1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 
— У меня нет времени прислушаться к каждому слову, которое этот молодчик выпускает из своего глуповатого рта. Двигайте, найдите падре и скажите ему, чтобы спасал оттуда свою сраку. И собственные сраки возвращайте в город также. Конец.
    
Линда возвратила микрофон на штатив и посмотрела на Джеки.
    
— Возвращать наши сраки в город? — повторила Джеки. — Наши сраки?
    
— Сам он срака, — сказала Линда.
    
Ей хотелось проговорить это весело, но замечание повисло в тишине. Какую-то минуту они просто молча сидели в машине, только двигатель гудел на холостом ходу. А потом Джеки произнесла голосом тихим, едва слышным:
    
— Как же это гадко.
    
— Рендольф вместо Перкинса, имеешь ввиду?
    
— И он, и эти новые копы, — последнее слово она взяла в воздухе в кавычки пальцами. — Эти пацаны. А знаешь что? Когда я отмечалась в участке, Генри Моррисон сказал мне, что Рендольф принял ещё двух сегодня утром. Они пришли прямо с улицы вместе с Картером Тибодо, и Пит просто их записал, не задавая никаких вопросов.
    
Линда знала, какого сорта приятели ошиваются рядом с Картером, и в «Диппере», и в «Топливе & Бакалее», и в том гараже, где они по обыкновению занимаются тюнингом своих приобретённых в кредит мотоциклов.
    
— Ещё двух? Зачем?
    
— Пит сказал Генри, что они могут понадобиться, если ракета не пробьёт Купол. «Чтобы удержать ситуацию под контролем», — так он сказал. И знаешь, кто вложил эту идею ему в голову?
    
Линда, конечно же, знала.
    
— По крайней мере, они не имеют оружия.
    
— Кое-кто имеет. Не полицейское, собственное. Завтра — конечно, если все не закончится уже сегодня — они его будут иметь уже все. И с сегодняшнего утра Пит позволил им ездить по двое, вместо того, чтобы каждого выделять пару с кем-то из настоящих копов. Это такой срок стажировки? Двадцать четыре часа, а по факту и меньше. Ты понимаешь, что теперь этих пацанов больше, чем нас?
    
Линда молча себе это представила.
    
— Гитлерюгенд, — произнесла Джеки. — Вот что приходит мне на ум. Может, это и слишком, но я молю Бога, чтобы все это сегодня уже прекратилось, и мои опасения оказались напрасными.
    
— Я не совсем могу себе представить Питера Рендольфа в роле Гитлера.
    
— Я тоже. Мне он кажется больше похожим на Германа Геринга. Это я имею в виду Ренни, когда говорю о Гитлере. — Она нажала на газ, сделала трёхходовой разворот и направила машину в сторону Церкви Святого Христа-Спасителя.
   
   
    
     
5
    
    
Церковь стояла незапертая и пустая, генератор отключён. В пасторате было тихо, но «Шевроле» преподобного Коггинса стоял в его маленьком гараже. Заглянув туда, Линда заметила на бампере две наклейки. На той, что справа, была надпись: ЕСЛИ ВОЗНЕСЕНИЕ СЕГОДНЯ, КОЕ-КТО ДРУГОЙ ПЕРЕХВАТИТ МОЙ РУЛЬ! Та, что слева, гласила: МОЯ ВТОРАЯ МАШИНА ИМЕЕТ 1 °CКОРОСТЕЙ.
    
Линда обратила внимание Джеки на вторую надпись.
    
— У него есть велосипед, я его видела вверху. Но в гараже его не видно, и он, возможно, на нём поехал в город. Экономит бензин.
    
— Возможно, — согласилась Джеки. — Хотя нам следует проверить в доме, он случайно не поскользнулся в душе, не свернул там себе шею.
    
— Это означает, что, возможно, нам придётся увидеть его голого?
    
— Никто не говорил, что полицейская работа должна быть сама красота, — ответила Джеки. — Идём.
    
Дом был заперт, но в городе, где большинство населения представляют сезонные жители, полиция прекрасно знает, как попасть в дом. Они поискали запасной ключ в обычных местах. Нашла его Джеки. Он висел на крючке с внутренней стороны кухонного окна. Им открывались задние двери.
    
— Преподобный Коггинс? — перед тем как войти в открытые двери, позвала Линда. — Преподобный Коггинс, здесь полиция, вы дома?
    
Никакого ответа. Они вошли. Нижний этаж сиял чистотой и порядком, но Линда ощущала какой-то дискомфорт здесь. Это просто оттого, что она находится в чужом доме, уверила себя Линда. В доме религиозного человека, и к тому же без его разрешения. Джеки поднялась на второй этаж.
    
— Преподобный Коггинс? Полиция. Если вы здесь, отзовитесь, пожалуйста.
    
Линда стояла около подножия ступенек, смотря вверх. В доме чувствовалось что-то нехорошее. Вдруг она подумала о Дженнилл, вспомнила, как её трясло и корчило. Тогда тоже было нехорошо. Причудливая уверенность проскользнула ей в мозг: если бы прямо здесь сейчас оказалась Дженнилл, у неё вновь начался бы припадок. И она, конечно же, вновь начала бы проговаривать причудливые вещи. Наверняка, о Хэллоуине и о Большой Тыкве.
    
Ступеньки были абсолютно обычными, но ей не хотелось подниматься по ним, хотелось просто подождать, пока Джеки не убедится, что в доме никого нет, и тогда они поедут уже к радиостанции. Но когда партнёрша её позвала, Линда пошла вверх.
   
   
    
     
6
    
    
Джеки стояла посреди Коггинсовой спальни. На одной её стене висел простой деревянный крест, а на противоположной — табличка с надписью: ОКО ЕГО ВЫСЛЕЖУЕТ ВОРОБЬЯ[202]. Покрывало на кровати было откинуто. На простыне под ним заметны были следы крови.
    
— И вот это, — позвала Джеки. — Иди-ка сюда.
    
Линда неохотно подошла. Между кроватью и стеной на полированном деревянном полу лежал завязанный узлами кусок бечевы. На узлах тоже была кровь.
    
— Похоже на то, что его кто-то бил, — мрачно заметила Джеки. — Наверняка, так сильно, что он даже потерял сознание. И тогда они положили его на… — Она перевела взгляд на партнёршу. — Нет?
    
— Вижу, ты росла не в религиозной семье, — сказала Линда.
    
— Как раз наоборот. Мы верили в святую троицу: Санта-Клауса, пасхального зайца[203] и зубную фею. А ты?
    
— В простой, как вода из водопровода, баптистской семье, но о таких вещах, что мы здесь видим, я слышала. Думаю, он занимался самобичеванием.
    
— Эй! Это же когда-то делали люди за свои грехи?
    
— Да. И, я думаю, это никогда полностью не выходило из моды.
    
— Тогда картина становится яснее. Типа того. Сходи-ка в туалет, посмотри, что там, на бачке унитаза.
    
Линда не пошевелилась. Бечева с узлами сама по себе плохая вещь, но общая атмосфера дома, в которой ощущалось запустение — это было ещё хуже.
    
— Двигай. Никто там тебя не укусит, и я ставлю доллар против десяти центов, что ты в жизни видела кое-что похуже.
    
Линда пошла в туалет. На унитазном бачке лежали два журнала. Один благочестивый — «Горница». Второй назывался «Юные восточные щёлки». Линда сомневалась, чтобы такой журнал продавали в каких-нибудь религиозных книжных магазинах.
    
— Итак, — подытожила Джеки. — Картина ясна? Он сидит на унитазе, взбивает себе маслице…
    
— Взбивает маслице? — захохотала Линда, вопреки своей нервозности. Или, может, из-за неё.
    
— Это моя мать так говорила, — объяснила Джеки. — Словом, после того, как покончит с этим делом, он отрывается на полную, лупит себя, замаливая грехи, и тогда уже ложится в кровать и видит сладкие азиатские сны. Сегодня он просыпается отдохнувший, свободный от грехов, делает свои утренние религиозные процедуры, садится на велосипед и едет в город. Нормальная версия?
    
Версия была нормальной. Вот только не объясняла она, почему атмосфера в этом доме казалась ей такой плохой.
    
— Пошли, проверим радиостанцию, — произнесла она. — Хочется уже поскорее вернуться в город и выпить кофе. Я угощаю.
    
— Хорошо, — согласилась Джеки. — Я буду чёрный. С моей гипотонией…
   
   
    
     
7
    
    
Остроконечное, почти все из стекла, здание студии РНГХ тоже было заперто, однако из смонтированных под карнизом громкоговорителей звучало «Спокойной ночи, дорогой Иисус» в исполнении такого выдающегося соул-певца, как Перри Комо[204]. Позади студии высилась радиобашня, красные проблесковые огни на её верхушке были едва видимы в ярком утреннем свете. Возле башни стояло длинное, похожее на ригу здание, где, как решила Линда, содержался генератор и всякое другое оборудование, необходимое для ретрансляции чуда Божьей любви на весь Западный Мэн, восточную часть Нью-Хэмпшира и, вероятно, на другие планеты солнечной системы.
    
Джеки постучала, потом начала грюкать.
    
— Там, вероятно, нет никого, — предположила Линда… однако же и это место отдавало чем-то нехорошим. К тому же в воздухе здесь висел какой-то странный смрад, затхлый и болезненный. Где-то так всегда пахло в кухне её матери, как бы она её не проветривала. Потому что её мать курила, как паровоз, а приличной пищей считала только то, что сама жарила в глубокой сковороде, хорошенько намащённой свиным салом.
    
Джеки покачала головой.
    
— Мы же слышали никого, разве нет?
    
У Линды не было что возразить, потому что так оно и было. Уезжая от пасторской усадьбы, они слушали радио и слышали голос ди-джея, который вкрадчиво объявил: «Следующая песня — очередное послание Божьей любви».
    
