1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 
На поле пару ремней небывалого веса он бросил:    

Прежде, на бой выходя, надевал их Эрикс отважный,    

Мощный кулак обвязав и запястье твердою кожей.    

Все в изумленье глядят на ремни из семи необъятных    

405  Бычьих шкур, с нашитым на них свинцом и железом.    

Больше всех изумлен, Дарет назад отступает.    

Великодушный Эней непомерному весу дивится,    

Пут огромный клубок и так и этак он вертит.    

Тут престарелый Энтелл слова промолвил такие;    

410  "Что, если б видели вы ремни самого  Геркулеса,    

Пагубный видели бой на песчаном этом прибрежье?    

Некогда Эрикс, твой брат, сражался этим оружьем, —    

Видишь – доселе ремни забрызганы кровью и мозгом!    

Против Алкида он в них стоял; а после носил их    

415  Я, покуда мне кровь разливала силы по жилам    

И на обоих висках не белела завистница старость.    

Если троянец Дарет перед нашим робеет оружьем,    

Если на этом стоят и Эней и Акест, побудивший    

Выйти на бой, – уравняем борьбу: не надену я этих    

420  Кож, – не бойся! – а ты ремни  троянские снимешь!"    

Молвил он так и с плеч одеянье сбросил двойное,    

Мышцы мощные рук и костистое мощное тело    

Статный старик обнажил и встал на поле песчаном.    

Вынес две пары ремней одинаковых отпрыск Анхиза,    

425  Чтобы обоим обвить кулаки оружием равным.    

Встали тотчас на носки и высоко подняли руки    

Чуждые страха бойцы; чтоб лицо защитить от ударов,    

Голову оба назад откинули, руки скрестили, —    

И началось на лугу между юным и старым сраженье.    

430  Первый проворством силен и крепостью ног  молодою,    

Весом и мощью рук превосходит второй, но в коленях    

Слабые ноги дрожат, сотрясает тело одышка.    

Много ударов мужи нанесли понапрасну друг другу,    

Много раз кулаки опускались на ребра, рождая    

435  Гулкий отзвук в груди. У висков то и дело  мелькают    

Руки, и скулы трещат под градом частых ударов.    

Твердо стоит Энтелл, ни на шаг не двигаясь с места,    

Зорко следит за врагом, кулаков его избегая.    

Словно воин, что взять неприступный город стремится    

440  Или с оружьем в руках осаждает горную крепость,    

Рыщет Дарет, то отсюда к нему, то оттуда пытаясь    

Подступ найти, и уловки свои в нетерпении множит.    

Встав на носки, размахнулся Энтелл и правой ударил    

Сверху вниз; но Дарет ожидал удара недаром:    

445  Вправо проворно скользнув, увернулся он ловким  движеньем.    

В воздух ударил Энтелл, понапрасну силы истратив, —    

И тяжело на песок тяжелое рухнуло тело;    

Рушатся так иногда дуплистые старые сосны,    

Вырваны с корнем, со скал Эриманфа[257] иль Иды лесистой.    

450  Тевкры с мест поднялись, тринакрийцы вскочили в  тревоге.    

Крик полетел к небесам. Подбежал к ровеснику первым    

Старый Акест и друга с земли заботливо поднял.    

Но от паденья герой не утратил отваги и пыла:    

Снова рвется он в бой, возрастают силы от гнева,    

455  Силы и стыд придает, и вера в прежнюю доблесть.    

Вот, на Дарета напав, по всему его гонит он полю,    

Правой рукой наносит удар и тотчас же левой,    

Не отпускает врага ни на миг. Как частый на кровли    

С грохотом рушится град – так удары справа и слева    

460  Сыплет и сыплет Энтелл, оглушает и гонит Дарета.    

Но допустить родитель Эней не мог, чтобы ярость    

В сердце старца росла и свирепый гнев разрастался;    

Бой неравный прервав, изнемогшего вырвал Дарета    

Он у врага, укротив спесивца такими словами:    

465  "Что за безумье тобой овладело, несчастный?  Не видишь, —    

Сломлены силы твои. Божество от тебя отвернулось!    

Богу, Дарет, уступи!" Так сказал он, бойцов разнимая.    

Тотчас друзьями Дарет (у него подгибались колени,    

Кровь лилась по лицу, голова болталась бессильно,    

470  Вместе с кровавой слюной изо рта он выплевывал  зубы)    

Был отведен к кораблям; и друзья по зову Энея    

Шлем получили и меч, быка оставив Энтеллу.    

