1 2 3 4 5 6 7 8 
    
— Я захватил с собой биоискатель, — сказал он. — Мы осмотрим с тобой долину.
    
Он почему-то не сомневался, что Салли охотно будет его сопровождать.
    
— А… приказ? — Салли хотела было произнести «взрыв», но язык не повернулся.
    
— А ты как думаешь?
    
— Я думаю, что нам не надо спешить.
    
— Ни черта я не буду взрывать, — бросил Павлыш, насупившись, словно мальчишка, который не отдаст никому пойманного жука.
    
Салли сразу увидела, каким он был мальчишкой. И непроизвольно улыбнулась.
    
Павлыш удивился:
    
— Что?
    
— Я так… ты понимаешь, что Клавдия, хотя бы из уважения к самой себе, сообщит о невыполнении приказа.
    
— Я и ей не дам взрывать.
    
— Я не о том. Она закроет тебе космос.
    
— Знаю, знаю!
    
Павлыш резко поднялся. Прибор матово поблескивал в руке.
    
— Ты не ответил, готов ли ты отказаться от космоса?
    
— Салли, милая, не говори глупостей. Вопрос не в отказе или согласии. Что бы ты сделала?
    
— Я спрашивала тебя, а ты отвечаешь вопросом.
    
— Вот контейнер. Действуй.
    
— Я бы сделала то же, что и ты.
    
— Тогда мы вместе не полетим. Остаток дней проведем на Земле. Ничего страшного.
    
— Ты дурак, и я тебя люблю, — произнесла Салли.
    
Павлыш спустился по трапу, что они привезли с собой, снег вокруг корабля был истоптан ими, но ветер быстро заметал следы.
    
— Закрой шлем! — крикнул Павлыш снизу. — Простудишься.
    
Салли спрыгнула. С трех метров она ударила по насту так, что провалилась почти по пояс. Пришлось выбираться.
    
Ей стало весело. Потому что была ясность. Ясность не только мгновения, но и окончательного решения.
    
— Если они шли, — сказал Павлыш, держа прибор в перчатке на руке, вытянутой вперед, — если они покинули корабль, а я в этом почти не сомневаюсь, они должны были постараться выбраться из гор. В долину, к лесу. Зимой эта задача невыполнима. Но у них не было другого выхода. Если я прав, то мы найдем кого-то из них. Под снегом.
    
Веселье Салли исчезло.
    
— Не надо.
    
Но Павлыш уже вел вокруг себя биоискателем, внимательно глядя на стрелку. Он словно не слышал ее.
    
— Потом, — попросила Салли. — Не сегодня. Оставь их в покое.
    
— Ты не поняла, — объяснил Павлыш. — Мне важно узнать, в какую сторону они пошли.
    
— Почему?
    
Павлыш заметил, как дрогнула стрелка, и медленно пошел по жесткому насту в ту сторону.
    
Салли шла рядом.
    
— Потому что они могли выйти отсюда.
    
— Это наивно. Так быть не могло.
    
— Салли, милая, ты накладываешь на других людей собственные ощущения. Тебе эта планета кажется смертельной. Ты убеждена, что на ней нельзя прожить и минуты без скафандра. Ты думаешь так, потому что живешь в комфортабельном помещении, дышишь стерилизованным воздухом, пьешь дистиллированную воду. Представь себе, что у тебя нет выхода. Или смерть, или приспособление.
    
— Тогда лучше смерть, — сказала Салли убежденно.
    
— Смерть никогда не лучше.
    
Стрелка дрогнула. И пошла влево.
    
— Это как детская игра, — проговорила вдруг Салли. — Холодно, тепло, еще теплее…
    
— У него небольшой радиус действия, — ответил Павлыш. — Это сделано для того, чтобы не сбивать картины при множественности объектов. Ты знаешь — биоискатель придумали альпинисты, спасатели. Сначала с его помощью искали тех, кого завалило лавиной… Здесь!
    
Павлыш остановился перед пологим возвышением.
    
— Подержи. — Он передал биоискатель Салли, а сам принялся перчатками разбивать наст, чтобы пробиться к более мягкому снегу.
    
Салли заставляла себя смотреть на руки Павлыша, но потом отвернулась. Она не хотела увидеть то, что должна была сейчас увидеть.
    
— Странно, — произнес Павлыш.
    
Голос его был только удивленным, не более. Салли обернулась.
    
Под снегом она увидела желтоватую белую шерсть. Там было погребено какое-то крупное животное, словно белый медведь.
    
— Когда вернемся в следующий раз, — решил Павлыш, — мы раскопаем его целиком.
    
— Зачем?
    
— По двум очевидным причинам, мой ангел, — сказал Павлыш. — Во-первых, это животное неизвестно науке. Во-вторых, мне важно узнать, почему оно погибло. Но потребуется лопата.
    
Расширяющимися кругами они шли вокруг корабля, все более удаляясь от него. Салли устала, наст держал не везде, иногда она проваливалась в снег. Ветер дул все сильнее и мешал идти, он срывал поверхностный слой снега, и порой было трудно увидеть что-либо в трех шагах.
    
За два часа поисков они ничего не нашли.
    
Наконец Павлыш остановился. Посмотрел на Салли и спросил:
    
— Устала?
    
— Да.
    
— Прости, я увлекся. — Он виновато улыбнулся.
    
— Я не сержусь.
    
— Полетели на станцию. После обеда я вернусь сюда и продолжу поиски.
    
— Почему ты убежден, что кто-то мог остаться в живых?
    
— На корабле нет ни одного трупа, кроме тех, что спрятаны в анабиозном отсеке.
    
— Но даже если они ушли, то погибли в горах…
    
— А если дошли до леса?
    
— Ты же знаешь, что представляет собой лес.
    
— Знаю. Но кто-то побывал на корабле сравнительно недавно. Помнишь разгром в кладовой?
    
— Это были не люди.
    
— Не люди поднялись к люку, открыли его, прошли по коридору до склада, а уходя, закрыли люк за собой?
    
— Это твое предположение.
    
— Достаточно серьезное, чтобы бросить ради него все дела и искать!
    
Они подошли к катеру.
    
— Клавдия, наверное, с ума сходит. Мы ее забыли.
    
— Ничего страшного, — упрямо сказал Павлыш.
    
Салли вызвала станцию.
    
Клавдия не отвечала.
    
Павлыш задраил люк катера, прошел к пилотскому креслу.
    
— Она молчит, — удивилась Салли.
    
— Она могла отойти от связи, — предположил Павлыш. — Мало ли куда человек может пойти на станции.
    
Павлыш поднял катер наверх. «Полюс» превратился в черную пуговицу на белом халате долины. Салли продолжала вызывать Клавдию, но безуспешно.
    * * *
    
Павлыш заложил крутой вираж и, набирая скорость над озером, рванул в облака так, чтобы спуститься вертикально к станции.
    
Под облаками хлестал ливень и было сумрачно.
    
Павлыш поставил вездеход у купола лаборатории и, выключив двигатель, поднял большую сумку с вещами, взятыми с «Полюса».
    
— Ничего не забыла? — спросил он.
    
Салли отрицательно покачала головой.
    
