1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 
    
— Все. Если не смеяться, то можно сойти с ума. Согласна?
    
Судя по выражению ее лица, она была не согласна. Гард подумал: Конечно, она будет не согласна. У нее есть своя точка зрения. Она не согласна и не смеется, потому что уже давно сошла с ума.
    
От смеха по щекам потекли слезы, и некоторые из них были окрашены кровью. Гард этого не заметил, а Бобби хотя и заметила, но не сказала, потому что не намеревалась пугать его.
    
За два часа им удалось полностью расчистить подходы к люку. Когда дело было сделано, Бобби отряхнула руки и обратилась к Гарднеру:
    
— Мы закончили нашу работу. Мы сделали это, Гард.
    
— Да.
    
— И завтра мы войдем внутрь.
    
Ничего не говоря, Гард смотрел на нее. Во рту у него пересохло.
    
— Да, — повторила Бобби, как будто он переспросил ее. — Завтра мы войдем в него. Мне одновременно кажется, что я впервые пришла сюда миллион лет назад — и как будто это было вчера. Я споткнулась о него, упала и расшибла палец. И вот мы достигли конца.
    
— Да, и вначале здесь была другая Бобби.
    
— И другой Гард, — задумчиво сказала она, и в ее глазах мелькнула искорка смеха.
    
— Верно. И хотя мне кажется, что эта штука убьет меня, я все же попытаюсь.
    
— Не убьет.
    
— Нет?
    
— Нет. А теперь пошли отсюда. Мне надо еще сделать много дел. Сегодня я собираюсь в сарай.
    
Гарднер пытливо взглянул на Бобби, но она в это время смотрела в другую сторону.
    
— Я сделала там кое-какие приспособления. Я и другие. Чтобы хорошо приготовиться к завтрашнему дню.
    
— И сегодня вечером они будут с тобой, — полуутвердительно спросил Гарднер.
    
— Да. Но сперва мне нужно привести их сюда и показать вход. Они… они тоже ждали этого дня, Гард.
    
— О, в этом я не сомневаюсь!
    
— Что ты имеешь в виду? — ее голос прозвучал сердито.
    
— Ничего. Совсем ничего.
    
Их глаза встретились. Гард почувствовал, как она старается прочитать, что он думает сейчас, но усилием воли Гард опять помешал ей.
    
— Безусловно, покажи им все, — сказал он. — Но когда мы откроем люк, Бобби, внутрь войдем только ты и я. Мы выкопали эту штуку, нам и идти первыми. Согласна?
    
— Да, — ответила Бобби. — Мы войдем первыми. Без парадов и приветственных речей.
    
— И без далласской полиции.
    
— Естественно, и без них, — усмехнулась она. — Ты хочешь войти самым первым?
    
— Нет, первой войдешь ты.
    
— Спасибо, Гард.
    
— Не за что, — он отвесил ей шутовской поклон.
    
— А ты почувствуешь себя лучше…
    
(когда «превратишься», когда процесс твоего «превращения» будет полностью закончен) Бобби поднялась на ноги и направилась к дому.
   
   
    
     
4. САРАЙ
    
    
Это произошло четырнадцатого августа. Гарднер быстро подсчитал в уме, что провел с Бобби сорок один день — почти столько, сколько понадобилось в библейские времена для сотворения мира. А ему показалось, что прошло гораздо больше времени. Прошла вся его жизнь.
    
Они с Бобби едва прикоснулись к остывшей пицце, приготовленной Гарднером на ужин.
    
— Мне бы хотелось пива, — сообщила Бобби. — А ты будешь?
    
— Спасибо, я пас.
    
Она удивленно подняла брови, но ничего не сказала. Достав из шкафчика банку и открыв ее, она некоторое время сидела молча, глядя в окно.
    
Он нарушил тишину:
    
— Ты и я, Бобби, мы провели много времени вместе.
    
— Да. Много времени. И такой странный конец!
    
— Почему ты так сказала — конец?
    
Бобби пожала плечами и отвернулась:
    
— Ты сам знаешь. Конец фазы. Так нравится больше?
    
— Во всяком случае, звучит не так безнадежно.
    
Они опять помолчали. Бобби допила пиво и вытерла губы рукавом своей рубашки. Затем она сказала:
    
— Я всегда любила тебя, Гард. И, что бы ни случилось, помни, пожалуйста, об этом. — Теперь она посмотрела ему прямо в глаза, и ее лицо под коркой грима было жалкой пародией на лицо прежней Бобби. — И я надеюсь, ты помнишь, что я никогда не принуждала тебя помогать мне. Все, что ты делал, было совершенно добровольно. Свобода волеизъявления — это немаловажный фактор, как сказал однажды кто-то из великих.
    
— И ты сама избрала для себя эти раскопки, — Гарднер говорил тихо, а в душе его был страх. К чему она говорит о свободе волеизъявления? Готовит его к близкой кончине?
    
Прекрати, Гард. Прекрати подозревать ее.
    
Бобби грустно рассмеялась:
    
— Делая выбор, ты ведь не задумываешься, принесет это тебе пользу или нет. Люди всегда выбирают знание, не обращая внимание на возможные последствия.
    
— Исходя из этой логики я участвовал в пикетировании атомных электростанций, — пошутил Гарднер.
    
Бобби мотнула головой:
    
— Люди всегда начинают выкапывать то, что находят и про что ничего нельзя сказать с первого взгляда. Резон один: а вдруг это окажется полезным?
    
— Но Питеру это не понравилось.
    
— Да. Питеру это не понравилось. Но не корабль убил его, Гард.
    
Я уже давно подозревал, что не корабль.
    
— Питер умер по самым естественным причинам. Он был стар. Эта штука в лесу — корабль из другого мира. Не ящик Пандоры и не райская яблоня. И никакого змея-искусителя не было.
    
Гард улыбнулся:
    
— Это корабль знаний, верно?
    
— Да. Мне тоже так кажется.
    
Бобби вновь посмотрела на дорогу.
    
— Когда ты ожидаешь их? — спросил Гарднер.
    
Как бы отвечая на вопрос, Бобби кивнула в сторону дороги. К воротам подъехал «кадиллак» Киля Арчинбурга, за ним — старенький «форд» Эдли Мак-Кина.
    
— Что ж, пойду спать, — Гарднер встал и потянулся.
    
— Если хочешь, можешь прогуляться с нами к кораблю.
    
— С тобой — пожалуйста. Но с ними?! — Он отвесил шутливый поклон в сторону приехавших. — Благодарю покорно. Они и так считают меня сумасшедшим и ненавидят, потому что не могут читать мои мысли.
    
— Если я говорю, что ты можешь пойти с нами, значит, так оно и есть.
    
— И все же нет, — твердо сказал Гарднер, вновь усаживаясь на стул. — Они мне не нравятся. Более того, они раздражают меня.
    
— Мне очень жаль.
    
— Мы пойдем. Только… завтра. Мы с тобой, Бобби, верно?
    
— Верно.
    
— Передавай им мой привет. И напомни, что я немало помог тебе.
    
— Напомню. — Но ее глаза смотрели в сторону, и Гарднеру это не понравилось. Совсем не понравилось.
    
Гард думал, что сперва они пойдут в сарай, но ошибся. Посовещавшись, они дружной толпой направились в лес, к кораблю. По дороге они разговаривали — Бобби, Френк, Ньют, Дик Аллисон, Хейзел, остальные. Все отчетливо выделялись на фоне пурпурного заката, и у многих были с собой карманные фонарики.
    