Гордый наградой такой и победной пальмой, сказал он:    

"Сын богини, узнай и вы узнайте, дарданцы,    

475  Как я могуч и силен был в юные давние годы    

И от какой вы сейчас избавили смерти Дарета".    

Молвил он так и лицом к быку повернулся, который    

Дан был в награду ему; и вот, широко размахнувшись,    

Правой рукой он ударил быка меж рогов, проломивши    

480  Череп ремнями и в мозг загоняя кости осколки.    

Вздрогнул бык и упал, наповал убитый ударом.    

Голосом звучным Энтелл над простертым телом промолвил:    

"Лучшую жертву тебе взамен Дарета принес я,    

Эрикс! Теперь, победив, со своим я расстанусь  искусством".    

     

485  Следом вызвал Эней всех, кто хочет в стрельбе  состязаться,    

Меткость свою показать, и, стрелкам назначив награды,    

Мощной рукой он воздвиг с корабля Сергестова мачту,    

Сверху к ней привязал на бечевке тонкой голубку,    

Чтобы в крылатую цель направляли соперники стрелы.    

490  Вот стрелки собрались, и опущены жребии были    

В медный шлем; поднялся в толпе одобрительный ропот:    

Первый выпал черед Гиртакиду Гиппокоонту.    

Следом Мнесфей, в состязанье судов победитель недавний,    

Вытащил жребий, – Мнесфей, увенчанный свежей оливой.    

495  Третий достался черед Эвритиону, Пандара брату,    

Что по веленью богов перемирье нарушил под Троей,[258]    

Первым бросив стрелу в ряды ахейского войска.    

В шлеме осталось на дне последнее имя – Акеста:    

Сам средь юношей он попытать свои силы решился.    

500  Каждый стрелок свой лук изогнул могучей рукою,    

Каждый сейчас же стрелу достает себе из колчана.    

Первой слетела стрела с тетивы Гиртакида запевшей,    

В быстром полете она, оперенная, воздух пронзает    

И глубоко впивается в ствол воздвигнутой мачты.    

505  Вздрогнул ствол, встрепенулась на нем в испуге  голубка,    

Громким плесканием рук толпа огласила долину.    

Следом выходит Мнесфей и встает, тетиву натянувши,    

Целится вверх, и взгляд и стрелу на мишень направляя.    

Птицу, однако, не мог поразить он острым железом,    

510  Только стрелой разорвал узлы и путы льняные, —    

За ногу ими была голубка привязана к мачте.    

Тотчас же взмыла она, к облакам улетая знакомым.    

Но Эвритион меж тем уж стоял с натянутым луком;    

К брату с мольбою воззвав, он стрелу, что держал наготове,    

515  В небо пустое метнул, где, ликуя, голубка  летела,    

И среди туч поразил трепетавшую крыльями птицу.    

Пала она с высоты, в поднебесье с жизнью расставшись,    

С гибельной меткой стрелой возвратилась снова на землю.    

Только родитель Акест лишен был пальмы победной.    

520  Все же стрелу в вышину наудачу метнул он, являя    

Всем искусство свое в обращенье с луком звенящим.    

Тут внезапно очам предстало чудо, в грядущем    

Многие беды суля: доказали это событья,    

Ибо пророческий смысл толкователи поздно постигли.    

525  Между прозрачных летя облаков, загорелась  тростинка,    

Пламенем след за собой прочертив, растаяла легким    

Дымом в воздухе; так, с небосвода сорваны, звезды    

Часто проносятся вниз и влекут хвосты огневые.    

Тут словно гром поразил тринакрийских мужей и троянцев:    

530  Молятся в страхе богам… Отвратить примету не  просит    

Только Эней: Акеста герой обнимает, ликуя,    

Щедро дарами его осыпает с такими словами:    

"Дар мой прими, отец: повелитель великий Олимпа    

Знаменье это послал, чтоб тебя всех прежде почтил я.    

535  Старца Анхиза кратер, самоцветами ярко горящий,    

Будет наградой тебе; фракийцем когда-то Киссеем[259]    

Был драгоценный сосуд отцу Анхизу в подарок    

Отдан на память о нем и в залог любви нерушимой".    

Молвив, старца чело увенчал он лавром зеленым    

540  И объявил среди всех победителей первым Акеста.    

