавым багрянцем. Ни нарушить, ни отказаться от этой клятвы было невозможно даже по велению самого Илюватара, ибо карой за это был бы Вечный Мрак. Призвав Манве, Варду и священную гору Таникветиль в свидетели, они присягнули преследовать со всей силой своей ненависти и жажды мщения, хоть до самых границ Мира, любого из Валар, демонов, эльфов, пока не рожденных людей и всех прочих созданий, которые осмелились бы завладеть сильмарилями.
     
Клятву эту принесли Маэдрос, Маглор и Келегорм, Куруфин и Карантир, Амрод и Амрас — лорды Нольдор; и многие, кто слышал слова этой клятвы, исполнились страха. Ибо поклявшись таким образом — во зло или на благо — уже невозможно было отказаться от исполнения клятвы, что будет преследовать принесшего или нарушившего ее до самого скончания времен. Поэтому Фингольфин со своим сыном Тургоном выступили против Феанора, и вновь разразилась яростная словесная перепалка, едва не приведшая к кровопролитию.
     
Однако тут заговорил Финарфин, по обыкновению тихо и рассудительно, и призвал Нольдор к спокойствию, убеждая их остановиться и подумать, прежде чем может случиться что-нибудь непоправимое. Ородрет, единственный из его сыновей, высказался в том же духе.
     
Финрод принял сторону Тургона, своего товарища; но Галадриэль, единственная женщина из Нольдор, храбро стоявшая в тот день среди спорящих лордов, пожелала отправиться в путь. Она не стала приносить никаких клятв, но слова Феанора о Средиземье завладели ее сердцем, ибо ей хотелось увидеть не защищенные Валар земли и основать в них свое собственное королевство, где она смогла бы править по своему усмотрению. Одного мнения с Галадриэль придерживался и сын Фингольфина, Фингон, которого также задели за живое слова Феанора, хотя сам Феанор ему не особенно нравился. К Фингону, по обыкновению, присоединились и сыновья Финарфина — Ангрод и Аэгнор. Последние трое, тем не менее, знали свое место и не стали перечить своим отцам.
     
После долгих и яростных споров Феанору удалось отстоять свое мнение, и большую часть собравшихся нольдорцев охватило стремление к новым и неизведанным землям. И когда вновь заговорил Финарфин, призывая повременить с отправлением и хорошенько все обдумать, из толпы послышались крики:
     
— Нет уж, мы тут не останемся! — И Феанор со своими сыновьями сразу же после собрания стал готовиться к отправлению.
     
Те, кто решил встать на эту тернистую дорожку, слабо представляли себе, что их на ней ждет. К тому же, все делалось в великой спешке; Феанор неустанно подгонял их, опасаясь, что задержка может привести к тому, что сердца их охладеют к затее и они послушаются советов остающихся сородичей; и даже при всей своей гордыне Феанор не спешил забывать о могуществе Валар. Но из Вальмара не было никаких вестей — Манве безмолвствовал. Он не собирался ни запрещать, ни препятствовать замыслам Феанора, поскольку Валар были опечалены тем, что их обвинили в злом умысле в отношении Эльдар и в том, что они здесь кого-то держат против воли. И они наблюдали, ничего не предпринимая, и не особенно верили в то, что Феанор сумеет подчинить нольдорцев своей воле.
     
И действительно, едва Феанор попытался командовать сборами нольдорцев, как между ними вновь возникли разногласия. Несмотря на то, что именно Феанор склонил их к уходу из Валинора, далеко не все нольдорцы согласны были считать его своим Королем. Куда большей популярностью пользовались среди них Фингольфин с его сыновьями, и потому не только его родичи, но и большая часть отправлявшихся в путь провозгласили, что готовы и впредь считать его своим повелителем. В конечном счете нольдорцы разделились на два отряда и так вступили на лежавший перед ними скорбный путь.
     
Феанор и последовавшие за ним шли в авангарде, но второй, более многочисленный отряд, вел Фингольфин. Он решился на исход с большой неохотой, поддавшись на уговоры своего сына Фингона; к тому же, Фингольфин не желал разлучаться со своим народом, пожелавшим отправиться навстречу неведомому, и тем более не хотел оставлять их на попечение безрассудного Феанора. Не забывал он и сказанные им у подножия трона Манве слова.
     
Финарфин отправился вместе с Фингольфином примерно по тем же причинам; однако затея эта нравилась ему куда меньше, чем брату.
     
