1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
– Вы словно на войну собираетесь, сударь! – воскликнул Мушкетон. – Если нам предстоит поход, пожалуйста, не скрывайте этого от меня. Я, по крайней мере, хоть приготовлюсь.
– Вы знаете, Мустон, – сказал д'Артаньян, – что с нами всегда лучше быть готовым ко всему. У вас плохая память, вы забыли, что мы не имеем обыкновения проводить ночи за серенадами и танцами?
– Увы, это истинная правда! – проговорил Мушкетон, вооружаясь с головы до ног. – Я действительно забыл.
Они поехали крупной рысью и в четверть восьмого были около кардинальского дворца. По случаю троицына дня на улицах было очень много народу, и прохожие с удивлением смотрели на двух всадников, из которых один казался таким чистеньким, точно его только что вынули из коробки, а другой был весь покрыт пылью и грязью, словно сейчас прискакал с поля битвы.
Зеваки глазели и на Мушкетона. В те времена роман «Дон-Кихот» был в большой славе, и прохожие уверяли, что это Санчо, потерявший своего господина, но нашедший взамен его двух других.
Войдя в приемную, д'Артаньян очутился среди знакомых; во дворце на карауле стояли как раз мушкетеры его полка. Он показал служителю письмо Мазарини и попросил немедленно доложить о себе.
Служитель поклонился и прошел к его преосвященству.
Д'Артаньян обернулся к Портосу, и ему показалось, что тот вздрогнул.
Он улыбнулся и шепнул ему:
– Смелее, любезный друг, не смущайтесь! Поверьте, орел уж давно закрыл свои глаза, и мы будем иметь дело с простым ястребом. Советую вам держаться так прямо, как на бастионе Сен-Жерве, и не особенно низко кланяться этому итальянцу, чтобы не уронить себя в его мнении.
– Хорошо, хорошо, – ответил Портос.
Возвратился служитель.
– Пожалуйте, господа, – сказал он. – Его преосвященство ожидает вас.
Мазарини сидел у себя в кабинете, просматривая список лиц, получающих пенсии и бенефиции, и старался сократить его, вычеркивая побольше имен.
Он искоса взглянул на д'Артаньяна и Портоса. Глаза его радостно блеснули, но он притворился совершенно равнодушным.
– А, это вы, господин лейтенант! – сказал он. – Вы отлично сделали, что поспешили. Добро пожаловать.
– Благодарю вас, монсеньер. Я весь к вашим услугам, так же как господин дю Валлон, мой старый друг, тот самый, который некогда, желая скрыть свое знатное происхождение, служил под именем Портоса.
Портос поклонился кардиналу.
– Великолепный воин! – сказал Мазарини.
Портос повернул голову направо, потом налево и с большим достоинством расправил плечи.
– Лучший боец во всем королевстве, монсеньер, – сказал Д'Артаньян. – Многие подтвердили бы вам это, если бы только они могли еще говорить.
Портос поклонился д'Артаньяну.
Мазарини любил рослых солдат почти так же, как позднее любил их Фридрих, король прусский. Он с восхищением оглядел мускулистые руки, широкие плечи и внимательные глаза Портоса. Ему казалось, что он видит перед собой во плоти и крови спасение своего поста и умиротворение государства.
Это напомнило ему, что прежде содружество мушкетеров состояло из четырех человек.
– А что же ваши два других, товарища? – спросил он.
Портос открыл рот, полагая, что пора наконец и ему вставить словечко.
Но Д'Артаньян взглядом остановил его.
– Наши друзья не могли приехать сейчас, – сказал он. – Они присоединятся к нам позже.
Мазарини слегка кашлянул.
– А господин дю Валлон не так занят, как они, и согласен вернуться на службу?
– Да, монсеньер, и из одной только преданности к вам, ибо господин де Брасье богат.
– Богат? – повторил Мазарини. Это было единственное слово, имевшее привилегию всегда внушать ему уважение.
– Пятьдесят тысяч ливров годового дохода, – сказал Портос.
Это была первая произнесенная им фраза.
– Так, значит, из одной только преданности ко мне? – проговорил Мазарини со своей лукавой улыбкой. – Из одной только преданности?
– Ваше преосвященство как будто не совсем верит в это слово? – спросил Д'Артаньян.
– А вы, господин гасконец? – сказал Мазарини, облокотясь на стол и опершись подбородком на руки.
– Я? Я верю в преданность, ну, например, как верят имени, данному при святом крещении, которого еще недостаточно одного, без названия поместья. Конечно, бывают люди, более или менее преданные, но я предпочитаю, чтобы в глубине их преданности скрывалось еще кое-что другое.
– А что хотел бы скрывать в глубине своей преданности ваш друг?
– Мой друг, ваше преосвященство, владеет тремя великолепными поместьями: дю Валлон в Корбее, де Брасье в Суассоне и де Пьерфон в Валуа. Так вот ему бы хотелось, чтобы одному из поместий было присвоено наименование баронства.
– Только и всего? – сказал Мазарини и весь сощурился от радости, что можно будет вознаградить преданность Портоса, не развязывая кошелька. – Ну, мы устроим это.
– И я буду бароном? – воскликнул Портос, делая шаг вперед.
– Я уже говорил, что будете, – сказал д'Артаньян, удерживая его на месте, – и его преосвященство подтверждает вам это.
– А чего желаете вы, господин д'Артаньян? – спросил Мазарини.
– В будущем сентябре, монсеньер, исполнится двадцать лет с тех пор, как кардинал Ришелье произвел меня в лейтенанты.
– Да. И вам хочется, чтобы кардинал Мазарини произвел вас в капитаны?
Д'Артаньян поклонился.
– Ну что же, в этом нет ничего невозможного. Посмотрим, посмотрим, господа! А теперь, какую службу предпочитаете вы, господин дю Валлон? В городе или в деревне?
Портос раскрыл рот, но д'Артаньян снова перебил его.
– Господин дю Валлон, так же как и я, больше всею любит что-нибудь из ряду вон выходящее, какие-нибудь предприятия, которые считаются безумными и невозможными.
