1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 
Часовые на постах,
      
На площадках возле двери,
      
Где один, где двое в ряд…
      
А в оконца, сквозь решетки,
      
Шапки серые глядят!
     
    
   
   
    
     
Памяти А.Н. Плещеева
    
    
     
      
Пред нами свежая могила…
      
Иль так природой суждено,
      
Чтоб все — талант, надежда, сила,
      
Все было в ней погребено?..
      
Нет, нет… Не все!
      
Лишь только тело,
      
Лишь тленный прах от нас уйдет,
      
Но мы, друзья, мы верим смело,
      
Душа в твореньях не умрет!..
      
Ты нас учил вперед стремиться,
      
Мрак ненавидеть, верить в свет,
      
Учил страдать и с тьмою биться,
      
Учил весь мир любить, поэт!
      
И не умрут твои творенья,
      
Живая заповедь твоя:
      
«Вперед! без страха и сомненья
      
На подвиг доблестный, друзья!».
     
    
   
   
    
     
Запорожцы
    
    
     
      
У Карла пир. Как моря волны,
      
Как в бурю грозная река,
      
Шумят кругом, отваги полны,
      
Непобедимые войска.
      
Обносят чаши круговые,
      
Горит смоленых бочек ряд,
      
И грозно песни боевые
      
В туманном воздухе звучат.
      
Герой войны, любимец славы,
      
Пирует Карл меж русских нив,
      
Непобедимы скандинавы,
      
Пока их вождь бессмертный жив,
      
И за здоровье дорогое
      
Того, кто им и друг, и брат,
      
Пьет лихо войско удалое,
      
И слышны клики: «Карл, виват!»
      
И Карл встает. Движенья просты,
      
Величья полн спокойный вид.
      
И отвечает он на тосты
      
И снова пить и петь велит.
      
А рядом с Карлом, с чашей пенной,
      
Сидит весь в бархате старик:
      
Усы седые, взгляд надменный,
      
То ласков, то суров и дик,
      
Глаза полны огня и тайны
      
(Была, знать, доля не легка)…
      
И снова тосты:
      
«За Украину, и за Мазепу-старика!»
      
Пир для него. Привычной лестью
      
Сумел он Карлу обещать
      
Свою Украину. Клялся честью,
      
Что запорожцев грозных рать
      
Отдастся Карлу. А с такою
      
Удалой ратью, как они,
      
Победы нет, где нет лишь бою.
      
«Да вот идут они: взгляни!» —
      
Вскричал Мазепа…
      
Темной тучей
      
Вилася пыль в степной дали,
      
Вот рати, грозной и могучей,
      
Уж видны люди… Все в пыли…
      
В поту, измучены их кони,
      
Покрыл их степи прах густой,
      
Как будто мчались от погони
      
Иль завершили жаркий бой.
      
Остановились. В изумленьи
      
Карл смотрит на своих гостей.
      
Пройдя полсвета без сомненья,
      
Таких не видел он людей,
      
Кто в чем одет. На том папаха,
      
Из черна соболя окол,
      
На том парчовая рубаха,
      
На этом бархат, этот гол,
      
И лишь полгруди закрывают
      
Усы, почти в аршин длины.
      
Зато оружьем щеголяют
      
Удалой Хортицы сыны
      
Пред войском, как из бронзы слитый,
      
Гарцует стройный исполин,
      
То атаман их знаменитый,
      
То — Гордиенко Константин.
      
Он в кунтуше и черной бурке,
      
Ничуть не скрывшей тонкий стан;
      
В Царьграде отнятый у турки,
      
Блестит в алмазах ятаган.
      
Из-под папахи чуб курчавый
      
Через плечо на грудь упал…
      
Такой фигуры величавой
      
Никто из шведов не видал.
      
Ведет Мазепа к Карлу гостя,
      
И грозный атаман пред ним.
      
— Вот. Гордиенко славный, Костя,
      
Пред кем дрожат поляк и Крым.
      
Вот войска нашего отрада,
      
Опора запорожских сил,
      
Не раз твердыни Цареграда
      
Удалый рыцарь наш громил.
      
Вот он, надежда Запорожья,
      
Косматых рыцарей кумир!
      
Коль Костя твой да воля божья,
      
Так покоришь ты целый мир.
      
И подал руку Карл герою
      
И с атаманом рядом сел,
      
И снова с чашей круговою
      
Пир прекращенный закипел.
      
