1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 
Колонисты тут же решили, что Гранитный Дворец не будет  покинут всеми и что там останется Наб. Проводив своих товарищей до  Глицеринового ручья, он должен был поднять мост и, укрывшись за деревом, ждать  их возвращения или возвращения Айртона.    

В случае, если появятся пираты и попытаются перейти через  пролив, Наб должен был остановить их ружейными выстрелами. В конце концов, он  мог спрятаться в Гранитном Дворце и, втащив подъемник, оказаться в полной  безопасности.    

Сайрес Смит, Гедеон Спилет, Харберт и Пенкроф предполагали  направиться прямо в кораль, а если Айртона там не окажется, обыскать ближайший  лес.    

В шесть часов утра инженер со своими тремя спутниками  перешел через Глицериновый ручей, а Наб остался на левом берегу и укрылся за  небольшим пригорком, на котором росло несколько высоких драцен.    

Колонисты, спустившись с плато Дальнего Вида, направились по  дороге, ведшей в кораль. Они держали ружья наперевес и были готовы стрелять при  первом появлении врагов. Два карабина и столько же ружей были заряжены пулями.    

По обеим сторонам дороги тянулся густой кустарник, где легко  могли притаиться злодеи. Они были вооружены и поэтому опасны.    

Колонисты шли быстро и молчали. Топ бежал впереди то по  дороге, то меж кустов, но тоже молчал, видимо, не чуя ничего необычного. Можно  было быть уверенным, что верный пес не позволит захватить себя врасплох и  начнет лаять при первых признаках опасности.    

Вдоль дороги, по которой шел маленький отряд, тянулся  телеграфный провод, соединявший кораль с Гранитным Дворцом. Отойдя около двух  миль, колонисты не заметили ни одного обрыва. Столбы стояли крепко, изоляторы  были целы, провод натянут правильно. Но дальше, как указал инженер, натяжение  проволоки несколько ослабевало, а дойдя до столба № 74, Харберт, который шел  впереди, крикнул:    

– Провод оборван!    

Спутники Харберта ускорили шаги и подошли к тому месту, где  стоял юноша.    

Столб был опрокинут и лежал поперек дороги. Обрыв провода  можно было считать установленным, и телеграммы из Гранитного Дворца в кораль и  из кораля в Гранитный Дворец, очевидно, не доходили до места назначения.    

– Этот столб опрокинуло не ветром, – заметил  Пенкроф.    

– Нет, – подтвердил Гедеон Спилет. – Под ним  подрыли землю и вырвали его руками.    

– Кроме того, провод порван, – сказал Харберт,  указывая на два конца проволоки, которая была кем-то разорвана.    

– Что, излом свежий? – спросил Сайрес Смит.    

– Да, проволока, несомненно, оборвана недавно, – ответил  Харберт.    

– В кораль! В кораль! – вскричал Пенкроф.    

Колонисты находились на полпути между Гранитным Дворцом и  коралем. Им оставалось пройти две с половиной мили. Они быстрым шагом двинулись  вперед.    

Очевидно, в корале произошло какое-то важное событие.  Айртон, конечно, мог послать телеграмму, и она не дошла, но не это беспокоило  его товарищей, а вот что казалось им не понятным: Айртон обещал вернуться в  Гранитный Дворец накануне вечером и не пришел. Наконец, связь между коралем и  Гранитным Дворцом была прервана не без причины, а кто, кроме пиратов, был  заинтересован в том, чтобы эта связь нарушилась?    

Колонисты бежали, задыхаясь от волнения. Они были искренне  привязаны к своему новому товарищу. Неужели они найдут его убитым рукой тех  самых людей, во главе которых он когда-то стоял?    

Вскоре маленький отряд достиг того места, где начинался  ручеек, приток Красного ручья, орошавший луга в корале. Они умерили шаги, чтобы  не чувствовать себя утомленными в ту минуту, когда, может быть, придется  вступить в борьбу. Все взвели курки ружей. Каждый наблюдал за определенным  участком леса. Топ издавал глухое рычание, не предвещавшее ничего хорошего.    

Наконец между деревьями стал виден дощатый забор. С первого  взгляда не было заметно никаких разрушений. Калитка была закрыта, как всегда. В  корале царила глубокая тишина. Не слышалось ни блеяния муфлонов, ни голоса  Айртона.    

– Войдем туда, – сказал Сайрес Смит.    

Инженер сделал несколько шагов вперед. Его товарищи стояли  настороже в двадцати шагах, готовые стрелять. Сайрес Смит поднял внутреннюю  щеколду калитки и хотел ее открыть, когда Топ громко залаял. Над забором  прозвучал выстрел, и крик боли раздался ему в ответ.    

Харберт, пораженный пулей, упал на землю.    

 ГЛАВА 7    

     

     Журналист и Пенкроф в корале. – Харберта переносят в дом. –  Отчаяние моряка. – Инженер и журналист советуются. – Способ  лечения. – Снова надежда. – Как известить Наба? – Верный и  надежный посланник. – Ответ Наба.         

Услышав крик Харберта, Пенкроф выронил ружье и бросился к  нему.    

– Они убили его! – закричал он. – Моего  мальчика! Они убили его!    

Сайрес Смит и Гедеон Спилет тоже подбежали к Харберту.  Журналист послушал, бьется ли еще сердце бедного юноши.    

– Он жив, – сказал Гедеон Спилет. – Его нужно  перенести…    

– В Гранитный Дворец?    

– Это невозможно, – ответил инженер.    

– Тогда в кораль! – воскликнул Пенкроф.    

– Одну минуту, – сказал инженер.    

Он бросился влево, стараясь обойти забор. Вдруг он увидел  перед собой пирата. Тот прицелился, и его пуля пробила инженеру шляпу. -Но  второго выстрела он не успел сделать, так как упал на землю, пораженный  кинжалом Сайреса Смита, более метким, чем ружье пирата.    

Между тем Гедеон Спилет и моряк подтянулись на руках к  верхний доскам забора, перелезли через него, спрыгнули в загон, вырвали болты,  которые запирали дверь, и бросились в дом, оказавшийся пустым. Вскоре  несчастный Харберт лежал на кровати Айртона. Несколько мгновений спустя Сайрес  Смит был подле него. Горе Пенкрофа при виде Харберта, лежавшего без сознания,  было ужасно. Он плакал, рыдал, бился головой об стену. Ни инженер, ни Гедеон  Спилет не могли его успокоить. Они сами задыхались от волнения и не в состоянии  были говорить.    

Тем не менее они сделали все, что могли, чтобы вырвать из  когтей смерти бедного юношу, умирающего у них на глазах. Гедеон Спилет,  проживший столь бурную жизнь, имел кое-какой опыт в области медицины. Он знал  всего понемногу, и ему часто приходилось лечить раны, нанесенные огнестрельным  оружием. С помощью Сайреса Смита он принялся ухаживать за Харбертом. Журналиста  поразила полная неподвижность юноши, которая объяснялась, вероятно,  кровотечением, а может быть, шоком, если пуля с силой ударилась о кость и  вызвала сотрясение организма. Харберт был очень бледен. Пульс его еле  прощупывался, так что Гедеон Спилет, улавливал его биение лишь с большими  промежутками, словно сердце готово было вот-вот остановиться. Сознание  совершенно отсутствовало. Это были очень опасные симптомы.    

Журналист обнажил грудь Харберта, смыл кровь мокрым платком  и холодной водой.    

Рана стала ясно видна. На груди, между третьим и четвертым  ребрами, в том месте, где поразила Харберта пуля, краснело овальное отверстие.    

Сайрес Смит и Гедеон Спилет перевернули бедного юношу,  который еле слышно стонал. Этот стон был больше похож на последний вздох  умирающего.    

На спине Харберта зияла вторая рана, из которой сейчас же  выпала пуля.    

– Слава Богу! – сказал журналист. Пуля не осталась  в теле, и нам не придется ее извлекать.    

– Но сердце? – спросил Сайрес Смит.    

– Сердце не затронуто – иначе Харберт был бы мертв.    

– Мертв? – закричал Пенкроф, испустив нечто похожее  на рычание.    

Моряк расслышал только последнее слово, произнесенное  журналистом.    

– Нет, Пенкроф, нет, он не умер, – ответил Сайрес  Смит. Его пульс продолжает биться. Он даже застонал. Но, ради блага вашего  питомца, успокойтесь. Нам нужно все наше хладнокровие. Не волнуйте нас еще  больше, друг мой.    

Пенкроф умолк; в нем произошла реакция, и крупные слезы  покатились из его глаз.    

Между тем Гедеон Спилет старался вспомнить то, что знал, и  действовать методически. Сомнений не было: пуля вошла спереди и вышла сзади. Но  какие разрушения произвела она на своем пути? Какие важные органы были задеты?  Этого не мог бы сказать в данный момент даже профессиональный хирург, а тем  более Гедеон Спилет.    

Однако журналист знал одно: что ему придется бороться с  воспалением поврежденных частей и затем с местным воспалением, лихорадкой,  вызванной ранением, которое, быть может, смертельно. Какие средства мог он  употребить? Какие противовоспалительные лекарства? Каким способом предупредить  воспаление?    

Во всяком случае, важнее всего было немедленно перевязать  раны. Гедеон Спилет не счел нужным вызывать новое кровотечение, обмывая раны  теплой водой и сдавливая их края. Кровотечение было и так очень обильно, а  Харберт чрезвычайно ослаб от потери крови.    

Поэтому журналист ограничился промыванием ран холодной  водой.    

Харберта повернули на левый бок и удерживали его в этом  положении.    

– Не нужно, чтобы он двигался, – сказал Гедеон  Спилет. – Такое положение удобнее всего для того, чтобы из ран на груди и  на спине мог свободно выделяться гной. Харберту необходим абсолютный покой.    

– Что? Его нельзя перенести в Гранитный Дворец? –  спросил Пенкроф.    

– Нет, Пенкроф, – ответил журналист.    

– Проклятие! – крикнул моряк, грозя небу кулаком.    

– Пенкроф! – сказал Сайрес Смит.    

Гедеон Спилет снова принялся тщательно осматривать раненого  юношу. Харберт был по-прежнему страшно бледен, и журналист почувствовал  тревогу.    

– Сайрес, – сказал он, – я не врач… Я очень  волнуюсь… Я страшно растерян… Вы должны помочь мне вашим опытом, вашим советом…    

– Успокойтесь, мой друг, – ответил инженер,  пожимая руку журналисту. – Действуйте хладнокровно… Помните одно: надо  спасти Харберта.    

Эти слова возвратили Гедеону Спилету самообладание, которое  он было потерял, поддавшись на минуту отчаянию и тяжелому чувству  ответственности. Он сел на край кровати. Сайрес Смит стоял рядом    

с ним. Пенкроф разорвал свою рубашку и машинально щипал  корпию.    

Гедеон Спилет объяснил Сайресу Смиту, что он находит нужным  прежде всего остановить кровь, не закрывая ран и не стремясь, чтобы они зажили,  ибо внутренние органы были повреждены и нельзя было допустить скопления гноя в  груди. Сайрес Смит вполне одобрил это мнение, и было решено перевязать раны, не  пытаясь немедленно закрыть их, соединяя края. К счастью, раны не приходилось  расширять, но самый важный вопрос заключался в том, имеется ли у колонистов  действительное средство против неизбежного воспаления.    

Да, у них было такое средство. Природа не пожалела его: у  них была холодная вода, то есть самое сильное успокаивающее средство при  воспалении ран, самое действительное в тяжелых случаях: теперь им пользуются  все врачи. У холодной воды есть и то преимущество, что она позволяет держать  рану в полном покое и избавляет ее от частых преждевременных перевязок. Это  преимущество очень велико, так как опыт доказывает, что в первые дни воздух  производит на рану вредное действие.    

Сайрес Смит и Гедеон Спилет рассуждали так, руководствуясь  простым здравым смыслом, и действовали не хуже хорошего хирурга. На раны  Харберта положили полотняные компрессы и все время смачивали их холодной водой.    

Пенкроф прежде всего зажег огонь в очаге. В доме не было  недостатка в предметах первой необходимости. Из тростникового сахара и  лекарственных растений, тех самых, которые юноша собрал на берегах озера  Гранта, приготовили освежающее питье и влили несколько капель его в рот  больному, который все еще не приходил в сознание. У Харберта был сильный жар;  весь день и всю ночь он пролежал без сознания. Жизнь его висела на волоске, и  волосок этот каждую минуту мог оборваться. На следующий день, 12 ноября, у  Сайреса Смита появилась надежда. Харберт наконец очнулся от глубокого обморока.  Он открыл глаза, узнал Сайреса Смита, журналиста, Пенкрофа, произнес несколько  слов. Он не помнил, что с ним случилось. Юноше рассказали, и Гедеон Спилет  умолял его лежать совершенно спокойно, говоря, что его жизнь вне опасности, а  раны заживут через несколько дней. Впрочем, Харберт почти не страдал, а  холодная вода, которой все время смачивали раны, не давала им воспалиться. Гной  отходил правильно, жар не усиливался; можно было надеяться, что страшные раны  не вызовут никакой катастрофы. У Пенкрофа немного отлегло от сердца. Точно  сестра милосердия или мать, он не отходил от постели своего питомца. Харберт  снова заснул, и на этот раз как будто спокойнее.    

