1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 
     
И от варварства освободи!
    
   
   «И вкусы и запросы мои странны…»
   
    
     
И вкусы и запросы мои странны,
     
Я экзотичен, мягко говоря:
     
Могу одновременно грызть стаканы
     
И Шиллера читать без словаря.
    
    
     
Во мне два «Я», два полюса планеты,
     
Два разных человека, два врага.
     
Когда один стремится на балеты,
     
Другой стремится прямо на бега.
    
    
     
Я лишнего и в мыслях не позволю,
     
Когда живу от первого лица.
     
Он часто вырывается на волю —
     
Второе «Я» в обличье подлеца.
    
    
     
И я борюсь, давлю в себе мерзавца.
     
О, участь беспокойная моя.
     
Боюсь ошибки, может оказаться,
     
Что я давлю не то второе «Я».
    
    
     
Когда в душе я раскрываю гранки
     
На тех местах, где искренность сама,
     
Тогда мне в долг дают официантки
     
И женщины ласкают задарма.
    
    
     
Но вот летят к чертям все идеалы,
     
Но вот я груб, я нетерпим и зол.
     
Но вот сижу и тупо ем бокалы,
     
Забрасывая Шиллера под стол.
    
    
     
А суд идет, весь зал мне смотрит в спину.
     
Вы, прокурор, вы, гражданин судья,
     
Поверьте мне, не я разбил витрину,
     
А подлое мое второе «Я».
    
    
     
И я прошу вас, строго не судите.
     
Лишь дайте срок, но не давайте срок.
     
Я буду посещать суды как зритель
     
И к судьям заходить на огонек.
    
    
     
Я больше не намерен бить витрины
     
И лица граждан, — так и запиши!
     
Я воссоединю две половины
     
Моей больной раздвоенной души.
    
    
     
Искореню, похороню, зарою,
     
Очищусь, ничего не скрою я.
     
Мне чуждо это «Я» мое второе,
     
Нет, это не мое второе «Я».
    
   
   Диалог у телевизора
   
    
     
— Ой, Вань, смотри, какие клоуны,
     
Рот — хоть завязочки пришей.
     
Ой, до чего, Вань, размалеваны,
     
И голос, как у алкашей.
     
А тот похож, нет, правда, Вань,
     
На шурина, такая ж пьянь.
     
Ну нет, ты глянь, нет-нет, ты глянь,
     
Я правда, Вань.
    
    
     
— Послушай, Зин, не трогай шурина.
     
Какой ни есть, а он — родня.
     
Сама намазана, прокурена,
     
Гляди, дождешься у меня!
     
А чем болтать, взяла бы, Зин,
     
В антракт сгоняла б в магазин.
     
Что, не пойдешь? Ну я один,
     
Подвинься, Зин.
    
    
     
— Ой, Вань, гляди, какие карлики,
     
В джерси одеты, не в шевьет,
     
На нашей пятой швейной фабрике
     
Такое вряд ли кто пошьет.
     
А у тебя, ей-богу, Вань,
     
Ну все друзья такая рвань
     
И пьют всегда в такую рань
     
Такую дрянь!
    
    
     
— Мои друзья хоть не в болонии,
     
Зато не тащат из семьи,
     
А гадость пьют из экономии.
     
Хоть поутру, да на свои.
     
А у тебя самой-то, Зин,
     
В семидесятом был грузин,
     
Так тот вообще хлебал бензин,
     
Ты вспомни, Зин.
    
    
     
— Ой, Вань, гляди-кось, попугайчики!
     
Нет, я, ей-богу, закричу.
     
А это кто в короткой маечке?
     
Я, Вань, такую же хочу.
     
В конце квартала, правда, Вань,
     
Ты мне такую же сваргань.
     
Ну, что «отстань», всегда «отстань»,
     
Обидно, Вань!
    
    
     
— Ты, Зина, лучше помолчала бы,
     
Накрылась премия в квартал.
     
Кто мне писал на службу жалобы?
     
Не ты? Да я же их читал.
     
К тому же эту майку, Зин,
     
Тебе напяль — позор один.
     
Тебе ж шитья пойдет аршин,
     
Где деньги, Зин?
    
    
     
— Ой, Вань, умру от акробатиков!
     
Смотри, как вертится, нахал.
     
Завцеха наш, товарищ Сатюков,
     
Недавно в клубе так скакал.
     
А ты придешь домой, Иван,
     
Поешь и сразу на диван
     
Иль вот кричишь, когда не пьян,
     
Ты что, Иван?
    
    
     
— Ты, Зин, на грубость нарываешься,
     
Все, Зин, обидеть норовишь.
     
Тут за день так накувыркаешься,
     
Придешь домой — там ты сидишь.
     
