1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 
Полюбил у березки стан,    

И ее золотистые косы,    

И холщовый ее сарафан.    

     

Потому так и сердцу не жестко ‑    

Мне за песнею и за вином    

Показалась ты той березкой,    

Что стоит под родимым окном.    

     

Сентябрь 1925    

 В этом мире я только  прохожий    

     

Сестре Шуре    

     

     

В этом мире я только прохожий,    

Ты махни мне веселой рукой.    

У осеннего месяца тоже    

Свет ласкающий, тихий такой.    

     

В первый раз я от месяца греюсь,    

В первый раз от прохлады согрет,    

И опять и живу и надеюсь    

На любовь, которой уж нет.    

     

Это сделала наша равнинность,    

Посоленная белью песка,    

И измятая чья‑то невинность,    

И кому‑то родная тоска.    

     

Потому и навеки не скрою,    

Что любить не отдельно, не врозь ‑    

Нам одною любовью с тобою    

Эту родину привелось.    

     

Сентябрь 1925    

     

ПЕРСИДСКИЕ МОТИВЫ    

     

Улеглась моя былая рана     

     

     

Улеглась моя былая рана ‑    

Пьяный бред не гложет сердце мне.    

Синими цветами Тегерана    

Я лечу их нынче в чайхане.    

     

Сам чайханщик с круглыми плечами,    

Чтобы славилась пред русским чайхана,    

Угощает меня красным чаем    

Вместо крепкой водки и вина.    

     

Угощай, хозяин, да не очень.    

Много роз цветет в твоем саду.    

Незадаром мне мигнули очи,    

Приоткинув черную чадру.    

     

Мы в России девушек весенних    

На цепи не держим, как собак,    

Поцелуям учимся без денег,    

Без кинжальных хитростей и драк.    

     

Ну, а этой за движенья стана,    

Что лицом похожа на зарю,    

Подарю я шаль из Хороссана    

И ковер ширазский подарю.    

     

Наливай, хозяин, крепче чаю,    

Я тебе вовеки не солгу.    

За себя я нынче отвечаю,    

За тебя ответить не могу.    

     

И на дверь ты взглядывай не очень,    

Все равно калитка есть в саду...    

Незадаром мне мигнули очи,    

Приоткинув черную чадру.    

     

1924    

 Я спросил сегодня у  менялы,     

     

     

Я спросил сегодня у менялы,    

Что дает за полтумана по рублю,    

Как сказать мне для прекрасной Лалы    

По‑персидски нежное «люблю»?    

     

Я спросил сегодня у менялы    

Легче ветра, тише Ванских струй,    

Как назвать мне для прекрасной Лалы    

Слово ласковое «поцелуй»?    

     

И еще спросил я у менялы,    

В сердце робость глубже притая,    

Как сказать мне для прекрасной Лалы,    

Как сказать ей, что она «моя»?    

     

И ответил мне меняла кратко:    

О любви в словах не говорят,    

О любви вздыхают лишь украдкой,    

Да глаза, как яхонты, горят.    

     

Поцелуй названья не имеет,    

Поцелуй не надпись на гробах.    

Красной розой поцелуи веют,    

Лепестками тая на губах.    

     

От любви не требуют поруки,    

С нею знают радость и беду.    

«Ты – моя» сказать лишь могут руки,    

Что срывали черную чадру.    

     

1924    

 Шаганэ ты моя, Шаганэ!     

     

     

Шаганэ ты моя, Шаганэ!    

Потому, что я с севера, что ли,    

Я готов рассказать тебе поле,    

Про волнистую рожь при луне.    

Шаганэ ты моя, Шаганэ.    

     

Потому, что я с севера, что ли,    

Что луна там огромней в сто раз,    

Как бы ни был красив Шираз,    

Он не лучше рязанских раздолий.    

Потому, что я с севера, что ли.    

     

Я готов рассказать тебе поле,    

Эти волосы взял я у ржи,    

Если хочешь, на палец вяжи ‑    

Я нисколько не чувствую боли.    

Я готов рассказать тебе поле.    

     

Про волнистую рожь при луне    

По кудрям ты моим догадайся.    

Дорогая, шути, улыбайся,    

Не буди только память во мне    

Про волнистую рожь при луне.    

     

Шаганэ ты моя, Шаганэ!    

Там, на севере, девушка тоже,    

На тебя она страшно похожа,    

Может, думает обо мне...    

Шаганэ ты моя, Шаганэ.    

     

1924    

     

Ты сказала, что Саади     

     

     

Ты сказала, что Саади    

Целовал лишь только в грудь.    

Подожди ты, бога ради,    

Обучусь когда‑нибудь!    

     

Ты пропела: "За Евфратом    

Розы лучше смертных дев".    

Если был бы я богатым,    

То другой сложил напев.    

     

Я б порезал розы эти,    

Ведь одна отрада мне ‑    

Чтобы не было на свете    

Лучше милой Шаганэ.    

     

И не мучь меня заветом,    

У меня заветов нет.    

Коль родился я поэтом,    

То целуюсь, как поэт.    

