1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 
Скорее, чем карасиков    

Изловят на уху!»    

     

– Жду – не дождусь. Измаялся    

На черством хлебе Митенька,    

Эх, горе – не житье! –    

И тут она погладила    

Полунагого мальчика    

(Сидел в тазу заржавленном    

Курносый мальчуган).    

     

«А что? ему, чай, холодно, –    

Сказал сурово Провушка, –    

В железном-то тазу?»    

И в руки взять ребеночка    

Хотел. Дитя заплакало.    

А мать кричит: – Не тронь его!    

Не видишь? Он катается!    

Ну, ну! пошел! Колясочка    

Ведь это у него!..    

     

Что шаг, то натыкалися    

Крестьяне на диковину:    

Особая и странная    

Работа всюду шла.    

Один дворовый мучился    

У двери: ручки медные    

Отвинчивал; другой    

Нес изразцы какие-то.    

«Наковырял, Егорушка?» –    

Окликнули с пруда.    

В саду ребята яблоню    

Качали. – Мало, дяденька!    

Теперь они осталися    

Уж только наверху,    

А было их до пропасти!    

     

«Да что в них проку? зелены!»    

     

– Мы рады и таким!    

Бродили долго по́ саду:    

«Затей-то! горы, пропасти!    

И пруд опять… Чай, лебеди    

Гуляли по пруду?..    

Беседка… стойте! с надписью!..»    

Демьян, крестьянин грамотный,    

Читает по складам.    

«Эй, врешь!» Хохочут странники…    

Опять – и то же самое    

Читает им Демьян.    

(Насилу догадалися,    

Что надпись переправлена:    

Затерты две-три литеры.    

Из слова благородного    

Такая вышла дрянь!)    

     

Заметив любознательность    

Крестьян, дворовый седенький    

К ним с книгой подошел:    

– Купите! – Как ни тужился,    

Мудреного заглавия    

Не одолел Демьян:    

«Садись-ка ты помещиком    

Под липой на скамеечку    

Да сам ее читай!»    

     

– А тоже грамотеями    

Считаетесь! – с досадою    

Дворовый прошипел. –    

На что вам книги умные?    

Вам вывески питейные    

Да слово «воспрещается»,    

Что на столбах встречается,    

Достаточно читать!    

     

«Дорожки так загажены,    

Что срам! У девок каменных    

Отшибены носы!    

Пропали фрукты-ягоды,    

Пропали гуси-лебеди    

У холуя в зобу!    

Что церкви без священника,    

Угодам без крестьянина,    

То саду без помещика! –    

Решили мужики. –    

Помещик прочно строился,    

Такую даль загадывал,    

А вот…» (Смеются шестеро,    

Седьмой повесил нос.)    

Вдруг с вышины откуда-то    

Как грянет песня! Головы    

Задрали мужики:    

Вкруг башни по балкончику    

Похаживал в подряснике    

Какой-то человек    

И пел… В вечернем воздухе,    

Как колокол серебряный,    

Гудел громовый бас…    

Гудел – и прямо за сердце    

Хватал он наших странников:    

Не русские слова,    

А горе в них такое же,    

Как в русской песне, слышалось,    

Без берегу, без дна.    

Такие звуки плавные.    

Рыдающие… «Умница,    

Какой мужчина там?» –    

Спросил Роман у женщины,    

Уже кормившей Митеньку    

Горяченькой ухой.    

     

– Певец Ново-Архангельской,    

Его из Малороссии    

Сманили господа.    

Свезти его в Италию    

Сулились, да уехали…    

А он бы рад-радехонек –    

Какая уж Италия? –    

Обратно в Конотоп,    

Ему здесь делать нечего…    

Собаки дом покинули    

(Озлилась круто женщина),    

Кому здесь дело есть?    

Да у него ни спереди,    

Ни сзади… кроме голосу… –    

«Зато уж голосок!»    

     

– Не то еще услышите,    

Как до утра пробудете:    

Отсюда версты три    

Есть дьякон… тоже с голосом…    

Так вот они затеяли    

По-своему здороваться    

На утренней заре.    

На башню как подымется    

Да рявкнет наш: «Здо-ро-во ли    

Жи-вешь, о-тец И-пат?»    

Так стекла затрещат!    

А тот ему, оттуда-то:    

– Здо-ро-во, наш со-ло-ву-шко!    

Жду вод-ку пить! – «И-ду!..»    

«Иду»-то это в воздухе    

Час целый откликается…    

Такие жеребцы!..    

     

Домой скотина гонится,    

Дорога запылилася,    

Запахло молоком.    

Вздохнула мать Митюхина:    

– Хоть бы одна коровушка    

На барский двор вошла! –    

«Чу! песня за деревнею,    

Прощай, горю̒шка бедная!    

Идем встречать народ».    

     

Легко вздохнули странники:    

Им после дворни ноющей    

Красива показалася    

Здоровая, поющая    

Толпа жнецов и жниц, –    

Все дело девки красили    

(Толпа без красных девушек,    

Что рожь без васильков).    

