1 2 3 

  
  
   
    
Роджер Желязны
    
Долина проклятий
   
   
    
     
1
    
    
Чайка сорвалась с места, взмыла в воздух и на миг, казалось, застыла на распростертых крыльях.
    
Черт Таннер большим и указательным пальцем швырнул окурок и угодил прямо в птицу. Чайка издала хриплый крик и резко забила крыльями. Она поднялась на пятьдесят футов, и, если и крикнула второй раз, то звук потерялся в реве ветра и грохоте прибоя. Одно серое перо, качаясь в фиолетовом небе, проплыло у края скалы и полетело вниз, к поверхности океана. Таннер ухмыльнулся в бороду, скинул ноги с руля и завел мотоцикл.
    
Он медленно поднялся по склону, свернул на тропу, затем прибавил скорость и, выходя на шоссе, шел уже шестьдесят миль в час. Дорога принадлежала только ему. Таннер слился с рулем и дал газ. Через забрызганные грязью защитные очки мир казался мерзким и пакостным — таким же, каким казался ему и без очков.
    
Все старые знаки с его куртки исчезли. Особенно жаль старой эмблемы. Может быть удастся раздобыть такую эмблему в Тихуане и заставить какую-нибудь крошку пришить ее… Нет, не пойдет. Все это мертво, все в прошлом. Надо продать «Харли», двинуться вдоль побережья и посмотреть, что можно найти в другой Америке.
    
Он проскочил Лагуна-Бич, Капистрано-Бич, Сан-Клементе и Сан-Онофре. Там заправился и прошел Карлсбад и множество мертвых поселков, что заполняли побережье до Солана-Бич Дель Мар. А за Сан-Диего его ждали.
    
Таннер увидел дорожный блок и развернулся. Они даже не сообразили, как он сумел это сделать — так быстро и на такой скорости. Сзади послышались выстрелы. А потом раздались сирены.
    
В ответ он дважды нажал на клаксон и еще плотнее прилип к рулю. «Харли» рванулся вперед; от напряжения работающего на пределе мотора гудела стальная рама. Десять минут — оторваться не удалось. Пятнадцать минут…
    
Он взлетел на подъем и далеко впереди увидел второй блок. Его взяли в тиски.
    
Таннер огляделся в надежде найти боковые дороги. Боковых дорог не было.
    
Тогда он пошел прямо на блок. Можно попробовать прорваться.
    
Бесполезно!
    
Машины перегораживали все шоссе, даже обочину.
    
В самую последнюю секунду он притормозил, встал на заднее колесо, развернулся и помчался навстречу преследователям.
    
Их было шестеро; а за спиной уже завыли новые сирены. Он снова притормозил, взял влево, ударил по газу и спрыгнул. Мотоцикл понесся вперед, а Таннер покатился по земле, вскочил на ноги и бросился бежать.
    
Послышался скрежет тормозов. Потом звук удара. Потом выстрелы. Он продолжал бежать. Они стреляли поверх его головы, но он этого не знал. Его хотели взять живым.
    
Через пятнадцать минут его загнали к каменной стене.
    
Под дулами винтовок он отшвырнул монтировку и поднял руки.
    
— Ваша взяла, — проговорил он. — Берите.
    
На него надели наручники и втолкнули на заднее сиденье в одну из машин. С обеих сторон уселось по полицейскому. Еще один, с обрезом на коленях, сидел рядом с водителем.
    
Водитель завел двигатель и на задней передаче выехал на шоссе. Человек с обрезом повернулся и пристально посмотрел через бифокальные очки. Секунд десять он не сводил взгляда, а потом произнес:
    
— Это очень глупо с твоей стороны. — Черт Таннер смотрел на него так же пристально, пока человек не повторил: — Очень глупо, Таннер.
    
— О, я не знал, что ты обращаешься ко мне.
    
— Я смотрю на тебя, сынок.
    
— А я смотрю на тебя. Привет!
    
Водитель, не сводя глаз с дороги, сказал:
    
— Жаль, что мы должны его доставить в целости — после того, как он разбил машину своим проклятым мотоциклом…
    
— Всякое еще может случиться. К примеру, он может упасть и сломать парочку ребер, — заметил полицейский слева от Таннера.
    
Тот, что сидел справа, промолчал, но человек с обрезом покачал головой.
    
— Только если попытается бежать. Л-А он нужен в хорошей форме.
    
— Почему ты хотел смыться, приятель? Ты же знаешь, мы тебя все равно бы изловили.
    
Таннер пожал плечами.
    
— А чего меня ловить? Разве я что сделал?
    
Водитель громко хмыкнул.
    
— Именно поэтому. Ты ничего не сделал — а должен был. Припоминаешь?
    
— Я никому ничего не должен. Меня помиловали и отпустили подчистую.
    
— У тебя слабая память, парень. Когда тебя вчера выпускали, ты дал Калифорнийскому государству обещание. Двадцать четыре часа, которые ты испросил на улаживание своих дел, истекли. Если хочешь, можешь сказать «нет», и помилование аннулируют. Никто тебя не заставляет. Тогда остаток своих дней будешь дробить большие камни и камушки помельче. Нам плевать. Я слышал, у них есть другой вариант.
    
— Дайте сигарету, — сказал Таннер.
    
Полицейский справа протянул ему зажженную сигарету.
    
Он поднял руки, взял сигарету. Куря, он стряхивал пепел на пол.
    
Они мчались по шоссе. Когда машина проезжала городки или встречалась с транспортом, водитель врубал сирену, а наверху начинал мигать красный маяк. Тогда сзади вторили сирены патрульных машин сопровождения. На протяжении всего пути до Л-А водитель ни разу не прикасался к тормозу и каждые пару минут выходил на связь по рации.
    
Внезапно с оглушающим шумом на них опустилось облако пыли и гравия. В правом нижнем углу пуленепробиваемого ветрового стекла появилась крохотная трещина. По крыше и капоту заколотили камни. Шины отчаянно визжали по гравию, мгновенно покрывшему всю поверхность дороги. Пыль висела тяжелым непроницаемым туманом, но через десять секунд они выскочили из нее. Все в машине подались вперед и стали смотреть наверх.
    
Небо приобрело багровый цвет; его пересекали черные линии, движущиеся с запада на восток. Линии распухали, сужались, скакали из стороны в сторону, иногда сливались. Водитель включил фары.
    
— Похоже, надвигается большая буря, — заметил человек с обрезом.
    
Водитель кивнул.
    
— Взгляните дальше на север.
    
В воздухе началось завывание, темные полосы продолжали расширяться. Звук нарастал, терял звонкость, переходил в мощный рев.
    
Небо на глазах потемнело, и, вместе с пылью, на землю упала беззвездная, безлунная ночь. Иногда раздавалось резкое «понг!», когда в машину ударял осколок покрупнее.
    
Водитель зажег противотуманные фары, снова врубил сирену; машина неслась вперед. Завывание и грохот боролись с душераздирающим воплем сирены, а на севере разливалось голубое пульсирующее сияние.
    
Таннер докурил сигарету, и ему протянули другую. Теперь курили все.
    
— Тебе повезло, что мы тебя подобрали, парень, — сказал сосед слева. — Не то попал бы ты на своем мотоцикле…
    
— Был бы рад, — ответил Таннер.
    
— Ты спятил.
    
— Нет. Я бы прошел. Не впервой.
    
