1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 
    
— Сдержу, — ответил он. И услышал в своем голосе лакейскую угодливость, однако справиться с ней не сумел. — Будет сделано.
    
Он прошел к колоде, взялся за рукоятку молотка.
    
И поднял его.
    
Взмахнул.
    
Молоток со злобным свистом рассек воздух.
    
Джек Торранс заулыбался.
   
   
    
     
49. Холлоранн: на север, в горы
    
    
Когда он наконец съехал с дороги, была уже четверть второго пополудни и, если верить залепленным снегом указателям и счетчику миль, до Эстес-Парк оставалось неполных три мили. Такого быстро и яростно падающего снега, как тут, на возвышенности, Холлоранн в жизни не видел (впрочем, возможно, такое сравнение мало о чем говорит — ведь всю жизнь Холлоранн старался видеть снег как можно реже). Ветер же, налетавший прихотливыми порывами то с запада, то из-за спины, с юга, застилал Дику поле зрения облаками пушистого снега и раз за разом бесстрастно заставлял сознавать, что стоит Дику прозевать поворот, и он за милую душу нырнет вниз с дороги на пару сотен футов. «Электра», крутя колесами, полетит вверх тормашками. Положение ухудшало еще и то, что к зимним дорогам Холлоранн не привык. Его пугала погребенная под крутящейся поземкой желтая разделительная полоса, пугали свободно налетавшие из-за макушек холмов резкие, сильные порывы ветра, которые буквально разворачивали тяжеленный «бьюик». Пугало то, что почти все дорожные знаки прятались под снегом — хоть монетку кидай, чтобы узнать, справа или слева оборвется впереди эта дорога с белого экрана кинотеатра для автомобилистов, по которому, казалось Холлоранну, он едет. Он был напуган, очень, очень напуган. С того момента, как к западу от Боулдера и Лайонса Холлоранн поднялся к холмам, он вел машину, обливаясь холодным потом, обращаясь с газом и тормозом так, будто это вазы эпохи «минг». Диск-жокей между рок-н-ролльными мелодиями настойчиво советовал шоферам держаться подальше от главных магистралей и ни под каким видом не ездить в горы, поскольку все дороги опасны, а по многим невозможно проехать. Передали сводку мелких дорожных происшествий, сообщили о двух серьезных авариях: компания лыжников в микроавтобусе «фольксваген» и семья, которая пробиралась в Альбукерк через горы Сагре-де-Кристо. В обеих авариях четверо погибли и пятеро получили ранения. «Так что держитесь подальше от дорог и слушайте хорошую музыку», — бодро заключил диск-жокей и завел «Дети моря на солнце», отчего Холлоранн почувствовал себя еще несчастней. «Мы смеемся, мы ликуем, мы…» — радостно выпаливал Терри Джекс, и Холлоранн злобно выключил приемник, зная, что через пять минут снова включит его. Плевать, что передают всякую дрянь, — все лучше, чем ехать сквозь белое безумие в одиночестве.
    
(Давай колись! Энтого вот черного парня такой мандраж бьет… аж евонная спина, так ее разэдак, сверху донизу трясется!)
    
Веселей не стало. Если бы не убежденность Дика, что мальчуган в ужасной беде, он дал бы задний ход, еще не доезжая до Боулдера. Даже сейчас, где-то в глубине, под черепом, тоненький голосок (Холлоранн подумал, что это говорит скорее здравый смысл, нежели трусость) твердил ему: пересиди ночь в мотеле в Эстес-Парк и дождись хотя бы, чтобы снегоочистители расчистили центральную полосу. Голосок снова и снова напоминал, как трясло самолет, когда тот садился в Стэплтоне, как сердце Холлоранна уходило в пятки от ощущения, что они вот-вот воткнутся носом в землю и вместо калитки № 39, дорожка Б, окажутся прямехонько у врат ада. Но здравый смысл не мог противостоять тому, что подгоняло Дика. Ему надо было добраться к мальчику сегодня. Снежный буран — это личное невезение. Придется с ним совладать. Холлоранн опасался, что в противном случае придется во сне справляться кое с чем похуже.
    
Снова налетел резкий порыв ветра, на сей раз с северо-запада — не было печали! — и Холлоранна отгородило снежной стеной и от неясно вырисовывающихся холмов, и даже от сугробов вдоль обочины. Он ехал сквозь метель.
    
И тут в месиве перед Холлоранном угрожающе выросли яркие, как горящий натрий, фары снегоочистителя, они неслись навстречу, и Холлоранн с ужасом понял, что, вместо того чтобы пройти рядом, «бьюик» целится носом точно между этих огней. Снегоочиститель не слишком-то заботился, по своей стороне дороги едет или нет, а Холлоранн позволил «бьюику» положиться на судьбу.
    
Сквозь громкий вой ветра прорвался лязгающий рев дизеля, а за ним — гудение клаксона, протяжное, оглушительно громкое.
    
Яйца Холлоранна превратились в два маленьких сморщенных мешочка, набитых колотым льдом, а кишки словно бы слиплись, сделавшись кучей замазки.
    
Теперь из белизны появился и цвет — залепленный снегом оранжевый. Дик видел высокую кабину, длинный отвал, а за ним — фигуру размахивающего руками водителя. Он видел У-образные боковые ножи снегоочистителя, изрыгающие на сугробы вдоль левой обочины снег, похожий на белый выхлоп.
    
— УААААААААА! — требовательно орал клаксон. Холлоранн надавил на акселератор так, словно это была грудь его возлюбленной, и «бьюик» рванулся вперед и вправо, туда, где обочина была свободна от снежной насыпи; снегоочистители, которые ехали в ту сторону, сбрасывали снег прямо с обрыва.
    
(C обрыва, ах, да, с обрыва…)
    
Мимо, слева от Холлоранна, всего в паре дюймов промелькнули боковые ножи, которые оказались на добрых четыре фута выше крыши «электры». Авария казалась неизбежной до тех пор, пока снегоочиститель не проехал мимо. В голове у Дика пронеслись обрывки молитвы, которая наполовину была невнятным извинением перед мальчуганом.
    
А потом снегоочиститель оказался сзади, в зеркальце вспыхивали и сверкали крутящиеся синие лампочки.
    
Холлоранн опять вывернул руль «бьюика» влево, но толку не было, машину на ходу занесло, и она, как во сне, поплыла к краю обрыва, взбивая дворниками снежную пену на ветровом стекле.
    
Холлоранн рванул руль обратно, в том направлении, куда тащило «бьюик», и багажник с капотом начали меняться местами. Охваченный паникой, Дик с силой надавил на тормоз, а потом ощутил сильный удар. Дорога впереди исчезла… он смотрел в бездонную пропасть, заполненную крутящимся снегом, глубоко внизу смутно виднелись далекие зеленовато-серые сосны.
    
(Свалюсь, Матерь Божья, сейчас свалюсь.)
    
И тут машина остановилась, накренившись вперед под углом в тридцать градусов. Левое крыло вмялось в бордюр, задние колеса почти оторвались от земли. Когда Холлоранн попытался дать задний ход, они лишь беспомощно закрутились. Сердце исполняло барабанную дробь не хуже Джима Крапы.
    
Дик вылез из машины, вылез очень осторожно и, обойдя «бьюик», остановился возле заднего моста.
    
Он стоял там, беспомощно разглядывая колеса, и тут бодрый голос позади него сказал:
    
— Привет, приятель. Ты, видать, свихнулся, не иначе.
    
Холлоранн обернулся и увидел на дороге в сорока ярдах от себя снегоочиститель, еле различимый за несущимся по ветру снегом, только на крыше кабины вращались синие лампы да плыла вверх темно-коричневая струя выхлопа. Прямо за спиной Дика стоял водитель в длинной дубленке, поверх которой был натянут непромокаемый плащ. На голове сидела шапочка механика в тонкую сине-белую полоску, и Холлоранн никак не мог взять в толк, почему кусачий ветер не сдувает ее.
    
(Приклеил, клянусь Богом, точно приклеил.)
    
— Привет, — сказал он. — Можете вытащить меня обратно на дорогу?
    
— Да, наверное, могу, — сказал водитель снегоочистителя. — Какого черта вы делаете на этой дороге, мистер? Неплохой способ угробить свою задницу.
    
— Неотложное дело.
    
— Таких неотложных дел не бывает, — водитель говорил медленно и доброжелательно, как с умственно неполноценным. — Треснись вы об столбик чуток посильней, никто б вас отсюда не выволок до первого апреля. Нездешний, что ли?
    
— Нет. И, не будь мое дело таким срочным, как я говорю, духу моего бы здесь не было.
    
— Вон как? — Водитель переменил позу, готовый общаться дальше, словно они случайно остановились поболтать на заднем крыльце, а не торчали в снежном буране, разговаривая посредством чего-то среднего между криком и воплем, а машина Холлоранна не балансировала на высоте трехсот футов над верхушками деревьев. — Куда едете? Эстес?
    
— Нет, есть тут место, называется отель «Оверлук», — сказал Холлоранн. — Чуть дальше за Сайдвиндером…
    
Но водитель горестно затряс головой.
    
— Сдается мне, я это место отлично знаю, — сказал он. — Мистер, до старого «Оверлука» вы в жизни не доберетесь. Дороги между Эстес-Парк и Сайдвиндером превратились черт знает во что, чтоб им пусто было. Как снег ни разгребай, моментально наваливает новый. Я тут несколько миль ехал через заносы, так там в середке футов шесть будет, провались они. А даже коли вы и доберетесь до Сайдвиндера, так дорога оттудова закрыта до самого Бакленда, а это уж в Юте. Не-а. — Он покачал головой. — Не выйдет, мистер. Ни хрена у вас не выйдет.
    
— Надо постараться, — ответил Холлоранн, призвав остатки терпения, чтоб говорить нормальным тоном. — Там один мальчуган…
    
— Мальчуган? Не-е. «Оверлук» в конце сентября закрывается. Чего его держать открытым, невыгодно. Больно много таких вот дерьмовых буранов.
    
— Он сынишка сторожа. Попал в беду.
    
— Почем вы знаете?
    
Терпение Холлоранна лопнуло:
    
— Господи, вы что, собираетесь до вечера стоять тут и хлопать языком? Знаю я, знаю! Ну, будете вы вытаскивать меня обратно на дорогу или нет!
    
— Что это вы, осерчали, что ль? — заметил шофер, не особенно смутившись. — Конечно, лезьте в машину. У меня под сиденьем цепь.
    
Холлоранн снова сел за руль, и тут от запоздалой реакции его затрясло. Руки у него буквально отнялись — он забыл взять перчатки.
    
Снегоочиститель задним ходом подобрался к багажнику «бьюика», и Холлоранн увидел, что водитель вылез с большим мотком цепи.
    
Холлоранн открыл дверцу и крикнул:
    
— Помочь?
    
— Не лезьте под руку, вот и все, — прокричал в ответ водитель. — Делов-то — раз плюнуть.
    
И верно. Цепь туго натянулась, «бьюик» содрогнулся и секундой позже вновь оказался на дороге, нацелившись более или менее на Эстес-Парк. Водитель снегоочистителя подошел к окошку и постучал в защитное стекло. Холлоранн опустил окно.
    
— Спасибо, — сказал Дик. — Извините, что накричал.
    
— Первый раз, что ль, — с ухмылкой ответил водитель. — Сдается мне, вы вроде как заведенный. Возьмите-ка. — На колени Холлоранна упала пара толстых синих шерстяных перчаток. — Когда снова соскочите с дороги, они вам понадобятся. Морозит. Берите, ежели, конечно, не хотите весь остаток жизни ковыряться в носу вязальным крючком. Потом пришлете обратно. Их жена связала, так я к ним неровно дышу. Имя и адрес вшиты прямо в шов. Кстати говоря, звать меня Говард Коттрелл. Как станут не нужны, отошлете их обратно, и дело с концом. Да запомните — чтоб я за доставку не платил.
    
