1 2 3 4 5 

  
   
Джон Рональд Руэл Толкиен
   
ХОББИТ, или Туда и Обратно
  
  
   
    
Введение
   
   
   
Это давняя история. В ту далёкую пору языки и письмена совершенно отличались от нынешних. Поэтому основным языком нашего повествования становится тот, на котором мы говорим сейчас. Тем не менее, следует сказать о двух моментах. 1) В современном языке правильное множественное число от слова «карлик» — «карлики», а прилагательное — «карликовый». Слова «карлы» и «карлов»[1] также используются в этой повести, но только в речи древних народов, к которым принадлежали Торин Дубощит и его спутники. 2) Орк — слово не из современного языка. Оно встречается в нашей повести один или два раза, и обычно переводится как «гоблин» (или — «хобгоблин», т. е. гоблин-исполин). Орками хоббиты называли всех таких чудовищ, и это слово совсем не связано с нашим «орк», которым мы называем морских животных, родичей дельфинов или китов.
   
Руны были древними письменами, которые изначально вырезались или выцарапывались на дереве, камне или металле, а потому были узкими и имели углообразную форму. В ту пору, о которой идёт речь, ими широко пользовались только карлы, причём, главным образом, для записей тайного или частного характера. В этой книге руны карлов соотнесены с древнеанглийскими рунами, которые сейчас мало кто помнит. Если буквы на Карте Трора заменить современными[2] и соотнести их с их звуковыми аналогами, можно легко прочесть заглавие, написанное рунами. На карте можно найти все канонические руны, кроме руны
   
   
, обозначающей букву x. I и U используются для обозначения J и V. Для звуков Q (используется CW) и Z (при необходимости, вероятно, используется руна карлов ) какие-либо рунические аналоги отсутствуют вообще. Однако нетрудно заметить, что некоторые отдельные руны обозначали парные буквосочетания: th, ng, ee; используются также и другие руны (
   
   
   
), подобные упомянутым выше. Потайной ход обозначался руной
   
   
Со стороны указующей на неё длани и под дланью было написано:
   
   
Две последние руны были инициалами Трора и Траина.
   
Вот лунные руны, прочтённые Элрондом:
   
   
На Карте Трора указатели сторон света обозначены рунами; Восток — вверху, по обычаю карликов, а далее — по часовой стрелке: В (осток), Ю (г), З (апад), С (евер).
  
  
   
    
Глава I
    
НЕЖДАННОЕ ПИРШЕСТВО
   
   
   
В норе под землёй жил-был хоббит. Не в мерзкой грязной и сырой норе, где не на что сесть и нечего съесть, но и не в пустом песчанике, где полным-полно червей. Нет, это была хоббичья нора, а значит — благоустроенная и уютная. Вела в неё зелёная дверь, круглая, как люк, с ярко-жёлтой медной ручкой посредине. За дверью — прихожая, похожая на штольню: стены её были облицованы плитками, паркетный пол был устлан ковром, на котором стояли полированные стулья, на стене висели крючки для одежды (хоббит любил принимать гостей), а самое главное — в этой прихожей никогда не было ни дыма, ни чада. По обе стороны прохода находилось множество маленьких круглых дверей. Никаких «наверх» хоббиты не признают, поэтому спальни и комнаты для гостей (а их было великое множество), кладовые (их было несколько), погреба, гардеробные (все комнаты, специально для этого отведённые, были набиты одеждой), кухня, столовая — всё это, разделённое проходом, находилось на одном уровне. Самые лучшие комнаты были расположены слева от входной двери: ведь только там были глубоко сидящие окна с видом на сад и спускавшуюся к реке лужайку.
   
Хоббит был весьма состоятельный, а звали его — Бильбо Бэггинс. Бэггинсы жили по соседству с холмом, который таки и назывался — Холм, с незапамятных времён, в округе они считались почтенными и многоуважаемыми, не только по той причине, что многие из них были довольно зажиточными, но и потому, что они никогда не пускались в путешествия или — вот уж чего хуже не придумаешь! — в приключения. Можно было бы заранее сказать, что ответили бы Бэггинсы на вопрос о приключении: дескать, никакого толку от них. А рассказ этот именно о том, как некто из рода Бэггинсов угодил в приключение и совершал просто невообразимые вещи. Разумеется, он потерял уважение соседей, но что из всего этого вышло, вы узнаете в конце.
   
Матушкой этого чудаковатого хоббита была… Впрочем, кто они собственно такие, эти хоббиты? Наверное, в наши дни их становится всё меньше и меньше, а неуклюжих большунов, — как они нас называют, — всё больше и больше. Хоббиты низкорослы, однако ешё меньше карлов-бородачей. Бород у хоббитов нет. Волшебством они не владеют, хотя так можно было бы назвать их умение быстро прятаться, когда всякие бестолковые большуны проходят мимо них с треском и грохотом. Хоббиты полноваты, и любят носить всё яркое — особенно жёлтое с зелёным. Сапожного дела они не знают и башмаков не носят, ибо от природы их пятки жёсткие, словно подмётки. Ноги у них обросли тёмно-бурой шерстью, вроде той, что на голове, только там она курчавая. На руках у хоббитов тёмные пальцы; их лица обычно добродушны; смеются хоббиты звонко и заливисто (обычно после сытного и плотного обеда, который бывает у них дважды в день). Теперь понятно, с чего можно начинать.
   
Как я и говорил, матушкой этого чудного хоббита — Бильбо Бэггинса — была знаменитая Белладонна Тук — одна из трёх чудаковатых дочерей Старого Тука, возглавлявшего хоббитов за Водьей — небольшой речушкой, протекавшей под Холмом. Кое-где поговаривали, что когда-то давно кто-то из Туков взял в жены эльфийку[3]. Конечно, это были только сплетни, но с Туками и впрямь происходило нечто из ряда вон выходящее: порой кто-то из них пропадал, пускаясь в приключения, а семья пыталась каким-то образом замять это дело. Все же Бэггинсы — хотя и не были так богаты, как Туки — пользовались большим уважением, чем последние.
   
Но любительница приключений Белладонна Тук стала женой Банго Бэггинса. Банго, отец Бильбо, выстроил для неё роскошную нору (отчасти на деньги Белладонны), которой не было равных ни под Холмом, ни за Холмом, ни за Водьей, — и в этой норке они встретили свои последние дни. Вполне возможно, что Бильбо, единственный сын Белладонны, был весь в отца, любившего уют, но и от Туков он кое-что унаследовал. И это кое-что укрепилось в его характере. Не было только подходящего случая, чтобы оно проявилось к этому времени. Бильбо Бэггинс был уже достаточно взрослым (ему было чуть более пятидесяти или около того) и жил в уютной норке, описание которой уже приводилось, чтобы вы имели о хоббитах определённое представление.
   
Так вот, как-то рано утром — тогда, в те далёкие дни, когда в мире было меньше шума и больше зелени, а хоббиты были многочисленным и процветающим народцем — Бильбо Бэггинс стоял себе в дверях и покуривал длинную, спускавшуюся до его покрытых шёрсткой ног деревянную трубку. Вдруг — раз! — и откуда ни возьмись не кто-нибудь, а сам Гэндальф. Гэндальф! Где бы он ни появился, всякий раз происходили удивительные события и приключения. Много лет Гэндальф не бывал в окрестностях Холма, с тех пор, когда не стало его приятеля — Старого Тука. Хоббиты уж и забыли, как выглядит Гэндальф, тем более что у него были какие-то свои дела в тех землях, что лежат по ту сторону Холма и Водьи, а они в то время были ещё хоббитятами.
   
Так что, в это погожее утро ничего не подозревающий Бильбо заметил какого-то старика с большущей палкой в руках, в высокой синей шляпе, в длинном сером плаще. Вокруг шеи старика был обмотан серебристый шарф, скрытый долгой — до пояса — бородой, а на ногах — высокие чёрные сапоги.
   
— Доброе утро! — обратился к старику Бильбо, явно ничего не имея в виду: ярко сияло солнце, и зеленела трава. Но Гэндальф пристально посмотрел на хоббита из-под кустистых седых бровей.
   
— Это что же вы хотите сказать? — спросил он. — Желаете мне доброго утра или хотите сказать, что оно для меня доброе, хочу я этого или нет? А может, все должны быть добрыми в это утро, или вы сами сегодня добрый?
   
— Всё сразу, — ответил Бильбо. — К тому же это подходящее утро, чтобы стать в дверях и трубочку покурить. Если у вас трубка при себе, присаживайтесь и курите на здоровье. В такой денёк и спешить-то некуда, да и незачем.
   
Затем, скрестив ноги, Бильбо сел у двери и выпустил изо рта красивое дымовое колечко. Оно плавно поднялось вверх и, не разорвавшись, скрылось за Холмом.
   
— Весьма польщён! — воскликнул Гэндальф. — Но у меня нет времени на это миленькое занятие — пускать дым кольцами! Мне нужно отыскать сообщника по Приключению, которое я намереваюсь устроить. Вот только трудно найти подходящего.
   
— Что верно, то верно. А в этих краях — так и подавно. Одни неприятности, знаете ли, от этих приключений. Попробуйте-ка заставить кого-нибудь опоздать к обеду — никого не увидите, — произнёс Бильбо, засовывая за подтяжку большой палец и выдувая ещё одно колечко дыма, больше первого. Затем он достал утреннюю почту и принялся рассматривать её, притворившись, что не обращает на старика никакого внимания. Бильбо решил, что Гэндальф оставит его в покое и уберётся восвояси, но тот и не думал уходить. Он стоял, опираясь на свою палку, и, ни слова не проронив, пристально разглядывал хоббита до тех пор, пока Бильбо не рассердился по-настоящему.
   
— Доброе утро! — наконец проворчал он. — Премного благодарен. Не нужны мне ваши приключения. Ищите себе сообщника за Холмом или за Водьей! — этим хоббит хотел показать, что разговор окончен.
   
— Что у вас только не означает ваше доброе утро! — воскликнул Гэндальф. — Сейчас — это желание от меня отделаться, потому что пока я здесь, как вы полагаете, это утро ничего доброго вам не сулит.
   
— Нет, нет, что вы, уважаемый! Постойте-ка, не кажется ли мне, что я знаю ваше имя? Хотя — откуда…
   
— Так оно и есть, Бильбо Бэггинс. Как видите, ваше имя мне известно. И даже если вы меня не помните в лицо, то должны знать, как меня зовут. Я — Гэндальф, а Гэндальф — не кто иной, как я! Подумать только: сын Белладонны Тук отмахивается от меня своим «добрым утром», будто я торгую пуговицами вразнос!
   
— Гэндальф! Гэндальф! Вот так дела! Не тот ли самый странствующий кудесник, который подарил Старому Туку пару чудесных алмазных запонок, и они ещё застёгивались по приказу? Не тот ли старик, который на пирушках рассказывал о великанах, драконах, о спасённых королевнах и о счастливых вдовьих сыновьях? Не тот ли дед-огневед, который устраивал такие прекрасные огненные потехи на Средьлетень? Я их помню. Это бывало по просьбе Старого Тука. Частенько эти огни были как огромные лилии, цветы львиного зева и золотых дождей в вечернем сумраке.
   
Как видите, Бильбо не был таким уж нудным, каким он хотел казаться самому себе. К тому же он любил цветы.
   
— Ну и ну! — продолжал он. — Не тот ли Гэндальф, который заморочил головы стольким тихим юношам и девушкам и повпутывал их в приключения? Сперва — лазанье по деревьям, а потом — корабли, куда они пробирались тайком, чтобы плыть невесть за какое море на край света. Откровенно говоря, жизнь была такая удивите… то есть я хотел сказать, что в своё время вы тут все, что смогли перевернули вверх тормашками. Простите, но я никак не думал, что вы всё ещё этим занимаетесь.
   
— А что мне ещё делать? — удивился кудесник. — Но всё же приятно слышать, что вы обо мне хоть что-то помните. Вот вы любезно помянули мои огневые потехи, а это уже обнадёживает. Посему, ради вашего деда Тука и бедняжки Белладонны, я дам вам то, о чём вы просите.
   
— Прошу прощения, но я у вас ничего не просил.
   
— Ну, уж нет, просили. Даже дважды. Моего прощения. Прощаю. И я не поскуплюсь. Да, я пошлю вас в это Приключение. Мне — забава, а вам — польза и ещё что-нибудь хорошее, если, разумеется, вы это Приключение переживёте.
   
— Не нужны мне ваши приключения, благодарю покорно! Может, в другой раз как-нибудь? До свидания. Но заходите на чай, когда вам заблагорассудится. Почему бы не завтра? Зайдите завтра! Прощайте!..
   
С этими словами хоббит повернулся и скрылся в норе, закрыв за собой круглую дверь таким образом, чтобы не показаться невежливым: чародеи они и есть чародеи — что с них возьмёшь.
   
— Ну, чего ради я этого вертуна на чай пригласил? — ворчал про себя Бильбо, по пути в кладовку. Он только что позавтракал, но решил, что пара кексов и чего-нибудь крепкого приведут его в чувство.
   
