1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 
– Я  возражаю против этого метода допроса, – вмешался обвинитель. – Нам вовсе неинтересно  знакомиться с подозрениями обвиняемого. Мне кажется, что с нас хватит, если мы  выслушаем его «правдоподобную» историю.    

– Пусть  он продолжает свой рассказ, – распорядился судья, зажигая новую сигару.    

– Расскажите,  как вы сами действовали, – попросил защитник. – Что вы предприняли после того,  как сделали эти открытия?    

– Потрясенный  всем, что мне пришлось увидеть, я сначала сам не знал, что мне делать.    

Я был  убежден, что юноша убит именно тем выстрелом, который я слышал. Но кто же это  стрелял? Конечно, не индейцы, в этом я не сомневался.    

Я  подумал о бандитах, но это казалось столь же неправдоподобным. Серапэ работы  индейцев навахо стоит не менее ста долларов. Они бы, конечно, взяли его. Да и  вообще ни одна вещь не была снята, даже золотые часы остались в кармане. Явно,  что это была месть.    

Стал  вспоминать, не слыхал ли я о какой-нибудь ссоре, связанной с именем юного Пойндекстера.  Но мне ничего не пришло на ум. Да и, кроме того, зачем нужно было отрубать  голову? Это больше всего поразило меня и привело в ужас.    

Не  будучи в состоянии разобраться в этом страшном, загадочном преступлении, я стал  думать, как же мне поступить с трупом.    

Оставаться  около него не имело смысла. Похоронить на месте тоже казалось недопустимым.  Тогда я решил поехать обратно в форт и попросить кого-нибудь помочь мне  перевезти покойника в Каса-дель-Корво.    

Но если  бы я оставил его в лесу, койоты и коршуны могли бы обнаружить труп и, конечно,  растерзали бы прежде, чем я успел вернуться. Как ни было изувечено тело юноши,  я не мог допустить, чтобы его изуродовали еще больше. Я подумал о его близких,  для которых это горе и так будет слишком тяжелым…    

 Глава XCIV

  ТАЙНА ОТКРЫВАЕТСЯ    

     

Обвиняемый  замолчал. Никто не торопит его и не задает вопросов.    

Все  чувствуют, что наступил момент, когда тайна будет открыта.    

Судья,  присяжные, весь собравшийся народ – все слушают, затаив дыхание и не сводя глаз  с обвиняемого.    

В тишине  опять раздается голос Мориса Джеральда:    

– Потом  мне пришла в голову другая мысль: завернуть труп в серапэ, которое все еще  оставалось на нем, а сверху прикрыть его моим плащом. Я надеялся этим способом  уберечь его от хищников до момента своего возвращения.    

Я уже  снял с себя плащ, но тут у меня созрел новый план, как мне показалось – более разумный:  вместо того чтобы возвращаться одному в форт, я решил, что надо взять с собой и  тело покойного юноши.    

С этим  намерением я привел своего коня и уже собрался было поднять на него труп, как  вдруг заметил неподалеку лошадь Генри Пойндекстера. Животное спокойно паслось,  словно ничего не произошло; поводья волочились по земле, и мне нетрудно было  его поймать. Труднее было заставить лошадь стоять спокойно, особенно когда я ее  подвел к трупу хозяина.    

Мне  удалось поднять тело юноши на лошадь, но удержать его в устойчивом положении я  никак не мог – труп был одеревеневший и все время соскальзывал. После  нескольких неудачных попыток я увидел, что это ни к чему не приведет.    

Тут мне  пришла в голову еще одна мысль. Мне как-то пришлось читать, что в степях Южной  Америки индейцы перевозят трупы своих товарищей, усадив покойника верхом на  лошадь и привязав его тело к седлу. Почему бы и мне не поступить так же с  трупом Генри Пойндекстера?    

Я сделал  сначала попытку усадить покойника на его собственную лошадь, но седло оказалось  недостаточно глубоким. У меня опять ничего не вышло. Оставалась еще одна  возможность: надо было обменяться лошадьми. Я знал, что мой конь не будет  сопротивляться; кроме того, мексиканское седло с его глубоким сиденьем должно  прекрасно подойти для этой цели.    

Вскоре  мне удалось усадить покойника и вставить его ноги в стремена. После этого я отрезал  кусок лассо и привязал труп к седлу. Теперь он никак не мог упасть.    

Оставалось  придумать, как поступить с головой. Я поднял ее с земли и попробовал снять  шляпу. Это оказалось совершенно невозможным: голова очень сильно распухла, и  сомбреро туго сидело на ней. Убедившись, что шляпа не может соскочить, я  продернул кусок веревки сквозь ее пряжку и таким образом привесил голову к луке  седла. На этом кончились мои приготовления.    

Не теряя  времени, я вскочил на лошадь Генри Пойндекстера; гнедой же покорно последовал  за мной. Так мы отправились по направлению к сеттльменту. Не прошло и пяти  минут, как я был выбит из седла и тут же лишился сознания. Если бы не это  обстоятельство, я не стоял бы здесь перед вами в положении обвиняемого.    

– Выбиты  из седла? – воскликнул судья. – Как это случилось?    