Но Эвритион ничуть не завидовал почести этой,    

Хоть удалось лишь ему подстрелить в поднебесье голубку.    

Тот, кто путы порвал, получил вторую награду,    

Третью – тот, кто попал стрелой летучею в мачту.    

     

545  Не завершилось еще состязанье, когда Эпитида,    

Что опекал и берёг безотлучно отрока Юла,    

Вызвал родитель Эней и шепнул ему на ухо тихо:    

"К сыну ступай и ему возвести: коль построить успел он    

Свой малолетний отряд и готов к ристаниям конным,    

550  Пусть выводит его и себя покажет с оружьем    

Деду в честь". И толпе, что рассеялась в цирке  огромном,    

Он повелел отойти и очистить просторное поле.    

Юный блистающий строй[260] на  виду у отцов выезжает,    

Взнузданных гонит коней, – и дивится, на мальчиков  глядя,    

555  Весь тринакрийский народ, и шумит с троянцами  вместе.    

Коротко стрижены все, по обычаю все увенчали    

Кудри, и каждый по два кизиловых дротика держит.    

Легкий колчан у иных за плечом, и цепь золотая,    

Гибко спускаясь на грудь, обвивает стройную шею.    

560  На три турмы[261] разбит  отряд, перед каждою турмой —    

Юный вождь, и за ним двенадцать отроков скачут,    

Строй соблюдая тройной, блистая равным уменьем.    

Всадники в первом строю за Приамом едут, ликуя, —    

Славный твой отпрыск, Полит, нареченный именем деда,    

565  Вскоре возвысит твой род на земле италийцев; а  ныне    

Мальчика мчит фракийский скакун – весь в яблоках белых,    

С белой звездою на лбу, с перетяжкой белой у бабок,    

Атис – ведут от него латиняне Атии род свой[262] —    

Атис, Аскания друг, пред вторым красуется строем.    

570  Юл – прекраснее всех – перед третьим строем  гарцует;    

Конь сидонский под ним был подарен прекрасной Дидоной    

Мальчику в память о ней и в залог любви нерушимой.    

Отроков мчат остальных тринакрийские кони, которых    

Дал им Акест.    

575  Трепетный юный отряд дарданцы плеском ладоней    

Встретили, с радостью в нем черты отцов узнавая.    

После того как они мимо зрителей всех проскакали,    

Близким радуя взор, Эпитид им голосом громким    

Подал издали знак и бичом оглушительно щелкнул.    

580  По трое в каждом ряду разделился строй, и  немедля    

Два полухория врозь разъехались; после, по знаку,    

Вспять повернули они, друг на друга копья наставив,    

Встретились, вновь разошлись и опять сошлись на широком    

Поле; всадников круг с другим сплетается кругом,    

585  Строй против строя идет, являя битвы подобье.    

Вот одна сторона убегает, а вот, повернувшись,    

С копьями мчится вперед; вот обе смыкаются мирно,    

Рядом летят… – На критских холмах, повествуют, когда-то    

Был Лабиринт, где сотни путей меж глухими стенами    

590  В хитрый сплетались узор и где все путеводные  знаки    

Людям помочь не могли, безысходно блуждавшим вслепую.    

Так же теперь следы перепутались юных троянцев,    

То убегавших стремглав, то сходившихся в битве потешной,    

Словно дельфины, когда в многоводном море Ливийском    

595  Или Карпафском они затевают резвые игры.    

Эти ристания ввел, состязанья устроил такие    

Первым Асканий, стеной опоясав Долгую Альбу;    

Древним латинянам он искусство передал это,    

Отроком сам обучившись ему с молодежью троянской.    

600  Внукам своим завещали его альбанцы, от них же    

Рим воспринял его и хранит, как наследие предков.    

Отроков строй «троянским» зовут и «троянскими» – игры,    

Что и доныне у нас в честь святого прадеда правят.    

     

Тут изменила опять Фортуна коварная тевкрам:    

605  Тою порой как они над могилой игры справляют,    

Дочь Сатурна с небес к кораблям троянским Ириду    

Шлет и летящей вослед посылает попутные ветры,    

Ибо по-прежнему боль и тревога мучат Юнону.    

Дева быстро с небес по дуге скользнула стоцветной,    

610  Кратким путем достигла земли, незрима для  смертных.    

