1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 
– Простите, –  отозвался плотный бизнесмен.    

Небрежно  кивнув друг другу, они продолжали свой путь. Бринн вошел в кафе Чайльда и уселся  за один из дальних столиков.    

– Чего  изволите, сэр? – спросил официант.    

– Яйца  пашот, тосты, кофе.    

– Не  угодно ли картофеля фри?    

– Нет,  спасибо.    

Официант  поспешил дальше. Бринн сосредоточил свои мысли на Бене Бакстере. При финансовой  поддержке Бена Бакстера трудно даже вообразить…    

– Простите,  сэр, – раздался голос. – Не разрешите ли с вами побеседовать?    

– О  чем это?    

Бринн  поднял глаза и увидел белокурого гиганта и его коротышку приятеля, с которыми  столкнулся в лифте.    

– О  деле чрезвычайного значения, – сказал коротышка.    

Бринн  поглядел на часы. Без чего-то одиннадцать. До встречи с Бакстером оставалось  еще два с половиной часа.    

Незнакомцы  переглянулись и обменялись смущенными улыбками. Наконец коротышка прочистил  горло.    

– Мистер  Бринн, – начал он. – Меня зовут Эдвин Джеймс. Это мой коллега доктор  Свег. Мы собираемся рассказать вам крайне странную на первый взгляд историю,  однако я надеюсь, что вы терпеливо выслушаете нас. В заключение мы приведем ряд  доказательств, которые, возможно, убедят, а возможно, и не убедят вас в  справедливости нашего рассказа.    

Бринн  нахмурился: это еще что за чудаки! Рехнулись они, что ли? Но незнакомцы были хорошо  одеты и вели себя безукоризненно.    

– Ладно,  валяйте, – сказал он.    

Час  двадцать минут спустя Бринн воскликнул:    

– Ну  и чудеса же вы мне порассказали!    

– Знаю. –  Доктор Свег виновато пожал плечами. – Но наши доказательства… –…производят  впечатление. Покажите-ка мне еще раз эту первую штуковину!    

Свег  передал ему просимое. Бринн почтительно уставился на небольшой блестящий предмет.    

– Ребята,  а ведь если эта крохотулька действительно дает холод и тепло в таких  количествах, электрические корпорации, думается мне, отвалят за нее не один  миллиард.    

– Это  продукт нашей техники, – сказал Главный программист, – как, впрочем,  и другие устройства, которые вы видели. За исключением мотрифайера, во всем  этом нет ничего принципиально нового, это результаты развития и  усовершенствования сегодняшней технической мысли и практики.    

– А  ваш талазатор! Простой, удобный и дешевый способ добывания пресной воды из морской! –  Он уставился на обоих собеседников. – Хотя не исключено, конечно, что все  эти изобретения – ловкая подделка.    

Доктор  Свег вскинул брови.    

– Впрочем,  я и сам кое-что смыслю в технике. И если это даже подделки, то эффект они дают  такой же, как настоящие изобретения. Ох, морочите вы меня! Люди будущего! Этого  еще не хватало!    

– Так,  значит, вы верите тому, что мы рассказали насчет вас, Бена Бакстера и временной  селекции?    

– Как  сказать… – Бринн крепко задумался. – Верю условно.    

– И  вы отмените свидание с Бакстером?    

– Не  знаю.    

– Сэр!    

– Я  говорю вам, что не знаю. Хватает же у вас нахальства! – Бринн все больше  сердился. – Я работал как каторжный, чтобы этого добиться. Свидание с  Бакстером – величайший шанс моей жизни. Другого такого шанса у меня не было и  не будет. А вы предлагаете мне пожертвовать им ради какого-то туманного  предсказания.    

– Предсказание  отнюдь не туманное, – поправил его Джеймс. – Оно ясное и недвусмысленное.    

– К  тому же речь не только обо мне. У меня дело, служащие, компаньоны и акционеры.  Я обязан и ради них встретиться с Бакстером.    

– Мистер  Бринн, – сказал Свег, – вспомните, что здесь поставлено на карту!    

– Да,  верно, – хмуро отозвался Бринн. – Но вы говорили, что у вас там еще и  другие бригады. А вдруг меня остановили в каком-то другом возможном мире.    

– Не  остановили, нет!    

– Почем  вы знаете?    

– Я  не хотел говорить тем бригадам, – сказал Главный программист, но их  надежды на успех так же призрачны, как и мои, – они близки к нулю.    

– Черт! –  выругался Бринн. – Вы, ребята, ни с того ни с сего сваливаетесь на  человека из прошлого и преспокойно требуете, чтобы он перешерстил всю свою  жизнь. Какое, наконец, вы имеете право?    

– А  что, если отложить свидание на завтра? – предложил доктор Свег. Это,  пожалуй…    

– Свидание  с Беном Бакстером не откладывают. Либо вы приходите в назначенное время, либо  ждете – может быть, и всю жизнь, – чтоб он вам назначил другое. –  Бринн поднялся. – Вот что я вам скажу. Я и сам не знаю, как поступлю. Я  выслушал вас и более или менее вам верю, но ничего определенного сказать не  могу. Мне надо самому принять решение.    

Доктор  Свег и Джеймс тоже встали.    

– Ваше  право! – сказал Главный программист Джеймс. – До свидания, мистер  Бринн! Надеюсь, вы примете правильное решение. – Они обменялись  рукопожатиями.    

Бринн  поспешил к выходу.    

Доктор  Свег и Джеймс проводили его глазами.    

– Ну  как? – спросил Свег. – Похоже, склоняется?.. Или вы другого мнения?    

– Я  не сторонник гаданий. Возможность что-то изменить в пределах одной временной  линии маловероятна. Я в самом деле не представляю, как он поступит.    

Доктор  Свег покачал головой, а потом глубоко втянул носом воздух.    

– Ничего  дышится, а?    

– Да,  воздух что надо, – отозвался Главный программист Джеймс.    

Бринн  решил побродить по набережной, чтобы восстановить душевное равновесие. Зрелище  огромных океанских судов, стоящих в гавани, всегда действовало на него  умиротворяюще. Он размеренно шагал, стараясь осознать, что с ним произошло.    

Этот  дурацкий рассказ……которому он верил.    

Ну а как  же его долг и все эти пропащие годы, ушедшие на то, чтобы добиться права покупки  обширной лесной территории? А заключенные в сделке возможности, которые он  хотел закрепить и увенчать сегодня за столом у Бак стера?!    

Он  остановился и стал глядеть на корабль-гигант «Тезей»…    

И Бринн  представил себе Карибское море, лазурное небо тех краев, щедрое солнце, вино,  полный, блаженный отдых. Нет, все это не для него! Изматывающая работа,  постоянное напряжение всех душевных сил – такова доля, которую он сам себе  избрал. И чего бы это ему ни стоило, он так и будет тащить этот груз, коченея  под свинцово-серым нью-йоркским небом.    

Но  почему же, спрашивал он себя. Он обеспеченный человек. Дело его само о себе  позаботится. Что ему мешает сесть на пароход и, стряхнув все заботы, провести  год под южным солнцем?    

Радостное  возбуждение охватило его при мысли, что ни что этому не мешает. Он сам себе  хозяин, у него есть мужество и воля. Если у него хватило сил, чтобы преуспеть в  делах, то хватит и на то, чтобы от них отказаться, сбросить все с плеч и  последовать желанию сердца.    

А заодно  спасти это проклятое дурацкое будущее.    

«К черту  Бакстера!» – говорил он себе.    

Но все  это было несерьезно.    

Будущее  было слишком туманно, слишком далеко. Вся эта история, возможно, хитрый подвох,  придуманный его конкурентами.    

Пусть  будущее само о себе позаботится! Нед Бринн круто повернулся и зашагал прочь.  Надо было торопиться, чтобы не опоздать к Бакстеру.    

Поднимаясь  на лифте в небоскребе Бакстера, Бринн старался ни о чем не думать. Самое простое  – действовать безотчетно. На шестнадцатом этаже он сошел и направился к  секретарше.    

– Меня  зовут Бринн. Мы сегодня условились встретиться с мистером Бакстером.    

