1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 
Как во сне, повелитель подземного царства медленно двинулся к моли.
    
Догадавшись, что привлекло внимание диктатора, значительные лица кинулись вперед, стараясь поймать моль.
    
— Нет! — закричал Четырехглазый. — Не смейте! Вы повредите ей крылья! Ее нет в моей коллекции! Сачок! Срочно сачок!
    
Но сачка ни у кого не было.
    
Все замерли, глядя на моль, которая как ни в чем не бывало порхала над толпой. Четырехглазый прыгнул за ней, упал, но куда проворнее оказался Пашка. Во вратарском прыжке он кинулся за молью, та не успела увернуться и попала в ладони Пашки.
    
    
Лежа, Четырехглазый кричал:
    
— Осторожнее! Не помни крылья! Убью!
    
— Убью! — кричали значительные лица.
    
Пашка осторожно держал моль в ладонях.
    
Тролль достал из-за пояса коробочку и молча подставил Пашке.
    
Пашка положил туда моль, тролль закрыл коробочку и передал ее диктатору, который одернул свою мантию, чтобы не были видны ходули, и с трудом поднялся. Он приоткрыл коробочку, заглянул в щелку и сообщил:
    
— Этот вид науке неизвестен!
    
— Это он! — прошептала Алиса. — Он ходулями меня одурачил.
    
Пашка кивнул.
    
— Спасибо тебе, пришелец, — искренне сказал Гарольд Иванович. — Спасибо, Паша. Наука тебя не забудет. За такую заслугу я позволю тебе высказать любое желание. И я его исполню.
    
По площади прокатился вздох облегчения. Алиса поняла, что никто из подземных жителей не хочет их смерти. Но в толпе придворных послышались недовольные голоса.
    
— Молчать! — рассердился Гарольд Иванович. — Здесь я приказываю. Павел Гераскин, тебе предоставляется слово.
    
— У меня есть желание, — сказал Пашка, — чтобы вы отпустили нас с Алисой домой, а также отпустили всех неандертальцев, выпустили из колес несчастных лемуров и гномов и вообще вернулись к своему брату. Хватит вам здесь прохлаждаться.
    
— Много, ох как много желаний у тебя, Паша, — сказал укоризненно Гарольд Иванович. — Но, к сожалению, это все не желания, а требования. А требований я не допущу.
    
— Разве это не желание — остаться живым?
    
— Нет, это ультиматум. И если ты не хочешь остаться без желания, то спеши, проси. Ведь все равно я тебя казню. Потому что интересы государства выше личных. Тебя не я приговорил, тебя народ приговорил. А против народа я не пойду. Говори желание, которое лично я могу выполнить.
    
— Хорошо, — сказал Пашка. — Есть у меня желание.
    
Стало очень тихо. Только ящерица постукивала от нетерпения хвостом.
    
— С детства я интересовался собиранием насекомых, — сказал Пашка. — Не было у меня большей радости, чем накалывать на булавки бабочек и жучков. Все в классе завидовали моей коллекции. Алиса может подтвердить.
    
Алиса смотрела на Пашку во все глаза. Никогда в жизни он не собирал бабочек и жучков.
    
— Я хочу перед смертью, — продолжал Пашка, — увидеть великую и знаменитую коллекцию подземных насекомых, собранную великим ученым Гарольдом Ивановичем. Если я увижу ее, то могу умереть спокойно.
    
Над площадью шелестели удивленные голоса. Никто ничего не понимал.
    
— Ты не лжешь, мой мальчик? — спросил Четырехглазый.
    
— Я никогда не лгу! — торжественно соврал Пашка.
    
— Ну что ж, я знаю одного энтомолога по имени Гарольд Иванович. Он живет в задних помещениях моего дворца и никогда не выходит к людям. Я попрошу этого скромного человека показать тебе коллекцию. Но как только посмотришь, сразу на казнь — договорились?
    
— Разумеется, после такой коллекции и умереть не жалко, — сказал Пашка со слезой в голосе.
    
Алиса не понимала, что задумал ее друг, но не стала мешать ему. Она надеялась на Пашкину находчивость.
    
— Идите в тронный зал, — приказал Четырехглазый. — Вас проводит мой верный тролль. А вы, все остальные, расходитесь, срочно расходитесь по своим рабочим местам. И ввиду того, что все прогуляли целый час, проторчав на этой площади и ничего не делая, вы все оштрафованы на дневной паек, а сон сегодня будет укорочен на час. Ура?
    
— Ура! — крикнул кто-то из придворных.
    
— А что касается вас, мои дорогие помощники, — сказал диктатор, обернувшись к значительным лицам, — то после казни прошу всех на скромный ужин.
    
Больше Алиса ничего не слышала. Тролль втолкнул их с Пашкой в тронный зал, молча показал на дверь за троном и остался стоять возле нее. Видно, никто не имел права входить во внутреннюю квартирку кабинетного ученого Гарольда Ивановича.
    
Они поднялись по знакомой лесенке.
    
— Ты что задумал? — спросила Алиса.
    
— Ничего! — ответил Пашка, показав себе на ухо — могут подслушать.
    
Он первым подошел к двери в квартиру Гарольда Ивановича и нажал на кнопку звонка.
    
— Он еще не успел, — сказала Алиса.
    
И в самом деле, им пришлось подождать минуты три, прежде чем изнутри послышались шаркающие шаги и голос ученого произнес:
    
— Кто там?
    
— К вам гости! — бодро сказал Пашка. — Ваши старые друзья, нас прислал Четырехглазый.
    
— Кто-кто? — Гарольд Иванович приоткрыл дверь на цепочку.
    
— Здешний повелитель.
    
— Здесь есть повелитель? Никогда не слышал, — сказал ученый. — Ах, это вы, Пашенька и Алисочка? Как я вам рад! Заходите, заходите.
    
Ученый откинул цепочку и впустил гостей.
    
Черная шляпа висела на вешалке в прихожей. Но сам диктатор успел снять ходули и был уже в домашнем халате и шлепанцах.
    
— Заходите, — сказал он ласково. — Что же вас снова привело ко мне?
    
— Страстное желание посмотреть на вашу коллекцию, — сказал Пашка. — Прежде чем нас казнят, я должен насладиться ею.
    
— Казнят? Вас? Детей? Какое варварство! Вы, наверное, злостные преступники?
    
— Честно говоря, нет! — прошептал Пашка. — Но этот мерзавец Четырехглазый думает иначе. И знаете почему?
    
— Почему же?
    
— Он нас страшно боится.
    
— Вас? Детей?
    
— Он боится, что мы вернемся обратно и расскажем о тех безобразиях, которые здесь творятся.
    
— Безобразия? — Ученый был очень расстроен. — Не может быть! Я, правда, не встречался со здешним повелителем, но по отзывам он — милейший человек и жертвует всем, чтобы научить местных дикарей жить по справедливости, соблюдать порядок и плановую систему. Он считает, что мир должен быть организован строго и четко, как коллекция насекомых.
    
— Нет! — поддержал хитрость Гарольда Ивановича Пашка. — Когда встретитесь с этим негодяем, то поймете, насколько вы не правы. Это мучитель и садист. Он уверен, что люди должны жить, как бабочки на булавках.
    
— Не будем отвлекаться. Какую часть коллекции вы хотели бы посмотреть?
    
— Все части, — сказал Пашка.
    
— Ну что ж, начнем.
    
Следующие полчаса показались Алисе самыми скучными в жизни. Гарольд Иванович доставал один за другим планшеты с наколотыми на них насекомыми и подробно рассказывал о них Пашке, а Пашка не спеша задавал вопросы. И если посмотреть на них со стороны, то подумаешь, что перед тобой старый ученый и его верный увлеченный ученик.
    
— Вот и все, — сказал наконец Гарольд Иванович. — Вы ознакомились с моей скромной коллекцией. Если не считать той коробочки, которую мне принесли сегодня.
    
Он показал на коробочку с молью, пойманной Пашкой.
    
— Ею я займусь сегодня вечером, когда с вами будет покончено. Довольны ли вы, Павел Гераскин?
    
— Мне жалко, что моя мечта стать собирателем насекомых не сбудется.
    
— Если бы это зависело от меня, — сказал Гарольд Иванович, — ты был бы моим любимым учеником. Но народ… народ требует.
    
— Чего требует народ?
    
— Ты же мне сам сказал, что народ тебя приговорил?
    
— Ничего я не говорил. Народ ждет не дождется, когда вас убьют.
    
— Ах, не говори страшных вещей, у меня слабые нервы! Как можно меня убить, когда меня все так любят?
    
