Поделиться:
  Угадай писателя | Писатели | Карта писателей | Острова | Контакты

Джордж Байрон - Дон Жуан [1824]
Язык оригинала: BRI
Известность произведения: Средняя
Метки: poetry, Классика, Поэзия, Роман

Аннотация. «Дон-Жуан» — итоговое произведение великого английского поэта Байрона с уникальным для него — не «байроническим»! — героем. На смену одиноким страдальцам наподобие Чайльд-Гарольда приходит беззаботный повеса, влекомый собственными страстями. Они заносят его и в гарем, и в войска под командованием Суворова, и ко двору Екатерины II… «В разнообразии тем подобный самому Шекспиру (с этим согласятся люди, читавшие его „Дон-Жуана“), — писал Вальтер Скотт о Байроне, — он охватывал все стороны человеческой жизни… Ни „Чайльд-Гарольд“, ни прекрасные ранние поэмы Байрона не содержат поэтических отрывков более восхитительных, чем те, какие разбросаны в песнях „Дон-Жуана“…»

Полный текст. Открыть краткое содержание.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 

 Погуще, но короче были косы.  Глаза живее, но чуть-чуть раскосы!    123    Они с изобретательным стараньем  Кормили Дон-Жуана каждый час.  Всем женщинам - пленительным созданьям -  Естественно заботиться о нас.  Бульон какой - то с редкостным названьем  Ему варили; уверяю вас:  Таких бульонов даже в дни Ахилла  С самим Гомером муза не варила!    124    Но мне пора вам рассказать, друзья,  Что вовсе не принцессы девы эти.  (Я не люблю таинственности, я  Не выношу манерности в поэте!)  Итак, одна красавица моя -  Прислужница, как всякий мог заметить;  Вторая - госпожа. Отец ее  Живет уловом: каждому свое!    125    Он в юности был рыбаком отличным -  И, в сущности, остался рыбаком,  Хотя иным уловом необычным  Он занимался на море танком.  Мы числим контрабанду неприличным  Занятием, а грабежи - грехом.  Но не понес за грех он наказанья,  А накопил большое состоянье.    126    Улавливал он в сети и людей,  Как Петр-апостол, - впрочем, скажем сразу,  Немало он ловил и кораблей,  Товарами груженных до отказу,  Присваивал он грузы без затей,  Не испытав раскаянья ни разу,  Людей же отбирал, сортировал -  И на турецких рынках продавал.    127    Он был по крови грек, и дом красивый  Имел на диком острове Циклад.  И жил свободной жизнью и счастливой,  Поскольку был достаточно богат.  Не нам судить, читатель мой пытливый,  В каких он прегрешеньях виноват,  Но дом украсил он лепной работой,  Картинами, резьбой и позолотой.    128    Имел он дочь - красавицу. За ней  Приданого готовил он немало,  Но дочь его Гайдэ красой своей  Богатства блеск бесспорно затмевала.  Как деревцо, в сиянье вешних дней  Она светло и нежно расцветала  И нескольким искателям в ответ  Уже сказала ласковое "нет".    129    И вот, гуляя вечером однажды,  Жуана на песке она нашла,  Бессильного от голода и жажды.  Конечно, нагота его могла  Смутить девицу - это знает каждый,  Но жалость разом все превозмогла.  Нельзя ж, чтоб умер он, такой пригожий,  И главное - с такою белой кожей!..    130    Но просто взять его в отцовский дом,  Она считала, будет ненадежно:  Ведь в помещенье, занятом котом,  Больных мышей лечить неосторожно,  Старик владел практическим умом,  И nosV* бы подсказал ему, возможно,  Юнца гостеприимно подлечив,  Его продать, поскольку он красив.    {* Ум, разум (греч.).}    131    И вот она, служанки вняв совету  (Служанкам девы любят доверять),  Жуана отнесла в пещеру эту  И там его решила посещать.  