1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 
И воинство рекою потекло
      
И в крепость чародейскую вошло.
     
     
      
Тесниной шло оно дней пять иль шесть,
      
Когда примчалась из Кашмира весть.
     
     
      
Гонец — к царю: письмо в руке одной
      
И ключ от города — в руке другой.
     
     
      
Писали: «Под насильственным жезлом
      
Народ наш не народом был — рабом!
     
     
      
Но, испытав могучий твой таран,
      
Бежал Маллу, безжалостный тиран.
     
     
      
Тобой от рабства освобождены,
      
К тебе мы благодарностью полны!
     
     
      
Но хоть избегли рабской мы судьбы,
      
Тебе мы будем верные рабы!
     
     
      
Простри над нами, мудрый царь царей,
      
Десницу справедливости твоей!
     
     
      
Мы совершим, что только скажешь ты!
      
Исполним все, что ни прикажешь ты!
     
     
      
Велишь — навстречу мы тебе пойдем
      
Всем городом! Твоей лишь воли ждем!»
     
     
      
И шах в ответ послал такой приказ:
      
«Мы не желаем беспокоить вас.
     
     
      
Сам буду к вам я через два-три дня.
      
Не бойтесь — и молитесь за меня!»
     
     
      
И вскоре Искандар в Кашмир вступил.
      
И в городе войска расположил.
     
     
      
Дворец отрады шах Маллу воздвиг,
      
Взрастил увеселения цветник.
     
     
      
В том замке, что свободным стал от чар,
      
Со свитой разместился Искандар.
     
     
      
Впервые в жизни в сад прекрасный тот
      
Теперь свободно приходил народ.
     
     
      
Вниманье шаха люди там нашли,
      
Надежду жизни новой обрели.
     
     
      
Любовней и заботливей отца
      
Он обнадежил скорбные сердца.
     
     
      
Сказал: «Вот отдал я приказ войскам,
      
Дабы обид не наносили вам!
     
     
      
И кто у вас веревку отберет,
      
Висеть на той веревке будет тот.
     
     
      
И ни один боец румийских сил
      
Обиды жителям не причинил.
     
     
      
Все ж люди несказанной той земли
      
Дань добровольно шаху принесли.
     
     
      
Дань эту войску Искандар раздал,
      
А сам — с веселым сердцем — пировал.
     
     
      
И чашу, в коей отражался мир,[42]
      
Он отыскал, обследовав Кашмир.
     
     
      
Да, кстати, у Маллу был казначей,
      
Хранитель всех сокровищ и ключей.
     
     
      
Он Искандару все ключи поднес,
      
Когда Маллу сбежал, трусливый пес.
     
     
      
И шах премудрый, овладев казной, —
      
Смотрите! — кубок отыскал другой
     
     
      
Тот кубок полн рубиновым вином,
      
Вино не сякнет, сколь ни отопьем!
     
     
      
«Вот это кубок жизни!» — шах сказал,
      
И «Чашей жизни» он его назвал;
     
     
      
Хоть кубок первый больше знаменит,
      
О нем рассказ в дальнейшем предстоит.
     
     
      
Взяв чашу — счастья величайший дар, —
      
Запировал великий Искандар.
     
     
      
Пчелою он, прильнувшей к розе, стал
      
И письмена на чаше прочитал:
     
     
      
«Когда полмира покорил Джемшид,
      
Обиженным и униженным щит, —
     
     
      
Сонм мудрецов, что с шахом пребывал,
      
Сковал две чаши и заколдовал.
     
     
      
И «Отражающая мир» — одна,
      
Другая — «Чашей счастья» названа».
     
     
      
Шах Искандар, что с бою взял Кашмир,
      
Забыл о чаше — отражавшей мир.
     
     
      
Он к «Чаше счастья» жаждущий приник, —
      
Смотри: к фиалке мотыльком приник!
     
     
      
Смотри! Вот радость для моих друзей!
      
Вина не будет меньше, сколь ни пей!
     
     
      
Его до дна вовеки не допить
      
И не пролить, хоть кубок наклонить.
     
    
    * * *
    
     
      
О чародей Кашмира, кравчий мой!
      
Ласкающую сердце песню спой!
     
     
      
Хочу, чтоб песню ты не прекращал,
      
Пока я в чаше дна не увидал.
     
     
      
Да не иссякнет чаша никогда!
      
Да не коснется дна ее вода!
     
     
      
Когда найдешь тот кубок, Навои,
      
Его ты «Вечным Кубком» назови!
     
     
      
Пей, друг, — но только если кубок тот
      
Розовощекий кравчий поднесет.
     