Изо всех проживавших в Валиноре нольдорцев, чьи имена ныне стали повсеместно известными, лишь десятая часть отказалась вступить на этот мятежный путь — некоторые из любви к Валар (и в первую очередь, к Ауле), а некоторые из любви к Тириону и множеству созданных ими за долгие времена вещей. И никто из них не отказался из страха перед трудностями пути.
     
Одновременно с прозвучавшим к отходу сигналом рожка и торжественным выходом Феанора за врата Тириона, прибыл, наконец, вестник от Манве и передал его слова:
     
— Вызываю лишь к безрассудству Феанора — остановись! Ибо недобрый настал час, и избранный вами путь ведет к таким несчастьям, о каких вы и помыслить не можете. Валар не станут оказывать вам помощь на этом пути, но и препятствий чинить также не станут; ибо вам должно быть известно: вы пришли сюда по доброй воле и свободны уйти, когда заблагорассудится. Но ты, Феанор, сын Финве, данной тобой клятвой отправляешься в изгнание. Ты должен будешь путем страданий и лишений осознать всю лживость слов Мелькора. Ты говоришь, что он — один из Валар. Так не значит ли это, что ты дал свою клятву напрасно? Ибо ты никогда не сможешь одержать верх над кем-то из Валар, пребывающих в Эа; разве что Илюватар наделит тебя намного большей силой, нежели та, который ты сейчас обладаешь.
     
Феанор лишь рассмеялся в ответ и, не ответив посланнику ни слова, обратился к нольдорцам:
     
— Подумать только! Доблестному народу Нольдор предлагается отправить наследника их короля в изгнание в сопровождении лишь его собственных сыновей и вернуться к рабскому существованию. Но тех, кто все же решится отправиться вместе со мной, я спрашиваю: кто сказал, что нас ждут страдания? И разве не испытали мы их здесь, в Амане? Мы прошли здесь долгий путь от блаженства к горю. Теперь же настала пора попробовать другой путь: сквозь печали к радости; или, по меньшей мере, к свободе.
     
Затем он обернулся к посланнику и заявил:
     
— Передай же Манве Сулимо, Верховному Правителю Арды, мои слова: если даже Феанору не удастся одержать верх над Морготом, то он хотя бы попытается это сделать, вместо того, чтобы предаваться тщетной скорби. А может статься и так, что Эру наделил меня пламенем более сильным, чем вы предполагаете, и я смогу нанести Врагу Валар такой урон, что Великие в своем Кольце Судеб изумятся, когда услышат рассказы об этом. И в конце концов, им рано или поздно придется последовать моему примеру. А теперь прощайте!
     
И так возвышенно и повелительно звучал голос Феанора при этих словах, что даже вестник Валар склонился перед ним, словно получив исчерпывающий ответ, и удалился; нольдорцы же были покорены. Они продолжили свой отход, и род Феанора спешил вдоль берега Эленде впереди всех; но не раз и не два глаза нольдорцев обращались к оставленному за спиной Тириону-на-Туне. Отряд Фингольфина шел позади, и чем дальше, тем медленнее и неохотнее. Впереди его шествовал Фингон, Финарфин же с Финродом шли позади, вместе с большинством благороднейших и мудрейших нольдорцев; они часто оглядывались назад, пока свет маяка на Миньдон Эльдалиева совсем не скрылся из виду во тьме. Сильнее других Изгнанников они сожалели о беззаботной жизни, от которой отреклись; они даже взяли с собой в дорогу некоторые из наиболее удачных своих творений — и утешение в пути, и вместе с тем тяжелая ноша.
     ***
     
Первым делом Феанор повел нольдорцев на север, поскольку его основной целью было преследование Моргота. Кроме того, расположившийся в тени Таникветиля холм Туны находился почти на экваторе Арды, а здесь Великое Море между Аманом и Ближними Землями было невероятно широко; в то же время ближе к северу разделявшее их пространство постепенно становилось все уже, пока побережья Арамана и Средиземья не подходили почти вплотную друг к другу.
     
Однако по мере того, как запал Феанора остывал, он начал задумываться и вскоре осознал, что такая огромная толпа народа ни за что не сможет преодолеть долгого пути на север и пересечь море без помощи кораблей. Однако для постройки флота потребовалось бы слишком много времени и усилий, даже если среди нольдорцев отыщутся искусные кораблестроители. Поэтому Феанор принял решение попытаться убедить Телери, давних друзей Нольдор, отправиться в Средиземье вместе с ними; он даже самонадеянно предположил, что это могло бы поспособствовать дальнейшему падению Валинора и увеличить размеры его войска, с которым он намеревался пойти войной на Моргота. И он погнал нольдорцев к Альквалонде, где попытался соблазнить Телери той же речью, что произнес до этого в Тирионе.
     
