1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 
– Счет?! –  удивился епископ. – Что вы этим хотите сказать? Ведь я не пил и не ел.    

– О,  это ничего не значит, – спокойно ответил Джон, – с той минуты, как вы  попадаете на постоялый двор, вы несете расходы. Ваши люди голодны, просят  снабдить их припасами, а ваши лошади уже поели, да и нельзя же, чтобы из-за  вашего воздержания мы тоже были обречены голодать только потому, что вы не  хотите ни есть, ни пить. Мы просим заплатить людям, обслуживавшим людей и  животных.    

– Возьмите,  что сочтете нужным, – нетерпеливо ответил епископ, – и отпустите  меня.    

– А  кошель на прежнем месте? – спросил Маленький Джон.    

– Вот  он, – ответил епископ, указывая на кожаный мешочек, подвешенный к ленчику  седла его лошади.    

– Мне  кажется, что он тяжелее, чем был в ваш первый приезд, ваше преосвященство.    

– Думаю,  что тяжелее, – ответил епископ, прилагая отчаянные усилия, чтобы казаться  спокойным, – в нем и денег гораздо больше.    

– Я  в восторге, ваше преосвященство; могу я спросить, сколько же монет в этом  прелестном кошельке?    

– Пятьсот  золотых…    

– Превосходно!  Как это великодушно с вашей стороны явиться сюда с такими деньгами! –  насмешливо заметил молодой человек.    

– Но, –  запинаясь, проговорил епископ, – я надеюсь, мы эти деньги поделим? Вы же  не посмеете отнять у меня все, ограбить меня!    

– Ограбить?! –  презрительно переспросил Маленький Джон. – Какое слово вы сказали? Вы,  значит, не понимаете, какая разница существует между грабежом и тем, чтобы  забрать у человека то, что ему не принадлежит? Вы выманивали эти деньги обманом  и ложью, вы взяли их у тех, кто в них нуждался, а я хочу их вернуть им.  Согласитесь, ваше преосвященство, что я вас не граблю.    

– Мы  называем наши действия лесной философией, – смеясь, сказал Робин Гуд.    

– Весьма  сомнительная философия с точки зрения закона, – возразил епископ. – Поскольку  защищаться я не в состоянии, придется подчиниться всем вашим требованиям.  Берите кошелек.    

– У  меня к вам есть еще одна просьба, ваше преосвященство, – продолжал Джон.    

– Какая? –  обеспокоенно спросил епископ.    

– Нашего  духовника сейчас нет в Барнсдейле, – ответил Джон, – и, поскольку мы  давно были лишены его благочестивых наставлений, мы хотим просить вас, ваше  преосвященство, отслужить для нас мессу.    

– Как  вы смеете обращаться ко мне с такой нечестивой просьбой! – воскликнул епископ. –  Я предпочту смерть такому святотатству!    

– А  ведь это ваш долг, ваше преосвященство, – заметил Робин, – во всякое  время помогать людям служить Господу; Маленький Джон прав, вот уже несколько  недель мы не имели счастья слушать мессу, и мы не можем упустить счастливый  случай, который нам сегодня представился; соблаговолите, прошу вас, выполнить  нашу законную просьбу.    

– Это  было бы смертным грехом, преступлением, и я должен быть готов к тому, что десница  Господня покарает меня, если я совершу подобное святотатство! – ответил  епископ, багровый от гнева.    

– Ваше  преосвященство, – торжественно проговорил Робин, – мы с христианским  смирением почитаем божественные символы католической веры, и, поверьте мне, в  стенах ни одного из ваших огромных соборов вы никогда не встретите более  благочестивой паствы, чем в Шервудском лесу.    

– Я  могу верить вашим словам? – с большим сомнением спросил епископ.    

– Да,  ваше преосвященство, и вы скоро убедитесь в их полной правдивости.    

– Ну  что ж, мне хочется поверить вам: проводите меня в часовню.    

– Пойдемте,  ваше преосвященство.    

Робин в  сопровождении епископа направился к высокой изгороди, расположенной неподалеку  от Дерева Встреч. Там в небольшой лощине был сооружен земляной алтарь,  прикрытый слоем мха и украшенный цветами. На нем с большим вкусом было  разложено все необходимое для службы, и его преосвященство пришел в восторг от  такой природной ризницы.    

Эти две  сотни человек с непокрытыми головами, коленопреклоненные, благочестиво молящиеся  и устами и сердцем, являли собой весьма трогательное зрелище.    

После  мессы лесные братья горячо поблагодарили епископа, и тот, в высшей степени  удивленный их скромным поведением во время службы, не мог удержаться от желания  задать Робину множество вопросов о том, как он и его люди живут в старом лесу.    

Пока  Робин любезно отвечал на его расспросы, лесные братья накрыли для солдат обильную  трапезу, и Мач самолично наблюдал за приготовлениями к самому утонченному  пиршеству, которое когда-либо устраивалось под лесными сводами.    

Сам того  не заметив, епископ подошел с Робином к пирующим и с завистью взглянул на них –  при виде всеобщего веселья остатки его дурного настроения улетучились.    

– Неплохо  ваши люди проводят время, – сказал Робин, показывая епископу на нескольких  особенно прожорливых солдат.    

– Они  и вправду едят с большим аппетитом.    

– Они,  вероятно, очень проголодались, наше преосвященство. Уже два часа, и я сам с удовольствием  бы перекусил. Не угодно ли и вам без всяких церемоний отобедать?    

– Спасибо,  любезный хозяин, спасибо, – ответил епископ, стараясь оставаться глухим к  настойчивым просьбам своего желудка. – Я ничего не хочу, решительно  ничего, хотя я и немного голоден.    

– Не  следует насиловать свою природу, ваше преосвященство, от этого страдают ум и  сердце и теряется здоровье. Давайте-ка сядем на этом зеленом ковре; вам  подадут, и вы съедите хотя бы кусок хлеба, если так уж боитесь задержаться.    

– Я  всенепременно обязан вам повиноваться? – спросил епископ с плохо скрытой  радостью.    

– Я  не принуждаю вас, ваше преосвященство, – лукаво ответил Робин, – и  если вам не хочется вместе со мной отведать этого прекрасного пирога из дичи и  чудесного вина из этой бутылки, то тогда, прошу вас, воздержитесь, потому что  насильно есть еще вреднее для желудка, чем отказываться от пищи в течение нескольких  часов.    

– О,  я свой желудок не насилую, – смеясь, ответил епископ, – аппетит у  меня завидный, и поскольку я уже давно голоден, то приму ваше любезное  приглашение и окажу честь вашему столу.    

– Тогда  прошу к столу, ваше преосвященство, и приятного аппетита!    

Епископ  Херефордский хорошо пообедал; вино он любил, а то вино, которое подливал в его  кубок Робин Гуд, было таким крепким, что к концу трапезы его преосвященство  совершенно опьянел; к вечеру достойный священнослужитель вернулся в аббатство  Сент-Мэри в таком состоянии, что благочестивая братия снова преисполнилась  негодования и ужаса.    

 VI    

     

– Хотел  бы я знать, как себя чувствует сегодня епископ Херефордский, – говорил  Красный Уилл своему двоюродному брату Маленькому Джону, вместе с Мачем  сопровождавшему Уилла в Барнсдейл.    

– Должно  быть, голова у бедняжки немного тяжелая, – отозвался Мач, – хотя по  всему видно, что его преосвященство привык злоупотреблять вином.    

– Совершенно  верно замечено, друг мой, – ответил Джон, – его преосвященство  епископ Херефордский умеет выпить немало, не теряя разума.    

– Робин  с ним обошелся очень любезно, – продолжал Мач, – он обращался так со  всеми церковниками, которые ему попадались?    

– Да,  когда эти церковники злоупотребляют своей духовной и светской властью, чтобы  обирать саксов, как это делает епископ Херефордский. Случалось, что Робин не  просто поджидал этих благочестивых служителей Божьих, но и сворачивал со своего  пути, чтобы преградить им дорогу.    

– Что  вы подразумеваете под словами «сворачивать со своего пути»? – спросил Мач.    

– Я  вам расскажу, пока мы идем, одну историю, которая пояснит вам мои слова.    

Однажды  утром Робин Гуд узнал, что два монаха несут в свое аббатство немалые деньги и  должны пройти через Шервудский лес. Новость эта очень обрадовала Робина, потому  что казна у нас опустела и деньги эти были нам очень кстати. Никому ничего не  сказав (взять двух монахов – дело нетрудное), Робин оделся пилигримом и встал  на дороге, по которой они должны были пройти.    

Ждал он  недолго, монахи скоро появились; Робин увидел двух рослых молодцов, крепко  сидевших и седлах.    

Робин  пошел им навстречу, поклонился до земли, потом, выпрямившись, схватил под уздцы  лошадей и жалобно произнес:    

«Да  благословит вас Бог, святые братья; какая удача, что я встретил вас. Это  большая радость для меня, и я благодарю за нее Небо».    

«Что  означает этот словесный поток?» – спросил один из монахов.    

«Святой отец,  я просто выразил свою радость. Вы ведь посланцы Бога милостивого и воплощение  божественного милосердия. Мне нужна помощь, я несчастен, я голоден; братья мои,  я умираю с голоду, дайте мне что-нибудь поесть».    

«У нас  нет с собой ничего съестного, – ответил тот монах, который говорил с  Робином прежде. – Потому перестаньте просить понапрасну и дайте нам  спокойно проехать дальше».    

Но  Робин, крепко державший поводья лошадей, не дал монахам пуститься в бегство.    

«Братья  мои, – снова заговорил он еще более жалобным и угасающим голосом, –  сжальтесь надо мной, несчастным, и раз у вас нет с собой хлеба, подайте мне  мелкую монетку. Я со вчерашнего утра брожу по лесу и еще не ел и не пил.  Дорогие братья, ради Пресвятой Девы, прошу вас, сделайте это скромное подаяние».    

«Послушайте-ка,  болтливый дурак, отпустите поводья лошадей, оставьте нас в покое, мы даже не хотим  тратить время на такого недоумка, как вы».    