— Ладно, — сказал Холлоранн. — Спасибо. Вот невезуха…
    
— Вы поосторожней, я б и сам вас подвез, да дел по горло.
    
— Да ничего. Еще раз спасибо.
    
Он начал поднимать стекло, но Коттрелл остановил его:
    
— Как доберетесь в Сайдвиндер, если доберетесь, сходите в «Дэркин Коноко». Прямо рядом с читальней, мимо не пройдешь. Спросите Лэрри Дэркина. Скажите, вас Коттрелл послал — надо, мол, нанять один из его снегоходов. Назовете мое имя и покажете эти перчатки, тогда выйдет дешевле.
    
— Опять-таки спасибо, — сказал Холлоранн.
    
Коттрелл кивнул:
    
— Забавно. Никак вам не узнать было, что в «Оверлуке» непорядок… телефон вырубился, зуб даю. Но я вам верю. Я иногда нутром чувствую.
    
Холлоранн кивнул:
    
— И я тоже — иногда.
    
— Ага. Знаю. Только поосторожней там.
    
— Ладно.
    
Коттрелл исчез в несущейся мимо тусклой пелене, помахав на прощание рукой. Шапочка механика по-прежнему дерзко сидела на голове. Холлоранн снова тронулся в путь, цепи молотили снежный покров шоссе и, наконец, зарылись в него настолько, что «бьюик» стронулся с места. Позади Говард Коттрелл, прощаясь, в последний раз нажал на клаксон, хотя, по сути дела, это было не обязательно — Холлоранн и так ощущал, что тот желает ему удачи.
    
Вот, два сияния за день, подумал Дик, должно быть, это что-то вроде доброго предзнаменования. Однако Дик не верил в предзнаменования, ни в плохие, ни в хорошие. То, что он в один день встретил двух людей, способных сиять (хотя обычно попадалось человек пять за год, не больше), могло не значить ровным счетом ничего. Ощущение, что все решено, ощущение
    
(что все завершилось)
    
которое он не мог точно определить, до сих пор не покинуло его. Оно…
    
На узкой извилистой дороге «бьюик» все время пытался вильнуть то в одну, то в другую сторону, так что Холлоранн вел его осторожно, затаив дыхание. Включив еще раз приемник, он услышал голос Ареты, а Арета — это отлично. С ней он разделил бы герцевский «бьюик» хоть сейчас.
    
От очередного порыва ветра машина закачалась и заскользила вбок. Холлоранн выругался и ниже склонился к рулю. Арета допела песню, и опять заговорил диск-жокей, он сообщил Холлоранну, что сесть сегодня за руль — отличный способ расстаться с жизнью.
    
Холлоранн выключил приемник.
    
    
Он все-таки добрался до Сайдвиндера, хотя ехал до города от Эстес-Парк четыре с половиной часа. К тому времени, как он выбрался на Нагорное шоссе, полностью стемнело, но буран и не думал ослабевать. Дважды дорогу преграждали сугробы, доходившие «бьюику» до крыши, так что пришлось остановиться и ждать, пока снегоочистители расчистят проезд. К одному сугробу снегоочиститель подъехал по полосе Дика, и гудок опять прозвучал совсем рядом. Шофер ограничился тем, что объехал машину Холлоранна. Он не высунулся, чтобы сказать, что думает, просто сделал пару непристойных жестов, знакомых всем американцам старше десяти лет, и знаки эти вряд ли означали миролюбие.
    
Казалось, чем ближе Дик подъезжает к «Оверлуку», тем сильнее что-то подгоняет его, вынуждая торопиться. Он поймал себя на том, что постоянно поглядывает на часы. Руки Дика как будто бы рвались вперед.
    
Через десять минут после того, как он свернул на Нагорное шоссе, промелькнули два указателя. Свистящий ветер очистил обе надписи от снежной оболочки, так что их можно было прочесть. Первая гласила:
    
САЙДВИНДЕР, 10.
    
Вторая:
    
В ЗИМНИЕ МЕСЯЦЫ ДОРОГА В 12 МИЛЯХ ВПЕРЕДИ ЗАКРЫТА.
    
— Лэрри Дэркин, — пробормотал Холлоранн себе под нос. В приглушенном зеленоватом свете приборного щитка лицо Дика выглядело напряженным и утомленным. Было десять минут седьмого. — Лэрри… «Коноко» возле библиотеки.
    
И тут на него всей тяжестью обрушился запах апельсинов, а с ним — мысль, мощная, смертоносная, полная ненависти.
    
(ПОШЕЛ ВОН ОТСЮДА ГРЯЗНЫЙ НИГГЕР ТЕБЯ ЭТО НЕ КАСАЕТСЯ НИГГЕР ЗАВОРАЧИВАЙ ОГЛОБЛИ РАЗВОРАЧИВАЙСЯ ИЛИ МЫ ТЕБЯ ПРИБЬЕМ ВЗДЕРНЕМ НА СУКУ ТЫ ОБЕЗЬЯНА ЧЕРНОЗАДАЯ А ПОТОМ СПАЛИМ ТЕЛО ВОТ КАК МЫ ОБХОДИМЯ С НИГГЕРАМИ ТАК ЧТО СЕЙЧАС ЖЕ ПОВОРАЧИВАЙ НАЗАД)
    
В замкнутом пространстве машины взвился крик Холлоранна. Послание пришло к нему не словами, а серией загадочных образов, которые впечатывались в сознание с ужасающей силой. Чтобы стереть их, он выпустил руль.
    
Тут машина врезалась крылом в бордюр, отскочила, наполовину развернулась и остановилась, понапрасну крутя задними колесами. Холлоранн резко вырубил сцепление, а потом спрятал лицо в ладони. Не то, чтобы он плакал, — у него вырывалось прерывистое «ох-хо-хо». Грудь тяжело вздымалась. Он понимал, что, застигни его этот удар на том отрезке дороги, где хоть одна обочина обрывалась в пропасть, он был бы уже мертв. Может, так и было задумано. И в любой момент удар мог настичь его снова. Придется защититься. Его обступила кровавая сила безграничной мощи — может быть, памяти. Он тонул в инстинкте.
    
Дик отнял руки от лица и осторожно открыл глаза. Ничего. Если что-то и пыталось снова испугать его, оно не смогло к нему пробиться. Он отгородился.
    
И вот такое случилось с мальчуганом? Господи Боже, такое случилось с маленьким мальчиком?
    
Сильней всех прочих образов Дика тревожил чмокающий звук, как будто молотком лупили по толстому ломтю сыра. Что бы это значило?
    
(Иисусе, только не малыш. Господи, прошу тебя.)
    
Включив малую скорость, он одновременно немного прибавил газ. Колеса завертелись, зацепились шинами за дорогу, опять завертелись, зацепились еще раз. «Бьюик» поехал, фары слабо рассеивали снежные водовороты. Холлоранн взглянул на часы. Уже почти половина седьмого. На него нахлынуло ощущение, что уже действительно очень поздно.
   
   
    
     
50. Тремс
    
    
Венди Торранс в нерешительности стояла посреди спальни и глядела на сына, который моментально уснул.
    
Полчаса назад шум прекратился. Весь и сразу. Лифт, вечеринка, хлопанье открывающихся и закрывающихся дверей. Вместо того чтобы принести облегчение, тишина усилила зародившееся в Венди напряжение; обстановка напоминала зловещее затишье перед последним жестоким порывом бури. Дэнни, однако, задремал почти сразу, сперва мальчик ворочался, но в последние десять минут сон стал глубже. Даже глядя на сына в упор, Венди с трудом различала, как медленно поднимается и опускается узенькая грудная клетка малыша.
    
Она задумалась: когда же мальчик в последний раз проспал ночь напролет, без мучительных снов, без долгих периодов бодрствования, когда ловишь звуки пирушки, ставшей слышной — и видной — Венди только в последние день или два, с тех пор как «Оверлук» вцепился в их троицу.
    
(Действительно психологический феномен или групповой гипноз?)
    
Венди этого не знала и не считала важным. В любом случае происходящее грозило им гибелью. Она взглянула на Дэнни и подумала,
    
(Слава тебе Господи, он лежит спокойно)
    
что, если не тревожить мальчика, тот сможет проспать весь остаток ночи. При любых талантах он все равно оставался малышом и нуждался в отдыхе.
    
Джек — вот кто начинал ее тревожить.
    
Венди скривилась от внезапной боли, отняла руку ото рта и увидела, что задрала ноготь. А уж ногти она всегда старалась держать в порядке. Они были не настолько длинны, чтобы назвать их когтями, но еще сохранили красивую форму и
    
(и что это ты забеспокоилась о ногтях?)
    
Она рассмеялась, но голос дрожал, радости в нем не было. Сперва Джек перестал завывать и кидаться на дверь. Потом опять началась вечеринка,
    
(может, она и не прекращалась? может быть, она время от времени уплывает в немножко другой временной слой, туда, где мы не должны ее слышать?)
    
а контрапунктом к ней скрежетал и хлопал дверцей лифт. Потом все стихло. В этой новой тишине, пока Дэнни засыпал, Венди вообразила, будто в кухне, почти прямо под ними, слышит тихие, заговорщические голоса. Сперва она отнесла их на счет ветра — тот мог имитировать широкий диапазон человеческих голосов, от похожего на шелест бумаги шепота умирающего за дверьми и оконными рамами и до оглушительного визга под карнизами… так в дешевых мелодрамах визжат, убегая от убийцы, женщины. И все же, оцепенело сидя подле Дэнни, она все больше убеждалась, что это действительно голоса.
    
Джек с кем-то обсуждал свой побег из кладовки.
    
Обсуждал убийство жены и сына.
    
Для здешних стен ничего нового в этом не было — убийства тут случались и раньше.
    
Она подошла к стояку и приложила к нему ухо, но в этот самый момент заработала топка, и все звуки потонули в волне поднявшегося из подвала теплого воздуха. Пять минут назад, когда толпа снова утихла, отель погрузился в полную тишину — только выл ветер, билась в стены и окна снежная крупа да иногда стонала какая-нибудь доска.
    
Венди посмотрела на задранный ноготь. Из-под него выступили бисеринки крови.
    
(Джек выбрался оттуда.)
    
(Не болтай ерунду.)
    
(Да, выбрался. Он взял на кухне нож или, может быть, топорик для разделки мяса. Вот сейчас он поднимается наверх, идет по самому краешку ступенек, чтобы они не скрипели.)
    
(!Ты не в своем уме!)
    
Губы Венди задрожали, и на секунду показалось, что она выкрикнет эти слова вслух. Но тишину ничто не нарушило.
    
У нее было такое чувство, будто за ней наблюдают.
    
Она резко обернулась и уставилась в зачерненное ночью окно — там что-то бормотало кошмарное белое лицо с темными кругами вокруг глаз, лицо безумца, монстра, который с самого начала скрывался в этих стонущих стенах…
    
Это были всего лишь морозные узоры на стекле снаружи.
    
Венди перевела дух, вздох получился долгим, шелестящим, перепуганным. Ей показалось, что на этот раз она вполне отчетливо расслышала доносящиеся откуда-то звуки веселой болтовни.
    
(Ты пугаешься теней. И без того дела достаточно плохи, к завтрашнему утру ты созреешь для желтого дома)
    
Успокоить страхи можно было только одним способом — Венди знала каким.
    
Придется сходить вниз и убедиться, что Джек по-прежнему в кладовке.
    
