1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 
     

Зеркальце, зеркальце на стене,    

Кто всех красивей в нашей стране?    

     

Ответило ей зеркало, как прежде:    

     

Вы, королева, красивы собой,    

Но Снегурочка там, за горами,    

У карлов семи за стенами,    

В тысячу раз богаче красой!    

     

Когда она услыхала такой ответ, вся кровь прилила у ней к  сердцу, так она испугалась, – она поняла, что Снегурочка ожила снова.    

– Ну, уж теперь, – сказала она, – я придумаю  такое, что погубит тебя наверняка, – и, зная разное колдовство, она  приготовила ядовитый гребень. Потом переоделась она и притворилась другою  старухой. И отправилась за семь гор к семи карликам, постучалась в дверь и  говорит:    

– Продаю товары хорошие! Продаю!    

Снегурочка выглянула в окошко и говорит:    

– Проходи себе дальше, в дом пускать никого не велено!    

– Поглядеть-то, пожалуй, можно, – молвила старуха,  достала ядовитый гребень и, подняв его вверх, показала Снегурочке.    

Он так понравился девочке, что она дала себя обмануть и  открыла дверь. Они сошлись в цене, и старуха сказала:    

– Ну, а теперь дай-ка я тебя как следует причешу.    

Бедная Снегурочка, ничего не подозревая, дала старухе себя причесать;  но только та прикоснулась гребешком к её волосам, как яд стал тотчас  действовать, и девочка упала без чувств наземь.    

– Ты, писаная красавица, – сказала злая  женщина, – уж теперь-то пришёл тебе конец! – И сказав это, она ушла.    

Но, по счастью, дело было под вечер, и семеро карликов  вскоре вернулись домой. Заметив, что Снегурочка лежит на полу мёртвая, они  тотчас заподозрили в этом мачеху, стали доискиваться, в чём дело, и нашли  ядовитый гребень; и как только они его вытащили, Снегурочка опять пришла в себя  и рассказала им обо всём, что случилось. Тогда карлики ещё раз предупредили её,  чтоб она была поосторожней и дверь никому не открывала.    

А королева возвратилась домой, села перед зеркалом и  говорит:    

     

Зеркальце, зеркальце на стене,    

Кто всех красивей в нашей стране?    

     

И ответило зеркало, как прежде:    

     

Вы, королева, красивы собой,    

Но Снегурочка там, за горами,    

У карлов семи за стенами,    

В тысячу раз богаче красой!    

     

Услыхав, что говорит зеркало, она вся задрожала-затрепетала  от гнева.    

– Снегурочка должна погибнуть, – крикнула  она, – даже если бы это мне самой стоило жизни!    

И она отправилась в потайную комнату, куда никто никогда не  входил, и приготовила там ядовитое-преядовитое яблоко. Было оно на вид очень  красивое, белое с красными крапинками, и всякий, кто его бы увидел, захотел бы  его съесть; но кто съел хотя бы кусочек, тот непременно бы умер.    

Когда яблоко было готово, королева накрасила себе лицо,  переоделась крестьянкой и отправилась в путь-дорогу – за семь гор, к семи  карликам. Она постучалась; Снегурочка высунула голову в окошко и говорит:    

– Пускать в дом никого не велено – семь карликов мне  это запретили.    

– Оно правильно, – ответила крестьянка, – но  куда же я дену свои яблоки? Хочешь, я тебе одно из них подарю?    

– Нет, – сказала Снегурочка, – мне брать  ничего не велено.    

– Ты, что ж, отравы боишься? – спросила  старуха. – Погляди, я разрежу яблоко на две половинки: румяную съешь ты, а  белую я.    

А яблоко было сделано так хитро, что только румяная его  половинка была отравленной. Захотелось Снегурочке отведать прекрасного яблока,  и когда она увидела, что крестьянка его ест, девочка не удержалась, высунула из  окошка руку и взяла отравленную половинку. Только откусила она кусок, как  тотчас упала замертво наземь. Посмотрела на неё своими страшными глазами королева  и, громко захохотав, сказала:    

– Бела, как снег, румяна, как кровь, черноволоса, как  чёрное дерево! Уж теперь-то твои карлики не разбудят тебя никогда!    

Она вернулась домой и стала спрашивать у зеркала:    

     

Зеркальце, зеркальце на стене,    

Кто всех красивей в нашей стране?    

     

И ответило зеркало наконец:    

     

Вы, королева, красивей во всей  стране.    

     

Успокоилось тогда её завистливое сердце, насколько может  подобное сердце найти себе покой.    

Карлики, возвратясь вечером домой, нашли Снегурочку лежащей  на земле, бездыханной и мёртвой. Они подняли её и стали искать отраву: они  расшнуровали её, причесали ей волосы, обмыли её водой и вином, но ничего не  помогло, – бедная девочка, как была мёртвой, так мёртвой и осталась.    

Положили они её в гроб, уселись все семеро вокруг неё, стали  её оплакивать, и проплакали так целых три дня. Потом они решили её похоронить,  но она выглядела, как живая, – щёки у неё были по-прежнему красивые и  румяные.    

И сказали они:    

– Как можно её такую в землю закапывать?    

И они велели сделать для неё стеклянный гроб, чтоб можно  было её видеть со всех сторон, и положили её в тот гроб, написали на нём  золотыми буквами её имя и что была она королевской дочерью. Отнесли они гроб на  гору, и всегда один из них оставался при ней на страже. И явились также звери и  птицы оплакивать Снегурочку: сначала сова, потом ворон и, наконец, голубок.    

И долго-долго лежала в своём гробу Снегурочка, и казалось,  что она спит, – была она бела, как снег, румяна, как кровь, и черноволоса,  как чёрное дерево.    

Но однажды случилось, что заехал королевич в тот лес и попал  в дом карликов, чтобы там переночевать. Он увидел на горе гроб, а в нём  прекрасную Снегурочку, и прочёл, что было написано на нём золотыми буквами. И  сказал он тогда карликам:    

– Отдайте мне этот гроб, я дам вам за это всё, что вы  пожелаете.    

Но карлики ответили:    

– Мы не отдадим его даже за всё золото на свете.    

Тогда он сказал:    

– Так подарите мне его, – я не могу жить, не видя  Снегурочки, я буду её глубоко уважать и почитать, как свою возлюбленную.    

Когда он это сказал, добрые карлики сжалились над ним и  отдали ему гроб; и велел королевич своим слугам нести его на плечах. Но  случилось так, что они споткнулись в кустах, и от сотрясения кусок отравленного  яблока выпал из горла Снегурочки. Тут открыла она глаза, подняла крышку гроба,  а потом встала из него и ожила снова.    

– Ах, господи, где ж это я? – воскликнула она.    

Королевич, обрадованный, ответил:    

– Ты со мной, – и рассказал ей всё, что произошло,  и молвил: – Ты мне милее всего на свете; пойдём вместе со мной в замок моего  отца и ты будешь моею женой.    

Снегурочка согласилась и пошла вместе с ним; и отпраздновали  они свадьбу с большой пышностью.    

Но на свадебный пир была приглашена и злая мачеха  Снегурочки. Нарядилась она в красивое платье, подошла к зеркалу и сказала:    

     

Зеркальце, зеркальце на стене,    

Кто всех красивей в нашей стране?    

     

И ответило зеркало:    

     

Вы, госпожа королева, красивы собой,    

Но королевна в тысячу раз богаче  красой!    

     

И вымолвила тогда злая женщина своё проклятье, и стало ей  так страшно, так страшно, что она не знала, как ей с собой совладать. Сначала  она решила совсем не идти на свадьбу, но не было ей покоя – ей хотелось пойти и  посмотреть на молодую королеву. Она вошла во дворец и узнала Снегурочку, и от  страха и ужаса – как стояла, так на месте и застыла.    

Но были уже поставлены для неё на горящие угли железные  туфли, их принесли, держа щипцами, и поставили перед нею. И она должна была  ступить ногами в докрасна раскалённые туфли и плясать в них до тех пор, пока,  наконец, не упала, мёртвая, наземь.    

 54. Ранец, шапочка  и рожок    

     

Жили когда-то три брата. Стали они всё беднеть и беднеть, и,  наконец, так обеднели, что пришлось им совсем голодать, – не было у них  даже и куска хлеба на пропитание. Вот они и говорят:    

– Так жить больше нельзя; уж лучше мы пойдём по свету  счастья искать.    

Собрались они в путь и прошли уже далеко, много дорог и  тропок поисходили, но счастья нигде так и не нашли. Вот попали они раз в  дремучий лес, а посреди него стояла гора; подошли ближе, видят – а гора-то вся  из серебра. И говорит старший:    

– Ну вот я и нашёл своё счастье желанное, а большего я  не хочу. – Набрал он серебра столько, сколько был в силах нести, повернул  назад и домой воротился.    

А двое других говорят:    

– От счастья мы хотим большего, чем одно лишь  серебро, – и они не взяли его и двинулись дальше.    

Шли они несколько дней и пришли к горе, была она вся  золотая. Остановился второй брат, подумал и не знал, как ему поступить.    

– Что мне делать? – говорит он. – Взять ли  мне золота, чтоб на всю жизнь хватило, или дальше идти?    

Наконец он решился и набил все карманы золотом; простился со  своим братом и домой воротился.    

А третий сказал:    

– Что мне серебро да золото! Не хочу я отказываться от  своего счастья, – может, выпадет мне на долю что-нибудь получше.    