– Скажите мне еще раз, что вы надеетесь, мистер  Спилет, – говорил Пенкроф. – Скажите мне, что вы спасете Харберта!    

– Да, мы спасем его, – ответил журналист, –  Рана опасна, и пуля, быть может, даже пробила легкое, но ранение этого органа  несмертельно.    

Само собой разумеется, что за те сутки, которые они провели  в корале, колонисты думали только о спасении Харберта. Они не вспоминали ни об  опасности, которая могла им грозить, если бы возвратились пираты, ни о мерах  предосторожности, которые следовало принять. Но на следующий день, когда  Пенкроф дежурил у постели больного, Сайрес Смит и журналист заговорили о том,  что им нужно предпринять. Прежде всего они обошли кораль. Нигде не было и следа  Айртона. Неужели несчастного увели его бывшие сообщники? Захватили ли они его в  корале? Быть может, он сопротивлялся и погиб в борьбе? Последнее предположение  было более чем вероятно. Гедеон Спилет, перелезая через забор, отчетливо видел  пирата, бежавшего по южному отрогу горы Франклина. За пиратом бросился Топ. То  был один из преступников, находившихся в лодке, которая разбилась о скалы в  устье реки Благодарности. Разбойник, которого убил Сайрес Смит (тело его было  найдено за забором), несомненно, принадлежал к банде Боба Гарвея. Что же  касается кораля, то его еще не успели разрушить. Ворота оставались закрытыми, и  домашние животные не смогли убежать в лес. Не видно было ни малейших следов  борьбы, никаких повреждений в доме и в изгороди:. Только боевые припасы,  которые имелись у Айртона, исчезли вместе с ним.    

– На этого несчастного напали, – сказал Сайрес  Смит, – и так как он был человеком борьбы, то не хотел сдаться и  погиб. – Да, этого можно опасаться, – ответил журналист. – Затем  пираты, очевидно, расположились в корале, где нашли большие запасы, и убежали,  только завидя нас. Столь же очевидно, что в это время Айртона, живого или  мертвого, здесь уже не было.    

– Необходимо обыскать лес и очистить остров от этих  негодяев, – сказал инженер. – Предчувствия Пенкрофа не обманывали  его, когда он требовал, чтобы на них устроили охоту, как на диких зверей. Это  избавило бы нас от многих бед.    

– Да, – ответил журналист, – да, теперь мы  имеем право быть безжалостными.    

– Во всяком случае, нам придется выждать некоторое  время и пробыть в корале до тех пор, пока можно будет перенести Харберта в  Гранитный Дворец.    

– А как же Наб? – спросил журналист.    

– Наб в безопасности.    

– А что, если наше отсутствие встревожит его, и он  решит прийти сюда?    

– Ему не следует приходить, – с живостью ответил  Сайрес Смит. – Его убьют по дороге.    

– Все же очень вероятно, что он попытается  присоединиться к нам.    

– О, если бы только телеграф еще действовал! Наба можно  было бы предупредить. Но теперь этого уже нельзя сделать. Оставить здесь  Пенкрофа и Харберта мы тоже не можем. Я один пойду в Гранитный Дворец.    

– Нет, нет, Сайрес, вам не надо рисковать собой! Вся  ваша храбрость не помогла бы нам. Эти негодяи, очевидно, следят за коралем. Они  засели в густом лесу, и, если вы уйдете, нам придется страдать за двоих.    

– Но как же быть с Набом? – спросил  инженер. – Вот уже сутки, как он не имеет от нас вестей. Он захочет прийти  сюда.    

– Он будет еще меньше остерегаться, чем мы, и его,  наверное, убьют, – сказал Гедеон Спилет.    

– Неужели нет способа его предупредить? Инженер  погрузился в размышления. Вдруг его взгляд упал на Топа, который бегал взад и  вперед, словно говоря: «А я-то на что?»    

– Топ! – закричал Сайрес Смит. Собака прибежала на  зов своего хозяина.    

– Да, Топ пойдет, – сказал журналист, который  сразу понял мысль инженера. – Топ пройдет там, где мы не прошли бы. Он  принесет в Гранитный Дворец известия о корале и доставит нам известия из  Гранитного Дворца.    

– Скорей, скорей! – сказал Сайрес Смит.    

Гедеон Спилет быстро вырвал листок из блокнота и написал:    

«Харберт ранен. Мы в корале. Будь настороже. Не покидай  Гранитного Дворца. Появились ли пираты в окрестностях? Ответь через Топа».    

Эта лаконическая записка заключала все, что должен был знать  Наб, и вместе с тем спрашивала его о том, что интересовало колонистов. Листок  сложили и привязали к ошейнику Топа на самом видном месте.    

– Топ! Собачка! – сказал инженер, гладя  собаку. – Наб, Наб! Иди, иди!    

При этих словах Топ подскочил. Он угадал, понял, что от него  требовалось. Дорога в Гранитный Дворец ему была знакома. Он мог добежать туда  меньше чем в полчаса и пройти незамеченным там, где ни журналист, ни Сайрес  Смит не рискнули бы показаться.    

Инженер подошел к калитке кораля и распахнул ее.    

– Наб, Топ, Наб! – повторил он еще раз, протягивая  руку в сторону дворца.    

Топ выскочил из калитки и сразу скрылся из виду.    

– Он дойдет, – сказал журналист.    

– Да, л вернется, верный пес.    

– Который час? – спросил Гедеон Спилет.    

– Десять часов.    

– Через час он может быть здесь.    

– Мы выйдем к нему навстречу.    

Калитку снова заперли. Инженер и журналист вернулись в дом.  Харберт все еще крепко спал. Пенкроф все время смачивал компрессы. Гедеон  Спилет, видя, что ему пока нечего делать, занялся приготовлением пищи, в то же  время тщательно наблюдая за частью забора, прилегающего к отрогу горы, откуда  можно было ожидать нападения.    

Колонисты с нетерпением ожидали возвращения Топа. За  несколько минут до одиннадцати Сайрес Смит и журналист с карабинами в руках  стояли у калитки, готовые открыть ее, как только услышат лай собаки. Они  нисколько не сомневались, что, если Топу удалось добраться до Гранитного  Дворца, Наб сейчас же отослал его обратно.    

Они простояли минут десять, как вдруг услышали выстрел,  вслед за которым раздался громкий лай. Инженер открыл калитку и, увидев в ста  шагах от себя клуб дыма, выстрелил. Почти сейчас же Топ вбежал в кораль, и  инженер быстро захлопнул калитку.    

– Топ, Топ! – закричал Сайрес Смит, обнимая  большую умную голову собаки.    

К ошейнику Топа была привязана записка, написанная крупным  почерком Наба:    

«Пиратов в окрестности дворца нет. Я не двинусь с места.  Бедный мистер Харберт!»    

 ГЛАВА 8    

     

     Пираты вокруг кораля. – Временное жилище. – Харберта продолжают  лечить. – Первые восторги Пенкрофа. – Взгляд в прошлое. – Что  таит в себе будущее. – Мысли Сайреса Смита, по этому поводу.         

Итак, пираты все еще на острове. Они следили за колонистами  и, очевидно, решили перестрелять одного за другим. Колонистам следовало  обойтись с ними, как с дикими животными. Но нужна была большая осторожность,  так как обстановка складывалась в пользу этих негодяев, видевших, но невидимых.  Они могли напасть на колонистов, но сами не опасались внезапного нападения.    

Сайрес Смит решил поэтому остаться в корале, где были  сложены запасы провизии, достаточные на долгое время. Дом Айртона был снабжен  всем необходимым для жизни, а пираты, испуганные появлением колонистов, не  успели его разграбить. По мнению Гедеона Спилета, события протекали следующим  образом: шестеро пиратов, которые высадились на острове, прошли по южному  побережью. Обойдя оба берега Змеиного полуострова, они не пожелали углубиться в  лес Дальнего Запада и достигли устья ручья Водопада. От этого места они  двинулись вверх по правому берегу реки и оказались у отрогов горы Франклина.  Там они стали искать для себя убежище и вскоре увидели кораль, где в то время  никого не было. Они поселились там, чтобы осуществить свои отвратительные замыслы.  Приход Айртона застиг их врасплох, но им удалось захватить несчастного, а  дальнейшее… нетрудно себе представить!    

Теперь пираты – их осталось только пять человек, но они были  хорошо вооружены – бродили по лесу, и пробраться туда – значило подставить себя  под выстрел, не имея возможности избежать его или спрятаться.    

– Будем ждать! Ничего другого не остается, –  повторял Сайрес Смит. – Когда Харберт поправится, мы устроим генеральную  облаву и справимся с пиратами. Это будет второй задачей экспедиции, наряду…    

– …наряду с поисками нашего таинственного  защитника, – закончил Гедеон Спилет. – Нельзя не признать, Сайрес,  что его помощь прекратилась именно тогда, когда мы больше всего в ней  нуждаемся.    

– Кто знает… – произнес инженер.    

– Что вы хотите сказать? – спросил журналист.    

– Что наши испытания еще не кончены, дорогой Спилет, и  что эта могучая сила успеет еще, может быть, проявиться. Но дело не в этом.  Прежде всего надо спасти Харберта.    

Это была самая мучительная забота колонистов. Прошло  несколько дней, и положение несчастного юноши, к счастью, не ухудшилось. А  каждый день, отвоеванный у болезни, означал многое. Вода, температура которой  постоянно поддерживалась на нужном уровне, не позволяла ранам воспаляться.  Журналисту показалось, что эта вода с небольшой примесью серы – поблизости ведь  находился вулкан – оказывала и более непосредственное действие на заживление  раны. Отделение гноя было уже менее обильным, и Харберт благодаря хорошему  уходу возвращался к жизни. Температура у него падала; соблюдая строгую диету,  он ужасно ослаб, но в целебном питье не было недостатка, а полный покой принес  ему пользу.    

Сайрес Смит, Спилет и Пенкроф научились очень хорошо делать  перевязки. Все белье, находившееся в доме, пошло на бинты. Раны Харберта,  прикрытые корпией и бинтом, были перевязаны не туго, но и не слишком свободно,  чтобы они могли зарубцеваться, не воспаляясь.    

Журналист делал перевязку крайне тщательно. Он понимал,  какое важное значение она имеет, и часто повторял своим товарищам истину,  которую признают большинство врачей: что сделать хорошую перевязку, быть может,  труднее, чем произвести удачную операцию.    

Через десять дней, 22 ноября, Харберт чувствовал себя уже  значительно лучше. Он начал принимать легкую пищу. Румянец возвращался на щеки  юноши, его добрые глаза улыбались товарищам. Он даже иногда разговаривал,  несмотря на все усилия Пенкрофа, болтавшего все время, чтобы помешать ему  говорить; а рассказывал он ему самые невероятные истории. Юноша удивлялся, что  не видит подле себя Айртона, и, думая, что тот в корале, спросил Пенкрофа, где  Айртон. Пенкроф, чтобы не волновать Харберта, кратко ответил, что Айртон  отправился к Набу, чтобы охранять Гранитный Дворец.    

– Каковы эти пираты! – говорил моряк. – Вот  джентльмены, которые не имеют права на снисхождение. А мистер Смит хотел взять  их чувствительностью. Я угощу их чувствительностью, но только свинцовой, и  крупного калибра.    

– Их больше не видели? – спросил Харберт.    

– Нет, мой мальчик, – ответил Пенкроф. – Но  мы их найдем, и когда ты поправишься, мы посмотрим, осмелятся ли эти трусы,  которые стреляют в спину, встретиться с нами лицом к лицу!    

– Я еще очень слаб, мой бедный Пенкроф.    

– Э, силы понемногу вернутся! Что значит рана навылет в  груди? Это сущие пустяки! Я получал и не такие раны и чувствую себя  превосходно.    

В общем, дело шло на поправку, и если не произойдет  осложнений, Харберта можно было считать вне опасности. Но в каком положении  оказались бы колонисты, если бы состояние юноши ухудшилось, если бы пуля  застряла у него в теле, если бы ему пришлось отнять руку!    

– Я не могу подумать об этом без содрогания! –  часто говорил Гедеон Спилет.    

– И все же, если бы пришлось, вы бы это сделали? –  спросил его как-то Сайрес Смит.    

