1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 
   
Мама суетливо поправляла ножи-вилки, которые и без того лежали идеально.
   
— Как продвигается подготовка к вашей церемонии, мам? — спросил Филипп.
   
Она подняла голову, и мне показалось, что на лице ее промелькнула болезненная гримаса, но она так быстро исчезла, что я засомневалась.
   
— Все идет прекрасно, спасибо, милый. Я заказала вам с Райли костюмы, они великолепны. Да, Люси, Эдит передала мне твои размеры, спасибо большое. Я выбрала прелестную ткань, но не хотела ее покупать, не показав сначала тебе.
   
Я не говорила Эдит свои размеры, наверное, это сделал Жизнь — теперь понятно, почему как-то утром я проснулась с лентой-сантиметром вокруг груди. Вдохновляет, однако, тот факт, что она просит моего одобрения, прежде чем заказывать ткань.
   
— Спасибо, мам.
   
— А потом выяснилось, что, если не начать шить до понедельника, они не успеют к сроку, поэтому я сказала, чтобы они приступали к делу. — Она встревоженно на меня посмотрела. — Ты не против, милая? Я тебе звонила и звонила, но ты была очень занята, вероятно с… как мне звать его, дорогая?
   
— Да никак не зови, — пренебрежительно махнула я, а потом процедила сквозь зубы: — Уверена, платье будет хоть куда.
   
Райли поперхнулся.
   
— Оно полиняет, — оживилась вдруг бабушка, — помяните мое слово, оно точно полиняет. — И добавила, повернувшись ко мне: — Люси, мы не можем сидеть с ним за одним столом и никак к нему не обращаться.
   
— Зовите его Космо.
   
— Как мне его звать? — переспросил Райли.
   
Джемайма засмеялась, почти не шевельнув лицевыми мышцами. Поразительное явление природы, ведь у нее под кожей нет ни капли крысиного яда.
   
— Не понимаю, что это за имя, — поджав губы, изрекла бабушка.
   
— Такое имя — Космо. А полностью — Космо Браун.
   
— О, это ведь из фильма… — Мама щелкнула пальцами, вспоминая. Бабушка неодобрительно нахмурилась, заметив этот жест. — Его играет Дональд О'Коннор в… — мама прищелкнула еще и еще раз, — в «Поющих под дождем»! — радостно заключила она. А потом сразу же обеспокоенно спросила: — У него же нет аллергии на орехи, правда?
   
— У Дональда О'Коннора? Не знаю, мне кажется, он умер несколько лет назад.
   
— Орехов объелся? — уточнил Райли.
   
— У него была застойная сердечная недостаточность, — сообщил Филипп.
   
— Нет, я имела в виду твоего друга, Космо, — пояснила мама.
   
— Ну нет, он жив.
   
Райли и Филипп рассмеялись.
   
— Да и чего мы о нем столько говорим, — улыбнулась я. — Разве не замечательно, что мы все здесь собрались вместе, какая нам разница, тут он или нет?
   
Райли почуял что-то неладное и попытался заглянуть мне в глаза. Я поспешно отвела их в сторону.
   
В этот момент в столовую торопливо вошла Эдит с разгоряченным лицом.
   
— Люси, — мягко сказала она, — ну когда же приедет твой друг? Дело в том, что барашек уже готов, именно так, как любит мистер Силчестер, к тому же в восемь у него важный телефонный разговор.
   
Я посмотрела на часы. Жизнь опаздывал уже на десять минут, а отец, как выяснилось, отвел всего полчаса на встречу с ним за обеденным столом.
   
— Скажите мистеру Силчестеру, что он может отложить свой разговор, — резко сказала мама, чем немало нас всех удивила, — и что он может поесть чуть более прожаренное мясо, чем обычно.
   
Ее слова были встречены полным молчанием, и даже бабушка не проронила ни звука.
   
— Есть более важные вещи, — сказала мама, распрямив спину и вновь поправив какую-то вилку.
   
— Может быть, отец присоединится к нам сейчас, а мой друг чуть позже? — предложила я Эдит. — Нет смысла ждать, вдруг его что-то сильно задержало. — Я послала ей многозначительный взгляд в надежде, что она его правильно истолкует: «Он не придет, помоги-и-и!»
   
И в ту же секунду кто-то позвонил по домофону.
   
— Это он, — радостно сказала мама.
   
Я выглянула в окно и увидела желтый фургон Дона с медленно вращающимся красным ковром на крыше, который, казалось, неизбежно должен задеть за ворота. Тогда я вскочила, резко задернула занавески на всех трех окнах и сказала, что пойду его встречу.
   
— А вы все оставайтесь здесь.
   
Райли внимательно наблюдал за мной.
   
— Я хочу, чтобы это был настоящий сюрприз, — пробормотала я и бегом выскочила из комнаты, закрыв за собой дверь. В холле меня поймала Эдит, выглянувшая из дверей кухни.
   
— Что ты затеваешь?
   
— Ничего, — ответила я, грызя ногти.
   
— Люси Силчестер, я знаю тебя всю твою жизнь, и я вижу: что-то не так. У меня одна минута, прежде чем я пойду звать твоего отца к столу, и мне надо знать, к чему быть готовой.
   
— Ладно, — прошептала я, — мы поссорились с моей Жизнью, и он сегодня не придет.
   
— Господи помилуй. Что ж ты им не сказала?
   
— А ты как думаешь? — прошипела я.
   
— Тогда кто там приехал?
   
Мы услышали шум машины, а потом мотор затих.
   
— Чистильщик ковров.
   
— А с ним что не так?
   
— Я спала с ним прошлой ночью.
   
Эдит застонала.
   
— Но люблю я другого.
   
Она застонала в голос.
   
— Мне кажется.
   
Она жалобно взвыла.
   
— О боже, что же мне делать? Думай, думай, думай, Люси.
   
Неожиданно у меня возник план. Наверное, Эдит поняла это по моему лицу.
   
— Люси, — предостерегающе сказала она.
   
— Не волнуйся. — Я взяла ее за руки и крепко сжала их, пристально глядя ей в глаза. — Ты ничего не знаешь, никто тебе ничего не говорил, ты ни в чем не замешана и ни за что не отвечаешь. Это все придумала я.
   
— Сколько тысяч раз я уже это слышала?
   
— А разве в итоге не было все о'кей?
   
Эдит возмущенно подняла брови:
   
— Люси Силчестер, из всех твоих безобразных проделок эта — самая худшая.
   
— Они никогда не узнают. Обещаю тебе.
   
Печально причитая, она медленно потащилась за моим отцом.
   
Я вышла на крыльцо и резко захлопнула за собой входную дверь. Дон как раз выбрался из фургона и теперь с удивлением смотрел на меня.
   
— Привет, добро пожаловать в мое загородное обиталище.
   
Он улыбнулся, но не так широко, как раньше. Поднялся на крыльцо и встал рядом со мной, а мне вдруг страшно захотелось поцеловать его. Я не знала, что ему сказать, но тут услышала, что хлопнула дверь в кабинете отца и в холле раздались его быстрые шаги.
   
— Люси вышла его встречать, сэр, — запыхавшись, сказала Эдит, пытаясь его догнать.
   
— Отлично. Надо поскорее управиться со всей этой ерундой и покончить с ней, не так ли? — Мы оба услышали его слова.
   
— Прости меня за сегодняшнее утро, — сказала я совершенно искренне.
   
Дон пристально поглядел на меня.
   
