Поделиться:
  Угадай писателя | Писатели | Карта писателей | Острова | Контакты

М. М. Херасков - Собрание сочинений [0]
Известность произведения: Низкая
Метки: poetry

Аннотация. Херасков (Михаил Матвеевич) - писатель. Происходил из валахской семьи, выселившейся в Россию при Петре I; родился 25 октября 1733 г. в городе Переяславле, Полтавской губернии. Учился в сухопутном шляхетском корпусе. Еще кадетом Х. начал под руководством Сумарокова, писать статьи, которые потом печатались в "Ежемесячных Сочинениях". Служил сначала в Ингерманландском полку, потом в коммерц-коллегии, а в 1755 г. был зачислен в штат Московского университета и заведовал типографией университета. С 1756 г. начал помещать свои труды в "Ежемесячных Сочинениях". В 1757 г. Х. напечатал поэму "Плоды наук", в 1758 г. - трагедию "Венецианская монахиня". С 1760 г. в течение 3 лет издавал вместе с И.Ф. Богдановичем журнал "Полезное Увеселение". В 1761 г. Х. издал поэму "Храм Славы" и поставил на московскую сцену героическую поэму "Безбожник". В 1762 г. написал оду на коронацию Екатерины II и был приглашен вместе с Сумароковым и Волковым для устройства уличного маскарада "Торжествующая Минерва". В 1763 г. назначен директором университета в Москве. В том же году он издавал в Москве журналы "Невинное Развлечение" и "Свободные Часы". В 1764 г. Х. напечатал две книги басней, в 1765 г. - трагедию "Мартезия и Фалестра", в 1767 г. - "Новые философические песни", в 1768 г. - повесть "Нума Помпилий". В 1770 г. Х. был назначен вице-президентом берг-коллегии и переехал в Петербург. С 1770 по 1775 гг. он написал трагедию "Селим и Селима", комедию "Ненавистник", поэму "Чесменский бой", драмы "Друг несчастных" и "Гонимые", трагедию "Борислав" и мелодраму "Милана". В 1778 г. Х. назначен был вторым куратором Московского университета. В этом звании он отдал Новикову университетскую типографию, чем дал ему возможность развить свою издательскую деятельность, и основал (в 1779 г.) московский благородный пансион. В 1779 г. Х. издал "Россиаду", над которой работал с 1771 г. Предполагают, что в том же году он вступил в масонскую ложу и начал новую большую поэму "Владимир возрожденный", напечатанную в 1785 г. В 1779 г. Х. выпустил в свет первое издание собрания своих сочинений. Позднейшие его произведения: пролог с хорами "Счастливая Россия" (1787), повесть "Кадм и Гармония" (1789), "Ода на присоединение к Российской империи от Польши областей" (1793), повесть "Палидор сын Кадма и Гармонии" (1794), поэма "Пилигримы" (1795), трагедия "Освобожденная Москва" (1796), поэма "Царь, или Спасенный Новгород", поэма "Бахариана" (1803), трагедия "Вожделенная Россия". В 1802 г. Х. в чине действительного тайного советника за преобразование университета вышел в отставку. Умер в Москве 27 сентября 1807 г. Х. был последним типичным представителем псевдоклассической школы. Поэтическое дарование его было невелико; его больше "почитали", чем читали. Современники наиболее ценили его поэмы "Россиада" и "Владимир". Характерная черта его произведений - серьезность содержания. Масонским влияниям у него уже предшествовал интерес к вопросам нравственности и просвещения; по вступлении в ложу интерес этот приобрел новую пищу. Х. был близок с Новиковым, Шварцем и дружеским обществом. В доме Х. собирались все, кто имел стремление к просвещению и литературе, в особенности литературная молодежь; в конце своей жизни он поддерживал только что выступавших Жуковского и Тургенева. Хорошую память оставил Х. и как создатель московского благородного пансиона. Последнее собрание сочинений Х. вышло в Москве в 1807 -1812 гг. См. Венгеров "Русская поэзия", где перепечатана биография Х., составленная Хмыровым, и указана литература предмета; А.Н. Пыпин, IV том "Истории русской литературы". Н. К