«Да, –  повторил слово в слово второй монах, – мы даже не хотим тратить время на  такого недоумка, как вы».    

«Бога ради,  добрые братья, подайте всего несколько пенсов, чтобы не дать мне умереть с  голоду!»    

«Да если  бы даже я и хотел подать нам милостыню, попрошайка упрямый, я все равно не мог  бы этого сделать, у нас нет ни пенни».    

«А с  виду, братья мои, не скажешь, что у вас денег нет: кони под вами добрые, одеты  вы хорошо, и лица у вас сытые и счастливые».    

«Еще  несколько часов назад у нас были деньги, но нас ограбили разбойники».    

«И не  оставили нам ни пенни», – добавил второй монах, видимо считавший своим  долгом как эхо повторять слова начальствующего брата.    

«Сдается  мне, – сказал Робин, – что вы оба совершенно нагло лжете».    

«Ты нас  обвиняешь во лжи, презренный негодяй!» –. воскликнул монах.    

«Да,  во-первых, вас никто не грабил, потому что в старом Шервудском лесу нет грабителей,  а во-вторых, вы лжете мне, утверждая, что вы без денег. Я ненавижу ложь и хочу  знать правду. Потому вам покажется естественным, что я сам хочу убедиться в  вашей лживости».    

Произнеся  эти полные угрозы слова, Робин отпустил поводья лошадей и схватился за мешок,  подвешенный к седлу первого монаха. Монах испугался, пришпорил лошадь и  пустился галопом; второй последовал за ним. Но Робин, как вам известно, бегает  быстрее оленя; он догнал монахов и выбил их из седла.    

«Добрый  нищий, пощадите нас, – запричитал толстый монах, – пожалейте ваших  братьев; я уверяю вас, нет у нас ни денег, ни еды, нечего нам вам дать, и  совершенно неразумно ждать от нас сейчас помощи!»    

«Нет у  нас ничего, добрый нищий, – как эхо повторил второй; этот был худ, и от  страха побледнел как мертвец. – Мы не можем дать то, чего у нас нет».    

«Ну что  же, отцы мои, – сказал Робин, – мне хочется верить в очевидную  искренность ваших слов. А еще я хочу указать вам средство, как можно раздобыть  немного денег. Мы сейчас преклоним колени все трое и попросим Пресвятую Деву  прийти нам на помощь. Наша Владычица Небесная никогда меня в нужде не покидала  и сейчас, думаю, не оставит своей милостью. Когда вы появились на дороге, я как  раз молился и, думая, что это Небо мне вас послало, обратился к вам с моей  нижайшей просьбой. Ваш отказ меня в отчаяние не привел, просто я понял, что вы  не посланцы божественного Провидения, вот и все; но вы люди благочестивые или  должны таковыми быть; мы сейчас будем молиться, и наши голоса вместе скорее донесут  нашу просьбу до Господа».    

Монахи  отказались опуститься на колени, и, чтобы заставить их подчиниться, Робину  пришлось пригрозить им, что он обшарит их карманы.    

– Как, –  прервал рассказчика Красный Уилл, – они все трое опустились на колени,  чтобы просить Небо послать им денег?    

– Да, –  ответил Джон, – и стали, по приказу Робина, громко и внятно молиться.    

– Забавная,  должно быть, была картина, – заметил Уилл.    

– Очень  забавная. Робин сумел сохранить серьезный вид и слушал молитву монахов: «Пресвятая  Дева, – говорили они, – пошли нам денег, чтобы избавить нас от  опасности». Не стоит и говорить, что деньги не появлялись. Голоса монахов  звучали все печальней и жалобней; Робин Гуд уже не мог сохранять спокойствие  при виде этого странного зрелища и весело расхохотался.    

Монахи,  услышав этот неуемный смех, приободрились и хотели было подняться с колен, но  Робин поднял палку и спросил:    

«Получили  деньги?»    

«Нет, –  ответили они, – нет».    

«Тогда  продолжайте молиться».    

Монахи  выдержали эту пытку еще час, а потом дошли до того, что стали в отчаянии ломать  себе руки, вырывать клочья волос с головы и рыдать от бешенства. Они изнемогали  от усталости и унижения, но продолжали утверждать, что денег у них нет. «Святая  Дева никогда не покидала меня, – говорил им в качестве утешения  Робин, – и, хотя пока у меня нет доказательств, что она нас услышала, они  не замедлят явиться. Так не отчаивайтесь, братья мои, напротив, молитесь еще  усерднее». Монахи запричитали так, что Робину надоело их слушать. «Ну теперь,  дорогие братья, посмотрим, сколько денег послало вам Небо».    

«Ни  пенни!» – воскликнул толстяк.    

«Ни  пенни? – переспросил Робин. – Как это? Дорогие братья, можете ли вы  быть совершенно уверены, что у меня нет денег, хотя я и утверждал, что карманы  мои пусты?»    

«Нет, –  ответил один из монахов, – мы не можем быть в этом уверены».    

«А ведь  есть способ в этом удостовериться».    

    

«Какой?»  – спросил толстый монах.    

«Самый  простой, – ответил Робин, – нужно меня обыскать. Но, поскольку вам не  важно, есть у меня деньги или их у меня нет, и интересно это лишь мне, я  позволю себе заглянуть в ваши карманы».    

«Мы не  переживем такого оскорбления!» – в один голос завопили монахи.    

«Какое  же тут оскорбление, братья мои? Я просто желаю доказать вам, что Небо вняло моим  молитвам и помогло мне вашими благочестивыми руками».    

«Но у  нас ничего нет!»    

«Вот в  этом я и хочу убедиться. Какая бы сумма вам обоим ни перепала, мы ее разделим  пополам – одну половину мне, а другую вам. Поищите сами хорошенько, прошу вас,  и скажите, сколько у вас есть».    

Монахи  повиновались, каждый пошарил у себя в кармане и ничего оттуда не вынул.    

«Я вижу,  братья мои, – сказал Робин Гуд, – что вы хотите доставить мне  удовольствие вас обыскать. Ну что же? Пусть будет по-вашему».    

Монахи  отчаянно возражали, но Робин с таким серьезным видом пригрозил им отколотить их  своей страшной палкой, что они согласились на тщательный обыск.    

Через  несколько минут, поискав хорошенько, Робин Гуд уже держал в руках пятьсот золотых.    

В  отчаянии от того, что он потерял свои деньги, толстый монах с беспокойством  спросил:    

«А разве  мы эти деньги не поделим между нами?»    

«А вы  разве думаете, что Небо послало их вам с тех пор, как мы вместе? – ответил  строго Робин, но монахи промолчали. – Вы солгали, и у вас в карманах были  деньги, отобранные у честных людей; вы отказали в милостыне человеку, который  сказал вам, что он умирает с голоду, и вы оба считаете, что такое поведение  достойно христианина? И все же я прощаю вас, и в какой-то мере выполню свое  обещание. Вот, я даю каждому из вас по пятьдесят золотых. Идите, и если  встретите на дороге бедняка, просящего милостыню, помните, что Робин Гуд  оставил вам возможность прийти ему на помощь».    

Услышав  это имя, монахи вздрогнули и испуганно посмотрели на нашего друга.    

Не  обращая ни малейшего внимания на их растерянный вид, Робин помахал им рукой и скрылся  в лесу.    

Не успел  стихнуть шум его шагов, как монахи вскочили на лошадей и умчались, ни разу не  оглянувшись.    

– Здорово  же Робин сумел переодеться, раз монахи его не узнали, – заметил Мач.    

– Робин  вообще в лом очень ловок, а впрочем, вы сами могли в этом убедиться, когда он  переоделся старухой. Я могу порассказать вам о сотне его проделок, когда он так  переоделся, что его до самого конца не узнавали; вот, к примеру, с шерифом  Ноттингема он сыграл прекрасную шутку.    

– Да,  шутка была превосходная, – подтвердил Мач, – и о ней долго говорили,  и все смеялись над шерифом и восхищались Робином.    

– А  что это за история? – спросил Уильям. – Я никогда о ней ничего не  слышал.    

– Как?  Вы не знаете о том, как Робин переоделся мясником?    

– Нет,  расскажите-ка, Маленький Джон.    

– Охотно.  Года четыре тому назад в графстве Ноттингем стал остро ощущаться недостаток  мяса; мясники так подняли на него цены, что только богатым оно было по карману.  Робин Гуд, которому все новости всегда становятся сразу известны, узнал об этом  и решил помочь несчастным и страждущим. Однажды в базарный день он устроил  засаду на дороге, по которой через Шервудский лес гнал скот один скототорговец,  поставлявший его более чем кто-либо еще в город Ноттингем. Вскоре торговец  появился; он восседал на чистокровной лошади и гнал перед собой огромное стадо  крупного рогатого скота. Робин купил у него все: стадо, кобылу, одежду и его  молчание в придачу, а в обеспечение последней из этих сделок поручил его нашим  заботам, пока он сам не вернется в лес.    

Робин  собирался продать мясо очень дешево, но ему подумалось, что если он не  заручится чьим-нибудь покровительством, например шерифа, то мясники могут  сговориться и свести на нет все его добрые намерения по отношению к бедным.    

Шериф  держал большой постоялый двор, где останавливались все торговцы округи, когда  они наезжали в Ноттингем. Робин это знал и, чтобы избежать столкновения с  собратьями по ремеслу, отвел свое стадо на рыночную площадь, выбрал самого  жирного бычка и повел на постоялый двор шерифа.    

Тот как  раз стоял на пороге, и бычок, которого привел Робин, ему чрезвычайно понравился.  Наш друг, в восторге от этого пусть и небескорыстного приема, сказал шерифу,  что у него лучшее стадо из всех, какие сюда пригнали, и что он будет счастлив,  если шериф согласится принять от него в подарок этого бычка.    

Шериф  для виду запротестовал против такого щедрого дара.    

«Сэр  шериф, – сказал тогда Робин, – я незнаком со здешними обычаями, не  знаю своих собратьев по ремеслу и боюсь, что они станут искать повод для ссоры  со мной. Так что прошу вас оказать мне покровительство, а я уж в долгу перед  вами не останусь».    