– Да,  мистер Бринн. Мистер Бакстер вас ждет. Проходите к нему без доклада.    

Но Бринн  с места не сдвинулся, его захлестнуло волной сомнений. Он подумал о судьбе грядущих  поколений, которым угрожает своим поступком, подумал о докторе Свеге и о  Главном программисте Эдвине Джеймсе, об этих серьезных, доброжелательных людях.  Не стали бы они требовать от него такой жертвы, если бы не крайняя  необходимость.    

И еще  одно обстоятельство пришло ему в голову…    

Среди  грядущих поколений будут и его потомки.    

– Входите  же, сэр! – напомнила ему девушка.    

Но  что-то внезапно захлопнулось в мозгу у Бринна.    

– Я  передумал, – сказал он каким-то словно чужим голосом. – Я отменяю  свидание. Передайте мистеру Бакстеру, что… я очень сожалею обо всем.    

Он  повернулся и, чтобы сразу поставить на этом точку, стремглав сбежал вниз с  шестнадцатого этажа.    

В  конференц-зале Всемирного планирующего совета пять представителей федеративных  округов Земли сидели вокруг длинного стола в ожидании Эдвина Джеймса. Он вошел  тщедушный человечек с причудливо некрасивым лицом.    

– Ваши  доклады! – сказал он.    

Аауи,  изрядно помятый после недавних приключений, поведал об их попытке применить  насилие и о том, к чему это привело.    

– Если  бы вы заранее не связали нам руки, результаты, возможно, были бы лучше, –  добавил он в заключение.    

– Это  еще как сказать, – отозвался Битти, пострадавший больше, чем Аауи.    

Лан Ил  доложил о частичном успехе и полной неудаче их совместной попытки с мисс  Чандрагор. Бринн уже готов был сопровождать их в Индию даже ценой отказа от  свидания с Бакстером. К сожалению, ему представилась возможность сделать и то и  другое.    

В  заключение Лан Ил философически посетовал на возмутительно ненадежные  расписания пароходных компаний.    

Главный  программист Джеймс поднялся с места.    

– Нам  желательно было найти будущее, в котором Бен Бакстер сохранил бы жизнь и успешно  завершил бы свою задачу по скупке лесных богатств Земли. Наиболее перспективной  в этом смысле представлялась нам Главная историческая линия, к которой мы с  доктором Свегом и обратились.    

– И  вы до сих пор ничего нам не рассказали, – попеняла ему с места мисс  Чандрагор. – Чем же у вас кончилось?    

– Убеждение  и призыв к разуму казались нам наилучшими методами воздействия. Поразмыслив как  следует, Бринн отменил свидание с Бакстером. Однако…    

Бакстер  был низенький, плотный здоровяк с бычьей шеей и плешивой как колено головой;  мутные глаза без всякого выражения глядели из-за золотого пенсне. На нем был  обычный рабочий пиджак, украшенный на отвороте рубином в венчике из жемчужин –  эмблема Уолл-стритского клуба.    

Он уже с  полчаса сидел неподвижно, размышляя о цифрах, господствующих тенденциях и  намечающихся перспективах. Затрещал зуммер внутреннего телефона.    

– Что  скажете, мисс Кэссиди?    

– Приходил  мистер Бринн. Он только что ушел.    

– Что  такое?    

– Я  и сама не понимаю, мистер Бакстер. Он приходил сказать, что отменяет свидание.    

– И  как же он это выразил? Повторите дословно.    

– Сказал,  что вы его ждете, и я предложила ему пройти в кабинет. Он посмотрел на меня  очень странно и даже нахмурился. Я еще подумала: чем-то он расстроен. И снова  предложила ему пройти к вам. И тогда он сказал…    

– Слово  в слово, мисс Кэссиди!    

– Да,  сэр! Он сказал: я передумал. Я отказываюсь от свидания. Передайте мистеру  Бакстеру, что я очень сожалею обо всем.    

– И  это все, что он сказал?    

– До  последнего слова!    

– А  потом что он сделал?    

– Повернулся  и побежал вниз.    

– Побежал?    

– Да,  мистер Бакстер. Он не стал ждать лифта.    

– Понимаю.    

– Вам  еще что-нибудь нужно, мистер Бакстер?    

– Нет,  больше ничего, мисс Кэссиди. Благодарю вас.    

Бакстер  выключил внутренний телефон и тяжело повалился в кресло.    

Стаяло  быть, Бринн уже знает!    

Это  единственное возможное объяснение. Каким-то образом слухи просочились. Он  думал, что никто не узнает, по крайней мере до завтра. Но чего-то он не  предусмотрел.    

Губы его  сложились в горькую улыбку. Он не обвинял Бринна, хотя не мешало бы тому зайти  объясниться. А впрочем, нет. Пожалуй, так лучше.    

Но каким  образом до него дошло? Кто сообщил ему, что промышленная империя Бакстера –  колосс на глиняных ногах, что она рушится, крошится в самом основании?    

Если бы  эту новость можно было утаить хоть на день; хотя бы на несколько часов! Он бы заключил  соглашение с Бринном. Новое предприятие влило бы жизнь в дела Бакстера. К тому  времени, как все бы узналось, он создал бы новую базу для своих операций.    

Бринн  узнал – это его отпугнуло. Очевидно, знают все. А теперь уже никого не  удержишь. Не сегодня завтра на него ринутся эти шакалы. А как же друзья, жена,  компаньоны и маленькие люди… доверившие ему свою судьбу…    

Что ж, у  него уже много лет как созрело решение на этот случай.    

Без  колебаний Бакстер отпер ящик стола и достал небольшой пузырек. Он вынул оттуда  две белые пилюли.    

Всю  жизнь он жил по своим законам. Пришло время умереть по ним.    

Бен  Бакстер положил пилюли на язык. Две минуты спустя он повалился на стол.    

Его  смерть ускорила пресловутый биржевой крах 1959 года.    

     

(перевод  Р.Гальперина)    

 ОПЕКА    

     

В Бирме  на той неделе разобьется самолет, но меня это не коснется здесь, в Нью-Йорке.  Да и фиггов я не боюсь, раз у меня заперты двери всех шкафов.    

Вся  загвоздка теперь в том, чтобы не политурить. Мне нельзя политурить. Ни под  каким видом! И, как вы сами понимаете, меня это беспокоит. Ко всему прочему я  еще, кажется, схватил жестокую простуду.    

Вся эта  канитель началась со мной вечером 9 ноября. Я шел по Бродвею, направляясь в кафетерий  Бейкера. На губах у меня блуждала легкая улыбка след сданного. Несколько часов  назад труднейшего экзамена по физике. В кармане позвякивало пять монет, три  ключа и спичечная коробка.    

Для  полноты картины добавлю, что ветер дул с северо-запада со скоростью пяти миль в  час. Венера находилась в стадии восхождения. Луна – между второй четвертью и  полнолунием. А уж выводы извольте сделать сами!    

Я дошел  до угла Девяносто восьмой улицы и хотел перейти на ту сторону. Но едва ступил  на мостовую, как кто-то закричал:    

– Грузовик!  Берегись грузовика!    

Растерянно  озираясь, я попятился назад. И – ничего не увидел. А спустя целую секунду из-за  угла на двух колесах вывернулся грузовик и, не обращая внимания на красный  цвет, загрохотал по Бродвею. Если бы не это предупреждение, он бы меня сшиб.    

Не  правда ли, вы не впервые слышите нечто подобное? Насчет таинственного голоса,  запретившего тете Минни входить в лифт, который тут же брякнулся в подвал. Или,  быть может, остерегшего дядю Тома ехать на «Титанике». Такие истории обычно на  том и кончаются.    

Хорошо  бы моя так кончилась!    

– Спасибо,  друг! – сказал я и огляделся. Но никого не увидел.    

– Вы  все еще меня слышите? – осведомился голос.    

– Разумеется,  слышу!    

Я сделал  полный оборот и подозрительно воззрился на закрытые окна над моей головой.    

– Но  где же вы, черт возьми, прячетесь?    

– Грониш, –  отвечал голос. – Это ли не искомый случай? Индекс преломления. Существо иллюзорное.  Знает Тень. Напал ли я на того, кто мне нужен?    