Полный текст.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 

             Я нѣчто важное, о Царь мой! повѣствую.              Во снѣ родителя я видѣлъ моего,              Вонзенно копiе я зрѣлъ въ груди его;    235          Объемлетъ хладною отецъ меня рукою,              И мнѣ трепещущъ рекъ: не трать, не трать покою;              Прощаю я тебя, но скройся отъ Татаръ;              Погибнетъ съ воинствомъ Сеитъ и Исканаръ!              Онъ къ небу поднялся… Я въ страхѣ пробудился,    240          И въ саму ону нощь отъ Крымцовъ удалился,              Бѣжалъ Россiянамъ видѣнье возвѣстить.              Хощу ли быть прощенъ? и льзяль меня простить?              На смерть сюда пришелъ врагъ Божiй безъ боязни.                        Сафгиръ простеръ главу, и ждалъ достойной казни.    245          Но Царь вѣщалъ ему: не мнѣ за грѣхъ твой мстить:              Прощаю то тебѣ, что я могу простить;              Но казни избѣжать въ судѣ по смерти строгомъ,              Покаясь предо мной, покайся и предъ Богомъ.                        Сафгиръ, сей страшный левъ, сталъ кротокъ какъ овенъ,    250          И скрылся отъ людей, крещеньемъ омовенъ.                        Взирая Iоаннъ Казанцовъ на кичливость;              И видя хитрость ихъ, вражду, несправедливость,              Подобно какъ парящъ за добычей орелъ,              Который близь гнѣзда ползущихъ змiй узрѣлъ,    255          Въ поляхъ воздушныхъ птицъ безъ брани оставляетъ,              И свой полетъ къ змiямъ отважно направляетъ.                        Такъ взоры отвративъ отъ предлежащихъ странъ,              Бросаетъ грозный взглядъ къ полудню Iоаннъ;              И тамо внемля громъ нечаянныя брани,    260          Туда войну склонилъ, оставивъ путь къ Казани;              На Исканара мечь онъ въ мысляхъ обращалъ,              И къ мщенiю привлечь, Боярамъ такъ вѣщалъ:              Отъ первой храбрости движенiя и жара,              Отъ первыя стрѣлы, отъ перваго удара,    265          Зависятъ иногда сраженiе и брань;              Мы Крымцовъ побѣдивъ, низложимъ и Казань;              Злодѣйски замыслы Ордынцовъ уничтожимъ,              Пойдемъ, и первую надежду ихъ низложимъ.              Я самъ, я самъ иду противу сихъ Татаръ,    270          Съ которыми притекъ грабитель Исканаръ.                        Внимая въ небесахъ намѣренья такiя,              Низходитъ ко Царю Божественна Софiя,              Одежды бѣлыя, горящи вкругъ лучи,              Какъ звѣзды свѣтлыя, блистающи въ ночи;    275          Прозрачны облака, что вкругъ ея ходили,              Въ ея присутствiи Монарха утвердили,              И зрѣнiе его и мысли привлекла,              И зрима только имъ, Софiя такъ рекла:                        О Царь! въ твоихъ рукахъ всея державы цѣлость,    280          Отваживай свою при важномъ дѣлѣ смѣлость,              Постыдна для тебя со Исканромъ брань;              Твоихъ перуновъ ждетъ бунтующа Казань.                        Изчезло какъ туманъ небесное явленье.              Вельможи, зрящiе Царя во изумленьѣ,    285          И чая разогнать сумнительствъ мрачну тму:              Къ Казани ли ийти, на Крымцовъ ли ему,              Въ особый кругъ они стѣснившись разсуждали,              И мудрости совѣтъ согласно подтверждали.                        Что медлить здѣсь еще? бесѣдуютъ они;    290          Имѣемъ лѣтнiе благополучны дни;              На Крымцовъ коль ийти, опять зима настанетъ,              И надъ Казанiю нашъ громъ въ сей годъ не грянетъ.              Отраву между тѣмъ сберетъ сей злый сосудъ,              И сокрушить его настанетъ пущiй трудъ;    295          На Крымцовъ устремить движенiя геройски,              И полководецъ есть у насъ и храбры войски.                        