Шериф  тут же поклялся (в эту минуту его признательность соответствовала упитанности  бычка), что повесит наглеца, который осмелится побеспокоить нашего друга, и  добавил, что Робин – любезный малый и к тому же самый красивый из всех, кто  когда-либо торговал мясом.    

Успокоившись  на этот счет, Робин вернулся на рыночную площадь. Когда торговля началась,  целая толпа бедняков стала прицениваться к мясу, но, к несчастью для их тощих кошельков,  цена по-прежнему держалась очень высоко.    

Когда  Робин увидел, что цены установились, он стал продавать на один пенс столько, за  сколько другие просили по три.    

Весть об  этой удивительной дешевизне мгновенно облетела весь город, и со всех сторон понабежали  бедняки. И Робин на пенс давал им столько мяса, сколько другие торговцы на  пять. Скоро весь рынок загудел, что Робин продает только беднякам. Все о нем  говорили только хорошее, а его собратья по ремеслу, отнюдь не склонные  следовать его примеру, решили, что он мот, который в приступе безумной щедрости  расточает свое состояние. Утвердившись в этом мнении, мясники стали посылать к  нему людей, которым сами они ничего не хотели продавать.    

К  середине дня торговцы скотом собрались и дружно решили, что с новеньким следует  завязать знакомство. Один из них подошел к Робину и сказал:    

«Дорогой  друг и брат, ваше поведение нам кажется странным, потому как, не в обиду вам  будет сказано, нашей торговле оно сильно вредит. Но, раз намерения у вас  прекрасные, нам остается только поздравить вас с вашим редким великодушием и  рукоплескать ему. Мои товарищи, придя в восторг от вашей сердечной доброты,  просят вас принять их восхищение и предлагают отобедать с нами».    

«От  всего сердца принимаю ваше приглашение, – весело ответил Робин, – и  готов следовать за вами, куда вам угодно».    

«Обычно  мы собираемся на постоялом дворе шерифа, – ответил мясник, – и если  вы ничего не имеете против…»    

«Да что  вы?! – прервал его Робин. – Напротив, счастлив буду побывать у  человека, которого вы почтили своим доверием».    

«Ну,  если так, сударь, мы весело проведем вечер».    

– Так  вы были вместе с Робином? – спросил Мач, удивленный тем, что рассказчику  известны такие подробности.    

– Ну,  само собой разумеется, неужели вы думаете, что я позволил бы Робину пойти туда  одному, без защиты, раз существовала опасность быть узнанным? Он приказал мне  держаться в стороне, но я не счел нужным слушаться его и все время был рядом.  Он вдруг заметил, что я тут, схватил меня за руку и стал сердито упрекать за  неповиновение. Я вполголоса объяснил ему, какие причины заставили меня нарушить  его приказ. Он тут же успокоился и, поглядев на меня со своей обычной доброй  улыбкой, сказал: «Смешайся с толпой, Джон, и, следя за моей безопасностью, не  забывай о своей. Если с тобой случится несчастье, я себе никогда не прощу». Я  повиновался и растворился в толпе. Когда Робин в сопровождении развеселившихся  мясников направился к постоялому двору шерифа, я пошел за ним и уселся в  обеденном зале.    

Заказав  себе хороший обед, я занял место в проеме окна.    

Робин  был в тот день очень весел, он уселся за стол со своими новыми знакомыми и в конце  обеда приказал подать всем лучшего вина, какое было в погребе, добавив, что  платить будет он. Как вы сами понимаете, щедрое предложение Робина было встречено  с восторгом; вино подали всем в зале, и мне досталось тоже.    

Когда  веселье гостей стало всеобщим, на пороге зала появился шериф.    

Робин  пригласил его к столу. Тот принял предложение и, поскольку Робин по праву казался  ему героем праздника, решил о нем поговорить.    

«Хитрый  малый! – воскликнул один из мясников. – Тонкая бестия, редкого ума,  но парень добрый!»    

И тут  шериф заметил меня. Я не был пьян, и спокойствие на моем лице внушило ему желание  порасспросить меня.    

«Должно  быть, этот молодой человек, – сказал он, показывая глазами на  Робина, – большой мот; он, наверное, продал земли, дом или замок и теперь  без толку тратит деньги».    

«Возможно», –  равнодушно ответил я.    

«А  может, у него еще кое-что осталось?» – снова принялся за расспросы шериф.    

«Наверное,  сударь».    

«Как вы  думаете, не расположен ли он продать задешево скот, который у него остался?»    

«Я не  знаю, но есть очень простой способ это узнать».    

«Какой?»  – с глупым видом спросил шериф.    

«Черт  возьми! Да спросить у него».    

«Вы  правы, сэр незнакомец».    

Сказав  это, шериф подошел к Робину и в пышных выражениях стал превозносить его щедрость,  а потом похвалил его за то, что он нашел такое достойное применение своему  состоянию. «Нет ли у вас, мой юный друг, – добавил шериф, – еще  какого-нибудь скота на продажу? Я бы нашел вам покупателя и, оказывая вам эту  услугу, я все же позволю себе сказать, что человек вашего состояния и вашей  внешности не может, не унизив своего достоинства, сделаться скототорговцем».    

Робин  прекрасно понял, что крылось за этими тонкими рассуждениями, он рассмеялся и  ответил услужливому шерифу, что у него еще около тысячи голов крупного рогатого  скота и он охотно избавился бы от него за пятьсот золотых.    

«Я могу  вам предложить триста», – сказал шериф.    

«По той  цене, по которой идет скот, я могу его продать по два золотых за голову», –  возразил Робин.    

«Если вы  мне согласитесь продать оптом все стадо, я вам дам триста золотых и замечу, что  для вас лучше иметь три сотни монет в кошельке, чем тысячу голов скота на  пастбище. Ну, решайтесь же, продаете за триста?»    

«Это  очень мало», – ответил Робин, украдкой поглядывая на меня.    

«Такой  широкий человек, как вы, милорд, – настаивал шериф, решивший прибегнуть к  лести, – не станет торговаться из-за нескольких монет. Ну, сторговались?!  По рукам! Где скот? Я хотел бы посмотреть все стадо».    

«Все  стадо?!» – переспросил Робин и засмеялся, потому что в голову ему пришла  занятная мысль.    

«Конечно,  мой друг, и если место, где находится ваш великолепный скот, отсюда недалеко,  мы можем поехать туда верхом и заключить сделку на месте. Я возьму с собой  деньги, и, если вы будете благоразумны, мы покончим с этим делом еще до  возвращения в Ноттингем».    

«Примерно  в миле от города у меня есть несколько акров земли, и мой скот сейчас там, в  загоне, – ответил Робин, – и вы можете без труда его посмотреть».    

«В миле  от Ноттингема, – переспросил шериф, – несколько акров? Я знаю  окрестности, но и представить себе не могу, где ваше имение».    

«Тише, –  прошептал Робин, наклоняясь к шерифу, – я хочу, по очень важным причинам,  чтобы мое имя и звание остались неизвестными. Одно слово о том, где находится  мой скот, и мое имя будет раскрыто, а от этого пострадают мои интересы. Вы  понимаете меня?»    

«Прекрасно  понимаю, мой юный друг, – ответил шериф, хитро подмигивая Робину, –  друзей следует бояться, родным – не доверять; понимаю, понимаю».    

«У вас  очень проницательный ум, – продолжал Робин с таинственным видом, – и  я начинаю думать, что мы отлично поладим. Ну, что же? Если хотите, мы  воспользуемся тем, что мясники не обращают на нас никакого внимания и потихоньку  ускользнем. Вы готовы идти за мной?»    

«Ну,  конечно! Пойду распоряжусь, чтобы поскорее оседлали лошадей, и буду ждать вас».    

«Идите,  я сейчас присоединюсь к вам».    

Шериф  вышел из зала, а я по приказу Робина нашел наших людей, которых спрятал на всякий  случай на таком расстоянии, чтобы они могли слышать звук рога, и объявил им,  что нас собирается навестить шериф.    

Через  несколько минут после того как я ушел, шериф пригласил Робина подняться в его  личные покои, представил своей жене, прелестной юной женщине лет двадцати,  предложил ему присесть и сказал, что пойдет отсчитает деньги.    

Когда  шериф вернулся в комнату, где Робин оставался наедине с его женой, он нашел молодого  человека у ее ног.    

Это  зрелище разгневало подозрительного супруга, но надежда обмануть Робина на  сделке заставила его сдержаться. Он закусил губу и сказал Робину:    

«Я готов  следовать за вами, сударь».    

Робин  послал красивой даме воздушный поцелуй и, к полной ярости ревнивого мужа, пообещал  ей скоро вернуться.    

Вскоре  шериф с Робином уже выезжали верхом из ворот Ноттингема.    

Самыми  глухими тропками они добрались до развилки в лесу, где мы должны были их ждать.    

«Вот, –  сказал Робин, протягивая руку в сторону одной из прекрасных долин старого  Шервудского леса, – одна часть моих земель».    

«То, что  вы говорите, нелепо и лживо, – ответил шериф, решивший, что его разыгрывают. –  Этот лес и все, что в нем, – собственность короля».    

«Возможно, –  ответил Робин, – но раз я этим завладел, то оно мое».    

«Как  ваше?»    

«Конечно,  мое, а как – вы скоро узнаете».    

«Мы с вами  сейчас в безлюдном и небезопасном месте, – продолжал шериф, – лес  кишит разбойниками, упаси Господь попасться в руки презренного Робин Гуда! Если  с нами произойдет такое несчастье, мы с вами быстро лишимся всего, что у нас  есть».    

«Посмотрим,  что он сделает, – со смехом сказал Робин Гуд, – готов биться об  заклад на что угодно, что мы сейчас с ним встретимся лицом к лицу».    

Шериф  страшно побледнел и стал испуганно озираться по сторонам.    

«Было бы  лучше, если бы наши владения находились в менее опасном месте, – сказал  он, – если бы вы меня предупредили, где они, я бы, уж конечно, сюда не  поехал».    

«Я  утверждаю, мой дорогой господин, – прервал его Робин, – что мы с вами  находимся на моих землях».    