– Это  была простая случайность, или, вернее, это произошло благодаря моей неосторожности.  Я вскочил на чужую лошадь и не взял в руки поводья. Я привык управлять моей  лошадью только голосом и коленями. Не успели мы отъехать, как лошадь повернула  голову и вдруг в испуге бросилась в сторону, пустилась бешеным галопом – она  увидела за собой странного всадника. Я хотел схватить поводья, но это было не  так просто: лошадь неистово мчалась, поводья соскользнули, и мне трудно было  дотянуться до них.    

Я  пробовал исправить свою ошибку, пытался поймать ремешок уздечки и не следил за направлением,  куда мчала меня лошадь. Только тогда, когда меня больно хлестнула ветка по лицу,  я сообразил, что мы уже скачем не по открытой дороге, а попали в лесные  заросли. После этого все мое внимание было сосредоточено только на том, чтобы  отстранить со своего пути колючие ветки акации, которые легко могли выбить меня  из седла. Я довольно успешно боролся с этим препятствием, хотя мои руки были  все исцарапаны шипами.    

Но вот  мне преградила путь толстая, горизонтально вытянутая ветка огромного дерева –  она простиралась так низко над землей, что была на уровне моей груди. Моя  испуганная лошадь стремглав бросилась прямо под нее. Куда она ускакала дальше,  я не имею представления. Вы, наверно, это знаете лучше меня. Могу вам только  сказать, что я остался распростертым на земле под этим деревом, с большой  ссадиной на голове и огромной опухолью на колене.    

Однако я  это обнаружил только два часа спустя, когда ко мне вернулось сознание.    

Я  очнулся и увидел, что солнце уже высоко на небе, а надо мной кружат коршуны. Меня  мучила жажда, и я решил отправиться в поиски за водой, но когда поднялся на  ноги, обнаружил, что не могу сделать ни шагу. Больше того – я едва мог стоять.  Оставаться же на месте – я это хорошо понимал – было равносильно смерти.    

И вот я  сделал над собой невероятное усилие и двинулся в путь. Мне казалось, что где-то  недалеко должен протекать ручей. То ползком на четвереньках, то на костыле,  который я тут же себе смастерил, страдая от каждого движения, я наконец  добрался до ручья, утолил жажду и заснул…    

Проснувшись,  я увидел, что меня со всех сторон окружили койоты. Было ясно, что они избрали  меня своей жертвой. И на самом деле, они стали приближаться и скоро набросились  на меня. К счастью, со мной был охотничий нож, и я мог защищаться. Между нами  завязалась отчаянная борьба.    

Конечно,  я стал бы жертвой этих отвратительных хищников, если бы меня не спас счастливый  случай: ко мне на выручку прибежала моя собака Тара, мой верный друг. Вероятно,  она долго бродила по лесу, разыскивая меня. Как бы там ни было, но она пришла  как раз вовремя, чтобы выручить меня из когтей неминуемой смерти. Она живо  расправилась с несколькими койотами, и вскоре все они разбежались.    

Усталый  до изнеможения, я сейчас же заснул, или, вернее, впал в забытье. Когда я  очнулся, то был в состоянии обдумать положение. Я решил послать весточку домой,  надеясь использовать собаку в качестве почтальона. С этой мыслью я черкнул  несколько слов на своей визитной карточке.    

Несмотря  на то что мой слуга был неграмотен, я не сомневался, что он узнает, от кого эта  весточка, главным образом потому, что это была моя карточка. После этого он,  конечно, обратится к кому-нибудь за дальнейшими объяснениями, тем более что я  писал кровью.    

Я  завернул записку в кусочек кожи, которую вырезал из подкладки шляпы, заткнул ее  за ошейник собаки. Теперь оставалось самое трудное: уговорить Тару расстаться  со мной. В конце концов мне удалось все-таки отправить ее домой. Мое письмо  было доставлен но по назначению – об этом, правда, я узнал только вчера.    

После  того как собака ушла, ко мне подкрался ягуар – злейший хищник здешних мест. Чем  кончилась эта неприятная встреча, не могу сказать – я заболел горячкой и  лишился рассудка. Пусть об этой схватке вам расскажет мой отважный спаситель –  Зеб Стумп. Надеюсь, что он успеет во-время прийти сюда, чтобы дать свои  показания.    

Для меня  этот случай остался неразгаданной тайной.    

С этого  момента я помню только тяжелые кошмары, перемешанные со счастливыми сновидениями.  Только вчера у меня прояснился разум. Я очнулся в стенах тюрьмы, в положении преступника,  обвиняемого в убийстве.    

Больше  мне нечего добавить.    

Исповедь  обвиняемого, простая и искренняя, произвела сильное впечатление на присутствующих.  Большинство уже не сомневались в его невиновности. Но все же это только слова.  Для того чтобы снять обвинение, нужны еще подтверждающие показания свидетелей.  Где же тот свидетель, от которого так много зависит? Где Зеб Стумп?    

Все  смотрят вопрошающе на линию горизонта, где сапфировая синева неба переходит в  изумрудную зелень саванны.    

 Глава XCV

  ПОСЛЕДНИЙ СВИДЕТЕЛЬ    

     

Напряженное  ожидание среди торжественной тишины продолжалось целых десять минут.    

В  течение этого времени трижды раздавались восклицания. То тому, то другому  чудилось, что какая-то точка показалась на горизонте. Но это был лишь обман  зрения. Томительность ожидания уже достигла своего предела, когда вдруг  раздался четвертый возглас, уже более громкий и более уверенный. На этот раз  надежды толпы не были обмануты: на горизонте действительно появились три  всадника. В толпе, собравшейся под дубом, грянуло торжествующее «ура».    