Гард проводил их взглядом. Вот теперь, пожалуй, пришло время заглянуть в сарай и посмотреть, что же там такое…
    
Только где же ключ? Он обследовал связку ключей, висящую в чулане, но подходящего так и не нашел. Но, видно, он родился везучим, потому что, перерыв карманы многочисленных нарядов Бобби, он все же наткнулся на ключ в кармане старого халата.
    
Оставалось собраться с духом и открыть дверь.
    
Они могут вернуться. В любое время. И тогда они поймают меня буквально за руку.
    
О, как же они обрадуются!
    
Обрадуются, если вернутся и застанут тебя. Но они не вернутся раньше чем через пару часов.
    
Иди смело, Гард. Не бойся.
    
Я не хочу идти туда. Я боюсь…
    
Брось. С тобой ничего не случится. Ты должен увидеть своими глазами, что там происходит. Отбрось сомнения.
    
— Боже правый, — прошептал Гарднер и осторожно вставил ключ в замок.
    
Ключ повернулся в замке, издав легкий скрип — крак!
    
Гарднер двигался, будто во сне. Он подумал, что нужно взять себя в руки.
    
Когда он заходил в сарай в день своего приезда, там был хороший свежий воздух. Теперь же, когда во всем Хейвене с воздухом происходило что-то странное, в сарае пахло просто как в помойном баке.
    
И все же он рискнет. Он перевел дыхание и начал считать шаги. Три. Ты не сможешь сделать больше трех шагов. Только глянешь одним глазком — и назад. Как можно скорее.
    
Он приоткрыл дверь. Из сарая вырвались струи зеленого света. Гарднер, которому этот свет резал глаза, вспомнил о том, что в кармане у него лежат солнцезащитные очки, но очки мало чем помогали. Зеленый свет был, пожалуй, даже ярче солнечного.
    
Сперва он не увидел ничего. Слишком слепил свет. Потом, когда глаза привыкли, он услышал слабый шум. Шшшшшшшшшш… Слева! Он взял курс на этот шум, но тут же остановился. Он боялся всего, к чему мог прикоснуться.
    
Гард увидел в зеленых лучах темнеющие тени. Это призраки, нет… Это какие-то отражения на стене.
    
Боже, это же стиральная машина!
    
Да, это была стиральная машина, усовершенствованная, как и все механизмы в Хейвене, но шум издавала не она. А что же?
    
Рядом стоял вакуумный пылесос «Электролюкс» — один из самых лучших. Он тоже был выключен…
    
Еще левее. Это должно быть там.
    
У Гарда перехватило дыхание. К горлу подкатил комок: в дальнем левом углу сарая на стальных крюках висели Ив Хиллмен, Анна Андерсон и старый добрый бигль Бобби Питер. Они висели, как туши в лавке мясника. Но они все еще были живы.
    
Толстый черный провод, из тех, которые используются на высоковольтных линиях, проходил через центр затылка Анны Андерсон. Такой же провод был выведен из правого глаза старика. А с собакой было нечто особенное: пучок проводов пронизывал мозг бигля.
    
Глаза Питера, без всяких следов катаракты, обратились к Гарду.
    
Боже… Боже… мой Боже…
    
Он ухватился рукой за стену.
    
Щеки Анны и старика частично исчезли. Стали прозрачными.
    
Я хочу выйти отсюда. Я хочу только выйти отсюда.
    
Я не хочу смотреть на них.
    
Ему хотелось заплакать, но он не мог.
    
Как они здесь могут дышать? Как могут до сих пор оставаться в живых. А может, они вовсе не живы и мне это только кажется? Может быть, это просто иллюзия?
    
И, как бы опровергая его предположения, Питер посмотрел на него и глухо зарычал.
    
Питер… ты слышал его рычание…
    
Ерунда. Иллюзия. Вот и все.
    
Но он точно знал, что тут и не пахнет иллюзиями. И еще он знал, что услышал рычание Питера не ушами.
    
Этот звук возник в центре его собственного мозга.
    
Анна Андерсон открыла глаза.
    
Забери меня отсюда, — простонала она. — Забери меня отсюда, я оставлю ее в покое, а сейчас я не чувствую ничего, кроме того, что они замышляют убийство, замышляют убийство, убийство…
    
От неожиданности Гарднер споткнулся и упал. Он попытался встать и не смог. И еще он не мог отвести взгляд от лица сестры Бобби. Ее язык вывалился изо рта, а пальцы дрожали.
    
Питер продолжал рычать.
    
Старик открыл глаза.
    
Мальчик.
    
Эта мысль предельно отчетливо возникла в голове Гарднера. И он нашел в себе силы мысленно спросить:
    
Какой мальчик?
    
Он тут же получил ответ:
    
Давид. Давид Браун.
    
Старик единственным уцелевшим глазом смотрел прямо на него.
    
Спаси мальчика.
    
Мальчик. Давид Браун. Был ли он частью всего этого, мальчик, пропавший много дней назад, поиски которого так и не увенчались успехом? Очевидно, да.
    
Где он? — подумал Гарднер.
    
Шшшшшшшшшшшш…
    
На Альтаире-4, — ответил наконец старик, — на Альтаире-4. Спаси его… а потом убей нас… Это… это плохо. По-настоящему плохо. Мы не можем умереть. Я пытался. Все мы пытались. Даже (сукасука) она. Так не может продолжаться. Используй трансформер и спаси Давида. Потом отключи провода. Просто оборви их. И взорви это чертово место. Слышишь?
    
Гарднер увидел, что провода опутывают весь пол, как будто это не сарай, а сцена, подготовленная для выступления вокально-инструментального ансамбля. В некоторых местах провода были скручены вместе и вели к… Ну конечно же к батарейкам, болван.
    
Он увидел несколько миникомпьютеров — «Атари», «Эппл-2» и «Эппл-3», ТРС-80, «Коммодор». На экране дисплея одного из них светилось слово:
    
ПРОГРАММА?
    
(используй трансформер) На пульте управления вспыхивали и гасли разноцветные огоньки. Вспышки носили циклический характер.
    
Это центр, — в невольном восхищении подумал он. — Это имеет отношение к кораблю. И они приходили в сарай, чтобы пользоваться им. Это трансформер, и отсюда они черпали свою силу.
    
Используй трансформер и спаси Давида.
    
Попроси о чем-нибудь попроще, старик. Я никогда не был в ладах с техникой. Я не знаю, как этим управлять.
    
Но — мальчик.
    
Сколько же ему было лет? Четыре? Пять?
    
И куда, во имя всего святого, они отправили его? Ведь даже небо имеет свои границы.
    
Спаси мальчика… используй трансформер.
    
Времени на долгие размышления не было. Компания в любое время могла вернуться. Он пристально начал всматриваться в светящийся экран дисплея.
    
ПРОГРАММА?
    
Что, если я наберу на пульте слово «Альтаир-4»? — подумал он и увидел, что никакого пульта нет; в тот же момент на экране высветились буквы:
    
АЛЬТАИР-4
    
Нет! — протестовал его мозг. — Так не бывает!
    
Надпись изменилась:
    
НЕТ ТАК НЕ БЫВАЕТ
    
Начиная понимать, Гарднер подумал: Отмена! Отмена!
    