Эта хвастливая речь пришлась Мазарини по вкусу. Он задумался.
– А я, откровенно говоря, рассчитывал дать вам своего рода поручение, связанное с пребыванием на одном месте, – наконец сказал он. – У меня есть кое-какие опасения… Но что это?
В приемной послышался какой-то шум и громкий говор, и в ту же минуту дверь в кабинет распахнулась. Вбежал покрытый пылью и грязью офицер.
– Господин кардинал! Где господин кардинал? – кричал он.
Мазарини подумал, что его хотят убить, и подался назад вместе со своим креслом. Д'Артаньян и Портос выступили вперед и заслонили кардинала от вошедшего.
– Послушайте, сударь, – сказал Мазарини, – что это вы врываетесь ко мне, точно в трактир?
– Только два слова, монсеньер! – сказал тот, к кому относилось это замечание. – Мне необходимо немедленно и с глазу на глаз переговорить с вами. Я де Пуэн, караульный офицер Венсенского замка.
По бледному, расстроенному лицу офицера Мазарини понял, что тот привез какое-то важное известие, и знаком велел д'Артаньяну и Портосу отойти и сторону.
Они ушли в глубь кабинета.
– Говорите, говорите скорей! – сказал Мазарини. – Что случилось?
– Случилось, ваше преосвященство, то, что герцог де Бофор убежал из Венсенской крепости.
Мазарини вскрикнул и, побледнев еще больше, чем офицер, привезший эту весть, откинулся без сил на спинку кресла.
– Убежал! – повторил оп. – Герцог де Бофор убежал!
– Я был на валу и видел, как он бежал.
– И вы не стреляли?
– Он был вне пределов ружейного выстрела, монсеньер.
– Что же делал господин Шавиньи?
– Он был в отлучке.
– А Ла Раме?
– Его нашли связанным в комнате герцога. Во рту у него был кляп, а рядом валялся кинжал.
– Ну а этот его помощник?
– Он оказался сообщником герцога и бежал вместе с ним.
Мазарини застонал.
– Монсеньер, – сказал д'Артаньян, подходя к кардиналу.
– Что такое?
– Мне кажется, что вы, ваше преосвященство, теряете драгоценное время.
– Что это значит?
– Если вы сейчас же пошлете погоню за герцогом, его, быть может, еще удастся задержать. Франция велика: до ближайшей границы не меньше шестидесяти миль.
– А кого мне послать за ним? – сказал Мазарини.
– Меня, черт возьми!
– И вы поймаете его?
– Почему же нет?
– Вы беретесь задержать герцога де Бофора, вооруженного и окруженного сообщниками?
– Если бы вы приказали мне поймать дьявола, монсеньер, я схватил бы его за рога и привел к вам.
– Я тоже, – сказал Портос.
– И вы? – сказал Мазарини, с изумлением смотря на них. – Но ведь герцог не сдастся без отчаянного сопротивления.
– Ну что же, бой – так бой! – воскликнул д'Артаньян, и глаза его засверкали. – Мы уж давно не бились, не правда ли, Портос?
– Бой – так бой, – сказал Портос.
– И вы надеетесь догнать его?
– Да, если наши лошади будут лучше, чем у них.
– В таком случае берите всех солдат, каких найдете здесь, и поезжайте!
– Это ваш приказ, монсеньер?
– Даже письменный, за моей подписью, – сказал Мазарини, взяв лист бумаги и написав на нем несколько слов.
– Прибавьте еще, монсеньер, что мы имеем право брать всех лошадей, какие нам встретятся на пути.
– Конечно, конечно, – сказал Мазарини, – служба короля! Вот вам приказ, поезжайте!
– Слушаю, монсеньер.
– Господин дю Валлон, – сказал Мазарини, – ваше баронство сидит на одном коне с Бофором. Вам остается лишь поймать его. Вам, любезный господин д'Артаньян, я не обещаю ничего, но вы можете требовать от меня все, что захотите, если доставите герцога живым или мертвым.
– На коней, Портос! – воскликнул д'Артаньян, хватая за руку своего друга.
– Я готов, – с величайшим спокойствием сказал Портос.
Они спустились с широкой лестницы, прихватывая по дороге встречавшихся солдат и крича: «На коней, на коней!»
Их набралось человек десять.
Д'Артаньян и Портос вскочили на Вулкана и Баярда. Мушкетон сел на Феба.
– За мной! – крикнул д'Артаньян.
– Вперед! – добавил Портос.
И пришпоренные копи помчались, точно бешеный вихрь, по улице Сент-Оноре.
– Ну, господин барон, – сказал д'Артаньян, – я обещал дать вам случай подраться и, как видите, исполнил свое обещание.
– Да, капитан, – ответил Портос.
Они оглянулись. Мушкетон, вспотевший больше, чем его лошадь, летел за ними на изрядном расстоянии. Позади него скакали галопом десятеро солдат.
Испуганные горожане выбегали из домов. Встревоженные собаки провожали всадников громким лаем.
На углу кладбища Святого Иоанна д'Артаньян сбил с ног какого-то человека. Но не такое это было событие, чтобы стоило ради него останавливаться, и всадники продолжали нестись вперед, словно у лошадей выросли крылья.
Увы, на свете нет ничтожных событий, и, как мы увидим дальше, это маленькое происшествие едва не погубило монархию.
Глава 27. НА БОЛЬШОЙ ДОРОГЕ
Так промчались они по всему Сент-Антуанскому предместью и выехали на Венсенскую дорогу. Вскоре они оказались за городом, миновали лес и очутились в виду деревни.
Лошади горячились все больше и больше, и ноздри их стали красней раскаленной печи. Д'Артаньян, все время пришпоривая своего коня, скакал фута на два впереди Портоса; Мушкетон отставал от них на длину двух лошадей. Солдаты неслись за ними следом, насколько позволяла резвость коней.
С вершины холма д'Артаньян увидел у крепости, со стороны Сен-Мора, группу лиц, стоявших на ту сторону рва. Он понял, что заключенный спустился в этом месте и что там можно кое-что разузнать. В пять минут он был у цели; туда же один за другим подскакали и остальные.
