1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 
И Моряки повиновались мне;
     
И с Кормчим Капитан шептался: "Злая
     
Тень Мертвой, что увидел я во сне,
     
Пред тем как нам отплыть, теперь, желая
     
Нас погубить, вселилась в Деве той!"
     
Но Кормчий отвечал ему спокойно:
     
"Нет злого в этой Деве молодой,
     
Ее призыв, что прозвучал так стройно,
     
В нас будит грусть, нас увлекает в путь,
     
О да, она невеста чья-нибудь!"
    
   
   3
   
    
     
Мы миновали островки, влекомы
     
Теченьем вод и свежим ветерком;
     
Как некий дух, с боязнью незнакомый,
     
Я говорила смело, и кругом
     
Столпились Моряки: "Зачем вы спите?
     
Проснитесь. Все вы — люди; лунный лик,
     
Лучистые к нам протянувши нити,
     
Вещает всем, что брату брат — двойник;
     
И те же мысли в вас, что в миллионах,
     
Как тот же свет в лесу, в листах зеленых.
    
   
   4
   
    
     
Зачем вы спите? Собственный свой дом
     
Вы строили для собственного счастья;
     
Для многих там, вдали, в краю родном,
     
Зажжется взор, исполненный участья,
     
Навстречу дети выбегут к нему,
     
Бросаясь от давно знакомой двери,
     
К нему, кто служит счастью своему.
     
Иль мните вы, что где-то в вышней сфере
     
Проклятием отметил темный Рок
     
Всех ваших дней земных недолгий срок?
    
   
   5
   
    
     
Кто скажет Рок, тот произвольно вложит
     
Людское в то, что неизвестно вам;
     
Как будто бы причина жизни может
     
Жить, мыслить, ощущать — подобно нам!
     
Тогда и жизнь людская ощущала б,
     
Как человек, — все внешние дела
     
Узнали б свет надежд и сумрак жалоб.
     
Но вот! Чума свободна, Сила Зла
     
Кипит, Болезнь, Нужда, Землетрясенье,
     
Яд, Страх, и Град, и Снег, и Угнетенье.
    
   
   6
   
    
     
Что ж значит Рок? Один безумный лжец,
     
Увидев тень души своей трусливой,
     
Закрыл ей Небо из конца в конец
     
И Землю сделал мрачно-молчаливой;
     
И почитать стал свой же Призрак он
     
В зеркальности огромной мирозданья, —
     
Подобие свое; то был бы сон
     
Невинный, но за ним пришли страданья,
     
И было решено, что Смерть есть бич,
     
Чем Рок врагов всегда готов застичь.
    
   
   7
   
    
     
И люди говорят, что Рок являлся,
     
Был зримым для избранников порой,
     
Как форма он огромная склонялся
     
С высот, — Тень между Небом и Землей;
     
Святоши и тираны, суеверья,
     
Обычаи, домашний тяжкий гнет,
     
Что держат дух людской во мгле преддверья
     
Тех областей, где вольный свет живет, —
     
Прислужники чудовищного Рока,
     
Что ненавидят истину глубоко.
    
   
   8
   
    
     
И говорят, Что Рок отмстит, в своей
     
Свирепости прибавит к мукам муки,
     
Что ад кипит среди бессмертных змей,
     
И воплей там не умолкают звуки;
     
Что, наложив позорное пятно
     
На жалких, живших язвой моровою,
     
Он к злу, что здесь им было суждено,
     
Прибавит там, за гранью гробовою;
     
Добро и зло, любовь и злость — равны,
     
Они на пытки им осуждены.
    
   
   9
   
    
     
Что значит сила? Сила есть лишь мненье,
     
Непрочное, как тучка над луной:
     
Пока глядим, в единое мгновенье
     
Ее уж нет, сокрыта глубиной;
     
Лик правды затемняется обманом,
     
Но лишь на миг он ложью затемнен,
     
Которая — слепой оплот тиранам,
     
Туманный призрак с тысячью имен;
     
Ложь учит, в слепоте повиновенья,
     
С мучительством сливать свои мученья.
    