На этот раз поиски ключа длились дольше, но Джеки наконец-то отыскала его в конверте, прилепленном к дну почтового ящика. Там же лежала бумажка, на которой кем-то были нацарапаны цифры 1693.
    
Ключ был дубликатом, немного западал, но после серии штрыканий свою работу он сделал. Войдя в середину, они сразу же услышали размеренный писк системы безопасности. Клавиатура обнаружилась на стене. Как только Джеки набрала те цифры, сигнал тревоги тут же замолчал. Теперь осталась только музыка. Перри Комо уступил какой-то инструментальной композиции. Линда подумала, что как-то она подозрительно ей напоминает органное соло из «ГАДДА-ДА-ВИДА»[205]. Динамики в помещении были в тысячу раз качественней, чем те, которые висели на дворе, и музыка звучала громче, почти как на живом концерте.
    
«Как люди могут работать в таком ханжеском шуме? — удивлялась Линда — Отвечать на телефонные звонки? Делать какие-то дела? Как им это удаётся?»
    
И тут тоже было что-то нехорошее. Линда была уверена в этом. Это место ей казалось более чем зловещим; она ощущала в нём прямую опасность. Увидев, что Джеки расстегнула кобуру своего служебного пистолета, Линда последовала её примеру. Приятно было ощущать под ладонью рукоять автоматического оружия. «Твоё дуло, и твоя рукоять меня утешат»[206], - подумала она.
    
— Эй! — позвала Джеки. — Преподобный Коггинс? Или кто-нибудь?
    
Нет ответа. За стойкой администратора было пусто. Левее располагались двое запертых дверей. Прямо впереди, за стеклянной перегородкой на всю длину просматривалось главное помещение. Линда заметила там мерцание огоньков. Эфирная студия, решила она.
    
Джеки, держась настороже, ногой поочерёдно распахнула настежь обе запертые двери. За одними оказался кабинет. За другими на удивление шикарный конференц-зал, где властвовал гигантский телевизор с плоским экраном. Он работал, но без звука. На нём, чуть ли не в натуральный рост, Андерсон Купер вёл репортаж, похоже, что с центральной улицы Касл Рока. Тамошние дома было украшены флагами и жёлтыми лентами. Линда увидела на одном магазине плакат с надписью: ОСВОБОДИТЕ ИХ. От его вида ей стало ещё хуже. Внизу экрана бежали титры: ИСТОЧНИКИ В МИНИСТЕРСТВЕ ОБОРОНЫ СООБЩАЮТ: РАКЕТНЫЙ УДАР НЕМИНУЕМ.
    
— Почему включён телевизор? — спросила Джеки.
    
— Потому что тот кто-то, кто охраняет радиостанцию, оставил его включ…
    
Её заглушил громовой голос.
    
— В исполнении Раймонда Говелла для вас звучала песня «Христос — мой Господь и Проводник».
    
Женщины подпрыгнули.
    
— А я, Норман Дрэйк, напоминаю вам три важных факта: первый — вы слушаете программу «Время возрождения» на РНГХ, второй — Бог любит вас, и третий — Он послал Сына Своего на Голгофу умереть за вас на кресте. Сейчас девять двадцать пять утра и, как мы не утомляемся вам напоминать, — время течёт. Отдали ли вы уже ваше сердце Господу? Услышимся через несколько минут.
    
Норман Дрэйк уступил место какому-то сладкоречивому дьяволу, который начал рекламировать полностью записанную на DVD Библию, а главное, что платить за этот товар вы могли ежемесячными взносами, или вернуть его назад с полной компенсацией взносов, если не ощущали себя счастливыми, как свинья в луже. Линда и Джеки пошли к окну в студию и заглянули через него. Никакого Нормана Дрэйка или сладкоголосого дьявола там не было, но, когда после окончания рекламы в эфире вновь появился голос ди-джея, зелёная лампочка вспыхнула красным светом, а красная — зелёным.
    
— Здесь автоматика, — произнесла Джеки. — Обман какой-то.
    
Зазвучала музыка, и ещё один красный огонёк превратился в зелёный.
    
— Почему же тогда у нас такое ощущение, что здесь кто-то есть? Только не говори мне, что ты этого не чувствуешь.
    
Джеки не возражала.
    
— Потому что это как-то чудно. Ди-джей даже время объявляет. Солнышко, эта аппаратура должна стоить немыслимых денег! Тут уместно вспомнить дух из машины, как ты думаешь, сколько это может продолжаться?
    
— Наверняка, пока не кончится пропан, пока не выключится генератор.
    
Линда заметила ещё одни запертые двери и распахнула их ногой так же, как перед тем это делала Джеки, но… в отличие от Джеки, она вытянула свой пистолет, хотя и держала его возле бедра дулом вниз и с включённым предохранителем.
    
За дверьми оказался туалет, пустой. На стене в нём висело изображение весьма европеоидного типа Иисуса.
    
— Я лицо нерелигиозное, — произнесла Джеки. — Поэтому тебе нужно мне объяснить, зачем людям нужно, чтобы на них смотрел Иисус, когда они дуются.
    
Линда замотала головой.
    
— Давай уберёмся отсюда, пока у меня крыша не поехала, — сказала она. — Вся эта радиостанция словно воплощение на суше «Марии Селесты»[207].
    
Джеки тревожно посмотрела вокруг.
    
— Ну, атмосфера здесь действительно причудливая. Твоя правда.
    
И неожиданно она хрипло завопила в полный голос, так, что Линда подпрыгнула. Ей даже захотелось попросить Джеки не галдеть так, потому что вдруг кто-то услышит и придёт. Или что-то.
    
— Эй! Есть здесь кто? Последний раз спрашиваю!
    
Ничего. Никого.
    
Уже на дворе Линда перевела дух.
    
— Когда я была ещё тинэйджеркой, мы с друзьями поехали в Бар Харбор[208]. Остановились на пикник на той живописной скале. Нас было где-то с полдесятка. День стоял ясный, видно было вдаль едва не до Ирландии. Когда мы уже покушали, я захотела пофотографировать. Мои друзья скакали, дурачились, лапали друг друга, а я все отступала и отступала назад, чтобы всех поймать в кадр. И тогда одна девушка, Арабелла, моя лучшая подружка на то время, перестала поддёргивать на другой девушке, прям под подмышки, трусы и как закричит: «Стой, Линда! Стой!» Я остановилась и осмотрелась. Знаешь, что я увидела?
    
Джеки покачала головой.
    
— Атлантический океан. Я продвинулась задом вплоть до самого краешка площадки для пикников. Там стоял предупредительный знак, но не было никакой изгороди или поручней. Ещё один шаг — и я бы полетела вниз. Вот точно такое же, как тогда, ощущение у меня и сейчас.
    
— Лин, здесь же пусто.
    
— Я так не думаю. И кажется мне, что и ты так не думаешь.
    
— Ну, здесь немного жутко, я согласна. Но мы же проверили все помещения…
    
— Студию — нет. К тому же телевизор работает, и музыка играет слишком громко. Ты же не думаешь, что они её постоянно включают так громко?
    
— Откуда мне знать, как делают эти святоши? — пожала плечами Джеки. — Может, они ждут Апокалюпсис.
    
— Липсис.
    
— Да пусть, как хотят. Хочешь — проверим ту кладовку?
    
— Абсолютно нет, — ответила Линда, заставив Джеки поперхнуться смехом.
    
— О'кей. Доложим, что наличия преподобного не выявлено, правильно?
    
— Правильно.
    
— Тогда айда в город. За кофе.
    
Прежде чем занять место на штурманском сидении экипажа номер два, Линда ещё раз окинула глазом всплывающее елейными аудио-радостями здание студии. Вокруг не слышалось ни одного постороннего звука, она поняла, что не слышит пения ни одной птички, и удивилась, не поубивались ли они напрочь все об Купол. Конечно же, это маловероятно. Или нет?
    
Джеки кивнула на микрофон.
    
— Хочешь, я напоследок крикну ещё через громкоговоритель? Объявлю, если кто-то здесь прячется, пусть берет ноги в руки и драпает в город? Потому что — я это лишь только что подумала — они могли нас испугаться.
    
— Чего я на самом деле хочу, так это чтобы ты, наконец, перестала здесь зависать и быстрее везла нас отсюда.
    
Джеки не спорила. Она развернулась на короткой подъездной аллее в сторону Малой Суки и направила машину на Честер Милл.
   
   
    
     
8
    
    
Прошло время. Играла религиозная музыка. Вернулся в эфир Норман Дрэйк и объявил, что сейчас девять тридцать четыре по Восточному дневному времени. Господь любит вас. Следом пошла реклама «Подержанных автомобилей Джима Ренни», которую читал второй выборный лично.
    
— Наша традиционная осенняя выставка-продажа, и, о Боже, сколько же тут у нас завалялось товара! — ворковал Большой Джим шуточно-покаянным голосом. — У нас есть «Форды», есть «Шеви», есть «Плимуты»! У нас есть редчайший «Додж Рэм» и даже ещё более раритетный «Мустанг»! Народ, у меня есть не один, не два, а целых три «Мустанга», все как новенькие, один из них знаменитый кабриолет V6, и каждый из них идёт с прославленной христианской гарантией Джима Ренни. Мы обслуживаем то, что продаём, мы кредитуем и делаем все это по очень смехотворным ценами. А именно сейчас, — он захохотал ещё громче, — Мы должны просто расчистить нашу территорию! Итак, приезжай, сосед! Кофейник всегда горячий: САМ ВОСПОЛЬЗУЙСЯ И КАЖДОМУ ПЕРЕСКАЖИ — ЛУЧШЕ ВСЕГО ОБСЛУЖИВАЕТ БОЛЬШОЙ ДЖИМ!
    