«Что вы  хотите сказать? О каких землях вы говорите?» – с беспокойством спросил шериф.    

«Мне  кажется, – ответил Робин, – что слова мои совершенно ясны. Я показал  вам на эти поляны, долины, развилки и сказал: „Вот мое имение“. Ведь говорите  же вы о своей жене: „Это моя жена"“?    

«Да, да,  конечно, – пробормотал шериф. – Но прошу вас, скажите, как вас зовут?  Мне не терпится узнать имя такого богатого землевладельца».    

«Я скоро  удовлетворю ваше законное любопытство, – смеясь, ответил Робин Гуд. (В эту  минуту тропинку пересекло большое стадо оленей.) – Глядите скорее, сударь, вправо  глядите: вот сотня голов из моего стада, откормленные и приятные видом твари,  что вы на это скажете?»    

Шериф  трясся всем телом.    

«Уж  лучше бы мне сюда не приезжать», – произнес он, тревожно вглядываясь в  чащу.    

«Почему  же? – спросил Робин. – Старый Шервудский лес – одно из прекраснейших  мест на земле, уверяю вас. Да и чего вам бояться? Разве я не с вами?»    

«Вот  это-то меня как раз и тревожит, сэр незнакомец, уже несколько минут как ваше  общество мне крайне неприятно».    

«К  счастью для меня, немного людей придерживаются вашего мнения, сэр шериф, –  смеясь, ответил Робин, – но раз уж вы, к великому моему огорчению,  относитесь к их числу, то нам лучше нарушить наше уединение».    

Сказав  это, Робин насмешливо поклонился своему спутнику и поднес к губам свой рог.    

(Я забыл  вам сказать, дорогие друзья, что мы шли за ними по пятам и явились по первому  же зову.) Шериф от страха чуть не свалился с лошади.    

«Что вам  угодно, мой благородный хозяин? – спросил я у Робина. –  Соблаговолите, прошу вас, отдать приказ, и он будет тотчас же исполнен».    

– А  вы всегда так говорите с Робином, Маленький-; Джон? – поинтересовался  Красный Уилл.    

– Да,  Уилл, ибо таков мой долг и мое желание, – добродушно ответил молодой  человек.    

«Я  привез сюда могущественного ноттингемского шерифа, – ответил Робин, –  и его светлость желает посмотреть мой скот и отужинать со мной. Проследите,  прошу вас, чтобы с нашим гостем обошлись со всем возможным почтением и оказали  ему все знаки уважения, приличествующие его должности».    

«Ему  подадут самые изысканные блюда, – ответил я, – потому что он, я  уверен, щедро заплатит за ужин».    

«Заплачу?! –  воскликнул шериф. – Что вы под этим разумеете?»    

«Все  объяснится в свое время, сударь, – ответил Робин, – а теперь  позвольте мне ответить на вопрос, который вы оказали честь мне задать, когда мы  въезжали в лес».    

«Какой  вопрос?» – прошептал шериф.    

«Вы  спросили у меня мое имя».    

«Увы!» –  простонал хозяин постоялого двора.    

«Меня  зовут Робин Гуд, сударь».    

«Я сам  это вижу», – сказал шериф, обводя глазами отряд лесных братьев.    

«Что же  до оплаты, то мы имеем в виду нот что: бедных мы кормим бесплатно, но тех, у  кого кошелек туго набит, мы заставляем возместить наши расходы».    

«И  каковы же ваши условия?» – жалобным голосом спросил шериф.    

«У нас  нет условий, и цен мы не назначаем, а просто забираем у нашего гостя все  деньги, которые находим при нем. Так, например, в вашем кармане сейчас триста  золотых».    

«О Боже!  Боже!» – простонал шериф.    

«Значит,  ваши расходы и составят триста золотых».    

«Триста  золотых!?»    

«Да, и я  предлагаю вам съесть сколько сможете, и выпить сколько выдержите, чтобы отдать  эти деньги не даром».    

Прямо на  траве был накрыт прекрасный ужин. Шериф не был голоден и ел мало, но зато выпил  много. Мы решили, что эта неумеренная жажда вызвана отчаянием.    

Он нам  отдал триста золотых и, как только последняя монета исчезла в моем кошельке, заторопился  покинуть нас. Робин приказал привести его лошадь, помог ему сесть в седло,  пожелал доброго пути и настойчиво просил передать привет его очаровательной  супруге.    

Шериф  ничего не ответил на эти любезные слова; он так спешил выбраться из лесу, что пустил  лошадь галопом и исчез, не сказав ни единого слова.    

Так и  кончилось приключение Робин Гуда с ноттингемскими мясниками.    

– Хотел  бы я, – сказал Красный Уилл, – хоть раз попробовать кем-нибудь  переодеться. А вы пробовали, Маленький Джон?    

– Да,  по приказу Робина.    

– Ну,  и как вы с этим справились? – спросил Уилл.    

– В  том случае, о котором идет речь, довольно хорошо, – ответил Джон.    

– А  о каком случае вы говорите? – спросил Мач.    

– Вот  о каком. Однажды утром Робин Гуд собрался навестить Хэлберта Линдсея и его прелестную  женушку, но тут я ему напомнил, что для него опасно открыто появляться в  городе. После той истории с мнимой продажей скота шерифу мы опасались мести с  его стороны. Робин Гуд только посмеялся над моими опасениями и ответил, что для  большей безопасности он переоденется норманном. С этой целью он надел  великолепное рыцарское платье, зашел к Хэлберту, а от него отправился на  постоялый двор шерифа. Там он потратил кучу денег, сделал множество комплиментов  жене хозяина по поводу ее изящества и красоты, побеседовал с шерифом, который  был к нему в высшей степени предупредителен, а за несколько минут до ухода  отвел его в сторону и сказал, смеясь:    

«Тысячу  раз благодарю вас, любезный хозяин, за радушный прием, который вы оказали Робин  Гуду».    

И не  успел шериф очнуться от оцепенения, в которое его повергли слова Робина, как  тот уже исчез.    

– Прекрасно! –  воскликнул Уильям. – Но это доказывает еще раз ловкость Робина, и совершенно  ничего не говорит о том, кем переоделись вы, Маленький Джон.    

– Я  переоделся нищим.    

– Но  при каких обстоятельствах?    

– Я  же вам сказал, что я выполнял приказ Робина. Он хотел проверить мою ловкость,  узнать, смогу ли я в этом хоть как-то сравниться с ним. Право выбора оставалось  за мной, и, поскольку я узнал о смерти одного богатого норманна, чьи владения  были расположены по соседству с Ноттингемом, я решил смешаться с толпой нищих,  сопровождавших похоронную процессию. На голову я надел старую шляпу, обшитую ракушками,  взял в руки большую палку, оделся как пилигрим и прихватил с собой мешок для  съестного и маленький кошелек, предназначенный для денежного подаяния. Одежда  моя имела такой жалкий вид и я так походил на нищего, что даже наши веселые  братья чуть не подали мне милостыню.    

Приблизительно  в миле от нашего убежища я встретил несколько нищих: они, как и я, направлялись  к замку покойного. Один из этих проходимцев казался слепым, другой ужасно  хромал, а еще двое были просто одеты в страшные лохмотья.    

«Вот  молодцы, – сказал я себе, поглядывая на них краешком глаза, – с  которых я должен брать пример; сейчас я присоединюсь к мим и попробую у них  кое-чему поучиться».    

«Здравствуйте,  братья мои, – любезно произнес я, – счастлив, что случай свел нас. По  какой дороге вы идете?    

«По  большой», – сухо ответил парень, к которому я обратился.    

Остальные  смерили меня взглядом с головы до ног, и на лицах их появилось выражение  боязливого удивления.    

«Этого  парня можно принять за одну из башен Линтонского аббатства», – сказал, попятившись,  один из них.    

«Ну, во  всяком случае, меня безошибочно можно принять за человека, который ничего не  боится», – с угрозой ответил я.    

«Ну-ну,  мир!» – проворчал один нищий.    

«Согласен,  мир, – ответил я, – но что такого привлекательного ждет нас в конце  дороги, раз туда отовсюду стекается святая братия оборванцев? Почему так  скорбно звонят колокола Линтонского аббатства?»    

«Потому  что умер один норманн».    

«Так вы  идете на его похороны?»    

«Мы  хотим получить свою долю милостыни, которую раздают на похоронах таким бедолагам,  как мы. Вы вольны идти с нами».    

«Я это  прекрасно знаю и не собираюсь благодарить вас за разрешение», – насмешливо  ответил я.    

«Слушай  ты, длинная ручка от грязной метлы! – закричал самый крепкий из этих парней. –  Раз дело обстоит так, мы не хотим больше терпеть в своем обществе такого  дурака. На вид ты настоящий негодяй, и твое присутствие нам противно. Убирайся,  а на прощание я тебя поглажу по голове».    

И с  этими словами нищий изо всех сил ударил меня по макушке.    

Такое  неожиданное нападение привело меня в ярость, – продолжал Маленький  Джон. – Я прыгнул на негодяя и осыпал его ударами.    

Этот  жалкий трус защищаться не мог и запросил пощады.    

«Ну,  теперь ваша очередь, грязные собаки!» – закричал я, потрясая палкой перед носом  остальных. Как бы вы смеялись, если бы увидели, что слепой внезапно прозрел и с  ужасом следил за моими действиями, а хромой со всех ног кинулся бежать к лесу!  Я приказал этим крикунам замолчать, потому что они совсем оглушили меня своими  воплями, и хорошенько прогулялся палкой по их широким плечам. У одного из них  от моих ударов лопнул мешок, и из него выпали несколько золотых; их владелец  тут же рухнул на колени, стараясь телом прикрыть от меня свое сокровище.    

«О-о!  Это меняет дело, – воскликнул я, – вы оказывается, не жалкие нищие, а  просто-напросто воры! Сейчас же отдайте мне все деньги, что у вас есть, до  последнего гроша, иначе я вас в крошево превращу!»    

Эти  трусы снова запросили пощады, и, поскольку у меня руки устали их бить, я  проявил великодушие.    

