1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 
    — Приложим, Володя.    

        

    А что на Paccee —    

    На матушке? — То есть    

    Где? — В Эсэсэсере    

    Что нового? — Строят.    

        

    Родители — рóдят,    

    Вредители — точут,    

    Издатели — водят,    

    Писатели — строчут.    

        

    Мост новый заложен,    

    Да смыт половодьем.    

    Все то же, Сережа!    

    — Все то же, Володя.    

        

    А певчая стая?    

    — Народ, знаешь, тертый!    

    Нам лавры сплетая,    

    У нас как у мертвых    

        

    Прут. Старую Росту    

    Да завтрашним лаком.    

    Да не обойдешься    

    С одним Пастернаком.    

        

    Хошь, руку приложим    

    На ихнем безводье?    

    Приложим, Сережа?    

    — Приложим, Володя!    

        

    Еще тебе кланяется…    

    — А что добрый    

    Наш Льсан Алексаныч?    

    — Вон — ангелом! — Федор    

        

    Кузьмич? — На канале:    

    По красные щеки    

    Пошел. — Гумилев Николай?    

    — На Востоке.    

        

    (В кровавой рогоже,    

    На полной подводе…)    

    — Все то же, Сережа.    

    — Все то же, Володя.    

        

    А коли все то же,    

    Володя, мил-друг мой —    

    Вновь руки наложим,    

    Володя, хоть рук — и —    

        

    Нет.    

    — Хотя и нету,    

    Сережа, мил-брат мой,    

    Под царство и это    

    Подложим гранату!    

        

    И на раствороженном    

    Нами Восходе —    

    Заложим, Сережа!    

    — Заложим, Володя!    

               7. «Много  храмов разрушил…»    

        

    Много храмов разрушил,    

    А этот — ценней всего.    

    Упокой, Господи, душу усопшего врага твоего.    

        

    Савойя, август 1930    

       

           ЛУЧИНА    

       

   До Эйфелевой — рукою    

   Подать! Подавай и лезь.    

   Но каждый из нас — такое    

   Зрел, зрит, говорю, и днесь,    

       

   Что скушным и некрасивым    

   Нам кажется  Париж.    

   «Россия моя, Россия,    

   Зачем так ярко горишь?»    

       

   Июнь 1931    

      

         СТИХИ К  ПУШКИНУ    

       

            1. «Бич  жандармов, бог студентов…»    

        

    Бич жандармов, бог студентов,    

    Желчь мужей, услада жен,    

    Пушкин — в роли монумента?    

    Гостя каменного? — он,    

        

    Скалозубый, нагловзорый    

    Пушкин — в роли Командора?    

        

    Критик — нóя, нытик — вторя:    

    «Где же пушкинское (взрыд)    

    Чувство меры?» Чувство — моря    

    Позабыли — о гранит    

        

    Бьющегося? Тот, солёный    

    Пушкин — в роли лексикона?    

        

    Две ноги свои — погреться —    

    Вытянувший, и на стол    

    Вспрыгнувший при Самодержце    

    Африканский самовол —    

        

    Наших прадедов умора —    

    Пушкин — в роли гувернера?    

        

    Черного не перекрасить    

    В белого — неисправим!    

    Недурен российский классик,    

    Небо Африки — своим    

        

    Звавший, невское — проклятым!    

    — Пушкин — в роли русопята?    

        

    Ох, брадатые авгуры!    

    Задал, задал бы вам бал    

    Тот, кто царскую цензуру    

    Только с дурой рифмовал,    

        

    А «Европы Вестник» — с…    

    Пушкин — в роли гробокопа?    

        

    К пушкинскому юбилею    

    Тоже речь произнесем:    

    Всех румяней и смуглее    

    До сих пор на свете всем,    

        

    Всех живучей и живее!    

    Пушкин — в роли мавзолея?    

        

    То-то к пушкинским избушкам    

    Лепитесь, что сами — хлам!    

    Как из душа! Как из пушки —    

    Пушкиным — по соловьям    

        

    Слóва, соколáм полета!    

    — Пушкин — в роли пулемета!    

        

    Уши лопнули от вопля:    

    «Перед Пушкиным во фрунт!»    

    А куда девали пёкло    

    Губ, куда девали — бунт    

        

    Пушкинский? уст окаянство?    

    Пушкин — в меру пушкиньянца!    

        

    Томики поставив в шкафчик —    

    Посмешаете ж его,    

    Беженство свое смешавши    

    С белым бешенством его!    

        

    Белокровье мозга, морга    

    Синь — с оскалом негра, горло    

    Кажущим…    

        

    Поскакал бы, Всадник Медный,    

    Он со всех копыт — назад.    

    Трусоват был Ваня бедный,    

    Ну, а он — не трусоват.    