Царь внялъ, и къ Курбскому спокойно обратясь,              Вѣщалъ: о храбрый мужъ и славный въ браняхъ Князь!              Тебѣ спасенiе отечества вручаю,    300          Въ тебѣ любви къ нему всѣхъ больше примѣчаю;              Грабителей казнить, на Крымцовъ ты иди,              Взявъ третью войска часть, ступай, и побѣди!                        Такъ Курбскiй былъ почтенъ за храбрость превосходну,              И ревность во сердцахъ умножилъ благородну,    305          Какъ къ солнцу за орломъ птенцы летящи въ слѣдъ,              Такъ юноши за нимъ стремятся для побѣдъ.                        И видится сей мужъ мнѣ ратью окруженный,              Царемъ, Боярами и войскомъ уваженный,              Сiяющъ, какъ луна между звѣздами въ тмѣ,    310          Въ душѣ усердiемъ и славой во умѣ,              О Царь! вѣщаетъ онъ, меня найдетъ побѣда,              Во браняхъ твоего держащагося слѣда!              Коль царству предлежитъ опасность и бѣда,              Не страшенъ пламень мнѣ, ни вихри, ни вода.    315          Россiяне къ трудамъ и къ славѣ сотворенны;              (Отечествомъ своимъ лишь былибъ ободренны.)              Надежду слово то во всѣхъ произвело,              Весельемъ Царское вѣнчалося чело,              И вскорѣ онъ Царя и ратниковъ оставилъ,    320          Онъ съ третью воинства на Тулу путь направилъ.                        Ханъ Крымскiй между тѣмъ Рязань уже претекъ;              Какъ змiй великiй хвостъ, различны войски влекъ;              Куда ни падали изъ рукъ его удары,              Вездѣ лилася кровь, раждалися пожары.    325          На бурныхъ крылiяхъ когда Борей паритъ,              Что встрѣтится ему, все ломитъ и валитъ;              Высоки зданiя, дремучiй лѣсъ объемлетъ,              Шумитъ, и въ ярости онъ треску ихъ не внемлетъ.              На разрушенiе Россiи устремленъ,    330          Свирѣпый Исканаръ разитъ, беретъ во плѣнъ.              Россiйской кровiю Сеитъ вездѣ алкаетъ,              Младенцовъ убивать Ордынцовъ подстрекаетъ;              Велитъ потоки слезъ и вопль пренебрегать,              Россiянъ не щадить, ихъ грады пожигать.    335          Сей старецъ, въ бѣшенствѣ и во свирѣпствѣ яромъ,              Защитникомъ своимъ ругался Исканаромъ;              Подъ видомъ, будто бы закону онъ радѣлъ,              И мыслями его и войскомъ овладѣлъ;              И злобѣ ни на часъ не зная утоленья,    340          Кровавыя давалъ Ордынцамъ наставленья.              Такъ гордость завсегда является страшна,              Подъ видомъ святости гдѣ кроется она;              Какъ руки, крестъ нося, она окровавила,              Сiе нещастная Америка явила.    345                    Сеитъ сугубою прельщаетея алчбой:              Любовь злодѣю льститъ и кроволитный бой;              Несытый Крымскаго владѣтеля услугой,              Плѣнился Ремою Сеитъ, его супругой,              И къ цѣли гнусныя желанья довести,    350          Принудилъ съ воинствомъ Царя на брань ийти.              Но нѣжная сiя въ любви Махометанка,              Природой сущая была Иллирiянка;              Когда оружiя разтратятся у нихъ,              Кидали во враговъ они дѣтей своихъ,    355          И варварки сiи ихъ члены разрывали;              Противниковъ своимъ рожденьемъ убивали.              Отъ крови таковой и Рема родилась;              Она любви во плѣнъ, не силѣ отдалась,              И ставъ прельщенная прекраснымъ Исканаромъ,    360          Любила завсегда супруга съ нѣжнымъ жаромъ;              Но видя, что его изъ стѣнъ влечетъ война,              Слезами удержать пришла Царя она.              Сему противилась въ Сеитѣ страсть возженна;              Онъ рекъ, что безъ него не будетъ брань рѣшенна;    365          Что въ будущихъ дѣлахъ ему дающiй свѣтъ,              Открылъ ему сiе пророкъ ихъ Махометъ,              И будетъ имъ однимъ попранна вся Россiя.              