1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 
    
Каинз прошел за спиной Поля и придвинул Джессике стул. Она села, наблюдая за тем, как сын осматривает комнату.
    
Поль мешкал, продолжая стоять. Легкая неравномерность в движении воздуха подсказывала ему, что где-то справа, за шкафами, должен быть потайной выход.
    
— Может, присядешь, Поль Атрейдс? — спросил Каинз.
    
Как тщательно он избегает называть меня герцогом, подумал Поль. Тем не менее он сел и, не проронив ни слова, наблюдал, как усаживается Каинз.
    
— Значит, ты чувствуешь, что Аракис мог бы стать раем, — начал планетолог. — Однако Империя присылает сюда только хорошо обученных головорезов, охотников за пряностями!
    
Поль поднял большой палец с герцогским перстнем.
    
— Вы видите это кольцо?
    
— Да.
    
— Вы знаете, что оно означает?
    
Джессика резко обернулась к сыну.
    
— Поскольку труп твоего отца погребен под руинами Аракина, — ответил Каинз, — формально ты герцог.
    
— Я — солдат Империи, — уточнил Поль. — Формально — я один из головорезов.
    
Каинз помрачнел:
    
— Даже сейчас, когда над телом твоего отца стоят императорские сардукары?
    
— Сардукары — это одно, официальный источник моей власти — другое.
    
— На Аракисе по другим признакам решают, кто здесь облечен властью, — возразил Каинз.
    
Джессика перевела на него взгляд: В голосе этого человека слышен металл. Его не так-то легко переспорить… А металл нам сейчас очень нужен. Поль затеял опасное дело.
    
— Появление на Аракисе сардукаров говорит только о том, что наш возлюбленный Император боялся моего отца, — продолжал Поль. — Теперь я постараюсь сделать так, чтобы Падишах-Император боялся…
    
— Мальчик, — оборвал его планетолог, — есть вещи, в которые тебе…
    
— Обращаясь ко мне, полагается говорить «повелитель» или «милорд», — сказал Поль.
    
Помягче! подумала Джессика.
    
— …повелитель, — добавил Каинз.
    
— Я — живой упрек Императору. Я — живой упрек всем, кто видит в Аракисе только свалку для отходов производства пряностей. Пока я жив, я останусь таким упреком, я застряну у них в глотках, пока они не задохнутся и не подохнут.
    
— Красивые слова! — возразил планетолог.
    
Поль в упор уставился на него. Наконец он сказал:
    
— Здесь у вас существует легенда про Лизан аль-Гаиба, Голос из Внешнего Мира, того, кто поведет вольнаибов в рай. Ваши люди…
    
— Предрассудки.
    
— Возможно, — согласился Поль. — А может быть, и нет. Иногда предрассудки имеют странные корни. И странные последствия.
    
— У тебя есть план? — снова не дал ему договорить Каинз. — Говори прямо, куда ты клонишь… повелитель.
    
— Могли бы ваши вольнаибы обеспечить меня надежными доказательствами того, что здесь побывали сардукары, переодетые в форму Харконненов?
    
— Допустим.
    
— Император снова передает власть на Аракисе Харконненам. Возможно, даже Зверю-Раббану. Ну и пусть. Раз уж он позволил себя втянуть в подобные грязные дела, он не сможет отрицать свою вину. Так пусть узнает, что ему грозит разбирательство на Совете Ассамблеи за нарушение Великой Конвенции.
    
— Поль! — воскликнула Джессика.
    
— Ну, допустим, Ассамблея рассмотрит твой запрос, — сказал Каинз. — Что из этого последует? Только одно: чудовищная война между Империей и Великими Домами.
    
— Хаос, — добавила Джессика.
    
— Но я передам свой запрос на рассмотрение Императору, — продолжал Поль, — и предложу ему способ избежать хаоса.
    
— Шантаж? — сухо спросила Джессика.
    
— Как средство управления государством, — подхватил Поль. — Твои слова, мама.
    
Джессика уловила в его голосе горечь.
    
— У Императора нет сыновей, только дочери, — продолжал он.
    
— Ты метишь на трон? — спросила Джессика.
    
— Император не рискнет сотрясти основы Империи всеобщей войной. Планеты начнут рваться на части, воцарится всеобщая смута… — нет, на это он не пойдет.
    
— Ты затеваешь рискованную игру, — сказал Каинз.
    
— Чего Великие Дома Ассамблеи боятся больше всего на свете? — спросил Поль. — Того, что происходит сейчас на Аракисе: что сардукары посворачивают им шеи одному за другим. Вот ради чего они объединились в Ассамблею. Вот в чем суть Великой Конвенции. Только объединившись, они смогут противостоять войскам Императора.
    
— Но они…
    
— Они боятся именно этого, — продолжал Поль. — Само слово «Аракис» будет звучать для них тревожным набатом. Каждый из них представит себя на месте моего отца — отрезанным от остальных и убитым.
    
— Из его плана что-нибудь получится? — обратился к Джессике Каинз.
    
— Я не ментат, — ответила она.
    
— Но вы — бен-джессеритка.
    
Джессика бросила на него испытующий взгляд и сказала:
    
— В его плане есть сильные стороны, а есть слабые… как в любом плане на этом этапе. План важно не только хорошо задумать, но и хорошо исполнить.
    
— «Закон — вот высшая мудрость», — процитировал Поль. — Так написано над дверью в тронный зал. Я собираюсь показать Императору, что такое закон.
    
— Я не вполне уверен, что мог бы довериться человеку, у которого в голове рождаются подобные планы, — сказал Каинз. — У Аракиса есть собственный план, как…
    
— Когда я буду на троне, — оборвал его Поль, — я по мановению руки смогу превратить Аракис в рай. Вот та монета, которой я собираюсь расплатиться за ваши услуги.
    
Каинз сразу напрягся:
    
— Я не торгую своей верностью, повелитель.
    
Пристально рассматривая его через стол, Поль встретился с холодным сиянием синих глаз, внимательно вгляделся в повелительное выражение окаймленного бородой лица, Кривая улыбка мелькнула на его губах, и он произнес:
    
— Хорошо сказано. Приношу свои извинения.
    
Каинз выдержал взгляд Поля и ответил:
    
— Никто из Харконненов никогда не признавал своих ошибок. Возможно, вы, Атрейдсы, и не похожи на них.
    
— Это большой пробел в их образовании. Вы сказали, что не торгуете собой, но мне кажется, я знаю, от какой монеты вы все-таки не откажетесь. За вашу верность я предлагаю свою верность… всегда и во всем.
    
Мой сын обладает искренностью Атрейдсов, подумала Джессика. Безграничной, порой до чудовищного наивной искренностью, но какая могучая сила в ней сокрыта!
    
Она видела, что Каинза потрясли слова Поля.
    
— Что за вздор, — сказал планетолог. — Ты всего лишь мальчишка и…
    
— Я — герцог, — ответил ему Поль. — И я Атрейдс. Ни один Атрейдс никогда не нарушал подобной клятвы.
    
Каинз сглотнул слюну в пересохшем горле.
    
— Когда я говорю «всегда и во всем», — продолжал Поль, — я не оставляю для себя никаких лазеек. Я просто имею в виду, что готов отдать за вас жизнь.
    
— Повелитель! — воскликнул Каинз. Слово вырвалось из него словно нечаянно, и Джессика увидела, что он смотрит на ее сына не как на пятнадцатилетнего мальчика, но как на мужчину, как на человека, стоящего выше его. На сей раз Каинз в самом деле имел в виду то, что говорил.
    
В это мгновение он сам готов пожертвовать жизнью за Поля, думала она. Как Атрейдсы умеют добиваться такого отношения к себе, причем добиваются легко и быстро?
    
— Я знаю, что ты имеешь в виду, — сказал планетолог. — Но Харконнены…
    
Дверь за спиной Поля начала медленно открываться. Он круто обернулся — за дверью шла настоящая бойня.
    