Двух из  них нетрудно было узнать – это Зеб Стумп и Кассий Кольхаун. А в третьем кто бы  мог ошибиться? Это – сам всадник без головы!    

Бурные  возгласы скоро умолкли. Снова наступила тишина. А когда всадники приблизились,  послышался лишь робкий шепот.    

Три  всадника остановились около толпы, которая тут же обступила их со всех сторон.  Двое из вновь прибывших соскочили со своих лошадей. Третий остался в седле.    

Кольхаун  отвел свою лошадь в сторону и исчез в толпе. Его присутствие никого уже больше  не интересовало.    

Зеб  Стумп, оставив свою старую кобылу, взял под уздцы лошадь всадника без головы и  подвел ее вместе с ее безжизненным седоком к дубу, в тени которого заседал суд.    

– Ну,  господин судья и двенадцать присяжных, – сказал старый охотник, – вот  свидетель, который поможет вам разобраться в этом трудном деле.    

– Боже  мой, это он! – раздается восклицание ужаса, и высокий старик проходит вперед и  становится около всадника без головы.    

    

Это  отец. Издали доносится женский крик и подавленный стон. Это возгласы сестры.  Через некоторое время Вудли Пойндекстера отводят в сторону. Он не  сопротивляется, повидимому даже не сознает, что происходит вокруг него. Его  подводят к карете и усаживают рядом с дочерью.    

Но  карета не трогается с места. Луиза Пойндекстер не уедет отсюда до самого  окончания суда.    

Зебу  Стумпу предлагают занять место свидетеля. Он говорит, как всегда, свободно и  непринужденно:    

– Я  впервые услышал об этом некрасивом деле на второй день после исчезновения Генри  Пойндекстера. До этого я был на охоте. Мне сказали, что мустангера обвиняют в  убийстве. Я знал, что Морис Джеральд не мог этого сделать, и поехал повидаться  с ним. Его не было дома. Там я нашел только одного Фелима, его слугу. Парень  был настолько напуган всякими происшествиями, что я почти ничего не мог понять  из того, что он мне рассказывал. Так вот, пока он рассуждал, прибежала собака,  у нее на шее что-то было привязано. Я посмотрел и обнаружил, что это была  карточка. На ней оказались слова, написанные красными чернилами… попросту кровью.  Эти слова указывали место, где можно найти парня. Я отправился туда, взяв с  собой Фелима и собаку. Мы пришли как раз вовремя, чтобы спасти мустангера из  когтей ягуара. Я пустил пулю в эту пятнистую кошку. Тут ей и был конец… Ну что  же, после этого мы доставили мустангера в его хижину. Нам пришлось нести его  вроде как на носилках. Сам-то он не мог и шагу сделать. Да и с мозгами у него  было неладно – парень соображал не лучше индюка в весеннюю пору. Так вот, мы  доставили больного в хижину. Там он и лежал, пока не пришел отряд регуляторов и  не нашел его.    

Свидетель  на минуту замолчал, соображая, стоит ли ему рассказывать обо всех происшествиях,  разыгравшихся в хижине мустангера. Не лучше ли будет умолчать о них?    

Однако  обвинитель перекрестным допросом заставил его рассказать все, что произошло до  того момента, когда Морис Джеральд попал под стражу.    

– Ну,  а теперь, – продолжал Зеб Стумп, – я хочу еще кое-что добавить.    

– Говорите,  мистер Стумп, – раздался голос защитника из Сан-Антонио.    

– Так  вот что. То, о чем я буду говорить, не столько касается подсудимого, сколько  того человека, который должен занять его место. Я сейчас не стану называть его  имя, только скажу о том, что мне удалось узнать. Вы же, присяжные, сами  догадаетесь об остальном.    

Старый  охотник на минуту останавливается и переводит дыхание, как бы готовясь к пространной  речи. Толпа напряженно ждет.    

– Что  же, господа, – продолжает Зеб, – после того, что мне пришлось слышать, а  главное – видеть, я понял, что юный Генри погиб. Так же твердо я знал, что не  мустангер, не Морис Джеральд совершил это грязное дело. Кто же тогда? Вот  вопрос, который мучил меня так же, как и многих из вас… Не сомневаясь, что  ирландец невинен, я решил выяснить всю правду. Многое было против него. И все  же это не могло убедить меня. Я решил сам изучить следы в прерии. Меня особенно  интересовал след одной лошади. Это был след подкованных копыт американской лошади.  Одна из четырех подков ее была сломана. Вот она.    

Свидетель  запускает руку в глубокий карман своего камзола и вытаскивает оттуда сломанную  подкову.    

– Я  обнаружил, что эта лошадь скакала по прерии в ту самую ночь, когда было  совершено убийство. Она шла по следам лошади убитого юноши, а также и лошади  того человека, которого здесь обвиняют в убийстве. Но недалеко от места  преступления эти следы оборвались. Однако человек, который ехал на лошади,  пошел дальше пешком. И он шел, пока не достиг кровавой лужи. Пролитая кровь –  это дело его рук. Убийцу везла на себе лошадь со сломанной подковой…    

– Продолжайте,  мистер Стумп, – говорит судья. – Объясните, что вы хотите этим сказать.    

– Я  хочу сказать следующее: человек, о котором я говорю, спрятался в чаще зарослей  и оттуда пустил пулю, от которой погиб молодой Пойндекстер.    