Видит стеченье толпы и проходит по берегу дальше,    

Мимо пустых кораблей и безлюдной гавани – к мысу,    

Где, поодаль от всех, собрались троянки оплакать    

Старца Анхиза в тиши, и опять в слезах озирали    

615  Моря безбрежного даль и одно повторяли: "О,  горе!    

Сколько пучин переплыть предстоит еще нам,  истомленным!"    

Молят о городе все: даже мысль о море претит им.    

Дева к ним подошла, искушенная в кознях зловредных,    

Облик богини сменив на обличье старой Берои,    

620  Темный накинув плащ жены тмарийца Дорикла,[263]    

Некогда гордой детьми, и знатностью рода, и славой.    

В круг матерей дарданских вступив, она говорит им:    

"Жалкие! Пусть на смерть не влекли вас руки ахейцев    

В битвах у отческих стен – но Фортуна вам жизнь сохранила,    

625  Племя несчастное, с тем, чтоб на новую гибель  послать вас!    

Лето седьмое пошло с тех пор, как разрушена Троя,    

Семь уже лет по земле, по морям средь скал неприступных    

Бродим под звездами мы, убегающий край Италийский    

Все стремимся настичь, по волнам гонимые бурным.    

630  Жил здесь Эрикс, наш брат, здесь Акест нас  встретил радушно.    

Кто же мешает нам здесь для граждан город построить?    

Родина! Вы, от врагов спасенные тщетно пенаты!    

Город ужель никакой называться Троей не будет?    

Гектора рек не увидим ужель – Симоента и Ксанфа?    

635  Все поджигайте со мной корабли, что сулят нам  несчастья!    

И6о явился во сне мне Кассандры пророчицы образ,    

Факел горящий она мне вручила, промолвив: "Ищите    

Трою здесь! Здесь ваши дома!" За дело же, сестры!    

Медлить знаменье нам не велит! Стоят в честь Нептуна    

640  Здесь алтари: значит, бог нам и факелы даст и  отвагу!"    

Молвив такие слова, головню, горящую грозно,    

Первой схватила она, широко размахнулась и с силой    

Бросила факел, сердца изумленьем и страхом наполнив    

Женам троянским. Но тут из них старейшая – Пирго,    

645  Грудью вскормившая всех сыновей Приама, сказала:    

"Нет, не Бероя была среди нас, не супруга Дорикла,    

Родом с Ретейских хребтов; красоты божественной знаки    

Видны в ней: и очи горят, и речь вдохновенна!    

Вслушайтесь в звук ее слов, на лицо и на поступь взгляните!    

650  Я лишь недавно сама ушла от Берои недужной:    

Горько она сожалела о том, что лишь ей не удастся    

Долг исполнить, почтить по заслугам маны Анхиза".    

Пирго промолвила так.    

Взглядом недобрым сперва корабли озирали троянки,    

655  И колебались в душе между жарким желаньем  остаться    

В этой стране и призывом судьбы к неведомым царствам.    

Тут вознеслась к небесам на раскинутых крыльях богиня,    

Скрылась среди облаков, по дуге промчавшись огромной.    

С громким криком тогда потрясенные знаменьем жены    

660  Из очагов похищают огонь, алтари разметают,    

Ветви со свежей листвой и факелы мечут в безумье.    

Сбросив узду, ярится Вулкан, пожаром объемля    

Весла судов, и скамьи, и кормы расписную обшивку.    

Весть о том, что горят корабли, к могиле Анхиза    

665  Тотчас приносит Эвмел; да и сами зрители видят    

Черную тучу золы, гонимой издали ветром.    

Первым Асканий, что вел, ликуя, всадников юных,    

В лагерь смятенный коня повернул на скаку, и, пытаясь    

Тщетно его удержать, понеслись наставники следом.    

670  "Что вы творите? Какой небывалый недуг  ослепил вас? —    

Крикнул Юл. – О троянки, ведь вы не вражеский лагерь —    

Ваши надежды спалить хотите! Вот я перед вами,    

Ваш Асканий!" И шлем, что ради битвы потешной    

Был надет, он сорвал с головы и под ноги бросил.    

675  Тут Эней подоспел, подбежали тевкров отряды.    

Тотчас по берегу все рассеялись женщины в страхе,    

Чтобы в расселинах скал и в лесах незаметно укрыться;    

Стыдно на свет им глядеть; узнают, опомнившись, близких,    

Гаснет безумье в сердцах, покидает души Юнона.    