– Вы,  должно быть, невидимка?    

– Вот  именно.    

– Но  кто же вы все-таки?    

– Сверхпопечительный  дерг.    

– Что  такое?    

– Я…  но, пожалуйста, открывайте рот пошире! Дайте соображу. Я – дух прошедшего Рождества.  Обитатель Черной Лагуны. Невеста Франкенштейна. Я…    

– Позвольте, –  прервал я его. – Что вы имеете в виду? Может быть, вы привидение или гость  с другой планеты?    

– Вот-вот, –  сказал голос. – На то похоже. Итак, мне все стало ясно. Каждый дурак понял  бы, что со мной говорит существо с другой планеты. На земле он невидим, но  изощренные чувства позволили ему обнаружить надвигающуюся опасность, о чем он  меня и предупредил.    

Словом,  обычный, повседневный сверхъестественный случай.    

Прибавив  шагу, я устремился вперед по Бродвею.    

– Что  случилось? – спросил невидимка дерг.    

– Ничего  не случилось, – отвечал я, – если не считать того, что я стою посреди  улицы и разговариваю с пришельцем из отдаленнейших миров. Похоже, что я один  вас и слышу?    

– Естественно.    

– О  Господи! А знаете ли вы, куда меня могут завести такие штучки?    

– Подтекст  ваших рассуждений мне недостаточно ясен.    

– В  психовытрезвитель. В приют для умалишенных. В отделение для буйных. Иначе  говоря, в желтый дом. Вот куда сажают людей, говорящих с невидимыми чужесветными  гостями. Спокойной ночи, приятель! Спасибо, что предупредили!    

В голове  у меня был полнейший кавардак, и я повернул на восток в надежде, что мой невидимый  друг пойдет дальше по Бродвею.    

– Не  желаете со мной говорить? – допытывался дерг.    

Я  покачал головой – безобидный жест, за который людей не хватают на улице, –  и продолжал идти вперед.    

– Но  вы должны! – воскликнул дерг уже с ноткой бешенства в голосе. Настоящий  контакт чрезвычайно труден и редко удается. В кои-то веки посчастливится  переправить тревожный сигнал, да и то перед самой опасностью. И связь тут же  затухает.    

Так вот  чем объясняются предчувствия тети Минни! Что до меня, то я по-прежнему ничего  такого не чувствовал.    

– Подобные  условия повторяются раз в сто лет, – сокрушался дерг. Какие условия? Пять  монет и три ключа, позвякивающие в кармане во время восхождения Венеры?  Полагаю, что в этом стоило бы разобраться, но, уж во всяком случае, не мне. С  этой сверхъестественной музыкой никогда ничего не докажешь. Достаточно бедолаг  вяжет сетки для смирительных рубашек, обойдутся и без меня.    

– Оставьте  меня в покое! – бросил я на ходу. И, перехватив косой взгляд полисмена,  ухмыльнулся ему – с видом сорванца-мальчишки и заторопился дальше.    

– Я  понимаю ваши затруднения, – не отставал дерг. – Но такой контакт будет  вам как нельзя более полезен. Я хочу защитить вас от миллиона опасностей, а  угрожающих человеческому существованию.    

Я  промолчал.    

– Ну,  что ж, – сказал дерг. – Заставить вас не в моих силах. Предложу свои  услуги кому-нибудь другому. До свидания, друг!    

Я  любезно кивнул на прощание.    

– Последнее  остережение! – крикнул дерг. – Завтра избегайте садиться в метро  между двенадцатью и четвертью второго! Прощайте!    

– Угу!  А почему, собственно?    

– Завтра  на станции Кольцо Колумба толпа, высыпав из магазина, столкнет под поезд зазевавшегося  пассажира. Вас, если вы подвернетесь!    

– Так  завтра кого-то убьют? – заинтересовался я. – Вы уверены?    

– Не  сомневаюсь.    

– Вы  и вообще разбираетесь в этих делах?    

– Я  воспринимаю все опасности, поскольку они направлены в вашу сторону и  расположены во времени. У меня единственное желание – защитить вас.    

– Послушайте, –  прошептал я, – а не могли бы вы подождать с ответом до завтрашнего вечера?    

– И  вы мне позволите взять вас под опеку? – воспрянул дерг.    

– Я  отвечу вам завтра. По прочтении вечерних газет.    

Такая  заметка действительно появилась. Я прочитал ее в своей меблированной комнате.  Толпа смяла человека, он потерял равновесие и упал под налетевший поезд. Это  заставило меня задуматься в ожидании разговора с невидимкой. Его желание взять  меня под свою опеку казалось искренним. Но я отнюдь не был уверен, что и мне  этого хочется. Когда часом позже дерг со мной соединился, эта перспектива уже  совсем меня не привлекала, о чем я не замедлил ему сообщить.    

– Вы  мне не верите? – спросил он.    

– Я  предпочитаю вести нормальную жизнь.    

– Сперва  надо ее сохранить, – напомнил он. – Вчерашний грузовик…    

– Это  был исключительный случай, такое бывает раз в жизни.    

– Так  ведь в жизни и умирают только раз, – торжественно заявил дерг. Достаточно  вспомнить метро.    

– Метро  не считается. Я сегодня не собирался выезжать.    

– Но  у вас не было оснований не выезжать. А ведь это и есть самое главное. Точно так  же как нет оснований не принять душ в течение ближайшего часа.    

– А  почему бы и нет?    

– Некая  мисс Флинн, живущая дальше по коридору, только что принимала душ и оставила на  розовом плиточном полу в ванной полурастаявший розовый обмылок. Вы  поскользнетесь и вывихнете руку.    

– Но  это не смертельно, верно?    

– Нет.  Это не идет в сравнение с тем случаем, когда некий трясущийся старый джентльмен  уронит с крыши тяжелый цветочный горшок.    

– А  когда это случится? – спросил я.    

– Вас  это, кажется, не интересует.    

– Очень  интересует. Когда же? И где?    

– Вы  отдадитесь под мою опеку?    

– Скажите  только, на что это вам?    

– Для  собственного удовлетворения. У сверхпопечительного дерга нет большей радости,  чем помочь живому существу избежать опасности.    

– А  больше вам ничего не понадобится? Скажем, такой малости, как моя душа или  мировое господство?    

– Ничего  решительно! Получать вознаграждение за опеку нам ни к чему, тут важен эмоциональный  эффект. Все, что мне нужно в жизни и что нужно всякому дергу, – это  охранять кого-то от опасности, которой тот не видит, тогда как мы видим ее  слишком ясно. – И дерг умолк. А потом добавил негромко: – Мы не рассчитываем  даже на благодарность.    

Это  решило дело. Мог ли я предвидеть, что отсюда воспоследует? Мог ли я знать, что  благодаря его помощи окажусь в положении, когда мне уже нельзя будет  политурить!    

– А  как же цветочный горшок? – спросил я.    

– Он  будет сброшен на углу 10-й улицы и бульвара Мак-Адамса завтра в восемь тридцать  утра.    

– Десятая,  угол Мак-Адамса? Что-то я не припомню… Где же это?    

– В  Джерси-Сити, – ответил он, не задумываясь.    

– В  жизни не бывал в Джерси-Сити! Не стоило меня предупреждать.    

– Я  не знаю, куда вы собираетесь или не собираетесь ехать, – возразил  дерг. – Я только предвижу опасность, где бы она вам ни угрожала.    

– Что  же мне теперь делать?    

– Все,  что угодно. Ведите обычную нормальную жизнь.    

– Нормальную  жизнь? Ха!    

Поначалу  все шло неплохо. Я посещал лекции в Колумбийском университете, выполнял домашние  задания, ходил в кино, бегал на свидания, играл в настольный теннис и шахматы –  словом, жил, как раньше, и никому не рассказывал, что состою под опекой  сверхпопечительного дерга.    

Раз, а  когда и два на дню ко мне являлся дерг. Придет и скажет: «На Вестэндской авеню  между 66-й и 67-й улицами расшаталась решетка. Не становитесь на нее».    