Однако сердца Телери его пламенная речь не вдохновила. Их глубоко огорчило решение давних друзей и сородичей покинуть Валинор, и они, вместо того чтобы предоставить помощь, принялись их отговаривать; и отказались предоставить нольдорцам свои корабли или свою помощь в постройке новых, поскольку не желали идти против воли Валар. Сами они не хотели никакой другой родины, кроме бесконечных пляжей Эльдамара, и не признавали никакого другого повелителя, кроме Ольве, правителя Альквалонде. Ольве никогда не прислушивался к тому, что говорил Моргот и не приглашал его в свои владения; он свято верил в то, что Ульмо и остальные Великие Валар сумеют исправить нанесенный Морготом вред, и тогда на смену воцарившейся в мире ночи придет новая заря.
     
Феанора их отказ привел в ярость, ведь каждая минута промедления ему была словно кость в горле; и он гневно заговорил с Ольве:
     
— Ты отказываешь нам в дружеской поддержке в тот самый час, когда мы более всего в ней нуждаемся. Но вспомни, как охотно вы сами принимали нашу помощь, когда только пришли на эти берега — малодушные, медлительные и с совершенно пустыми руками. Кабы нольдорцы не построили гавань и не возвели стены вашего города, то вы до сих пор обитали бы в хижинах на берегу.
     
— Мы не отказываем вам в дружбе, — отвечал на это Ольве. — Но друзья должны иногда открывать друг другу глаза на их заблуждения. И когда нольдорцы тепло приветствовали нас в Валиноре и предложили свою помощь, ты говорил совсем по-другому — что нам предстоит до конца времен обитать вместе на землях Амана, как братьям, чьи дома стоят по соседству друг с другом. Но наши белые корабли мы построили сами, не нольдорцы нам их подарили. Искусству кораблестроения мы научились от Повелителей Морей; мы собственными руками обрабатывали белые бревна, а наши дочери и жены ткали белые паруса. И поэтому мы даже во имя дружбы не отдадим и не продадим их вам. Знай же, Феанор, сын Финве: эти корабли для нас — все равно, что драгоценные камни для нольдорцев — неповторимые творения, владеющие нашими сердцами, воссоздать которые заново невозможно.
     
И Феанору пришлось удалиться ни с чем; погрузившись в мрачные раздумья, он засел под стенами Альквалонде, где расположилось его воинство. Наконец, решив, что у него достаточно для этого вооруженных сил, он повел своих людей в Лебединую Гавань, где попытался силой захватить стоявшие там на якоре корабли. Однако Телери оказали отчаянное сопротивление, побросав многих нольдорцев в море. Тогда были вынуты из ножен мечи, и на палубах белых кораблей, а также на причалах и пирсах Гавани завязалась жестокая схватка. Трижды войска Феанора были отброшены назад, и обе стороны несли тяжелые потери. Но передовому отряду нольдорцев пришел на помощь Фингон, приведший за собой большую часть отрядов Фингольфина; последний же, не раздумывая, присоединился к избиению собственных собратьев, не понимая даже до конца причин возникновения бойни. Некоторые искренне посчитали, что Телери намеревались помешать нольдорцам нарушить волю Валар.
     
Долго ли, коротко ли — Телери потерпели поражение; значительная часть обитателей Альквалонде оказалась безжалостно перебита — ибо нольдорцы в своем отчаянии совсем обезумели, а Телери были малочисленны и вооружены, по большей части, лишь легкими луками.
     
Нольдорцы взялись за весла и кое-как повели корабли Телери прочь из гавани, направляясь вдоль побережья на север. Ольве воззвал к Оссе, но тот не откликнулся, потому что ему было запрещено вмешиваться в дела мятежных нольдорцев и принуждать их к чему-либо силой. Уинен же пролила немало слез, оплакивая погибших моряков Телери; и тогда морские воды заволновались, обратив свой гнев против убийц, и многие корабли вместе с их пассажирами затонули.
     
О резне в Альквалонде подробно рассказывается в Нольдоланте — жалобной песни о Падении Нольдор, которую сложил Маглор до того, как сгинул без вести.
     