ОТМЕНА ОТМЕНА
    
Надпись исчезла, и на экране вновь высветилось слово:
    
ПРОГРАММА?
    
Он вскочил на ноги и пересчитал провода, идущие к трансформеру. Их было восемь. И шли они из розетки.
    
Из розеток.
    
Зачем столько розеток? Они что, изучали какой-то другой язык?
    
Да. Нет. Они учились «превращаться». Машина учила их этому. А где же батарейки? Что-то я не вижу ни одной. Как же без них?
    
Он поднял глаза вверх и вновь, на этот раз по-новому, увидел кабель, проходящий через затылок женщины, глаз мужчины. Увидел двигающиеся на месте ноги собаки и удивился, каким же образом ее шерсть оказалась на платье Бобби, разве что если она пользовалась лестницей, чтобы приласкать бигля. Неужели в ней остались какие-нибудь человеческие эмоции?
    
И он вдруг понял.
    
Батарейки — это они… А банда друзей Бобби, как вампиры, сосет из них энергию.
    
Сквозь страх пробилось совершенно новое чувство — гнев, и Гард был этому рад.
    
Они замышляют убийство… убийство… убийство…
    
Внезапно голос Анны прервался. Лампочки на трансформере замигали реже. Зеленый свет слегка потускнел. Он подумал, что теряет сознание…
    
Положи этому конец, сынок. Спаси моего внука, а после положи этому конец.
    
В ушах опять отчетливо зазвучал голос старика. Потом голос замолчал. Глаза старика закрылись.
    
Зеленый свет стал еле виден.
    
Когда я вошел, они проснулись, — с уверенностью подумал Гард. В висках у него пульсировала злоба. Не осознавая, что делает, он стиснул зубы. Даже Питер слегка проснулся. Теперь они вернулись в свое обычное состояние, в котором пребывали… до того. Сон? Нет. Не сон. Что-то другое. Органическое замораживание.
    
Он отступил от трансформера в сторону.
    
Боже, что же все это значит? Для чего все это?
    
Голос прошептал: А что, если это защита, Гард? На случай, если далласская полиция прибудет слишком рано?
    
Его взгляд вновь вернулся к Питеру. Лапы того двигались в воздухе, как будто собака пыталась убежать отсюда.
    
Бобби, — в ужасе подумал он, — как ты могла поступить так с Питером. О Боже! Люди выглядели ужасно, но Питер был хуже всех. Питер с пучком проводов в мозгу, Питер, перебирающий лапами, будто убегающий во сне.
    
Батарейки. Живые батарейки.
    
Он наступил на какой-то металлический предмет и чуть не упал. Толчок, казалось, вызвал новый прилив мыслей.
    
Все это предназначалось для тебя, Гард. Это защита от тебя. С помощью всего этого они рассчитывали нейтрализовать тебя, когда придет время. Здесь все готово… и ждет…
    
Под ногами он увидел пару лаковых туфель. На них были засохшие пятна крови.
    
Они принадлежат Бобби. Это ее новые туфли. Ее выходные туфли. Они были на ней в тот день, когда она ездила на похороны.
    
Туфли были в крови.
    
Рядом валялась одежда, которая была на Бобби в тот день.
    
Кровь, все в крови.
    
Ему не хотелось дотрагиваться до блузки, но любопытство пересилило. Под блузкой явно что-то лежало.
    
Да, так и есть. Ружье. Большое старинное ружье. Такие ружья Гарднер видел только в книгах на картинках. Он проверил, все ли патроны на месте. Двух не было. Гарднер был уверен, что по крайней мере один раз из этого ружья стреляли в Бобби.
    
Он должен забрать ружье с собой.
    
Но, когда они обнаружат пропажу, они начнут искать его, Гард. Ты не можешь этого не понимать.
    
Нет. Это его не беспокоило. Они могли бы заметить, что на экране изменилась надпись, но все эти вещи, включая ружье, слишком долго пролежали здесь нетронутыми.
    
Он вновь дотронулся до ружья. Внутренний голос молчал.
    
Если мне придется убить Бобби, смогу ли я это сделать?
    
Он не знал, как ответить на этот вопрос.
    
Шшшшшшшшшшшш…
    
Интересно, скоро ли вернется Бобби с компанией? Он не знал. Он не знал также, сколько времени провел в сарае. Старик прав: время здесь не имеет никакого значения. Это плохо.
    
Заботится ли Бобби о Питере по-прежнему, когда приходит сюда?
    
В животе у него тревожно заурчало.
    
Он должен выйти из сарая — прямо сейчас. Он чувствовал себя как жена Синей Бороды, когда попала в таинственную комнату. И он был испуган.
    
Где же Бобби?
    
У нее солнечный удар.
    
Солнечный удар, после которого вся ее блузка оказалась залита кровью. Гарднер хорошо знаком с оружием и отлично знает, что вследствие пулевого ранения никакие солнечные удары не возникают. Зато всегда есть кровь. Если ему придется выстрелить в Бобби, подумал он, нельзя допустить, чтобы она осталась жива. Она должна умереть.
    
Гарднер чувствовал себя так, будто вышел на финишную прямую.
    
Они приносили ее сюда… зачем?
    
Естественно, чтобы подключить к батарейкам. К живым батарейкам. Сестры Анны тогда еще не было, но был старик… был Питер.
    
Он сложил одежду Бобби в том порядке, в каком она лежала прежде.
    
Внезапно зеленый свет стал ярче и замигал чаще. Он оглянулся. Анна опять открыла глаза. Ее волосы свисали сосульками, обрамляя лицо. В глазах светилась неумирающая ненависть, смешанная с ужасом.
    
Из ее рта появились пузырьки слюны.
    
Мысли-звуки возникли в голове Гарда.
    
Анна стонала.
    
И Гарднер решил спасаться бегством.
    
Он мчался прочь от сарая на негнущихся ногах, еле сдерживаясь, чтобы не закричать.
    
В голове не укладывалось то, что он видел.
    
Наверное, я все же схожу с ума.
    
Отлично, продолжай в том же духе. Но сперва нужно кое-что сделать. Ты ведь не станешь спрашивать, что имеется в виду?
    
Он не станет спрашивать. Он и сам все знает. Как много времени упущено! Поздно, слишком поздно. И все же лучше поздно, чем никогда.
    
Звук. Шшшшшшшшшшшшшшш…
    
Запах. Запах тухлого мяса.
    
В животе урчало. Горло будто сжало тугим кольцом. Он застонал.
    
Ты не должен вмешиваться, Гард. Пусть все идет своим чередом.
    
Заткнись! — гневно возразил Гарднер.
    
Он прошел в спальню и спрятал ружье под матрац. Возможно, скоро оно понадобится.
    
В кармане рубашки что-то оттопыривалось. Он сунул туда руку. Ну конечно, замок. Замок, который он забыл навесить на дверь сарая.
    
В душе у него возникло стойкое чувство: они возвращаются. Они заметят, что он был в сарае. Они заметят, что замок исчез. Они поймут, кто украл его, войдут в дом и либо убьют его, Джима Гарднера, либо разберут его на молекулы и отправят на какой-нибудь Альтаир-4.
    
Беги! Спасайся отсюда!
    
Это была его первая мысль. Но тут же возникла и вторая.
    
Следи за своими мыслями. Они могут прочесть их.
    
Беги отсюда! Беги прямо сейчас. Прямо СЕЙЧАС!
    
