1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 
Профессор Селезнев снимал сверху лес и поляны под большим увеличением, он опускался в подозрительных местах и залезал в самую чащу, даже смотрел под корнями и в траве. Но ни одного животного, даже крошечного, он не нашел. Не говоря уж о таких крупных зверях, как медведи.
   
Селезнев был в полной растерянности. Когда он вернулся на корабль, Полосков, видя, как расстраивается начальник экспедиции, сказал:
   
— А может быть, медвежонка и не было? Может быть, вам очень хотелось увидеть на планете какое-нибудь животное, вот вы и вообразили медвежонка?
   
— Вот именно! — сказал Зеленый. — Типичная галлюцинация. Пора нам возвращаться, а то как бы чего не вышло.
   
— Но я же его снимал! — воскликнул профессор.
   
— Но не успели снять, — заметил Полосков.
   
Профессор понурился, потому что и сам уже сомневался, что видел медвежонка. Ведь по всем законам биологии его быть на планете не могло. Не может существовать одно-единственное животное в целом мире. Это или волшебство, а волшебства почти не бывает, или обман зрения. А обман зрения на чужих планетах встречается довольно часто.
   
Полосков уже готовил корабль к подъему, а профессор Селезнев подошел к иллюминатору и грустно смотрел на кусты и деревья снаружи, расстраиваясь оттого, что ему не удалось разгадать эту тайну.
   
Когда еще удастся кому-нибудь попасть на эту планету?
   
За иллюминатором был туманный, сумрачный день. Планета казалась совсем мертвой.
   
— Что они, вымерли, что ли! — в сердцах воскликнул профессор Селезнев.
   
И тут он увидел, как из кустов, по брюхо в тумане, выбежал медвежонок и встал на задние лапы. Словно он прибежал проводить гостей.
   
— Полосков! Зеленый! — закричал профессор. — Что я вам говорил?
   
Капитан и механик подбежали к иллюминатору и наконец-то убедились, что профессор не сошел с ума и не воображает животных.
   
— Какой красавец! — воскликнул Полосков.
   
— Наверное, ядовитый, — сказал Зеленый.
   
— Но он совершенно один на всей планете! — возразил Селезнев.
   
— Может быть, возьмем его с собой? — предложил Полосков.
   
— Он убежит, — ответил Селезнев.
   
— Не берите, — сказал Зеленый. — На нем блохи.
   
Селезнев вышел из «Пегаса». Медвежонок на этот раз никуда не убежал. Наоборот, он поджидал Селезнева у самого люка, и, как только тот вышел, медвежонок доверчиво протянул ему лапу. Как ручной.
   
Когти он убрал, а ладонь у него оказалась теплой и мягкой.
   
Медвежонок что-то урчал и тянул Селезнева к люку.
   
— А как же твои родители? — спросил Селезнев.
   
Медвежонок посмотрел на него, и тут профессор увидел, как из глаз зверя текут слезы.
   
— Ну, не расстраивайся! — сказал Селезнев. — Не надо. Ты сирота? Ты потерялся? С твоей мамой несчастье?
   
Разумеется, медвежонок ничего не понял, но доверчиво прижался к ноге человека. И все попытки Селезнева отправить его обратно в лес ни к чему не привели.
   
И тогда, после короткого совета, большинством в два голоса против одного медвежонок попал на борт «Пегаса». И в тот же день все его полюбили.
   
Был зверек ласковым, доверчивым, совершенно ручным — можно было допустить, что он никогда не испытывал вреда от людей. Медвежонок оказался вегетарианцем. Он ел плоды, которые Селезнев собрал для него на планете, а когда они кончились, с удовольствием перешел на яблоки и сырую картошку.
   
Зеленый, конечно же, ворчал, что по кораблю шастают медведи, но на самом деле больше всех полюбил медвежонка и даже подолгу разговаривал с ним и уверял, что понимает желания медвежонка, когда тот урчит или сопит. Правда, почему медвежонок остался сиротой, понять он тоже не смог.
   
Сначала медвежонку постелили в кают-компании, но как-то ночью он проснулся и залез на пульт управления. Там разорвал лежавший на столе звездный атлас и справочник кораблей. С тех пор на ночь шалуна запирали в клетку, что ему страшно не нравилось.
   
Профессор Селезнев на пути домой внимательно проверил все пленки, которые снял на планете медвежонка, но приборы уверенно показали, что никаких живых существ крупнее комара на планете не водится.
   
Медвежонок не возражал, когда Селезнев осматривал, выслушивал и изучал его. Профессор даже написал статью в «Вестник космической зоологии», когда вернулись на Землю, разослал номер всем своим коллегам в других зоопарках с запросом, не встречалось ли кому-нибудь из них такое животное. Но оказалось, что никто из зоологов такого зверька не встречал.
   
А пока что медвежонок жил в Космозо, стал любимцем публики, и особенно он любил, когда Елена Федоровна на цепочке водила его гулять по дорожкам парка после закрытия Космозо. Он ни разу не пытался убежать и никогда не выпускал своих когтей.
   
Конечно, если его никто не пугал…
   
Как-то они шли с Еленой Федоровной по дорожке, и служительница провела его мимо клетки с тигрокрысом с планеты Пенелопа. Тигрокрыс при виде медвежонка зарычал и начал бить раздвоенным на конце хвостом по полу клетки. Медвежонок, перепугавшись, кинулся прочь, потащил с неожиданной силой Елену Федоровну, а когда она пыталась его остановить, принялся отбиваться от нее и оставил на память об этом два длинных шрама у нее на руке. Елена Федоровна говорила всем, что сама виновата, а медвежонок, словно чуял свою вину, так уж ластился к ней, так урчал, что не простить его было невозможно.
   
Правда, и тигрокрыса вскоре наказала судьба. Каким-то образом это чудовище смогло ночью втащить в клетку грабли, оставленные возле дорожки садовником. А втащив их, тигрокрыс решил грабли наказать и попытался их сожрать. И хоть его зубы и желудок могут перемолоть и переварить почти все, грабли в этот список не входят. Вот и угодил тигрокрыс в госпиталь. Там его усыпили и вырезали из него куски пережеванных граблей. Нельзя сказать, что после этого тигрокрыс стал добрее, но по крайней мере осторожнее.
   
А однажды медвежонок, которого уже все в Космозо звали Женей, показал себя храбрецом. И вновь при том присутствовала Елена Федоровна.
   
Неподалеку от домика медвежонка располагался вольер с крикушами — птицами, которые умеют подражать различным звукам и летают вниз головой. А так в них нет ничего особенного, если не считать того, что живут они на самом краю Галактики, встречаются очень редко, а их гнезда — большие скирды соломы или сена. Представляете: сама птичка — чуть больше голубя, а гнездо — чуть ли не с человека ростом. Так что вольер крикуш весь уставлен копнами сена, словно большими муравейниками.
   
Эти птицы почему-то невзлюбили медвежонка. Стоило ему на прогулке приблизиться к их вольеру, они поднимали страшный шум и норовили просунуть сквозь сетку свои тонкие длинные клювы, чтобы ущипнуть звереныша.
   
Да и по ночам они иногда просыпались и, словно желая повторить дневной урок, начинали хором, перебивая друг дружку, изображать какой-нибудь новый звук, который им удалось подслушать днем — то гудят, как сорок пожарных машин, то плачут, изображая маленького ребенка, который потерял в Космозо маму. А представляете себе, как могут плакать сорок младенцев! В общем, медвежонку от крикуш были сплошные неудобства.
   
Как-то они гуляли с Еленой Федоровной по дорожке, и, когда миновали вольер с гнездами из сена, там начался пожар. Словно кто-то кинул внутрь спичку. Сено занялось мгновенно, птицы, одуревшие от дыма и жары, метались, стараясь вырваться наружу. И тут еще Елена Федоровна упала в обморок. То ли она упала в обморок, увидев, как начинается пожар, то ли сначала упала в обморок, а потом начался пожар… в любом случае медвежонок проявил себя настоящим героем.
   
Елена Федоровна рассказывала, и это подтвердили роботы-пожарные, которые первыми примчались к горящему вольеру, что медвежонок Женя изо всех сил тащил лежавшую на земле сотрудницу Космозо, уцепившись когтями за рукава ее куртки, чтобы языки пламени не достали ее.
   
Пожарные раскрыли вольер, оставшиеся в живых птицы вылетели наружу и разлетелись по окрестным улицам и паркам. К сожалению, те, которых не удалось найти, стали жертвами ворон и котов, потому что крикуши не знали, что вороны и коты их не любят.
   