Он двинулся дальше, прошёл ещё три дня и попал в лес, был он  куда побольше, чем прежние, и не было ему ни конца, ни края; и не мог он там  ничего найти, чтоб поесть и попить, и начал уже из сил выбиваться.    

Тогда он взобрался на высокое дерево – поглядеть, не будет  ли видно сверху, где тому лесу конец; но куда он ни смотрел, видны были одни  лишь вершины деревьев. Тогда он спустился с дерева, но его мучил голод, и он  подумал: «Ах, если б поесть мне ещё хоть разок». Только он слез с дерева,  видит, что стоит под деревом стол, и на нём поставлены разные кушанья, и поднимается  от них пар.    

– Ну, на этот раз, – сказал он, – моё желанье  исполнилось вовремя, – и, не допытываясь, кто это принёс еду, кто её  приготовил, он сел за стол и ел с удовольствием, пока не утолил голод.    

Кончил он есть и подумал: «Жаль, что такая хорошая скатёрка  пропадает здесь в лесу», – он сложил её и сунул в карман.    

Он пошёл дальше, и к вечеру, когда он опять почувствовал  голод, ему захотелось испробовать свою скатерть. Вот разложил он её и говорит:    

– Хочу, чтоб ты была опять вся уставлена хорошими  кушаньями!    

И только он вымолвил своё желанье, как появилось на ней  множество блюд с прекраснейшими кушаньями, сколько места хватило.    

– Теперь я вижу, – сказал он, – в какой кухне  варят мне пищу; ты мне дороже, чем целая гора серебра и золота. – Он  понял, что это скатерть-самобранка.    

Но чтоб вернуться домой спокойно, скатерти-самобранки ему  было мало: ему хотелось постранствовать ещё по белу свету и попытать счастья.    

Встретил он раз вечером в дремучем лесу чумазого угольщика;  тот обжигал уголь, и варилась у него на огне к ужину картошка.    

– Добрый вечер, чёрный дрозд, – сказал он, –  как ты тут один живёшь-поживаешь?    

– Да изо дня в день одно и то же, – ответил  угольщик, – каждый вечер – картошка; хочешь со мною поесть – будешь гостем  моим.    

– Спасибо, – ответил странник, – но я не хочу  отнимать у тебя твоего ужина: на гостя ты не рассчитывал; а вот, если тебе  угодно, то я тебя приглашаю на ужин.    

– А кто же тебе приготовит ужин? – спросил  угольщик. – Я вижу, что у тебя с собой ничего нету; а тут и два часа пройдёшь  – никого не встретишь, кто мог бы дать тебе что-нибудь поесть.    

– А еда всё-таки будет, – ответил странник, –  да ещё такая вкусная, какой ты ни разу не пробовал.    

И вот достал он из ранца свою скатерть, разложил её на земле  и говорит:    

– Скатерть, накройся! – И тотчас появилось жареное  и вареное, и было оно горячее, словно только что из кухни принесено.    

Угольщик вытаращил глаза, но долго просить себя не заставил,  подсел к еде и стал запихивать в свой чёрный рот куски, какие побольше. Когда  они поели, ухмыльнулся угольщик и говорит:    

– Послушай, а скатёрка-то твоя мне нравится; она была  бы мне в лесу подходящей, ведь тут никто не сварит тебе никогда чего-нибудь  вкусного. Давай меняться. Вон висит у меня в углу солдатский ранец; хоть он и  старый и на вид неказистый, зато таятся в нём чудесные силы; мне он, пожалуй,  больше не нужен, и я готов обменять его на скатёрку.    

– Но сперва мне надо узнать, какие в нём чудесные силы  таятся, – сказал странник.    

– А я тебе расскажу, – ответил угольщик: – вот как  ударишь ты по нему рукой, то явится тотчас ефрейтор с шестью солдатами,  вооружёнными с ног до головы, и что ты им ни прикажешь, то они и сделают.    

– Что ж, – сказал странник, – я, пожалуй,  готов поменяться, – и он отдал угольщику скатерть, снял со стены ранец,  повесил его себе на спину и попрощался.    

Прошёл он часть пути, и захотелось ему испытать чудесную  силу своего ранца, он хлопнул по нему рукой, и вмиг перед ним явилось семеро  воинов, и ефрейтор сказал:    

– Что прикажете, мой сударь и господин начальник?    

– Отправляйтесь ускоренным маршем к угольщику и  потребуйте у него назад мою скатерть-самобранку.    

Они сделали «налево кругом» и вскоре принесли то, что он  приказал, – они отобрали у угольщика, не долго спрашивая,  скатерть-самобранку.    

Затем он приказал им вернуться назад в ранец и отправился  дальше, надеясь, что счастье ему улыбнётся ещё больше. На заходе солнца пришёл  он к другому угольщику, который готовил себе на костре ужин.    

– Хочешь поужинать вместе со мной, – спросил его  чумазый парень, – с солью картошки, а сала ни крошки, так подсаживайся ко  мне ближе.    

– Нет, – ответил странник, – уж будь ты у  меня на этот раз гостем, – и он разостлал свою скатёрку; и появились на  ней тотчас самые прекрасные кушанья. Сели они рядом, стали пить, и  развеселились.    

Поел угольщик и говорит:    

– Да, вот лежит у меня наверху на полке старая,  поношенная шапка, но у ней чудесные свойства: стоит её надеть да повернуть на  голове, и вмиг явятся пушки, и будет наведено их целых двенадцать в ряд, и они  всё перестреляют, – никто перед ними не устоит. Шапка-то эта мне не нужна,  а за твою скатерть я бы охотно её тебе отдал.    

– Что ж, это, пожалуй, подходит, – ответил парень,  взял шапку, надел её, а угольщику оставил свою скатёрку.    

Прошёл он часть дороги и ударил о свой ранец, и его солдаты  доставили ему назад скатёрку. «Одно к одному подходит, – подумал  он, – но мне кажется, что счастье моё ещё впереди». И надежды его не  обманули.    

Прошёл он ещё день и пришёл к третьему угольщику; этот тоже  пригласил его, как и те, отведать его картошки без сала. Но он пригласил его  поесть с ним на скатерти-самобранке, и это так пришлось угольщику по вкусу, что  он предложил ему рожок, который обладал совсем иными свойствами, чем шапочка.  Если на этом рожке заиграть, то рухнут все стены и крепости и обратятся все  города и деревни в развалины. И вот, хотя он и отдал угольщику за рожок  скатёрку, но тотчас велел своим солдатам её снова вернуть. Наконец оказались у  него и ранец, и шапочка, и рожок.    

– Теперь, – сказал он, – у меня, пожалуй,  есть всё; пора и домой возвращаться и поглядеть, как моим братьям живётся.    

Воротился он домой, а братья тем временем выстроили себе за  серебро и золото прекрасный дом и жили в нём припеваючи. Вошёл он к ним в дом в  потрёпанной куртке, на голове старая, поношенная шапчонка да старый ранец за  плечами, – они его и за брата своего признать не хотели. Стали над ним  насмехаться и говорят:    

– Ты вот себя нашим братом считаешь, а серебром да  золотом пренебрёг и пожелал себе бо́льшего счастья. Нет, наш брат  явится окружённый пышностью и богатством, уж наверняка могущественным королём,  а не каким-то нищим, – и прогнали они его со двора.    

Тут разгневался он и начал бить по своему ранцу до тех пор,  пока не стали перед ним в шеренгу сто пятьдесят солдат. Он велел им окружить  дом своих братьев, а двум солдатам приказал взять прутья и начесать кожу двум  гордецам, пока те не признают, кто он такой. Поднялась сильная суматоха,  посбежались люди, чтобы помочь братьям в беде, но с солдатами никак не могли  справиться. Наконец доложили о том королю, и был король недоволен и велел  выслать своего начальника с отрядом солдат, чтобы выгнать из города нарушителей  порядка; но у человека, обладавшего ранцем, оказался вскоре куда больший отряд,  и он заставил отступить королевского начальника и его солдат с разбитыми носами  назад. И сказал король:    

– Этого беглого вора надо, однако, поймать.    

На другой день он выслал против него бо́льший  отряд, но успех был ещё меньший. Тот выставил против него солдат ещё больше, и  чтобы поскорее покончить с королевским отрядом, он повернул на голове  раз-другой свою шапчонку – и начали палить тяжёлые пушки, и королевские солдаты  были разбиты и обращены в бегство.    

– А теперь я не заключу мира, – сказал он, –  пока король не отдаст мне дочь свою в жёны и пока не буду я управлять всей  страной.    

Об этом он и велел известить короля, и тот сказал своей  дочери:    

– Что теперь делать? Придётся выполнить то, что он  требует. Если желать сохранить мир и корону на голове, то мне ничего не  остаётся другого, как выдать тебя за него замуж.    

И вот отпраздновали свадьбу; но молодой королеве было  обидно, что муж у неё простой человек, носит потрёпанную шапчонку, за плечами  старый ранец. Ей очень хотелось от него избавиться, и она думала день и ночь,  как бы это ей сделать.    

И вот она надумала: «А не в этом ли ранце кроется вся его  чудесная сила?» – и она притворилась такой ласковой, разжалобила его и говорит:    

– Снял бы ты свой старый ранец, он тебя так безобразит,  что мне приходится за тебя краснеть.    

– Моя любушка, – ответил он, – этот ранец и  есть самое моё большое сокровище; пока он у меня, я не боюсь ничего на  свете, – и он объяснил ей, какой волшебною силой тот обладает.    