Они прошли прямо ко входу. Внутри горел свет, и окна на станции, круглые, в ряд, приятно и уютно светили, кидая теплый свет на серые косые струи ливня.
    
Станция была закрыта. Клавдия не открыла дверь, когда спустился катер.
    
Салли нажала на кнопку у двери. Слышно было, как звон разносится по станции.
    
Павлыш заглянул в люк.
    
Струи воды текли по нему, мешали смотреть.
    
Салли набрала код. Дверь в переходник отодвинулась. Они вошли.
    
— Там неладно, — произнес Павлыш.
    
Струи дезинфектанта ударили по скафандрам. Салли выключила душ, сорвала шлем. Она первой бросилась в кают-компанию.
    
Павлыш начал вылезать из скафандра и в этот момент услышал крик Салли.
    
Он вбежал в комнату. Комната была ярко освещена. При ярком свете картина показалась особенно невероятной.
    
Все в кают-компании было перевернуто. Словно здесь буйствовал целый полк. Следы боя видны были во всем: в перевернутой мебели, в разбитой посуде, в разгромленных приборах. И среди всего этого хаоса на полу лежала, откинув руку с анбластом, Клавдия.
    
Салли склонилась над ней, слушая сердце.
    
— Погоди. — Павлыш отстранил Салли.
    
Он приподнял веко Клавдии, реакция была.
    
— Жива, — проговорил он, — но в глубоком шоке.
    
Павлыш быстро провел руками вдоль ее тела, стараясь понять, есть ли раны, но серьезных повреждений не нашел.
    
— Она отстреливалась, — сказала Салли.
    
Павлыш тоже заметил следы выстрелов на мебели и на стенах. Руки Клавдии были окровавлены — все в царапинах и ссадинах. Павлыш не мог знать, что в припадке безумия, вызванного укусом снежной блохи, Клавдия сражалась с невидимыми врагами. Павлыш решил, что враги были настоящими, что кто-то ворвался внутрь станции и чуть не убил Клавдию.
    
Павлыш перенес Клавдию на диван, потом собрал портативный диагност, который, к сожалению, ничем помочь ему не смог — он дал лишь общую картину глубокого беспамятства, нервного истощения, но ни перспектив, ни лечения дать не мог, потому что даже по аналогии с подобным явлением не сталкивался.
    
Все попытки Павлыша вывести Клавдию из беспамятства оказались бесплодными.
    
Время шло. Уже двадцать минут, как они на станции.
    
— По-моему, пульс слабеет, — прошептала Салли.
    
Павлыш взглянул на приборы и отрицательно покачал головой.
    
— Я должна была почувствовать, — сокрушалась Салли.
    
— Непонятно, — сказал Павлыш, — словно тайна запертой комнаты. Дверь была закрыта, замок в порядке, ничьих чужих следов внутри станции не вижу. И в то же время кто-то проник…
    
— Что мы знаем! — с горечью ответила Салли. — Мы чуть царапнули поверхность планеты и оставили нетронутым ее нутро.
    
— Уж если кто был осторожен, так это Клавдия!
    
— Ты лучше скажи, что делать. Я так больше не могу.
    
— Очевидно, выход один. Поднимаем планетарный катер.
    
— Идти к маяку?
    
— Да, на максимальной скорости через три часа мы будем у маяка.
    
Маяк был в открытом космосе, за пределами поля тяготения планеты, которое препятствовало космической связи.
    
— Наверное, ты прав, — решила Салли.
    
С маяка можно было выйти на связь с Галактическим центром и подключиться к диагностическому пункту, который даст рекомендации, что делать.
    
Они перенесли Клавдию в катер.
    
Потом Павлыш бегом вернулся под купол. Может случиться так, что придется идти на рандеву с проходящим мимо кораблем, и они не скоро вернутся сюда. А может, и не вернутся.
    
Павлыш включил камеру — у него было полминуты, пока Салли задавала катеру программу полета, — и снял картину разгрома. Снимок может помочь, когда в Галактическом центре будут анализировать причины драмы. Причина может оказаться достаточно серьезной, и тогда планету закроют для исследований, переведя в разряд опасных миров.
    
Последнее, что сделал Павлыш, уходя со станции, — он включил программу консервации. Станция сама соберет себя в контейнеры, сложит, запакует, подготовит к возможной эвакуации.
    
Все. Павлыш бегом побежал в катер.
    
Салли сидела на полу, поддерживая голову Клавдии.
    
Павлыш осторожно поднял катер.
    * * *
    
— Дик, — позвала Марьяна. — Дикушка.
    
Дик наклонился над ней.
    
Собиралась гроза — вот-вот хлынет ливень. Дик как раз хотел накрыть Марьяну остатками пленки.
    
— Я думал, ты спишь.
    
— Я не сплю. Я плыла… я была далеко… Где Казик?
    
— Сам беспокоюсь. Давно нет.
    
— Иди к нему, с Казиком беда, понимаешь?
    
— Ты откуда знаешь?
    
— Я ничего не знаю, мне плохо, потому что с ним беда.
    
— Нет, не могу тебя оставить.
    
— Со мной ничего… со мной ничего. Иди.
    
Марьяна говорила настойчиво, будто колдовала, будто и не видела ни Дика, ни предгрозового леса — ничего; она смотрела куда-то вдаль, внутрь пространства, в ее голосе был приказ.
    
— Дождь, — сказал Дик, размышляя вслух, — он быстро смывает следы. Если идти, то сейчас.
    
— Скорей, — торопила Марьяна, — будет поздно, может, уже сейчас поздно.
    
Дик подчинился. Но сначала он согнул вершины трех небольших сосенок, связал их веревкой и поднял туда Марьяну. Это была не очень надежная постель, да и над землей она возвышалась чуть больше чем на метр, зато наземные гады не смогут добраться до Марьяны. Марьяна терпела, только повторяла: «Иди».
    
— Я тебе оставлю бластер.
    
— Не надо, я буду лежать тихо, затаюсь. — Марьяне было трудно говорить.
    
— Здесь легкая кнопка, почти не надо давить. А у меня есть арбалет, это привычнее.
    
Он вложил бластер в руку Марьяне.
    
Та ничего не возразила.
    
— Я побежал, — сказал Дик.
    
— Скорее.
    
Дик бежал по следам.
    
Хоть туча нависла низко, шел дождь и было темно, Дик замечал то сломанную ветку, то перевернутый камень. Земля была мокрой. Но кое-где Дик угадывал отпечатки ступней Казика — сапоги тот потерял еще в озере и бежал босиком.
    
Вдруг Дик замер. Он почуял запах шакалов. Не свежий, но шакалы проходили здесь.
    
А вот здесь останавливался Казик. Настороженно — приподнимался на цыпочки, — значит, тоже почуял шакалов, но для него тот запах был куда более близким и свежим.
    
Дик еще более встревожился. Если шакал был не один, Казику надо было скорее спешить к дому землян — с ножом мальчишке не справиться даже с одним шакалом.
    
Дик миновал узкую лощину и понял, что шакал был не один. Их было по крайней мере три.
    
Холм, груда камней. Кровь, туша шакала…
    
Вот они и настигли Маугли.
    
Запах крови шакалов. Запах крови Казика.
    
