1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 
Престол неколебимый дам ему,
      
Его знамена к небу подыму.
     
     
      
О мудрые, храни вас вечный свод!
      
Мне знамение счастья ваш приход.
     
     
      
Ко мне пришли вы, ноги натрудив,
      
И вот я светел духом и счастлив.
     
     
      
За все прощения у вас прошу,
      
Но силой новой я теперь дышу.
     
     
      
Закон есть: покоренная страна
      
Дань победителям платить должна.
     
     
      
Я вовсе дани с вас не буду брать,
      
Чтоб страждущий народ не изнурять.
     
     
      
Ваш царь мне должен был харадж платить,
      
Но от хараджа вас освободить
     
     
      
Решил я на два года, чтоб народ
      
Не впал в беду от столь больших забот».
     
     
      
Увидев, как добросердечен шах,
      
Склонились мудрецы пред ним во прах.
     
     
      
Величьем духа он их поразил
      
И так их на прощанье одарил,
     
     
      
Что старцы не сумели слов найти,
      
Чтоб за него молитву вознести.
     
     
      
Величье милости уразумев,
      
Они сидели, словно онемев.
     
     
      
И встали, чистой радостью горя,
      
И вознесли молитву за царя:
     
     
      
«Пока вращается небесный свод,
      
Покамест солнце по небу идет,
     
     
      
Пусть будет твой престол на небе том,
      
А солнца круг подушкою на нем!
     
     
      
Да не уйдешь из жизни никогда,
      
Да светишь нам, как мудрости звезда,
     
     
      
И покорятся пусть в конце концов
      
Тебе все семь великих поясов!
     
     
      
Блистай, как солнце, одаряй весь мир,
      
Как чаша Джема, озаряй весь мир!
     
     
      
Мы шли к тебе, душой угнетены,
      
Тревогой и сомненьями полны.
     
     
      
Мы думали — и ты, как все цари,
      
Снаружи — блеск, но зло и тьма внутри
     
     
      
И видим: все владыки — черный прах,
      
Ты из добра и света создан, шах.
     
     
      
Тебя таким предвечный сотворил,
      
Чтоб ты над всеми странами царил.
     
     
      
Узнав тебя, твой благородный нрав,
      
Воспрянули мы, страх в душе поправ.
     
     
      
Пусть в темной чаще розы цвет укрыт,
      
Благоуханье розу облачит.
     
     
      
Подавлены величием твоим,
      
Мы в удивленье пред тобой стоим.
     
     
      
Когда же нам ты помыслы открыл,
      
Вдвойне ты наши души удивил.
     
     
      
Дан свет могучий духу твоему,
      
Из смертных не присущий никому.
     
     
      
Мы видим свойства ангела в тебе,
      
Дыханье вечного в твоей судьбе!
     
     
      
Когда бы раджа нрав твой угадал,
      
Сюда б он сам немедля прискакал.
     
     
      
Позволь, владыка наш, прийти ему,
      
Припасть челом к порогу твоему.
     
     
      
Вернемся, радже милость возвестим,
      
От скорби дух его освободим.
     
     
      
Когда он примет власть из рук твоих,
      
Вернейшим станет среди слуг твоих».
     
     
      
И молвил царь индийским мудрецам:
      
«Пусть так и будет, как желанно вам!»
     
     
      
И встали, поклонились мудрецы,
      
В обратный путь пустились мудрецы.
     
     
      
И рассказали радже обо всем,
      
Сказали: «Препояшься, и пойдем».
     
     
      
Увидел царь индийский — он спасен,
      
Из мрака смерти к жизни возвращен.
     
     
      
Вновь старцев к Искандару он послал,
      
А сам за ними следом поспешал.
     
     
      
Повел огромный караван даров.
      
Чтоб описать дары, не хватит слов.
     
     
      
Доверясь мудрецам-проводникам,
      
Спешил он по долинам и горам.
     
     
      
И те светильники его земли
      
На всем пути беседу с ним вели.
     
     
      
Об Искандаре, о делах его,
      
О полных мудрости словах его.
     
     
      
И, внемля их речам, индийский шах
      
Плыл, как пылинка в солнечных лучах.
     
     
      
Вот наконец привел свой караван
      
Индийский раджа в Искандаров стан.
     
     
      
И тут же Искандару донесли,
      
Что царь и спутники его пришли.
     
     
      
Ответил Искандар: «Гостям я рад.
      
Пусть люди знанья дом мой озарят».
     