Скрывали злую мысль и страсть слова такiя.              Тогда вообразивъ воительный свой полъ,    370          Оставя роскоши, спокойство и престолъ,              Не могши въ жизни быть одна благополучна,              Съ супругомъ Рема быть желаетъ неразлучна:              Отправилась на брань, и страхи купно съ нимъ.              Утѣхи потерялъ Сеитовъ умыслъ симъ;    375          Однако наущенъ коварствами своими,              И старецъ сей пошелъ для Ремы въ поле съ ними.                        Тогда алкающихъ вступить съ Россiей въ бой,              Срациновъ пригласилъ военной Крымъ трубой,              Которыя уснувъ во тмѣ Махометанства,    380          Врагами вѣчными остались Христiянства.              Но сихъ сподвижниковъ сраженье и война,              Была съ суровостью грабителей равна;              Не брань ласкала имъ, ни мужество, ни слава:              Корысть ихъ цѣль была, а смерть людей забава,    385                    Склоняетъ подъ свои знамена Исканаръ,              Нагайскихъ, жаждущихъ сраженiевъ, Татаръ.              Сiи отъ береговъ Уфимскихъ удалились,              И странствуя въ степяхъ, близь Крыма поселились;              Не знаютъ класами сiи покрытыхъ нивъ,    390          Ни сладкаго плода, ни масличныхъ оливъ.              Не изнуряя силъ надъ пашнею трудами,              Обилуютъ млекомъ и многими стадами;              Въ походахъ воинство безбѣдствуетъ сiе:              Кони ихъ пища имъ, а кровь ихъ питiе;    395          Гдѣ отдыхъ есть для нихъ, тамъ зрится и трапеза;              Броня ихъ сплетена изъ мягкаго желѣза;              Закрыты ею вкругъ въ сраженiи они,              Желѣзны кажутся подъ ними и кони;              Набѣги быстры ихъ въ сосѣдственны предѣлы;    400          Оружiе у нихъ кинжалъ, копье и стрѣлы,              Впуская варвары въ желѣзо смертный ядъ;              Лишаютъ жизни вдругъ, кого мечемъ разятъ;              И стрѣлы въ высоту отъ ихъ луковъ пущенны,              Проходятъ сквозь тѣла изъ облакъ возвращенны.    405          Но долго ратники сражаться не могли,              И малый зря уронъ, отъ брани прочь текли.              Сiи воители, искавъ блаженства, нынѣ              Въ подданство принесли сердца ЕКАТЕРИНѢ.                        Защитникамъ своимъ отважнымъ Крымцамъ въ дань,    410          Оружья огненны устроила Казань,              И злобу въ ихъ сердца противъ Москвы вливала.              Сей хитростью Казань унывша уповала,              Россiйской храбрости паренiе пресѣчь,              И брань, кроваву брань къ другой странѣ отвлечь.    415                    Но тщетно мыслiю твоей надежда водитъ;              Подъемлетъ Богъ перунъ, Казань! твой рокъ приходитъ.                        На силы опершись Ордынскiя она,              Спокойства зрѣлася и радости полна;              Уже союзниковъ въ Одоевскѣ встрѣчала,    420          И заключенну смерть въ пищаляхъ имъ вручала.                        Такiя воинства Ханъ Крымскiй къ Россамъ влекъ,              Какъ бурный вихрь шумя, подъ Тулу онъ притекъ;              Часть войска разославъ о ихъ на промыслъ пищѣ,              Устроилъ на брегахъ Упинскихъ становище;    425          И дать начальникамъ и ратникамъ пиры,              Онъ златомъ тканыя разставилъ вкругъ шатры;              Пограбленною онъ корыстью веселится,              И кровью Россiянъ съ чиновными дѣлится.                        