Очень просто. Сойти вниз по лестнице. Заглянуть. Вернуться наверх. Заодно забрать со стойки администратора поднос. Омлет уже пропал, но суп можно разогреть на плитке возле пишущей машинки Джека.
    
(Ну еще бы, да смотри, чтоб тебя не убили, если он там, внизу, с ножом.)
    
Венди подошла к туалетному столику, пытаясь стряхнуть окутывающую ее пелену страха. По столику оказалась рассыпана горстка мелочи, лежала пачка талонов на бензин для казенного грузовичка, две трубки, которые Джек повсюду возил с собой, но курил редко… и связка ключей.
    
Она взяла ее, подержала, а потом положила обратно. Идея запереть за собой дверь спальни пришла ей в голову, но привлекательной не показалась. Дэнни спал. У Венди промелькнула смутная мысль о пожаре и еще о чем-то, что зацепило ее куда сильнее, однако это Венди из головы выкинула.
    
Она пересекла комнату, нерешительно постояла у двери, потом достала из кармана нож и сжала деревянную рукоятку.
    
И открыла дверь.
    
Короткий коридор, ведущий к их спальне, был пуст. Через равные промежутки на стенах ярко горели электрические светильники, выгодно выделяя синий фон ковра и вытканный на нем извилистый узор.
    
(Видишь? Никакого буки.)
    
(Да нет, конечно. Им надо, чтобы ты вышла из спальни. Им надо, чтобы ты сделала какую-нибудь бабскую глупость, чем ты сейчас и занята.)
    
Она опять помедлила, вдруг почувствовав себя совершенно несчастной, не желая покидать Дэнни и безопасную комнату, но в то же время ей обязательно нужно было убедиться, что Джек по-прежнему заперт и не представляет угрозы.
    
(Ну конечно же.)
    
(Но голоса)
    
(Не было никаких голосов, это все — твое воображение.)
    
— Нет, не ветер.
    
От звука собственного голоса Венди подскочила. Но прозвучавшая в нем страшная уверенность заставила ее двинуться вперед. Сбоку болтался нож, лезвие ловило блики света и отбрасывало на шелковистые обои «зайчиков». Тапочки шелестели по ворсу ковра. Нервы пели, как провода.
    
Она добралась до того места, где главный коридор поворачивал, и заглянула за угол. От предчувствия того, что там можно увидеть, рассудок Венди оцепенел.
    
Видеть было нечего.
    
После секундной запинки она обогнула угол и пошла прочь по главному коридору. С каждым шагом к окутанному тенью колодцу лестничной клетки ужас рос, а сознание того, что она оставила спящего сына одного, без защиты, крепло. Ноги, обутые в тапочки, ступали по ковру все громче, так ей казалось. Дважды Венди оглядывалась, чтобы удостовериться — не подползает ли к ней что-нибудь сзади.
    
Она добралась до лестницы и положила руку на холодную колонку перил. В вестибюль вело девятнадцать широких ступеней. Она достаточно часто пересчитывала их, чтобы знать. Девятнадцать покрытых ковром ступенек и ни единого Джека, который бы скрючился на одной из них. Конечно, нет. Джек заперт в кладовке, за толстой деревянной дверью, на здоровенный стальной засов.
    
Но в вестибюле темно и — ох! — в нем столько теней…
    
Сердце ровно и тяжело заколотилось у Венди в горле.
    
Впереди, чуть левее, издевательски зияла латунная дверь лифта, приглашая войти и прокатиться.
    
(Нет, спасибо)
    
Внутри вся кабина была украшена розовыми и белыми гофрированными лентами серпантина. Из двух взорвавшихся хлопушек разлетелось конфетти. В дальнем углу валялась пустая бутылка из-под шампанского.
    
Позади себя Венди ощутила какое-то движение и резко обернулась, чтобы посмотреть на те девятнадцать ступенек, которые вели к площадке третьего этажа, однако ничего не увидела. Тем не менее ее не покидало ощущение, что краешком глаза она уловила, как в более глубокую тень коридора наверху, прежде чем она сумела разглядеть их, отпрянули какие-то существа.
    
(существа)
    
Она снова посмотрела вниз.
    
Правая ладонь, сжимавшая деревянную рукоять ножа, вспотела. Венди быстро переложила нож в левую руку, вытерла правую о розовый махровый халат и перебросила нож обратно. Почти не сознавая, что рассудок скомандовал телу начать движение вперед, Венди принялась спускаться по лестнице: левой, правой, левой, правой; свободная рука легонько касалась перил.
    
(Где же гости? Ну, не дайте же спугнуть себя, вы, сборище заплесневелых простынь! Подумаешь, перепуганная баба с ножом! Давайте-ка чуть-чуть музыки! Чуть-чуть жизни!)
    
Десять шагов вниз, дюжина, чертова дюжина.
    
Сюда из коридора первого этажа просачивался скучный желтый свет, и Венди вспомнила, что следовало зажечь свет в вестибюле — либо у входа в столовую, либо в конторе управляющего.
    
И все-таки свет падал откуда-то еще — белый, неяркий.
    
Лампы дневного света. Конечно же. В кухне.
    
Она задержалась на тринадцатой ступеньке и попыталась вспомнить: когда они с Дэнни уходили, погасила она свет или нет. Вспомнить просто не удалось.
    
Под ней, в вестибюле, стояли залитые тенью стулья с высокими спинками. Стекла входных дверей белой казенной пеленой занавесил наметенный снег. Латунные шляпки гвоздей в обивке дивана слабо поблескивали — ни дать ни взять кошачьи глаза. Сотня мест, где можно спрятаться.
    
Ноги Венди ослабли от ужаса, но она пошла дальше.
    
Вот уже семнадцатая ступенька, восемнадцатая, девятнадцатая…
    
(Вестибюль, мадам. Выходите осторожно.)
    
Из распахнутых настежь дверей бального зала лился один лишь мрак. Внутри что-то равномерно тикало, как адская машина. Венди оцепенела, потом вспомнила про часы на каминной полке — часы под стеклянным колпаком. Должно быть, их завел Джек… или Дэнни… а может быть, они пошли сами, как все прочее в «Оверлуке».
    
Она свернула к стойке администратора, собираясь пройти через дверцу в ней в контору управляющего и дальше, в кухню. Было видно, как поблескивает серебром пресловутый поднос с их ленчем.
    
И тут часы начали отбивать тихие, звенящие удары.
    
Венди приросла к месту, язык прижался к нёбу. Потом она расслабилась. Бьет восемь часов, вот и все. Восемь часов.
    
…пять, шесть, семь…
    
Она считала удары. Ей вдруг показалось, что, пока часы не замолчат, дальше идти не следует.
    
…восемь……девять…
    
(!!Девять??)
    
…десять… одиннадцать…
    
Неожиданно она сообразила — но время было упущено. Венди неуклюже заспешила обратно к лестнице, уже понимая, что опоздала. Но откуда же она могла знать это раньше?
    
Двенадцать.
    
В бальном зале зажегся полный свет. Громко, пронзительно запела медь фанфар. Венди громко вскрикнула, но ее крик затерялся в реве, который исторгали эти латунные легкие.
    
— Маски долой! — эхом несся крик. — Маски долой!
    
Потом все стихло, словно ушло по длинному коридору времени, и Венди снова осталась одна.
    
Нет, не одна.
    
Венди обернулась — он приближался.
    
Это был и Джек, и не Джек. Глаза горели бессмысленным кровожадным огнем, знакомый рот кривила странная, безрадостная усмешка.
    
В руках он держал молоток для роке.
    
— Думаешь, заперла меня? Заперла, так по-твоему?
    
Молоток просвистел в воздухе. Венди попятилась, наступила на мягкую подушечку и упала на ковер, закрывающий пол вестибюля.
    
— Джек…
    
— Сука, — прошептал он. — Знаю я, что ты такое.
    
Молоток опустился снова. Просвистев в воздухе со смертоносной скоростью, он погрузился в ее мягкий живот. Венди закричала, внезапно окунувшись в океан боли. Она смутно видела, что молоток поднялся снова. И вдруг поняла, что этим самым молотком, который Джек держит в руках, он собирается забить ее до смерти. Венди парализовало.
    
Она еще раз попыталась докричаться до него, упросить остановиться — ради Дэнни, — но от удара задохнулась и сумела выдавить лишь почти неслышное слабое хныканье.
    
— Вот. Вот, клянусь Богом, — сказал Джек, ухмыляясь. Он пинком отшвырнул с дороги подушечку. — Вот сейчас, по-моему, ты и получишь что тебе причитается.
    
Молоток опустился. Венди откатилась влево, полы халата запутались выше колен. Молоток, врезавшись в пол, вырвался у Джека из рук. Ему пришлось нагнуться и поднять свое орудие, а она тем временем побежала к лестнице. К ней наконец вернулась способность дышать, и она, всхлипывая, втягивала воздух. Живот превратился в сплошной пульсирующий болью кровоподтек.
    
— Сука, — процедил Джек сквозь усмешку и погнался за ней. — Сука вонючая, сейчас ты свое получишь. Будь спокойна.
    
Венди услышала свист опускающегося молотка, и правый бок разорвала мучительная боль — это головка молотка попала ей прямо под грудь, сломав два ребра. Венди упала вперед, на ступеньки, ударилась раненым боком, и ее сотрясла новая судорога боли. Однако, несмотря на это, инстинкт заставил ее перекатиться на другой бок, прочь, и молоток пронесся едва ли не в дюйме от ее скулы; он с глухим стуком врезался в толстые складки ковра. Тут Венди увидела нож — он выскользнул у нее из руки, когда она падала. Нож поблескивал на четвертой ступеньке.
    
— Сука, — повторил Джек, молоток опустился. Она подтянулась повыше, и удар пришелся прямо под колено. Голень внезапно охватило пламя. По икре потекла кровь. Потом молоток снова полетел вниз. Венди рывком отдернула голову, и тот, пролетев в углубление между ее шеей и плечом, разорвав ухо, влепился в ступеньку.
    
Джек снова опустил молоток, но на этот раз Венди подкатилась ему навстречу, вниз по лестнице, внутрь траектории удара. Когда сломанные ребра заскрипели, стукаясь о ступени, у нее вырвался пронзительный крик. Джек потерял равновесие, и тут она ударила его по ногам так, что он с воплем удивления и гнева полетел вниз, выделывая ногами кренделя, чтобы удержаться на лестнице. Потом глухо ударился об пол. Молоток вылетел у Джека из рук. Джек сел и некоторое время не сводил с Венди очумелых глаз.
    
— За это я тебя убью, — сообщил он.
    
Перекатившись на другой бок, он потянулся к ручке молотка. Венди заставила себя подняться. Левую ногу до самого бедра пронзила боль. Лицо было пепельно-серым, но собранным. Когда пальцы Джека сжали ручку молотка, она прыгнула мужу на спину.
    
— Боже ты мой! — раздался в вестибюле «Оверлука» пронзительный крик Венди, и она, повиснув на Джеке, по самую рукоятку воткнула нож ему в поясницу.
    
Джек замер, а потом закричал. Ей показалось, визжат даже доски, окна, двери отеля. Ничего более жуткого Венди не приходилось слышать. Отягощенный ее весом, Джек одеревенел, но крик все не кончался. Вместе они походили на салонную шараду — всадник и лошадь. Вот только спина фланелевой рубашки Джека в черно-красную клетку делалась все темнее, намокая от пропитывающей ее крови.
    
Потом он рухнул вперед, лицом вниз, скинув Венди; та ударилась больным боком и застонала.
    
Некоторое время она лежала, тяжело дыша, не в силах пошевелиться. Вся она, с головы до ног, превратилась в сгусток мучительной, пульсирующей боли. Каждый раз, как Венди делала вдох, в нее что-то злобно вонзалось, а шею заливало кровью из ободранного уха.
    