   
   10
   
    
     
Названья лжи, любое — как бы знак
     
Насилия, позорное проклятье:
     
Безумье, похоть, гордость, злоба, мрак,
     
Всего здесь злого, низкого — зачатье;
     
Закон неправый, перед ним любовь
     
Повержена, убийца беспощадный,
     
Проливши материнскую ту кровь,
     
Созвал сирот во тьме и хочет, жадный,
     
Их, будто бы любя, усыновить,
     
Чтобы наследства матери лишить.
    
   
   11
   
    
     
Любовь, ты для сердец людских, в печали,
     
Как тишина для океанских волн;
     
Ты вместе с правдой, из туманной дали,
     
Ведешь людских стремлений зыбкий челн,
     
Из лабиринта рабских заблуждений
     
Выводишь, им свою давая нить,
     
На волю, на простор, для наслаждений,
     
К которым всех ты хочешь приобщить;
     
Бесстрашию ты учишь и терпенью, —
     
Идти к добру, прощая преступленью.
    
   
   12
   
    
     
Быть в ясности, гармонии с собой,
     
Всех видеть, никого не оскорбляя,
     
Как бы шатер раскинуть голубой,
     
В котором светит Радость молодая,
     
И так закончить вечер бытия, —
     
Иль отереть со щек Печали слезы,
     
Жить так, чтобы любовь и жизнь твоя
     
Слились в одну воздушность нежной грезы, —
     
Такая участь только тем дана,
     
В ком, вольная, царит любовь одна.
    
   
   13
   
    
     
Но дети пред родителями ныне
     
Трепещут в послушании слепом,
     
Высоким, низким правит Рок в пустыне,
     
И брату брат является рабом;
     
И Злоба с бледной матерью, Боязнью,
     
Сидит в пределах высшей вышины,
     
Всему живому угрожая казнью;
     
Источники любви затемнены,
     
И Женщина живет с рабом рабою,
     
И жизнь полна отравой роковою.
    
   
   14
   
    
     
И человек в глубоких рудниках
     
Отыскивает золото, чтоб цепи
     
Себе сковать; он терпит труд и страх,
     
Проходит чрез леса, моря и степи,
     
Чтоб услужить таким, как он, рабам;
     
Убийство совершает он в угоду
     
Своим же мрачным деспотам-врагам;
     
Приносит в жертву он свою свободу,
     
И кровь свою пред идолом он льет,
     
Слепец, к своей же гибели идет.
    
   
   15
   
    
     
Что Женщина? Раба! Сказать мне стыдно,
     
Что Женщина — отбросок очага,
     
В ней все, о чем и думать нам обидно,
     
Она игрушка подлого врага;
     
От слез у ней вдоль щек идут морщины,
     
Хотя у ней улыбка на щеках, —
     
Правдива зыбь и борозды пучины,
     
Обманет свет на гибельных волнах;
     
Известно всем вам, Женщиной рожденным,
     
Какая боль дается угнетенным.
    
   
   16
   
    
     
Так быть не должно; можно вам восстать,
     
И золото своей лишится силы;
     
Любовь способна в мире возблистать,
     
Как луч; и суеверья мрак унылый,
     
Себя связавший с кровью в старину,
     
Рассеется. Взгляните, мыс высокий
     
Скрывает нисходящую луну;
     
Так тюрьмы — только призрак одинокий,
     
И капища исчезнут как туман,
     
Лишь Человеку светоч вечный дан.
    
   
   17
   
    
     
Пусть будут все и равны, и свободны!
     
В душе у всех вас отклик слышу я,
     
Нежнейший звук, отрадно-благородный.
     
Откуда вы? Скажите мне, друзья.
     
Увы, как много я читаю горя,
     
Как много скорбных, тягостных страниц,
     
Всего, что возникало, тайно споря,
     
В чертах изнеможенных ваших лиц;
     
Легенды я читаю в ваших взорах
     
О войнах, о владыках, о раздорах.
    