Все столпившиеся тут люди были очень заняты. Они смотрели на веревку, болтавшуюся еще из бойницы и оборвавшуюся на высоте футов двадцати от земли; измеряли глазами вышину стен и обменивались всевозможными предположениями. По валу взад и вперед ходили растерянные часовые.
Отряд солдат под командой сержанта отгонял народ от того места, где герцог сел на лошадь.
Д'Артаньян прямо подскакал к сержанту.
– Господин офицер, здесь стоять не приказано.
– Этот приказ меня не касается. Послана ли погоня за беглецами?
– Да, господин офицер, но, к несчастью, у них отличные лошади.
– А сколько их?
– Четверо, да пятого увезли раненого.
– Четверо! – сказал д'Артаньян, взглянув на Портоса. – Слышишь, барон, их только четверо.
Радостная улыбка озарила лицо Портоса.
– А сколько времени они в пути?
– Два часа пятнадцать минут, господин офицер.
– Два часа пятнадцать минут? Это пустяки. Ведь у нас хорошие лошади, не так ли, Портос?
Портос вздохнул; он подумал о том, что ждет его бедных лошадей.
– Отлично! – сказал д'Артаньян. – А в какую сторону они направились?
– Этого не приказано говорить, господин офицер.
Д'Артаньян вытащил из кармана бумагу.
– Приказ короля, – сказал он.
– В таком случае поговорите с комендантом.
– А где комендант?
– В отъезде.
Кровь бросилась в голову д'Артаньяну. Брови его сдвинулись, виски покраснели.
– А, негодяй, – вскричал он, – ты вздумал надо мной смеяться! Постой же!
Он развернул бумагу. Одной рукой поднес ее к носу сержанта, а другой достал пистолет из кобуры и взвел курок.
– Приказ короля, говорят тебе! Читай и отвечай, или я размозжу тебе голову! По какой дороге они поехали?
Сержант понял, что д'Артаньян не шутит.
– По Вандомской, – ответил он.
– А через какие ворота они выехали?
– Через ворота Сен-Мор.
– Если ты меня обманываешь, негодяй, – сказал д'Артаньян, – ты завтра же будешь повешен.
– А вы, если их догоните, уж не вернетесь меня вешать, – проворчал солдат.
Д'Артаньян пожал плечами и, махнув конвою, пришпорил лошадь.
– За мной, господа! За мной! – крикнул он, направляясь к указанным воротам парка.
Теперь, когда герцог уже убежал, привратник счел нужным крепко-накрепко запереть ворога; чтобы заставить его отпереть их, пришлось с ним обойтись так же, как с сержантом. На это ушло еще десять минут.
Преодолев последнее препятствие, отряд помчался с прежней быстротой.
Но не все лошади неслись теперь с прежним пылом, некоторые не могли выдержать такой безумной скачки. Через час три остановились; одна пала.
Д'Артаньян, летевший без оглядки, не заметил ничего. Портос со своим обычным спокойствием сказал ему о случившемся.
– Только бы нам двоим доехать, – сказал д'Артаньян, – ведь их только четверо.
– Правда, – сказал Портос.
И он вонзил шпоры в бока своего коня.
За два часа лошади, не останавливаясь, сделали двадцать лье, ноги их стали дрожать, они взмылились, пена клочьями облепила всадников, их одежда пропиталась лошадиным потом.
– Остановимся на минуту, пусть передохнут несчастные животные, – сказал Портос.
– Нет, лучше загоним их; загоним, только приедем вовремя, – ответил Д'Артаньян. – Я вижу свежие следы: не прошло и четверти часа, как они проскакали.
И в самом деле, края дороги были взрыхлены лошадьми. При последних отблесках зари еще видны были следы подков.
Помчались дальше, но через две мили упала лошадь Мушкетона.
– Вот, – сказал Портос, – вот и Феб погиб.
– Кардинал заплатит вам за него тысячу пистолей.
– О, я выше этого.
– Вперед, галопом!
– Да, если сможем.
Действительно, лошадь д'Артаньяна остановилась, у нее захватило дыхание, и последний удар шпор, вместо того чтобы сдвинуть ее с места, заставил ее упасть.
– Черт! – воскликнул Портос. – Вот и Вулкан без ног.
– Ах, дьявольщина, – вскричал д'Артаньян, хватаясь за голову, – какая задержка! Дайте мне вашу лошадь, Портос. Но что вы делаете, черт вас побери?
– Ей-ей, я падаю, то есть, вернее, падает мой Баярд.
Д'Артаньян хотел заставить лошадь подняться, пока Портос выпутывался из стремян, но увидел, что у нее кровь выступила из ноздрей.
– Третья! – проговорил он. – Теперь все кончено.
В эту минуту послышалось ржанье.
– Тише! – крикнул д'Артаньян.
– Что такое?
– Где-то вблизи лошадь.
– Это кто-нибудь из отставших нагоняет нас.
– Нет, это впереди нас.
– А, это дело другое, – отозвался Портос, прислушиваясь в направлении, указанном д'Артаньяном.
– Сударь! – раздался голос Мушкетона, который, бросив на дороге павшую лошадь, пешком догнал своего господина. – Феб не выдержал и…
– Молчать! – сказал Портос.
В самом деле, в эту минуту с ночным ветерком донеслось во второй раз ржанье.
– Это в пятистах шагах отсюда, впереди нас, – сказал д'Артаньян.
– Точно так, сударь, – сказал Мушкетон, – шагов через пятьсот отсюда будет охотничий домик.
– Мушкетон, твои пистолеты! – сказал д'Артаньян.
– Они у меня в руках, сударь.
– Портос, достаньте ваши.
– Вот они.
– Отлично, – сказал д'Артаньян, вынимая свои. – Теперь вы понимаете, Портос?
– Не очень-то.
– Мы едем по делу короля.
– Ну и что же?
– Для королевской службы мы захватим этих лошадей.
– Правильно, – заметил Портос.
– Итак, ни слова – и за дело.
Они шли втроем, безмолвные, как тени. За поворотом дороги они увидели свет, мерцавший между деревьями.