Нет… не время… Еще не время… Они подходят к опушке леса.
    
Ничего. Я успею. У меня еще хватит времени.
    
Он бросился к двери сарая.
    
На краю усадьбы уже раздавались их голоса.
    
Он закрыл дверь.
    
Из-под двери сочился зеленый свет.
    
Гард, ну почему ты такой идиот? — думал он. Он забыл, как закрывается дверь и как запирается замок. Да разве мудрено после того, что он увидел, забыть, как запирается замок?
    
Теперь они уже были в саду. Гард слышал скрип веток и видел мелькание огоньков их фонариков.
    
Голоса звучали все громче. Через минуту они будут здесь. Где же запропастился чертов ключ?
    
Он нащупал его в кармане и вслепую стал тыкать им в замочную скважину. Наконец ему это удалось, он быстро провернул ключ, выдернул его из замка и, понимая, что добежать до дома не успеет, скрылся за углом сарая.
    
К сараю кто-то подошел. Раздался скрип отпираемого замка. Значит, кроме ключа Бобби, у них есть еще по крайней мере один ключ.
    
Он пригнулся, стараясь стать менее заметным.
    
Видели ли они? И слышали ли мои шаги? Если кому-нибудь из них придет в голову заглянуть за угол…
    
Он ждал, затаив дыхание.
    
Никто ничего не заподозрил. Он услышал хлопок двери: они вошли в сарай.
    
Почти одновременно из-под двери сарая вырвалась волна зеленого света и в его голове раздался душераздирающий вопль:
    
— Убийство! Они замышляют убийство-о-о-о-о!..
    
Он изо всех сил помчался к дому.
    
Гард никак не мог уснуть, ожидая, что они войдут в дом.
    
Что ж, я могу попытаться остановить «превращение», — думал он. — Но у меня ничего не получится, пока я не войду внутрь корабля. Смогу ли я это сделать?
    
Он не знал. Казалось, Бобби ни о чем не беспокоилась, но Бобби и все остальные стали теперь другими. Конечно, он тоже начал «превращаться» — достаточно посмотреть на его зубы и на способность слышать чужие мысли. Он мог с помощью мысли управлять компьютером в сарае, изменяя его программу. Но им не имело смысла из-за этого убивать его: они по сравнению с ним были вне конкуренции. Если Бобби войдет в корабль и уцелеет, а он, Гард, умрет, обронит ли кто-нибудь хоть слезинку? Вряд ли.
    
Возможно, именно этого они и ждут. Включая Бобби. Ты войдешь в корабль — и избавишь Бобби от твоей надоевшей персоны. Похороны без слез.
    
Они-то, понятно, обрадуются. Но Бобби, с которой они столько времени прожили бок о бок? Неужели они планируют его гибель? Если так, то он никак не сможет защититься. Он должен войти в корабль. Если он не сделает этого, то тогда ему никогда не удастся выполнить просьбу старика Хиллмена.
    
Попытайся, Гард!
    
Он попытается и сделает это не позднее завтрашнего утра. А все-таки ему повезло, — подумал он. Если бы он не зашел в сарай, то никто не просил бы его спасать мальчика и в жизни его по-прежнему не было бы смысла.
    
Гард, а если он уже мертв?
    
Возможно. Но старик так не думает, он уверен, что мальчика все еще можно спасти.
    
Дело даже не в этом мальчике. Весь Хейвен сейчас превратился в гигантский ядерный реактор, готовый в любой момент взорваться. Вот что самое главное.
    
Это была логика, но убийственная, страшная логика. Логика Теда-Энергетика. Шла игра без всяких правил.
    
А может быть, спасая мальчика, он сумеет спасти и Бобби? Нет, маловероятно. Бобби в своих изменениях зашла слишком далеко. Но все же можно попытаться.
    
И с этими мыслями он в конце концов уснул. Ему снился сон. Во сне он принимал ванну, и вода в ней была ярко-зеленого цвета, и ванна была унизана проводами. Он пытался закричать и не мог, потому что провода выходили из его собственного рта.
   
   
    
     
5. СОВОК
    
    
Ситуация в Хейвене, как мы уже знаем, давно беспокоила Джона Леандро. Там явно что-то происходило. Он почти физически чувствовал это. Бывали моменты, когда он мог сказать, что чувствует запах чего-то необычного, как хорошая собака.
    
Его отпуск начинался в пятницу. Он рассчитывал выехать в Хейвен в тот же день. Но он жил вместе с недавно овдовевшей матерью, и она попросила его сперва съездить с ней к ее сестре в Новый Скотланд; она говорила, что понимает, что визит не вписывается в планы Джона, но она старая и не просит его о слишком многом; тем, что она стирает и готовит ему, она заслужила этот маленький знак внимания с его стороны, и еще очень многое говорила она, и ему пришлось уступить.
    
Поэтому в пятницу он отвез мать к ее сестре, задержавшись там на два дня, и смог выехать только в воскресенье вечером.
    
Он никогда не любил воскресенье.
    
Итак, в понедельник, 15 августа, Леандро за рулем недавно купленного и еще пахнувшего краской «доджа», насвистывая песенку, направлялся в Хейвен… где он рассчитывал прославиться как журналист. Хотя, конечно, вряд ли кто-нибудь рискнул бы назвать его пустым местом в газетном мире.
    
День был ясным и теплым, но не жарким. Это был день, который мог бы навеки запечатлеться в его памяти. Джонни Леандро мечтал написать роман… но он забыл одну старую истину: «Бери от Бога, что хочешь, но не забудь заплатить за это».
    
Он знал, что приблизился к чему-то гораздо большему и более важному, чем могло показаться с первого взгляда. Он забыл обо всякой осторожности. Ему хотелось как можно скорее извлечь из этой истории с Хейвеном все, что только можно.
    
Когда он выезжал со двора сестры своей матери, мать крикнула вслед:
    
— Не забудь позавтракать, Джонни!
    
В руке она держала увесистый сверток с бутербродами.
    
— Спасибо, мама, — сказал он, протягивая в окно руку. — Ты не должна была беспокоиться об этом. Я захватил с собой пару гамбургеров…
    
— Я говорила тебе тысячу раз, — сказала она, — не смей есть эти проклятые гамбургеры. С твоим желудком тебе следовало бы навсегда забыть, что это такое. И потом, ты не знаешь, из каких ужасных грязных продуктов их готовят. Микробы…
    
— Я все знаю, мам. Я…
    
— Ты не видишь этих микробов, — не обращая внимания на его слова, продолжала миссис Леандро. Ее было невозможно сбить с начатой темы.
    
— Да, мама.
    
— Руки поваров тоже бывают грязными, как тебе известно. Я бы не хотела, чтобы ты думал, будто я поучаю тебя, но иногда сыну бывает полезно послушать мать. Еда в общественных местах способствует многим, очень многим болезням.
    
— Мам…
    
Она вдруг неловко улыбнулась и прищурила левый глаз:
    
— Ты считаешь свою мать дурочкой, сынок, и мечтаешь только об одном: чтобы она поскорее заткнулась.
    
Леандро понимал, что это самый обыкновенный, не слишком ловкий маневр, но все же ему стало стыдно.
    
— Нет, мама, — сказал он, — я вовсе так не думаю.
    
— Конечно, ты отличный репортер, а я всего лишь домохозяйка…
    
Леандро, потупив глаза, ничего не ответил.
    