Когда я  расстался с этими нищими, набив карманы тем, что удалось у них отобрать, бедолаги  едва могли держаться на ногах.    

В  восторге от своих подвигов, поскольку отнять награбленное – значит восстановить  справедливость, я быстро вернулся в лес тем же путем, что пришел.    

Робин  Гуд в окружении лесных братьев упражнялся в стрельбе из лука.    

«Что  случилось, Маленький Джон? – спросил он, увидев меня. – У вас  недостало мужества до конца сыграть роль нищего?»    

«Простите,  дорогой Робин, но я выполнил свой долг и собрал немало. Я принес шестьсот  золотых».    

«Шестьсот  золотых?! – удивился он. – Вы что, отобрали их у какого-нибудь князя  Церкви?»    

«Нет,  атаман, эти деньги я отобрал у людей из нищей братии».    

Робин  Гуд помрачнел.    

«Объяснитесь,  Джон, – сказал он мне, – я не могу поверить, что вы обокрали  бедняков».    

Я  рассказал Робину о своих приключениях и заметил, что нищие, чьи мешки набиты  золотом, не могут быть никем, кроме профессиональных воров.    

Робин  согласился со мной, и на лице его снова появилась улыбка.    

– День  был удачным, – со смехом сказал Мач, – один раз забросили сеть, и  сразу шестьсот золотых!    

– В  тот же вечер, – добавил Джон, – я половину этих денег раздал  окрестным беднякам.    

– Вы  молодец, Джон! – сказал Уилл, пожимая ему руку.    

– Вы  хотите сказать: «Какой великодушный человек Робин», потому что, поступив так, я  всего лишь выполнил его волю.    

– Вот  мы и в Барнсдейле, – сказал Мач, – и путь мне не показался длинным.    

– Я  скажу это моей сестре, – смеясь, пообещал Уилл.    

– А  я добавлю, – сказал Мач, – что ни на одну минуту не переставал думать  о ней.    

 VII    

     

Вот уже  целых семь дней Уильям, Мач и Маленький Джон жили в замке Барнсдейл, и  счастливое семейство готовилось пышно отпраздновать замужества Уинифред и  Барбары. Под руководством Красного Уилла парк и сады замка были превращены в  бальные залы; этот славный малый хотел, чтобы на празднике было хорошо всем и  каждому в отдельности. Он, казалось, не ведал усталости, ко всему прикладывал  руку, заботился обо всем и наполнял весь дом весельем и радостью.    

Он  работал, не переставая болтать и смеяться, и при этом успевал переговариваться  с Робином и поддразнивать Мача. Вдруг ему взбрела в голову одна сумасшедшая  мысль, и он расхохотался во все горло.    

– Что  с вами, Уильям? – спросил Робин.    

– Дорогой  друг, предоставляю вам самому догадаться о причинах моего веселья, –  ответил Уильям, – и готов спорить, что вам это не удастся.    

– Должно  быть, это что-то уж очень забавное, раз вы сами смеетесь.    

– И  вправду, это забавно. Вы ведь знаете моих братьев, всех шестерых? Да они все  будто на один лад вылеплены: золотоволосые, характером мягки и спокойны, а  сердцем храбры и честны.    

– Ну  и что из всего этого следует, Уильям?    

– А  вот что: эти славные парни не знают любви.    

– Ну,  и что же? – улыбаясь, спросил Робин.    

– А  то, – продолжал Красный Уилл, – что мне пришла в голову мысль,  которая нас очень развлечет.    

– Какая  мысль?    

– Как  вам известно, я пользуюсь большим влиянием на братьев: вот я сегодня же и постараюсь  их убедить, что все они должны жениться.    

Робин  расхохотался.    

– Я  сейчас соберу их тут в уголочке, – продолжал Уильям, – и вобью им в  голову фантазию жениться в тот же день, что Мач и Маленький Джон.    

– Ну,  это просто невозможно, дорогой Уилл, – возразил Робин, – ваши братья  уж слишком смирны и спокойны по природе своей, чтобы ваши слова их  воспламенили. А к тому же, насколько я знаю, они ни в кого не влюблены.    

– Тем  лучше, значит, им придется ухаживать за подружками моих сестер, и это будет прелестное  зрелище. Вы только представьте себе лицо Грегори, этого размеренного доброго  увальня, Грегори, который старается очаровать женщину. Пойдемте со мной, Робин,  не будем терять время, мы ведь можем дать им всего три дня на выбор невесты.  Сейчас я позову братьев и с самым серьезным видом произнесу перед ними  отеческое наставление.    

– Женитьба  – дело серьезное, Уилл, и не надо относиться к этому легкомысленно. Если вы  преуспеете и благодаря вашему красноречию они согласятся жениться, а потом  окажется, что из-за необдуманного выбора они будут несчастны всю свою жизнь,  вам же самому придется горько пожалеть о своем участии в этом деле.    

– Будьте  спокойны на этот счет, Робин. Я сумею найти своим братьям девушек, которые  достойны их любви сейчас и будут достойны ее в будущем. Для начала я знаю одну  весьма миленькую особу, которая страстно любит моего брата Герберта.    

– Этого  еще недостаточно, Уилл. А эта особа достойна стать сестрой Уинифред и Барбары?    

– Без  сомнения, и более того, я уверен, что она будет прекрасной женой.    

– А  Герберт уже видел эту барышню?    

– Конечно,  видел, но бедный мальчик так наивен, что не может даже представить себя  предметом чьей-либо любви. Я много раз пытался объяснить ему, что в доме мисс  Энн Мейдоу он всегда желанный гость. Напрасный труд! Герберт меня просто не  понимал: он совсем ребенок, хотя ему уже двадцать девять лет! Теперь, когда с  этим все ясно, перейдем к другому. Я подружился с очаровательной девушкой,  которая во всех отношениях подойдет Эгберту, кроме того, вчера Мод говорила  мне, что тут одна девушка, живущая по-соседству, находит Харолда очень красивым  парнем. Таким образом, вы сами видите, Робин: часть того, что нам нужно для осуществления  моих планов, мы уже имеем.    

– К  несчастью, этого мало, Уилл, вам же нужно женить шестерых.    

– Не  беспокойтесь, я поищу и найду еще трех девиц.    

– Прекрасно!  Но, если вы их найдете, будет ли у вас уверенность, что ваши братья им подойдут?    

– Будет:  братья мои молоды, сильны, лицом приятны – в общем, внешне похожи на меня, –  сказал Уилл с некоторым оттенком самодовольства, – и если они не так  привлекательны, как вы, Робин, и у них не такой уж веселый и любезный нрав, то,  во всяком случае, в них нет ничего такого, что могло бы отвратить благоразумную  и воспитанную девушку, которая хочет найти себе хорошего мужа. А вот и  Герберт, – добавил Уилл, увидев брата, идущего по аллее сада, –  сейчас я его позову. Герберт, подойди ко мне, мой мальчик!    

– Что  тебе надо, Уилл? – спросил, подходя, молодой человек.    

– Желаю  побеседовать с тобой, друг мой.    

– Слушаю  тебя, Уилл.    

– То,  что я собираюсь тебе сказать, касается и братьев, сходи за ними.    

– Бегу,  Уилл.    

Герберта  не было несколько минут. Все это время Уилл о чем-то размышлял.    

Молодые  люди явились на его зов оживленные и улыбающиеся.    

– Вот  и мы, Уилл, – радостно доложил старший, – что заставило тебя собрать  нас всех вместе?    

– Очень  важное дело, милые братья. Можно я сначала задам вам один вопрос?    

Молодые  люди утвердительно кивнули.    

– Вы  ведь нежно любите нашего отца, правда?    

– А  кто осмелится в этом усомниться? – спросил Грегори.    

– Никто,  я просто так спросил для начала. Итак, вы нежно любите отца и считаете, что  этот достойный старик всегда вел себя как человек чести, как истинный сакс?    

– Конечно, –  воскликнул Эгберт, – но скажите, ради Бога, Уилл, что значат ваши слова?  Кто-нибудь оклеветал нашего отца? Назовите мне имя этого презренного человека,  и я берусь отомстить за честь Гэмвеллов.    

– Честь  Гэмвеллов неприкосновенна, дорогие братья, и если бы кто-либо посмел запятнать  ее ложью, он бы уже смыл это оскорбление кровью. Я хочу поговорить с вами кое о  чем менее важном, но все же очень серьезном, только не надо меня перебивать, а  то я и до вечера не успею закончить свою речь. Выражайте свое одобрение или  неодобрение кивая или отрицательно качая головой; итак, внимание, я начинаю  сначала. Поведение нашего отца, человека чести, должно служить нам образцом.    

– Да, –  дружно закивали в знак согласия шесть белокурых голов.    

– И  наша мать, – продолжал Уилл, – шла тем же путем: ее жизнь была  образцом для добродетельных женщин, верных долгу.    

– Да,  да.    

– Наш  отец и наша нежная мать всегда любили друг друга, они прожили вместе всю жизнь  и были счастливы друг с другом. Если бы наш отец не женился, не было бы нас и,  следовательно, мы бы не познали счастья жить. Вам все ясно?    

– Да,  да.    

– Так  вот, мои мальчики, мы должны быть признательны отцу и матери за то, что они поженились,  родили нас на свет, дали нам жизнь.    

– Да,  да.    

– Как  же тогда вышло, что созерцание картины столь великого счастья не открыло вам глаза?  Почему вы проявили неблагодарность Провидению? Отчего не дали нашим родителям  свидетельства уважения, нежности и признательности?    

Молодые  слушатели Уилла широко открыли от изумления глаза, ничего не поняв в словах  брата.    

– Что  ты хочешь сказать, Уильям? – спросил Грегори.    

– А  то, господа, что по примеру отца вы должны жениться, и этот поступок докажет  ваше восхищение отцом, ведь он тоже женился.    

– Боже  мой! – с недовольным видом воскликнули молодые люди.    