А Гэндальф всё ещё стоял у порога, заливаясь громким, но спокойным смехом. Через какое-то мгновение он подошёл поближе и острым концом своей палки (а палка-то была колдовским жезлом) начертил на хорошо выкрашенной в зелёный цвет парадной двери необычный знак. Затем кудесник пропал. И пропал как раз тогда, когда Бильбо расправлялся с последним кексом, полагая, что ему удалось отделаться от приключения.
   
О кудеснике Бильбо забыл на следующий день: память у хоббита была неважная, и поэтому он всё записывал в Табличку Дел. В этом случае запись была бы такая: «Среда. Гэндальф. Чай». Но вчера Бильбо так разволновался, что попросту забыл это сделать. Как раз перед чаепитием послышался настойчивый звон дверного колокольчика — и только тут Бильбо вспомнил! Он кинулся ставить на огонь чайник, накрывать на стол, поставил несколько кексов и побежал к двери.
   
«Простите, что заставил вас ждать», — хотел сказать Бильбо, но тут он увидел, что в дверях стоит не Гэндальф, а синебородый карлик, подпоясанный золотым кушаком. Глаза гостя горели ярким огнём под тёмно-зелёным капюшоном. Едва дверь отворилась, карлик вошёл внутрь. Этого Бильбо никак не ожидал. Гость повесил на крючок свой плащ с капюшоном и, низко поклонившись, представился:
   
— Двалин, к вашим услугам.
   
— Бильбо Бэггинс… к вашим… — сильно удивился хоббит. Таково было его изумление, что он и вопросов задавать не стал. Последовало молчание, и Бильбо, неловко почувствовав себя, добавил: — Я… только что чай пить собирался… Заходите и присоединяйтесь, пожалуйста…
   
Возможно, это прозвучало довольно натянуто, но терпимо. Интересно, что бы предприняли вы, если бы ни с того ни с сего к вам заявился бы какой-то карлик, да ещё безо всяких объяснений повесил бы свои вещи в вашей прихожей?
   
Бильбо и Двалин сидели за столом недолго: уже был съеден третий кекс или бисквит (что, впрочем, не столь важно), как вдруг из прихожей послышался звон колокольчика, длившийся дольше прежнего.
   
— Простите, — сказал хоббит и направился к двери: «Ну, наконец-то это вы!» — хотел сказать он Гэндальфу. Но вместо кудесника на пороге стоял седобородый, по-видимому, старый, карлик в алом; его лицо было скрыто капюшоном того же цвета, что и одежда. Не успели отворить дверь — а он уже внутри да ещё с таким видом, будто его пригласили.
   
— Так, кажется, начинаем помаленьку собираться, — заметил он, глядя на зелёный капюшон Двалина и вешая рядом с ним свой алый плащ. — Балин, к вашим услугам.
   
— Спасибо большое… — только и ответил Бильбо, открыв от удивления рот. Такой ответ учтивым не назовёшь, но слова начинаем собираться совсем сбили его с толку. Не то что бы Бильбо не любил гостей — но именно тех, кого он пригласил. И тут хоббита поразила страшная мысль: как быть и что делать, если непрошеные гости будут прибывать и прибывать, а кексов с бисквитами на всех не хватит? Чем же их таком случае угощать? Хотя гости и свалились, словно снег на голову, Бильбо знал свои обязанности хозяина и не желал осрамиться.
   
— Заходите… чаю попейте! — смог он выдавить из себя, глотнув ртом воздух.
   
— Милый вы мой, мне и пиво подойдёт, если оно у вас есть, — сказал седобородый Балин. — Но и от булочек с тмином я бы не отказался.
   
— Ну, этого-то добра у меня сколько угодно! — с удивлением для себя выпалил Бильбо, обнаружив, что ноги сами несут его в кладовку за теми самыми тминными булочками, которые он испёк сегодня для лёгкой закуски после ужина, и нацедить добрую пинту пива. А когда вернулся — увидел, что Балин и Двалин уже сидят за столом и разговаривают, словно старые приятели, хотя на самом деле они были родными братьями. И вот, Бильбо ставит перед ними пиво и булочки — вдруг опять звонок!
   
«Ну, наконец-то Гэндальф явился!» — подумал хоббит, открывая дверь. Но нет! Ещё карлики, причём сразу двое! Оба желтобородые, в синих капюшонах, и оба подпоясаны серебристыми кушаками. Мало того: приволокли мешки с инструментами и кирками! Карлики прошмыгнули в нору, как только приоткрылась дверь. Бильбо уже ничему не удивился.
   
— Чем могу быть полезен, о карлики? — спросил он.
   
— Кили, к вашим услугам, — ответил один из карликов.
   
— И Фили, — добавил второй.
   
— К вашим услугам и услугам вашего рода, — вымолвил Бильбо, стараясь помнить о правилах вежливости.
   
— Вижу, Балин и Двалин уже здесь, — заметил Кили. — Ладно, примкнём к нашему сборищу.
   
«Сборищу, — подумал про себя Бильбо. — Ох, не нравится мне это слово. Нет, мне нужно присесть хоть на минутку, собраться с мыслями и чего-нибудь глотнуть».
   
Хоббит примостился в уголочке, пока карлики, сидя за столом, говорили о золоте, подземных рудниках, о битвах со злобными гоблинами и об опустошительных налётах златолюбивых драконов, и о многом таком, о чём Бильбо знать не хотел: уж очень всё это попахивало Приключением. Тут раздался такой оглушительный трезвон, словно шаловливый хоббитёнок хотел оборвать шнур колокольчика.
   
— Кто-то идёт? — моргая, произнёс Бильбо.
   
— И не один кто-то, а целых четверо, судя по трезвону, — ответил Кили. — Кстати, я издалека видел, как они шли за нами.
   
У бедного Бильбо подкосились ноги, и он сел на пол, обхватив голову руками, пытаясь понять, что происходит и что произойдёт, и останутся ли эти настырные карлики к ужину. Колокольчик зазвонил пуще прежнего, и Бильбо кинулся к двери. Но карликов-то оказалось пятеро: один из них, пока хоббит сидел в прихожей и думал, успел спуститься с пригорка и догнать своих товарищей. Бильбо с трудом отодвинул засов — и вот карлики внутри раскланиваются перед ним, предлагая свои услуги. Звали карликов Нори, Ори, Оин и Глоин. Два фиолетовых, серый, коричневый и белый капюшоны повисли на крючках, а их хозяева, заложив свои широкие ладони за серебристые и золотистые кушаки, проследовали к остальным гостям. И вот в столовой расселось то самое сборище, которого так боялся Бильбо: одни карлики требовали эля, другие — портера, третьи — кофе, но зато всем подавай кексы и бисквиты. Так что, хоббиту пришлось попотеть.
   
Уже и большой кофейник стоял на огне, и булочек с тмином совсем не осталось, а карлики заканчивали с масляными лепёшками, как вдруг раздался громкий стук. Кто-то не звонил, а молотил по двери палкой!
   
Рассерженный, задёрганный и в то же время сбитый с толку, Бильбо опрометью кинулся к двери. Никогда в его жизни не было такой несуразной среды. Хоббит так резко рванул дверь на себя, что все, кто стоял на пороге, попадали в прихожую друг на друга, свалившись в кучу. А у порога, опираясь на свой посох, стоял Гэндальф и смеялся. Он так измолотил свежевыкрашенную дверь, что знак, начертанный им, попросту осыпался.
   
— Осторожней! Осторожней! — воскликнул кудесник. — Непохоже это на тебя, Бильбо Бэггинс, заставлять друзей растягиваться на половике. Ты так рванул дверь, будто из самострела стрелял. Позволь представить тебе Бифура, Бофура и Бомбура. Особое внимание обрати на Торина.
   
— К вашим услугам! — сказали Бифур, Бофур и Бомбур, становясь в ряд. И вот два жёлтых, один светло-зелёный и голубой капюшон с серебристой кистью повисли на крючках в прихожей. Последний капюшон принадлежал Торину, который был ни кем иным, как самим Торином Дубощитом, — предводителем карликов. Было от чего разозлиться: Бифур, Бофур и Бомбур — а последний был самым тяжёлым из этих троих — упали именно на него. Разумеется, ни про какие услуги Торин не обмолвился, но бедняга Бильбо так рассыпался перед ним в извинениях, что карлик только проворчал, дескать, насчёт этого нечего тратить слова, и с хмурым видом вошёл в гостиную.
   
— Вот теперь все уже собрались, — сказал Гэндальф, осматривая тринадцать капюшонов, — самых лучших пристяжных праздничных капюшонов, — повисших на крючках. — Превосходное сборище! Надеюсь, и еды и питья для опоздавших хватило. Это ещё что? Чай? Нет, благодарствую. Лучше уж красненького винца.
   
— Мне тоже, — буркнул Торин.
   
— А мне малинового варенья и кренделей с яблочной начинкой, — попросил Бифур.
   
— И творожного печенья с миндалём! — крикнул Бофур.
   
— Салата и пирога со свининой! — не удержался Бомбур.
   
— Ещё кексов, кофе, эля, если не трудно! — прокричали из-за двери остальные карлики.
   
— Захвати несколько яиц и приготовь яичницу! — крикнул Гэндальф вдогонку хоббиту, шедшему в кладовку. — И ещё — холодного цыплёнка с малосольными огурчиками!
   
«Ощущение такое, — с тревогой подумал Бильбо, решив, не нагрянуло ли прямо к нему одно из наихудших приключений, — что этому кудеснику лучше меня известно о моих запасах». За это время хоббит достал все нужные вилки, ножи, блюда, стаканы, ложки и тарелки, расставил всё это кое-как на большущем подносе, пыхтя и краснея от раздражения.
   
— Чтоб всем этим карликам объесться да обпиться! — громко крикнул Бильбо. — Нет, чтобы помочь, так они… — Раз — Балин и Двалин уже стоят у двери в кухню, два — и за ними стоят Фили и Кили. Хоббит и глазом не успел моргнуть — а карлики поставили подносы с кушаньями на небольшие столики и отнесли их в гостиную.
   
Гэндальф восседал во главе стола, вокруг которого разместились тринадцать карликов, в то время как хозяину пришлось примоститься на табурете у камина, грызть сухарик (какой уж там аппетит) и пытаться делать вид, что всё происходящее — самая обычная вещь, и что никаким Приключением тут и не пахнет. А карлики всё это время ели и ели, говорили и говорили; наконец они откинулись на спинки стульев, а Бильбо встал, чтобы убрать посуду со стола.
   
— Надеюсь, вы останетесь на ужин? — спросил хоббит, стараясь сделать это как можно учтивее и искренне.
   
— Разумеется, — отрезал Торин, — останемся: со своими делами мы не управимся раньше глубокой ночи, но сперва — немного музыки. Сейчас — за уборку!
   
Дюжина карликов, кроме Торина, который был именитее остальных и, кстати, остался говорить с Гэндальфом, вскочила на ноги — и вот на столе высятся груды грязной посуды. Качающиеся колонны тарелок и чашек с кружками последовали на кухню, а Бильбо суетился среди карликов, которые несли посуду без подносов, и с ужасом вопил: «Осторожней, пожалуйста! Не стоит утруждать себя, я и сам управлюсь!» В ответ на это карлики запели:
   
    
     
Об пол чарки! Блюдца бей!
     
Вилки гни! Тупи ножи!
     
Бильбо Бэггинс, не робей!
     
Скатерть — в клочья! Пробки жги!
     
Двери все облей вином!
     
Ляпни пятна на паркет!
     
Всё мы пустим кувырком!
     
Раз — и вот порядка нет!
     
Два — посуду всю в котёл!
     
Три — киркой повороши!
     
Что останется — на стол! —
     
В кучу — и на ней спляши!
     
Бильбо Бэггинс, не робей!
     
Эй! Тарелки не разбей!
    
   
   
Конечно, ничего такого карлики не натворили, даже наоборот — вымыли всю посуду до блеска и ничего не разбили, пока хоббит метался по кухне, стараясь мельком углядеть, что они делают. А когда все вернулись в гостиную, то увидели Торина, сидящего в кресле и положившего ноги на каминную решётку. Он курил трубку. Карлик выпустил изо рта прекрасное колечко дыма, которое летело туда, куда он хотел — сперва за трубу дымохода, потом вокруг часов на полке над очагом, под стол и к потолку. Но кольцу Торина не удавалось увернуться от кольца Гэндальфа. Раз — и колечко поменьше, которое выпустил кудесник, покуривавший свою маленькую глиняную трубочку, пролетало сквозь каждое кольцо Торина. Затем кольцо кудесника возвращалось и повисало над головой Гэндальфа, где ухе скопилась настоящая дымовая туча из колец. В тусклом свете это придавало Гэндальфу поистине колдовской вид.
   
Бильбо стоял и смотрел. Ему самому нравилось пускать дым кольцами, и он покраснел, вспомнив, что ещё вчера утром гордился тем колечком, которое улетело за Холм.
   
— А сейчас — музыку! — велел Торин. — Доставайте инструменты.
   