680  Но не унялся пожар, набирает по-прежнему силу    

Неукротимый огонь: под сырой древесиною в пакле    

Тлеющей пламя живет и медлительный дым изрыгает,    

Доски гложет тайком, по всему кораблю расползаясь.    

Тщетны усилья мужей, и потоки воды бесполезны.    

685  Благочестивый Эней, на себе разрывая одежды,    

К небу руки простер и призвал бессмертных на помощь:    

"О всемогущий Отец! Коль не все, как один, ненавистны    

Стали троянцы тебе, если есть в тебе прежняя жалость    

К бедам людским, – о Юпитер! – не дай уничтожить  пожару    

690  Все корабли и спаси достоянье жалкое тевкров!    

Если же я заслужил, то разящими стрелами молний    

Все истреби, что осталось у нас, и предай меня смерти!"    

Только лишь вымолвил он, как из тучи, ливнем набухшей,    

Грянул громовый удар и сотряс равнины и горы;    

695  Небо внезапной грозой полыхает, струями хлещет    

Ливень, и мрак над землей сгущают буйные Австры.    

Доверху полны водой корабли, и влага немедля    

Тлеющий гасит огонь, в обгорелых таившийся досках;    

Все от язвы суда спасены – лишь четыре погибли.    

     

700  Долго родитель Эней, потрясенный горькой бедою,    

То к одному склонялся душой, то к другому решенью,    

Долго выбрать не мог, на полях ли осесть Сицилийских,    

Волю судьбы позабыв, или плыть к Италийским прибрежьям.    

Старец один только Навт, кому Тритония-дева    

705  Мудрость дала и средь всех одного отличила  искусством    

Истинно всем открывать, чего добиваются боги,    

Гнев свой явив, и каков судеб непреложный порядок, —    

Навт лишь один утешил его такими словами:    

"Сын богини, пусть рок, куда захочет, влечет нас, —    

710  Что б ни случилось, судьбу побеждают любую  терпеньем.    

Здесь ведь дарданец Акест, от божественной крови рожденный:    

В замыслы наши его посвяти и союзником сделай.    

С ним пусть останутся те, чьи суда огонь уничтожил,    

Также и те, для кого непосилен твой подвиг великий:    

715  Дряхлых старцев и жен, истомленных невзгодами в  море,    

Всех, в ком нет уже сил и кому опасности страшны,    

Выбери ты и для них на земле этой город воздвигни.    

Пусть называется он с твоего изволенья Акестой".[264]    

Старшего друга слова взволновали сердце Энея,    

720  Множество новых забот раздирают тревожную душу.    

     

Черная ночь вершины небес в колеснице достигла.    

К сыну с неба слетел Анхиза-родителя образ    

И в сновиденье к нему обратился с такими словами:    

"Сын мой, ты был при жизни моей мне жизни дороже!    

725  Сын мой, по всей земле судьбой Илиона гонимый!    

Послан к тебе Юпитером я, корабли от пожара    

Спасшим, ибо теперь преисполнен он жалости к тевкрам.    

Мудрым советам, Эней, престарелого Навта последуй:    

Должен отборных мужей, отважных сердцем и юных,    

730  Ты в Италию взять. С народом суровым и диким    

В Лации долго тебе воевать придется. Но прежде    

В царство Дита сойди, спустись в глубины Аверна,    

Сын мой, и там меня отыщи: не во мраке унылом    

Тартара я обитаю теперь, но средь праведных сонмов    

735  В светлом Элизии. Путь пред тобою откроет  Сивилла    

Кровью черных овец, обильно пролитой в жертву.    

Там узришь ты свой род и город, что дан тебе будет.    

Сын мой, прощай: росистая ночь полпути пролетела,    

Веет уже на меня коней восхода дыханье".[265]    

740  Так он сказал, и как легкий дымок, растаял в  эфире.    

Вслед ему молвил Эней: "От кого ты бежишь? И куда ты    

Так поспешаешь? Ужель даже сына обнять ты не вправе?"    

Так он сказал и огонь оживил, под золою уснувший,    

Жертвенной полбой алтарь пергамского лара осыпал    

745  И перед Вестой седой воскурил благовонья  обильно.    

     

Спутников тотчас созвав, пригласив всех прежде Акеста,    

О наставленьях отца, о Юпитера воле поведал    

Им Эней и о том, что решил он в душе непреложно.    