Когда они достигли Лос-Анджелеса, голубое сияние заполняло полнеба — подкрашенное розовым и простреленное дымчато-желтыми молниями, которые словно паутина тянулись к югу. Грохот стал оглушающим, физически ощутимым. Он бил по барабанным перепонкам и заставлял вибрировать кожу. Перебегая от машины к большому зданию с колоннами, им приходилось кричать во весь голос.
   
   
    
     
2
    
    
Когда они въезжали на стоянку, здание, на поверхности которого чередовались блики всполохов и холодные тени, казалось скульптурой, вырубленной из глыбы льда. Теперь оно было словно из воска, словно готово было расплавиться при первом дуновении жара.
    
Они торопливо взбежали по ступеням, и дежурный полицейский впустил их через маленькую дверь справа от тяжелых металлических двойных ворот, служащих главным входом в здание. Он закрыл дверь на замок и цепочку, но лишь после того, как, увидев Таннера, расстегнул свою кобуру.
    
— Куда? — спросил человек с обрезом.
    
— На второй этаж, — ответил полицейский, махнув в сторону лестницы. — Наверх и прямо до конца.
    
— Спасибо.
    
Грохот сюда почти не доносился, и в искусственном освещении тела вновь обрели живой вид.
    
Дойдя до последнего кабинета, человек с обрезом кивнул водителю.
    
— Стучи.
    
На пороге появилась женщина, начала что-то говорить, потом увидела Таннера и замолчала. Она отошла в сторону и распахнула дверь.
    
— Сюда, — пригласила она, и они протиснулись мимо нее в приемную. Женщина нажала кнопку на столе.
    
— Да, миссис Фиск? — раздался голос.
    
— Они здесь, сэр.
    
— Пусть заходят.
    
Она провела их в конец приемной и открыла темную дверь.
    
Сидящий за столом мужчина откинулся в кресле и переплел под подбородком короткие толстые пальцы. Его властные глаза были лишь чуть темнее серебристо-седых волос.
    
— Садитесь, — сказал он Таннеру мягким голосом. И добавил, обращаясь к остальным: — А вы подождите в приемной.
    
— Мистер Дентон, этот тип опасен, — предупредил человек с обрезом, когда Таннер небрежно развалился в кресле напротив стола.
    
Окна помещений закрывали стальные шторы, и о ярости разгулявшейся стихии можно было догадываться лишь по доносящимся издалека пулеметным очередям.
    
— Я знаю.
    
— По крайней мере, он в наручниках. Оставить вам оружие?
    
— У меня есть.
    
— Хорошо. Мы будем снаружи.
    
Они покинули комнату.
    
Двое мужчин не сводили друг с друга глаз, пока дверь не закрылась. Потом тот, кого назвали Дентоном, произнес:
    
— Теперь ваши дела улажены?
    
Другой пожал плечами.
    
— И все-таки, как вас действительно зовут? Даже по документам…
    
— Черт, — сказал Таннер. — Так меня зовут. Я был седьмым ребенком в семье, и когда повитуха показала меня старику и спросила, какое имя он хочет мне дать, тот буркнул: «Черт!» — и ушел. Так меня и записали. Это рассказал мне брат. Я не мог расспросить своего папашу, потому что никогда его не видел. Он сгинул в тот же день.
    
— Значит, всех семерых воспитала мать?
    
— Нет. Она померла спустя две недели, и нас приютили родственники.
    
— Понятно… — проговорил Дентон. — У вас еще есть выбор. Хотите попробовать или нет?
    
— А кто вы, собственно, такой? — спросил Таннер.
    
— Министр транспорта государства Калифорния.
    
— При чем тут это дело?
    
— Я за него отвечаю. С таким же успехом на моем месте мог быть Главный врач или Начальник почт, но я все-таки лучше прочих знаю техническую сторону. Лучше знаю шансы на успех…
    
— И каковы они? — поинтересовался Таннер.
    
Впервые за весь разговор Дентон отвел глаза.
    
— Да, дело рискованное…
    
— Точнее, оно еще никому не удавалось, кроме того парня, который принес сообщение. Но он мертв… И после этого вы говорите о шансах на успех?
    
— Вы думаете, — медленно произнес Дентон, — что это самоубийство. Возможно, вы правы… Мы посылаем три машины с двумя водителями в каждой. Если хотя бы одна из них пробьется достаточно близко, то ее радиомаяк наведет группы из Бостона… Впрочем, вы можете отказаться.
    
— Ага. И провести остаток жизни в тюрьме.
    
— Вы убили троих человек. Вас могли казнить.
    
— Но не казнили, так что к чему зря болтать? Послушайте, мистер, я не желаю подыхать, однако и ваш вариант меня не прельщает.
    
— Либо вы едете, либо нет. Выбирайте. Но помните — если вы поедете и доберетесь до Бостона, все будет забыто, и вы свободны делать, что хотите. Государство Калифорния даже заплатит за тот мотоцикл, который вы угнали и разбили, не говоря уже об ущербе полицейской машине.
    
— Большое спасибо…
    
Ураганный ветер бился и завывал за стенами, и резкие удары о стальные шторы сотрясали комнату.
    
— Вы очень хороший водитель, — продолжил Дентон немного погодя. — Вам приходилось водить практически все, что способно ездить. Когда вы занимались контрабандой, то делали ежемесячные рейсы в Солт-Лейк-Сити. Даже сегодня очень немногие отважились бы на это.
    
Таннер улыбнулся каким-то своим мыслям.
    
— Вы были лучшим водителем на сиэтловском маршруте и единственным человеком, сумевшим доставить почту в Альбукерке. После вас это никому не удавалось… Я хочу лишь сказать, что из всех наших асов у вас лучшие шансы на удачу. Если кто-нибудь и дойдет до цели, то, скорее всего, вы. Вот почему с вами были терпеливы. Но больше мы ждать не можем. Ответ нужен немедленно, и в случае согласия — выезд через час.
    
Таннер поднял скованные руки и указал на окно.
    
— В такую погоду?
    
— Машины смогут выдержать, — ответил Дентон.
    
— Да вы с ума сошли!
    
— Пока мы с вами тут болтаем, там умирают люди.
    
— Парочкой больше, парочкой меньше… Разве нельзя отложить до завтра?
    
— Нет! Человек пожертвовал своей жизнью, чтобы доставить нам это сообщение! Континент необходимо пересечь как можно быстрее, иначе все лишается смысла. Есть буря или нет, машины должны уйти немедленно! И ваши чувства здесь совершенно не при чем. Итак, я жду ответа.
    
— Мне необходимо поесть. Я не…
    
— В машине есть еда. Ну?
    
— Хорошо, — промолвил Таннер, глядя в темное окно. — Я пройду для вас Долину Проклятий. Однако я не сдвинусь с места, пока не получу кое-какой бумаги.
    
— Она у меня.
    
Дентон открыл ящик стола и вынул плотный пакет, из которого извлек лист бумаги с ярким оттиском Большой государственной печати Калифорнии.
    
Таннер внимательно прочитал текст.
    
— Здесь говорится, что если я доберусь до Бостона, то получу полное прощение за все преступные действия, совершенные на территории государства Калифорнии…
    
— Да.
    
— Входят ли сюда преступления, о которых вам неизвестно, если они вдруг всплывут?
    
— Там сказано: «все преступные действия».
    
— Значит, договорились. Снимите эти браслеты и покажите мою машину.
    
Дентон вернулся на свое место и сел.
    