Но Рема не могла слокойна быть одна;    430          Присутствуетъ въ пирахъ задумчива, блѣдна;              Съ супругомъ вмѣстѣ бывъ, не чувствуетъ покою,              Дары его беретъ дрожащею рукою:              Убранства къ ней или невольницъ привлекутъ,              Слезъ токи у нее, какъ градъ изъ глазъ текутъ;    435          Отъ злата зрѣнiе и пищи отвращала;              Слезами будущу погибель предвѣщала.                        На прелести ея взирающiй Сеитъ,              Москва отъ насъ близка! вздыхая говоритъ;              Мы скоро съ пламенемъ войдемъ въ сiю столицу,    440          Увидишь падшу ихъ къ твоимъ ногамъ Царицу;              Возложишь на себя Россiйскiй ты вѣнецъ:              Пришелъ державѣ сей, уже пришелъ конецъ!              Смотрящiй въ ночь сiю на круги я небесны,              Постигнулъ таинства для смертныхъ неизвѣстны:    445          Я видѣлъ въ воздухѣ всей нашей рати строй,              И вдругъ Россiяне дерзнули съ нами въ бой;              Среди военнаго движенiя и жара,              Позналъ я храбраго предъ войскомъ Исканара;              Какъ молнiею онъ, Россiянъ поражалъ,    450          Всѣ силы сокрушилъ, Московскiй Царь бѣжалъ;              Конечно сбудется видѣнье мною зримо;              Но стань предъ войсками, о Царь! необходимо….              Внимали всѣ тому, что старецъ сей вѣщалъ,              Оцъ Хана паче всѣхъ сей баснью восхищалъ.    455                    Согласенъ съ старцемъ онъ, но Рема не согласна;              Отважность для нея супружняя опасна;              Ей кажется, что онъ обратно не придетъ,              Не выпущу его, рыдая вопiетъ;              Владѣтеля хранить всѣхъ воевъ должно болѣ;    460          Коль онъ пойдетъ, и я пойду въ кроваво поле!              Когда главѣ его коснется вражiй мечь,              То кровь моя должна съ супружней кровью течь!              У стремени его я буду неотступно;              Побѣды лавръ приму, иль смерть приму съ нимъ купно.    465          Всѣ средства хитрости Сеитъ употребилъ,              И Рему быти съ нимъ во станѣ убѣдилъ.              Но Курбскiй въ шествiи минуты изчитаетъ,              И съ войскомъ пламеннымъ лѣсъ, горы прелетаетъ;              Одолѣваетъ гладъ, одолѣваетъ сонъ.    470          Приближился уже къ предѣламъ Тульскимъ онъ,              И возвратилъ сему трепещущему граду,              Спокойство, тишину, надежду и отраду.              Тамъ видя жители съ высокихъ Крымцовъ стѣнъ,              Мечтали грозну смерть, свою напасть и плѣнъ,    475          И помня страшныя Ордынскiя набѣги,              Слезами горькими омыли тучны бреги;              Но Курбскаго въ нощи почувствуя приходъ,              Въ немъ видитъ Ангела защитника народъ.                        Дрожащая луна на небеса восходитъ,    480          Блистательныхъ Плеядъ и Скорпiю выводитъ;              Желая воинству отдохновенье дать,              Подъ Тулой Курбскiй сталъ разсвѣта ожидать.              Онъ зналъ, что Исканаръ съ грабительной толпою,              Свой станъ разположилъ и войски надъ Упою.    485          Сей рыцарь воинство примѣромъ восхищалъ,              И ратниковъ собравъ, сiи слова вѣщалъ:              Въ подпору малый сонъ принявъ изнеможенью,              Незавтре съ Крымцами готовьтеся къ сраженью.              Вы помните, что Царь велѣлъ намъ побѣдить,    490          И должны мы его желанью угодить;              Не златомъ Крымскимъ васъ, о други! обольщаю,              Не Исканаровъ станъ добычей обѣщаю,              Не гнусная корысть зоветъ ко брани насъ,              Спасенье общее, и нашей славы гласъ.    495          Вниманiе свое на Тулу обратите,              Тамъ всѣ вамъ вопiютъ: спасите насъ! спасите!              Намъ должно кровью ихъ своею искупить;              Подите храбрый духъ сномъ краткимъ подкрѣпить.              Вздремали ратники; и бывшу утру рану,    500          Ко Исканарову ихъ Курбскiй двигнулъ стану.              