В дальнем конце студии отворились потихоньку двери, которых не заметила ни одна из женщин. За ними ещё больше перемигивалось огоньков — Целая галактика. Помещение, не больше, чем кладовка, было захламлено проводами, сплиттерами, руттерами и всякими-разными электронными прибамбасами. Вы могли бы сказать, что для человека там просто нет места. Но Мастер был не просто худым, он был полностью отощавшим. Лишь глубоко утопленные в его череп глаза блестели. Кожа у него была бледная, покрытая пятнами. Завёрнутые вглубь рта губы покоились на почти лишённых зубов дёснах. Одет он был в грязные штаны и рубашку, а трусы для его куриных окороков стали далёким прошлым. Сомнительно, чтобы даже Сэмми Буши узнала своего пропавшего мужа. В одной руке он держал сэндвич с желе и арахисовым маслом (теперь он мог есть только мягкое), а во второй «Глок-9».
    
Он подошёл к окну, которое смотрело на стоянку, с намерением выскочить и пострелять шлюх, если они ещё здесь; он этого чуть не сделал, когда они находились внутри. Поначалу немного испугался. Потому что на самом деле демонов убить невозможно. Когда их человеческие тела умирают, они просто перелетают в другого носителя. А, находясь между телами, демоны имеют вид чёрных дроздов. Мастер сам это видел в собственных снах, которые случались в те редчайшие теперь моменты, когда он мог заснуть.
    
Но шлюхи уехали. Для них здешний атман[209] оказался слишком мощным.
    
Ренни приказал ему прикрыть дело, Мастер Буши так и сделал, но ему, вероятно, придётся вновь поставить вариться несколько кастрюль, потому что большая партия неделю назад была отправлена в Бостон, а у него уже почти закончился продукт. А ему же надо курить. В последнее время его атман только этим и питался.
    
Однако пока что у него есть. Он завязал с блюзовой музыкой, которая так много значила для него в тот период жизни, когда он был ещё Филом Буши — Би Би Кинг, Коко Тейлор и Гончак Тейлор, Мадди и Воющий Волк, даже бессмертный Малыш Уолтер[210] — и трахаться тоже завязал; он даже почти перестал опорожняться, запоры у него длились с июня. А вообще всё было хорошо. Что уничтожает тело, то кормит атман.
    
Он вновь внимательно осмотрел стоянку и дорогу, чтобы удостовериться, не прячутся ли где-то там демоны, и тогда засунул пистолет себе сзади за пояс и отправился к зданию склада, который в последнее время стал больше похожим на фабрику.
   
   
    
     
9
    
    
Расти Эверетт стоял и смотрел на склад позади больницы. Он присвечивал себе фонарём, потому что они с Джинни Томлинсон, которая теперь возглавляла администрацию медицинской службы Честер Милла, — охренеть можно! — решили отключить электроснабжение всем отделениям, которые в нём экстренно не нуждались. Слева, под отдельным навесом, грохотал большой генератор, доедая остатки пропана из глубин своего прочного баллона.
    
«Большинство баллонов пропали, — говорил Твич, и, о Господи, так оно и есть. — Согласно карточке на дверях, их должно было быть семь, а имелись только два».
    
То есть Твич ошибся. Потому что здесь был всего лишь один. Расти провёл лучом фонаря по синей надписи БОЛ КР, нанесённой трафаретом на серебристом боку баллона ниже логотипа снабжающей компании «Мёртвая Река»[211].
    
— А я тебе говорил, — произнёс голос Твича за спиной у Расти, заставив его вздрогнуть.
    
— Неправильно говорил. Здесь только один.
    
— Вранье! — вступил Твич через косяк. Он огляделся, пока Расти присвечивал ему фонариком вдоль больших стеллажей с разным имуществом больницы, которые окружали пустое место в центре амбара, и исправился: — Нет, не вранье.
    
— Ещё бы.
    
— Отважный вождь, кто-то ворует у нас пропан.
    
Расти тяжело было в такое поверить, но другого объяснения не существовало.
    
Твич присел наприсядки.
    
— Глянь-ка сюда.
    
Расти припал на колено. Площадку площадью четверть акра позади больницы только летом покрыли свежим асфальтом и, поскольку морозов, от которых он мог бы потрескаться или вздуться (по крайней мере, пока что), не случалось, он выглядел, как гладенькое чёрное полотно. Легко было заметить следы колёс перед раздвижными дверьми склада.
    
— Похоже на то, что здесь побывал городской фургон, заметил Твич.
    
— Или какой-то другой большой фургон.
    
— И всё-таки следовало бы проверить кладовую позади горсовета. Моя не имеет веры к Большой Вождь Ренни. Твич считает его плохой колдун.
    
— Зачем ему надо было забирать наш пропан? У выборных своего полно.
    
Они пошли в госпитальную прачечную, также теперь отключённую от электричества. Возле дверей там стояла скамейка. На кирпичной стене висела табличка: КУРИТЬ ЗДЕСЬ БУДЕТ ЗАПРЕЩЕНО С 1-го ЯНВАРЯ. НАЧИНАЙТЕ БРОСАТЬ КУРИТЬ СЕЙЧАС, ВО ИЗБЕЖАНИЕ РЕЗКОЙ ЛОМКИ!
    
Твич достал свои «Мальборо» и предложил Расти. Расти отмахнулся, потом подумал и взял сигарету. Твич дал подкурить ему, потом сам подкурил.
    
— Откуда ты знаешь? — спросил он.
    
— Откуда я знаю что?
    
— Что у них своего полно. Ты проверял?
    
— Нет, — ответил Расти. — Но, если им вздумалось стибрить, то почему именно у нас? И не только потому, что украсть что-то из местной больницы выглядит неприличным для людей высшего класса, у них же там практически рядом почта. Могли бы поживиться у почтальонов.
    
— А может, Ренни со своими приятелями поживился там ещё раньше. Сколько там могло быть, кстати? Один баллон? Два? Мелочь.
    
— Я не могу понять, зачем им вообще мог понадобиться газ? В этом нет никакого смысла.
    
— Здесь ни в чём нет смысла, — сказал Твич и зевнул так вкусно, что Расти услышал, как у него заскрипели челюсти.
    
— Ты сделал все процедуры, не так ли? — Расти на какой-то миг подивился сюрреалистическому смыслу своего вопроса. После смерти Гаскелла сам он стал главным врачом, а Твич, который был санитаром лишь три дня тому назад, стал тем, кем до этого был Расти: фельдшером.
    
— Йес, — вздохнул Твич. — Мистеру Карти не пережить следующий день.
    
Расти ещё неделю назад думал также об Эди Карти, который находился на последней стадии рака желудка, а тот все ещё держался.
    
— Кома?
    
— Яволь, сенсэй.
    
Оставшихся пациентов Твич мог пересчитать на пальцах одной руки — и это, понимал Расти, было огромное счастье. Он подумал, что и сам мог бы ощутить себя счастливым, если бы не чувствовал себя так утомлено и тревожно.
    
— Джордж Вернер, по моему мнению, стабилен.
    
Вернер, житель Восточного Честера, шестидесятилетний и тучный, пережил в День Купола инфаркт миокарда. Расти считал, что он выпутается… на этот раз.
    
— А что касается Эмили Вайтхаус… — Твич пожал плечами. — С ней не так хорошо, сенсэй.
    
Сорокалетнюю, без унции лишнего веса Эмми Вайтхаус также сразил инфаркт приблизительно через час после того, как случился инцидент с Рори Динсмором. С ней всё было намного хуже, чем с Джорджем Вернером, потому что она была безумной любительницей физических упражнений для здоровья и страдала там, что доктор Гаскелл называл «спортивным шоком».
    
— Девочка Фримэнов поправляется, Джимми Серойс держится, а Нора Ковленд полностью в порядке. После ланча выпишем. Итак, в целом, не такие уже и плохие дела.
    
— Да уж, — согласился Расти. — Но дальше будет хуже. Я тебе гарантирую. И… если бы у тебя случилась катастрофическая травма головы, ты захотел бы, чтобы тебя оперировал я?
    
— Ни за что, — ответил Твич. — Я не теряю надежды, что скоро появится Грегори Хаус.
    
Расти погасил сигарету в жестянке, и бросил взгляд на их опустошённую кладовку. Может, следует ему заглянуть в кладовую позади городского совета — чем это может повредить?
    
На этот раз зевнул уже он.
    
— Долго ли ты сможешь так держаться? — спросил Твич. Из его голоса пропала вся игривость. — Я спрашиваю только потому, что теперь ты единственный, кого сейчас имеет наш город.
    
— Сколько надо, столько и буду. Меня беспокоит лишь то, что из-за усталости я могу что-то напортачить. Ну, и столкнуться с чем-то, что выходит за рамки набора моих умений, — он вспомнил Рори Динсмора… и Джимми Серойса. О Джимми думать было труднее, потому что Рори был уже недосягаем для возможных медицинских погрешностей. Ну а Джимми…
    
Расти представил себя в операционной, как он прислушивается к негромкому пиканью аппаратуры. Увидел себя, как он рассматривает голую бледную ногу Джимми с чёрной линией, проведённой в том месте, где надо сделать разрез. Представил Даги Твичела в роли анестезиолога-дебютанта. Ощутил, словно Джинни Томлинсон вкладывает скальпель ему в обтянутую резиновой перчаткой ладонь, увидел, как она смотрит на него поверх маски своими холодными синими глазами.
    
«Храни меня, Боже, от этого», — подумал он.
    
Твич положил свою ладонь на руку Расти.
    
— Не переживай, — произнёс он. — Не забегай лишний раз мыслями в завтрашний день.
    
— Да где там. Тут и на час заведомо загадывать тяжело, — ответил Расти, привставая с лавочки. — Пойду-ка я в амбулаторию, посмотрю, не стряслось ли там чего. Благодарю Бога, сейчас уже не лето; оказались бы у нас на руках тысячи три туристов и семьсот детей из лагерей отдыха.
    
— Хочешь, я с тобой?
    
Расти покачал головой.
    
— Почему бы тебе вновь не сходить к Эду Карти? Посмотреть, находится ли он ещё в мире живых.
    