Их жалость возрастала; дива нету:  Ведь жалость - это божья благодать,  Она - сказал апостол Павел здраво -  У райских врат на вход дает нам право!    132    Костер они в пещере развели,  Насобирав поспешно и любовно  Все, что на берег волны принесли, -  Обломки весел, мачты, доски, бревна.  Во множестве здесь гибли корабли,  И рухляди трухлявой, безусловно,  По милости господней, так сказать,  Хватило бы костров на двадцать пять.    133    Ему мехами ложе застелили;  Гайдэ не пожалела ничего,  Чтоб все возможные удобства были  К услугам Дон-Жуана моего.  Его вдобавок юбками накрыли  И обещали навестить его  С рассветом, принеся для угощенья  Хлеб, кофе, яйца, рыбу и печенье.    134    Когда они укутали его,  Заснул он сразу; так же непробудно  Спят мертвецы, бог знает отчего:  Наверно, просто им проснуться трудно.  Не вспоминал Жуан мой ничего,  И горе прошлых лет, довольно нудно  В проклятых снах терзающее нас,  Не жгло слезой его закрытых глаз.    135    Жуан мой спал, а дева наклонилась,  Поправила подушки, отошла.  Но оглянулась: ей вообразилось -  Он звал ее во сне. Она была  Взволнована, и сердце в ней забилось.  Сообразить красотка не смогла,  Что имени ее, уж без сомненья,  Еще не знал Жуан мой в то мгновенье.    136    Задумчиво пошла она домой  И Зое очень строго приказала  Молчать. И та отлично смысл простой  Задумчивости этой разгадала.  Она была - пойми, читатель мой, -  Двумя годами старше, что не мало,  Когда познанье мы прямым путем  Из рук природы - матери берем.    137    Застало утро нашего героя  В пещере крепко спящим. И пока  Ни солнца луч, блестевший за горою,  Ни дальнее журчанье ручейка  Не нарушали мирного покоя;  Он отсыпался как бы за века  Страданий (про такие же страданья  Писал мой дед в своем "Повествованье).    138    Но сон Гайдэ был беспокоен - ей  Сжимало грудь. Она вздыхала странно,  Ей бредились обломки кораблей  И, на песке простерты бездыханно,  Тела красавцев. Девушке своей  Она мешала спать и встала рано,  Перебудив разноплеменных слуг,  Ее капризный нрав бранивших вслух.    139    Гайдэ тотчас же слугам объявила,  Что непременно хочет видеть, как  Восходит в небе яркое светило:  Явленье Феба - это не пустяк!  Блестит роса, щебечут птицы мило,  Природа ночи сбрасывает мрак,  Как женщины свой траур по мужчине -  Супругу иль иной какой скотине.    140    Друзья, люблю я солнце наблюдать,  Когда оно встает; совсем недавно  Всю ночь себя заставил я не спать,  Что, по словам врачей, неблагонравно.  Но если ты желаешь обладать  Здоровьем и червонцами, - исправно  Вставай с зарей и, проживи сто лет,  Потомкам завещай вставать чуть свет.    141    Прекрасная Гайдэ зарю встречала,  Сама свежей зари. К ее щекам  Тревожно кровь от сердца приливала.  Так реки снежных Альп - я видел сам -  Преобразуются, встречая скалы,  В озера, что алеют по утрам;  Так море Красное всегда прекрасно,  А впрочем, море Красное не красно.    142    К пещере, лани трепетной быстрей,  Она спустилась легкими стопами.  Казалось, солнце радовалось ей;  Сама Аврора влажными устами  Ей улыбалась, как сестре своей:  Их за сестер вы приняли бы сами,  Но смертной прелесть заключалась в том,  Что в воздухе не таяла пустом.    143    Гайдэ вошла в пещеру торопливо,  Но робко; мой Жуан беспечно спал  Сладчайшим сном. Она была пуглива,  И на мгновенье страх ее объял.  