— Но кое-что я все же знаю. Держись подальше от придорожных закусочных, Джонни, потому что ты можешь там отравиться. Там все кишит микробами.
    
— Постараюсь, мама.
    
Удовлетворенная полученным обещанием, теперь она хотела, чтобы он поскорее уехал.
    
— Ты вернешься к ужину?
    
— Да, — ответил Леандро, не слишком уверенный в этом.
    
— К шести? — уточнила она.
    
— Да! Да!
    
— Знаю, знаю, я только глупая старая…
    
Он глянул в зеркало заднего обзора и увидел ее, стоящую на тропинке. Он дал задний ход, потом рванул вперед — и машина тронулась с места. Он уехал, а мать все еще что-то говорила ему вслед.
    
В Хейвене Бобби Андерсон демонстрировала Гарднеру усовершенствованную аппаратуру, приспособленную для дыхания. Ив Хиллмен узнал бы ее: это был все тот же респиратор, который он захватил для Дугана, только преобразованный внутри. Батча он должен был предохранять от воздуха Хейвена, а Бобби сделала так, что, войдя в корабль, она и Джим будут вдвоем дышать через него именно воздухом Хейвена.
    
Было девять часов тридцать минут.
    
В это же время в Дерри Джон Леандро притормозил у обочины дороги неподалеку от места, где исчезли полицейские Роудс и Габбонс. Он открыл «бардачок» и достал оттуда пистолет марки «смит-и-вессон» сорок пятого калибра. Он держал его в руках, ощущая приятную прохладу металла, а его нос принюхивался к странному запаху, доносившемуся откуда-то издалека.
    
Запаху тухлого мяса.
    
Микробы, — вспомнились ему слова матери. — Еда в общественных местах способствует многим, очень многим болезням.
    
Передумав, он положил пистолет на место и, так и не выйдя из машины, нажал на газ и тронулся с места.
    
Сердце его билось чуть быстрее, будто предчувствовало встречу с чем-то важным.
    
С чем-то большим… иногда я просто чую это.
    
Да. Здесь, безусловно, что-то происходит. Смерть миссис Мак-Косленд (когда же это было? в июле?); самоубийство полицейского, любившего ее; еще раньше — исчезновение маленького мальчика, Давида Брауна. Да, не забыть бы: исчезновение двух полицейских и странный рассказ дедушки этого самого Давида об обстоятельствах, при которых исчез его внук.
    
Почему вы пришли к Брайту, а не ко мне, мистер Хиллмен? — подумал Леандро. Подумал как минимум в пятнадцатый раз за последний месяц.
    
А теперь и Хиллмен исчез. Уехал из города две недели назад и не вернулся. Не появился больше к лежащему в госпитале внуку. Не вернул взятый напрокат автомобиль. Официальная версия была такова, что Хиллмен не исчез, но все же его разыскивала полиция. В глазах же Джона Леандро это исчезновение приобретало совершенно другой характер. Квартирная хозяйка Хиллмена в Дерри рассказала ему, что Ив задолжал ей шестьдесят баксов, а он никак не походил на человека, убегающего от долгов.
    
Что-то большое… странный запах…
    
Подобные эманации исходили от Хейвена в последние две недели. За июль в городе произошло несколько пожаров. Потом эта авиакатастрофа. Еще можно было прибавить то, что дозвониться в Хейвен стало практически невозможно. Это удавалось немногим. Он, Леандро, сам посылал запрос в телефонную компанию, и ему ответили, что никак не могут обнаружить неисправность.
    
Ему хотелось найти кого-нибудь, кто мог бы подробно рассказать обо всем, что происходило в Хейвене начиная с 10 июля…
    
Он интервьюировал многих людей, но ничего не добился. Некоторые уехали из Хейвена до известных событий и мало что могли рассказать. Другие с удивлением смотрели на него, потому что, хотя и были в Хейвене в начале интересующего Джона периода, никаких перемен, как и те, кто приезжал на похороны Руфи Мак-Косленд, не заметили.
    
В Бангоре Леандро разыскал Рикки Беррингера, младшего брата хорошо знакомого нам Ньюта Беррингера.
    
— Мы приезжали в гости к Ньюту, — рассказывал Рикки, — в конце июля. Но он как раз в это время заболел воспалением легких.
    
Очевидно, воспаление легких в Хейвене приобрело характер эпидемии. Этой же болезнью примерно в то же время переболели тетка Дана Блю Сильвия, брат Билла Спруса Френк и многие другие.
    
Выясняя все это, Леандро воздержался от комментариев. Он собирал информацию и не хотел, чтобы кто-то, заподозрив в Хейвене что-то неладное, опередил его.
    
Еще одним интервьюируемым оказался Элвин Рутлидж. В июле он приезжал в Хейвен к друзьям, но почти сразу же заболел и был вынужден вернуться. После беседы с ним у Леандро стала образовываться и другая цепочка — звеньями в ней были заболевшие после посещения Хейвена.
    
Совершенно случайно он встретил в Дерри давнюю подругу своей матери Элейн Пульсифер, у которой в Хейвене, в свою очередь, тоже была подруга.
    
Элейн была старше матери Джонни на пятнадцать лет, и ей скоро должно было исполниться семьдесят. Угощая Джонни чаем с черствыми коржиками, она рассказала ему историю сходную с теми, которые он уже слышал.
    
Подругу Элейн в Хейвене звали Мэри Джеклин (а ее внуком, как все, наверное, догадались, был Томми Джеклин). Они ездили друг к другу в гости около сорока лет. Но этим летом ей так и не удалось повидаться с Мэри. Ни разу. Она разговаривала с ней по телефону, и на первый взгляд могло показаться, что все нормально, но, зная Мэри, она почувствовала: что-то не в порядке.
    
— Все, что она говорила мне, было само по себе хорошо и правильно, но в целом звучало не так, как всегда, если ты понимаешь, что я имею в виду, — рассказывала она, подвигая к Джону блюдо с коржиками. — Съешь еще парочку!
    
— Нет, благодарю вас, — отказался Леандро.
    
— Ох уж эти мальчишки, — добродушно засмеялась старая леди. — Твоя мать наверняка рассказывала тебе о правилах хорошего тона, но ты, как, впрочем, и любой мальчик, так и не усвоил их.
    
Принужденно улыбаясь, Джон был вынужден взять еще один коржик.
    
Откинувшись на спинку стула, миссис Пульсифер продолжала:
    
— Я заподозрила неладное… Сперва мне показалось, что Мэри просто не хочет мне чего-то рассказывать. Потом я рассудила, что мы знакомы достаточно давно, и, скорее всего, если бы произошло что-то плохое, она поделилась бы со мной. Понимаешь, она не то чтобы охладела ко мне…
    
— Она просто стала другой, верно?
    
— Именно так. И я подумала, что, наверное, она просто больна, но не хочет, чтобы друзья нервничали из-за нее. Тогда я позвонила Вере и сказала: «Вера, мы должны съездить и проведать Мэри. Мы не будем предупреждать ее о нашем приезде, чтобы она не отговорила нас. Будь готова, Вера, — сказала я, — потому что завтра в десять утра я заеду за тобой, и, если ты к этому времени не соберешься, я не стану ждать ни минуты».
    
— Вера — это…
    
— Вера Андерсон из Дерри. Она моя лучшая подруга, не считая, конечно, твоей матери и Мэри.
    