И все же большей части нольдорцев удалось выжить, и когда затих шторм, они продолжили следовать избранным курсом — кто-то на кораблях, кто-то по суше; но путь был долог и становился чем дальше, тем трудней. Пройдя в царящих вокруг потемках значительное расстояние, они достигли, наконец, северных границ Защищенного Царства — безжизненных каменистых просторов холодного Арамана. И здесь они внезапно увидели на прибрежной скале чей-то темный силуэт.
     
Некоторые утверждали, что то был сам Мандос, или, по меньшей мере, вестник Манве. Голос его был громким, торжественным и вселяющим страх; и нольдорцы застыли на месте, чтобы услышать слова проклятия и предсказания, которое впоследствии стали называть "Пророчеством Севера" или "Роком Нольдор". В нем звучало много темных предостережений, смысл которых нольдорцы полностью осознали лишь тогда, когда предсказанные беды настигли их; но все хорошо слышали и поняли проклятие, предназначенное тем, кто не повернет назад и не вверит себя милости Валар.
     
— Немало будет пролито вами слез; Валар закроют от вас Валинор и не допустят в него более, и даже эхо ваших причитаний не сможет долететь до них через горные пики. Дом Феанора навлек на себя гнев Валар, от которого тому не скрыться ни на Западе, ни на Востоке, и это касается также тех, кто решится последовать за ним. Их поведет вперед данная ими Клятва, но она же предаст их, навсегда сделав недостижимыми те самые сокровища, которые они поклялись себе вернуть. Все их начинания будут обращаться во зло; брат ополчится против брата, и страх перед предательством посеет недоверие и вражду. И навсегда останутся они Изгоями.
     
Пролив кровь ваших собратьев, вы запятнали ею земли Амана. За их кровь вы заплатите собственной кровью, и вне Амана будете жить в тени Смерти. Ибо несмотря на то, что Эру сделал вас в Эа бессмертными и неподверженными болезням, вы можете быть повержены оружием, а также измождением и тоской; и тогда ваши развоплощенные души придут в чертоги Мандоса. И там вам придется провести немало времени, дабы заслужить возможность вернуться в свои тела, и мало жалости увидите вы со стороны тех, кого безжалостно убили. Те же, кого не сломят тяготы пребывания в Средиземье, почувствуют такую усталость от жизни, что она превратится в тяжкое бремя; со временем они ослабеют и зачахнут, став достойными жалости тенями перед лицом младшей расы, что вскоре придет в этот мир. Валар объявили вам свою волю.
     
Многие из нольдорцев дрогнули, но Феанор, скрепя сердце, поспешил их успокоить:
     
— Мы поклялись страшной клятвой, и мы сдержим ее. Нам угрожают многими бедами, и предательство лишь одно из них; но кое-что они упомянуть забыли: нам не суждено пострадать от трусости, трусов и страха перед трусами. Поэтому я настаиваю на продолжении пути, и хочу добавить пророчество от себя: наши деяния будут славиться в песнях до самых последних дней Арды.
     
Но Финарфин принял решение отказаться от похода и повернул назад, исполненный скорби и горечи против рода Феанора; ведь с правителем Альквалонде Ольве его связывали родственные узы. Многие из его отряда присоединились к нему, уныло повторяя пройденный путь, пока не замерцал перед ними вдалеке луч маяка на Миньдоне, все еще сиявший в ночи; так они вернулись в Валинор. Получив прощение Валар, Финарфин был назначен правителем оставшихся в Благословенном Царстве нольдорцев.
     
Однако сыновья его вместе с ним не вернулись, ибо не пожелали оставить сыновей Фингольфина. Поэтому отряды Финарфина продолжали путь на север, не желая противоречить Феанору и страшась предсказанного Валар рока; ибо далеко не все из них были безвинны в учиненном в Альквалонде братоубийстве. Более того, Фингон с Тургоном были весьма упрямы и целеустремленны, и не желали бросать поставленной перед собой задачи до самого конца, каким бы плачевным он не оказался. Так что большая часть нольдорцев продолжила свой поход, и очень скоро предсказанное зло простерло над ними свою черную тень.
     
Какое-то время спустя пришли они на север Арды; здесь на морских просторах начали появляться острые ледяные глыбы, и стало ясно, что до Хелькаракса уже рукой подать.
     
Между побережьем Амана, изгибавшимся к северу на восток, и восточными берегами Эндора (что в Средиземье), изгибавшимися к западу, встречались стылые воды Окружающего Моря и волны Белегаэр; над ними нависали промозглые туманы, а морские течения несли сталкивающиеся друг с другом льдины и глубоко погруженные под воду айсберги. Таков был Хелькаракс, и никто еще не осмеливался попытаться пересечь его, за исключением разве что Валар и Унголиант.
     