   
   18
   
    
     
Откуда вы приходите, друзья?
     
Вы лили кровь? Вы золото сбирали,
     
Чтобы Тиран, обман в душе тая,
     
Мог быть убийцей, создавать печали?
     
Или у бедных вымогали вы
     
Достаток их, над чем они корпели?
     
Иль кровь на вас еще свежа, увы?
     
Сердца у вас в обманах поседели?
     
Познав себя, омойтесь, как росой,
     
Я буду вам и другом, и сестрой.
    
   
   19
   
    
     
О не скрывайтесь, — сердце в нас людское,
     
Одно, — у мыслей всех один очаг;
     
Что в том, коль преступленье роковое
     
Тебе сказало: будь живущим враг;
     
В том приговор, что был, мог быть иль будет
     
Твоим и всех людей. В том нам судьба.
     
На краткий срок нас Жизнь из тьмы пробудит,
     
И Время замыкает нас в гроба,
     
И нас, и наши мысли, и стремленья,
     
Всей цепи нескончаемые звенья.
    
   
   20
   
    
     
О, не скрывайтесь — вы полны борьбы,
     
Сестра Стыда, в вас есть Вражда глухая;
     
В ваш ум взгляните — книга в нем судьбы, —
     
Там имена и тьма в них роковая,
     
В них множество зеркал для одного;
     
Но черный дух, что, обмакнув в отраве,
     
Железное перо, для своего
     
Бессмертья, о своей там пишет славе,
     
Безвредным был бы, если б у людей
     
В сердцах берлоги не нашел своей.
    
   
   21
   
    
     
Да, это Злоба, призрак безобразный,
     
Что носит много мерзостных имен,
     
Под маскою является он разной,
     
Но смертным жалом вечно наделен;
     
Когда свои змеиные извивы
     
Вкруг сердца он совьет и утолит
     
Голодные свирепые порывы,
     
Он с бешенством всем, кто кругом, грозит;
     
Так Амфисбена, возле трупа птицы,
     
Шипя, вращает узкие зеницы.
    
   
   22
   
    
     
Не упрекай же собственной души,
     
Не ненавидь чужого преступленья,
     
Порыв самопрезренья утиши.
     
В том себялюбье, самопоклоненье,
     
Желать, чтоб плакал, бился человек,
     
За мысли прошлых дней и их деянья;
     
Напрасно; что прошло, прошло навек,
     
Слилось со Смертью, тщетно воздаянье;
     
Но — твой простор идущих к нам годов,
     
В груди создать ты можешь рай цветов.
    
   
   23
   
    
     
Откуда вы? Скажи мне!" — Некто Юный
     
Ответил мне: "В пустыне бурных вод
     
Плывем мы, и шумят вокруг буруны,
     
И ветер нас на зыбкой влаге бьет;
     
Твоя душа в глазах читать умеет.
     
Но многое в приниженных сердцах
     
Так глубоко, так боязливо тлеет,
     
Что отраженья нет ему в глазах;
     
Хлеб рабства, горький, мы едим от детства,
     
Дается безнадежность нам в наследство.
    
   
   24
   
    
     
Да, я тебе отвечу, хоть меня
     
Без слов томила, до сегодня, тайна,
     
Что, тлея, жгла меня, как головня;
     
На всех ты смотришь так необычайно,
     
О, дивная, что блеску острых глаз
     
Бесспорно надлежит повиновенье;
     
Да, верно ты зовешь рабами нас,
     
От мест, что сердцу дороги с рожденья,
     
Оторваны, влачим мы по волнам
     
Добычу, что назначена не нам.
    
   
   25
   
    
     
Из мирных сел, от долов молчаливых,
     
Красивейших из горных дочерей
     
Влачим туда, где свет вещей красивых
     
Пятнается навек в душе своей;
     
Ряд лет прошел и сжал свои посевы,
     
И не было мышления во мне
     
До той поры, как очи нежной Девы
     
Блеснули мне, горя в своей весне;
     
В ней жизнь моя, — я только отраженье,
     
Я дым костра, — и ждет уничтоженье.
    