– Какой  человек? Кто он? Назовите его имя! Имя его! – одновременно закричало несколько  голосов.    

– Мне  кажется, что вы найдете его имя там.    

– Где?    

– В  теле того, кто сидит здесь без головы. Посмотрите сюда, – продолжал свидетель,  указывая на неподвижное тело. – Вы увидите кровавое пятно на серапэ, а посреди  пятна простреленную дырочку. Но так как на спине не видно соответствующего  отверстия, то я предполагаю, что пуля застряла в теле. Давайте-ка разденем его  и посмотрим.    

Никто не  возражает. Двое или трое из присутствующих выступают вперед, среди них и Сэм  Менли. Осторожно они снимают с трупа серапэ.    

Кругом  мертвая тишина, не слышно даже шепота.    

Все  смотрят, не отрывая глаз.    

Труп  прострелен в двух местах – в области сердца и несколько ниже. Кровь запеклась  только вокруг нижней раны. Верхняя – это даже не рана, а просто небольшое  отверстие, пробитое пулей и совсем не окровавленное.    

– Это,  – говорит Зеб Стумп, указывая на верхнее отверстие, – не имеет значения. Вы видите,  что крови здесь нет, а это доказывает, что пуля попала уже в труп. Это я пустил  ее ночью возле хижины мустангера. А вот вторая – это уже другое дело. Это и  была смертельная рана. И я убежден, что пуля сидит здесь. Следовало бы сделать  надрез и посмотреть.    

Труп  отвязывают и снимают с седла.    

С  большой осторожностью тело покойного юноши укладывают на траву. Сэм Менли исполняет  роль главного хирурга.    

Наконец  пуля извлечена. Ее передают присяжным. На ней отчетливо видны инициалы: «К. К.  К.».    

Те, кто  участвовал в охоте на ягуара, без труда догадываются, чья это пуля.    

– Что  вы на это скажете, мистер Стумп? – спрашивает защитник.    

– Дело  простое, всякому молокососу должно быть ясно. Эта пуля убила юношу.    

– Но  кто выстрелил, как вы думаете?    

– Что  же, это не менее понятно. Когда человек подписывает свое имя на письме, никто  не ошибается, кем оно послано. У нас подобный же случай. Правда, здесь только  три буквы, но, мне кажется, догадаться нетрудно, что они обозначают.    

– Пуля  меченая, это правда, – спешит вмешаться обвинитель. – Возможно, что она и принадлежит  хорошо известному в сеттльменте джентльмену. Предположим, что это так. И  все-таки этим еще ничего не доказано. Убийство, совершенное краденым оружием, –  довольно обычная история. Кроме того, скажите мне, пожалуйста, чем можно  мотивировать такое убийство, почему можно предположить, что оно совершено  человеком, которого вы позорите подозрением? Не называя имени, мы все знаем,  кому эти инициалы принадлежат. Я уверен, что этот джентльмен сам не будет  отрицать, что это его инициалы. Однако это еще ничего не означает. Других доказательств,  позволяющих связать его имя с этим преступлением, нет?!    

– Вы  так думаете? – говорит Зеб Стумп. – А как вы назовете вот это?    

При этих  словах Зеб вынимает из своего кисета клочок бумаги, обожженной по краям и  почерневшей от пороха.    

– Это  я нашел в зарослях около места убийства, – говорит старый охотник, передавая бумажку  присяжным. – Она зацепилась за шип акации, а попала туда из дула того самого  ружья, из которого вылетела и пуля. Насколько я понимаю, это клочок конверта,  использованный в качестве пыжа. Любопытно, что на нем стоит имя, которое вполне  соответствует инициалам пули. Прочтите, пожалуйста, господа присяжные.    

Один из  присяжных берет бумажку и, расправив ее, читает:    

– «Капитан  Кассий Кольхаун»!    

 Глава XCVI

  БЕЖАЛ!    

     

Это имя  производит сенсацию среди членов суда.    

Одновременно  раздаются крики в толпе. Это не возгласы удивления. Нет! Это оправдание обвиняемому  и обвинение тому, кто был самым ярым из всех обвинителей.    

Показания  Зеба Стумпа отчетливо доказали полную непричастность Мориса Джеральда к  убийству Генри Пойндекстера.    

Теперь в  этом уже никто не сомневался.    

И в то  же время появилась не меньшая уверенность, что Кольхаун является убийцей. Клочок  обожженной бумажки послужил последним звеном в цепи этих доказательств.    

Зебу  снова предоставляется слово. Он говорит о том, как у него возникли подозрения  против Кольхауна, как он искал следы преступления в прерии, как он дважды был  свидетелем погони капитана за всадником без головы. Рассказывая все  подробности, он упоминает также о мене лошадьми.    

Но толпе  уже больше неинтересны его показания. Раздаются крики:    

– Освободите  ирландца, он не виновен!.. Нам больше не нужно доказательств! Все ясно!..  Отпустите его!    

Раздаются  и другие, не менее настойчивые требования:    

– Задержите  Кассия Кольхауна! Предайте его суду! Это он совершил преступление! Оттого-то он  и старался заклеймить мустангера. Если он не виновен, он сможет это доказать.  Под суд его! Под суд!.. Судья, мы ждем вашей санкции: распорядитесь, чтобы  Кольхауна посадили на скамью подсудимых. Невинный человек занимал это место  достаточно долго!    