— Я же тебе говорила, у меня в жизни полная неразбериха. Это меня не извиняет, но это правда. Сама не знаю, чего хочу. Думала, что знаю, но Жизнь показал мне, что это не так. Пока я не могу понять, как распутать этот клубок, но я стараюсь.
   
Он кивнул, а затем спросил:
   
— Ты все еще любишь его?
   
— Думаю, да. Но не знаю наверняка.
   
Он помолчал.
   
— Твоя Жизнь сказал мне, что у него, возможно, появилась новая девушка.
   
— У моей Жизни?
   
— Нет, у Блейка. Он сказал мне, пока ты была в ванной.
   
— Это очень даже возможно.
   
Дон посмотрел на свой фургон, на фонтан и на дом.
   
— Я не люблю тебя, Люси. — И добавил после паузы: — Но ты мне нравишься. Очень.
   
Я прижала руку к сердцу.
   
— Это самое чудесное признание, какое я слышала.
   
— Я не хочу быть частью эксперимента в твоей жизни.
   
— Ты можешь быть в этом уверен.
   
— И не хочу быть вторым номером.
   
— И в этом тоже. Понимаешь, мне просто необходимо окончательно во всем разобраться.
   
Похоже, это его устроило. Я не знала, что еще ему сказать.
   
— Ты нервничаешь из-за всего этого?
   
— Очень. У меня не было никакого романа три года. И я ошибаюсь везде, где только можно.
   
Он улыбнулся.
   
— Нет, я о том, как они отнесутся к Жизни?
   
— А. Нет. Абсолютно не нервничаю. Мне физически плохо.
   
— Все будет отлично, он прекрасно умеет вести разговор.
   
— Его здесь нет, и думаю, он не приедет. Сегодня я потеряла работу, а Жизнь со мной не хочет общаться. — Я нервно поежилась, поняв, как глубоко увязла.
   
Он присвистнул.
   
— Чем-то я могу помочь?
   
   
Заглянув в комнату, я увидела, что все чинно сидят за столом — отец, как ни странно, не во главе, это место оставлено для почетного гостя.
   
— Прошу у всех прощения, что опоздали. Отец, я знаю, у тебя скоро важный телефонный разговор, мы бы не хотели, чтобы ты откладывал его из-за нас. Как бы то ни было, позвольте вам представить…
   
Я открыла дверь пошире, пропуская вперед Дона.
   
— Это моя семья. А это, — я посмотрела на Дона, — это моя жизнь.
   
Он улыбнулся, и на щеках заиграли ямочки. А потом засмеялся, чего я, признаться, ожидала от него меньше всего на свете.
   
— Простите. — Он перестал смеяться. — Для меня большая честь познакомиться со всеми вами.
   
Он протянул руку Джемайме:
   
— Привет.
   
— Джемайма, — застенчиво сказала она, пожимая его руку.
   
— Рад познакомиться, Джемайма.
   
Дон пошел дальше, и мама вспорхнула со стула. Бабушка не шелохнулась, лишь вяло подала ему пальцы лодочкой.
   
— Виктория, — небрежно произнесла она.
   
— Жизнь Люси, — почтительно сказал он.
   
— Да. — Она окинула его взглядом снизу доверху и неопределенно хмыкнула.
   
— Я Райли. — Райли встал и крепко пожал Дону руку. — Надо же, у меня точно такой пиджак.
   
— Опиджачительное совпадение, — пробормотала я и потянула Дона знакомиться с мамой.
   
— Н-да, я его оставил в… — Райли посмотрел на дверь, ведущую в холл. Пока Дон с мамой раскланивались и пожимали руки, Райли приоткрыл занавески, выглянул в окно и увидел фургон с волшебным ковром, после чего бросил на меня предостерегающий взгляд. Я ответила ему тем же, и он, с сомнением покачав головой, сел за стол. Все были так заняты Доном, что никто не обратил внимания на этот краткий обмен предостережениями.
   
— Позвольте представить вам отца Люси, мистера Силчестера, — сказала Дону мама.
   
Дон поглядел на меня и направился к моему отцу. Я сжала губы и постаралась удержаться от нервного смеха, и он тоже. А затем он уселся на уготованное место во главе стола.
   
— У вас замечательный дом, — он оглядел столовую, — это дуб?
   
— Да, — с воодушевлением подхватила мама, — мы зовем эту комнату Дубовой.
   
— Оригинально, верно? — сказала я, и Дон рассмеялся.
   
— Ну, расскажите нам, как вы ладите с Люси, — попросила мама, сцепив руки в замок.
   
— Мы с Люси, — Дон пристально глядел на меня, и сердце мое бешено заколотилось, — ладим просто прекрасно. Она необычайно энергична, — при этих словах Райли слегка сполз вниз на стуле, — так что мне нелегко держаться с ней наравне, но я от нее просто без ума.
   
Он не отрывал от меня глаз, а я от него.
   
— Как это чудесно, — прошептала мама, не желая разрушать очарование момента, — быть влюбленной в свою жизнь. Я вижу это по ее лицу. Это волшебно.
   
Она, оказывается, глаз с меня не сводила. Я фыркнула.
   
— Да, но… — мне пришлось прочистить горло, и щеки у меня горели от волнения, потому что все они внимательно на меня смотрели, — может быть, мы немного расскажем ему о себе?
   
— Мы с мистером Силчестером скоро обновим наши брачные обеты, — радостно сообщила мама, — правда, Сэмюэль?
   
Отец лениво, протяжно и совершенно равнодушно сказал «да». Дон, по вполне понятным причинам, решил, что это шутка, и засмеялся, но, поскольку это была не шутка, смех вышел неуместным.
   
Смутившись, мама пояснила:
   
— В этом году у нас тридцатипятилетний юбилей свадьбы, и мы решили, что это хороший способ его отпраздновать.
   
— Поздравляю вас, — вежливо сказал Дон.
   
— Спасибо. Я попросила Люси быть подружкой невесты. Надеюсь, вы тоже придете.
   
Дон глянул на меня с улыбкой.
   
— Уверен, Люси в восторге от предстоящего события.
   
— Прошу меня простить, я ничего не знаю о ваших планах… как долго вы намерены пробыть вместе с Люси?
   
— Я бы хотел пробыть с ней весьма долго, — ответил он и снова внимательно посмотрел на меня. — Но это зависит от Люси.
   
Я отвела глаза, и Райли немедленно мне подмигнул. И вопреки своим надеждам вернуться к Блейку я широко улыбнулась.
   
В столовую вошла Эдит. Она привезла столик на колесиках с тарелками и огромной супницей. Раздала всем тарелки и принялась разливать суп.
   
— С цукини и горошком, — сообщила она Дону, а потом метнула на меня быстрый взгляд, напоминая, что не желает иметь с нашей затеей ничего общего.
   
— М-м, — преувеличенно восхитилась я, — мой любимый. Спасибо, Эдит.
   
Она проигнорировала мои восторги и наполнила мою тарелку в последнюю очередь.
   
Зазвонил домофон.
   
— Это, наверное, по поводу ковра, — сказала мама. — Эдит, вы откроете?
   
— Да, я провожу его в гостиную, — кивнула Эдит и с тревогой поглядела на меня.
   