С тех пор Елена Федоровна еще больше полюбила отважного медвежонка, и он отвечал ей взаимностью. А что касается нечаянного обморока, то доктор, который осматривал сотрудницу Космозо, сказал ей, что это случилось из-за переутомления. В то лето у нее на даче выдался невероятный урожай малины, смородины и яблок. И чтобы не пропали ягоды, она, сменившись с работы, мчалась на флаере в Абрамцево и там вечерами собирала ягоды, а ночи напролет варила варенье, делала компоты и наливки, так что поспать ей почти не удавалось целых две недели. Вот и довела себя…
   
Напоив Женю из бутылочки, Алиса его тщательно расчесала. От этого шерсть медвежонка еще больше заблестела. Алиса проверила, не попало ли ему что-нибудь между пальцами, и в очередной раз подивилась странному капризу природы. На ладошках медвежонка были нарисованы треугольнички с хвостиками — так иногда маленькие дети рисуют мышек. Когда Алиса рассказала об этих мышках отцу, тот сначала поднял ее на смех, потом все же пошел, поглядел на ладошки Женьки и объяснил Алисе, что это пигментация. И пока не удастся отыскать других медвежат и сравнить их ладошки, нельзя сказать, только ли у нашего Женьки такой узор на ладошках или у других мишек тоже.
   
Медвежонок не любил, когда Алиса рассматривала его ладошки — ему было щекотно. Он ворчал и вырывал лапы. Алиса засмеялась и оставила своего мохнатого воспитанника в покое.
   
— Алиска! — раздался тут голос ее друга Пашки Гераскина.
   
Елена Федоровна, которая его знала, пропустила Пашку внутрь стеклянной загородки.
   
— Ты что здесь делаешь? — удивилась Алиса. — Разве ты не готовишься к соревнованию?
   
Медвежонок вырвался из Алисиных рук и побежал к Пашке, как будто ужасно по нему соскучился. Пашка подхватил его на руки.
   
— Нельзя его так баловать! — возмутилась Елена Федоровна. На самом деле она так не думала, но ей самой нравился медвежонок, и она хотела, чтобы баловала его только она сама.
   
— У меня собственная программа исследования Женечки, — сказал Пашка. — Я намерен разбудить в нем разум.
   
— Что? — изумилась Алиса.
   
— Я убежден, что наш медвежонок обладает зачатками разума, и, когда я его научу читать и писать, он расскажет нам про свою судьбу. Ведь нельзя же оставить ребенка сиротой, нельзя не разгадать эту страшную тайну!
   
— И как же ты его научишь читать и писать? — спросила Алиса.
   
— А вот так!
   
Пашка раскрыл свою сумку и высыпал из нее на пол груду картонок — набор для детей, которых учат читать. На каждой картонке была большая буква.
   
Медвежонок подошел к буквам и начал их двигать по полу, как будто понимал, что от него требуется.
   
— Что же дальше? — спросила Алиса с недоверием.
   
— Дальше требуется терпение, — заявил Пашка. — И оно у меня есть.
   
Он вытащил из груды карточек букву «а», положил перед медвежонком и произнес:
   
— А! Аааа!
   
Медвежонок внимательно глядел на Пашку и ничего не отвечал.
   
— На что же ты рассчитываешь? — спросила Алиса. — Он же не умеет говорить. Тем более по-русски.
   
— Научим, — сказал Пашка. — И, если у тебя есть другие дела, ты можешь нас покинуть.
   
— Ничего, я посмотрю, — ответила Алиса.
   
Пашка продолжал выкладывать перед медвежонком карточки и называл буквы. Медвежонок слушал его внимательно, как будто что-то понимал. Алисе хотелось смеяться. С таким же успехом можно было учить грамоте простого бурого медведя или кота.
   
А Пашка терпеливо выкладывал карточку за карточкой, потом принялся складывать карточки по две. Получались слоги.
   
Наконец медвежонку надоело глядеть на игру, которую предложил гость, и он отвернулся от карточек.
   
— Женька, нельзя! — рассердился Пашка. — Мы же с тобой работаем!
   
Но медвежонок спокойно сел на карточки, разложенные Пашкой, и стал глядеть на дверь. Алиса-то понимала, почему он туда смотрит: вот-вот должны принести его обед.
   
— Совсем еще ребенок, — проворчал Пашка и, оттолкнув Женьку, собрал карточки в сумку. — Только пускай он не воображает, что я отступлюсь. Вы плохо знаете Гераскина. Я научу этого болвана читать!
   
И он пошел к выходу.
   
Медвежонку принесли обед — большое блюдо различных фруктов и овощей. Он сразу забыл о гостях, схватил большой банан и, забыв очистить, принялся жевать.
   
Вслед за Пашкой покинула клетку и Алиса. Она догнала друга.
   
Пока они шли по дорожке к выходу, Алиса вспомнила.
   
— Пашка, — спросила она, — ты не обращал внимания на странный рисунок на его ладошках?
   
— Ладошки как ладошки, — ответил Пашка, который не выносил, если кто-то знал о чем-то больше его. — А что?
   
— Там вот такие треугольники с хвостиками, как мышки.
   
— Нет, — сказал Пашка, — я стараюсь не смотреть на мелкие детали, чтобы не отвлекаться от большого и главного. А что твой отец говорит?
   
— Он считает, что это пигментация. То есть это у него от рождения.
   
— Профессору Селезневу лучше знать, — ответил Пашка.
   * * *
   
Незаметно прошло несколько дней. Новостей особенных не было. Пашка регулярно ходил к медвежонку и упрямо раскладывал перед ним карточки, а медвежонок так же упрямо в карточках не разбирался. Елена Федоровна рассказала Алисе, как был наказан один глупый подросток, который дразнил медвежонка.
   
— Я как раз собиралась выходить из домика. Вдруг слышу — Женечка рычит. Это для него так нетипично. Гляжу: за стеклом какой-то перекормленный дурак передразнивает Женечкину манеру ходить — ну, знаешь как, вразвалочку. Я думаю — вот сейчас выйду и сделаю ему выговор. Вышла. Вижу этого хулигана. Подхожу к нему — и тут сознание потеряла, на одну секунду. Очнулась на полу. А рядом лежит этот хулиган, и на лбу у него здоровая шишка. Я, конечно, к нему: что случилось, почему вы упали? А он представляешь что мне сказал? Он сказал, что это я его по голове каблуком стукнула. Будто бы я сняла с ноги туфлю и по голове его стукнула. Ты представляешь, чтобы я была на это способна?
   
Алиса засмеялась. Конечно же, Елена Федоровна была к такому совершенно не способна. Она очень маленькая и хрупкая пожилая женщина, у нее уже два внука есть, она никого в жизни ни разу не ударила. Тот парень, который медвежонка дразнил, не стал, правда, никому жаловаться — стыдно стало с бабушкой воевать. Но Елена Федоровна так переволновалась, что ей пришлось лечь в постель.
   
Так как специального опекуна медвежонка на эти дни не стало, то Пашка с Алисой сговорились приходить к нему, чтобы медвежонку не было скучно.
   
Алиса брала с собой книжку. Или карманный компьютер, чтобы готовить уроки. Женечка никогда ей не мешал. Он дремал, лежа у ее ног, или смотрел на дисплей компьютера, как будто что-то мог понять.
   
На третий или четвертый день Алисе пришлось удивиться.
   
В Космозо был выходной, посетителей нет, дорожки пусты.
   
Она пришла немного раньше, чем обещала, и Пашка еще не кончил урока. Алиса остановилась в дверях, чтобы не мешать, и стала смотреть, как ведет себя медвежонок. И тут она, к своему изумлению, увидела, что Женечка складывает из карточек слова «девять вечера». Именно «девять вечера». Не «мама» или «папа», как можно было бы ожидать от очень способного инопланетного медвежонка, а весьма сложные слова, которые не каждый первоклассник напишет.
   
Первая мысль Алисы была: «Пашка гений!» Научил читать инопланетного медведя!
   
И тут Женечка заметил Алису. В мгновение ока он смешал карточки и отвернулся от Алисы, словно ее и не было в домике.
   
— Что за тайны? — засмеялась Алиса. — Я все видела, от меня не скроетесь.
   
Но тут же ей пришлось оборвать смех, потому что медвежонок страшно, низким-низким голосом зарычал, а с Пашкой тут случилось что-то совсем уж невероятное. Он вскочил, пошатнулся, словно был не в себе, кинулся к Алисе, и Алиса мгновенно поняла, что Пашка не владеет собой.
   
— Паша! — крикнула она.
   
Пашка прыгнул на нее и попытался схватить за горло. Алиса отбивалась от Пашкиной хватки, и в ее ушах все время звучало странное рычание медвежонка.
   