– Конечно, Сайрес, – ответил журналист, –  нехорошо, что мы избавлены от такого осложнения.    

Как и во многих других случаях, колонисты призвали на помощь  простой здравый смысл и благодаря своим знаниям вышли из затруднения. Но не  наступит ли такая минута, когда все их знания окажутся недостаточными? Они были  одни на острове. А человек совершенствуется только в обществе других, люди  необходимы один другому. Сайрес Смит хорошо знал это и нередко задавал себе  вопрос: не может ли возникнуть в их жизни такая трудность, которую они не в  силах будут преодолеть?    

Вообще ему казалось, что для него и для его друзей, до сих  пор живших так счастливо, началась полоса несчастий. За те два с половиной  года, что они находились на острове, все, можно сказать, складывалось в их  пользу. Остров щедро одарил их минеральными, растительными и животными  продуктами; природа постоянно благодетельствовала колонистам, а знания помогли  им использовать ее дары. Материальное благосостояние островитян было, можно  сказать, полным. К тому же во многих случаях им помогала какая-то таинственная  сила. Но все это не могло продолжаться вечно.    

Словом, Сайрес Смит как будто предчувствовал, что счастье  начало изменять колонистам.    

В окрестностях острова появился пиратский корабль, и если  эти преступники были, можно сказать, чудом уничтожены, то все же, по крайней  мере, шестеро из них избежали гибели. Они высадились на острове, и пять человек  пиратов, оставшихся в живых, были почти неуловимы. Айртон, наверное, погиб от  руки этих негодяев, которые обладали огнестрельным оружием; первый же их  выстрел едва не умертвил Харберта. Были ли это лишь первые удары злого рока,  направленного против колонистов? Вот о чем постоянно думал Сайрес Смит, вот о  чем он часто беседовал с Гедеоном Спилетом. Обоим казалось, что покровительство  незнакомца, необъяснимое, но столь действенное и так часто выручавшее их,  теперь прекратилось. Может быть, этот таинственный человек, в существовании  которого, кто бы он ни был, нельзя было сомневаться, покинул остров? Может  быть, он тоже погиб? На эти вопросы невозможно было дать ответа.    

Но не следует думать, что Сайрес Смит и его товарищи, хотя  они и беседовали о таких вещах, приходили в отчаяние. Ничего подобного. Они  смотрели событиям прямо в лицо, анализировали свои шансы, были готовы ко всему,  твердо и уверенно шли навстречу будущему, и если несчастье намеревалось их  поразить, они готовы были бороться.    

 ГЛАВА 9    

     

     От Наба нет известий. – Предложение Пенкрофа и Спилета. – Оно…  отклонено. – Вылазка Гедеона Спилета. – Кусок материи. –  Записка. – Поспешный отъезд. – Прибытие на плато Дальнего Вида.         

Выздоровление юного больного приближалось. Теперь оставалось  желать лишь одного: чтобы состояние юноши позволило перенести его в Гранитный  Дворец. Как бы хорошо ни был обставлен и снабжен дом в корале, он все же не был  так удобен, как здоровое гранитное жилище колонистов. Кроме того, в корале было  не так безопасно, и его обитатели, несмотря на всю свою осторожность, каждую  минуту могли опасаться выстрела пиратов. Там же, в толще неприступного массива,  им ничего не угрожало, и любое покушение на их жизнь должно было окончиться  неудачей. Поэтому они с нетерпением ждали минуты, когда Харберта можно будет  перенести во дворец, не повредив его ране, и твердо намеревались это сделать,  хотя сообщение через лес Якамара было очень трудным.    

От Наба не было известий, но это не тревожило колонистов.  Смелый негр, хорошо укрывшийся в Гранитном Дворце, не даст себя захватить  врасплох. Топа к нему больше не посылали, так как незачем было подвергать  верного, лучшего помощника колонистов опасности быть убитым.    

Итак, оставалось ждать, но колонистам не терпелось снова собраться  в Гранитном Дворце. Инженеру было неприятно, что силы колонии распылены, так  как это было только на руку пиратам. После исчезновения Айртона колонистов  осталось четыре человека против пяти, потому что на Харберта еще нельзя было  рассчитывать. Это очень тревожило благородного юношу, который прекрасно  понимал, сколько беспокойства он причиняет своим товарищам.    

Вопрос о том, как следует при создавшемся положении вести  себя по отношению к пиратам, был обсужден 23 ноября. Гедеон Спилет, Сайрес Смит  и Пенкроф основательно продумали его, воспользовавшись тем, что уснувший  Харберт не слышал их разговора.    

– Друзья мои, – сказал журналист, когда зашла речь  о Набе и о невозможности сообщаться с ним, – я думаю, так же, как и вы,  что выйти на дорогу, ведущую во дворец, значит подставить себя под выстрел, не  имея возможности на него ответить. Но не считаете ли вы, что сейчас лучше всего  было бы начать настоящую охоту за этими негодяями?    

– Я только об этом и думаю, – ответил  Пенкроф. – Мы не такие люди, чтобы бояться пуль, а что касается меня  лично, то, если мистер Сайрес мне разрешит, я готов сейчас же идти в лес. Черт  возьми, один человек стоит другого!    

– Но стоит ли он пяти человек? – сказал инженер.    

– Я присоединяюсь к Пенкрофу, – произнес  журналист, – и мы вдвоем, хорошо вооруженные, да еще с Топом…    

– Давайте рассуждать хладнокровно, дорогие, –  сказал Сайрес Смит. – Если бы пираты находились в определенном месте на  острове, если бы это место было нам известно и дело заключалось только в том,  чтобы выбить их оттуда, я не возражал бы против прямой атаки. Но не следует ли,  наоборот, опасаться, что преступникам обеспечена возможность выстрелить раньше  нас? – Э, мистер Сайрес, пуля не всегда попадает по адресу! –  возразил Пенкроф.    

– Пуля, которая поразила Харберта, не заблудилась,  Пенкроф, – сказал инженер. – К тому же, заметьте, что если вы оба  уйдете из кораля, мне придется защищать его в одиночку. Можете ли вы  поручиться, что пираты не увидят, что вы ушли, и, предоставив вам удалиться в  лес, не нападут на кораль в ваше отсутствие, зная, что там остался только один  мужчина и раненый мальчик?    

– Вы правы, мистер Сайрес, – ответил Пенкроф, в  груди которого бушевала глухая ярость. – Они все сделают, чтобы завладеть  коралем, так как знают, что в нем много всяких припасов. А в одиночку вы с ними  не справитесь. О, если бы мы были в Гранитном Дворце!    

– Будь мы в Гранитном Дворце, положение было бы совсем  иным, – сказал инженер. – Там бы я не побоялся оставить Харберта с  одним из нас, а трое остальных пошли бы в лес. Но мы находимся в корале и  должны здесь оставаться, пока не сможем выйти отсюда все вместе.    

Доводы Сайреса Смита были неопровержимы, и его товарищи  понимали это.    

– Ах, если бы Айртон был с нами! – сказал Гедеон  Спилет. – Бедняга! Его вторая жизнь среди людей оказалась недолгой.    

– Если только он умер… – прибавил Пенкроф загадочным  тоном.    

– Неужели вы надеетесь, что эти мерзавцы его  пощадили? – спросил Гедеон Спилет.    

– Да, если это им было выгодно.    

– Как! Вы полагаете, что Айртон, найдя своих бывших  товарищей, забыл все, чем он нам обязан?    

– Кто знает! – ответил моряк, который не без  колебаний решился высказать это мрачное предположение.    

– Пенкроф, – сказал инженер, беря его за  руку, – это дурная мысль, и вы меня очень огорчите, если будете продолжать  так говорить. Я ручаюсь за верность Айртона.    

– Я тоже, – с живостью прибавил журналист.    

– Да… да… мистер Сайрес, я неправ, – ответил  Пенкроф. Это и на самом деле дурная мысль, и ничто ее не оправдывает. Но что  поделаешь, я как-то свихнулся. Это сидение в корале ужасно меня гнетет. Я  никогда еще не был так возбужден.    

– Будьте терпеливы, Пенкроф, – сказал  инженер. – Так вы думаете, Спилет, через сколько времени можно будет  перенести Харберта в Гранитный Дворец?    

– Трудно сказать, – ответил журналист. –  Малейшая неосторожность может повлечь за собой печальные последствия. Но  выздоровление идет нормально, и если через неделю его силы несколько  восстановятся, то посмотрим…    

Через неделю! Значит, возвратиться в Гранитный Дворец можно  будет не раньше начала декабря. Весна была в полном разгаре. Погода держалась  хорошая, становилось жарко. Леса покрылись густой листвой, и приближалось время  сбора урожая. Сейчас же по возвращении на плато Дальнего Вида должны были,  следовательно, начаться земледельческие работы. Их предполагалось прервать  только ради экспедиции по обследованию острова.    

Понятно поэтому, насколько должно было повредить колонистам  вынужденное пребывание в корале. Им приходилось покориться необходимости, но  это было очень неприятно.    

Раз или два журналист рискнул выйти на дорогу и обошел  вокруг изгороди. Топ сопровождал его, и Гедеон Спилет, держа карабин в руках,  был готов к любой неожиданности. С ним не случилось ничего дурного, он не  заметил ни одного подозрительного следа. Собака предупредила бы его об  опасности, но Топ ни разу не залаял, и из этого можно было заключить, что, по  крайней мере, в настоящее время, опасаться нечего и что пираты находятся в  другой части острова.    

Однако во время второй вылазки, 27 ноября, Гедеон Спилет,  пройдя приблизительно четверть мили по лесу на южном склоне горы, заметил, что  Топ чем-то встревожен. Собака шла не так спокойно, как прежде: она бегала взад  и вперед, рыскала в траве и в кустах, словно чуя что-то подозрительное.    

Журналист пошел за Топом, ободряя его голосом. Он приложил  карабин к плечу, готовый стрелять, и настороженно смотрел перед собой,  пользуясь каждым деревом, как прикрытием. Топ едва ли почуял присутствие  человека, иначе он бы возвестил об этом сдержанным злобным лаем. Но он не  ворчал, значит опасность была неблизко.    

Так прошло минут пять. Топ рыскал в кустах, журналист  осторожно шел за ним следом. Внезапно Топ бросился в густой кустарник и вынес  оттуда кусок материи. Это был обрывок одежды, грязный, растерзанный. Гедеон  Спилет немедленно принес его в кораль.    

Колонисты осмотрели находку и убедились, что это был лоскут  одежды Айртона, кусок войлока – единственной материи, которая изготовлялась в  мастерской Гранитного Дворца.    

– Видите, Пенкроф, – сказал Сайрес Смит:    

– бедняга Айртон оказал сопротивление. Пираты утащили  его против его воли.    

Сомневаетесь ли вы теперь в его честности?    

– Нет, мистер Сайрес, – ответил Пенкроф, – я  уже давно оставил свое минутное сомнение. Но из этого обстоятельства можно, мне  кажется, сделать один вывод.    

– Какой же? – спросил журналист.    

– Тот, что Айртона не убили в корале. Раз он  сопротивлялся, значит его утащили живым. Может быть, он и сейчас еще жив.    

– Да, может быть, – ответил инженер и задумался.  Это давало некоторую надежду, и товарищи Айртона жадно ухватились за нее.  Действительно, они раньше думали, что Айртон подвергся нападению в корале и  пал, как Харберт, сраженный чьей-то пулей. Но если пираты не сразу его убили,  если они увели Айртона куда-нибудь живым, то нельзя ли предположить, что он и  до сих пор томится в плену? Может быть, даже кто-нибудь из пиратов узнал в  Айртоне Бен Джойса, своего прежнего товарища, атамана беглых каторжников. Кто  знает, не питали ли они ложной надежды вернуть Айртона в свою среду? Он мог бы  быть им очень полезен, если бы они сумели склонить его на предательство.    

Находка куска материи была сочтена в корале благоприятным  предзнаменованием, и колонисты снова поверили в возможность увидеть Айртона.  Если Айртон жив, но в плену, то он, с своей стороны, наверное, сделает все  возможное, чтобы вырваться из рук бандитов, и будет хорошим помощником для  колонистов.    

– Во всяком случае, если Айртону, на счастье, удастся  убежать, он направится прямо в Гранитный Дворец. Ему ведь ничего не известно о  покушении на Харберта, и он не может предполагать, что мы заперты в  корале, – сказал Гедеон Спилет. – Хотел бы я, чтобы он был в  Гранитном Дворце и чтобы мы тоже там были! – вскричал Пенкроф. – Ведь  если эти негодяи ничего не могут предпринять против нашего дома, то они вполне  могут опустошить плато, все наши посевы, птичник…    

Пенкроф превратился в настоящего хуторянина и всей душой  привязался к своему полю. Но больше всех хотелось вернуться в Гранитный Дворец  Харберту, который хорошо понимал, насколько нужны там колонисты. А ведь это он  задерживал их в корале. И тогда одна мысль овладела юношей – покинуть кораль во  что бы то ни стало. Ему казалось, что он выдержит путешествие до Гранитного  Дворца; он уверял, что силы его скорее восстановятся в его комнате от свежего  воздуха и вида на море.    