– Вот дом, – шепнул д'Артаньян. – Предоставьте мне действовать, Портос, и делайте то же, что я.
Перебегая от дерева к дереву, они, никем не замеченные, подкрались шагов на двадцать к дому. При свете фонаря, висевшего под навесом, они разглядели четырех с виду отличных лошадей. Слуга переседлывал их; поблизости лежали седла и уздечки.
Д'Артаньян поспешно подошел к нему, сделав своим спутникам знак оставаться несколько позади.
– Я покупаю этих лошадей, – сказал он слуге.
Тот с удивлением оглянулся на него, но не сказал ни слова.
– Разве ты не слышишь, дурак? – продолжал д'Артаньян.
– Слышу, разумеется, – был ответ.
– Почему же ты не отвечаешь?
– Эти лошади не продажные.
– Тогда я их беру, – сказал д'Артаньян.
И он положил руку на ближайшую к нему лошадь. Оба его спутника, появившиеся в эту минуту, сделали то же самое.
– Но, господа, – вскричал слуга, – эти лошади только что пробежали шесть миль, и не прошло еще получаса, как они расседланы.
– Полчаса – отдых вполне достаточный: они будут только бодрее.
Конюх стал звать на помощь. Какой-то человек, видимо управляющий, вышел, когда д'Артаньян и его спутники уже надевали седла на лошадей.
Управляющий попробовал прикрикнуть на них.
– Любезный друг, если вы скажете хоть слово, я пущу вам пулю в лоб, – сказал д'Артаньян.
Он погрозил пистолетом, потом засунул его под мышку и продолжал свое дело.
– Но, сударь, – сказал управляющий, – знаете ли вы, что лошади принадлежат герцогу Монбазону?
– Тем лучше, – ответил д'Артаньян, – тогда это должны быть добрые копи.
– Но, сударь, – продолжал управляющий, осторожно пятясь к двери, – предупреждаю вас, я позову сейчас моих людей.
– А я своих, – сказал д'Артаньян. – Я лейтенант королевских мушкетеров. Десять моих солдат едут следом за мной. Слышите, они скачут? Посмотрим, чья возьмет.
Ровно ничего не было слышно, но управляющий боялся и прислушиваться.
– Вы готовы, Портос? – спросил д'Артаньян.
– Я кончил.
– А вы, Мустон?
– Я тоже.
– Так на коней, едем!
Все трое вскочили на лошадей.
– Ко мне! – кричал управляющий. – Ко мне, люди! Несите карабины!
– В путь, – скомандовал д'Артаньян, – сейчас начнется пальба.
Все трое понеслись, как вихрь.
– Ко мне! – ревел управляющий, между тем как конюх бежал к соседнему зданию.
– Осторожней, не застрелите ваших лошадей! – крикнул д'Артаньян и разразился смехом.
– Пли! – отвечал управляющий.
Свет, подобный молнии, осветил дорогу.
Одновременно с выстрелом всадники услышали свист пуль, пролетевших мимо.
– Они стреляют, как лакеи, – сказал Портос. – Во времена Ришелье стреляли лучше. Вы помните Кревкерскую дорогу, Мушкетон?
– Ах, сударь, правая ягодица у меня и сейчас побаливает.
– Вы полагаете, д'Артаньян, что мы напали на верный след?
– Черт возьми! Разве вы не слыхали?
– Чего?
– Что эти лошади принадлежат Монбазону?
– Ну?
– Ну а господин Монбазон – муж госпожи Монбазон.
– А дальше?
– А госпожа Монбазон – любовница господина де Бофора.
– А, понимаю, – сказал Портос, – она приготовила подставы на пути?
– Именно!
– И мы гонимся за герцогом на лошадях, на которых он только что скакал?
– Дорогой Портос, вы изумительно догадливы, – сказал д'Артаньян с обычной своей двусмысленной улыбкой.
– Да, уж я таков! – подтвердил Портос.
Так скакали они целый час; бока лошадей были в пене, животы в крови.
– Э, что я вижу? – сказал д'Артаньян.
– Счастье ваше, если вы вообще что-нибудь видите в такую темную ночь, – заметил Портос.
– Искры!
– Я тоже заметил, – сказал Мушкетон.
– Неужели мы их нагнали?
– Павшая лошадь! – сказал д'Артаньян, осаживая своего коня, шарахнувшегося в сторону. – По-видимому, они тоже выбились из сил.
– Мне кажется, скачут всадники, – заметил Портос, склоняясь к гриве своей лошади.
– Не может быть.
– Их много.
– Тогда другое дело.
– Еще одна лошадь, – сказал Портос.
– Пала?
– Нет, околевает.
– Оседланная или без седла?
– Оседланная.
– Значит, это они.
– Смелее! Они в наших руках!
– Но, если их много, – возразил Мушкетон, – то не они в наших руках, а мы в их.
– Ба, – сказал д'Артаньян, – они решат, что мы сильнее их, потому что гонимся за ними; струсят и рассеются.
– Наверно, – подтвердил Портос.
– О, посмотрите! – воскликнул д'Артаньян.
– Да, опять искры; на этот раз и я видел, – сказал Портос.
– Вперед, вперед! – пронзительно крикнул д'Артаньян. – Через пять минут начнется потеха.
И они снова помчались вперед. Лошади, обезумевшие от боли и бешеной погони, летели по темной дороге. Вдали на фоне неба зачернелась уже какая-то плотная масса.
Глава 28. ВСТРЕЧА
Так мчались они еще минут десять.
Вдруг две черные точки отделились от темной массы и стали расти и приближаться, постепенно принимая форму двух всадников.
– Ого, – сказал д'Артаньян, – они направляются к нам.
– Тем хуже для них, – заметил Портос.
– Кто идет? – раздался хриплый голос.
Наши всадники неслись, не останавливаясь и не отвечая. Послышался лязг шпаг, вынимаемых из ножен, и щелканье пистолетных курков, которые взводили оба призрачных всадника.
– Держись! – скомандовал д'Артаньян.
Портос понял и так же, как д'Артаньян, достал левой рукой пистолет из кобуры; оба они тоже взвели курки.