Тамъ роскошь гнусная, устроивъ гордый тронъ,              Простерла на своихъ любимцевъ томный сонъ:              Не брань кровавая не острiе желѣза;              Имъ зрится сладкая въ мечтанiи трапеза.    505          Неосторожности являющiй примѣръ,              Надъ стражей крылiя глубокiй сонъ простеръ,              Которая въ мечтѣ Москву пренебрегала,              Врата и валъ, глаза сомкнувши, облегала.                        Но Курбскiй, презрящiй не равный съ ними бой,    510          Даетъ къ сраженью знакъ звучащею трубой.              Сей звукъ подобенъ былъ удару громовому,              Который бросилъ огнь къ трепещущему дому,              Отъ Крымцовъ сонъ бѣжитъ, ихъ будитъ смертный страхъ.              Какъ бурный вихрь, крутясь, подъемлетъ въ полѣ прахъ,    515          Такъ близкая напасть и смерть отвсюду зрима,              Подъемлетъ воинство притекшее отъ Крыма.              Бѣгутъ къ оружiю, текутъ къ своимъ конямъ,              Ступаютъ, ихъ искавъ, по собственнымъ бронямъ;              Въ отчаяньѣ, когда своихъ людей встрѣчаютъ,    520          Въ шатры кидаются, и видѣть Россовъ чаютъ.                        Облекся наконецъ бронями Исканаръ,              И выбѣжавъ зоветъ разсѣянныхъ Татаръ:              О робкiе! вскричалъ, спасетъ ли войски бѣгство?              Пойдемъ, и упредимъ отпоромъ наше бѣдство!    525          Внимая рѣчь его, пускала стонъ Упа,              И ратная кругомъ стѣсняется толпа.              Сеита вспомнивъ Ханъ, напасть пренебрегаетъ,              Исторгнувъ острый мечь, на валъ одинъ взбѣгаетъ.              Когда предъ войскомъ онъ звучащъ бронями текъ,    530          Супругу отъ него Сеитъ въ шатеръ отвлекъ;              Ей тамо подтердилъ небесное видѣнье,              Съ совѣтомъ съединивъ къ покорству принужденье.                        Отъ Россовъ Исканаръ Ордынцовъ защищалъ,              Рукою острый мечь толь быстро обращалъ,    535          Что молнiями онъ въ рукахъ его казался,              И смерть вносилъ въ сердца, кому во грудь вонзался.              Отважный духъ въ его дружинѣ возгорѣлъ;              На Россовъ сыплется шумящихъ туча стрѣлъ;              На шлемы падаютъ онѣ сгущеннымъ градомъ,    540          И разтравляются глубоки раны ядомъ.              Россiяне на валъ разсвирѣпѣвъ летятъ,              Но копiи, какъ лѣсъ, противу ихъ звучатъ;              Надежда ратниковъ близь Хана умножаетъ,              И туча воиновъ другую отражаетъ.    545                    Но Курбскiй видящiй, что храбрый Исканаръ              Единый подкрѣпилъ и въ брань привлекъ Татаръ,              Злодѣя общаго въ семъ Ханѣ ненавидитъ;              Но въ немъ достойнаго противуборца видитъ.              Какъ съ горнихъ мѣстъ звѣзда летящая въ ночи,    550          Течетъ, склонивъ копье, сквозь копья и мечи,              Щитомъ тяжелымъ грудь широку покрываетъ;              Предъ валомъ ставъ, Царя къ сраженью вызываетъ!              Пустился Исканаръ львомъ страшнымъ на него,              И хощетъ копiемъ ударить въ грудь его;    555          Но Курбскiй твердый щитъ противъ копья уставилъ;              И самъ подобное орудiе направилъ;              Ломаютъ ихъ они, другъ друга не язвятъ,              И древки съ трескомъ вверьхъ по воздуху летятъ.                        Герои на мечи надежду возлагаютъ;    560          Какъ будто два луча мгновенно изторгаютъ.              Сразилися они; подъ Курбскимъ конь падетъ;              Оставивъ онъ коня, противуборца ждетъ,              Который на него взоръ пламенный возводитъ;              Рѣшить ужасный бой, съ коня и самъ низходитъ.    565          Блеснули молнiи, мечи ихъ вознеслись,              Ударились, и вкругъ удары раздались;              У предстоящихъ войскъ ударъ смыкаетъ взоры,              Онъ съ шумомъ пробѣжалъ сквозь рощи и сквозь горы.              