Расти бросил ещё один взгляд на газовую кладовую, и уже тогда поплёлся за угол здания и дальше по диагонали в сторону амбулатории на дальнем конце подъездной аллеи больницы имени Катрин Рассел.
   
   
    
     
10
    
    
Конечно, Джинни была в больнице; прежде чем выписать домой миссис Ковленд, она делала последнее взвешивание её новорождённому младенцу. В приёмной амбулатории дежурила семнадцатилетняя Джина Буффалино, за плечами у которой было ровно шесть недель медицинской практики, и то в роли санитарки-волонтёрки. Она встретила Расти взглядом глаз ослеплённой автомобильными фарами дикой козочки, от чего его сердце ёкнуло, но в приёмной было пусто, и это уже хорошо. Очень хорошо.
    
— Никаких звонков? — спросил Расти.
    
— Один. От миссис Венциано, что живёт неподалёку от Чёрной Гряды. У неё ребёнок застрял головой между рейками манежа. Она хотела, чтобы приехала скорая. Я… я сказала ей, чтобы намазала ребёнку голову оливковым маслом и попробовала сама. У неё получилось.
    
Расти расцвёл в улыбке. Возможно, будет толк из этой девушки. Джина, явно с огромным облегчением, улыбнулась ему тоже.
    
— Здесь пусто в конце концов, — произнёс Расти. — И это чудесно.
    
— Не совсем. Здесь мисс Гринелл, её, кажется, Эндрия зовут? Я её оставила в третьем, — Джина поколебалась. — У неё довольно расстроенный вид.
    
Повеселевшее было сердце Расти вновь оборвалось. Эндрия Гринелл. И расстроенная. Это означает, она хочет новый рецепт на оксиконтин. Которого он, в здравом уме, не имеет права выписывать, даже если у Энди Сендерса этих пилюль вагон.
    
— Хорошо, — он уже сделал пару шагов по коридору к осмотровому кабинету номер три, но тут же остановился. — Ты не присылала мне сообщений.
    
Джина вспыхнула.
    
— Она меня попросила этого не делать.
    
Расти это удивило, но только на секунду. Пусть Эндрия имеет свои проблемы с лекарствами, но она отнюдь не тупая. Она просто знала, что Расти находится в больнице и, скорее всего, вместе с Твичем. А Даги Твичел не кто-нибудь, а её младший братец, который даже в свои тридцать девять остаётся для Эндрии тем, кого она должен защищать от чёрных фактов реального жизни.
    
Расти остановился против дверей с табличкой 3, стараясь собраться с духом. Должно быть тяжело. Эндрия не какой-то наглый пьяница из тех, что заявляют, что алкоголь не создаёт для них никаких проблем, и не похожая она на тех метамфетаминщиков, количество которых явным образом выросло за последний год или больше. То, что Эндрия самая полностью осознает свою зависимость, устраняет возможность напугать её этим, и потому усложняет сам процесс лечения. Конечно, после падения она невероятно страдала. Оксиконтин тогда сослужил свою службу, приглушив боль, она смогла спать, можно было начать терапию. Не её вина в том, что лекарство, которое ей так помогло тогда, это то самое лекарство, которое некоторые из врачей называют синтетическим героином.
    
Он открыл двери и вошёл, репетируя мысленно отказ. «Ласково, но непоколебимо, — повторял он себе. — Ласково, но непоколебимо».
    
Она сидела в уголке на стуле под плакатом о холестериновых ужасах, ноги плотно сомкнуты, голова склонена над сумочкой у неё на коленях. Крупная женщина, которая сейчас выглядела малюсенькой. Какой-то такой, словно уменьшенной. Она подняла голову, и Расти увидел, какое у неё осунувшееся лицо — морщины возле губ углубились, кожа под глазами почти чёрная, — он передумал и решил, что выпишет ей рецепт на розовом бланке из блокнота доктора Гаскелла. Возможно, когда уже закончится этот кризис с Куполом, ему посчастливится подговорить её к программе детоксикации; пусть даже через угрозу рассказать обо всём её брату, если не поможет. Потому что очень редко ему случалось видеть такую насущную необходимость.
    
— Эрик… Расти… У меня беда.
    
— Я понимаю. Вижу. Я выпишу…
    
— Нет! — похоже, она смотрит на него с ужасом в глазах. — Ни в коем случае, даже если я буду умолять! Я наркоманка и должна отказаться от этой зависимости! Я старый хлам, настоящее чмо!
    
Лицо её совсем сморщилось. Она старалась расправить его волевым усилием и не смогла. Вместо этого заслонила руками. Громкие, конвульсивные рыдания, которые так тяжело было слышать, прорывались сквозь её пальцы. Расти подошёл, припал возле неё на колено, обнял её одной рукой.
    
— Эндрия, очень хорошо, что ты хочешь это прекратить, это просто чудесно! — но сейчас, возможно, не самое лучшее для этого время…
    
Она посмотрела на него заплаканными, покрасневшими глазами.
    
— Ты, наверное, прав, это наиболее неподходящее время, но сделать мне нужно это именно сейчас! И ты ничего не будешь говорить Даги и Рози. Можешь мне помочь? Можно вообще этого добиться? Потому что сама я не смогла, никак. Эти ненавистные розовые пилюли! Я кладу их в ящик и приказываю себе «сегодня больше ни-ни!», а через час вновь их глотаю! Никогда в жизни я не была в таком дерьме, как теперь. — Она понизила голос, словно разглашая большую тайну: — Я боюсь, что это уже совсем не спина, я боюсь, это мой мозг приказывает спине так ужасно болеть, чтобы я не прекращала принимать эти чёртовы пилюли.
    
— А почему именно сейчас, Эндрия?
    
Она лишь помотала головой.
    
— Так ты мне можешь помочь или нет?
    
— Да, но если ты думаешь, что будешь иметь что-то наподобие похмелья, забудь. Во-первых, у тебя будут… — на миг он увидел, как Дженни дёргается в кровати, как она бормочет что-то о Большой Тыкве. — У тебя будут судороги.
    
Она толи не поняла, толи оставила это без внимания.
    
— Как долго?
    
— Чтобы пройти физический период? Две недели. Может, три.
    
«И это было бы очень быстро, если посчастливится», — подумал он, но промолчал.
    
Она сжала ему руку. Пальцы у неё были совсем холодные.
    
— Это долго.
    
Очень неприятная мысль вынырнула в голове Расти. Наверняка, это просто мгновенная паранойя, вызванная стрессом, однако убедительная.
    
— Эндрия, тебя кто-то шантажирует?
    
— Ты смеёшься? Каждый здесь знает, что я принимаю эти пилюли, это маленький город. — Что, по мнению Расти, отнюдь не было похоже на ответ. — Каков вероятный кратчайший срок?
    
— С инъекциями В12, плюс тиамин и витамины, вероятно, дней десять. Но тебе будет очень плохо. Ты почти не сможешь спать, появится синдром беспокойных ног. И это не слабенькие симптомы, недаром наркоманы называют очищение спрыгиванием. К тому же кто-то должен уменьшать тебе дозы — кто-то, кто будет хранить таблетки, и не будет давать тебе больше, сколько бы ты не умоляла. Потому что ты обязательно их будешь просить.
    
— Десять дней? — переспросила она с надеждой. — И это тоже может закончиться к тому времени, так? Этот Купол?
    
— Может, даже сегодня днём. Мы все на это надеемся.
    
— Десять дней, — повторила она.
    
— Десять дней.
    
«Но, — подумал Расти, — тебе будет хотеться этих проклятых пилюль до конца жизни». Однако этого он вслух не произнёс.
   
   
    
     
11
    
    
Как для понедельника, утром в «Розе-Шиповнике» было на удивление много люда… конечно же, в истории города ещё никогда не случалось такого понедельника. Однако клиенты довольно послушно разошлись, когда Рози объявила, что гриль прекращает работать и откроются они вновь не раньше пяти вечера.
    
— А тогда вы, возможно, поедете все в Касл Рок, чтобы поесть в «Моксе»! — подытожила она, вызвав шквал аплодисментов, потому что все знали, что «Мокси» — это ещё та грязная забегаловка.
    
— Ланча не будет? — спросил Эрни Келверт.
    
Рози взглянула на Барби, но тот поднял руки на уровень плеч. Не спрашивай меня.
    
— Сэндвичи, — ответила Рози, — пока ещё не закончились.
    
На это вновь прозвучали аплодисменты. Люди вели себя удивительно оптимистично этим утром: слышались шутки, звучал смех. Наверное, наилучшим свидетельством улучшения ментального здоровья в городе служил тот уголок ресторана, где стоял полностью обсаженный сплетниками их стол.
    
Телевизор в уголке, теперь включённый на Си-Эн-Эн, помог в этом тоже. У говорящих голов не было что рассказывать, кроме повторения неопределённых слухов, но большинство из них звучали обнадёживающе. Несколько научных работников, у которых успели взять интервью, сказали, что ракеты имеют шанс пробить Купол и наконец-то покончить с этим кризисом. Один из них сообщил, что шансы на успех превышают восемьдесят процентов.
    
«Конечно, сам он сидит в Массачусетском технологическом институте в Кембридже. — Подумал Барби. — Он себе может позволить оптимизм».
    
Уже чистя гриль, Барби услышал стук в двери. Осмотрелся и увидел Джулию Шамвей, к которой прислонялись трое юных подростков. Рядом с ними она была похожа на учительницу средней школы во время полевых занятий. Барби, вытирая руки о фартук, пошёл открывать.
    
— Если мы будем пускать каждого, кому вдруг захотелось поесть, у нас никаких запасов не хватит, — раздражённо бросил Энсон, натирая тряпкой опустевшие столы. Рози поехала в «Фуд-Сити», надеясь купить там ещё мяса.
    
— Не думаю, что она хочет есть, — сказал Барби и оказался прав.
    
