1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 
В себе таить? Неужто жизнь людей    

Зависит от неведенья? Ужель    

Неведенье — единственный залог    

Покорности и веры и на нем    

Блаженство их основано? Какой    

Отличный способ им наверняка    

Погибель уготовать! Разожгу    

В них жажду знанья. Научу презреть    

Завистливый закон, который Бог    

Предначертал для униженья тех,    

Кого познанье бы могло сравнять    

С богами. К чести этой устремясь,    

Вкусив, они умрут. Иной исход    

Возможен разве? Надо лишь сперва    

Повсюду исходить весь Райский сад,    

Заглядывая в каждый уголок.    

Авось какой-нибудь Небесный Дух    

В тени прохладной или у ручья    

Случайно попадётся, и тогда    

Я постараюсь кое-что ещё    

Разведать у него. А ты живи    

До времени, блаженная чета,    

И кратким счастьем пользуйся, пока    

Я не вернусь; последует затем    

Твоих страданий долгая пора!"    

Так, с наглостью помыслив, отошёл    

Он горделиво и пустился в путь;    

Ловча и соблюдая осторожность,    

Леса, поля, долины и холмы    

Украдкой исшагал. Уже к черте,    

Где небосвод на море и земле    

Покоится, неспешно Солнце вниз    

Катилось, и пологие лучи    

Его закатные струили свет    

Вечеровой на Райские Врата    

Восточные — утёсистый хребет    

Из алавастра; он издалека    

Приметен был, вздымаясь к облакам    

На гребень лишь одна тропа вела    

Петлистая; со всех других сторон    

Нависшие, зазубренные скалы    

К вершине алавастровой горы    

Дорогу преграждали. Там сидел    

Среди столпов скалистых Гавриил,    

Начальник стражи Ангельской, и ждал    

Прихода ночи. Юные бойцы    

Пред старшим героические игры    

Затеяли, оружие сложив    

Небесное: шеломы, и щиты    

И дротики, блиставшие во мгле    

Алмазами и золотом. Но вдруг    

Сам Уриил на солнечном луче    

Примчался к ним. Так падает звезда,    

Осенней ночью небо прочертив,    

Сквозь воздух, полный огненных паров,    

И мореходам указует румб,    

Откуда угрожает ураган.    

Архангел, торопясь, проговорил:    

"— О, Гавриил! Блаженный этот край    

Ты неусыпно должен охранять,    

По жребию, — от всяческого зла.    

Но в сфере, мне подвластной, некий Дух    

Явился нынче полднем и заверил,    

Что жаждет он создания Творца    

Новейшие увидеть, — предо всем,    

Последний образ Божий — Человека.    

Я указал дорогу, но следил    

За ним. Когда он завершил полет    

На севере Эдема, на горе,    

Подметить я успел, что Небу чужд    

Его страстями омрачённый взор.    

Я из виду его не упускал,    

Но скрылся он в тени. Меня страшит:    

Не из орды ли он бунтовщиков    

Низвергнутых, покинувший Геенну,    

Чтоб смуту здесь посеять? Разыщи    

Во что бы то ни стало чужака!"    

Крылатый воин молвил: "— Не дивлюсь    

Нимало, Уриил, что в силах ты,-    

Пресветлый сферы Солнца властелин,-    

Непогрешимым зреньем проницать    

Безмерное пространство вширь и вглубь.    

Но бдительная стража этих врат    

Сюда не даст прохода никому,    

Впуская лишь насельников Небес,    

Ей хорошо известных. До сих пор    

Не появлялся ни один из них    

С полудня. Если ж Дух иной проник    

С дурными целями, преодолев    

Земные огражденья, — знаешь сам,    

Что бестелесных трудно удержать    

При помощи вещественных препон.    

А если тот, о ком ты говоришь,    

Здесь прячется, — его разоблачу    

К рассвету, под личиною любой!"    

Он так заверил. Тотчас Уриил    

Вернулся вновь на пост, и тот же луч    

Сверкающий, полого наклонясь,    

Отнёс его на Солнце, что теперь    

За острова Азорские зашло,-    

Поскольку Солнце с дивной быстротой    

Неслыханной дневной свершило круг,    

Иль менее проворная Земля,    

Спеша путём кратчайшим на восток,    

Оставила светило позади,    

Где отражает золото оно    

И пурпур, украшая облака    

У своего закатного престола.    