Дик побежал еще быстрее. Он был страшен, и лес съеживался, прятался при виде его. Лес чувствовал, что бежит зверь, охваченный яростью, в которой страшна даже беззащитная коза, если она спешит на помощь своему козленку.
    
И так же, как Казик, неожиданно для себя Дик вылетел на поляну перед станцией.
    
Станция была слабо освещена, она была сказочным зрелищем — несколько куполов, связанных туннелями, и круглые окошки — свет. Станция была из того же мира, к которому принадлежал «Полюс». Но в этот момент Дику некогда было сравнивать и рассуждать.
    
Он увидел, как темное округлое тело поднимается в воздух, и это могучее беззвучное ускоряющееся движение заставило его замереть.
    
Он смотрел, как несется вверх, превращаясь в светящуюся точку, планетарный катер, не зная, конечно, что это планетарный катер, и не понимал, кто и почему улетает со станции.
    
Он побежал к двери.
    
Воздух был тяжелым, но дождь почти перестал.
    
Он толкнул дверь — она не поддалась.
    
Он заглянул внутрь. Там было пусто.
    
— Эй! — закричал Дик. — Откройте!
    
Никто не отозвался. Дик протер стекло.
    
Через окно было видно, что внутри большой светлой комнаты был бой — все перевернуто, вещи валяются на полу, сломаны… Следы крови на мягком ковре. Бластер, не такой, как у Дика, — длиннее и больше — тоже валяется на полу.
    
Дик ударил в дверь кулаком. Где же Казик?
    
Вдруг догадался: Казика взяли с собой и повезли наверх, в небо, где у них есть корабль. Конечно же, Казик был ранен, когда на него напали шакалы, и они взяли его на корабль.
    
Эта мысль была большим облегчением.
    
Дик перевел дух. Теперь надо возвращаться за Марьяной…
    
Но что-то смущало его. Что-то было неправильно. Запах шакалов? Да, но это не свежий запах. Запах Казика? Дик посмотрел в сторону озера — запах Казика вел туда.
    
Дик поглядел под ноги и увидел следы Казика, перекрытые следами двух шакалов. Это было странно.
    
Дик медленно пошел по следам, и с каждым шагом запах Казика и запах шакалов становился свежее. Почему же Казик не вошел в дом? Ведь они здесь были. Они поднялись в небо на глазах Дика.
    
Казик, видно, бежал из последних сил, останавливался, огрызался, отмахивался ножом — все это можно видеть по отпечаткам ступней, — рвался дальше к воде. Дик на его месте тоже бы попробовал прорваться к воде.
    
Идти Дику пришлось недалеко.
    
Казик успел вбежать в воду. К камням у берега.
    
Он забежал еще шагов на двадцать и упал там. Шакалы не посмели войти в воду. И ушли.
    
Дик увидел тело Казика, наполовину погруженное в воду, в несколько прыжков достиг его и подхватил на руки.
    
И в этот момент в блеске молний и оглушительном грохоте словно прорвалось небо, вновь хлынул ливень.
    
Голова Казика бессильно свисала, и Дик старался поддерживать ее.
    
— Ты живой? — спрашивал он. — Ну скажи, ты живой?
    
Он положил Казика на берегу и наклонился, прикрывая собой от водяных струй.
    
— Жалко, — произнес вдруг тихо, но явственно Казик. — Я так просил, а она не пустила.
    
— Что? — не понял Дик.
    
— Они нас не пускают, — сказал спокойно Казик. — Они боятся. Мы дикие…
    
И он замолчал.
    
И Дик понял, что Казик умер.
    
Он подхватил его и побежал вверх по берегу. Ему казалось, что еще можно что-то сделать.
    
Он стал бить по стеклу окна, чтобы войти в станцию. Но стекло равнодушно и упруго отражало удары Дика.
    
— Сволочи! — кричал Дик. — Вы его убили! Пустите же, не прячьтесь!
    
Он понимал, что никого на станции нет, что в доме пусто, но продолжал биться в дверь.
    
Он обернулся в отчаянии, отбежал, поднял здоровый камень. Такой ему никогда бы не поднять в обычном состоянии. Обняв его, метнулся обратно к двери и изо всей силы ударил по окну.
    
И стекло, и сам купол рассчитаны на большие нагрузки. Но слабым звеном оказалась металлическая рама. Удар был так резок и силен, что стекло, не разбившись, вылетело из нее.
    
Со звоном упало внутрь и, подпрыгивая, покатилось прочь.
    
Дик нырнул в окно, потом втащил внутрь Казика и попытался расшевелить мальчика. Но тот не отзывался.
    
Дик побежал в другую комнату, он распахивал шкафы — хотел найти лекарство, но не знал, где искать, да и какое нужно лекарство? И как дать лекарство человеку, который уже мертвый?
    
— Я вас убью, — повторял он. — Вы только мне попадитесь, я вас всех убью!
    
Станция была пуста. И не отзывалась.
    
В дальнем коридоре Дик вдруг заметил движение: странный металлический прибор — небольшая плоская платформа медленно тащила блестящий ящик. Дик в ярости, оттого что в первое мгновение испугался и оттого что надо сорвать на ком-то гнев, ударил ногой по платформочке — та остановилась. Он схватил ящик (ящик был тяжелым) и ударил им по платформе, она покосилась и замерла.
    
— Так тебе! — закричал он.
    
И тут он вспомнил о Марьяне. Марьяна в лесу. Одна. На нее тоже могут напасть.
    
Он выскочил под дождь и помчался в темноту мокрого леса.
    * * *
    
Салли вела планетарный катер на пределе возможностей двигателя. Шла так, чтобы уложиться меньше чем за три часа.
    
Клавдия не приходила в сознание, но Павлыш, наблюдая за ней, убедился, что состояние ее не ухудшается.
    
Все было странно. Странности складывались как в калейдоскопе, казалось бы, нелогичным узором, когда все кусочки стекла разного цвета, но виден ритм и симметрия, только непонятен смысл, который несет в себе узор.
    
У Павлыша было время рассуждать.
    
Перебирая все события и образы планеты в поисках странного, нелогичного, он вспомнил громадное дерево, уходящее вершиной в облака, и свисающую с сука тряпку…
    
Павлыш достал контейнер с пленками — его он взял со станции.
    
Индикатор мгновенно нашел нужную пленку, и Павлыш включил проектор. На экранчике возник гигантский сук, кусты на нем и обвисшая пленка, под которой покачивался на ветру комок… нет, не комок, это не тело животного, как заставил себя в свое время поверить Павлыш, — это корзина. Павлыш остановил пленку и постарался дать увеличение, конечно, в эту корзину можно заглянуть, она пустая. И веревки. Как же он с самого начала не увидел, что там веревки…
    
— Салли, посмотри.
    
— Что это?
    
— Мне кажется, воздушный шар.
    
— Похоже, — сказала Салли равнодушно. Она вся была в заботах о Клавдии, в беспокойстве о ней.
    
«Что еще? — думал Павлыш, не выключая изображение шара. — Что-то есть еще. Ага, разоренный склад на корабле… Надо найти и эту пленку… На полу разбросаны открытые банки и коробки. Рваный пакет, смятый клок фольги… Он не просто смят. На нем отпечатки пальцев, вся пятерня».
    
— Салли!
    
— Тише! Ты меня испугал. Что это?
    