Несколько раз Харберт принимался упрашивать Гедеона Спилета,  но последний, опасаясь, что не совсем зажившие раны юноши могут по дороге  открыться, не давал разрешения выступать. Однако случилось одно обстоятельство,  которое заставило Сайреса Смита и его друзей уступить настояниям юноши. Кто  знал, сколько горя и раскаяния могло принести им это решение!    

Это было 29 ноября. Часов в семь утра колонисты  разговаривали в комнате Харберта. Вдруг они услышали громкий лай Топа.    

Сайрес Смит, Пенкроф и Гедеон Спилет схватили свои ружья,  всегда готовые стрелять, и вышли из дому.    

Топ подбежал к изгороди и прыгал, заливаясь лаем. Но он явно  выражал этим не злобу, а удовольствие.    

– Кто-то подходит.    

– Да.    

– Это не враг.    

– Может быть, это Наб?    

– Или Айртон?    

Едва колонисты успели обменяться этими словами, как кто-то  перепрыгнул через изгородь, попав на двор кораля. Это был дядюшка Юп,  собственной персоной. Топ оказал ему самый дружеский прием.    

– Юп! – крикнул Пенкроф.    

– Это Наб послал его к нам, – сказал журналист.    

– В таком случае, – произнес инженер, у него  должна быть какая-нибудь записка.    

Пенкроф бросился к обезьяне. Если Наб хотел сообщить своему  хозяину что-нибудь важное, он не мог найти более проворного посланца, чем Юп,  который сумел пройти там, где не могли пробраться ни колонисты, ни сам Топ.    

Сайрес Смит не ошибся. У Юпа на шее висел мешочек, в котором  лежала записка, написанная рукой Наба.    

Можно было себе представить, каково было отчаяние Сайреса  Смита и его друзей, когда они прочитали следующие слова:    

«Пятница, 6 часов утра. Пираты захватили плато! Наб».      

Не говоря ни слова, они переглянулись и воротились в дом.    

Что было делать? Пираты на плато Дальнего Вида – это  значило: разрушение, опустошение, гибель.    

Увидя, что инженер, журналист и Пенкроф вернулись, Харберт  понял, что произошло что-то важное. А заметив Юпа, он не мог уже сомневаться,  что Гранитному Дворцу грозит беда.    

– Мистер Сайрес, я хочу уйти отсюда, – сказал  он. – Я могу вынести дорогу, поедемте!    

Гедеон Спилет подошел к Харберту. Он посмотрел на него и  сказал:    

– Ну что ж, поедем.    

Колонисты быстро обсудили вопрос, нести ли Харберта на  носилках или везти в повозке, которая привезла Айртона в кораль. На носилках  раненый чувствовал бы себя спокойнее, но, чтобы нести их, требовалось два  человека: иначе говоря, в случае нападения в маленьком отряде стало бы двумя  стрелками меньше.    

Не лучше ли было воспользоваться повозкой, чтобы все руки  оставались свободными? Разве нельзя положить в нее матрац, на котором лежал  Харберт, и осторожно двинуться вперед, избегая малейшего толчка? Это было  вполне возможно.    

Повозку подвезли к дому, Пенкроф запряг онаггу. Сайрес Смит  с журналистом подняли матрац вместе с лежащим на нем Харбертом и положили в  повозку. Погода была прекрасная. Яркие лучи солнца пробивались сквозь листву.    

– Оружие в порядке? – спросил Сайрес Смит. Все  было в порядке. Инженер и Пенкроф были вооружены двустволками. Гедеон Спилет  держал в руках карабин. Можно было трогаться в путь.    

– Тебе удобно, Харберт? – спросил инженер.    

– О, мистер Сайрес, не беспокойтесь. Я не умру в  дороге, – ответил юноша.    

Видно было, что несчастный мальчик, говоря это, призывает на  помощь всю свою энергию, страшным напряжением воли удерживает в себе силы,  готовые покинуть его.    

Сердце инженера болезненно сжалось. Он все еще не решался  дать знак к выступлению. Но остаться – значило огорчить Харберта, может быть,  убить его.    

– В дорогу! – сказал Сайрес Смит.    

Калитка кораля распахнулась. Юп и Топ, умевшие молчать,  когда следует, бросились вперед. Повозка двинулась, ворота снова закрыли, и  онагга, которой правил Пенкроф, медленно двинулась вперед.    

Быть может, было бы лучше ехать не той дорогой, которая вела  из кораля прямо в Гранитный Дворец, но повозка с большим трудом проехала бы в  лесу. Поэтому пришлось избрать прямую дорогу, хотя она была известна пиратам.    

Сайрес Смит и Гедеон Спилет шли во обеим сторонам повозки,  готовые отразить любое нападение. Впрочем, было не очень вероятно, что пираты  уже покинули плато Дальнего Вида. Наб, несомненно, написал и отослал свою  записку, как только увидел пиратов. Записка была помечена шестью часами утра, и  проворная обезьяна,    

часто бывавшая в корале, прошла пять миль, отделявшие кораль  от Гранитного Дворца, самое большее в сорок пять минут. Значит, на дороге было  безопасно, и если бы пришлось пустить в ход оружие, то только на подступах к  Гранитному Дворцу.    

Тем не менее колонисты были настороже. Топ и Юп (последний  был вооружен дубиной) то бежали впереди, то рыскали по лесу. Они, видимо, не  чуяли никакой опасности.    

Повозка, управляемая Пенкрофом, медленно подвигалась вперед.  Она выехала из кораля в половине восьмого. Час спустя четыре из пяти миль были  пройдены. За это время не случилось ничего особенного.    

Дорога была пустынна, как и вся эта часть леса Якамара,  которая тянулась между рекой Благодарности и озером. Чаща казалась столь же  безжизненной, как в тот день, когда колонисты высадились на остров.    

Маленький отряд подходил к плато. Еще миля – и будет виден  мостик через Глицериновый ручей. Сайрес Смит не сомневался, что мостик опущен.  Пираты либо прошли по нему, либо, если переправились через один из ручьев,  окружавших возвышенность, опустили его, чтобы обеспечить себе отступление.    

Наконец сквозь редкие деревья показалось море. Повозка  продолжала двигаться вперед, потому что ни один из ее защитников не мог ее  оставить.    

Внезапно Пенкроф остановил онаггу и закричал страшным  голосом:    

– Ах, негодяи!    

Вытянув руку, он указывал на густой дым, клубившийся над  мельницей, сараями и птичником, В дыму копошился какой-то человек. Это был Наб.    

Его друзья разом вскрикнули. Он услышал крик и подбежал к  ним.    

Пираты ушли с плато полчаса назад, совершенно опустошив его!    

– А мистер Харберт? – спросил Наб. Гедеон Спилет  вернулся к повозке. Харберт потерял сознание.    

 ГЛАВА 10    

     

     Харберт перевезен в Гранитный Дворец. – Наб рассказывает, что  произошло. – Сайрес Смит осматривает плато. – Гибель и  опустошение. – Колонисты бессильны бороться с болезнью. – Ивовая  кора. – Смертельная лихорадка. – Топ снова лает.         

Пираты, опасность, которой подвергался Гранитный Дворец,  развалины, покрывавшие плато, – все было забыто. Состояние Харберта  заслонило все. Не оказалась ли перевозка для него роковой? Журналист не мог это  установить, но он и его товарищи были в отчаянии.    

Повозку подвезли к излучине реки. Из нескольких веток  сделали носилки и положили на них Харберта, не снимая его с матраца. Юноша  по-прежнему был в обмороке. Спустя десять минут Сайрес Смит, Пенкроф и Гедеон  Спилет стояли у подножия стены. Набу было поручено отвезти повозку обратно на  плато Дальнего Вида. Подъемник пошел вверх, и вскоре Харберт уже лежал на своей  постели в Гранитном Дворце.    

Юношу удалось быстро привести в чувство. Увидя себя в своей  комнате, он слегка улыбнулся, но едва мог сказать несколько слов – до того  ослаб. Гедеон Спилет осмотрел его раны. Журналист опасался, что они снова  открылись, так как не успели как следует затянуться. Этого не случилось. Откуда  же такое изнеможение? Почему состояние Харберта ухудшилось?    

Юноша задремал лихорадочным сном. Журналист и Пенкроф  остались возле его постели.    

Тем временем Сайрес Смит рассказал Набу о том, что произошло  в корале, а Наб сообщил своему хозяину, какие события разыгрались на плато.    

Пираты показались на опушке леса, возле Глицеринового ручья,  только прошлой ночью. Наб, который стоял на страже птичьего двора, не  колеблясь, выстрелил в одного из разбойников, который собирался переправиться  через ручей, но из-за темноты он не видел, попал ли в этого негодяя. Во всяком  случае, это не испугало шайку, а Наб едва успел вернуться в Гранитный Дворец,  где он, по крайней мере, был в безопасности. Но что было делать дальше? Как  помешать пиратам опустошить плато? Имел ли Наб возможность предупредить  хозяина? Да и они, обитатели кораля, – в каком они были положении?    

Сайрес Смит и его товарищи ушли 11 ноября, а в этот день  было 29-е число. Итак, Наб уже восемнадцать дней не имел других известий, кроме  тех, которые ему принес Топ. А это были печальные известия: Айртон исчез,  Харберт тяжело ранен, инженер, журналист и моряк, по существу, арестованы в  корале. «Что делать?» – спрашивал себя бедный Наб. За себя лично он мог не  опасаться, так как пираты не в состоянии были проникнуть в Гранитный Дворец. Но  постройки, плантации, все оборудование – во власти разбойников. Не нужно ли  спросить Сайреса Смита, что делать, и, по крайней мере, предупредить его об  опасности?    

Набу пришло в голову прибегнуть к помощи Юпа и переслать с  ним записку. Он знал, как умна эта обезьяна, которая не раз доказывала свою  сообразительность. Юп понимал слово «кораль», которое при нем часто повторяли,  и, как мы знаем, он неоднократно ездил туда на повозке вместе с Пенкрофом.  Рассвет еще не наступил. Проворный оранг, несомненно, сумеет пройти через лес,  и если даже пираты увидят Юпа, то сочтут его одним из обитателей лесной чащи.    

Наб не стал медлить. Он написал записку и привязал ее к шее  обезьяны. Потом он подвел Юпа к дверям дворца, спустил на землю длинную веревку  и несколько раз повторил:    

– Юп! Юп! Кораль! Кораль!    

И обезьяна поняла. Юп уцепился за веревку, быстро  соскользнул вниз и исчез во тьме, не обратив на себя внимания пиратов.    

– Ты хорошо сделал, Наб, – сказал Сайрес  Смит. – Но, если бы ты не извещал нас, было бы еще лучше…    

Говоря это, Сайрес Смит думал о Харберте, который так сильно  пострадал от перевозки.    

Наб продолжал свой рассказ. Пираты не показывались на  побережье. Не зная, какова численность колонии, они могли предполагать, что  Гранитный Дворец находится под защитой большого отряда. Вероятно, они не  забыли, что при нападении их брига на остров они были встречены многочисленными  выстрелами как с нижних, так и с верхних скал, и решили не подвергать себя  опасности. Но плато Дальнего Вида было им доступно и не находилось в сфере огня  Гранитного Дворца. Пираты, предавшись грабежу, принялись все жечь и опустошать,  творя зло ради зла. Разбойники ушли всего за полчаса до появления колонистов,  вероятно, думая, что последние все еще сидят в корале.    

Таковы были эти важные события. Присутствие пиратов являлось  постоянной угрозой для обитателей острова Линкольна, которые до сих пор были  так счастливы. Они могли ожидать еще худших бед.    

Гедеон Спилет остался во дворце с Харбертом и Пенкрофом, а  Сайрес Смит вышел в сопровождении Наба, чтобы выяснить размеры бедствия.    

К счастью, пираты не дошли до подножия Гранитного Дворца.  Мастерские в Трубах не избежали бы разрушения. Но их было бы, пожалуй, легче  восстановить, чем развалины, громоздившиеся на плато Дальнего Вида.    

Сайрес Смит с Набом направились к реке Благодарности и  поднялись по левому берегу, не встречая никаких следов пиратов. На другой  стороне реки, в густом лесу, они также не увидели ничего подозрительного.    

Впрочем, судя по всем признакам, можно было предположить  следующее: либо пираты знали о возвращении колонистов в Гранитный Дворец, так  как видели их на дороге из кораля, либо они, разграбив плато, ушли в лес  Якамара и не знали, что колонисты возвратились.    