В коридоре мелькали перекошенные лица, раздавались крики, звенела сталь.
    
Одновременно с матерью Поль прыгнул к двери и увидел загородившего проход Айдахо. Воздух за его щитом дрожал, как марево, но сквозь него можно было разглядеть налитые кровью глаза и стиснутые зубы. Стальные молнии старались прорубить щит. Из пасти огнемета вылетела и отлетела отброшенная силовым полем огненная вспышка. Казалось, все небольшое пространство коридора заполнено мельканием клинков в руках Айдахо. Клинков, с которых капала кровь.
    
Каинз подскочил к Полю, и они вместе навалились на дверь. Поль в последний раз увидел еще стоявшего на ногах Айдахо, на которого со всех сторон наседали люди в харконненских мундирах. Он уже шатался, на его курчавых черных волосах алел кровавый венец смерти. Дверь захлопнулась. Раздался клацающий звук — Каинз задвинул засов.
    
— Пожалуй, я готов согласиться, — сказал Каинз.
    
— Кто-то засек ваши генераторы еще до того, как они отключились, — отозвался Поль. Он оттолкнул мать от двери и увидел в ее глазах отчаяние.
    
— Мне следовало бы заподозрить неладное, когда кофе не подали вовремя, — пробормотал планетолог.
    
— У вас есть здесь запасной выход. Вы позволите нам им воспользоваться?
    
Каинз глубоко вздохнул перед тем, как ответить:
    
— Как бы они ни старались, им не взломать дверь быстрее, чем за двадцать минут. Если, конечно, они не будут использовать лазерное оружие.
    
— Из бластеров они стрелять побоятся — у нас могут быть щиты, — сказал Поль.
    
— Это были сардукары в харконненской форме, — прошептала Джессика.
    
На дверь обрушились тяжелые ритмичные удары.
    
Каинз указал на шкаф у правой стены:
    
— Сюда.
    
Он подошел к нему, открыл дверцу и повернул спрятанную там ручку. Вся стена со шкафами отъехала в сторону. Перед ними разверзлась черная пасть тоннеля.
    
— Эта дверь тоже из сталистого пластика, — пояснил планетолог.
    
— Вы хорошо подготовились, — заметила Джессика.
    
— Мы восемьдесят лет жили под Харконненами.
    
Каинз шагнул в темноту. Они покорно двинулись следом. Планетолог закрыл за ними дверь.
    
В наступившем мраке Джессика увидела впереди на полу светящуюся стрелку.
    
За ее спиной раздался голос Каинза:
    
— Здесь мы расстанемся. Эта стена прочнее. Она выдержит около часа. Идите по стрелкам, вроде той, что здесь перед вами. Когда вы будете их проходить, они будут гаснуть. Стрелки проведут вас через лабиринт к другому выходу, там я спрятал махолет. Этой ночью через пустыню проносится песчаная буря. У вас есть только один шанс — догнать ее, войти в вихрь, вынырнуть на самую его вершину и постараться оседлать. Мои люди делают так, когда похищают махолеты. Если вам удастся удержаться наверху, вы останетесь в живых.
    
— А вы? — спросил Поль.
    
— Я постараюсь уйти другим способом. Если я попадусь… что ж, я по-прежнему Императорский планетолог. Я могу сказать, что вы взяли меня в заложники.
    
Бежим, как трусы, подумал Поль. Но как иначе выжить, чтобы отомстить за отца? Он оглянулся на дверь.
    
Джессика услышала, что он пошевелился, и сказала:
    
— Дункан мертв, Поль. Ты сам видел его рану. Ты ничем не мог бы ему помочь.
    
— Придет день, и я отплачу им за все, — сказал Поль,
    
— Только если вы сейчас поторопитесь, — вмешался Каинз.
    
Поль почувствовал его руку на своем плече.
    
— Я пошлю вольнаибов искать вас. Направление бури известно. А теперь поспешите, и пусть Великая Матерь пошлет вам быстроту и удачу.
    
Они услышали его удаляющиеся шаги — легкий шорох в темноте.
    
Джессика нащупала руку Поля и мягко притянула его к себе.
    
— Мы должны быть вместе, — сказала она.
    
— Да.
    
Он повел мать мимо первой стрелки, которая погасла сразу, как они коснулись ее. Впереди тускло замерцала вторая.
    
Они миновали и ее, увидели, как гаснет и она. В темноте показалась следующая.
    
Теперь они пустились бегом.
    
Планы внутри планов внутри планов, думала Джессика. Частью чьего плана мы стали сейчас?
    
Стрелки заставляли их огибать повороты, по сторонам иногда тускло светились боковые ходы. Начался небольшой уклон, потом — пологий подъем до самого конца. Наконец под ногами оказались ступеньки, они обогнули угол и с разбегу наткнулись на мерцающую во мраке стену с темной ручкой на уровне глаз.
    
Поль нажал на ручку.
    
Стена плавно распахнулась внутрь, как легкая дверь на хорошо смазанных петлях. Перед ними была залитая светом пещера, выбитая в скале. Посередине стоял приземистый махолет. За ним — серая стена, а на ней нарисован контур двери.
    
— Интересно, куда направился Каинз? — спросила Джессика.
    
— Он поступил, как опытный командир партизанского отряда. Разделил нас на две группы и устроил все так, чтобы не знать, где мы находимся, на случай, если он попадет в плен. Он ведь и в самом деле не будет этого знать.
    
Поль потянул мать за собой и обратил внимание на пыль, которая поднялась у них из-под ног.
    
— Здесь давно уже никто не бывал, — заметил он.
    
— Мне показалось, он уверен, что вольнаибы нас найдут, — сказала она.
    
— Я разделяю эту уверенность.
    
Поль отпустил ее руку, подошел к махолету, открыл левую дверцу и сунул вещмешок за сиденье.
    
— Хорошо оборудованная машина, — заметил он. — Есть даже дистанционное управление дверью и освещением. Восемьдесят лет под Харконненами приучили их ничего не упускать из вида.
    
Джессика подошла к махолету с другой стороны и облокотилась на него, чтобы отдышаться.
    
— Харконнены просто-напросто перекроют весь этот район, — сказала она. — Они не дураки.
    
Она сосредоточилась и подключила свое восприятие расстояния:
    
— Буря, которая нам нужна, вон там, — она показала направо.
    
Поль кивнул. Он изо всех сил старался подавить внезапно возникшее желание расслабиться. Он знал, чем оно вызвано, но от этого ему было не легче. В какой-то момент этой ночи он провалился из состояния решимости и всезнания в полную неопределенность. Он знал все о бескрайнем времени-пространстве вокруг него, но точка «здесь—сейчас» оставалась для него тайной. Как будто Поль Атрейдс, на которого он смотрел со стороны, вдруг пропал за поворотом в широкой аллее. От аллеи отходило бессчетное множество дорожек, на некоторых из них он мог появиться снова, но на других — и их было гораздо больше — не мог.
    
— Чем дольше мы выжидаем, тем лучше они успеют приготовиться, — продолжала Джессика.
    
— Залезай внутрь и пристегни ремень, — ответил Поль.
    
Он влез с другой стороны, все еще борясь с ощущением, что находится в той самой мертвой зоне — недоступной его дару предвидения. Он вдруг понял, и это понимание потрясло его, что уже привык полагаться на свою проницающую прошлое и будущее память и стал из-за этого уязвимее перед лицом реальной опасности.
    
«У того, кто доверяет только глазам, остальные чувства слабеют». Это было одним из основных правил Бен-Джессерита. Поль понял, что это как раз его случай, и дал зарок никогда больше не попадаться в подобные ловушки… если, конечно, сумеет выбраться из этой.
    
Он защелкнул на себе ремень безопасности, увидел, что мать уже пристегнулась, и осмотрел машину. Крылья были установлены на полный размах, на тонких металлизированных перепонках ни единой складки. Он прикоснулся к клавише втягивания, проследил, насколько укоротились крылья — подготовка к реактивному старту, как его учил Джерни Халлек. Стартер плавно подался под ногой. Выключились двигатели и загорелись панели приборов на пульте управления. Тихонько зашипели турбины.
    