Тут бросилась она ему на шею, будто желая его расцеловать, а  в это время ловко сняла у него с плеч ранец и, схватив его, убежала.    

Когда она оказалась одна, она ударила по ранцу и приказала  солдатам схватить и связать их прежнего хозяина и выгнать его из королевского  дворца. Они повиновались, и тогда коварная жена вызвала ещё солдат, чтобы  прогнали они его вовсе из королевства. И пришлось бы ему погибнуть, если б не  осталось у него шапочки. Только удалось ему освободить руки, повернул он на  голове несколько раз шапочку, – и тотчас начали громыхать пушки, всё было  разгромлено, и пришлось самой королеве идти к нему и просить у него пощады. Она  так ласково его просила и обещала исправиться, что, наконец, уговорила его  заключить мир. И притворилась она такой любящей, что сумела вскоре его  одурачить, и он рассказал ей, что если кто и захватит у него ранец, то всё же  его одолеть нельзя до тех пор, пока находится у него эта старая шапочка.    

Узнав эту тайну, она выждала, пока он уснул, забрала у него  шапочку и велела вытолкать его на улицу. Но остался у него ещё рожок; и вот,  сильно разгневавшись, стал он дуть в него изо всех сил. И вмиг рухнуло всё –  стены и крепость, города и деревни, и были убиты при этом король с королевой. И  не перестань он дуть в свой рожок, обратилось бы всё в развалины и не осталось  бы и камня на камне.    

И вот с той поры никто уже больше не осмеливался выступать  против него, и стал он королём над всею страной.    

 55. Румпельштильцхен    

     

Жил когда-то на свете мельник. Был он беден, но была у него  красавица-дочь. Случилось ему однажды вести с королём беседу; и вот, чтоб  вызвать к себе уважение, говорит он королю:    

– Есть у меня дочка, такая, что умеет прясть из соломы  золотую пряжу.    

Говорит король мельнику:    

– Это дело мне очень нравится. Если дочь у тебя такая  искусница, как ты говоришь, то приведи её завтра ко мне в замок, я посмотрю,  как она это умеет делать.    

Привёл мельник девушку к королю, отвёл её король в комнату,  полную соломы, дал ей прялку, веретено и сказал:    

– А теперь принимайся за работу; но если ты за ночь к  раннему утру не перепрядешь эту солому в золотую пряжу, то не миновать тебе  смерти. – Затем он сам запер её на ключ, и осталась она там одна.    

Вот сидит бедная Мельникова дочка, не знает, что ей  придумать, как свою жизнь спасти, – не умела она из соломы прясть золотой  пряжи; и стало ей так страшно, что она, наконец, заплакала. Вдруг открывается  дверь, и входит к ней в комнату маленький человечек и говорит:    

– Здравствуй, молодая мельничиха! Чего ты так горько  плачешь?    

– Ax, – ответила девушка, – я должна  перепрясть солому в золотую пряжу, а я не знаю, как это сделать.    

А человечек и говорит:    

– Что ты мне дашь за то, если я тебе её перепряду?    

– Своё ожерелье, – ответила девушка.    

Взял человечек у неё ожерелье, подсел к прялке, и –  турр-турр-турр – три раза обернётся веретено – вот и намотано полное мотовило  золотой пряжи. Вставил он другое, и – турр-турр-турр – три раза обернётся  веретено – вот и второе мотовило полно золотой пряжи; и так работал он до  самого утра и перепрял всю солому, и все мотовила были полны золотой пряжи.    

Только начало солнце всходить, а король уже явился; как  увидел он золотую пряжу, так диву и дался, обрадовался, но стало его сердце ещё  более жадным к золоту. И он велел отвести Мельникову дочку во вторую комнату, а  была она побольше первой и тоже полна соломы, и приказал ей, если жизнь ей  дорога, перепрясть всю солому за ночь.    

Не знала девушка, как ей быть, как тут горю помочь; но снова  открылась дверь, явился маленький человечек и спросил:    

– Что ты дашь мне за то, если я перепряду тебе солому в  золото?    

– Дам тебе с пальца колечко, – ответила девушка.    

Взял человечек кольцо, начал снова жужжать веретеном и к  утру перепрял всю солому в блестящую золотую пряжу. Король, увидя целые вороха  золотой пряжи, обрадовался, но ему и этого золота показалось мало, и он велел  отвести мельникову дочку в комнату ещё побольше, а было в ней полным-полно  соломы, и сказал:    

– Ты должна перепрясть всё это за ночь. Если тебе это  удастся, станешь моею женой. «Хоть она и дочь мельника, – подумал  он, – но богаче жены, однако ж, не найти мне во всём свете».    

Вот осталась девушка одна, и явился в третий раз маленький  человечек и спрашивает:    

– Что ты дашь мне за то, если я и на этот раз перепряду  за тебя солому?    

– У меня больше нет ничего, что я могла бы дать тебе.    

– Тогда пообещай мне своего первенца, когда станешь  королевой.    

«Кто знает, как оно там ещё будет!» – подумала Мельникова  дочка. Да и как тут было горю помочь? Пришлось посулить человечку то, что он  попросил; и за это человечек перепрял ей ещё раз солому в золотую пряжу.    

Приходит утром король, видит – всё сделано, как он хотел.  Устроил он тогда свадьбу, и красавица, дочь мельника, стала королевой.    

Родила она спустя год прекрасное дитя, а о том человечке и  думать позабыла. Как вдруг входит он к ней в комнату и говорит:    

– А теперь отдай мне то, что пообещала.    

Испугалась королева и стала ему предлагать богатства всего  королевства, чтобы он только согласился оставить ей дитя. Но человечек сказал:    

– Нет, мне живое милей всех сокровищ на свете.    

Запечалилась королева, заплакала, и сжалился над ней  человечек:    

– Даю тебе три дня сроку, – сказал он, – если  за это время ты узнаешь моё имя, то пускай дитя останется у тебя.    

Всю ночь королева вспоминала разные имена, которые  когда-либо слышала, и отправила гонца по всей стране разведать, какие  существуют ещё имена. На другое утро явился маленький человечек, и она начала  перечислять имена, начиная с Каспара, Мельхиора, Бальцера, и назвала всё по  порядку, какие только знала, но на каждое имя человечек отвечал:    

– Нет, меня зовут не так.    

На другой день королева велела разузнать по соседям, как их  зовут, и стала называть человечку необычные и редкие имена:    

– А может, тебя зовут Ри́ппенбист, или  Гаммельсва́де, или Шню́рбейн?    

Но он всё отвечал:    

– Нет, меня зовут не так.    

На третий день вернулся гонец и сказал:    

– Ни одного нового имени найти я не мог, а вот когда  подошёл я к высокой горе, покрытой густым лесом, где живут одни только лисы да  зайцы, увидел я маленькую избушку, пылал перед нею костёр, и скакал через него  очень смешной, забавный человечек; он прыгал на одной ножке и кричал:    

     

Нынче пеку, завтра пиво варю,    

У королевы дитя отберу;    

Ах, хорошо, что никто не знает,    

Что Румпельштильцхен[4] меня называют!    

     

Можете себе представить, как обрадовалась королева, услыхав  это имя! И вот, когда к ней в комнату вскоре явился человечек и спросил:    

– Ну, госпожа королева, как же меня зовут? – она  сначала спросила:    

– Может быть, Кунц?    

– Нет.    

– А может быть, Гейнц?    

– Нет.    

– Так, пожалуй, ты Румпельштильцхен!    

– Это тебе сам чёрт подсказал, сам чёрт  подсказал! – завопил человечек и так сильно топнул в гневе правой ногой,  что провалился в землю по самый пояс. А потом схватил в ярости обеими руками  левую ногу и сам разорвал себя пополам.    

 56. Милый Роланд    

     

Жила когда-то женщина, и была она настоящая ведьма. Было у  неё двое дочерей; одна из них уродливая и злая, и женщина любила её потому, что  приходилась она ей родной дочерью; а другая – добрая и красивая, и женщина её  ненавидела потому, что та приходилась ей падчерицей.    

Надела раз падчерица красивый передник, он понравился другой  дочери, и та стала сводной сестре завидовать и сказала матери, что хочет во что  бы то ни стало иметь этот передник.    

– Успокойся, моё дитятко, – сказала  старуха, – ты его получишь. Твою сводную сестру давно уже пора убить;  нынче ночью, когда она уснёт, я приду и отрублю ей голову. Только смотри, ты  ложись в постель поближе к стене, а её подвинь на край кровати.    

И пришлось бы бедной девушке погибнуть, но как раз в это  время она стояла в углу и всё слышала. Девушку целый день из дому не выпускали,  а когда подошло время ложиться спать, ей велели лечь в постель первой, чтоб  сестра её могла улечься поближе к стенке, сзади неё. Когда сестра уснула,  девушка подвинула её тихонько на край кровати, а сама улеглась сзади у стены,  на её месте.    

Подкралась ночью старуха, и был у ней в правой руке топор, а  левой она сначала пощупала, лежит ли кто на краю кровати; потом она схватила  топор обеими руками и отрубила голову своей собственной дочери.    

Когда старуха ушла, девушка поднялась и пошла к своему  милому, звали его Роландом, и постучалась к нему в дверь. Он вышел, а она ему и  говорит:    

– Послушай, милый Роланд, нам надо поскорей отсюда  бежать. Мачеха хотела меня убить, а вместо меня убила собственную дочку.  Настанет утро, и она увидит, что она наделала, и тогда мы пропали.    