Ну и меня, конечно, Зин,
     
Сейчас же тянет в магазин,
     
А там друзья… Ведь я же, Зин,
     
Не пью один.
    
    
     
Ого, однако же, гимнасточка!
     
Гляди-кось, ноги на винтах,
     
У нас в кафе молочном «Ласточка»
     
Официантка может так.
     
А у тебя подруги, Зин,
     
Все вяжут шапочки для зим,
     
От ихних скучных образин
     
Дуреешь, Зин.
    
    
     
— Как, Вань, а Лилька Федосеева,
     
Кассирша из ЦПКО?
     
Ты к ней все лез на новоселии,
     
Она так очень ничего.
     
А чем ругаться, лучше, Вань,
     
Поедем в отпуск в Ереван.
     
Ну что «отстань», опять «отстань»!
     
Обидно, Вань.
    
   
   Объяснительная записка в милицейском протоколе
   
    
     
Считать по-нашему, мы выпили немного,
     
Не вру, ей-богу, скажи, Серега!
     
И если б водку гнать не из опилок,
     
То что б нам было с пять бутылок.
    
    
     
Вторую пили близ прилавка в закуточке,
     
Но это были как раз еще цветочки,
     
Потом в скверу, где детские грибочки,
     
Потом… Не помню, дошел до точки.
    
    
     
Я пил из горлышка с устатку и не евши,
     
Но как стекло был остекленевший.
     
Ну а когда коляска подкатила,
     
Тогда в нас было семьсот на рыло.
    
    
     
Мы, правда, третьего насильно затащили,
     
Но тут промашка — переборщили.
     
А что очки товарищу разбили,
     
Так то портвейном усугубили.
    
    
     
Товарищ первый нам сказал, что, мол, уймитесь,
     
Что не буяньте, что разойдитесь.
     
Ну «разойтись» я сразу согласился
     
И разошелся, и расходился.
    
    
     
Но если я кого ругал, карайте строго,
     
Ну это вряд ли, скажи, Серега!
     
А что упал — так то от помутнения,
     
Орал не с горя, от отупения.
    
    
     
Теперь позвольте пару слов без протокола.
     
Чему нас учит, семья и школа?
     
Что жизнь сама таких накажет строго,
     
Тут мы согласны, скажи, Серега!
    
    
     
Он протрезвеет и, конечно, тоже скажет,
     
Пусть жизнь осудит, пусть жизнь подскажет.
     
Так отпустите, вам же легче будет.
     
К чему возиться, коль жизнь осудит.
    
    
     
Вы не глядите, что Сережа все кивает.
     
Он соображает, все понимает,
     
А что молчит, так это от волнения,
     
От осознания и просветления.
    
    
     
Не запирайте, люди, плачут дома детки,
     
Ему же в Химки, да мне в Медведки…
     
А, все равно: Автобусы не ходят,
     
Метро закрыто, в такси не содят.
    
    
     
Приятно все ж таки, что нас тут уважают,
     
Гляди, подвозят, гляди, сажают.
     
Разбудит утром не петух, прокукарекав,
     
Сержант поднимет как человеков.
    
    
     
Нас чуть не с музыкой проводят, как проспимся.
     
Я рубль заначил, слышь, Сергей, опохмелимся.
     
Но все же, брат, трудна у нас дорога!
     
Эх, бедолага, ну спи, Серега.
    
   
   Песенка полотера
   
    
     
Не берись, коль не умеешь,
     
Не умеючи — не трожь.
     
Не подмажешь — не поедешь,
     
А подмажешь — упадешь.
    
    
     
Эх, недаром говорится,
     
Дело мастера боится,
     
И боится дело это
     
Ваню — мастера паркета.
    
    
     
Посередке всей эпохи
     
Ты на щетках попляши.
     
С женским полом шутки плохи,
     
А с натертым хороши.
    
    
     
Говорят, не нужно скоро
     
Будет званье полотера.
     
В наше время это мненье —
     
Роковое заблужденье.
    
    
     
Даже в этой пятилетке
     
На полу играют детки,
     
Проливают детки слезы
     
От какой-нибудь занозы.
    
    
     
Пусть елозят наши дети,
     
Пусть играются в юлу
     
На натертом на паркете
     
На надраенном полу.
    
   
   Мой сосед (песня профессионального склочника)
   
    
     
Мой сосед объездил весь союз.
     
Что-то ищет, а чего — не видно.
     
Я в дела чужие не суюсь,
     
Но мне очень больно и обидно.
    
    
     
У него на окнах плюш и шелк,
     
Клава его шастает в халате.
     
Я б в Москве с киркой уран нашел
     
При его повышенной зарплате.
    