И я,  разумеется, не становился. А кто-то становился. Я часто видел потом такие  заметки в газетах.    

Постепенно  я втянулся и даже проникся ощущением уверенности. Некий дух денно и нощно ради  меня хлопочет, и единственное, что ему нужно, – это защитить меня от  всяких бед. Потусторонний телохранитель! Эта мысль внушала мне крайнюю  самонадеянность.    

Мои  отношения с внешним миром складывались как нельзя лучше.    

А между  тем мой дерг стал не в меру ретив. Он открывал все новые опасности, в большинстве  своем и отдаленно не касавшиеся моей жизни в Нью-Йорке, – опасности,  которых мне следовало избегать в Мексико-Сити, Торонто, Омахе и Папете.    

Наконец  я спросил, не собирается ли он извещать меня обо всех предполагаемых опасностях  на земном шаре.    

– Нет,  только о тех немногих, которые могут или могли бы угрожать вам.    

– Как?  И в Мексико-Сити? И в Папете? А почему бы не ограничиться местной хроникой?  Скажем, Большим Нью-Йорком?    

– Такие  понятия, как местная хроника, ничего мне не говорят, ответствовал старый упрямец. –  Мои восприятия ориентированы не в пространстве, а во времени. А ведь я обязан  охранять вас от всяких зол!    

Меня  даже тронула его забота. Ну что тут можно было поделать!    

Приходилось  отсеивать из его донесений опасности, ожидающие жителей Хобокена, Таиланда,  Канзас-Сити, Ангор Ватта (падающая статуя), Парижа и Сарасоты. Так добирался я  до местных событий. Но и тут опускал почти все опасности, сторожившие меня в  Квинсе, Бронксе, Бруклине, на Стэтэн-Айленде, и сосредоточивался на Манхэттене.  Иногда они заслуживали внимания. Мой дерг спасал меня от таких сюрпризов, как  огромный затор на Катедрал Парквэй, как малолетние карманники или пожар.    

Однако  усердие его все возрастало. Дело у нас началось с одного-двух докладов в день.  Но уже через месяц он стал остерегать меня раз по пять-шесть на дню. И наконец  его остережения в местном, национальном и международном масштабе потекли  непрерывным потоком.    

Мне  угрожало слишком много опасностей, вопреки рассудку и сверх всякого вероятия.  Так, в самый обычный день:    

Испорченные  продукты в кафетерии Бейкера. Не ходите туда сегодня!    

На  Амстердамском автобусе номер 132 неисправные тормоза. Не садитесь в него!    

В  магазине готового платья Меллена протекает газовая труба. Возможен взрыв.  Отдайте гладить костюм в другое место.    

Между  Риверсайд-драйв и Сентрал-парк-вест бродит бешеная собака. Возьмите такси.    

Вскоре я  большую часть дня только и делал, что чего-то не делал и куда-то не ходил. Опасности  подстерегали меня чуть ли не под каждым фонарным столбом.    

Я  заподозрил, что дерг раздувает свои отчеты. Это было единственное возможное  объяснение. В конце концов, я еще до знакомства с ним достиг зрелых лет,  отлично обходясь без посторонней помощи. Почему же опасностей стало так много?  Вечером я задал ему этот вопрос.    

– Все  мои сообщения абсолютно правдивы, – заявил он, по-видимому, слегка  задетый. – А если не верите, включите завтра свет в вашей аудитории при  кафедре психологии…    

– Зачем,  собственно?    

– Повреждена  проводка.    

– Я  не сомневаюсь в ваших предсказаниях. Но только замечаю, что до вашего появления  жизнь не представляла такой опасности.    

– Конечно,  нет. Но должны же вы понимать, что раз вы пользуетесь преимуществами опеки, то  должны мириться и с ее отрицательными сторонами.    

– Какие  же это отрицательные стороны? Дерг заколебался.    

– Всякая  опека вызывает необходимость дальнейшей опеки. По-моему, это азбучная истина.    

– Значит,  снова-здорово? – спросил я ошеломленно.    

– До  встречи со мной вы были как все и подвергались только риску, вытекавшему из  ваших житейских обстоятельств. С моим же появлением изменилась окружающая вас  среда, а стало быть, и ваше положение в ней.    

– Изменилась?  Но почему же?    

– Да  хотя бы потому, что в ней присутствую я. До некоторой степени вы теперь  причастны и к моей среде, как я причастен к вашей. Известно также, что, избегая  одной опасности, открываешь дверь другой.    

– Вы  хотите сказать, – спросил я раздельно, – что с вашей помощью  опасность возросла?    

– Это  было неизбежно, – вздохнул он.    

Нечего и  говорить, с каким удовольствием я удавил бы его в эту минуту, не будь он  невидим и неощущаем. Во мне бушевали оскорбленные чувства; с гневом говорил я  себе, что меня обвел, заманил в западню неземной мошенник.    

– Отлично, –  сказал я, взяв себя в руки. – Спасибо за все. Встретимся на Марсе или где  там еще ваша хижина.    

– Так  вы отказываетесь от дальнейшей опеки?    

– Угадали!  Прошу выходя не хлопать дверью.    

– Но  что случилось? – Дерг был, видимо, искренне озадачен. – В вашей жизни  возросли опасности – это верно, но что из того? Честь и слава тому, кто смотрит  в лицо опасности и выходит из нее победителем. Чем серьезнее опасность, тем  радостнее сознание, что вы ее избежали.    

Тут  только я понял, до чего он мне чужой, этот чужесветный гость!    

– Только  не для меня, – сказал я. – Брысь!    

– Опасности  увеличились, – доказывал свое дерг, – но моя способность справляться  с ними перекрывает их с лихвой. Для меня удовольствие с ними бороться. Так что  на вашу долю остается чистый барыш.    

Я  покачал головой:    

– Я  знаю, что меня ждет. Опасностей будет все больше, верно?    

– Как  сказать! Что до несчастных случаев, тут вы достигли потолка.    

– Что  это значит?    

– Это  значит, что количественно им уже некуда расти.    

– Прекрасно!  А теперь будьте добры убраться к черту!    

– Но  ведь я вам как раз объяснил…    

– Ну  конечно: расти они не будут. Как только вы оставите меня в покое, я вернусь в  свою обычную среду, не правда ли? И к своим обычным опасностям?    

– Вполне  возможно, – согласился дерг. – Если, конечно, вы доживете.    

– Так  и быть, рискну!    

С минуту  дерг хранил молчание. И наконец сказал:    

– Сейчас  вы не можете себе это позволить. Завтра… Завтра…    

– Прошу  вас не рассказывать. Я и сам сумею избежать несчастного случая.    

– Я  говорю не о несчастном случае.    

– А  о чем же?    

– Уж  и не знаю, как вам объяснить. – В тоне его чувствовалась  растерянность. – Я говорил вам, что вы можете не опасаться количественных  изменений. Но не упомянул об изменениях качественных.    

– Что  вы плетете? – накинулся я на него.    

– Я  только стараюсь довести до вас, что за вами охотится гампер.    

– Это  еще что за невидаль?    

– Гампер  – существо из моей среды. Должно быть, его привлекла ваша возросшая способность  уклоняться от опасности, которой вы обязаны моей опеке.    

– К  дьяволу гампера – и вас вместе с ним!    

– Если  он к вам сунется, попробуйте прогнать его с помощью омелы. Иногда помогает железо  в соединении с медью. А также…    

Я  бросился на кровать и сунул голову под подушку. Дерг понял намек. Спустя минуту  я почувствовал, что он исчез.    

Какой же  я, однако, идиот! За всеми нами, обитателями Земли, водится эта слабость: хватаем,  что ни дай, независимо от того, нужно нам или не нужно.    

Вот так  и наживаешь себе неприятности!    

Но дерг  убрался, и я избавился от величайшей неприятности. Некоторое время тихо-скромно  посижу у себя в углу, пусть все постепенно приходит в норму. И, может быть, уже  через несколько недель…    

В  воздухе послышалось какое-то жужжание.    

Я с маху  сел на кровати. В одном углу комнаты подозрительно сгустились сумерки, и в лицо  мне повеяло холодом. Жужжание между тем нарастало – и это было не жужжание, а  смех, тихий и монотонный.    