Вообще-то Пашка и Алиса по силам примерно равны — им уже приходилось сражаться, правда шутя, не так, как на этот раз. Но в Пашку словно вселился злой дух — руки у него были стальными и пальцы как железные крючья.
   
И неизвестно, чем бы окончилась борьба, если бы дверь в домик не отворилась. В дверях стояла Елена Федоровна с узелком в руке.
   
— Что такое? — Елена Федоровна так ничего и не поняла, потому что Пашка тут же отпустил Алису и выбежал на улицу.
   
Медвежонок замолк и мгновенно забился в угол. Лишь Алиса осталась стоять у стены, растирая оцарапанное Пашкиными ногтями горло.
   
— Что-нибудь случилось? — спросила Елена Федоровна. — Вы поссорились?
   
— Нет, — ответила Алиса, проглотив слюну. — Нет, ничего особенного. Паша… просто очень спешил.
   
Ну не будешь же ты малознакомому человеку объяснять, что твой друг напал на тебя, как дикий зверь, и пытался задушить.
   
Все это было загадочно и даже страшновато.
   
Алиса сделала шаг к медвежонку. Он поднял на нее сиреневые глаза. Глаза были печальные-печальные и очень виноватые.
   
— Ну, как ты все это объяснишь? — спросила Алиса у медвежонка.
   
А тот заскулил, как побитый щенок.
   
Алиса посмотрела на карточки, разбросанные по полу. Если бы она что-нибудь понимала!
   
А Елена Федоровна, решив, что все ей почудилось, радостно произнесла:
   
— Здравствуй, мой звереныш! Я не смогла усидеть дома — так по тебе скучала. Видишь, испекла тебе пирог с яблоками. Ты же любишь пирог с яблоками?
   
Медвежонок поднялся и, переваливаясь, потопал к Елене Федоровне.
   
Подойдя, он протянул лапку к узелку.
   
— Понимает! — обрадовалась Елена Федоровна. — Умненький ты мой!
   
Алиса, не прощаясь, ушла.
   
Из дома она провидеофонила Пашке. Того не было дома. Интересно, как он объяснит свое нападение? Может быть, он хотел сделать сюрприз? Удивить весь мир тем, что научил медвежонка грамоте, и обиделся на Алису за то, что она подглядела и испортила сюрприз? А что означало рычание медвежонка? Может, он просто перепугался, когда Пашка напал на Алису?
   
Когда Алиса пришла домой, мама была на кухне. На плите стоял бак, в котором варился борщ.
   
Алиса сразу догадалась, кто к ним будет в гости, — только громадный, ростом со слона, добродушный и вспыльчивый космический археолог и знаток галактических древностей Громозека мог съесть целый бак борща за один присест. Он любил мамин борщ так, что готов был перелететь половину Галактики для того, чтобы его отведать.
   
— Ой, мама! — обрадовалась Алиса. — Неужели Громозека прилетел?
   
— Он был на конференции, — сказала мама, — и по пути домой решил нас навестить.
   
Тут загремел старый кухонный комбайн, в который отец засыпал два ведра картошки и, конечно же, его перегрузил.
   
И Алиса, забыв о Пашке, и медвежонке, и всех странностях Космозо, о которых только что собиралась рассказать отцу, принялась помогать родителям готовить обед для дорогого гостя.
   
Громозека заявился не один. Он сделал замечательный сюрприз своим друзьям. Когда он втиснулся в дверь и пробился в прихожую, то тут же вытащил из мешков, пришитых к его одежде и называемых им скромно кармашками, двух маленьких громозек. Оказывается, у него родилось четверо детей. Двоих он оставил со своей женой, а двоих взял с собой на конференцию, чтобы они с детства приучались к научной обстановке. Одного маленького громозеку звали Помогризом, а второго Земогроком, их было трудно различить, правда, один был в синем костюме, а второй в красном. В красном был Помогриз, и хобот у него был короче, чем у брата, а в синем был Земогрок, и у него было на два щупальца больше. А вообще-то малыши были ростом побольше Алисы, а в объеме раз в пять крупнее ее. Так что пока Алиса и отец развлекали гостей, маме пришлось срочно ставить на плиту вторую порцию борща — на этот раз в ведре, — потому что, оказывается, папа Громозека уже два месяца рассказывал своим малышам о том, как они прилетят к Селезневым и как мама Алисы приготовит им сказочный борщ.
   
За обедом Громозека и его малыши вели себя как умирающие от голода дикари: пока они не съели весь борщ и не умяли три противня с жареной картошкой, не выпили шесть литров яблочного сока и восемнадцать банок компота из слив, они не разговаривали, а только ахали, охали и вздыхали от наслаждения. Потом, прямо за столом, малыши заснули, и, хоть мама хотела положить их в Алисиной комнате, папа Громозека заявил, что им куда лучше у папы под боком, и засунул спящих малышей в мешки-карманы своей куртки. Малыши мирно спали, только иногда поворачивались и бормотали или смеялись во сне, от этого Громозеку раскачивало, и пол под ним скрипел — ведь нет такого стула, на котором бы уместился Громозека.
   
Отец стал расспрашивать Громозеку об общих друзьях — им не раз приходилось работать на разных планетах в совместных экспедициях. Но после второго или третьего вопроса Громозека вдруг опечалился и опустил голову.
   
— Прости, — произнес он глухим голосом, — но нашего друга Гинде-бу нет в живых. Он погиб.
   
— Прости, — сказал отец. — Но как это случилось?
   
— Наша экспедиция работала на небольшой планете, давным-давно оставленной своими жителями. Оттуда коллеги сообщили нам, в Археологический центр, что отыскали сокровищницу древних царей и просят подмоги, потому что надо было описать, сохранить и вывезти эти сокровища. Мы срочно вылетели туда на большом корабле. Но когда прилетели, то не нашли ни одного живого человека…
   
— И не нашли сокровищ? — сказал отец.
   
— Кто-то узнал о сокровищах, налетел на планету, застиг экспедицию врасплох и безжалостно убил ученых.
   
— Чтобы замести следы? — догадалась мама.
   
— Вот именно, — согласился Громозека.
   
— Но как они узнали о сокровищах? — спросила мама.
   
— Все просто, — сказала Алиса. — Экспедиция наверняка вызывала вас открытым текстом.
   
— Разумеется.
   
— Это были космические пираты? — спросила мама.
   
— Космические пираты не перебили бы целую экспедицию. Ну, в крайнем случае захватили бы всех заложниками. Нет, пираты — грабители, но не убийцы.
   
— Так кто же это был? — спросил отец.
   
— Так и не удалось узнать.
   
— И никаких следов? — спросила Алиса.
   
— Никаких. Впрочем, нет, погоди… Где же эта проклятая штука? Я всегда ношу ее с собой и всем показываю… Вдруг найдется кто-то, кто видел нечто подобное.
   
Громозека начал шарить многочисленными щупальцами по многочисленным карманам, его детишки проснулись, высунулись из карманов и тоже начали искать — хотя не знали, что искать, и потому вываливали на пол пуговицы, записные книжки, какие-то книжки, кассеты, аппараты, бумажки, пленки, черепки, бусинки… И скоро пол в комнате был по щиколотку засыпан содержимым карманов археолога.
   
— Вот! — наконец закричал Громозека, когда все отчаялись дождаться.
   
Он вытащил из нагрудного кармана небольшую фотографию. На ней был виден участок стены или какой-то каменной плоскости, на которой мелом был нарисован треугольник с хвостом, как будто какой-то малыш рисовал мышку.
   
— Но это же детский рисунок! — сказала мама. — Это мышка.
   
— Нет, — возразил Громозека. — Лучшие детективы изучали этот рисунок. Он сделан взрослой сильной рукой именно в тот день, когда погибла экспедиция и пропали сокровища. Если я узнаю, кто и почему нарисовал эту мышку, то смогу приблизиться к тайне гибели моих друзей.
   
— Я помогу тебе, — сказала Алиса.
   
— Что ты говоришь? — удивился отец.
   
— У тебя слишком плохая память для ученого, — укоризненно сказала Алиса. — Ты забыл, что я тебе несколько дней назад говорила об этом рисунке.
   
— Ты? Мне? — Отец был искренне удивлен.
   
— Как вредно не обращать внимания на открытия, которые делают дети, — произнесла Алиса. — А я с самого начала почувствовала неладное.
   
— Так говори, говори! — воскликнул Громозека.
   
А его детишки высунулись из карманов и даже завизжали от нетерпения.
   
И тогда Алиса рассказала, что точно такие же треугольники с хвостиками есть на ладонях золотого медвежонка.
   