    
     
И сдается мне, что люди врут.
     
Он нарочно ничего не ищет,
     
А для чего — ведь денежки идут.
     
Ох, какие крупные деньжищи.
    
    
     
А вчера на кухне ихней сын
     
Головой упал у нашей двери
     
И разбил нарочно мой графин,
     
Я — папаше счет в тройном размере.
    
    
     
Ему, значит, рупь, а не пятак?
     
Пусть теперь мне платят неустойку.
     
Я ведь не из завести, я так,
     
Ради справедливости, и только.
    
    
     
Ничего, я им создам уют,
     
Живо он квартиру поменяет.
     
У них денег — куры не клюют,
     
А у нас на водку не хватает.
    
   
   Песня автомобилиста
   
    
     
Отбросив прочь свой деревянный посох,
     
Упав на снег и полежав ничком,
     
Я встал и сел в «погибель на колесах»,
     
Презрев передвижение пешком.
    
    
     
 Я не предполагал играть судьбою,
     
Не собирался спирт в огонь подлить,
     
Я просто этой быстрою ездою
     
Намеревался жизнь свою продлить.
    
    
     
Подошвами своих спортивных «чешек»
     
Топтал я прежде тропы и полы,
     
И был неуязвим я для насмешек,
     
И был недосягаем для хулы.
    
    
     
Но я в другие перешел разряды,
     
Меня не примут в общую кадриль.
     
Я еду — и ловлю косые взгляды
     
И на меня, и на автомобиль.
    
    
     
Прервав общения и рукопожатья,
     
Отворотилась прочь моя среда,
     
Но кончилось глухое неприятье,
     
И началась открытая вражда.
    
    
     
Я в мир вкатился, чуждый нам по духу,
     
Все правила движенья поправ.
     
Орудовцы мне робко жали руку,
     
Вручая две квитанции на штраф.
    
    
     
Я во вражду включился постепенно,
     
Я утром зрел плоды ночных атак:
     
Морским узлом завязана антенна…
     
То был намек: С тобою будет так!
    
    
     
Прокравшись огородами, полями,
     
Вонзали шило в шины, как кинжал.
     
Я ж отбивался целый день рублями,
     
И не сдавался, и в боях мужал.
    
    
     
Безлунными ночами я нередко
     
Противника в засаде поджидал,
     
Но у него поставлена разведка,
     
И он в засаду мне не попадал.
    
    
     
И вот, как «языка», бесшумно сняли
     
Передний мост и унесли во тьму.
     
Передний мост!.. Казалось бы, детали,
     
Но без него и задний ни к чему.
    
    
     
Я доставал мосты, рули, колеса,
     
Не за глаза красивые — за мзду.
     
Но понял я: не одолеть колосса.
     
Назад! пока машина на ходу.
    
    
     
Назад к моим нетленным пешеходам!
     
Пусти назад, о, отворись, сезам!
     
Назад, в метро, к подземным переходам!
     
Назад, руль влево и — по тормозам!
    
    
     
Восстану я из праха, вновь обыден,
     
И отряхнусь, выплевывая пыль.
     
Теперь народом я не ненавидим
     
За то, что у меня автомобиль!
    
   
   «Так дымно, что в зеркале нет отраженья…»
   
    
     
Так дымно, что в зеркале нет отраженья,
     
И даже напротив не видно лица,
     
И пары успели устать от круженья,
     
И все-таки я допою до конца.
    
    
     
Полгода не балует солнцем погода,
     
И души застыли под коркою льда,
     
И, видно, напрасно я жду ледохода,
     
И память не может согреть в холода.
    
    
     
В оркестре играют устало, сбиваясь,
     
Смыкается круг — не прорвать мне кольца.
     
Спокойно я должен уйти улыбаясь,
     
Но все-таки я допою до конца.
    
   
   «Не впадай ни в тоску, ни в азарт ты…»
   
    
     
Не впадай ни в тоску, ни в азарт ты,
     
Даже в самой невинной игре
     
Не давай заглянуть в свои карты
     
И до срока не сбрось козырей.
    
    
     
Отключи посторонние звуки
     
И следи, чтоб не прятал глаза,
     
Чтоб держал он на скатерти руки
     
И не смог передернуть туза.
    
    
     
Никогда не тянись за деньгами,
     
Если ж ты, проигравши, поник
     
Как у Пушкина в «Пиковой даме»,
     
Ты останешься с дамою пик.
    
    
     
Если ж ты у судьбы не в любимцах,
     
Сбрось очки и закончи на том.
     
Крикни: — карты на стол! Проходимцы!
     
И уйди с отрешенным лицом.
    
   
   «В ресторанах по стенкам висят тут и там…»
   
    
     
В ресторане по стенкам висят тут и там
     
«Три медведя», «Заколотый витязь».
     