К  счастью, никому не пришлось чертить для меня магический круг.    

– Дерг! –  завопил я. – Выручай! Он оказался тут как тут.    

– Омела! –  крикнул он. – Гоните его омелой!    

– А  где, к чертям собачьим, взять теперь омелу?    

– Тогда  железо с медью!    

Я  бросился к столу, схватил медное пресс-папье и стал оглядываться в поисках  железа. Кто-то вырвал у меня пресс-папье. Я подхватил его на лету. Потом увидел  свою авторучку и поднес к пресс-папье острие пера.    

Темнота  рассеялась. Холод исчез.    

По-видимому,  я кое-как выбрался.    

– Видите,  вам нужна моя опека, – торжествовал дерг какой-нибудь час спустя.    

– Как  будто да, – подтвердил я скучным голосом.    

– Вам  еще много чего потребуется, – продолжал дерг. – Цветы борца,  амаранта, чеснок, могильная плесень…    

– Но  ведь гампер убрался вон.    

– Да,  но остались грейдеры. И вам нужны средства против липпов, фиггов и мелжрайзера.    

Под его  диктовку я составил список трав, отваров и прочих снадобий. Я не стал его расспрашивать  об этом звене между сверхъестественным и сверхнормальным. Моя любознательность  была полностью удовлетворена.    

Привидения  и лемуры? Или чужесветные твари? Одно другого стоит, сказал он, и я уловил его  мысль. Обычно им до нас дела нет. Наши восприятия, да и самое наше  существование протекают в разных плоскостях. Пока человек по глупости не  привлечет к себе их внимания.    

И вот я  угодил в эту игру. Одни хотели меня извести, другие защитить, но никто не питал  ко мне добрых чувств, включая самого дерга. Я интересовал их как пешка в этой  игре, если я правильно понял ее условия.    

И в это  положение я попал по собственной вине. К моим услугам была мудрость расы, веками  накопленная человеком, – неодолимое расовое предубеждение против всякой  чертовщины, инстинктивный страх перед нездешним миром. Ибо приключение мое  повторялось уже тысячи раз. Нам снова и снова рассказывают, как человек наобум  вторгается в неведомое и накликает на себя духов. Он сам напрашивается на их  внимание, а ничего опаснее быть не может.    

Итак, я  был обречен дергу, а дерг – мне. Правда, лишь до вчерашнего дня. Сегодня я уже  снова сам по себе.    

На  несколько дней все как будто успокоилось. С фиггами я справлялся тем простым  способом, что держал шкафы на запоре. С липпами приходилось труднее, но жабий  глаз более или менее удерживал их в узде. А что до мелжрайзера, то его следует  остерегаться только в полнолуние.    

– Вам  грозит опасность, – сказал мне дерг не далее как позавчера.    

– Опять? –  отозвался я зевком.    

– Нас  преследует трэнг.    

– Нас?..    

– Да,  и меня, ибо даже дерги подвержены риску и опасности.    

– И  этот трэнг действительно опасен?    

– Очень!    

– Что  же мне делать? Завесить дверь змеиной шкурой? Или начертить на ней  пятиугольник?    

– Ни  то ни другое, – сказал дерг. – Трэнг требует негативных мер, с ним  надо воздерживаться от некоторых действий.    

На мне  висело столько ограничений, что одним больше, одним меньше ничего уже не значило.    

– Что  же мне делать?    

– Не  политурьте, – сказал он.    

– Не  политурить? – Я наморщил брови. – Как это понимать?    

– Ну,  вы знаете. Это постоянно делается.    

– Должно  быть, мне это известно под другим названием. Объясните.    

– Хорошо.  Политурить – это значит… – Но тут он осекся.    

– Что?…    

– Он  здесь! Это трэнг!    

Я  вдавился в стену. Мне показалось, что я вижу легкое кружение пыли в комнате, но,  возможно, у меня пошаливали нервы.    

– Дерг! –  позвал я. – Где вы? Что же мне делать?    

И тут я  услышал крик и щелканье смыкающихся челюстей.    

– Он  меня заполучил! – взвизгнул дерг.    

– Что  же мне делать? – снова завопил я.    

А затем  противный скрежет что-то перемалывающих зубов. И слабый, задыхающийся голос  дерга: «Не политурьте!» А затем тишина.    

И вот я  сижу тихо-смирно. В Бирме на той неделе разобьется самолет, но меня это не коснется  здесь, в Нью-Йорке. Да и фиггам до меня не добраться, я держу на запоре дверцы  моих шкафов.    

Вся  загвоздка в этом «политурить». Мне нельзя политурить. Ни под каким видом! Если  я не буду политурить, все успокоится и эта свора переберется еще куда-нибудь, в  другое место. Так должно быть. Надо только переждать.    

На беду  свою я не знаю, что такое политурить. Это постоянно делается, сказал дерг. Вот  я и избегаю по возможности что-либо делать.    

Я  кое-как поспал, и ничего не случилось – значит, это не политурить. Я вышел на  улицу, купил провизию, заплатил что следует, приготовил обед и съел. И это тоже  не политурить. Написал этот отчет. И это не политура.    

Я еще  выберусь из этой мути.    

Попробую  немножко поспать. Я, кажется, схватил простуду. Приходится чихнуть…    

     

(перевод  Р.Гальперина)    

 БРЕМЯ ЧЕЛОВЕКА    

     

Эдвард  Флэзвелл купил за глаза астероид в Межзвездной земельной конторе, расположенной  на Земле. Он выбрал его по фотоснимку, где не было почти ничего, кроме  живописных гор. Но Флэзвелл был любитель гор, он даже заметил клерку,  принимавшему заявки:    

– А  ведь, пожалуй, браток, там и золотишко есть?    

– Как  же, как же, старик, – в тон ему отвечал клерк, удивляясь про себя, как  может человек в здравом рассудке забраться куда-то на расстояние нескольких  световых лет от ближайшего существа женского пола. На это способен разве лишь  сумасшедший, заключил про себя клерк, окидывая Флэзвелла испытующим взглядом.    

Но  Флэзвелл был в здравом уме. Он просто не думал об этом.    

Итак, он  подписал обязательство на незначительную сумму, имеющую быть выплаченной в  определенный срок, а также обещание вносить ежегодно значительные улучшения в  свой участок. Не успели просохнуть на купчей чернила, как он взял билет на  радиоуправляемый грузовой корабль второго класса, погрузил на него ассортимент  подержанного оборудования и отправился в свои владения.    

По  прибытии на место начинающие колонисты обычно убеждаются, что приобрели кусище  голой скалы. Не то Флэзвелл. Его астероид «Шанс», как он его назвал, имел некий  минимум атмосферы, а для чистого воздуха в него можно было подкачать кислороду.  Была там и вода – бурильный молоток обнаружил ее на двадцать третьей пробе. В  живописных горах не оказалось золота, зато нашлось немного пригодного к вывозу  тория. А главное, значительная часть почвы оказалась пригодной для выращивания  диров, олджей, смисов и другиз экзотических плодовых деревьев. И Флэзвелл  частенько говорил своему старшему роботу:    

– Увидишь,  я еще стану здесь богатым человеком!    

На что  робот неизменно отвечал:    

– Истинная  правда, босс!    

Астероид  и в самом деле оказался из многообещающих. Освоить его было не под силу одному  человеку, но Флэзвеллу едва исполнилось двадцать семь лет, он обладал крепким  сложением и решительным характером. Земля расцветала в его руках. Месяц уходил  за месяцем, а Флэзвелл все так же возделывал свои сады, разрабатывал рудники и  вывозил товары на единственном грузовом корабле, изредка навещавшем его  астероид.    

Однажды  старший робот сказал ему:    

– Хозяин,  Человек, сэр, вы мне что-то не нравитесь, мистер Флэзвелл, сэр!    

Флэзвелл  досадливо поморщился. Бывший владелец его роботов был сторонник человеческого  суперматизма, и притом самого бешеного толка. Ответы своих роботов он  запрограммировал согласно собственным представлениям о должном уважении к  Человеку. Ответы эти раздражали Флэзвелла, однако новая программа потребовала  бы затрат. А где бы еще достал он роботов по такой сходной цене!    