   
   26
   
    
     
Ее везут к Тирану во дворец!" —
     
Он смолк и сел у паруса, согбенный,
     
Как будто был в его душе свинец;
     
И плакал; между тем над влагой пенной
     
Корабль бежал, покуда за звездой
     
Звезда не стала гаснуть, и Матросы
     
Толпились вкруг меня, и Рулевой
     
Глядел, — в душе у каждого вопросы, —
     
И Капитан смотрел в немой тоске,
     
В нем скорбь была — как в вечном роднике.
    
   
   27
   
    
     
"Проснитесь! И не медлите! Скорее!
     
Ты стар. Надежда может молодить.
     
Любовь, Надежду с Юностью лелея,
     
Связует их, свою дает им нить.
     
На нас глядят созвездья с небосклона.
     
Жива ль в вас правда? Жалость есть ли в вас
     
К другим сердцам, чтоб жгучий яд погас? —
     
Свободны будьте, — вмиг от тьмы проснемся.
     
Клянитесь! — И вскричали все: "Клянемся!"
    
   
   28
   
    
     
Тьма дрогнула, как будто тяжкий гром
     
Проснулся в отдаленном подземелье,
     
И отклики на берегу морском
     
Зарокотали, точно ночь, в веселье,
     
С Землей и с Небом в празднике слилась,
     
Свободу торжествуя, в честь которой
     
Семья матросов радостно клялась;
     
Раздвинулись тяжелые запоры,
     
И пленницы, при факелах, толпой,
     
На палубе сошлись во мгле ночной.
    
   
   29
   
    
     
Нежнейшие чистейшие созданья,
     
В глазах у них виднелася весна,
     
Святилище дремотного мечтанья,
     
Где мысль еще не нарушала сна,
     
На их челе тяжелое мученье
     
Еще не начертало страшный след.
     
Была свобода им — как сновиденье,
     
Но через миг, поняв, что рабства нет,
     
Они слились в словах, в улыбках нежных,
     
В восторгах молодых и безмятежных.
    
   
   30
   
    
     
И лишь одна в безмолвии была,
     
Она была нежней, чем день лучистый,
     
Она была, как лилия, светла
     
Под прядями акации душистой;
     
Но бледность переменная ее,
     
Как переменность лилии от тени,
     
Являла грусть; дыхание свое
     
Сдержавши в неге сладостных мучений,
     
Тот Юный встал, я руки их взяла,
     
И счастьем их я счастлива была.
    
   
  
  
   
    
Песнь девятая
   
   1
   
    
     
В ту ночь пристали к бухте мы лесистой,
     
И так же к нам не прикасался сон,
     
Как в час, когда нет больше скорби мглистой,
     
Он нежен в том, кто счастлив и влюблен;
     
Ночь провели мы в радости взаимной,
     
Кругом был лес дубов и тополей,
     
Сиянье звезд, своею тенью дымной,
     
Они скрывали в зеркале зыбей,
     
И нам шептали шепотом приветным,
     
И трепетали в ветерке рассветном.
    
   
   2
   
    
     
И каждой девой, каждым моряком
     
Принесена была из чащи леса
     
Живая ветка, не с одним цветком,
     
И вскоре их зеленая завеса
     
Виднелась между мачт и парусов,
     
Цвели цветы над носом и кормою;
     
Как жители веселых островов,
     
Мы плыли в свете солнца над волною,
     
Как будто гнаться были мы должны
     
За смехом вечно радостной волны.
    
   
   3
   
    
     
И много кораблей, чей парус белый
     
Пятнал воздушно-голубой простор,
     
От нас бежало в робости несмелой;
     
И тысячи людей глядели с гор,
     
И точно пробудилась вся Природа,
     
Те тысячи внимали долгий крик,
     
В нем был восторг, в нем был твой смех, Свобода,
     
Земля явила детям нежный лик.
     