— Скажу вам еще кое-что. Если вздумаете где-нибудь по пути отстать… В общем, у других водителей есть приказ на этот случай, и они согласны его выполнить. Приказ открыть огонь. От вас и пепла не останется. Это ясно?
    
— Еще бы, — ответил Таннер. — Я так понимаю, что обязан оказать им ту же услугу?
    
— Верно.
    
— Отлично. Это может быть любопытно.
    
— Не сомневался, что вам понравится. Но перед тем как снять наручники, я хочу сказать, что я о вас думаю.
    
— Что ж, если вы желаете тратить время, пока там умирают люди…
    
— Заткнитесь! Вам на них совершенно наплевать!.. Я только хочу сказать, что, по моему мнению, вы — самое низкое существо, которое я когда-либо встречал. Вы убивали мужчин и насиловали женщин. Вас два раза осудили за торговлю наркотиками и три — за сводничество. Вы пьяница и дегенерат. Не думаю, что вы принимали ванну хоть раз со дня своего рождения. С дружками-головорезами вы терроризировали честных людей, старающихся сплотиться и встать на ноги после войны. Вы крали и грабили, не гнушаясь отнимать самое необходимое. Жаль, что вас не убили, как прочих, во время Большого Рейда. Вы — не человек. В вас нет того, что позволяет людям жить в обществе. Единственное ваше достоинство — если его можно назвать достоинством — заключается в том, что ваши рефлексы немного быстрее, мускулы немного сильнее, зрение немного лучше, чем у большинства из нас, и вы можете проехать сквозь что угодно, если через это вообще можно проехать. Если один раз вы употребите свое единственное достоинство на пользу, а не во вред… Мне это не нравится. Я бы на вас не полагался, потому что вы не из таких людей, на кого можно положиться. Я был бы рад, если бы вы сдохли, и хотя я очень хочу, чтобы кто-нибудь доехал, надеюсь, что это будете не вы. Я ненавижу вас. А теперь идем. Машина ждет.
    
Дентон поднялся; поднялся и Таннер, глядя на него сверху вниз и скалясь в усмешке.
    
— Я доеду. Если этот бостонец доехал и помер, то я доеду и останусь жить.
    
Они подошли к двери.
    
— Я желаю удачи, — процедил Дентон. — Не ради вас, конечно.
    
— Конечно, я понимаю.
    
Дентон открыл дверь.
    
— Освободите его. Он едет.
    
Старший полицейский передал обрез тому, кто угощал Таннера сигаретами, и полез в карман за ключами. Отомкнув наручники, он отступил назад и повесил их себе на пояс.
    
— Я пойду с вами, — сказал Дентон. — Гараж внизу.
    
Когда они ушли, миссис Фиск достала из сумочки четки и склонила голову. Она молилась за Бостон, она молилась за душу усопшего гонца. Она помолилась даже за Черта Таннера.
   
   
    
     
3
    
    
Они спустились вниз, и Таннер увидел три машины; и еще увидел пятерых мужчин, сидящих вдоль стены. Одного он узнал.
    
— Денни, — проговорил Таннер, — подойди сюда.
    
К нему подошел стройный светловолосый юноша, державший в правой руке шлем.
    
— Какого дьявола ты здесь ошиваешься? — потребовал ответа Таннер.
    
— Я второй водитель машины номер три.
    
— У тебя собственный гараж и нет никаких грязных дел за спиной. Чего ради ты согласился?
    
— Дентон предложил мне пятьдесят тысяч, — сказал юноша, и Таннер отвел взгляд. — Я хочу жениться, и они бы мне пригодились.
    
— Я считал, что тебе хватает.
    
— Да, но я собираюсь купить дом.
    
— Твоя девушка знает, что ты надумал?
    
— Нет.
    
— Послушай, у меня другого выхода нет. А ты можешь не соглашаться…
    
— Это уже мне решать.
    
— …поэтому вот что я тебе скажу: поезжай в Пасадену, в то место, где мы играли мальчишками, — помнишь, скалы у больших деревьев?
    
— Конечно.
    
— От дерева в центре, с той стороны, где я вырезал свои инициалы, отмерь семь шагов и копай там фута четыре. Ты понял?
    
— Ну. А что там такое?
    
— Мое наследство. Найдешь стальной ящик, наверное, весь проржавевший. Внутри, в опилках, запаянная с обеих сторон труба. В ней чуть больше пяти тысяч; купюры чистые.
    
— Зачем ты мне это говоришь?
    
— Потому что теперь это твои деньги, — ответил Таннер и ударил его в челюсть.
    
Денни упал, и он еще трижды ударил его ногой в ребра, прежде чем подоспели полицейские.
    
— Идиот! — закричал Дентон. — Проклятый, сумасшедший идиот!
    
— Угу, — ухмыльнулся Таннер. — Но мой брат не поедет по Долине Проклятий, пока я рядом и в состоянии вывести его из игры. Лучше ищите другого водителя — у Денни переломаны ребра. Или дайте мне вести самому.
    
— Значит, ты поведешь один, — решил Дентон. — Мы не можем больше ждать. В машине есть тонизирующие средства, не дай бог тебе заснуть. Если отстанешь, тебя сожгут. Не забывай.
    
— Не забуду. И вас не забуду, мистер, если когда-нибудь снова окажусь в этом городе. Не сомневайтесь.
    
— Тогда садись в машину номер два. Вакцина под задним сиденьем… Двигай, подонок!
    
Таннер сплюнул на пол и повернулся спиной к Министру транспорта. Несколько полицейских оказывали первую помощь его брату, один побежал за врачом. Пока Дентон разбивал оставшихся четырех водителей на пары, Таннер забрался в машину, завел мотор и стал ждать. В одном из отделений он нашел сигареты, закурил и откинулся на спинку сиденья.
    
Водители заняли места в бронированных автомобилях. Ожила рация; раздался треск, гул, шорох и, наконец, голос:
    
— Машина номер один — готовы!
    
Затем, после паузы, другой голос доложил:
    
— Машина номер три — готовы!
    
Таннер взял микрофон, вдавил кнопку сбоку и произнес:
    
— Готов.
    
— Пошли!
    
Машины поднялись по наклонной плоскости, проехали через откатившиеся в сторону стальные двери и вступили в ураган.
   
   
    
     
4
    
    
Это был кошмар — выбраться из Лос-Анджелеса и доехать до шоссе 91. Вода низвергалась потоками, и камни с футбольный мяч колотили в броню автомобилей. Таннер закурил и включил специальные фары. В инфракрасных лучах он продирался через свирепствующую ночь.
    
Рация трещала, и много раз ему чудились далекие голоса, но ни разу он не мог разобрать слов.
    
Машины двигались по шоссе, а когда то кончилось, и шины натужно завздыхали по исковерканной земле, Таннер вышел вперед, а остальные послушно пристроились сзади. Он знал дорогу; они — нет.
    
Он выбрал старый путь контрабандистов, по которому обычно провозил сласти мормонам. Возможно, кроме него не осталось в живых людей, знавших этот путь.
    
Начали срываться молнии, и не по одной, а целыми стенами. Машина была изолирована, однако вскоре волосы у него на голове встали дыбом. Один раз вроде бы показалось гигантское чудовище Хила, но Таннер не был уверен и даже не повернулся к пульту управления огнем. Судя по задним экранам, один из автомобилей выпустил ракету, но радиосвязь была потеряна, как только они выехали из гаража.
    