Неловко получилось. Если это и в самом деле Жизнь, вряд ли он обрадуется, когда его приведут в гостиную, чтобы он почистил персидский ковер, и, разумеется, будет возмущен, что я так грандиозно всем наврала. Да нет, это не он. Он меня бросил, оставил один на один с моим семейством — и был бы распоследним дураком, если б дал задний ход, ведь он хотел меня как следует проучить. Хотя, конечно, если он почуял, что я вру… тогда самое время ему появиться и проучить меня и того лучше.
   
— Вы были у Люси на работе? — спросил Филипп, и у меня упало сердце.
   
— Да, — поспешила вмешаться я. — Забавно, что ты об этом спросил. У меня как раз есть небольшая новость.
   
Я старалась, чтобы это прозвучало бодро. Дурные известия надо подавать в позитивном ключе. Чего уж теперь откладывать, Жизнь все равно не преминет разоблачить все мое вранье.
   
— Тебя повысили! — Мама была в экстазе, она только что не взвизгнула от восторга.
   
— Ну вообще-то нет. — Я посмотрела на Дона, ища моральной поддержки, а потом опять на маму. — С сегодняшнего дня я больше не работаю в «Мантике».
   
У нее округлился рот.
   
— И где ты теперь работаешь? — спросил Райли, ожидая услышать приятные новости.
   
— Э-э, пока нигде.
   
— Мне очень жаль это слышать, но они уже столько лет несут убытки, что сокращения были неизбежны.
   
Я была благодарна Филиппу за эти слова.
   
— Они выплатят тебе выходное пособие? — участливо заметил Райли.
   
— Н-нет. Потому что я ушла сама. Это было мое собственное решение.
   
Отец с размаху ударил кулаком по столу. Все подпрыгнули, а посуда жалобно зазвенела на белоснежной скатерти.
   
— Все в порядке, детка, — успокоил Филипп Джемайму, широко раскрывшую глаза и в ужасе глядевшую на папу — наверное, в ужасе, поскольку на бесстрастном личике не дрогнул ни один мускул. Я нежно обняла ее за плечи.
   
— Это ваши проделки? — спросил отец у Дона.
   
— Может быть, мы не станем сейчас это обсуждать, — мягко предложила я, надеясь, что он тоже сменит тон.
   
— А я думаю, сейчас самое время это обсудить, — взревел он.
   
— Джемайма, идем со мной. — Филипп вывел дочку из комнаты под неодобрительное прицокивание бабушки.
   
Когда они выходили, я увидела, что Эдит как раз впустила Жизнь в дом, и он успел меня заметить, прежде чем дверь в столовую закрылась.
   
— Итак, я жду вашего ответа, — требовательно повторил отец, обращаясь к Дону.
   
— Мы не на судебном процессе, — задыхаясь, сказала я.
   
— Не смей со мной так разговаривать в моем доме!
   
Я ничего не ответила и продолжала есть суп. Все молчали и сидели не шевелясь. Отец редко выходит из себя, но, когда это случается, он становится грозен. Сейчас он взбешен до крайности, это ясно, но и во мне все сильнее закипал гнев, хоть я старалась держать себя в руках.
   
— Он не имеет к этому никакого отношения, — сказала я ровным голосом.
   
— А почему, собственно? Разве он не несет ответственности за твои поступки?
   
— Нет, потому что на самом деле он не…
   
— Нет, Люси, все нормально, — остановил меня Дон. Я не знаю, почему он это сделал, но в лице его не было и тени страха или смущения, а лишь желание помочь и защитить. И легкое раздражение, пожалуй.
   
— Какова конкретно ваша роль во всем происходящем? — спросил отец.
   
— Сделать ее счастливой, — спокойно ответил Дон.
   
— Чушь.
   
— А когда Люси будет счастлива, она найдет верный путь. И я смогу за нее не беспокоиться.
   
— В жизни не слышал такой ахинеи. Бессмысленная болтовня. Если вы и впрямь хотите указать ей верный путь, то, похоже, это вам не удается.
   
— А как вы оцениваете свои усилия? Вам удается роль заботливого отца?
   
Желая защитить меня, он невольно затронул самую болезненную тему. Удивительно, он едва-едва знаком со мной, а знает меня, кажется, лучше всех моих родственников. Я боялась поднять на них глаза, боялась увидеть их лица.
   
— Как вы смеете говорить со мной в подобном тоне! — закричал отец и встал. Он высокий мужчина, а сейчас казался просто гигантом, нависающим над пигмеями, сидящими за столом.
   
— Сэмюэль, — тихо произнесла мама.
   
— Люси ушла с работы, где ей было плохо, — продолжал Дон. — Я не вижу в этом ничего ужасного.
   
— Люси плохо на любой работе. Люси ленива. Люси никогда не найдет такого места, где сумеет себя применить. Это ей ни разу не удавалось. Она всегда бросает то занятие и тех людей, от которых ей могла бы быть польза. Она не воспользовалась прекрасным образованием, которое мы ей обеспечили, она живет, как свинья, в квартире размером с эту комнату, она порочит и позорит нашу фамилию — и вы, судя по всему, точно такой же.
   
Силчестеры не плачут. Силчестеры не плачут. Не плачут. Я повторяла это, как заклинание, после каждого его непереносимо обидного слова. Да, моя паранойя опять не подвела, я всегда знала, что именно так он обо мне думает, а теперь он сказал это вслух, при всех. При Доне, который не был моей Жизнью, но стал мне совсем небезразличен. Это было слишком больно, слишком унизительно, гораздо хуже, чем расставание с Блейком или потеря какой угодно работы.
   
— Я устал от ее поведения, от ее бесконечных неудач и провальных попыток чем-нибудь заняться. В нашей семье все, из поколения в поколение, добивались успеха. В этой комнате сидят ее братья Райли и Филипп, оба талантливые, компетентные люди, умеющие работать, в то время как Люси из раза в раз доказывает, что ни на что не способна. И это при том, что мы предоставили ей все возможности для достижения успеха. Шейла, я поддался на твои уговоры и согласился на этот дурацкий курс, но очевидно, что Люси не может сама принимать решения, а потому отныне я буду принимать их за нее.
   
— Люси не ребенок, — сказал Дон. — Она взрослая женщина и в состоянии решить, что ей делать.
   
— А вас, сэр, — прогремел отец так громко, что эхо, наверное, разнеслось по всему зданию, — я более не желаю видеть в этом доме.
   
Все ошеломленно молчали. Я с трудом могла дышать.
   
В полной тишине, так что слышно было, как скрипнул стул, когда он поднялся из-за стола, Дон вежливо ответил:
   
— Рад был познакомиться с вами. Благодарю за гостеприимство. Люси?
   
Он предлагал мне уйти вместе с ним, и я хотела этого больше всего на свете, но не смела даже поднять на него глаза. И вообще ни на кого. Может быть, если я буду сидеть тихо-тихо, совсем неподвижно, то получится, будто меня и вовсе тут нет. Я чувствовала, что жаркие, постыдные слезы вот-вот хлынут из глаз, но нет — ни за что, не перед ним, не перед ними, никогда, никогда, никогда.
   
— Я провожу вас, — еле слышно сказала мама. Она беззвучно встала и тихо вышла из комнаты. Когда дверь открылась, в холле я увидела Жизнь с пепельно-серым лицом. Его я тоже подвела.
   
— Люси, в мой кабинет, сейчас же. Мы должны составить план действий.
   
Я не могла ни на кого смотреть.
   
— Твой отец к тебе обращается, — процедила бабушка.
   
— Думаю, ты должен позволить Люси закончить ужин, а обсудить все можно и позднее, — твердо сказал Райли.
   