     

19 декабря 1924    

 Никогда я не был на  Босфоре,     

     

     

Никогда я не был на Босфоре,    

Ты меня не спрашивай о нем.    

Я в твоих глазах увидел море,    

Полыхающее голубым огнем.    

     

Не ходил в Багдад я с караваном,    

Не возил я шелк туда и хну.    

Наклонись своим красивым станом,    

На коленях дай мне отдохнуть.    

     

Или снова, сколько ни проси я,    

Для тебя навеки дела нет,    

Что в далеком имени – Россия ‑    

Я известный, признанный поэт.    

     

У меня в душе звенит тальянка,    

При луне собачий слышу лай.    

Разве ты не хочешь, персиянка,    

Увидать далекий синий край?    

     

Я сюда приехал не от скуки ‑    

Ты меня, незримая, звала.    

И меня твои лебяжьи руки    

Обвивали, словно два крыла.    

     

Я давно ищу в судьбе покоя,    

И хоть прошлой жизни не кляну,    

Расскажи мне что‑нибудь такое    

Про твою веселую страну.    

     

Заглуши в душе тоску тальянки,    

Напои дыханьем свежих чар,    

Чтобы я о дальней северянке    

Не вздыхал, не думал, не скучал.    

     

И хотя я не был на Босфоре ‑    

Я тебе придумаю о нем.    

Все равно – глаза твои, как море,    

Голубым колышутся огнем.    

     

1924    

 Свет вечерний  шафранного края,     

     

     

Свет вечерний шафранного края,    

Тихо розы бегут по полям.    

Спой мне песню, моя дорогая,    

Ту, которую пел Хаям.    

Тихо розы бегут по полям.    

     

Лунным светом Шираз осиянен,    

Кружит звезд мотыльковый рой.    

Мне не нравится, что персияне    

Держат женщин и дев под чадрой.    

Лунным светом Шираз осиянен.    

     

Иль они от тепла застыли,    

Закрывая телесную медь?    

Или, чтобы их больше любили,    

Не желают лицом загореть,    

Закрывая телесную медь?    

     

Дорогая, с чадрой не дружись,    

Заучи эту заповедь вкратце,    

Ведь и так коротка наша жизнь,    

Мало счастьем дано любоваться.    

Заучи эту заповедь вкратце.    

     

Даже все некрасивое в роке    

Осеняет своя благодать.    

Потому и прекрасные щеки    

Перед миром грешно закрывать,    

Коль дала их природа‑мать.    

     

Тихо розы бегут по полям.    

Сердцу снится страна другая.    

Я спою тебе сам, дорогая,    

То, что сроду не пел Хаям...    

Тихо розы бегут по полям.    

     

1924    

 Воздух прозрачный и  синий,     

     

     

Воздух прозрачный и синий,    

Выйду в цветочные чащи.    

Путник, в лазурь уходящий,    

Ты не дойдешь до пустыни.    

Воздух прозрачный и синий.    

     

Лугом пройдешь, как садом,    

Садом – в цветенье диком,    

Ты не удержишься взглядом,    

Чтоб не припасть к гвоздикам.    

Лугом пройдешь, как садом.    

     

Шепот ли, шорох иль шелест ‑    

Нежность, как песни Саади.    

Вмиг отразится во взгляде    

Месяца желтая прелесть    

Нежность, как песни Саади.    

     

Голос раздастся пери,    

Тихий, как флейта Гассана.    

В крепких объятиях стана    

Нет ни тревог, ни потери,    

Только лишь флейта Гассана.    

     

Вот он, удел желанный    

Всех, кто в пути устали.    

Ветер благоуханный    

Пью я сухими устами,    

Ветер благоуханный.    

     

    

 Золото холодное луны,     

     

     

Золото холодное луны,    

Запах олеандра и левкоя.    

Хорошо бродить среди покоя    

Голубой и ласковой страны.    

     

Далеко‑далече там Багдад,    

Где жила и пела Шахразада.    

Но теперь ей ничего не надо.    

Отзвенел давно звеневший сад.    

     

Призраки далекие земли    

Поросли кладбищенской травою.    

Ты же, путник, мертвым не внемли,    

Не склоняйся к плитам головою.    

     

Оглянись, как хорошо другом:    

Губы к розам так и тянет, тянет.    

Помирись лишь в сердце со врагом ‑    

И тебя блаженством ошафранит.    

     

Жить – так жить, любить – так уж и влюбляться    

В лунном золоте целуйся и гуляй,    

Если ж хочешь мертвым поклоняться,    

То живых тем сном не отравляй.    

     

Это пела даже Шахразада, ‑    

Так вторично скажет листьев медь.    

Тех, которым ничего не надо,    

Только можно в мире пожалеть.    

     

    

     

В Хороссане есть такие  двери,     

     

     

В Хороссане есть такие двери,    

Где обсыпан розами порог.    

Там живет задумчивая пери.    

В Хороссане есть такие двери,    

Но открыть те двери я не мог.    

     

У меня в руках довольно силы,    

В волосах есть золото и медь.    

Голос пери нежный и красивый.    