Слышно было только, как она пытается дышать, как шумит ветер и еще — как тикают часы в бальном зале.
    
Наконец Венди заставила себя подняться на ноги и захромала к лестнице. Добравшись дотуда, она вцепилась в столбик перил, опустив голову, — волнами накатывали слабость и головокружение. Когда стало полегче, Венди принялась карабкаться наверх, пользуясь здоровой ногой и подтягиваясь руками за перила. Один раз она взглянула наверх, ожидая увидеть там Дэнни, но лестничная клетка
    
(Слава Богу, он это проспал, слава Богу, слава Богу)
    
была пуста. На шестой ступеньке ей пришлось отдохнуть. Венди склонила голову, и светлые пряди волос рассыпались по перилам, свесившись в пролет. Она с трудом дышала, воздух словно оброс колючками. Правый бок превратился в размозженное горящее месиво.
    
(Давай, Венди, давай, старушка. Запри за собой дверь, а потом посмотришь раны, еще тринадцать ступенек. Не так уж плохо. А когда доберешься до коридора наверху, сможешь ползти, я разрешаю.)
    
Венди втянула столько воздуха, сколько позволили ее сломанные ребра, и наполовину подтянулась, наполовину упала на следующую ступеньку. Она прошла уже половину пути и была на девятой ступеньке, когда снизу из-за спины раздался голос Джека. Он хрипло выговорил:
    
— Ты меня убила. Сука.
    
На нее нахлынул черный, как полночь, ужас. Она оглянулась и увидела, что Джек медленно поднимается на ноги. Венди была видна торчащая из его выгнутой луком спины рукоятка кухонного ножа. Глаза Джека как бы сузились, почти затерялись в бледных, обвисших складках кожи. Джек некрепко держал в левой руке молоток. Его головка была в крови. Клочок розового махрового халата Венди прилип почти к самой середине.
    
— Ты у меня получишь, — прошептал он и, пошатываясь, двинулся к лестнице.
    
Похныкивая от страха, Венди опять принялась подтягиваться. Десять ступенек, двенадцать, чертова дюжина. И все равно, коридор второго этажа казался далеким, как недоступная горная вершина. Венди тяжело дышала, бок пронзительно протестовал. Волосы мотались перед глазами, как у сумасшедшей. Уши словно бы заполнило тиканье часов под колпаком в бальном зале, а контрапунктом к нему звучало судорожное, мучительное дыхание Джека, который начал подниматься по лестнице.
   
   
    
     
51. Холлоранн
    
    
Лэрри Дэркин оказался высоким тощим человеком с угрюмым лицом, которое венчала сияющая грива рыжих волос. Холлоранн поймал его в тот самый момент, когда Дэркин уходил со станции «Коноко», пряча свою мрачную физиономию в глубинах парки армейского образца. Не важно, из какого далека приехал Холлоранн — у Лэрри не было охоты в такой буран задерживаться на работе, а еще больше не хотелось сдавать один из своих снегоходов внаем этому чернокожему с дикими глазами, который настаивал на том, чтобы поехать в горы в старый «Оверлук». Среди тех, кто почти всю жизнь провел в маленьком городке Сайдвиндер, отель пользовался дурной славой. Там случилось убийство. Некоторое время отелем управляла банда хулиганья, а некоторое время — делец из тех, что готов тебе глотку перегрызть. А кое-что еще из творившегося в старом «Оверлуке» в газеты так и не попало — денежки говорят красноречиво. Однако сайдвиндерцы хорошо представляли себе, что да как. Почти все тамошние горничные были родом отсюда — а горничные много чего видят.
    
Но, когда Холлоранн упомянул Говарда Коттрелла и показал Дэркину ярлычок, пришитый с изнанки синей перчатки, владелец бензоколонки смягчился.
    
— Стало быть, он вас сюда наладил, — спросил Дэркин, отпирая один из гаражей и заводя Холлоранна внутрь. — Приятно узнать, что у старого греховодника осталась хоть капля мозгов. Я уж думал, бедняга совсем того. — Он щелкнул выключателем. Оживая, слабо загудели несколько старых и очень грязных флюоресцентных ламп. — И что ж, едрена вошь, вам там надобно, приятель?
    
У Холлоранна начали сдавать нервы. Последние несколько миль до Сайдвиндера дались с большим трудом. Один раз налетел резкий порыв ветра (его скорость была никак не меньше шестидесяти миль в час) и развернул «бьюик» вокруг оси. А ведь Дику еще ехать и ехать, и одному Богу известно, что ждет его в конце пути. Он не просто боялся за мальчугана, он был в ужасе. Уже почти без десяти семь, а ему снова надо заводить все те же песни и пляски.
    
— Там, наверху, дело неладно, — очень осторожно проговорил он. — С сынишкой сторожа.
    
— Чего? С Торрансовым пацаном? Да чего с ним может быть неладно?
    
— Черт его знает, — пробурчал Холлоранн. При мысли о том, сколько времени он теряет на объяснения, ему сделалось тошно. Он разговаривал с провинциалом, а ведь известно, что провинциала хлебом не корми — дай сперва обнюхать дельце, походить вокруг да около, а уж потом он полезет в сделку. Но время поджимало — Дик превратился просто в перепуганного негра и, затянись все это еще немного, мог бы плюнуть и сбежать.
    
— Слушай, — сказал он. — Будь человеком. Мне надо туда подняться, а без снегохода ничего не выйдет. Заплачу, сколько скажешь, только, ради Бога, не лезь в мои дела.
    
— Ладно, — ответил невозмутимый Дэркин. — Если тебя послал Говард, это уже кое-что. Бери-ка «Арктическую кошку». Я залью в бак пяток галлонов бензина. Думаю, она тебя свозит и туда, и обратно.
    
— Спасибо, — не очень уверенно ответил Холлоранн.
    
— Дашь двадцать долларов. Это будет вместе со спиртом.
    
Холлоранн нащупал в бумажнике двадцатку, вытащил и протянул Дэркину. Тот запихал ее в карман рубашки, даже не поглядев.
    
— По-моему, нам, наверное, лучше махнуться одежонкой, — сказал Дэркин, стаскивая парку. — От твоего пальтеца нынче вечером толку ни хрена не будет. Придешь возвращать машинку, тогда махнемся обратно.
    
— Эй, да я не могу…
    
— Давай-ка не шуми, — перебил Дэркин, все еще мягко, — я тебя замерзать не пошлю. Я-то пройду пару домов — и готово, вот он мой стол, а на столе — ужин. Давай.
    
С легким изумлением Холлоранн обменял пальто на отделанную мехом парку Дэркина. Над головой тихонько гудели лампы дневного света, и это напоминало ему про светильники в кухне «Оверлука».
    
— Торрансов пацан, — проговорил Дэркин и покачал головой. — Хорошенький щенок, верно? Пока снег взаправду не пошел, они с папашей частенько тут бывали. По большей части — на грузовичке из отеля. Мне показалось, эта парочка так друг за дружку держится, что крепче некуда. Вот мальчишка, который и вправду любит папку. Надеюсь, с ним все в норме.
    
— Я тоже надеюсь. — Холлоранн застегнул «молнию» парки и завязал капюшон.
    
— Дай-кась помогу тебе выпихнуть эту штуку наружу, — сказал Дэркин. Они прокатили снегоход по заляпанному бензином цементному полу к воротам гаража. — Ты раньше-то на таком ездил?
    
— Нет.
    
— Ну, тут невелика хитрость. Руководство приклеено к приборной доске, но на самом деле требуется только знать, где стоп, где ход. Тут ручка навроде мотоциклетной. С другой стороны — тормоз. На поворотах наклоняй машинку. По твердой корке эта детка шпарит на семидесяти, но по такой каше больше пятидесяти не выжмешь, да и то с напрягом.
    
Теперь они очутились на заснеженном дворе станции обслуживания. Дэркин повысил голос, чтобы его не заглушали порывы ветра.
    
— С дороги не съезжай! — кричал он в ухо Холлоранну. — Смотри за бордюром и указателями, и все будет о’кей. Ежели свалишь с дороги, ты покойник. Понял?
    
Холлоранн кивнул.
    
— Погоди минутку! — велел Дэркин и побежал обратно в гараж. Пока его не было, Холлоранн повернул ключ зажигания и немного поддал газу. Снегоход чихнул и ожил, нахально и беспокойно затарахтев.
    
Дэркин вернулся с черно-красной лыжной маской.
    
— Поддень под капюшон! — прокричал он.
    
Холлоранн натянул маску. Она была тесновата, но мигом отсекла ветер, от которого коченели лоб, щеки и подбородок.
    
Дэркин нагнулся поближе, чтоб его было слышно.
    
— По-моему, ты кой-чего просекаешь, вот как иной раз Гови, — сказал он. — Это ладно, только вот у отеля тут слава фиговая. Хочешь, дам тебе карабин.
    
— Думаю, толку от него не будет, — закричал в ответ Дик.
    
— Хозяин — барин. Но ежели заберешь мальчишку, привози его на шестнадцатую Пич-лейн. Жена супу подогреет.
    
— О’кей. Спасибо за все.
    
— Осторожней там! — завопил Дэркин. — Держись дороги!
    
Холлоранн кивнул и медленно потянул ручку. Снегоход замурлыкал и двинулся вперед, фара рассекла густо падающий снег конусом яркого света. В зеркальце заднего вида мелькнула поднятая рука Дэркина. Дик помахал в ответ, потом слегка толкнул руль влево и оказался на Главной улице. В белом свете уличных фонарей снегоход шел как по маслу. Спидометр показывал тридцать миль в час. Было десять минут восьмого. В «Оверлуке» Венди и Дэнни спали, а Джек Торранс обсуждал вопросы жизни и смерти со своим предшественником.
    
Через пять кварталов фонари на Главной улице кончились. Полмили тянулись маленькие домики, наглухо задраенные от бурана, а потом осталась только тьма, в которой выл ветер. Стоило Дику вновь очутиться в темноте, которую рассеивал лишь тонкий лучик от фары снегохода, как навалился прежний ужас — такими гнетущими и опустошающими бывают детские страхи. Он никогда еще не чувствовал себя таким одиноким. В те несколько минут, пока летели прочь отражающиеся в зеркальце редкие огни Сайдвиндера, стремление развернуться и поехать обратно было просто непреодолимым. Холлоранн подумал, что, несмотря на всю озабоченность Дэркина судьбой сынишки Джека Торранса, он не предложил взять второй снегоход и поехать вместе с ним.
    
(Тут, в городе, слава у отеля фиговая.)
    
Сжав зубы, Дик подвинул рукоятку повыше и посмотрел, как стрелка спидометра вскарабкалась вверх, минуя отметку «40», и остановилась на сорока пяти. Ему казалось, что снегоход несется ужасающе быстро, и все же опасался, что этого недостаточно. При такой скорости он будет добираться до «Оверлука» почти час. А если поедет быстрее, то может вообще туда не добраться.
    
Дик приклеился взглядом к проносящемуся мимо защитному ограждению. Каждый столбик венчал рефлектор размером с десятицентовик. Многие занесло снегом. Дважды Холлоранн с опасным опозданием заметил знак поворота и почувствовал, что снегоход сперва заехал на сугроб и только потом вернулся туда, где летом проходит дорога. Счетчик расстояния отсчитывал мили так медленно, что можно было взбеситься, — пять, десять, наконец, пятнадцать. Лицо одеревенело даже под вязаной лыжной маской, а ноги закоченели.
    
(Ей-богу, не пожалел бы стольник за пару лыжных штанов.)
    