Судья не  смеет противиться воле подавляющего большинства, и капитана Кассия Кольхауна  вызывают в суд.    

Глашатай  трижды выкликает его имя. Ответа нет. Все ищут глазами капитана.    

Вдруг  Зеб Стумп покидает место, где он только что давал показания, и быстро подходит  к своей старой кобыле.    

С  ловкостью, поразившей всех присутствующих, старый охотник вскакивает на спину лошади  и отъезжает от дуба.    

Одновременно  видят, как кто-то другой пробирается между лошадьми, привязанными в стороне.  Движения этого человека торопливы, хотя чрезвычайно настороженны.    

– Это  он!.. Это Кольхаун!.. Собирается удрать! – закричали со всех сторон.    

– Перехватите  его! – раздается голос судьи. – Перехватите и приведите сюда!    

Распоряжение  не пришлось повторять – десятки людей одновременно бросились к своим лошадям.    

Кольхаун  очутился первым около своего мустанга и быстро вскочил в седло. Оглянувшись  назад, он поскакал в прерию бешеным галопом.    

Пятьдесят  всадников помчались за ним, воодушевленные напутственными словами майора: «Привезите  его живым или мертвым!»    

Никогда  еще жизнь капитана не была в такой опасности. Он скачет к Рио-Гранде, но не для  того, чтобы перебраться через мексиканскую границу; не там он рассчитывает  найти себе убежище – он хочет укрыться в вигваме команчей.    

Никакие  невзгоды впереди не могут сравниться с тем, что угрожает ему позади. Может  быть, он потом пожалеет об этом безумном поступке, на который толкает его  необходимость.    

Он  потеряет богатство, друзей, положение в цивилизованном обществе; больше того –  ему грозит разлука с любимой женщиной. Но сейчас нет времени даже подумать о  ней. Для Кассия Кольхауна жизнь дороже любви.    

     

* * *    

     

С  быстротой арабского коня мчит убийцу серый мустанг. Выдержит ли он эту бешеную  скачку?    

«Какое  счастье, что я обменялся лошадью с мексиканкой! – думает Кассий Кольхаун. – Если  бы не ее мустанг, я бы уже стоял теперь перед лицом строгого суда и озлобленной  толпы».    

Кассий  Кольхаун не боится больше этой ужасной судьбы и утешает себя мыслью, что  опасность миновала. Он оглядывается назад и видит, что всадники остались далеко  позади.    

Капитан  смотрит вперед – темными контурами вырисовывается полоса леса на изумрудной  зелени саванны. Преступник не сомневается, что, достигнув леса, он спасет свою  жизнь.    

 Глава XCVII

  ПОГОНЯ ЗА УБИЙЦЕЙ    

     

– Неужели  же не настигнут преступника? – невольно вопрошают те, кто остался под деревом.    

По  прерии мчатся пятьдесят всадников, военных и штатских, с ними и Зеб Стумп.    

– Не  может быть, чтобы не догнали!    

Но вот к  погоне присоединился и еще один всадник – это Морис Джеральд на своем быстроногом  мустанге.    

С  напряженным вниманием все следят за ним; никто уже больше не сомневается, что  преступника догонят, задержат и приведут на суд.    

Не успел  Кольхаун поверить в свое спасение, как, оглянувшись назад, он увидел гнедого.  Но седок у него не тот, что раньше, не обезглавленный труп, а Морис-мустангер.  От его преследования не уйдешь!    

Холодная  дрожь пробегает по телу беглеца. Но при виде близких уже зарослей в нем снова  вспыхивает надежда.    

     

    

     

Снова  пришпоривает он измученного серого мустанга.    

Просека.  Кольхаун въезжает туда. Вот и крутой поворот. Можно будет скрыться в густых  зарослях. Но нет!    

За  спиной слышен топот гнедого мустанга. И мустангер кричит, чтобы капитан  остановился.    

С криком  отчаяния Кассий Кольхаун натягивает поводья и в то же время хватается за револьвер.  Раздается выстрел. Пуля свистит в воздухе. И в тот же миг слышится шипящий  звук: кажется, что длинная змея взвивается над головой капитана.    

Нет уже  времени второй раз спустить курок. Нет даже времени увернуться от лассо: петля  опускается на его плечи. Раздается крик: «Сдавайся, убийца!» Кассий Кольхаун  видит, как гнедой поворачивается к нему хвостом, и в следующий момент капитан  выбит из седла.    

После  этого Кольхаун ничего не слышит, не видит и не чувствует. Ударившись о землю,  он теряет сознание.    

     

Глава XCVIII

  ЕЩЕ ЖИВ    

     

Убийца  лежит, вытянувшись на земле. Его руки связаны веревкой. Кажется, что он умер.    

Но  человек, который захватил его в плен, предполагает другое. Он думает, что это  либо обморочное состояние, либо притворство. Из опасения, что это может быть  последнее, Морис остается в седле, держа лассо в натянутом положении.    

Конь,  послушный воле хозяина, стоит неподвижно, каждую минуту готовый либо отступить  назад, либо ринуться вперед.    

– Ведь  страшно подумать, какое преступление он совершил! – бормочет про себя мустангер.  – Убил своего двоюродного брата и отрезал ему голову! Нет сомнения, и то и  другое – дело его рук. Но что заставило его это сделать? Это может объяснить  только он сам.    