— Итак, вы отправились вдвоем…
    
— Да.
    
— И вы заболели.
    
— Заболела! Я думала, что умру! Мое сердце! — Она драматическим жестом приложила руку к груди. — Оно так колотилось! Моя голова разболелась, а из носа потекла кровь. Вера так испугалась! Она сказала: «Поворачивай, Элейн, ты должна сразу же обратиться в больницу». Я развернула машину, и мы поехали в обратном направлении. Потом вдруг изо рта у меня вылетели два зуба. Представляешь, сразу два! Слышал ты когда-нибудь о подобном?
    
— Нет, — солгал Джон, вспоминая о том, что рассказывали ему другие интервьюируемые. — А где это произошло?
    
— Я ведь сказала, мы собирались навестить Мэри Джеклин…
    
— Да, но вы не сказали, доехали ли вы до Хейвена. Где вам стало плохо? Уже в городе?
    
— Нет. Это случилось в миле от черты города, когда мы проехали Трою.
    
— То есть близко от Хейвена.
    
— Я почувствовала себя неважно еще раньше, но не хотела пугать Веру, потому что рассчитывала, что все пройдет.
    
Вера Андерсон не заболела, и это беспокоило Леандро. У нее не болела голова, не шла носом кровь, не выпадали зубы.
    
— Нет-нет, — отвечая на его вопрос, сказала Элейн, — с ней было все в порядке. Единственное, от чего она могла заболеть, — это страх. Точно, она была больна от страха. За меня… и за себя, безусловно.
    
— Что вы имеете в виду?
    
— Ну, дорога была пустынной. Она подумала, что, если я выйду из строя, нам никто не сможет оказать помощь.
    
— А разве она не могла сесть за руль?
    
— Спаси тебя Бог, Джонни! У Веры уже много лет мускульная дистрофия. Она носит металлический корсет — это жестокие пытки! Иногда мне просто жаль на нее смотреть!
    
15 августа в десять утра Леандро проехал Трою. Его живот урчал от голода, и он не хотел признаваться в этом даже самому себе от страха. По коже бежали мурашки.
    
Я тоже могу заболеть. У меня может пойти носом кровь. И выпадут зубы…
    
И все же он не собирался менять принятого решения.
    
Он проехал Трою, где все казалось обычным, и направился к дороге, ведущей в Хейвен. Было скучно, и он включил приемник, настроившись на Бангор. Сперва все было в порядке, но потом вдруг появились какие-то помехи, постепенно усиливающиеся, и программа бангорской радиостанции потонула в шуме и свисте. Он покрутил ручку настройки и, раздосадованный, выключил радио.
    
Вокруг простирались поля. Странно, обычно в августе они уже бывали убраны, а тут поля стояли нетронутыми, будто о них просто забыли. Он не увидел по дороге ни единого человека.
    
В голове у него что-то шептал тихий голосок. Джонни прислушался. Голосок напоминал детский, но со взрослыми интонациями.
    
Лучше тебе было бы вернуться домой.
    
Да. Домой, к маме. Домой, чтобы успеть к обеду. Она будет рада ему. Они пообедают и выпьют кофе. Они будут разговаривать. То есть разговаривать будет мать, а он будет слушать. Так было всегда, и это вовсе не плохо. Иногда она рассказывает забавные вещи…
    
Спасайся.
    
Да, голосок прошептал именно это слово. Спасайся.
    
Но я совсем не хочу домой!
    
Он сильно нажал на газ и, будто на крыльях, полетел в Хейвен.
    
Не проехав и мили, он почувствовал, что ему становится нехорошо. Он принял это за физическое проявление страха и не обратил внимания. Но ему становилось все хуже, и он подумал: А не отравился ли я? Вопрос был совсем в духе его матери, но его это не рассмешило.
    
Лучше было бы повернуть назад, — говорил голосок, на этот раз более настойчиво.
    
Леандро стиснул зубы. Ну уж нет! Он доедет до чертова Хейвена, чего бы это не стоило.
    
И все же ему было плохо. Он почти не видел дорогу. В миле от городской черты он начал терять сознание. Перед глазами проносились бессвязные картинки… галлюцинации…
    
ДОМОЙ, ВЕРНИСЬ, ПОЖАЛУЙСТА, ДОМОЙ!
    
В голову ему вдруг почему-то полезли математические формулы, хотя он никогда не дружил с математикой, ни в школе, ни в колледже, ни потом, в университете. Неожиданно сам для себя, он доказал теорему Пифагора. И тут…
    
И тут носом у него хлынула кровь.
    
Так и закончилась первая попытка Леандро попасть в Хейвен. Он развернул машину и помчался в обратном направлении, словно преследуемый волком заяц.
    
Доехав до Трои, он вбежал в первый встреченный по дороге магазинчик мужской одежды. Ему нужно было купить себе новую футболку. Хотя кровотечение прекратилось, старая была невероятно испачкана кровью. Его приятно удивил большой для такого крошечного, захудалого магазинчика выбор: на прилавке лежали рубашки, футболки, майки практически на любой вкус.
    
— У вас есть что выбрать, — похвалил он хозяина магазина.
    
— Да, есть что выбрать и есть что купить.
    
— И много покупают?
    
— Немало, — улыбнулся хозяин. — В основном парни вроде тебя.
    
— Вроде меня?
    
— Да. Парни с разбитыми носами.
    
— ????
    
— Их носы кровоточат так же, как и твой, и кровь заливает рубашки. Тогда им нужно переодеться, а мой магазинчик как раз по дороге. Этим летом торговля идет как никогда бойко.
    
Леандро с расстановкой спросил:
    
— Так что, из Хейвена возвращается много людей, у которых носом идет кровь?
    
— Много? Ха-ха! Безумно много! Боже, сколько их понаехало, когда хоронили эту даму, тамошнего констебля! Я думал, мне придется ехать во Флориду пополнять запасы товара.
    
— Это были жители Хейвена?
    
— Нет. Только приезжие. — И задумчиво добавил: — О, каким фонтаном била кровь у одного мужика!
    
— А кто-нибудь об этом знает?
    
Хозяин поднял на Леандро мудрые, понимающие глаза:
    
— Знаешь ты, сынок.
   
   
    
     
6. ВНУТРИ КОРАБЛЯ
    
    
— Ты готов, Гард?
    
Гарднер сидел на крыльце, глядя на дорогу. Голос Бобби за его спиной прозвучал несколько неожиданно.
    
Готов к чему? Убить тебя?
    
Он встал, оглянулся и увидел снаряжение в руках Бобби. Потом он увидел ее улыбку. Улыбка Гарду не понравилась. Очень не понравилась.
    
— Ты видишь что-нибудь смешное? — спросил он.
    
— Слышу. Слышу твои мысли, Гард. Ты, наверное, вспоминаешь какой-то фильм про убийство, — сказала Бобби. — Поэтому, наверное, ты и подумал: «Готов к чему? Убить тебя?» Странно, я впервые смогла прочитать все твои мысли… Вот поэтому я и улыбаюсь.
    
— Ты начала шутить.
    
— Да. Так легче жить, — все еще улыбаясь, ответила Бобби.
    
Откуда-то из глубины подсознания пришла мысль: Теперь у меня есть ружье, Бобби. Оно лежит под кроватью. Я нашел его в Первой Реформистской церкви призраков. Опасная мысль!.. Но еще опаснее теперешняя способность Бобби беспрепятственно читать чужие мысли.
    