Несут два шведа чашу гостю,
      
С почетом Карл пред ним встает.
      
— Будь здрав, король!
      
И залпом Костя
      
До дна всю эту чашу пьет.
      
— Вино не то, что у поляков,
      
Король умеет угощать,
      
Да есть обычай у казаков:
      
Налей еще, чтоб не хромать!
      
Удивлены и Карл и шведы,
      
Но чашу новую несут,
      
Над этой чашею победы
      
От гостя страшного не ждут.
      
— Казак готов и пить и к бою,
      
Нам пир иль схватка — все одно.
      
Но чашу взял одной рукою
      
И показал сухое дно!
      
— Здоровы будьте, братцы шведы,
      
Еще за вас я буду пить,
      
Желаю над врагом победы
      
И помогу вам победить.
      
— Не так ли молвил я, громада,
      
Что в пир, что в бой — цена одна?..
      
Король, и хлопцам выпить надо!
      
И крикнул Карл:
      
— Подать вина!
      
Пируют шведы с казаками,
      
Гуляют об руку рука.
      
И обнимаются друзьями
      
Соединенные войска.
      
Потом потехи ради, игры
      
Пошли, потешились борьбой;
      
В пустыне так играют тигры,
      
Так львы играют меж собой.
      
Выходит швед, высок и строен,
      
Толпой собратьев окружен,
      
На вид он весел и спокоен,
      
И ждет борца с улыбкой он.
      
То Гинтерфельд, что прозван «Пушка»,
      
Телохранитель короля.
      
Коня поднять ему — игрушка,
      
Едва несет его земля.
      
В телохранители недавно
      
Совсем случайно он попал,
      
Теперь же имя это славно,
      
И редкий швед его не знал.
      
Раз ночью Карл, один, сурово,
      
Весь лагерь свой обозревал
      
И у орудья часового
      
Случайно сонного застал.
      
То Гинтерфельд был. Зная это, —
      
Что часовой не может сесть, —
      
В испуге пушку сняв с лафета,
      
Он быстро ею отдал честь.
      
Остановился, озадачен,
      
Карл изумленный перед ним,
      
И Гинтерфельд был им назначен
      
Телохранителем своим
      
И «Пушкой» прозван. И с поры той
      
Не знал соперников себе
      
Ни в славной «Речи Посполитой»,
      
Ни между шведами в борьбе.
      
И вот он встал пред казаками
      
И вызов войску предложил,
      
Чтобы померить с удальцами:
      
Избыток исполинских сил.
      
— А где Бугай! Послать Бугая! —
      
Раздались крики.
      
Пред толпой,
      
Борьбой потешиться желая,
      
Встал запорожец. Рост большой,
      
На плечах жилы, как канаты,
      
Кривые ноги, — страшен вид, —
      
И чуб огромный и косматый
      
Почти на поясе лежит.
      
Взбесился как-то бык в станице
      
И начал всех рогами бить,
      
Из казаков никто решиться
      
Не мог быка остановить.
      
А он — тогда-то казаками
      
За то Бугаем прозван был —
      
Взял за рога быка руками
      
Да и на землю уложил!
      
И вот сошлись герои эти
      
И крупно, крепко обнялись.
      
Их руки, как стальные сети,
      
Как корни дерева, сплелись.
      
То шаг назад, то вбок нагнутся,
      
То вдруг подвинутся вперед,
      
Устали оба, страшно бьются,
      
Никто победы не берет.
      
И смотрит Карл, он верит в шведа,
      
Улыбка на его устах.
      
И прав король: теперь победа
      
У Гинтерфельда уж в руках.
      
Бугай случайно поскользнулся,
      
Его глаза покрыл туман,
      
Момент… другой… перевернулся,
      
Упал казачий великан!
      
— Виват! — тут шведы закричали.
      
Кричат казаки:
      
— Ложный бой! И ятаганы засверкали
      
Над возмутившейся толпой.
      
И вынул саблю швед суровый…
      
Единый миг — и кровь прольет.
      
Но голос прозвучал громовый,
      
И Гордиенко сам идет.
      
— Прочь ятаганы! Аль не бились,
      
Аль мало крови и войны!
      
И руки мигом опустились,
      
И сабли спрятаны в ножны.
      
— Здесь не война была, потеха, —
      
Шутя играли меж собой,
      
А вы, ребята, вместо смеха,
      
Всегда затеять рады бой.
      