Отец, разумеется, сказал, что это случайное совпадение, но Громозека отнесся к словам Алисы серьезно. И тут же стал собираться в Космозо.
   
Естественно, отец с мамой стали отговаривать Громозеку, убеждать, что лучше съездить завтра — сейчас Космозо уже закрыт. И открывать его — дело сложное.
   
Алиса не слушала спора взрослых. Она знала, что Громозека настоит на своем. Ее беспокоило совсем другое — она вспомнила, какие слова были сложены на полу в домике медвежонка: «Девять вечера». Конечно, слова могли быть чисто учебным упражнением и ничего не значить. Или относиться к любому другому дню. А могли…
   
Алиса кинулась к видеофону и набрала номер Пашки. Подошла Пашкина мама.
   
— Простите, — спросила Алиса. — Паша пришел?
   
— А разве он не у тебя? — удивилась Пашкина мама. — Он сказал, что пошел к тебе делать домашнее задание по генетике.
   
Алиса хотела было сказать неправду, потому что неправду можно говорить, когда надо успокоить родителей. Но так как на нее одновременно посмотрели ее собственные родители, Громозека и маленькие дети Громозеки, она вынуждена была сказать правду:
   
— Нет, он еще не приходил.
   
— Но уже десятый час! — воскликнула мама Пашки.
   
— Но вы же его знаете, — ответила Алиса. — Он такой увлекающийся.
   
— Так вот, когда твой увлекающийся друг придет, — строго сказала Пашкина мама, — вели ему немедленно позвонить домой.
   
— Конечно, конечно, — пообещала Алиса и быстро выключила экран.
   
Она обернулась. Все смотрели на нее.
   
— Что еще с твоим Пашкой? — спросила мама.
   
— Он учил медвежонка читать и складывать слова, — призналась Алиса.
   
И рассказала о том, что случайно подглядела сегодня, как Женечка складывал странные слова.
   
— Ох и не нравится мне это, — совсем как Зеленый, произнес Громозека, и они все побежали к Космозо, благо бежать до него было всего пять минут.
   
От ворот отец вызвал ночного дежурного, тот открыл служебный вход.
   
По пути к домику медвежонка отец спросил у дежурного:
   
— Никаких событий?
   
— В общем, все в порядке, — ответил дежурный, но в голосе его была неуверенность.
   
Отец сразу почувствовал ее и остановился.
   
— Что значит «в общем»? — спросил он строго.
   
— Но, может, мне показалось…
   
— Говорите. Быстро!
   
— Полчаса назад мне показалось, что на территорию опустился флаер.
   
— Как так показалось?
   
— Но потом я подумал, откуда здесь быть флаеру в такое позднее время, — ответил дежурный.
   
— Где опустился флаер?
   
— Вон там, возле домика, где наш медвежонок живет.
   
— Вот именно! — воскликнул Громозека. — Этого я и опасался.
   
— Вы проверили? — спросил отец дежурного.
   
— Вот как раз собирался.
   
— Разумеется, — вздохнула Алиса. Ведь дежурный смотрел триста шестую серию фильма «Бедным тоже щекотно» и не мог оторваться от переживаний за судьбу обнищавшей герцогини Леокадии.
   
Отец отмахнулся от дежурного и поспешил вслед за Громозекой.
   
Самые худшие их подозрения оправдались.
   
Дверь в домик медвежонка была распахнута, а домик пуст.
   
— Сбежал! — ахнул отец.
   
— Ему помог бежать мой Пашка, — сказала Алиса. — И я теперь очень беспокоюсь за его судьбу.
   
— Что ты говоришь! — возмутилась мама. — Почему ты должна бояться? Ну, мальчик шалит…
   
— Мальчик-то, может, и шалит, — произнес Громозека. — Но вот ваш золотой медвежонок, вполне вероятно, не такой уж невинный зверек, как вам кажется.
   
— Ты его не видел! — возразила мама. — Если бы его увидел, ты бы понял, какой он очаровашка.
   
— Не все то золото, что блестит, — сказал тогда Громозека, который знал множество русских поговорок и очень любил употреблять их к месту и не к месту.
   
— Что теперь делать? — спросил отец, как бы передавая этим командование Громозеке. Он был очень расстроен, что не смог увидеть опасности: ведь, как и все, он был очарован милейшим медвежонком.
   
— Теперь надо спешить на космодром, — сказал Громозека. — У меня есть подозрение, что этот ваш медвежонок с помощью мальчика Паши постарается улететь с Земли.
   
— Но почему? Почему он оказался совсем один на дикой планете?
   
— Вот именно это и должно было тебя насторожить, — ответил Громозека. — Подумай: откуда может взяться такое большое животное на планете, на которой нет даже мелких зверюшек, тем более нет родственников золотого медвежонка?
   
— Мы думали об этом, — признался отец и развел руками.
   
— Так бежим на космодром.
   
— Нет, — возразил профессор Селезнев. — Бежать туда — дело долгое. Да и флаер надо вызывать. Пошли ко мне в кабинет, оттуда мы позвоним на космодром и предупредим охрану.
   
Все согласились, что это самое мудрое решение, и через пять минут они уже были в отцовском кабинете.
   
Отец дозвонился до космодрома. Дежурный был вежлив и, когда узнал, что из Космозо убежало редкое животное, которое может попытаться улететь на корабле, встревожился и тут же согласился, что искать медвежонка следует тихо, не объявляя об этом вслух, чтобы не спугнуть медвежонка и тем более не перепугать тысячи пассажиров, что толпятся в помещениях вокзала. Дежурный записал и приметы Пашки, который мог быть вместе с медвежонком.
   
— Вот теперь мы можем ехать на космодром, — сказал отец. — Сейчас я вызову флаер.
   
— Подожди, папа, — остановила его Алиса. — Скажи, пожалуйста, а ты уверен, что они с Пашкой полетели на космодром?
   
— А куда же еще?
   
— Куда угодно, — ответил за Алису Громозека. — Мы же ничего не знаем. Даже не знаем, какие у них с Пашей отношения и кто из них командир.
   
— Боюсь, что командир — Женечка, — проговорила Алиса. — Только такая последняя дура, как я, могла спокойно смотреть на слова, сложенные медвежонком, и не поднять из-за этого тревогу на всю Москву. Почему я не догадалась, что дикое животное, прожившее на Земле всего три недели, не может складывать буквы на чужом языке. А если может, то тогда это никакое не животное.
   
— Вот я и думаю, — сказала мама, — почему медвежонок прямо не поговорил с твоим Пашей, если они такие друзья?
   
— Да потому что он водил Пашку за нос! Он оказался умнее всех нас вместе взятых. Пашка хотел научить его с помощью карточек. И Женечка сообразил, что если он выучится под Пашкиным мудрым руководством, то Пашка будет так счастлив, что дальше можно из него веревки вить. Если бы он попытался Пашке что-то приказать словами, то Пашка бы сразу заподозрил неладное и сказал бы об этом мне или папе. Но карточки! Гениальное Пашкино изобретение!
   
— Алиса права, — согласился профессор Селезнев. — Но если медвежонок попросил Пашку отвезти его на космодром, чего он этим добьется? Ведь Пашка не может положить его в карман. У него нет минимизатора.
   
— Да и с минимизатором ничего бы не получилось, — сказала Алиса. — Пашка не может вместе с Женечкой улететь с Земли, потому что у нас послезавтра контрольная по генетике, а Светлана сказала, что если Пашка ее не напишет по-человечески, то не видать ему летнего путешествия как своих ушей.
   
— Тогда что же он сделал? — в отчаянии воскликнул Селезнев.
   
Алиса понимала, что отец прав — получалась неувязка. Что же понадобилось медвежонку Женечке от Пашки Гераскина?
   
— Что мы знаем об этом медвежонке? — спросил Громозека. — О его способностях и странностях? Не может быть, чтобы вы ничего не заметили.
   
— Я заметила! — воскликнула Алиса. — Только для этого мне нужно позвонить Елене Федоровне.
   
— Зачем? — спросил папа.
   
— А затем, что в Космозо случались некоторые незначительные события, которые не получили объяснения, — сказала Алиса.
   
— Какие? — спросил отец, встревожившись.
   
— Например, пожар у крикуш. Или тот случай, когда тигрокрыс чуть не подавился граблями. Или когда Елена Федоровна одному глупому человеку хотела голову проломить.
   
— Что? — удивился отец.
   
Оказывается, о последнем событии он даже не знал.
   
Алиса уже набрала номер Елены Федоровны. Та словно ждала звонка.
   
— Что случилось? — спросила она. — Что он еще натворил?
   