– Вы  ошибаетесь, молодой человек, – раздается голос со стороны. – Есть человек, который  может ответить на все эти вопросы. Старый Зеб Стумп к вашим услугам. Но сейчас  не время об этом говорить. Мы должны доставить его к дубу, и там преступник  получит должное.    

– Но  как мы это сделаем? Его лошадь уже ускакала.    

– Очень  просто, мистер Джеральд. Ведь это всего лишь обморок, а может быть, молодец  просто разыгрывает мертвеца. Если он не может дойти пешком, то пусть едет  верхом – моя кобыла отвезет его. Мне чертовски надоело седло. Кажется, и я тоже  достаточно опротивел своей старухе. Если он не бросит валять дурака и не  захочет сидеть, как полагается, то мы его взвалим поперек лошади, как тушу  оленя… Стой! Он как будто приходит в себя… Вставайте-ка, дружище! – продолжает  Зеб, схватив Кольхауна за ворот и тряхнув его как следует. – Вставайте, вам говорят,  и поедем. Вас ждут. Кое-кто хочет поговорить с вами.    

– Кто?  Где? – спрашивает пленник, приходя в себя и озираясь. – Кто хочет говорить со  мной?    

– Прежде  всего я.    

– А!  Это вы, Зеб Стумп?    

– А  это мистер Морис Джеральд, мустангер. Вы как будто встречали его раньше. Он  тоже хочет потолковать с вами. Кроме того, еще много всякого народу там, около  форта, и все ждут вас. Так что вы лучше вставайте поскорее, и поедемте вместе.    

Кольхаун  медленно встает на ноги. Его руки крепко перетянуты лассо.    

– Моя  лошадь? – озираясь кругом, кричит он. – Где моя лошадь?    

– Чорт  ее знает, куда она удрала. Возможно, что вернулась к себе домой, на Рио-Гранде.  Вы ее так загоняли, что бедная скотина, видно, прокляла ваш обмен и побежала к  родным пастбищам, чтобы малость отдохнуть.    

Кольхаун  с изумлением смотрит на старого охотника. Обмен? Даже это он знает?    

– Ну-с,  – продолжает Зеб с нетерпением, – неудобно заставлять суд ждать. Готовы ли вы?    

– К  чему?    

– Во-первых,  к тому, чтобы вернуться вместе со мной и с мистером Джеральдом. Во-вторых, что  особенно важно, чтобы предстать перед судом.    

– Суд?  Я должен предстать перед судом?    

– Да,  вы, мистер Кольхаун.    

– По  какому обвинению?    

– Вы  обвиняетесь в убийстве Генри Пойндекстера, вашего двоюродного брата.    

– Это  ложь! Подлая ложь, кто бы это ни говорил!    

– Молчать!  – повелительно кричит Зеб. – Не утомляйте себя разговорами. Если только Зеб  Стумп не ошибся, то вам придется еще много говорить. Ну, а теперь поедем. Судья  ждет, ждут присяжные, а также и шестьдесят регуляторов.    

– Я  не вернусь! – заносчиво отвечает Кольхаун. – Кто дал вам право приказывать мне?  Вас никто не уполномочивал на это…    

– Неужели?  – прерывает его Зеб. – Мне дано это право самой справедливостью, – продолжает  охотник, берясь за ружье. – Вы это видите? И я воспользуюсь своим правом. Так  что лучше всего перестаньте разговаривать. Я не из тех, кто развешивает уши,  слушая вас. Садитесь лучше на мою кобылу, и давайте спокойно двигаться в путь.  А то, пожалуй, придется привязать вас к лошади, как простой тюк. Вы должны  вернуться, вот и все.    

Кольхаун  не отвечает. Он безнадежно смотрит то на Стумпа, то на Джеральда, то вокруг  себя, потом, украдкой, – на свой револьвер, торчащий из кармана; он пытается  достать его. Ему мешает лассо, а кроме лассо – старый Зеб, направивший на него  дуло своего ружья.    

– Скорее!  – кричит охотник. – Влезайте на лошадь, мистер Кольхаун! Вас ждет старая кобыла.  В седло, я вам говорю!    

С  механической покорностью подчиняется капитан распоряжению охотника и садится на  лошадь. Он делает это под угрозой неминуемой смерти.    

Зеб  Стумп берет кобылу под уздцы и ведет за собой.    

Мустангер  в задумчивости едет сзади. Он думает о женщине, которая самоотверженно его  любит и которая целиком завладела его сердцем.    

 Глава XCIX

  ДВА ВЫСТРЕЛА    

     

После  второго неожиданного перерыва, менее длительного, чем первый, суд снова возобновил  свое заседание под большим дубом. Наступил вечер. Косые лучи заходящего солнца  освещают участок, защищенный густой зеленью дерева. Эти лучи уже не золотые,  как днем, а зловеще красные – они предвещают грозу.    

На  скамье подсудимых сидит уже не Морис Джеральд, а Кассий Кольхаун.    

Это,  пожалуй, единственная, перемена в картине суда.    

Судья  тот же, те же присяжные, та же толпа. Разница лишь в их отношении к  обвиняемому. В его виновности уже больше не сомневаются. Она очевидна. Все  доказательства налицо.    

Недостает  только одного звена, если так можно выразиться в данном случае: не выяснено  побуждение к убийству. Почему Кассий Кольхаун убил своего двоюродного брата?  Почему отрубил ему голову? Никто не может ответить на этот вопрос, кроме самого  убийцы.    