Ну, швед, давай со мною биться,
      
Сам поборюсь на этот раз,
      
И должен кто-нибудь свалиться
      
И побежденным быть из нас!
      
Швед согласился. Крепко разом
      
Друг друга руки оплели,
      
И не моргнули шведы глазом,
      
Как Гинтерфельд лежит в пыли…
      
Спокойно, тихими шагами,
      
В свою палатку Карл пошел,
      
Поняв, с какими удальцами
      
Его старик Мазепа свел.
     
    
   
   
    
     
Кузьма Орел
    
    
     
      
«Да, приятель, было время:
      
Жили ведь и мы,
      
Не носили за плечами,
      
Как теперь, сумы!..» —
      
Говорит в питейном нищий —
      
Великан седой.
      
«Как же бедность приключилась,
      
Дедушка, с тобой?»
      
«Как? Долга моя, брат, сказка,
      
Словно поле ржи,
      
Что желтеет за окошком…»
      
«Дедко, расскажи!»
      
«Рассказать?
      
Да на лохмотья
      
Эдак не гляди,
      
Сам не знаешь, что случится
      
Дальше, впереди…
      
Я не хуже этой чуйку,
      
Милый мой, носил,
      
Как годов поменьше было
      
Да побольше сил!
      
На седьмой десяток пятый
      
Мне идет теперь!
      
Молодчага был я прежде,
      
Не мужик, а зверь.
      
Красных девок на гулянке
      
Кто развеселит?
      
Кто в бою кулачном крепче
      
За своих стоит?
      
По весне кто лед на Волге
      
Первый перешел?
      
Кто на нож полезет смело?
      
Кто? — Кузьма Орел!..
      
Был мужик я! За ухватку
      
Прозвали Орлом
      
И в остроге записали
      
Так меня потом!»
      
«Как в остроге? Ты отколя?
      
Здешний али нет?»
      
«Издалеча, милый, с Волги», —
      
Отвечает дед.
      
«С Волги-матушки широкой,
      
С самых Жигулей…»
      
«Погоди-ка-сь; эй, еще нам
      
Водочки налей!»
      
Целовальница-красотка
      
Налила сама…
      
«На-ко пей во славу божью,
      
Дедушка Кузьма…»
      
«Со свиданьем! Эта водка
      
Так и жжет огнем…
      
Славно! Слушай, говорил-то
      
Я тебе о чем?
      
Да! В деревне Жигулихе
      
Я родился… Там
      
Рос, гуляючи по Волге
      
Да по Жигулям…
      
И места у вас! Ей-богу,
      
Не места — краса:
      
Жигули с дремучим лесом
      
Лезут в небеса!
      
Ни души там! В поднебесьи,
      
На вершине скал, |(
      
Царь-орел гнездо свивает,
      
Там и я бывал!
      
Заберешься на вершину —
      
Все перед тобой!
      
Волга яркая сверкает
      
Лентой голубой…
      
А за Волгой желтой шапкой
      
И Царев курган,
      
Словно виден на ладони…
      
Разин-атаман
      
Под курганом с удальцами,
      
Грабил в старину…
      
Кто сдавался — не обидел,
      
Нет — пускал ко дну!..
      
Да и мы в былое время
      
Делали дела…
      
Волга-матка эту тайну
      
В море унесла!
      
От Усы-реки, бывало,
      
Сядем на струга,
      
Гаркнем песню — подпевают
      
Сами берега…
      
Свирепеет Волга-матка,
      
Словно ночь черна,
      
Поднимается горою
      
За волной волна.
      
Через борт водой холодной,
      
Плещут беляки,
      
Ветер свищет. Волга стонет,
      
Буря нам с руки!
      
Подлетим к расшивне:
      
— Смирно!
      
Якорь становой!
      
Шишка, стой!
      
Сарынь на кичку!
      
Бечеву долой!
      
Не сдадутся — дело плохо,
      
Значит, извини!
      
И засвищут шибче бури
      
Наши кистени!..
      
Дай-ка водки…
      
Было время,
      
Почудили мы,
      
Не носили за плечами,
      
Как теперь, сумы!»
     
    
   
   
    
     
Бродяга
    
    (отрывок)
    
     
      
Не смейтесь, что все я о воле пою:
      
Как мать дорогую, я волю люблю…
      
Не смейтесь, что пел я о звуке оков,
      
О скрипе дверей, да о лязге штыков…
      
О холоде, голоде пел, о беде,
      
О горе глубоком и горькой нужде.
     