     
      
Индийский раджа повеленья ждал,
      
И на пороге царском он предстал
     
     
      
С мечом на шее, бледен, удручен,
      
Как перед казнью, в саван облачен.
     
     
      
Но Искандар воскликнул: «О мой брат!
      
Не унижайся, ты не виноват!
     
     
      
И мне достаточно того, что сам
      
Теперь явился с избранными к нам».
     
     
      
И сняли с шеи униженья меч,
      
И сняли саван у индийца с плеч.
     
     
      
В парчу его и пурпур облекли
      
И к трону миродержца подвели.
     
     
      
Румиец обнял гостя своего.
      
С собою рядом усадил его,
     
     
      
Но вновь индиец пал у шахских ног,
      
Как с гор кипящий падает поток.
     
     
      
И снова поднял Искандар его,
      
И обнял, словно друга своего,
     
     
      
Любовь явил, и милости, и честь.
      
И раджа повелел дары принесть.
     
     
      
Блюдя обычай древний и обряд,
      
Дарил он так, как нынче не дарят.
     
     
      
Его Румиец поблагодарил, —
      
Скажи, — рудник добра пред ним раскрыл.
     
     
      
И усадил вокруг людей святых,
      
Мужей ученых, мудрецов седых,
     
     
      
Великую опять явил он честь
      
И близ престола попросил их сесть.
     
     
      
И понял старцев и провидцев круг,
      
Что он не властелин для них, а друг.
     
     
      
Сам чародеев он очаровал,
      
Сердца их нитью верности связал.
     
     
      
Цепь тонких мыслей длинною была,
      
Далеко за полночь беседа шла.
     
     
      
Увидел раджа милости поток,
      
И встал, и просьбу так в слова облек:
     
     
      
«Царь, я лелею в сердце мысль одну,
      
Чтоб осчастливил ты мою страну,
     
     
      
Чтобы у нас остался, погостил,
      
Как солнце, землю нашу осветил.
     
     
      
Увидишь сам: индийская страна,
      
Чудес нигде не виданных полна.
     
     
      
Стрелок в лесах привольных для охот
      
Зверей и птиц диковинных найдет.
     
     
      
Да и зима уж близко подошла;
      
Зимой же все кончаются дела.
     
     
      
Потребны людям — радость и покой,
      
Вино, веселье, музыка зимой.
     
     
      
Зима же в Индустане, о мой шах,
      
Сияет, как весна в других краях.
     
     
      
Из тучи — дождь, в садах весенний цвет,
      
Ни стужи, ни жары, ни пыли нет.
     
     
      
Когда же солнце в знак Овна войдет,
      
Тогда ты сможешь продолжать поход.
     
     
      
Войска вести иль труд начать иной,
      
Во всем удача будет той порой!»
     
     
      
Как жаждущий, что воду увидал,
      
Словам индийца Искандар внимал.
     
     
      
По сердцу эта мысль ему пришлась,
      
И молвил он, к собранью обратясь:
     
     
      
«Где место мне укажете вы — там
      
Стоять шатрам и отдыхать войскам!»
     
     
      
Сказали: «Главный город наш — Дехли,
      
Туда и войску двигаться вели!»
     
     
      
Ответил: «В город войска не вмещу,
      
В лесах я лучше места поищу.
     
     
      
Когда Дехли полками наводню,
      
Ущерб я горожанам причиню.
     
     
      
Пусть кто-нибудь из вас пойдет вперед
      
И место вне столицы мне найдет.
     
     
      
Пусть будет от столицы далеко,
      
Везде перезимуем мы легко».
     
     
      
И раджа вновь сказал, склонясь во прах:
      
«Прикажет пусть миродержавный шах,
     
     
      
И я — твой раб — на место поспешу,
      
И все решу, и дело завершу.
     
     
      
Урочища, долины осмотрю,
      
Где зимовать великому царю».
     
     
      
Румиец раджу поблагодарил,
      
Престол, венец и пояс подарил,
     
     
      
Потом — большой табун, где скакуны
      
Сильны, как носороги и слоны,
     
     
      
Под седлами в сверкающих камнях,
      
В расшитых жемчугами чепраках.
     
     
      
Домой отправил раджу наперед,
      
И сам он следом двинулся в поход.
     
     
      
Вернулся раджа, в город свой вступил
      
И весть благую людям объявил.
     
     
      
Сказал: «Войны не будет! Пусть народ
      
В покое, безопасности живет!»
     
     
      
И ликовал народ, узнав, что он
      
От дани тягостной освобожден.
     