– Кто идет? – раздался второй окрик. – Ни шага дальше или смерть вам!
– Эге! – ответил Портос, задыхаясь от пыли и сжав зубы. – Мы и не таких видывали.
При этих словах две тени загородили дорогу, и отблеск звезд засверкал на дулах наведенных пистолетов.
– Назад, – крикнул д'Артаньян, – или умрете вы!
Два пистолетных выстрела были ответом на эту угрозу; но наши всадники неслись с такой быстротой, что в этот же миг налетели на врагов. Раздался третий выстрел, сделанный в упор д'Артаньяном, и его противник рухнул наземь; Портос же с такой силой наскочил на своего, что хотя тот успел отбить его шпагу, но от толчка полетел с лошади шагов на десять в сторону.
– Прикончи его, Мушкетон! Прикончи! – крикнул Портос. И он бросился вперед бок о бок со своим другом, который продолжал погоню.
– Ну как? – спросил Портос.
– Я раздробил своему голову, – сказал д'Артаньян. – А вы?!
– Я своего только сбросил с лошади. Но слышите?..
Послышался выстрел из карабина: Мушкетон на скаку исполнил приказание своего господина.
– Ну-ну, – сказал д'Артаньян. – Дела идут хорошо. Первая ставка нами бита.
– Да, – сказал Портос. – А вот и новые игроки.
Действительно, еще два всадника отделились от главной группы и быстро помчались, чтобы преградить д'Артаньяну и Портосу дорогу.
На этот раз д'Артаньян даже не стал ждать, чтобы с ним заговорили.
– Дорогу! – закричал он первый. – Дорогу!
– Что вам нужно? – спросил один голос.
– Герцога! – заревели в один голос Портос и д'Артаньян.
Взрыв хохота раздался в ответ, но смех тотчас сменился стоном: д'Артаньян насквозь проткнул весельчака своей шпагой.
В то же мгновение раздались сразу два выстрела: это Портос и его противник выстрелили друг в друга.
Д'Артаньян оглянулся и увидел Портоса рядом с собой.
– Браво, Портос, кажется, вы его убили, – сказал он.
– Боюсь, что попал только в лошадь.
– Что же делать, дорогой мой! Не каждый раз попадаешь в яблочко, и не стоит горевать, раз мишень все же задета. Но, черт возьми, что с моей лошадью?
– С вашей лошадью? Она падает, – сказал Портос, останавливая свою.
Действительно, лошадь д'Артаньяна споткнулась, припала на колени, захрипела и повалилась на бок.
Пуля первого противника д'Артаньяна угодила ей в грудь. Д'Артаньян выругался так, что небу стало жарко.
– Не нужна ли вам, сударь, лошадь? – спросил Мушкетон.
– Еще бы не нужна, черт возьми! – вскричал д'Артаньян.
– Извольте.
– Но откуда, черт тебя дери, у тебя две лошади? – спросил д'Артаньян, вскакивая на одну из них.
– Их хозяева убиты, я решил, что они могут нам пригодиться, и забрал их.
Тем временем Портос снова зарядил свой пистолет.
– Готовься! – крикнул д'Артаньян. – Вот еще двое.
– Однако их хватит, верно, на всю ночь! – заметил Портос.
Действительно, еще двое всадников устремились на них.
– Сударь, – сказал Мушкетон, – тот, кого вы сбросили, встает.
– Почему ты не поступил с ним так же, как с первым?
– Руки были заняты, сударь: я держал лошадей.
Раздался выстрел, и Мушкетон жалобно вскрикнул.
– Ах, сударь, – сказал он, – в другую, прямо в другую половину! Совсем под пару к выстрелу на Амьенской дороге.
Портос, словно лев, ринулся назад и налетел на своего спешившегося противника, схватившегося за шпагу. Но прежде чем тот успел вынуть ее из ножен, Портос рукоятью своей рапиры нанес ему такой страшный удар по голове, что он упал, как бык под дубиной мясника.
Мушкетон со стонами сполз с коня, так как полученная рапа не позволяла ему сидеть верхом.
Увидав всадников, д'Артаньян остановился и зарядил пистолет; кроме того, у луки седла его новой лошади оказался карабин.
– Вот и я, – сказал Портос. – Будем ждать или нападем сами?
– Нападем, – сказал д'Артаньян.
– Нападем! – сказал Портос.
Они пришпорили своих лошадей. Всадники были не более как в двадцати шагах от них.
– Именем короля! – крикнул д'Артаньян. – Пропустите нас!
– Королю тут нечего делать! – возразил голос суровый, но звучный, исходивший словно из облака, так как всадник совсем исчезал в клубах пыли.
– Отлично, посмотрим, – сказал д'Артаньян, – не раскроется ли и здесь дорога королю.
– Ну, посмотрите, – отвечал тот же голос.
Два выстрела раздались почти одновременно. Один был сделан д'Артаньяном, другой противником Портоса. Пуля д'Артаньяна сбила шляпу с его врага; пуля противника Портоса пронзила горло его лошади, и та со стоном повалилась на землю.
– В последний раз: куда вы едете? – проговорил все тот же голос.
– К черту! – ответил д'Артаньян.
– Ах, так! Будьте покойны, вы к нему попадете.
Д'Артаньян увидел, что на него направляется дуло мушкета; у него не было времени рыться в кобуре. Он вдруг вспомнил совет, данный ему когда-то Атосом, и поднял на дыбы свою лошадь. Пуля угодила ей прямо в живот. Д'Артаньян почувствовал, как она опускается под ним, и со свойственным ему изумительным проворством спрыгнул в сторону.
– Вот как! – насмешливо проговорил обладатель звучного голоса. – У нас, оказывается, лошадиная бойня, а не сражение для мужчин. Шпагу наголо, сударь, шпагу наголо!
Он соскочил с лошади.
– За шпагу? Отлично, – сказал д'Артаньян, – это дело по мне.
В два прыжка д'Артаньян очутился перед своим противником; их шпаги скрестились. Д'Артаньян с обычной ловкостью пустил в ход свой излюбленный прием – терц.
Портос же, стоя на коленях позади своей лошади, корчившейся в предсмертных муках, держал в каждой руке по пистолету.