    
    
Рассуждение о том, что созерцание творений и деяний творца несравненного и бесподобного дает решительное доказательство и явное подтверждение его существования. Приведение доказательств того, что чудеса творения можно лучше постигнуть, путешествуя по свету. Разделение путешествий на три вида: один шествует по дороге, как путник, проходящий долину погружения в себя и стремящийся к святыне; другой бродит по миру, как странник, получая на стоянках стремления к истине наставление совершенного руководителя; третий — это полководец, который ведет войско многочисленное, как звезды, чтобы овладеть миром
    
    
Рассказ о двух товарищах, один из которых, много путешествуя, стал государем, подобно солнцу, царствующему на небе. Другой был недвижим, подобно праху под ногами, и был сровнен с землей. Он, как песчинка, не мог оторваться от земли и достичь высокого положения
    НАЗИДАНИЕ
    
Искандар спрашивает Арасту: почему мудрецы советуют совершать дальние путешествия
    
    
Когда Искандар дошел до Кашмира, Маллу из своей волшебной крепости с помощью ветра украл огонь из Кашмира и превратил эту область в подобие мертвого тела, лишенного дыхания и потерявшего тепло жизни; Афлатун раскрывает это колдовство и тайным ветром разрушает жизнь Маллу, рассыпая искры и жар скрытого огня на хирман его жизни, а Искандар зажигает светильник власти Фируза на месте Маллу
    
    
О свежести утреннего ветерка, благодаря которому все вокруг постепенно расцветает, о красоте цветника юности, который постоянно радует сердце. Похвала тем, кто стал ясноликим, как солнце, предаваясь молитвам и склоняясь в молитве, подобно фиалке
    
    
Рассказ о беспечном юноше, который не знал цены советам мудрого старца и раскаяние которого не принесло пользы
    НАЗИДАНИЕ
    
Искандар спрашивает Арасту, почему в юности человек избегает молитв, почему к старости слабеет его разум; светлый ум духовного наставника помогает счастливому шаху постигнуть истину
    
    
Выступление Искандара из Кашмира в Индию
    
     
      
Историк, что в индийском жил краю,
      
Так начинает летопись свою:
     
     
      
Как обещал великодушно, в дар
      
Кашмир Фирузу отдал Искандар,
     
     
      
Возвел на трон, царем его назвал,
      
Платить харадж посильный обязал.
     
     
      
Сказал он: «Здесь два месяца живи
      
И справедливый строй установи.
     
     
      
За этот срок войска ты соберешь
      
И в Индию ко мне их приведешь.
     
     
      
От всех забот в ту пору устранись
      
И в Индию походом устремись».
     
     
      
Царю Кашмира дав наказ такой,
      
Простился Искандар с его сестрой.
     
     
      
Подобную светильнику небес
      
Укрыл парчою девяти завес.[43]
     
     
      
Он двинуться решил на Индустан,
      
Все силы устремил на Индустан.
     
     
      
Рать поднялась, покинула Кашмир,
      
Пошла, ногами попирая мир.
     
     
      
Покрыли землю грозные войска,
      
Всклубились желтой пыли облака.
     
     
      
Шли по ущельям, горной крутизной,
      
Не меря долгий переход дневной.
     
     
      
Все страны покоряя на пути,
      
Румиец дальше продолжал идти.
     
     
      
Твердыни на заоблачных горах
      
Пред Искандаром падали во прах.
     
     
      
Дурных он гнал, насильников казнил,
      
А добрым людям радость приносил.
     
     
      
Величье гордых он с землей сровнял.
      
Кто властвовал — теперь подвластным стал.
     
     
      
Везде остались дел его следы.
      
Пески пустынь он превратил в сады.
     
     
      
Проведал раджа: Искандар идет,
      
Войска неисчислимые ведет;
     
     
      
Что он Кашмир каким-то чудом взял,
      
Веревку чудодейства развязал,
     
     
      
Огня и Ветра крепость захватил
      
И мир и свет Кашмиру возвратил.
     
     
      
Услышал это все индийский шах,
      
И охватил его великий страх.
     
     
      
Все взвесил он и понял, что в бою —
      
Увы! — он власть не отстоит свою.
     
     
      
И он решил покорность проявить,
      
Дарами гнев Румийца усыпить.
     
     
      
Он взял по девяти ото всего,
      
Чем славились владения его.
     
     
      
Слонов сначала вспомнить надлежит,
      
Под чьею поступью земля дрожит.
     