Вот безмятежный вечер наступил,    

И серый сумрак все и вся облёк    

Одеждой тёмной; он сопровождён    

Молчаньем, ибо птицы и зверьё    

Уже расположились на ночлег;    

Кто на траве заснул, а кто в гнезде.    

Лишь соловей не спит; ночь напролёт    

Поёт влюблённо; тишина ему    

Восторженно внимает. Просиял    

Сапфирами живыми небосклон,    

А самым ярким в хороводе звёзд    

Был Геспер, их глава, пока Луна    

Не вышла величаво из-за туч    

И разлила свой несравненный свет,-    

Царица ночи! — и на тёмный мир    

Набросила серебряный покров.    

И Еве так сказал Адам: "— Подруга    

Прекрасная! И ночь, и мирный сон    

Природы призывают нас вкусить    

Отдохновенье. Присудил Господь,    

Чтоб труд и отдых, словно день и ночь,    

Сменялись. Вот урочная роса    

Дремоты сладким бременем легла    

На наши веки. Для других существ,    

Бродящих праздно, длительный покой    

Не столь потребен. Должен Человек,    

Духовно иль телесно, — каждый день    

Трудиться; в этом истинный залог    

Его достоинства и знак вниманья    

Небесного ко всем его путям.    

Животным же Создатель разрешил    

Бездейственно слоняться и Творцу    

Отчёта не давать; но завтра мы,    

Опережая свежую зарю    

Румяную, что наступленье дня    

С востока возвещает, — мы опять    

Работу радостно возобновим,    

Цветущие деревья станем холить,    

Зеленые аллеи, где в тени    

Полуденный пережидаем зной;    

Там ветви разрослись, как бы смеясь    

Над нашей маломощью; больше рук    

Здесь надо, чтоб смирить их буйный рост.    

Увядшие цветы и сгустки смол,    

Устлавшие тропинки, подлежат    

Уборке, а пока, блюдя закон    

Природы, нас на отдых ночь зовёт".    

Блистая совершённой красотой,    

Сказала Ева: "— Мой жизнеподатель,    

Владыка мой! Безропотно тебе    

Я повинуюсь; так велел Господь.    

Он — для тебя закон, ты — для меня;    

Вот все, что женщине потребно знать,    

И для неё превыше в мире нет    

Ни мудрости, ни славы. Близ тебя    

Не замечаю времени; равно    

Все перемены суток, все часы    

Мне сладостны: и утра первый вздох,    

И первый свет, и ранний щебет птах,    

И Солнце, что на чудный этот край,    

На травы, дерева, цветы, плоды    

В росистых искрах, — первые лучи    

С востока проливает; и земля    

Пахучая в тучная, дождём    

Напитанная тёплым; и приход    

Затишных, сонных сумерек; и ночь    

Немая; и торжественный певец    

Ночной; и эта дивная Луна    

Со звёздной свитой — перлами небес,    

Всє любо мне. Но ведай: ни дыханье    

Рассвета свежее, ни ранний хор    

Пичуг, ни Солнце, что с востока льёт    

Лучи на край прекрасный, ни роса    

Сверкающая на плодах, цветах    

И травах, ни пахучая земля,    

Омытая дождём, ни тихий вечер,    

Ни ночь безмолвная с её певцом    

Торжественным, с гуляньем при Луне    

Под звёздным роем трепетным, — ничто    

Меня не тешит без тебя, Адам!    

Чему же служит блеск светил ночных,    

Когда смежает сон глаза существ?"    

"— О Ева! Дочь прекраснейшая Бога    

И Человека! — общий предок наш    

Ответствовал. — Они вокруг Земли    

Бегут за сутки от страны к стране.    