— Ты готова? — спросил он мать.
    
— Да.
    
Он нажал кнопку дистанционного управления освещением.
    
Их поглотила темнота.
    
В слабом мерцании приборов его скользнувшие над пультом пальцы показались тенью. Он включил дистанционное управление дверью. Впереди послышался скрежещущий звук. Потом — шуршание оползшего песка, и все стихло. Пыльный ветер коснулся щек Поля. Он захлопнул дверцу кабины и ощутил упругое сопротивление воздуха.
    
Там, где была стена-дверь, показался четкий прямоугольник усыпанного звездами неба. В свете звезд казалось, что они стоят над темным морем, по которому разбегаются песчаные волны.
    
Поль нажал подсвеченный зеленым огоньком тумблер автоматического старта. Крылья резко ушли назад и вниз, и махолет приподнялся. Крылья дернулись еще раз и застыли в поднятом положении. Включилась реактивная тяга.
    
Пальцы Джессики незаметно пробежали по ручкам пульта управления, и она почувствовала облегчение от уверенных действий сына. Ей было страшно, но радостно. Теперь вся наша надежда на выучку Поля, подумала она. На его ловкость и молодость.
    
Поль увеличил реактивную тягу. Махолет дернулся, их вдавило в кресла, и, миновав черный прямоугольник стены, они поднялись к звездам. Поль выдвинул крылья и прибавил скорость. Несколько взмахов — и они взмыли над скалами, их острые гребни и уступы отливали серебром в свете звезд. Справа над горизонтом показалась пыльно-красная вторая луна, осветив высокий перекрученный жгут песчаной бури.
    
Руки Поля плясали над приборной доской. Крылья втянулись, как у заходящего на посадку майского жука, Махолет входил в глубокий вираж, и сила тяжести все больше вдавливала их в кресла.
    
— Позади нас огни. Это шлейфы реактивных двигателей, — сказала Джессика.
    
— Вижу.
    
Поль двинул вперед рукоять тяги.
    
Махолет подпрыгнул, как испуганный зверь, и взял курс на юго-запад, в сторону бури, туда, где простиралась бескрайняя пустыня. Поль увидел внизу редкие тени, говорившие о том, что скалы оставались позади и что впереди дюны. Вытянутые, как женские пальчики, тени сплетали пятнистый узор — дюны плавно переходили одна в другую.
    
Высоко над горизонтом поднималась, заслоняя звезды, отвесная стена — буря.
    
Что-то ударило в борт махолета.
    
— Ядро! — воскликнула Джессика. — Нашли чем стрелять!
    
Она увидела, как злорадно осклабился Поль:
    
— Ага! Боятся применять лазеры!
    
— Но ведь у нас нет щитов!
    
— А им откуда знать?
    
Еще один удар сотряс махолет.
    
Поль крутнулся на сиденье, оглядываясь назад:
    
— Похоже, только у одного из них хватает скорости не отставать от нас.
    
Он снова повернулся вперед и стал всматриваться в высокую стену бури, которая вырастала прямо перед ними. Она казалась угрожающе плотной, точно каменной.
    
— Снаряды, мины, ракеты — все древние виды оружия мы дадим в руки вольнаибов, — шептал Поль.
    
— Буря, — сказала Джессика. — Может, нам лучше свернуть?
    
— Что с махолетом, который у нас на хвосте?
    
— Не отстает.
    
— Ну, держись!
    
Поль прижал крылья к бортам и круто взял влево. Перед ним с обманчивой медлительностью закипела песчаная стена. Чувствуя, как его щеки втягиваются от возросшего ускорения, он вошел в бурю.
    
Им показалось, что они плавно скользнули в большое и медленное облако пыли. Оно становилось все гуще и гуще, пока не заслонило собой и луну, и пустыню. Махолет превратился в длинный, шуршащий о песок сгусток темноты, внутри которого мерцали зеленоватые огоньки приборов на пульте управления.
    
В голове Джессики молнией пронеслось все, что она слышала о таких бурях: что они режут металл, как масло; разъедают человеческую плоть до костей, а потом стирают в порошок сами кости. Она чувствовала, как бьют в стальную обшивку пыльные вихри. Руки Поля метались над пультом управления, но машину продолжало швырять из стороны в сторону. Она увидела, как он отключил двигатели, и махолет резко задрал нос. Металл скрипел и дрожал мелкой дрожью. Раздался громкий скрежет.
    
— Песок! — закричала Джессика.
    
В свете приборов она увидела, как Поль отрицательно покачал головой:
    
— На этой высоте не может быть много песка.
    
Но Джессика чувствовала, что их все глубже затягивает в главный вихрь.
    
Поль до предела раскрыл крылья махолета и услышал, как они застонали от напряжения. Не отводя глаз от приборов, он управлял машиной почти инстинктивно. Самое главное — высота!
    
Скрежет стал тише.
    
Махолет начал заваливаться влево. Поль впился взглядом в светящийся шарик, внутри которого самописец вычерчивал кривую высоты, и изо всех сил старался выровнять машину.
    
Джессике, точно в бреду, представилось, будто они стоят на месте, а все вокруг движется. За окнами проплывали клочья бурой пыли, скрежетала обшивка — с какими могучими силами приходится им бороться!
    
Скорость ветра — семьсот или восемьсот километров в час, думала она. Присутствие едкого адреналина в крови ощущалось почти физически. Я не должна бояться, Джессика, беззвучно шевеля губами, начала проговаривать бен-джессеритское заклинание: «Страх — убийца разума».
    
Постепенно многолетняя выучка начинала брать свое.
    
Вернулось спокойствие.
    
— На хвосте у нас сидит стая волков, — шептал Поль. — Спуститься мы не можем, сесть — не можем… и выше подняться тоже не получается. Как-то надо выкарабкаться…
    
Спокойствие ушло, как вода в песок. Джессика почувствовала, как начали стучать зубы, и изо всех сил стиснула челюсти. Потом услышала, что Поль тихим и ровным голосом повторяет заклинание:
    
— «Страх — убийца разума. Страх — это малая смерть. Страх несет с собой разрушение личности. Я не отворачиваюсь от моего страха. Я разрешаю ему пройти надо мной и сквозь меня. А когда он пройдет насквозь, я оглянусь и посмотрю на путь, по которому он ушел. Там, где был страх, теперь ничего нет. Остаюсь только я».
   
   
    
     
~ ~ ~
    
    
     
Скажи мне, кого ты презираешь, и я скажу тебе, кто ты.
     Принцесса Ирулан, «Знакомство с Муад-Дибом».
    
    
    
— Они погибли, барон, — сказал Иакин Нефуд, начальник охраны. — Наверняка погибли — и мальчишка, и женщина.
    
Барон Владимир Харконнен сидел на поплавковой кровати в своих личных покоях. Эти покои и окружавшие их со всех сторон помещения, как матрешки, были вложены одно в другое и помещены в просторный космический фрегат, на котором барон приземлился на Аракис. Однако в его комнатах грубый металл скрывали гобелены, бархатные портьеры и дорогие произведения искусства.
    
— Погибли, — повторил начальник охраны. — Наверняка.
    
Барон поудобнее устроил свою громоздкую тушу на поплавках и принялся рассматривать эбалиновую статую играющего мальчика в нише напротив. Сон слетел с него. Он поправил маленький поплавок, спрятанный в жирных складках шеи, и посмотрел в сторону двери. Там, за единственной на всю спальню лампой-шаром, отделенный от него пентащитом, стоял капитан гвардии Иакин Нефуд.
    
— Они наверняка погибли, барон, — снова произнес он.
    