Ужас Холлоранна рос с каждой следующей милей. Можно было подумать, что отель окутывает некая ядовитая атмосфера, сгущающаяся по мере приближения к нему. Было ли так и раньше? «Оверлук», по сути дела, никогда не нравился Холлоранну, и не ему одному, однако такого еще не бывало.
    
Он чувствовал, что голос, чуть не угробивший его за Сайдвиндером, пытается пробить защиту, добраться до мягкой сердцевины. Голос этот был силен и за двадцать пять миль отсюда — насколько же он окреп теперь? Полностью отгородиться от него не удавалось. Кое-что проскальзывало в мозг Холлоранна, затопляя его зловещими образами из подсознания. Ему все чаще и чаще представлялась сильно израненная женщина в ванной, она подняла руки, тщетно пытаясь отвести удар, и у Дика крепла уверенность, что эта женщина, должно быть…
    
(Иисусе, осторожнее!)
    
Перед ним выросло ограждение, как будто он катил по американским горкам. Витая в облаках, он пропустил знак поворота. Сильно рванув вправо рукоять управления, Дик развернул накренившийся снегоход на сто восемьдесят градусов. Полозья пронзительно заскрежетали по камням. Холлоранн подумал, что вот-вот вылетит из снегохода. И верно — тот зашатался, балансируя на грани падения, а потом наполовину благодаря усилиям водителя, наполовину — по инерции откатился обратно на более или менее ровную поверхность заваленной снегом дороги. Потом впереди оказался обрыв, фара высветила резкую границу между снежным покровом и простирающейся за ним тьмой. Дик развернул снегоход в другую сторону, сердце тошнотворно колотилось в горле.
    
(Держись на дороге Дикки старина.)
    
Он заставил себя еще немного повернуть рукоятку кверху. Теперь стрелка спидометра колебалась около пятидесяти. Ветер выл и ревел. Фара пронзала тьму.
    
Неизвестно, сколько времени прошло, прежде чем Холлоранн выехал к лежащему в снежных берегах повороту и впереди заметил вспыхивающий свет. Сверкнул огонек, потом все загородила вздыбившаяся складкой земля. Свет показался на такое короткое время, что Холлоранн внушал себе: это только игра воображения. Однако за следующим поворотом огонек мигнул снова, теперь уже ближе. На этот раз сомневаться в его реальности не приходилось — Дик уже столько раз раньше видел его под этим же углом… «Оверлук». Похоже, свет горел на первом и втором этажах.
    
Страх съехать с дороги или расколотить снегоход на невидимом повороте полностью растаял. Снегоход уверенно свернул на первую половину S-образного поворота, который Холлоранн теперь вспомнил вплоть до фута, и тут фара что-то высветила
    
(Господи Иисусе… Боже, что это)
    
на дороге впереди. Обрисованное застывшим черным и белым. Сперва Холлоранн подумал, что это какой-то необыкновенно огромный волк, которого буря согнала с гор. Но, приблизившись, понял, что это, и горло перехватил ужас.
    
Не волк, а лев. Лев — фигура живой изгороди.
    
Очерченная черной тенью и пушистым снегом морда, напрягшиеся для прыжка бедра… и лев действительно прыгнул. Он резко толкнулся задними лапами, и вокруг них беззвучно взорвался, заклубился сверкающими искорками снег. Закричав, Холлоранн с силой вывернул руль вправо, одновременно ныряя вниз. По лицу, шее, плечам прошла рябь царапающей боли. Дика выбросило из снегохода. Лыжная маска разодралась сверху донизу. Холлоранн упал, приминая снег, и покатился.
    
Он чувствовал, что зверь приближается, ноздри заполнил запах зеленой листвы падуба. Огромная зеленая лапа обрушилась ему на поясницу, и Холлоранн пролетел по воздуху добрых десять футов, вывернув носки, как тряпичная кукла. У него на глазах оставшийся без водителя снегоход ударился о бордюр и стал на дыбы, ощупывая фарой небо. Потом он с глухим стуком перевернулся и замер.
    
Тут лев прыгнул на Холлоранна. Раздались потрескивание и шелест. Что-то вспороло парку на груди, разрывая ее в клочья. Может статься, твердые прутики — но Холлоранн знал: это когти.
    
— Тебя здесь нет! — пронзительно выкрикнул Холлоранн рычащему льву. — Нет, нет, нет! — Он с трудом поднялся на ноги и успел пройти полдороги к снегоходу, но лев прыгнул и ударил Холлоранна по голове лапой, заканчивающейся иголками. Холлоранн увидел беззвучно взрывающиеся огни.
    
— Нет тебя, — снова выговорил он, но это было лишь замирающее бормотание. Колени Дика подкосились, и он упал в снег. Правая половина лица превратилась в кровавую полосу. Дик пополз. Лев ударил снова и перекатил его на спину, как черепаху. Зверь игриво зарычал.
    
Холлоранн изо всех сил старался добраться до снегохода. Там лежало то, что было ему необходимо. Но лев, разрывая и царапая, снова набросился на него.
   
   
    
     
52. Венди и Джек
    
    
Венди рискнула еще раз бросить взгляд через плечо. Джек был на шестой ступеньке, он льнул к перилам почти так же, как она сама. Он по-прежнему ухмылялся, а медленно сочащаяся изо рта сквозь улыбающиеся губы темная кровь стекала вниз по подбородку. Заметив взгляд Венди, Джек осклабился.
    
— Сейчас я тебе мозги в башку-то вколочу, прямехонько в башку, чтоб тебя. — Он с усилием поднялся еще на одну ступеньку.
    
Пришпоренная паникой, Венди почти перестала замечать боль в боку. Она принялась подтягиваться кверху так быстро, как только могла, невзирая на боль, судорожно цепляясь за перила. Добравшись до площадки, она оглянулась.
    
Джек, казалось, не теряет, а набирает силы. От площадки его отделяли только четыре ступеньки. Правой рукой он подтягивался, а в левой держал молоток и примеривался к расстоянию.
    
— Я тут как тут, прямо за спиной, — словно читая ее мысли, тяжело пропыхтел Джек окровавленными губами, растянутыми в ухмылке. — На пяточки наступаю, стерва. Вот сейчас я тебе покажу.
    
Зажимая рот руками, спотыкаясь, Венди побежала по главному коридору.
    
Дверь одного из номеров распахнулась, и оттуда высунулся мужчина в зеленоватой маске вурдалака.
    
— Классная вечеринка, да? — пронзительно прокричал он ей в лицо и дернул за вощеный шнурок хлопушки. Раздалось гулкое «бэнг!», и Венди окутал дождь из шелковистых лент серпантина. Мужчина в маске вурдалака противно захихикал и снова захлопнул дверь номера. Венди во весь рост растянулась на ковре. Ей показалось, что правый бок взорвался болью, и она принялась отчаянно бороться с чернотой обморока. Сквозь растопыренные пальцы Венди был виден узор ковра, он как бы шевелился, качаясь и сплетаясь, и доносился неясный шум лифта.
    
У нее за спиной с треском опустился молоток. Венди, всхлипывая, кинулась вперед. Оглянувшись, она увидела, что Джек споткнулся, потерял равновесие, но за секунду до того, как рухнуть на ковер, заливая ворс яркой кровью, опустил молоток.
    
Тот попал ей точно между лопаток. Пронзившая Венди боль оказалась столь мучительной, что она могла лишь извиваться, сжимая и разжимая кулаки. У нее внутри что-то хрустнуло — Венди явственно расслышала это, а следующие несколько минут воспринимала окружающее, будто оглохнув и наблюдая за происходящим сквозь туманную пелену тонкой прозрачной ткани.
    
Потом сознание вернулось полностью, а с ним — боль и ужас.
    
Джек попытался подняться, чтобы довести дело до конца.
    
Венди попробовала встать и обнаружила, что это невозможно. Вверх и вниз по спине при каждом усилии пробегало что-то вроде электрических разрядов. Она, извиваясь, поползла по коридору. Джек полз следом, молоток для роке заменял ему не то костыль, не то трость.
    
Она добралась до угла и, уцепившись руками за стену, заползла за него. Ужас Венди рос. Это казалось невозможным, и тем не менее было так. Не видеть Джека, не знать, насколько близко он подобрался, было в сто раз хуже. Подтягивая тело вперед, Венди так цеплялась за ковер, что надергала полные пригоршни ворса. Она доползла до середины короткого коридорчика и только тогда заметила, что дверь спальни распахнута настежь.
    
(Дэнни. О Господи)
    
Она заставила себя встать на колени, потом, хватаясь за стену, поднялась на ноги. Пальцы соскальзывали с шелковистых обоев. Ногти Венди выдирали из них маленькие бумажные ленточки. Как только Джек появился из-за угла в дальнем конце коридора и, опираясь на молоток для роке, устремился вперед, Венди, презрев боль, ковыляющими шагами перетащилась через порог комнаты. Ухватившись за край туалетного столика, она выпрямилась и вцепилась в дверь.
    
Джек кричал на нее:
    
— Не смей закрывать дверь! Будь ты проклята, не смей закрываться!
    
Она с треском захлопнула ее и задвинула засов. Пальцы левой рукой наугад рылись в хламе, валявшемся на столике, сброшенные на пол монетки раскатились во все стороны. В тот самый момент, когда, просвистев в воздухе, молоток саданул по двери так, что та задрожала, Венди схватила связку ключей. Со второго захода ключ вошел в замок. Она повернула его вправо. Щелкнул язычок замка, Джек издал вопль. Молоток осыпал дверь градом гулких ударов, отчего Венди вздрогнула и попятилась. Как Джеку удается это, ведь у него в спине нож? Откуда он черпает силы? Ей хотелось завизжать в запертую дверь: Почему ты жив?
    
Вместо этого она повернулась к ней спиной. Придется им с Дэнни отправиться в примыкающую к спальне ванную и запереться — на случай, если Джек действительно сумеет вломиться в комнату. У нее в голове промелькнула дикая мысль о побеге через шахту лифта для доставки пищи, но Венди отказалась от нее. Дэнни достаточно мал, чтобы пролезть туда, но управлять веревками она не сумеет. Мальчик может слететь вниз и разбиться. Нет, придется в ванную. А если Джек вломится и туда…
    
Но думать об этом она себе не позволила.
    
— Дэнни, милый, ну-ка просыпай…
    
Но кроватка была пуста.
    
Когда мальчик уснул покрепче, она накинула на него простыню и одеяло. Теперь они были отброшены.
    
— Я до тебя доберусь! — выл Джек. — Я до вас обоих доберусь!
    
Каждое слово подкреплялось ударом молотка, но Венди игнорировала и то, и другое. Все ее внимание сосредоточилось на пустой кроватке.
    
— А ну выходи! Открывай эту проклятую дверь!
    
— Дэнни? — прошептала она.
    
Конечно… когда Джек напал на нее, малыш почувствовал это — ведь он всегда чувствовал сильные недобрые эмоции. Возможно, все это даже приснилось ему в кошмаре. Дэнни спрятался.
    
Венди неуклюже упала на колени, перетерпев еще одну волну боли, накатившую от распухшей кровоточащей ноги. Она заглянула под кровать. Ничего — катышки пыли да тапочки Джека.
    
Джек визгливо выкрикнул ее имя, саданул молотком в дверь, и о паркет стукнула отскочившая длинная щепка. От следующего удара дверь отвратительно крякнула, раскалываясь; с таким звуком отлетают лучинки от сухого полена. Сквозь новую дыру в филенке влетел окровавленный молоток — теперь он и сам треснул, справа на головке была вмятина, — затем молоток убрали, а потом вновь обрушили на дверь, отчего по всей комнате разлетелась деревянная шрапнель.
    
Венди, хватаясь за изножье кровати, поднялась на ноги и захромала на другой конец комнаты к шкафу. Сломанные ребра вонзились в нее, заставив застонать.
    