— Доброе утро, полковник Барбара, — поздоровалась Джулия со своей фирменной улыбкой Моны Лизы. — Мне хотелось бы называть вас майор Барбара, как…
    
— Как в пьесе[212], я знаю. — Барбара не раз уже слышал такое раньше. Тысячи раз слышал, точнее. — Это ваша команда?
    
Один из детей был чрезвычайно худым, высоким мальчиком с копной темно-русых волос; второй — приземистый, в мешковатых шортах и майке рэпера 50 Центов[213]; третьей была хорошенькая девушка с молнией на щеке. Скорее нарисованной, чем вытатуированной, но всё равно это прибавляло ей шарма уверенной в себе красотки. Барби подумал: если он скажет ей, что она напоминает Джоан Джетт[214] в школьном возрасте, девочка не поймёт, о ком говорится.
    
— Норри Келверт, — отрекомендовала Джулия, дотрагиваясь до локтя девчонки-бунтарки. — Это Бэнни Дрэйк. А эта долговязая фигура принадлежит Джозефу Макклечи. Вчерашняя демонстрация протеста это была его идея.
    
— Хотя я и не задумывался даже, что кто-то может пострадать, — сказал Джо.
    
— В том, что случилось, нет твоей вины, — успокоил его Барбара. — Поэтому не переживай.
    
— А вы, в самом деле, такой крутой гусь, что вдруг так высоко взлетели? — спросила Норри.
    
— Ну, — рассмеялся Барби. — У меня и в мечтах не было стать крылатым гусем, и я и не смог бы, если бы даже очень этого захотел[215].
    
— Но вы же знаете тех солдат, дежурных, так же? — настаивала Норри.
    
— Ну, не лично. Во-первых, они морская пехота. А я служил в сухопутной армии.
    
— Вы и сейчас служите в армии, как говорит полковник Кокс, — уточнила Джулия. Фирменная отстранённая полуулыбка оставалась у неё на лице, но глаза танцевали от возбуждения. — Мы можем поболтать с вами? Юный мистер Макклечи имеет одну идею, по мне, просто блестящую. Лишь бы она сработала.
    
— Сработает, — заверил Джо. — Когда речь идёт о компьютерной херн… штуке, в этом деле — я крутой гусь.
    
— Идём в мой кабинет, — кивнул Барбара и повёл их за стойку.
   
   
    
     
12
    
    
Да, идея выглядела блестящей, но уже было около половины одиннадцатого, и если действительно речь шла о том, чтобы она сработала, шевелиться надо было быстро. Барби обратился к Джулии.
    
— Телефон у вас с со…
    
Раньше, чем он закончил фразу, Джулия положила телефон ему на ладонь.
    
— Номер Кокса в памяти.
    
— Чудесно. Если бы я знал, как до этой памяти добраться.
    
Телефон взял Джо.
    
— Вы что, из средневековья появились?
    
— Конечно! — согласился Барби. — Тогда все были благородные рыцари, а леди шлялись без трусов.
    
Норри на это искренне расхохоталась, подняв вверх сжатую в кулак руку, и Барби ритуально пристукнул по её маленькому кулачку своим большим.
    
Джо нажал пару кнопок на крохотной панели. Послушал, и тогда вручил телефонную трубку Барби.
    
Наверное, Кокс так и сидел, держа руку на своём телефоне, потому что, когда Барби поднял телефон Джулии себе к уху, тот уже говорил.
    
— Как там у вас, полковник? — спрашивал Кокс.
    
— Вообще-то все хорошо.
    
— И это только начало.
    
«Легко тебе говорить», — подумал Барби.
    
— Думаю, всё будет хорошо, пока ракета не отскочит, или не пробьёт Купол и наделает большого вреда в лесу и на фермах на нашем стороне. Этому, впрочем, обрадуются жители Честер Милла. А что говорят ваши спецы?
    
— Немного, никто не делает никаких прогнозов.
    
— По телевизору мы слышим кое-что другое.
    
— Я не имею времени отслеживать версии говорящих голов. — Барби ощутил по голосу Кокса, что тот пожал плечами. — Мы преисполнены надежды. Мы верим, что имеем шансы. Если так можно выразиться.
    
Джулия складывала вместе и разводила ладони, спрашивая этим жестом: «Что там нового?»
    
— Полковник Кокс, я здесь сижу с четырьмя друзьями. Один из них юноша по имени Джо Макклечи, и у него родилась весьма интересная идея. Хочу передать ему сейчас телефонную трубку… — Джо так резко замотал головой, что волосы зателепались. — …чтобы он вам сам объяснил. — И он вручил телефон Джо. — Рассказывай.
    
Джо заговорил, сначала неуверенно, спотыкаясь на всяческих ну, гм, понимаете, но только идея вновь захватила его воображение, он разогнался и стал красноречивым. Потом он слушал. Вскоре начал улыбаться. А через некоторое время произнёс:
    
— Эй, сэр! Благодарю, сэр! — и вернул телефон Барби. — Зацени, прежде чем запустить ракету, они попробуют увеличить мощность нашего Вай-Фай[216]! Господи-искуситель, это так круто! — Джулия схватила его за руку, и Джо исправился: — Извините, мисс Шамвей, я хотел сказать Иисус.
    
— Не переживай, ты действительно сможешь это сделать?
    
— Вы шутите? Без проблем.
    
— Полковник Кокс? — спросил Барби. — Что касается Вай-Фай это правда?
    
— Мы не в состоянии помешать вам делать что-нибудь, чего бы вам не захотелось, — ответил Кокс. — Вы, кажется, сами мне это недавно доказывали. Но вместо того мы можем помогать. У вас будет быстрейший в мире интернет, по крайней мере, сегодня. Кстати, этот ваш мальчик весьма башковитый.
    
— Да, сэр, у меня тоже сложилось такое впечатление, — сказал Барби и показал Джо большой палец. Мальчик сиял.
    
Кокс произнёс:
    
— Если идея этого мальчика сработает, и вы все запишете, не забудьте сделать копию для нас. Мы со своей стороны, конечно, тоже будем снимать, но соответствующие специалисты захотят увидеть, как удар выглядит с вашей стороны Купола.
    
— Думаю, мы сможем сделать ещё лучше, — сказал Барби. — Если Джо успеет все наладить, весь город сможет увидеть это вживую.
    
На этот раз кулак подняла Джулия. И Барби, широко улыбаясь, пристукнул по нему.
   
   
    
     
13
    
    
— Черт его побери, — произнёс Джо.
    
Из-за учтивого страха на лице тринадцатилетний мальчик казался на вид восьмилетним. Куда и делось из его голоса самоуверенное превосходство. Вместе с Барби он стоял ярдах в тридцати от того места, где в Купол упиралась дорога Малая Сука. Не на солдат он смотрел, хотя они как раз обернулись к ним — это предупредительная лента и большое красное X на Куполе так его поразили.
    
— Они убирают отсюда свой бивак, или как вы это называете, — произнесла Джулия. — Палаток уже нет.
    
— Конечно. Где-то через… — Барби взглянул на часы, — девяносто минут здесь будет довольно жарко. Сынок, тебе лучше спешить.
    
Но теперь, когда они, наконец-то, оказались на пустой дороге, Барби начал сомневаться, действительно ли Джо сможет сделать то, что пообещал.
    
— Эй, но… вы видите деревья?.
    
Сначала Барби не понял. Бросил взгляд на Джулию, и пожал плечами. Тогда Джо показал рукой, и он увидел. Деревья по ту сторону Купола приплясывали под средней силы осенним ветром, снимая цветными вспышками с себя листву, которая кружилась между одиноких морских пехотинцев. На стороне Милла ветви едва покачивались, и большинство деревьев стояли ещё в полной одежде. Барби был уверен, что воздух проникает сквозь барьер, но немного. Купол гасил ветер. Он вспомнил, как они с Полем Джендроном, мужчиной в кепке «Морских Псов», подошли к ручью и увидели, как пенится вода.
    
— Листья здесь выглядят, — произнесла Джулия, — ну, не знаю… каким-то апатичными. Безвольными.
    
— Потому что на их стороне ветер, а у нас лишь дыхание вялого бриза, — сказал Барби, сам сомневаясь, в том ли причина. Или хоть приблизительно в том ли причина. Но какой смысл было рассуждать о качестве воздуха в Честер Милле, если они никак не могли на это повлиять? — Давай, Джо. Делай своё дело.
    
По дороге сюда они заехали на «Приусе» Джулии к Джо домой, чтобы он взял свой Powerbook. (Миссис Макклечи заставила Барби присягнуть, что он возвратит ей сына живым и невредимым, и Барби ничего не оставалось, как дать клятву.) Теперь Джо показывал на дорогу.
    
— Здесь?
    
Барби прикрыл ладонями себе лицо по бокам, оценивая направление на красное X.
    
— Немного левее. Ты можешь прорепетировать, посмотреть, как это будет?
    
— Йес, — Джо открыл и включил Powerbook. Как всегда, миленько прозвучала стартовая мелодия фирмы «Макинтош», но Барби подумал, что никогда в жизни перед его глазами не возникало более сюрреалистического зрелища, чем этот серебристый компьютер с теплящимся экраном посреди дороги Малая Сука с её латаным асфальтом. Это ему показалось заключительным апофеозом трёх предыдущих дней.
    
— Аккумулятор свежий, и, он должен работать, по меньшей мере, шесть часов, — сказал Джо.
    
— А не переключится ли он в спящий режим? — спросила Джулия.
    
Джо подарил ей фирменный взгляд типа «мама, я вас умоляю» и обратился к Барби.
    
— Если ракета зажарит мой комп, вы обещаете купить мне новый?
    
— Тебе купит Дядя Сэм, — пообещал Барби. — Я собственноручно представлю требование.
    
— Сладко звучит.
    
Джо наклонился к ноутбуку. Выше экрана у него был установлен небольшой серебристый цилиндр. Это, как объяснил ему Джо, новое компьютерное чудо, которое носит название ай-сайт[217]. Он положил пальцы на клавиатуру и нажал ENTER, на экране моментально высветилось яркое изображение Малой Суки. С уровня земли каждая крохотная колдобина, каждая неровность дороги выглядела горой. На среднем плане Барби увидел фигуры морпехов выше колен.
    