По тупо устремленным на него глазам барон сразу догадался о семуте. Очевидно, что, когда принесли донесение, капитан был под действием изрядной дозы своего любимого наркотика, а отрезвляющую таблетку, помогающую стряхнуть одурь, проглотил совсем недавно — может быть, как раз перед тем, как ворваться к нему.
    
— У меня есть подробные донесения.
    
Ткнуть бы его мордой в грязь, подумал барон. Штыки, на которых держится государство, всегда должны быть как следует наточены. Сила и страх. И никаких поблажек.
    
— Ты видел их трупы? — проревел барон.
    
Нефуд замялся.
    
— Ну?
    
— Милорд… видели, как их занесло в песчаную бурю… скорость восемьсот километров в час. Из такой бури никому не удавалось выйти живым. Никому, милорд. Одного из наших разнесло в щепки, когда он попробовал погнаться за ними.
    
Барон не сводил с Нефуда глаз, наблюдая, как у того начали подрагивать желваки и дернулся подбородок, когда капитан нервно сглотнул слюну.
    
— Ты видел трупы?
    
— Милорд…
    
— Тогда зачем ты ввалился ко мне? Греметь железом? — заорал барон. — Хочешь убедить меня в том, чего сам толком не знаешь? Или надеешься, что я похвалю тебя за тупость и дам очередное повышение?
    
Лицо капитана побелело, как обглоданная собакой кость.
    
Полюбуйтесь на этого ощипанного цыпленка, подумал барон. Кто меня окружает? Сплошные бездари и бездельники. Если я сейчас рассыплю перед ним песок и скажу, что это зерно, он тут же начнет клевать.
    
— Кто вас на них навел? Этот атрейдсовский Айдахо?
    
— Да, милорд.
    
Чуть в штаны не наделал со страха, подумал барон и спросил:
    
— Они пытались бежать к вольнаибам, так?
    
— Да, милорд.
    
— Это все твое донесение, или ты можешь еще что-то добавить?
    
— В это дело оказался вовлечен Каинз, Императорский планетолог, милорд. Он присоединился к Айдахо при таинственных обстоятельствах, Я бы даже сказал — подозрительных обстоятельствах.
    
— Так?
    
— Они… в общем, они вместе удрали в пустыню. Ясное дело, туда, где прятались мальчишка с мамашей. Мы слишком увлеклись погоней и потеряли несколько наших поисковых групп… видите ли, лазерно-щитовой взрыв…
    
— Сколько конкретно?
    
— Я… мы еще не выяснили, милорд.
    
Лжет. Видно, потери серьезные.
    
— Этот императорский лакей, Каинз, он что, ведет двойную игру?
    
— Точно, милорд! Готов поклясться честью!
    
Нашел чем клясться!
    
— Убрать, — приказал барон.
    
— Милорд! Каинз — Императорский планетолог. Только Его Величество…
    
— Значит, устроить несчастный случай,
    
— Милорд, когда мы накрывали это вольнаибское гнездо, там вместе с нашими были и сардукары. Они-то и захватили Каинза и держат его сейчас у себя.
    
— Выцарапай его оттуда. Скажи, что я хочу его допросить.
    
— А если они упрутся?
    
— Не упрутся, если будешь правильно действовать.
    
Нефуд нервно сглотнул.
    
— Да, милорд.
    
— Он должен умереть, — рявкнул барон. — Этот человек помогал моим врагам.
    
Нефуд переступил с одной ноги на другую.
    
— Ну?
    
— Милорд, у сардукаров под арестом еще кое-кто… Я подумал, вам может быть интересно… Они взяли в плен командира герцогских штурмовиков.
    
— Хайвата? Суфира Хайвата?
    
— Хайвата, милорд. Я собственными глазами видел.
    
— Не верю. Это невозможно!
    
— Они сказали, что оглушили его прикладом. В пустыне, когда он был без щита. На вид он цел. Если бы мы его тоже смогли выцарапать, то я бы ему устроил…
    
— Что ты мелешь, кретин! Это же ментат! Ментатами не разбрасываются… Он уже заговорил? Как он объясняет свое поражение? Знает ли он… хотя, нет.
    
— Он говорит только одно — обвиняет леди Джессику в том, что она их предала.
    
— Ага…
    
Барон снова опустился на подушки и задумался. Потом спросил:
    
— Ты уверен? Может, кого-то еще?
    
— Он сказал это при мне, милорд.
    
— Тогда пусть думает, что она еще жива.
    
— Но милорд…
    
— Помолчи. Приказываю — с Хайватом обходиться мягко. Запрещаю что-либо говорить ему о настоящем предателе, покойном докторе Юхе. Пускай думает, что Юх погиб, защищая герцога. К тому же это в самом деле почти так. Мы, в свою очередь, постараемся укрепить его подозрения в адрес леди Джессики.
    
— Милорд, я не…
    
— Знаешь, как управляют ментатом, Нефуд? С помощью информации. Ложная информация — ложные результаты.
    
— Да, милорд, но…
    
— Как он себя чувствует? Есть, пить не хочет?
    
— Милорд, Хайват пока еще в руках сардукаров!
    
— Да. В самом деле. Но сардукары не меньше моего хотят получить от него информацию. Я кое-что понял о наших союзниках, Нефуд. Они не слишком сильны в политике. И сдается мне, что это неспроста. Так надо Императору. Да. Императору. Напомни-ка командиру сардукаров о моей способности выколачивать нужные сведения даже из самых молчаливых пленников.
    
Вид у Нефуда был очень несчастный.
    
— Да, милорд.
    
— Скажешь командиру сардукаров, что я хочу устроить Каинзу и Хайвату очную ставку и натравить их друг на друга. Мне кажется, он должен на это клюнуть.
    
— Да, милорд.
    
— А когда они будут в наших руках… — барон потер руки.
    
— Милорд, но сардукары потребуют, чтобы при допросе присутствовал их наблюдатель.
    
— Уверен, Нефуд, что мы в силах устроить несчастный случай для любого нежелательного наблюдателя.
    
— Понял, милорд. Как раз тот несчастный случай, который мы собирались устроить для Каинза.
    
— Для всех: для Каинза и для Хайвата. Но в действительности несчастным он окажется только для Каинза. А Хайват мне нужен. Да, нужен.
    
Нефуд поморгал и проглотил слюну. Казалось, он хотел задать вопрос, но никак не мог решиться.
    
— Хайвату давать есть и пить, — продолжал барон. — Обращаться мягко, участливо. В воду ему подмешаешь замедленный яд — тот, что изготовил покойный Питтер де Вриз. И проследишь, чтобы с этого момента в пищу ему регулярно добавлялось противоядие… пока я не дам других распоряжений.
    
— Противоядие, хорошо, — Нефуд покачал головой. — Но…
    
— Не будь олухом, Нефуд. Герцог чуть не прикончил меня газом из своего фальшивого зуба. В итоге я лишился своего самого ценного ментата — Питтера. Мне нужна замена.
    
— Хайват?
    
— Хайват.
    
— Но…
    
— Ты хочешь сказать, что Хайват душой и телом предан Атрейдсам. Правильно, но Атрейдсы мертвы. Теперь мы должны покорить его сердце. Нужно убедить его, что он не виновен в гибели герцога. Что все это происки ведьмы из Бен-Джессерита. Господин Хайват был замечательным человеком, но, к сожалению, страсти затуманили его разум. Ментаты, Нефуд, получают подлинное наслаждение только от бесстрастных рассуждений. Он будет наш, Нефуд. Мы завоюем грозного Суфира Хайвата.
    
— Завоюем Хайвата. Да, милорд.
    
— Хайвату просто не повезло: из-за глупости его господина ему не предоставляли возможности воспарить к вершинам утонченных логических рассуждений. А это — неотъемлемое право ментата. Он — ментат и увидит в наших доводах зерно истины. Герцогу было просто не по карману содержать шпионов высокого класса, чтобы они поставляли ему требуемую информацию, — барон выпучил глаза на капитана охраны. — Давай не будем обманывать себя, Нефуд. Правда иногда бывает очень мощным оружием. Мы знаем, почему мы переиграли Атрейдсов. И Хайват тоже знает. Просто мы богаче.
    