     
      
Слоны-громады в девять шли рядов,
      
Был каждый ряд по девяти голов.
     
     
      
Так слышал я; а есть другой рассказ:
      
По тридцати их было девять раз.
     
     
      
Как из гранитных созданные глыб,
      
Слоны гранитный кряж свалить могли б.
     
     
      
Шаги их — поступь тяжкая судьбы,
      
Несокрушимы каменные лбы.
     
     
      
Слон, как корабль, что по суху идет,
      
А по бокам два паруса несет.
     
     
      
Нет, не корабль, — как небо, каждый слон,
      
А хобот — Млечный Путь или дракон,
     
     
      
Завитый в кольца; а по толщине —
      
Дракон и хобот были б наравне.
     
     
      
Когда свой хобот изгибает слон,
      
Ты скажешь: извивается дракон.
     
     
      
Чинар он вырвет, если обовьет,
      
Повалит стену, если лбом толкнет.
     
     
      
Так белы два могучие клыка,
      
Что в зависти темнеют облака.
     
     
      
И каждый клык, как пальмы ровный ствол,
      
Как тополь бел и, как таран, тяжел.
     
     
      
Слона-громаду с небом мы сравним,
      
Как месяц, крюк погонщика над ним.
     
     
      
Величье, сила, мощь в любом слоне.
      
У каждого попона на спине —
     
     
      
Золототканая, семи цветов,
      
С каймой из драгоценных жемчугов.
     
     
      
На каждом — диво-башенка, а в них
      
По девять индианок молодых.
     
     
      
И все они, как родинки, черны,
      
Весельем сердца, прелестью полны.
     
     
      
Их платья желты, зелены, красны,
      
Как осень, блещут на пиру весны.
     
     
      
Слоны, качая хоботами, шли,
      
Гордясь, что смуглых гурий рой несли.
     
     
      
Вслед за слонами, вихрем рождены,
      
Играя, выступали скакуны,
     
     
      
В попонах пышных, в золоте кистей,
      
Все кони разных девяти мастей.
     
     
      
Как див обличьем, быстрый, как огонь,
      
И словно пери неба — каждый конь;
     
     
      
Как ветер в беге, плавен, как волна,
      
Небесного обгонит скакуна.
     
     
      
Они широкой рысью стройно шли,
      
Как будто не касаяся земли.
     
     
      
Когда, как птица, пегий выступал, —
      
Конь времени далеко отставал.
     
     
      
Коль рыжий, шею вскидывая, ржал, —
      
То весь, как солнца рыжий конь, сверкал.
     
     
      
В масть были цветом паперси на них,
      
В звенящих колокольцах золотых.
     
     
      
И копьеносец на коне любом —
      
В цветном кафтане, в поясе златом.
     
     
      
Все, как Кейван, темны, а души их
      
Воинственны и храбры, как Маррих.
     
     
      
В ушах их — серьги верности; любой
      
Готов за шаха устремиться в бой.
     
     
      
И девять шло навьюченных ослов
      
С запасом платья и цветных шелков.
     
     
      
И та одежда так тонка была,
      
Что даже мысли скрыть бы не могла.
     
     
      
Хоть десять тех одежд надел бы ты,
      
Скрыть ими не сумел бы наготы.
     
     
      
Несли сосуды золотые вслед,
      
Как солнце, излучающие свет,
     
     
      
Кувшины, блюда, чаши, пиалы, —
      
Как солнце, с виду ярки и светлы, —
     
     
      
И клетки с попугаями вослед;
      
Забавны птицы, скоры на ответ.
     
     
      
Их перья — изумруд, а клюв, как лал,
      
Речений звучный жемчуг рассыпал.
     
     
      
Павлинов в клетках золотых везли
      
Из птичника небес, а не земли.
     
     
      
Блистанье радуг на хвостах у них,
      
Венцы невест на головах у них.
     
     
      
Алоэ драгоценный и сандал
      
Царю вселенной раджа посылал.
     
     
      
И слал еще редчайшие дары —
      
Запасы мускуса и камфары.
     
     
      
Издревле был до отдаленных стран
      
Учеными прославлен Индустан.
     
     
      
Любой, как Арасту и как Сократ,
      
Был несказанно знаньями богат.
     
     
      
Все праведны, все — истины оплот,
      
Все пламенны, как солнечный восход.
     
     
      
И всем им дан провидения дар,
      
Все мудры, как Фаридаддин Аттар.[44]
     
     
      
И раджа мудрецов к себе созвал,
      
Покаялся пред ними и сказал:
     
     
      
«Увы! Я — раб, а Искандар — мой шах.
      