— Есть у него картинка, сэр? — спросил один из них.
    
Барби поднял голову.
    
— Скажем так, морской пехотинец, если бы я был инспектором, вы бы сейчас выполняли отжимания с помощью подошвы моего ботинка, установленного на вашей сраке. У вас царапина на носке левого сапога. Это недопустимо на не боевом дежурстве.
    
Морпех потупил взгляд вниз, себе на сапоги, где действительно была царапина. Джулия рассмеялась. А Джо нет. Он не отвлекался.
    
— Очень низко. Мисс Шамвей, а нет ли у вас чего-то в машине, что мы могли бы использовать как… — Он показал рукой где-то на три фута от уровня дороги.
    
— ЕСТЬ, — ответила она.
    
— И принесите, пожалуйста, мой рюкзачок, — попросил Джо. Он ещё немного поколдовал с компьютером и протянул руку. — Мобильник?
    
Барби вручил ему телефон. Джо набрал номер с молниеносной скоростью. И тогда:
    
— Бэнни? О, Норри, о'кей. Вы там, друзья? Хорошо. Я уверен, вы никогда не бывали в пивнухе раньше. Готовы? Чудесно. Так и держите. — Он послушал, что ему оттуда говорили, и оскалился. — Да вы что? Чуваки, у меня здесь такой сигнал, это просто супер. Вай-фай они разогнали так, что аж гудит. Пока. — Он сложил телефон и вновь отдал его Барби.
    
Вернулась Джулия с рюкзаком Джо и картонкой, в которой лежали остатки чрезвычайного воскресного выпуска «Демократа». Джо поднял Пауэрбук на картонную коробку (внезапное поднятие изображение от уровня земли вызвало у Барби лёгкое умопомрачение), проверил его и объявил, что все в абсолютном порядке. Порылся в своём рюкзаке, достал оттуда чёрную коробочку с антенной и подключил её к компьютеру. Солдаты по ту сторону Купола сбились в толпу, заинтересованно наблюдая эти манипуляции. «Теперь я знаю, как чувствуют себя рыбки в аквариуме», — подумал Барби.
    
— На вид нормально, — пробурчал Джо. — Зелёный свет.
    
— А не надо позвонить по телефону твоим…
    
— Если всё работает, они сами позвонят, — перебил Джо и тут же добавил: — Ого, а здесь могут быть проблемы.
    
Барби подумал было, что он имеет в виду что-то компьютерное, однако мальчик туда даже не смотрел. Барби проследил за его взглядом и увидел зелёный автомобиль шефа полиции. Тот двигался не быстро, но мигалка на его крыше пульсировала. Из-за руля вылез Пит Рендольф. С пассажирского сидения (машина немного колыхнулась) выбрался Большой Джим Ренни.
    
— А что это вам такое, исчадия ада, вздумалось здесь делать? — спросил он.
    
В куртке у Барби запищал телефон. Он ткнул его в руку Джо, при этом сам не отводя глаз от выборного и шефа полиции, которые приближались к ним.
   
   
    
     
14
    
    
Вывеска над дверями «Диппера» гласила: ПРОСИМ В САМЫЙ БОЛЬШОЙ ТАНЦЗАЛ В МЭНЕ! И впервые за всю историю это придорожного заведения на его танцевальной площадке было не протолкнуться в одиннадцать сорок пять утра. Томми и Вилла Андерсоны сами встречали гостей возле дверей, точь-в-точь, словно какие-то проповедники, которые приглашают прихожан в церковь. В данном случае Первой церкви рок-групп прямо из Бостона.
    
Сначала аудитория вела себя сдержанно, потому что на экране не было ничего, кроме единственного слова: ОЖИДАНИЕ. Бэнни и Норри подключили аппаратуру и включили телевизионный кабель в гнездо 4. И вдруг на экране в полный рост появилась дорога Малая Сука, с листвой всех ярких цветов, которая осыпалась вокруг дежурных морских пехотинцев.
    
Толпа взорвалась аплодисментами и одобрительными восклицаниями.
    
Бэнни дал пять Норри, но Норри этого было мало; она поцеловала его прямо в губы, и крепко. Это было самое счастливое мгновение в его жизни, это ощущение было даже лучшим чем то, когда он сумел остаться в вертикальном положении, делая на полном ходу ерша.
    
— Звони! — напомнила ему Норри.
    
— Сейчас, — ответил Бен. Он ощущал, что лицо у него пылает, словно огнём обожжённое, но улыбался. Он нажал ПЕРЕНАБОР и приложил телефон к уху. — Чувак, мы получили! Изображение такое крутое, что…
    
— Хьюстон, у нас проблема, — перебил его Джо.
   
   
    
     
15
    
    
— Не знаю, что вам, люди, здесь вздумалось сделать, — произнёс шеф Рендольф, — но требую объяснений, а эту вещь выключите, пока я их не получил, — показал он на Пауэрбук.
    
— Сэр, извиняюсь, — сказал один из морских пехотинцев с нашивками младшего лейтенанта. — Это полковник Барбара, и он получил официальную санкцию правительства на проведение данной операции.
    
Большой Джим ответил на это самой саркастичной из своих улыбок. На шее у него пульсировала вена.
    
— Этот человек полковник разве что над бездельниками. Он стряпает в местном ресторане.
    
— Сэр, согласно полученному мной приказу…
    
Большой Джим погрозил пальцем младшему лейтенанту.
    
— Служба, в Честер Милле единственным правительством, которое мы признаем, есть наше собственное, и я его официальный представитель, — он обернулся к Рендольфу.
    
— Питер, если этот мальчик не желает выключать сам эту вещь, выдерни шнур.
    
— Я не вижу здесь шнура, — ответил Рендольф, переводя взгляд то на Барби, то на лейтенанта морской пехоты, то на Большого Джима. Он начал потеть.
    
— Тогда наступи сапогом на этот чёртов экран! Просто растопчи его!
    
Рендольф сделал шаг. Джо, на вид испуганный, но решительный, заслонил собой ящик, на котором стоял его Пауэрбук. Телефон он продолжал держать в руке.
    
— Не смейте! Это моя частная собственность, и я не нарушаю никаких законов!
    
— Мистер Рендольф, отойдите, — произнёс Барби. — Это приказ. Если вы все ещё признаете правительство страны, в которой живёте, вы должны его выполнять.
    
Рендольф осмотрелся назад.
    
— Джим, может…
    
— Никаких может, — оборвал его Большой Джим. — Сейчас только здесь страна, в которой ты живёшь. Вырубай этот проклятый компьютер.
    
Джулия подошла к Пауэрбуку, ухватила компьютер и повернула его так, что камера теперь нацелилась на вновь пришедших. Кудряшки, выбившись из растрёпанной консервативной деловой причёски «узелком», прилипли ей к раскрасневшимся щекам. У Барби мелькнула мысль: какой чрезвычайно красивой она сейчас выглядит.
    
— Спроси Норри, видно ли, — позвала она Джо.
    
Улыбка Большого Джима застыла гримасой.
    
— Женщина, а ну-ка перестань!
    
— Спроси, видно ли им!
    
Джо заговорил в телефон. Послушал. И тогда сообщил:
    
— Видно. Они видят мистера Ренни и офицера Рендольфа. Норри говорит, там хотят знать, что здесь у нас случилось.
    
Лицо Рендольфа стало тревожным; у Ренни — обозлённым.
    
— Кто хочет знать? — спросил Рендольф.
    
Джулия начала.
    
— Мы наладили прямую трансляцию в «Диппер»…
    
— В этот греховный вертеп! — фыркнул Большой Джим. Руки его сжались в кулаки. Барби прикинул, что в Ренни где-то фунтов сто лишнего веса и лицо он так кривит, когда шевелит правой рукой, словно она потянута, но выражение лица у него, словно вот-вот замахнётся. Готов ударить… хотя кого: его, Джулию или мальчика, неизвестно. Да и самому Ренни едва ли это было известно.
    
— Ещё без пятнадцати одиннадцать там начали собираться люди, — продолжала Джулия. — Новости распространяются быстро, — улыбнулась она, склонив набок голову. — Не желаете помахать своим избирателям, Большой Джим?
    
— Это блеф, — заявил Большой Джим.
    
— Зачем мне блефовать тем, что так легко проверить? — она обернулась к Рендольфу. — Позвоните по телефону кому-то из ваших копов и спросите, где этим утром собрались жители города? — И тогда вновь к Ренни. — Если вы сейчас прервёте трансляцию, сотни людей запомнят, как вы не дали им увидеть событие, которое непосредственно их касается. Фактически событие, от которого могут зависеть их жизни.
    
— У вас нет разрешения.
    
Барби, по обыкновению сдержанный, ощутил, что терпение его на пределе. И если бы этот мужчина был дураком, но он им абсолютно не был. И именно это более всего бесило Барби.
    
— А в чём именно состоит ваша проблема? Вы усматриваете здесь какую-то опасность? Например, я — нет. Идея здесь простая — установить эту штуку, оставить её в режиме прямой трансляции, и уехать отсюда.
    
— Если ракета ударит без результата, это может спровоцировать панику. Знать, когда что-то не подействовало, это одно, а видеть неудачу собственными глазами — это совсем другое. Они способны наделать любой дьявольщины.
    
— Вы очень невысокого мнения о людях, которыми руководите, господин выборный.
    
Большой Джим уже открыл, было, рот, чтобы парировать чем-то на подобие: и они именно этого часто и заслуживают, как подумал Барби, но тут же понял, что значительная часть общины сейчас наблюдает этот спор на большом экране. К тому же с чрезвычайной чёткостью изображения.
    
— Я посоветовал бы вам убрать эту саркастическую улыбку с вашего лица, Барбара.
    