— Богаче. Да, милорд.
    
— Мы переманим к себе Хайвата. Мы спрячем его от сардукаров. А в запасе у нас всегда будет… противоядие, которого мы можем лишить его в любую минуту. Другого средства против замедленного яда нет. А главное, Нефуд, Хайват ни о чем не будет подозревать. Противоядие не обнаружить ничем, даже ядоловом. Он может проверять свою пищу сколько ему вздумается, но не найдет никаких следов яда.
    
Глаза Нефуда расширились — он начал понимать.
    
— Отсутствие чего-либо, — пояснил барон, — может оказаться таким же смертельным, как и присутствие. Отсутствие воздуха, а? Отсутствие воды? Отсутствие чего угодно, к чему ты привык. Соображаешь?
    
Нефуд снова проглотил слюну,
    
— Да, милорд.
    
— Тогда займись делом. Разыщи командира сардукаров, и пускай все закрутится, как мы решили.
    
— Сию минуту, милорд. — Нефуд поклонился, развернулся и выбежал вон,
    
Хайват на моей стороне! думал барон. Сардукары мне его отдадут. Если они что-то и заподозрят, так только то, что я хочу его уничтожить. А я сделаю так, чтобы их подозрения подтвердились. Кретины! Один из самых опасных ментатов во всей истории человечества — ментат, специально обученный убивать. А они швырнут его мне, как старую куклу, с которой можно поиграть и выбросить. Они еще увидят, на что способна такая кукла!
    
Барон потянулся к пологу поплавковой постели и нажал кнопку звонка, вызывая своего старшего племянника, Раббана. Потом уселся поудобнее и улыбнулся.
    
Атрейдсы погибли!
    
Олух-капитан прав, сомнений быть не может. Всем известно, что там, где прошла аракианская песчаная буря, не остается ничего живого. Махолет и тех, кто в нем был, искать бесполезно. И женщина, и мальчишка уже мертвы. Взятки, сунутые кому надо, космический десант немыслимых масштабов, доставивший на планету чудовищное количество военной техники… скромные донесения, тщательно составленные специально для ушей Императора, — и идеально продуманный заговор принес наконец впечатляющий результат!
    
Сила и страх, страх и сила!
    
Барон ясно видел, что случится потом. Придет день, и один из Харконненов станет Императором. Пусть не он сам, пусть не его собственный отпрыск. Но Харконнен. Конечно же, не Раббан, который сейчас сюда явится. Но младший брат Раббана. Молодой Фейд-Рота. В мальчике была черточка, которая восхищала барона: изощренная жестокость.
    
Смышленый малыш, думал барон. Еще годик-другой — ему исполнится семнадцать, и я буду знать точно, тот ли это человек, с помощью которого Дом Харконненов сможет заполучить трон.
    
— Милорд барон.
    
Перед дверным пентащитом спальни барона стоял невысокий человек, с полным лицом, с бычьей шеей и по-харконненски узко посаженными глазами. Достаточно плотного сложения, он с первого взгляда производил впечатление человека, который со временем не сможет нести свой собственный жир и однажды наденет поплавковый пояс.
    
Гора мяса с мозгами бульдозера, думал барон. Мой племянничек, уж конечно, не ментат… не Питтер де Вриз. Но, может, сейчас мне это только на руку. Если я предоставлю ему свободу действий, он все здесь сотрет в порошок. Ух, как его возненавидят на Аракисе!
    
— Дорогой мой Раббан, — начал барон. Он отключил пентащит, но с подчеркнутой предусмотрительностью включил свой личный щит на полную мощность, так, чтобы в свете лампы-шара было видно напряженное дрожание воздуха вокруг его кровати.
    
— Вы меня звали? — спросил Раббан. Он вошел в комнату, посмотрел на марево вокруг ложа, поискал глазами стул и не нашел.
    
— Подойди ближе, чтобы я лучше тебя видел.
    
Раббан сделал еще шаг и подумал, что проклятый старик наверняка убрал все стулья нарочно, чтобы заставить посетителей стоять.
    
— Атрейдсы погибли, — сказал барон. — Последние из них. Вот почему я призвал тебя на Аракис. Планета снова твоя.
    
Раббан прищурился.
    
— Но ведь вы собирались назначить Питтера де Вриза.
    
— Питтер тоже погиб.
    
— Питтер?
    
— Питтер.
    
Барон снова включил дверной щит, чтобы ничто не могло проникнуть в комнату.
    
— Вам надоело его терпеть? — спросил Раббан.
    
Его голос звучал вяло и невыразительно в перекрытом силовыми полями помещении.
    
— Это тебя я скоро устану терпеть, понял? — заорал на племянника барон. — Ты что, вообразил, будто я мог уничтожить Питтера, словно поганую безделушку! — он щелкнул жирными пальцами. — Вот так, да? Не считай меня дураком, племянничек. Тебе очень плохо придется, если ты еще хоть раз, словом или делом, намекнешь, что я настолько глуп.
    
В сощуренных глазках Раббана отразился страх: он знал, как будет действовать барон во внутрисемейных делах. Казнить он, конечно, не казнит, если не будет открытого бунта или подстрекательства к нему. Но наказать может очень жестоко.
    
— Простите меня, милорд барон, — прошептал он и опустил глаза, чтобы скрыть раздражение и одновременно создать видимость смирения и покорности.
    
— Нечего играть со мной в кошки-мышки, Раббан!
    
Раббан, не поднимая глаз, нервно сглотнул.
    
— У меня есть правило, — продолжал барон, — никогда никого не уничтожать необдуманно. Тем более если это может произойти само собой, естественным путем. Все твои действия всегда должны подчиняться самой главной цели, старайся только как следует уяснить себе — в чем твоя цель!
    
Раббан не смог подавить раздражения:
    
— Но предателя-то, Юха, вы ведь убили. Я сам видел труп, когда прилетел сюда прошлой ночью.
    
Племянник уставился на дядю, вдруг испугавшись собственных слов.
    
Но барон только улыбнулся.
    
— С опасным оружием надо обращаться осторожно. Доктор Юх был предателем. Он выдал мне герцога, — в голосе барона зазвучала властная сила. — Я подчинил себе доктора школы Сак! Доктора закрытой школы! Ты понимаешь, что это значит? Но такое оружие может стать неуправляемым. Я убрал его не случайно.
    
— А Император знает, что доктор из Сака работал на вас?
    
Провокационный вопрос, подумал барон. Может, я недооценивал своего племянника?
    
— Император еще об этом не знает. Но сардукары наверняка ему доложат. Так вот, прежде чем они это сделают, я направлю свой рапорт по каналам компании АОПТ. Я сообщу ему, что по счастливой случайности мне удалось разоблачить доктора, который только притворялся, будто принимал Императорскую клятву. Лжедоктора, понимаешь? Всем известно, что клятву школы Сак нарушить нельзя, и в этом никто не должен сомневаться.
    
— А-а-а, понял, — пробормотал Раббан.
    
Надеюсь. Надеюсь, что понял, насколько важно, чтобы все оставалось в тайне. Барона вдруг удивило собственное поведение. Зачем я это сделал? Чего ради я вдруг расхвастался перед моим тупоумным племянником, человеком, которого я собираюсь использовать и выбросить? Барон рассердился на себя. У него возникло чувство, словно его предали.
    
— Это должно оставаться в тайне, — сказал Раббан. — Конечно.
    
    
    
    
Барон вздохнул.
    
— На этот раз, дорогой племянник, я дам тебе другие инструкции в отношении Аракиса. Раньше, когда ты здесь правил, я держал тебя в строгой узде. Теперь мне нужно от тебя только одно.
    
— Милорд?
    
— Доход.
    
— Доход?
    