«Путь добрый! А которая    

Матрена Тимофеевна?»    

– Что нужно, молодцы? –    

Матрена Тимофеевна    

Осанистая женщина,    

Широкая и плотная,    

Лет тридцати осьми.    

Красива; волос с проседью,    

Глаза большие, строгие,    

Ресницы богатейшие,    

Сурова и смугла.    

На ней рубаха белая,    

Да сарафан коротенький,    

Да серп через плечо.    

     

– Что нужно вам, молодчики?    

     

Помалчивали странники,    

Покамест бабы прочие    

Не поушли вперед,    

Потом поклон отвесили:    

«Мы люди чужестранные,    

У нас забота есть,    

Такая ли заботушка,    

Что из домов повыжила,    

С работой раздружила нас,    

Отбила от еды.    

Мы мужики степенные,    

Из временнообязанных,    

Подтянутой губернии,    

Уезда Терпигорева,    

Пустопорожней волости,    

Из смежных деревень:    

Несытова, Неелова,    

Заплатова, Дырявина,    

Горелок, Голодухина –    

Неурожайка тож.    

Идя путем-дорогою,    

Сошлись мы невзначай,    

Сошлись мы – и заспорили:    

Кому живется счастливо,    

Вольготно на Руси?    

Роман сказал: помещику,    

Демьян сказал: чиновнику,    

Лука сказал: попу,    

Купчине толстопузому, –    

Сказали братья Губины,    

Иван и Митродор.    

Пахом сказал: светлейшему,    

Вельможному боярину,    

Министру государеву,    

А Пров сказал: царю…    

Мужик что бык: втемяшится    

В башку какая блажь –    

Колом ее оттудова    

Не выбьешь! Как ни спорили,    

Не согласились мы!    

Поспоривши, повздорили,    

Повздоривши, подралися.    

Подравшися, удумали    

Не расходиться врозь,    

В домишки не ворочаться,    

Не видеться ни с женами,    

Ни с малыми ребятами,    

Ни с стариками старыми,    

Покуда спору нашему    

Решенья не найдем,    

Покуда не доведаем    

     

Как ни на есть – доподлинно:    

Кому жить любо-весело,    

Вольготно на Руси?..    

     

Попа уж мы доведали,    

Доведали помещика,    

Да прямо мы к тебе!    

Чем нам искать чиновника,    

Купца, министра царского,    

Царя (еще допустит ли    

Нас, мужичонков, царь?) –    

Освободи нас, выручи!    

Молва идет всесветная,    

Что ты вольготно, счастливо    

Живешь… Скажи по-божески    

В чем счастие твое?»    

     

Не то чтоб удивилася    

Матрена Тимофеевна,    

А как-то закручинилась,    

Задумалась она…    

– Не дело вы затеяли!    

Теперь пора рабочая,    

Досуг ли толковать?..    

     

«Полцарства мы промеряли,    

Никто нам не отказывал!» –    

Просили мужики.    

     

– У нас уж колос сыпется,    

Рук не хватает, милые…    

     

«А мы на что, кума?    

Давай серпы! Все семеро    

Как станем завтра – к вечеру    

Всю рожь твою сожнем!»    

     

Смекнула Тимофеевна,    

Что дело подходящее.    

– Согласна, – говорит, –    

Такие-то вы бравые,    

Нажнете, не заметите,    

Снопов по десяти.    

     

«А ты нам душу выложи!»    

     

– Не скрою ничего!    

     

Покуда Тимофеевна    

С хозяйством управлялася,    

Крестьяне место знатное    

Избрали за избой:    

Тут рига, конопляники,    

Два стога здоровенные,    

Богатый огород.    

И дуб тут рос – дубов краса.    

Под ним присели странники:    

«Эй, скатерть самобраная,    

Попотчуй мужиков».    

     

И скатерть развернулася,    

Откудова ни взялися    

Две дюжие руки,    

Ведро вина поставили,    

Горой наклали хлебушка    

И спрятались опять…    

Гогочут братья Губины:    

Такую редьку схапали    

На огороде – страсть!    

     

Уж звезды рассажалися    

По небу темно-синему,    

Высоко месяц стал.    

Когда пришла хозяюшка    

И стала нашим странникам    

«Всю душу открывать…»    

     

 Глава I. До замужества    

     

     

– Мне счастье в девках выпало:    

У нас была хорошая,    

Непьющая семья.    

За батюшкой, за матушкой,    

Как у Христа за пазухой,    

Жила я, молодцы.    

Отец, поднявшись до́ свету,    

Будил дочурку ласкою,    

А брат веселой песенкой;    

Покамест одевается,    

Поет: «Вставай, сестра!    

По избам обряжаются,    

В часовенках спасаются –    

Пора вставать, пора!    

Пастух уж со скотиною    

Угнался; за малиною    

Ушли подружки в бор,    

В полях трудятся пахари,    

В лесу стучит топор!»    

Управится с горшочками,    

Все вымоет, все выскребет,    

Посадит хлебы в печь –    

Идет родная матушка,    

Не будит – пуще кутает:    

«Спи, милая, касатушка,    

Спи, силу запасай!    