— А у нас теперь полиция следит за выражением лиц? — спросила Джулия.
    
Пугало Джо прикрыл себе рот, но не так быстро, чтобы Рендольф с Большим Джимом не успели заметить, как мальчик оскалился в улыбке. И услышать хихиканье, которое прорывалось сквозь его пальцы.
    
— Граждане, вам лучше очистить территорию, — объявил младший лейтенант. — Время приближается.
    
— Джулия, поверните камеру на меня, — попросил Барби.
    
Она так и сделала.
   
   
    
     
16
    
    
В «Диппере» никогда раньше не собиралось столько народа, даже в памятную новогоднюю вечеринку 2009 года, когда выступали «Ватиканские секс-киски»[218]. И никогда здесь не было так тихо. Свыше полутысячи людей стояли бок о бок и бедро к бедру, смотря, как камера Пауэрбука Джо сделала поворот на 180 градусов, нацелившись на Дейла Барбару.
    
— А вот и мой мальчик, — пробормотала Рози Твичел и улыбнулась.
    
— Приветствую вас там, друзья, — произнёс Барби, и настолько хорошее было изображение, что несколько человек даже сказали ему в ответ «привет». — Моё имя Дейл Барбара, меня вновь зачислили на службу в армию Соединённых Штатов, полковником.
    
Волна удивлённых восклицаний прокатилась по залу.
    
— Решение о видеотрансляции отсюда, с дороги Малая Сука, полностью лежит на моей ответственности, и, как вы, вероятно, поняли, здесь возник спор между мной и выборным Ренни, который имеет какие-то отличающиеся от моего взгляды относительно того, следует ли продолжать передачу.
    
На этот раз волна восклицаний была более звучной. И звучали они неодобрительно.
    
— Мы не имеем сейчас времени на выяснение деталей, кто кем руководит, — продолжал Барби. — Мы хотим направить камеру на то место, куда должна попасть ракета. Будет или нет, продлена эта трансляция — полностью зависит от вашего второго выборного. Если он прервёт передачу, зачтите это на его счёт. Благодарю за внимание.
    
Он вышел из кадра. Какое-то мгновение зрители на танцплощадке не видели ничего, кроме леса, потом камера вновь вернулась, немного опустилась и остановилась на зависшем в воздухе знаке X. За ним дежурные грузили остатки своего имущества в две большие машины.
    
Вилл Фримэн, хозяин и руководитель местного салона «Тойота» (не товарищ Джима Ренни), заговорил прямо в экран: «Не вмешивайся, Джимми, а то ещё и эта неделя не успеет закончиться, как в Милле будет новый выборный».
    
Послышался одобрительный гам. Люди успокоились и стояли, ожидая: будет ли продолжаться трансляция этой такой скучной и вместе с тем волнительной телепередачи, или она будет прекращена.
   
   
    
     
17
    
    
— Что мне нужно сделать, Большой Джим? — спросил Рендольф, вытирая себе лицо добытым из заднего кармана брюк платочком.
    
— А что ты сам хотел бы сделать? — откликнулся Большой Джим.
    
Впервые с того мгновения, как он получил ключи от зелёного автомобиля начальника полиции, у Пита Рендольфа мелькнула мысль, что он радушно отдал бы их кому-нибудь другому.
    
— Я хотел бы оставить их в покое.
    
Большой Джим кивнул, словно говоря: «Под твою ответственность». И тогда улыбнулся, если так можно было назвать эту его гримасу.
    
— Конечно, ты же шеф полиции. — Он обернулся к Барби, Джулии и Пугалу Джо. — Итак, вы нас перехитрили, не так ли, мистер Барбара?
    
— Могу вас уверить, что никаких ухищрений нет, сэр, — ответил Барби.
    
— Черт… ерунда. Это натуральное соревнование за власть в чистом виде. Видел я и не таких умников. Видел их взлеты… видел и падения, — он, все ещё потирая себе досаждавшую правую руку, подошёл к Барби. Так близко, что тот услышал запах его одеколона и пота. Дышал Ренни хрипло. Он понизил голос. Джулия, наверняка, не расслышала, что он произнёс дальше. Но Барби все чудесно услышал. — Сынок, ты поставил на банк всё, что имеешь. До последнего цента. Если ракета пробьёт Купол, ты выиграл. Если нет… берегись меня, — какое-то мгновение его цепкие, почти полностью утопленные в глубоких складках плоти, но сияющие холодным, ясным умом глаза, не отпускали Барби. Потом он отвернулся. — Поехали, шеф Рендольф. Ситуация тут сильно осложнилась, благодаря мистеру Барбаре и его друзьям. Возвращаемся в город. Нам необходимо подготовить твои силы на случай беспорядков.
    
— Это самое безумное из того, что я имела возможность слышать! — объявила Джулия.
    
Большой Джим, не оборачиваясь, махнул на неё рукой.
    
— Хотите поехать в «Диппер», босс? — спросил Рендольф. — У нас ещё есть время.
    
— Ноги моей не будет в этом гнезде разврата, — ответил Большой Джим, открывая дверцы шефского автомобиля. — Что мне следовало бы сделать, так это поспать. Но нет такой возможности, потому что у меня много работы. Большая ответственность лежит на мне. Я её не у кого не просил, но имею.
    
— Есть люди просто великие, а есть те, которые напускают на себя величие, не правда ли, Джим? — спросила Джулия со своей отстранённой улыбкой.
    
Большой Джим обернулся к ней с таким выражением злой ненависти на лице, что она отступила на шаг. Но Ренни овладел собой.
    
— Поехали, шеф.
    
Машина направилась в город, блымая огоньками в прямо-таки по-летнему теплом воздухе.
    
— Фью, — присвистнул Джо. — Ужасный чувак.
    
— У меня такие же ощущения, — добавил Барби.
    
Джулия смотрела на него, ни следа улыбки на её лице не осталось.
    
— Вы нажили врага, — сказала она. — Теперь уже смертельного врага.
    
— Думаю, вы тоже.
    
Она кивнула:
    
— Я надеюсь, ракета пробьёт барьер, на наше обоюдное счастье.
    
Позвал младший лейтенант:
    
— Полковник Барбара, мы уезжаем отсюда. Мне было бы значительно легче, если бы вы, все втроём, сделали так же.
    
Барби кивнул и впервые после длительного перерыва отсалютовал.
   
   
    
     
18
    
    
Взлетев в тот понедельник утром с базы военно-воздушных сил Карсвелл[219], Б-52 барражировал над Берлингтоном[220] в штате Вермонт уже с 10:40 (в ВВС считают, что на банкет следует появляться как можно раньше). Миссию обозначили кодовым названием ГРАНД-ОСТРОВОК. Пилотом-командиром был майор Джин Рей, участник войн в Персидском заливе и в Ираке, последнюю он в частных разговорах называл не иначе, как «сраное обезьянье шоу Долбобуша». В бомбовом отсеке его корабля располагалось две крылатых ракеты «Фастхок»[221]. Ракеты более надёжные и мощные, чем старые «Томагавки», но какое же это тяжёлое ощущение — барражировать с ними, на боевом взводе, готовясь запустить их по американской цели.
    
В 12:53 красный огонёк на его контрольной панели стал янтарным. Это компьютер перенял управление от майора Рея и начал выводить самолёт на позицию. Город Берлингтон промелькнул под крыльями и остался позади.
    
Рей произнёс в шлемофон:
    
— Уже время, сэр.
    
Полковник Кокс откликнулся из Вашингтона:
    
— Тогда Роджер, майор. Удачи. Выстреливай сучку.
    
— Пошла, — ответил майор.
    
В 12:54 янтарный огонёк начал пульсировать. В 12:54:55 он стал зелёным. Рей щёлкнул тумблером, обозначенным 1. Никакого сотрясения, только шшшвах откуда-то снизу, а на экране он увидел, как «Фастхок» начинает своё путешествие. Ракета моментально разогналась до максимальной скорости, оставляя в небе реактивный след, похожий на сделанную ногтем царапину.
    
Джин Рей перекрестился, завершив этот жест целованием подушки своего большого пальца.
    
— С Богом, дочурка, — произнёс он.
    
Максимальная скорость ракеты «Фастхок» 3500 миль в час. За пятьдесят миль от цели — где-то миль за тридцать западнее Конвея в Нью-Хэмпшире и уже на восточной стороне Белых гор[222] — её компьютер сначала вычислил, и тогда определил финальный курс. В процессе приближения скорость ракеты уменьшилась с 3500 до 1850. Ракета привязалась к трассе № 302, которая проходит по центру Восточного Конвея, и, пролетая над пешеходами, заставляла их нервно задирать голову.
    
— Это часом, не реактивный ли самолёт так низко, — прикрывая себе ладонью глаза, спросила какая-то женщина у коллеги по шопингу на парковке около «Зелёной лавки первопоселенцев»[223]. Если бы навигационная система «Фастхок» могла говорить, она бы произнесла: «Золотце, ты пока что не видела меня в настоящей работе».
    
На высоте три тысячи футов она пролетела над границей между Нью-Хэмпширом и Мэном, оставляя за собой звуковую волну, от которой щёлкали зубы и звякали окна. Когда навигационная система зацепила шоссе № 119, ракета скользнула вниз до тысячи футов, а дальше опустилась на пятьсот. Теперь её компьютер работал на всю катушку, проверяя данные навигационной системы, за минуту перематывая в своей электронной голове не менее чем тысячу параметров коррекции курса.
    
В Вашингтоне полковник Джеймс О. Кокс произнёс:
    
— Народ, финальная траектория. Держите руками вставные челюсти, кто имеет.
    
«Фастхок» нашла дорогу Малая Сука и резко упала едва ли не до уровня земли, все ещё двигаясь почти вдвое быстрее звука, она анализировала каждый бугорок и поворот, хвост её горел так, что глазам больно, оставляя за собой отравляющий шлейф ракетного выхлопа. Им срывало листву с деревьев, некоторые даже воспламенялись. Им полностью сокрушило придорожную лавку возле Таркер Холлоу, доски и куски тыкв подлетели до неба. А гром, который преследовал ракету, заставлял людей падать ничком на пол, прикрывая себе головы руками.
    