Улыбка на лице Бобби окаменела:
    
— И что же это за ружье?
    
— Думаю, ты сама мне это скажешь, — заявил он. — А сейчас пойдем, Бобби. Кстати, что это у тебя с собой?
    
Бобби показала ему снаряжение. Это были два резиновых нагубника, подключенных к баллончику, и самодельные регуляторы.
    
— Мы наденем это, — сказала она, — когда войдем внутрь.
    
Внутрь.
    
В душе его всколыхнулось множество эмоций: неприятие, страх, удивление, отвращение.
    
— А что за воздух там, внутри? — вслух подумал он. — Он здорово отличается от привычного нам?
    
— Нет, не очень, — ответила Бобби. Сегодня она была загримирована по-новому, потому что теперь не считала нужным скрывать от Гарда произошедшие с ней физиологические перемены. Она выглядела просто ужасно, и в животе у Гарда возникло мерзкое сосущее ощущение.
    
— Он отличается только одним, — продолжала она. — Гниением.
    
— Гниением?
    
— Корабль никто не открывал более двадцати пяти тысяч веков. Он был совершенно закупорен. Воздух в нем способен сразу же убить нас. Поэтому мы наденем снаряжение.
    
— А что в баллонах?
    
— Ничего, кроме нормального воздуха старого доброго Хейвена. Баллоны наполнены на сорок-пятьдесят минут работы. Думаю, этого времени нам хватит. Так ты готов?
    
— Мы действительно собираемся войти туда?
    
— Действительно.
    
Гарднер вдруг рассмеялся. Его руки и ноги неожиданно вспотели.
    
— Я страшно рад, — сказал он.
    
— Я тоже, — улыбнулась Бобби.
    
— Но в то же время мне просто страшно.
    
Таким же тоном Бобби добавила:
    
— Нечего бояться, Гард. Все будет в порядке.
    
И что-то в ее тоне еще больше испугало Гарднера.
    
Они ехали на тракторе через мертвый лес, и только звук мотора нарушал тишину. Разговаривать им не хотелось.
    
Остановив трактор у самого края ямы, Бобби секунду смотрела вниз, на металлический корпус, освещенный ярким солнечным светом.
    
Внутрь, — снова подумал Гард.
    
— Ты готов? — снова спросила Бобби.
    
— Да, вполне.
    
— Помни, вхождение внутрь может убить тебя, — внезапно сообщила она.
    
— И дело не в воздухе — это мы предусмотрели. Мы просто не можем знать, что нас ожидает внутри. — Она помолчала. — Ну вот, теперь ты знаешь это.
    
— Да, — Гарднер смотрел на корабль, обдумывая одну вещь: Где мы окажемся, когда попадем туда?
    
— Надеюсь, все будет в порядке, хотя… — вздохнула Бобби. — Есть определенный риск.
    
— Знаю.
    
Бобби повернулась и начала спускаться в яму. Гард некоторое время смотрел ей вслед.
    
Я знаю, что есть определенный риск. Но самый большой риск — доверять тебе, Бобби. Действительно ли, как ты уверяешь, в баллонах воздух Хейвена?
    
А, собственно, какая разница? Не войдя в корабль, он все равно этого не узнает. И тогда он не спасет ни Давида Брауна, ни весь мир.
    
Бобби оглянулась и нетерпеливо позвала:
    
— Идешь?
    
— Да, — ответил Гарднер и последовал ее примеру.
    
Они стояли у входа в корабль, плечо к плечу. Внезапно Бобби повернулась к Гарду:
    
— Хочу, чтобы ты знал. У тебя есть надежда выбраться оттуда в одном случае, если со мной все будет в порядке.
    
— Ясно.
    
Но как же она собирается открыть намертво задраенную дверь? Гард не видел никаких приспособлений, которые могли бы ей в этом помочь.
    
Все оказалось проще. Она нажала рукой на странный символ на дверце, и та начала открываться.
    
Мгновением позже легкий ветерок подул Гарднеру в лицо, взрыхлив волосы. Гард подумал: Смерть. Это смерть. Смерть коснулась меня своим крылом. Она убьет меня, как убивает сейчас каждый микроорганизм на моей коже.
    
Быстрым движением он надел нагубник и открыл поступление воздуха из баллона. Он ждал, когда же он начнет умирать? Но ничего не произошло. Бобби была права: в баллоне самый обыкновенный воздух, разве что более сухой, чем обычно.
    
Сорок-пятьдесят минут.
    
На столько здесь хватит воздуха.
    
Дыши помедленнее, Гард. Тогда его хватит подольше.
    
От замедлил дыхание.
    
Во всяком случае, постарался сделать это.
    
Ветер утих. Дверь теперь была открыта полностью. Его глаза не видели за ней ничего, кроме темноты. Во рту появился привкус резины: очевидно, он слишком сильно вцепился в нагубник. Гарднер с трудом заставил себя немного разжать зубы.
    
До его слуха донеслись слова Бобби; не слова, понял он, — мысли.
    
Хорошо… все должно быть хорошо… не бойся, Гард… пошли…
    
И Гард, как послушный ребенок, пошел за ней.
    
Он заглянул за угол коридора.
    
Коридор был освещен. Неужели здесь все же есть призраки? — подумал Гард. Но нет, просто стены были сделаны из непонятного светящегося материала.
    
И никаких батареек, — подумал Гарднер. — Просто корабль все еще жив. После стольких тысячелетий — жив.
    
Я уже вошла, Гард. А ты?
    
Пытаюсь, Бобби.
    
Он поправил баллон и сделал несколько осторожных шагов.
    
На мгновение с ним случилось что-то вроде трансцендентальной агонии: он почувствовал, что радиоволны проходят непосредственно через его голову. И не одна — все радиоволны в мире, казалось, сосредоточились в его голове.
    
Потом ощущение ушло. Он подумал, что иногда такое случается, когда входишь в туннель. Войдешь — и все прошло. Вот так и здесь: он вошел в корабль — и все стихло. Очевидно, это были наружные радиоволны. Бобби смотрела на него, задавая взглядом вполне очевидный вопрос: все ли с ним в порядке. Но это была лишь его догадка, а вот мысли ее он слышать почему-то не мог.
    
Он мысленно ответил: Все прекрасно, пошли дальше!
    
Вопросительное выражение на лице Бобби не изменилось: она гораздо лучше, чем Гард, умела читать мысли, но сейчас тоже ничего не услышала. Гард жестом предложил ей идти дальше. Через секунду она кивнула и последовала его совету.
    
Они прошли по коридору шагов двадцать. Бобби шла без всякого страха или же она успешно скрывала его. Слева они увидели небольшую дверцу. Эта дверца, диаметром около трех футов, была открыта. Не спрашивая согласия Гарднера, Бобби свернула туда.
    
Гарднер задержался на пороге, тоскливо глядя в направлении, откуда они пришли. Там был выход, а впереди — темнота.
    
Потом он решился и последовал за Бобби. Коридор, еще коридор, меньше в диаметре, чем первый, почти туннель. Благодаря наклонному положению корабля лестница Гарду и Бобби не понадобилась бы: коридор был практически горизонтальным. Но лестница зачем-то стояла в углу, и Бобби жестом велела Гарду прихватить ее с собой.
    
Идти с лестницей было нелегко, и Гард спотыкался на каждом шагу.
    