И перед ним я рад упасть во прах.
     
     
      
Мысль не вступала в голову мою
      
С ним воевать и спорить с ним в бою.
     
     
      
Судьбою было так предрешено,
      
А нам с судьбою спорить не дано.
     
     
      
Я выполнить веленья не успел.
      
Болел я телом, духом ослабел.
     
     
      
Я свиток шаха принял, как судьбу,
      
Поцеловал и приложил ко лбу.
     
     
      
Я рад бы службу у него нести,
      
Но болен был, не смог к нему пойти.
     
     
      
Его приказа я не отвергал,
      
Не отрекался, спорить не дерзал.
     
     
      
Я перед вами всей душой открыт.
      
Гонец румийский это подтвердит.
     
     
      
Я немощен в ту пору, болен был,
      
И мнится, я прощенье заслужил.
     
     
      
Коль Искандар вниманье явит мне,
      
И остановится в моей стране,
     
     
      
И возвеличит милостью своей
      
Мою главу среди земных царей,
     
     
      
И трон мой средь народа утвердит, —
      
Навек мое он сердце победит.
     
     
      
Рабом я буду преданным ему,
      
Пока не скроюсь в гробовую тьму.
     
     
      
А если в гнев душою он впадет
      
И яду в чашу милости вольет, —
     
     
      
Что ж? Черного индийца — так и быть —
      
Всяк может в черном деле обвинить.
     
     
      
Я сил и средств для спора не найду,
      
Подумайте, как отвести беду.
     
     
      
И грешный дух мой в слабости виня,
      
Перед царем вступитесь за меня.
     
     
      
Он миром правит, милостью дыша.
      
Как зеркало, чиста его душа.
     
     
      
Когда пред ним вы встанете, как щит,
      
Шах Искандар вину мою простит!»
     
     
      
Так правдомыслен и красноречив,
      
Он к мудрецам свой обратил призыв.
     
     
      
И старцы устремились, как челны,
      
Навстречу ярости морской волны.
     
     
      
Они с великими дарами шли;
      
Несли величье, блеск своей земли.
     
     
      
…Вот запестрел сквозь утренний туман
      
Необозримый Искандаров стан.
     
     
      
И старцы к воинским пришли вождям,
      
Румийским поклонились мудрецам.
     
     
      
Гостей с почетом принял анджуман
      
Ученых, что прославили Юнан.
     
     
      
Те выслушали старцев и пошли,
      
И о посольстве шаху донесли.
     
     
      
При этой вести вождь румийских сил
      
Огонь вражды невольной погасил.
     
     
      
И, радуясь приходу мудрецов,
      
Освободил он сердце от оков.
     
     
      
На дар индийца он и не глядел;
      
Индийских старцев видеть он хотел.
     
     
      
Призвал их, усадил их на ковер,
      
Повел отрадный сердцу разговор.
     
     
      
Приход их знаком счастья он почел.
      
Навстречу старцам с трона он сошел.
     
     
      
Смиренья полн, приветствовал он их,
      
Как ученик наставников своих.
     
     
      
И перед каждым голову склонил
      
И каждому внимание явил.
     
     
      
Без всякой пышности, покинув трон,
      
В кругу ученых сел на землю он.
     
     
      
Свет истины и знанья возлюбя,
      
Он с честью усадил их вкруг себя.
     
     
      
Ведь как воды целительных ключей,
      
Как истины, он жаждал их речей.
     
     
      
Сказал: «Простите! Много вам в пути
      
Пришлось из-за меня перенести!»
     
     
      
Те, вознеся молитву за него,
      
Открыли цель прихода своего.
     
     
      
Шах Искандар смущен их речью был.
      
Чело он перед старцами склонил,
     
     
      
Сказал: «Открыта вам душа моя.
      
Что ни попросите, исполню я.
     
     
      
Ни малой, ни великою виной
      
Ваш царь не отягчен передо мной.
     
     
      
И пусть он прежде непокорен был,
      
Но он раскаялся, и я простил,
     
     
      
Тем более когда ко мне пришли
      
Вы — избранные светочи земли,
     
     
      
Пришли о снисхождении просить, —
      
Виновного могу ли не простить?
     
     
      
И если много зла он совершил,
      
И если казнь он даже заслужил,
     
     
      
Но вы пришли, и вот — смиряюсь я,
      
И от возмездья отрекаюсь я.
     
     
      
И здесь его не казнь, а милость ждет.
      
Пусть он к порогу моему придет.
     
     
      
Я истинную власть ему вручу,
      
Его дела величьем облачу.