«Она должен сделать своё дело, — подумал Кокс. — Разве может быть иначе?»
   
   
    
     
19
    
    
В «Диппере» теперь уже теснилось восемьсот человек. Никто не говорил, хотя Лисса Джеймисон беззвучно шевелила губами, наверняка, молилась какой-то из тех нью-эйджевских мировых душ, которая сейчас привлекла её внимание; в руке она сжимала хрустальный шар. Преподобная Пайпер Либби прижимала себе к губам крестик, который когда-то принадлежал её матери.
    
— Вот оно, — произнёс Эрни Келверт.
    
— Где? — требовательно спросил Марти Арсенолт. — Я ничего не ви…
    
— Слушайте! — сказала Бренда Перкинс.
    
Они услышали приближение ракеты; возрастающее потустороннее бормотание с западной окраины города, ммммм, которое за пару секунд превратилось на МММММ. На большом телеэкране они почти ничего не увидели, разве что только через полчаса после того, как ракета потерпела неудачу. Для тех, кто остался в ресторане, Бэнни прокручивал запись едва ли не покадрово. Они смотрели, как ракета возникает из-за поворота, известного под названием Колено Малой Суки. Она висела на высоте четырёх футов над землёй, едва ли не целуя собственную тусклую тень. В следующем кадре, оснащённая разработанной для контактного взрыва осколочно-фугасной головкой, «Фастхок» застыла посреди воздуха над тем местом, где недавно находился лагерь морских пехотинцев.
    
На следующих кадрах экран становился таким ярко-белым, что зрители прикрывали себе глаза. А потом, когда та белизна начинала выцветать, они видели фрагменты ракеты — очень много чёрных чёрточек на фоне угасающего сияния — и огромную подпалину в том месте, где висел знак X. Ракета попала абсолютно точно.
    
После этого люди в «Диппере» увидели, как по ту сторону Купола начинает гореть лес. Видели, как на той стороне сначала вздыбился, а потом начал плавиться асфальт.
   
   
    
     
20
    
    
— Запускайте вторую, — мрачно приказал Кокс, и Джин Рой выстрелил. Эта ракета понаразбивала ещё окон и вновь напугала людей в восточной части Нью-Хэмпшира и в Западном Мэне.
    
Что касается результата, то он был тот же самый.
   
  
  
   
    
Влип
   
   
    
     
1
    
    
В доме № 19 по Милл-Стрит, где жила семья Макклечи, после окончания записи зависло мгновение тишины. И тогда ударилась в горячие слезы Норри Келверт. Встретившись взглядами над её склонённой головой, Бэнни Дрэйк и Джо Макклечи с идентичными выражениями лиц «что я могу тут поделать» положили руки на её дрожащие плечи и сомкнули пальцы один у одного на запястье в своеобразном сердечном рукопожатии.
    
— И это все? — спросила Клэр Макклечи разочарованным голосом. Мать Джо не плакала, хотя тоже едва сдерживалась, глаза у неё блестели. В руках она держала фотографию своего мужа, она сняла её со стены вскоре после того, как Джо с друзьями пришёл домой, принеся DVD. — И это все?
    
Никто не отозвался. Барби примостился на поручне мягкого кресла, в котором сидела Джулия. «Теперь меня здесь ждут большие неприятности», — подумал он. Но не эта мысль вынырнула у него первой; первой была о том, что больших неприятностей нужно ожидать городу.
    
Миссис Макклечи встала. Продолжая держать в руках портрет своего мужа. Сэм, как и каждую субботу, поехал на базар, который к настоящим холодам регулярно собирался на гоночном треке в Оксфорде. Любитель реставрации мебели, на тамошних лотках он часто находил достойные его страсти вещи. Прошло уже три дня, а он так и оставался в Оксфорде, жил в мотеле «Рейсвэй», где также жило много газетчиков и телевизионщиков; возможности поболтать с Клэр по телефону у него не было, хотя они могли поддерживать связь по электронной почте. По крайней мере, пока что.
    
— Что случилось с твоим компьютером, Джо? — спросила она. — Он взорвался?
    
Джо, не переставая обнимать Норри, так и держа за запястья Бэнни, покачал головой.
    
— Не думаю, наверное, он просто расплавился, — ответил Джо и обратился к Барби. — От такой температуры там мог загореться лес. Кто-то должен был бы это предотвратить.
    
— Кажется, в городе сейчас совсем нет пожарных машин, — сказал Бэнни. — Разве что парочка старых.
    
— Позвольте мне заняться этим делом, — произнесла Джулия. Над ней возвышалась Клэр Макклечи; ясно было, в кого таким долговязым уродился Джо. — И ещё, Барби, наверное, лучше будет, если буду заниматься этим только я сама.
    
— Почему? — удивилась Клэр. Одна слезинка всё-таки не удержалась у неё в глазу и покатилась по щеке. — Джо мне говорил, что вас, мистер Барбара, руководить здесь назначило правительство, лично Президент!
    
— У меня был спор с мистером Ренни и шефом Рендольфом относительно видеотрансляции, — объяснил Барби. — Очень напряжённый. И, у меня есть сомнения, чтобы кто-то из этих двух воспринял мои советы сейчас. И вашим, Джулия, едва ли они обрадуются тоже. Во всяком случае, не теперь. Если Рендольф хотя бы наполовину компетентен, он пошлёт туда отряд подручных полицейских с тем оборудованием, которое осталось в пожарной части. По крайней мере, там должны быть шланги и портативные помпы.
    
Джулия взвесила его слова, а потом сказала:
    
— Барби, давайте с вами выйдем на минутку.
    
Он посмотрел на мать Джо, но Клэр уже не обращала на них никакого внимания. Она отодвинула своего сына в сторону и сидела рядом с Норри, которая спрятала своё лицо в плече у Клэр.
    
— Чувак, правительство должно мне компьютер, — напомнил Джо Барби, когда тот вслед за Джулией направился к дверям.
    
— Базару нет, — ответил Барби. — Благодарю тебя, Джо. Ты чудесно сделал свою работу.
    
— Намного лучше, чем их проклятая ракета, — пробормотал Бэнни.
    
Барби с Джулией остановились на крыльце Макклечи и молча смотрели в сторону городской площади, реки Престил и моста Мира. И тогда, голосом низким и сердитым, Джулия произнесла:
    
— Он ничто. Вот в чём вещь. Вот где чёртова проблема.
    
— Кто ничто?
    
— Питер Рендольф даже не полукомпетентный. И даже не четверть. Я знаю его с детсада, где он был чемпионом мира по мокрым трусам, потом мы перешли в школу и вместе учились до двенадцатого класса, в котором он принадлежал к бригаде хватальщиков за бретельки лифчиков. Его умственные способности всегда находились на тройке с минусом, а знания оценивались на четвёрку с минусом лишь потому, что его отец заседал в школьном совете, и с тех пор его мозг отнюдь не развивался. Наш мистер Ренни окружил себя тупицами. Единственное исключение — это Эндрия Гриннел, но и она наркотически зависима. От лекарства, которое носит название оксиконтин.
    
— Проблемы со спиной, — вставил Барби. — Мне рассказывала Рози.
    
Много деревьев на площади уже сбросили с себя листву, и Барби с Джулией было видно и Мэйн-стрит. Сейчас улица была пустая — большинство людей все ещё находились в «Диппере», обсуждали увиденное, — но вскоре, когда они, взволнованные, разочарованные, разойдутся по своим домам, тротуары будут переполнены. Мужчинами и женщинами, которые даже не осмелятся спросить друг друга, чего им ждать дальше.
    
Джулия вздохнула и запустила руку себе в волосы.
    
— Джим Ренни считает, что только потому, что он держит все рычаги в свои руках, все, в конце концов, должно само собой оборачиваться к лучшему. По крайней мере, для него и его друзей. Он — наихудший тип политика — самовлюблённый, слишком эгоцентричный, чтобы осознать, что это отнюдь не его весовая категория, к тому же под тем его надутым имиджем «я-все-могу» прячется настоящий трус. Когда здесь станет совсем плохо, он пошлёт этот город к чёрту, если решит, что таким образом сможет спасти самого себя. Лидер-трус — самый опасный тип людей. Именно вы должны были бы руководить этим шоу.
    
— Благодарю вас за доверие…
    
— Но этого не будет, чтобы там себе не решили полковник Кокс и Президент Соединённых Штатов Америки. Этого не случится, если даже пятидесятитысячная демонстрация пройдёт по Пятой Авеню в Нью-Йорке, размахивая плакатами с вашими портретами. Нет, пока этот сучий Купол висит у нас над головами…
    
— Каждый раз, когда я вас слушаю, вы становитесь всё менее похожей на республиканку, — заметил Барби.
    
Она ударила его по бицепсу поразительно твёрдым кулаком.
    
— Это не шутки.
    
— Конечно, — согласился Барби. — Это не шутки. Сейчас время объявлять выборы. И я советую вам самой баллотироваться на пост второй выборной.
    
Она жалостливо взглянула на него:
    
— И вы думаете, Джим Ренни разрешит выборы, пока существует Купол? В каком мире вы живёте, друг мой?
    
— Не недооценивайте волю города, Джулия.
    
— А вы перестаньте недооценивать Джеймса Ренни. Он здесь руководит уже целую вечность, и люди к нему привыкли. Кроме того, он демонстрирует большие таланты, когда надо найти козла отпущения. Неместный — и фактически приблуда — идеальный кандидат в нашей ситуации. Знаем мы кого-то такого?
    
— Я надеялся услышать от вас какие-то идеи, а на политическую аналитику.
    
Какое-то мгновение он не сомневался, что она его вновь ударит. Потом Джулия втянула в себя воздух, выдохнула и улыбнулась.