— Как жаль, — сказал Пашка, оглядываясь, — что вы не показали мне всю коллекцию. Не думал, что вы будете обманывать меня по мелочам.
    
— Я? Показал не всю коллекцию?
    
— А где сколопендра Гарольди? Почему вы ее скрываете?
    
— Но она же существует в единственном экземпляре!
    
— В той маленькой комнате? — Пашка показал на дверцу за письменным столом. — В стеклянной банке?
    
— А ты откуда знаешь?
    
— Я догадался, — сказал Пашка. — Я только кажусь рассеянным и невнимательным. А на самом деле я все запоминаю и умею делать выводы!
    
— Впрочем, — Гарольд Иванович поправил очки, — я и сам собирался тебе ее показать. А почему бы и нет? Ты же никому о ней не расскажешь!
    
Гарольд Иванович открыл дверцу. За ней обнаружилась маленькая комната, и сквозь дверной проем Алисе была видна узкая кроватка и шкафчик. Из шкафчика Гарольд Иванович извлек небольшую хрустальную баночку. В ней сидело прозрачное, удивительно гадкого вида членистоногое.
    
— Вот она! — сказал Гарольд Иванович, показываясь на пороге. — Сколопендра Гарольди! Мое сокровище.
    
Пашка подошел поближе.
    
    
— Руками не хватать! — испугался диктатор.
    
— Я только посмотрю! — произнес дрожащим голосом Пашка. — Посмотрю и умру!
    
Гарольд Иванович нехотя приблизил банку к лицу Пашки.
    
Алиса уже все поняла и напряглась для прыжка.
    
Пашка резко толкнул Гарольда, выхватил банку и кинулся к выходу.
    
— Ааа! — закричал Гарольд, метнулся к письменному столу, выхватил электрическую палку и бросился за Пашкой. Он забыл про Алису.
    
Когда Гарольд пробегал мимо нее, Алиса совершила отчаянный прыжок, сбила с ног Гарольда Ивановича, выхватила палку и кинулась вслед за Пашкой. Гарольд Иванович никогда не занимался физкультурой, и потому, когда он с проклятиями поднялся на ноги, Алиса уже была у входа в тронный зал.
    
Она успела вовремя. Тролль готов был схватить Пашку.
    
Алиса подняла электрическую палку и воткнула ее в мохнатый бок чудовища. Запахло паленой шерстью, тролль закрутился на месте от боли.
    
Еще через секунду Пашка и Алиса выбежали на площадь.
    
А там за эти минуты многое изменилось.
    
Толпа лемуров поредела — видно, многие поспешили на рабочие места, но вместо них на площади появились неандертальцы — сотни разъяренных, страшных охотников. Размахивая копьями, они наступали на лемуров и троллей. Их товарищи крутили в воздухе цепями, сбивая с ног охранников. Могучий тролль, утыканный стрелами, как дикобраз, вертелся от боли и ревел, знатные лица метались вокруг трона. Но и неандертальцам приходилось несладко — многие из них уже упали, пораженные электрическими палками.
    
И в этот момент Пашка вскочил на трон и оттуда закричал:
    
— Стойте! Все стойте!
    
Его голос перекрыл шум боя.
    
Пашка поднял руку с зажатой в ней стеклянной банкой.
    
— Здесь у меня, — кричал он, — стеклянная банка, в которой смерть Четырехглазого!
    
— Ууууу! — прокатилось по площади. Одни кричали от ужаса, другие от радости. Все замерли.
    
И тут из дверей тронного зала выскочил Гарольд Иванович.
    
— Стойте! — кричал он. — Остановите его! Убейте!
    
Но никто не двинулся с места. Гарольда Ивановича погубило то, что он всегда появлялся перед своими подданными на ходулях и в черной шляпе с вуалью. А в маленьком лысом энтомологе трудно было угадать великого повелителя подземелий.
    
Визжа от страха и злобы, Гарольд Иванович старался влезть на трон, чтобы отнять у Пашки склянку со сколопендрой.
    
И в тот момент, когда его руки дотянулись до Пашки, Пашка размахнулся и со всего маху грохнул склянку о каменный пол. Склянка разлетелась вдребезги.
    
Знатные лица побежали во все стороны, лемуры-охранники кидали палки и падали на колени перед неандертальцами, умоляя о пощаде. Тролли, сшибая все на своем пути, умчались прочь.
    
Гарольд Иванович охнул тонким голосом и упал на спину.
    
И тогда наступила тишина.
    
И в этой тишине Пашка сказал:
    
— Все! Кончился ваш Четырехглазый. Это говорю вам я, Павел Гераскин! Можете жить спокойно.
   
   
Глава последняя. Возвращение блудного брата
    
К подземной лодке Алису и Пашку пришли провожать гномы и неандертальцы. Лемуров там не было — лемуры побежали толпой грабить продовольственные склады, чтобы впервые за десять лет наесться до отвала.
    
Неандертальцы втиснули в люк завернутое в одеяло бесчувственное тело Гарольда Ивановича, который все еще был в глубоком обмороке. Алиса с трудом уговорила диких охотников это сделать. Она сказала им, что Гарольд Иванович не имеет никакого отношения к злобному диктатору, который исчез без следа после того, как его взяла смерть.
    
Она присела на корточки перед гномом Фурраком, который был страшно горд тем, что смог пробраться тайными ходами к неандертальцам и поднять их на помощь Алисе и Пашке.
    
На прощание он подарил Алисе свой фонарик с зелеными светлячками, а Алиса оставила подземным жителям все припасы, которыми их снабдил на дорогу добрый Семен Иванович. Вместо припасов положили Гарольда Ивановича.
    
— До скорой встречи! — сказал Пашка новым друзьям. — Живите спокойно.
    
Закрылся люк.
    
— Постараемся выжать из этой машины все, на что она способна, — сказала Алиса.
    
— Я тебя сменю, когда устанешь, — сказал Пашка. — Надо за ним присматривать. Как бы чего не натворил.
    
Поднимались они медленно. Пришлось огибать обширные подземные пещеры. Только через два часа они оказались выше подземелий, и лодка уверенно поползла наверх.
    
Пашка отыскал забытый кусок сыра, и они с Алисой разделили его.
    
И тут они услышали сзади стон.
    
Очнулся Гарольд Иванович.
    
— Где я? — спросил он слабым голосом. — Я умер?
    
— Нет, вы живы, — ответил Пашка. — Хотя думаю, что вы заслуживаете смерти.
    
— Ах! — завопил Гарольд Иванович. — Выпустите меня немедленно! Моя коллекция! Они же ее разорят!
    
— Когда туда отправится экспедиция, — сказала Алиса, — мы попросим их забрать и вашу коллекцию.
    
— Нет, я не переживу! — рыдал Гарольд Иванович. — Двадцать лет я посвятил собиранию этих насекомых. Это смысл моей жизни! Я не занимался ничем другим!
    
— Так уж и не занимались, — сказал Пашка. — А кто был Четырехглазым диктатором?
    
— А кто? — спросил Гарольд Иванович.
    
Алиса обернулась. Ей показалось, что за очками глазки Гарольда Ивановича лукаво поблескивают.
    
— Он забыл! — возмутился Пашка. — Двадцать лет он всех мучил, а теперь забыл.
    
— А это был не я, — ответил Гарольд Иванович. — Честное слово, не я. Я даже из своей скромной квартирки выходил только в походы за насекомыми. Я ничего не знаю. Клянусь памятью моего дедушки, я ничего не знал!
    
— Оставь его, Пашка, — сказала Алиса. — Он ни в чем не сознается.
    
Гарольд Иванович горько рыдал. Он перечислял неизвестные науке виды открытых им насекомых. Он вспоминал паука Гарольди, и сколопендру Гарольди, и мокрицу Гарольди…
    
И так он стенал, пока Пашка не сказал:
    
— Хорошо, мы возвращаемся назад. Но учтите, что там вас ждут неандертальцы и ненавидящие вас гномы, я уже не говорю о лемурах… Возвратимся. Вас встретят с распростертыми объятиями.
    
Гарольд Иванович сглотнул слюну и замолчал.
    
Он молчал и тяжко вздыхал полтора часа подряд.
    
Потом вдруг произнес:
    
— Я все равно уйду под землю. Есть еще много других подземелий, где обо мне ничего не знают…
    
Алисе вдруг стало его жалко. И она чуть было не достала коробочку с молью, что успела схватить со стола диктатора. Она отдаст эту моль в музей, и пускай ее называют молью Гераскина, потому что поймал ее Пашка.
    