Фили и Кили кинулись к своим мешкам и достали по свирели; Дори, Ори и Нори откуда-то из-под курток вытащили флейты; Бомбур приволок из прихожей барабан, а Бифур и Бофур вернулись с кларнетами, оставленными в ящике с тростями. Балин и Двалин со словами: ’’Извините, мы оставили свои в прихожей’’, — куда-то пропали, но вскоре вернулись с двумя виолончелями (величиной с них самих) и чем-то укутанным в зелёную ткань и захваченным по просьбе Торина. Когда ткань сняли, оказалось, что под ней была прекрасная золотая арфа. Торин коснулся её струн, и полилась такая нежная музыка, что Бильбо, позабыв обо всём, мысленно перенёсся в далёкие таинственные страны под нездешними звёздами, которые находились по ту сторону Холма и Водьи.
   
Сумрак, войдя через окошко с видом на ту сторону Холма, заполнил комнату; огонь в камине тлел, то угасая, то ярко вспыхивая; тень бороды Гэндальфа моталась по стене; карлики всё играли и играли… Внезапно один из них, а потом второй, третий — все запели. Гортанное многоголосье раскатилось под потолком норы, словно карлики пели под сводами своих древних чертогов.
   
    
     
За хладных Мглистых гор хребет
     
Веди нас, утренний рассвет,
     
В провалы нор и рудных скал,
     
Где брезжит кладов тусклый свет.
     
В благие дни времён седых
     
Пел молот в искрах огневых
     
А карлы чары мастерства
     
Творили средь трудов своих:
     
Луч солнца и луны играл
     
В огранке камня и блистал
     
Звездой искристый самоцвет,
     
Когда в кулоны попадал,
     
Венец огнём дракона рдел,
     
И ярый дух в мечах горел,
     
Сверкали золота холмы
     
И серебра блеск не мутнел.
     
В даль, за туманных гор хребет,
     
Зовёт нас утренний рассвет
     
В пещеры наших праотцев
     
За золотом минувших лет.
     
Напевный голос арф звенел,
     
Но горек песенный удел:
     
Ни эльф, ни человек тех дней
     
Не знал, о чём народ наш пел.
     
Рёв вихрей, вой в часу ночном,
     
Плач сосен на холме крутом
     
Глушил и с  треском пожирал
     
Огонь в неистовстве своём.
     
И город в доле был сожжён
     
Под тяжкий колокольный стон,
     
И разбегались все вокруг —
     
Не знал пощады злой дракон.
     
Гора дымилась под луной,
     
Погибли карлы в сече той.
     
Немногие тогда спаслись,
     
Покинув бегством край родной.
     
Пройдем мы сквозь подгорный мрак,
     
Чрез хлад и мглу и через страх,
     
Но арфы, золото и дом
     
Вернём — и да погибнет враг!
    
   
   
Пока карлики пели, хоббит представлял себе красоту рукотворных сокровищ, созданных мудростью и чарами труда, ярую и ревностную любовь к драгоценностям, живущую в сердцах карликов. Внезапно проснулась туковская половина, и Бильбо захотелось увидеть высокие скалы, услышать скрип сосен и рокот водопадов, посмотреть на пещеры и подержать в руках меч, а не трость. Он выглянул в окошко. Над деревьями раскинулось тёмное небо с мерцающими звёздами, и Бильбо показалось, что так сверкают самоцветы в тёмноте пещер. Вдруг в лесу за Водьей блеснула огненная вспышка: возможно, кто-то разжёг костёр. А хоббиту почудилось, что на Холм опустились грабители-драконы и изрыгают огонь. Бильбо содрогнулся, но тут же вспомнил, что он всего-навсего Бильбо Бэггинс из Сумы, что под Холмом. Но дрожать хоббит не перестал. Бильбо едва сообразил принести свечи. Одновременно ему пришла в голову мысль спрятаться в погребе за бочками с пивом. Неожиданно музыка умолкла, и мерцающие в потёмках глаза карликов уставились на Бильбо.
   
-Вы куда? — спросил хоббита Торин, будто бы разгадав намерения хоббита.
   
-За свечами… темно ведь, — пробормотал в ответ Бильбо.
   
-Темнота в самый раз, — возразили карлики. — Темнота — для тёмных дел. До рассвета ещё далеко.
   
-Да, конечно, — сказал Бильбо, опускаясь при этом не на табурет, а на каминную решётку, с грохотом роняя при этом кочергу и совок.
   
-Тише! — рассердился Гэндальф. — Пусть говорит Торин!
   
-Гэндальф, карлы и господин Бэггинс! — начал Торин. — Мы собрались в доме нашего друга и сотоварища по сговору — славного и дерзновенного хоббита. Да не выпадет шерсть на его ногах, и да славятся его вино и эль!
   
Торин остановился, чтобы перевести дух и услышать от хоббита слова благодарности. Но от слов «дерзновенный» и «сотоварищ» Бильбо настолько опешил, что у него отнялся язык. Поэтому Торин продолжил.
   
-Мы собрались, дабы обсудить наши замыслы, средства их исполнения, а также различные способы и уловки. Мы отправляемся в путь задолго до восхода солнца, но некоторым из нас, а то и всем, возвратиться будет не суждено. Последнее не касается нашего друга и советчика — премудрого кудесника Гэндальфа. Великий миг настал. Полагаю, особо говорить о наших делах незачем: цель, стоящая перед нами, ясна всем, кроме Бильбо Бэггинса и, если не ошибусь, Фили и Кили — младших карлов. Поэтому, я объясню, что происходит.
   
Такова была речь Торина. Он был важным карликом и, если бы ему позволили, он продолжал бы в таком же духе до полного изнеможения. Но большинству присутствующих было известно, о чём он говорил. К тому же Торина грубо прервали: бедный Бильбо при словах «могут не возвратиться» завопил так, будто из туннеля вылетал паровоз. Карлики вскочили с мест, опрокинув стол и стулья. Гэндальф зажёг на конце своего посоха голубоватый огонёк, и все увидели, что хоббит повалился на колени и трясётся как осиновый лист. С криком: «Молния! Убивают!» он бухнулся на пол и долго не мог придти в себя. Карликам ничего не оставалось, как отнести бесчувственного хоббита в гостиную, положить его на диван, поставить на столик стакан воды и вернуться к своему сговору.
   
-Малыша легко взбудоражить, — пояснил Гэндальф. — У этого хоббита бывают такие странные припадки, но, уверяю вас, что он — один из лучших… один из самых лучших… А если его разозлить — то он прямо дракон, которому прищемили хвост.
   
Если вам случалось видеть дракона, которому прищемили хвост, то вы поймёте, что это было лишь поэтическое сравнение, применённое к хоббиту, пусть даже его двоюродный прадед со стороны Старого Тука по прозвищу Волынщик был (по хоббичьим меркам) столь высокого роста, что мог даже ездить на лошади. Он прогнал шайку гоблинов, явившуюся из Зловещей Горы, — а было это как раз в Битве за Зеленополье, — и увесистой дубиной сшиб голову их вожака Гольфимбула. Голова гоблина пролетела около сотни ярдов и угодила в кроличью нору. Так завершилась битва за Зеленополье и появилась игра в гольф.
   
Между тем, изнеженный потомок Волынщика приходил в себя. Осушив стакан, Бильбо подкрался к двери и прислушался.
   
-Уф! — говорил Глоин. — И ты, Гэндальф, считаешь, что он тот самый?! Пускай твой хоббит и свиреп, как ты говоришь, но одного такого вопля хватит, чтобы переполошить спящего дракона и всёх его родичей, и тогда — конец всему! Да и вопль был скорее не от возбуждения, а от страха. Если бы не метка, блестевшая на двери, я бы и в жизни не подумал, что тут обитает вор. Как только я увидел этого пыхтящего и мечущегося коротыша, я решил, что он скорее не взломщик, а какой-то лавочник.
   
Тут Бильбо не выдержал и вошёл в столовую. Туковская половина взяла своё. Хоббит почувствовал, что может обойтись без завтрака и постели, только бы его сочли свирепым. А слова «пыхтящий» и «мечущийся» окончательно разозлили его. Но после этой встречи Бильбо неоднократно жалел, что впутался в Приключение.
   
-Простите уж, — сказал он, — если я услышал всё то, что вы говорили о ворах, но, раз я не ошибаюсь, вы считаете меня к чему-то непригодным. Я докажу обратное. Нет, и не было на моей двери никаких меток, и я совершенно уверен в том, что вы не туда попали. Едва я увидел ваши подозрительные лица, как понял, что здесь что-то не так. А ваш сговор рассеял мои сомнения окончательно. Но будем считать, что вы не ошиблись. Говорите, что надо делать, и, если понадобится, я отправлюсь с вами на самый дальний восток и даже буду драться с дикими червеоборотнями в Оконечной Пустыне. Вот был у меня пра-пра-прадед Тук Волынщик, так он…
   
-Но это всё в прошлом, — заметил Глоин. — Я же говорил о вас. Я ещё раз утверждаю, что метка, которую используют воры, была у вас на двери. А означает она следующее: «Вор-взломщик ищет хорошую работу с множеством опасностей и за крупное вознаграждение». Можете, если угодно, называть себя не вором, а кладодобытчиком. Некоторые воры так себя и называют. Но нам всё равно. Гэндальф сказал, что в этих краях есть некто, кто ищет такую работу, и предложил встретиться с ним за чаем в среду.
   
-Да, метка была, — молвил Гэндальф. — Я сам поставил её и не без причины, ведь вы сами просили меня отыскать четырнадцатого участника похода, и вот он — Бильбо Бэггинс. Пусть только кто-нибудь из вас посмеет сказать, что мой выбор плох или что я ошибся домом — можете тогда отправляться втринадцатером со всеми вытекающими из этого последствиями. А нет — так возвращайтесь копать уголь!
   
Кудесник так гневно взглянул на Глоина, что тот спрятался за спинку стула, а когда Бильбо открыл рот, чтобы задать вопрос, Гэндальф так сердито нахмурился, что рот хоббита закрылся сам собой.
   
-Хватит! — сказал кудесник. — Довольно споров. Я избрал Бильбо Бэггинса и моего слова вам достаточно. Раз сказано, что он — вор, то так тому и быть. Коли нет — станет, когда придёт пора. В этом хоббите есть что-то такое, о чём вы, а он так тем более, и знать не знаете. Вы мне потом за это ещё спасибо скажете. А сейчас, Бильбо, мой мальчик, принеси-ка сюда лампу, и мы кое-что вытащим на свет.
   
На столе, под светом большой лампы с красным абажуром, Гэндальф развернул истёртый кусок пергамента, чем-то похожий на карту.
   
-Карту эту, Торин, начертал твой дед Трор, — ответил Гэндальф на возбуждённые вопросы карликов. — Это карта Горы и окрестных земель.
   
-Не понимаю, чем она может помочь, — разочаровано произнёс Торин. — Я прекрасно знаю все переходы внутри Горы и её окрестности. Мне хорошо известно, где простирается Чёрная Пуща, а где — Мёртвая Пустыня, откуда прилетают драконы.
   
-А вот багровый дракон, — заметил Балин. — Он парит прямо над Горой. Но едва мы прибудем на место, встречи с ним всё равно не избежать.
   
-Но всё же вы кое-что упустили, — возразил Гэндальф. — Потайной ход. Видите букву, на которую указывает палец руки, что над остальными рунами? Этот знак — вход в Нижний Чертог.
   
— Может быть, ход и был когда-то потайным, — молвил Торин, — но ведь старый Смауг так долго жил в Горе, что успел разнюхать всё о каждой пещере.
   
-Я в этом и не сомневаюсь. Всё возможно, — сказал Гэндальф. — Но дракон этим ходом не воспользуется никогда.
   
-Почему?
   
-Он слишком мал. «Пять футов высотою дверь, и трое в ряд пройдут», — вот что гласят руны. Даже будучи молодым, Смауг не мог пролезть в такую нору, так куда ему теперь, особенно когда он пожрал стольких карлов и людей из Дола!
   
-По мне, так она огромная, — вмешался Бильбо, который ничего не знал о драконах, но зато отменно разбирался в хоббичьих норах. Он так разволновался, вникая в разговор кудесника с карлами, что не смог промолчать. Хоббиту нравились всякие карты, к тому же у него в прихожей висела большая Карта Окрестностей, на которой красными чернилами были отмечены любимые прогулочные дорожки. — Да и как такую нору можно спрятать от всех, тем более от дракона?
   
-Способов немало, — ответил Гэндальф. — Но как сокрыли дверь, узнать можно будет только на месте. Если я правильно понял руны на карте, то дверь сливается со скалой. Разве это не излюбленный карлами способ укрытия тайных дверей от чужих глаз?
   
-Совершенно верно, — подтвердил Торин.
   
-И ещё к карте прилагается ключик. Вот он, — промолвил кудесник, вручая Торину ключ с длинным стержнем и затейливой бородкой. — Храни его.
   