Навстречу несся разбивающийся о машину поток воды. В небе громыхала артиллерийская канонада. Прямо впереди упал булыжник размером с могильную плиту, и Таннер резко крутанул руль, объезжая его. С севера на юг небеса прорезали яркие багровые вспышки. В их свете он различал множество черных полос, скользящих с запада на восток.
    
Таннер объехал очаг радиации, не ослабевшей за те четыре года, что он здесь не был. У места, где песок сплавился в стеклянное озеро, Таннер сбавил скорость, остерегаясь скрытых расселин.
    
Еще трижды на них обрушивались лавины камней, прежде чем небеса раскололись и впустили яркий голубой свет. Темные шторы откатились назад, громыхание затихло. На севере сохранилось бледно-лиловое свечение, и зеленое солнце нырнуло за горизонт.
    
Таннер вырубил инфра-прожекторы, стянул очки и включил обычные ночные фары.
    
Что-то большое, похожее на гигантскую летучую мышь, промелькнуло в коридоре света. Через пять минут оно показалось снова, на этот раз гораздо ближе, и Таннер выпустил осветительную ракету. Обрисовалась черная туша футов сорока в поперечнике. Таннер дал две очереди из пулемета, туша провалилась и больше не появлялась.
    
Для всех людей здесь уже была Долина Проклятий; для Черта Таннера это все еще была автостоянка. Таннер проходил здесь тридцать два раза. Лично для него Долина Проклятий начиналась с того места, которое раньше называлось Колорадо.
    
Он шел впереди, а они следовали сзади, и ночь вокруг размывалась, как наждак.
    
Самолеты давно не летали. Ни один аппарат не мог подняться выше двухсот футов — туда, где начинались ветры. Свирепые ветры, опоясывающие земной шар, срывающие вершины гор, гигантские секвойи, развалины зданий; зашвыривающие птиц, летучих мышей и насекомых в мертвую зону; ветры, пронизывающие небеса черными полосами мусора. Эти полосы иногда встречались, сталкивались, сливались, обрушивая на землю тонны месива всякий раз, когда масса их оказывалась слишком большой. Воздушное сообщение абсолютно исключалось, ибо ветры повсюду и никогда не утихали. По крайней мере, на 25-летней памяти Черта Таннера.
    
Таннер упорно двигался вперед, под углом к заходящему зеленому солнцу. Продолжала падать пыль, небо стало фиолетовым; потом опять багровым, и наступила ночь. И где-то высоко над всем этим чуть заметными пятнышками света замерцали звезды. Через некоторое время поднялась луна, и в сиянии ее полуобрезанного лика ночь была цвета красного вина перед тусклой свечой.
    
Таннер вытащил сигарету, закурил и стал ругаться — медленно, тихо и бесстрастно.
    
Они прокладывали путь сквозь нагромождения камней, стали, обломков машин.
    
Перед Таннером возникло отливающее зеленью туловище с мусорный бак в поперечнике, и он остановил машину. Змея была не менее ста двадцати футов длиной, и только когда вся она проползла, Таннер снял ногу с тормоза и плавно нажал на педаль газа.
    
Глядя на левосторонний экран, ему показалось, что он видит два огромных светящихся глаза. Одна его рука легла на пульт управления огнем, и Таннер не убрал ее, пока не проехал несколько миль.
    
Окон в автомобиле не было — только экраны, дающие обзор во всех направлениях, включая небо наверху и землю под машиной. Автомобиль, тридцати двух футов в длину, защищавший водителя от радиации, двигался на восьми колесах с армированными покрышками. Он был оборудован десятью пулеметами пятидесятого калибра и четырьмя гранатометами и, кроме того, нес тридцать бронебойных ракет, которые можно пускать прямо вперед или под углом возвышения до 40 градусов. Со всех четырех сторон и на крыше стояло по пулемету. Как бритва острые «крылья» из закаленной стали — размахом в двенадцать футов, восемнадцати дюймов шириной у основания и сужающиеся в точку — выдвигались из корпуса на высоте двух с половиной футов и, словно ножи, могли рассечь что угодно. Машина была бронирована, оборудована установкой кондиционирования воздуха, несла запасы пищи и санитарные удобства. На левой дверце был укреплен длинноствольный «магнум». Пистолет-автомат сорок пятого калибра и шесть ручных гранат занимали полку над головой водителя.
    
Но Таннер сохранил и собственное оружие — длинный тонкий кинжал в правом ботинке…
    
Они находились на территории района, когда-то называемого штатом Невада.
    
Таннер стянул перчатки и вытер ладони о штаны. Пронзенное сердце, вытатуированное на правой руке, светилось красным в огнях приборной доски. Проходящий сквозь сердце нож отливал синим, и тем же цветом на четырех пальцах, начиная от основания мизинца, по букве на каждом суставе было наколото имя.
    
Таннер открыл и перерыл два ближайших отделения, но сигар не нашел. Он бросил окурок на пол, раздавил и достал другую сигарету.
    
На экране переднего обзора показались заросли, и Таннер сбросил скорость. Он попытался выйти на связь, но радио доносило лишь треск статических помех. Он опять сбавил скорость, всмотрелся вперед и вверх, остановился, включил фары на полную яркость и задумался.
    
Перед ним стояла плотная стена колючего кустарника, высотой до двенадцати футов. Стена тянулась налево и направо, и конца ей не было видно. Насколько она прочная и глубокая, он сказать не мог. Пару лет назад ее не было.
    
Две другие машины остановились сзади и притушили огни.
    
Таннер медленно подъехал вплотную к зарослям и включил фронтальный огнемет. Длинный язык пламени рванулся вперед, облизывая кустарник. Он выключил огнемет, подождал и включил снова.
    
Огонь яростно полез наверх, растекаясь по сторонам. Таннер подал назад и уменьшил яркость экранов. Пожар неистовствовал, расширяясь на сто футов, двести, триста… Перед Таннером в обе стороны текла река огня, и ночь озарилась взметающимися языками пламени.
    
Он глядел на пылающий пожар, пока ему не почудилось, будто перед ним расплавленный океан. Тогда он полез в холодильник, но пива не обнаружил; достал прохладительный напиток и, посасывая из банки, смотрел на беснующийся огонь. Через десять минут включился кондиционер. Орды черных тварей закрыли передний экран; по бамперу и крыше заскрежетали когти.
    
Таннер притушил фары, вырубил двигатель и швырнул пустую банку в корзину для мусора. Потом откинул спинку сиденья, устроился поудобнее и закрыл глаза.
   
   
    
     
5
    
    
Его разбудили гудки. Еще стояла ночь. Судя по часам на приборной панели, он проспал чуть больше трех часов.
    
Таннер потянулся и сел. Две другие машины подъехали и стояли по бокам. Он дважды нажал на клаксон и завел мотор. Потом зажег передние фары и, натягивая перчатки, стал осматриваться.
    
С почерневшей почвы все еще вился дымок, и где-то вдали по обеим сторонам мерцало сияние, словно пожар продолжался.
    
Он потер глаза, почесал нос, затем дал еще один гудок и отжал сцепление. Машина въехала на выгоревшее поле, и экраны сразу заволокло клубами пепла и дыма. Под колесами трещали чьи-то хрупкие останки.
    
Таннер выпустил осветительную ракету, и в ее ярком холодном свете увидел тянущуюся до горизонта мертвую выжженную равнину.
    
Он вдавил акселератор, и расположившиеся по флангам и чуть сзади машины разъехались далеко в стороны, чтобы не попасть в черные тучи пепла, поднятые его броневиком. Затрещало радио, раздался слабый голос, но слов было не разобрать.
    