– Со  мной все в порядке, Ганга-Сэм, – ответил он.    

– Ах,  прошу прощения, сэр! Но это не так, мистер Флэзвелл, сэр! Вы даже сами с собой  разговариваете в поле простите, что я осмелился вам это сказать.    

– Пустяки,  не имеет значения.    

– И  в левом глазу у вас, я замечаю, тик появился, саиб! И руки у вас дрожат. И вы  слишком много пьете, сэр. И…    

– Довольно,  Ганга-Сэм! Робот должен знать свое место, ответил Флэзвелл. Но, заметив выражение  обиды, которое робот умудрился изобразить на своем металлическом лице, он  вздохнул и сказал:    

– Разумеется,  ты прав. Да ты и всегда прав, дружище! Что же это со мной, в самом деле?    

– Вы  взвалили на себя слишком тяжелое Бремя Человека.    

– Это  я и сам знаю! – И Флэзвелл всей пятерней взъерошил непослушные черные волосы. –  Иногда я завидую вам, роботам. Вечно вы смеетесь, беззаботные и счастливые.    

– Это  потому, что у нас нет души.    

– У  меня она, к сожалению, есть. Так что бы мне присоветовал?    

– Поезжайте  в отпуск, мистер Флэзвелл, босс! – предложил Ганга-Сэм – и мудро предпочел  скрыться, чтобы дать хозяину время подумать.    

Флэзвелл  по достоинству оценил любезное предложение слуги, но ехать в отпуск было  сложно. Его астероид «Шанс» находился в Троцийской системе, пожалуй, самой  изолированной, какую можно найти в наши дни. Правда, он был расположен на  расстоянии всего лишь пятнадцати летных дней от сомнительных развлечений Цитеры  III и разве лишь чуть подальше от Нагондикона, где человек с луженой глоткой  мог вволю повеселиться. Но расстояние – деньги, а деньги как раз то самое, что  Флэзвелл хотел выколотить из своего «Шанса».    

Флэзвелл  развел еще много культур, добыл еще много тория и отпустил бороду. Он продолжал  что-то бормотать себе под нос, находясь в поле, и налегал на бутылку дома по  вечерам. Кое-кто из роботов, простых сельскохозяйственных рабочих, пугался,  когда Флэзвелл, пошатываясь, проходил мимо. Нашлись и такие, что начали уже  молиться разжалованному богу огня. Но верный Ганга-Сэм вскоре положил конец  этому зловещему развитию событий.    

– Глупые  вы машины! – говорил он роботам. – Человечий босс – он в порядке. Он  сильный и добрый! Верьте, братья. Я не стал бы вас обманывать!    

Но  воркотня не прекращалась, потому что роботы требовали, чтобы Человек наставлял  их своим примером. Бог весть к чему бы это привело, не получи Флэзвелл с  очередной партией продовольствия новенький сверкающий каталог Рэбек-Уорда.    

Любовно  развернул он его на своем грубом пластмассовом столике и при свете простой люминесцентной  лампочки начал в него вникать. Какие чудеса там рекламировались на зависть и  удивление одинокому колонисту! Домашние самогонные аппараты, заменители луны,  портативные солидовизоры и…    

Флэзвелл  перевернул страницу, прочел, сглотнул слюну и снова перечел. Объявление гласило:    

     

«НЕВЕСТЫ  – ПОЧТОЙ!    

Колонисты!  Довольно страдать от проклятого одиночества! Довольно нести одному Бремя  Человека! Рэбек-Уорд впервые в истории предлагает вам отборный контингент  невест для колониста! С гарантией!    

Рэбеко-уордовская  модель пограничной невесты отбирается по признаку здоровья, приспособляемости,  проворства, стойкости, всякой полезной колонисту сноровки и, разумеется,  известной миловидности. Эти девушки могут жить на любой планете, поскольку  центр тяжести у них расположен сравнительно низко, пигментация кожи подходит  для любого климата, а ногти на руках и ногах короткие и крепкие. Что до фигуры,  то они сложены пропорционально, но вместе с тем не так, чтобы отвлекать  человека от дела, каковое достоинство, без сомнения, оценит наш трудяга  колонист.    

Рэбеко-уордовская  пограничная модель представлена в трех размерах (спецификация) – на любой  вкус. По получении Вашего запроса Рэбек-Уорд вышлет Вам свежезамороженный  экземпляр грузовым кораблем третьего класса. Это сократит до минимума почтовые  расходы.    

Спешите  заказать образцовую пограничную невесту сегодня же!»    

     

Флэзвелл  послал за Ганга-Сэмом и показал ему объявление. Человек-машина прочитал его про  себя, а потом взглянул хозяину прямо в лицо.    

– Как  раз то, что нам требуется, эфенди, – сказал старший робот.    

– Ты  думаешь? – Флэзвелл вскочил и взволнованно зашагал по комнате. – Но  ведь я еще не располагал жениться. И потом, кто же так женится? Да еше  понравится ли она мне?    

– Человеку-Мужчине  положено иметь Человека-Женщину.    

– Согласен,  но…    

– Неужто  они заодно не пришлют свежезамороженного священника?    

По мере  того как Флэзвелл проникал в хитрую догадку слуги, по лицу его расползалась довольная  усмешка.    

– Ганга-Сэм, –  сказал он. – Ты, как всегда, ухватил самую суть Дела. По-моему, контракт  предусматривает мораторий для обряда, чтобы человек мог собраться с мыслями и  принять решение. Заморозить священника – дорогое удовольствие. А пока суд да  дело, неплохо иметь под рукой девушку, которая возьмет на себя положенную ей  работу.    

Ганга-Сэм  ухитрился изобразить на лице загадочную улыбку. Флэзвелл сразу же сел и заказал  образцовую пограничную невесту малого размера: он считал, что и этого более чем  достаточно. Ганга-Сэму было поручено передать заказ по радио.    

В  ожидании Флэзвелл себя не помнил от волнения. Он уже загодя стал посматривать  на небо. Роботам передалось его настроение. Вечерами их беззаботные песни и  пляски прерывались взволнованным шепотом и затаенными смешками. Механические  люди проходу не давали Ганга-Сэму:    

– Эй,  мастер! Расскажи, какая она, эта Человек-Женщика, хозяйка?    

– Не  ваше дело, – отвечал им Ганга-Сэм. – Это – дело Человека. Вам,  роботам, лучше в это не соваться!    

Но в  конце концов и он не выдержал характера и стал наравне с другими поглядывать на  небо.    

Все эти  недели Флэзвелл размышлял о преимуществах пограничной невесты. И чем больше он  думал тем больше привлекала его сама идея. Эти накрашенные, расфранченные  куколки решительно не по нем! Как приятно обзавестись жизнерадостной,  практичной, рассудительной подругой жизни, умеющей стряпать и стирать; она  будет присматривать за домом и за роботами, шить, кроить и варить варения…    

В этих  грезах коротал он дни, искусывая себе до крови ногти.    

Наконец  корабль засверкал на горизонте. Он приземлился, выбросил за борт объемистый  контейнер и улетел по направлению к АмиреIV.    

Роботы  подобрали контейнер и принесли его Флэзвеллу.    

– Ваша  нареченная, сэр! – ликовали они, подкидывая на ладони масленки.    

Флэзвелл  объявил на радостях, что дает им свободных полдня, и вскоре остался в столовой  один с большим холодным ящиком. Надпись на крышке гласила: «Обращаться  осторожно! Внутри женщина!» Он нажал на ручки размораживателя, выждал  положенный час и открыл контейнер. Внутри оказался второй, потребовавший для  разморозки целых два часа. Флэзвелл в нетерпении бегал из угла в угол, догрызая  на ходу остатки ногтей.    

Наконец  настало время раскрыть и этот ящик. Трясущимися руками Флэзвелл снял крышку и  увидел…    

– Э-э-э-то  еще что?!. - воскликнул он.    

Девушка  в контейнере прищурилась, зевнула как кошечка, открыла глаза и села. Оба уставились  друг на друга, и Флэзвелл понял, что произошла ужасная ошибка.    