-Да будет так, — ответил Торин, пристегнув ключ к серебряной цепочке под камзолом. — Теперь надежд больше и всё идёт только к лучшему: до сих пор мы ещё точно не знали, как пройдёт путешествие. Мы осторожно и без шума — как сумеем — отправимся на Восток, и, может быть, доберёмся до Долгого Озера. Трудности начались бы потом…
   
-Не потом, а гораздо раньше, — прервал Торина Гэндальф. — Мне-то слишком хорошо известно, что такое пути на Восток.
   
-Дальше, наверно, придётся идти вверх по течению реки Быстрянки, — продолжил Торин, не обращая никакого внимания на замечание Гэндальфа, — а оттуда рукой подать до Дола — старого города в логовине под сенью Горы. Но через Главные Ворота не пройти: из-под скалы на южном подкряжье, в котором прорублен вход в Гору, берёт начало Быстрянка. Из этих Ворот и выбирается наружу Смауг, если он, конечно, не изменил своих повадок.
   
-Главные Ворота тут ни при чём, — произнёс кудесник. — Без могучего воина или героя здесь не обойтись. Я пробовал найти нужного воителя, но все они бьются в дальних странах, а героев в этих краях, считайте, нет. Мечи затупились, боевыми секирами рубят дрова, а щиты пошли на колыбели или крышки для кастрюль. Драконы же здесь в диковинку, так как они живут слишком далеко отсюда. Поэтому, часто думая о потайном ходе, я решился на кражу со взломом, а взломщик наш — Бильбо Бэггинс. Теперь давайте хорошенько всё обговорим.
   
-Что ж, — молвил Торин, ехидно глянув на хоббита. — Может, у вора есть какие-то соображения?
   
— Ну, сперва я хотел бы хорошенько разузнать обо всём, — смущённо и неуверенно ответил Бильбо, но Туковская половина брала своё: — Я имею в виду золото, дракона и всё вместе взятое: как оно там очутилось, чьё оно и всё такое.
   
— Да где же вы были? — удивился Торин. — Вы что же, карты не видели? Не слышали, о чём мы пели? До сих пор не поняли, о чём мы тут толкуем уже целую уйму времени?
   
— И всё же, я хочу узнать, что вы тут затеваете, — заявил Бильбо с таким видом, словно у него просили денег в долг. К тому же, он счёл за должное проявить благоразумие и смекалку, чтобы оправдать поручительство Гэндальфа. — Ещё я хочу знать, опасен ли этот путь, во что выльются карманные расходы, сколько на это всё уйдёт времени и прочее.
   
Всё это означало примерно следующее: «Что мне из всего этого перепадёт, и вернусь ли я вообще».
   
— Ладно, — проворчал Торин. — Когда-то род моего деда Трора вытеснили с Севера, и карлы со своим скарбом, орудиями и кладью пришли к Горе, которая изображена на карте: эту Гору открыл ещё мой предок Траин Старый. Только теперь карлы взялись за неё всерьёз: буравили и копали, рыли и возводили проходы, вытёсывали в гранитных породах обширные залы и мастерские, мало того — нашли золотые россыпи, залежи самоцветов и драгоценных камней. Как бы там ни было, наша слава и богатства росли, а мой дед был коронован и объявлен Подгорным Государем, которого вскоре стали чтить не только карлы, но и люди с юга. Эти люди поднялись верх по реке Быстрянке и возвели Дол — прекрасный город в логовине под сенью Горы. Короли окрестных земель призывали наших кователей и мастеров. Даже самый безыскусный и нерадивый карл Горы был несказанно богат. Отцы посылали к нам своих детей учиться у нас мастерству златоковов и каменотёсов; платил они щедро, особенно всякой снедью, поэтому мы не боялись голода и не нуждались в земледельцах. У самых бедных карлов было достаточно денег, чтобы тратить их в своё удовольствие, но главным наслаждением было создать что-нибудь забавное. Что уж тут говорить о тех игрушках, которые были созданы в те времена — таких сейчас и на свете нет! Со временем палаты моего деда наполнились доспехами и драгоценными камнями, чеканными кубками и золотом, а стены залов покрыла замысловатая резьба мастеров-каменотёсов. А какая была ярмарка игрушек в Доле — просто чудо Севера!
   
Сомнений нет: дракона привела молва о наших богатствах. Эти твари похищают сокровища у кого только могут, — у эльфов, у людей, у карлов, — собирают их в огромные кучи и лежат на них, оберегая от всех и вся, пока живы (а живут драконы вечно, если их не убьют), но никогда не воспользуются даже самым завалящим медным колечком. Драконы с трудом отличают изящное изделие от безобразного, хотя сами прекрасно знают, что по чём. Эти ящеры ничего не умеют — даже разболтавшуюся чешуйку укрепить на своём теле. А в те дни на Севере развелась тьма тьмущая драконов, и, когда карлы бежали или погибли в битвах, золото иссякло, и наступило разорение, которое всегда приносят драконы. Самым жадным, сильным и свирепым в ту пору был Смауг. В тот злосчастный для нас день он взмыл в небо и помчался на юг. Шум с Севера был подобен вою урагана, а сосны на подкряжьях скрипели и трещали от бури. В то время я как раз бродил вокруг Горы вместе с другими карлами. Это и спасло мне жизнь. Издалека мы увидели, как Смауг, озаряемый огненными вспышками, опустился на Гору и медленно пополз по склону вниз. Миг — и лес запылал так, что пламя достигло поднебесья. А в Доле уже тяжко звонили в колокола, воины в спешке вооружались, надевали доспехи и кольчуги. Карлы устремились к Главным Вратам — ни один не спасся: Смауг давно поджидал их. От драконьего жара река превратилась в непроглядный туман, окутавший город. Воспользовавшись этим, дракон перебил большинство воинов: для тех дней — обычное дело. И только потом Смауг пробрался в Гору через Главные Врата, обшарил все закоулки, подземелья, залы, кладовые и сокровищницы, обрушил многие переходы, пока в чертогах моего деда не осталось ни одной живой души. Дракон забрал все сокровища себе, сложил, должно быть, как у них водится, в одном из глубочайших залов и устроил себе из этой кучи ложе. Позднее Смауг выползал из Главных Врат, налетал на Дол, похищал людей, особенно молодых дев, и пожирал их. Длилось всё это до тех пор, пока последние люди не покинули город. Ещё тогда Дол пришёл в запустение, а ныне от него остались одни руины. Думаю, что никто до сих пор не смеет селиться в тех краях, заходя дальше южной оконечности Долгого Озера.
   
А мы, — те, кто спасся, — рыдали и кляли Смауга, как вдруг к нам подошли мой дед и мой отец. Их бороды были опалены. Говорили они мало, и вид у них был угрюмый. Когда же я спросил, как им удалось избежать гибели, они велели мне держать язык за зубами и сказали, что я узнаю обо всём в свой черёд. Мы скитались по разным странам и зарабатывали на жизнь своим трудом. Порой приходилось опускаться до работы кузнецов или угольщиков. Но о похищенных сокровищах Горы мы помнили всегда. И даже сейчас, когда каждый из нас сколотил себе кое-какое состояние для безбедной жизни, — Торин погладил свою золотую цепь, — мы жаждем возвратить наше золото и даже отомстить Смаугу, если сумеем!
   
Часто мне не давала покоя мысль: как моим близким родичам удалось спастись? Теперь ясно, что был какой-то ход, о существовании которого знали только они. Видно, что именно Трор и Траин составили карту. Скажи, Гэндальф, почему она оказалась у тебя, а не у законного наследника рода Трора?
   
— Карту мне отдали, — ответил кудесник. — Вспомни, Торин, что твой дед пал от руки Азога, вожака гоблинов из подземелий Мории…
   
— Да, будь это имя проклято! — подхватил Торин.
   
— А Траин, твой отец, — продолжил Гэндальф, — пропал без вести, и в прошлый четверг, ровно двадцать первого апреля, этому исполнилось сто лет…
   
— Да! Да! — согласился карлик.
   
— Он вручил мне карту, чтобы я отдал её тебе. Ты не можешь упрекнуть меня, Торин Дубощит: я сам избрал час для этого, да отыскать тебя было трудно. Дело в том, что твой отец не то что твоего имени, но и своего уже не помнил. Думаю, что я заслужил благодарность, — сказал Гэндальф, отдавая карту Торину.
   
— Из того, что ты сказал, Гэндальф, я ничего не понял, — проворчал Торин, и Бильбо мысленно согласился с ним. Уж очень путаным оказалось объяснение.
   
— Твой дед, — медленно и угрюмо заговорил кудесник, — отдал карту своему сыну задолго до злосчастного похода в Морию. После смерти Трора Траин решил попытать счастья с картой. Однако, несмотря на все злоключения, выпавшие на его долю, Одинокой горы он так и не достиг. Как он очутился в темницах некроманта, ума не приложу. Но я нашёл его именно там.
   
— А ты сам что там делал? — вздрогнув, спросил Торин, и другие карлы тоже содрогнулись.
   
— Вам это ни к чему. Как всегда выяснял кое-что. Опасное и в то же время мерзкое было дело. Даже мне, Гэндальфу, с трудом удалось спастись. Я и твоему отцу пытался помочь, Торин, но было уже слишком поздно. Траин был не в себе, у него всё стёрлось из памяти. Только и твердил, что о ключе и карте.
   
— Мы давно отомстили морийским гоблинам, — воскликнул Торин, — и ныне — черёд некроманта!
   
— Бред! — вмешался Гэндальф. — Собери хоть всех карлов с четырёх сторон света, но и тогда некромант будет непобедим! Всё, чего хотел твой отец, Торин — это ключ и карта. Дракона с Горой вам хватит выше головы.
   
— Слушайте! Слушайте! — неожиданно для себя крикнул Бильбо.
   
— Слушайте что? — все карлики тут же посмотрели на хоббита.
   
— Слушайте, что я хочу сказать… — промямлил покрасневший от смущения Бильбо.
   
— Так что же? — спросили карлики.
   
— Думаю, вам надо отправиться на Восток и там разузнать, что к чему. Есть же тайный ход, наконец, да и драконы спят когда-нибудь… Посидите там на пороге, и, я вам прямо скажу, там вы придёте к решению всех своих вопросов. Надеюсь, вы поняли, что время позднее, пора спать… Как насчёт того, чтобы хорошенько выспаться, а рано утром отправиться в путь? До вашего ухода, обещаю, вы хорошо позавтракаете и…
   
— До нашего с тобой ухода, хочешь ты сказать? — прервал хоббита Торин. — Иль ты не вор? Разве сидеть на пороге не твоё дело, разве ты только и можешь, что болтать?! Но насчёт ночлега и завтрака я согласен. Мне бы хватило ветчины и глазуньи с шестью хорошо прожаренными и целыми желтками.
   
После того, как каждый карлик заказал себе завтрак, причём не особо утруждая себя благодарностями (что особенно раздосадовало Бильбо), все встали из-за стола. Хоббиту пришлось размещать незваных гостей по комнатам, которых, впрочем, не хватило, и большая часть карликов заняла все свободные кресла и диваны. Сам Бильбо, усталый и измотанный, направился в свою комнату. Он хотел встать поздно, чтобы не кормить завтраком всю этих гостей. Туковская половина успокоилась, и хоббиту расхотелось куда-либо ехать ни свет ни заря.
   
Лёжа в постели, Бильбо слышал, как в соседней комнате пел Торин:
   
    
     
Пройдем мы сквозь подгорный мрак,
     
Чрез хлад и мглу, и через страх,
     
Но арфы, золото и дом
     
Вернём — и да погибнет враг!
    
   
   
Под этот напев Бильбо и заснул. Ему снились дурные сны, порой переходившие в кошмары — вот что сделала эта песня. А проснулся он поздно.
  
  
   
    
Глава II
    
БАРАНЬЕ ЖАРКОЕ
   
   
Вскочив с постели, Бильбо натянул халат и вошёл в столовую. Там никого не было, но следы обильного и поспешного завтрака были налицо: в комнате царил такой разгром, будто пронёсся ураган, на кухне валялись немытые горшки, кастрюли и сковородки выглядели так, словно их никогда не чистили, нагромождённые повсюду горы грязной посуды… Да, что бы там ни было, но ночное сборище оказалось явью. Всё же хоббит был рад, хотя и раздосадован: карлики не разбудили его и не взяли в своё Приключение.
   
- Не дури, Бильбо Бэггинс! — сказал он себе. — В твои-то лета думать о драконах и прочей чужеземной чепухе!
   
Хоббит разжёг очаг, вскипятил воду, надел фартук, вымыл посуду, слегка перекусил на кухне, а потом пошёл в столовую. Комната была залита солнцем и наполнена свежим воздухом, ведь парадная дверь была открыта. Бильбо громко насвистывал какую-то песенку и уже совсем позабыл о прошлой ночи. Но едва он распахнул окно и собрался отобедать, в столовую ворвался Гэндальф.
   
- Ну и ну! — вскричал кудесник. — Сколько же можно тебя ждать! И это называется уйду ещё до зорьки?! Это в пол-одиннадцатого-то утра? Мы не могли так долго задерживаться, и оставили послание.
   
— Какое такое послание? — покраснел хоббит.
   
— Громы и молнии! — сорвался Гэндальф. — Ты с утра такой заторможенный? Даже пыль на каминной полке вытереть не удосужился!
   