Между д'Артаньяном и его противником завязался бой. Д'Артаньян, по своему обыкновению, нападал решительно, но на этот раз он имел дело с такой сильной и умелой рукой, что был просто озадачен. Дважды отбитый, д'Артаньян отступил на шаг; его противник не двинулся с места; д'Артаньян опять подступил к нему и снова прибег к своему приему. Оба противника наносили удары, но неудачно; искры дождем сыпались со шпаг.
Наконец д'Артаньян решил, что пора прибегнуть к другому своему излюбленному приему – к обману. Он очень ловко применил его и с быстротой молнии нанес удар, казалось, неотразимой силы. Удар был отбит.
– Черт возьми! – воскликнул он со своим гасконским акцентом.
При этом восклицании противник его отскочил назад и пригнулся, забыв о незащищенной голове и стараясь разглядеть в темноте лицо д'Артаньяна.
Д'Артаньян, опасаясь, не хитрость ли это, держался начеку.
– Берегитесь, – сказал между тем Портос своему противнику, – у меня в запасе два заряженных пистолета.
– Тем больше причин вам стрелять первому.
Портос выстрелил; точно молнией осветилось поле битвы.
При этом свете два других противника разом вскрикнули.
– Атос! – воскликнул д'Артаньян.
– Д'Артаньян! – вскричал Атос.
Атос поднял шпагу, д'Артаньян опустил свою.
– Арамис! – крикнул Атос. – Не стреляйте.
– А! Это вы, Арамис! – воскликнул Портос и бросил свой пистолет.
Арамис сунул свой в кобуру и вложил шпагу в ножны.
– Сын мой! – сказал Атос, протягивая руку д'Артаньяну. (Так называл он ею прежде в минуты нежности.).
–Атос, – сказал д'Артаньян, ломая себе руки, – неужели вы его защищаете? А я поклялся привезти его живого или мертвого. Ах, теперь я обесчещен.
– Убейте меня, – сказал Атос, обнажая грудь, – если честь ваша нуждается в моей смерти.
– О, горе мне! Горе мне! – восклицал д'Артаньян. – Только один человек мог остановить меня, и надо же было, чтобы судьба его-то и поставила на моем пути. Что скажу я кардиналу?
– Вы скажете ему, сударь, – ответил громкий голос, покрывший все остальные, – что он послал против меня двух человек, которые одни только и могли победить четверых, сражаться, без ущерба для себя, один на один против графа де Ла Фер и шевалье д'Эрбле и сдаться только полусотне противников.
– Принц! – сказали в один голос Атос и Арамис, отходя в сторону и давая дорогу герцогу де Бофору.
Портос и д'Артаньян тоже сделали шаг назад.
– Пятьдесят человек, – пробормотали д'Артаньян и Портос.
– Оглянитесь, господа, если не верите, – сказал герцог, – я думал, что вас двадцать человек, и вернулся со всем моим отрядом. Мне надоело это бегство и тоже захотелось поработать шпагой; а вас, оказывается, всего только двое.
– Да, монсеньер, двое, – сказал Атос, – но, как вы сами сказали, эти двое стоят двадцати.
– Ну, господа, отдайте ваши шпаги, – сказал герцог.
– Наши шпаги? – воскликнул д'Артаньян, подымая голову и приходя в себя. – Наши шпаги? Никогда.
– Никогда! – повторил Портос.
Между окружающими произошло движение.
– Погодите, монсеньер, – сказал Атос. – Два слова.
Он подошел к принцу, тот наклонился к нему, и он что-то шепнул ему.
– Как вам угодно, граф, – сказал принц. – Я слишком многим обязан вам, чтобы отказать в вашей первой просьбе. Отойдите, господа, – обратился он к своей свите. – Господа д'Артаньян и дю Валлон, вы свободны.
Приказание было немедленно исполнено. Д'Артаньян и Портос очутились в центре большого круга.
– Теперь, д'Эрбле, – сказал Атос, – сойдите с лошади и подойдите сюда.
Арамис спешился и подошел к Портосу, Атос подошел к д'Артаньяну. Теперь все четверо были снова вместе.
– Друзья, – сказал Атос, – вы все еще жалеете, что не пролили нашей крови?
– Нет, – сказал д'Артаньян, – мне больно, что мы идем друг против друга, мы, которые были всегда вместе. Мне больно, что мы в двух враждебных лагерях. Ах, теперь ни в чем не будет у нас успеха!
– Да, теперь конец всему, – отозвался Портос.
– Так переходите к нам! – сказал Арамис.
– Молчите, д'Эрбле, – остановил его Атос. – Подобных предложений не делают таким людям, как эти господа. Если они примкнули к партии Мазарини, значит, этого требовала их совесть, так же как наша велела нам стать на сторону принцев.
– И вот сейчас мы враги! Тьфу, пропасть! Кто мог этого ожидать? – сказал Портос.
Д'Артаньян ничего не сказал, а только вздохнул.
Атос взглянул на них обоих, взял их за руки и сказал:
– Это дело серьезное, и у меня сердце болит, точно вы его пронзили насквозь. Да, мы разошлись, вот великая и печальная истина, но мы еще не объявили друг другу воины. Быть может, мы сумеем договориться; необходима еще одна, последняя встреча.
– Что касается меня, – сказал Арамис, – я на ней настаиваю.
– Я согласен, – гордо ответил д'Артаньян.
Портос наклонил голову в знак одобрения.
– Назначим же место свидания, – продолжал Атос, – удобное для нас всех, и, встретившись в последний раз, сговоримся окончательно относительно нашего взаимного положения и действий.
– Хорошо! – отвечали трое остальных.
– Значит, вы со мной согласны? – спросил Атос.
– Всецело.
– Отлично. Место?
– Королевская площадь вам подходит? – спросил д'Артаньян.
– В Париже?
– Да.
Атос и Арамис переглянулись. Арамис кивнул головой в знак согласия.
– Королевская площадь, пусть будет так, – сказал Атос.
– А когда?
– Завтра вечером, если вам угодно.
– Вы к этому времени вернетесь?