Отважный Исканаръ разсѣкъ у Князя щитъ;    570          И Курбскiй, ставъ теперь сопернику открытъ,              Ни младости Царя, ни мужеству не внемлетъ,              Свой мечь обѣими руками вдругъ подъемлетъ,              И будто тяжкiй млатъ обруша на него,              Отсѣкъ и шлема часть и часть главы его;    575          Покрылся кровью Ханъ, ланиты поблѣднѣли,              Онъ палъ; брони его какъ цѣпи зазвѣнѣли.              Когда въ глазахъ его свѣтъ солнца изчезалъ,              Въ послѣднiй воздохнувъ: О Рема! онъ сказалъ.                        Разсыпалась стѣна, Россiянъ удержавша.    580          Какъ будто бы рѣка, пути себѣ искавша,              Которая съ вершинъ коль быстро ни текла,              Плотиной твердою удержана была;              Но вдругъ ее сломивъ, и чувствуя свободу,              Бросаетъ съ яростью въ поля кипящу воду:    585          Такъ наши ратники, сугубя гнѣвъ и жаръ,              Бездушна Хана зря, ударили въ Татаръ;              Отчаянье велитъ Ордамъ не унижаться,              Отчаянье велитъ симъ варварамъ сражаться.                        Но храбрость огненна, сiя душа войны,    590          Свѣтилася въ лучахъ съ Россiйскiя страны;              И робость ли сердца и зрѣнiя смущала,              Иль Тула въ тѣ часы Ордынцамъ предвѣщала              Искусства, коими прославится она,              Готовя на враговъ громъ въ наши времена.    595          Изъ нѣдръ земныхъ гремятъ пищали изходящи,              Подъемлются шары, огонь производящи;              Мечами вѣтвiя казалися древесъ,              И дышетъ пламенемъ кругомъ стоящiй лѣсъ:              Ордынцы дрогнули; въ крови оставивъ Хана,    600          Какъ токи водные текутъ, текутъ изъ стана;              Но въ мрачныхъ вихряхъ смерть, бѣжаща имъ во слѣдъ,              Разверзивъ челюсти, взяла у ихъ передъ.              Строптивая Орда, какъ сжатый вѣтръ завыла,              Предъ ними смерть стоитъ, ихъ ужасъ гонитъ съ тыла.    605                    Превыше ззѣздъ сѣдящъ, отверзилъ свой чертогъ,              Подобный столпъ огню, простеръ на землю Богъ;              Со многозвѣзднаго разтвореннаго Неба,              Безсмертныхъ воиновъ, послалъ съ Борисомъ Глѣба,              Сихъ юныхъ братiевъ, которыхъ Святополкъ    610          Угрызъ во младости, какъ агнцовъ лютый волкъ.              Держа надъ Россами вѣнцы побѣдоносны,              Два брата, молнiи кидаютъ смертоносны.                        Духъ мщенiя въ сердцахъ Россiйскихъ возгорѣлъ;              Летятъ за Крымцами скоряй пернатыхъ стрѣлъ;    615          Едина казнь видна, не видно въ полѣ брани:              Тотъ скачетъ на конѣ, нося стрѣлу въ гортани;              Иной въ груди своей имѣя острый мечь,              Отъ смерти думаетъ носящiй смерть утечь;              Иной, пронзенный въ тылъ, съ коня стремглавъ валится,    620          И съ кровью жизнь спѣшитъ его устами литься;              Глаза подъемлюща катится тамъ глава,              Произносящая невнятныя слова;              Иной безпамятенъ въ кровавомъ скачетъ полѣ,              Но конь его стремитъ на копья по неволѣ;    625          Отъ рыщущихъ во слѣдъ стараясь убѣжать,              Ордынцы начали Ордынцовъ поражать:              Братъ смертью братнею дорогу отверзаетъ;              Въ бѣгущаго предъ нимъ другъ въ друга мечь вонзаетъ.              Вопль слышанъ далеко, звукъ бьющихся желѣзъ,    630          И сила Крымская валится будто лѣсъ.              Погибли варвары, коль быстро ни бѣжали,              На многи поприщи тѣла ихъ вкругъ лежали.                        Гдѣ славою блисталъ вчера надменный Ханъ,              Князь Курбскiй получилъ добычей Крымскiй станъ.    