- Пыль вытирать, как же! Делать мне больше нечего: хватит с меня посуды после тринадцати карликов и одного колдуна! — возмутился хоббит.
   
— Протёр бы пыль — нашёл бы это! — воскликнул Гэндальф, доставая из-под часов на каминной полке записку, написанную, кстати, на бумаге хоббита.
   
И вот что прочёл Бильбо:
   
«Мы, Торин Дубощит со товарищи, приветствуем вора Бильбо! Благодарим за оказанное гостеприимство и щедрое предложение своих услуг. Условия таковы: оплата за доставку составит не более четырнадцатой доли от всей добычи, ежели таковая будет. Дорожные издержки будут оплачены в любом случае, а если дело окончится похоронами, то наши родичи обязуются их оплатить.
   
Не сочтя нужным прерывать твой заслуженный отдых, решено дать тебе время на необходимые сборы. Ждём тебя ровно в одиннадцать часов до полудня в корчме „Зелёный дракон“, что в Уводья. Надеемся, что ты не опоздаешь.
   
С глубоким почтением, Торин со товарищи».
   
— Но… — попытался возразить Бильбо.
   
— Торопись! Всего десять минут! — крикнул кудесник.
   
— Но…
   
— Никаких но. Времени нет!
   
Даже под конец дня хоббит никак не мог взять в толк, как это он без шляпы, без трости, без денег и — о ужас! — без носового платка, оставив недоеденный обед и немытую посуду, впихнув все ключи от комнат в руки Гэндальфа, бежал сперва по переулку, потом около мили мимо мельницы вдоль берега Води.
   
Было ровно одиннадцать часов, когда Бильбо наконец-то прибежал в Уводье, а когда прибежал, то выяснилось, что он даже носового платка не захватил.
   
— Прекрасно! — воскликнул Балин. Он стоял в дверях корчмы и ожидал хоббита.
   
А тут ещё из-за поворота, со стороны посёлка, показались остальные карлики, и все верхом на пони. Все лошадки были навьючены тюками и дорожными мешками, кулями и свёртками. Самый маленький пони предназначался для Бильбо.
   
— Седлайте коней и в путь! — велел Торин.
   
— Мне очень жаль, — покраснел хоббит, — но я не захватил ни шляпы ни носового платка, ни денег… Да и послание ваше я обнаружил, когда было уже без пятнадцати одиннадцать… Я так спешил… чтобы точно…
   
— Да не убивайся ты так из-за какой-то мелочи, — успокоил хоббита Двалин. — Придётся обходиться без носового платка и прочих столь необходимых мелочей вплоть до конца путешествия. А что до шляпы, так у меня есть в мешке запасной капюшон.
   
Так началось путешествие на Восток. Этим апрельским, по-майски тёплым утром карлики покидали «Зелёный дракон». На Бильбо был тёмно-зелёный плащ с капюшоном, который ему одолжил Двалин. Вид в этой одежде был у хоббита — смешнее не придумаешь. И плащ, и капюшон оказались слишком велики.
   
Бильбо было уже всё равно, что подумал бы о нём его покойный отец Банго, лишь бы за карлика не приняли. Но это хоббиту не грозило, ибо у него не было бороды.
   
Отряд проехал небольшое расстояние, когда к нему присоединился Гэндальф, восседающий верхом на белом скакуне. Он привёз Бильбо целую связку носовых платков и трубку с табаком. Почти весь день карлики о чём-то пели и болтали, делая короткие привалы только для того, чтобы перекусить. Да, всё это не очень нравилось хоббиту, но он начал думать, что Приключение — не такая уж и страшная штука.
   
Сперва путники миновали земли хоббитов — края, населённые порядочным народом, с хорошими дорогами и трактирами; время от времени попадался то карлик, то фермер, спешившие по своим делам. Но вскоре отряду стали попадаться земли, где народ говорил на незнакомом языке и пел такие песни, которых Бильбо никогда раньше не слышал. А потом началась глухомань. Ни постоялых дворов, ни людей; дороги становились всё хуже и хуже.
   
Неподалёку от Тракта возвышались поросшие деревьями — и, быть может, поэтому мрачные — холмы. На некоторых из них возвышались каменные развалины, о которых, ёщё в ту пору, когда они были могучими крепостями, шла дурная молва. Всё вокруг было тёмным и угрюмым. А тут ещё, как назло, погода возьми да испортись! И хотя в конце мая обычно стоит тепло, в тот день карликам пришлось разбить лагерь, чтобы согреться.
   
— И это называется июнь на носу! — ворчал Бильбо. Он оказался в самом хвосте из-за пони, который медленно плёлся по размытой дороге. Уже давным-давно прошло время пить чай, а ливень и не думал прекращаться. Вода с капюшона капала хоббиту на нос, а плащ вымок до нитки. Лошадка устала, то и дело спотыкалась о камни. Впрочем, и карликов не тянуло на разговоры.
   
«Не хватало только, чтобы вода промочила одежду в тюках да снедь в мешках попортила, — с беспокойством думал Бильбо. — Одни неприятности от этого Приключения, будь оно неладно! Сидеть бы сейчас дома, у очага, слушать, как свистит чайник…».
   
И ещё не раз хоббит думал об этом.
   
Карлики ехали молча и не обращали внимания на Бильбо. Изредка сквозь тучи пробивались лучи заходящего солнца. Уже почти стемнело, когда отряд спустился к небольшой речушке на дне ложбины. Росшие по её берегам ивы скрипели и гнулись под разбушевавшимся ветром. К счастью, дорога проходила по старому каменному мосту: вода в реке, берущей начало в холмах и горах, бурлила и клокотала от бесконечных дождей.
   
Когда все переправились через реку, стояла ночь. Ветер разогнал тучи, и сквозь их серые клочья сверкнула ущербная луна. Карлики сделали привал; Торин что-то пробормотал по поводу ужина и сухого местечка для ночлега.
   
И только тут все спохватились: Гэндальфа нет как нет! За весь путь старик не сказал, будет ли он вообще участвовать в Приключении или едет так — за компанию. Он ел, говорил, смеялся больше всех, а сейчас он просто-напросто исчез!
   
— Никогда этого колдуна на месте нет! Да ещё когда позарез нужен! — ворчали Нори и Дори, разделявшие взгляды хоббита, касаемо еды — почаще и посытнее.
   
Наконец решили разбить лагерь. Карлики разошлись в поисках хвороста, а потом собрались под деревьями. Вдруг на них обрушился дождь из капель, оставшихся на листьях. Жуть! А тут ещё огонь никак не развести! Карлики могут развести огонь из чего угодно или даже почти ни из чего, при безветрии или при сильном шквале, но даже Оин и Глоин, считавшиеся лучшими по этой части, были бессильны в темноте.
   
Вдруг что-то напугало одного пони. Он сорвался с привязи, и прежде, чем его удалось поймать, он успел забраться в реку; Фили и Кили, которые вылавливали испуганную лошадь, едва не утонули, а поклажу, с большей частью провизии, унесло бурным течением, и поэтому на ужин еды оставалось мало, а на завтрак — и того меньше.
   
Так все, хмурые и промокшие, сидели и ворчали, пока Оин и Глоин пытались развести костёр. Бильбо с горечью начинал понимать, что Приключение — это не только весёлая поездка на пони однажды в майский день, как вдруг Балин, который всегда был часовым, крикнул:
   
— Там что-то светится!
   
И в самом деле: невдалеке от Тракта был холм, местами густо поросший деревьями, но даже сквозь заросли карлики и Бильбо различали пробивающиеся мягкие красноватые отсветы, словно мигало пламя костра или горел факел.
   
Полюбовавшись некоторое время на этот непонятный свет, карлики заспорили. Одни говорили, что надо бы сходить и посмотреть, что к чему: ведь это лучше, чем спать в мокрой одежде и ограничивать себя в еде за завтраком или ужином.
   
— Эти края толком-то не разведаны, — говорили другие. К тому же и до гор рукой подать. По этому пути редко кто ходит, да и в старых картах нет никакого толку: дорога без охраны, и, небось, всё тут переменилось. О здешнем короле, пожалуй, и слыхом никто не слыхивал. В общем, если мы не пойдём на этот свет, то убережёмся от беды.
   
— В конце концов, нас же четырнадцать! — говорили третьи.
   
Четвёртые во всём винили Гэндальфа. Постепенно все стали соглашаться с ними. Тут дождь хлынул как из ведра, но хуже всего было то, что Оин и Глоин подрались.
   
Было решено следующее: «У нас есть вор». Поклажу навьючили на пони, и карлики, соблюдая должную осторожность, направились к огню. Они подошли к подножью холма достаточно быстро, хотя пробираться пришлось сквозь густой подлесок.
   
Путники пошли вверх по склону; тропа, бегущая к дому или какой-нибудь ферме, затерялась в темноте. Держать путь по густой чаще без шума, без гама, без перебранок, да ещё в кромешной тьме было невозможно.
   
Вдруг, где-то поблизости, красноватые огоньки, мелькавшие между древесными стволами, слились в нечто большое и яркое.
   
— А теперь пускай вор покажет, на что он способен, — решили карлики. Конечно, говорили они о Бильбо.
   
— Ты должен разузнать всё про этот огонь: для чего он горит, не сыро ли там, и главное: нет ли какой опасности, — приказал хоббиту Торин. — Иди и поскорее возвращайся, если, разумеется, там всё в порядке. Нет — тоже возвращайся, коли сможешь. Дело сорвётся — дважды прокричи сипухой, один раз — совой, а мы сделаем всё, что сможем.
   
Пришлось хоббиту идти, прежде чем он смог объяснить, что он кричит как сова или сипуха точно так же, как он умеет летать. Но хоббиты, невзирая ни на что, могут бесшумно пройти сквозь любую чащу, и Бильбо, пробираясь по лесу и слыша позади весь этот «тарарам карликов» — так он называл шумное передвижение отряда — был бы никем не замечен, даже если бы вся эта кавалькада проехала прямо перед нами. Он бесшумно прокрался к огню, будто хорёк, и увидел вот что.
   
Вокруг костра из громадных буковых брёвен расселось трое. Они жарили баранью тушу на длинном вертеле и слизывали стекающий с пальцев жир. В воздухе носился вкусный дразнящий запах жаркого. Рядом стояла бочка с каким-то питьём, откуда великаны черпали целыми кувшинами, и пили прямо из них. Ой-ой- ой! Да ведь то были самые настоящие тролли! Даже Бильбо, живший в покое и уюте и ничего не знавший о троллях, сразу понял, кто перед ним: злобные рожи, огромный рост, плоские ноги и речь, которую, в лучшем случае, подходящей для разговора никак не назовёшь. Всё это было налицо.
   
— Вчера баранина, сегодня баранина! Осточертело! Чтоб мне подавиться, если и завтра опять будет баранина! — гаркнул один из троллей.
   
— Ни тебе куска человечины здесь! — огрызнулся ещё один тролль. — О чём думал этот олух Уильям, когда затащил нас сюда? Вот уж и пиво оприходовали! — и он ткнул локтем Уильяма, пьющего прямо из кувшина.
   
— Заткнись! — проревел, откашлявшись, Уильям. — Ты и Берт вот уж точно с придурью: думали, человечина прямо под ногами бегает, а? Да как только мы сошли с гор, вы тут же полторы деревни сшамали! Большего захотели? А было время, когда брюхо прирастало к спине, так сразу: спасибо, Билл, за эту вот баранину. И сейчас то же.
   
Он тут же умял баранью ногу и утёрся рукавом.
   
Да, таковы все тролли, даже одноглавые. После всего услышанного Бильбо решил действовать. Надо бы ему было вернуться к карликам да рассказать им о троллях, которые, ко всему прочему, были в прескверном настроении и готовы были бы изжарить всех карликов вместе с пони, подвернись они им под руку.
   
Но хоббит решил доказать, что он хороший вор. Опытный грабитель пошарил бы по карманам (хотя прежде бы подумал о последствиях), стащил бы с вертела баранину, умыкнул бы бочонок пива и незаметно скрылся бы. Другие, более опытные и не столь дерзкие воры, сперва втихомолку зарезали бы троллей, а потом уже смотрели бы, что к чему, спокойно наслаждались бы ужином и радовались успеху.
   
О таких делах Бильбо знал из книг, но сам он ничего подобного никогда не делал и не видел. Ему было и омерзительно, и тревожно. Как хоббиту хотелось оказаться хотелось оказаться подальше отсюда, хотя бы на сотню миль! Но и вернуться к карликам с пустыми руками он не мог. Так Бильбо стоял в темноте, и ломал голову, как ему быть. Наконец он решил, что лазить по карманам троллей так же легко, как и проскользнуть за спиной Вильяма.
   
Вильям снова пил, а Берт с Томом подошли к бочке. Тогда Бильбо собрался с духом и сунул руку в огромный карман Вильяма.
   
Хоббит нащупал там кошель, смахивавший скорее на сумку.
   
«Что ж, — решил Бильбо. — Лиха беда — начало».
   