– Брак  – это счастье, – продолжал Уилл, – сами подумайте, как вы будете  счастливы, если на вашей руке, как цветок на ветке, повиснет прелестное  создание, что будет вас любить, думать о вас, чьей радостью вы будете.  Поглядите вокруг себя, и вы увидите, сколь сладостны плоды брака. Во-первых,  Мод и я, которым, я уверен, вы завидуете, когда мы играем с нашим малышом.  Во-вторых, Робин и Марианна. Подумайте о Маленьком Джоне и последуйте примеру  этого достойного человека. Нужны вам еще доказательства того, что Небо посылает  счастье молодым супругам? Сходите в гости к Хэлберту Линдсею и его красотке  Грейс; спуститесь в долину Мансфилд и навестите Аллана Клера и леди Кристабель.  Вы страшные эгоисты, раз вам ни разу не пришла в голову мысль, что в вашей  власти сделать женщину счастливой. И не качайте головами, все равно вам никого  не удастся убедить, что вы добрые и щедрые парни. Я краснею за вас, ибо у вас  черствые сердца и мне горько слышать, как кругом говорят: «Сыновья у старого  баронета – люди недобрые». Я решил положить этому конец и прошу считать мои  слова предупреждением о моем намерении вас женить.    

– Да  ну?! – воскликнул Руперт, и в голосе его прозвучала непокорность. – А  я вовсе не хочу иметь жену. Может быть, женитьба и приятна, но сейчас меня это  мало интересует.    

– Ты  не хочешь иметь жену? – переспросил Уильям. – Возможно, но ты  женишься, потому что я знаю одну девушку, которая тебя заставит отказаться от  этого решения.    

Руперт  отрицательно покачал головой.    

– Мы  ведь здесь все свои, скажи мне правду: ты какую-нибудь женщину любишь больше,  чем других?    

– Да, –  серьезно ответил Руперт.    

– Браво! –  воскликнул Уилл, не ожидавший такого признания, потому что Руперт обычно  общества юных девиц избегал. – Так кто она? Скажи нам ее имя.    

– Моя  мать, – наивно ответил юноша.    

– Мать?! –  переспросил Уильям, и в голосе его прозвучала легкая насмешка. – Ну, тут  для меня нет ничего нового. Я давно знаю, что ты любишь, уважаешь и почитаешь  нашу мать. Но я-то тебе говорю не о любви детей к родителям, я говорю тебе  совсем о другой любви. Это такое чувство… такая нежность… ну, в общем, это  такое ощущение, что, когда ты видишь любимую, у тебя сердце трепещет в груди.  Можно одновременно обожать мать и лелеять прелестную девушку, одно другому не  мешает.    

– Я  тоже не хочу жениться! – заявил Грегори.    

– А  ты думаешь, ты волен поступать как тебе вздумается? – спросил Уилл. –  Сейчас ты увидишь, что ошибаешься. Ну, скажи, ты можешь мне объяснить, почему  ты отказываешься жениться?    

– Нет, –  с опаской прошептал Грегори.    

– Ты  что, хочешь жить только для себя? Грегори молчал.    

– Может,  ты посмеешь сказать, – воскликнул Уилл, изображая возмущение, – что  разделяешь мнение негодяев, презирающих женское общество?    

– Я  этого не говорю и вовсе так не думаю, но…    

– Нет  таких «но», которые бы устояли против тех доводов, что я вам привел. Итак,  мальчики, готовьтесь к семейной жизни, потому что ваши свадьбы мы отпразднуем  вместе со свадьбами Уинифред и Барбары.    

– Ты  что, – закричал Эгберт, – это же через три дня! Ты с ума сошел, Уилл,  мы и невест себе найти не успеем!    

– Доверьтесь  мне, я справлюсь с этим даже лучше, чем это сделали бы вы со своей природной  скромностью.    

– Ну  а я все же решительно не хочу расставаться со своей свободой, – сказал  Грегори.    

– Я  не думал, что сын моей матери может быть таким эгоистом! – оскорбленным  тоном заявил Уилл.    

Бедняга  Грегори покраснел.    

– Да  ладно, Грегори, – вмешался Руперт, – пусть Уилл поступает как считает  нужным, ведь, в конце концов, он желает нам всем счастья и, если он уж будет  так добр, что найдет мне невесту, я на ней женюсь. Да ведь ты и сам знаешь,  брат, сопротивляться бесполезно. Уильям всегда вертел нами как хотел.    

– Ну,  раз уж Уильяму хочется непременно нас женить, – сказал Стивен, – я  могу с равным успехом обвенчаться через три дня, как и через три месяца.    

– И  я того же мнения, – робко вставил Харолд.    

– Что  же, уступаю силе, – заключил Грегори, – Уилл – сущий дьявол, все  равно рано или поздно, а в свои сети он меня поймает.    

– Ты  сам же поблагодаришь меня за то, что я тебя убедил, и твое счастье будет мне  наградой.    

– Я  женюсь, чтобы сделать тебе одолжение, Уилл, – добавил Грегори, – и  надеюсь, что ты, чтобы сделать мне одолжение, найдешь для меня красивую  девушку.    

– Я  всех вас представлю юным и очаровательным девицам, и, если они вам не  понравятся, можете всем рассказать, что Красный Уилл ничего не понимает в  женской красоте.    

– Для  меня стараться не нужно, – сказал Герберт, – я жену себе уже нашел.    

– А-а! –  со смехом воскликнул Уилл. – Вы увидите, Робин, что ребята уже обеспечили  себя, и их отвращение к женитьбе просто игра. Ну и как же зовут твою  возлюбленную Герберт?    

– Энн  Мейдоу. Мы с ней условились, что обвенчаемся в тот же день, когда и мои сестры.    

– Ах  ты хитрец! – сказал Уилл, хлопая брата по плечу. – Мы же позавчера с  тобой о ней говорили, и ты мне ничего не сказал.    

– Моя  дорогая Энн только сегодня ответила мне согласием.    

– Хорошо,  но, когда я намекал на то, что она тебя любит, ты мне ничего не ответил.    

– А  мне нечего тебе было ответить. Ты говорил: «Мисс Энн красавица, и нрав у нее  очень приятный, из нее получится прекрасная жена». Но я и сам все это давно  знаю, ты мне ничего нового не сообщил. Ты еще добавил: «Мисс Энн тебя очень  любит». Я тоже так думал, а раз мы оба это знали, мне тебе нечего было сказать.    

– Прекрасный  ответ, мой скромный Герберт, но остальные молчат, и, видно, ты один стоишь  моего уважения.    

– Я  тоже решил жениться, – сообщил Харолд, – мне это желание внушила Мод.    

– А  жену тебе тоже Мод выбрала? – со смехом спросил Уилл.    

– Да,  брат; Мод мне сказала, что жить с такой очаровательной женщиной одно удовольствие,  и я с ней согласился.    

– Ура! –  в восторге закричал Уильям. – Дорогие братья, а вы согласны добровольно и  от всего сердца венчаться в один день с Уинифред и Барбарой?    

– Согласны, –  решительно ответили два голоса.    

– Согласны, –  еле слышно ответили остальные четверо, не имевшие никого на примете.    

– Да  здравствует женитьба! – воскликнул Уилл и подбросил шляпу в воздух.    

– Да  здравствует! – дружно грянули шесть мощных глоток.    

– Уилл, –  сказал Эгберт, – давай подумаем о невестах. Нужно нас поскорее им представить,  они ведь, наверное, захотят поговорить с нами до свадьбы?    

– Возможно.  Идемте со мной; для Эгберта у меня есть прелестная девушка, и, думаю, что знаю  трех девушек, которые совершенно подойдут Грегори, Руперту и Стивену.    

– Добрый  Уилл, – сказал Руперт, – я хочу, чтобы это была худенькая блондинка,  я не желаю жениться на толстушке.    

– Твои  романтические вкусы мне известны, и я их учту. Твоя невеста будет тонка, как тростинка,  и хороша, как ангел. Пойдемте, мальчики, я вас всех сейчас представлю девушкам,  вы за ними поухаживаете, а если вы не знаете, что нужно, чтобы понравиться  женщине, я вам дам совет или, еще лучше, объяснюсь с вашей милой сам.    

– Жаль,  что ты и жениться на них не можешь, Уилл, дело бы пошло куда скорее.    

Уильям  погрозил брату, взял Грегори под руку, и вышел из Барнсдейла во главе отряда женихов.    

Вскоре  братья пришли в деревню; там Герберт от них отделился и отправился к своей милой;  Харолд тоже исчез через несколько минут, а Уилл с остальными двинулся к дому  девушки, которую он выбрал для Эгберта.    

Дверь им  открыла сама мисс Люси. Она была прелестна; кожа у нее была розовая, глаза  лукавые и черные, улыбка добрая, а улыбалась она всегда.    

Уилл  представил мисс Люси своего брата и стал расхваливать Эгберта; он говорил так  красноречиво и убедительно, что девушка с согласия матери дала понять Уиллу,  что его желание будет исполнено.    

Уильям,  очарованный благожелательством мисс Люси, оставил Эгберта с ней наедине продолжать  так интересно начатую беседу, а сам с братьями пошел дальше.    

Не  успели молодые люди выйти из дому, как Стивен сказал Уиллу:    

– Хотел  бы я уметь говорить так остроумно, весело и любезно, как ты!    

– Друг  милый, нет ничего проще быть любезным с женщиной, слова сами по себе мало  значат, да и придумывать ничего не надо; говори только правду и по-доброму.    

– А  девушка, которую ты мне подобрал, хорошенькая?    

– А  ты скажи мне: каков твой вкус, какого рода красоту ты любишь?    

– О, –  ответил Стивен, – мне угодить нетрудно; девушка, похожая на Мод, меня полностью  устроит.    

– Девушка,  похожая на Мод, тебя устроит? – возмущенно переспросил Уилл. – Но  говоря по правде, позволь заметить, милый, что ты в своих желаниях не очень-то  скромен! Клянусь святым Павлом! Стивен, такая женщина, как Мод, – большая  редкость, если вообще есть на свете еще хоть одна такая. Да знаешь ли ты,  жалкий честолюбец, что ни одна женщина на земле не может сравниться с моей  дорогой женушкой?!    

– Ты  так думаешь, Уилл?    

– Уверен, –  ответил супруг Мод тоном, не терпящим возражений.    

