1 2 3 4 5 6 7 8 
– Мамочка,  книга была совсем не там, где ты велела мне ее поискать… (Виноватая мамочкина  улыбка словно сказала: «Да, милый, я знала, что там ее не отыщешь!») Мне ее  Рейчел нашла совсем в другом месте. Вот поглядите, мистер Маркхем, это книга по  натуральной истории. На картинках все-все звери и птицы, и читать ее тоже очень  интересно.    

В  прекраснейшем настроении я сел посмотреть картинки и притянул малыша к себе.  Войди он минутой раньше, то очень бы меня рассердил, но теперь я нежно  поглаживал его кудри и даже поцеловал в белый лобик. Он ведь был сыном моей  Хелен, а значит, и моим. С тех пор я на него так и смотрел. Прелестный мальчик  стал теперь превосходным молодым человеком. Он оправдал все лучшие надежды  своей матери, и в настоящее время живет в Грасдейл-Мэноре со своей молодой  женой, в былые дни – смешливой крошкой Хелен Хэттерсли.    

Я не  успел посмотреть и половины картинок, когда вошла миссис Максуэлл и пригласила  меня в столовую позавтракать. Холодная сдержанность почтенной дамы вначале  сильно меня пугала, но я приложил все усилия, чтобы смягчить ее, – и, мне  кажется, достиг некоторого успеха даже в этот первый короткий визит. Во всяком  случае я поддерживал с ней оживленный разговор, и она мало-помалу смягчилась,  стала любезнее, а когда я откланивался, простилась со мной ласково и выразила  надежду, что будет иметь удовольствие снова увидеть меня не в столь отдаленном  времени.    

– Нет,  вы не должны уезжать, не посмотрев оранжерею, тетушкин зимний сад, –  сказала Хелен, когда я повернулся к ней, чтобы проститься со всей  философичностью и сдержанностью, какие только мог призвать себе на помощь.    

Я с  восторгом воспользовался такой отсрочкой и последовал за ней в большую  прекрасную оранжерею с особым для зимы обилием цветов. Разумеется, я на них  почти не смотрел. Однако моя прекрасная спутница увлекла меня туда вовсе не для  нежной беседы.    

– Тетя  очень любит цветы, – сказала она. – И очень любит Стейнингли. Я увела  вас, чтобы ходатайствовать за нее: пусть Стейнингли останется ее домом и после  нашей свадьбы, и… если сами мы решим жить не тут, я хотела бы посещать ее как  можно чаще. Я боюсь, ей будет тяжело расстаться со мной, и хотя она  предпочитает уединенную созерцательную жизнь, в одиночестве легко поддаться унынию.    

– Но  конечно же, Хелен, любимая! Распоряжайтесь тем, что ваше, как пожелаете. У меня  и в помышлении не было, чтобы ваша тетушка уехала отсюда, каковы бы ни были  обстоятельства. А поселимся мы здесь или где-нибудь еще, решите вы с ней, и  видеться вы будете, сколько вам захочется. Я понимаю, как для нее должно быть  тяжело расставаться с вами, и готов возместить ей это, насколько в моих силах.  Я уже люблю ее ради вас, и ее счастье мне дорого не меньше, чем счастье моей  матери.    

– Спасибо,  милый! За это получайте поцелуй. До свидания. Ах, ну же… Гилберт… Пустите же  меня… Это Артур! Не смущайте его детский ум своими безумствами.    

Пора  привести мое повествование к концу. Все, кроме тебя, сказали бы, что я и так  его безбожно затянул. Но ради тебя я все-таки прибавлю несколько слов, ведь я  знаю, почтенная дама не могла не заинтересовать тебя, и ты захочешь узнать ее  дальнейшую судьбу. Разумеется, я приехал к ним снова весной и, следуя советам  Хелен, всячески старался заслужить ее расположение. Впрочем, она приняла меня  очень ласково, без сомнения, уже подготовленная незаслуженными похвалами мне,  которые слышала от племянницы. Естественно, я постарался выставить себя в наилучшем  свете, и между нами скоро возникла взаимная симпатия. Когда она узнала о моих  дерзких надеждах, то приняла это гораздо лучше, чем я смел надеяться. Мне она  сказала только:    

– Итак,  мистер Маркхем, насколько я поняла, вы намерены отнять у меня мою племянницу.  Что же, надеюсь, Бог благословит ваш союз и наконец подарит счастье моей  девочке. Признаюсь, мне было бы приятней, если бы она предпочла не вступать во  второй брак. Но раз уж она не хочет оставаться одинокой, то не знаю никого из  подходящих ей по возрасту, кому я с большей охотой уступила бы ее, чем вам, и  кто более способен оценить ее в полной мере и сделать истинно счастливой,  насколько мне дано судить.    

Разумеется,  такой комплимент привел меня в восторг, и я мог только ответить, что надеюсь не  обмануть ее ожиданий.    

– Однако  у меня есть к вам одна просьба, – продолжала она. – Видимо, я могу  по-прежнему считать Стейнингли моим домом, так мне хотелось бы, чтобы он стал и  вашим, потому что Хеден привязана к нему и ко мне… Как и я к ней. Грасдейл  полон для нее горьких воспоминаний, от которых ей было трудно избавиться, а я  не буду докучать вам своим обществом и тем более во что-нибудь вмешиваться.  Привычки у меня очень спокойные, как и занятия, я буду оставаться в своих  комнатах, и вам не придется видеть меня так уж часто.    

Разумеется,  я с готовностью на все согласился, и мы жили в величайшей гармонии с нашей  тетушкой до дня ее кончины. Печальное это событие произошло несколько лет  спустя. Печальное не для нее (ибо смерть пришла к ней тихо, и она была рада  достигнуть конца земного пути), но только для оплакивавших ее любящих друзей и  тех, кому она благодетельствовала.    

Однако  вернемся к моим делам. Мы поженились в чудесное августовское утро. Понадобились  все эти восемь месяцев, и вся доброта, все терпение Хелен вдобавок, чтобы моя  матушка отказалась от своего предубеждения против моей невесты и примирилась с  мыслью, что я покину Линден-Грейндж и буду жить в таком отдалении от нее.  Однако выпавшее на долю ее сына счастье было ей приятно, и она с гордостью  приписывала все только его собственным необычайным достоинствам и талантам.  Ферму я передал Фергесу, причем с более легким сердцем, чем сделал бы это на  год раньше. Теперь я мог более не тревожиться за его судьбу – он уже несколько  месяцев был влюблен в старшую дочь приходского священника в Л., и высокие  душевные качества барышни пробудили все спавшие в нем крепким сном добродетели  и подвигли его на самые похвальные старания заслужить ее любовь и уважение, а  также составить состояние, позволившее бы ему просить ее руки, и сделать себя  достойным чести не только в ее глазах или глазах ее родителей, но и в своих  собственных. Как тебе известно, он в этом преуспел. Что до меня, то вряд ли  надо рассказывать тебе, как счастливо и в какой любви мы жили и живем с моей  Хелен, сколько радости находим в обществе друг друга и в подрастающем вокруг  нас молодом поколении. А сейчас мы с большим нетерпением ожидаем твоего с Розой  ежегодного визита – ведь уже близко время, когда вам придется покинуть свой  пыльный, дымный, шумный город, полный суеты и забот, чтобы отдохнуть и  набраться сил в нашем мирном сельском приюте.    

А пока –  прощай!    

Гилберт  Маркхем. Стейнингли, 10 июня 1847 года.