– Да.
– В котором часу?
– В десять часов вечера. Удобно это вам?
– Отлично.
– И тогда будет или мир, или война: но, по крайней мере, друзья, наша честь не пострадает, – сказал Атос.
– Увы, – вздохнул д'Артаньян, – что касается нас, то наша воинская честь погибла.
– Д'Артаньян, – задумчиво сказал Атос, – клянусь вам, мне больно, что вы можете думать об этом в то время, как я думаю только о том, что мы скрестили с вами наши шпаги.
– Да, – прибавил он, печально качая головой, – вы правильно сказали: горе нам. Идемте, Арамис.
– А мы, Портос, – сказал д'Артаньян, – вернемся теперь со стыдом к кардиналу.
– А главное, скажите ему, – послышалось вдруг, – что я не так уж стар и еще гожусь для дела.
Д'Артаньян узнал голос Рошфора.
– Чем я могу быть вам полезен, господа? – спросил принц.
– Засвидетельствуйте, что мы сделали все возможное, ваше высочество.
– Будьте покойны, это будет сделано. Прощайте, господа, мы скоро увидимся с вами, надеюсь, под Парижем, а может быть, и в самом Париже, и тогда вы сможете расплатиться за сегодняшнюю неудачу.
С этими словами герцог, махнув рукой на прощанье, пустил свою лошадь галопом и вместе со своей свитой скрылся в темноте. Все стихло. Д'Артаньян и Портос остались одни на большой дороге, да еще какой-то человек держал в поводу двух лошадей.
Думая, что это Мушкетон, они подошли к нему.
– Кого я вижу! – воскликнул д'Артаньян. – Это ты, Гримо?
– Гримо! – повторил Портос.
Гримо знаком показал двум друзьям, что они не ошиблись.
– А чьи же это лошади? – спросил д'Артаньян.
– Кто их дарит нам? – спросил Портос.
– Граф де Ла Фер.
– Атос, Атос, – прошептал д'Артаньян, – вы помнили обо всем; вы поистине благородный человек.
– В добрый час! Я уж боялся, что мне доведется всю дорогу идти пешком, – сказал Портос.
И он вскочил на лошадь; д'Артаньян был уже в седле.
– Но куда же ты едешь, Гримо? – спросил д'Артаньян. – Ты покидаешь своего господина?
– Да, – сказал Гримо, – я еду к виконту де Бражелону, во фландрскую армию.
Они молча двинулись по Парижской дороге. Но вдруг послышались стоны, доносившиеся, как им показалось, из канавы.
– Что это такое? – спросил д'Артаньян.
– Это Мушкетон, – сказал Портос.
– Да, да, сударь, это я, – раздался жалобный голос, и какая-то тень зашевелилась на краю дороги.
Портос бросился к своему управляющему, к которому был искренне привязан.
– Ты опасно ранен, милый мой Мустон? – спросил он.
– Мустон! – повторил Гримо, раскрыв глаза от изумления.
– Нет, сударь, думаю, что нет; только я ранен в очень неудобное место.
– Так что ты верхом ехать не можешь?
– Что вы, сударь, куда уж тут!
– А пешком идти можешь?
– Постараюсь добраться до первого дома.
– Как быть? – сказал д'Артаньян. – Нам необходимо вернуться в Париж.
– Я позабочусь о Мушкетоне, – сказал Гримо.
– Спасибо, добрый Гримо, – ответил Портос.
Гримо соскочил с лошади и подал руку своему старому другу, который со слезами на глазах оперся на нее. Но Гримо не мог взять в толк, чем вызваны эти слезы: радостью ли встречи с ним или болью от рапы.
Между тем д'Артаньян и Портос молча продолжали свой путь в Париж.
Спустя три часа их обогнал верховой, весь в пыли: то был курьер герцога, везший письмо кардиналу, в котором, как было обещано, принц свидетельствовал, что сделали д'Артаньян и Портос.
Мазарини провел очень дурную ночь, получив письмо, в котором принц сам извещал его, что он на свободе и начинает с ним смертельную борьбу.
Кардинал перечитал это письмо раза три, затем сложил и, кладя в карман, сказал:
– Одно меня утешает: хоть д'Артаньян и упустил принца, но, по крайней мере, гонясь за ним, задавил Бруселя. Решительно, гасконец бесценный человек; даже неловкость его служит мне на пользу.
Кардинал говорил о человеке, которого сбил с ног д'Артаньян у кладбища Святого Иоанна в Париже. Это был не кто иной, как советник Брусель.
Глава 29. СОВЕТНИК БРУСЕЛЬ
Но, к несчастью для Мазарини, на которого и так валились все напасти, советник Брусель не был задавлен.
Он действительно переходил не спеша через улицу Сент-Оноре, когда бешено мчавшаяся лошадь д'Артаньяна задела его и опрокинула в грязь. Как мы уже сказали, д'Артаньян не обратил внимания на столь ничтожное событие. Он вполне разделял глубокое и презрительное безразличие, проявляемое в те времена дворянством, особенно военным дворянством, по отношению к буржуазии. Поэтому-то он остался нечувствителен к несчастью, приключившемуся с человеком в черной одежде, хотя и был его причиной. Прежде чем бедняга Брусель успел крикнуть, вооруженные всадники, как буря, пронеслись мимо. Тогда только прохожие услыхали его стоны.
Люди сбежались, увидели раненого, стали расспрашивать, кто он, где живет. Как только он сказал, что его зовут Брусель, что он советник парламента и живет на улице Сен-Ландри, толпа разразилась криком, ужасным, грозным криком, который напугал несчастного советника не меньше, чем промчавшийся над ним ураган.
– Брусель! – вопили кругом. – Брусель, отец наш! Защитник наших прав! Брусель, друг народа, убит, растоптан негодяями кардиналистами! На помощь! К оружию! Смерть им!
В одно мгновение толпа запрудила улицу; остановили первую попавшуюся карету, чтобы везти советника, но кто-то заметил, что тряска может усилить боль и ухудшить состояние раненого; другие предложили отнести его на руках, – предложение было встречено с восторгом и принято единодушно.