– Но  я и вправду этого не знал, извини меня за невежество, Уилл. Я же еще нигде не  был, – простодушно пояснил молодой человек, – но если бы ты мог найти  мне жену, красота которой была бы такого же типа, как красота Мод…    

– На  свете нет никого, кто мог бы хоть чем-нибудь сравниться с Мод, – сказал  Уилл, которого желание брата почти рассердило.    

– Ну,  что же, тогда, Уилл, выбери мне жену на свой вкус, – упавшим голосом  произнес Стивен.    

– Ты  будешь ею доволен. Прежде всего я скажу тебе ее имя: ее зовут Минни Мидоуроз.    

– Я  ее знаю, – улыбаясь, сказал Стивен. – Это такая кудрявенькая,  черноглазая девушка. У Минни есть привычка посмеиваться надо мной: она говорит,  что у меня вид глупый и сонный. Однажды мы оказались одни, и она спросила меня,  целовал ли я хоть одну девушку.    

– И  что ты ей ответил?    

– Ответил,  что да, конечно, целовал своих сестер. Минни расхохоталась и снова спросила: «А  других женщин вы не целовали?» – «Простите, мисс, – ответил я, –  матушку целовал».    

– Матушку,  дурачина ты эдакая! Ну и что же она сказала, услышав твой чудный ответ?    

– Засмеялась  еще громче. А потом спросила, не хочу ли я поцеловать какую-нибудь другую  женщину. А я ответил: «Нет, мисс».    

– Ну  и бестолковый! Нужно было поцеловать Минни, вот так отвечают на такие вопросы.    

– Мне  и в голову это даже не пришло, – спокойно ответил Стивен.    

– Ну,  и как вы расстались после этого любезного разговора?    

– Минни  назвала меня дураком, а потом, смеясь, убежала.    

– Совершенно  согласен с мнением твоей будущей жены. Она тебе в самом деле подходит?    

– Да.  А что я ей скажу, когда мы останемся с ней вдвоем?    

– Ну,  разные приятные вещи.    

– Понимаю.  Ты только скажи, Уилл, с чего начать, а то первое слово самое трудное.    

– Когда  вы останетесь вдвоем, ты скажешь Минни, что хотел бы поучиться целовать девушек,  и с этими словами ее поцелуешь. Ну а дальше у тебя затруднений не будет, первый  шаг уже будет сделан.    

– Я  никогда не осмелюсь на такую дерзость, – опасливо возразил Стивен.    

– Никогда  не осмелишься?! – насмешливо переспросил Уилл. – Душой своей клянусь,  Стивен, если бы я не знал, что ты смелый и мужественный воин, я бы решил, что  ты переодетая девушка.    

Стивен  покраснел.    

– Но, –  с сомнением спросил он, – если девушка обидится?    

– Ну,  тогда ты поцелуешь ее еще раз и скажешь: «Милая, прелестная Минни, я буду до  тех пор целовать вас, пока вы меня не простите!» А впрочем, знай и при случае  всегда вспоминай, что девушка никогда не сопротивляется всерьез поцелуям того,  кого она любит. Конечно, если кавалер ей не нравится, тогда дело другое: она  защищается решительно, и так, что второй раз к ней с поцелуями не подступишься.  Тебе нечего бояться, что Минни тебе по-настоящему откажет. Мне из достоверных  источников известно, что славная девочка на тебя смотрит с удовольствием.    

Стивен  вооружился мужеством и обещал Уильяму преодолеть свою робость. Минни была дома  одна.    

– Здравствуйте,  очаровательная Минни, – сказал Уилл, беря девушку за руку. (Минни покраснела  и присела перед гостем.) – Я привел вам своего брата Стивена, он хочет вам  сказать нечто важное.    

– Он?! –  воскликнула девушка. – Да что он такого важного может мне сообщить?!    

– Я  хочу вам сказать… – быстро ответил Стивен, побледнев так, что на него было  страшно смотреть, – я хочу, чтобы вы дали мне несколько уроков…    

– Тише,  тише ты! – прервал его Уильям. – Не так быстро, мой мальчик! Дорогая  Минни, Стивен вам сейчас объяснит, на что он надеется, принимая во внимание  вашу доброту. А пока позвольте мне сообщить о свадьбе моих сестер.    

– Я  уже слышала, что и замке готовятся к пышным праздникам.    

– Надеюсь,  дорогая Минни, что вы окажете нам честь споим присутствием?    

– С  удовольствием, Уилл; все девушки в деревне уже готовят наряды, а я очень хочу поплясать  на свадебном балу.    

– Вы  придете с вашим кавалером, Минни?    

– Да  нет же, нет, – вмешался Стивен, – ты забываешь Уилл…    

– Ничего  я не забываю, – ответил Уилл. – Доставь мне удовольствие, помолчи  немного. Так вы с кавалером придете, Минни? – повторил он свой вопрос.    

– У  меня нет кавалера, – ответила девушка.    

– Это  правда, Минни? – спросил Уилл.    

– Конечно,  правда, во всяком случае, я не знаю, кого бы я могла считать своим кавалером.    

– Если  вы хотите, вашим кавалером буду я! – воскликнул Стивен и дрожащей рукой прикоснулся  к руке девушки.    

– Молодец,  Стивен! – подбодрил его Уилл.    

– Да, –  продолжал молодой человек, осмелевший от похвалы брата, – да, Минни, я  хочу быть вашим кавалером; я зайду за вами в день праздника, и мы поженимся  заодно с моими сестрами.    

Изумленная  столь неожиданным признанием, девушка не нашлась, что ответить.    

– Послушайте  меня, дорогая Минни, – сказал Уилл, – мой брат давно вас любит, и  если он хранил молчание, то не потому, что сердце у него холодное, а просто  нрав у него робкий. Честью клянусь, что Стивен искренне любит вас. У вас нет  никаких обязательств, а Стивен – красивый, – да мало того! – добрый,  чудесный парень. Он будет вам достойным мужем. Если вы и ваша семья дадите нам  свое согласие – свадьба будет отпразднована одновременно со свадьбами моих  сестер.    

– По  правде говоря, Уилл, я настолько не готова к вашему вопросу, он настолько для  меня неожиданный, – ответила девушка, смущенно опуская глаза, – что я  не знаю, как на него ответить.    

– Отвечайте:  «Я согласна взять Стивена в мужья», – подсказал ей Стивен, совершенно воспрявший  духом под нежным взглядом хорошенькой барышни. – Я испытываю к вам  огромное чувство, – продолжал он, – и был бы Счастлив, если бы вы  согласились отдать мне свою руку.    

– Я  не могу сегодня ответить на ваше предложение, хотя оно и лестно для меня, –  ответила девушка, грациозно и шаловливо приседая перед своим робким  поклонником.    

– Я  оставляю вас вдвоем, дорогие друзья, – решил Уильям, – мое  присутствие вас только стесняет, но я уверен: если Минни немного любит Уинифред  и Барбару, она не откажется назвать их своими сестрами.    

– Я  всей душой люблю Уинифред и Барбару, – нежно ответила девушка.    

– Но  тогда я могу надеяться, Минни, что из дружбы к сестрам вы снисходительно отнесетесь  и ко мне, – сказал Стивен.    

– Посмотрим, –  кокетливо ответила юная особа.    

– До  свидания, прелестная Минни, – сказал с улыбкой Уильям. – Прошу вас  будьте снисходительны к этому доброму и славному малому, который вас нежно  любит, хотя и не умеет красноречиво об этом сказать.    

– Вы  слишком строги, Уилл, – серьезно ответила девушка, – мне кажется,  трудно говорить лучше, чем Стивен.    

– Ну, –  заметил Уилл, – теперь я вижу, что вы просто прелесть, любезная Минни.  Позвольте поцеловать вам ручки и сказать: «До свидания, милая сестрица».    

– Я  должна отвечать Уильяму: «До свидания, братец»? – спросила девушка,  повернувшись к Стивену.    

– Да,  милая барышня, да! – закричал Стивен радостно. – Скажите ему: «До  свидания, братец», лишь бы он ушел поскорее!    

– Ты  делаешь успехи, мой мальчик, – сказал, рассмеявшись, Уилл, – кажется,  мои уроки пошли тебе на пользу.    

Сказав  это, Уильям поцеловал Минни и удалился в сопровождении Грегори и Руперта.    

– Теперь  наша очередь, Уилл? – спросил Грегори. – Мне не терпится увидеть свою  будущую жену.    

– И  мне тоже, – отозвался Руперт.    

– Где  она живет? – спросил Грегори.    

– Я  свою невесту сегодня увижу? – осведомился Руперт.    

– Я  сейчас удовлетворю ваше естественное любопытство. Ваши будущие жены – двоюродные  сестры, их зовут Мейбл и Эдит Хэроуфилд.    

– Я  их обеих знаю, – сказал Грегори.    

– И  я тоже, – отозвался Руперт.    

– Это  красивые девушки, – продолжал Уильям, – и я не удивлен тем, что вы на  их милые личики уже поглядывали. Нет еще и полутора лет, как я вернулся в  Барнсдейл, а во всем графстве нет ни такой брюнеточки, ни такой блондиночки,  которую я бы не знал. Я, как и вы, уже обратил внимание на Мейбл и Эдит.    

– В  первый раз нижу такого молодца, как ты, Уилл, – заметил Грегори, – ты  знаешь всех женщин, нее ходы и выходы; сказать по правде, мы на тебя вовсе не  похожи.    

– К  несчастью для вас, мои мальчики: если бы вы хоть чуточку были похожи на меня,  мне не пришлось бы искать вам невест и учить вас ухаживать за теми, кто вам  нравится.    

– О, –  с решительным видом возразил Грегори, – за Мейбл и Эдит нам ухаживать  будет нетрудно. Руперт находит Мейбл очаровательной, а я убежден, что Эдит –  девушка добрая, значит, я просто спрошу у нее, не хочет ли она стать женой  Грегори Гэмвелла.    

– Не  нужно только сразу задавать такие вопросы, милый мальчик, а то ты рискуешь получить  отказ.    