Он снова нажал на клаксон и еще прибавил скорость.
    
Через полтора часа пепел впереди кончился, показался чистый песок. Они опять двигались по пустыне. Таннер сориентировался по компасу и взял чуть западнее. Машины номер один и номер три повторили его маневр и с той же скоростью пошли следом. Одной рукой он держал руль, другая была занята бутербродом с солониной.
    
Когда много часов спустя наступило утро, он принял тонизирующую таблетку и прислушался к завыванию ветра. Справа серебряным расплавленным шаром поднялось солнце, и треть янтарного небосвода затянуло, словно паутиной, тонкими нитями. Пустыня сверкала топазом. Постоянно висящая за спиной бурая пелена пыли, пронизываемая лишь копьями света идущих сзади машин, приобретала розовый оттенок по мере того, как солнце наращивало ярко-красную корону, и тени бежали на запад.
    
Мимо пронеслась стая гигантских крыс, и далеко впереди Таннер увидел низвергающийся с небес водопад. Он исчез к тому времени, когда машина подъехала к влажному песку, но слева валялась дохлая акула и повсюду были водоросли, водоросли, водоросли…
    
Таннер залпом выпил бутылку ледяной воды и почувствовал, как она комом легла в желудке. У огромного оранжевого кактуса, формой напоминающего поганку футов пятидесяти в диаметре, сидела пара койотов с высунутыми ярко-алыми языками. Казалось, они смеются.
    
Таннер нажал кнопку, и кабину наполнили мягкие звуки струнных инструментов. Он выругался, но музыку оставил.
    
Еще одно озеро расплавленного песка с колоссальной воронкой посередине, которую пришлось объехать.
    
Небо постепенно бледнело, на смену розовому оттенку пришел синий. Темные линии сохранились; иногда одна из них расширялась в черную реку, текущую на восток. В полдень такая река на одиннадцать минут затмила солнце. Налетела пыльная буря, и Таннер включил радар и фары. Он знал, что где-то впереди расщелина, и, наткнувшись на нее, взял влево и ехал вдоль ее края около двух миль, пока она не сузилась и, наконец, не исчезла. Бурю развеял резкий порыв ветра, и Таннер надел темные очки — блеск солнечного света, отраженного от зеркальной равнины, слепил глаза.
    
По пути встречались какие-то высокие кварцевые образования. В прошлом он никогда не останавливался, чтобы изучить их повнимательней, и не имел такого желания сейчас.
    
Опять начался песок — белый, серовато-коричневый и красный. В огромных вздымающихся дюнах там и сям росли кактусы. Небо продолжало менять цвет, пока не стало голубым, как глаза младенца. Таннер тихонько мычал в такт музыке. А потом увидел чудовище.
    
Эго была гигантская Хила, ядовитая ящерица, громадная, больше автомобиля. Она выскочила из-за затененной гряды и помчалась навстречу. Чешуйчатое тело сверкало на солнце разноцветными красками, темные глаза смотрели вперед не мигая, песчаные струйки срывались с широкого заостренного к концу хвоста.
    
Таннер не мог использовать ракеты, потому что чудовище было сбоку. Он открыл пулеметный огонь, выдвинул «крылья» и вжал педаль газа в пол. Затем, приблизившись, пустил облако огня. К тому времени стреляли и другие машины.
    
Хила махнула хвостом и разинула пасть. Фонтаном ударила и потекла на землю кровь. Потом в чудовище попала ракета. Оно повернулось… прыгнуло…
    
Раздался громкий скрежещущий удар, когда колоссальная безжизненная туша упала на машину номер один.
    
Таннер развернулся и затормозил. Подбежав к искореженной машине, он, прежде чем приблизиться, сперва выпустил из винтовки шесть пуль в голову чудовища.
    
Распахнутая дверца висела на нижней петле. Внутри лежали двое; на приборной доске алела кровь.
    
Подошла пара других водителей; все молча смотрели на машину. Затем тот, кто был поменьше ростом, влез в исковерканный салон, пощупал пульс, прислушался к дыханию.
    
— Майк мертв, — сообщил он, — а Грег, по-моему, приходит в себя.
    
У заднего бампера появилось быстро расплывающееся пятно, в воздухе запахло бензином.
    
Таннер вытащил сигарету, передумал и засунул ее в пачку. Слышно было, как с бульканьем льется на землю горючее из топливных баков.
    
Человек, стоявший рядом с Таннером, проговорил:
    
— Никогда не видел ничего подобного. Только на картинках…
    
— Я видел, — оборвал его Таннер.
    
В эту минуту из машины выбрался другой водитель, волоча за собой тело.
    
— С Грегом все в порядке. Просто ударился головой о приборную доску. Возьми его к себе, Черт, тебе нужен напарник.
    
Таннер пожал плечами, отвернулся и зажег сигарету.
    
— Здесь, по-моему, курить не… — начал стоявший рядом водитель, и Таннер выпустил ему в лицо клуб дыма.
    
В Греге, похоже, текла индейская кровь. Скуластый, темноволосый и темноглазый, с густым загаром, ростом он не уступал Таннеру, хотя был полегче. Теперь, когда Грег глотнул свежего воздуха и несколько оправился, осанка его стала прямой, двигался он легко, с кошачьим изяществом.
    
— Надо похоронить Майка, — сказал тот, который был пониже ростом.
    
— Жаль терять время, — отозвался его товарищ, — однако…
    
И тут Таннер швырнул сигарету в темную лужу под машиной и бросился на землю.
    
Взметнулось пламя, с визгом сорвались ракеты, прочерчивая темные борозды в раскаленном полуденном воздухе. Начали взрываться пулеметные патроны, за ними ручные гранаты, и Таннер зарывался все глубже в песок, закрывая голову и зажимая уши.
    
Как только все стихло, он потянулся за винтовкой, но они уже надвигались, и Таннер, глядя в дуло пистолета, медленно поднял руки и встал.
    
— Какого черта ты это сделал? — потребовал человек с пистолетом.
    
— Теперь его не надо хоронить, — усмехнулся Танкер. — Кремация ничуть не хуже.
    
— Ты мог всех нас угробить, если бы пулеметы или ракеты были нацелены в нашу сторону!
    
— Я посмотрел.
    
— Осколки… А, понимаю! Ну-ка, приятель, подбери свою винтовку… Дулом к земле!.. разряди и положи патроны в карман… Хотел от нас отделаться, да? Чтобы самому улизнуть, как пытался вчера?
    
— Я этого не говорил.
    
— Зато это правда. Тебе ведь наплевать, если в Бостоне все загнутся?
    
— Винтовка разряжена.
    
— Тогда забирайся в машину и пошел! Учти — я буду сзади.
    
Таннер направился к своей машине. Он слышал за спиной шум спора, но не думал, что они станут стрелять. Уже открыв дверцу, он увидел краем глаза тень и резко повернулся.
    
Рядом стоял Грег, высокий и тихий, как призрак.
    
— Хочешь, я поведу? — бесстрастно предложил он.
    
— Отдыхай. Я пока в форме. Может быть, позже.
    
Грег кивнул, обошел машину и, усевшись, сразу откинул спинку сиденья.
    
Таннер захлопнул дверцу и завел мотор. С гулом ожил кондиционер.
    
— Перезаряди и положи на место. — Он передал винтовку и патроны, натянул перчатки и добавил: — В холодильнике полно лимонада. И ничего другого.
    