Через пять часов подземная лодка выбралась на поверхность земли неподалеку от мельничной запруды. Гарольд Иванович то стонал, то засыпал и бредил во сне, грозил кому-то, распределяя какие-то должности и пайки. Потом просыпался и спрашивал:
    
— Я ничего лишнего не сказал? Мне приснился страшный кошмар.
    
Но ни Алисе, ни Пашке разговаривать с ним не хотелось.
    
Когда «Терранавт» замер на поверхности земли, Пашка открыл люк и сказал:
    
— Вылезайте!
    
Гарольд Иванович принялся умолять его:
    
— Пашенька, милый, любименький, только не говори ничего моему брату. Он простой и недалекий человек, он может тебя неправильно понять.
    
— Нет, — сказал Пашка, спрыгивая на траву, — как приговоренный к смерти, я не имею права молчать.
    
— Паша! — умолял Гарольд Иванович. — Это была шутка!
    
— Не надо, не унижайтесь, — сказала Алиса, помогая Гарольду Ивановичу выбраться из подземной лодки. — Есть некоторые поступки, которые нельзя держать в тайне. Иначе их повторяют.
    
Она вышла из лодки последней.
    
Посреди лужайки стоял громадный добрый Семен Иванович. Он держал на руках полотенце, на котором лежал пышный каравай хлеба.
    
— Добро пожаловать, мои дорогие! — сказал он.
    
Гарольд Иванович оглянулся на Алису, потоптался на месте, а потом с криком:
    
— Братец, младшенький мой, я так скучал, так тосковал по тебе! — побежал к Семену Ивановичу и старался обнять и его, и каравай, что было совершенно невозможно.
    
— Какое счастье! — повторял сквозь слезы Семен Иванович. — Какое счастье!
    
Пашка посмотрел на Алису и пошел к флаеру, что стоял у мельницы.
    
— Вы куда? — удивился Семен Иванович. — Обед на столе!
    
Алиса, которая пошла следом за Пашкой, обернулась и сказала:
    
— Мы потом прилетим. Завтра. А сегодня мы очень устали.
    
Гарольд прижался щекой к локтю младшего брата и махал им вслед ручкой. Он быстро осмелел.
    
— И не надейтесь! — крикнул Пашка. — Мы обязательно завтра прилетим.
    
Он задвинул дверцу флаера и поднял машину в воздух.
   
   
  
  
Клад Наполеона [1991]
   
Алиса открыла дневник и записала:
   
    
«8 октября. Суббота. Сегодня ночью я стала кладоискательницей. Я разбирала бабушкин книжный шкаф и нашла там старинную книгу о Наполеоне. Я так зачиталась, что чуть не забыла лечь спать. Из этой книги я узнала, что, когда Наполеон отступал от Москвы в 1812 году и его догнала зима, он решил отделаться от сокровищ, которые вез из Кремля. Обоз с драгоценностями мешал его войску быстро бежать.
    
Французы нашли в лесу глубокое Сумлевское озеро и сбросили в него все ящики. Они надеялись, что следующим летом вернутся и завоюют Россию, но, конечно, не вернулись.
    
С тех пор в озере много раз искали этот клад, но не нашли. Даже неизвестно точно, в том ли озере надо искать. Да и само Сумлевское озеро глубокое, может, драгоценности погрузились в ил.
    
Я бы не стала кладоискателем, если бы не вспомнила, что в прошлом году была на Сумлевском озере. Мы туда летали с отцом за грибами. Я помню, как сидела на берегу этого озера и представляла, каким оно было в сказочные времена. В нем могла жить русалка, а на берегу сидел старый леший и любовался, глядя, как она плавает.
    
Я так точно представила себе это озеро, что совсем не удивилась тому, что в нем может таиться клад. И мне захотелось его найти.
    
И тогда я подумала — ведь клад не нашли раньше, потому что у старых кладоискателей не было космического скафандра. А у меня он есть. Настоящий скафандр с прожектором, лазерным резаком, в котором не только в лесное озеро можно спуститься, но даже в жерло вулкана.
    
Поэтому для меня найти клад совсем несложно.
    
Так что завтра с утра я лечу за кладом Наполеона».
   
   
Кончив писать, Алиса спрятала дневник в секретный ящик стола, потому что дневник был ее самой секретной вещью. В нем она писала только правду, и о себе и о других. А людям, даже самым умным, не всегда приятно узнать о себе всю правду.
   
На рассвете Алиса вышла на кухню, прошептала домроботнику, что скоро вернется, сделала себе два бутерброда, налила в термос горячего чаю. Потом велела домроботнику отнести термос и бутерброды, а также большой пластиковый мешок для сокровищ к флаеру. А сама сняла в шкафу космический скафандр, проверила лазер и прожектор и поспешила на улицу.
   
Шел мелкий дождик, в лужах плавали желтые листья. Домроботник укладывал в открытую дверь флаера термос и пакет с бутербродами. Он ничего не понял и спросил:
   
— На какую планету собралась?
   
— За грибами, — ответила Алиса.
   
Домроботник был сплетником и путаником. Если сказать ему о кладе, через час Алису начнут искать в Париже или на острове Святой Елены, где Наполеон, как известно, умер.
   
— Не срывай мухоморов, — сказал домроботник на прощание. — Они ядовитые.
   
Алиса поблагодарила его и подняла флаер в воздух.
   
В городе ранним субботним утром движение в воздухе небольшое, а за Москвой встречаются только грузовые флаеры да яркие пузыри грибников, которые далеко от города не отлетают.
   
Добралась Алиса до лесного озера часа через два, из-за того, что пришлось покружить над лесами, прежде чем она отыскала то озеро, что ей требовалось.
   
Под мелким серым дождем озеро казалось совсем не таинственным, и трудно было поверить, что там, в глубине, могут таиться сокровища.
   
Алиса опустилась у самой воды, позавтракала, не вылезая под дождь, потом не спеша облачилась в скафандр. С каждой минутой ей все меньше верилось, что из ее затеи что-нибудь выйдет.
   
Хлюпая тяжелыми башмаками по грязи и раздвигая тростник, Алиса вошла в серую воду. Испуганная лягушка отпрыгнула в сторону. Ноги увязали, и каждый шаг давался с трудом. Вода поднялась до колен, потом до пояса, двигаться стало еще труднее. Когда вода дошла до горла, Алиса оглянулась. Флаер ярким пятном стоял на фоне почти голых деревьев. Было пустынно и скучно.
   
«И что я сюда полезла? — подумала Алиса. — Мало мне было приключений на далеких планетах? Вот завязну в этом глухом озере, и никто меня не найдет. Найдут, — успокоила она себя, — по флаеру найдут». И с этой мыслью она шагнула вперед, дно круто пошло вниз, Алиса потеряла равновесие и села на дно, сразу глубоко уйдя в тину. Ил поднялся тучей, стало совсем темно, и Алиса включила прожектор. Этот прожектор, хоть и маленький, линза как человеческий глаз, выручал Алису на самых диких планетах, посылая свой тонкий луч на десять километров вверх. Но тут он был почти бессилен. Так что передвигаться приходилось ощупью. Неудивительно, что никто не смог в этой каше отыскать клад.
   
Дно было неровным, начали встречаться большие камни. И каждый раз Алиса надеялась, что это не камень, а ящик. Один из камней она даже разрезала лазерным лучом, вода засветилась голубым, страшноватым светом, и камень развалился, медленно, нехотя… Обе его половинки сразу скрылись в тине. Конечно, подумала Алиса, здесь нужен очень могучий насос, чтобы очистить озеро от тины.
   
Можно было бы вылезать, но Алиса из чистого упрямства продолжала пробираться по дну. Она уже забралась глубоко.
   
И вдруг впереди Алиса увидела зеленоватое светящееся пятно.
   
Она замерла. Что это могло быть?
   
Пятно, увеличиваясь, медленно двигалось навстречу.
   
Алиса включила внешний микрофон. Она, разумеется, не испугалась, потому что русалкам в этой грязи не выжить. Вернее всего, кто-то пролетел над озером, увидел на берегу пустой флаер, забеспокоился и отправился искать утопленника.
   
А может, это другой кладоискатель?
   
«Алиса, — услышала она. Голос прозвучал близко. Как будто кто-то подошел к самому уху. — Это ты?»
   
«Так и есть, — догадалась Алиса. — Глупый домроботник поднял панику, и ее ищут».
   
— Кто здесь? — спросила Алиса.
   
И тут она увидела — кто.
   
Навстречу ей легко, как по воздуху, двигалась другая девочка, в короткой белой тунике, окруженная зеленоватым сиянием. Она была без скафандра, лицо ее было веселым и очень знакомым.
   