— Как ты думаешь, Раббан, сколько мы истратили на доставку такой прорвы военной техники на Аракис? Ты можешь хотя бы приблизительно представить, сколько содрала с нас Гильдия?
    
— Наверное, много?
    
— Много!
    
Барон ткнул жирной рукой в племянника.
    
— Если с сегодняшнего дня ты начнешь выжимать из Аракиса все до последнего цента, то через шестьдесят лет мы только-только возместим наши расходы!
    
Раббан разинул рот, потом закрыл его, не издав ни звука.
    
— Много, — фыркнул барон. — Проклятая монополия Гильдии на космические перевозки разорила бы нас подчистую, если бы я не начал готовиться еще много лет назад. Тебе полезно будет узнать, Раббан, что мы оплатили все расходы. Даже сардукаров мы перевозили за свой счет.
    
И уже не в первый раз барон подумал, что, возможно, настанет день, когда ему удастся переиграть Гильдию. Они вели себя с потрясающей наглостью: сначала выматывали клиента так, что он соглашался на все их условия, потом зажимали его в кулак и начинали тянуть — плати за это, плати за то, плати, плати, плати…
    
А на военные экспедиции они заламывали попросту немыслимые цены. Агенты Гильдии масляно улыбались и говорили одно и то же: «Наценка за риск». И каждый раз, когда удастся внедрить к ним своего человека, они внедряют к тебе двоих.
    
Кошмар!
    
— Значит, доход, — сказал Раббан.
    
Барон опустил руку, сжал ее в кулак и медленно, выразительно произнес:
    
— Ты должен вы-жи-мать.
    
— А пока я буду выжимать, мне позволено все?
    
— Все.
    
— Милорд, вы привезли с собой пушки… Мог бы я…
    
— Артиллерию я забираю.
    
— Но ведь…
    
— Такие игрушки тебе ни к чему. Их смысл был в неожиданности, а теперь они бесполезны. Мы должны экономить металл. Все равно артиллерия против щитов бессильна. Это была просто военная хитрость. Мы рассчитали, что на этой дурацкой планете людям герцога отступать некуда, кроме как в скалы, в ущелья. Там мы их и законопатили.
    
— У вольнаибов-то нет щитов.
    
— Если хочешь, оставь себе несколько лазерных орудий.
    
— Да, милорд. Значит, руки у меня развязаны.
    
— На то время, пока ты будешь выжимать Аракис.
    
— Я понял, милорд, — расплылся в улыбке Раббан.
    
— Все ты не поймешь никогда, — буркнул барон. — Давай-ка расставим все по своим местам. Что ты действительно понял, так это как выполнить мой приказ. А известно ли тебе, племянник, что население планеты по меньшей мере пять миллионов человек?
    
— Разве милорд забыл, что я прежде был здесь его генерал-губернатором? И если милорд простит мне мою дерзость, то его оценка очень занижена. На самом деле очень трудно сосчитать население, разбросанное по степям и горным долинам. А если еще принять во внимание вольнаибов…
    
— Вольнаибы не стоят того, чтобы их принимали во внимание!
    
— Простите меня, милорд, но сардукары думают по-другому.
    
Барон нахмурился и уперся взглядом в племянника:
    
— Тебе что-то известно?
    
— Когда я прибыл прошлой ночью, милорд изволил отдыхать. Я… осмелился позволить себе связаться кое с кем из офицеров, которые… ну из старых знакомых. Их посылали с сардукарами вместо проводников. Так они рассказали, что банда вольнаибов устроила засаду. Они окружили отряд сардукаров где-то на юго-востоке и вырезали всех до единого,
    
— Вырезали сардукаров?
    
— Да, милорд.
    
— Это невозможно!
    
Раббан пожал плечами.
    
— Вольнаибы побеждают сардукаров! — ухмыльнулся барон.
    
— Я только повторяю то, что мне рассказали. По моим сведениям, именно эта банда вольнаибов захватила в плен знаменитого герцогского Суфира Хайвата.
    
— Так-так, — барон кивнул и улыбнулся.
    
— По-моему, это правда, — настаивал Раббан. — Вы не представляете, милорд, сколько сложностей было всегда с этими вольнаибами.
    
— Возможно. Но те, про кого рассказывали твои старые знакомые, не вольнаибы. Наверняка это люди Атрейдсов, натасканные Суфиром Хайватом и переодетые в вольнаибов. Иного быть не может.
    
Раббан снова пожал плечами:
    
— Не знаю, сардукары считают, что это вольнаибы. Они уже снарядили карательные отряды и собираются устроить хороший погром.
    
— Отлично!
    
— Но…
    
— По крайней мере, сардукарам будет чем заняться. Зато мы скоро заполучим Суфира Хайвата. Я знаю это! Я чувствую! Ах, какой это будет день! Сардукары пусть гоняются по пустыне за горсткой бандитов, а настоящая награда окажется в наших руках!
    
— Милорд… — Раббан нахмурился и не находил, что сказать. — Мне всегда казалось, что мы недооцениваем вольнаибов — и их численность, и…
    
— Да плюнь ты на них! Бродяги, Нас должны заботить населенные места: города, деревни, поселки. Там ведь порядочно народу, а?
    
— Более чем, милорд.
    
— Они-то меня и беспокоят, Раббан.
    
— Беспокоят вас?
    
— Н-да. С девяноста процентами из них все в порядке. Зато среди остальных всегда найдутся… кто-нибудь из Младших Домов и тому подобное, люди с большим самомнением, которые ищут подвигов. Если кому-то из них удастся покинуть Аракис и рассказать о том, что здесь произошло… мне будет очень неприятно. Ты представляешь, насколько неприятно мне будет?
    
Раббан проглотил слюну.
    
— Ты должен немедленно принять меры. Из каждого Младшего Дома взять по заложнику. Любому, кто собирается покидать Аракис, накрепко вбить в голову, что здесь произошла обычная битва между Домами. Никакие сардукары в ней не участвовали, понятно? Герцогу, как полагается, предлагалось выбрать планету для жизни в изгнании, но произошел несчастный случай, и он умер, не успев принять предложение. А он уже почти согласился. Это легенда, и от нее ни на шаг в сторону. Любой слух о том, что здесь были сардукары, поднимать на смех.
    
— Если так угодно Императору, — тихо ответил Раббан.
    
— Так угодно Императору.
    
— А как же контрабандисты?
    
— Никто не верит контрабандистам, Раббан. Их терпят, но им не верят. Во всяком случае, тебе разрешается потратить некоторую сумму на взятки. Кроме того, можешь принять и другие меры. Можно не объяснять какие?
    
— Конечно, милорд.
    
— Итак, от тебя на Аракисе требуются две вещи, Раббан: доход и крепкая, безжалостная рука. Я запрещаю любые проявления жалости. Представляй этих мерзавцев теми, кто они есть — подлыми рабами, которые завидуют своим господам и помышляют только о том, чтобы взбунтоваться. С твоей стороны не должно быть никаких проявлений жалости или милосердия.
    
— А разве теперь уже разрешается поголовное истребление жителей целой планеты? — спросил Раббан.
    
— Поголовное истребление? — барон резко вскинул голову, выражая свое изумление. — Кто хоть слово сказал о поголовном истреблении?
    
— Я понял так, что вы собираетесь привезти с какой-нибудь планеты людей и заселить…
    
— Я сказал выжимать, племянник, а не истреблять. Нечего попусту разбрасываться людьми, нужно только добиться безропотного послушания. Но для этого тебе придется прослыть кровопийцей, мой дорогой, — барон улыбнулся, и его жирное лицо приняло по-детски блаженное выражение. — Кровопийцей, который ни перед чем не останавливается. И ни к кому не проявляет милосердия. Милосердие — вздор! Легко подавить в себе милосердие, если у тебя в животе бурчит от голода, а горло пересохло от жажды. Ты должен всегда быть голоден, — барон погладил жирные складки под поплавками. — Как я.
    
— Все ясно, милорд.
    