У меня в руках довольно силы,    

Но дверей не смог я отпереть.    

     

Ни к чему в любви моей отвага.    

И зачем? Кому мне песни петь? ‑    

Если стала неревнивой Шага,    

Коль дверей не смог я отпереть,    

Ни к чему в любви моей отвага.    

     

Мне пора обратно ехать в Русь.    

Персия! Тебя ли покидаю?    

Навсегда ль с тобою расстаюсь    

Из любви к родимому мне краю?    

Мне пора обратно ехать в Русь.    

     

До свиданья, пери, до свиданья,    

Пусть не смог я двери отпереть,    

Ты дала красивое страданье,    

Про тебя на родине мне петь.    

До свиданья, пери, до свиданья.    

     

    

 Голубая родина Фирдуси,     

     

     

Голубая родина Фирдуси,    

Ты не можешь, памятью простыв,    

Позабыть о ласковом урусе    

И глазах, задумчиво простых,    

Голубая родина Фирдуси.    

     

Хороша ты, Персия, я знаю,    

Розы, как светильники, горят    

И опять мне о далеком крае    

Свежестью упругой говорят.    

Хороша ты, Персия, я знап.    

     

Я сегодня пью в последний раз    

Ароматы, что хмельны, как брага.    

И твой голос, дорогая Шага,    

В этот трудный расставанья час    

Слушаю в последний раз.    

     

Но тебя я разве позабуду?    

И в моей скитальческой судьбе    

Близкому и дальнему мне люду    

Буду говорить я о тебе ‑    

И тебя навеки не забуду.    

     

Я твоих несчастий не боюсь,    

Но на всякий случай твой угрюмый    

Оставляю песенку про Русь:    

Запевая, обо мне подумай,    

И тебе я в песне отзовусь...    

     

Март 1925    

     

Быть поэтом – это  значит то же,     

     

     

Быть поэтом – это значит то же,    

Если правды жизни не нарушить,    

Рубцевать себя по нежной коже,    

Кровью чувств ласкать чужие души.    

     

Быть поэтом – значит петь раздолье,    

Чтобы было для тебя известней.    

Соловей поет – ему не больно,    

У него одна и та же песня.    

     

Канарейка с голоса чужого ‑    

Жалкая, смешная побрякушка.    

Миру нужно песенное слово    

Петь по‑свойски, даже как лягушка.    

     

Магомет перехитрил в коране,    

Запрещая крепкие напитки,    

Потому поэт не перестанет    

Пить вино, когда идет на пытки.    

     

И когда поэт идет к любимой,    

А любимая с другим лежит на ложе,    

Благою живительной хранимый,    

Он ей в сердце не запустит ножик.    

     

Но, горя ревнивою отвагой,    

Будет вслух насвистывать до дома:    

"Ну и что ж, помру себе бродягой,    

На земле и это нам знакомо".    

     

Август 1925    

 Руки милой – пара  лебедей ‑     

     

     

Руки милой – пара лебедей ‑    

В золоте волос моих ныряют.    

Все на этом свете из людей    

Песнь любви поют и повторяют.    

     

Пел и я когда‑то далеко    

И теперь пою про то же снова,    

Потому и дышит глубоко    

Нежностью пропитанное слово.    

     

Если душу вылюбить до дна,    

Сердце станет глыбой золотою,    

Только тегеранская луна    

Не согреет песни теплотою.    

     

Я не знаю, как мне жизнь прожить:    

Догореть ли в ласках милой Шаги    

Иль под старость трепетно тужить    

О прошедшей песенной отваге?    

     

У всего своя походка есть:    

Что приятно уху, что – для глаза.    

Если перс слагает плохо песнь,    

Значит, он вовек не из Шираза.    

     

Про меня же и за эти песни    

Говорите так среди людей:    

Он бы пел нежнее и чудесней,    

Да сгубила пара лебедей.    

     

Август 1925    

 Отчего луна так светит  тускло     

     

     

"Отчего луна так светит тускло    

На сады и стены Хороссана?    

Словно я хожу равниной русской    

Под шуршащим пологом тумана" ‑    

     

Так спросил я, дорогая Лала,    

У молчащих ночью кипарисов,    

Но их рать ни слова не сказала,    

К небу гордо головы завысив.    

     

«Отчего луна так светит грустно?» ‑    

У цветов спросил я в тихой чаще,    

И цветы сказали: "Ты почувствуй    

По печали розы шелестящей".    

     

Лепестками роза расплескалась,    

Лепестками тайно мне сказала:    

"Шаганэ твоя с другим ласкалась,    

Шаганэ другого целовала.    

     

Говорила: "Русский не заметит...    

Сердцу – песнь, а песне – жизнь и тело..."    

Оттого луна так тускло светит,    

Оттого печально побледнела.    

     

Слишком много виделось измены,    

Слез и мук, кто ждал их, кто не хочет.    

. . . . . . . . . . . . . . . . . .    

Но и все ж вовек благословенны    

На земле сиреневые ночи.    

     

Август 1925    

 Глупое сердце, не  бейся!     

     

     

Глупое сердце, не бейся!