— Ты кто? Русалка? — спросила Алиса.
   
— Я пришла. Ты меня пригласила, и я пришла. Я давно хотела с тобой увидеться. Мне о тебе столько рассказывали!
   
Алиса поняла, что другая девочка окружена силовым полем и потому ей вода не страшна. «Может, инопланетянка? Но откуда она меня знает?»
   
Словно угадав ее мысли, девочка сказала:
   
— Я не инопланетянка, хотя живу на Альдебаране. В наше время это не важно. Сегодня я на Земле, завтра я на Марсе, послезавтра я уже на Сириусе.
   
— Но я тебя не знаю. Откуда ты знаешь меня?
   
— Потому что я твоя прапраправнучка. И меня тоже зовут Алиса. В твою честь.
   
Девочка подошла, вернее подплыла совсем близко. Она не касалась ногами дна.
   
— Но почему ты тут? — Алиса все еще не понимала, что случилось, да и трудно ей было поверить, что ее прапраправнучка встретилась именно на дне Сумлевского озера.
   
— Я читала твой дневник, — сказала девочка. — Раньше мне его не давали, пока я не подросла, а теперь дали. И я в нем прочитала, что ты сегодня будешь на дне этого озера и приглашаешь меня на свидание. Мне стало так интересно увидеться с тобой, что я тут же собралась и прилетела. Это ведь не очень просто — между нами сотни лет. Но я все о тебе знаю и очень стараюсь тебе подражать.
   
— Но я ничего не знаю о тебе. Как я могла тебя пригласить сюда?
   
— Разве это так важно? — спросила вторая девочка. — Может, мы поговорим?
   
— Тогда давай вылезем из озера, — сказала Алиса. — Тут очень неудобно.
   
— К сожалению, я не могу этого сделать, — сказала прапраправнучка. — Мне категорически запрещено появляться в прошлом. Поэтому я могу видеться с тобой только здесь, на дне озера.
   
— Надо же придумать такое неудобное место, — сказала Алиса. — Но все равно мне очень приятно с тобой познакомиться. Знаешь, я раньше вела дневник от случая к случаю и по целому месяцу в него не заглядывала. А теперь, пожалуй, буду писать почаще.
   
— Конечно, будешь, — согласилась девочка. — Потому что у нас дома лежит пять томов твоих дневников. Это удивительное чтение. Ты жила в странное и даже первобытное время, когда людям, чтобы пролететь Галактику, надо было потратить несколько месяцев, когда еще были болезни, встречались космические пираты — ах, какое это было романтическое время!
   
— Вот чепуха! — рассмеялась Алиса. — Я всегда думала, что наше время слишком обыкновенное. Самый конец двадцать первого века! То ли дело сто лет назад, когда люди еще только выходили в космос и собирались лететь к Марсу. Тогда людей подстерегали опасности и трудности. Моей бабушке, которая была маленькой в 1990 году, требовался целый час, чтобы долететь до Ленинграда. А мой прадедушка поднялся на Эверест, и о нем писали в газетах. Вот тогда жили настоящие герои!
   
— Все на свете относительно, — сказала девочка. — У нас, в двадцать четвертом веке, скажу тебе, жить просто неинтересно. Мы даже в школу не ходим.
   
— А как же?
   
— Уже сейчас я знаю столько, сколько ты будешь знать, когда кончишь школу. Я могу в мгновение ока перелететь на любую планету. Сейчас мы осваиваем другую галактику. Так в моей жизни нет никакой романтики.
   
— Другая галактика! — воскликнула Алиса. — Хотела бы я там побывать.
   
— А я хотела бы остаться в твоем романтическом, трудном и опасном двадцать первом веке. Слушай, давай поменяемся. Ты полетишь ко мне, а я побуду здесь.
   
— Ну что ж, — ответила Алиса. — Я не против.
   
— Нет, — вздохнула девочка из двадцать четвертого века. — Это невозможно: мы не совершаем таких легкомысленных поступков. Это несолидно. Я читаю твои дневники как приключенческий роман. Но знаю, что для меня это только роман. Слушай, у тебя нет ничего поесть? А то я так спешила к тебе, что забыла позавтракать.
   
— У меня остался бутерброд и чай в термосе. Но это в моем флаере, который стоит на берегу. Хочешь, я поднимусь туда, а ты подождешь?
   
— Зачем? Если можно взять, то я возьму.
   
— А как же… — но Алиса не успела договорить, как в руках девочки оказался ее термос и бутерброд. Причем Алиса могла поклясться, что ее прапраправнучка не двинулась с места.
   
— Мы так много можем, — сказала девочка печально, — что даже неинтересно.
   
Она отпила из термоса и начала жевать бутерброд.
   
— Хорошо еще, — посочувствовала ей Алиса, — что тебе надо есть. А то было бы совсем скучно.
   
— Честно говоря, — ответила девочка, — если нужно, я могу прожить месяц без еды.
   
Девочка доела бутерброд, и за эту минуту Алиса успела придумать тысячу вопросов, которые надо было задать прапраправнучке. Но та, отправив пустой термос обратно во флаер, сказала:
   
— Прости, прапрапрабабушка, но я читаю мысли и потому заранее могу тебе сказать, что на некоторые твои вопросы я ответить не могу, а на некоторые могла бы, но ты ничего не поймешь. Не сердись. К тому же мне пора. Через шесть минут и двадцать три секунды я вылетаю в Крабовидную туманность, а мне еще надо собраться и попрощаться с друзьями.
   
— Жалко, — сказала Алиса. — Но ничего не поделаешь. Беги, а то опоздаешь. Передавай привет Крабовидной туманности.
   
— Я рада, что встретилась с тобой. Может, еще увидимся.
   
Девочка начала медленно растворяться.
   
— Стой! — крикнула Алиса. — Я забыла спросить: клад в этом озере есть?
   
— Клад не в этом озере… — голос девочки растворялся, исчезал, утихал. — Клад в…
   
Но где, Алиса так и не услышала.
   
Яркая вспышка света возникла на том месте, где только что была прапраправнучка. И только бурая вода колыхалась вокруг.
   
«Ну что ж, — подумала Алиса, — может, она и права. Человеку интересно забраться в озеро и искать в нем клад. А ей, прапраправнучке, достаточно взглянуть сверху и понять, что никакого клада и нет».
   
И, что самое удивительное, хоть Алиса теперь знала, что никакого клада в озере нет, она еще полчаса упрямо шла по дну, пока не перешла все озеро и не вылезла на том берегу. И, конечно, ничего не нашла.
   
Потом она обошла озеро вокруг, набрала много красивых желтых листьев, у трухлявого пня нашла семейку опят, а когда забралась во флаер и поднялась в небо, то еще несколько минут летела не домой, а рядом со стаей диких гусей, которые улетали к югу.
   
Дома она отдала грибы домроботнику и поставила термос на место.
   
Все еще спали.
   
Алиса прошла к себе в комнату, открыла дневник и записала в нем:
   
    
«9 октября. Воскресенье. Сегодня я искала клад на дне Сумлевского озера. Клада я не нашла, но встретилась с одной очень интересной девочкой, которую тоже зовут Алиса. И если она когда-нибудь будет читать этот дневник, она догадается, кого я имею в виду. И мы с ней увидимся».
   
  
  
Война с лилипутами [1992]
   
   
Часть первая. Сражение в кустах
    
Глава 1. Судьба Христофора Колумба
     
Алисе было жалко Колумба.
     
Он с риском для жизни переплыл Атлантический океан, не испугался ни жары, ни бурь, ни плохого характера трусливых матросов. Он открыл Америку, хотя и думал, что это всего-навсего Индия. Он высаживался на неведомых островах, ступал тяжелой ногой на золотой песок под тень кокосовых пальм. Он набрал полные трюмы товаров. Он вернулся в Испанию.
     
Его встретили, поздравили и тут же обратились к своим обычным делам. Кто зарабатывал деньги, кто стремился к титулам, кто воровал, кто казнил, кто строчил доносы — у всех были свои дела, и никому не было дела до Христофора Колумба, который открыл Америку. Потом, через несколько лет, его вообще посадили в тюрьму по гадкому и лживому доносу — такие были времена и нравы.
     
Алиса представляла себе, как Колумб бродит по своему кабинету или по тюремной камере, смотрит в окно на прохожих и умоляет их: «Ну посмотрите на меня!» А никто на него не смотрит, никто не знает о его подвигах!
     