— Неужели ты не видишь?
    
— Рука. Откуда?
    
— Они были на складе. Помнишь?
    
— Мне кажется, что эта рука обезьяны.
    
— Поверь уж мне, — произнес Павлыш твердо. — Вон след большого пальца. Видишь, как он стоит? Ни у одной обезьяны ты не найдешь этого — только у человека.
    
— Тогда все ясно, — догадалась Салли. — Они умирали на корабле, но спасали детей. Взрослых уже не осталось, только дети. Потому и разгром на складе.
    
— А воздушный шар?
    
— Воздушный шар — это очень вольное допущение.
    * * *
    
Дик ничего не сказал Марьяне, отыскав ее и волоча на одеяле из пленки через лес к куполу, к Казику. Никаких сил не оставалось, но надо было это сделать. Он не мог оставить Казика, не мог оставить Марьяну, он был самый старший, самый сильный из них, и потому он должен был терпеть.
    
Марьяна была тяжелой, она была в горячем беспамятстве.
    
Дик приволок Марьяну к куполу и втащил внутрь.
    
Казик так же лежал на диване.
    
Только свет в куполе стал тусклее, будто догорала свеча. И что странно — куда-то исчезли, сложились, свернулись в рулоны два из малых куполов и меньше стало вещей в большом куполе.
    
Дик положил Марьяну на постель, которую нашел за перегородкой.
    
Постель была покрыта очень белыми простынями, но Дику не было жалко простыней.
    
Он сел на диван в ногах у Казика.
    
Он сидел так минут пять и ничего не делал, потому что был обессилен, да и не знал, что делать.
    
Еще один железный уродец въехал в комнату и начал скатывать ковер с пола.
    
Дик, не вставая, достал бластер и врезал заряд в уродца.
    
Тот съежился, обуглился и замер.
    
— Если кто еще войдет… — произнес Дик. — Только войди!
    
Он сидел на диване, рядом с мертвым Казиком и умиравшей Марьяной, и ничего не мог сделать, и лишь клялся себе, что посвятит всю свою жизнь, сколько бы ее ни осталось, чтобы отомстить этим землянам, которые убили Казика и убежали, чтобы Марьяна умерла.
    
Он найдет их, он найдет их, куда бы они ни спрятались, чтобы убить, как жалких шакалов.
    * * *
    
— Слава, — сказала Салли, — смотри.
    
Она склонилась к Клавдии. Клавдия глубоко вздохнула. Приборы на медицинском пульте показали, что пульс немного участился, дыхание стало глубже. Она приходила в себя.
    
Шел второй час полета.
    
Павлыш ввел стимулятор сердечной деятельности. Судя по показаниям приборов, состояние Клавдии было почти нормальным. Павлыш еще раз проглядел анализ крови. В крови были следы токсического воздействия. Какого — сложно определить в полевых условиях. Нужна настоящая лаборатория.
    
Клавдия открыла глаза.
    
— Салли, — удивилась она, — почему мы здесь?
    
Она сразу поняла, что они в катере.
    
— Не двигайся, тебе вредно, — велела Салли. — Все будет хорошо.
    
— Но что было? — Клавдия нахмурилась, стараясь вспомнить. — Был лес, да? Одуванчики. Очень красивые одуванчики. И эта обезьяна. Я ее отогнала — все это зверье так и лезет в окна… А что потом?
    
— Мы не знаем, — сказал Павлыш. — Мы думали, что ты помнишь. — Павлыш неожиданно для себя перешел с Клавдией на «ты».
    
— Я не помню. Я помню, какие страшные звери лезли в окна. И потом были кошмары…
    
— Скажи, какие звери? Они тебя напугали? — спросил Павлыш.
    
— Нет, просто противно. Все так противно. Гадкий мир. Они всегда дерутся в лесу, все дерутся… Нет, я их не боялась. А потом не помню.
    
— Постарайся вспомнить все по порядку. Что случилось?
    
— Я была в лесу.
    
— Ты вышла в лес?
    
— Я вышла в лес. Немного прошлась. Там были одуванчики… Наверное, я открыла шлем, мне хотелось на них дунуть.
    
— Ты сняла шлем?
    
— Не помню. Кажется, приподняла забрало.
    
— А что потом?
    
— Потом было гадкое настроение, плохо себя чувствовала, а в окно лезла эта обезьяна, и она дралась с другими зверьми.
    
— А потом?
    
— Она убежала, они все убежали, а мне стало совсем худо… Простите. Я вам доставила… беспокойство. Почему мы в катере?
    
— Мы летим к маяку. Подключиться к диагносту центра. Может быть, эвакуировать станцию?
    
— Тогда возвращаемся.
    
— Все же я хочу подключиться к диагносту — пускай тебя проверят. А вдруг потенциальная инфекция.
    
— Я не хочу. — Клавдия с трудом села. Она была бледна. — Я не потерплю, чтобы из-за моих… недомоганий срывалась работа экспедиции.
    
И Павлыш понял, что для Клавдии отступить — непростительный позор.
    
— Погоди, — произнес он, — ты хорошо разглядела эту… обезьяну?
    
— Нет, я не вглядывалась.
    
— Понимаешь, — объяснил Павлыш, — на этой планете не должно быть никаких обезьян… Это мог быть человек?
    
— Дикарь? Но если не может быть обезьян, откуда взяться дикарю?
    
— Я сейчас думаю о людях.
    
— О каких? Откуда им здесь взяться?
    
— О людях с «Полюса». Допустим, что кто-то смог выжить.
    
— Это немыслимо. Этот мир погубит любого.
    
— Одного погубит. А если это был не один человек? Если тут есть колония людей, которые стараются выжить, дождаться нас, людей с Земли, ждут спасения, понимаешь?
    
— Не верю.
    
— Тогда погляди.
    
И Павлыш прокрутил еще раз пленку с воздушным шаром.
    * * *
    
Олег никуда не хотел идти. Ему было все равно.
    
Но Сергеев, когда совсем рассвело и вьюга немного стихла, заставил себя подняться. Он никогда бы не поднялся, если бы не дети. Марьяшка и Олег. Он знал, что если он не сможет подняться, то Олег с Марьяшкой никогда не найдут друг друга, не увидят, не прикоснутся. Его жизнь не имела ценности без продолжения в Марьяшке и Олеге. Сергеев смог уговорить себя поднять голову, на это усилие только его и хватило. К счастью, в резком, судорожном движении Сергеев ударился головой о снежную крышу их убежища, в этом месте довольно тонкую. Крыша рухнула, впустив ледяной воздух, Сергееву холодом обожгло лицо и плечи — и он сразу очнулся.
    
Он выкарабкался наружу и долго сидел на корточках, пока совсем не окоченел. Затем приказал себе выкопать из снега мешок с дровами и разжечь огонь. Когда вода согрелась, он растолкал Олега и влил в него, открывая грязными, корявыми пальцами рот, горячую воду. Олег вяло сопротивлялся, сонно бормотал, что хочет спать. Потом Сергеев растирал его, тряс, совсем устал и не заметил, как в этой возне опрокинул банку с горячей водой, которая тут же пролилась в снег, оставив на поверхности лишь дыру с оплавленным серым льдом вокруг.
    