Позволить Люси. Позволить мне.
   
— Эдит может потом разогреть ей, это не важно.
   
— Вообще-то я не голодна, — спокойно сказала я, глядя в тарелку.
   
— Люси, ты никого не позоришь, — нежно произнес Райли. — Отец просто очень беспокоится за тебя, вот и все.
   
— Я сказал ровно то, что думал, — заявил отец, но, помедлив, сел обратно за стол и говорил уже гораздо тише.
   
— Никто из нас не считает, что ты неудачница. Люси, ну посмотри на меня. — Райли перегнулся ко мне через мамин стул.
   
Но я не могла. Мама вернулась в комнату и встала в дверях, точно хотела проверить воду, прежде чем нырять.
   
— Простите, что так всех расстроила и разочаровала, — голос у меня дрожал, — Эдит, спасибо за ужин, извините, но мне надо уйти.
   
Я встала.
   
— Сядь! — велел отец, словно хлыстом ударил. — Сядь на место!
   
Я помедлила, потом пошла к двери. Проходя мимо мамы, я не смогла посмотреть ей в глаза и просто тихо закрыла за собой дверь.
   
Жизнь и Дон стояли бок о бок в холле, дожидаясь меня.
   
— Прости, что опоздал, — сказал Жизнь. — Таксист заблудился. Я что-то пропустил?
   
— Показать ему, где у вас персидский ковер? — спросил Дон.
   
У обоих в глазах горел хулиганский огонек, и оба они говорили очень нежно. Они пытались подбодрить меня — и я улыбнулась.
  
  
   
    
Глава двадцать вторая
   
   
— Дон, прости меня, пожалуйста, — меня все еще колотило, — это была дурацкая идея. Не понимаю, как я могла думать, что она сработает.
   
— Расслабься. — Он ласково потрепал меня по спине.
   
Дверь из Дубовой столовой открылась, и в холл вышла мама. Мы дружно обернулись — она прижимала руку к груди, словно это помогало ей дышать и она насильно заставляла свое сердце биться. Огромным усилием воли она сохраняла ровное выражение лица, но в результате оно больше походило на безжизненную застывшую маску.
   
— Люси, милая… — начала она, а потом заметила, что я не одна. Сказалась многолетняя привычка владеть собой, и она приветливо обратилась к Жизни: — Добрый день. Вы, вероятно, пришли почистить ковер?
   
Смешно.
   
— Вообще-то в химчистке работаю я, — сообщил Дон и, вспомнив, что до сих пор в пиджаке Райли, снял его. Под пиджаком оказалась футболка с эмблемой волшебного ковра. — Жизнь Люси — он.
   
— О. — Мама внимательно оглядела Жизнь, по-прежнему прижимая руку к груди. Кажется, ее не смутило, что произошла некоторая путаница.
   
— Мам, это Дон, — сказала я. — Мой друг. Очень хороший друг, который согласился помочь, когда в последнюю минуту выяснилось, что наш гость не может прийти, а я не хотела вас разочаровывать. Прости, мам, я видела, что вы очень его ждете, и вы так готовились… поэтому побоялась вам сказать, что на сегодня встреча отменяется.
   
— Мне жаль, что там все так получилось, — просто и искренне сказал Дон.
   
— Это была моя идея, прости меня, — извинилась я. Мне было нехорошо, и я мечтала побыстрее уйти, но не знала как.
   
— Надо бы вас чаем напоить, — заявила Эдит, вдруг возникшая в дверях кухни. Понятно, стояла там и все слышала.
   
— Да, это хорошая мысль, — согласилась мама, и неизвестно, кто из нас больше нуждался сейчас в чашке горячего чая, я или она. — Я Шейла, мама Люси. Приятно с вами познакомиться. — Она протянула Жизни руку. Потом тепло улыбнулась Дону: — Я очень рада видеть вас у нас в доме. Мне жаль, что вас приняли не так гостеприимно, как следовало, но я еще раз от всего сердца приглашаю вас на нашу повторную свадебную церемонию.
   
Мне было невыносимо слушать их легкую, вежливую болтовню. Все уселись на кухне, Эдит разливала чай и обсуждала с Доном и Жизнью достоинства бисквитного печенья, а мама, судя по всему, обдумывала, удобно ли попросить Дона все же почистить ковер, или отпустить его с миром. Затем Жизнь и мама принялись толковать о свадебных букетах, а Дон наблюдал за мной. Я видела это краем глаза, потому что не смотрела на него — вспоминала, что сегодня сказал мне отец. Его злые, хлесткие фразы звучали у меня в голове и мучили меня.
   
Жизнь взял свою чашку и подошел ко мне.
   
— Сегодня ты наворотила грандиозную ложь.
   
— Я не в настроении, — тихо ответила я, — и что бы ты ни сказал, хуже ты уже не сделаешь.
   
— Я и не хочу — хуже. Я хочу сделать лучше.
   
Жизнь прочистил горло, и, поняв, что он собирается сказать нечто важное, все умолкли.
   
— Люси считает, что она всегда была недостаточно хороша для всех вас.
   
Последовало неловкое молчание, я покраснела, но делать нечего — расплатой за большую ложь служит большая правда.
   
— Мне надо идти.
   
— Ох, Люси. — Мама была потрясена, но потом что-то в ней перещелкнуло, и включилась сияющая улыбка Силчестеров. — Я провожу тебя, милая.
   
   
— Ты этого не заслужила, — сказал Жизнь, когда мы проехали по холмам Уиклоу и выбрались на трассу.
   
Это было первое, что он произнес за четверть часа, с тех пор как мы сели в машину. Радио он даже не пытался включить, за что я была ему признательна, у меня и так в голове было слишком шумно. Там гремел голос отца, он снова и снова повторял свои обвинения, и я подумала, что нам никогда не вернуться к прежним холодно-вежливым отношениям. Он сказал это все на голубом глазу, как давно известное, даже без особых эмоций. Конечно, он был в ярости, но не она двигала им, когда он обрушил свои слова на мою голову. Он сказал именно то, что думал, и я уверена, так он будет думать до конца своих дней. Назад пути уже нет.
   
Мне не хотелось, чтобы Жизнь ехал со мной, но он настаивал, а я так жаждала побыстрее убраться оттуда, что и против бенгальского тигра не возражала бы в качестве попутчика.
   
— Заслужила. Я же соврала.
   
— Я не о том. Твой отец несправедлив к тебе.
   
Я не ответила.
   
— Куда ты решила направиться?
   
— Прошу тебя, я не в силах вести психологические беседы.
   
— Но машину-то ты в силах вести? Ты пропустила нужный поворот.
   
— Черт.
   
— И теперь, я так понимаю, мы едем в Уэксфорд?
   
— Нет, мы едем домой.
   
— А как же великая любовь?
   
— Разбилась о суровую реальность.
   
— Это как понимать?
   
— Он изменился, мне тоже надо меняться.
   
— И ты позвонишь Дону?
   
— Нет.
   
— А, ты и для него теперь недостаточно хороша. И вообще ни для кого.
   
Я промолчала, но мысленно сказала «да».
   
— То, что говорил твой папа, — это неправда, знаешь ли.
   
Я промолчала.
   
— Да, признаю, и я тоже, наверное, был не прав, когда вышел из себя и наговорил тебе всякого.
   
Я искоса глянула на него.
   
— О'кей, я точно был не прав.
   
— Это что, извинение?
   