Представляя себе эту грустную картину, Алиса подошла к окну своей комнаты, посмотрела на прохожих и стала мысленно умолять их: «Ну кто-нибудь, пожалуйста, поглядите наверх! Здесь я, Алиса Селезнева! За последний год я опускалась на дно Тихого океана, открыла Атлантиду, спасла последних атлантов, побывала на планете Пять-четыре, стала принцессой, а недавно побывала в центре Земли, ни минуты у меня не было спокойной. Тысячи человек славят меня как самую отважную девочку во Вселенной, другие удивляются моим мужеству и талантам. Но дома, в Москве, никому и дела нет до моих подвигов. Все заняты своими хлопотами. И даже намерены посадить меня под домашний арест, как несчастного Колумба. Тут уж невольно задумаешься, а достойно ли человечество жить одновременно со мной?»
     
Стояла жара, воздух был неподвижен, и листья за окном вяло повисли, ожидая, когда же наступит вечер. До темноты оставалось недолго, но неизвестно, принесет ли она прохладу.
     
«Сейчас соберутся все взрослые, и начнется несправедливый и жестокий суд над отважной путешественницей».
     
Не успела Алиса так подумать, как в комнату вошел домашний робот Поля, который нянчил Алису еще во младенчестве.
     
Правая рука его покоилась на широкой черной перевязи. Вчера робот поскользнулся на банановой корке, которую сам при уборке забыл на полу, упал, ушиб руку и решил, что сломал ее. Он отказался вызывать ремонтников и занялся самолечением. Зрелище, конечно, комическое, но Поля так давно живет среди людей, что считает себя человеком.
     
     
— Алиса, — мрачно сказал Поля, — бабушка Лукреция спрашивает, какие котлеты готовить — рыбные или мясные.
     
— Все равно, — ответила Алиса.
     
— Так и доложим, — сказал Поля, которому бабушка не нравилась. Бабушка приехала из Симферополя погостить и сразу забрала дома всю власть. Она считала Полю обыкновенным домработником, чем глубоко его обижала.
     
Раздался звонок — вернулась с работы мама. Папа приехал следом.
     
Обычно они возвращались домой куда позже, но сегодня — Алиса об этом догадывалась — предстоит суд над несчастным Христофором Колумбом, то есть над Алисой. Вот все и сбежались.
     
«Ну что ж, суд так суд, — подумала Алиса. — С королями адмиралы не спорят. Они ждут своего часа и тогда поднимаются на мостик, встают у штурвала и смело подставляют лицо бурям и штормам».
     
— Алиса, — сказала мама, заглядывая в комнату, — ты отдала шторы в химчистку?
     
Не дело для человека сдавать шторы в химчистку — этим занимается домашний робот. Но Алиса и тут не стала спорить. А ответила тихо:
     
— Извини, мама, я не успела. Но их уже сдал Поля.
     
Вошел папа и с деланой бодростью сообщил, что в зоопарке начали нестись выкумсы и крокумсы. Алиса и не подозревала, кто такие выкумсы и крокумсы. Она уже год как не была у отца в зоопарке.
     
Тут из кухни выскочила шустрая симферопольская бабушка Лукреция и сказала, что обед готов.
     
Все пошли обедать. Бабушка все время говорила, что котлеты не получились, пирог подгорел и вообще никуда не годится, а все остальные тут же начинали с бабушкой спорить, потому что бабушке хотелось, чтобы ее хвалили.
     
Алиса знала, что Поля готовит лучше, чем симферопольская бабушка, а может быть, она просто привыкла к тому, как готовит робот. Возможно, и родители так думали, но все повторяли:
     
— Что ты, бабушка! Мы никогда не пробовали такого вкусного пирога!
     
— Бабушка, у тебя самые вкусные в мире котлеты.
     
Поля слушал эти похвалы мрачно, отворачивался, страдал от ревности, но из комнаты не уходил. Он переводил взгляд с Алисы на маму, с мамы на папу — все надеялся, что кто-нибудь защитит его честь. Но никто не защитил.
     
Не надо думать, что симферопольская бабушка Лукреция была стареньким одуванчиком, эдакой божьей коровкой.
     
В доме Селезневых она появилась две недели назад. Вечером открылась дверь, и возникла пожилая женщина очень маленького роста, стройная и большеглазая. Бабушка впорхнула в квартиру и заставила папу, который не видел ее десять лет, признать в ней свою тетю Лукрецию. Потом вошла в гостиную, поставила посреди нее свой объемистый пухлый чемодан и сообщила, что приехала в Москву по делам, пробудет здесь две или три недели, пока Тиберия не восстановят в училище, что она не выносит гостиницы, а летать каждый день обратно в Симферополь, чтобы там ночевать, не желает. Так что она приняла решение пожить пока у Селезневых и хочет спросить их…
     
Тут голос бабушки стал строг: довольны ли Селезневы ее приездом, не стеснит ли она их своим присутствием?
     
Селезневы — папа, мама, Алиса и робот Поля — тут же заявили во всеуслышание, что счастливы тем, что бабушка Лукреция избрала их дом своим временным пристанищем.
     
Бабушка оказалась деятельной и вездесущей. Раньше Алиса не задумывалась над этим словом, а может, и не знала его. А теперь поняла, что оно означает. Бабушка Лукреция умела одновременно существовать в самых различных местах. Если она была дома и готовила обед, к негодованию Поли, оставшегося без привычной работы, она могла в то же время по двум видеофонам отстаивать права своего Тиберия, которого выгнал злодей Пуччини-2.
     
Злодей Пуччини-2 работает директором Московского циркового училища. Некогда он со своим близнецом братом Пуччини-1 выступал с группой дрессированных носорогов. Носороги кувыркались, стояли на рогах и пели простые песни, сами себе отбивая такт на больших барабанах — тамтамах. Оставив арену, он занялся воспитанием будущих цирковых талантов, но проявил себя тираном и самодуром, потому что выгнал Тиберия.
     
Бабушка, без всякого сомнения, навела бы порядок в цирковом училище, но Пуччини-2 улетел инспектировать цирк на Паталипутре, а затем намеревался посетить тайный союз шпагоглотателей на Альдебаране. Обещал вернуться в среду, затем сообщил, что задержится до понедельника… И вот так — третью неделю!
     
Любая обыкновенная бабушка, прежде чем нападать на Пуччини-2, сначала бы провидеофонила ему из Симферополя, договорилась о встрече, а потом бы уж прилетала. Но бабушка Лукреция заявила, что Пуччини-2 можно взять только внезапным налетом. Вот она и сидела у Селезневых, ожидая возвращения директора, чтобы внезапно напасть на него и восстановить справедливость.
     
Вообще-то она была милой, доброй бабушкой и умела не только жарить котлеты, но и жонглировать семью горящими предметами, делать стойку на одной руке, показывать карточные фокусы и развязывать любые узлы. Этого у бабушки не отнимешь. Она намекала на то, что карточные фокусы для нее — не предел, но все в доме были заняты своими делами, все торопились и опаздывали, поэтому бабушка за две недели так и не смогла отловить слушателя или зрителя.
     
Алисе тоже было не до бабушкиных фокусов. Она ждала, что же придумает испанская правящая камарилья в лице ее родителей, для того чтобы оставить Колумба дома и забыть о его подвигах и открытиях.
     
Родительский заговор раскрылся за чаем.
     
— Алисочка, — сказал отец невинным голосом, — как ты смотришь на то, чтобы навестить в Каугури тетю Аустру?
     
— Спасибо, — сразу догадалась Алиса, — у меня так много дел на биостанции! Мне хотелось бы заняться селекцией вьющихся растений на Марсе.
     
— Ой! — сказала симферопольская бабушка. Она прониклась уважением к внучке, которая собирается заняться селекцией.
     
— Замечательно, — сказала мама. — У тети Аустры ты как раз и займешься селекцией. Тетя Аустра разводит артишоки. Это лучшие в Латвии артишоки, они получили медаль на выставке в Брюсселе. Неужели ты забыла об этом, Алисочка?
     
«Ну, мамочка, я тебе это предательство припомню», — мысленно ответила Алиса. Но заставила себя улыбнуться и сказать:
     
— Только не артишоки! У меня на них аллергия!
     
— Аллергия! — ахнула симферопольская бабушка. — Какой ужас!
     
— Где же ты ее подхватила? — спросил папа, который, разумеется, Алисе не поверил.
     
— Она у меня в крови, — сказала Алиса печально. — И это неизлечимо.
     
— На берегу моря! — сказала мама. — Я тебе завидую. Свежий морской воздух, никуда не надо спешить…
     
— Может, ты поедешь вместо меня? — спросила Алиса. — Ты же любишь разводить артишоки.
     