635          Но Ханомъ бывыя на промыслъ удаленны,              Шатрами Крымскими и щастьемъ ослѣпленны,              Ордынцы валъ прешли; зовутъ своихъ: и вдругъ              Россiиски воины объемлютъ ихъ вокругъ;              Имъ руки, ни сердца къ отпору не служили,    640          Они оружiе къ стопамъ ихъ положили.                        Прощаетъ Курбскiй сихъ. Тогда скрывался день,              И ночь готовила землѣ прохладну тѣнь;              На блѣдныя тѣла съ печалью онъ взираетъ,              Стонъ внемля раненыхъ, слезъ токи отираетъ:    645          Се слѣдствiя войны! стоящимъ говоритъ;              И вдругъ сквозь тонкiй мракъ жену бѣгущу зритъ,              Которая власы имѣла разпущенны,              Ланиты блѣдыя и взоры возмущенны;              Остановлялася, и вдругъ поспѣшно шла,    650          Рыдала, мертвыя подъемлюща тѣла:              Смотрѣла имъ въ лице, и прочь отъ нихъ бѣжала;              Отрубленну главу въ рукахъ она держала,              Еще имѣющу отверстыя глаза.              У сей главы въ лицѣ являлася гроза,    655          И кровь текла во знакъ недавнаго удара.              Бѣгуща, тѣло зритъ лежаща Исканара;              По шлему, по чертамъ, по чувствамъ познаетъ;              Се ты, дражайшiй Князь! ты другъ мой! вопiетъ;              И въ Россовъ вдругъ главу отрубленну пустила,    660          Вскричавъ: О! естьлибъ вамъ я такъ же отомстила,              Какъ мстила Ханску смерть предателю сему,              Ябъ жертву принесла прiятную ему!              Остатокъ варвара, который вамъ подобенъ,              Примите! зло творить и мертвый онъ удобенъ.    665          Поверженна глава, творя чрезъ воздухъ путь,              Изъ Россовъ однму ударилась во грудь;              Хоть смертной блѣдностью была она покрыта,              Познали плѣнники главу, главу Сеита.              Отъ тѣла Курбскiй влечь нещастну повелѣлъ.    670          Летятъ къ ней воины, летятъ скорѣе стрѣлъ;              Но тщетно помощь къ сей отчаянной спѣшила:              Она, увидя ихъ, кинжаломъ грудь пронзила;              На Исканара кровь изъ сердца полилась,              Упала, и съ Царемъ, кончаясь, обнялась.    675                    Тогда предъ Курбскаго невольникъ приведенный,              Военачальникомъ и войскомъ ободренный,              Печальной повѣстью геройскiй духъ смущалъ:              То Рема жизнь свою пресѣкла, онъ вѣщалъ;              Я не былъ отлученъ отъ Ремы на минуту;    680          Когда познали мы свою судьбину люту,              Что Исканара нѣтъ, Сеитъ въ шатеръ притекъ,              И Рему на коня безпамятну повлекъ:              Бѣжалъ я въ слѣдъ за нимъ. Держа ее руками,              Между Ордынскими скакалъ Сеитъ полками;    685          Но Рема наконецъ, сама въ себя пришедъ,              Тоской оживлена и тысящiю бѣдъ,              Обманы старцевы и хитрость вобразила,              Сѣдяща вмѣстѣ съ нимъ, кинжалъ въ него вонзила.              Я Рему зрѣлъ тогда подобну страшну льву,    690          Отсѣкшую мечемъ Сеитову главу.              Ни плачь мой, ни боязнь ее не удержала,              Обратно со главой сюда она бѣжала.              Царицу удержать, сюда склонилъ я путь,              Сюда, дабы на смерть толь горестну взглянуть!    695          Но Курбскiй, утоливъ на Исканара злобу,              Велѣлъ единому предать два тѣла гробу,              Слезами ихъ любовь нещастну оросилъ,              И горесть нѣкую подъ лаврами вкусилъ.                        Симъ кончилась война, возженная отъ Крыма,    700          Которая была опасной прежде зрима;              И Князь, усердiемъ къ отечеству разженъ,              Вѣнчанный лаврами и славой окруженъ,

The script ran 0.007 seconds.