Ничего себе начало! Да и беда — хуже не бывает: ведь кошельки-то у троллей с подвохом, и этот не был исключением.
   
— Э-э-э! Ты ещё кто? — заверещал кошель. Вильям быстро обернулся и схватил хоббита за шиворот, прежде чем тот успел спрятаться за деревьями.
   
— Берт! Чтоб мне провалиться! Глянь-ка, что я тут сцапал! — закричал Вильям.
   
— Что это? — спросили подоспевшие тролли.
   
— А кто его знает. Ну, что ты ещё за птица?
   
— Бильбо Бэггинс… вр… вр… хоббит… — пролепетал трясущийся от страха Бильбо, думая, как бы дать знать карликам, пока его не задушили.
   
— Врврхоббит? — удивились тролли. Вообще то тролли умом не отличаются и с подозрением относятся ко всему незнакомому.
   
— А что это врврхоббиту понадобилось в моих карманах? — спросил Вильям.
   
— И этих врврхоббитов с чем едят? — вмешался Том.
   
— Попробовать надо бы, — рявкнул Берт, берясь за вертел.
   
— Да он на один зуб! — прорычал Вильям, успевший до этого перекусить. — Кожа да кости!
   
— Этаких, вот, небось, вокруг много, — возразил Берт. — Наловим — пирог состряпаем. Эй, крольчатина, вас тут таких много, а?
   
С этими словами Берт вдруг схватил хоббита за ноги и сильно встряхнул его.
   
— Да, много… — запинаясь пробормотал Бильбо, но тут же спохватился: — Совсем, совсем никого…
   
— Это как это? — спросил Берт, схватив хоббита за волосы.
   
— Ну… я… — еле выдавил из себя Бильбо, — не гожусь на жаркое… Но я сам хорошо готовлю, а не готовлюсь, понимаете? Я могу хороший завтрак состряпать, если меня не съедят на ужин…
   
— Жаль малявку, — сказал Вильям, который успел много съесть и выпить много пива. — Отпусти-ка его, Берт.
   
— Пускай сперва скажет, что такое много и совсем никого, — заартачился Берт. — Не хочу, чтоб мне во сне глотку перерезали. Поджарю этому пятки на огне — запоёт.
   
— Я его поймал! — зарычал Вильям. — Он — мой!
   
— Ты, Вильям, жирный дурак! — взревел Берт. — Я это ещё раньше говорил.
   
— А ты — осёл безмозглый!
   
— За осла врежу, Бил Хаггинс! — рявкнул Берт, нанося удар прямо в глаз Вильяму.
   
Что тут началось! Берт швырнул Бильбо наземь, и хоббит отполз за круг костра. Тролли сцепились, как бешеные псы, и ругались, на чём свет стоит. Мало того: упали и покатились вокруг костра, избивая друг друга, пока Том не схватил бревно и не стукнул Берта и Билла, чтобы привести их в чувства. Куда там! Ярость троллей только разгорелась.
   
Пора бы Бильбо и уползти, но Берт так сильно смял его ноги своей лапой, что бедолага был ни жив, ни мёртв от страха. Так он и лежал, никак не приходя в себя, неподалёку от поляны, где пылал костёр.
   
В самый разгар драки появился Балин. Карлики заслышали издалека шум и не стали ждать, когда горе-вор вернётся или закричит совой. Один за другим они пробрались к поляне, соблюдая тишину. Едва Балин подошёл к костру, а Том тут как тут, да ещё и заревел во всю мочь. Тролли терпеть не могут карликов, особенно в сыром виде. Билл и Берт прекратили драку, как только услышали рёв, и крикнули: «Том, куль живо!» И прежде чем Балин понял, что происходит, гадая, куда в этой сумятице подевался хоббит, ему на голову упал мешок, а его самого сбили с ног.
   
— А этих-то, пожалуй, больше, — сказал Том. — Явятся ещё, чтоб мне отупеть. Вот что это — много и совсем никого: нет больше врврхоббитов, зато карлики кишмя кишат!
   
— Согласен, ты прав, — рявкнул Берт. — Огонь притушить бы да спрятаться.
   
Так тролли и сделали. Едва карлик подходил и замирал от удивления при виде горящего костра, пустых кувшинов и объедков баранины — раз! — и у него на голове оказывался мешок, а сам карлик падал наземь. Так карлики очутились в вонючих мешках, пропахших бараньим жиром. Балин лежал рядом с Двалином, Фили и Кили попали в один куль, Дори, Ори и Нори — вповалку, а Оин, Глоин, Бифур, Бофур и Бомбур очутились у костра и чувствовали себя прескверно.
   
— Так им! — прорычал Том: Бифур, Бофур и Бомбур сильно расшумелись, оказав неистовое сопротивление, как, впрочем, и все карлики, когда им угрожает смертельная опасность.
   
Последним пришёл Торин, но его не застали врасплох, как остальных. Он уже понял, что дело с костром нечисто, и ему незачем было смотреть на ноги, торчащие из мешков.
   
— В чём дело? — спросил предводитель карлов, скрываясь в тени. — Кто посмел напасть на мою свиту?
   
— Тролли! — крикнул из-за дерева Бильбо, о котором совсем забыли в этой суматохе. — Они за деревьями, с мешками!
   
— Ах, вот оно что! — разгневался Торин, и прыгнул прямо к огню, прежде чем тролли успели что-то сообразить и схватить его.
   
Карлик выхватил из огня длинную пылающую головню и ударил стоявшего неподалёку Берта прямо в глаз. Разгорелся страшный бой.
   
Бильбо тоже пытался помочь Торину: схватил Берта за ногу, — в обхват с дерево, — а очутился в кустах, когда тролль лягался, швыряя в лицо Торину горящие уголья.
   
В ответ Том получил головнёй по зубам, и тут он взбесился. А Вильям подкрался сзади и накинул мешок на Торина, накрыв им карлика с головы до ног. На этом драка окончилась. Мешки с карликами были завязаны, и тролли уселись поодаль от них. И тут опять началась перебранка. Взбесившиеся от ожогов и синяков Том и Берт переругивались с Вильямом из-за добычи: поджарить на медленном огне, изрубить и сварить похлёбку или просто раздавить в лепёшку. У Бильбо, ободранного и исцарапанного, волосы стали дыбом и по спине забегали мурашки, но он не двигался: а вдруг услышат.
   
Тут-то и вернулся Гэндальф. Но его никто не видел. Наконец, после долгих споров, тролли решили, не без подачи Берта, заменить баранину карликами, но сделать это чуть позже.
   
— Вот ещё: ночь на это терять, — произнёс кто-то. Берт решил, что это сказал Вильям.
   
— Опять ты, Билл, за своё, — проревел Берт. — Времени хватит!
   
— А чего сразу на меня? — отнекивался Вильям, решив, что спор начал Берт.
   
— Да ты спорить начал! — рыкнул Берт.
   
— Прям ж таки! — отозвался Вильям, и всё пошло по-новому. В конце концов, карликов решили изрубить и сделать из них суп.
   
— Зачем их варить-то? — крикнул голос, который Вильям и Берт приняли за голос Тома. — Воды нет, а тут ещё к колодцу топай!
   
— Заткнись! — рявкнули Вильям и Берт. — Эдак до зари не кончим. Скажешь — сам иди за водой.
   
— Сам заткнись! — огрызнулся Том, решив, что это говорит Вильям. — Сам же начал! Не я же!
   
— Да ты — медная башка! — прорычал Вильям.
   
— От башки слышу! — проревел в ответ Том.
   
Опять началась потасовка, но стало ещё жарче. Наконец, тролли решили сесть на мешки и передавить карликов по очереди, а похлёбку из карлятины состряпать как-нибудь в другой раз.
   
— На кого сперва сядем? — прорычал голос.
   
— Лучше на последнего — огрызнулся Берт, которому Торин чуть не выжег глаз. Он подумал, что с ним говорит Том.
   
— Сам с собой не болтай-то! — рявкнул Том. — Хочешь сесть на последнего — сядь! А, кстати, который он?
   
— Этот, в жёлтых чулках, — проговорил Берт.
   
— А я сказал — в серых! — крикнул Вильям.
   
— Да точно, в жёлтых! — огрызнулся Берт.
   
— В жёлтых, — поддакнул Вильям.
   
— Так, что ж ты мелешь про серые? — возмутился Берт.
   
— Не я, а Том!
   
— Вот уж и не я! — отнекивался Том. — Это ты!
   
— Двое — не один, вот и молчи! — взбеленился Берт.
   
— Да на кого ты ревёшь! — гаркнул Вильям.
   
— Хватит! — взревели Берт с Томом. — Утро на носу. Прятаться надо.
   
— Заря придёт — и в камень вас возьмёт! — раздался голос, так похожий и в то же время совсем не похожий на рёв Вильяма.
   
Внезапно вершина холма озарилась светом, а в кронах деревьев зазвенела птичья трель. Вильям и слова не успел вымолвить, как застыл в том положении, в котором стоял, а Берт и Том превратились в глазевшие на него скалы. Так они, наверное, стоят и по сей день, будучи прекрасным местом для птичьих гнёзд.
   
Дело в том, что тролли всегда прячутся под землёй перед самым восходом солнца, чтобы не стать теми обломками скал, из которых они некогда появились. Вот что произошло с Бертом, Томом и Вильямом.
   
— Чудесно! — воскликнул Гэндальф, выходя из-за деревьев.
   
Кудесник помог хоббиту выбраться из зарослей терновника. Тут только Бильбо понял, что именно Гэндальф, изменяя свой голос, заставил троллей ругаться до самого рассвета. Далее пришёл черёд освобождать карликов. Они были очень рассержены и раздражены; кому понравится сидеть в мешке и слышать, как тролли грызутся между собой, не зная, что делать: изрезать, зажарить или раздавить.
   
Карликами несколько раз пришлось выслушать объяснения Бильбо, прежде чем их самолюбие было удовлетворено.
   
— Вот уж подходящее времечко подглядывать и красть кошельки ты выбрал, нечего сказать! — проворчал Бомбур. — И это тогда, когда нам нужна была только снедь!
   
— Без боя вы бы её точно не получили — возразил Гэндальф. — Но не стоит терять время попусту. Должно же быть какое-то убежище, — яма или пещера, — где тролли прятались от солнца. Его нужно отыскать.
   
Немного погодя, обнаружились следы огромных ног, бегущие к лесу. Карлики, хоббит и кудесник пошли по этим следам и, пробравшись вверх по склону, набрели на огромную каменную дверь, скрытую зарослями кустарника. Но от повелительных заклинаний Гэндальфа не было никакого толку: дверь никак не хотела открываться.
   
— Может, сгодится это? — спросил Бильбо, когда карлики начали терять терпение. — Я нашёл его на земле, там, где дрались тролли.
   
Хоббит держал в руках большой ключ, который Вильям, считавший его маленьким и потайным, наверняка выронил из кармана перед тем, как стать камнем.
   
— Так что же ты молчал! — вскричали карлики.
   
Гэндальф вставил ключ в замочную скважину. Каменная дверь распахнулась от одного сильного толчка, и путники вошли в пещеру. Пол был усеян костьми, а тяжёлый воздух источал смрад. На полках снедь лежала вперемежку с разной добычей: начиная от медных пуговиц и кончая горшками с золотом по углам. На стенах висело много всякой одежды, слишком маленькой для троллей, должно быть, снятой с жертв. И среди всего этого хлама — мечи различной длинны, форм, стран. Но лишь два меча привлекли особое внимание: их рукояти были покрыты самоцветами и затейливыми узорами.
   
Гэндальф и Торин поделили эти мечи между собой, а Бильбо выбрал кинжал в кожаных ножнах. Для троллей он был бы обычным карманным ножиком, но для хоббита — самым настоящим мечом.
   
- Хорошие клинки! — воскликнул кудесник, достав мечи из ножен и тщательно осматривая оружие. — Выковали их не тролли. Но и нынешним кузнецам такая работа не под силу. Вот разберём вырезанные на клинках руны, тогда и узнаем больше.
   
- Давайте-ка выбираться отсюда, — предложил Фили. — Смрад здесь тошнотворный.
   
Карлики вынесли из пещеры всю пригодную снедь, выкатили полный бочонок эля и вытащили горшки с золотом. Уже наступило время завтракать, а так как карлики страшно проголодались, то не преминули воспользоваться запасами из тролльей кладовой, тем более что после случая на реке, их запасы сильно оскудели. Теперь у них было много хлеба и сыра, ветчины, кусочки которой уже поджаривались на вертелах, и целая бочка пива.
   
Потом все уснули, чтобы отдохнуть от неприятной ночи, и проспали до самого полудня. Потом карлики навьючили пони горшками с золотом, отвели лошадок к реке неподалёку от Тракта, и закопали там клад, наложив на него множество заклятий в расчете вернуться сюда за золотом. Когда всё это было проделано, карлики сели на пони, и путешествие на восток продолжилось. Кудесник и Торин ехали впереди всех.
   
- И где же ты пропадал, позволь тебя спросить? — обратился Торин к Гэндальфу.
   
- Смотрел, что впереди, — ответил тот.
   
— А почему ты вернулся, да ещё в самый нужный миг?
   