Здесь Феанор приказал сделать привал, и нольдорцы заспорили о том, каким путем им двигаться дальше. Холод причинял им немало страданий, также как и плотные туманы, сквозь которые совсем не пробивался звездный свет; многие стали сожалеть о своем решении и роптать — в особенности те, кто следовал за Фингольфином; они проклинали имя Феанора и называли его причиной всех бед, свалившихся на головы Эльдар. Феанор же, прекрасно осведомленный о настроениях в отряде, решил посоветоваться с сыновьями.
     
Маршрутов из Арамана в Эндор у них на выбор было только два: по перешейку или на кораблях. Однако Хелькаракс им вскоре пришлось признать непроходимым, а кораблей было слишком мало. Некоторые из них были потеряны во время путешествия, остальные же находились не в лучшем состоянии и не могли перевезти на тот берег все многочисленное воинство. Опять же, никому не хотелось ждать на западном берегу, пока остальные плывут на восток; страх предательства уже успел поселиться в сердцах нольдорцев. Поэтому Феанор и его сыновья замыслили захватить корабли и отплыть без остальных. Со времен битвы в Гавани они научились более-менее успешно ими управлять, а команды кораблей комплектовались только из тех, кто принимал участие в резне и был предан Феанору.
     
Погода благоприятствовала им, и словно откликаясь на их зов, с северо-запада подул ветер, и Феанор вместе со всеми, кого он посчитал достойными своего доверия, погрузился на корабли; затем они отчалили, оставляя Фингольфина в Арамане. Море в этом месте было нешироким, и Феанор направил корабли на восток, забирая чуть-чуть южнее, и преодолел пролив без потерь; и вскоре первые изо всех нольдорцев вновь ступили на берега Средиземья. Высадились они у залива Дренгист, образованного устьем реки и ведущего к землям Дор-ломина.
     
Вскоре после сошествия на берег Маэдрос, старший из сыновей Феанора, водивший дружбу с Фингоном до того, как между ними пролегла ложь Моргота, спросил у отца:
     
— Какие корабли и сколько человек ты выделишь для обратного заплыва, и кого им следует перевезти сюда в первую очередь? Может, отважного Фингона?
     
Феанор в ответ лишь расхохотался и вскричал:
     
— Нисколько и никого! Тех, что остались позади, я не считаю большой потерей; ненужный балласт в пути, только и всего. Пускай те, кто проклинал мое имя, получат еще один повод продолжать этим заниматься, и ползут на карачках обратно в клетки к Валар! А корабли — сжечь!
     
Маэдрос молча отступил в сторону, и Феанор приказал поджечь белые корабли Телери. Так, в местности под названием Лосгар, что в устье залива Дренгист, погибли прекраснейшие из кораблей, когда-либо бороздивших морские просторы; пламя было жарким и яростным. Фингольфин с его отрядом издалека заметил зарево, красными бликами подсвечивавшее облака; они сразу же поняли, что их предали. Таковы были первые плоды братоубийства и начало исполнения Рока Нольдор.
     
Фингольфин, осознав что Феанор оставил его перед выбором либо сгинуть в Арамане, либо с позором вернуться в Валинор, преисполнился горечи. Теперь он с еще большей силой захотел найти дорогу в Средиземье и встретиться там с Феанором. Вместе со своим отрядом он долгое время блуждал и перенес немало лишений; однако невзгоды лишь закалили их храбрость и выносливость. Ведь они были крепким народом, старшими и бессмертными детьми Эру-Илюватара, а долгое проживание в не знающем бед и страданий Благословенном Царстве не успело наложить на них отпечаток времени и усталости от жизни. Пламя в их сердцах горело свежо и ярко, и под предводительством Фингольфина с его сыновьями, а также Финрода и Галадриэль, они отважились штурмовать лютый Север; не ведая иного пути в Средиземье, они вынуждены были пройти сквозь ужасные льды Хелькаракса. Мало каким дальнейшим свершениям нольдорцев удалось превзойти по сложности и опасности тот отчаянный переход. Здесь погибла жена Тургона, Эленве, и еще многие другие; до Ближних Земель отряд Фингольфина добрался уже изрядно поредевшим.
     
Мало любви к Феанору и его сыновьям осталось в сердцах тех, кто последовал за ним в Средиземье и звуки чьих труб услышала эта земля при первом восшествии Луны на небеса.