     
      
А раджа сам не думал отдыхать;
      
Румийца он готовился встречать.
     
     
      
Был близко от столицы лес Нигар,
      
Как райский сад цветущий, полный чар;
     
     
      
Немолчным пеньем птичьим оглашен,
      
Был всякой дичью изобилен он.
     
     
      
Как мускус, в том лесу земля была;
      
В ночи вставала амбровая мгла.
     
     
      
Стволы эбена в чаще поднялись,
      
Сандаловые ветви извились.
     
     
      
Эбен чернел агатом. Словно медь,
      
Желтела драгоценная камедь.
     
     
      
От зарослей сандала ветерок
      
Благоуханья приносил поток.
     
     
      
И этот запах чувства оживлял,
      
Леса, ущелья, долы наполнял.
     
     
      
Подобно косам сребротелых дев,
      
Висели змеи на стволах дерев.
     
     
      
Гвоздика, к гиацинту наклонясь,
      
Его соблазнам сладким предалась.
     
     
      
Там дерева вставали до небес;
      
В листве их темной солнца диск исчез.
     
     
      
Под той листвою, в самый знойный день,
      
Был сумрак влажен и отрадна тень.
     
     
      
Чинар, ветвей раскинув пятерни,
      
Казалось, солнцу мира был сродни.
     
     
      
От благовония лесных щедрот,
      
Как голова, кружился небосвод.
     
     
      
Смоковницу до звезд вздымал тот лес,
      
Смущая мир смоковницы небес.
     
     
      
Там пальмы упирались в небеса,
      
И вверх по их стволам вилась лоза.
     
     
      
И гроздья ль то над головой висят
      
Или огни бесчисленных Плеяд?
     
     
      
Лоза, что к небу гроздья подняла,
      
Петлей небесный лотос обвила.[45]
     
     
      
Она до звезд дошла — сказал бы ты, —
      
Чтобы похитить лотос с высоты.
     
     
      
Распустит осень лучезарный хвост,
      
Рассыплет сотни тысяч ярких звезд.
     
     
      
Мильоны птиц, как странники небес,
      
Кричат, поют, слетаясь в этот лес.
     
     
      
Там попугаи пестрые царят,
      
Порхают, не смолкая говорят.
     
     
      
Они повсюду стаями снуют.
      
Одни — зеленые, как изумруд,
     
     
      
Всю ветку сплошь обсядут, и она,
      
Как одеянье Хызра, зелена.
     
     
      
Вот стая красных пала с высоты
      
На пальму, словно алые цветы.
     
     
      
Цвет их пера — гранатовый цветок,
      
Клюв каждого, как яркий огонек.
     
     
      
Зеленых, красных стаи средь ветвей,
      
Как гроздья разноцветных фонарей.
     
     
      
Там, как преданий сказочных творцы,
      
Сидят красноречивые скворцы.
     
     
      
Переливаясь, блещут перья их
      
Подобием пластинок золотых!
     
     
      
В узорах радужных и в письменах
      
Венцы горят у них на головах.
     
     
      
И все движенья плавные скворца
      
Способны очаровывать сердца.
     
     
      
Атласные обновы на скворце,
      
И колпачок парчовый на скворце.
     
     
      
Там, словно житель ангельских долин,
      
В одежде пышной шествует павлин.
     
     
      
Дугою выгнув шею, опьянен,
      
Как плавно движется, как томен он!
     
     
      
Эмалью синей та дуга блестит
      
И тонкой позолотою сквозит…
     
     
      
Фазаны, куропатки на лугах
      
Пестрели, словно радуги в глазах.
     
     
      
Где к кипарису подлетал фазан,
      
Сам кипарис к нему склонял свой стан.
     
     
      
Павлин в ветвях высокой пальмы был,
      
Как среди кущ небесных Джабраил.
     
     
      
Таков был лес Нигар чудесный тот,
      
Зеленый и цветущий круглый год.
     
     
      
Там с юга был богатый город Хинд,
      
А с севера река большая Синд.
     
     
      
Ладьи по водам плыли и челны,
      
Как по небу плывет ладья луны.
     
     
      
На том отлогом берегу реки
      
Высокие вставали тростники.
     
     
      
То не простой был — сахарный тростник,
      
Как дар небес, он в тех краях возник.
     
     
      
В тех тростниковых зарослях вода,
      
Как сладостный шербет была всегда.
     
     
      
Лес отражала с запада гора
      
Пестрее многоцветного ковра.
     