Барон посмотрел по сторонам.
    
— Никаких вопросов, племянник?
    
— Только один, милорд: планетолог, Каинз.
    
— Ах, да, Каинз.
    
— Он служит Императору, милорд. Он может прилетать и улетать когда ему вздумается. К тому же он очень близок к вольнаибам… женат на вольнаибке.
    
— Завтра ночью Каинз умрет.
    
— Опасная затея, дядюшка, — убивать слугу Императора.
    
— А ты как думаешь, я чистыми руками сумел добиться всего, что у меня есть? — злобно буркнул барон и непристойно выругался. — Кроме того, тебе нечего бояться, что Каинз покинет Аракис. Не забывай, что он — прянохолик и без пряностей жить не может.
    
— Верно!
    
— Те, кто это понимает, не рискуют подвергать свою жизнь опасности, оставаясь без запаса пряностей. А Каинз наверняка понимает.
    
— Я об этом забыл, — ответил Раббан.
    
Они молча смотрели друг на друга. Наконец барон заговорил:
    
— Если понадобится, можешь на первый случай воспользоваться моими личными запасами. У меня было изрядно накоплено, но этот набег… атрейдсовские солдаты почти все уничтожили. Самоубийцы. Почти все, что мы приготовили на продажу.
    
— Да, милорд, — кивнул Раббан. Лицо барона просветлело.
    
— Итак, завтра утром ты собираешь своих старых аппаратчиков — всех, кто остался, и объявляешь: «Наш Несравненный Падишах-Император повелел мне взять во владение эту планету и покончить со всеми раздорами!»
    
— Я все понял, милорд.
    
— Ну, теперь, я думаю, ты действительно понял. Подробности обсудим завтра. А теперь ступай, я еще не доспал.
    
Барон выключил дверной щит и смотрел, как его племянник скрывается из виду.
    
Мозги, как у бульдозера, думал он. Гора мяса с мозгами бульдозера. Здесь будет кровавое месиво, когда он возьмется за дело. Когда я пришлю им вместо него Фейд-Роту, его примут с распростертыми объятиями. Избавитель Фейд-Рота! Милостивый повелитель Фейд-Рота! Он спас нас от лютого зверя! Фейд-Рота — человек, за которым можно пойти и за которого не жаль умереть! К тому времени малыш научится, как держать людей в узде, не карая. Я уверен, что из него получится именно тот, кто мне нужен. Получится. А какие у него стройные ножки! Очень милый мальчик!
   
   
    
     
~ ~ ~
    
    
     
Ему было всего пятнадцать лет, а он уже научился молчанию.
     Принцесса Ирулан, «Детская история Муад-Диба».
    
    
    
Инстинктивно переключая клавиши и тумблеры на пульте управления, Поль начал понимать: он маневрирует между воздушных потоков внутри бури. Его сверх-ментатное сознание анализировало обстановку, учитывая малейшие воздействия: пылевые фонтаны, порывы ветра, сложные завихрения и отдельные вихри.
    
Затерявшаяся в черных смерчах кабина подсвечивалась изнутри зеленоватым сиянием приборной доски. Снаружи проносились клубы бурой пыли, на вид неотличимые один от другого, но Поль с помощью внутреннего чутья уже начинал видеть сквозь сплошную пылевую завесу,
    
Я должен правильно выбрать вихрь, думал он.
    
Он уже давно чувствовал, что сила бури пошла на убыль, но их по-прежнему здорово потряхивало. Поль дождался следующего вихря.
    
Он налетел внезапным порывом, встряхнувшим машину, как детскую погремушку. Поль преодолел страх и резко повел махолет влево.
    
Джессика угадала его маневр по индикатору курса.
    
— Поль! — пронзительно закричала она.
    
Вихрь развернул их, закрутил и начал бросать из стороны в сторону. Махолет вертелся, как щепка в водовороте. Вихрь то отпускал их, то снова затягивал. Над пыльным хаосом, в гуще которого билось маленькое двухкрылое пятнышко, светила красноватая вторая луна.
    
Поль поглядел вниз и увидел высокий столб смерча, выплюнувшего их из себя, увидел уходящую бурю, след которой извивался по пустыне, как сухая река. Далекие буро-серые полосы становились все меньше и меньше — махолет набирал высоту.
    
— Выбрались, — прошептала Джессика.
    
Поль развернул мерно машущую крыльями машину в сторону, противоположную движению бури, и осмотрел ночное небо.
    
— Пусть теперь ищут, — сказал он.
    
Джессика чувствовала, как колотится ее сердце. Она заставила себя успокоиться, оглянулась и поискала взглядом исчезнувшую вдалеке бурю. Чувство времени подсказывало ей, что их скачка верхом на вихрях продолжалась почти четыре часа, но в глубине сознания маячил другой ответ — полет длиной в жизнь, Ей казалось, что она родилась заново.
    
Как в заклинании, подумала она. Мы не отворачивались от бури и не сопротивлялись. Мы позволили ей пройти над нами и сквозь нас. И вот она ушла, а мы остались.
    
— Мне не нравится, как работают крылья, — сказал Поль. — Не тот звук. Должно быть, мы что-то повредили.
    
Пальцами, лежащими на ручках управления, он чувствовал неровность, надсадность полета. Он выбрался из бури, но еще не избавился от состояния зачарованности своими провидческими видениями. Все-таки им удалось убежать, и душа Поля трепетала от ощущения, что он стоит на пороге нового откровения.
    
Он почувствовал озноб.
    
Ощущение было волшебным и страшным. Ему казалось, что он вот-вот найдет ответ на вопрос: откуда появилось в нем его сверхсознание. Он догадывался, что частично это объяснялось перенасыщенным пряностями рационом. Но у него мелькнула мысль, что частично это вызвано и действием заклинания, словно сами слова обладали магическим действием.
    
Я не должен бояться…
    
И это не просто домыслы — он остался в живых, несмотря на неистовство бешеной стихии; он не теряет равновесия, балансирует на острие своего сверхсознания, что было бы невозможно, если бы не магия заклинания.
    
В глубине памяти зазвенели слова Оранжевой Католической Книги: «Каких органов чувств не достает нам, что мы не видим и не слышим иного мира, окружающего нас?»
    
— Кругом одни скалы, — сказала Джессика.
    
Поль снова сосредоточился на урчании махолета и покачал головой, чтобы отогнать посторонние мысли. Он посмотрел туда, куда показывала мать, и увидел справа и впереди возвышающиеся над песком черные контуры скал. Он почувствовал, что по ногам дует, и услышал шуршание пыли в кабине. Где-то пробоина — после бури можно было ожидать и худшего.
    
— Лучше бы приземлиться на песок, — предложила Джессика. — Вдруг не удастся резко затормозить.
    
Он мотнул головой в сторону, где занесенные песком склоны поднимались в лунном свете над дюнами:
    
— Сядем рядом с теми скалами. Проверь ремень безопасности.
    
Она подчинилась, размышляя про себя: У нас есть вода и влагоджари. Если нам удастся найти пишу, мы сможем прожить в пустыне достаточно долго. Живут же здесь вольнаибы. Что могут они, сможем и мы.
    
— Как только остановимся, сразу беги к скалам, — сказал Поль. — Я возьму вещмешок.
    
— Бежать… — она помолчала и кивнула. — А черви?
    
— Черви — наши друзья. Они уничтожат махолет. Никто не узнает, где мы приземлились.
    
Как здраво он мыслит, подумала Джессика.
    
Они скользили, опускаясь все ниже и ниже.
    
Теперь было видно, как быстро летит махолет — под ними мелькали тени дюн, одиночные скалы, которые поднимались из песка наподобие островов. Машина с легким шелестом коснулась вершины дюны, чуть подпрыгнула и коснулась следующей.
    
Он гасит скорость о песок, подумала Джессика и не могла не восхититься сноровкой сына.
    
— Держись крепче, — предостерег Поль.
    