Напарник снова молча кивнул.
    
— Что ж, покатили, — пробормотал Таннер, услышав заработавший двигатель машины номер три, и отжал сцепление.
   
   
    
     
6
    
    
Они ехали молча на протяжении получаса. Потом Грег произнес:
    
— Это правда, что сказал Марлоу?
    
— Какой еще Марлоу?
    
— Который ведет другую машину. Ты пытался убить нас? Ты в самом деле хотел смыться?
    
Таннер засмеялся.
    
— Верно. Угодил в точку.
    
— Почему?
    
— А почему бы и нет? — помолчав, ответил Таннер. — Я не рвусь умирать. Лично мне хочется отодвинуть это событие как можно дальше.
    
— Но если мы не дойдем, половина народу на континенте погибнет! — воскликнул Грег.
    
— Когда вопрос стоит «я или они», то «я» мне как-то ближе.
    
— Откуда только берутся такие, как ты…
    
— Тем же образом, что и остальные, — усмехнулся Таннер. — Сперва двое забавляются, а потом кто-то расхлебывает.
    
— Что они тебе сделали, Черт?
    
— Ничего. А что они сделали для меня? Тоже ничего! Что я им должен? То же самое.
    
— Зачем ты избил своего брата?
    
— Не хочу, чтобы он подох по собственной глупости. Ребра срастутся, а вот смерть — штука непоправимая.
    
— Я не о том… Разве тебе не наплевать, если он загнется?
    
— Он хороший парень. Но сейчас зациклился на своей девочке и валяет дурака.
    
— Ну, а тебе-то что?
    
— Я же сказал: он мой брат и хороший парень. Он мне по душе.
    
— То есть?
    
— О, черт подери! Мы с ним немало повидали, вот и все! Что тебе от меня надо?
    
— Просто любопытно.
    
— Отвяжись! Подыщи другую тему, если хочешь говорить, ясно?
    
— Ясно. Ты здесь уже бывал?
    
— Да.
    
— А дальше к востоку?
    
— Я доезжал до самой Миссисипи.
    
— Ты знаешь, как перебраться на тот берег?
    
— Вроде бы. У Сент-Луиса сохранился мост.
    
— А зачем ты так далеко забирался?
    
— Хотел посмотреть, что там творится. Я слышал такие истории…
    
— И на что это похоже?
    
— На кучу хлама. Сожженные города, огромные воронки, обезумевшие звери, люди…
    
— Люди? Там есть люди?
    
— Если можно их так назвать. Все чокнутые. Бродят в каких-то лохмотьях или шкурах, а то и голышом. Швыряли в меня камни, пока я не пристрелил парочку. Только тогда оставили меня в покое.
    
— Давно это было?
    
— Лет шесть-семь назад. Я совсем юнцом был.
    
— И никому не рассказывал?
    
— Рассказывал. Двум дружкам. Больше меня никто не спрашивал. Мы собирались отправиться туда за девочками, но ребята струхнули.
    
— А что бы вы с ними сделали?
    
Таннер пожал плечами.
    
— Не знаю. Продали бы, наверно.
    
— Вы там действительно… ну, продавали людей?
    
Таннер снова пожал плечами.
    
— Бывало, — бросил он. — До Рейда.
    
— Как ты ухитрился остаться в живых? Говорят, тогда никто не ушел.
    
— Я сидел. За бандитизм.
    
— А чем занимался, когда тебя выпустили?
    
— Позволил себя перевоспитывать. Мне дали работу — развозить почту.
    
— А, я слыхал. Правда, только сейчас догадался, что речь шла о тебе. Вроде сначала все складывалось хорошо — ты даже шел на повышение. А потом избил начальника и потерял работу. Как это получилось?
    
— Он вечно поддевал меня по поводу прошлого, вспоминал мою старую банду с Побережья… Ну и в один прекрасный день я велел ему заткнуться. Он расхохотался, и я жахнул его цепью. Выбил у ублюдка передние зубы.
    
— Дела…
    
— Я был у него лучшим водителем. Никто больше не соглашался ходить в Альбукерке, даже сегодня не соглашаются. Разве уж совсем припрет с деньгами.
    
— Ну, а пока ты ездил, нравилось?
    
— Да, я люблю водить.
    
— Тебе, наверное, следовало попросить перевода, когда он стал приставать.
    
— Знаю. Сейчас бы я, пожалуй, так и сделал. А тогда я был совсем бешеный.
    
— Если мы дойдем до Бостона и вернемся назад, тебе наверняка удастся получить это место. Ты бы согласился?
    
— Во-первых, — сказал Таннер, — я не думаю, что мы дойдем. А во-вторых, если нам все-таки повезет, и если там еще есть люди, я вряд ли вернусь обратно.
    
Грег кивнул.
    
— Разумно. Ты будешь героем. И никому не известно твое прошлое. Ты сможешь неплохо устроиться.
    
— К черту героев… — процедил Таннер.
    
— А я вот вернусь. У меня старуха-мать и орава братьев да сестер, о которых надо заботиться. И девушка.
    
Небо постепенно бледнело, и Таннер увеличил яркость экранов.
    
— Расскажи мне про свою мать.
    
— Она у нас хорошая. Вырастила семерых. А сейчас у нее тяжелый артрит… Днем она работала, но всегда готовила нам еду, а иногда приносила что-нибудь сладкое. Шила одежду, играла с нами, бывало, вспомнит о довоенных временах…
    
— А твой старик? — после короткого молчания спросил Таннер.
    
— Он сильно пил, часто сидел без работы. Но никогда не дрался. Погиб, когда мне и двенадцати не было.
    
— И теперь обо всех заботишься ты?
    
— Да. Я старший.
    
— Чем ты занимался?
    
— Работал на твоем месте. Возил почту в Альбукерке.
    
— Не шутишь?
    
— Нет.
    
— Будь я проклят!.. Горман все еще инспектор?
    
— Ушел на пенсию в прошлом году, по инвалидности.
    
— Черт побери, забавно! Послушай, ты там, в Альбукерке, никогда не бывал в баре «У Педро»?
    
— Бывал.
    
— У них играла на пианино такая маленькая блондиночка, Маргарет…
    
— Сейчас ее нет.
    
— А…
    
— Теперь вместо нее какой-то парень. Жирный, со здоровенным кольцом на левой руке.
    
— Как твоя голова? — немного погодя спросил Таннер.
    
— Вроде бы нормально.
    
— Сможешь вести?
    
— Конечно.
    
— Тогда садись за руль. — Таннер ударил по клаксону и остановил машину. — Иди по компасу миль сто, а потом меня разбудишь. Ясно?
    
— Хорошо. На что обращать внимание?
    
— На змей. Наверняка попадется парочка. Ни в коем случае не наезжай на них.
    
— Понял.
    
Они поменялись местами. Таннер откинулся на спинку, зажег сигарету и заснул, не выкурив и половины.
   
   
    
     
7
    
    
Когда Грег разбудил его, стояла ночь. Таннер прокашлялся, отпил глоток ледяной воды и пролез в туалет. Выйдя, он занял место водителя, взглянул на счетчик пути и определился по компасу.
    
— К утру доберемся до Солт-Лейк-Сити, если повезет. Все нормально?
    
— Никаких осложнений. Видел парочку змей и держался от них подальше.
    
Таннер ухмыльнулся и тронул машину.
    
— Как звали того парня, который принес известие об эпидемии?
    