        

    Сей, глядевший во все страны —    

    В роли собственной Татьяны?    

        

    Чтó вы делаете, карлы,    

    Этот — голубей олив —    

    Самый вольный, самый крайний    

    Лоб — навеки заклеймив    

        

    Низостию двуединой    

    Золота и середины?    

        

    «Пушкин — тога, Пушкин — схима,    

    Пушкин — мера, Пушкин — грань…»    

    Пушкин, Пушкин, Пушкин — имя    

    Благородное — как брань    

        

    Площадную — попугаи.    

        

    — Пушкин? Очень испугали!    

        

    25 июня 1931    

                2. Петр и Пушкин    

        

    Не флотом, не пóтом, не задом    

    В заплатах, не Шведом у ног,    

    Не ростом — из всякого ряду,    

    Не сносом — всего, чему срок,    

        

    Не лотом, не бóтом, не пивом    

    Немецким сквозь кнастеров дым,    

    И даже и не Петро-дивом    

    Своим (Петро-делом своим!).    

        

    И бóльшего было бы мало    

    (Бог дал, человек не обузь!) —    

    Когда б не привез Ганнибала-    

    Арапа на белую Русь.    

        

    Сего афричонка в науку    

    Взяв, всем россиянам носы    

    Утер и наставил, — от внука —    

    то негрского — свет на Руси!    

        

    Уж он бы вертлявого — в струнку    

    Не стал бы! — «На волю? Изволь!    

    Такой же ты камерный юнкер,    

    Как я — машкерадный король!»    

        

    Поняв, что ни пеной, ни пемзой —    

    Той Африки, — царь-грамотей    

    Решил бы: «Отныне я — цензор    

    Твоих африканских страстей».    

        

    И дав бы ему по загривку    

    Курчавому (стричь-не остричь!):    

    «Иди-ка, сынок, на побывку    

    В свою африканскую дичь!    

        

    Плыви — ни об чем не печалься!    

    Чай есть в паруса кому дуть!    

    Соскучишься — так ворочайся,    

    А нет — хошь и дверь позабудь!    

        

    Приказ: ледяные туманы    

    Покинув — за пядию пядь    

    Обследовать жаркие страны    

    И— виршами нам описать».    

        

    И мимо наставленной свиты,    

    Отставленной — прямо на склад,    

    Гигант, отпустивши пииту,    

    Помчал — по земле или над?    

        

    Сей не по снегам смуглолицый    

    Российским — снегов Измаил!    

    Уж он бы заморскую птицу    

    Архивами не заморил!    

        

    Сей, не по кровям торопливый    

    Славянским, сей тоже — метис!    

    Уж ты б у него по архивам    

    Отечественным не закис!    

        

    Уж он бы с тобою — поладил!    

    За непринужденный поклон    

    Разжалованный — Николаем,    

    Пожалованный бы — Петром!    

        

    Уж он бы жандармского сыска    

    Не крыл бы «отечеством чувств»!    

    Уж он бы тебе — василиска    

    Взгляд! — не замораживал уст.    

        

    Уж он бы полтавских не комкал    

    Концов, не тупил бы пера.    

    За что недостойным потомком —    

    Подонком — опенком Петра    

        

    Был сослан в румынскую область,    

    Да ею б — пожалован был    

    Сим — так ненавидевшим робость    

    Мужскую, — что сына убил    

        

    Сробевшего. — «Эта мякина —    

    Я? — Вот и роди! и расти!»    

    Был негр ему истинным сыном,    

    Так истинным правнуком — ты    

        

    Останешься. Заговор равных.    

    И вот не спросясь повитух    

    Гигантова крестника правнук    

    Петров унаследовал дух.    

        

    И шаг, и светлейший из светлых    

    Взгляд, коим поныне светла…    

    Последний — посмертный — бессмертный    

    Подарок России — Петра.    

        

    2 июля 1931    

               3. (Станок)    

        

    Вся его наука —    

    Мощь. Светлó — гляжу:    

    Пушкинскую руку    

    Жму, а не лижу.    

        

    Прадеду — товарка:    

    В той же мастерской!    

    Каждая помарка —    

    Как своей рукой.    

        

    Вольному — под стопки?    

    Мне, в котле чудес    

    Сём — открытой скобки    

    Ведающей — вес,    

        

    Мнящейся описки —    

    Смысл, короче — всё.    

    Ибо нету сыска    

    Пуще, чем родство!    

        

    Пелось как — поется    

    И поныне — тáк.    

    Знаем, как «дается»!    

    Над тобой, «пустяк»,    

        

    Знаем — как потелось!    

    От тебя, мазок,    

    Знаю — как хотелось    

    В лес — на бал — в возок…    

        

    И как — спать хотелось!    