С ним согласился Акест, и вот без долгих советов    

750  Женщин в списки они заносят[266] и всех, кто желает    

В городе жить, кому не нужна великая слава.    

Прочие – в малом числе, но воинственной доблести полны, —    

Чинят скамьи для гребцов, обгорелые доски меняют,    

Новые весла несут и ладят новые снасти.    

755  Сам Эней между тем обводит плугом границу    

Города,[267] гражданам  всем назначает по жребью жилища.    

Здесь Илиону стоять, здесь Трое быть повелел он!    

Новому царству Акест дает законы, ликуя.    

Был заложен и храм Идалийской Венеры на высях    

760  Эрикса, близ облаков; окружил могилу Анхиза    

Рощей священной Эней и жреца приставил к святыне.    

     

Девять дней народ пировал, алтари отягчая    

Жертвами. Бурных валов не вздымали свежие ветры,    

Австр один лишь крепчал, корабли призывая в просторы.    

765  Горестный плач поднялся по всему побережью  залива,    

Тевкры и день и ночь разомкнуть не могут объятья.    

Даже и жены, и те, кому казался ужасен    

Моря вид, кто не мог выносить больше прихотей бога,    

Жаждут отплыть и терпеть скитаний тяготы снова.    

770  Плача, добрый Эней утешает их ласковой речью    

И поручает друзей Акесту, родному по крови.    

В жертву Эриксу трех тельцов заклать повелел он,    

В жертву Бурям – овцу,[268] –  и отчалил в должном порядке.    

Сам вдали на носу, листвой оливы увенчан,    

775  С чашей в руках он стоял и бросал в соленые  волны    

Части закланных жертв и творил вином возлиянье.    

Ветер попутный догнал корабли, с кормы налетевши,    

Взрыли влагу гребцы, ударяя веслами дружно.    

     

В небе Венера меж тем, терзаема тяжкой тревогой,    

780  Сетуя горько, с такой обратилась речью к  Нептуну:    

"Гневом Юнона своим и яростью неутолимой    

Ныне меня, о Нептун, снизойти до мольбы заставляет.    

Ни благочестье ее не смягчило, ни долгие сроки,    

Рок ее не смирит и не сломит Юпитера воля.    

785  Мало ей было отнять у фригийского племени город,    

Сгубленный злобой ее и сквозь все прошедший мученья, —    

Праху троянцев она не дает покоя и гонит    

Тех, кто еще уцелел. Пусть припомнит сама свою ярость!    

Сам ты свидетель тому, как недавно в водах Ливийских    

790  Страшную смуту она подняла, понапрасну смешала    

Море и небо, призвав на помощь Эоловы бури,    

В царство вторгшись твое.    

Ныне она, подстрекнув коварно женщин троянских,    

Флот злодейски сожгла, и Эней, корабли потерявший,    

795  Спутников был принужден на неведомых землях  оставить.    

Тем же, кто с ним отплыл, – я молю, – даруй  безопасный    

Путь по волнам, пусть достигнут они Лаврентского Тибра,[269]    

Если дозволено то, что прошу я, и Парки дадут им    

Город в этих местах". И в ответ укрощающий волны    

800  Молвил: "На царство мое положиться ты  можешь по праву:    

В нем ты сама рождена, Киферея. Сам заслужил я    

Также доверья: не раз усмирял я море и небо.    

А об Энее твоем – мне свидетель Ксанф с Симоентом —    

Я и на суше пекусь: когда троянские рати    

805  К стенам отбросил Ахилл, изнемогших преследуя  тевкров,    

Много тысяч убил и наполнил реки телами,    

Так что стонали они и не мог излить свои воды    

В море Ксанф, и когда Эней с отважным Пелидом    

В бой неравный вступил, от богов не имея защиты,    

810  Облаком скрыл и унес я его,[270] хоть и жаждал низвергнуть    

Стены, что сам возводил вкруг Трои клятвопреступной.    

Чувства мои неизменны с тех пор. Не бойся, исполню    

То, что ты хочешь: придет невредимо он в гавань Аверна.    

Плакать придется тебе об одном лишь в пучине погибшем:    

815  Жизнью один заплатит за всех".    

Речью такой облегчив богине радостной сердце,    

Впряг родитель коней в золотую упряжь, взнуздал их    

Пенной уздой, и волю им дал, отпустивши поводья,    

И по вершинам валов полетел в колеснице лазурной;    

820  Зыбь замирает пред ним, и равниною стелется  гладкой    

Бурный простор под его колесом, и тучи уходят.    