     
      
Весна цвела на склонах круглый год,
      
Гудели пчелы, собирая мед.
     
     
      
И там медовой пальмы сладкий сок
      
Был словно меда чистого поток.
     
     
      
С журчаньем выбиваясь из земли,
      
Там сладкие источники текли.
     
     
      
От бурных тех источников река,
      
Как мед, желта была, как мед, сладка.
     
     
      
Там тысячи резвились диких коз,
      
Не ведая охотничьих угроз.
     
     
      
Олени жили в зарослях густых,
      
Тростник, как путы, на ногах у них.
     
     
      
Играли рыбы там в речных волнах,
      
Подобны Рыбе в южных небесах.
     
     
      
Загонщикам тот лес не окружить,
      
Ловцам всей дичи не переловить.
     
     
      
Тонул в садах прекрасных город сам;
      
В нем счета нет чертогам и дворцам.
     
     
      
Тот лес Нигар, подобный небесам,
      
Река, гора, что описал я вам,
     
     
      
Открытостью своей и красотой
      
Пленяли взгляд, бодрили дух живой.
     
     
      
Там раджа Искандара поселил,
      
Как будто рай земной ему открыл.
     
     
      
На том лугу, на склонах той горы
      
Все воинство раскинуло шатры.
     
     
      
Был Искандар стоянкой восхищен;
      
Лес, гору, берег сам объехал он,
     
     
      
Сказал: «Хоть мир из края в край пройти,
      
Нигде зимовки лучше не найти!»
     
     
      
С ним раджа неотлучно всюду был,
      
Радушья полон, сам ему служил.
     
     
      
И, отдыху предавшись до весны,
      
Царь Искандар забыл дела войны.
     
    
    * * *
    
     
      
Златую чашу, кравчий, мне налей!
      
Вино в ней блещет яхонта светлей.
     
     
      
Владеет мной индийская страна,
      
И чаша мне индийская нужна.
     
     
      
Певец, веди напев в ночной тиши,
      
Наполни звуки пламенем души.
     
     
      
Расцвел рожденный в Индии цветок,
      
И стал печален дней моих поток.
     
     
      
О Навои, к далеким берегам
      
Увел тебя крылатый твой калам.
     
     
      
Так пусть индиец, слыша песню ту,
      
Своей судьбы избудет черноту!
     
    
    
О достоинствах великодушия, благодаря которому щедрые и мужественные дуновением благоволения вытаскивают соломинки греха виновных из моря сердца на берег спасенья, и лица их не хмурятся, как волны моря, и блуждающих в темноте смятения они выводят из долины гибели, освещая путь свечой благородства
    
    
Рассказ о купце, который разорился, расставшись со своим сыном. И лицо его обагрилось кровью его сердца. На оставшиеся в кармане деньги он выкупил приговоренного к казни, и спасенный оказался его сыном. Он вновь обрел и сына и богатство
    
    
Искандар, словно солнце, вышедшее из мрака ночи и вошедшее в полуденное сияние дня, выступил из Хинда и вступил в страну Чин; хакан Чина, услышав о приближении с быстротой солнца завоевателя мира, собрал, для выступления против него бесчисленное, как песок, войско и послал для переговоров с ним посла; получив неудовлетворительный ответ, поднял воинов, по числу подобных песку, и сам не оставил предпринятого дела без своего ничтожного внимания
    
    
Как луна-путешественница приближается к солнцу, так хакан приезжает к Искандару под видом посла, и поскольку это приближение привело к согласию, он, подобно луне, наполняется светом и блаженством
    
    
Восхваление правдивости и прямоты, которые являются лучшими образцами кипарисоподобных красавиц в плодовом саду мира; и восхваление искреннего слова, являющегося избраннейшим среди чистых веяний утра в царстве ночи и о следах достойной награды стремлений, которые, подобно солнцу, украшающему мир, постепенным движением озаряют всю Землю, и о полезностях правдивых речей, которые малым словом приносят много доброго жителям мира
    
    
Рассказ о том, как Ардашир[46] был не в силах отразить врага мечом и разрешил это трудное дело разумными действиями и мечом языка
    
     
      
Великий Ардашир — Сасана сын —
      
Был храбрый воин, мудрый властелин.
     
     
      
Когда от Ардавана он бежал,
      
С огромным войском тот его догнал.
     
     
      
И понял Ардашир, что этот бой
      
Неравным будет, как борьба с судьбой…
     
     
      
Но ревность к делу царства ни на пядь
      
Ему не позволяла отступать.