Их назначенье: по ночам светить    

Народам, что ещё не родились,    

Всходить и заходить, чтоб темнота    

Кромешная не обрела опять    

В теченье ночи древние права    

Свои, не истребила жизни всей    

В Природе. Эти мягкие огни    

Не только свет, но и тепло дарят,    

Влияют разно, греют, умеряют,    

Питают, холят, силу придают    

Растеньям звёздную, готовя их    

К приятые мощных солнечных лучей    

И к полному расцвету. Нет, не зря    

Глубокой ночью тысячи светил,    

Никем не созерцаемые, льют    

Сиянье дружное. Не полагай,    

Что если б вовсе не было людей,    

Никто бы не дивился небесам,    

Не восхвалял бы Господа. Равно -    

Мы спим ли, бодрствуем, — во всем, везде    

Созданий бестелесных мириады    

Незримые для нас; они дела    

Господни созерцают и Ему    

И днём и ночью воздают хвалы.    

Нередко эхо из глубин дубрав,    

С холмов отзывчивых, доносит к нам    

Торжественные звуки голосов    

Небесных, воспевающих Творца,-    

Отдельных или слитых в дивный хор,    

И оглашающих поочерёдно    

Полночный воздух! Часто патрули    

Дозорные играют по ночам    

На звучных инструментах неземных,    

И гимны чудные, и струнный звон    

Возносят нас духовно к Небесам!"    

Беседуя, они рука в руке    

Шли опочить в своей счастливой куще.    

Садовник высочайший сам избрал    

Ей место, создавая Райский сад    

На благо Человеку. Лавр и мирт,    

С высокими растеньями сплетясь,    

Образовали кровлю шалаша    

Душистою и плотною листвой.    

Акант и благовонные кусты    

Стеной служили; множество цветов    

Прелестных: пёстрый ирис, и жасмин,    

И розы, — меж ветвями проскользнув,    

Заглядывали изо всех щелей,    

В мозаику слагаясь. На земле    

Фиалки, крокусы и гиацинты    

Узорчатым раскинулись ковром,    

Намного ярче красочных прикрас    

Из дорогих камней. Любая тварь,-    

Зверь, птица, насекомое и червь,-    

Благоговея пред людьми, сюда    

Проникнуть не дерзали. Нет, в тени    

Такой, в столь безмятежном и святом    

Уединенье, ни Сильван и Пан -    

Измышленные божества, — ни фавны    

И нимфы не вкушали сна вовек!    

Здесь Ева ложе брачное своё    

Впервые в плетеницы убрала,    

Устлала ворохом душистых трав,    

Когда с Небес венчальный гимн звучал,    

И Ангел брачный за руку привёл    

Её к супругу, в дивной наготе    

Прекраснее Пандоры, что была    

Богами изобильем всех даров    

Осыпана, подобно Еве став    

Причиною неисчислимых бед;    

И к сыну безрассудному Япета,    

Гермесом приведённая, людей    

Прельщением очей очаровать    

Смогла и похитителю огня    

Зевесова жестоко отомстить.    

Достигнув кущи, взоры возвели    

Жена и муж к открытым небесам,    

Молясь Тому, кто Землю сотворил,    

Бодрящий воздух, голубую твердь,    

Лучистый лунный шар и звёздный свод:    

"— Свершитель всемогущий! Создал Ты    

И ночь, и нами прожитый в трудах,    

Назначенных Тобой, — минувший день,    

Счастливые взаимною помогой,    

Любовью обоюдною, — венцом    

Блаженства нашего, — по Твоему    

Велению. Чудесный этот Рай    

Для нас велик, нам не с кем разделить    

Твои дары, что падают, созрев,    

Без всякой пользы; но Ты дал зарок,    

Что племя многолюдное от нас    

Произойдёт, и Землю населит,    

И благость безграничную Твою    

Совместно с нами будет прославлять,    

Восстав от сна и призывая сон,-    

Твой дар, — как призываем нынче мы!"    

Чета согласно вознесла мольбу;    

Иных обрядов не было у них,-    

Лишь преклоненье истое одно    

Пред Богом, наиболее Творцу    

Угодное; потом, рука в руке,    

Вступили в сень; присущих нам одежд    

Стеснительных совлечь им не пришлось;    

И совокупно возлегли. Адам,    

Я полагаю, от подруги милой    

Не отвернулся, так же и жена    

Отказом не ответила, блюдя    

Обычай сокровенный и святой    

Любви супружеской. Пускай ханжи    

Сурово о невинности твердят    

И чистоте, позоря и клеймя    

Нечистым то, что чистым объявил    

Господь, и некоторым — повелел,    

А прочим — разрешил. Его завет:    

Плодиться, а поборник воздержанья -    

Губитель наш, враг Бога и людей.    