Спутники плещутся вкруг разноликой толпою: дельфины,    

Сын Ино Палемон и Главка хор седовласый,[271]    

Форк с отрядом своим и проворное племя Тритонов;    

825  Слева Фетида плывет и с нею дева Панопа,    

Фелия, Ниса, Спио, и Мелита, и Кимодока.[272]    

     

Чувствует вновь родитель Эней, как светлая радость    

Входит в сердце его на смену долгим сомненьям.    

Мачты поставить скорей и поднять паруса повелел он,    

830  Все за работу взялись: повернули реи направо,    

Слева ослабив канат, и потом, отпустив его справа,    

Влево парус они повернули, гонимые ветром.    

Плотный строй кораблей возглавлял корабль Палинура;    

Все получили приказ за ним идти неуклонно.    

835  В небе росистая ночь к середине пути  приближалась,    

Мирный покой сковал тела гребцов утомленных,    

Что возле весел своих на жестких скамьях отдыхали.    

Легкий Сон[273] той  порой, слетев с эфирных созвездий,    

Тихо во тьму соскользнул, рассекая сумрачный воздух:    

840  Прямо к тебе он летел, Палинур, без вины  обреченный,    

Нес он тебе забытье роковое; с кормы корабельной    

Бог обратился к тебе, приняв обличье Форбанта:    

"О Палинур Иасид, нас несет морское теченье,    

Ровно дыханье ветров. Пора предаться покою!    

845  Ляг, избавь от труда утомленные бдением очи!    

Сам я кормило возьму и тебя заменю ненадолго".    

Взгляд поднявши едва, Палинур ему отвечает:    

"Мне ли не знать, как обманчив лик спокойного моря,    

Стихшие волны? И ты мне велишь им довериться, грозным?    

850  Вверить Энея судьбу могу ль вероломному ветру    

Я, кто столько уж раз был обманут безоблачным небом?"    

Так отвечал Палинур и держал упрямо кормило,    

Не выпуская из рук, и на звезды глядел неотрывно.    

Ветвью, летейской водой увлажненною, силы стигийской[274]    

855  Полною, бог над его головой взмахнул – и немедля    

Сонные веки ему сомкнула сладкая дрема.    

Только лишь тело его от нежданного сна ослабело,    

Бог напал на него и, часть кормы сокрушивши,    

Вместе с кормилом низверг и кормчего в глубь голубую,    

860  Тщетно на помощь из волн призывавшего спутников  сонных;    

Сам же в воздух взлетел и на легких крыльях унесся.    

Но безопасно свой путь по зыбям корабли продолжали:    

Свято хранили их бег отца Нептуна обеты.    

Прямо к утесам Сирен[275] подплывали  суда незаметно, —    

865  Кости белели пловцов на некогда пагубных скалах,    

Волны, дробясь меж камней, рокотали ровно и грозно.    

Тут лишь заметил Эней, что, утратив кормчего, сбился    

Флот с пути, и в море ночном стал править родитель    

Судном, хоть сам и стенал, потрясенный гибелью друга:    

870  "Слишком доверился ты, Палинур,  безмятежному морю, —    

Непогребенным лежать на песке чужбины ты будешь".    

 КНИГА ШЕСТАЯ    

     

Так он промолвил в слезах, и замедлил флота движенье,    

И наконец близ Кум подошел к побережьям Эвбейским.[276]    

Носом в простор корабли повернули тевкры; вонзились    

В дно якорей острия, и кормою к берегу встали    

5  Длинным рядом суда. Молодежь спешит в нетерпенье    

На Гесперийский песок; семена огня высекают,    

Скрытые в жилах кремня; расхищают древесные кущи    

В дебрях густых, где прячется дичь, и реки находят.    

Благочестивый Эней к твердыне, где правит великий    

10  Феб, и к пещере идет – приюту страшной Сивиллы:    

Там, от всех вдалеке, вдохновеньем ей душу и разум    

Полнит Делосский пророк и грядущее ей открывает.[277]    

     

К роще Гекаты[278] они,  к златоверхому храму подходят.    

Сам Дедал, говорят, из Миносова царства бежавший,[279]    

15  Крыльям вверивший жизнь и дерзнувший в небо  подняться,    

Путь небывалый держа к студеным звездам Медведиц,    

Здесь полет свой прервал, над твердыней халкидских  пришельцев;