— Вы кого имеете в виду? — спросил Громозека.
   
И Елена Федоровна, которой не приходилось встречать его раньше, не догадалась, что это профессор археологии и знаменитый ученый, она увидела слоноподобного осьминога или спрутоподобного слонопотама. И от страха выключила видеофон.
   
— Теперь ты немного подождешь, — сказала Алиса. — А я сама с ней поговорю.
   
Оба детеныша Громозеки высунулись из его карманов и принялись возмущаться поведением людей.
   
— Как можно? Как можно? — кричали они. — Наш папочка самый красивый. Мы не позволим, мы не допустим!
   
Громозеке пришлось заткнуть головки малышей в карманы и застегнуть карманы на «молнию».
   
Со второго раза Алиса дозвонилась Елене Федоровне. Та уже поняла, что проявила невежливость, и потому чувствовала себя виноватой. Громозека-то обиделся, отошел от видеофона и даже повернулся к нему спиной.
   
— Елена Федоровна, что-то случилось с вашим медвежонком, — сказала Алиса. — Даже не что-то, а он сбежал.
   
— Я этого ждала! — вздохнула пожилая женщина.
   
— Но если ждали, почему не сообщили директору Космозо? — поинтересовался профессор Селезнев.
   
— Так я думала, что рехнулась, — призналась Елена Федоровна. — С одной стороны, я не встречала никого милее и тише нашего питомца, а вот с другой стороны…
   
— Он не всегда был таким, каким казался окружающим? — спросила Алиса.
   
— Вот именно. Всем казался, а на меня внимания не обращал, потому что думал, что никто не поверит старой глупой бабке. То оскалится, то укусит, то ямку выроет на моей дороге, чтобы я ногу сломала, то испугает исподтишка… В общем, натерпелась я с ним!
   
— А вот тот случай, когда тигрокрыс грабли жевал…
   
— А я ничего не видела!
   
— Как же не видели! — снова вмешался отец. — Вы же с животным гуляли по дорожке.
   
— Гулять гуляла, а ничего не видела.
   
— Пускай женщина объяснится, — произнес, разворачиваясь, Громозека.
   
— Я долго голову ломала, — сказала Елена Федоровна, — но ничего не вспомнила. Как будто проспала самое важное.
   
— А второй случай? Когда вольер крикуш сгорел?
   
— Тоже загадка! — воскликнула женщина. — Ничего не помню.
   
— И случай с шалуном-посетителем?
   
— Совсем уж непонятно. Вроде бы присутствовала, должна была все видеть — и не видела.
   
— Пожалуйста, Елена Федоровна, расскажите нам об этом подробнее, — взмолилась Алиса. — Нам это очень важно!
   
— Алиса права, — поддержал Громозека. — Я вас очень прошу!
   
— Но я мало что могу рассказать, — ответила Елена Федоровна. — Я ничего не помню! То есть я помню, как мы шли и как мы смотрели на тигрокрыса, а он скалился на Женечку, а потом… потом какой-то провал в памяти, и я уже вижу только, как тигрокрыс давится этими граблями, а медвежонок улыбается…
   
— Улыбается? — переспросил профессор.
   
— А у меня внутри было так тепло-тепло, как будто случилась большая радость. — Елена Федоровна виновато опустила голову. Она, конечно же, понимала, что нормальному человеку, а тем более сотруднику зоопарка не может быть тепло и хорошо, если какому-нибудь животному плохо и больно. Но воспоминание было таким приятным!
   
— Скажите, — спросил Громозека, — а когда загорелись эти…
   
— Крикуши? Точно так же, — ответила Елена Федоровна. — Я помню, что было до пожара, а потом помню сам пожар. А вот что было… как он начался — не припоминаю.
   
— И, конечно же, не помните, как ударили молодого человека?
   
— Я не могла ударить человека! Это недоразумение! Я даже муху не могу прихлопнуть!
   
— Не помните?
   
— Не помню!
   
— Спасибо, Елена Федоровна, — сказал отец.
   
— Мне подавать заявление об уходе? — спросила женщина.
   
— Почему же? — удивился отец. — Вы хороший работник и любите животных.
   
— Но ведь я замешана в таких грязных историях!
   
— Ах, Елена Федоровна! — сказал тогда директор Селезнев. — Вы же все давно поняли, только сами себе не смеете признаться, потому что жалеете медвежонка. Вы же понимаете, что каким-то образом он замешан в этих каверзах!
   
— Нет, я отказываюсь в это верить! — воскликнула Елена Федоровна сквозь слезы. — Простите, я больше не могу…
   
Экран погас.
   
В кабинете Селезнева стало совсем тихо. Слышно было лишь, как о стекло окна бьется оса. Громозека протянул щупальце и открыл окно, чтобы оса могла улететь.
   
— Но как он это делал? — спросил сам себя Селезнев.
   
— Я думаю, что он вовсе не животное, — сказала Алиса. И все кивнули, потому что думали так же.
   
— Вас всех сбивало то, что медвежонок, — заметил Громозека, — так похож на ваше земное животное, только лучше и красивее.
   
— И даже добрее, — добавила Алиса.
   
— Если Елена Федоровна не может простить себе ошибки, — произнес Селезнев, — то что делать мне, опытному ученому, который не отличил медвежонка от хитрого и разумного инопланетянина.
   
— А потому, папочка, — сказала Алиса, — что этот медвежонок не хотел, чтобы ты догадался, кто он на самом деле.
   
— Но почему? Почему?
   
Ответ на этот вопрос пришел буквально через три секунды.
   
— Вас вызывает космопорт, — сообщил видеофон.
   
Экран загорелся. На нем появился дежурный.
   
— Профессор Селезнев? — спросил он.
   
— Я здесь.
   
— Вы беспокоились о золотом медвежонке? — спросил он.
   
— Да! Вы его нашли?
   
— Нет, — ответил загадочно дежурный. — Это они нас нашли.
   
И тут же на экране появились три золотых медвежонка. Именно три, именно золотых и именно медвежонка.
   
Были они крупнее Женьки, потемнее его, все три с портфелями и в очках.
   
— Мы просим встречи с вами, — сказал тот медвежонок, у которого были самые толстые очки. — Мы официальная делегация с планеты Лумм. Вряд ли вы о нас слышали, потому что мы живем совсем в другом конце Галактики, и даже ваш журнал со статьей о золотом медвежонке в Космическом зоопарке мы получили только неделю назад и сразу же выслали к вам военно-правительственную делегацию.
   
Три медвежонка поклонились экрану.
   
— Вы узнали… — сказал отец. — Вы узнали о чудовищном недоразумении. — Тут впервые в жизни Алиса увидела, как ее отец густо покраснел. — Да, мы совершили ошибку!
   
— Какую? — удивился главный медвежонок.
   
— Мы поместили в клетку и показывали посетителям разумное существо!
   
— Какое счастье, что вы так сделали. Хоть вы и не смогли, наверное, его полностью контролировать, но все же надеюсь, что в вашей клетке очень толстая и крепкая решетка.
   
— Что вы говорите! — испугался отец. — Нет, не думайте! Мы не варвары, ваш коллега… ваш соотечественник гулял на свободе.
   
— И еще не сбежал? — спросил второй медвежонок. — Я не поверю!
   
— Сбежал, — сказала Алиса в наступившей тишине.
   
— О ужас! — закричал третий медвежонок. — Вы должны тут же объявить всеобщую тревогу и ввести на планете карантин.
   
— Он болен! — догадался Громозека, и его карманы зашевелились. Из них бились и рвались наружу его детишки. — Он разносит страшную заразу!
   
— Он здоров, но он разносит страшную заразу! — ответил первый медвежонок. — Где он сейчас?
   
— Мы не имеем представления, — признался отец.
   
— Тогда вы должны прекратить все полеты, запретить все вылеты с Земли. Если он вырвется — мы ничего не можем обещать! Вы не представляете, к чему это может привести.
   
— Да погодите вы! — рассердился тут Громозека. — Что вы кудахчете, как курицы! Опасность, опасность… Какая может быть опасность от одного маленького звереныша?
   
Алиса понимала, что Громозека нарочно так говорит, чтобы члены военно-правительственной комиссии с планеты Лумм перестали спорить и скорее рассказали, что же представляет собой этот золотой медвежонок.
   
Но отец не понял Громозеку — видно, очень волновался — и потому остановил его.
   
— Нет, ты не прав, мой друг, — сказал он. — Не надо перебивать наших гостей. Они сейчас приедут к нам, и мы поговорим. Я же не снимаю с себя вины за происшедшее.
   