Хвала тебе, о брачная любовь,    

Людского рода истинный исток,    

Закон, покрытый тайной! Ты в Раю,    

Где все совместно обладают всем,-    

Единственная собственность. Тобой    

От похоти, присущей лишь скотам    

Бессмысленным, избавлен Человек.    

Ты, опершись на разум, утвердила    

Священную законность кровных уз,    

И чистоту, и праведность родства,    

И ты впервые приобщила нас    

К понятиям: отец, и сын, и брат.    

Тебя я даже в мыслях не сочту    

Греховной и срамной, в священный Сад    

Проникнуть недостойной! О, родник    

Неиссякаемых услад семейных!    

Твоё нескверно ложе от веков    

И будет впредь нескверным; посему    

Угодники покоились на нем    

И патриархи. Здесь любовь острит    

Златые стрелы, возжигает здесь    

Лампаду неизменную свою    

И веет взмахами пурпурных крыл.    

Здесь торжествует и царит она,    

А вовсе не в улыбках покупных    

Блудницы, не в безлюбой, безотрадной    

Усладе мимолётной, не в пустом,    

Случайном волокитстве на пиру    

Ночном, на маскированных балах,    

Средь плясок суетных и серенад,    

Которые продрогший кавалер    

Спесивице поёт, а лучше б он    

С презрением распутную отверг.    

Супруги спят в обнимку; соловьи    

Их убаюкали; цветочный кров    

Ронял на обнажённые тела    

Охапки роз, что поутру опять    

Возобновляются. Блаженно спи,    

Чета счастливая! Была бы ты    

Стократ счастливей, счастья не ища    

Полнейшего и не стремясь предел    

Дозволенного знанья преступить!    

Уже коническая Ночи тень,    

Обширный свод подлунный обходя,    

Измерила к Зениту полпути.    

Из врат слоновой кости в должный час    

Выходят Херувимы в боевом    

Порядке, при оружье, на дозор.    

Тогда Архангел Гавриил воззвал    

К военачальнику, что был за ним    

По званью следующим: "— Узиил,    

Ты с частью воинов ступай на юг,    

Следя за всем; я остальных бойцов    

На север поведу. Мы круг замкнём,    

Сойдясь на западе". Как пламена,    

Отряды разделились; одному -    

Щитом Архангел указует путь,    

Копьём — другому, а затем, избрав    

Двух мудрых, мощных Духов приближённых,    

Изрёк: "— Итуриил, и ты, Зефон,    

На быстрых крыльях облетите Сад,    

Проверьте тщательно, ни уголка    

Не пропустив, особенно следя    

За кущей, где прекрасная чета,    

Быть может, мирно спит, не чая зла.    

Ко мне явился вестник ввечеру,    

От Солнца заходящего, сказав,    

Что некий Дух из Пекла ускользнул    

(Кто б мог помыслить!) и пробрался в Рай,    

Наверняка с недоброй целью. Вы    

Доставьте, отыскав его, сюда!"    

Промолвив так, повёл он свой отряд,    

Сверканьем затмевавший блеск Луны,    

А два его посланца к шалашу    

Направились и здесь нашли Врага.    

У Евиного уха прикорнул    

Он в жабьем виде, дьявольски стремясь    

К сокрытому проникнуть средоточью    

Воображенья Евы, чтоб мечты    

Обманные предательски разжечь,    

Соблазны лживых снов и льстивых грёз,    

И вдунутой отравой загрязнить    

Флюиды жизненные, что восходят    

От крови чистой, как восходит пар    

Легчайший от дыхания ручья    

Прозрачного, и растравить в душе    

Праматери броженье смутных дум,    

Досаду, недовольство, непокой -    

Источник целей тщетных и надежд,-    

И страсти необузданные — плод    

Надменных помыслов, что порождают    

Безумье гордости. Итуриил    

Чуть прикоснулся дротом к Сатане:    

Касание субстанции небесной    

Невмочь снести притворству, не приняв    

Свой настоящий облик; Враг вскочил,    

Ошеломлённый тем, что обличён.    