Но тогда пришел в себя и Олег. Он пришел в себя настолько, что смог снова разжечь огонь, снова вскипятить воду и напоить Сергеева. Теперь роли поменялись. Сергеев, правда, не сопротивлялся и все отлично осознавал — просто у него не осталось сил.
    
А потом они пошли дальше, вверх, сквозь облако, в тумане, влекомые лишь несбыточной надеждой на то, что милостивое чудо выведет их именно к той котловине, где лежит «Полюс».
    
Часа через два они упали в снег. Им казалось, что они прошли очень много. На самом деле они одолели меньше километра. Они собрали последние дрова и снова пили горячую воду как лекарство. Они уже не говорили, оба были обморожены, пальцы на ногах и руках онемели. И все же они снова поднялись, правда, на этот раз им пришлось обняться и идти рядом, поддерживая друг друга, отчего продвижение вперед стало совсем уж малым. Но им казалось, что они идут. И они ждали, что вот-вот разойдутся облака — и над ними откроется синее небо…
    * * *
    
Дик видел, как опустился катер. В первое мгновение им овладела радость — они все-таки вернулись!
    
Но тут же вспомнил, что должен им отомстить.
    
Он должен убить их, потому что они виноваты в смерти Казика и в том, что умирает Марьяна. Они могли их спасти. Могли все сделать. Но не захотели.
    
Никогда раньше Дику не приходило в голову, что можно убить человека. Людей на свете мало. Люди помогают друг другу. Без этого люди погибнут, потому что лес сильнее каждого из людей.
    
Но эти, из чистого купола, не могут быть людьми.
    
«И если вы все такие, то не нужна нам ваша Земля, ваши белые простыни и гладкие столы. Я знаю, — лихорадочно думал он, — вы вернулись, потому что забыли взять свои вещи. Вы хотите отобрать у нас все, потому что мы грязные и некрасивые, потому что вам стыдно думать, что мы с вами прилетели с одной и той же Земли. Вы нам не нужны! Уходите. Но я не отдам вам этих вещей — эти вещи останутся здесь. Мы все придем сюда, мы будем сами жить здесь. И никогда не полетим на Землю!»
    
Ярость к людям, которые хотят отнять у поселка станцию, как добычу, которую Дик преследовал столько дней, как добычу, ради которой погибли его друзья, заслонила в его сознании разумную, казалось бы, мысль: если люди вернулись, надо попросить их вылечить Марьяну.
    
Измученный, доведенный до предела душевных сил, почти обезумевший, Дик не мог рассуждать логично. Он был дикарем, порождением леса, шакалом, приподнявшимся на задних лапах над добычей… Но, в отличие от шакала, у Дика был бластер.
    
Павлыш, посадив катер, первым выскочил из него. Они уже договорились, как будут действовать: сначала женщины запустят все скауты, но не на обычную высокую орбиту, а под облаками. Площадь, которую надо было исследовать, была относительно невелика. Она ограничивалась с севера хребтом, у которого лежал «Полюс», а с юга большим озером, на берегу которого стояла станция. Любое человеческое поселение, оказавшееся в этих пределах, будет найдено скаутами в течение часа.
    
А пока Павлыш, взяв на станции анбласт, обыщет ближние окрестности станции. Человек, дикарь, которого видела Клавдия, не мог уйти далеко.
    
Открыв люк и выскочив на мокрую, траву, Павлыш увидел, что малые купола уже свернуты — станция начала самоконсервацию. Правда, эту работу станции положено производить куда быстрее. Павлыш не знал, что виной задержки Дик — он перестрелял половину роботов. Впрочем, о консервации Павлыш не думал. Думал только о том, как все сделать скорее. Не забыть бы взять в аптечке перевязочные материалы. Захватить в камбузе глюкозу и шоколад…
    
Он не успел сделать и двух шагов от катера — женщины еще оставались внутри, — как увидел в окне темный силуэт человека.
    
По инерции Павлыш продолжал идти, понимая уже, что надо что-то сказать, правильное, соответствующее моменту. «Как хорошо, — успел он подумать, — что они тоже нас искали и мы догадались вернуться…»
    
И тут он услышал хриплый низкий голос:
    
— Уходи!
    
— Что? — Павлыш не понял. Он продолжал идти.
    
— Уходи. — Голос сорвался. — Уходи, я убью!
    
— Постойте, — проговорил Павлыш.
    
Он остановился. Свет внутри станции был ярче, чем полумрак снаружи, и он мог разглядеть лицо человека. Голова казалась слишком большой — наверное, из-за гривы волос. Сознание отмечало пустяки, детали. Павлыш не мог понять, что происходит.
    

    
Где он видел эту картинку? Давно, в детстве. Да, в «Робинзоне Крузо». Робинзон на острове — волосы до пояса, одежда из шкур. Хорошо, что они еще не разучились говорить.
    
— Уйди, — повторил Дик. — Уйди.
    
Оттого, что он говорил и ему отвечали, он не в силах был выстрелить. Он видел этого человека, высокого, выше, чем Старый, в скафандре. Дик знал, что такое скафандр. Шлем был прозрачным шаром, не мешал разглядеть лицо. Лицо было чистым, простым, обыкновенным лицом. Оно было бритым, а так как Дик никогда еще не видел взрослого бритого человека, то ему вдруг показалось, что перед ним очень большой подросток. Ведь даже у Дика уже была борода, короткая, он обрезал ее. Только у Олега борода еще не росла.
    
— Уйди, — повторял Дик как заклинание. Он уже не хотел, чтобы тот человек ушел, но других слов не было. Была инерция и страшная тупость, как в приступе лихорадки.
    
Рядом с тем большим человеком уже стояли две женщины. Одна была большая, почти как мужчина, вторая маленькая, худая, как Марьяшка. Обе были в скафандрах. На их лицах было удивление и даже страх. Они увидели в руке Дика бластер.
    
— Не надо! — закричала вдруг маленькая женщина. — Это я во всем виновата. Я не поняла! Когда вы прибежали, я не поняла!
    
Она быстро пошла к станции.
    
Мужчина хотел задержать ее, но маленькая женщина вырвалась. Она шла частыми, неверными шагами, словно больная.
    
И тогда Дик уронил на пол бластер и отступил к дальней стенке, к дивану, на котором лежал мертвый Казик. Он стоял, опустив сильные руки, и ждал, что будет дальше, потому что теперь он уже ничего не решал и совсем не думал.
    
Клавдия мгновенными движениями набрала код на двери, чтобы ходить по-человечески, а не через иллюминатор — несмотря на слабость, ее руки действовали четко. Эта ситуация, несмотря на всю неординарность, подходила под категорию чрезвычайных обстоятельств, а Клавдия недаром уже столько лет работала в экспедициях. Если ситуация имеет объяснение, если ей существует аналог — люди терпят бедствие, нуждаются в немедленной помощи, — Клавдия могла и умела действовать быстрее, чем любой другой человек в Галактике.
    
Павлыш и Салли еще стаскивали с себя шлемы, а Клавдия уже знала, что на станции не один человек — изможденный, дикого вида косматый юноша в звериной шкуре. Кроме него еще двое. Мальчик, лежавший на диване в кают-компании, и очень худая девушка, без сознания, в бреду, со страшно распухшей ногой.
    