— Совершенно не представляю, что это такое, — призналась мама. — Это такие кролики?
     
— Черненькие, — сказала Алиса.
     
— Не слушай ее, — вмешался папа. — Артишоки — это растения. И дело, конечно же, не в них, а в том, что с нами вчера разговаривал ваш школьный доктор.
     
— …и сказал, что его беспокоит состояние моего здоровья.
     
— Так точно, — сказал папа.
     
— Он вчера уже с родителями Аркаши Сапожкова разговаривал и с Пашкиной мамой. И точно в таких же выражениях.
     
— Алиса, если тебе двенадцать лет, — сказал папа, — это еще не значит, что ты разбираешься в медицине лучше школьного врача.
     
«Как это скучно, — подумала Алиса. — Они же в самом деле очень беспокоятся о моем здоровье, им кажется, что мне опасно летать на другие планеты и спускаться к центру Земли в первую очередь потому, что я могу схватить насморк. И наш милый школьный доктор, который сам никогда в жизни не отъезжал от Москвы дальше Калуги, потому что он единственный ребеночек у мамочки и она его берегла от микробов как зеницу ока, верит, что нам нужен покой». И тут Алисе пригрезился мореплаватель Христофор Колумб, которому королева Изабелла приказала пойти к придворному врачу, а тот утверждал, что в океане очень опасно, а открывать новые острова — самоубийство, ведь на них миазмы и москиты!
     
— Ты в самом опасном переходном возрасте, — сказала мама. — Вытянулась, меня уже догнала, одни кости.
     
— А ты хотела пухленькую доченьку, — ответила Алиса.
     
— Алиса! — сказала мама строго.
     
— Но главное, что сказал доктор, и я с ним совершенно согласен, — вмешался отец, — тебе нужен нормальный отдых!
     
— И нормальное питание, — вмешалась бабушка из Симферополя.
     
— Да, и нормальное питание!
     
— Я совершенно нормально питалась, — сказала Алиса, и ей стало смешно — не все ли равно, как и чем питается человек! Если сказать, что ей пришлось съесть за прошлый месяц, — мама бы умерла от ужаса! А что ты можешь поделать, если приходится опускаться на дно Тихого океана, чтобы открыть Атлантиду и обедать с атлантами? А что вы прикажете есть на планете Пять-четыре, где ничего съедобного не водится и даже живые шары обходятся только воздухом?
     
— Ты питаешься неизвестно чем, — продолжал отец, — спишь неизвестно где, гуляешь неизвестно с кем!
     
Он даже отодвинул недопитую чашку — так расстроился.
     
— И еще скажи, папочка, — ответила Алиса, которой, конечно же, лучше было помолчать — все равно взрослых, если уж они решили заботиться о твоем здоровье, не переспоришь, — скажи мне, чтобы я поменьше сражалась с драконами, стреляла из бластера, билась на лазерных мечах и бегала наперегонки с черным медведем.
     
— Она стреляет из бластера! — ахнула симферопольская бабушка.
     
— И у меня есть подруга, Ирия Гай, которая чемпион своей планеты по боксу и альпинизму.
     
— И она тоже стреляет из бластера, — тихонько сказала симферопольская бабушка, и на ее глаза навернулись слезы.
     
— Я полагаю, что ты сейчас специально пугаешь родителей. И сильно преувеличиваешь, — сказал отец. Но голос его был неуверенным.
     
— Преувеличивает, — сказала мама.
     
— А ведь вы так недавно были молодыми! — сказала Алиса, глядя на своих родителей, которых, правда, никто еще не считал пожилыми. — Мне трудно поверить, что ты, папочка, забирался внутрь космического кита, чтобы узнать, отчего у него болит живот. А потом прожил три месяца на ветках самой высокой сосны на планете Марош, чтобы узнать, как размножаются тамошние орлы.
     
— Папа и тебя брал в экспедиции, — сказала мама. — И никто не собирался растить из тебя тепличное растение. Только во всем надо знать меру.
     
— Разве я не знаю?
     
— Ты вся покрыта шрамами и царапинами. Не подросток, а бродячий котенок!
     
— Алису нельзя отпускать к тете Аустре, — сказал домроботник Поля. Он стоял в углу и ничего не делал, так как считал себя раненым. — Она тут же сбежит от тети, а тетя старенькая и ее не догонит.
     
— Этого еще не хватало! — воскликнула Алиса. — Зачем мне убегать от тети Аустры?
     
— Затем, чтобы переплыть через море в Швецию.
     
— Но зачем мне переплывать через море в Швецию?
     
— Чтобы утонуть на полдороге, — сказал Поля и засмеялся.
     
— Я больше так не могу, — сказала симферопольская бабушка. — Это не ребенок, а самоубийца.
     
— Школьный доктор, — заявил папа, — категорически против любых путешествий.
     
— А что же мне можно?
     
— Тебе можно провести август в средней полосе России, на чистом воздухе, желательно под Москвой. И учти, что доктор совершенно категоричен.
     
— Но если я останусь под Москвой, меня не пошлют пропалывать артишоки к тете Аустре?
     
— А ты останешься? — удивилась мама, которая не ожидала, что Алиса капитулирует так скоро.
     
— Да, может быть, — сказала Алиса. — И в самом деле, я с детства не жила на даче под Москвой. Наверное, в этом есть свои прелести.
     
Вы бы видели, какая радость охватила родных Алисы Селезневой, включая робота Полю и симферопольскую бабушку.
     
— И в космос ни ногой? — спросила симферопольская бабушка.
     
— Ни ногой, — согласилась Алиса.
     
По комнате пронесся порыв ветра — это присутствующие облегченно вздохнули.
     
Затем, перебивая друг друга и даже забыв о том, что Алиса сидит за тем же столом, взрослые начали обсуждать, куда бы поехать Алисе. Но она, послушав их, сказала:
     
— Я поживу на даче у Аркаши Сапожкова. Дача у него близко, в Кратове. И мне не скучно там будет. Пашка Гераскин тоже туда собирался.
     
Идею Алисы встретили одобрительными возгласами, и на радостях никто не подумал, как это подозрительно: не только Алиса, но и Аркаша Сапожков, и Пашка Гераскин добровольно едут на дачу, как самые обыкновенные маменькины дочки и сыночки. Им бы подумать и встревожиться. Хотя бы потому, что над кроватью Алисы висел лозунг, написанный Пашкой: «Покой нам только снится!»
     
Вдруг бабушка из Симферополя спохватилась:
     
— А где будут родители твоего друга?
     
— Аркашины родители — заядлые туристы, они ушли с братьями Аркаши в поход по речкам Горного Алтая.
     
Конечно, мама с папой предпочли бы, чтобы Аркашина дача кишмя кишела его тетушками и дедушками, чтобы не спускать глаз с их дочки, но все понимали, что спокойнее жить на даче, чем улететь на какой-нибудь Альдебаран.
     
На том и порешили.
     
Алиса прошла к себе в комнату, легла на диван, включила видик и подумала: «Вот я перехитрила родителей, сделала, как мне хотелось, вот я готова к новым опасным приключениям, и никто меня уже не остановит. Может быть, я совершу еще несколько подвигов и переживу смертельный бой с пиратами или драконами — все может быть… А потом мы сядем за стол, и папа с мамой будут говорить на обыкновенные темы и беспокоиться о моем здоровье. Их жизнь такая скучная, они так окончательно и бесповоротно забыли о собственной молодости, что думают, будто Алиса — маленькая девочка-шалунья, с которой ничего плохого не случится. Так им и роботу Поле удобнее. А жаль. Иногда так хочется рассказать правду о невероятных и страшных приключениях. Но Алиса ничего не станет рассказывать дома — не поймут, только перепугаются. Вот, наверное, и Христофор Колумб своей старушке маме о штормах и смерчах — ни слова. И старушка мама была уверена, что он плавает по спокойному морю, не отходя далеко от берега».
    
    
Глава 2. По следам Гулливера
     
На следующее утро позвонил Пашка Гераскин.
     
— Как у тебя? — спросил он.
     
— Все в порядке, — ответила Алиса. — Доктор рекомендовал мне провести остаток каникул на даче и отдыхать на свежем воздухе. Мы решили, что я поеду на дачу к Аркаше Сапожкову, чтобы там и дышать.
     
— Счастливая, — сказал Пашка. — Моя мама сразу почуяла неладное. «Что, — спрашивает, — потянуло тебя к спокойной жизни? Может, ты тяжко болен? Дай, — говорит, — лоб пощупаю». Понимаешь?
     
— А ты?
     