— Не то Брейди, не то Бройди…
    
— Он не болел? Мог ведь занести мор в Л-А…
    
Грег покачал головой.
    
— Нет. Его машина была разбита, сам покалечен, ну и облучился. Тело сожгли, машину тоже, и всем, кто с ним имел дело, вкололи дозу Хавкина.
    
— Это что еще за штука?
    
— То, что мы везем. Сыворотка Хавкина, единственное средство от этой чумы. Тебе делали какие-нибудь уколы?
    
— Перед тем, как выпустить… Интересно, где он перебирался через Миссисипи? Не говорил?
    
— Он вообще ничего не успел сказать. Все стало известно из письма.
    
— Должно быть, чертовски хороший водитель… Я бы с удовольствием с ним познакомился.
    
— Я тоже. Жаль, что теперь нельзя связаться с Бостоном по радио, как в старые времена.
    
— Почему?
    
— Тогда ему не было бы нужды ехать. Да и мы, между прочим, знали бы, стоит ли спешить. Покойникам сыворотка ни к чему.
    
— Что правда, то правда… Гляди!
    
Весь экран закрывали кувыркающиеся в воздухе гигантские летучие мыши.
    
— Да их здесь тысячи…
    
— Похоже. Вроде бы больше, чем пару лет назад. В Солт-Лейк-Сити мне рассказывали об их ярости. Настанет день, когда кому-то придется освободить место — им или нам.
    
— А знаешь, ты напарник не из самых веселых…
    
Таннер, посмеиваясь, закурил.
    
— Свари-ка лучше кофе, — сказал он. — А об этих тварях пусть беспокоятся наши дети, если они у нас будут.
    
Грег залил кофейник водой и поставил на плитку. Через пару минут тот забурлил.
    
— Что за чертовщина? — проговорил Таннер и нажал на тормоз. Вторая машина тоже затормозила и остановилась в нескольких сотнях ярдах сзади. Таннер включил рацию и взял микрофон.
    
— Номер три! Вы с таким встречались?
    
Огромные конические воронки вращались между небом и землей, покачиваясь из стороны в сторону. Их было около пятнадцати, в миле впереди. Они то застывали, словно колонны, то принимались танцевать, ввинчиваясь в землю, всасывая желтую пыль и затмевая собой звезды.
    
— Я слышал о смерчах, — произнес Грег. — Никогда сам не сталкивался, но по описанию — это они.
    
Затрещал приемник и донесся приглушенный голос водителя по имени Марлоу:
    
— Гигантские пыльные дьяволы. Все, что засосет такая штука, выходит в мертвом поясе наверху. Мой партнер их видел. Он советует выбросить якоря и закрепиться.
    
Таннер не спешил отвечать. Он смотрел. Шло время, и смерчи увеличивались в размере.
    
— Они приближаются, — наконец сказал он. — Я не собираюсь торчать на месте, словно подсадная утка. Я хочу иметь свободу маневра. Пойду на них.
    
— По-моему, это ошибка.
    
— Тебя никто не спрашивает, мистер. Но если б у тебя башка варила, ты бы сделал то же самое.
    
— Учти — я держу тебя на прицеле, Таннер.
    
— Ты не станешь стрелять, — ведь я могу быть прав. Кроме того, со мной Грег.
    
Наступила тишина, прерываемая шумом помех, потом голос произнес:
    
— Твоя взяла, Черт, иди.
    
— Я дам осветительную ракету, когда выскочу на ту сторону, — отозвался Таннер. — Как увидите, трогайтесь.
    
Таннер выключил рацию и посмотрел вперед, на раздувшиеся черные колонны.
    
— Ну, поехали, — сказал он, включая фары на полную яркость. — Пристегнись, парень.
    
Машина двинулась.
    
Покачивающиеся колонны росли на глазах, и теперь слышался резкий звенящий звук, свирепый хор голосов.
    
Таннер прошел первую в ярдах в трехстах и взял влево, чтобы объехать воронку прямо по ходу. На смену ей выросла другая, и он снова принял влево. Впереди открылся проход, и Таннер устремился меж двух черных как смоль столбов. Уши заложило, руль едва не вырвало из рук. Он резко взял вправо и, набирая скорость, проскочил мимо еще одного столба, который мгновение спустя прошел у него за спиной.
    
Таннер тяжело выдохнул и повернул налево. Его окружали четыре воронки. Две пообок слились с пронзительным визгом и двинулись прочь. Пересекая его путь, слева направо неслась другая воронка, и он резко затормозил, так что ремень врезался в грудь. Передок машины оторвался от земли, но уже через миг, отпущенный, тяжело упал.
    
Таннер вдавил педаль газа в пол, проскочил между последними столбами, и все осталось позади.
    
Он проехал еще с четверть мили, поднялся на небольшой холм, развернулся и остановил машину.
    
Он пустил осветительную ракету.
    
Та взмыла в воздух и на полминуты зависла наверху, словно умирающая звезда.
    
Таннер закурил сигарету и стал ждать.
    
— Ничего, — произнес он, затушив окурок. — Может быть, они не увидели…
    
— Надеюсь, — отозвался Грег. — Сколько ты хочешь ждать?
    
— Давай выпьем кофе.
    
Пустили еще одну ракету. Прошел час, второй. Столбы начали рассасываться, пока не осталось только три, самых тонких. Вскоре те пошли к востоку и скрылись из вида.
    
— Давай вернемся, — предложил Грег.
    
— Хорошо.
    
Они вернулись.
    
И ничего не нашли, совершенно ничего, что могло бы поведать о судьбе машины номер три.
    
На востоке загорелась заря, прежде чем они закончили поиски. Таннер сверился с компасом и повернул на север.
    
— Когда, по твоему, мы доберемся до Солт-Лейк? — спросил Грег после долгого молчания.
    
— Может быть, часа через два.
    
— Ты боялся, проходя эти чертовы штуки?
    
— Нет. Вот потом…
    
Грег кивнул.
    
— Хочешь, я сяду за руль?
    
— Я все равно не засну. В Солт-Лейк заправимся и перекусим, пока механик проверит машину. Затем найду нужную дорогу, и ты поведешь.
    
Черные полосы снова стали расширяться. Таннер выругался и прибавил скорость. Две летучие мыши решили рассмотреть машину поближе, и он выпустил в них струю из огнемета. Грег протянул ему чашку кофе.
   
   
    
     
8
    
    
Когда они въехали в Солт-Лейк-Сити, небо было затянуто синей пеленой. Джон Брейди — так звали юнца из Бостона — побывал здесь всего несколько дней назад, и город ждал. Почти все десять тысяч его жителей высыпали на улицу.
    
Прежде чем Черт и Грег вылезли из машины, въехав в первый попавшийся гараж, капот автомобиля был поднят, и в двигателе копались три механика.
    
Грег и Таннер отказались от обеда в столовой — толпы людей бросились к ним с расспросами, едва они показались из гаража. Вместо этот они вернулись к машине и послали кого-то за яйцами, беконом и хлебом.
    
Потом выехали на улицу и под восторженные возгласы покатили на восток.
    
— Не взяли пива, — с досадой бросил Таннер. — Проклятье!
    
Машина ехала вдоль останков того, что некогда звалось Шоссе 40. Таннер уступил место водителя Грегу, а сам растянулся в пассажирском кресле. Небо над ними продолжало чернеть, как за день до того в Л-А.
    
— Может быть, мы ее перегоним, — сказал Грег.
    
— Надеюсь.
    