Спокойно и строго Клавдия сказал Дику:
    
— Садись и отдыхай. Не вмешивайся.
    
Павлыш входил в кают-компанию, когда Дик уже послушно опустился в кресло.
    
— Сначала мальчик, — велела Клавдия Павлышу. — Может быть, он еще жив.
    
— Нет, — хрипло сказал Дик.
    
— Салли! — Клавдия не обратила внимания на слова Дика. — Горячую воду. Много горячей воды. И немедленно набери приказ станции, чтобы прекратить консервацию.
    
К счастью, роботы не успели добраться до стенного медицинского шкафа, и, пока Павлыш шел через кают-компанию к Казику — десять быстрых шагов, — она успела открыть шкаф, выхватить диагност и кинуть его Павлышу, уверенная, что тот догадается протянуть руку и схватить прибор.
    
Разумеется, она была права.
    
Дик не помогал им. Он смотрел, как быстро и деловито двигаются люди с Земли, и ему с каждой минутой становилось все более стыдно, что он вел себя как дикарь, как животное. Люди хотели помочь. Люди могли сначала ошибиться — каждый может ошибиться, если увидит такое чудище, как житель поселка. Они, наверное, и не ждали, что здесь кто-то живет, ну как им догадаться! Ведь Сергеев говорил, что поселок отыскать очень нелегко, даже с самыми современными приборами — он как часть леса.
    
Дику хотелось подняться и посмотреть, что люди с Земли делают с Казиком и Марьяной. Они негромко переговаривались, и из слов нельзя было понять, помогут они ребятам или уже поздно. Но Дик знал, что если сидеть тихо и внимательно слушать, то обязательно поймешь. Главное — не вмешиваться, потому что они и так, наверное, принимают его за обезьяну. Может, они даже думают, что нас на планете всего трое. Трое дикарей. Они, наверное, удивились, услышав, как я им крикнул. И Дик продолжал сидеть неподвижно, стараясь уловить смысл слов. Ему страшно хотелось пить, но он не просил.
    
Павлыш и женщины говорили очень мало. Пульс Казика почти не прощупывался. Он потерял столько крови, что непонятно было, почему в нем еще теплится жизнь. Некоторые из его ран были глубокими. Разорвана брюшина, сломаны ребра… Эти данные выдавал диагност, а они молча считывали их. Салли приготовила воду, собрала прибор для переливания крови, отыскала сухую универсальную плазму, приготовила ее. Заживляющего пластыря не хватило бы на все раны этого парнишки, и Салли на несколько минут сменила Павлыша, пока он запускал синтезатор. На Дика не обращали внимания. Правда, раза два, входя в кают-компанию, Салли бросала на него настороженный взгляд, но дикарь сидел, окаменев, — вспышка агрессивности миновала. Все же Салли улучила минутку и накапала в стакан с водой транквилизатор. Она дала его Дику. Тот послушно взял стакан, но не выпил, пока Салли не велела ему пить. Вода была странная, горьковатая, но Дик допил до конца. Он должен был вести себя как цивилизованный человек.
    
Девушкой занималась Клавдия. Павлыш, оторвавшись на минуту от Казика, заглянул к ней. За Марьяну он не беспокоился — случай был тяжелый, но он знал, что они вытащат девушку в несколько часов. Гангренозное воспаление, крайнее истощение — неприятно, но ничего страшного.
    
Марьяну раздели, Клавдия обтерла ее губкой. Тело девушки было таким худым — все кости наружу, таким грязным, так густо покрыто шрамами и царапинами, что трудно было определить ее возраст. Ей могло быть пятнадцать лет, могло быть больше.
    
Когда освободился аппарат для переливания плазмы, Салли перенесла его в лабораторию и передала Клавдии. К тому времени Клавдия уже приготовила и ввела Марьяне питательный раствор. Все было бы проще, окажись в экспедиции два реанимационных аппарата. Но аппарат был один, и он был нужнее мальчику. Он уже окутал мальчика датчиками и осторожно ввел в основные его сосуды свои питательные нити. Микрощупы проникали в грудную клетку, массируя сердце, поддерживая его ритм. Павлыша беспокоило, нет ли изменений в мозгу — все же мальчика вытаскивали из клинической смерти. Он вновь и вновь заставлял диагноста сообщать, как функционирует мозг.
    
Дик услышал, как мужчина и большая женщина разговаривают в той комнате, возле Марьяшки. Они говорили очень тихо, думали, что он не услышит. Они не знали, что Дик — дитя леса, и слух его втрое чутче, чем у них.
    
Сначала были фразы, полные медицинских слов. Дик понимал, что это медицинские слова. По тону он уже догадался, что Марьяну они вылечат. Голоса их становились тревожнее, когда они смотрели на Казика. К своему удивлению и суеверной робости, Дик понял, что Казик не мертв. Или эти люди обладают способностью оживлять мертвых? Дик не слышал о таком от Старого, только в сказках, которые ему когда-то рассказывала мать.
    
— Надо накормить его, — тихо сказала большая женщина в соседней комнате.
    
Маленькая женщина куда-то вышла.
    
Дик понял, что слова относятся к нему.
    
— Не укусит? — еще тише, с усмешкой в голосе, произнес большой мужчина, которого они между собой называли Славой.
    
— Проблемы только начинаются, — ответила женщина.
    
— Феномен Маугли?
    
Дик удивился — откуда они знают о Маугли, но тут же догадался, что они имеют в виду другого Маугли, который жил в лесу и которого воспитывали волки. А что за феномен — он не знал. Но знакомое имя услышать было так странно, что он даже не обиделся на слова женщины.
    
— Интересно, он видел когда-нибудь тарелку? — задала вопрос женщина.
    
— Видел, — вырвалось у Дика. — И ложку видел.
    
— Но он внятно говорит, — сказал мужчина. — Хоть они прожили здесь двадцать лет.
    
— Это какая-то невероятная тайна, — проговорила большая женщина. — Сколько их, как они существуют, где? Как они умудряются сохранить человеческий облик… одежду, наконец?
    
— Воздушный шар, — напомнил мужчина.
    
— И разгром на складе.
    
— Слава, — сказала женщина громче. — Она приходит в себя.
    
— Дик, — услышал Дик слабый голос Марьяны. — Дикушка…
    
И тут его словно выбросило из кресла. Он забыл о гордости, о том, что надо молчать.
    
Дик вбежал в комнату. Марьяна лежала на диване. Лицо было бледным, они, оказывается, раздели ее и накрыли простыней.
    
— Марьяшка, — произнес Дик, наклоняясь над ней. — Ты как?
    
— Все хорошо. — Марьяна открыла глаза. — Казик живой?
    
Взгляд ее остановился на мгновение на лице Дика, потом скользнул к Павлышу, замер, встретившись с улыбкой Салли.
    
— Спасибо, — сказала Марьяна. — Мы так боялись, что не найдем вас.
    
— Девочка… — Салли вдруг заплакала. — Бедная моя! Твой Казик будет жить, обязательно. Все будет хорошо.
    
Клавдия появилась в дверях. Она молчала.
    
— Дик вам рассказал? — спросила Марьяна.
    
— Нет, — ответил Дик. — Некогда было. И они не спрашивали.
    