– Я советую тебе сначала, – сказал Роланд, –  забрать у неё её волшебную палочку, а то нам никак нельзя будет спастись, если  она кинется за нами в погоню.    

Достала девушка волшебную палочку, взяла потом мёртвую  голову и капнула на пол три капли крови: одну у постели, другую на кухне, а  третью на лестнице. А затем убежала со своим милым.    

Утром поднялась ведьма-старуха, кликнула свою дочку, хотела  дать ей передник, но та не явилась. Тогда она крикнула:    

– Где ты?    

– Да я здесь, на лестнице, подметаю, – ответила  капля крови.    

Вышла старуха, но на лестнице никого не оказалось, и она  крикнула ещё раз:    

– Где ты?    

– Да я вот здесь, греюсь на кухне, – крикнула  вторая капля крови.    

Пошла ведьма на кухню, но там никого не оказалось. Крикнула  она ещё раз:    

– Где ты?    

– Ах, да я здесь, на кровати, я сплю! – крикнула  третья капля крови.    

Входит старуха в комнату, подошла к постели. И что же она  увидела? Своё родное дитя, что плавало в луже крови и которому она сама же  голову отрубила.    

Разъярилась ведьма, подскочила к окну, а так как видеть она  могла кругом далеко-далеко, то сразу заметила свою падчерицу, которая бежала со  своим милым Роландом.    

– Это вам не поможет! – крикнула ведьма. –  Как бы вы далеко от меня не ушли, а убежать вам всё-таки не удастся.    

Надела она свои семимильные сапоги, в которых что ни шаг –  то на целый час вперёд продвигалась, и в скором времени нагнала обоих. Как  увидела девушка, что старуха уже близко, обратила она с помощью волшебной  палочки своего любимого Роланда в озеро, а сама обернулась уткой и поплыла на  середину озера. Остановилась ведьма на берегу, стала бросать в воду хлебные  крошки; она всячески хотела подманить к себе утку. Но утка приманить себя не  дала, и пришлось старухе вернуться вечером домой ни с чем.    

А девушка вместе со своим милым Роландом приняла свой  прежний образ, и пошли они вместе дальше, и шли целую ночь до самого рассвета.  Потом обернулась девушка прекрасным цветком, что вдруг вырос в терновой  заросли, а своего любимого Роланда обратила она в скрипача.    

Вскоре явилась ведьма и говорит музыканту:    

– Милый музыкант, можно мне сорвать этот красивый  цветок?    

– О, разумеется, можно, – ответил он, – а я  тебе ещё к тому ж и сыграю.    

И только ведьма забралась второпях в колючую заросль и  хотела было сорвать цветок, – она прекрасно знала, кто был этим  цветком, – как начал музыкант играть, и хотелось ли ведьме или не  хотелось, а пришлось ей плясать, так как танец тот был волшебный. И чем быстрее  играл музыкант, тем всё выше приходилось ей делать прыжки.    

И вот изорвали колючки всю одежду на ведьме, искололи её всю  до крови, а музыкант всё продолжал играть; и пришлось ведьме плясать до тех  пор, пока не свалилась она замертво наземь.    

Вот спаслись они наконец, и сказал Роланд:    

– А теперь я пойду к своему отцу и попрошу его, чтоб он  устроил нам свадьбу.    

– А я здесь останусь, – сказала девушка, –  буду тебя дожидаться, а чтоб меня никто не узнал, я обернусь придорожным  столбом из красного камня.    

Вот Роланд ушёл, а девушка тем временем стояла красным  столбом у дороги и ждала своего любимого. Когда Роланд пришёл домой, его  обольстила другая девушка, – она подстроила так, что он вовсе позабыл про  свою милую.    

Долго-долго стояла бедная девушка в поле, но когда Роланд  совсем не вернулся, она запечалилась, обернулась цветком и подумала: «Может,  будет кто проходить мимо и меня растопчет».    

Но случилось так, что на том самом поле пас своих овец  пастух. Он увидел цветок, и был цветок такой красивый, что он сорвал его, взял  с собой, принёс и спрятал к себе в сундучок. И с того времени пошли волшебные  дела в доме у пастуха. Встанет он утром, глядь, вся работа уже сделана: комната  подметена, стол и скамьи убраны, в очаге горит огонь, и вода принесена; а  вернётся он в полдень домой – и стол уж накрыт, и расставлена на нём всякая  еда.    

И никак не мог пастух понять, как всё это делается, –  ведь у себя в доме он ни разу никого постороннего не замечал, да и кто бы мог в  маленькой избушке спрятаться? Хороший уход, конечно, ему понравился, но ему  стало, наконец, всё-таки страшно; и он отправился к ведунье за советом.    

Ведунья сказала:    

– Тут не иначе, как кроется какое-то колдовство. Ты  как-нибудь утром пораньше прислушайся на заре, не двигается ли что в комнате, и  ежели что заметишь, то набрось мигом на него платок, вот колдовство и  поймается.    

Пастух так и сделал, как сказала ему ведунья, и на другое  утро, только стало светать, увидел он, что сундучок открылся и вышел оттуда  цветок. Вмиг подскочил пастух к цветку и набросил на него белый платок. И вмиг  чары исчезли, и стояла перед ним прекрасная девушка.    

Она рассказала ему всё: что была она цветком и всё это время  заботилась об его хозяйстве, рассказала ему и про свою судьбу. И так как девушка  пастуху понравилась, то он спросил у неё, согласна ли она выйти за него замуж.  Но она ответила:    

– Нет, я хочу остаться верною своему милому Роланду,  хотя он меня и покинул. – Но она обещала от пастуха не уходить и вести его  хозяйство по-прежнему.    

А подошло уже время, когда Роланд должен был праздновать  свадьбу. И были, по старому обычаю, приглашены на свадьбу все деревенские  девушки петь в честь жениха и невесты песни.    

Услыхала о том верная девушка и так запечалилась, что ей  казалось, что сердце у ней от тоски разорвётся, и она не захотела идти на  свадьбу. Но за нею пришли другие девушки и потащили её с собой. Вот настал ей  черёд петь песню, но она отошла назад и не пела до тех пор, пока не осталась  одна, иначе она не могла. Но только она запела свою песню и услыхал её Роланд,  как тотчас вскочил и воскликнул:    

– Мне этот голос знаком, вот это моя настоящая невеста,  никакой я другой не хочу!    

И всё, что он позабыл, что исчезло у него из памяти, вдруг,  будто домой, вернулось опять к нему в сердце.    

Отпраздновала тогда верная девушка свадьбу со своим милым  Роландом, и пришёл конец её мученьям, и настало время радости и веселья.    

 57. Золотая птица    

     

Жил в стародавние времена король. Был у него позади замка  прекрасный сад для гулянья, и росло в том саду дерево, на котором были золотые  яблоки. Когда яблоки поспевали, им вели счёт, но каждое утро одного яблока  недоставало. Донесли о том королю, и он велел, чтобы каждую ночь под деревом  ставили стражу.    

Было у короля три сына, и вот с наступлением ночи послал он  в сад старшего. Но к полуночи не мог он сна одолеть, и наутро опять не  досчитались одного яблока. На другую ночь должен был сторожить средний сын, но  и с тем случилось то же самое: когда пробило двенадцать часов, он уснул, а  наутро не досчитались одного яблока. Вот настал черёд нести стражу младшему  сыну; он уже было приготовился идти, но король не очень ему доверял и подумал,  что этот справится с делом ещё меньше, чем его братья, но под конец он всё-таки  его послал.    

Вот улёгся юноша под деревом, начал сторожить, но не  допустил, чтобы сон его одолел. Пробило двенадцать часов, и вот в воздухе  что-то зашумело; и он увидел в лунном сиянье летящую птицу, все перья блистали  у неё золотом. Опустилась птица на дерево, и только отклевала она яблоко, как  пустил юноша в неё стрелу. Птица улетела, но попала стрела ей в оперенье, и  одно из её золотых перьев упало наземь. Поднял его юноша, принёс наутро королю  и рассказал ему, что видел он ночью.    

Собрал король тогда своих советников, и все в один голос  решили, что такое перо, как это, дороже, пожалуй, целого королевства.    

– Раз перо такое драгоценное, – сказал  король, – то в таком случае мне одного будет мало, я хочу непременно иметь  целую птицу.    

И вот отправился в путь-дорогу старший сын; он полагался на  свою рассудительность и думал, что золотую птицу он уж непременно добудет.    

Прошёл он ни много, ни мало и увидел на лесной опушке лису;  приложил он к плечу ружьё и нацелился в неё. Но лиса закричала:    

– Не бей меня, дам я тебе за это добрый совет. Ты на  пути за золотою птицей, и нынче под вечер ты придёшь в деревню, где находятся  две харчевни, – они стоят одна напротив другой. Одна будет освещена ярко,  в ней весело и шумно; но ты в эту не заходи, а ступай в другую, хотя она и  покажется тебе с виду неказистой.    

«Как может такой глупый зверь дать мне разумный совет!» –  подумал королевич и выстрелил, но в лису не попал, она распустила свой хвост и  убежала в лес. Потом он отправился дальше и пришёл под вечер в деревню, где  находились две харчевни – в одной плясали и пели, а у другой был вид убогий и  мрачный.    

«Был бы я дураком, – подумал он, – если бы пошёл в  дрянную, нищенскую харчевню, а хорошей бы пренебрёг». И он направился в весёлую  харчевню и стал проводить там время в пирушках и радостях, а про птицу и про  отца и все его добрые наставления и позабыл.    