В первом случае они должны были вернуться в кораль,  оставленный без защиты, где хранились ценные припасы.    

Во втором случае они, вероятно, направились в свой лагерь и  ждали удобной минуты, чтобы повторить нападение.    

Их следовало бы предупредить, но начало мероприятий по  очистке острова от пиратов зависело от состояния Харберта. Сайресу Смиту были  нужны все его люди, а в настоящее время никто не мог покинуть Гранитный Дворец.    

Инженер с Набом вышли на плато. На плантацию было жалко  смотреть: поля были вытоптаны, несжатые колосья валялись на земле. Другие  посевы пострадали не меньше. Огород был весь изрыт. К счастью, в Гранитном  Дворце имелся запас семян, и ущерб можно было возместить.    

Что же касается мельницы, птичника, конюшен, то все это было  уничтожено огнем. Перепуганные животные бродили по плато. Птицы, которые во  время пожара улетели на озеро, возвращались на привычные места и бродили по  берегу. Тут все приходилось строить заново.    

Сайрес Смит был бледен. На лице его отражался трудно  сдерживаемый гнев, но он не произнес ни слова. В последний раз взглянули они на  опустошенные поля, на дым, клубившийся над развалинами, и вернулись в Гранитный  Дворец.    

Наступили самые печальные в жизни колонистов дни. Харберт  слабел все больше и больше. Казалось, в нем развивается какая-то новая тяжелая  болезнь – результат сильного потрясения всего организма. Гедеон Спилет  предчувствовал ухудшение здоровья юноши, против которого он мог оказаться  бессильным. Харберт все время находился в каком-то полузабытье; иногда он  начинал бредить. Освежающее питье – вот единственное лекарство, которым  располагали колонисты. Лихорадка была еще очень сильна, но вскоре она приняла  перемежающийся характер.    

6 декабря Гедеон Спилет заметил, что нос, уши и пальцы юноши  резко побелели. У него начинался озноб, иногда он сильно дрожал. Пульс был  слабый, с перебоями, кожа сухая. Появилась сильная жажда. Затем это состояние  сменилось жаром. Лицо больного воспалилось, кожа покраснела, пульс стал  учащенным. После приступа лихорадки Харберт сильно вспотел, и жар спал.  Припадок продолжался около пяти часов.    

Гедеон Спилет не отходил от Харберта. Было ясно, что юноша  заболел перемежающейся лихорадкой. Ее надо было во что бы то ни стало оборвать,  пока она не усилилась.    

– А чтобы оборвать лихорадку, необходимо  жаропонижающее, – сказал Гедеон Спилет инженеру.    

– Жаропонижающее! – ответил Сайрес Смит. – У  нас нет ни простого, ни сернокислого хинина!    

– Это верно, – ответил журналист, – но на  берегу озера растут ивы, а ивовая кора в некоторых случаях может заменить  хинин.    

– Испытаем ее, не теряя ни минуты! – воскликнул  Сайрес Смит.    

Действительно, ивовая кора, как индийский каштан, может  заменить листья хинного дерева. Следовало испытать это средство, хотя оно и  уступало хинину, и использовать его в естественном виде, так как у колонистов  не было способа извлечь из коры ее алкалоид, то есть салицин.    

Сайрес Смит собственноручно срезал со ствола черной ивы  несколько кусков коры. Он принес их в Гранитный Дворец и растер в порошок. В  тот же день этот порошок дали принять Харберту. Ночью не произошло ничего  важного. Харберт несколько раз начинал бредить, но температура не поднималась;  на следующий день лихорадки тоже не было.    

Пенкроф снова начал надеяться. Гедеон Спилет молчал. Могло  случиться, что припадки будут повторяться не ежедневно, что лихорадка окажется  трехдневной и что она вернется на следующий день. Колонисты с нетерпением  ожидали утра.    

Можно было заметить, что в промежутках между приступами  Харберт чувствовал себя совершенно разбитым; голова у него была тяжелая и часто  кружилась. Другой симптом крайне испугал журналиста: печень больного стала  увеличиваться, а вскоре начался и сильный бред.    

Новое осложнение совсем сразило Гедеона Спилета. Он отвел  инженера в сторону и сказал:    

– Это злокачественная лихорадка.    

– Злокачественная лихорадка! – воскликнул Сайрес  Смит. Вы ошибаетесь, Спилет! Злокачественная лихорадка не начинается  самопроизвольно. Ею надо заразиться.    

– Я не ошибаюсь, – ответил журналист. –  Харберт, очевидно, схватил лихорадку на болоте. У него уже был один приступ.  Если наступит второй припадок и если нам не удастся предупредить третий, то он  погиб.    

– Но ивовая кора?    

– Она не поможет. Третий приступ, если его не оборвать  хинином, всегда смертелен.    

К счастью, Пенкроф ни слова не слышал из этого разговора.  Иначе он сошел бы с ума.    

Понятно, в какой тревоге провели инженер и журналист этот  день, 7 декабря, и следующую ночь.    

В середине дня начался второй приступ. Припадок был ужасен.  Харберт чувствовал, что погибает. Он простирал руки к Сайресу Смиту, Пенкрофу,  Гедеону Спилету. Он не хотел умирать… Произошла такая тяжелая сцена, что  Пенкрофа пришлось увести.    

Пять часов длился припадок. Было ясно, что третий приступ  Харберт не выдержит.    

Ночь была ужасная. В бреду Харберт произносил слова, от  которых разрывалось сердце его товарищей. Он что-то рассказывал, боролся с  пиратами, звал Айртона. Он призывал таинственного незнакомца, теперь  исчезнувшего, постоянно вспоминал его… Потом он впадал в глубокое забытье,  совершенно обессиленный. Несколько раз Гедеону Спилету казалось, что бедный  мальчик умер…    

На следующий день, 8 декабря, припадки слабости следовали  один за другим. Похолодевшими пальцами Харберт хватался за простыни. Ему  несколько раз давали тертую ивовую кору, но журналист не ожидал от этого  никаких результатов.    

– Если до завтрашнего утра мы не дадим ему сильного  жаропонижающего средства, Харберт умрет, – сказал Гедеон Спилет. Наступила  ночь – вероятно, последняя ночь в жизни этого смелого юноши, такого доброго,  умного, развитого, которого колонисты любили, как сына. Единственное лекарство  против злокачественной лихорадки, единственное радикальное средство, чтобы ее  победить, отсутствовало на острове Линкольна.    

В ночь на 9 декабря у Харберта начался еще более глубокий  бред. Печень юноши страшно увеличилась, кровь приливала к мозгу.    

Больной уже никого не узнавал.    

Суждено ли ему дожить до завтра, до третьего приступа,  который должен был неминуемо его унести? Едва ли. Силы его падали, и в  промежутках между приступами он лежал, как мертвец. Около трех часов утра  Харберт испустил страшный крик. Казалось, предсмертные судороги потрясают его  тело. Наб, который сидел у изголовья больного, в ужасе бросился в соседнюю  комнату, где находились остальные колонисты.    

В это время Топ как-то странно залаял. Все вошли в комнату  Харберта и с трудом удержали умирающего юношу, который хотел соскочить с  кровати. Гедеон Спилет, взяв его руку, убедился, что пульс стал несколько  ровнее.    

Было пять часов утра. Свет восходящего солнца проникал в  комнаты Гранитного Дворца. Все предвещало хороший день, и этот день должен был  быть последним для несчастного Харберта! Луч солнца осветил стол, стоявший у  постели больного.    

Внезапно Пенкроф вскрикнул и указал рукой на какой-то  предмет, находившийся на столе. Это была небольшая продолговатая коробочка, на  крышке которой было написано:    

«Сернокислый хинин».     

 ГЛАВА 11    

     

     Таинственная загадка. – Харберт поправляется. – Какие части  острова необходимо исследовать. – Приготовления к выходу. – Первый  день. – Ночь. – Второй день. – Каури. – Чета  казуаров. – Следы пяти в лесу. – На мысе Пресмыкающегося.         

Гедеон Спилет взял коробочку и открыл ее. В коробочке лежало  приблизительно двести гран белого порошка. Сайрес Смит взял в рот несколько  крупинок и почувствовал на языке сильную горечь. Сомнений быть не могло – это  действительно был драгоценный хинин, лучшее средство против лихорадки.    

Надо было немедленно дать Харберту этот порошок. Как он  попал в Гранитный Дворец, об этом будет время подумать.    

– Кофе! – потребовал Гедеон Спилет.    

Несколько мгновений спустя Наб принес чашку теплого напитка.  Гедеон Спилет бросил в нее около восемнадцати гран (десять граммов) хинина и  заставил Харберта выпить лекарство. Было еще не поздно, так как третий приступ  не наступил.    

Забегая вперед, скажем, что ему и не суждено было наступить!    

Все снова воспрянули духом, появилась надежда. Таинственная  сила еще раз проявилась, и притом в самую тяжелую минуту, когда никто уже на  нее не рассчитывал.    

Через несколько часов Харберт стал более спокоен. Колонисты  получили возможность поговорить о загадочном событии. Вмешательство неизвестного  было более чем очевидно. Но как сумел он пробраться ночью в Гранитный Дворец?  Это казалось совершенно непонятным, и, по правде говоря, образ действий  «доброго гения острова» представлялся столь же загадочным, как и сам «добрый  гений».    

В этот день Харберт через каждые три часа принимал  сернокислый хинин.    

Назавтра же больному стало немного лучше. Он, конечно, еще  не выздоровел – перемежающаяся лихорадка часто дает опасные рецидивы, – но  за юношей хорошо ухаживали. А самое главное – лекарство было под рукой;  недалеко, очевидно, находился и тот, кто его прислал. Словом, горячая надежда  вернулась в сердца колонистов.    

Надежда эта не была напрасной. Через десять дней, 20  декабря, Харберт начал поправляться. Он был еще слаб и должен был соблюдать  строгую диету, но приступы лихорадки больше не повторялись. Послушный мальчик  так охотно исполнял все, что ему предписывали! Ему так хотелось выздороветь!    

Пенкроф был похож на человека, которого извлекли из бездны.  На него нападали припадки радости, похожей на приступы горячки. Когда миновала  опасность третьего припадка, он так стиснул журналиста в объятиях, что тот чуть  не задохся. С этой минуты Пенкроф называл его не иначе, как «доктор Спилет».  Оставалось обнаружить подлинного доктора.    

– Мы его найдем, – уверял Пенкроф. Этому человеку,  кто бы он ни был, не миновать было могучих объятий Пенкрофа.    

Прошел декабрь, а с ним окончился и 1867 год, в течение  которого колонисты пережили такие жестокие испытания. Наступил 1868 год. Стояла  прекрасная погода, была сильная, чисто тропическая жара, которую, к счастью,  смягчал морской ветер. Харберт явно оживал и, лежа на кровати, которую  поставили у одного из окон, полной грудью вдыхал целебный воздух, пропитанный  солеными испарениями. Он начинал понемногу есть, и как старался Наб, готовя ему  всякие вкусные, легкие блюда!    

– Такому больному прямо позавидовать можно, –  говорил Пенкроф.    

В течение всего этого времени пираты ни разу не показались в  окрестностях Гранитного Дворца. От Айртона не было никаких вестей, и только  инженер с Харбертом сохраняли надежду его увидеть. Товарищи их нисколько не  сомневались, что несчастный погиб. Подобная неуверенность не могла больше  продолжаться, и колонисты решили, что, как только юноша поправится, будет  предпринята экспедиция, значение которой столь важно. Но ее следовало отложить,  по крайней мере, на месяц, так как нужны были все силы колонии, чтобы  справиться с пиратами.    

Впрочем, Харберту становилось все лучше и лучше. Печень его  приняла нормальные размеры, и раны окончательно зарубцевались. В течение января  на плато Дальнего Вида были предприняты значительные работы с единственной  целью спасти уцелевший урожай хлеба и овощей. Семена и злаки были собраны, и их  предполагалось посеять в следующем земледельческом сезоне. Что касается  построек на птичнике, конюшен и мельницы, то Сайрес Смит предпочел подождать с  их восстановлением: пока колонисты будут заняты преследованием пиратов,  последние могут нанести новый визит на плато, и не следует давать им повода, к  дальнейшим грабежам и поджогам. Сначала надо очистить остров от этих злодеев, а  уже потом отстраиваться.    

Выздоравливающий больной начал вставать с постели во второй  половине января. Сначала он поднимался всего на час в день, потом на два, на  три. Силы возвращались к нему с каждой минутой – до того был крепок организм  юноши. В это время Харберту исполнилось восемнадцать лет. Он был высок ростом и  обещал стать представительным, красивым мужчиной. Выздоровление его шло быстрым  темпом, но юноша требовал еще ухода, а «доктор Спилет» был очень строг.    