— Боюсь, нам некогда встречаться, — возразил отцу Громозека. — Лучше обменяться мнениями сейчас же. Если уважаемые члены комиссии в самом деле встревожены, пускай они в двух словах все расскажут, и мы начнем действовать.
   
И, видя, что отец не перечит ему, Громозека тут же задал главный вопрос:
   
— Кто этот медвежонок? Почему он оказался один на дикой планете? Почему он не признался в том, что он разумный, а тщательно изображал зверя?
   
После короткой паузы глава делегации начал свою речь:
   
— Имя этого… существа, которое вы называете медвежонком, Выпрахол Четвертый. В молодости он правил небольшим княжеством на острове того же названия…
   
— В молодости? — удивилась Алиса.
   
— Ему сейчас по вашим меркам… — сказал второй член делегации, — примерно шестьдесят три года и три месяца.
   
— Ничего себе медвежонок! — прошептала Алиса.
   
— Но ему не сиделось на острове, и он завоевал соседний остров. Он возглавил банду насильников и бандитов, без стыда и совести. И на нашу тихую планету пришла беда. Они назвали свою банду братством щита и кнута, и их гербом, который они рисовали повсюду и даже татуировали на ладонях, был треугольный щит, из-под которого высовывается конец кнута…
   
Конечно же, подумала Алиса. А мы считали это мышкой.
   
Отец покачал головой и тихо проговорил:
   
— Алиса же показывала мне этот знак! А я не поверил! Разве медвежата выжигают знаки на ладошках?
   
— Остров за островом, княжество за княжеством, страна за страной он покорил всю нашу планету и установил на ней дикие порядки. Никто не чувствовал себя в безопасности. Он был одержим желанием гадить всем хорошим людям. Часто даже его сподвижники и соратники вставали в тупик перед его преступлениями… Выпрахол Четвертый и его бандиты начали даже совершать нападения на другие небольшие планеты и всюду оставляли свой знак…
   
— И всюду оставляли свой знак, — повторил Громозека. — И убивали…
   
— Он убил моих родителей, — произнес второй член делегации. И голос его дрогнул.
   
— Да, — подтвердил глава делегации. — У маршала Варшула погибли родители, у меня подруга.
   
— А у меня запасная дочь, — произнес третий член делегации.
   
Алиса подумала, что обязательно надо будет спросить, что такое запасная дочь на той планете? Но события, которые развернулись вскоре, так отвлекли Алису, что она забыла об этом спросить и до сих пор мучается.
   
— Наконец терпение нашего народа лопнуло! — Медвежонок в очках топнул лапой, а два других зарычали. — Началось восстание. Борьба была долгой и жестокой, погибли тысячи людей!
   
— И мой брат, — добавил второй медвежонок.
   
А Алиса подумала: когда они переводят свои слова на русский, то называют себя людьми. А мы их — медвежатами. Просто неприлично получается. Даже если ты произносишь такое слово мысленно.
   
— Власть кровавого диктатора и бандитов щита и кнута была свергнута. Большинство их были перебиты, а самого Выпрахола Четвертого разжаловали в Выпрахола Половинного…
   
— Да, именно так! — криками подтвердили эти слова остальные члены делегации.
   
— Для самого Выпрахола Половинного была придумана страшная медленная казнь. Его отвезли на самую отдаленную планету, где не было больше ни одного живого существа. Навсегда. До самой смерти.
   
— А мы его нашли, — сказал тогда профессор Селезнев. — И еще ломали голову — почему звереныш совершенно одинок? Что случилось с его родителями?
   
— Нам очень обидно, что вы нас спутали с какими-то неразумными зверями, — сказал глава делегации, а второй ее член, маршал Варшул, добавил:
   
— Это помогло хитрому и злобному Выпрахолу. Каким-то дьявольским образом он догадался, что вы не знаете о нашем существовании. Он удивительно способная и хитрая тварь. Я уверен, что уже через день он знал ваш язык и все понимал.
   
— Конечно же! — признался отец. — В первый день он от нас убежал. А на второй пришел снова.
   
— Он понял, что вы для него — нежданное спасение.
   
— Конечно, если вы не догадаетесь, что он известный злодей, — добавил маршал Варшул.
   
— А как мы могли догадаться? — вздохнул отец.
   
— Должны были догадаться, — не согласился с ним Громозека. — Иначе вас зря на вашей работе держат. Даже с биологической точки зрения вся эта история была чепухой. Как может одно животное жить на целой планете? Кто тогда его родил? Кто его выкормил?
   
— Не надо спорить, — сказала Алиса. — Этим мы делу не поможем. Нам же надо поймать этого самого… четвертого Выпрахола.
   
— Нет, нет! — хором закричали медвежата. — Половинного!
   
Отец переключился на дежурного по космопорту.
   
— Никаких новостей? — спросил он.
   
— Ни ваш беглец, ни Павел Гераскин не появлялись, — ответил дежурный. — Служба безопасности предупреждена. Ни один корабль не поднимется в воздух. Он не улетит. Другие космодромы тоже предупреждены.
   
Дежурный был очень серьезен — он же слышал разговор с военно-правительственной делегацией с планеты Лумм.
   
Отец вновь переключился на зал, в котором стояли медвежата.
   
— Скажите, — спросил глава делегации, — а откуда еще могут подняться космические корабли?
   
— Все космодромы предупреждены, — ответил профессор Селезнев. — Можете не беспокоиться.
   
— А я бы не была такой уверенной, — сказала Алиса. — Разве трудно построить космический корабль? Например, в школе?
   
— Ты еще скажи — в детском саду, — улыбнулся Селезнев.
   
— Папа, когда ты учился в школе, были еще древние, отсталые времена, — сказала Алиса. — Тогда еще в детских садах дети не знали программ «Д малое» и «Кобра вечером».
   
— Я и сейчас их не знаю.
   
— А сегодня, папочка, — продолжала Алиса, которой давно уже хотелось намекнуть родителям, что они жили в древнюю эпоху, — дети совершенно отличаются от вас. И космические корабли стоят в каждой школе. Разве ты не знаешь, что мы с Пашкой Гераскиным участвовали в гонках вокруг Луны?
   
— Но у вас же не настоящий космический корабль! Он не может вылететь за пределы Солнечной системы.
   
— А если долететь до Плутона и там захватить корабль геологов?
   
— Или на Марсе украсть мой корабль, — предположил Громозека. — Я его оставил на космической стоянке.
   
— Нет, это несерьезно, — сказал отец. Но голос его звучал неуверенно. Он уже ни в чем не был убежден.
   
— Простите, — вмешался в разговор глава делегации с планеты Лумм. — А молодой человек по имени Паша знает о местонахождении такого вот небольшого планетарного корабля?
   
Значит, они сообразили, насколько это серьезно, поняла Алиса.
   
— Да, — ответила она. — Наш кораблик стоит на школьном дворе.
   
— Он готов к полету?
   
— Он может долететь до Марса.
   
— Тогда надо спешить туда! Сообщите нам адрес! — хором воскликнули луммцы и схватились за портфели так, что Алиса поняла — в портфелях у них бластеры или даже пушки.
   
— Пашка не такой глупец, чтобы посадить медвежонка одного в корабль, — сказал отец. Но сам уже поднялся и набирал на пульте вызов флаера.
   
— Может быть, ваш Пашка и не такой глупец, — ответил мохнатый маршал Варшул, — но бывший кровавый диктатор в тысячу раз умнее его, в сто раз коварнее и умеет подчинить себе любого человека.
   
— Как? — спросил Громозека.
   
— Во-первых, он может заговорить, обольстить и буквально околдовать любого. Если это не помогает, он может… и это самое страшное… Он может…
   
— Говорите! — воскликнула Алиса. — Я уже догадываюсь, что вы скажете. Елена Федоровна была жертвой его силы!
   
— Мы не знаем ничего о существе по имени Елена Федоровна, — сказал глава делегации, — но мы знаем, что Выпрахол способен испускать поток психоволн и на минуту полностью подчинять себе любое живое существо. Когда же гипноз пройдет, его жертва ничего не помнит.
   
— Все ясно, — сказала Алиса. — Вот как погибли крикуши и чуть не умер тигрокрыс!
   
— Как так? — спросил Селезнев. Одним глазом он следил за информацией на пульте — ждал, когда подлетит пассажирский флаер, — другим наблюдал за экраном связи с космопортом: нет ли вестей оттуда. — Как это случилось?
   
— Елена Федоровна, сама того не понимая, сунула в клетку к тигрокрысу грабли, потому что медвежонок решил сделать ему гадость. А потом она подожгла гнезда крикуш… и ничего не запомнила.
   