Прошло некоторое время, а старший сын всё домой не  возвращается; тогда собрался в путь-дорогу средний сын, – захотелось ему  найти золотую птицу. Как и старшему брату, повстречалась ему лиса, дала ему  добрый совет, но он тоже не обратил на него вниманья. Подошёл он к двум  харчевням, и стоял у окна одной из них его брат, неслись оттуда весёлые песни,  и брат окликнул его. Не мог средний брат удержаться, зашёл в эту харчевню и  стал там жить в своё удовольствие.    

Снова прошло некоторое время, и захотелось младшему  королевичу отправиться в путь-дорогу и попытать счастья. Но отец на это не  соглашался.    

– Это дело напрасное! – сказал он. – Куда уж  ему найти золотую птицу, старшие братья уже ходили. А случись с ним какая беда,  не сможет он из неё выбраться; ведь ума-то ему не хватает.    

Но младший всё не давал королю покоя, и тот позволил ему,  наконец, отправиться в путь-дорогу. И сидела опять на лесной опушке лиса, стала  его просить пощадить ей жизнь и дала ему добрый совет. Юноша был жалостлив и  сказал:    

– Лисичка, будь спокойна, зла я тебе не сделаю.    

– Ты в этом не раскаешься, – ответила лиса, –  а чтоб скорей тебе добраться до места, садись-ка ты ко мне на хвост.    

И только он сел, как пустилась лиса бежать и понеслась через  горы и долы, – только в ушах от ветра свистело. Прибыли они в деревню;  простился юноша с лисой, послушался её доброго совета и зашёл, не оглядываясь,  прямо в харчевню, которая поплоше, и спокойно там переночевал.    

На другое утро, только он вышел на поле, видит – сидит там  лиса и говорит:    

– Я расскажу, что делать тебе дальше. Ступай всё  напрямик, и подойдёшь ты наконец к замку; увидишь, что перед замком залёг целый  отряд солдат, – но ты не беспокойся, все они будут спать и храпеть; пройди  между ними посередине и ступай прямо в замок, пройди через все комнаты; войдёшь  потом в потайную комнату, и висит там деревянная клетка с золотой птицей, и  стоит с ней рядом пустая золотая клетка, для пущей красоты. Но, смотри,  берегись, не пересаживай птицу из простой клетки в дорогую, а не то тебе плохо  придётся.    

Только сказала это лиса, протянула опять свой хвост, и  уселся на него королевич. Понеслась лиса через леса и горы, – только в  ушах от ветра свистело. Прибыл он к замку и увидел всё, о чём говорила ему  лиса. Вошёл королевич в потайную комнату, и сидела там золотая птица в  деревянной клетке, а золотая с ней рядом стояла, и лежали в комнате по углам  три золотых яблока. И он подумал, что было бы смешно, если б он оставил такую  прекрасную птицу в простой и некрасивой клетке. Он открыл дверцу, схватил птицу  и пересадил её в золотую. Но в этот миг закричала птица пронзительным голосом.  Проснулись солдаты, вбежали в комнату и отвели его в темницу.    

На другое утро привели его на суд, и так как он во всём  признался, то присудили его к смертной казни. Но король сказал, что готов его  помиловать, если он доставит ему золотого коня, что скачет быстрее ветра, и  тогда он получит в награду золотую птицу.    

Отправился королевич в путь-дорогу; вздохнул и запечалился,  не зная, где ж ему отыскать золотого коня. И вдруг увидел он старого своего  друга – лису; сидела она у дороги.    

– Вот видишь, – сказала лиса, – так вышло  оттого, что ты меня не послушался. Но духом не падай, я тебе помогу и скажу,  как раздобыть тебе золотого коня. Ты должен идти всё напрямик, и подойдёшь ты к  замку, – там и стоит конь на конюшне. И будут лежать перед конюшней  конюхи, но они будут спать и храпеть, и ты сможешь спокойно вывести золотого  коня. Но ты должен запомнить хорошо одно: седлай его плохим седлом из дерева и  кожи, а никак не золотым, что будет висеть рядом, а не то плохо тебе придётся.    

Вытянула лиса свой хвост, сел на него королевич, и понесла  его лиса через леса и горы, – только в ушах от ветра свистело.    

Случилось всё так, как говорила лиса, – зашёл он в  конюшню, где стоял золотой конь, хотел оседлать его плохим седлом, да подумал:  «Стыдно не оседлать такую прекрасную лошадь дорогим седлом, как это ей  подобает». Но только прикоснулось золотое седло к коню, как начал он громко  ржать. Проснулись конюхи, схватили юношу и бросили его в темницу. На другое  утро суд приговорил его к смертной казни. Но король пообещал его помиловать и  подарить ему золотого коня, если он добудет ему из золотого замка прекрасную  королевну.    

С тяжёлым сердцем отправился юноша в путь-дорогу, но, по  счастью, он повстречал вскоре свою верную лису.    

– Следовало бы тебя в несчастье покинуть, –  сказала лиса, – но мне тебя жаль, и я ещё раз выручу тебя из беды. Дорога  приведёт тебя как раз к золотому замку; туда ты придёшь вечером, а ночью, когда  всё утихнет, выйдет прекрасная королевна в купальню купаться. Когда она будет  туда входить, ты подскочи к ней и поцелуй её один раз, тогда она пойдёт за  тобой, и ты сможешь её увести оттуда. Но только никак не соглашайся, чтоб она  перед этим прощалась со своими отцом-матерью, а не то плохо тебе придётся.    

Протянула лиса свой хвост, сел на него королевич, и понесла  она его через леса и горы, – только в ушах от ветра гудело.    

Вот подъехал он к золотому замку, и было всё, как сказала  ему лиса. Подождал он до полуночи, когда всё погрузилось в глубокий сон, и  вышла прекрасная девушка в купальню; тут выскочил он и поцеловал её один раз.  Она сказала ему, что охотно пойдёт за него замуж, но стала его со слезами, на  глазах умолять, чтоб дозволил он ей перед этим проститься с родителями. Сначала  он противился её просьбам, но она горько заплакала, бросилась ему в ноги, и он,  наконец, уступил. И только подошла девушка к постели своего отца, как он тотчас  проснулся, а за ним и все остальные в замке, и юношу схватили и посадили в  темницу.    

На другое утро сказал ему король:    

– Ты поплатишься за это своей жизнью и только тогда  будешь помилован, если сроешь гору, что находится перед моими окнами, –  из-за неё я не вижу, что делается кругом; и должен ты это выполнить в течение  восьми дней. Удастся это тебе – ты получишь за это в награду мою дочь.    

Принялся королевич за работу, стал рыть и копать лопатой без  отдыха, но спустя семь дней он увидел, как мало он сделал и что вся его работа  ничего не стоит, и он совсем пригорюнился, – все надежды его рухнули. А на  седьмой день вечером явилась лиса и говорит:    

– Ты не сто́ишь того, чтоб я о тебе  заботилась; но ступай да ложись себе спать, я всю работу за тебя выполню.    

Проснулся он на другое утро, глянул в окошко, видит – горы  как не бывало. Поспешил юноша на радостях к королю и объявил ему, что условие  его выполнено; и хотелось ли королю, или не хотелось, а пришлось ему слово своё  сдержать и отдать ему свою дочь.    

Отправились они вместе из замка; прошло немного времени, и  вот явилась к ним лиса.    

– Хотя ты и обладаешь теперь самым дорогим, –  сказала она, – но девушке из золотого замка принадлежит и золотой конь.    

– А как же мне его добыть? – спрашивает юноша.    

– Это я тебе объясню, – отвечала лиса. – Ты  сперва отведи прекрасную девушку к королю, который послал тебя в золотой замок;  будет там неслыханная радость, и они отдадут тебе охотно золотого коня и сами  его выведут. Мигом садись на него и протяни им всем на прощанье руку, а  напоследок прекрасной девушке; и как только ты возьмёшь её за руку, втащи её  сразу на коня и скачи во весь дух оттуда, – и никто не сможет тебя  догнать: тот конь летит быстрее ветра.    

Всё удалось счастливо, и королевич увёз прекрасную девушку  на золотом коне. Но лиса их не бросила и молвила юноше:    

– А теперь я тебе помогу добыть и золотую птицу. Когда  ты подъедешь к тому замку, где находится птица, то сними девушку с коня, а я уж  за ней присмотрю. Затем въезжай на золотом коне во двор замка, – тебя  увидят, и будет там великая радость; и они вынесут тебе золотую птицу. Когда  клетка с птицей будет у тебя в руках, ты скачи во весь опор к нам назад и  возьмёшь снова прекрасную девушку.    

Когда всё счастливо исполнилось и королевич уже собирался  ехать со своими сокровищами домой, говорит ему лиса:    

– Теперь ты должен отблагодарить меня за помощь.    

– А что ж ты за это от меня потребуешь? – спросил  юноша.    

– Когда мы будем в лесу, ты меня пристрели и отруби мне  голову и лапы.    

– Нечего сказать, хороша благодарность, – молвил  королевич, – этого я уж никак выполнить не смогу.    

Говорит лиса:    

– Если ты этого сделать не хочешь, я должна буду тебя  покинуть. Но прежде чем я от тебя уйду, я хочу дать тебе ещё один добрый совет:  бойся двух вещей – не покупай мяса с виселицы и не садись на краю колодца.    

Затем лиса убежала в лес.    

Юноша подумал: «Что за диковинный зверь и какие странные у  него причуды. Кто же станет покупать мясо с виселицы! А желания сидеть на краю  колодца у меня никогда не было».    