К концу месяца Харберт уже расхаживал по берегу и по плато  Дальнего Вида. Вместе с Пенкрофом он принял несколько морских ванн, которые  принесли ему большую пользу. Сайрес Смит счел возможным уже тогда назначить  день выступления: оно должно было состояться 15 февраля. Ночи в это время  стояли очень светлые, и это облегчало предполагавшиеся поиски на острове.    

Колонисты начали готовиться к экспедиции. Подготовка должна  была быть весьма основательной, так как обитатели острова Линкольна поклялись  не возвращаться в Гранитный Дворец, не достигнув двух целей: во-первых,  уничтожить пиратов и найти Айртона, если он еще жив, и, во-вторых, отыскать  человека, который принимал такое деятельное участие в делах колонии. Колонисты  основательно изучили весь восточный берег острова от мыса Когтя до мыса  Челюстей и до болота Казарок, окрестности озера Гранта, часть леса Якамара  между дорогой в кораль и течением реки Благодарности, берега реки и Красного  ручья на всем их протяжении и, наконец, отроги горы Франклина, между которыми  был устроен кораль. Они исследовали, но только поверхностно, обширное побережье  бухты Вашингтона от мыса Когтя до мыса Пресмыкающегося, западный берег,  покрытый лесами и болотами, и широкие дюны, которые заканчивались у раскрытой  пасти залива Акулы.    

Но они совершенно не заглядывали в густые леса, покрывавшие  Змеиный полуостров, весь правый берег реки Благодарности, левый берег ручья  Водопада и сеть островов и долин, на которые опиралась гора Франклина с трех  сторон – с запада, с севера и востока. Там, несомненно, могло быть немало  глубоких пещер. Итак, многие тысячи акров площади острова оставались еще не  исследованными.    

Поэтому колонисты решили двинуться через лес Дальнего  Запада, чтобы охватить всю ту его часть, которая расположена на правом берегу  реки Благодарности.    

Быть может, было бы лучше направиться сначала в кораль, где  пираты могли вторично укрыться, чтобы его разграбить или обосноваться там. Но  если кораль уже опустошен, то теперь ничего не поделаешь; если же пираты сочли  выгодным укрепиться в корале, то колонисты всегда успеют выгнать их.    

Итак, после зрелого обсуждения первоначальный план был  оставлен в силе, и колонисты решили пройти через лес до мыса Пресмыкающегося.  Они должны были идти с топорами в руках и намеревались проложить первую наметку  дороги, которая свяжет Гранитный Дворец с оконечностью полуострова на  протяжении шестнадцати-семнадцати миль.    

Повозка была в прекрасном состоянии. Онагги хорошо отдохнули  и могли совершить большой переход. На повозку погрузили провизию, лагерное  оборудование, переносную кухню и всякую посуду, а также ружья и боевые припасы,  тщательно отобранные в богатом арсенале Гранитного Дворца. Но следовало  помнить, что пираты, быть может, бродят по лесу и что в такой густой чаще  нетрудно подстрелить человека. Поэтому маленький отряд должен был идти  сомкнутым строем, ни в коем случае не разлучаясь.    

Колонисты решили также, что никто не останется в Гранитном  Дворце. Даже Топ с Юпом должны были принять участие в экспедиции. Неприступная  крепость не нуждалась в защитниках.    

14 февраля, в канун похода, было воскресенье. Этот день был  посвящен отдыху. Харберт совсем поправился, но был еще слаб, и ему решили  предоставить место в повозке.    

На следующий день Сайрес Смит принял все необходимые меры,  чтобы защитить Гранитный Дворец от нападения. Лестницы, когда-то служившие, для  подъема, были принесены в Трубы, и их глубоко закопали в песок. Они должны были  еще пригодиться после возвращения колонистов, так как механизм подъемника был  разобран, и аппарат не мог больше действовать. Пенкроф остался последним в  Гранитном Дворце, чтобы выполнить эту работу. Он спустился оттуда по канату,  нижний конец которого был укреплен на земле. После этого канат сдернули, и  между берегом и верхней площадкой прервалось всякое сообщение. Погода стояла  великолепная.    

– Тепленький будет денек! – весело сказал  журналист.    

– Ничего, доктор Спилет, – ответил Пенкроф, –  мы пойдем под деревьями и даже не заметим солнца.    

– В дорогу! – сказал инженер.    

Повозка ждала на берегу, перед Трубами. Журналист  потребовал, чтобы Харберт ехал в ней, по крайней мере, первые часы пути, и  юноша принужден был подчиниться предписаниям своего врача.    

Наб повел онагг, Сайрес Смит, Пенкроф и журналист пошли  впереди. Топ весело прыгал возле них. Харберт предложил Юпу место в своем  экипаже, и Юп, не церемонясь, уселся рядом с ним. Минута отъезда наступила, и  маленький отряд тронулся в путь. Повозка сначала обогнула устье реки, проехала  с милю вверх по левому берегу и переправилась через мост, от которого  начиналась дорога в гавань Воздушного Шара. Исследователи свернули вправо от  этой дороги и углубились в лес, покрывающий область Дальнего Запада.    

Первые две мили деревья были редки, и повозка свободно  двигалась вперед. Время от времени приходилось разрубать лианы и продираться  сквозь густой кустарник, но ни одно серьезное препятствие не мешало движению  колонистов.    

Под тенью густых деревьев царил прохладный полумрак.  Гималайские кедры, ели, казуарины, банксии, драцены, камедные деревья и другие,  уже известные колонистам растительные породы тянулись на необозримом  пространстве. Птичье население острова было представлено во всей своей полноте:  тут встречались тетерева, якамары, фазаны и все представители болтливого  семейства какаду, попугаев и попугайчиков. Агути, кенгуру, дикие свиньи  носились по траве. Все напоминало колонистам их первые экскурсии после прибытия  на остров.    

– Однако я замечаю, – сказал Сайрес Смит, –  что четвероногие и птицы сейчас более пугливы, чем прежде. В этих лесах недавно  побывали пираты, и мы, несомненно, обнаружим их следы.    

И действительно, то тут, то там встречались признаки  прохождения людей: кое-где на деревьях были обломаны ветки, может быть, с целью  поставить вехи по дороге; изредка виднелись следы на глинистой почве и остатки  потухшего костра. Но ничего не указывало на постоянное жилье.    

Инженер посоветовал своим товарищам не охотиться. Ружейные  выстрелы могли привлечь внимание пиратов, которые, может быть, бродят в лесу. К  тому же охотникам неминуемо пришлось бы удалиться на некоторое расстояние от  повозки, а участникам отряда было строго запрещено идти врозь.    

Во второй половине дня, приблизительно в шести милях от  Гранитного Дворца, продвигаться вперед стало довольно трудно. В некоторых  местах, чтобы пройти сквозь чащу, приходилось рубить деревья и прокладывать  дорогу. Прежде чем идти вперед, Сайрес Смит не забывал посылать в заросли Топа  и Юпа, которые добросовестно выполняли поручение. Если собака и обезьяна  возвращались, не проявляя тревоги, значит ничто не угрожало исследователям со  стороны пиратов или хищников – этих двух представителей животного царства,  дикие инстинкты которых позволяли поставить их на один уровень.    

Вечером, в первый день похода, колонисты расположились на  привал примерно в девяти милях от Гранитного Дворца, на берегу маленького  притока реки Благодарности, о существовании которого они не знали. Этот приток,  очевидно, являлся частью той оросительной системы, которой остров был обязан  своим удивительным плодородием.    

Исследователи плотно поужинали, так как аппетит у них сильно  разыгрался, и приняли меры к тому, чтобы спокойно провести ночь. Если бы  инженер предполагал иметь дело с обыкновенными хищниками вроде ягуаров, он  просто развел бы вокруг лагеря костры, и это явилось бы достаточной защитой. Но  пиратов огонь мог скорее привлечь, нежели устрашить, и поэтому глубокий мрак  был в данном случае предпочтительнее.    

Охрана лагеря была организована очень тщательно. Сторожить  должны были одновременно двое участников экспедиции; часовые, сменялись каждые  два часа. Харберт, несмотря на его протесты, не был допущен к несению  сторожевой службы. Пенкроф и Гедеон Спилет, а на смену им инженер и Наб по  очереди стояли на страже возле лагеря.    

Впрочем, ночь продолжалась всего несколько часов. Темно было  не столько потому, что скрылось солнце, сколько вследствие густоты ветвей.  Ничто не нарушало тишины, кроме рева ягуаров и хохота обезьян, который особенно  действовал на нервы дядюшки Юпа.    

Ночь прошла без особых событий. Утром 16 февраля движение  вперед возобновилось. Оно было не слишком затруднительно, но медленно.    

В этот день удалось пройти всего шесть миль, так как каждую  минуту приходилось браться за топор, чтобы прокладывать дорогу. Как хорошие  хозяева, колонисты щадили высокие, могучие деревья, которые к тому же было  очень трудно рубить, и жертвовали маленькими. Из-за этого дорога получалась не  очень прямой и изобиловала поворотами.    

В этот день Харберт открыл новые породы деревьев, которых он  раньше не видел на острове: например, древовидный папоротник с поникшими  ветвями, которые, казалось, изливались, как воды бассейна; рожковое дерево,  длинные стручки которого содержат вкусную сладкую мякоть и являются лакомой  пищей для онагг. Колонисты увидели там также великолепные каури, которые росли  группами. Их цилиндрический ствол возвышался на двести футов. Это действительно  были царственные деревья, которыми Новая Зеландия славится не меньше, чем Ливан  кедрами.    

Что же касается фауны, то ее представители были уже известны  нашим охотникам. Они увидели на расстоянии двух больших птиц, обитательниц  Австралии, похожих на казуаров и называемых эму; эти коричневые птицы,  достигающие пяти футов высоты, принадлежат к отряду голенастых. Топ со всех ног  бросился за ними, но эму так быстро убежали, что легко оставили собаку позади.    

Колонисты нашли также новые следы, оставленные в лесу пиратами.  Возле недавно потухшего костра они заметили отпечатки ног и тщательно осмотрели  их. Измерив длину и ширину каждого из этих отпечатков, им легко удалось  обнаружить следы пяти пар ног. Очевидно, пять пиратов расположились лагерем в  этом месте. Но, несмотря на самое тщательное исследование, не удалось  обнаружить следы шестого человека, которым должен был быть Айртон.    

– Айртона с ними не было, – сказал Харберт.    

– Ты прав, – ответил Пенкроф. – А раз Айртона  с ними не было, значит эти негодяи успели его убить раньше. Но ведь есть же у  этих негодяев какая-нибудь берлога, где их можно затравить, как тигров?    

– Нет, – сказал журналист. – Более вероятно,  что они бродят куда глаза глядят, и им выгоднее так блуждать, пока они не  станут хозяевами острова.    

– Хозяевами острова! – вскричал моряк. –  Хозяевами острова! – повторял он сдавленным голосом, словно его душила  чья-то железная рука. Затем, несколько успокоившись, он продолжал:    

– Знаете, мистер Сайрес, какую пулю я забил в мое  ружье?    

– Нет, Пенкроф.    

– Пулю, которая пронзила грудь Харберта. Обещаю вам,  что она попадет в цель.    

Но даже справедливое возмездие не могло вернуть Айртона к  жизни. Из осмотра следов, оставшихся на земле, приходилось сделать вывод, что  нет надежды когда-нибудь снова увидеть его. В этот вечер лагерь разбили в  четырнадцати милях от Гранитного Дворца. Сайрес Смит считал, что до мыса  Пресмыкающегося остается не более пяти миль.    

Действительно, на следующий день исследователи достигли  оконечности полуострова и прошли лес на всем его протяжении. Но никаких следов  убежища, в котором скрылись пираты, или таинственного жилья загадочного  незнакомца они не заметили.    

 ГЛАВА 12    

     

     Исследование Змеиного полуострова. – Лагерь у устья ручья  Водопада. – В шестистах шагах от кораля. – Гедеон Спилет и Пенкроф  производят рекогносцировку. – Их возвращение. – Все вперед! -Калитка  открыта. – Окно освещено. – При свете луны.         

Следующий день, 18 февраля, был посвящен исследованию той  части леса, которая тянулась вдоль моря от мыса Пресмыкающегося до ручья  Водопада. Колонисты могли обыскать этот лес шириной от трех до четырех миль  самым тщательным образом, так как его замыкали оба берега полуострова. Высота  деревьев и густота ветвей свидетельствовали об огромной силе почвы, которая  поражала здесь больше, чем в любой другой части острова. Можно было подумать,  что находишься в уголке девственного леса, перенесенного из Америки иди  Центральной Африки в умеренную зону. Это заставляло думать, что великолепные  растения находили в почве, влажной снизу, но согретой    

внутри вулканическим огнем, тепло, которое отсутствовало в  умеренном климате. Среди деревьев преобладали каури и эвкалипты, достигавшие  огромных размеров.    