— Небольшое недоразумение, — отозвался Павлыш. — Но последнее.
    
— У вас есть корабль, чтобы лететь в поселок? — спросила Марьяна. — Наши вас так ждут.
    * * *
    
С Диком в поселок полетела Салли. Павлыш и Клавдия остались с ранеными.
    
Дик был сыт, впервые сыт за много дней, и его мутило. Но жаловаться было нельзя, потому что Салли очень спешила в поселок. И Марьяшка, прежде чем заснуть — Павлыш дал ей снотворное, чтобы снять возбуждение, — тоже попросила:
    
— Дикушка, пожалуйста, они же так волнуются…
    
Дик подумал: она боится, что Олег, не дождавшись их, ушел к кораблю. Она боится за Олега.
    
Если бы не так мутило, Дик, конечно, воображал бы, как спустится над поселком катер, как все выбегут из домов, как он выйдет первым и скажет: вот эта женщина с Земли, ее зовут Салли. Но теперь ему было все равно. Катер летел низко, под облаками, чуть не касаясь вершин деревьев. Дик точно знал направление и был уверен, что они не промахнутся. Лес сверху казался сплошным серо-зеленым морем.
    
Они перелетели через реку. Трудно было даже представить, что переправа через нее заняла у них три дня — это была совсем не широкая река. Слева пронеслись, стеной врезаясь в облака, стволы гигантских деревьев.
    
— Мы там были, — показал Дик. — Наверху.
    
— Да, — отозвалась Салли, — мы видели воздушный шар. Но не сразу догадались. А я не поверила. Это Слава сообразил.
    
— Жалко, — сказал Дик. — Надо было раньше сообразить.
    
Он смотрел на ее руки. Руки были такие белые и гладкие, что невероятно было — может, она никогда не снимает перчаток? Руки лежали на пульте и легкими движениями пальцев заставляли катер наклоняться, подниматься выше. Дику захотелось попросить Салли, чтобы она разрешила ему сесть на ее место и управлять катером. Но, конечно, он промолчал.
    
Салли увеличила скорость, зелень внизу слилась в неясную ровную массу. И Салли первой, раньше, чем Дик, увидела прогалину в лесу и поселок.
    
Она сбросила скорость, но все же катер пролетел над поселком, и пришлось сделать круг, снижаясь у изгороди. Старый дежурил у ворот в изгороди, набросив на голову накидку из рыбьей кожи, потому что снова зарядил дождь, а Старого мучила простуда. Но какое-то шестое чувство заставило его сбросить накидку в тот момент, когда катер выскочил над вершинами деревьев, совсем низко, и начал делать круг над поселком.
    
Старый дико закричал и начал бить колотушкой тревогу, словно из леса лезло целое полчище шакалов. Люди выскакивали из домов и ничего не понимали, потому что Старый колотил, кричал и при этом почему-то прыгал на месте, словно укушенный змеей.
    
Салли разглядела сверху обширную пустошь, огороженную покосившейся длинной изгородью. На пустоши кое-где росли невысокие кусты, видны были неровные грядки, пятна луж, отражавших сизые облака.
    
И еще Салли увидела дома, в которых жили люди. Кривые, жалкие, покосившиеся хижины тянулись в два ряда вдоль грязной полосы улицы. Полоса загибалась к проходу в изгороди и ветвилась, протягиваясь к двум косым навесам, над одним из которых поднимался серый дымок. Если нарочно изображать бедность и ничтожество, до которого может докатиться человек, то, наверное, ни один художник не придумал бы столь грустной картины.
    
Катер опустился на пустоши, возле крайнего дома.
    
Салли выключила двигатель и посмотрела на Дика.
    
Но Дик молчал. Салли посмотрела на него, ощущая вину за то, что она в скафандре, что она не смеет снять его. Дик медленно повернулся к ней и посмотрел в упор. Глаза возбужденно горели, но рот был сжат и казался злым. «Господи, — подумала Салли, — тебя бы под душ, тебя бы отмыть». Голубоватая бледность кожи лишь угадывалась под слоем копоти и грязи. Длинные черные волосы прилипли к щекам. Дику было жарко в кабине вездехода, ему было очень плохо, и он из последних сил старался не показать этой чистой женщине, как ему плохо. Салли его поняла.
    
Дик начал дергать люк со своей стороны, Салли наклонилась и помогла ему открыть люк.
    
Дик выскочил из вездехода. Салли вышла за ним.
    
И тут она увидела ребятишек. Они бежали по грязи, по лужам, голые, лохматые, босые. Они кричали и махали руками.
    
А следом бежали взрослые. Три или четыре женщины, потом мужчина с широкой дремучей рыжей бородой, которая скрывала все лицо, лишь красный нос наружу, красный нос и голубые глаза. Одна из женщин, в кожаном балахоне, была толстой, и Салли успела удивиться тому, что женщина толстая. Потом она увидела высокого сутулого однорукого старика, который хромал, опираясь на палку. Открылась дверь крайнего дома, и оттуда светловолосая девушка вывела слепую женщину — Салли сразу поняла, что женщина слепая: она ощупывала свободной рукой воздух перед собой, опасаясь натолкнуться на препятствие.
    
Салли стояла, ожидая, пока все подбегут, и ей было страшно думать, что они могли улететь и оставить этих людей здесь.
    
Люди остановились в нескольких шагах от Салли. Было тихо.
    
Молчание растянулось на целую минуту.
    
Салли увидела, как плачет грузная женщина. Она плакала беззвучно, глотая слезы, и ее пальцы елозили по груди, словно искали пуговицу.
    
Салли смотрела на детей. Детей оказалось много, ей как-то и в голову не пришло, что люди здесь, в этой грязной пропасти, могут плодить детей. В этом было что-то животное, унизительное. Салли видела в поселке не продолжение Земли, а умирающую горстку бедствующих погорельцев.
    
Тягостную тишину нарушила слепая женщина.
    
— Где они? — спросила она громко. — Они в самом деле прилетели?
    
— Здравствуйте, — сказала тогда Салли. Труднее всего было произнести первые слова. Первое слово.
    
— Где Казик? — проговорила грузная женщина. — С ним ничего не случилось?
    
— Они остались там, тетя Луиза, — ответил Дик. — Их вылечат, они обещали.
    
— Их жизнь вне опасности, — подтвердила Салли.
    
— А Олежка? Где Олежка? Он пошел в горы! — закричала вдруг худая старая женщина. — Его надо догнать. Пожалуйста!
    
— Погоди, Ирина, — остановил однорукий старик с палкой. — Меня зовут Борис, — продолжал он. — Я тут как бы старейшина. И от имени всех нас я хотел бы сказать вам спасибо…
    
Дик отбежал в сторону, за дом. Его вырвало. Но на него никто не смотрел.
    
Салли здоровалась со всеми по очереди, каждый протягивал руку и представлялся ей, даже маленькие дети. И в этой церемонности встречи было нечто, разрушавшее образ погорельцев. Салли была рада, что не надела перчаток, когда улетала со станции.
    