Поехал он вместе с прекрасной девушкой дальше; а дорога  проходила через ту деревню, где остались его оба брата. И было там большое  сборище и много шуму. Королевич спросил, что тут случилось; ему ответили, что  здесь должны повесить двух людей. Подошёл он – видит, что это два его брата,  которые совершили разные злые дела и прогуляли всё своё состояние. Он спросил,  нельзя ли будет их освободить.    

– Можно, если вы согласны за них уплатить, –  ответили люди, – но зачем вам выбрасывать деньги понапрасну и их выкупать?    

Но королевич не раздумывая за них уплатил, и вот они  оказались на свободе и двинулись дальше все вместе. Попали они в тот самый лес,  где повстречалась им впервые лиса. Солнце горячо припекало, а в лесу было  прохладно и приятно, и вот говорят два брата:    

– Давайте отдохнём у колодца, поедим и напьёмся.    

Он согласился, но за разговорами позабыл про совет лисы и  сел на краю колодца, не предчувствуя ничего дурного. Тогда двое братьев  сбросили его в колодец, захватили девушку, коня и птицу и направились домой к  своему отцу.    

– Вот, – говорят они, – привезли мы не только  золотую птицу, а достали ещё и золотого коня и девушку из золотого замка.    

И была там великая радость, но конь ничего не ел, птица не  пела, а девушка сидела и всё плакала.    

Но младший брат не погиб. По счастью, колодец оказался  сухим, он упал на мягкий мох, не причинив себе никакого вреда, но выбраться он  оттуда не мог. Но и в этой беде его не покинула верная лиса. Она прибежала к  нему, стала его бранить, что он забыл про её совет.    

– Но всё-таки я не могу тебя покинуть, – сказала  она, – и помогу тебе выбраться из колодца.    

Она велела ему уцепиться за её хвост и держаться покрепче и  вытащила его наверх.    

– Но ты ещё не совсем избавился от опасности, –  сказала лиса. – Твои братья не уверены в твоей гибели, и они расставили по  всему лесу сторожей, чтоб тебя убить, если тебя заметят.    

А сидел у дороги нищий, и вот обменялся юноша с ним одеждой  и явился, переодетый, к королевскому двору. Его никто не узнал, но птица начала  петь, конь начал есть, а прекрасная девушка перестала плакать.    

Спросил король в удивленье:    

– Что это значит?    

А девушка ему говорит:    

– Не знаю, мне было прежде так грустно, а теперь стало  радостно. Мне кажется, что явился мой настоящий жених.    

И она рассказала королю обо всём, что случилось, хотя оба  брата и угрожали ей смертью, если она проговорится. Тогда велел король призвать  к себе всех людей, бывших в замке, явился и юноша, переодетый нищим; но девушка  тотчас его узнала и кинулась к нему на шею. Злых братьев схватили и казнили, а  младшего повенчали с прекрасной девушкой, и он был назначен наследником короля.    

А что же сталось с бедной лисой?    

Прошло много времени, и отправился раз королевич снова в тот  самый лес. Повстречалась ему лиса и говорит:    

– Теперь у тебя есть всё, что ты мог себе пожелать, а  вот моему несчастью никак не может наступить конец, но в твоих силах меня  выручить, – и стала лиса опять его просить и умолять, чтобы он согласился  её застрелить и отрубить ей голову и лапы. Так он и сделал; и только выполнил  он её просьбу, как обернулась лиса юношей, а был то не кто иной, как брат  прекрасной королевны, который наконец-то был освобождён от злого заклятья. И  теперь у них было всё, чтобы быть всю свою жизнь счастливыми.    

 58. Собака и  воробей    

     

Не было у овчарки доброго хозяина, а был у неё такой, что  всё морил её голодом. Вот не стало у неё сил больше терпеть, и ушла она от  него, грустная да печальная. Встретился ей по пути воробей и спрашивает:    

– Отчего ты, сестрица-собака, так пригорюнилась?    

Ответила собака:    

– Я голодная, а есть-то мне нечего.    

Воробей и говорит:    

– Давай, милая сестрица, пойдём с тобой в город, я  накормлю тебя досыта.    

Пошли они в город. Проходили они мимо мясной лавки, а  воробей и говорит собаке:    

– Ты постой тут, а я тебе отклюю кусочек мяса.    

Он сел на прилавок, оглянулся кругом, никого не видно, и  давай клевать мясо; он тащил и рвал кусок, что лежал на краю, пока тот не  свалился на землю. Схватила мясо собака, побежала в уголок и всё мясо поела, а  воробей и говорит:    

– А теперь пойдём к другой лавке, я сброшу тебе ещё  кусок, чтобы ты наелась как следует.    

Съела собака и другой кусок мяса, а воробей спрашивает:    

– Ну, сестрица-собака, наелась ты теперь досыта?    

– Да, я мясом уже сыта, – ответила она, – но  я ещё хлеба не ела.    

Сказал воробей:    

– Хлеб ты тоже получишь, только ступай за мной.    

И он привёл её к булочной и начал клевать две булочки, пока  они вниз скатились. Но захотелось собаке ещё, и повёл её воробей к другой  булочной, сбросил ей ещё хлебец. Собака съела его, а воробей и спрашивает:    

– Ну что, сестрица-собака, наелась ты теперь досыта?    

– Да, – ответила собака, – а теперь давай за  город прогуляемся.    

Вышли они на большую дорогу. Погода была тёплая, прошли они  немного, а собака и говорит:    

– Я уморилась, хотелось бы мне немного поспать.    

– Ладно, поспи, – ответил воробей, – а я тем  временем на ветке посижу.    

Улеглась собака на дороге и крепко уснула. А когда она  лежала и спала, подъехал возница, – в повозку у него было запряжено трое  лошадей, и лежали на повозке два бочонка вина. Увидал воробей, что возница и не  думает сворачивать с дороги, а продолжает ехать по колее, где лежала собака, и  крикнул:    

– Эй, возница, ты этак не делай, а не то я сделаю тебя  бедным!    

Но возница буркнул про себя: «Бедным-то ты меня не  сделаешь», – и, щёлкнув бичом, он погнал лошадей прямо на собаку, – и  вот раздавили её колёса насмерть.    

Крикнул тогда воробей:    

– Ты убил мою сестрицу-собаку, ты за это поплатишься  повозкой и лошадью.    

– Ишь ты! Повозкой да лошадью, – проворчал  возница, – как это ты мне можешь сделать! – и поехал себе дальше.    

А воробей забрался под рогожу и стал клевать затычку в  бочонке, и клевал, пока не вытащил её: и расплескалось всё вино наземь, а  возница того не заметил. Оглянулся он назад, видит – с повозки что-то капает,  стал он разглядывать бочки и заметил, что одна из них порожняя.    

– Ах, бедный я человек! – воскликнул он.    

– Нет, ты ещё недостаточно бедный, – сказал  воробей и, подлетев, сел на голову коренной лошади и выклевал ей глаза.    

Увидал это возница, выхватил мотыгу, хотел было ударить  воробья; но воробей взлетел, и угодил возница как раз в голову лошади, и та  упала замертво наземь.    

– Ах, бедный я человек! – воскликнул он.    

– Нет, ты ещё недостаточно бедный, – сказал  воробей; и когда возница поехал дальше на двух лошадях, забрался воробей опять  под рогожу, выклевал затычку из второй бочки, и всё вино расплескалось.    

Заметил это возница и снова воскликнул:    

– Ах, бедный я человек!    

Но воробей ответил:    

– Нет, ты ещё недостаточно бедный, – уселся на  голову второй лошади и выклевал ей глаза.    

Подбежал возница, кинулся на воробья с мотыгой, но тот порх  и улетел; пришёлся удар как раз по лошади, и упала она замертво наземь.    

– Ах, бедный я человек! – воскликнул он.    

– Нет, ты ещё недостаточно бедный, – сказал  воробей, сел на голову к третьей лошади и выклевал ей глаза.    

Разъярился возница, ударил по воробью, да не попал в него и  убил свою третью лошадь.    

– Ах, бедный я человек! – воскликнул он.    

– Нет, ты ещё недостаточно бедный, – ответил  воробей, – сделаю я тебя бедным дома, – и с тем улетел.    

Пришлось вознице бросить свою повозку, и он вернулся домой в  большой досаде и гневе.    

– Ох, какое у меня несчастье приключилось! –  сказал он своей жене. – Всё вино вытекло, и все три лошади погибли.    

– Ах, муженёк, – отвечала жена, – а какая к  нам вредная птица в дом залетела! Собрала птиц со всего света, слетелись они на  нашу пшеницу и её выклёвывают.    

Вышел он на поле, видит – сидят там тысячи тысяч птиц и всю  пшеницу поклевали, и был между ними тот самый воробей.    

Крикнул возница:    

– Ах, бедный я человек!    

– Нет, ты ещё недостаточно бедный, – ответил  воробей. – Ты, возница, ещё за это жизнью своей расплатишься, – и  улетел.    

Вот потерял возница всё своё добро, входит он в комнату,  садится за печкой, и был он злой и свирепый. А воробей уселся у окошка да как  закричит:    

– Возница, ты ещё жизнью своей поплатишься!    

Тут схватил возница мотыгу и кинул её в воробья; но выбил он  только оконницу, а в птицу не попал. Влетел воробей в комнату, уселся на печь  да как закричит:    

– Возница, ты ещё жизнью своей поплатишься!    