— Оглянулся назад, — ответил Гэндальф.
   
— Хорошенькая история! — рассердился Торин. — Можно объяснить, что к чему?
   
— Ладно, — вымолвил старик. — Я оставил вас, чтобы разведать эти края получше, ибо скоро наш путь будет труден и небезопасен. Еще меня беспокоило то, что еды оставалось в обрез. Однако я заехал довольно далеко. И тут мне навстречу — парочка моих старых друзей из Раздола…
   
— А это ещё где? — вмешался в разговор Бильбо.
   
— Цыц и слушай! — прикрикнул Гэндальф. — Повезёт — окажемся там через несколько дней, только бы набрести на нужную тропу. Стало быть, как я говорил, мне повстречались двое из народа Элронда, но они торопились, ибо боялись троллей. От них-то я и узнал, что недавно с гор сошло трое троллей, поселились в лесу неподалёку от Тракта, да ещё наводят страх на всю округу, не говоря уже о случайных путниках.
   
У меня появилось недоброе предчувствие, и я повернул коня назад. Оглянувшись, я увидел костёр, ну а что было потом, вам хорошо известно. В следующий раз будьте осторожнее, иначе мы так никуда и не уедем.
   
— Спасибо! — буркнул в ответ Торин.
  
  
   
    
Глава III
    
КРАТКАЯ ПЕРЕДЫШКА
   
   
Ни сегодня, хотя погода улучшилась, ни на следующий день, ни через день никто ничего не пел и не рассказывал. Путникам чудилось, что опасности подстерегают их на каждом шагу.
   
Заночевали прямо под звёздами; пони наелись досыта, потому что эти места изобиловали сочной травой. Однако снеди в мешках оставалось немного, даже если принять во внимание пополнение из кладовой троллей. Как-то рано поутру пришлось пресекать реку в мелком, но каменистом и шумном месте; противоположный берег оказался крутым и скользким. Когда путники взошли на пригорок, их взорам открылась горная цепь, казавшаяся такой близкой. Хотя до подножия ближайшей горы был всего лишь день пешего ходу, а по её тёмным склонам мелькали солнечные блики, и белоснежные соседние вершины ярко сверкали под лучами солнца, гора казалась мрачной и зловещей.
   
- Это и есть та самая Одинокая гора? — дрожащим голосом спросил Бильбо.
   
- Да нет! — ответил Балин. — Это пока нижние подкряжья Мглистых гор, которые нам нужно пересечь любой ценой, чтобы добраться до Диких Земель, простирающихся за этим хребтом. Мы только начали путешествие на Восток, где находится наша Одинокая гора, в недрах которой Смауг лежит на наших сокровищах.
   
- О! — вырвалось у Бильбо, и он тут же почувствовал, что Приключение ему надоело. Сидел бы в своей норке, в гостиной, в мягком кресле у очага и слушал бы свист кипящего чайника… Не в первый и не в последний раз хоббит думал об этом!
   
Впереди отряда ехал Гэндальф.
   
- Теперь главное отыскать путь, — сказал он, — иначе — всему конец. Нужно хорошенько подкрепиться и отдохнуть в безопасном месте, прежде чем идти по главной тропе Мглистых гор. Если вы не послушаете меня, то лучше начать всё сызнова… Но для этого надо ещё выжить.
   
Карлики засыпали старого кудесника вопросами о том, куда он ведёт их, и ответ был таков:
   
- Вы должны знать, что здесь пролегает предел Дикоземью. Где-то поблизости находится прекрасная заповедная долина Раздол, а там, в Последней Светлой Обители, живёт Элронд. Я послал ему весточку через двух моих друзей, о которых я упоминал, и нас уже ждут.
   
Сообщение звучало многообещающе, но до Раздола путники ещё не дошли, и, по-видимому, дорога к Последней Светлой Обители к западу от гор была не из лёгких. Казалось, впереди ничего: нет деревьев, нет долин и балок, не видно холмов, пробивающихся к небу. Была только огромная узкая крутизна, стремящаяся куда-то вверх к подножью ближайшей горы; по диким скалам кое-где пробивался чахлый вереск, а клочья мха, трав и лишайника говорили, что где-то здесь есть вода.
   
Прошло утро, наступил полдень, но никаких домов или селений ещё никто не увидел. Карликам было не по себе: ведь Раздол мог быть за горами, в межгорьях или оказаться далеко позади. Неожиданно появлялись узкие пади и логовины с крутыми склонами, на дне которых клокотала река, и росли деревья. Попадались глубокие овраги, которые можно было бы перепрыгнуть, если бы потоки не превратили их в водопады. Встречались и тёмные провалы, которые нельзя было ни обойти, ни перескочить. Дальше — топи, местами поросшие травами и цветами, но забреди туда пони с тяжёлой поклажей — пиши пропало.
   
Бильбо был поражён: столь обширными оказались земли, отделяющие брод от горного кряжа. Единственная тропка была помечена белыми камушками, которые либо были слишком малы, либо скрывались подо мхом или вереском. Отряд продвигался слишком медленно, не смотря на то, что шедший впереди Гэндальф прекрасно знал эти места.
   
Казалось, старый кудесник мёл дорогу бородой — так низко он нагибался, чтобы отыскать очередную метку. День шёл на убыль, и карлики начали было думать, что пути не будет конца. Время чаепития давным-давно прошло, и, по всей вероятности, об ужине можно было бы забыть. Откуда-то слетелись мотыльки; свет потускнел, а луна ещё не вышла на мутное небо. Пони Бильбо начал спотыкаться о камни и торчащие из-под земли корни. Путники так быстро очутились на краю обрыва, что конь Гэндальфа едва не соскользнул в пустоту.
   
- Вот мы и пришли! — подозвал кудесник своих спутников.
   
Карлики обступили его и с любопытством глянули вниз: оттуда доносился шелест деревьев, а в долине за речушкой, громыхавшей по каменистому дну, мерцали яркие огоньки.
   
Нет, Бильбо никогда не забыть крутой и скользкой извилистой тропы, ведущей в заповедный Раздол! Чем ниже спускались странники, тем теплее становилось вокруг, а смолистый запах сосен одурманивал так, что хоббиту пришлось уткнуться лицом в конскую гриву, чтобы не свалиться от головокружения. Запах крепчал, а тропа уводила всё ниже и ниже… Вот уже стали попадаться дубравы и буковые рощи, воздух дышал сумерками. И когда зелень трав скрылась в потёмках, отряд вышел на приречную поляну.
   
- Гм! Вроде бы чую эльфов, — решил Бильбо и взглянул на звёзды, ярко мерцающие в ночном небе серебряными и голубоватыми огнями. И тут же раздалась песня, похожая на смех и доносящаяся откуда-то из-за деревьев:
   
    
     
Вы куда, куда, куда
     
И зачем спешите?
     
Пони без подков! Беда!
     
Лучше отдохните!
     
О! Тра-ла-ла-лели!
     
Спуститесь в ущелье!
     
Что вам нужно? На огне
     
Хлебцы подоспели.
     
Подъезжайте все к реке:
     
Эльфы здесь запели!
     
О! Трил-лил-лил-лоли!
     
Отдохните в раздоле!
     
Бородами старый мост
     
Карлы подметают!
     
Ну, а с Бильбо что за спрос?
     
Разве кто узнает!
     
А Балин и Двалин
     
Свалились в долину
     
В июне
     
Ха! Ха!
     
Оставайтесь с нами вы
     
И не уходите.
     
Пони нужен стог травы —
     
Сами поглядите!
     
Падает ночная тишь,
     
Всем поспать охота;
     
Нашу песенку услышь —
     
Пропадёт дремота!
     
Смейся до зорьки!
     
Пой до утра!
     
Пляши вместе с нами!
     
Ха! Ха!
    
   
   
Голоса смеялись и пели, причём, надо сказать, глупостей в песне было немало. Узнай они об этом — смеху было бы ещё больше: ведь голоса принадлежали эльфам. Вскоре Бильбо, по мере того как его глаза привыкли к темноте, смог различить их среди деревьев. Ему нравились эльфы, хотя сам он их встречал редко и даже побаивался. А карлики эльфов недолюбливали. Даже такие почтенные карлики, как Торин и его спутники, считали эльфов глупыми — что само по себе нелепо — и способными вызывать раздражение. Может быть, по той причине, что эльфы любят подразнить карликов, особенно из-за их бород.
   
- Вот так дела! — то и дело слышалось отовсюду. — Подумать только! Хоббит Бильбо верхом на пони! Разве не удивительно?
   
- Просто непревзойдённо!
   
И эльфы сразу же запели новую песню, такую же смешливую и несуразную, как и первая. Тут из-за деревьев вышел молодой светловолосый эльф. Он поклонился Гэндальфу и Торину.
   
- Добро пожаловать в Раздол! — промолвил эльф.
   
- Спасибо на добром слове! — проворчал в ответ Торин; а Гэндальф уже слез с коня и весело болтал с эльфами.
   
- Вы несколько отклонились от тропы, — сказал эльф. — Единственная дорога к Обители ведёт через мост. Держитесь правее — и придёте, но при переходе реки лучше спешиться. Может, всё-таки останетесь с нами и присоединитесь к нашему веселью? Но если судить по запаху костров за рекой, то там готовят ужин.
   
Несмотря на усталость, Бильбо хотел остаться: не пропускать же песни эльфов под открытым июньским небом! Как же не поговорить с этим народом, который, кажется, знает всё обо всём! Эльфы знают немало, и вести о других краях и народах доносятся до них быстрее горного потока.
   
Но карлики хотели ужинать, — и как можно скорее, — поэтому путники поехали дальше. Затем они спешились и вели лошадок, пока не оказались на хорошей дороге, ведущей к самому краю берега реки, которая была быстрой и шумной, как и все другие горные потоки, особенно, когда стоит летний вечер и солнце скрывается за снежными вершинами гор. Единственный каменный мост без перил был таким узким, что по нему можно было провести только одного пони, да и то, держа под уздцы. Эльфы с яркими светильниками в руках вышли и снова пели, пока карлики не перешли мост.
   
— Не намочи бороду в воде, папаша! — кричали эльфы вслед Торину, который едва не переползал мост на четвереньках. — Она и так длинная! Зачем её поливать?
   
— Следите, чтобы хоббит Бильбо не съел все пироги и пышки! — кричали другие. — Ведь ему и так не пролезть в замочную скважину!
   
— Тише! Угомонись, Светлый Народ! Мирной тебе ночи, — вмешался едущий позади кудесник. — И у долов есть уши, а у некоторых эльфов слишком болтливые языки. Покойной ночи!
   
Наконец путники подъехали к широко раскрытым воротам Последней Светлой Обители.
   
Как ни удивительно, но почему-то о всяких хороших вещах обычно рассказывают мало, а слушают о них ещё меньше. Что же до различных неудобств, гадостей и даже ужасов, то об этом можно говорить бесконечно и в довершение всего придумать настоящий рассказ. Короче говоря, после двухнедельного отдыха карлики никак не хотели покидать Раздол, не говоря уж о Бильбо, который с радостью остался бы здесь навсегда, даже если бы ему захотелось без особого труда оказаться в своей норке. Поэтому о пребывании карликов рассказывать совсем нечего.
   
Хозяином Обители в Раздоле был Друг Эльфов — один из тех, чьи предки ещё в незапамятные времена упоминались в сказаниях и воевали на стороне северных людей и эльфов со злобными гоблинами. В те дни, о которых идёт речь, ещё жили те немногие, чьими праотцами были эльфы и северные герои, и Элронд был их вождём.
   
Он был благороден и светел ликом, как истинный владыка эльфов, мудр, как кудесник, могуч, как подобает воину, почитаем, как государь карлов, ласков, как летний день. Хотя об Элронде было сложено немало легенд, его участие в Приключении Бильбо было невелико. Но это могло показаться только поначалу. В Обители Элронда можно было делать всё: есть, спать, работать, слушать древние саги, петь, сидеть и думать о чём угодно или заниматься всем этим сразу. Но злу в Раздол пути не было.
   
Жаль, что здесь невозможно привести ни одной песни или рассказанной легенды. Скитальцы (а заодно и пони) поправились и набрались сил буквально через несколько дней после прибытия. Им починили и вычистили одежду, расчесали и подстригли бороды; настроение у карликов поднялось. Дорожные мешки наполнились всякой снедью — лёгкой, чтобы не тяжело было нести, но сытной, чтобы перейти горные перевалы. Благодаря мудрым советам карлики пересмотрели свои замыслы к лучшему. Так пролетало время, и никто не заметил, как наступил самый канун Средьлетня. Карлики решили выехать на следующее утро.
   
Элронду были ведомы все руны, он легко читал и понимал эти письмена. В тот вечер он рассматривал мечи из логовища троллей.
   