— Значит, он всех может загипнотизировать? — спросил Громозека.
   
— Во-первых, только на минуту, и потом ему надо часа три восстанавливать силы, во-вторых, с нами он ничего поделать не сможет.
   
Сказав так, глава делегации вытащил из портфеля мягкий шлем, натянул на голову и сразу стал похож… На кого же он стал похож? Скорее всего, на медведя в купальной шапочке.
   
Остальные члены делегации последовали его примеру.
   
— Он уже употреблял гипноз против Пашки, — сказала Алиса. — Пашка под гипнозом кидался на меня, как шакал. И тоже, наверное, ничего не помнит.
   
Она первой поспешила на улицу, где как раз приземлился вызванный отцом флаер. Вторая такая же машина, которая была на постоянной связи с Селезневым, уже ждала у космопорта делегацию с планеты Лумм.
   
Флаер резко взмыл в небо, подчиняясь программе экстренного полета. Дети Громозеки, который с трудом втиснулся в просторную машину, запищали — им не понравились перегрузки.
   
— Приучайтесь, малыши! — прикрикнул на них археолог Громозека, похлопывая щупальцами по шевелящимся карманам. — Вам всю жизнь придется терпеть перегрузки — такова судьба бродячего археолога.
   
Уже через три минуты внизу показался парк, в котором расположена Алисина школа. Вот и площадка практических игр, где стоят машины, придуманные и построенные учениками. Выше всех поднимается округлое ребро летающего блюдца, построенного Пашкой и другими ребятами еще в прошлом году.
   
— Они еще здесь! — закричала Алиса. — Они не улетели.
   
— Если дети на Земле так любят строить космические корабли, то не исключено, что они в другой школе или даже в детском саду, — заметил Громозека. — И мы до следующего года будем облетать и проверять ваши детские учреждения.
   
Никто не ответил Громозеке. Селезневы внимательно приглядывались к тому, что творится внизу. У корабля никого не было. Но когда они опустились ниже, Алиса заметила, что люк в корабль приоткрыт.
   
— Осторожно, папа, — прошептала она, словно боялась, что ее услышат. — Они могут быть внутри.
   
Селезнев кивнул. Он опустил флаер метрах в пятидесяти от диска.
   
Первым вышел он сам, потом Алиса. Последним выбрался Громозека. Детишки бились в его карманах, норовя высунуть головы наружу, чтобы не пропустить интересное зрелище.
   
Профессор Селезнев сделал Алисе знак, чтобы она остановилась, а сам подошел к люку.
   
Все молчали.
   
Наступал весенний вечер, похолодало, небо стало зеленым и розовым, а по нему плыли лиловые и сизые облака. Деревья вокруг площадки шумели молодой листвой, под деревьями было темно. Из полуоткрытого люка вырывался желтый уютный свет.
   
— Паша, — позвал Селезнев.
   
Никто не ответил.
   
Селезнев сделал еще два шага — он был совсем близко от люка. Алисе так хотелось помочь ему, но она была умным человеком и понимала, что в боевой операции бывает только один командир. Громозека тоже это понимал. И даже его малыши затихли, хоть Громозека и расстегнул карманы, чтобы их успокоить….
   
Изнутри корабля неожиданно послышались шум возни, хихиканье, потом смеющийся Пашкин голос произнес:
   
— Да погоди ты, малыш! Слышишь, меня зовут? Не бойся.
   
Тут люк распахнулся, и в нем показался силуэт Пашки.
   
Алиса вздохнула с облегчением. Хоть с Пашкой ничего не случилось!
   
Пашка казался вырезкой из черной бумаги.
   
— Здравствуйте, — сказал он, узнав Селезнева. — Вы ищете Алису? Но Алисы тут нет.
   
— Нет, Паша, — ответил профессор Селезнев. — Мы с Алисой ищем совсем другого человека.
   
— Кого? — удивился Пашка.
   
— Человека по имени Выпрахол Половинный, который оказался страшным преступником.
   
— Я не знаю такого!
   
— Ты его знаешь. Он похож на золотого медвежонка и жил до сегодняшнего дня в Космозо.
   
Пашка смешался. Врать в глаза профессору Селезневу он не мог.
   
Он растерянно обернулся, будто ожидая, что ему подскажут из корабля, как себя вести.
   
— Разреши, я войду в корабль, — сказал Селезнев, — и поговорю с твоим приятелем?
   
— Но я ему обещал! — воскликнул Пашка. — Он так просил показать ему Луну.
   
— Что? — удивился Селезнев. — Какую еще Луну?
   
— Я научил Женечку читать и складывать карточки, — сообщил Пашка профессору. — Он такой способный! Я хотел исполнить его мечту.
   
— Вот и отлично, — сказал Громозека, подходя к Селезневу. — Ты его научил, а теперь нам с ним надо серьезно побеседовать.
   
— Он так стесняется, Громозека, — ответил Пашка, совсем не удивившись тому, что археолог участвует в разговоре. Пашка казался каким-то подавленным и пришибленным. — Может быть, лучше мы сначала с ним немного полетаем, а поговорите потом, когда вернемся?
   
Пашка сделал шаг назад и попытался закрыть за собой люк, но профессор Селезнев быстро взбежал по лесенке, чтобы помешать Пашке.
   
— Нет! — закричал тогда Пашка и, словно пантера, кинулся на профессора Селезнева.
   
Селезнев успел отшатнуться, и Алиса увидела в проеме люка темный силуэт медвежонка, который, конечно же, гипнотизировал Пашку. Пашка неудачно упал на землю и застонал, схватившись за ногу. Профессор Селезнев хотел было схватить медвежонка, но и его постигла участь Пашки — вдруг он спрыгнул на землю и, повернувшись к остальным, закричал не своим голосом:
   
— Назад! Назад! Скорее назад! Не мешайте этому несчастному зверенышу посмотреть на Луну! Иначе я вас всех перебью!
   
— Папа! — закричала Алиса. — Папа, что с тобой?
   
Но в этот момент ее охватило странное чувство — безграничная любовь к несчастному золотому медвежонку. И ей хотелось лишь одного — скорей пробраться в корабль и показать медвежонку, как лучше управлять им, помочь медвежонку взлететь в небо.
   
Алиса как будто бодрствовала, но не принадлежала себе.
   
Она хотела было быстро подняться в корабль, закрыть за собой люк и помочь медвежонку улететь, но тут на площадку опустился еще один флаер.
   
Из него выскочили три медвежонка в купальных шапочках. Вид у них был странный и даже смешной. Но Алисе не было смешно — ей в сердце вонзился ужас при виде этих отвратительных карателей. Вместе с Пашкой и папой она, как дикая кошка, кинулась на военно-правительственную делегацию с планеты Лумм, стремясь стереть пришельцев в порошок. Но Громозека? Что с ним? Почему он медлит? Почему он не идет нам на подмогу?
   
Все эти мысли пронеслись в голове как молния — за секунду.
   
Больше Алиса ничего не помнила.
   
Она лишь увидела строгие глаза маршала Варшула с планеты Лумм, который надвигался на нее, целясь из бластера.
   
И больше ничего…
   
Алиса очнулась минут через пять. По крайней мере, ей сказали потом, что она была без сознания пять минут после того, как и ей достался парализующий заряд из бластера маршала Варшула.
   
Рядом на земле лежали без чувств ее отец профессор Селезнев и лучший друг — Пашка Гераскин.
   
Громозека навис над ними, растерянно разведя щупальца в стороны, а из боковых карманов его широкого костюма выглядывали многоглазые лица его детишек.
   
Алиса села. Голова кружилась.
   
Совсем недалеко от нее стояли три медвежонка в купальных шапочках, защищающих от гипноза. Они окружили четвертого, самого золотого. Они стояли, направив на него бластеры.
   
Рядом зашевелился Пашка. Будто просыпался. Случайный комар сел ему на нос, и, прежде чем прийти в себя, Пашка хлопнул себя по носу. Затем очнулся и отец.
   
— Простите, — сказал глава делегации с планеты Лумм. — Мы вам причинили небольшие неудобства. Теперь Выпрахол будет жестоко наказан. Его будут называть Выпрахолом Четвертинным.
   
— Только не это! — закричал по-русски золотой медвежонок. Кричал он совсем без акцента, будто в Москве родился. — Я Четвертый! Я всегда буду Четвертым и умру Четвертым. Вы можете отнять у меня свободу, вы можете связать и сослать меня. Но не троньте мое честное имя!
   
— У тебя, преступник, нет честного имени, — ответил маршал Варшул.
   
— Алиса! — обратился к ней медвежонок. — Неужели тебе меня совсем ни капельки не жалко?
   