Тут возница в бешенстве и в ярости всю печь развалил, а  воробей всё с места на место перелетает. Вот перебил возница всю свою посуду, и  зеркальце, и скамьи, и стол, наконец развалил даже стены своего дома, а всё в  воробья попасть никак не может. Наконец он всё-таки его поймал.    

А жена и спрашивает:    

– Не убить ли мне воробья?    

– Нет, – крикнул он, – это было бы слишком  милостиво; он должен погибнуть лютою смертью, я его живьём проглочу.    

Берёт он воробья и проглатывает его. А воробей начинает у  него в животе трепыхаться, вылетает опять наружу и влетает к нему в рот,  высовывает оттуда голову и кричит:    

– Возница, ты ещё жизнью своей за это поплатишься!    

Тогда возница даёт жене мотыгу и говорит:    

– Жена, убей-ка эту птицу у меня во рту.    

Размахивает жена мотыгой, а попасть в воробья не может, и  вот угодила она прямо в голову мужу, и тот падает мёртвый наземь.    

А воробей выпорхнул и улетел.    

 59. Фридер и  Катерлизхен    

     

Жил-был человек, звали его Фридер, и была девушка, звали её  Катерлизхен; вот поженились они и стали жить вместе, как молодые муж и жена.  Однажды говорит Фридер:    

– Я поеду на поле, а ты, Катерлизхен, приготовь к моему  возвращению чего-нибудь поесть, чтоб голод заморить, да свежего пива глоток,  чтоб жажду утолить.    

– Ступай, Фридерхен, – отвечала  Катерлизхен, – ступай, я всё тебе приготовлю.    

Подошло время обедать, и достала она из трубы копчёную  колбасу, взяла сковородку, положила на неё масла и поставила её на огонь.  Начала колбаса поджариваться и шипеть, а Катерлизхен стоит, держит сковородку  за ручку и думает: «Пока колбаса изжарится, надо бы сходить в погреб да пива  нацедить». Поставила она сковородку на огонь, взяла кружку, спустилась в погреб  и стала наливать пиво. Бежит пиво в кружку; смотрит Катерлизхен, и вдруг ей  приходит в голову: «Эх, а собака-то ведь не привязана; чего доброго, она  колбасу со сковородки стащит. Хорошо, что я ещё вовремя вспомнила», – и  вмиг выбежала она из погреба.    

Но дворняжка тем временем схватила уже колбасу и тащит её по  двору. А Катерлизхен, не будь ленива, погналась за собакой; гонит она её по  полю. А собака-то была куда попроворней, чем Катерлизхен: колбасы изо рта не  выпускала и стала удирать со всех ног. «Ну, что пропало, то пропало!» – сказала  Катерлизхен, вернулась назад, а так как бежать она утомилась, то стала идти  медленней, чтобы отдышаться.    

А в это время пиво всё бежало и бежало из бочки, –  кран-то ведь Катерлизхен завернуть позабыла; и когда кружка наполнилась до  самого края, начало пиво литься на пол и лилось оно до тех пор, пока вся бочка  не вылилась. Уже на лестнице Катерлизхен увидала, что за беда приключилась.    

«Вот так-так! – воскликнула она. – Что же мне  теперь делать; чтобы Фридер не заметил?» Она подумала и, наконец, вспомнила,  что стоит у ней на чердаке мешок хорошей пшеничной муки, купленный ещё в  прошлом году на ярмарке, и она решила снести его в погреб и посыпать мукой там,  где разлилось пиво.    

«Да, – сказала она, – кто вовремя что сберегает,  тому оно в беде помогает», – полезла она на чердак, притащила мешок с  мукой и бросила его как раз на кружку с пивом; опрокинулась кружка, и разлилось  пиво на пол. «Правильно говорится, – сказала Катерлизхен, – что беда  беду погоняет», – и стала она рассыпать муку по всему погребу. Сделав это,  она осталась своей работой очень довольна и сказала: «Как стало здесь, однако,  чисто и хорошо».    

В полдень воротился Фридер домой.    

– Ну, жена, что ж ты мне на обед приготовила?    

– Ах, Фридерхен, – ответила она, – хотела я  тебе колбасы изжарить, да стала пиво к обеду наливать, а собака колбасу со  сковородки стащила; пока я за собакой гналась, всё пиво из бочки выбежало;  хотела я пиво мукой присыпать, да кружку с пивом опрокинула; но ты будь спокоен  – в погребе уже сухо.    

И сказал Фридер:    

– Ах, Катерлизхен, Катерлизхен, не надо было так  делать! Можно ли было оставлять колбасу, чтоб собака её стащила, а пиво из  бочки выбежало, да ещё засыпать его самой лучшей мукой.    

– Да ведь я же, Фридерхен, не знала, ты бы мне раньше  об этом сказал.    

Муж подумал: «Если и дальше будут с моей женой такие случаи  приключаться, то придётся мне самому кое-что придумать».    

Он скопил круглую сумму талеров, обменял их на золото и  говорит Катерлизхен:    

– Видишь, эти вот жёлтые кружочки спрячу я в кубышку и  закопаю в хлеву под коровьими яслями. Но ты смотри, кубышки этой не трогай, а  не то плохо тебе будет.    

– Нет, Фридерхен, я трогать её не стану, –  ответила Катерлизхен.    

Вот раз мужа не было дома, а в это время явились в деревню  купцы продавать глиняные горшки и миски, и они спросили молодую женщину, не  купит ли она у них чего из их товара.    

– Да вот, милые люди, – говорит им  Катерлизхен, – денег-то у меня нету, купить мне не на что; если вам нужны  жёлтые кружочки, то я, пожалуй, тогда и купила бы что-нибудь.    

– Жёлтые кружочки пожалуй что и пригодятся, а покажи-ка  их нам.    

– А вы ступайте в хлев да поройтесь, они закопаны под  коровьими яслями, вот там и найдёте жёлтые кружочки, а мне с вами вместе идти  туда никак нельзя.    

Вошли плуты-продавцы в хлев, стали там копаться и нашли  чистое золото. Схватили они его и убежали, а свои горшки да миски в доме  оставили. Катерлизхен подумала, что новая-то посуда ей пригодится; а было её в  кухне у неё достаточно, и вот повыбивала она у всех горшков донышки и нацепила  горшки на заборные столбы вокруг дома вместо украшения.    

Воротился Фридер домой, увидал такую обнову и говорит:    

– Катерлизхен, что это ты наделала?    

– Да я купила их, Фридерхен, за те жёлтые кружочки, что  спрятаны были под коровьими яслями; сама я туда не ходила, торговцы их сами  выкопали.    

– Ах, жена, жена, – говорит Фридер, – что же  ты наделала! Да ведь это ж были не жёлтые кружочки, было то чистое золото – всё  наше богатство; разве можно было так делать?    

– Фридерхен, да ведь я, – говорит жена, – об  этом не знала. Надо было мне раньше о том сказать.    

Постояла Катерлизхен, подумала и говорит:    

– Послушай, Фридерхен, ведь золото можно назад вернуть,  давай побежим за ворами.    

– Что ж, – говорит Фридер, – давай попробуем;  только захвати с собой хлеба и сыру, чтоб было чем в дороге закусить.    

– Ладно, Фридерхен, я возьму.    

Отправились они в погоню, и так как Фридер ходил быстрей, то  и шёл он впереди Катерлизхен.    

«А мне ещё лучше, – подумала она, – когда надо  будет домой возвращаться, я окажусь впереди». Вот подошла она к горе, где по  обеим сторонам дороги были глубокие рытвины. «Гляди-ка, – молвила  Катерлизхен, – как они землю-то всю поизрезали, поизрыли, измяли. За весь  свой век она никогда не заживёт». А было сердце у неё жалостливое, взяла она  масло и намазала им колеи справа и слева, чтоб колёса не так их давили;  нагнулась она, их жалеючи, а сыр у ней из сумки и выпал и покатился с горы.    

Говорит Катерлизхен: «Ну, раз уж взобралась я на гору, то  вниз за тобой спускаться не стану, пусть уж другой за ним побежит и приведёт  его назад». Взяла она другой сыр и скатила его вниз. Но сыры назад не  вернулись. Тогда сбросила она и третий сыр и подумала: «Может быть, они ждут  третьего, – одни не хотят возвращаться?» А три сыра всё не возвращаются и  не возвращаются; вот она и говорит: «Не знаю, что тут и подумать. Пожалуй,  третий не нашёл дороги да заблудился; надо будет послать за ним четвёртый, чтоб  позвал он их назад». Но и с четвёртым сыром случилось то же, что и с третьим.    

Рассердилась тогда Катерлизхен, сбросила вниз и пятый, и  шестой, а они были у ней последние. Некоторое время стояла она и ждала, не  вернутся ли они назад, а они всё не возвращались; тогда она и говорит: «О, вас  хорошо бы за смертью посылать; долго вы что-то ходите; небось думаете, что я  буду вас тут дожидаться? Я пойду, а вы уж меня сами нагоните, ноги-то у вас  помоложе моих будут».    

И Катерлизхен ушла и нашла Фридера; он стоял, её  дожидался, – есть ему очень захотелось.    

– Ну, дай-ка мне чего-нибудь поесть. – Она подала  ему сухой хлеб.    

– А где же масло и сыр? – спрашивает муж.    

– Ах, Фридерхен, – говорит Катерлизхен, –  маслом я колеи вымазала, а сыры, те скоро вернутся; один у меня из сумки  выкатился, я и послала за ним вдогонку другие, чтоб позвали они его назад.    