Внезапно потолок начал как бы понижаться, сводчатые стены нависли над Гардом, и он испытал острый приступ клаустрофобии: призраки здесь и все еще живы. В любой момент он ожидал, что чья-то тяжелая, нечеловеческая рука сожмет его плечо…
    
Глаза заливал пот.
    
Он попытался оглянуться через плечо, хотя лестница отчаянно мешала ему в этом.
    
Ничего. Ничего, Гард. Держи себя в руках!
    
И все же они здесь. Живые или мертвые… Впрочем, это одно и то же. Они живут в Бобби.
    
Будь осторожен, Гард. И ИДИ ВПЕРЕД!
    
Лестница оставляла след на полу. В пыли отпечатывались и его следы. Человеческие следы в этой штуке, прилетевшей Бог знает из каких далей.
    
Бобби дошла до начала туннеля и стояла на пороге какого-то зала. Зал имел форму шестиугольника, а его стены светились мягким рассеянным светом. По полу тянулся толстый кабель, сплетенный из множества тоненьких проводов, каждый из которых был подключен к какому-то прибору.
    
Бобби не стала рассматривать все это. Она смотрела в угол. Гард проследил за направлением ее взгляда, и его сердце учащенно забилось.
    
Они были там, двое или трое, и они сгрудились в дальнем углу. Было бы трудно рассказать, как они выглядели, настолько все переплелись вместе. Корабль накренился при падении, и их отбросило в этот конец комнаты. Они все еще лежали.
    
Межзвездная автокатастрофа, — грустно подумал Гарднер.
    
Бобби не делала никаких попыток приблизиться. Она только стояла и смотрела, нервно потирая руки. Гарднер попытался понять, что она думает и чувствует, и не смог. Он подошел к ней, стараясь ступать как можно тише. Она посмотрела на него каким-то новым странным взглядом. Что я вижу в ее глазах, когда она вот так смотрит? — подумал Гард и отступил в направлении коридора. Ее руки продолжали теребить одна другую.
    
Внезапно Бобби протянула к нему руку, и Гард, не задумываясь, пожал ее. Он не сводил глаз с тех, в углу. Он был похож сейчас на ребенка, который боится слушать сказку, но никогда не согласился бы, чтобы ее перестали рассказывать. Он должен был смотреть.
    
Выросший в южном Мэне, Гарднер пересек то, что он считал отсеком управления космического корабля. Под его ногами был пол, похожий на темное стекло, и Гард не издавал при ходьбе ни единого звука. Тишину нарушал только звук дыхания.
    
Он приблизился к лежащим в углу телам и стал рассматривать их.
    
Это и были призраки, — думал он. — Вряд ли Бобби и остальные будут после полного «превращения» выглядеть точно так же, потому что они иначе устроены физически. Но они, несомненно, будут весьма похожи на оригиналы. И они уже достаточно приблизились к оригиналу. Бедняги!
    
Ему было страшно, и кровь застывала в его жилах.
    
Вчера, сегодня и всегда и там они, и тут, — запел тоненький голосок в его голове. — Лишь ты уснешь, как со двора в дом призраки придут.
    
Сперва ему показалось, что их пятеро, но на самом деле их было четверо, просто один состоял из двух частей. Не было похоже, чтобы они (они-он или они-она) умирали легко и без мучений. Их лица вытянулись и обуглились. На глазах была катаракта. Губы искривились в беззвучном крике.
    
Их кожа была совершенно прозрачной, и Гард видел сквозь нее застывшие мышцы.
    
У них не было зубов.
    
К нему приблизилась Бобби. На ее лице Гард тоже прочитал страх.
    
Вот они, ее нынешние боги, — думал Гарднер. — А почему бы и нет? Именно благодаря им она стала такой, какая есть сегодня.
    
Да, межзвездная автокатастрофа. Но он не верил, что все они погибли в результате толчка. Скорее всего, здесь произошло что-то другое. Что? Он всмотрелся в переплетенные тела. В шестипалой руке одного из лежащих было зажато нечто напоминающее кухонный нож.
    
Посмотри на них Бобби, — подумал он, хотя и знал, что Бобби сейчас не сможет прочесть его мысли. И, чтобы она наверняка поняла его, он указал рукой на лежащего с ножом экс-призрака.
    
Посмотри на них на всех, Бобби. Не нужно быть Шерлоком Холмсом, чтобы понять одно — здесь была драка. Самая обычная драка. Они о чем-то поспорили. Возможно, о том, стоит ли высаживаться здесь или же лучше отправиться на Альфу Центавра. Так или иначе, результат тот же. Вот она, правда. Кораблекрушение случилось потому, что они подрались. А где же их оружие? Где бластеры? Я вижу только один нож. А как же остальные? Что было их оружием? Стекла?.. Их длинные руки?.. Большие когти?..
    
Бобби упрямо смотрела в сторону. Она ничего не хотела видеть.
    
Гарднер упрямо тронул ее за руку, указывая теперь на ноги лежащих.
    
Если бы у Брюса Ли были такие ноги, он убивал бы по меньшей мере тысячу людей в неделю, Бобби.
    
Действительно, ноги призраков были странными: невероятно длинные, они заканчивались не ступнями, а одним большим когтем, напоминающим птичий клюв.
    
Оставь меня в покое, — говорили глаза Бобби.
    
Она повернулась и пошла. Еще секунда — и она скрылась из вида.
    
Гард постоял еще минуту, размышляя, каким странно пустым кажется зал и как мало он стыкуется с теми представлениями о космическом корабле, которое все получают из фантастических фильмов и книг. Вряд ли здешняя обстановка понравилась бы кинорежиссеру. Кроме лежащих на полу наушников да груды тел в углу, в зале ничего не было.
    
Хороший сюжет для Хайнлайна, — подумал Гард и последовал в том направлении, куда ушла Бобби.
    
Следующее помещение было не менее просторным, но более заполненным. Там стояли какие-то аппараты, назначения которых Гард понять не смог. Очевидно, это было машинное отделение.
    
У Гарда опять начал кровоточить нос… Струйка крови, дойдя до рта, разделялась на две струйки и стекала на рубашку. Нагубник мешал вытирать кровь, и Гард надеялся лишь на то, что кровотечение скоро закончится.
    
Внезапно ему показалось, что он слышит какой-то шипящий звук.
    
Он остановился и прислушался.
    
Ничего.
    
Галлюцинация?
    
Нет.
    
Звук повторился, на этот раз громче. К нему присоединился еще один, свистящий. Потом какой-то скрежет — и мгновенная тишина.
    
Двигатели. Что-то включилось.
    
Мы разбудили их своим присутствием. Нужно уходить, пока все здесь не пришло в движение.
    
Он отогнал от себя эту абсурдную, на первый взгляд, мысль и пересек зал, стараясь не думать о звуках, раздавшихся под сводами светящегося потолка.
    
Из зала он попал в коридор, разделяющийся на два меньших коридора, услышал в левом из них шум шагов Бобби и пошел на этот звук. Она стояла у входа с отсутствующим выражением на лице и смотрела на Гарда невидящими глазами.
    
У стены в ряд стояли скафандры, или то, что можно было принять за скафандры. Сквозь пыльные стекла в них виднелись… Гард отшатнулся. В них виднелись лица. Лица, обтянутые кожей, с пустыми глазами, просвещающимся сквозь кожу мозгом… Все они были мертвы.