Так искра производит взрыв, упав    

На груду пороха, что про запас    

Накоплена в хранилище, ввиду    

Угрозы приближения войны;    

Мгновенно вздувшись, чёрное зерно    

Воспламеняет воздух. Так в своём    

Обличье истинном воспрянул Враг.    

Два Ангела прекрасных, от Царя    

Ужасного невольно отступив,    

Бесстрашно вновь приблизились к нему    

И молвили: "— Какой мятежный Дух,    

Из тех, в Геенну ввергнутых, посмел    

Тюрьму покинуть и прийти сюда?    

Зачем, подобно недругу в засаде,    

Ты спящих стережёшь, преобразясь?"    

"— Не узнаете? — Сатана вскричал    

Презрительно. — Не знаете меня?    

Однако, знали встарь, когда я был    

Вам не чета; настолько высоко    

Я восседал, что вознестись туда    

И не мечтали вы. Меня не знать    

Лишь может сам безвестный, из числа    

Ничтожнейших; но если узнан я,-    

К чему пустым вопросом начинать    

Осуществленье вашего заданья,    

Которое закончится ничем?"    

Презреньем на презренье возразил    

Зефон Врагу: "— Не думай, бунтовщик,    

Что ты остался прежним, утеряв    

Сиянье святости и чистоты,    

Венчавшее тебя на Небесах.    

Твой блеск померк, едва ты изменил    

Добру. Ты ныне страшен, как твой грех,    

Как Пекло мрачное, куда тебя    

Низвергли. Но ступай; ты дашь отчёт    

Тому, кто нас послал, кто этот край    

И этих спящих от беды хранит!"    

Речь Херувима, строго прозвучав,    

Была неотразимою в устах    

Сияющего юной красотой    

Воителя, и посрамлённый Дьявол    

Почувствовал могущество Добра.    

Он добродетели прекрасный лик    

Узрел и об утраченном навек    

Печалился, но более всего    

Скорбел о том, что Ангелами он    

Неузнан был, настолько тусклым стал    

Его бывалый блеск; но Сатана    

Бестрепетен казался: "— Если мне    

Сражаться надо, — с главным поборюсь,    

А не с посланцами; не то на бой    

Вас вызову одновременно всех;    

Я либо славу вящую снищу    

Иль меньшему подвергнусь посрамленью!"    

Зефон ответил доблестно: "— Твой страх    

Свидетельствует, что из нас любой,    

Слабейший, может грешного тебя,    

А стало быть — бессильного, — сразить!"    

Враг промолчал, от злобы онемев;    

Подобно горделивому коню,    

Грызущему стальные удила,    

Он двинулся вперёд, сочтя побег,    

Равно как битву, — тщетными. Испуг,    

Внушённый свыше, сердце оковал,    

Не знающее страха ни пред кем,    

За исключеньем Неба одного.    

Они от западной недалеки    

Черты, где, полукружные пройдя    

Пути, сошлись дозоры и в ряды    

Построились, дабы приказу внять    

Очередному. Вождь их, Гавриил,    

Вскричал: "— Друзья! Мне слышатся шаги    

Проворные, спешащие сюда.    

Итуриила и Зефона вижу    

Светящихся в тени, а с ними — царь    

Осанкою; хоть блеск его погас,    

Но поступь и свирепость выдают    

Владыку Ада. Вряд ли без борьбы    

Отступит. Будьте стойки. Дерзкий взор    

Пришельца вызывает нас на бой!"    

Лишь только он промолвил, два гонца    

Приблизились и кратко доложили:    

Кто приведённый, где его нашли,    

Что делал и в каком обличье был.    

Сурово глядя, Гавриил сказал:    

"— Зачем предел, назначенный тебе,    

Ты преступил и стал помехой нам,    

Отвергшим твой пример? Облечены    

Мы властью и законом допросить    

Тебя: как ты посмел пробраться в Рай,    

Наверно, с целью возмутить покой    

И сон четы, которую Творец    

В обители блаженства поселил?"