— Нет. Я и сейчас считаю, что нельзя было бросать работу, не найдя сначала другую. Но в остальном я был не прав, и твой отец тоже.
   
— Я не смогу платить за квартиру. Не уверена даже, что мне было бы чем заплатить за бензин, соберись мы все же поехать в Уэксфорд на этой ржавой железяке. У меня нет денег заплатить Дону за ковер, а я безусловно собираюсь это сделать. Конечно, мне надо было сохранить работу. И подыскивать другую, получая там свою зарплату. Вот что надо было сделать. Так поступают нормальные, ответственные люди.
   
Он ничего не ответил, а молчание — знак согласия. Поскольку я не следила за дорогой, то снова свернула не туда и теперь совершенно не понимала, где мы. Попробовала развернуться обратно, но запуталась еще больше. Мы заехали на частную дорогу, вернулись на шоссе и встали у обочины. Я опустила голову на руль и честно признала:
   
— Я запуталась.
   
Жизнь нежно погладил меня по макушке и негромко, но твердо сказал:
   
— Не переживай, Люси, ты выберешься, и я здесь, чтобы помочь тебе.
   
— У тебя есть карта? Потому что запуталась я в географическом смысле.
   
Он быстро убрал руку с моей головы и заглянул мне в лицо:
   
— У тебя усталый вид.
   
— Я мало спала сегодня ночью.
   
— Это лишняя информация. Давай я поведу.
   
— Нет.
   
— Люси, пусти меня за руль. А сама ложись назад и поспи.
   
— Да там руку-то не вытянешь, не то что ногу. Как я там посплю?
   
— Не важно, просто отдохни.
   
— А ты умеешь водить?
   
Он полез в карман, извлек свои бумаги и протянул их мне. Но я отказалась читать — слишком устала.
   
— Здесь сказано, что я имею право управлять любым транспортным средством, если это необходимо для сохранения и безопасности твоей жизни.
   
— Любым?
   
— Абсолютно.
   
— Даже мотоциклом?
   
— Даже мотоциклом.
   
— И трактором?
   
— И трактором.
   
— А квадроциклом?
   
— Любым транспортным средством.
   
— И кораблем? Ты умеешь водить корабли?
   
Он только устало на меня поглядел, и я сдалась.
   
— Отлично. Себастиан в твоем распоряжении.
   
Я перебралась на заднее сиденье, а Жизнь сел за руль.
   
   
Проснулась я потому, что у меня страшно затекла шея. Кроме того, болела голова, она упиралась в холодное стекло и тряслась и стукалась при малейшей неровности на дороге. За окном было темно. Жизнь громко распевал что-то вместе с радио.
   
В июне темнеет около десяти, а из Глендалоха мы выехали в начале девятого. Нормальной машине нужно никак не больше часа, чтобы добраться оттуда до моего дома, но даже Себастиан в силах преодолеть это расстояние за два часа. Тогда почему такая темень? Мы явно едем уже дольше часа, а никаких огней нет даже вокруг дороги, и мы безусловно не в Дублине.
   
Тут мы остановились, но двигатель работал. Жизнь достал айфон и изучал навигатор. Похоже, он во всем решил разобраться без посторонней помощи, и мы снова двинулись в путь, быстро увеличивая скорость. Я наклонилась к нему и спросила прямо в ухо:
   
— Где мы?
   
— Господи! — Он аж подпрыгнул от неожиданности. Машину занесло, он ненадолго потерял управление, потом резко вывернул руль, мы благополучно избежали попадания в кювет, но зато вместо этого прямиком выехали на встречную полосу. Я была пристегнута, но, несмотря на это, меня мотнуло как тряпичную куклу, потом я как следует приложилась к спинке переднего сиденья, а потом мы уткнулись носом в дно придорожной канавы. И все вдруг стало тихо, не считая того, что Джастин Бибер пел про свою детку, детку, детку.
   
— О-хо-хо, — сказал Жизнь.
   
— О-хо-хо, — откликнулась я и попыталась отстегнуть ремень безопасности, чтобы он не перерезал меня напополам. — О-хо-хо? Мы угодили в кювет, мы неизвестно где, и это «о-хо-хо»? О чем ты думаешь, интересно?
   
— Ты меня испугала. — Он был уязвлен. — И мы не неизвестно где, а в Уэксфорде. — Он обернулся ко мне. — Сюрприз. Я решил помочь тебе обрести мечту.
   
— Поэтому мы улетели в кювет.
   
— Забавно, верно? — Он нервно теребил в руках телефон.
   
Ремень никак не хотел отстегиваться, а мне было очень неудобно сидеть головой в стекло, и ничего забавного в этом я не находила.
   
— Ты можешь нас отсюда вызволить?
   
Ремень наконец отстегнулся, и я смогла чуть-чуть расширить обзор. Где-то вдали, судя по всему, стоял дом — в окнах горел свет.
   
— Я не могу развернуться в канаве. По крайней мере, на твоей машине. Думаю, дело в том, что я слишком рано свернул с шоссе. Так, давай-ка посмотрим… — Приборматывая себе под нос, он снова принялся сверять наше местоположение со спутниковым навигатором.
   
Мне удалось немного приоткрыть дверь — что-то удерживало ее снаружи. На улице было совершенно темно, и я опустила стекло, чтобы выглянуть на волю. Оказывается, там валялось срубленное дерево, оно-то и заблокировало дверь. Что же, попробую выбраться через окно. Я ухватилась за крышу машины и повисла в самой неудобной позе, потом решила подтянуться, чтобы вытащить ноги, но это была неудачная мысль — руки соскользнули, и я полетела на сухие острые ветки, и это было чрезвычайно, прямо-таки чертовски больно. Силчестеры не плачут, но иногда Силчестеры ругаются на чем свет стоит. Дверца машины хлопнула, и я увидела силуэт Жизни, который стоял на краю канавы и протягивал мне руку.
   
— Ты в порядке?
   
— Нет, — процедила я сквозь зубы. — Как ты вылез из машины?
   
— Просто вышел через другую дверь.
   
О… как-то я об этом не подумала.
   
Жизнь ухватил меня за руку и вытащил из канавы.
   
— Ты что-нибудь сломала? — Он повертел меня и пощупал руки-ноги. — Кроме дерева, я имею в виду.
   
Я проверила — вроде бы все гнется. Попрыгала — ничего не отваливается.
   
— Ну, если ты можешь так бодро двигаться, то все в порядке. Физически ты здорова.
   
Он оглядел машину, уткнув руки в боки.
   
— Тут неподалеку гостиница, где я заказал номер. Пешочком дойдем.
   
— Ты издеваешься? Как я пойду на таких каблуках? И мы не можем бросить здесь Себастиана.
   
— Ничего, с дороги я позвоню в аварийную службу.
   
— Нет, не надо нам помощи, мы сами справимся. Вдвоем. Давай.
   