— Дэнни?
    
Венди в неистовстве смахнула в сторону вешалки с одеждой. Кое-что соскользнуло и неизящно спланировало на пол. В шкафу Дэнни не оказалось.
    
Она захромала в сторону ванной и, добравшись до двери, оглянулась. Молоток снова пробил дверь насквозь, расширив брешь, а потом появилась рука — она ощупывала засов. Венди с ужасом поняла, что забыла в замке всю связку ключей Джека.
    
Рука рывком отодвинула засов и тут наткнулась на ключи. Они весело зазвенели. Рука победоносно сжала их.
    
Венди со всхлипом проковыляла в ванную и захлопнула дверь в тот момент, когда в распахнувшуюся настежь дверь спальни ввалился орущий Джек.
    
Она задвинула щеколду и повернула пружинный замок. И отчаянно огляделась. Ванная была пуста. Дэнни не оказалось и здесь. Но, мельком увидев в зеркальце аптечки свое измазанное кровью, перепуганное лицо, Венди обрадовалась. Она всегда считала, что детям не следует присутствовать даже при мелких родительских стычках. Существо же, которое сейчас бесчинствовало в спальне, круша и переворачивая мебель, могло в конце концов обессилеть прежде, чем сумеет отправиться за ее сыном. «Может быть, — подумала Венди, — я могу навредить этой твари еще сильнее… может, убить ее».
    
Она быстро скользнула взглядом по гладким фарфоровым поверхностям ванны, отыскивая то, что могло бы послужить оружием. Кусок мыла… но, даже если завернуть его в полотенце, им вряд ли убьешь, подумала она. Все прочее было привинчено к полу. Господи, неужели она ничего не может сделать?
    
За дверью под аккомпанемент непрекращающихся животных звуков разрушения Джек хрипло выкрикивал, что «они свое получат», «заплатят за то, что с ним сделали». Он «покажет, кто тут хозяин». Они оба «никчемные щенки».
    
С глухим стуком перевернулся проигрыватель. Гулко разлетелся кинескоп подержанного телевизора. Зазвенело оконное стекло. Под дверь ванной потянуло холодным сквозняком. Ровный глухой удар — со сдвинутых вместе кроватей, где они спали бок о бок, сорвали матрасы. Джек безостановочно лупил по стенам молотком — бум, бум, бум.
    
Однако в завывающем, невнятно бормочущем, раздраженном и обиженном голосе не было ничего от настоящего Джека. Голос то скулил, полный жалости к себе, то поднимался в страшном, трагическом вопле. Это напоминало Венди крики, которые иногда начинались в гериатрическом отделении больницы, где она подрабатывала летом, оканчивая школу, и у нее мороз пошел по коже. Старческое слабоумие. Джека больше не было. Она слышала безумный, неистовый голос самого «Оверлука».
    
Молоток с треском влепился в дверь ванной, выбив большой кусок тонкой филенки. На Венди уставилась половина сосредоточенного безумного лица. Рот, щеки, горло покрывала кровавая пена. Единственный глаз, видневшийся в дыре, был крошечным, как у поросенка, и поблескивал.
    
— А бежать-то тут некуда, шлюха, — тяжело пропыхтело это существо растянутыми в ухмылке губами. Молоток снова опустился, щепки брызнули в ванну и в зеркало на дверце аптечки…
    
(!!!Аптечка!!!)
    
Венди, заскулив в отчаянии, забыла на время про боль, обернулась и распахнула дверцу аптечки. Она принялась рыться в содержимом шкафчика, позади хриплый голос орал:
    
— Иду, иду! Вот я иду, свинья!
    
Существо уничтожало дверь, словно взбесившийся автомат.
    
Пальцы Венди в сумасшедшем темпе перебирали баночки и бутылочки — сироп от кашля, вазелин, шампунь на травяной эссенции «Клэрол», перекись водорода, бензокаин… те падали в раковину, разлетаясь вдребезги.
    
В тот самый миг, когда Венди услышала, как рука Джека снова зашарила в поисках замка и щеколды, ее пальцы сжали коробочку с опасными лезвиями.
    
Хрипло, часто дыша, Венди вынула бритву. Она порезала кончик большого пальца. Круто повернувшись назад, она вспорола руку, которая уже открыла замок и теперь нащупывала щеколду.
    
Джек закричал и отдернул руку.
    
Тяжело дыша, зажав лезвие большим и указательным пальцами, Венди ждала, чтобы Джек сделал еще одну попытку. Дождавшись, она полоснула еще раз. Джек с криком попробовал ухватить ее за руку, и она ответила очередным ударом. Бритва повернулась в пальцах, снова порезав Венди, и упала на кафельный пол возле унитаза.
    
Она вытащила из коробочки следующую и стала ждать.
    
Движение в комнате за стеной…
    
(?? уходит??)
    
и долетевший через окно спальни шум. Мотор. Тонкое жужжание, будто летит крупное насекомое. Джек яростно взревел, а потом — да, да, Венди была в этом уверена, — расчищая себе дорогу среди обломков, пошел прочь из квартиры смотрителя в коридор.
    
(??Кто-то едет спасатель Дик Холлоранн?)
    
— О Боже! — судорожно пробормотала она. Рот словно забился щепками и лежалыми опилками. — О Боже, пожалуйста!
    
Теперь надо было уходить, надо было отправляться на поиски сына, чтобы остаток кошмара они смогли встретить плечом к плечу. Венди потянулась и нащупала щеколду. Рука, казалось, преодолела не одну милю. Наконец Венди отодвинула задвижку. Толкнув дверь, Венди вышла, пошатываясь, и вдруг исполнилась ужасной уверенности: Джек только притворился, что уходит, а сам залег, поджидая ее.
    
Она огляделась. В спальне пусто, в гостиной тоже. Повсюду — перевернутые, разломанные вещи.
    
В шкафу? Пусто.
    
Потом Венди окутали мягкие серые тени, и она в полуобмороке упала на матрас, который Джек стащил с кровати.
   
   
    
     
53. Опрокинутый Холлоранн
    
    
Холлоранн добрался до перевернутого снегохода в тот момент, когда за полторы мили от него Венди втащилась за угол в ведущий к их комнатам короткий коридорчик.
    
Дику нужен был не снегоход, а прикрепленная к нему сзади двумя эластичными веревками канистра с бензином. Пальцы в синих перчатках Говарда Коттрелла ухватились за верхнюю веревку и отвязали ее, и тут позади зарычал древесный лев — похоже, звук раздавался не столько снаружи, сколько в голове Дика. По левой ноге что-то сильно шлепнуло — ни дать ни взять ветка ежевики, — и колено заныло от боли: создавая суставы, Господь не рассчитывал на то, что их будут сгибать под таким углом, под каким сейчас вывернулась нога Дика. У Холлоранна сквозь сжатые зубы вырвался стон. Теперь льву в любой момент может надоесть игра, и он нападет, чтобы убить.
    
Он ощупал вторую завязку. В глаза затекала липкая кровь.
    
(Рычание! Шлепок!)
    
Он пришелся по ягодицам, чуть было не опрокинув Дика и не оттащив его назад, от снегохода. Дик из кожи вон лез, чтоб удержаться — без преувеличения. Потом он отвязал вторую веревку. Он прижал к себе канистру с бензином, и тут лев нанес очередной удар, перекатив Дика на спину. Холлоранн снова увидел зверя — в темноте, под падающим снегом, тот казался просто кошмарной тенью, вроде ожившей химеры. Когда шевелящийся силуэт подкрался, взметая лапами облачка снега, Холлоранн уже отвинчивал колпачок с канистры. Лев опять подался вперед, колпачок отвернулся, едко запахло бензином.
    
Холлоранн стал на колени и, когда тень оказалась рядом, невероятно быстро плеснул на нее горючим.
    
Шипение, фырканье — и тень отпрянула.
    
— Бензин! — закричал Холлоранн ломким, пронзительным голосом. — Щас я тебя спалю, детка! Погоди, щас просечешь!
    
Лев, не переставая сердито фыркать, приблизился снова. Холлоранн плеснул еще, но на сей раз зверь не сдался. Он атаковал. Дик скорее почувствовал, чем увидел, как к его лицу наискосок приближается морда зверя, и рванулся назад; отчасти ему удалось увернуться. Однако львиная лапа вскользь задела верхнюю часть груди, и там вспыхнула боль. По руке и пальцам потек смертельно холодный бензин — он, булькая, лился из канистры, которую Холлоранн так и не выпустил из рук. Теперь Дик лежал на снежном откосе справа от снегохода, до которого было шагов десять. Слева шипел, напоминая о своем присутствии, здоровенный лев. Он опять наступал. Холлоранн подумал, что видит, как ходит из стороны в сторону хвост.
    
Дик зубами сорвал с правой руки перчатку Коттрелла, ощутив вкус мокрой шерсти и бензина. Задрав полу парки, он сунул руку в карман штанов — там, в глубине, вместе с ключами и мелочью лежала старая, здорово потрепанная зажигалка «Зиппо». Он купил ее в пятьдесят четвертом в Германии. Один раз петелька сломалась, и Дик вернул зажигалку на зипповский завод, так там ее починили задаром, прямо как в рекламе. За какую-то долю секунды в сознании Холлоранна потоком из кошмара пронеслось:
    
(Милый Зиппо крокодил зажигалку проглотил его в Тихий океан обронил аэроплан заблудился самолет в меня немец пулю шлет я в окоп нырнуть успел и в сраженье уцелел милый Зиппо мне сдается эта дрянь не заведется так что мне каюк придет лев башку мне оторвет)
    
Зажигалка не срабатывала. Дик со щелчком вернул колпачок на место. Лев ринулся на него, рычание напоминало треск рвущегося полотна. Палец Холлоранна чиркнул колесиком зажигалки. Искра. Пламя.
    
(моя рука)
    
Пропитавшаяся бензином рука Дика вдруг запылала, огненные языки побежали вверх по рукаву парки, не больно, пока не больно; лев отпрянул от внезапно вспыхнувшего у него под носом факела, чудовищная колеблющаяся статуя из живого дерева с глазами и пастью отпрянула — слишком поздно.
    
Морщась от боли, Холлоранн ткнул пылающей рукой в жесткий колючий бок.
    
В мгновение ока огонь охватил тварь с головы до хвоста, превратив в извивающийся на снегу погребальный костер. Зигзагами удаляясь от Холлоранна, это существо словно бы ловило собственный хвост, громко воя от боли и ярости.
    
Дик воткнул руку глубоко в снег, сбивая языки пламени. Предсмертная агония льва на миг приковала к себе его взгляд. Потом он поднялся на ноги, хватая ртом воздух. Рукав парки Дэркина был вымазан сажей, но не обгорел, как и рука Дика. Тридцатью ярдами ниже того места, где стоял Холлоранн, лев превратился в огненный шар. В небо летели искры, их подхватывал и уносил обозленный ветер. На миг оранжевое пламя обрисовало ребра и череп зверя, а потом все это словно бы сжалось, разъединилось и рухнуло, распавшись на отдельные горящие кучки.
    
(Наплевать. Давай двигай)
    
Он подобрал канистру и с трудом пошел к снегоходу. Сознание то ненадолго гасло, то вспыхивало опять, показывая ему кусочки и обрывки видеофильма, но ни разу — целостную картину. В один из таких моментов Дик понял, что вытащил снегоход на прежнюю колею и сидит на нем, переводя дух, не способный стронуться с места еще несколько секунд. В другой раз он заново закреплял канистру, в которой уцелела половина содержимого. В голове ужасно стучало — виной этому были пары бензина (и, подумал Холлоранн, реакция на схватку со львом), а по дымящейся выемке неподалеку Дик понял, что его вырвало, — но вот когда, припомнить не сумел.
    