На севере запульсировало голубое сияние, разлился ослепительный свет. Небо прямо над головой набухло и почернело.
    
— Жми! — закричал Таннер. — Там впереди горы! Может, успеем проскочить и найдем навес или пещеру!
    
Но ад обрушился на них раньше. Сперва пошел град, потом артиллерийский обстрел. С неба стали валиться камни, и правый экран потух. Двигатель захлебывался и кашлял под неистовым водно-песчаным потоком.
    
И все-таки они достигли гор и нашли место в узкой расщелине. Вокруг ревели и надрывались ветры.
    
Они курили и слушали.
    
— Нам не пройти, — сказы Грег. — Ты был прав. Я думал, что у нас есть шанс. Но нет. Все против нас, даже погода.
    
— У нас есть шанс, — сказал Таннер. — Не слишком большой, но есть. До сих пор нам везло, не забывай.
    
Грег сплюнул.
    
— Откуда такой оптимизм? Причем от тебя?
    
— Я просто срывал злость. Я и сейчас зол; но, кроме того, у меня появилось предчувствие. Предчувствие удачи.
    
Грег рассмеялся.
    
— К черту удачу. Ты посмотри, что творится!
    
— Вижу, — спокойно сказал Таннер. — Наша машина рассчитана выдержать это, и она выдерживает. Кроме того, до нас доходят процентов десять всей силы.
    
— Какая разница? Буря может продолжаться несколько дней.
    
— Переждем.
    
— Если ждать долго, то даже эти десять процентов сотрут нас в порошок. Если ждать долго, вообще не надо будет ехать. А попробуй высунуть нос — и нам конец.
    
— На починку радара уйдет минут пятнадцать-двадцать. Запасные «глаза» есть. Если через шесть часов буря не утихнет, все равно двинемся вперед.
    
— Кто сказал?
    
— Я сказал.
    
— Ты? Но почему? Это ж ты так рвался спасти свою шкуру! А теперь она тебе уже не дорога? Не говоря уже о моей…
    
Таннер сосредоточенно курил.
    
— Я много думал, — произнес он и надолго замолчал.
    
— О чем? — спросил Грег.
    
— О тех людях в Бостоне… Да, они не сделали мне ничего хорошего. Но, черт побери, я люблю действовать, ну и не прочь узнать, каково быть героем — так, ради любопытства. И Бостон увидеть интересно… Пойми меня правильно: мне вообще-то плевать, да только неохота, чтобы все на Земле было выжженным и исковерканным, и мертвым, как здесь, в Долине. Когда мы потеряли третью машину, я начал думать. Вот и все.
    
Грег покачал головой.
    
— Я и не подозревал, что ты философ…
    
— Я тоже. Просто устал. Расскажи-ка мне о своей семье…
    
…Через четыре часа, когда буря утихла, когда вместо камней стали летать песчинки, и яростный ливень перешел в моросящий дождь, Таннер починил радар, и они двинулись в путь. Вечером они обошли руины Денвера. Таннер сел за руль и повел машину к месту, некогда известному под названием Канзас.
    
Он вел всю ночь и утром впервые за мною дней увидел чистое небо. Правая нога давила на газ, в голове неторопливо текли мысли, а рядом тихо посапывал Грег.
    
Руки сжимали руль, в кармане лежала амнистия, а самим Таннером завладело странное чувство. Сзади клубилась пыль. Небо приобрело розовый цвет, а темные полосы снова сжались. Таннеру вспомнились рассказы о тех днях, когда пришли ракеты; когда было уничтожено все, кроме районов на северо-востоке и юго-западе; о тех днях, когда налетели ветры, растаяли тучи, и небо потеряло голубизну; днях, когда Панамский канал исчез с лица земли, и замолчали радиостанции; когда перестали летать самолеты. Больше всего Таннеру было жаль самолеты. Он всегда мечтал летать — взмывать в воздух и парить высоко-высоко наверху, словно птица… Где-то впереди его помощи ждал город — единственный уцелевший город кроме Лос-Анджелеса, последняя цитадель американской земли. Он, Таннер, может его спасти, если поспеет вовремя…
    
Вокруг были скалы и песок, к склону горы прижимался старый покосившийся гараж — разбитый, с провалившейся крышей, он напоминал полуразложившийся труп. Таннера стала бить дрожь, и нога непроизвольно усилила нажим на акселератор, хотя педаль и так уж была вжата в пол. Справа впереди поднималась стена черного дыма. Подъехав ближе, он увидел обезглавленную гору. На месте вершины вили гнездо клубящиеся языки пламени. Таннер взял влево, на много-много миль отклоняясь от намеченного пути. Иногда под колесами тряслась земля. Вокруг падал пепел, но дымящийся конус отодвинулся на задний план правостороннего экрана.
    
Таннер думал о былых днях и о том немногом, что знал о них. Если пробьется, обязательно узнает больше. Его никогда не просили сделать что-то важное, и он надеялся, что впредь не попросят. Однако им завладело чувство, что он может это сделать. Хочет сделать. Впереди, сзади, по сторонам простиралась Долина Проклятий — кипящая, дымящаяся, дрожащая, — и если он ее не победит, половина человечества погибнет. И удвоятся шансы, что весь мир скоро станет частью Долины… На побелевших суставах ярко проступила татуировка.
    
Грег спал, Таннер прищурил глаза и не прикоснулся к тормозу, даже когда увидел оползень. Он проскочил его и шумно выдохнул. Все чувства были обострены до предела, мозг словно превратился в экран, на котором регистрировались мельчайшие детали. Таннер чувствовал колыхание воздуха в машине и упрямое давление педали на ногу. В горле пересохло, но это не имело значения. Он мчался по искалеченным равнинам Канзаса, слившись с машиной в одно целое, и испытывал состояние, похожее на отрешенность и счастье. Проклятый Дентон был прав. Надо доехать.
    
Таннер остановился на краю глубокой расщелины и повернул к северу. Через тридцать миль расщелина кончилась, и он снова взял курс на юго-восток. Грег что-то бормотал во сне. Солнце стояло в зените, и Таннеру казалось, будто он, бестелесный, парит над бурой землей… Он сжал зубы. Его мысли вернулись к Денни. Наверное, тот сейчас в больнице. Что ж, все лучше, чем сгинуть в Долине. Хоть бы только деньги были на месте… Таннер почувствовал боль — болели шея, плечи. Боль распространилась на руки, и он заметил, что сжимает руль изо всех сил. Он глубоко вздохнул и закурил. Солнце скатывалось ему за спину. Он отпил воды и притушил экран заднего обзора. Потом послышался звук, подобный отдаленному раскату грома, и Таннер немедленно насторожился.
    
Чудовищное стадо бизонов пересекало его путь. Больше часа огромные, тяжелые животные, склонив головы, бежали перед машиной, взметая копытами землю, и, наконец, откатились к югу. Шум постепенно затих и вскоре совсем исчез. Только гигантское облако пыли осталось висеть и воздухе, и Таннер, включив фары, направил в него автомобиль.
    
Он выехал к шоссе с неплохо уцелевшим покрытием и резко прибавил скорость. Через некоторое время показался выцветший покосившийся указатель: «ТОПИКА — 110 миль».
    
Грег зевнул, потянулся, потер кулаками глаза.
    
— Который час?
    
Таннер кивнул на часы.
    
— Утра или вечера?
    
— Вечера.
    
— Ну и ну! Выходит, я проспал битых пятнадцать часов!
    
— Верно.