Сказано – сделано. Народ, грозный и вместе с том кроткий, поднял советника и унес его, подобно сказочному гиганту, с ворчанием баюкающему карлика в своих объятиях.
Брусель не сомневался в любви парижан; три года он возглавлял оппозицию не без тайной надежды добиться когда-нибудь популярности. Это столь своевременное выражение чувств его обрадовало и преисполнило гордости, ибо оно показывало меру его влияния. Но этот триумф был омрачен тревогами. Помимо того что ушибы причиняли ему немалую боль, на каждом перекрестке он дрожал, как бы не появился эскадрон гвардейцев или мушкетеров и не разогнал толпу. Что сталось бы с бедным триумфатором в свалке!
Перед его глазами все еще стояли пролетавшие люди и лошади, словно смерч, словно буря, опрокинувшая его одним своим порывом, и он повторял слабым голосом: «Торопитесь, дети мои: я очень страдаю».
После каждой такой жалобы вокруг него с новой силой раздавались вопли и проклятия.
Не без труда удалось протиснуться к дому Бруселя. Все жители квартала бросились к окнам и дверям, привлеченные шумом толпы, наводнившей улицу.
В окне дома Бруселя появилась старая служанка, которая кричала изо всех сил, и пожилая женщина, которая горько плакала. Обе они с явной тревогой, хотя и выражаемой разными способами, расспрашивали толпу, из которой отвечали им лишь громкими нечленораздельными криками.
Но едва только возле дома появился несомый восемью людьми советник, бледный, с погасшим взором, как добрая госпожа Брусель упала в обморок, а служанка, воздев руки к небу, бросилась по лестнице навстречу своему хозяину. «Господи, господи, – кричала она, – хоть бы Фрике был здесь и сбегал за доктором!»
Фрике был здесь. Где же обойдется дело без парижского сорванца?
Фрике, разумеется, воспользовался троицыным днем, чтобы выпросить отпуск у хозяина таверны. В отпуске ему отказать было нельзя, так как по условию он получал свободу по большим праздникам, четыре раза в году.
Фрике находился во главе шествия. Он, конечно, сам подумал, что надо бы сбегать за доктором» но в конце концов гораздо веселее было кричать во всю глотку: «Убили господина Бруселя! Господина Бруселя, отца народа! Да здравствует господин Брусель!» – чем шагать одному по темным улицам и тихо сказать человеку в темном камзоле: «Пойдемте, господин доктор, советник Брусель нуждается в вашей помощи».
К несчастью, Фрике, игравший в шествии видную роль, имел неосторожность взобраться на оконную решетку, чтобы подняться над толпой. Честолюбие его погубило: мать заметила его и послала за доктором.
Затем она схватила советника в охапку и собралась тащить его наверх, но на лестнице советник неожиданно встал на ноги и заявил, что может подняться и сам. Он просил служанку только об одном: уговорить народ разойтись. Но та не слушала его.
– О, мой бедный хозяин! Дорогой мой хозяин! – кричала она.
– Да, милая, да, Наннета, – бормотал Брусель, пытаясь ее утихомирить, – успокойся, все это пустяки.
– Как я могу успокоиться, когда вас раздавили, растоптали, растерзали!
– Да нет же, нет, – уговаривал ее Брусель, – ничего не случилось.
– Как же ничего, когда вы весь в грязи! Как же ничего, когда у вас голова в крови! Ах, господи, господи, бедный мой хозяин!
– Замолчи, наконец! – сказал Брусель. – Замолчи!
– Кровь, боже мой, кровь, – кричала Наннета.
– Доктора! Хирурга! Врача! – ревела толпа. – Советник Брусель умирает! Мазаринисты убили его!
– Боже мой, – восклицал Брусель в отчаянии, – из-за этих несчастных мой дом сожгут!
– Подойдите к окну и покажитесь им, хозяин!
– Нет, уж от этого я воздержусь, – ответил Брусель. – Показываться народу – это дело королей. Скажи им, что мне лучше, Наннета, скажи им, что я пойду не к окну, а в постель, и пусть они уходят.
– А зачем вам нужно, чтобы они ушли? Ведь они собрались в вашу честь.
– Ах! Неужели ты не понимаешь, что меня из-за них повесят? – твердил в отчаянии Брусель. – Видишь, вот и советнице стало дурно!
– Брусель! Брусель! – вопила толпа. – Да здравствует Брусель! Доктора Бруселю!
Поднялся такой шум, что опасения Бруселя не замедлили оправдаться. На улице появился взвод гвардейцев и ударами прикладов разогнал беззащитную толпу.
При первом крике: «Гвардейцы, солдаты!» – Брусель, боясь, как бы его не приняли за подстрекателя, забился в постель, не сняв даже верхней одежды.
Благодаря вмешательству гвардейцев старой Наннете, после троекратного приказа Бруселя, удалось наконец закрыть наружную дверь. Но едва лишь она заперла дверь и поднялась к хозяину, как кто-то громко постучался.
Госпожа Брусель, придя в себя, разувала своего мужа, сидя у его ног и дрожа как лист.
– Посмотрите, кто там стучит, Наннета, – сказал Брусель, – и не впускайте чужих людей.
Наннета выглянула в окно.
– Это господин президент, – сказала она.
– Ну, его стесняться нечего, откройте дверь.
– Что они с вами сделали, милый Брусель? – спросил, входя, президент парламента. – Я слышал, вас чуть не убили!
– Они явно покушались на мою жизнь, – ответил Брусель со стоической твердостью.
– Бедный друг! Они решили начать с вас. Но каждого из нас ждет та же участь. Они не могут победить нас всех вместе и решили погубить каждого порознь.
– Если только я поправлюсь, – сказал Брусель, – я, в свою очередь, постараюсь раздавить их тяжестью своего слова.
– Вы поправитесь, – сказал Бланмениль, – и они дорого заплатят за это насилие.
Госпожа Брусель плакала горючими слезами, Наннета бурно рыдала.
– Что случилось? – воскликнул, поспешно входя в комнату, красивый и рослый молодой человек. – Отец ранен?
|
The script ran 0.009 seconds.