Снегоход, мотор которого еще не остыл, завелся сразу. Дик дрожащими пальцами повернул рукоять и рывками двинулся вперед, рискуя сломать себе шею, отчего голова разболелась еще свирепее. Сперва снегоход водило из стороны в сторону, как будто за рулем сидел пьяный, но Дик, приподнявшись так, чтобы лицо оказалось выше ветрового стекла, подставил его резкому, колючему ветру. Это мало-помалу вывело Холлоранна из ступора. Он прибавил газу.
    
(А где остальные кусты?)
    
Этого он не знал, но по крайней мере снова его врасплох не застанут.
    
Перед ним выросла громада «Оверлука». Освещенные окна второго этажа отбрасывали на снег длинные желтые прямоугольники. Ворота, ведущие на подъездную дорогу, были на замке. Холлоранн неуверенно огляделся и спешился, молясь, чтобы ключи оказались в кармане, чтоб не вывалились, когда он вытаскивал зажигалку… нет, вот они. В ярком свете фары снегохода он перебрал их, нашел нужный ключ и открыл висячий замок, уронив его в снег. Сперва Дику показалось, что в ворота все равно не проехать. Обезумев, он принялся разгребать снег возле них руками, не обращая внимания на мучительные толчки боли в голове и страх, что один из оставшихся львов, может быть, подползает сзади. Сумев оттянуть створку ворот на полтора фута, он протиснулся в щель и поднажал. Ворота нехотя подвинулись еще не пару футов, освободив достаточно места для снегохода, и Дик провел его на дорогу.
    
Тут он понял, что впереди, в темноте, что-то шевелится. Звери — вся живая изгородь — собрались в кучу у ступеней «Оверлука», охраняя вход и выход. Львы стлались по земле. Собака поставила на нижнюю ступеньку передние лапы.
    
Холлоранн оттянул рукоять, и снегоход прыгнул вперед, взбивая позади себя снег. В квартире смотрителя, услышав высокое, похожее на осиное, жужжание мотора, Джек Торранс вздернул голову и вдруг деловито направился обратно в коридор. Плевать на эту стерву. Она может подождать. Теперь очередь грязного ниггера. Грязного, сующего нос не в свое дело ниггера, который лезет куда не просят. Сперва ниггер, потом сын. Он им покажет. Он им покажет… что… что он — один из правящей верхушки.
    
Снегоход за стенами отеля все быстрее мчался по дороге. «Оверлук», казалось, стремительно несся навстречу. В лицо Холлоранну летел снег. Бегущий впереди свет фары выхватил из темноты морду овчарки, ее пустые глазницы, лишенные глаз.
    
Потом собака отпрянула, оставив брешь. Напрягая остаток сил, Холлоранн дернул рычаг скорости, и снегоход, брыкаясь, взметая тучи снега, угрожая перевернуться вверх дном, описал крутую дугу. Багажник ударился о нижние ступени крыльца и срикошетил. Холлоранн молниеносно оказался на снегу и помчался вверх по ступеням. Он споткнулся, упал, поднялся. Совсем близко за спиной (опять у Дика в голове) раздалось собачье рычание. Плечо парки что-то вспороло, а потом Холлоранн оказался на крыльце, в безопасности, он стоял в узком проходе, который Джек расчистил в сугробах. Звери были слишком крупными, чтобы пролезть сюда.
    
Дик добрался до большой двустворчатой двери, которая вела в вестибюль, и опять полез за ключами. Вытаскивая их, он надавил на ручку, и та свободно повернулась. Он толкнул дверь и вошел.
    
— Дэнни! — хрипло крикнул он. — Дэнни, где ты?
    
Ответом была тишина.
    
Дик обшарил глазами вестибюль, добрался до подножия широкой лестницы, и у него вырвалось хриплое «ах!». Перемазанный, залитый кровью ковер. Клочок розового махрового халата. Вверх по лестнице вел кровавый след. Перила тоже были в крови.
    
— Господи Иисусе, — пробормотал он и снова повысил голос: — Дэнни! ДЭННИ!
    
Царящая в отеле тишина казалась издевательской, она дразнила эхом, которое жило здесь испокон века — скрытое, но неизбывное.
    
(Дэнни? Кто это Дэнни? Знает тут кто-нибудь какого-нибудь Дэнни? Дэнни, Дэнни, у кого Дэнни? Кто будет играть в «покрути Дэнни»? В «накрути Дэнни хвост»? Катись отсюда, черный. Тут никто сроду не знал никакого Дэнни)
    
Иисусе, что же, он прошел через все это, чтобы опоздать?
    
Неужели все уже кончено?
    
Прыгая через две ступеньки, Дик взбежал по лестнице и остановился на площадке второго этажа. Кровавый след тянулся до квартиры смотрителя. Холлоранн шагал по короткому коридорчику, а ужас растекался по его жилам, тихонько подбираясь к рассудку. Звери живой изгороди — плохо, но вот это было много хуже. В душе Дик уже не сомневался, что обнаружит, когда дойдет до комнаты.
    
Увидеть это он не торопился.
    
Пока Холлоранн поднимался по лестнице, Джек прятался в лифте и теперь подкрадывался к фигуре в парке с заснеженным капюшоном со спины — улыбающийся призрак, вымазанный свежей и запекшейся кровью. Молоток для роке взлетел так высоко, как только позволила раздирающая, сильная
    
(??что, сука, заколола меня… не могу вспомнить??)
    
боль в спине.
    
— Ну, черномазый, — шептал Джек. — Я тебя отучу совать нос в чужие дела.
    
Услышав шепот, Холлоранн начал поворачиваться, пригибаться, но молоток для роке со свистом опустился. Капюшон парки недостаточно смягчил удар. В голове у Холлоранна взорвалась шутиха, оставив шлейф звездочек… а потом все исчезло.
    
Он покачнулся, прислонился к шелковистым обоям, и Джек ударил снова — на этот раз молоток скользнул вбок, раздробив Холлоранну скулу и почти все зубы с левой стороны. Тот безвольно опустился на пол.
    
— Ну вот, — прошептал Джек. — Ну вот, клянусь Богом.
    
Где же Дэнни? У него дело к сыну, который лазает туда, куда посторонним вход воспрещен.
    
    
Тремя минутами позже на полном теней четвертом этаже с лязгом открылась дверь лифта. Джек Торранс был один. Кабина остановилась на полпути к дверному проему, и, чтобы выбраться на этаж, Джеку пришлось подтянуться. Он извивался от боли. За собой Джек тащил сплющенный молоток для роке. Снаружи под карнизами выл и ревел ветер. Глаза Джека вращались в глазницах. В волосах кровь мешалась с конфетти.
    
Его сын был здесь, наверху. Где-то здесь. Джек чуял это. Предоставленный самому себе, мальчишка мог творить что угодно: выводить мелками каракули на дорогих шелковистых обоях, портить мебель, бить окна. Парень оказался врунишкой, мошенником, и его следовало наказать… сурово наказать.
    
Джек Торранс с трудом поднялся.
    
— Дэнни? — позвал он. — Дэнни, поди сюда на минутку. Ты кое-что натворил, так я хочу, чтобы ты пришел получить по заслугам. Как мужчина. Дэнни? Дэнни?
   
   
    
     
54. Тони
    
    
(Дэнни…)
    
(Дэнннииии…)
    
Темнота и коридоры. Он блуждал по темным коридорам, которые напоминали те, что пролегли в отеле «Оверлук», и все же неуловимо отличались от них. Оклеенные шелковистыми обоями стены уходили в такую высь, что, даже вытянув шею, Дэнни не удавалось разглядеть потолок — тот тонул в полумраке. В сумрак же поднимались и запертые двери. На каждой, пониже глазка (в этих гигантских дверях глазки были размером с ружейный прицел), был привинчен крошечный череп со скрещенными костями.
    
И откуда-то звал Тони.
    
(Дэннниии…)
    
Раздались глухой стук, хорошо знакомый мальчику, и хриплые, ослабленные расстоянием крики. Всех слов разобрать он не мог, но теперь текст был уже известен. Дэнни слышал его раньше — и во сне, и наяву.
    
Он остановился — малыш, всего три года назад выбравшийся из пеленок, — и попытался определить, где оказался, где мог оказаться. Мальчик боялся — но жить эта боязнь не мешала. Последние два месяца его ни на минуту не покидал страх, сила которого менялась от постоянного беспокойства до откровенного, не дающего думать ужаса. Сегодняшний же страх жить не мешал. Но Дэнни хотелось узнать, почему появился Тони, почему звал его по имени в коридоре, который не был ни частью реального мира, ни частью страны видений, где Тони иногда показывал Дэнни разные вещи. Да что же это, где…
    
— Дэнни.
    
Далеко-далеко в огромном коридоре темная фигурка Тони — почти такая же крошечная, как сам Дэнни.
    
— Где я? — тихо обратился он к Тони.
    
— Спишь, — ответил тот. — Спишь в спальне папы и мамы.
    
В голосе Тони звучала печаль.
    
— Дэнни, — сказал он. — Твоей маме сделают очень больно. Может быть, убьют. Мистера Холлоранна тоже.
    
— Нет!
    
Дэнни выкрикнул это, сдерживая горечь и ужас, которые, казалось, источало мрачное призрачное окружение. Однако в сознании возникли образы смерти: распластанная по автостраде лягушка — странный отпечаток; сломанные папины часы, лежащие наверху и предназначенные на выброс коробки с мусором; могильные плиты, под каждой из которых лежит покойник; мертвая сойка возле телеграфного столба; холодные объедки, которые мама отскребала с тарелок, скидывая в темную пасть мусорного ведра.
    
И все-таки мальчик не мог уравнять эти простые символы с движущейся сложной реальностью своей матери — она олицетворяла его детское представление о вечности. Она уже была на свете, когда Дэнни еще не появился, и будет существовать, когда он снова канет в небытие. Возможность собственной смерти Дэнни мог принять — он уже столкнулся с этим, когда попал в двести семнадцатый.
    
Но не мамину смерть.
    
Не папину.
    
Никогда.
    
Он начал бороться, и темный коридор заколыхался. Силуэт Тони сделался призрачным, неясным.
    
— Не надо! — кричал Тони. — Не надо, Дэнни, не делай этого!
    
— Она не умрет! Нет!
    
— Тогда ты должен помочь ей, Дэнни… сейчас ты глубоко в собственном сознании. Там, где я. Я — часть тебя, Дэнни.
    
— Ты — Тони. Ты — не я. Хочу к мамочке… к мамочке…
    
— Я не приводил тебя сюда, Дэнни. Ты сам пришел. Потому что знал.
    
— Нет…
    
— Ты всегда знал, — продолжил Тони, начиная подходить поближе. В первый раз Тони начал приближаться к нему. — Ты — глубоко внутри себя, там, куда не проникает ничто. Мы здесь одни, Дэнни, ненадолго. Это «Оверлук», куда никому нет ходу, никогда. Здесь не идут ни одни часы. К ним не подходит ни один ключ, и их никогда не завести. Двери никогда не открывались, а в комнатах никогда никто не жил. Но долго оставаться тут ты не можешь. Потому что оно идет.
    
— Оно… — испуганно прошептал Дэнни. Стоило ему выговорить это, как неравномерный глухой стук сделался словно бы громче, приблизился. Ужас мальчика, всего минуту назад холодный и сдержанный, стал стремительно нарастать. Теперь можно было разобрать слова. Хриплое настырное бормотание было только грубой подделкой под папин голос, это шел не папа. Теперь Дэнни понял это. Он знал.
    
(Ты сам пришел. Потому что знал.)
    
— Ой, Тони, неужели это папа? — закричал Дэнни. — Папа идет за мной?
    