И мы приступили к делу. Я села за руль, а Жизнь пытался нас вытолкнуть. Безуспешно. Тогда он сел за руль, а я пошла толкать. Тоже безуспешно. Мы попробовали толкать вместе, но и это не помогло. Пришлось взять наши сумки из багажника и двинуться пешком по дороге, которую Жизнь прокладывал с помощью своего чертова навигатора. «Дорога», впрочем, — это очень громко сказано. На самом деле то был путь сообщения, пригодный для крупного рогатого скота и тракторов, а идти по нему в темноте на высоких каблуках в развевающемся легком платье, с ноющей спиной и сухими ветками в волосах… было неудобно. Спустя сорок пять минут мы доковыляли до гостиницы, которую почему-то проглядели создатели сети отелей «Рэдиссон». Жизнь бросил на меня извиняющийся взгляд. Это был старенький дом с верандой, древними ковриками на полу и бумажными обоями на стенах. Впрочем, там было чисто и опрятно. Поскольку с утра я так ничего и не съела, а у родителей проглотила лишь несколько ложек супа, живот у меня сводило от голода. Хозяйка приготовила нам бутерброды с ветчиной и превосходного горячего чаю, а еще тарелку вкуснейших бисквитов — последний раз я ела такие, когда мне было лет десять.
   
Сидя на кровати, я красила ногти на ногах. В голове у меня было пусто, и там гулким эхом отдавались слова отца.
   
— Прекрати думать о том, что тебе сказал отец, — велел Жизнь.
   
— Ты мысли читаешь?
   
— Нет.
   
— Но я как раз об этом сейчас думала. Как же ты узнал?
   
— Наверное, я хорошо тебя чувствую. Настроен на твою волну. И вообще, нетрудно догадаться, о чем ты думаешь, — твой папа сказал много резких слов.
   
— Отец, — поправила я.
   
— Ты хочешь поговорить об этом?
   
— Нет.
   
— Значит, твои родители — богатые люди.
   
— Состоятельные, — автоматически, даже не задумываясь, сказала я. Это была многолетняя привычка.
   
— Прости?
   
— Они не богатые, а состоятельные.
   
— Кто тебя научил так говорить?
   
— Мама. Когда я в восемь лет ездила в летний лагерь, дети меня дразнили, что я из богатенькой семьи, потому что видели, как меня привезли туда на БМВ или что у нас тогда была за машина, не помню. До этого я никогда не задумывалась о таких вещах, о деньгах дома не говорили даже вскользь.
   
— Потому что они у вас были.
   
— Возможно. Но я перестала употреблять это слово после ежегодного завтрака у Магуайеров в день зимнего солнцестояния. Я сказала, что мы богаты, и родители так на меня посмотрели, что больше я этого не повторяла никогда в жизни. Это как непристойное ругательство. Неприлично говорить, что ты богат.
   
— Какие еще правила они тебе внушили?
   
— Множество.
   
— Например…
   
— Нельзя класть локти на стол, пожимать плечами, кивать… пить самогон на конюшне с девятью мужчинами.
   
Он изумленно посмотрел на меня.
   
— Долго рассказывать эту историю. Нельзя плакать. Никаких эмоций, никакого выражения личных чувств. Ну, в общем, всякое такое.
   
— И ты соблюдаешь все эти правила?
   
— Нет.
   
— Все нарушаешь?
   
Я подумала о том, что Силчестеры не плачут. Строго говоря, это не было сформулированным запретом, скорее приобретенной привычкой. Я ни разу не видела, чтобы родители плакали, даже на похоронах своих родителей, — они сохраняли благопристойную твердость и стойкость духа.
   
— Нет, только самые главные. Я никогда не откажусь от дарованного мне Господом права пить наш ирландский потин на конюшне с девятью мужчинами.
   
Телефон Жизни просигналил, что у него сообщение.
   
Он прочитал его, улыбнулся и немедленно ответил.
   
— Я нервничаю по поводу завтрашнего дня, — призналась я.
   
Его телефон снова ожил, и он не обратил на мои слова никакого внимания. Улыбнулся и стал писать ответ.
   
— Кто это? — ревниво поинтересовалась я.
   
— Дон. — Он сосредоточенно жал на кнопки.
   
— Дон? Мой Дон?
   
— Если у тебя мания собственничества и ты хочешь, чтобы он принадлежал исключительно тебе, то — да, твой Дон.
   
— Нет у меня никакой мании, — фыркнула я, — но с Доном я первая познакомилась. Не важно. А что он пишет?
   
Я попыталась заглянуть в его телефон, но он убрал его от меня подальше.
   
— Это тебя не касается.
   
— Зачем ты с ним переписываешься?
   
— Затем, что мы с ним хорошо ладим, и у меня есть на него время, в отличие от некоторых. И завтра вечером мы собираемся пойти где-нибудь выпить вместе.
   
— Завтра вечером? Но ты не сможешь, мы же еще не успеем вернуться. И вообще, ты злоупотребляешь своим положением. И провоцируешь разногласия.
   
— Если ты о Блейке, то у меня с ним изначально нету никакого согласия. Так что все в порядке.
   
Я с недоумением наблюдала за ним: спина у него стала напряженной, он набычился и отвернулся от меня.
   
— Он настолько тебе неприятен?
   
Жизнь пожал плечами.
   
— А что будет, если мы с Блейком, ну, опять сойдемся? — Одна мысль об этом заставляла все мое существо радостно трепетать. Я думала о его умелых губах, целующих меня повсюду. — Что ты будешь испытывать тогда?
   
Он поджал губы и обдумал эту перспективу.
   
— Если ты будешь счастлива, я не стану грустить, надо полагать.
   
— Ты по идее должен тогда быть счастлив? Ведь когда я счастлива, то и ты тоже? Но если я буду с ним, а тебе будет плохо, значит… значит, на самом деле я не люблю его, так получается?
   
— Не совсем. Это значит, что ты, возможно, его и любишь. Но что вся эта ситуация неправильная и ее не должно быть.
   
— Я волнуюсь. Знаешь, сначала я переживала о том, как мы с ним встретимся. Я же не видела и не слышала его очень долго, если не считать телевизора. Ни разу не столкнулась с ним на улице, не пересеклась случайно где-нибудь в баре. Господи, да может, я ему совершенно ни к чему? Вдруг он только глянет на меня и сразу подумает: «Какое счастье, что я от нее ушел»?! Может быть, он по-настоящему ее любит, эту Дженну, и хочет прожить с ней всю жизнь?
   
Эти соображения так меня поразили, что я в ужасе смотрела на Жизнь, ища поддержки.
   
— Что, если после всего я все-таки недостаточно хороша для него?
   
— Люси, — мягко сказал он, — если ничего не получится, то вовсе не потому, что нехороша ты.
   
Мне трудно было убедить себя, что он прав.
  
  
   
    
Глава двадцать третья
   
   
Я мало спала той ночью. Жизнь не храпел, но мне не давали заснуть тревожные мысли, мучительные вопросы и страх перед туманным будущим. Проснулась я с мрачной идеей, что если сегодня все пройдет плохо, то обвинения отца вполне обоснованны. Мне казалось, что если я сумею вернуть Блейка, то и все остальное наладится. Я сбилась с верного пути, когда потеряла его, и, если мы опять будем вместе, все снова будет хорошо. Несмотря на то что Блейк никогда не работал в официальных структурах, отец относился к нему доброжелательно и, как ни странно, несколько раз даже приходил на наши вечеринки в хлебопекарный лофт. Отцу импонировали жизненный напор, драйв и уверенность Блейка в себе, он не сомневался, что Блейк будет ставить себе амбициозные цели и непременно добьется успеха. Ему нравилось, что Блейк лазает по горам, бегает марафоны, что он в прекрасной физической форме. Пока мы были вместе, он одобрял и меня, хоть я и не стала врачом, юристом или ядерным физиком, но, когда моя жизнь круто изменилась вместе с потерей Блейка, отец понял, что одобрять больше нечего, и я утратила его снисходительное поощрение.
   