В чужой семье – недолог сон!    

Уложат спать позднехонько!    

Придут будить до солнышка,    

Лукошко припасут,    

На донце бросят корочку:    

Сгложи ее – да полное    

Лукошко набери!..»    

     

Да не в лесу родилася,    

Не пеньям я молилася,    

Не много я спала.    

В день Симеона батюшка    

Сажал меня на бурушку    

И вывел из младенчества [69]    

По пятому годку,    

А на седьмом за бурушкой    

Сама я в стадо бегала,    

Отцу носила завтракать,    

Утяточек пасла.    

Потом грибы да ягоды,    

Потом: «Бери-ка грабельки    

Да сено вороши!»    

Так к делу приобыкла я…    

И добрая работница,    

И петь-плясать охотница    

Я смолоду была.    

День в поле проработаешь,    

Грязна домой воротишься,    

А банька-то на что?    

     

Спасибо жаркой баенке,    

Березовому веничку,    

Студеному ключу, –    

Опять бела, свежехонька,    

За прялицей с подружками    

До полночи поешь!    

     

На парней я не вешалась,    

Наянов обрывала я,    

А тихому шепну:    

«Я личиком разгарчива,    

А матушка догадлива,    

Не тронь! уйди!..» – уйдет…    

     

Да как я их ни бегала,    

А выискался суженой,    

На горе – чужанин!    

Филипп Корчагин – питерщик,    

По мастерству печник.    

Родительница плакала:    

«Как рыбка в море синее    

Юркнешь ты! как соловушко    

Из гнездышка порхнешь!    

Чужая-то сторонушка    

Не сахаром посыпана,    

Не медом полита!    

Там холодно, там голодно.    

Там холеную доченьку    

Обвеют ветры буйные,    

Обграют черны вороны,    

Облают псы косматые    

И люди засмеют!..»    

А батюшка со сватами    

Подвыпил. Закручинилась,    

Всю ночь я не спала…    

     

Ах! что ты, парень, в девице    

Нашел во мне хорошего?    

Где высмотрел меня?    

О святках ли, как с горок я    

С ребятами, с подругами    

Каталась, смеючись?    

Ошибся ты, отецкий сын!    

С игры, с катанья, с беганья,    

С морозу разгорелося    

У девушки лицо!    

На тихой ли беседушке?    

Я там была нарядная,    

Дородства и пригожества    

Понакопила за зиму,    

Цвела, как маков цвет!    

А ты бы поглядел меня,    

Как лен треплю, как снопики    

На риге молочу…    

В дому ли во родительском?..    

Ах! кабы знать! Послала бы    

Я в город братца-сокола:    

«Мил братец! шелку, гарусу    

Купи – семи цветов,    

Да гарнитуру синего!»    

Я по углам бы вышила    

Москву, царя с царицею,    

Да Киев, да Царьград,    

А посередке – солнышко,    

И эту занавесочку    

В окошке бы повесила,    

Авось ты загляделся бы,    

Меня бы промигал!..    

     

Всю ночку я продумала…    

«Оставь, – я парню молвила, –    

Я в подневолье с волюшки,    

Бог видит, не пойду!»    

     

– Такую даль мы ехали!    

Иди! – сказал Филиппушка. –    

Не стану обижать! –    

     

Тужила, горько плакала,    

А дело девка делала:    

На суженого искоса    

Поглядывала втай.    

Пригож-румян, широк-могуч,    

Рус волосом, тих говором –    

Пал на̒ сердце Филипп!    

«Ты стань-ка, добрый молодец,    

Против меня прямехонько,    

Стань на одной доске!    

Гляди мне в очи ясные,    

Гляди в лицо румяное,    

Подумывай, смекай:    

Чтоб жить со мной – не каяться,    

А мне с тобой не плакаться…    

Я вся тут такова!»    

– Небось не буду каяться,    

Небось не будешь плакаться! –    

Филиппушка сказал.    

Пока мы торговалися,    

Филиппу я: «Уйди ты прочь!»,    

А он: – Иди со мной! –    

Известно: – Ненаглядная,    

Хорошая… пригожая… –    

«Ай!..» – вдруг рванулась я…    

– Чего ты? Эка силища! –    

Не удержи – не видеть бы    

Вовек ему Матренушки,    

Да удержал Филипп!    

Пока мы торговалися,    

Должно быть, так я думаю,    

Тогда и было счастьице…    

А больше вряд когда!    

Я помню, ночка звездная,    

Такая же хорошая,    

Как и теперь, была…    

     

Вздохнула Тимофеевна,    

Ко стогу приклонилася,    

Унывным, тихим голосом    

Пропела про себя:    

     

«Ты скажи, за что,    

Молодой купец,    

Полюбил меня,    

Дочь крестьянскую?    

Я не в серебре,    

Я не в золоте,    

Жемчугами я    

Не увешана!»    

     

– Чисто серебро –    

Чистота твоя,    

Красно золото –