— Не тролли их ковали, — молвил Элронд. — Это древние, очень древние мечи Вышних Эльфов Закатного Края, с которыми я в родстве. Клинки ковались в королевстве Гондолин — воевать с гоблинами. Должно быть, они находились в сокровищнице какого-нибудь дракона или на месте гоблинского становища, ибо драконы и гоблины разрушили Гондолин много веков назад. Вот этот меч, Торин, зовётся на языке рун Гондолина Оркрист, Гоблиноруб. Да, славный это был клинок… А твой меч, Гэндальф, зовётся Гламдринг, что означает Врагобой; сам король Гондолина некогда носил его. Храните эти мечи!
   
— Хотел бы я знать, как они оказались у троллей! — воскликнул Торин, ещё пристальней разглядывая свой клинок.
   
— Точно не знаю, — ответил Элронд, — но, видимо, ваши тролли ограбили других грабителей или набрели на разбойничий тайник, затерянный где-то в горах. Ходят слухи, что, со времён войн карлов с гоблинами, опустелые копи Мориа до сих пор хранят несметные богатства.
   
— С честью сберегу свой меч! — изрёк Торин. — Да сокрушит он гоблинов, как встарь!
   
— Это случится, едва вы очутитесь в горах, — ответил Элронд. — А теперь покажите мне вашу карту.
   
Рассматривая обрывок пергамента, Элронд покачал головой: он недолюбливал карликов из-за их ревностной страсти к золоту и ненавидел драконов за беспредельную злобу. С печалью он вспоминал руины Дола, его некогда звонкие колокола и ныне выжженные берега Быстрянки. Узкий серп луны переливался серебром. Элронд поднял карту, и белёсое сияние осветило её.
   
— Что я вижу? — удивился Элронд. — Рядом с надписью «Пять футов выстою дверь, и трое в ряд пройдут» появились лунные руны!
   
— Какие такие лунные руны? — не выдержал от волнения хоббит. Дело в том, что Бильбо обожал не только разные карты, но и различные тайнописи и руны, хотя буквы у него самого походили на пауков.
   
— Письмена эти сродни обычным рунам, но они невидимы для простого глаза, — пояснил Элронд. — Их можно увидеть только в том случае, если сквозь них просвечивает луна. А есть ещё одна хитрость: луна должна быть точно такой, как в день и час создания надписи, иначе ничего не увидать. Лунные руны придумали карлы и писали их серебряными перьями, но, думаю, Бильбо, что твои друзья и сами знают об этом. Похоже, эту запись сделали в канун Средьлетня, когда луна стояла серпом.
   
— Читай скорее! — хором крикнули Гэндальф и Торин. Им обоим было слегка досадно, что запись открыл именно Элронд, хотя у них не было такой возможности.
   
— Стань у серого камня, когда застучит дрозд, — прочитал Элронд, — и взгляни на замочную скважину в последнем луче Дня Дурина.
   
— Дурин! Дурин! — воскликнул Торин. — Это же имя отца отцов рода Долгобрадов, моего предка!
   
— Тогда что же такое День Дурина? — задал вопрос Элронд.
   
— Первый день нового года по летоисчислению карлов, — ответил Торин. — Думаю, все знают, что первый день Порога Зимы — последней недели осени — мы зовём Днём Дурина. В этот день последняя осенняя луна встречается с солнцем. Но, боюсь, проку от этого не будет. Древние знания утеряны, и неведомо, когда может наступить такой день.
   
— Это мы ещё увидим, — возразил Гэндальф. — Больше ничего нет?
   
— Если и есть, то не для этой луны, — ответил Элронд, отдавая карту Торину. Потом все пошли к реке повидать эльфов, поющих и танцующих пред зарёй Средьлетня.
   
Утро выдалось таким погожим, о каком можно было только мечтать: на небе — ни облачка, а по воде плясали солнечные блики. Путники ехали быстро, но далеко позади всё ещё звенели прощальные песни эльфов. Карлики думали о новых приключениях и о тропе, которая должна была вывести их в края по ту сторону Мглистых гор.
  
  
   
    
Глава IV
    
ПО ГОРАМ И ПОД ГОРАМИ
   
   
Бессчётное множество тропинок терялось в Мглистых горах, а перевалов было и того больше. Но многие пути обманывали и путали, они вели в никуда или к погибели, а самое главное — к смертельным опасностям или к горным чудищам в глубоких теснинах. Благодаря советам Элронда и памятливости Гэндальфа карлики и хоббит оказались на верном пути к нужному перевалу.
   
Уже прошёл не один день пути, где-то далеко осталась Последняя Светлая Обитель, а странники карабкались и карабкались куда-то вверх. Это была трудная и извилистая тропа, опасная и коварная. С вершины горной громады можно увидеть далеко внизу землю, окутанную зеленоватой дымкой листвы. Всё приятное и обыденное было там, на Западе, и Бильбо знал, что там остался его дом, его уютная норка… Он вздрогнул: похолодало. Чем выше, тем холоднее из-за ветра, воющего в скалах. Лучи полдневного солнца подтапливали снег, и изредка, подпрыгивая, срывались камни. Хорошо ещё, что они пролетали мимо и не падали на головы, хотя такая возможность была! По ночам было холодно и тревожно; из-за гулкого эха все боялись петь и говорить; казалось, тишина не хотела, чтобы ее беспокоил неизвестно кто, кроме воя ветра, грохота срывающихся камней или рокота водопадов.
   
«Где-то внизу лето в самом разгаре, — думал Бильбо. — Косьба, сенокос к зиме, веселье… Охо-хо! Соберут там весь урожай, жатву окончат, а этим горам конца-края не видать!».
   
Карлики думали примерно о том же, несмотря на то, что, прощаясь с Элрондом в день Средьлетня, они были полны надежд, и на подходе к Мглистому у них завязался непринуждённый разговор. Уже было не важно, что Раздол остался позади. Все мысли карликов были о потайной двери в Одинокой горе и о том, когда они достигнут цели: либо к первому осеннему новолунию, либо, как полагали некоторые, в самый День Дурина. Только Гэндальф молчал. В отличие от него карлики уж давно не хаживали этой тропой, а старый кудесник знал, сколько опасностей таится в Диких Землях, особенно с тех пор, как драконы истребили здешний народ и после войн за подгорное государство Мория гоблины тайно вернулись в глубокие пещеры. Поэтому, как бы ни были хороши замыслы Гэндальфа и Элронда, они могли запросто сорваться, если бы путники столкнулись с опасностями на границе Диких Земель. Кудесник хорошо понимал это.
   
Могло произойти всё, что угодно; Гэндальф не надеялся, что горный хребет с множеством одиночных пиков и никем не управляемых низин можно будет пересечь без происшествий. Вскоре это подтвердилось. Всё шло хорошо, но вдруг разразилась самая настоящая гроза. Да что там гроза — сущая битва в небесах! Грозы в долинах ужасны, особенно когда в одном месте встречаются бури с запада и востока. А тут ночь, да ещё в горах! Содрогаются скалы, пики горят бледными отсветами от вспыхивающих в чёрном небе молний, громовые раскаты сотрясают воздух, и устрашающе гудит в пещерах и расселинах немолчное эхо! Повсюду внезапные вспышки света и кромешная тьма.
   
Гроза застигла путников на каком-то узком уступе, неподалёку от которого со страшным рёвом обрушивался в тёмную расселину водопад. Хоббит дрожал, укутавшись в одеяло с головы до пят; от холода не спасала даже отвесная скала. Если Бильбо и осмеливался выглянуть наружу, то во вспышках молний ему чудилось, что каменные великаны, играя, швыряют друг в друга обломки скал, подхватывают их и сбрасывают в темноту, где они раскалывались вдребезги или обращали в месиво многолетние деревья. Резкий промозглый ветер крепчал, и отвесная скала уже никого не могла защитить. Все продрогли и вымокли до нитки, пони стояли, повесив головы и мотая хвостами. Некоторые лошадки дрожали от ужаса. А великаны вопили и топали так, что сотрясались склоны гор.
   
- Чудесно, нечего сказать! — проворчал Торин. — Нас сдует ветер, снесёт водопад или, чего доброго, молния прибьёт!.. Вот окажемся внизу — и будем летать у каменных великанов вместо скал.
   
- Так отведи нас в место посуше, если можешь! — разозлился Гэндальф, которому тоже не хотелось встречаться с великанами.
   
Перепалка закончилась тем, что на поиски нового пристанища послали Фили и Кили — самых младших и зорких (им было всего каких-то пятьдесят лет от роду). Это им поручили ещё и потому, что от вора не было никакого толку. Конечно, если хорошо искать, обязательно что-нибудь да подвернётся, но вряд ли это может оказаться тем, что нужно. Так было и в этот раз.
   
Вскоре Фили и Кили, держась за скалы, чтобы их не сдуло ветром, приползли обратно.
   
— Там сухая пещера! — кричали они наперебой. — Прямо за поворотом, совсем рядом. Поместятся все… и пони…
   
— А вы её хоть толком осмотрели? — осведомился кудесник. Он-то знал, что пещеры в горах редко пустуют.
   
— Да! Да! — затараторили Фили и Кили, хотя у всех возникло подозрение, что этого они как раз и не сделали: уж очень быстро они вернулись. — Она близко! Она небольшая!
   
Пещеры всегда опасны, потому что никогда не знаешь, где они заканчиваются, куда ведут, и что может таиться внутри. Однако весть, которую принесли Фили и Кили, оказалась слишком убедительной. Все стали понемногу собираться. Оглушительно грохотал гром, и выл ветер; путники едва вскарабкались на коней. Не нужно было ехать далеко, чтобы увидеть, как огромная скала суживает тропу. Чуть позади в склоне можно было заметить что-то вроде низкого сводчатого входа. Места было достаточно, но пони затащили в пещеру с трудом, несмотря на то, что их заранее развьючили и расседлали. Как хорошо слушать завывание ветра и шум ливня, когда находишься в пещере и радуешься, что не столкнулся с каменными великанами! Но Гэндальф не хотел подвергать всех опасности. Он зажёг свой жезл, как в день пиршества, который показался Бильбо таким далёким. При свете жезла кудесник осмотрел пещеру.
   
Она была не очень высокой, маленькой и самой обыкновенной, с сухим полом и уютными закоулками. В дальнем конце пещеры нашлось место и для пони. Одни покусывали удила и тяжело дышали, другие уткнулись мордами в торбы с кормом. Оин и Глоин хотели разжечь у входа костёр, чтобы просушить одежду, но Гэндальф и слушать их не стал. Пришлось всем стаскивать с себя мокрую одежду, раскладывать её на земле, доставать сухую из тюков… Закутавшись в одеяла все достали трубки и стали курить, выпуская кольца дыма, которые кудесник заставлял плясать под потолком и окрашивал в разные цвета, чтобы как-нибудь развеселить карликов. Позабыв о буре, они болтали о том, что каждый сделает со своей долей сокровищ (когда оно будет добыто, причём без особых хлопот), покуда всех постепенно не сморил сон.
   
Как ни поразительно, но в эту ночь горе-вор доказал, что и он кое-что может сделать. Бильбо никак не мог уснуть, а если и удавалось, то сны оборачивались кошмарами. Ему снилось, будто трещина в стене растёт и растёт, ширится и ширится, и хоббит ничего не мог поделать — только лежать и смотреть. А земля вдруг разверзается, и Бильбо летит куда-то вниз… в безызвестность…
   
Хоббит проснулся от собственного душераздирающего вопля, и тут его сон сбылся: никакой трещины в дальнем краю пещеры уже нет — была огромная и широкая впадина, в которой исчезал хвост последнего пони! Тогда Бильбо заорал ещё громче, так громко, как может это сделать хоббит.
   
Да и было от чего! Из дыры выскакивали гоблины: огромные гоблины, уродливые, страшные гоблины — тьма тьмущая гоблинов! Их приходилось по шестеро на каждого карлика, а на хоббита целых два. И не успел никто глазом моргнуть — все очутились в узком проходе. Но вопль хоббита всё-таки сделал своё дело. Схватить Гэндальфа гоблины не успели. От крика кудесник внезапно вскочил на ноги, а когда гоблины кинулись к нему, нестерпимо яркая вспышка молнии наполнила пещеру пороховой гарью, и несколько гоблинов упали замертво.
   
Щель с грохотом захлопнулась, и Бильбо вместе с карликами оказался по ту сторону стены! Где бы ни был Гэндальф, ни они, ни гоблины не думали, а последние на это и времени тратить не хотели.
   
Гоблины связали пленников и потащили их в глубь, к корням гор, во тьму, где они привыкли жить. Пещеры то пересекались, то расходились в разные стороны, но гоблины отлично знали дорогу вниз. Воздух становился спёртым. Гоблины били, безжалостно щипали пленников и смеялись над ними каменными голосами. Бильбо казалось, что в лапах троллей ему было куда лучше. Он снова и снова хотел оказаться в своей уютной норке, и уже в который раз.
   
Впереди замерцало огненное свечение. Гоблины запели, завыли, затопали по камням своими плоскими ступнями и принялись остервенело трясти пленников:
   
    
     
Хватай и держи! В нору — и вяжи!
     
Пинай и дави! Жми и лупи!
     
Вглубь тебя, вглубь, на гоблинов путь
     
                              Утащим живо тебя!
     
Бей, молоти! Вали, колоти!
     
Молот, тиски! Клещи, свистки!