Внимание Салли отвлекло страшное животное — она узнала в нем чудовище, которое убил Павлыш. Окруженное целой стаей таких же, только поменьше, чудовище тяжело и угрожающе неслось к группе людей вокруг катера. Салли хотела крикнуть, чтобы люди бежали, но один из ребятишек смело двинулся навстречу чудовищу, пронзительно крича:
    
— Уйди, коза, не мешай, к нам люди прилетели! Уйди, глупая.
    
Чудовище, у которого было такое странное имя, вдруг остановилось и попятилось. А одного из козлят, который никак не понимал, почему он не должен мешать, маленькая хромая девочка оттащила за длинные уши. Козленок блеял, вырывался, но коза не посмела прийти к нему на выручку.
    
«Ну, разумеется, — вдруг поняла Салли, — если они живут, живут трудно, но остаются людьми, они должны приручать животных, ходить в лес, вскапывать огород. А чего же я ждала?»
    
— Если вы не очень утомились, — произнес однорукий старик, — мы попросили бы вас полететь в горы. Там Олег и Сергеев. Они пошли к «Полюсу», чтобы наладить связь и вызвать вас по рации. Но в горах очень плохая погода.
    * * *
    
Через двадцать минут — терять время было нельзя — катер поднялся вновь. Дику стало лучше, он полетел с Салли. Он знал дорогу от поселка к «Полюсу», которой они шли в прошлый раз.
    
Многие хотели полететь в горы за Сергеевым и Олегом, особенно дети, мать Олега даже рвалась в катер, но Старый сказал:
    
— Ирина, нельзя. Они обойдутся без тебя. — Он обернулся к Салли и попросил: — Возвращайтесь скорее.
    
Но он сказал эти обыкновенные слова очень серьезно, стараясь сохранить не только свое достоинство, но и достоинство поселка. Он стоял очень прямо, Дик никогда раньше не видел, чтобы Старый стоял так прямо. Единственной рукой он упирался в набалдашник палки. Ребятишки перестали гомонить и прыгать вокруг катера. И мать Олега медленно отступила назад.
    
— Хорошо, Борис, — ответила Салли, — мы постараемся поскорее их найти.
    
А когда катер поднялся, Дик сказал:
    
— Ты видишь эти красные скалы? Нам туда. За ними пещера. Мы там ночевали в первый раз. Не спеши, а то я потеряю путь.
    
Катер летел медленно. Он поднялся над ущельем, в котором бурлил в ледяных закраинах ручей. По ущелью тянулись клочья тумана, оно было завалено снегом, и Дик подумал, как трудно пришлось здесь Олегу.
    
Катер поднялся над плато. Дик узнал место, где он нашел флягу с коньяком, потом место, где погиб Томас.
    
— Здесь Томас разбился, — указал он. — Олега укусила снежная блоха, Томас его не пускал, а сам разбился.
    
Салли кивнула, хотя впервые услышала имя Томаса. Она знала, что не раз еще услышит эту историю, и Томас станет для нее знакомым, как и живые.
    
Катер шел метрах в ста над снегом, потом Салли опустила его еще ниже и совсем снизила скорость: катер вошел в толстый слой облаков, и она боялась пропустить людей.
    
— Они дальше должны быть, — сказал Дик. — Они уже к «Полюсу» подходят. Если до «Полюса» дошли, тогда не страшно, они там отсидятся.
    
Салли чуть не призналась Дику: «А мы хотели «Полюс» взорвать». Как объяснить человеку, который вырос в лесу, существование инструкций?
    
Еще через несколько минут они вышли из облаков. Здесь царило синее небо, сияли звезды. Было видно далеко вокруг.
    
Дик был пока спокоен. Он ждал, когда появится «Полюс».
    
«Полюс» лежал в котловине, такой же точно, как год назад.
    
Катер сделал над ним круг. Следов Сергеева и Олега нигде не было видно.
    
— Может, они в корабле? — сказал Дик. — Холодно ведь.
    
Салли опустила катер рядом с люком. Из люка свисал трап, который оставил здесь легкомысленный Павлыш. «Хорошо, что он легкомысленный», — подумала Салли.
    
Они с Диком обежали корабль, заглянули в отсек управления и на склад, потом спустились к отсеку, где стоял планетарный катер, потому что Сергеев с Олегом могли быть в нем, стараясь наладить связь.
    
Но они никого не нашли.
    
Они вышли из «Полюса». Дик был мрачен. Вокруг стояла зловещая космическая тишина.
    
— Будем искать дальше? — спросил Дик, боясь, что Салли скажет: она устала, надо возвращаться. Ведь Олег и Сергеев чужие для нее.
    
— Погоди. Сначала выйдем на связь.
    
Салли вызвала станцию и сказала Павлышу, что была в поселке, а теперь полетела к «Полюсу». Но не нашла людей. Потом она спросила, как себя чувствуют дети. Дик чуть усмехнулся — Марьяну нельзя было называть ребенком. Смешно.
    
Павлыш сказал, что все в порядке, и потом добавил:
    
— Летите быстрее сюда. Я тебя сменю.
    
— Я не устала.
    
— У меня есть биоискатель. Ты забыла. Без него вам их не найти. Их могло занести снегом, они могли заблудиться.
    
— Ты прав, — согласилась Салли.
    
— Что у него есть? — спросил Дик с надеждой.
    
— Прибор, который может найти органику.
    
Салли сообразила, что Дик никогда не слышал слова «органика», и стала искать другое, взамен. Но Дик сказал:
    
— Я понял.
    
Он и в самом деле понял. Вайткус преподавал им химию.
    
Катер резко поднялся над котловиной.
    
— Только я тебя попрошу, — произнес Дик, — полетим не прямо, а сначала сделаем круг над горами.
    
— Павлыш прав, с биоискателем легче.
    
— Я знаю.
    
— Хорошо, — кивнула Салли.
    
Она была согласна с Диком. Никто из них не сказал вслух, но оба понимали, что если люди заблудились, то в этом морозе каждая минута может оказаться роковой. Конечно, если бы на месте Салли была Клавдия, она бы никогда не согласилась терять время, кружась над снежными долинами. Она бы доказала, что для блага заблудившихся лучше потерять полчаса — долететь до станции, а потом воспользоваться биоискателем. Но Салли была не так рассудительна. И они полетели вниз, делая большие зигзаги, прочесывая широкую, в несколько километров полосу.
    
И оказались правы.
    
Когда они уже опустились до верхней границы облаков и поняли, что придется прервать поиски, остроглазый Дик увидел далеко справа черную точку на снегу.
    
— Поверни! — закричал он.
    
Точка была неподвижна. Салли тоже увидела ее и так резко развернула катер, что Дик еле удержался в кресле.
    
Точка быстро росла, и тут они увидели, как точка шевельнулась. Это был странный бесформенный комок, который рос и увеличивался. Уже опускаясь к нему, они поняли, что комок — два человека, которые, падая и снова поднимаясь, вцепились друг в друга и потому были как одно существо.
    
Когда катер опустился на снег в двадцати метрах перед Сергеевым и Олегом, те не увидели его — они ослепли от снежного сияния. На глазах Дика и Салли, которые выскочили из катера, они вновь упали и с трудом, глухо рыча, начали подниматься на колени.
    
— Олег! — закричал Дик, кидаясь к медленно ворочающемуся клубку тел. — Олег, я здесь! Ты меня слышишь? Олег, это я! Это мы! Мы прилетели!