– Тогда  скажи мне, как мне сообщить Эдит о своих намерениях. Я не умею вертеть да хитрить,  я хочу взять ее в жены, и мне казалось совершенно естественным сказать ей:  «Эдит, я готов на вас жениться».    

– Ты  поставишь ее в очень затруднительное положение, если вот так, ни с того, ни с  сего, сделаешь такое заявление.    

– Так  что же тогда делать? – в отчаянии спросил Гре4 гори.    

– Нужно  понемногу, незаметно подвести к этому беседу: поговорить сначала о празднике,  который будет в замке через три дня, о счастье Маленького Джона, о радости  Мача, ловко намекнуть, что сам ты скоро собираешься жениться, и в связи с этим  спросить у Эдит, как я у Минни, не подумывает ли она о замужестве и придет ли в  Барнсдейл одна или с кавалером.    

– А  если Эдит ответит: «Да, приду с кавалером»?    

– Ну,  тогда ты скажешь: «Вашим кавалером буду я, мисс».    

– Но, –  попробовал опять возразить бедный Грегори, – если Эдит откажет мне?    

– Тогда  ты сделаешь предложение Мейбл.    

– А  я? – спросил Руперт.    

– Да  не откажет Эдит, – сказал Уилл, – будьте спокойны, каждому из вас  достанется в жены та, что ему нравится.    

Молодые  люди прошли через деревенскую площадь и остановились у прелестного домика, на  пороге которого стояли две девушки.    

– Добрый  день, черноволосая Эдит и белокурая Мейбл, – сказал Уилл, кланяясь сестрам, –  мы с братьями пришли пригласить вас на свадебный бал.    

– Добро  пожаловать, господа, – ответила Мейбл нежным, как птичье щебетание, голосом. –  Пройдите в комнаты, прошу вас, и выпейте чего-нибудь.    

– Тысячу  благодарностей за приглашение, прелестная Мейбл, – ответил Уильям, –  от такого вежливого и любезного приглашения нельзя отказаться. Мы выпьем по  кружке эля за ваше здоровье и счастье.    

Эдит и  Мейбл были девушки веселые и умные, они с улыбкой выслушали любезности братьев;  после часа такой беседы Грегори, наконец, собрался с мужеством и робко спросил  у Эдит, придет ли она в замок одна или с кавалером.    

– Зачем  мне один кавалер? Я возьму с собой человек шесть приятных парней, – весело  ответила кокетка Эдит.    

Этот  неожиданный ответ смешал все мысли в голове бедного Грегори. Он тяжело вздохнул  и, повернувшись к брату, вполголоса сказал:    

– Плохо  мое дело, а, как ты думаешь? С шестерыми ее поклонниками мне не справиться.  Видно, не повезло, и придется мне остаться холостяком!    

– Ну,  раз ты не хотел жениться, тебя, наверное, это устраивает? – поддразнил его  Уилл.    

– Да  я просто не думал о женитьбе, вот и все; но раз уже мне захотелось этого, то  меня очень мучит мысль, что я не найду себе жены.    

– Эдит  будет твоей; дай-ка я примусь за это дело. Мисс Эдит, – сказал  Уильям, – мы зашли к вам с двойной целью: во-первых, пригласить вас на наш  семейный праздник, во-вторых, я хотел вам представить, но не кавалера для  танцев, не поклонника на один день, у вас их и так шестеро, и седьмой вам ни к  чему, а честного парня, спокойного, благоразумного, богатого, что тоже не  лишнее, который был бы горд и счастлив предложить вам руку, сердце и имя.    

Мисс  Эдит призадумалась.    

– Вы  все это серьезно говорите, Уилл? – спросила она.    

– Совершенно  серьезно, мисс. Грегори любит вас; да ведь он и сам здесь, и, если вы не видите,  как красноречиво он на вас смотрит, прислушайтесь хоть к моим словам, они  совершенно искренни. Я доставлю ему удовольствие самому защищать дело, которое  уже и так наполовину выиграно, – закончил Уильям, увидев, что Эдит  радостно улыбается.    

Молодой  человек подтолкнул Грегори к Эдит и поискал глазами Руперта, чтобы, если нужно,  прийти ему на помощь. Но Руперту помощь Уилла не нужна была: юноша уже о чем-то  беседовал с Мейбл: стоя перед ней на одном колене, он держал ее за руки и,  казалось, за что-то горячо благодарил.    

«Прекрасно, –  подумал Уилл, – этот сам разобрался, я могу его предоставить самому себе».    

С  секунду Уильям внимательно смотрел на обе парочки, потом вышел из дома и бегом  помчался к замку.    

Придя в  Барнсдейл, Уилл увидел Робина, Марианну и Мод. Он рассказал им, что произошло,  описав и боязливое смущение женихов вначале, и их дальнейшее храброе поведение.    

К вечеру  новые женихи появились в замке. Лица их сияли радостью, потому что каждый из  них добился согласия своей милой.    

Конечно,  родители их невест считали, что выходить замуж с такой поспешностью – чистое  безумие. Но честь породниться с благородным семейством Гэмвеллов перевесила все  возражения.    

Сэр Гай,  которого Робин умело подготовил, одобрил выбор сыновей и благосклонно принял  шестерых хорошеньких невесток. Все восемь свадеб были с величайшей  торжественностью отпразднованы в назначенный день, и каждый был счастлив тем,  что дала ему судьба.    

 VIII    

     

Месяц спустя  после событий, о которых мы только что рассказали, Робин Гуд, его жена и весь  отряд веселых лесных братьев в полном своем составе вновь расположились, в  старом Шервудском лесу.    

Приблизительно  в это время большое число норманнов, которым Генрих II, не скупясь, платил за военную  службу, приехали в эти края, чтобы вступить во владение поместьями, которыми их  щедро наградил король. И кое-кому из них, кто вынужден был проезжать через  Шервудский лес по дороге в свои новые имения, пришлось немало заплатить за  проезд веселым лесным братьям. Новоприбывшие сильно возмущались и приносили  жалобы судьям города Ноттингема. Но их рассказы сочли преувеличением, и они не  получили никакого ответа. И вот почему шерифы и другие могущественные особы в  городе хранили благоразумное молчание.    

Большое  число людей Робин Гуда имело родственные связи с жителями Ноттингема, и, совершенно  естественно, горожане использовали все свое влияние на гражданские и военные власти,  чтобы против лесных жителей не принимались слишком уж строгие меры. Эти  достойные люди боялись, что если лесных братьев одолеют и изгонят из их  зеленого обиталища, то в одно прекрасное утро они испытают грустное  удовольствие лицезреть кого-либо из своих родственников болтающимися на  городской виселице.    

Однако,  поскольку следовало в глазах жалобщиков создать хотя бы видимость возмущения и  правосудия, награда, обещанная за поимку Робин Гуда, была вдвое увеличена.  Любой, изъявивший желание схватить знаменитого разбойника, немедленно получал  разрешение на это. Несколько человек недюжинной силы и решительного нрава  попытались это сделать, но произошло нечто уж совсем неожиданное: они по своей  собственной воле присоединились к веселым лесным братьям.    

Однажды  утром Робин и Красный Уилл вдвоем прогуливались по лесу, и вдруг перед ними  появился Мач, взмокший и запыхавшийся.    

– Что  с вами случилось, Мач? – с беспокойством спросил Робин. – За вами  кто-то гнался? С вас пот ручьями льёт.    

– Не  беспокойтесь, Робин, – сказал Мач, вытирая раскрасневшееся лицо, –  слава Богу, не было у меня никакой опасной встречи. Я просто померился силами  на палках с Артуром Тихим. И будь я проклят, руки у этого парня сильные, как у  великана!    

– Это  правда, дорогой Мач; с Артуром нелегко драться, когда он берется за деле  всерьез.    

– Артур  никогда не теряет хладнокровия, – продолжал Мач, – но правила самого  искусства ему неведомы, так что победой он обязан своей огромной природной  силе.    

– Он  заставил вас просить пощады?    

– Конечно,  иначе бы я совсем задохнулся; а сейчас он дерется с Маленьким Джоном, но с таким  противником он, несомненно, потерпит поражение, потому что, стоит ему начать  бить слишком сильно, Маленький Джон отнимает у него палку и несколько раз дает  ему как следует по плечам, чтобы тот научился умерять свою мощь.    

– А  из-за чего вы ввязались в драку с этим неукротимым Артуром? – спросил  Робин.    

– Да  без всякого повода и причины, просто, чтобы приятно время провести и поразмять  мышцы в полезных упражнениях.    

– Артур  – грозный боец, – сказал Робин, – однажды он и меня победил на  палках.    

– Вас?! –  воскликнул Уилл.    

– Да,  милый братец, отделал почти так же, как Мача; этот парень пользуется дубиной  как стальным прутом.    

– При  каких обстоятельствах и где это было? – с любопытством спросил Уилл.    

– Боролись  мы в лесу, и вот как я познакомился с Артуром. Я был один и шел по пустынной  тропе, как вдруг увидел великана Артура: он стоял, опершись на свою окованную  палку, и с вытаращенными глазами и широко открытым ртом смотрел на стадо ланей,  пробегавшее в ста шагах от него. Его огромный рост и сиявшее на его широком  лице простодушие внушили мне желание посмеяться над ним. Я неслышно зашел ему  за спину и как следует ударил его кулаком между лопаток. Артур вздрогнул,  обернулся и гневно взглянул мне в лицо.    

«Ты  кто? – спросил я. – И с какой целью бродишь по лесу? Ты ужасно похож  на вора, который собирается утащить лань. Ну-ка, доставь мне удовольствие,  убирайся отсюда побыстрее – я стерегу здешний лес и не люблю, когда здесь  появляются такие парни, как ты».    

«Ну что  же, – беззаботно ответил мне он, – попробуй заставить меня уйти  силой, потому что самому мне этого делать не хочется. Зови помощников, если  тебе так нравится, я не против».    

«Я ни в  ком не нуждаюсь, милый друг, чтобы заставить уважать закон и мою волю, –  ответил я, – и привык рассчитывать на свои силы, а вы видите, что силы у  меня немалые: руки крепки, есть меч, лук и стрелы».