За столом одиноко сидит капитан.
     
— Разрешите? — спросил я. — Садитесь.
    
    
     
— Закури. — Извините, «Казбек» не курю.
     
— Ладно, выпей. Давай-ка посуду.
     
— Да пока принесут… — Пей, кому говорю!
     
Будь здоров!.. — Обязательно буду.
    
    
     
— Ну так что же, — сказал, захмелев, капитан,
     
Водку пьешь ты красиво, однако.
     
А видал ты вблизи пулемет или танк,
     
А ходил ли ты, скажем, в атаку?
    
    
     
В сорок третьем под Курском я был старшиной,
     
За моею спиною такое…
     
Много всякого, брат, за моею спиной,
     
Чтоб жилось тебе, парень, спокойно…
    
    
     
Он ругался и пил. Я — за ним по пятам.
     
Только в самом конце разговора
     
Я его оскорбил, я сказал: «Капитан,
     
Никогда ты не будешь майором».
    
    
     
Он заплакал тогда, он спросил про отца.
     
Он кричал, тупо глядя на блюдо:
     
— Я полжизни отдал за тебя, подлеца.
     
А ты жизнь прожигаешь, паскуда.
    
    
     
А винтовку тебе? А послать тебя в бой?!
     
А ты водку тут хлещешь со мною!..
     
…Я сидел, как в окопе под Курской дугой,
     
Там, где был капитан старшиной…
    
    
     
Он всё больше хмелел, я — за ним по пятам, —
     
Только в самом конце разговора
     
Я обидел его — я сказал: «Капитан,
     
Никогда ты не будешь майором!»
    
   
   «Зарыты в нашу память на века…»
   
    
     
Зарыты в нашу память на века
     
И даты, и события, и лица,
     
А память как колодец глубока,
     
Попробуй заглянуть — наверняка
     
Лицо — и то — неясно отразится.
    
    
     
Разглядеть, что истинно, что ложно,
     
Может только беспристрастный суд.
     
Осторожно с прошлым, осторожно,
     
Не разбейте глиняный сосуд.
    
    
     
Одни его лениво ворошат,
     
Другие неохотно вспоминают,
     
А третьи даже помнить не хотят,
     
И прошлое лежит, как старый клад,
     
Который никогда не раскопают.
    
    
     
И поток годов унес с границы
     
Стрелки — указатели пути,
     
Очень просто в прошлом заблудиться
     
И назад дороги не найти.
    
    
     
С налета не вини — повремени!
     
Есть у людей на все свои причины.
     
Не скрыть, а позабыть хотят они:
     
Ведь в толще лет еще лежат в тени
     
Забытые заржавленные мины.
    
    
     
В минном поле прошлого копаться
     
Лучше без ошибок, потому
     
Что на минном поле ошибаться
     
Просто абсолютно ни к чему.
    
    
     
Один толчок — и стрелки побегут,
     
А нервы у людей не из каната,
     
И будет взрыв, и перетрется жгут…
     
Ах, если люди вовремя найдут
     
И извлекут до взрыва детонатор!
    
    
     
Спит земля спокойно под цветами,
     
Но когда находят мины в ней,
     
Их берут умелыми руками
     
И взрывают дальше от людей.
    
   
  
  
   
    
ЧЕРНОЕ ЗОЛОТО
   
   Дальний рейс
   
    
     
Мы без этих колес, словно птицы без крыл.
     
Пуще зелья нас приворожила
     
Пара сот лошадиных сил
     
И, наверно, нечистая сила.
    
    
     
Говорят, все конечные пункты земли
     
Нам маячат большими деньгами.
     
Километры длиною в рубли,
     
Говорят, остаются за нами.
    
    
     
Хлестнет по душам нам конечный пункт.
     
Моторы глушим и плашмя на грунт.
     
Пусть говорят — мы за рулем
     
За длинным гонимся рублем,
     
Да, это тоже, но суть не в том.
    
    
     
Нам то тракты прямые, то петли шоссе.
     
Эх, еще бы чуток шоферов нам!
     
Не надеюсь, что выдержат все
     
Не сойдут на участке неровном.
    
    
     
Но я скатом клянусь — тех, кого мы возьмем
     
На два рейса на нашу галеру,
     
Живо в божеский вид приведем
     
И, понятно, в шоферскую веру.
    
    
     
И нам, трехосным, тяжелым на подъем
     
И в переносном смысле и в прямом.
     
Обычно надо позарез,
     
И вечно времени в обрез!
     
Оно понятно — далекий рейс.
    
    
     
В дальнем рейсе сиденье — то стол, то лежак,
     
А напарник считается братом.