Он нажал на крыльевой тормоз, сперва мягко, потом сильнее и сильнее. Он почувствовал, как крылья сложились чашками, как стремительно возрос коэффициент сопротивления. В оперении и шпангоутах засвистел ветер.
    
Внезапно тоненько скрипнуло, словно предостерегая, левое крыло, поврежденное бурей. Оно вздернулось вверх и вбок и забилось о корпус махолета. Машина перепрыгнула через дюну, крутанулась влево и зарылась носом в следующей дюне, подняв тучу песка. Потом накренилась и упала на сломанное крыло. Правое, невредимое, неповрежденное, задралось вверх, указывая на звезды.
    
Поль выскользнул из ремня, перекатился через мать и распахнул правую дверцу. В кабину посыпался песок, запахло обгорелым металлом. Поль вытащил из заднего отсека вещмешок и увидел, что мать уже освободилась от своего ремня. Она встала ногами на сиденье и вылезла на корпус махолета. Поль последовал за ней, волоча вещмешок за лямки.
    
— Бегом! — приказал он и указал на склон дюны, за которой башней поднималась иссеченная песком и ветром скала.
    
Джессика соскочила с махолета и побежала к дюне. Карабкаясь наверх, она слышала, как сзади топочет Поль. На гребень, изогнутый в сторону скал, они взобрались вместе.
    
— Давай вдоль гребня, — скомандовал Поль, — так быстрее.
    
    
    
    
Они поспешили к скалам. Под ногами скрипел песок.
    
В пустыне возник новый звук. Он словно требовал, чтобы они обратили на него внимание: сначала — чуть слышный шепоток, потом — свистящее шипение.
    
— Песчаный червь, — сказал Поль. Шум становился громче.
    
— Быстрее!
    
Первый скальный выступ поблескивал, словно пологий берег, не более чем метрах в десяти перед ними, когда они услышали позади скрежет и скрип металла.
    
Поль перебросил мешок на правое плечо и схватил его за лямки. На бегу мешок бил его по правому боку. Свободной рукой Поль схватил мать за руку. Они вскарабкались на выступ скалы по неровному, изъеденному песком камню. Из-под ног вылетала мелкая галька. Они задыхались. Воздух был сухим и обдирал горло.
    
— Я больше не могу, — взмолилась Джессика.
    
Поль остановился, вжал ее в расщелину, повернулся и посмотрел назад, на пустыню. Песчаный холм, вытянутый параллельно их каменному острову, убегал в глубь песков — залитые луной песчаные волны, разбегающаяся зыбь и пологий гребень около километра в длину, а высотой — на уровне глаз Поля. Его прямой след — сглаженные дюны — искривлялся лишь один раз: в сторону, где лежал их поврежденный махолет.
    
Но на месте, где они его бросили, не осталось ни единого следа.
    
Гребень удалялся в пустыню, пересекал свой собственный след, словно рыская в поисках чего-то.
    
— Он больше, чем космический транспорт Гильдии, — прошептал Поль. — Мне говорили, что в глубокой пустыне водятся крупные черви, но я не представлял себе… что такие крупные.
    
— Я тоже, — перевела дыхание Джессика.
    
Червь снова повернул, на этот раз под прямым углом к скалам, и по плавной кривой понесся к горизонту.
    
Они стояли, прислушиваясь, до тех пор, пока шипящий звук его невидимого бега не слился с тихим шуршанием песка вокруг них.
    
Поль глубоко вздохнул, посмотрел на залитую лунным светом пустыню и процитировал Китаб аль-Абара: «Пускайся в путь ночью и отдыхай в густой тени днем», — он взглянул на мать. — Еще несколько часов до рассвета. Ты можешь идти?
    
— Подожди минутку.
    
Поль шагнул в сторону, на усыпанный галькой каменный выступ, надел мешок на плечи и поправил лямки. Некоторое время он постоял молча, держа в руках паракомпас.
    
— Когда будешь готова, скажешь.
    
Джессика оттолкнулась от скалы, чувствуя, как к ней возвращаются силы.
    
— Куда пойдем? — спросила она.
    
— Куда уходят скалы, — он показал рукой.
    
— В глубь пустыни?
    
— Вольнаибской пустыни, — прошептал Поль.
    
Он замер, потрясенный достоверностью одного из своих видений, которое было у него еще на Каладане. Он уже видел эту пустыню. Но в его видении некоторые мелочи слегка отличались, словно кто-то спроецировал в его мозг оптический образ, а потом память слегка исказила картинку. Поэтому, когда она снова спроецировалась на действительность, появились некоторые несовпадения. Картинка выглядела немного смещенной, и ему показалось, что он видит ее под другим углом.
    
В том видении с нами был Айдахо, вспомнил он. Но теперь его уже нет.
    
— Ты знаешь, куда мы пойдем? — спросила Джессика, неверно истолковав его замешательство.
    
— Нет. Но все равно надо идти.
    
Он поправил вещмешок и поднялся по присыпанной песком расщелине на скалу. Расщелина упиралась в залитую лунным светом площадку, от которой шли к югу каменные карнизы.
    
Поль направился к ближайшему карнизу, вскарабкался на него. Джессика последовала за сыном.
    
Она заметила, что их продвижение начинает определяться сиюминутными обстоятельствами: попадаются между скалами участки песка — и их шаги замедляются, приходится цепляться за острые, изъеденные песком выступы — движения становятся более резкими, встречается препятствие — и мозг лихорадочно соображает: идти по верху или в обход. Ландшафт навязывал им свой собственный ритм. Переговаривались только по необходимости, хриплыми от усталости голосами.
    
— Здесь осторожнее — на склоне песок, можешь поскользнуться.
    
— Смотри не задень головой о камень — тут выступ.
    
— Не вылезай на гребень: луна светит нам в спину. Если здесь кто-нибудь есть, мы будем видны как на ладони.
    
Карниз поворачивал. Поль остановился и привалился спиной к стене.
    
Джессика прислонилась к скале рядом с ним, радуясь мгновению отдыха. Она услышала, как Поль присосался к питьевой трубке, и тоже глотнула переработанной влаги. Вкус был мерзкий. Она вспомнила воду на Каладане: высокий фонтан, упирающийся прямо в небо. Такое обилие воды, что ее даже не замечаешь. Видишь только форму, радужные переливы, слышишь звук — если остановишься неподалеку…
    
Остановиться, подумала она. И отдохнуть… по-настоящему отдохнуть.
    
Сейчас она воспринимала неподвижность как истинное милосердие. Движение казалось чем-то немилосердным.
    
Поль оттолкнулся от скалы, развернулся и на четвереньках начал спускаться по склону. Джессика со вздохом последовала за ним.
    
Они соскользнули вниз на другой карниз, который огибал выступавшую острым углом скалу. И снова их движение подчинилось сбивчивому ритму безжизненной местности.
    
Джессика поймала себя на том, что нынешней ночью ее ощущения распределяются странным образом: они зависят от размеров предметов под руками и ногами. Округлые валуны и гравий, острые сколы камней и крупный, зернистый песок или очень мелкий песок, порошок, пыль, мягкая и липкая, как паутина.
    
Пыль забивала носовые фильтры, и их приходилось продувать. Мелкие камешки и гравий выкатывались из-под ног, и, зазевавшись, на них было легко поскользнуться. Острые камни обдирали руки.
    
То и дело попадались проплешины песка, в котором тонули ноги.
    
На карнизе Поль резко остановился и поддержал мать, споткнувшуюся о него.
    
Он показал влево, она посмотрела туда и увидела, что они стоят на вершине утеса, а в двухстах метрах под ними, словно неподвижный океан, простирается пустыня. Всюду посеребренные луной волны, тени ложатся то острыми углами, то плавными кривыми, а вдалеке поднимаются в сероватом мареве горы.
    
— Открытая пустыня, — сказала она.
    
— Придется пересечь довольно широкий участок, — из-за респиратора голос Поля звучал приглушенно.