И удивительное дело: Алиса все знала и понимала, она ничуть не верила Выпрахолу и в то же время не могла не любоваться его славной мордочкой, его золотой пушистой шерстью, его беззащитными сиреневыми лучистыми глазами.
   
— Хватит! — сказал маршал. — Хватит тебе обманывать человечество. Тебе многие верили, и где они? Погибли.
   
— Профессор Селезнев! — закричал медвежонок. — Я обращаюсь к вам официально как к директору Космического зоопарка и известному гуманисту. Вы должны охранять редких животных! Я требую занести меня в Красную книгу, и чем скорее, тем лучше.
   
Профессор Селезнев поднялся с земли. Он чувствовал себя неловко. Не глядя на космического преступника, он подошел к Алисе, положил ей руку на плечо и спросил:
   
— Тебе не больно?
   
— Все хорошо, папа, — ответила Алиса.
   
Селезнев обернулся к Пашке.
   
— У меня тоже все в норме, — ответил Пашка, догадавшись, о чем хочет его спросить отец Алисы. — Только не понимаю, как же я попался?
   
— Павел! — закричал медвежонок. — Как мы славно полетим с тобой! Да здравствуют щит и кнут! Долой врагов и бездельников! Бери свой бластер, сядем в крейсер, врежем всем по первое число!
   
— По-моему, он не совсем нормальный, — сказал Пашка.
   
— Ненормальный-то ненормальный, — не удержалась Алиса, — но обвел тебя вокруг пальца. Видите ли, мы решили показать ребеночку Луну!
   
— Кто так говорил? — удивился Пашка.
   
— Ты так говорил.
   
— Я так никогда не говорил. Я не мог такого сказать!
   
— А зачем вам понадобился наш школьный космический корабль?
   
— Чтобы… чтобы посмотреть!
   
Тут этот разговор прервал глава военно-правительственной делегации с планеты Лумм.
   
— Простите за причиненное беспокойство, — произнес он, протягивая руку профессору Селезневу. — И вдвойне простите, что мы были вынуждены вас временно парализовать. Вы попали под власть этого преступника.
   
— Все, кроме меня, — сообщил Громозека.
   
— И нас! И нас! — поддержали его малыши.
   
— У него на вас силенок не хватило, — сказал маршал. — Он потратил их на землян.
   
Попрощавшись с остальными, медвежата, то есть члены военно-правительственной делегации, направились к своему флаеру. Между ними шагал, переваливаясь, золотой медвежонок.
   
Перед тем как войти в флаер, он обернулся и крикнул:
   
— Мне стыдно за вас, профессор Селезнев! Вы отказались занести меня в Красную книгу! Если я буду истреблен, вина падет на вас.
   
Маршал подтолкнул его в спину, и люк в флаере закрылся.
   
Золотистой каплей флаер поднялся к потемневшим облакам, к первым звездам, к светящейся рекламе детского питания, прикрепленной к ручке ковша Большой Медведицы.
   
— Посетители Космозо будут очень расстроены, — сказал после долгой паузы профессор Селезнев. — Они успели полюбить золотого медвежонка.
   
— А я уже статью придумал. Для вашего журнала, — сообщил Пашка. — «Опыт обучения золотых медвежат с помощью карточек с буквами». Интересно?
   
— Ты лучше скорей маме позвони, — ответила Алиса. — Она волнуется, куда ты пропал.
   
— Я не пропал, а попал под вредное влияние одного завоевателя и диктатора, — ответил Пашка. — Можно, я флаер возьму?
   
— Возьми, — сказал Селезнев, — мы пешком пройдем до дома. Тут недалеко. И погода хорошая.
   
— Правильно, — согласился Громозека и выпустил из карманов своих детей. Чтобы побегали вокруг. И глядя, как они топают и неуклюже резвятся, он добавил: — Хорошая погода. Но если бы не эта делегация… быть бы нам рабами такого маленького славненького медвежонка.
   
— Ничего! — крикнул Пашка, забираясь в флаер. — Дружба все равно победила!
   
— Подкрепленная парализующими бластерами, — вздохнул Громозека. — Что-то много в Галактике развелось нечисти. И никак не уменьшается. Как вы можете объяснить это, хорошие люди и настоящие друзья?
   
— Если бы нечисти не было, — догадалась Алиса, — как бы понять, что мы такие хорошие? С кем сравнивать?
   
Флаер, уносящий Пашку, резко взмыл в темное небо, а остальные пошли не спеша домой, где мама готовит ужин на всю эту дружную компанию.
  
  
Настоящее кино [1993]
   
Наш дед — стихийное бедствие. Но не сам по себе, а только вместе с кинокамерой. Мне кажется, что он даже ночью во сне не выпускает ее из рук — а вдруг понадобится снимать Алисочку? Кроме Алисы он ничего не снимает и снимать не хочет. Притом деду не важно, что и как получилось — была бы Алиса в кадре, остальное приложится.
   
В комнату к деду в последний год входить не хочется — ногу сломаешь! Даже домашний робот старается убираться там как можно реже, чтобы не заблудиться в лабиринте кассетных холмов, утесов, сложенных из штативов и запасных объективов, гор оборудования для подземной, подводной и космической съемок. И на все протесты родственников дед с терпеливой улыбкой отвечает: «Вот подрастет Алисочка, и ей будет интересно. Я же для нее снимаю эту летопись».
   
Но пока что смотреть фильмы приходится ни в чем не повинным жильцам нашего дома — куда же денешься, если свет потушен и дед шипит на нас: «Не шумите! Не ходите! Смотрите, смотрите!»
   
Алиса смотрит все фильмы, но утверждает, что они получаются куда менее интересными, чем было на самом деле.
   
— Как так? — возмущается дед. — Ведь это документальное кино!
   
— Значит, не очень документальное, — возражает Алиса. — А где та баба-яга, которую мы встретили, когда летели над Воробьевыми горами?
   
— Какая баба-яга? — удивляется дед. — Ты имеешь в виду пожарный флаер?
   
Алиса пожимает плечами и уходит к себе. Каждый из них остается при своем мнении. Дедушка не верит в бабу-ягу, но верит в пожарные флаеры. А Алиса кричит ему из своей комнаты:
   
— Вот буду сама снимать кино и сниму дракона или гнома!
   
Дед смеялся, слыша эти слова, пока не случилось невероятное событие.
   
В тот день Алиса с дедом вернулись с прогулки позже обычного. Погода была такая хорошая, что они даже слетали в Хиву, чтобы посмотреть на весеннюю пустыню и собрать там тюльпанов. Еще Алиса привезла оттуда рыжий черепок, позеленевшую монету и три бусинки.
   
После обеда дедушка заявил:
   
— Попрошу не расходиться. Будем смотреть новый фильм.
   
— Только не это! — воскликнула мама. — У меня срочная работа.
   
— Я в следующий раз посмотрю, — сказала бабушка.
   
— Мне еще посуду надо чистить, — сказал домашний робот.
   
А я хотел уйти, ничего не сказав.
   
И вдруг, к нашему удивлению, Алиса сказала:
   
— Пожалуйста, останьтесь, посмотрите. Это будет самое настоящее кино!
   
— Конечно, — согласился дедушка. — Как всегда.
   
— Совсем не как всегда, — сказала Алиса, и в голосе ее прозвучало что-то такое, что заставило нас всех вернуться в комнату и усесться перед экраном.
   
— Мы въезжаем в пустыню! — объявил дед.
   
На экране был виден нос вездехода. Потом из машины вылезла Алиса и отправилась к каким-то пыльным развалинам. Послышался голос деда: «Алиса, смотри под ноги. Весной скорпионы очень опасны».
   
Алиса, будто не слыша, продолжала идти к развалинам. И тут у нас на глазах развалины начали странным образом изменяться. Будто кто-то невидимый принялся достраивать и починять башни, заново возводить минареты и купола мечетей. На склоне холма ниже крепости выросли деревья с зелеными листьями и золотыми плодами, и откуда-то издалека донеслась нежная восточная музыка…
   
— Это еще что такое? — рассердился дед. — Я этого не видел.
   
— Это настоящее кино, — ответила Алиса. Мне показалось, что она улыбается.
   
— Ой! — воскликнула бабушка. — Это что такое? Алиса!
   
Из-за крайней башни, невидимый Алисе, выполз громадный черный скорпион, ростом со слона. Он лениво покачивал хвостом, на конце которого был ядовитый коготь, и его глаза, размером с блюдце каждый, зловеще сверкали.
   
— Прекрати! — закричала бабушка. — Не смей угрожать ребенку!
   
— Сейчас, — отвечал дед, — одну минутку…