    
   
   
    
     
«Покаюсь: грешный человек…»
    
    
     
      
Покаюсь: грешный человек —
      
Люблю кипучий, шумный век.
      
…И все с любовью, все с охотой,
      
Всем увлекаюсь, нервы рву
      
И с удовольствием живу.
      
Порой в элегии печальной
      
Я юности припомню дальней
      
И увлеченья и мечты…
      
И все храню запасы сил…
      
А я ли жизни не хватил,
      
Когда дрова в лесу пилил,
      
Тащил по Волге барки с хлебом,
      
Спал по ночлежкам, спал под небом,
      
Бродягой вольным в мире шлялся,
      
В боях турецких закалялся,
      
Храня предания отцов…
      
Все тот же я, в конце концов,
      
Всегда в заботе и труде
      
И отдыхаю на «Среде».
     
    
   
   
    
     
Махорочка
    
    
     
      
Здравствуй, русская махорочка,
      
С милой родины привет,
      
При тебе сухая корочка
      
Слаще меду и конфет!
      
Все забудешь понемножку
      
Перед счастием таким,
      
Как закуришь козью ножку
      
Да колечком пустишь дым.
      
Закурив, повеселели,
      
Скуки схлынула волна,
      
И слабеет дым шрапнели
      
Перед дымом тютюна.
      
Эх, махорочка родная,
      
В русских выросла полях,
      
Из родимого ты края
      
К нам пришла врагу на страх.
      
В голенище сунув трубку,
      
Все и бодры и легки.
      
И казак несется в рубку,
      
И солдат идет в штыки.
      
Эй, Москва! Тряхни мошною,
      
На махорку не жалей,
      
С ней в окопах, ближе к бою,
      
Нам живется веселей!
     
    
   
   
    
     
Грядущее
    
    
     
      
Я вижу даль твою, Россия,
      
Слежу грядущее твое —
      
Все те же нивы золотые,
      
Все тот же лес, зверей жилье.
      
Пространства также все огромны,
      
Богатств — на миллион веков,
      
Дымят в степях бескрайних домны,
      
Полоски рельсовых оков
      
Сверкают в просеках сосновых
      
И сетью покрывают дол,
      
И городов десятки новых,
      
И тысячи станиц и сел.
      
Пустыня где была когда-то,
      
Где бурелом веками гнил,
      
Где сын отца и брат где брата
      
В междоусобной распре бил, —
      
Покой и мир.
      
Границ казенных
      
Не ведает аэроплан,
      
При радио нет отдаленных,
      
Неведомых и чуждых стран.
      
На грани безвоздушной зоны
      
При солнце и в тумане мглы
      
Летят крылатые вагоны
      
И одиночные орлы.
      
Нигде на пушки и гранаты
      
Не тратят жадный капитал —
      
Зачем — когда мы все богаты
      
И труд всех в мире уравнял.
      
Когда исчезнули границы,
      
Безумен и нелеп захват,
      
Когда огнем стальные птицы
      
В единый миг испепелят
      
Того, кем мира мир нарушен,
      
Да нет и помыслов таких —
      
Давно к богатству равнодушен
      
Бескрылый жадности порыв.
      
А там, на западе, тревога:
      
Волхвы пережитой земли
      
В железном шуме ищут бога.
      
А мы давно его нашли.
      
Нашли его в лесах дремучих,
      
Взращенных нами же лесах,
      
Нашли его в грозовых тучах
      
Дождем, пролившимся в степях,
      
Просторы наши бесконечны.
      
Как беспредельна степи ширь,
      
Кремль освещает вековечный
      
Кавказ, Украину и Сибирь,
      
Пески немого Туркестана
      
Покрыты зеленью давно,
      
Их с мрачной джунглей Индостана
      
Связало новое звено.
      
Страна труда, страна свободы,
      
В года промчавшейся невзгоды
      
Одна в булат закалена…
      
Я вижу даль твою, Россия,
      
Слежу грядущее твое.
     
    
   
   
    
     
«Я люблю в снегах печальных…»
    
    
     
      
Я люблю в снегах печальных
      
Вспоминать платанов сень,
      
Тополей пирамидальных
      
Стройно брошенную тень,
      
Звезд горящих хороводы,
      
Неба южного лазурь
      
И дыхание свободы
      
В перекатах горных бурь.