Но колонисты пришли сюда не для того, чтобы наслаждаться  великолепной флорой. Они уже знали, что с этой стороны остров Линкольна  заслуживает включения в группу Канарских островов, которые первоначально  назывались Счастливыми. Теперь их остров, увы, не принадлежал им безраздельно,  им завладели другие люди! Негодяи попирали его землю, и их надо было истребить  до последнего.    

На западном берегу не удалось обнаружить никаких следов  пиратов, хотя их искали очень тщательно. Нигде не встречалось отпечатков ног,  обломанных веток, потухших костров, брошенных стоянок.    

– Это меня не удивляет, – сказал Сайрес Смит своим  товарищам. – Пираты высадились на острове возле мыса Находки, немедленно  переправились через болото Казарок и углубились в лес Дальнего Запада. Они шли  примерно по той же дороге, по которой направились мы сами, выйдя из Гранитного  Дворца. Вот почему мы увидели в лесу их следы. Однако, достигнув берега моря,  пираты поняли, что не найдут там удобного убежища, и направились на север.  Тогда-то они и обнаружили кораль.    

– Куда они, быть может, и вернулись… – сказал Пенкроф.    

– Не думаю, – ответил инженер. – Они не могут  не понимать, что мы будем искать их в той стороне. Кораль является для них  только источником снабжения, но не постоянным местом жительства.    

– Я согласен с Сайресом, – поддержал инженера  Гедеон Спилет. – По моему мнению, пираты искали себе приют в отрогах горы  Франклина.    

– Если так, мистер Сайрес, то идем прямо в  кораль! – воскликнул Пенкроф. – С пиратами необходимо покончить, а до  сих пор мы только теряли время.    

– Нет, мой друг, – возразил инженер. – Вы  забываете, что нам важно узнать, не находится ли в лесу Дальнего Запада  человеческое жилье. Наша экспедиция имеет двойную цель, Пенкроф: с одной  стороны, мы должны наказать преступников, с другой – выполнить долг  признательности.    

– Правильно сказано, мистер Сайрес, – согласился  Пенкроф. – Мне только кажется, что мы найдем этого джентльмена не раньше,  чем он того сам пожелает.    

Этими словами Пенкроф выражал общее мнение колонистов. Можно  было быть уверенным, что убежище незнакомца не менее таинственно, чем он сам.    

В этот вечер повозка остановилась у устья ручья Водопада. Ночевка  была организована, как всегда, тщательно; были приняты обычные меры  предосторожности. Харберт, который стал таким же здоровым и сильным, как до  болезни, очень поправился от жизни на открытом воздухе, от морского ветра и  живительных испарений леса. Он больше не сидел в повозке, а шел во главе  отряда.    

19 февраля колонисты свернули с берега, на котором за устьем  реки так живописно громоздились базальтовые скалы самой разнообразной формы, и  направились вверх по левому берегу реки. Дорога была отчасти проложена во время  предыдущих походов из кораля на западный берег. Колонисты находились в шести  милях от горы Франклина.    

План инженера заключался в следующем: он хотел тщательно  осмотреть всю долину, в которой протекала река, и осторожно пройти до кораля.  Если кораль был захвачен силой, надо было отбить его, а если нет – устроиться в  нем и сделать его центром операции, целью которой являлось исследование горы  Франклина. Этот план получил единогласное одобрение колонистов, которым не  терпелось снова завладеть всем островом.    

Отряд двинулся вперед по узкой долине, разделявшей два  наиболее мощных отрога горы Франклина. Деревья, которые росли на берегах реки  очень густо, в верхней части вулкана становились реже. Почва изобиловала  неровностями, очень подходящими для засады, и колонисты продвигались вперед с  величайшей осторожностью. Топ и Юп шли во главе отряда в качестве разведчиков и  рыскали по зарослям, соперничая в проворстве и ловкости. Но ничто не указывало  на недавнее пребывание людей на берегах реки; ничто не выдавало близости  пиратов.    

Часов в пять вечера повозка остановилась примерно в  шестистах шагах от изгороди. Она не была еще видна за завесой высоких деревьев.    

Теперь надлежало выяснить, занят ли кем-нибудь кораль.    

Если пираты находились в корале, то идти туда открыто, при  свете дня, значило получить пулю, как случилось с Харбертом. Лучше было  подождать наступления ночи.    

Однако Гедеон Спилет хотел, не откладывая, обследовать  подступы к коралю. Пенкроф, окончательно потерявший терпение, вызвался  сопровождать его.    

– Не стоит, друзья мои, – удерживал их  инженер. – Подождите до ночи. Я не позволю никому из вас рисковать  собой. – Но послушайте, мистер Сайрес… – возразил моряк, не очень склонный  повиноваться.    

– Пенкроф, я прошу вас, – сказал инженер.    

– Хорошо, – ответил Пенкроф, который дал выход  своему гневу, наградив пиратов отборными эпитетами из морского лексикона.    

Итак, колонисты уселись вокруг повозки и внимательно  всматривались в близлежащие части леса.    

Так прошло три часа. Ветер стих, и среди высоких деревьев  царила полная тишина. Можно было бы услышать треск самой мелкой ветки, шорох  сухих листьев под ногой, движение человека в траве. Все было спокойно. Топ  вытянулся на земле, положив голову на передние лапы, и не проявлял никаких  признаков тревоги.    

В восемь часов стало достаточно темно, чтобы безопасно  произвести разведку. Гедеон Спилет заявил, что готов идти в компании с  Пенкрофом. Сайрес Смит согласился. Топ и Юп остались с инженером, Харбертом и  Набом, так как случайный взрыв лая или крик могли привлечь внимание пиратов.    

– Будьте осторожны, – посоветовал Сайрес Смит  моряку и журналисту. – Вы не должны захватывать кораль, а только выяснить,  занят он или нет.    

– Поняли, – ответил Пенкроф. Оба разведчика  удалились. Под деревьями из-за густоты листвы было уже довольно темно, и сфера  видимости не превышала тридцати или сорока шагов. Гедеон Спилет и Пенкроф  подвигались вперед с величайшей осторожностью, останавливаясь при каждом  подозрительном шуме. Они шли поодаль друг от друга, чтобы в них труднее было  попасть, и, говоря по правде, каждую секунду ожидали выстрела. Пять минут  спустя, после того, как Гедеон Спилет и Пенкроф отошли от повозки, они достигли  опушки леса и были возле просеки, перед которой возвышалась изгородь.    

Они остановились. Последние лучи зари еще освещали лужайку.  В тридцати шагах виднелась калитка кораля, которая, по-видимому, была заперта.  Эти тридцать шагов, оставшиеся до изгороди, представляли собою, как говорится в  баллистике, «опасную зону». Действительно, пуля или несколько пуль, пущенные с  изгороди, уложили бы на месте всякого, кто отважился бы вступить в эту зону.    

Гедеон Спилет с Пенкрофом были не такие люди, чтобы  отступать. Но они знали, что, допустив неосторожность, не только сами станут ее  первыми жертвами, но из-за них пострадают и их товарищи. Если их убьют, что  станется с Сайресом Смитом, Набом и Харбертом?    

Однако Пенкроф был до того возбужден, находясь так близко от  кораля, где, по его мнению, укрылись пираты, что все время хотел броситься  вперед. Но сильная рука журналиста удерживала его.    

– Через несколько минут совсем стемнеет, –  прошептал Гедеон Спилет, наклоняясь к уху моряка. – Тогда наступит время  действовать.    

Пенкроф судорожно стиснул в руке приклад ружья, но сдержался  и ждал, ворча что-то про себя.    

Вскоре последние проблески зари погасли. На опушке воцарился  мрак, как будто распространившийся из леса. Гора Франклина возвышалась на  западном горизонте, словно гигантский экран. Темнота наступила быстро, как это  всегда бывает в низких широтах. Пришло время действовать.    

Журналист и Пенкроф, стоя на опушке леса, не спускали глаз с  изгороди. Кораль казался совершенно безлюдным. Верхушка изгороди слегка  выделялась ровной, нигде не прерывавшейся линией. Если пираты находились в  корале, они, несомненно, должны были выставить часового на случай какой-нибудь  неожиданности.    

Гедеон Спилет сжал руку своего спутника, и оба ползком  двинулись к коралю, держа ружья наготове. Они достигли калитки. Ни один луч  света не прорезал окружающей тьмы.    

Пенкроф тихонько толкнул калитку, но, как и предвидели  моряк, и журналист, она оказалась запертой. Однако Пенкроф установил, что  наружные засовы не были задвинуты.    

Итак, можно было прийти к заключению, что пираты находились  в корале. По-видимому, они укрепили дверь, чтобы ее нельзя было взломать.    

Гедеон Спилет и Пенкроф прислушались.    

За изгородью – ни звука. Муфлоны и козы, очевидно, спали в  стойлах и не нарушали ночной тишины. Журналист и моряк, стараясь не шуметь, уже  собирались было перелезть через изгородь, но это противоречило указаниям  Сайреса Смита. Правда, предприятие могло окончиться успешно, но неудача тоже  была возможна. Если пираты ни о чем не подозревали, если они не знали об  экспедиции, предпринятой против них, если, наконец, был шанс застать их  врасплох, то стоило ли рисковать этим шансом, необдуманно пытаясь перелезть  через изгородь?    

Журналист полагал, что не стоит. Он счел более благоразумным  подождать, пока колонисты будут в сборе, и только тогда попытаться проникнуть в  кораль. Было ясно, что можно добраться до изгороди незамеченными и что, по-видимому,  изгородь не охраняли. Установив это, осталось только возвратиться к повозке и  обсудить дальнейший план действий. Пенкроф, по-видимому, разделял эту точку  зрения, так как без возражений последовал за журналистом, когда тот повернул  обратно в лес.    

Несколько минут спустя инженер был осведомлен о положении  вещей.    

– Я думаю, – сказал он после краткого  размышления, – что пиратов нет в корале.    

– Мы это узнаем, когда перелезем через изгородь, –  ответил Пенкроф.    

– В кораль, друзья! – сказал Сайрес Смит.    

– Повозку мы оставим в лесу? – спросил Наб.    

– Нет, – ответил инженер, – это наш зарядный  ящик и провиантский фургон. В случае опасности нам она послужит укрытием.    

– Вперед! – воскликнул Гедеон Спилет.    

Повозка выехала из лесу и бесшумно покатилась к изгороди.  Стоял глубокий мрак. Было так же тихо, как в ту минуту, когда Пенкроф и  журналист ползком отправились на разведку. В густой траве совершенно не было  слышно шума шагов.    

Колонисты были готовы стрелять. Юп, по приказанию Пенкрофа,  шел позади. Наб держал Топа на привязи, чтобы собака не убежала вперед.    

Вскоре отряд дошел до опушки леса. Там никого не было.  Немедля колонисты направились к изгороди. Опасная зона была быстро пройдена. Не  последовало ни одного выстрела. Подъехав к изгороди, повозка остановилась. Наб  остался с онаггами, чтобы они не убежали. Инженер, журналист, Харберт и Пенкроф  направились к калитке, чтобы посмотреть, заперта ли она изнутри. Калитка была  открыта.    

– Но ведь вы говорили… – сказал инженер, оборачиваясь к  Пенкрофу и журналисту. Все были поражены.    

– Клянусь вечным спасением, – воскликнул  Пенкроф, – что калитка только что была заперта!    

Колонисты стояли в нерешительности. Так, значит, пираты были  в корале, когда Пенкроф и журналист ходили на разведку? В этом нельзя было  сомневаться, так как только пираты могли открыть калитку, которую они заперли.  Находятся ли они еще в корале или кто-нибудь из них вышел?    

Все эти вопросы возникали в уме каждого из колонистов. Но  как ответить на них?    

В это время Харберт, который отошел на несколько шагов вперед,  поспешно возвратился и схватил Сайреса Смита за руку.    

– Что такое? – спросил инженер.    

– Свет!    

– В доме?    

– Да.    

Все пятеро подошли к дверям дома и действительно увидели  через окно, что в доме горит слабый, мерцающий свет.    

Сайрес Смит быстро принял решение.    

– Вот исключительно удобный случай, чтобы напасть на  пиратов, когда они сидят здесь и ничего не подозревают, – сказал  он. – Они в наших руках. Вперед!    

Колонисты, крадучись, вошли в кораль, держа ружья наготове.  Повозку оставили за изгородью под охраной Топа и Юпа, которых из осторожности  привязали.    

Сайрес Смит, Пенкроф, Гедеон Спилет с одной стороны и  Харберт с Набом – с другой прошли вдоль изгороди, вглядываясь в эту часть  кораля. Там было совершенно темно и безлюдно. Через несколько мгновений все  собрались перед дверью дома, которая была заперта.    