На ней  было прелестное, но абсолютно непрактичное платьице, на котором золотыми нитками  было вышито ее имя Шейла. Вслед за этим Флэзвеллу бросилось в глаза изящество  ее фигурки, нимало не подходившей для тяжелого труда во внепланетных условиях,  и белоснежная кожа – под жгучим астероидным летним солнцем она, конечно,  покроется волдырями. А уж руки – изящные, с длинными пальцами и алыми  ноготками, совсем не то, что обещал каталог Рэбек-Уорда. Что же до ног и прочих  статей, решил про себя Флэзвелл, то все это уместно на Земле, но не здесь, где  человек целиком принадлежит своей работе.    

Нельзя  было даже сказать, что у нее низко расположен центр тяжести. Как раз наоборот!    

И  Флэзвелл почувствовал, что его обманули, одурачили, обвели вокруг пальца.    

Шейла  выпорхнула из своего кокона, подошла к окну и окинула взглядом цветущие зеленые  поля флэзвелла в рамке живописных гор.    

– А  где же пальмы? – спросила она.    

– Пальмы?..    

– Разумеется.  Мне говорили, что на Сирингаре V растут пальмы.    

– Так  это же не Сирингар V, – отвечал Флэзвелл.    

– Как,  разве вы не паша де Шре? – ахнула Шейла.    

– Ничуть  не бывало. Обыкновенный пограничный житель. А вы разве не пограничная невеста?    

– Ну  и ну! Разве я на нее похожа? – огрызнулась Шейла, гневно сверкая  глазами. – Я – модель «ультралюкс» в раскошном оформлении, мне была  выписана путевка на субтропическую райскую планету Сирингар V.    

– Обоих  нас подвели. Очевидно, напутали в транспортном отделе, – угрюмо отозвался  Флэзвелл.    

Девушка  оглядела голую столовую, и ее хорошенькое личико скривилось в гримаску.    

– Но  вы ведь можете устроить, чтоб меня переправили на Сирингар V?    

– Что  до меня, то я не позволяю себе даже поездки в Нагондисон, – сказал  Флезвелл. – Но я извещу Рэбек-Уорда об этом недоразумении, и они, конечно,  перевезут вас, когда пришлют мне мою образцовую пограничную невесту.    

Шейла  повела плечиками.    

– Путешествия  расширяют кругозор, – заметила она небрежно.    

Флэзвелл  рассеянно кивнул. Он крепко задумался. Эта девушка, по всему видно, лишена достоинств  образцовой колонистки. Но она удивительно хороша собой. Почему бы не превратить  ее пребывание здесь в нечто приятное для обеих сторон?    

– При  сложившихся условиях, – сказал он со своей самой располагающей  улыбкой, – ничто не мешает нам стать друзьями.    

– При  каких это условиях?    

– Просто  мы единственные люди на всем астероиде. – И он слегка прикоснулся к ее  плечику. – Давайте выпьем! Вы расскажете мне о себе. Были вы…    

Но тут  за его спиной раздался оглушительный лязг. Он повернулся и увидел, что из  особого отделения в контейнере вылезает небольшой коренастый робот, сидевший  там на корточках.    

– Чего  вам здесь нужно? – спросил Флэзвелл.    

– Я  – брачущий робот, – сказал робот. – Уполномочен государством  регистрировать браки в космосе. А также прикомандирован компанией Рэбек-Уорд к  этой молодой леди на правах ее опекуна, дуэньи и защитника – пока моя основная  мщхия, а именно свершение брачного обряда, не будет успешно выполнена.    

– Наглый  холуй, проклятый робот! – чертыхнулся Флэзвелл.    

– А  чего же вы ждали? – спросила Шейла. – Уж не свежезамороженного ли  священника?    

– Конечно,  нет! Но согласитесь: робот-дуэнья…    

– Лучшей  и быть не может! – запротестовала она. – Вы не представляете, как  некоторые мужчины ведут себя на расстоянии нескольких световых лет от Земли.    

– Вы  так думаете?    

– По  крайней мере так говорят, – ответила Шейла, скромно потупившись. – Да  и согласитесь, нареченная невеста паши де Шре не может путешествовать без  охраны.    

– Возлюбленные  чада, – загнусил робот нараспев, – мы собрались здесь, чтобы  соединить…    

– Не  сейчас, – надменно оборвала его Шейла. – И не с этим…    

– Я  поручу роботам приготовить для вас комнату, прорычал Флэзвелл и удалился, ворча  себе что-то под нос насчет Бремени Человека.    

Он  послал радиограмму Рэбек-Уорду, и ему сообщили, что заказанная модель невесты  будет выслана безотлагательно, а самозванку у него заберут. После чего он  возвратился к обычным своим трудам с твердым намерением не замечать Шейлу и ее  дуэнью.    

На  «Шансе» опять закипела работа. Предстояло разведать новые месторождения тория и  вырыть новые колодцы. Приближался сбор урожая, роботы долгие часы проводили в  поле и в садах, их честные металлические физиономии лоснились от машинного  масла, воздух был напоен благоуханием цветущего дира.    

Между  тем Шейла заявляла о своем присутствии с вкрадчивой, но тем более ощутимой силой.  Вскоре над голыми лампочками люминесцентного света запестрели пластмассовые  абажуры, угрюмые окна украсились занавесками, а пол разбросанными там и сям  половиками. Да и вообще во всем доме замечались перемены, которые Флэзвелл не  так видел, как ощущал.    

Стало  разнообразнее и питание. У робота-повара от времени стерлась во многих местах  его памятная лента, и теперь все меню бедняги сводилось к беф-строганову,  огуречному салату, рисовому пудингу и какао. Все время своего пребывания на  «Шансе» Флэзвелл стоически обходился этим меню и только иногда разнообразил его  пайками НЗ.    

Взяв  повара в работу, Шейла с поистине железным терпением нанесла на его ленту  рецепты жаркого, тушеного мяса, салата оливье, яблочного пирога и многое  другое. Таким образом, в отношении питания на «Шансе» наметились крупные  перемены к лучшему. Когда же Шейла начала заполнять вакуумные баллоны смиссовым  джемом, Флэзвелла окончательно одолели сомнения.    

Что ни  говори, а рядом – на редкость практичная и деловитая особа; несмотря на расточительную  внешность, она делает все, что требуется от пограничной жены. Плюс у нее еще и  другие достоинства! Далась ему эта рэбеко-уордовская пограничная модель!    

Поразмыслив  на эту тему, Флэзвелл сказал своему старшему роботу:    

– Ганга-Сэм,  у меня с этим делом положительно ум за разум заходит!    

– Чего  изволите? – отозвался старший робот с каким-то особенно безразличным  выражением на металлическом лице.    

– Мне  сейчас, как никогда, необходима ваша роботовская интуиция, – продолжал  Флэзвелл. – Она себя совсем неплохо показала, верно, Ганга-Сэм?    

– Человек-Женщина  взяла на себя свою, положенную ей долю Бремени Человека.    

– Да,  так оно и есть. Вопрос, на сколько ее хватит? Сейчас она делает не меньше, чем  делала образцовая пограничная жена, верно? Стряпает, заготавливает консервы…    

– Рабочие  ее любят, – сказал Ганга-Сэм с простодушным достоинством. – Вы и не  знаете, сэр: когда на прошлой неделе у нас началась эпидемия ржавчины, мэм  пользовала нас ночью и днем и утешала испуганных молодых рабочих.    

– Возможно  ли? – воскликнул потрясенный Флэзвелл. Девушка из хорошего дома, одно слово  – модель «люкс»?..    

– Неважно,  она – Человек, и у нее хватило силы и благородства взвалить на себя Бремя Человека.    

– А  знаешь? – сказал Флэзвелл с запинкой. – Ты меня убедил. Я и в самом  деле считаю, что она подходит нам. Не ее вина, что она не пограничная модель.  Все зависит от отбора и ухода, тут уж ничего не попишешь. Пойду скажу ей, пусть  остается. И аннулирую свой заказ Рэбеку.    