— Я сказал чистую правду. Я сказал, что у нас летняя практика и каждый должен совершить необычное путешествие. Мы с тобой свое уже совершили.
     
— Даже три, — сказала Алиса.
     
— А Аркаша только сейчас подготовился. И ему нужны помощники. Мама сразу спрашивает: «Зачем? Это опасно?»
     
— Ну и хитрая она у тебя! — сказала Алиса.
     
— И не говори. Будь моя воля, я выбрал бы себе другую, попроще.
     
— И что ты ей ответил?
     
— Опять же чистую правду. Что Аркаша собирается написать цикл картин с натуры. А что мне мама ответила?
     
— Наверное, она ответила, что ты и огурца не можешь нарисовать. Какой из тебя помощник художнику?
     
Пашка вздохнул, и на экране видеофона было видно, как он расстроен. Алиса почувствовала его настроение и быстро спросила:
     
— Я тебя обидела?
     
— Я сам виноват, — вздохнул Пашка. — Если даже ты считаешь меня бездарным, значит, так оно и есть.
     
По всему было видно, что сам Пашка себя бездарным не считал.
     
— Не всем же быть художниками, — сказала Алиса.
     
— Погоди, я не досказал… В общем… мама выпытала.
     
— Ничего страшного, — сказала Алиса.
     
— Ничего? А если она взяла с меня слово?
     
— Какое слово?
     
— Я сказал, что Аркаша особенный художник. Он хочет рисовать микрокартины, но с натуры. Для этого он должен уменьшиться в пятьдесят раз. Мама как закричит: «Я с самого начала догадывалась, что это добром не кончится! Ты обязательно решил уменьшиться вместе с Аркашей, чтобы вас вместе склевал первый встречный воробей». Я ей говорю: «Мама, это только Аркаша уменьшится, а мы с Алисой будем за ним следить именно для того, чтобы его не склевал воробей».
     
— В общем, она тебе не поверила.
     
— Нет. И взяла с меня слово, что ни при каких обстоятельствах я не стану уменьшаться в пятьдесят раз. А ты знаешь — я человек слова.
     
— Человек, который слишком много говорит, — сказала Алиса, — и обязательно проговаривается…
     
В начале каникул каждый в классе выбрал себе необыкновенное путешествие. Алиса с Пашкой решили опуститься на дно Тихого океана в центре атолла Мооруту, где во время Второй мировой войны был потоплен японский транспортный конвой, что вез добычу, награбленную японскими солдатами в Индонезии, Бирме и Сингапуре.
     
Это путешествие, которое началось мирно и спокойно, привело к стольким приключениям, что теперь даже трудно вообразить, что все они произошли за считаные недели.
     
Вернувшись домой, Алиса узнала, что все ее одноклассники разъехались по разным концам Земли, чтобы совершить необычные путешествия. Только Аркаша Сапожков, который решил путешествовать вокруг собственной дачи, еще и не начинал путешествия.
     
Причин тому было несколько. Одна из них заключалась в том, что Аркаша был медлительным и задумчивым. Он обязательно должен все проверить, а потом перепроверить и еще раз обдумать.
     
В чем же была Аркашина идея?
     
Все художники, рассуждал он, рисуют только такие вещи, которые соответствуют человеческому росту. А если художнику надо нарисовать что-то маленькое, он вооружается лупами, микроскопами, предметными стеклами и перестает быть художником. Художники создали миллионы человеческих портретов. Но ни одного портрета гусеницы или комара. И если уменьшиться до размеров гусеницы, можно будет написать ее портрет. А если станешь маленьким, как комар, то увидишь, что и у него есть лицо. Может быть, неприятное и даже страшноватое, но лицо.
     
Вот и придумал Аркаша путешествие под названием «Путешествие микрохудожника в Страну дремучих трав».
     
«В Стране дремучих трав» — название одной старой книжки, герои которой стали такими маленькими, что для них травы казались дремучим лесом. Есть и другие книги о таких лилипутах. Еще несколько сот лет назад английский писатель Джонатан Свифт написал повесть о Гулливере, который сначала попал к лилипутам, а потом оказался среди гигантов. А помните повесть «Путешествие Нильса с дикими гусями»? Там мальчик Нильс обидел гнома, тот превратил его в лилипута, и Нильс отправился в полет на шее своего друга — гуся Мартина.
     
Но одно дело — художественная литература, сказки и фантастика, совсем другое — настоящая жизнь. Объявив еще в мае на классном собрании, что он намерен отправиться в путешествие вокруг собственной дачи, Аркаша еще не знал, как он это осуществит.
     
Он послал запрос в Центральный информаторий, а тот обратился в Галактический справочный центр. Не может быть, рассуждал Аркаша, чтобы в великой Галактике, населенной миллионами цивилизаций, никто не придумал средства для уменьшения или увеличения живых существ.
     
И вот через две недели пришел ответ — и не с Альдебарана, не с созвездия Гончих Псов и даже не с Марса, а из города Бостона, из Физического института имени Айзека Азимова — знаменитого американского писателя XX века. В том институте давно бились над тем, как воплотить в жизнь одну давнюю идею Азимова. В своем романе «Космическое путешествие» он рассказал, как целая бригада врачей была уменьшена в тысячу раз, чтобы в специально сделанной микроскопической лодке, которая может путешествовать по кровеносным сосудам, добраться до мозга и совершить там операцию и спасти человека.
     
Узнав о работе американских ученых, Аркаша вылетел в Бостон. Несмотря на то что он был всего-навсего школьником, ученые разрешили ему ознакомиться с их работой и показали Аркаше рабочую модель своей машины. Пока что она могла уменьшить человека в пятьдесят раз. Для медиков этого было недостаточно. Для Аркаши — в самый раз. Уменьшенный Аркаша станет в три сантиметра высотой.
     
В июле азимовцы смонтировали опытную кабину у Аркаши на даче, но потом им пришлось срочно улететь по своим делам.
     
И вот тогда Алиса с Пашкой, вернувшись со звезд, согласились помочь другу. Но поставили такое условие: когда Аркаша закончит свое путешествие, он разрешит Пашке и Алисе тоже побывать в Стране дремучих трав.
     
Это путешествие, как понимала Алиса, могло оказаться опаснее и страшнее, чем полет к дальним звездам или плен у космических пиратов. Потому что враги и убийцы в мире насекомых куда более жестоки и быстры, чем любые разумные твари Галактики.
     
Честно говоря, Алиса предпочла бы улететь на Паталипутру или даже угодить в логово космических пиратов — только бы не попасть в зубы какой-нибудь гадкой сколопендре.
     
Но кому признаешься, что тебе страшно? Пашке, который лишь улыбнется снисходительно и начнет точить свою шпагу? Или Аркаше, который убежден, что настоящий ученый не может ничего бояться, потому что настоящему ученому некогда бояться — надо изучать окружающий мир?
     
…Наутро Алису собирали на дачу к Аркаше, словно капитана Гаттераса на Северный полюс. Симферопольская бабушка испекла пирожков, домроботник Поля тоже испек пирожков. И мама, разумеется, испекла пирожков. Алиса понимала, что делали они это не столько из любви к Алисе, сколько для того, чтобы доказать друг дружке, чьи пирожки самые лучшие. Даже удивительно, что папа не испек пирожков.
     
Для Алисы набрали целую сумку вкусных вещей. Мама объяснила, что это не только для Алисочки, но и для ее приятелей. Поля положил в сумку запасные сапожки, плащ и рад был бы положить и скафандр, и шубу — только они в сумку не лезли.
     
Алиса была спокойна и доброжелательна. Ни с кем не спорила, всем улыбалась, ни от чего не отказывалась. А когда она согласилась взять с собой аптечку, которую привезла из Симферополя бабушка и которую теперь пожертвовала внучке, мама сказала:
     
— Мне все это не нравится.
     
— Почему? — спросила Алиса.
     
— Я тебя не узнаю.
     
— А я узнаю, — сказал папа, который уже спешил на работу в Космический зоопарк. — Когда Алиса тихая, значит, готовится большая каверза.
     
— Папа! — возмущенно пискнула Алиса.
     
Но папу так легко не проведешь. Он только махнул рукой, сел во флаер и был таков.
     
— Сразу провидеофонь, как приедешь, — предупредила мама.
     
— Я буду ждать твоего звонка, — сказала симферопольская бабушка.
     
— Может быть, я отправляюсь в жерло вулкана, а не на дачу? — съязвила Алиса.
     
Но никто ее не услышал.
    