Она над ним склонилась терпеливо,  Прислушалась, как тихо он дышал,  И потеплее бережно укрыла,  Чтоб утренняя свежесть не вредила.    144    Как серафим над праведным, она  Над мирно славшим нежно наклонилась,  А юноша лежал в объятьях сна"  И ровно ничего ему не снилось.  Но Зоя, как всегда оживлена,  С яичницей и завтраком возилась,  Отлично зная - отдадим ей честь, -  Что эта парочка попросит есть.    145    Нуждаются же в пище все созданья,  А странники - подавно. И притом,  Не будучи в любовном состоянье,  Она - то ведь на берегу морском  Продрогла и поэтому питанье  Доставила проворно: фрукты, ром,  Мед, рыбу, яйца, кофе и печенье -  Чудеснейшее вышло угощенье!    146    Жуана собралась она будить,  Когда была яичница готова,  Но госпожа ее остановить  Успела жестом, не сказав ни слова.  Предоставляя завтраку остыть,  Второй готовить Зоя стала снова,  Чтоб госпожу свою не волновать  И мирный сон Жуана не прервать.    147    Недвижно, распростертый, исхудалый,  Жуан как умирающий лежал,  И лик его бескровный и усталый  Недавние страданья отражал;  И только на щеках румянец алый,  Как грустный отблеск вечера, пылал,  А спутанные кудри увлажненные  Блестели моря свежестью соленою.    148    Гайдэ над ним склонилась ниже. К ней  Он, как младенец к матери, прижался.  Как ива, он поник и, мнилось ей,  Как дремлющее море, наслаждался.  Расцветшей розы мягче и нежней,  Он лебедем измученным казался;  От бед он, правда, пожелтел, - а все ж,  Ей - богу, и таким он был хорош!    149    Глаза открыл он и заснул бы снова,  Но нежный женский образ помешал  Ему закрыть глаза; хотя больного  Глубокий сон по-прежнему прельщал,  Но мой красавец нрава был такого:  Он и во храме взоры обращал  Не на святых косматых лица злые,  А лишь на облик сладостный Марии.    150    На локоть опираясь, он привстал.  Она смутилась, очи опустила,  В ее лице румянец заиграл,  И ласково она заговорила;  Красноречиво взор ее сиял,  Когда слова она произносила,  И понял он, не понимая слов,  Что лучший завтрак для него готов.    151    Да, мой Жуан не понимал ни слова  По-гречески, но это не беда.  Он голоса прелестного такого  Не слыхивал нигде и никогда;  Мелодия божественно простого  Звучанья, величава и горда,  Таилась в этих звуках непонятных,  И сладостных, и мягких, и приятных.    152    Ему казалось, он проснулся вдруг  От музыки таинственного звука,  Не зная сам - не греза ль этот звук  И не рассеется ль она от стука  Какого-нибудь сторожа, а стук -  Противнейшая вещь и даже мука  Для тех, кто утром спит, а по ночам  Любуется на звезды и на дам.    153    Итак, Жуан внезапно пробудился  От сна, который бреду был сродни;  В нем аппетит могучий появился.  Приятный запах Зоиной стряпни  Над ним туманным облаком кружился,  И этот запах, как в былые дни,  В нем возбудил желанье пообедать.  Точней - бифштекса сочного отведать.    154    Говядины на этих островах,  Где нет быков, понятно, не водилось;  Одних овец и коз во всех домах  Зажаривать на праздник приходилось.  Случалось это редко: на скалах  Лишь несколько домишек там ютилось.  Но остров, о котором речь идет,  Имел сады, и пастбища, и скот.    155  Я вспомнил, о говядине мечтая,  Про Минотавра странный древний миф:  Все наши моралисты Пасифаю  Сурово осуждают, заклеймив  За то, что лик коровий приняла и  Носила, но заметим, рассудив, -  Она лишь поощряла скотоводство,  Чтоб на войне дать Криту превосходство.    