Утром я с трудом продрала глаза, долго стояла под душем и к завтраку спустилась позже всех. В холле никого не было, но с веранды, залитой ярким солнечным светом, раздавались голоса. Жизнь и еще четыре человека уже сидели за столом. Перед ним была доверху полная тарелка. Так-так, тушеная фасоль. Этой порции за глаза на двоих хватит.
   
— Доброе утро, — кивнул он с полным ртом.
   
— Ого! Приятного аппетита.
   
Он независимо оглядел своих соседей и энергично продолжил жевать.
   
Я села рядом с ним и поздоровалась со всеми. Трое парней и девушка, по виду типичные студенты, все не старше двадцати. Такие обычно серфингом увлекаются: юноши длинноволосые, а девушка с короткой стрижкой. Они с пулеметной скоростью обменивались веселыми шуточками, подкалывая друг друга и не забывая про еду. Между нами не больше десяти лет разницы, но впечатление такое, что мы живем на разных планетах.
   
Я наклонилась к Жизни и тихо, чтобы больше никто не слышал, спросила:
   
— Черт побери, что у тебя с лицом?
   
Он посмотрел на меня с раздражением и перестал есть.
   
— Не только с лицом. У меня это по всему телу. — Он сдвинул воротник футболки, и я увидела, что шея и грудь тоже покрыты красной сыпью.
   
— О нет. Вот дерьмо.
   
— Стресс. Нечего было всю ночь ворочаться и убеждать себя, что твоя жизнь зависит от того, как пройдет сегодняшний день.
   
— Ничего себе.
   
Выглядел он паршиво: кроме сыпи у него на подбородке багровел здоровенный прыщ, появившийся, когда Дон мне не позвонил.
   
— Жуть. Некоторые прям ярко-ярко-красные.
   
— Ты думаешь, я об этом не знаю? — прошипел он. И моментально сделался пунцовым от злости, точно подавился.
   
— Это все из-за Блейка?
   
— И Блейка, и работы, и твоего отца, и вообще…
   
— И Дона?
   
— Дон единственный человек, который меня радует, а поскольку ты его бросила, мне от этого еще хуже.
   
— Я его не бросала.
   
Я имела в виду, что между нами ничего, в сущности, и не было, а потому и бросать нечего, но Жизнь меня неправильно понял.
   
— Ну да, ты оставила его висеть на телефоне в режиме ожидания. Как будто ты телефонистка пятидесятых: «Подождите, у меня срочный звонок на другой линии».
   
Я нахмурилась.
   
— Ну и общайся с ним тогда, если он тебе так нравится.
   
— Непременно, — сердито подтвердил он. — Сегодня же вечером и пообщаюсь. Так что побыстрей беседуй с Блейком, я не собираюсь здесь задерживаться еще на одну ночь.
   
— Ну не переживай, я могу припудрить тебя, и прыщи будут не так заметны.
   
— Не пудри мне мозги, — прошипел он, — дело вовсе не в прыщах.
   
Увы, он снова становился таким, каким я увидела его при первой встрече. Как ни печально, но мы явно двигались в обратную сторону.
   
Хозяйка спросила меня, что я хочу на завтрак. Я посмотрела в тарелку Жизни и сказала:
   
— Что-нибудь легкое. Типа мюсли, если можно.
   
— Сухие злаки, разогретые в микроволновке, — язвительно прокомментировал Жизнь. — Очень полезно.
   
— Скоро я опять начну готовить, — с раздражением парировала я.
   
Он хрюкнул.
   
— Я регулярно пополнял твой холодильник свежими фруктами и овощами. И регулярно их выкидывал, потому что они портились.
   
— Правда?
   
— Да, ты их даже не замечала, потому что заглядывала только в морозилку.
   
— А вы, ребята, тоже в центр приключений собрались? — спросила девушка.
   
Жизнь грубо проигнорировал ее вопрос, он не желал ни с кем общаться, разве только назло мне.
   
— Да, — порадовалась я за Блейка, — а вы тоже туда?
   
— Уже второй раз в этом месяце. А Гарри впервые.
   
Я догадалась, что Гарри — белобрысый парнишка рядом со мной: он покраснел и смутился, когда они стали весело подтрунивать над ним и кто-то потрепал его за волосы, отчего они окончательно спутались.
   
— Гарри боится высоты, — лучезарно улыбаясь, пояснила девушка. — Если он прыгнет, Деклан побреет себе брови.
   
— И яйца, — добавил рыжий парень.
   
Теперь уж и Деклан покраснел, а вся компания принялась весело его подкалывать.
   
— А он брал уроки? — спросила я про Гарри.
   
— Нет, его мать всегда сама брила ему яйца, но Деклан отлично знает, как это делается, — пошутил рыжий нахал, и все они, включая Гарри, радостно заржали.
   
— Мы прыгаем в тандеме, — сказала мне девушка.
   
— Скайдайвинг в тандеме, — пояснила я Жизни, — это когда двое, сцепленные вместе, прыгают с одним парашютом. Инструктаж перед прыжком занимает минут двадцать, не больше.
   
Жизнь скорчил невообразимую рожу:
   
— Кто же в здравом уме на это пойдет?
   
Судя по его лицу, Гарри был с ним полностью согласен, но промолчал.
   
— Мы очень часто это делали. — Я улыбнулась, вспомнив, как мы с Блейком вдвоем неслись навстречу земле и жаждали снова оказаться в воздухе, едва приземлившись.
   
— Как романтично, — с сарказмом буркнул Жизнь. — Жалко, что парашют у вас всегда открывался. — Он потянулся за шоколадным кексом и в ответ на мой неодобрительный взгляд раздраженно фыркнул: — Ну и что? У меня депрессия.
   
— Надо преодолеть ее, тебе потребуется вся твоя энергия, чтобы мне помочь.
   
— Мы можем вас подвезти, — предложила девушка. — У нас туристский прицеп, Деклан у мамы выпросил, там полно места.
   
— Супер, спасибо, — обрадовалась я.
   
От гостиницы до развлекательного центра оказалось пять минут езды. У меня все время сводило живот, и не потому, что нас трясло на ухабах, а доски для серфа, на которых я сидела, мотались взад-вперед, хоть Деклан и ехал очень осторожно, невзирая на требования своих друганов «прибавить ходу». Рядом со мной сидел напряженный Гарри, бледный как мел.
   
— Все будет отлично. Знаешь, скайдайвинг — лучший способ избавиться от страха высоты.
   
Он с сомнением поглядел на меня, а потом, пользуясь тем, что остальные орали Деклану, что ему не сто лет и пусть едет быстрее, тихонько спросил:
   
— А если меня начнет тошнить в воздухе?
   
— Не начнет, — заверила я. — Там нет резких толчков и качки, падение происходит плавно. Никого не тошнит.
   
Он кивнул, помолчал и спросил еще тише:
   
— А если парашют не раскроется?
   
— Раскроется. Кроме того, там два парашюта, и оба проверяют очень квалифицированные люди. Я знаю парня, который управляет этим центром, он потрясный. В смысле, потрясный профи. И все делает на высшем уровне.
   
Гарри чуть-чуть ожил.
   
— Вы его хорошо знаете?
   
Я помедлила, потом твердо сказала:
   
— Мы не виделась почти три года, но я люблю его.
   
Парнишка посмотрел на меня, как на чокнутую, и пробормотал:
   
— Н-да, за три года с человеком что хошь может случиться.
   