Говорит Фридер:    

– Не надо было, Катерлизхен, так делать! Не надо было  маслом дорогу намазывать и сыры с горы скатывать.    

– Это правда, Фридерхен; чего же ты мне раньше о том не  сказал?    

Поели они сухого хлеба, а Фридер и спрашивает:    

– А заперла ли ты дом, когда уходила?    

– Нет, Фридерхен; отчего ты мне раньше о том не сказал?    

– Так ступай домой, сначала дом запри, а потом уж пойдём  дальше; да принеси чего-нибудь поесть, а я подожду тебя здесь.    

Пошла Катерлизхен домой и думает: «Надо будет принести  Фридерхену поесть чего-нибудь другого, сыр и масло ему, видно, не  нравятся, – принесу-ка ему мешок сушёных груш да кружку уксуса. Заперла  она на засов верхнюю дверь в доме, а нижнюю сняла с петель, взвалила её на  плечи и пошла, думая, что если дверь возьмёт с собой, то в дом никто уже не  заберётся. Катерлизхен идёт себе медленно, не торопясь и думает: «Пусть  Фридерхен отдохнёт подольше». Подошла она к нему и говорит:    

– Вот, Фридерхен, тебе и дверь от дома; теперь ты  можешь сам дом сторожить.    

– Ах, господи, – сказал он, – какая у меня  умная жена! Нижнюю дверь сняла, чтобы всякий мог в дом забраться, а верхнюю  заперла на засов. Теперь поздно уже домой назад возвращаться, а раз ты дверь  сюда принесла, то и тащи её теперь сама дальше.    

– Дверь-то, Фридерхен, я потащу, а сушёные груши да  кружку уксуса мне будет нести тяжело. Повешу я их на дверь, пускай она их  несёт.    

Пошли они в лес, стали разыскивать плутов-продавцов, но не  нашли их. Стало уже, наконец, в лесу темнеть; взобрались они на дерево и решили  там заночевать. Только уселись они на верхушке дерева, как подошли к дереву  люди, которые уносят то, что за ними само идти не хочет, и находят вещи, прежде  чем кто-нибудь их потеряет. Они уселись как раз под дерево, на котором сидели  Фридер и Катерлизхен, развели костёр, собираясь делить между собой добычу.  Тогда Фридер спустился с дерева на другую сторону и набрал камней, а затем  снова влез на дерево и хотел убить воров насмерть. Стал он бросать в них камни,  но всё не попадал, а воры и говорят: «Скоро, пожалуй, начнёт светать, вот ветер  сбивает уже с елей шишки».    

А Катерлизхен всё держала дверь на плечах, но стало ей под  конец тяжело, и подумала она, что виной тому сушёные груши, и говорит:    

– Фридерхен, сброшу-ка я сушёные груши вниз.    

– Нет, Катерлизхен, сейчас делать этого не надо, а то  воры могут нас заметить.    

– Ах, Фридерхен, я не могу, очень уж мне тяжело.    

– Ну, так бросай, чёрт возьми!    

И посыпались груши вниз сквозь ветки, а плуты-продавцы внизу  и говорят: «Это птицы помёт сбрасывают». А дверь всё по-прежнему давит плечи;  тут вскоре Катерлизхен и говорит:    

– Ах, Фридерхен, надо и уксус, пожалуй, вылить.    

– Нет, Катерлизхен, не делай ты этого, не то они нас  заметят.    

– Ах, Фридерхен, я больше не могу, уж больно мне  тяжело.    

– Ну что ж, выливай, чёрт возьми!    

Вылила она уксус и облила им плутов-продавцов. Вот они и  говорят меж собой: «Это падает уже роса».    

И подумала, наконец, Катерлизхен: «А не дверь ли это такая  тяжёлая?» и говорит:    

– Фридерхен, сброшу-ка я дверь.    

– Нет, Катерлизхен, сейчас не надо этого делать, а то  они нас заметят.    

– Ах, Фридерхен, я не могу больше, уж больно мне  тяжело.    

– Нет, Катерлизхен, а ты держи покрепче.    

– Ах, Фридерхен, я её уроню.    

– Ну, – ответил Фридер сердито, – и роняй,  чёрт возьми!    

И упала дверь с грохотом вниз; а плуты-продавцы как  закричат: «Чёрт спускается с дерева!» – да как бросятся бежать и всё, что было  у них, побросали. На рассвете спустились Фридер и Катерлизхен с дерева и нашли  внизу всё своё золото и понесли его домой.    

Воротились они домой, а Фридер и говорит:    

– Ну, Катерлизхен, теперь ты уж должна быть прилежной и  хорошо работать.    

– Ладно, Фридерхен, буду работать, – пойду на поле  жать пшеницу.    

Вышла Катерлизхен на поле и говорит про себя: «Поесть ли мне  прежде, или жать, или сначала поспать, а потом уже жать? Э-э, поем я сначала».  Поела Катерлизхен, а после еды ей спать захотелось; начала она жать, а была она  сонная и порезала себе передник, юбку и рубашку. Вот проснулась после долгого  сна Катерлизхен, встала полуголая и говорит про себя:    

– Я ли это или не я? Ах, нет, это не я.    

А меж тем наступила ночь; побежала Катерлизхен в деревню,  стала в окошко к мужу стучаться и кричать:    

– Фридерхен!    

– Что там такое?    

– Скажи мне, дома ли Катерлизхен?    

– Да, да, – ответил Фридер, – она дома, лежит  и спит.    

А она говорит:    

– Хорошо; стало быть, я уж дома, – и убежала.    

Встретила Катерлизхен на улице воров, они воровать  собирались. Подходит она к ним и говорит:    

– Я вам помогу воровать.    

Воры подумали: она, должно быть, здешние места знает, –  и согласились. Катерлизхен подходила к домам и кричала:    

– Люди добрые, есть ли у вас что? А то мы красть  собираемся.    

Подумали воры: «Так дело не пойдёт», – и решили от  Катерлизхен избавиться. Вот и говорят они ей:    

– На краю деревни растёт у пастора в огороде репа,  ступай туда и нарви нам её.    

Пошла Катерлизхен на огород и начала рвать репу, села, и  лень ей было подняться. А на ту пору шёл мимо прохожий, посмотрел он,  остановился и подумал, что это сам чёрт, должно быть, тащит репу. Побежал он в  деревню к пастору и говорит:    

– Господин пастор, а в вашем огороде чёрт репу тащит.    

– Ах, господи, – ответил пастор, – нога-то у  меня хромая, не могу я пойти на огород и чёрта прогнать.    

Прохожий предложил:    

– А я вам вместо костыля буду, – и он повёл  пастора на огород.    

Приходят они на огород, а Катерлизхен в это время  поднимается и встаёт во весь рост.    

– Ох, да ведь это же чёрт! – закричал пастор, и  как бросились они оба бежать! Ну, тут пастор со страху и хромать перестал, и  бежал он со своей хромой ногой куда проворней, чем тот, кто привёл его на  огород на своих здоровых ногах.    

 60. Два брата    

     

Жили однажды два брата – один богатый, другой бедный. Был  богатый золотых дел мастером, и было сердце у него злое. А бедный кормился тем,  что мётлы вязал, и был он добрый и честный. Было у бедного брата двое детей,  мальчики-близнецы, и были они один на другого как две капли воды похожи. И  ходили, два мальчика в дом к богачу, где им давали поесть, что из объедков  останется.    

Случилось, что пошёл раз бедняк в лес за прутьями и увидел  там птицу; она была вся золотая и такая красивая, какой он ни разу ещё не  видывал. Поднял он камешек, бросил и попал прямо в птицу; упало с неё одно лишь  золотое перо, а птица улетела. Взял бедняк перо и принёс его своему брату.  Посмотрел тот на перо и говорит:    

– Да это настоящее золото, – и дал ему за него  много денег.    

На другой день взобрался бедняк на берёзу и хотел было  срубить несколько веток, вдруг вылетела оттуда та же самая птица. Стал он дальше  искать – и нашёл гнездо, лежало в нём яйцо, и было оно золотое. Взял он яйцо и  отнёс его своему брату. А тот говорит опять:    

– Это чистое золото, – и дал ему за него столько,  сколько оно стоило.    

Наконец золотых дел мастер сказал:    

– Хотелось бы мне иметь самую птицу.    

Пошёл бедняк в третий раз в лес и увидел на дереве золотую  птицу; он взял камень, сбил её с дерева и принёс своему брату, и тот дал ему за  неё целую пригоршню золота.    

«Ну, теперь-то мне есть на что жить», – подумал бедняк  и воротился довольный домой.    

А был золотых дел мастер хитёр и умён: он прекрасно знал,  что это за птица. Позвал он жену и говорит:    

– Зажарь-ка мне золотую птицу, да постарайся, чтоб  ничего из неё не пропало. У меня охота съесть её одному.    

А птица та была не простая, а волшебная: кто съест её сердце  и печень, тот каждое утро будет находить у себя под подушкой золотой.    

Ощипала жена птицу, приготовила её как следует, насадила на  вертел и принялась её жарить. Но случилось так, что понадобилось ей выйти из  кухни по какому-то делу, и вбежали как раз туда в это время двое детей  бедняка-метельщика, стали у вертела и разок-другой его повернули. И выпало из  птицы на сковородку два кусочка, а мальчик и говорит:    

– Я голоден. Давай-ка эти маленькие кусочки съедим,  ведь этого никто не заметит.