Судебное  разбирательство закончилось быстро. Приговор – «виновен» – вынесен. И судья,  сняв панаму, уже собирается надеть черную шапочку, мрачную эмблему смерти,  чтобы огласить приговор.    

Соблюдая  формальности, обвиняемому предлагают сказать последнее слово.    

Он  вздрагивает. Это предложение, как похоронный звон, звучит в его ушах. Он дико  озирается вокруг, смотрит с безнадежностью, не встречая ни у кого ни малейшего  участия. Не заметил он и выражения жалости – все лица суровы.    

А  соучастники – подкупленные бандиты, которые до последнего момента поддерживали  его, – куда-то скрылись.    

Несмотря  на свое общественное положение, на богатство, он совершенно одинок. Такова  участь преступников. Его поведение резко изменилось: вместо обычной  заносчивости и надменности он проявляет трусость и малодушие.    

Он  знает, что положение его безнадежно, что он стоит на краю могилы…    

И вдруг  его погасшие глаза оживают. Как будто какая-то мысль осенила его. Быть может,  он хочет раскаяться в своем преступлении?    

Люди,  угадавшие его намерение, стоят, притаив дыхание.    

Кажется,  что даже цикады притихли. Тишина нарушена голосом судьи:    

– Можете  ли вы что-нибудь сказать в свое оправдание, чтобы отклонить смертный приговор? –  спрашивает судья.    

– Нет,  – отвечает он, – мне нечего сказать. Приговор справедлив. Я заслуживаю смертной  казни.    

Еще ни  разу в течение дня, полного волнующих происшествий, присутствующие не были так  удивлены, как теперь. В полной тишине снова раздается голос подсудимого.    

– Совершенно  верно, – продолжает Кольхаун, – я убил Генри Пойндекстера, застрелил его в  чаще леса…    

В ответ  на это признание в толпе раздаются невольные крики ужаса. И одновременно послышался  стон – все знают, что это был стон отца убитого юноши.    

– Я  знаю, что должен умереть, – продолжал Кольхаун с кажущимся спокойствием. – Таков  ваш приговор; и, судя по вашим лицам, вы не намерены изменить ваше решение.  После моего признания странно было бы, если бы я рассчитывал на помилование. Я  вполне заслужил суровое наказание. Но все-таки я не хочу уходить из жизни с  позорным клеймом злостного убийцы. Вы спрашиваете, почему я убил и что было побуждением  к этому преступлению? У меня не было никаких побуждений к этому убийству.    

В толпе  заметно новое волнение; оно выдает удивление, любопытство и недоверие.    

Но все  молчат, и никто не мешает говорить подсудимому.    

– Вы  удивлены этим? Объяснение очень простое: я убил его по ошибке.    

В толпе  раздаются возгласы удивления. Обвиняемый продолжает:    

– Да,  по ошибке. Трудно передать, что мне пришлось пережить, когда я обнаружил это. Я  узнал обо всем много времени спустя…    

Осужденный  поднимает глаза, словно в надежде, что ему удалось вызвать сочувствие. Но на  суровых лицах он не видит снисхождения.    

– Я  не отрицаю, – говорит Кольхаун, – и не могу отрицать, что был человек, которого  я хотел убить. Не скрою также его имени. Вот он, этот негодяй, который стоит  здесь передо мной!    

С  ненавистью смотрит Кольхаун на Мориса Джеральда.    

Тот  отвечает ему совершенно спокойным, полным безразличия взглядом.    

– Да,  его я хотел убить. Для этого у меня были свои основания, о них я не буду  говорить. Сейчас не стоит. Я думал, что убил его, но по роковой ошибке  оказалось, что я убил двоюродного брата. Как мог я предположить, что эта  ирландская собака обменялась плащом и шляпой с Генри Пойндекстеров?. Остальное  вам известно. Я метил во врага, а попал в друга. Выстрел, по-видимому, был  роковым, и всадник упал с лошади. Но чтобы не оставалось сомнений, я вынул нож –  проклятое серапэ все еще обманывало меня – и отсек голову.    

Раздаются  крики, требующие возмездия.    

– А  теперь, – закричал Кольхаун, когда волнение немного стихло, – вы знаете обо  всем, что произошло, но вам еще неизвестно, чем это кончится! Вы видите, что я  стою на краю могилы, но я не спущусь в нее, пока и его не отправлю туда же! Я  не могу иначе, клянусь богом!    

Не успел  Кольхаун произнести эти слова, как в его руке заблестел револьвер.    

Тут же  раздаются два выстрела, один вслед за другим.    

Ничком  падают два человека. Они лежат неподвижно, почти касаясь головами друг друга.    

Один из  них – Морис Джеральд, мустангер, другой – Кассий Кольхаун, капитан кавалерии.    

Толпа  окружает их кольцом. По-видимому, они оба мертвы.    

Среди  напряженной тишины раздается душераздирающий крик женщины.    

 Глава C

  РАДОСТЬ    

     

Радость!    

Да,  именно это чувство было пережито Луизой под тенью огромного дуба, когда  оказалось, что произошло только самоубийство, убийство же не удалось.    

Все еще  щемившая в сердце тоска, вызванная трагическим происшествием, не могла заглушить  бурю счастливых переживаний.    

И кто  осудит за это молодую девушку?    