    Над цветком любви —    

    Знаю, как скрипелось    

    Негрскими зубьми!    

        

    Перья на вострóты —    

    Знаю, как чинил!    

    Пальцы не просохли    

    От его чернил!    

        

    А зато — меж талых    

    Свеч, картежных сеч —    

    Знаю — как стрясалось!    

    От зеркал, от плеч    

        

    Голых, от бокалов    

    Битых на полу —    

    Знаю, как бежалось    

    К голому столу!    

        

    В битву без злодейства:    

    Самогó — с самим!    

    — Пушкиным не бейте!    

    Ибо бью вас — им!    

        

    1931    

               4.  «Преодоленье…»    

        

    Преодоленье    

    Косности русской —    

    Пушкинский гений?    

    Пушкинский мускул    

        

    На кашалотьей    

    Туше судьбы —    

    Мускул полета,    

    Бега,    

    Борьбы.    

        

    С утренней негой    

    Бившийся — бодро!    

    Ровного бега,    

    Долгого хода —    

        

    Мускул. Побегов    

    Мускул степных,    

    Шлюпки, что к брегу    

    Тщится сквозь вихрь.    

        

    Не онедýжен    

    Русскою кровью —    

    О, не верблюжья    

    И не воловья    

        

    Жила (усердство    

    Из-под ремня!) —    

    Конского сердца    

    Мышца — моя!    

        

    Больше балласту —    

    Краше осанка!    

    Мускул гимнаста    

    И арестанта,    

        

    Что на канате    

    Собственных жил    

    Из каземата —    

    Соколом взмыл!    

        

    Пушкин — с монаршьих    

    Рук руководством    

    Бившийся так же    

    Нáсмерть — как бьется    

        

    (Мощь — прибывала,    

    Сила — росла)    

    С мускулом вала    

    Мускул весла.    

        

    Кто-то, на фуру    

    Несший: «Атлета    

    Мускулатура,    

    А не поэта!»    

        

    То — серафима    

    Сила — была:    

    Несокрушимый    

    Мускул — крыла.    

        

    10 июля 1931    

               5. (ПОЭТ И  ЦАРЬ)    

                       1. «Потусторонним…»    

         

     Потусторонним    

     Залом царей.    

     — А непреклонный    

     Мраморный сей?    

         

     Столь величавый    

     В золоте барм.    

     — Пушкинской славы    

     Жалкий жандарм.    

         

     Автора — хаял,    

     Рукопись — стриг.    

     Польского края —    

     Зверский мясник.    

         

     Зорче вглядися!    

     Не забывай:    

     Певцоубийца    

     Царь Николай    

     Первый.    

         

     12 июля 1931    

                       2. «Нет, бил барабан перед смутным полком…»    

         

     Нет, бил барабан перед смутным полком,    

     Когда мы вождя хоронили:    

     То зубы царёвы над мертвым певцом    

     Почетную дробь выводили.    

         

     Такой уж почет, что ближайшим друзьям —    

     Нет места. В изглавьи, в изножьи,    

     И справа, и слева — ручищи по швам —    

     Жандармские груди и рожи.    

         

     Не диво ли — и на тишайшем из лож    

     Пребыть поднадзорным мальчишкой?    

     На что-то, на что-то, на что-то похож    

     Почет сей, почетно — да слишком!    

         

     Гляди, мол, страна, как, молве вопреки,    

     Монарх о поэте печется!    

     Почетно — почетно — почетно — архи-    

     Почетно, — почетно — до черту!    

         

     Кого ж это так — точно воры ворá    

     Пристреленного — выносили?    

     Изменника? Нет. С проходного двора —    

     Умнейшего мужа России.    

         

     Медон, 19 июля 1931    

                       3. «Народоправству, свалившему трон…»    

         

     Народоправству, свалившему трон,    

     Не упразднившему — тренья:    

     Не поручать палачам похорон    

     Жертв, цензорам — погребенья    

         

     Пушкиных. В непредуказанный срок,    

     В предотвращение смуты.    

     Не увозить под (великий!) шумок    

     По воровскому маршруту —    

         

     Не обрекать на последний мрак,    

     Полную глухонемость    

     Тела, обкарнанного и так    

     Ножницами — в поэмах.    

         

     19 июля 1933    

        

       

           СТРАНА    

       

   С фонарем обшарьте    

   Весь подлунный свет!    

   Той страны на карте —    

   Нет, в пространстве — нет.    

       

   Выпита как с блюдца, —    

   Донышко блестит.    

   Можно ли вернуться    

   В дом, который — срыт?    

       

   Заново родися —    

   В новую страну!    

   Ну-ка, воротися    

   Нá спину коню    

       

   Сбросившему! Кости    

   Целы-то — хотя?    

   Эдакому гостю