    
Глава 3. Перед путешествием
     
Это была старая-престарая дача, ее построил еще Аркашин прадедушка, который привез откуда-то толстые, в обхват, бревна. С тех пор прошло уже сто лет, и три поколения семейства Сапожковых собирались заняться хозяйством: развести на даче огород и сад, да еще розарий и альпинарий. Но надолго их усилий не хватило. Так что на большом дачном участке было всего понемножку: там росли три старые яблони, которые давали только кислые дички; заросли одичавшей малины были совершенно непроходимы, да к тому же подступы к ним были заняты лесом крапивы; по бокам узкой заросшей дорожки, что вела от покосившейся калитки к веранде, тянулись кусты пионов, роз, хризантем и иных цветов, которые высаживали здесь сменявшие друг друга ботаники-любители.
     
За дачей начинался густой лес и тянулся до самого Уральского хребта. Дача Сапожковых подходила для любых опытов — она была последней в поселке.
     
Пашка прилетел раньше Алисы. Он уже успел повесить гамак и, раздевшись до плавок, дремал в нем. Иногда он просыпался и давал Аркаше указания.
     
Аркаша заканчивал испытания уменьшительной кабины. Основную работу сделали техники из Азимовского института, но кое-какие мелочи остались на долю Аркаши.
     
Кабина стояла на траве перед верандой. Она представляла собой полосатую, красную с белым, бочку в метр высотой и такого же диаметра. Сбоку открывался люк, через который можно влезть внутрь кабины. Там помещалось сиденье и перед ним — пульт управления. Влезши в кабину, ты мог усесться, прижав подбородок к коленям. Пульт оказывался тогда перед глазами.
     
Аркаша показал Алисе, как забираться в кабину. Алиса спросила:
     
— А почему она такая тесная?
     
— В Бостоне ее специально сделали для нас — подростков. Чем меньше кабина, тем меньше энергии она потребляет, тем легче ее наполнять.
     
— Зачем ее наполнять?
     
— Разве я тебе не сказал? Когда кабина начинает работать, ее наполняет особый газ — иначе как клетки твоего тела догадаются, что им надо уменьшиться?
     
— А он безвредный? — спросила Алиса.
     
— Алиса, не бойся, тебя никто не заставляет превращаться в насекомое! — закричал Пашка из гамака.
     
И тут же вывалился из него и, отмахиваясь руками, бросился кругами бегать по лужайке.
     
— Что с тобой? — спросила Алиса.
     
— Это чудовище какое-то! — закричал Пашка. — И еще кусается!
     
— Это не чудовище, а оса, — ответил Аркаша. — И учти, что сейчас ты в сто раз больше осы. А представь себе, что вы с ней почти сравняетесь.
     
— Зачем?
     
— Чтобы сражаться на равных. У нее шпага, и у тебя шпага.
     
Наконец Пашка отогнал осу и вернулся к гамаку.
     
— Мне надо подумать, — сказал он оттуда.
     
— Я знаю, что ты придумаешь, — ответила Алиса.
     
— Что?
     
— Тебя ждут неотложные дела на Северном полюсе.
     
— Ты хочешь сказать, что я струсил?
     
— Пашка, не веди себя как первоклассник, — сказал Аркаша. — Никто не заставляет тебя становиться маленьким, как муха, и сражаться с осами. Это, по крайней мере, неостроумно. Жизнь можно положить за более стоящее дело.
     
Пашка обрадовался такой поддержке.
     
— Вот именно! — воскликнул он. — Что может быть глупее, чем кончить жизнь в паутине крестовика или в челюстях майского жука! Не для того нас растили родители.
     
Но никуда Пашка не улетел, а улегся в гамак и закрыл глаза.
     
Аркаша показал на пульт:
     
— Я герметично закрываю кабину, затем впускаю газ и вдыхаю его три минуты. Под действием газа в моих клетках происходят изменения — клетки как бы съеживаются, хотя и остаются по составу и строению точно такими же, как прежде. И я начинаю уменьшаться.
     
— И получится?
     
— Когда они испытывали, — сказал Аркаша, — то поместили в кабину морскую свинку. Морская свинка уменьшилась в пятьдесят раз.
     
— И что дальше?
     
— Убежала.
     
— А где она теперь?
     
— Не знаю, — вздохнул Аркаша.
     
— Ой! — сказала Алиса. — Значит, она в траве бегает?
     
— Может быть.
     
— И я на нее могу наступить?
     
— Все может быть, — сказал Аркаша. — Мне это очень неприятно. Извини.
     
Они помолчали. Алиса присела на корточки. Она раздвигала травинки, смотрела вниз, стараясь разглядеть, нет ли там морской свинки с муху размером.
     
— Больше вы никого не уменьшали? — спросила Алиса. — В порядке опыта.
     
— Почти никого, — вздохнул Аркаша.
     
— Если ты скажешь про собаку…
     
— Нет, сначала они провели испытания на курице…
     
— И курица тоже?!
     
— Может быть, — сказал Аркаша.
     
— Аркаша боится, что ему там будет скучно, — заметил Пашка, который все, конечно же, слышал.
     
— Я постараюсь их найти и вернуть в большой мир, — сказал Аркаша.
     
— Ладно, — кивнула Алиса, — рассказывай дальше.
     
— А что рассказывать? Когда ты уменьшился до предела, то ты спускаешься сюда…
     
Аркаша вылез из кабины, затем показал на круглое отверстие посреди сиденья в старинный пятак диаметром.
     
— Погляди внимательно, — сказал Аркаша.
     
Алиса нагнулась. И увидела, что от этого круглого отверстия вниз ведет труба, на стенках которой видны махонькие скобы — как будто это шахта для оловянного солдатика.
     
— Это для… тебя? — спросила Алиса.
     
— Вот именно, — улыбнулся Аркаша. — Когда я стану лилипутом, я спущусь по этой лестнице вниз…
     
Аркаша повел Алису вокруг кабины и показал, что с другой ее стороны, у самой земли, есть еще одно отверстие.
     
— А тут я выйду, — сказал он.
     
— Как все здорово придумано! — воскликнула Алиса.
     
— Еще бы, — сказал Аркаша, — целый институт работал!
     
— А когда ты возвращаешься…
     
— Все то же самое, только в обратном порядке. Я должен войти сюда, подняться по скобам на сиденье, нажать на кнопку, и кабина начнет наполняться антигазом.
     
— Чем?
     
— Условно говоря — антигазом. Газом-увеличителем.
     
— Ясно. И ты снова большой. А сколько это продолжается?
     
— Каждая процедура занимает несколько минут — ведь это же не волшебство, а научный процесс. Да еще надо отдохнуть, прийти в себя.
     
— Откуда знаешь? — спросил Пашка. — Пробовал?
     
— Куда торопиться, — ответил Аркаша. — Азимовцы сказали.
     
— Давай я попробую, — попросила Алиса.
     
— Погоди, рано!
     
— Аркаша ни за что не уступит пальмы первенства, — сказал Пашка.
     
— Я специально занимался этим, — сообщил Аркаша. — Целый курс прошел. А Пашка всегда думает, что он умнее всех…
     
— Не думаю, а знаю, — откликнулся Пашка.
     
— Он тебе завидует, — улыбнулась Алиса.
     
— Завидовать клопу? Ничего интересного, — возразил Пашка. — Я понимаю — увеличиться раз в пятьдесят.
     
— И никто тебе не страшен! — сказал Аркаша.
     
— Вот именно! Берешь слона двумя пальцами…
     
— А зачем? — спросила Алиса.
     
— Ясное дело зачем, — сразу нашелся Гераскин. — Чтобы перенести его через реку Ганг и спасти от пожара в джунглях.
     
— Паша, от тебя и при нормальном росте человечеству несладко приходится. А от восьмидесятиметрового Гераскина все взвоют! — сказала Алиса.
     
— Хорошо, я остаюсь как есть — золотая середина. А вы как хотите — уменьшайтесь, увеличивайтесь, толстейте, худейте! Все равно я — повелитель Галактики!
     
И с этими гордыми словами Павел Гераскин отвернулся от друзей.
     
Аркаша с Алисой стали готовиться к походу в мир насекомых. Аркаша намеревался там рисовать — это была главная его задача. А чтобы рисовать, надо взять с собой краски, кисти, карандаши и прочие принадлежности. Но беда в том, что под действием газа уменьшаются лишь живые ткани. Что же касается вещей неживых — а кисти и краски, как известно, относятся к ним, — они остаются прежними. Даже самая маленькая кисточка стала бы для Аркаши подобна шесту для прыжков, а в ванночке для акварели он смог бы уместиться как в ванне.
     
Так что Алиса и Аркаша вначале устроили специальную базу.