Тони не ответил. Но ответ и не требовался. Дэнни знал. Здесь годами тянулся бесконечный, похожий на кошмар бал-маскарад. Мало-помалу нарастала сила — тайная и негласная, как интерес к банковскому счету. Сила, присутствие, форма — все это были лишь слова, ни одно из них не имело значения. Под множеством масок скрывалось одно существо. Теперь же оно где-то искало Дэнни. Оно пряталось за папиным лицом, оно подражало папиному голосу, оно оделось в папину одежду.
    
Но это был не папа.
    
Это был не папа.
    
— Я должен им помочь! — выкрикнул мальчик.
    
И тут Тони оказался прямо перед ним, глядеть на него было все равно, что глядеть на самого себя, десятилетнего, отраженного в волшебном зеркале: широко расставленные, очень темные глаза, твердый подбородок, красиво вылепленный рот. Светлые, как у матери, волосы, однако черты лица повторяли отцовские, словно Тони — словно Дэниел Энтони Торранс, которым он станет в один прекрасный день, — был остановкой на полпути от отца к сыну, призраком обоих сразу, их сплавом.
    
— Ты должен постараться помочь, — сказал Тони. — Но твой отец… теперь он на стороне отеля, Дэнни. Его тянет туда. Ты тоже нужен отелю, потому что он очень жадный.
    
Тони прошел мимо него в тень.
    
— Погоди! — крикнул Дэнни. — Я… что я могу…
    
— Теперь он уже близко, — сказал Тони, не останавливаясь. — Тебе нужно бежать… прятаться… держаться от него подальше. Держись подальше.
    
— Тони, я не могу!
    
— Но ты уже начал, — сказал Тони. — Ты вспомнишь, о чем забыл твой отец.
    
И исчез.
    
Где-то совсем близко раздался холодно увещевающий голос отца:
    
— Дэнни? Можешь выходить, док. Чуток нашлепаю, вот и все. Ну же, будь мужчиной, и дело с концом. Она не нужна нам, док. Только ты да я, идет? Когда с этой небольшой… трепкой будет покончено, останемся только мы — ты да я.
    
Дэнни побежал.
    
Существо у него за спиной скинуло маску притворного здравомыслия и показало свой истинный норов:
    
— Иди сюда, ублюдок маленький! Сейчас же!
    
Прочь по длинному коридору, тяжело дыша, хватая ртом воздух. За угол. Вверх по пролету лестницы. Мальчик бежал, а стены, которые возносились так высоко вверх, были такими далекими, поехали вниз; на неясном пятне ковра под ногами проступило знакомое извилистое сплетение вытканных синих и черных линий; двери опять оказались пронумерованными, за ними шли нескончаемые вечеринки, где толпились целые поколения гостей. Воздух вокруг как будто мерцал, эхо вновь и вновь подхватывало удары молотка по стенам. Дэнни словно бы прорывался сквозь тонкую оболочку из утробы сна на ковер, застилающий пол четвертого этажа у дверей президентского люкса; рядом окровавленной грудой лежали тела двух мужчин, одетых в костюмы и узкие галстуки. Пистолетные выстрелы давным-давно лишили их жизни, а теперь они зашевелились перед Дэнни и поднялись на ноги.
    
Мальчик набрал воздуху, чтобы закричать, но промолчал.
    
(!!!не настоящие лица!! не настоящие!!!)
    
Под его взглядом мужчины выцвели, как старые фотографии, и исчезли.
    
Однако внизу молоток безостановочно лупил по стенам, слабые звуки ударов плыли вверх по шахте лифта и лестничной клетке. Управляющая всем сила «Оверлука» в облике отца Дэнни бродила по второму этажу.
    
За спиной мальчика с тоненьким скрипом раскрылась дверь.
    
В коридор высунулся разложившийся труп женщины в сгнившем шелковом платье; пожелтевшие, теряющие плоть пальцы украшали серо-зеленые кольца. По лицу медленно ползали жирные осы.
    
— Заходи, — прошептала она Дэнни, усмехаясь почерневшими губами. — Заходи, станцуем таааанго…
    
— Не настоящее лицо! — прошипел он. — Не настоящее!
    
Она встревоженно попятилась от него и, пока отступала, растаяла и исчезла.
    
— Где ты? — пронзительно кричало существо, но голос по-прежнему раздавался только в голове у мальчика. Он продолжал слышать, как существо, нацепившее личину Джека, бродит по второму этажу… и еще что-то.
    
Высокий воющий звук приближающегося мотора.
    
Тихонько ахнув, Дэнни затаил дыхание. Что это, очередная маска отеля, новая иллюзия? Или это Дик? Ему хотелось — отчаянно хотелось — верить, что это по-настоящему. Что это в самом деле Дик, но мальчик не смел так рисковать.
    
Он отступил по главному коридору и свернул в боковой проход, шаги шелестели по ворсу ковра. Как и во сне, на Дэнни хмуро смотрели запертые двери, только сейчас он был в реальном мире, где игры доигрывались до конца.
    
Он свернул направо и попал в тупик, сердце сильно колотилось в груди. По ногам тянуло жаром. Конечно, из печных заслонок. Должно быть, сегодня — день, когда папа прогревает западное крыло и
    
(Ты вспомнишь, что забыл твой отец.)
    
Что же? Еще чуть-чуть, и он сообразит. Что-нибудь, что может спасти их с мамой? Но Тони сказал, что спасать придется ему самому. Так что же это?
    
Он опустился на пол под стену, отчаянно пытаясь думать. Думать было трудно… отель все время пробовал пролезть к нему в голову… Дэнни виделась темная бесформенная фигура, размахивающая из стороны в сторону молотком, обдирающая обои… выбивающая облачка известковой пыли…
    
— Помоги, — пробормотал он. — Тони, помоги.
    
И вдруг осознал, что в отеле воцарилась мертвая тишина. Вой мотора прекратился.
    
(наверное, он был невсамделишный)
    
прекратилось шумное веселье, и только ветер безостановочно выл и свистел.
    
Внезапно ожив, загудел лифт.
    
Он поднимался. И Дэнни знал, кто — что — в нем ехало.
    
Он мигом вскочил на ноги, уставясь перед собой невидящими глазами. Сердце сжала паника. Почему Тони послал его на четвертый этаж? Здесь он в ловушке. Все двери заперты.
    
Чердак!
    
Дэнни знал, что в отеле есть чердак. Он приходил туда с папой в тот день, когда папа расставлял крысоловки. Но из-за крыс папа не позволил Дэнни подняться наверх вместе с ним — боялся, как бы Дэнни не покусали. И люк на чердак открывался в потолке короткого коридорчика — последнего в этом крыле. К стене была прислонена длинная палка. Этим шестом папа толкнул крышку люка, и та открылась. Когда она пошла вверх, заскрежетали противовесы и спустилась лесенка. Если б можно было забраться туда и втянуть лестницу за собой…
    
Где-то в лабиринте коридоров за спиной мальчика остановился лифт. С металлическим дребезжанием стукнула раскрытая дверь. И голос — уже не в сознании малыша, а наяву, ужасающе реальный, — позвал:
    
— Дэнни? Дэнни, поди сюда на минуточку, а? Ты тут кой-что натворил, и я хочу, чтобы ты пришел и получил по заслугам. Будь мужчиной. Дэнни? Дэнни?
    
Послушание настолько крепко въелось в Дэнни, что он, как робот, действительно сделал два шага на голос и только потом остановился. Пальчики сжались в кулаки.
    
(Не настоящий! Фальшивое лицо, я знаю, кто ты! Снимай маску!)
    
— Дэнни! — взревело существо. — Иди сюда, щенок! Поди сюда, получи свое, будь мужчиной!)
    
Громкое гулкое «бум!» — это молоток ударил в стену. Когда голос вновь проревел его имя, то звучал уже в другом месте. Ближе.
    
Охота начиналась в реальном мире.
    
Дэнни побежал. Бесшумно касаясь ногами толстого ковра, он бежал мимо закрытых дверей, мимо шелковистых узорчатых обоев, мимо привинченного к стене у поворота огнетушителя. Мальчик помедлил, потом нырнул в последний коридорчик. В конце коридорчика оказалась только дверь, закрытая на засов. Бежать было некуда.
    
Но шест оказался на месте — он стоял там, где папа оставил его, прислонив к стене.
    
Дэнни схватил шест, вытянул шею и пристально взглянул на люк. Шест заканчивался крючком, которым надо было подцеплять кольцо, ввинченное в крышку люка. Надо было…
    
С крышки люка свисал новехонький йельский амбарный замок. Замок, который Джек Торранс повесил после того, как расставил ловушки, — просто на случай, если сыну в один прекрасный день взбредет в голову залезть туда на разведку.
    
Заперто. Дэнни обуял ужас.
    
Существо за его спиной приближалось. Пошатываясь, спотыкаясь, оно миновало президентский люкс. Молоток, злобно свистя, рассекал воздух.
    
Дэнни привалился спиной к последней запертой двери и стал ждать.
   
   
    
     
55. То, о чем забыли
    
    
Венди понемножку приходила в себя, серая пелена утекала прочь, сменяясь болью: спина, нога, бок… она подумала, что не в силах двинуться с места. Болели даже пальцы, сперва Венди не понимала почему.
    
(Бритва, вот почему)
    
Светлые волосы Венди, спутанные и влажные, свисали на глаза. Она откинула их прочь и тут же застонала: сломанные ребра словно впивались в тело изнутри. Она разглядела сине-белое пространство матраса, запятнанное кровью. Ее кровью, а может, кровью Джека. Не важно — все равно кровь еще не засохла, значит, отключилась Венди ненадолго. Это имело значение, потому что…
    
(??Почему??)
    
Потому что…
    
Сперва Венди вспомнила жужжание мотора. Секунду она тупо сосредоточивалась на нем, а потом головокружительной, тошнотворной волной вернулась память, заставив вспомнить все сразу.
    
Холлоранн. Это, должно быть, Холлоранн. А то с чего бы Джек ушел так внезапно, не закончив… не прикончив ее!
    
Потому что время праздности для него миновало. Джеку надо было быстро разыскать Дэнни и… и сделать свое дело. Прежде, чем Холлоранн сумеет положить этому конец.
    
А может, все уже кончено?
    
Венди слышала вой поднимающегося лифта.
    
(О Господи, пожалуйста, нет, кровь, кровь еще свежая)
    
Каким-то образом она нашла силы подняться и, шатаясь, пройти через спальню и развалины гостиной к закрытой двери. Толкнув ее, Венди вышла в коридор.
    
— Дэнни! — закричала она, морщась от боли в груди. — Мистер Холлоранн! Есть тут кто-нибудь? Кто-нибудь?
    
Лифт ожил в очередной раз и снова остановился. Она услышала металлический лязг распахнутой рывком дверцы, а потом ей послышались какие-то слова. Может быть, она придумала это. Из-за слишком громкого ветра трудно было сказать наверняка.
    
Опираясь о стену, Венди добралась до конца короткого коридорчика. Она совсем уже собралась свернуть за угол, когда вниз по лестничным пролетам и шахте лифта поплыл крик, заставивший ее остолбенеть:
    
— Дэнни! Выходи, щенок! Выходи и получи свое! Будь мужчиной!
    
Джек. На третьем или четвертом этаже. Ищет Дэнни.
    
Она свернула за угол, споткнулась, чуть не упала. У нее перехватило дыхание. Примерно в четверти пути от лестницы что-то
    
(кто-то?)
    
лежало под стеной бесформенной грудой. Венди пошла быстрее, морщась всякий раз, когда приходилось ступать на поврежденную ногу. Она разглядела, что это мужчина, а, подтащившись поближе, поняла, что означало жужжание мотора.