156  Мы знаем: англичане искони  Любители говядины и пива,  Но пиво всякой жидкости сродни,  И суть не в пиве, говоря правдиво,  Но и войны любители они,  А это стоит дорого; не диво,  Что бритт и Крит обожествляют скот,  Пригодный для убоя круглый год.    157  Но к делу! Ослабевший мой герой,  На локоть опершись, глядел устало  На пышный стол: ведь пищею сырой  Он подкреплялся в море и немало  Благодарил всевышнего порой  За крысу, за ремень; на что попало  Он с жадностью набросился 6 теперь,  Как поп, акула или хищный зверь.    158  Он ел, ему подкладывала снова  Она, как мать, любуясь на него, -  Для пациента милого такого  Она не пожалела б ничего  Но Зоя рассудить могла толково  (Хотя из книг не ведала того),  Что голодавшим надо осторожно  И есть и пить - не то ведь лопнуть можно.    159  И потому решительно весьма  За дело эта девушка взялась:  Конечно, госпожа ее сама  Заботливо о юноше пеклась, -  Но хватит есть. Нельзя сходить с ума,  Своим желаньям слепо подчинясь:  Ведь даже лошадь, если б столько съела,  На следующий день бы околела!    160    Затем, поскольку был он, так сказать,  Почти что гол, - штанов его остатки  Сожгли, Жуана стали одевать  В турецком вкусе. Но, ввиду нехватки  Чалмы с кинжалом, можно посчитать -  Он был одет как грек. Про недостатки  Не будем говорить, но подчеркнем:  Шальвары были чудные на нем!    161    Затем Гайдэ к Жуану обратилась;  Ни слова мои герои не понимал,  Но слушал так, что дева оживилась,  Поскольку он ее не прерывал"  И с протеже своим разговорилась,  В восторге от немых его похвал,  Пока, остановившись на мгновенье,  Не поняла, что он в недоуменье.    162    И вот тогда пришлось прибегнуть ей  К улыбкам, жестам, говорящим взорам,  И мой Жуан - оно всего верней -  Ответствовал таким же разговором  Красноречивым. Он души своей  Не утаил, и скоро, очень скоро  В его глазах ей как бы просветлел  Мир дивных слов - залог прекрасных дел.    163    Он изъяснялся пальцами, глазами,  Слова за нею робко повторял,  Ее язык и - вы поймете сами -  Ее прелестный облик изучал.  Так, тот, кто наблюдал за небесами  По книге, часто книгу оставлял,  Чтоб видеть звезды. Взор ее блестящий  Был азбукой Жуана настоящей.    164    Приятно изучать чужой язык  Из женских уст, когда нам горя мало,  Когда и ментор юн и ученик  (Со мной такое в юности бывало!).  Улыбкой дарит нежный женский лик  Успехи и ошибки поначалу,  А там - сближенья уст, пожатья рук, -  И вот язык любви усвоен вдруг!    165    Вот потому - то я случайно знаю  Испанские, турецкие слова,  По-итальянски меньше понимаю,  А по-английски лишь едва-едва  Умею изъясняться: изучаю  Я сей язык по Блеру, раза два  В неделю проповедников читая,  Но их речей не помню никогда я.    166    О наших леди мне ли говорить?  Ведь я изгнанник общества и света:  И я, как все, был счастлив, может быть;  И я, как все, изведал боль за это.  Всему удел извечный - проходить,  И злость моя, живая злость поэта  На ложь друзей, врагов, мужей и жен,  Прошла сама, растаяла как сон!    167    Но возвратимся к нашему Жуану.  Он повторял слова чужие, но  Как солнце все обогревает страны,  Так чувство зажигает всех одно  (Включая и монашек). Я не стану  Скрывать: он был влюблен - не мудрено! -  В свою благотворительницу нежную,  И страсть его была не безнадежною.    168    Когда герой мой сладко почивал,  К нему в пещеру утром, очень рано,  Взглянуть, как сей птенец беспечно спал,

The script ran 0.004 seconds.