В глазах  робота вспыхнуло странное выражение – почти смех. Он низко поклонился и сказал:    

– Все  будет, как хозяин скажет.    

Флэзвелл  побежал искать Шейлу.    

Он нашел  ее на медпункте, устроенном в бывшем складе инструментов. Здесь с помощью  роботехника Шейла лечила вывихи и ссадины, эти обычные хвори у существ с  металлической кожей.    

– Шейла, –  сказал Флэзвелл, – мне надо с вами поговорить.    

– Ладно, –  отозвалась она рассеянно, – вот только закреплю болт. – Она искусно  вставила болт на место и потрепала робота по плечу гаечным ключом.    

– А  теперь, Педро, испробуем твою ногу.    

Робот  осторожно ступил на больную ногу, а потом налег на нее всей тяжестью.  Убедившись, что она его держит, он со смешными ужимками заплясал вокруг  Человека-Женщины, приговаривая:    

– Ай  да мэм, вы замечательно ее исправили, босс-леди! Грациас, мэм!    

Все так  же смешно пританцовывая, он вышел на солнце, Флэзвелл и Шейла, посмеиваясь,  смотрели ему вслед.    

– Они  совсем как дети! – сказал Флэзвелл.    

– Их  нельзя не любить, – подхватила Шейла. – Веселые, беззаботные…    

– Но  у них нет души, – напомнил Флэзвелл.    

– Да, –  отозвалась она, сразу посерьезнев. – Это правда. Так зачем же я вам  понадобилась?    

– Я  хотел вам сказать… – Но тут Флэзвелл огляделся. Медпункт содержался в  безукоризненной, стерильной чистоте. Повсюду на полках лежали гаечные ключи,  болты, шурупы, ножовки, пневматические молотки и прочий хирургический  инструментарий. Пожалуй, обстановка не благоприятствовала объяснению, к  которому он готовился.    

– Давайте  уйдем отсюда, – сказал он.    

Они  вышли из больницы и цветущими зелеными садами направились к подножию любимых  флэзвеллом величественных гор. Затененный отвесными утесами, тут поблескивал  тихий, темный пруд, а над ним склонились гигантские деревья, выращенные  Флэзвеллом при помощи стимуляторов роста.    

Здесь  они остановились.    

– Вот  что я хотел вам сказать, – начал Флэзвелл. – Вы, Шейла, меня удивили.  Я думал вы из этих белоручек, не знающих, куда себя девать. Ваши привычки, ваше  воспитание, да и ваша наружность – все указывало на это. Но я был не прав. Вы  не убоялись трудностей нашей пограничной жизни, вы одержали верх и завоевали  все сердца.    

– Все  ли? – вкрадчиво спросила Шейла.    

– По-моему,  я говорю от имени каждого робота на этом астероиде. Они вас боготворят. Я  считаю, что вы наша и должны остаться здесь.    

Наступила  пауза, только хлопотун ветер шелестел в гигантских искусственно взращенных  деревьях и рябил темную поверхность озера.    

Наконец  она сказала:    

– Вы  и в самом деле думаете, что мне нужно здесь остаться?    

Флэзвелла  захлестнуло ее пленительное очарование, он чувствовал, что тонет в топазовой  глубине ее глаз. Сердце его учащенно забилось, он коснулся ее руки, и она  чуть-чуть задержала его пальцы в своих.    

– Шейла…    

– Да,  Эдвард?..    

– Возлюбленные  чада! – пролаял скрипучий металлический голос. – Мы собрались здесь,  чтобы…    

– Опять  вы не вовремя, болван! – разгневалась Шейла.    

Брачущий  робот выступил из кустов и сказал недовольно:    

– Уж  я-то меньше всего люблю соваться в дела людей, но такова программа, записанная  в моем запоминающем устройстве, и никуда от этого не денешься! Если вы меня  спросите, так эти физические контакты вообще ни к чему. Чтобы убедиться на  опыте, я и сам как-то попробовал обняться с роботом-швеей. И заработал здоровую  ссадину. А раз я даже почувствовал во всем теле что-то вроде электрического  тока или колотья и в глазах у меня замелькали какие-то геометрические фигуры.  Гляжу, а это с провода сорвался изолятор. Ощущение было не из приятных…    

– Наглый  холуй, проклятый робот! – чертыхнулся Флэзвелл.    

– Не  сочтите меня навязчивым. Я только хотел объяснить, что и сам не вижу смысла в инструкции  всемерно препятствовать физическому сближению до венчального обряда. Но, к сожалению,  приказ есть приказ. А потому нельзя ли нам сейчас покончить с этим дело?    

– Нет! –  грозно сказала Шейла.    

И робот,  покорно пожав плечами, опять полез в кусты.    

– Терпеть  не могу, когда робот забывается! – сказал Флэзвелл. – Но это уже не  имеет значения!    

– Что  не имеет значения!    

– Да, –  сказал Флэзвелл убежденно, – вы ни в чем не уступите ни одной пограничной  невесте, и при этом вы куда красивее. Шейла, согласны вы стать моей женой?    

Робот неуклюже  возившийся в кустарнике, снова выполз наружу.    

– Нет! –  сказала Шейла.    

– Нет? –  повторил озадаченный Флэзвелл.    

– Вы  меня слышали! Нет. Ни под каким видом!    

– Но  почему же? Вы так нам подходите, Шейла! Роботы вас боготворят. Никогда они так  не работали…    

– Меня  вот ни столечко не интересуют ваши роботы! – воскликнула она, выпрямившись  во весь рост, – волосы ее растрепались, глаза метали молнии. – И ни  капли не интересует ваш астероид. А тем более не интересуете вы! Я хочу на  Сирингар V, там мой нареченный паша будет меня на руках носить!    

Оба  смотрели друг на друга в упор: она – бледная от гнева, он – красный от  смущения.    

– Ну  как, прикажете начинать? – осведомился брачущий робот. – Возлюбленные  чада…    

Шейла  повернулась и стрелой помчалась к дому.    

– Ничего  не понимаю! – плакался робот. – Когда же мы наконец сотворим обряд?    

– Обряда  вообще не предвидится, – оборвал его Флэзвелл и прошествовал домой с  гордым видом, внутренне кипя от злости.    

Робот  поколебался с минуту, испустил вздох, отдававший металлом, и пустился догонять  образцовую невесту «ультралюкс».    

Всю ночь  Флэзвелл просидел в своей комнате, усиленно прикладываясь к бутылке и что-то  бормоча себе под нос. С рассветом верный Ганга-Сэм постучался и вошел к нему в  комнату.    

– Вот  они, женщины! – бросил Флэзвелл своему верному приближенному.    

– Чего  изволите? – откликнулся Ганга-Сэм.    

– Я  никогда их не пойму! Она меня за нос водила. Я-то думал – она метит здесь  остаться. Я-то думал…    

– Душа  Мужчины темна и смутна, – сказал Ганга-Сэм. – Но она прозрачна как  кристалл по сравнению с душой Женщины.    

– Откуда  это у тебя? – спросил Флэзвелл.    

– Старая  поговорка роботов.    

– Удивляете  вы меня, роботы! Иногда мне кажется, что у вас есть душа.    

– О  нет, мистер Флэзвелл, босс! В спецификации по робототехнике особо указано, что  роботов надо строить без души, чтобы избавить их от страданий.    

– Мудрое  указание, – сказал Флэзвелл, – не мешало бы подумать об этом и в  отношении Людей. Ну да черт с ней! Ты-то зачем пожаловал?    

– Я  пришел доложить, что грузовой корабль вот-вот приземлится.    

Флэзвелл  побледнел.    

– Как,  уже? Значит, он привез мою невесту?    

– Надо  думать.    

– А  Шейлу увезет на Сирингар?    

– Определенно!    

Флэзвелл  застонал и схватился за голову. А потом выпрямился и сказал:    

– Ладно,  ладно! Пойду посмотрю, готова ли она.    

Он нашел  Шейлу в столовой: она стояла у окна и смотрела, как корабль снижается по спирали.    

– Желаю  вам счастья, Эдвард, – сказала она. – Надеюсь, новая невеста не  обманет ваших ожиданий.