Сайрес Смит движением руки приказал своим товарищам не  двигаться с места и подошел к окну, слабо освещенному изнутри. Он окинул  взглядом единственную комнату, составлявшую весь первый этаж дома. На столе  горел фонарь. У стола стояла кровать, когда-то служившая ложем Айртону.    

Внезапно Сайрес Смит отшатнулся и сказал приглушенным  голосом:    

– Айртон!    

Дверь скорее сорвали, чем открыли, и колонисты ворвались в  комнату.    

Айртон казался спящим. По лицу его было видно, что он долго  и жестоко страдал. На кистях рук и щиколотках несчастного виднелись большие  красные полосы.    

Сайрес Смит наклонился над Айртоном.    

– Айртон! – крикнул он, хватая за руку своего  товарища, которого он нашел при столь неожиданных обстоятельствах. Услышав этот  возглас, Айртон открыл глаза и воскликнул, смотря на Сайреса Смита и его  товарищей:    

– Вы? Это вы?    

– Айртон! Айртон! – повторял Сайрес Смит.    

– Где я?    

– В корале.    

– Один?    

– Да.    

– Они сейчас вернутся! – закричал Айртон. –  Защищайтесь! Защищайтесь!    

И он снова впал в беспамятство.    

– Спилет, мы можем с минуты на минуту подвергнуться  нападению, – сказал инженер. – Ввезите повозку в кораль, заприте  калитку и возвращайтесь все сюда.    

Пенкроф, Наб и журналист поспешили исполнить приказание  инженера. Нельзя было терять ни минуты. Может быть, повозка уже была в руках  пиратов.    

В одно мгновение Спилет и двое его товарищей прошли через  кораль и вернулись к калитке, возле которой слышалось глухое ворчание Топа.    

Инженер на минуту оставил Айртона и вышел из дома, готовый  пустить в ход оружие. Харберт шел с ним рядом. Оба вглядывались в вершину  отрога, возвышавшуюся над коралем. Если пираты устроили там засаду, то они  могли перебить колонистов одного за другим.    

За это время на востоке над темной полосой леса взошла луна,  и ее бледные лучи озарили изгородь. Кораль, группа деревьев, ручеек, обширные  луга – все осветилось. Со стороны горы ярко выделился дом и часть изгороди.  Противоположная ее часть, ближе к калитке, оставалась темной.    

Вскоре стала видна какая-то темная масса: это была повозка.  Сайрес Смит услышал, как его товарищи закрыли калитку и основательно укрепили  запоры изнутри.    

В это время Топ оборвал веревку, на которой он был привязан,  и с яростным лаем бросился в глубь кораля вправо от двери.    

– Внимание, друзья! Целься! – крикнул Сайрес Смит.    

Колонисты приложили ружья к плечу и ждали. Топ продолжал  лаять, а Юп подбежал к собаке и пронзительно засвистел. Колонисты последовали  за обезьяной и подошли к берегу ручейка, осененного развесистыми деревьями.    

И при ярком свете луны, что же они увидели?    

На берегу лежали пять трупов.    

Это были трупы пиратов – тех самых, что четыре месяца назад  высадились на остров Линкольна.    

 ГЛАВА 13    

     

     Рассказ Айртона. – Планы его прежних сообщников. – Они  захватывают кораль. – Верховный судья острова Линкольна. –  «Бонавентур». – Поиски вокруг горы Франклина. – Верхние  долины. – Подземный гул. – Ответ Пенкрофа. – В глубине  кратера. – Возвращение.         

Что же произошло? Кто поразил преступников? Айртон? Нет,  потому что минуту назад он сам боялся их возвращения.    

Айртон был в это время погружен в глубокий сон, и его  оказалось невозможно разбудить. После того, как он произнес несколько слов, его  охватило оцепенение, и он снова упал на постель.    

Тысячи всевозможных смутных предположений роились в умах колонистов.  Чрезвычайно возбужденные, они провели всю ночь в доме Айртона и не подходили к  тому месту, где лежали трупы пиратов. Айртон едва ли мог что-нибудь сообщить им  об обстоятельствах, при которых эти разбойники нашли смерть, – ведь он  даже не знал, что находится в корале! Но он, по крайней мере, имел возможность  рассказать о предшествующих событиях.    

На следующий день Айртон вышел из состояния оцепенения, и  товарищи после ста четырех дней разлуки от всего сердца выразили свою радость  по поводу того, что он остался почти невредим.    

Айртон в кратких словах рассказал о том, что произошло, или,  вернее, о том, что ему самому было известно.    

На следующий день после его прибытия в кораль, 10 ноября, на  него в сумерках напали пираты, которые перелезли через изгородь. Они связали  Айртона и заткнули ему рот; потом его увели в темную пещеру у подножия горы  Франклина, где укрылись пираты.    

Его решили казнить, и на следующий день он должен был  умереть. Но вдруг один из пиратов узнал его и назвал тем именем, которое он носил  в Австралии. Негодяи хотели убить Айртона – они пощадили Бен Джойса. Но с этой  минуты пираты начали осаждать Айртона требованиями: они хотели вернуть его в  свою среду и рассчитывали на его помощь, чтобы овладеть Гранитным Дворцом,  чтобы проникнуть в эту неприступную крепость и стать хозяевами острова, перебив  сначала колонистов.    

Айртон сопротивлялся. Бывший ссыльный, который раскаялся и  получил прощение, решил лучше умереть, чем выдать своих товарищей.    

Связанный, с тряпкой во рту, Айртон провел в пещере почти  четыре месяца.    

Пираты узнали о существовании кораля вскоре после высадки на  остров. С этих пор они питались находившимися в корале запасами, но не  поселились там. 11 ноября двое из этих бандитов, застигнутые врасплох  появлением колонистов, стреляли в Харберта, и один из них, вернувшись,  похвалялся, что убил колониста. Но он возвратился один. Его товарищ, как  известно, пал сраженный Сайресом Смитом.    

Можно судить, в каком отчаянии и волнении был Айртон, когда  он услышал о смерти Харберта. Колонистов осталось всего четверо, и они были во  власти пиратов.    

После этого события, в течение всего времени, пока болезнь  Харберта удерживала колонистов в корале, пираты не уходили из своей пещеры.  Даже после опустошения плато Дальнего Вида они сочли более осторожным не  покидать ее.    

Но разбойники обращались с Айртоном все хуже и хуже. На его  руках и ногах и теперь еще виднелись кровавые следы веревок, которыми он был  связан днем и ночью. Каждую минуту он ждал смерти, не видя возможности ее  избежать.    

Так продолжалось до третьей недели февраля. Пираты все еще  выжидали благоприятного случая и редко выходили из своего убежища. Они  совершили лишь несколько охотничьих экспедиций в глубь острова и на южный его  берег. Айртон не имел известий от своих друзей и не надеялся больше их увидеть.    

Наконец несчастный так ослаб от жестокого обращения, что  впал в глубокое забытье и ничего больше не видел и не слышал. С этой минуты, то  есть за прошедшие два дня, он даже не сознавал, что происходило вокруг.    

– Мистер Смит, – спросил он, – каким же  образом я оказался в корале? Ведь я же находился в плену, в пещере?    

– Каким образом случилось, что пираты лежат здесь, в  корале, мертвые? – в свою очередь, спросил инженер.    

– Мертвые? – вскричал Айртон и, несмотря на  слабость, приподнялся.    

Товарищи поддержали его. Он захотел встать; ему не  препятствовали, и все направились к ручейку.    

Стало совершенно светло.    

На берегу, в той же. позе, как их застала смерть, которая,  очевидно, наступила внезапно, лежали пять убитых пиратов. Айртон был потрясен.  Сайрес Смит и его товарищи смотрели на него, не говоря ни слова.    

По знаку инженера, Наб и Пенкроф осмотрели уже окоченевшие  трупы.    

На них не было никаких явных следов ранения.    

Только после тщательного исследования Пенкроф заметил – у  одного на лбу, у других на груди, у третьего на спине, еще у одного на плече –  маленькое, едва заметное красное пятнышко, происхождение которого невозможно  было установить.    

– Эти пятнышки – причина их смерти, – сказал  Сайрес Смит.    

– Но каким же оружием их убили? – воскликнул  журналист.    

– Страшным оружием, но каким, мы не знаем.    

– Кто же их убил? – спросил Пенкроф.    

– Человек, который творит суд на острове, –  ответил Сайрес Смит. – Тот, кто перенес вас сюда, Айртон. Тот, чья  справедливость только что проявилась еще раз. Тот, кто делает для нас все, чего  мы сами не можем сделать, и, исполнив свое дело, исчезает.    

– Отыщем его! – закричал Пенкроф.    

– Конечно, мы будем его искать, но мы найдем его только  тогда, когда он пожелает призвать нас к себе, – ответил Сайрес Смит.    

Эта невидимая защита, снижавшая значение деятельности  колонистов, одновременно радовала и раздражала инженера. Подчеркивание их  слабости могло оскорбить и ранить гордую душу. Великодушие, которое уклонялось  от всяких выражений признательности, как бы подтверждало презрение к тем, кому  оно благодетельствовало; по мнению Сайреса Смита, это отчасти обесценивало  благодеяние.    

– Будем искать, – продолжал он. – Хотел бы я,  чтобы мы могли когда-нибудь доказать нашему высокомерному покровителю, что он  не имеет дела с неблагодарными. Я отдал бы многое, чтобы расквитаться с ним и  оказать ему, хотя бы ценою жизни, какую-нибудь важную услугу.    

Начиная с этого дня единственной заботой обитателей острова  Линкольна было отыскать таинственного благодетеля. Все побуждало их найти ключ  к этой тайне, узнать имя человека, одаренного непонятной, сверхчеловеческой  властью.    

Через несколько минут колонисты вернулись в дом, и хороший  уход быстро вернул Айртону нравственные и физические силы. Наб с Пенкрофом  унесли трупы пиратов в лес и глубоко закопали их в землю на некотором  расстоянии от кораля. Затем Айртону сообщили о событиях, которые произошли,  пока он был в заключении. Он услышал о страданиях Харберта и о многих  испытаниях, через которые прошли колонисты.    

– А теперь, – сказал Сайрес Смит, заканчивая  рассказ, нам остается выполнить наш долг. Половина нашей задачи осуществлена, и  если нечего больше опасаться пиратов, то мы обязаны этим не самим себе.    

– Ну что же, – сказал Гедеон Спилет, – мы  обыщем весь лабиринт отрогов горы Франклина, не пропустим ни одного углубления,  ни одного отверстия. Честное слово, если какой-нибудь журналист стоял перед  волнующей тайной, то это, конечно, я!    

– Мы вернемся в Гранитный Дворец лишь после того, как  найдем нашего благодетеля, – сказал Харберт.    

– Да, – проговорил инженер. – Мы сделаем все,  что в человеческих силах. Но, повторяю, мы найдем его не раньше, чем он нам это  позволит.    

– Мы останемся в корале? – спросил Пенкроф.    

– Да, – ответил Сайрес Смит. – Запасы здесь  достаточны, и мы находимся в самом центре круга наших поисков. К тому же, если  будет необходимо, повозка быстро доставит нас в Гранитный Дворец.    

– Хорошо, – сказал моряк. – У меня есть  только одно замечание.    

– Какое?    

– Лето проходит, а не следует забывать, что мы должны  совершить морской поход.    

– Поход? – удивился Гедеон Спилет.    

– Да, поход на остров Табор, – ответил  Пенкроф. – Туда необходимо доставить записку, в которой будет сказано о  местоположении нашего острова и о том, где сейчас находится Айртон, на случай,  если «Дункан» приедет за ним. Кто знает, быть может, сейчас уже поздно.    

– Но на чем ты думаешь совершить этот поход,  Пенкроф? – спросил Айртон.    

– На «Бонавентуре».    

– На «Бонавентуре»? – вскричал Айртон. – Его  больше нет.    

– Моего «Бонавентура» больше нет?! – взревел  Пенкроф, вскакивая на ноги.    

– Нет, – ответил Айртон. – Пираты нашли его в  маленькой гавани неделю назад, вышли в море и…    

– И что? – спросил Пенкроф с бьющимся сердцем.    

– И, не имея на борту такого рулевого, как Боб Гарвей,  они наскочили на скалу, и корабль разбился в щепки.    

– Негодяи! Бандиты! Гнусные мерзавцы! – кричал  Пенкроф. – Пенкроф, – сказал Харберт и взял моряка за руку, – мы  соорудим другой корабль, еще лучше. Ведь у нас есть теперь все железные части,  вся оснастка брига.    

– Но знаешь ли ты, что для того, чтобы построить судно  в тридцать-сорок тонн, нужно не меньше пяти-шести месяцев? – ответил  Пенкроф.