Я осталась обдумывать эту мудрость из уст младенца, а он пересел к своим приятелям, которые изображали, что громко храпят, когда Деклан аккуратно сбавлял ход на поворотах.
   
— Золотые слова, — заметил Жизнь, который устроился напротив меня на полусдутой резиновой лодке. Выглядел он, несмотря на сыпь, неплохо: новые джинсы, кроссовки и рубашка поло. Мне удалось слегка замазать его прыщи крем-пудрой, но некоторая пятнистость сохранялась. Вид у него был такой, точно он что-то хочет сказать.
   
— Ну давай уже.
   
— Нет, ничего.
   
— Говори.
   
— Ты же видишь, что бедняга Гарри боится до судорог, а сама уверила его, что Блейк «потрясный». — Он закатил глаза.
   
— И что? Блейк самый требовательный по части безопасности человек, какого я знаю.
   
— А также он лжец. Жаль, что ты не сказала об этом Гарри.
   
Всю оставшуюся дорогу я его игнорировала.
   
Здание центра выглядело весьма скромно.
   
— М-м, это место называется Порто-Сорто, в смысле «портативный сортир», — съязвил Жизнь, вылезая вслед за мной из фургона.
   
— Ничего не сортир, — вскинулась я, защищая детище Блейка.
   
Скорее портативные домики. Их было два — один явно для приема посетителей и второй для переодевания и санитарных надобностей.
   
— Так выглядит твоя мечта?
   
По правде сказать, нет, но ему я не ответила. Во всяком случае, Блейк реально сделал хоть что-то, а большинство людей для воплощения своей мечты и пальцем не шевелят. Как я, например. Меня охватило нервное возбуждение: стоп-кадр, где Дженна с Блейком чокаются в Марокко, ожил перед глазами и напомнил мне, ради чего я здесь — разбить их парочку и вернуть своего возлюбленного. Я сильно изменилась за два года одиннадцать месяцев и двадцать один день, которые мы провели в разлуке, и мне хотелось, чтобы он побыстрее это увидел.
   
Вслед за веселой Фантастической четверкой, а точнее, Бесшабашной троицей и Оцепенелым Гарри, я направилась в домик-приемную. Там стоял торговый автомат со сладостями и чипсами, еще один для кофе и чая и вдоль стен несколько стульев.
   
— Вот как хорошо, может, я у врача побываю со своей сыпью, раз уж я здесь, — съехидничал Жизнь, гнусно намекая на сходство этого места с приемной врача.
   
На стенах в рамках повсюду висели фотографии Блейка. Увеличенные кадры из его телешоу, на которых он сильно смахивал на Итана Ханта из «Миссия невыполнима»: сплошные мышцы, напряженные и вздутые, бицепсы, трицепсы и ягодицы. Блейк, прыгающий с самолета, Блейк в бурлящей реке на плоту, Блейк покоряет Килиманджаро, Блейк принимает холодный душ под водопадом. Последнее фото я рассматривала особенно долго, восхищаясь его поразительным телом, как, впрочем, и все остальные молодые женщины в приемной. Я огляделась и вдруг поняла, что именно очень молодые, привлекательные загорелые женщины составляют подавляющее большинство клиентуры центра. Бог мой, да на что же я рассчитываю? Ведь все эти юные красотки приехали сюда исключительно ради того, чтобы полюбоваться на телезвезду. Он сталкивается с их восхищенным обожанием везде, где только появится, — в любом баре, в каждом городе, во всякой стране. Наверняка они пачками кидаются ему на шею, и он волен выбирать какую захочет или всех разом. Чтобы помучить себя, я на мгновение представила себе Блейка в окружении юных обнаженных тел, сладострастно извивающихся подле него. Ладно, возможно, я старше любой из них, но его обнаженное тело в свое время обвивало и ласкало именно меня — от этой мысли мне стало чуть полегче.
   
Разглядывая выставку достижений Блейка, я вдруг увидела ее. Ее, Дженну. Гиену. Из Австралии. Он сидела за небольшим складным столом и проверяла анкеты, заявки и удостоверения, а также оплату — словом, работала тут управляющей.
   
Я ощутила себя Робокопом, моментально считывающим информацию о ее жизненных показателях, ее сильных и слабых местах. Волосы: натуральная блондинка, прическа нарочито небрежная. Тело: крепкое, загорелое, длинноногое — но не такое длинноногое, как мое, она ниже ростом. Глаза: карие, большие, честные, как у щенка, каждый мужчина немедленно хочет приютить ее у себя дома; но между бровей небольшой шрам. Одежда: белая майка, подчеркивающая загар и сверкающую улыбку; джинсы, кроссовки. На мне практически все то же самое, только майка голубая: когда мы познакомились, я была в светло-голубом, и Блейк сказал, что в сочетании с моими глазами эффект сногсшибательный.
   
— Ты ее еще сфотографируй, в самом деле, — насмешливо произнес Жизнь, шумно открывая пакет с чипсами, которые он себе прикупил.
   
— Это она, — сказала я.
   
— Девушка из Марокко?
   
— Да, — прошептала я.
   
— Правда? — Он удивился. — А знаешь, может быть, в твоих параноидальных подозрениях в конечном счете есть здравое зерно.
   
— Это называется инстинкт.
   
Теперь я твердо убедилась: все мои паранойи, включая и ту, что мой сосед по дому живет под чужим именем по программе США о защите свидетелей, полностью и совершенно справедливы.
   
— И все же не факт, что они вместе. — Он захрустел чипсиной.
   
— Посмотри на нее, — горько, с отвращением ответила я, — стопроцентно его тип.
   
— И что же это за тип такой?
   
Я наблюдала, как она общается с клиентами, широко улыбаясь, отчего на щеках появились ямочки, смеясь и подшучивая, заботливо и ласково подбадривая тех, кто чувствовал себя неуверенно.
   
— Милый тип, — злобно сказала я. — Сучка.
   
Он едва не подавился.
   
— Похоже, нам будет весело.
   
В этот момент она обернулась, словно ее радары предупредили, что враг близко, и посмотрела прямо на меня. Она по-прежнему улыбалась, но взгляд сделался жестким, лучезарность исчезла в одну секунду, и я поняла, что она поняла, зачем я здесь. Да, она неравнодушна к Блейку, я была права с самого начала, с той встречи, когда она спросила его, хочет ли он льда. Девушки неизбежно чувствуют такие вещи. Тогда я была девушкой Блейка и почувствовала опасность, теперь ее почувствовала она.
   
— Люси? — Она подошла ко мне, увидела Жизнь рядом со мной и немного расслабилась. Напрасно, дорогуша, напрасно.
   
— Дженна, если я не ошибаюсь?
   
— Да. — Она, похоже, удивилась. — Как это вы запомнили мое имя, даже не верится. Мы же всего один раз встречались.
   
— Да. В Лондоне.
   
— Точно. Невероятно.
   
— Ну, вы же меня запомнили.
   
— Да, но это потому, что я все время о вас слышала, — улыбнулась она.
   
Слышала. Прошедшее время.
   
— Что ж, добро пожаловать, — застенчиво сказала она, глядя на Жизнь.
   
Она милая. Я разрушу ее жизнь.
   
— Это мой друг Космо.
   
— Космо, прикольное имя. Рада познакомиться. — Она протянула ему руку, и он тщательно вытер пальцы о джинсы, прежде чем ее пожать.
   
— Блейк сегодня здесь? — спросила я, озираясь вокруг.