Только  не я. И не вы, если будете искренни.    

     

* * *    

     

Пуля  Кассия Кольхауна, направленная в сердце Мориса Джеральда, отскочила, ударившись  об амулет, любовный подарок Луизы.    

Маленькая  безделушка, хранимая на сердце, спасла жизнь ее обладателю.    

Все же  выстрел не прошел бесследно.    

Ошеломляющий  удар вызвал новое потрясение уже совершенно истощенной нервной системы молодого  ирландца, новую болезнь рассудка.    

Но  больной лежал теперь не в зарослях леса, окруженный кровожадными койотами и черными  коршунами, не в хижине, не в тюрьме, где за ним почти не было ухода.    

Когда он  очнулся, он увидел у своей постели любимую девушку – Луизу Пойндекстер.    

Теперь  уже никто не мешал ей ухаживать за больным. Никто, даже отец.    

Пережитое  горе сломило гордость старика-плантатора. Он уже не возражал против брака  дочери с Морисом Джеральдом, хотя, по правде сказать, и возражать было нечего.  Молодой ирландец был образованный юноша из хорошей семьи, а не просто искатель  приключений, который занимался охотой за дикими лошадьми в обширных прериях  Техаса.    

Было и  еще одно обстоятельство, которое вряд ли оказалось не по душе Вудли Пойндекстеру.  Прибывший из Ирландии юрист ввел Мориса Джеральда в права наследства после  скончавшегося бездетным богатого родственника.    

Имущество  Кассия Кольхауна отошло к его сыну, проживавшему в Новом Орлеане.    

После  свадьбы Луиза и Морис Джеральд отправились путешествовать по Европе. Они побывали  и на родине Мориса.    

Голубоглазая  красавица, тоскующая по молодому ирландцу, оказалась просто плодом фантазии Фелима.  Во время пребывания в Ирландии у молодой жены Мориса Джеральда ни разу не  проснулось чувство ревности. И только по возвращении в Каса-дель-Корво она  пережила еще одну вспышку этого мучительного чувства. Однажды ее муж вернулся  домой, держа на руках красивую женщину. Кровь струилась из раны на ее груди.  Она была еще жива, но минуты ее были сочтены.    

На  вопрос: «Кто сделал это?» – женщина только могла ответить: «Диаз, Диаз!»    

Это были  последние слова Исидоры Коварубио де Лос-Ланос.    

Вместе  со смертью Исидоры умерло и чувство ревности у Луизы. Оно больше никогда не  волновало ее сердце.    

Ревность  сменилась жалостью к несчастной сеньорите. Молодая креолка сама помогала своему  мужу оседлать гнедого мустанга, когда Морис решил нагнать убийцу и отомстить  ему.    

Луиза  почувствовала удовлетворение, увидев Диаза в петле лассо мустангера. Она не  стала защищать мексиканца и тогда, когда кучка регуляторов решила вопрос о  наказании и тут же, на дереве, повесила Диаза.    

     

* * *    

     

Прошло десять  лет. Большие перемены произошли за это время в Техасе и особенно в сеттльментах  окрестностей Леоны и Нуэсес.    

Появились  плантации там, где раньше были непроходимые лесные заросли. В дикой прерии, где  паслись когда-то табуны мустангов, выросли большие города.    

Вы  услышите теперь новые имена людей, новые названия мест и селений.    

Но  старая гасиенда Каса-дель-Корво сохранила свое прежнее имя. Там вы найдете и  знакомых вам людей.    

Хозяин  гасиенды – один из самых красивых мужчин в Техасе, его жена – одна из самых  красивых женщин этого края. Это Морис Джеральд и Луиза.    

Вы  встретите там и старика Вудли Пойндекстера. Он поведет вас к своим коралям,  покажет свой скот и будет с гордостью рассказывать о табунах лошадей, которые  пасутся на пастбищах плантаций.    

В стенах  старой гасиенды вы услышите звонкие голоса шестерых малышей. Это внучата  Пойндекстера, утешение его старости.    

Если вы  заглянете в конюшню, то увидите там старого знакомого – Фелима О'Нила. Он занимает  должность конюха в Каса-дель-Корво. Здесь же вы можете встретить и чернокожего  Плуто, который теперь исполняет только обязанности кучера и редко когда  соблаговолит посмотреть на лошадь, раньше чем взберется на козлы кареты и  возьмет в руки вожжи.    

У Плуто  есть жена, известная читателю Флоринда. За обеденным столом в Каса-дель-Корво  вы услышите еще одно знакомое имя – имя старого охотника Зеба Стумпа. Как  только на обеденном столе появляется жареный индюк или оленина, сейчас же  начинается разговор о Зебе Стумпе. И особенно усиленно его вспоминают, когда на  столе появляется вино.    

Правда,  самого Зеба вы редко там встретите. Он уходит из гасиенды, когда все ее обитатели  еще в постели, и возвращается, когда они спят или ложатся спать. Однако трофеи  его охоты ясно говорят, что старик Стумп – обитатель этого дома.    

Во время  пребывания в Каса-дель-Корво вы, наверно, услышите обрывки загадочной истории,  ставшей почти легендой.    

Слуги не  откажутся рассказать вам ее всю – с начала до конца, но только шопотом. Это –  запрещенная тема в доме: она вызывает грустные воспоминания у хозяев гасиенды.    

Это –  повесть о всаднике без головы.