Все слышали тот крик — так над горами
     
Высь к выси шлет свой "Добрый день!" лучами.
    
   
   4
   
    
     
Как те лучи над цепью дружных гор,
     
Окутанных редеющим туманом,
     
Возник всеобщий возглас и в простор
     
Вознесся, точно вскинутый вулканом;
     
В людских сердцах безумья яркий луч
     
Промчался победительным потоком,
     
И этот ток настолько был могуч,
     
Что смыл всю тьму в стремлении широком,
     
Никто не знал, как Вольность к ним пришла,
     
Но чувствовали все — она светла.
    
   
   5
   
    
     
Мы гавани достигли. Были души,
     
В которых жил тот блеск лишь краткий час.
     
Как свет зари, не осветивши суши,
     
За морем вспыхнув, тотчас же погас;
     
Но вскоре пламя, точно из расщелин,
     
Обнимет трупы, саваны сожжет,
     
И снова будет мир весенний зелен,
     
И будет синим ясный небосвод.
     
Во все умы проникнет восхищенье,
     
Как судорожный блеск землетрясенья.
    
   
   6
   
    
     
Через великий город я тогда,
     
Окружена счастливою толпою,
     
Прошла без страха, чуждая стыда;
     
И как среди пещер глухой грозою
     
Подземною встревожен сонный лес,
     
Над каждою душою пробужденной
     
Промчался шепот, веянье чудес,
     
И плакали иные, и, смущенный.
     
Иной твердил, что кончился позор,
     
Восстановлял забытых слов узор.
    
   
   7
   
    
     
Я речью порвала покров тот черный,
     
Что Правду скрыл, Природу и Любовь,
     
Как тот, кто говорит с вершины горной,
     
Что солнце там, вон там зажжется вновь,
     
И тени подтверждают указанье,
     
Бегут из рощ, уходят от ручьев.
     
Так помыслы зажгли свое сиянье
     
Во мгле едва проснувшихся умов;
     
И мудрость для сердец была бронею,
     
Соединившись с волею стальною.
    
   
   8
   
    
     
Иные говорили, что ума
     
Лишилась я, другие, что Пророка
     
Невеста к ним явилася сама,
     
Иные же, что демон, дух порока,
     
Украв людскую форму, к ним пришел
     
Из темной зачарованной пещеры;
     
Нет, это дух к нам Божий снизошел, —
     
Иные утверждали, полны веры. —
     
Чтоб с женщин смерть и цепи рабства снять
     
И на себя гнет их грехов принять.
    
   
   9
   
    
     
Но вскоре я для слов людских правдивых
     
Сочувствие в людских сердцах нашла,
     
Союз возник из душ вольнолюбивых,
     
В которых мысль была, как жизнь, смела;
     
Другие, в ожидании успеха,
     
Вступили в тот союз в своих сердцах;
     
И каждый миг, — светила ль им утеха,
     
Иль проводили день в своих делах, —
     
Они в себе лелеяли усилья,
     
Чтоб Жизнь легко свои взмахнула крылья.
    
   
   10
   
    
     
Но женщин главным образом мой зов
     
Извлек из их темниц, немых, холодных;
     
Вдруг, сбросив гнет мучительных оков,
     
Они в себе увидели свободных;
     
Тираны их сидят в своих дворцах
     
Пустынных, все рабы из них бежали,
     
В глазах исчез когда-то бывший страх,
     
И вспышки гнева их не удержали;
     
Ничем не наложить цепей на тех,
     
Кто раньше был готов на рабский грех.
    
   
   11
   
    
     
И те, кого меня схватить послали,
     
Рыдали, опустив свои мечи,
     
В них таял дух, свои увидев дали,
     
Как тает воск в пылающей печи;
     
Над Городом великое молчанье,
     
В предчувствии таящихся громов,
     
Лелеяло и страх, и упованья,
     
Так глыбы темных грузных облаков
     
Висят, и люди бледные томятся,
     
Пред тем как змеи молний разразятся.