1 2 3 4 5 6 7 8 
     
     3
     
— Я бы этого никогда не заметил, миссис Скоби, — сказал отец Ранк.
     
— А Уилсон заметил.
     
— Мне почему-то не нравятся такие наблюдательные люди.
     
— Это его профессия.
     
Отец Ранк быстро кинул на нее взгляд.
     
— Профессия бухгалтера?
     
Она тоскливо спросила его:
     
— Отец мой, неужели у вас не найдется для меня ни слова утешения?
     
Ах уж эти разговоры в доме покойного, думал отец Ранк, пересуды о том, что было, споры, вопросы, просьбы, — сколько шума на краю тишины!
     
— Вас слишком много утешали в жизни, миссис Скоби. Если то, что думает Уилсон, правда, тогда он нуждается в утешении.
     
— Вы знаете о нем все, что знаю я?
     
— Конечно нет, миссис Скоби. Вы ведь были его женой пятнадцать лет, не так ли? А священник знает только то, чего можно и не знать.
     
— Чего можно и не знать?
     
— Ну, я имею в виду грехи, — нетерпеливо объяснил он. — Никто не приходит к вам исповедоваться в добродетелях.
     
— Вы, наверное, знаете о миссис Ролт. Почти все знают.
     
— Бедная женщина.
     
— Не понимаю, почему вы ее жалеете.
     
— Я жалею всякое невинное существо, которое связывает себя с одним из нас.
     
— Он был плохим католиком.
     
— Это пустые слова, их часто говорят без всякого смысла.
     
— И под конец это… этот ужас. Он ведь не мог не знать, что обрекает себя на вечное проклятие.
     
— Да, это он знал. Он никогда не верил в милосердие… кроме милосердия к другим людям.
     
— Но ведь тут даже молитвы не помогут…
     
Отец Ранк с яростью захлопнул дневник.
     
— Господи спаси, миссис Скоби, не воображайте, будто вы… или я… хоть что-нибудь знаем о божественном милосердии!
     
— Но церковь утверждает…
     
— Я знаю, что она утверждает. Церковь знает все законы. Но она и понятия не имеет о том, что творится в человеческом сердце.
     
— Значит, вы считаете, что надежда все-таки есть? — вяло спросила она.
     
— Откуда у вас к нему столько злобы?
     
— У меня не осталось даже злобы.
     
— И вы думаете, что у бога больше злобы, чем у женщины? — спросил он с суровой настойчивостью, но она отшатнулась от поданной ей надежды.
     
— Ах зачем, зачем ему было нужно так коверкать нашу жизнь?
     
— Может, вам покажется странным то, что я говорю, — ведь этот человек столько грешил, — но я все же думаю, судя по тому, что я о нем знал: он воистину любил бога.
     
Она отрицала, что таит в душе злобу, но последние капли горечи упали, как слезы из высохших глаз.
     
— Да, уж во всяком случае никого другого он не любил.
     
— Кто знает? — ответил отец Ранк.